5

Когда Дарелл проснулся, ее уже не было.

Он негромко выругался. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь желтый шатер листвы, он увидел углубление, где она спала, и сгреб туда свою подстилку. Не было ни холодно, ни жарко. Но она исчезла.

Он медленно сел, измученный жаждой, усталостью и пустым желудком. Лицо его заросло щетиной. Дарелл попытался облизать губы, но язык слишком пересох. Пальцы чуть дрожали, когда он доставал солнцезащитные очки и надевал их. Голова болела.

Он хотел было позвать Таню, но потом решил, что лучше подождать молча. Солнце клонилось к западу. Он проспал намного дольше, чем рассчитывал. Но где же девушка?

Она ничего не оставила, кроме рубашки, которую он ей отдал прошлой ночью. Его голубые глаза потемнели. Надев рубашку, Дарелл стал взбираться вверх по склону сквозь метровый кустарник. Солнце молотом стучало по голове. Казалось, вершина гряды бесконечно далеко. Ноги увязали в песке. На миг ему показалось, что нашлись следы девушки, но при виде других отпечатков он пришел в полное замешательство и резко остановился.

Над грядой внезапно разнесся неправдоподобный взрыв мужского смеха. Он немного выждал, а затем осторожно двинулся вперед. Недалеко от вершины заросли кустарника кончились. Дарелл чувствовал себя выставленным на обозрение беспощадному небу. Он увидел макушки финиковых пальм, которых они с Таней, остановившись на отдых, не могли тогда заметить в темноте, встал на четвереньки и пополз, пока не смог заглянуть за гребень.

Пятидесяти ярдов не дошли они до конца пустыни. Маленькая глинобитная деревенька, несколько финиковых пальм, олеандров и тамарисков окружали небольшой пруд. Трава казалась потрясающе зеленой. У воды ковыляли два стреноженных верблюда. От запаха древесного угля и жарящейся баранины рот Дарелла наполнился слюной. Вода в пруду была неприятно-зеленая. Но для него она была прозрачней, чем в горных ручьях Нью-Гемпшира.

Рядом с верблюдами стояли потрепанный грузовик "рено" и мотоцикл. Он заглянул за деревья и обнаружил влажно мерцающую асфальтовую дорогу, которая уходила на север. Машин на ней не было. Двое мужчин вышли из глинобитного домика и направились к пруду. За ними следовала толстая женщина. Один из мужчин был в полосатой шелковой рубашке и мешковатых брюках. Другой – в драный костюм вроде пижамы и поношенный тюрбан. До Дарелла долетали гортанные реплики. Женщина следила за огнем. Мужчины уселись и принялись играть в карты.

Ничто не говорило о присутствии здесь Тани Успанной.

Дарелл достал револьвер, проверил барабан, затем осторожно продвинулся вперед, чтобы лучше слышать. Мужчины говорили на фарси. Он понял большую часть разговора. Они сделали здесь остановку, чтобы набрать воды для грузовика перед поездкой в Сар-е-Годар, а затем собирались ехать через соляные болота к трансиранской железной дороге, где начинался прямой путь на Тегеран и Семнах. Голоса были вялыми, апатичными. Один из мужчин отвлекся, чтобы руганью заставить женщину поторопиться с едой. Никто не упоминал про девушку.

Дарелл встал и медленно пошел к пруду, где сидели мужчины. Один из верблюдов обнюхал его и захрапел. Мужчины обернулись. Человек в поношенном костюме медленно поднялся, шепнув что-то компаньону, тот закурил, следя за приближением Дарелла.

– Приветствую вас во имя Аллаха, – произнес Дарелл. Револьвер он спрятал. – Я нуждаюсь в пище и воде, и в транспорте до Тегерана.

Выглядевший посолиднее был одноглаз. Вместо потерянного глаза на лице его поселились жадность и порок.

– Вы англичанин?

– Американец.

– Откуда вы взялись?

– Я заблудился в пустыне. Моя машина сломалась. Я был слишком беспечен.

– Есть у вас деньги?

– Немного.

– Тогда добро пожаловать.

Дарелл пока ничего не стал спрашивать про Таню. Он бережно напился воды из медного ковшика прекрасной чеканки, а потом потягивал маленькими глотками крепкий кофе из крошечной эмалированной чашки, которую наполнила ему женщина. Мужчины просто сидели и смотрели на него. Дарелл поглядел на деревенские лачуги. Большинство домов были заброшены и полуразвалились, крошечные окошки распахнуты настежь, двери покосились. Он не мог заглянуть внутрь, но ничто не выдавало присутствия Тани. И иранцы не упоминали о ней.

– Это ваши верблюды? – спокойно спросил он.

– Они здесь уже были.

– Без хозяев?

Солидный мужчина пожал плечами. Его глаза сверкнули.

– Эти животные дорого стоят. Но мы не знаем, где хозяева. Очень странно. Мы спрашивали в гостинице, но никто про них ничего не знает.

– Из-за верблюдов вам ведь придется ехать медленней?

– Мы путешествуем с Аллахом. А у него свое время.

Дарелл кивнул. Он знал, что торопить их бесполезно. Съел кусок жирной баранины и миску риса. Просто пища богов. Мужчины смотрели, как он ест, и толстый спросил:

– Вы из тех, кто раскапывает древности?

Дарелл кивнул.

– Я отстал от других ученых.

– Вам повезло, что вы встретили нас. Аллах помог вам. Лишь немногие здесь проезжают.

Поев и выпив еще три чашки арабского кофе, Дарелл покопался в кармане своей потной рубашки и отыскал последние сигареты. Четыре штуки. Он пустил их по кругу, а последнюю протянул женщине, которая готовила. На той были чадра и черное платье, она явно была не из тех эмансипированных женщин, которые танцуют в ночных клубах Тегерана. Она в ужасе отшатнулась и толстяк с ухмылкой забрал сигарету себе.

– Сколько у тебя денег, американец?

– Достаточно, чтобы с вами расплатиться.

– Американские доллары?

– Есть немного.

– А твои часы?

– Ну, если настаиваете...

– Мы не жадные. Деньги и часы. Прямо сейчас.

Дарелл сделал движение, при котором мужчины могли заметить его оружие, прикрепленное к поясу. Что-то промелькнуло по лицу толстяка. Худой араб глядел сердито. Тогда первый кивнул:

– Хорошо, мы будем благоразумны, сэр.

– Тогда поехали.

Дарелл прогулялся к лачугам. Все они были пусты. Маленькая гостиница порадовала его лишь невнятно бормочущим стариком, который ничего не сказал, а знал еще меньше. Никаких признаков девушки. Он вернулся к мужчинам и женщине.

– Я был не один, – сказал он как бы между прочим. – Где девушка, которая путешествовала со мной?

– Мы кроме вас никого не видели, сэр.

– Но здесь же была девушка.

– Нет, сэр. Не было.

– В Тегеране я щедро заплачу, если вы мне скажете, где она.

– Но мы не видели девушки.

Через несколько часов они были наконец готовы в дорогу. Ускорить отъезд ему не удалось. Грузовик был завален подержанными запчастями для машин, которые выглядели пролежавшими лет десять на свалке. Мужчина в арабской одежде привязал верблюдов к заднему борту грузовика. Ясно было, что животные краденые. Канистры наполнили водой, и толстяк указал Дареллу место в кабине между ним и его компаньоном. Дарелл покачал головой.

– Я поеду в кузове.

– Мы поедем ночью. Будет холодно.

– Мне и раньше бывало холодно.

Он сомневался, следует ли уезжать без девушки. Но та бесследно исчезла. Он нигде не заметил следов насилия и был уверен, что она покинула его в расчете на свои собственные силы. Ему было любопытно, что об этом скажет Ханниган. Тегеранский центр будет рвать и метать. Но изменить уже ничего нельзя. Он наблюдал, как худой араб бродит по оазису среди мусорных куч и что-то резко и сердито выкрикивает. Полный ковырялся в зубах и ждал, разговаривая с женщиной. Араб вернулся, и его худое перекошенное лицо потемнело от ярости. Иранцы вдруг одновременно заговорили на диалекте, которого Дарелл не понимал.

– Что случилось? – спросил он на фарси.

– Исчез третий верблюд.

– Разве их было три?

– Наверняка его забрала женщина – ваша подруга.

Толстяк приставил к носу свой короткий пухлый палец.

– Когда животных трое, они лучше бегают. Тогда они дороже, сэр. Ваша женщина его украла. Вы должны заплатить нам.

– Хорошо. – Дарелл вдруг почувствовал себя лучше. – Я заплачу вам в Тегеране.

– Заплатите нам что-нибудь сейчас, сэр.

– В Тегеране, – настаивал он.

– В большом городе нас обманут и не обратят на нас внимания, а могут и побить или приписать преступления, в которых мы неповинны. Мы хотим получить деньги сейчас.

– Ладно. Вот все, что у меня есть.

Дарелл отдал толстяку последние пятьдесят долларов. В сумерках было заметно, как единственный глаз у того загорелся от жадности. Он выхватил у Дарелла деньги. Женщина что-то крикнула, протестуя, да и араб начал спорить, но толстяк внезапно начал колотить женщину, а араб опасливо попятился назад, скрывшись за грузовиком.

Через несколько минут они отъехали.

Странно, – думал Дарелл, – что молодчики Хар-Бюри не отправились вслед за ним.

Они ехали лунной ночью по узкой и ненадежной дороге в вонючих соляных болотах. Дарелл все время следил за направлением. Курс держали на запад, к железной дороге и шоссе, по которым он сможет вернуться в Тегеран. Сидя на каких-то грязных ящиках из-под автомобильных моторов, он разглядывал пустынные земли, проносившиеся мимо. Езда была утомительной, подстраивающейся под равномерный топот копыт привязанных к борту верблюдов. Почти всю дорогу мотор завывал на нижних передачах. Они миновали еще один оазис, а затем начали взбираться на какую-то возвышенность и свернули на дорогу, которая отклонялась на север. К рассвету появились очертания безжизненных холмов слева и глиняная стена справа. Группа тамарисков росла рядом с обнесенной забором деревней, сохранившейся, по-видимому, в первозданном виде со времен ассирийцев.

Остановив машину, араб с толстяком спустились на землю. Женщина переваливаясь зашагала между темными грязными лачугами. Наступило самое холодное предрассветное время.

– Сэр, Аллах велит нам сделать остановку, чтобы отдохнуть самим и дать передышку верблюдам.

– Я заплачу вдвойне, если мы сейчас же тронемся дальше.

– Невозможно, сэр. Мы должны здесь переждать день.

– Чего вы боитесь? – спросил Дарелл.

Мужчина завращал своим единственным глазом.

– Мы мирные торговцы. Мы не боимся честных людей.

Они направились в глинобитную деревню. Дарелл спустился вниз и обошел вокруг кабины. Ключей зажигания не было, но несложно соединить провода напрямую. Послышалось кукареканье тощих петухов, приветствующих восходящее солнце. В воздухе витал запах дыма от костра. Далеко ли еще до шоссе? Он предполагал, что миль тридцать-сорок. В центре лепившихся друг к другу грязных лачуг он заметил караван-сарай, треугольное сооружение с внутренним двориком, который заполняли спящие люди, верблюды, козы и ослы. Подойдя, он заглянул туда и остановился у входа. Одна-две из стряпавших женщин глянули на него темными возбужденными глазами и быстро отвели их. Среди животных во внутреннем дворике нелепо торчал современный грузовик иранской армии. Водителя или кого-нибудь из команды видно не было – вероятно, они заняли здесь лучшие помещения. Он шагнул назад, чтобы не оставаться на виду, и увидел толстого фарси, с поразительной скоростью мчащегося назад к грузовику. Араб несся впереди него, а женщина уже отвязала верблюдов. Они до смерти напуганы, раз решились бросить верблюдов, – подумал Дарелл. И кинулся к деревенским воротам.

Он едва не опоздал. Одноглазый фарси уже завел мотор, а женщина и араб взгромоздились на ящики со старыми запчастями в кузове. Дарелл подбежал к кабине со стороны водителя, вскочил на подножку и вырвал ключи. Мотор заглох. Толстяк зашипел и потянулся за ножом. Его лицо побурело.

– Вы меня покидаете? – невозмутимо спросил Дарелл.

– Мы должны ехать.

– Потому что здесь военные?

– Нам нужно спешить.

– Что у вас под этим барахлом в кузове?

– Ничего! Железный лом – и все, сэр.

– Проверим.

Дарелл звякнул ключами зажигания и направился к заднему борту. Араб и женщина уже вылезли из кузова. Дарелл начал ворочать ржавые запчасти по неструганным доскам. Женщина принялась громко кричать и стенать, а в руках у араба блеснул нож. Но толстяк улыбнулся и широко развел пухлыми руками.

– Вы должны понять нас, сэр. Мы люди бедные, у нас нет земли, богатые нас считают рабами, а возможность заработать немного сверх обычного выпадает не часто.

Мелькнул бледно-голубой цвет, и Дарелл так рванул ящик, что тот рухнул в пыль. Высвободилось платье. Оно было сильно скомкано и заляпано оружейной смазкой. Под ним лежали полдюжины новеньких винтовок М-3, находившихся на вооружении армии США. Наверняка краденый, незаконный, контрабандный товар. Но Дарелла интересовало не столько оружие, сколько бледно-голубой шелк, который он держал в руках. Он чувствовал себя так, будто кто-то ударил его ногой под дых.

Это было Танино платье, в котором он ее видел в последний раз. В его голосе послышались угрожающие ноты.

– Откуда это у вас? Где девушка?

Щеки толстого фарси задрожали. Женщина запричитала и облила двух своих мужчин потоком брани. Араб двинулся вперед забавной семенящей походкой. Позади него всходило громадное солнце, просвечивая сквозь тамариски, росшие вокруг деревни.

– Где она? – снова спросил Дарелл, вылезая из кузова.

– Мы ничего не знаем, сэр. Пожалуйста, отдайте ключи от моего грузовика.

– Вы бежите от военных?

– Солдаты – жестокие люди. Они нас в живых не оставят.

– И я не оставлю, – мрачно произнес Дарелл.

Он направился к воротам. Араб издал гортанный звук и метнулся к нему с ножом. Дарелл обернулся, отразил удар левой рукой и двинул кулаком худому по уху. Что-то сильно ударило его сзади по голове, и он зашатался, оборачиваясь. Толстяк держал в руке камень и замахнулся, чтобы вновь нанести удар. Дарелл ударил его коленом, услышал визг, словно резали свинью, и почувствовал, как женщина вцепилась в него своими грязными ногтями. Араб двигался по кругу, сверкая ножом. Дрались молча. В деревне, по-видимому, никто происходящего не заметил. Красноватый солнечный свет лился сквозь тамариски. Пыль окутывала топчущиеся ноги. Дарелл не хотел пользоваться револьвером. Это означало бы слишком много расспросов местных властей, задержки, новые истории, всевозможные осложнения. Противники заметили его нежелание. Они навалились на него все вместе, двое мужчин и женщина, и заставили отступить в тень деревенского забора. У всех были ножи наизготовку. Дарелл чувствовал себя раздосадованным. Сколько же его коллег, которых он знал, встретили такую же отталкивающую грязную смерть? Очень многие личные дела в секции "К" заканчивались на пустынных улицах или в темных закоулках, вдалеке от всего родного и привычного. Что-то теплое побежало по щеке. Это толстяк камнем поранил его до крови. Дарелл глубоко вздохнул – и внезапно кинулся на худого араба.

Мужчина сдавленно вскрикнул и попробовал увернуться, выставив нож. Дарелл нанес удар в горло, не стал смотреть, как он падает, и повернулся к толстяку. Другое лезвие мелькнуло у его глаз. Дарелл крепко вмазал в выпирающий живот, услышал, как из толстяка, булькая, выходит воздух и увернулся от подскочившей женщины. Из-под ноги выскользнул камень. Он ударился плечом о грязную стену деревенской улицы и ему послышался безумный гогот контрабандиста. Голова раскалывалась от боли, и он, зашатавшись, упал на колени, задыхаясь под вонючим жирным телом, корявым, но мускулистым. Он пытался выскользнуть, но тяжелая масса пригвождала его к земле. Его окружила тьма. Он слышал крики, стоны, треск оружейных выстрелов. Но это был не его револьвер. Свой, тридцать восьмого калибра, он сейчас не смог бы вытащить из-за пояса. Сверху на нем корчилась груда тел. Дарелл выругался, с усилием приподнялся и сбросил с себя весь этот вес. Потом была яркая вспышка света – и все кончилось, исчезнув в быстрых волнах безмолвного забытья.

– Дарелл? – произнес кто-то.

И затем:

– Вы меня слышите, сэр?

Он глянул вверх на обеспокоенное молодое лицо, темные усы, сверкнувшие во внезапной улыбке зубы. Потом сел. Он все еще валялся в пыли под деревенским забором. Дотянувшись до своего револьвера, Дарелл убедился, что тот еще при нем. Он достал его, ни о чем больше не беспокоясь. До сих пор он был чересчур предусмотрителен. Еще повезло, что остался жив. Вполне могли и убить.

Но тут его зрение прояснилось.

– Здравствуй, Ханух, – сказал он.

– Вы в порядке, сэр? – спросил иранец.

– Полагаю, да.

– На руке у вас скверная рана. И кто-то использовал вашу голову вместо жернова. Но других повреждений нет.

– Спасибо, – поблагодарил Дарелл. – Откуда ты взялся?

– Перелез через стену. Мошенники смылись. Я надеялся, что вы отправитесь этим путем – через Дашт-и-Кавир. Мое предположение оказалось верным. Но еще минута – другая...

Дарелл кивнул.

– Где Айк Сепах и Биль?

Лицо молодого человека потемнело от горя.

– Они мертвы, сэр.

Дарелл заглянул в темные, влажные глаза Хануха и прочел в них правду. Он минуту помолчал, затем с трудом поднялся на ноги.

– Пойдем отсюда.

Загрузка...