Когда на следующее утро зазвонил будильник, Олег едва смог подняться с постели. Он совершенно не выспался. Телефонные переговоры Елены Викентьевны и родителей продолжались с небольшими перерывами почти всю ночь, и Олег уснул лишь на рассвете.
Нашарив тапочки, мальчик прошел на кухню. Там завтракали Беляевы-старшие. Вид у них был подавленный.
– Не нашелся? – спросил Олег.
Борис Олегович покачал головой.
– Ни слуху ни духу.
– Просто ужас, – вздохнула Нина Ивановна.
– Нам пора, – поглядел на часы Борис Олегович.
Родители поспешили в переднюю.
– Скорей, скорей, – торопил жену Беляев-старший. – Через полчаса итальянцы прибудут. А ты, – повернулся он к сыну, – не забудь погулять с Вульфом.
Родители отбыли к себе на фирму. Олег, выпив стакан сока, быстро выгулял пса и отправился в школу.
Идти ему было недалеко. Родная две тысячи первая стояла сразу за его домом. Едва миновав собственный двор, за которым начинался Портняжный переулок, Олег увидал четверых близких друзей – Женьку, Темыча, Катю и Таню. Они стояли возле металлических ворот, отделяющих дом и двор Олега от улицы.
Компания их, которую теперь чаще всего называли Компанией с Большой Спасской, сложилась еще в младшей группе детского сада. Затем всех пятерых определили в первый класс «В» школы номер две тысячи один, и вот теперь они уже благополучно учились в десятом. Правда, теперь он уже назывался не «В», а «Б». Ибо из оставшихся учеников трех бывших девятых классов в этом году сделали два. Но самое главное, что пятеро друзей уже два года подряд умудрялись самостоятельно раскрывать самые настоящие преступления[1]. Как говорил по этому поводу классный руководитель Андрей Станиславович, «они словно притягивают к себе криминал». Так это было или не так, но всего каких-нибудь две недели назад Компания с Большой Спасской завершила свое четырнадцатое расследование.
– Ты чего такой мрачный? – первой двинулась навстречу Олегу голубоглазая, светловолосая Таня.
– Не выспался, – объяснил тот. – Предкам всю ночь звонили.
– Кто? – немедленно заинтересовался долговязый Женька.
– Жена друга, – был краток Олег.
– Понятно, – захохотал Женька.
– Зря смеешься, – не разделил его веселья Олег. – У нее муж пропал.
– Ясненько, ясненько, – откинув со лба прядь черных, как смоль, волос, фыркнула Катя. – Слышали мы такие трагические истории. Полагаю, у этой жены вашего друга муж вышел вечером за кефирчиком или за минеральной водичкой. И так далеко ходил, что вернулся только под утро.
– Он совсем не вернулся, – покачал головой Олег.
– Бывает, что и совсем, – ничуть не обескуражило его заявление Катю.
– Привет, мальчики-девочки! – раздался в это время бодрый возглас их одноклассницы Маши Школьниковой. – Чей это там мужик не вернулся?
– Друг Олеговых предков, – услужливо пояснил Женька. – За кефиром пошел…
– Причем тут кефир? – уже охватывало раздражение Олега.
– Ну не за кефиром, какая разница, – никогда не волновали подобные мелочи Женьку. – Главное, что из дома ушел, и жена всю ночь его у разных друзей искала.
– Мужик-то крутой? – по-деловому осведомилась Школьникова.
– Бизнесмен, – начал объяснять Олег. Он хотел к этому добавить, что Александр Евгеньевич Волков ушел совсем не за кефиром. Но тут Школьникова перебила:
– Раз бизнесмен, то все ясно. В баню поехал париться.
– А почему жену не предупредил? – глянул исподлобья на Школьникову низенький, щуплый Темыч.
– Тебе не понять, – глянула на него сверху вниз Школьникова.
– Почему это не понять? – возмутился Темыч.
– Потому что опыта в личной жизни маловато, – процедила сквозь зубы Машка. – Вон у матери один друг в бане целых три дня с компанией парился. А домашние искали. Но ничего. Потом вернулся как миленький.
– Александр Евгеньевич не такой, – убежденно произнес Олег. – Он любит свою жену.
– Это когда с ней, то любит, – с бывалым видом отозвалась Школьникова. – А когда без нее… – и она выдержала выразительную паузу.
– Ничего подобного, – вновь возразил Олег. – Александр Евгеньевич совершенно другой.
– Где же он тогда всю ночь ошивался? – спросил Женька.
– Если бы вы меня не перебивали, – с упреком ответил Олег, – то я бы успел вам сказать, что Александр Евгеньевич до сих пор не появился. И ушел он не вечером за кефиром, а выехал днем с работы домой.
– Значит, одно из трех, – снова вмешалась Школьникова. – Или попал в аварию. Или украли. Или вообще шлепнули.
– Есть и четвертое, – с важным видом изрек маленький, щуплый Темыч. – На него могли конкуренты наехать. Вот он и лег на дно.
– Ну до чего же у нас умный Темочка! – просюсюкала Катя.
– Не глупее некоторых, – обиженно засопел тот.
Он давно уже был влюблен в Катю. Та это прекрасно знала и постоянно над ним подтрунивала. Темычу было очень обидно. Однако он терпел и надеялся на лучшее. Хотя пока личная жизнь у него продвигалась плохо. Темычу мешал рост. Вернее, почти полное его отсутствие. В свои пятнадцать лет он выглядел так, словно ему было всего двенадцать, а лицом больше смахивал на девочку. Правда, Темин отец, Никита Владимирович, тоже то ли до пятнадцати, то ли до шестнадцати лет никак не рос. Зато потом всего за каких-нибудь несколько месяцев резко вытянулся и возмужал. Словом, перспективы у Темыча были. Однако пока ему приходилось нелегко.
– Может, ты и не глупее некоторых, – продолжала Катя. – Но только Машка права. Опыта у тебя в личной жизни пока маловато.
– Откуда у этой микроспоры может быть личный опыт, – никогда не воспринимала Темыча всерьез Школьникова.
Темыч, покраснев, словно помидор, сжал кулаки и с громким сопением двинулся на Машку.
– А ну, прекрати! – вклинился между ними очень вовремя подоспевший Лешка Пашков.
– Сгинь, Ребенок, – легко отодвинула Школьникова мощной дланью Лешку. – Я с ним сама разберусь.
– Чего случилось-то, а? – решил выяснить Лешка.
– Моя Длина… – начал было Темыч.
– Как ты меня назвал? – взвыла Школьникова.
Пухлую блондинку Машу Школьникову ребята чаще всего называли Моей Длиной. Прозвище это она заработала несколько лет назад за крайне экстравагантную манеру одеваться. Однажды она явилась в класс в ярко-красной юбке из какой-то блестящей синтетики. Впрочем, юбкой это можно было назвать лишь символически. Класс изумленно охнул. Нижняя часть Маши Школьниковой особым изяществом не отличалась.
– Ну, ты, Машка, даешь! – вырвалось тогда у непосредственного Пашкова. – Все прямо наружу! Как у настоящей фотомодели.
– Много ты понимаешь, Ребенок, – подбоченилась Школьникова. – Это просто теперь моя длина и мой стиль.
С той поры прозвище Моя Длина прочно прилипло к Маше. Правда, звали ее так за глаза. Школьникова обладала крепким телосложением и могла с ходу врезать. В чем сейчас лишний раз убедился допустивший оплошность Темыч.
– Еще раз, шмакодявка, вякнешь – пеняй на себя, – погрозила ему кулаком Школьникова.
Темыч собрался достойно ответить на «шмакодявку», но тут Катя быстро перевела разговор:
– Слушай, Олег, расскажи скорей, чем с этим вашим Аликом-то кончилось? А то скоро уроки начнутся.
– Какой Алик? Чем кончилось? – мигом встрепенулся Пашков. – Опять что-то нарыли?
– Ничего мы пока не нарыли, – покачал головой Олег. – Просто у моих предков старый друг пропал.
– Совсем пропал? – заблестели глаза у Лешки.
– Пока совсем, – подтвердил Олег. – Жена ждала его вчера всю вторую половину дня. И целую ночь. И к утру он не появился. А обычно предупреждает, даже если где-нибудь задерживается на несколько минут.
– И он еще говорит, что ничего не нарыли! – возмутился Пашков, принимавший вместе с Моей Длиной участие в нескольких последних расследованиях Компании с Большой Спасской. – По-моему, – он потер руки, – нам пора приниматься за дело.
– Разбежался, Ребенок, – процедила сквозь зубы Моя Длина. – Неопытные вы люди, – окинула она покровительственным взглядом всю компанию. – Говорю же, в наших кругах это обычное дело. Убеждена, что к вечеру, как ни в чем не бывало, появится. Естественно, с ценным подарком жене.
– Машка знает, – с восхищением посмотрел Пашков на Мою Длину.
– Уж как-нибудь, – подтвердила она.
Мать у Школьниковой была официальным дилером одной крупной французской фармацевтической фирмы, держала аптеку у Красных Ворот, а также вела торговлю парфюмерией и цветами. На этом основании Моя Длина причисляла себя к «современной российской буржуазии», одевалась только в крутых бутиках и вообще старалась держаться соответственно. В классе над ней посмеивались. Один лишь Пашков относился к Школьниковой с полным восторгом. Однако его положение было не лучше, чем у Темыча. Ибо для Моей Длины существовал лишь один мужчина на свете – их классный руководитель Андрей Станиславович. Лешку же она покровительственно называла Ребенком.
– В общем, не берите в голову, – добавила Моя Длина. – Вернется ваш Алик.
– Хотелось бы верить, – вздохнул Олег. – А то предки у меня просто сами не свои. И вообще, Александр Евгеньевич – отличный мужик.
– Слушай, Олег, – не унимался Пашков. – А тачка-то у Александра Евгеньевича хорошая?
– Ничего особенного, – внес ясность тот. – «БМВ», но подержанный.
– А ты говорил, что он у вас крутой, – разочарованно протянула Моя Длина.
– Крутой, – подтвердил мальчик в очках. – Просто не любит привлекать к себе внимание. И вообще, у него на фирме куча машин. Когда всякие официальные мероприятия, он ездит с шофером на действительно шикарной тачке. А для семейного пользования предпочитает что-нибудь попроще.
– Значит, есть, что скрывать, – немедленно заявила Моя Длина. – Тогда он может оказаться даже гораздо круче, чем кажется.
– Тебя не поймешь, – проворчал Темыч. – То если старая тачка – то не крутой. А то – совершенно наоборот.
– Разбираться надо в нюансах, – не удостоила его даже взглядом Моя Длина.
– А он вчера-то на своей подержанной тачке ездил или на шикарной с шофером? – продолжал расспросы Пашков.
– Далась тебе его тачка, – поморщился Олег.
– Лешенька любит хорошие тачки, – произнесла нараспев Катя. – Особенно «Линкольны».
– Да ладно тебе, – добродушно улыбнулся Пашков. – А про тачку я не случайно спрашиваю. Если бы ваш Алик был на дорогой тачке, его из-за нее могли угрохать.
– Это запросто, – подтвердила Моя Длина.
– Отпадает, – возразил Олег. – Елена Викентьевна говорила предкам, что Александр Евгеньевич вчера целый день был сам за рулем. И вообще, Лешка, зря суетишься. Думаю, он уже нашелся.
– А я в этом просто не сомневаюсь, – стояла на своем Моя Длина.
Тут из школы послышался звонок.
– Бежим! – скомандовал Олег. – Нам еще надо в раздевалку пробиться!
– И к тому же сейчас химия, – бодрым голосом подхватил Женька. – А я как раз сегодня ее не выучил.
И, расталкивая толпу в дверях, он первым ринулся в школу. Раздевалка оказалась, на удивление, пустой. Точнее, народ там, конечно, был. Однако Компания с Большой Спасской протолкалась внутрь и вышла наружу почти без боя.
– Ну ты молодец, – уже поднимаясь по лестнице, обратился Олег к Женьке. – Алевтина же предупредила, что будет сегодня тебя спрашивать.
– Знаю, – развел руками Женька. – Но так получилось.
– У тебя всегда как-то так получается, – назидательно заметил Темыч.
– Да я вообще-то вчера хотел химию выучить, – отозвался Женька. – Но меня мать отвлекла.
– Вот зато сегодня тебя Алевтина развлечет, – вклинилась Катя. – Влепит двойку, а потом будешь все каникулы пересдавать.
– Я раньше пересдам, – отмахнулся Женька. – До каникул-то еще целых три недели.
– По-моему, проще было бы выучить, – закатила глаза Катя. – Но легкие пути не для нашего Женечки. Он у нас любит преодолевать трудности.
– Не-ка, не люблю, – обезоруживающе улыбнулся Женька. И, взъерошив двумя руками и без того растрепанную длинную шевелюру, добавил: – Просто у меня так получается.
Ребята вошли в химический кабинет. В это время прозвенел второй звонок. Женька уныло поплелся на место и на всякий случай пригнулся так, чтобы не слишком бросаться в глаза. У него еще теплилась надежда, что Алевтина Борисовна забудет о своем обещании. Женька по опыту знал: в таких случаях главное – не высовываться.
Алевтина, однако, не появлялась. Прошло уже больше пяти минут, а ее все еще не было.
– Вдруг совсем не придет, – прошептал Женька на ухо Темычу.
– Надейся, – сварливо откликнулся тот. – Алевтина всегда приходит.
Однако Темыч на этот раз ошибся. Вместо тощей и нервной Алевтины Борисовны в кабинет вошел пожилой и грузный учитель литературы Роман Иванович.
– Попрошу внимания, – густым басом прогудел он. – Алевтина Борисовна заболела. Поэтому мы сейчас проведем внеочередной урок литературы.
– Всю жизнь мечтали, – громко изрекла с задней парты Моя Длина.
– Встать, Школьникова! – приказал Роман Иванович.
– Могу и встать, – лениво поднялась на ноги Моя Длина.
– Вот постой, Школьникова, и подумай, как нужно с учителем разговаривать, – кинул на нее мстительный взгляд литератор.
Вдруг глаза у Романа Ивановича хищно блеснули, и он вкрадчиво произнес:
– Нет, Школьникова, я передумал. Чем зря стоять, лучше выйди к доске и прочти нам, пожалуйста, наизусть стихотворение Некрасова «Муза».
– Роман Иванович, вы не имеете права! – немедленно заявила Моя Длина.
Рот у литератора изумленно раскрылся. Толстое лицо и лысина налились краской. Раньше Роман Иванович преподавал в Суворовском училище и был поклонником железной дисциплины.
– Что значит «не имею права»? – возмущенно пробасил он. – Тут тебе класс, а не дискотека. Мне лучше знать, что я могу иметь и что не могу!
– Нет, не имеете, Роман Иванович, – уперлась Школьникова.
Роман Иванович от такой дерзости на мгновение онемел, затем потребовал:
– Поясни позицию, Школьникова.
– Ну, молодец, Машка, – прошептал Пашков на ухо Олегу. – Грамотно время тянет.
– Поясняю, Роман Иванович, – уверенно продолжала Школьникова. – У нас какой сейчас урок?
– Литературы, – ответил пожилой учитель.
– Нет, – возразила Школьникова. – У нас по расписанию первый урок химия. Значит, сейчас вы имеете право спрашивать меня только по химии.
– Что-что? – уставился на нее литератор.
– Ваш урок по расписанию пятый, – спокойно продолжала Школьникова. – Вот на пятом уроке, если хотите, я вам и прочту стихотворение.
– Какая разница? – пожал плечами Роман Иванович. – Первый урок. Пятый урок… Я вам на сегодня задал выучить стихотворение Некрасова. И теперь ты, Школьникова, должна мне его ответить.
– Нет, не должна, – гнула свое Школьникова. – У меня до пятого урока еще есть время. Я как раз рассчитала, что за перемены как следует выучу вашего Некрасова.
– Некрасов не мой! – разгневался Роман Иванович. – Его гений принадлежит народу!
– А мне без разницы, – отмахнулась Моя Длина. – Пусть народу принадлежит. Только я вам, Роман Иванович, раньше пятого урока отвечать отказываюсь.
Тут терпение у Романа Ивановича окончательно лопнуло. Оглушительно треснув кулаком по столу, он взревел:
– Школьникова! К доске, я сказал!
– Не пойду, – вновь отказалась Школьникова.
– Она не пойдет! – захохотал Марат Ахметов. – Вот если бы вы, Роман Иванович, попросили ее пересказать какой-нибудь любовный роман… А ничего другого она не читает!
– Заткнись, новый русский! – кинулась с кулаками Моя Длина на Марата.
Тот бросился по проходу.
– Ахметов, на место! Школьникова, к доске!
Чувствуя, что ситуация окончательно выходит у него из-под контроля, Роман Иванович вскочил на ноги. Точнее, он попытался вскочить, однако тут же почувствовал, что не может отделиться от стула. То есть тело Романа Ивановича от стула отделилось, а вот брюки категорически воспротивились. Поэтому, неловко подскочив вверх, грузный литератор вновь опустился на стул. Не поняв, что с ним происходит, учитель повторил попытку, однако результат оказался прежним. По классу прокатились смешки.
– Что это с ним? – изумленно спросил Олег у Пашкова.
– Не знаю, – ухмыльнулся Пашков. – Но, по-моему, Роман прилип.
– И когда ты только успел? – еще сильнее удивился Олег.
– Что успел? – вытаращился Лешка.
– Тебе виднее, что ты там сотворил у Романа со стулом, – ответил Олег.
– Я ни при чем, – покачал головой Лешка. – Это кто-то другой.
Обычно подобные шуточки приходили на ум именно изобретательному Пашкову. Поэтому Олег счел своим долгом спросить:
– Тогда кто же, по-твоему, это сделал?
– Тот, кто сделал, мне не докладывался, – внес некоторую ясность Лешка.
Олег внимательно оглядел класс. Часть ребят бурно веселилась. Похоже, что те, кто явились в класс загодя, были в курсе дела. Тут Олег встретился взглядом с Вадиком Богдановым. Губы у того кривились в ехидной усмешке. Теперь у Олега сомнений не было. Это работа Вадика.
Моя Длина тем временем догнала Марата Ахметова и со всей силой заколотила кулаками по его атлетической спине. Но здоровяк Ахметов лишь хохотал в ответ.
– Школьникова, прекратить! – уже срывался на визг голос у Романа Ивановича. – Ахметов, на место!
Учитель в который раз попытался встать. Проклятый стул словно вцепился в брюки и не отпускал.
– Школьникова, подойди. Мне нужна твоя помощь, – взмолился литератор.
– Именно ее помощь? – тут же осведомился Ахметов. – Может, я тоже сгожусь?
– Сгодишься, – легко согласился Роман Иванович.
– Вам плохо? – заволновалась Моя Длина.
– Поднимите меня! – потребовал литератор.
Ахметов и Моя Длина подхватили учителя под руки.
– Раз-два, взяли! – скомандовал Марат.
Литератору наконец удалось встать, но вместе со стулом. Спинка не давала окончательно распрямиться.
– Школьникова! Ахметов! – отдал новое распоряжение учитель. – Отделите от меня эту шутку.
Марат только сейчас разобрался, в чем дело, и бестактно захохотал. Моя Длина попробовала оторвать стул, но не тут-то было. Он будто слился с брюками в единое целое.
– Держится зашибись-умри, – вынесла свой вердикт девочка. – Придется вам, Роман Иванович, штаны снимать.
Марат еще громче расхохотался. Класс уже просто рыдал.
– Зачем штаны? – встревожился пожилой учитель.
– Иначе от стула никак не избавитесь, – уверенно произнесла Моя Длина.
– И вообще, – подхватил Марат. – Дальше может быть хуже.
– Куда уж хуже, – пробасил Роман Иванович.
– Не скажите, – покачал головой Ахметов. – Пока у вас только брюки прилипли. А если потом к коже приклеится?
– Из кожи, Роман Иванович, не вылезете, – сказала Моя Длина.
– Да чего же на этом стуле было? – взревел Роман Иванович.
– Так это же ведь химический кабинет! – выкрикнул с места Пашков. – Алевтина небось какой-нибудь реактив вчера пролила и не заметила. За ночь у реактива со стулом прошла реакция. Вот вы сегодня и прилипли.
– Роман Иванович, раздевайтесь, – увещевала Моя Длина. – А то будет поздно. Вдруг этот реактив ядовитый?
– Как? Прямо здесь раздеваться? – растерялся пожилой учитель, которому за почти пятьдесят лет безупречной работы в школе никто еще не делал подобных предложений.
– Это уж вы сами решайте, где вам удобнее, – деловито проговорил Марат. – Хотите, прямо здесь. А не хотите, мы вас вместе со стульчиком в учительскую проводим.
– Может, все-таки, не раздеваясь, отлепим? – предложил Роман Иванович. – Попробуй, Школьникова, потяни сильнее.
– А если брюки порвутся? – не торопилась выполнять приказ Моя Длина.
– Тогда лучше не тяни, – удрученно произнес Роман Иванович.
Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что ситуация складывается сложная. Конечно, проще всего было бы раздеться прямо в классе. Однако Роман Иванович уже достаточно натерпелся с этим бурным содружеством «В». У старого учителя не было никаких сомнений: разденься он сейчас перед всем классом, и авторитет его упадет окончательно. «Вполне вероятно, – пронеслось в голове у литератора, – что именно с этой целью меня кто-то из них и приклеил к стулу. Но если и так, враги просчитались. Я – стреляный воробей. Меня голыми руками не возьмешь». Словом, решение было принято. И Роман Иванович коротко распорядился:
– В учительскую.
Марат взял согнувшегося пополам литератора под руки. Моя Длина схватила стул за ножки. Так он хотя бы не бил учителя на ходу по ногам и по спине. Издали можно было подумать, что Школьникова и Ахметов сопровождают какую-то венценосную особу со шлейфом.
– Вперед, – изрек Роман Иванович, и они, семеня, тронулись в путь.
В это время по коридору шли директор две тысячи первой школы, Михаил Петрович, и его доблестный заместитель по хозяйственной части, Арсений Владимирович. Увидав причудливую процессию, оба остановились.
– Роман Иванович! – в полном недоумении воззрился директор школы на полусогнутого литератора. – Что с вами? Радикулит?
– Стул, – прохрипел учитель.
– Стул мы видим, – мигом оценил обстановку бывший кадровый офицер Арсений Владимирович. – Но зачем вам понадобилось его на спине носить?
– Он прилип, – пояснила Моя Длина.
– Совсем прилип, – добавил Марат Ахметов. – Не оторвешь. Можете сами попробовать.
– А ну, – отодвинул Мою Длину доблестный заместитель директора.
Он дернул за стул. Роман Иванович покачнулся. Брюки предательски затрещали.
– Осторожней! – в последний момент подхватил литератора Ахметов. – Вы же его так уроните.
– Не отлипает, Петрович, – обратился к своему непосредственному начальнику Арсений Владимирович.
– Дела-а, – поскреб пятерней затылок директор. – Где ж ты, Роман Иванович, такой стул зловредный нашел?
– В кабинете химии, – по-детски обиженным тоном пробасил литератор. – Помогите мне сесть. Спина устала.
И он с помощью Школьниковой и Ахметова опустился все на тот же злополучный стул, который, можно сказать, уже почти стал его неотъемлемой частью.
– Роман Иванович, а если и впрямь к телу прилипнет? – вновь предостерегла Школьникова.
– Раз до сих пор не прилип, то, может, вообще не прилипнет, – обреченно махнул рукой литератор.
– Если стул из химического, то можешь и прилипнуть, – возразил Арсений Владимирович. – Наверное, Алевтина Борисовна что-нибудь пролила.
– Случайно, – выразительно косясь на Ахметова и Мою Длину, счел своим долгом добавить директор школы.
– Вот и Пашков то же самое говорит, – вспомнились Лешкины слова Ахметову.
– Пашков? – мигом насторожились директор и заместитель директора. – Опять эти «бешники».
– Пашков ни при чем, – тут же вступилась Школьникова.
– Он всегда ни при чем, – с сомнением покачал головой Арсений Владимирович.
Уж ему-то, а впрочем, и всем в две тысячи первой было известно: Лешкину голову чуть ли не с первого класса переполняли заманчивые, но очень рискованные замыслы. Перед тем как осуществить их, Лешка производил скрупулезные расчеты, благодаря которым все должно было пройти без сучка и задоринки. Однако неумолимая жизнь вносила свои поправки. В результате от Лешкиных экспериментов страдали ни в чем не повинные учителя и ученики родной школы, а порой и жители Сухаревской площади и окрестностей.
Именно благодаря Лешке не так давно рухнула стена в директорском кабинете. Напрочь забились стоки бассейна, в который питомцев две тысячи первой возили сдавать зачеты по плаванию. Пострадал лимузин одного бизнесмена, на крышу которого приземлилась самодельная ракетная установка, изобретенная и запущенная Лешкой совместно с младшим братом-погодкой Сашком. Историй случалось много. Знаменитый нейрохирург Пашков-старший уверял, что почти весь заработок тратит на возмещение ущерба, нанесенного сыновьями различным организациям и частным лицам. Лешку постоянно подвергали наказаниям и длительным домашним арестам. Однако он не унывал. По его словам, даже у самых великих людей случались неудачи. Поэтому, не успев потерпеть очередное фиаско, неутомимый Пашков уже вынашивал новые планы. Словом, не было ничего удивительного, что Михаил Петрович и Арсений Владимирович немедленно заподозрили Лешку.
– Если не Алевтина Борисовна что-нибудь пролила, – продолжал доблестный заместитель по хозяйственной части, – то точно, Пашков. Никому другому в их классе такого в голову не придет, – даже с некоторым уважением добавил он. – Это ж надо так крепко приклеить.
– Ты, конечно, Арсений Владимирович, хотел сказать, что никому больше такого безобразия в голову не придет, – счел своим долгом расставить правильные акценты Михаил Петрович.
– Пашков ни при чем, – вновь повторила Моя Длина, однако на сей раз в ее голосе не слышалось прежней уверенности. «Неужели и впрямь Ребенок? – пронеслось у нее в голове. – Но когда он успел? Мы же все вместе в химический кабинет вошли».
– А я говорю: без Пашкова не обошлось, – стоял на своем Арсений Владимирович.
– Чем спорить, лучше обо мне позаботьтесь, – напомнил Роман Иванович. – А выяснением обстоятельств займемся позже.
– Действительно, – согласился директор. – А то скоро уж перемена. Вот выйдут ребята из классов, а посреди коридора преподаватель сидит – и ни тпру ни ну. Неудобно получится.
– Есть только два способа, – по-военному четко оценил ситуацию заместитель директора. – Либо спинку у стула пилить, либо брюки резать.
– Зачем брюки резать? – прогудел Роман Иванович. – У меня еще в других классах сегодня уроки. Что ж я, по-вашему, без штанов буду преподавать?
– Без штанов не годится, – сказал Михаил Петрович.
– И стул пилить жалко, – всегда стоял на страже школьного имущества доблестный заместитель по хозяйственной части. – У нас и так мебели всего ничего осталось. А на новую денег никак не выбью.
– Да, вообще лучше бы поберечь, – кивнул директор.
– А вы не можете позвонить домой Алевтине Борисовне? – подала идею Моя Длина.
– Мысль правильная, – ободряюще улыбнулся Арсений Владимирович. – Если, к примеру, что-нибудь пролилось по неосмотрительности химички, то она может знать, каким растворителем ликвидировать клеющие свойства.
– Тогда пошли в учительскую звонить, – первым двинулся на лестничную площадку директор.
Арсений Владимирович поспешил следом.
– А я? – возмутился Роман Иванович. – Что ж мне тут так и сидеть?
– Зачем сидеть, – возразил Арсений Владимирович. – С нами в учительскую пойдешь. Ты вроде уже отдохнул.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачал головой литератор.
Все-таки оставаться посреди коридора ему не хотелось. Поэтому он при помощи Марата Ахметова и Михаила Петровича, кряхтя, поднялся на ноги. Моя Длина подхватила стул. И впечатляющая процессия устремилась в учительскую.
Там Романа Ивановича вновь бережно усадили. Михаил Петрович набрал номер Алевтины Борисовны. Едва узнав, в чем ее подозревают, нервная и к тому же больная гриппом химичка закатила директору жуткий скандал. Тот лишь вяло оправдывался. И мысленно проклинал на чем свет стоит Школьникову и Арсения Владимировича, которые посоветовали ему позвонить Алевтине.
– Как вам только могло подобное прийти в голову? – истошно верещала на том конце провода химичка. – Запомните, я не потерплю беспочвенных оскорблений!
– Вы уж меня извините, пожалуйста, – пробормотал директор.
– Кто вам сказал, что я могла такое сделать? – продолжала негодовать химичка.
– Да мне сказали, что это Пашков говорил, – отозвался Михаил Петрович.
– Пашков? – разразилась истерическим хохотом Алевтина Борисовна, у которой были давние счеты с Лешкой. – Пашков еще и не на это способен. Хорошо, что Роман Иванович вообще жив остался!
– Вы считаете, это он? – переспросил директор.
– Ну не я же, – несколько успокоилась химичка. – Типичная выходка в духе «вешников». Вернее, теперь «бешников», – поправилась она. – То есть я как раз хотела сказать, что бывшие «бешники» тут ни при чем. Это кто-то из бывшего «В». И скорее всего, конечно, Пашков.
– Разберемся, – у Михаила Петровича уже звенело в голове от пронзительного голоса Алевтины Борисовны. – А сейчас вы, как опытный химик, скажите мне, можно ли что-нибудь сделать с Романом Ивановичем, то есть со стулом, – путались мысли у директора, – то есть, вернее, с брюками… Нет, нет, Алевтина Борисовна, я над вами совершенно не издеваюсь… Ну, да, понимаю… Конечно же, вы сегодня больны…
Больше Михаил Петрович ничего сказать не успел. Алевтина Борисовна бросила трубку.
– Придется нам, Арсений Владимирович, обходиться своими средствами, – беспомощно развел руками директор.
– Так, Роман Иванович, – не привык отступать перед трудностями бывший кадровый офицер. – Для начала попробуй снять брюки. Вдруг получится.
– Школьникова, выйди, – потребовал литератор.
– А давайте я лучше отвернусь, – не хотела ничего пропустить Моя Длина.
– Отворачивайся, – согласился Роман Иванович.
Марат тоже хотел отвернуться, но Арсений Владимирович сказал:
– Ахметов, иди сюда. Помогать будешь. А ты, Роман Иванович, вожмись плотнее в стул. Иначе не расстегнешься.
Однако, сколько Роман Иванович не вжимался, снять брюки не удавалось. То есть он расстегнул их, но вот вылезти… Мешала все та же проклятая спинка стула.
– Нет, – наконец махнул рукой Арсений Владимирович. – Хочешь не хочешь, придется имущество портить.
– Чье имущество? – сильно заволновался Роман Иванович.
– Ну не твое же, – ответил заместитель директора по хозяйственной части. – Твое уже испорчено. Будем стул пилить. Пойду за инструментом.
Арсений Владимирович удалился на первый этаж в подсобку.
– Ничего, Роман Иванович, – обратился к литератору Михаил Петрович. – До звонка от стула освободим. А после Пашкова вызовем ко мне в кабинет.
– Это не Пашков, – в который раз попыталась Моя Длина вступиться за Лешку.
– Пашков перед уроками с нами был, – вмешался Марат Ахметов. – Это вам подтвердит каждый в классе. Мы и пришли-то все после звонка.
– Безобразие! – гудел Роман Иванович. – Так поступать с заслуженным учителем России!
Тут дверь учительской широко распахнулась, и в нее вихрем влетела Алевтина Борисовна.
– Вы же на бюллетене! – изумленно вскричал директор.
– Я? А-апчхи! Пришла… А-апчхи! Чтобы… А-апчхи…
Тут химичка умолкла и принялась шумно сморкаться. Выглядела она весьма экзотически. Как позже рассказывала Моя Длина, «Алевтина словно из сумасшедшего дома сбежала». На химичке было короткое пальто нежно-персикового цвета, из-под которого торчал длинный небесно-голубой стеганый халат. Из-под халата виднелись ярко-красные пижамные брюки, заправленные в белые шерстяные носки. И обута химичка почему-то была в мужские ботинки размера эдак сорок пятого. А голову Алевтина обмотала лохматым козьим платком.
– Алевтина Борисовна, идите домой и болейте себе на здоровье! – взмолился директор. – Мы вполне без вас обойдемся.
Химичка, громко шмыгнув длинным носом, простерла руки к Роману Ивановичу и крикнула:
– На его месте должна была оказаться я!
– Как-как? Повторите, пожалуйста! – вытаращился на нее Михаил Петрович.
Но Алевтина Борисовна, тихо охнув, упала в обморок.
– Школьникова! Беги в медпункт! – распорядился директор и, схватив графин с водой, плеснул из него на лицо Алевтины.
– Сейчас распилим, – появился с пилой в руках Арсений Владимирович. – Ой, а она тут откуда? – склонился он над химичкой.
Та как раз открыла глаза. И увидела над собой пилу, которая покачивалась в угрожающей близости от ее носа.
– Убивают! – взвизгнула Алевтина и снова лишилась чувств.
– Нда-а! – озадаченно протянул заместитель директора по хозяйственной части. – Прямо не знаю, с чего и начать. То ли ее приводить в сознание, то ли со стулом заняться.
– Лучше со стулом, – порекомендовал Марат. – Алевтина Борисовна постоянно в обморок падает. И ей ничего не делается. Тем более Машка сейчас медсестру приведет. А Роман Иванович уже устал.
– В первую очередь помогите женщине!
Забыв, что приклеен, Роман Иванович резко вскочил на ноги. Раздался хруст. Отломанная спинка с грохотом упала на пол.
– Ну вот. И пилить не надо! – воскликнул Марат Ахметов.