Глава 2

Ленинград – Хибины – Петрозаводск. 28 августа – 5 сентября 1940 года

Из оперативных документов Главного управления госбезопасности НКВД СССР:

Шифрограмма за № … от 28.08.1940 г.

«Начальнику Главного управления госбезопасности НКВД СССР Меркулову.

… докладываю, что сегодня в 9 часов утра на Кольском полуострове в районе Ловозера был зафиксирован выход в эфир неопознанного коротковолнового радиопередатчика… Перехваченный текст передан в дешифровальный отдел IV управления.

Начальник Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа Сиднев».

Шифрограмма за № … от 30.08.1940 г.

«Начальнику Главного управления госбезопасности НКВД СССР Меркулову.

… по факту сеанса радиосвязи из района Ловозера дополнительно докладываю:

Сегодня в Ленинград прибыл из Берлина советник германского торгпредства Вильгельм Шорнборн. Официально целью его поездки заявлена командировка в город Кировск на горно-химический комбинат, откуда осуществляются поставки в Германию апатитового сырья. Но мне представляется, что прибытие господина Шорнборна и заявленная им поездка на Хибины связаны именно с зафиксированным сеансом радиосвязи, так как нам доподлинно известно, что Вильгельм Шорнборн на деле является сотрудником германского абвера…

Для контрразведывательных мероприятий на место мною отправлена оперативная группа капитана Архипова…

…Сиднев».

– А-а-а!!!

Кричали где-то рядом.

Этот пронзительный крик мог свести с ума, но выстрел оборвал его. Он прозвучал сухо, как щелчок треснувшего под ногой ореха, а следом длинной очередью сухо закашлял автомат. За грохотом падающей и разбивающейся посуды истошно завопила девица, но ухнул оглушительный взрыв – и все разом стихло.

Силясь проснуться, Архипов тяжело мотнул головой. Но отзвуки взрыва еще резонировали в пространстве.

Архипов сунул руку под подушку. Ребристая рукоять нагана привычно легла в ладонь. Он открыл глаза. В купе было темно. Поезд замедлял ход. За окном в тусклом свете фонарей медленно проплывали какие-то тени. Наконец вагон еще раз дернуло, и поезд остановился. Архипов приподнял голову. Володя Болотников сидел внизу у окна. Приподняв краешек занавески, он явно за чем-то наблюдал, блаженно оскалившись белоснежными зубами.

Едва Архипов пришел в себя, как за окном надрывно застрекотал автомобильный стартер, что-то вновь с оглушительным грохотом бухнуло, и кто-то завопил истошным голосом:

– Назад!!! Степка! Сейчас же сдавай назад, раззява!!! Ты мне всю посуду подавишь!

Архипов отдернул шторку. Поезд стоял на ночном полустанке. Вдоль освещенного желтыми фонарями перрона тянулся длинный пакгауз, а у его распахнутых ворот уткнулась радиатором в штабель ящиков и молочных бидонов старенькая полуторка. Грохнувшиеся с высоты бидоны еще скакали по перрону, а по луже растекающегося молока сновали несколько женщин, собирающие продавленные ящики и битое стекло.

Белобрысый паренек тщетно пытался оживить мотор автомашины. Он все давил и давил на стартер, но полуторка только тряслась и громко чихала. Наконец мотор выдал еще одну трескотливую очередь, машина окуталась сизым удушливым дымом и завелась.

Женщины разом загалдели, накинувшись на незадачливого паренька:

– Степка, мать твою! Немедленно убирай свой тарантас от пакгауза!

Под их нескончаемый гвалт полуторка, отчаянно чадя, прокатила вдоль вагона.

Архипов откинулся на подушку. «Вот померещится же…»

Грудь его работала словно кузнечные меха, как после утомительного забега в День Красной армии, когда он первым пересек финишный створ. Гася возбуждение, он несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул.

Учуяв пробуждение начальства, лейтенант Болотников переместился к двери и занял свой пост, отворив дверь на едва заметную щелочку. Тем временем раздался паровозный гудок, состав громыхнул сцепками, и поезд тронулся.

Архипов блаженно растянулся на верхней полке – впервые за последние несколько суток ему удалось выспаться. Лелея мечту о предстоящем завтраке со стаканом горячего крепкого чая и кусковым сахаром вприкуску, он подставил лицо потоку прохладного воздуха.

Ветерок через приоткрытое окно лениво трепыхал шторку. Что может быть прекраснее, когда вот так лежишь у окна поезда, уносящего тебя вдаль, и вдыхаешь ночной настой, состоящий из свежего запаха дальнего леса, туманной сырости, поднимавшейся из окрестного болотца и вкусного угарно-терпкого паровозного дымка. Ощутив единение с летящим в ночи поездом, ты взахлеб вдыхаешь этот ночной коктейль, а валко покачивающийся вагон под дробный аккомпанемент стремительно уносит тебя в ночь. А ты лежишь и думаешь только о чем-то хорошем. И незачем ломать голову над причинами и следствиями, ибо все сомнения от незнания. Как говаривали бывалые люди – истинные озарения приходят со свистом пуль! А здесь не стреляли…

Архипов смачно зевнул. Но следующая мысль прервала этот сладостный процесс, едва не заклинив ему челюсти. Не раздумывая ни секунды, он соскочил вниз.

– Доброй ночи, товарищ капитан! Выспались?

Лейтенант Болотников лучился приветливой улыбкой, но, увидев выражение лица командира, в мгновение переменился.

– Тсс, тихо, Володя, тихо… Ты давеча ничего не слышал?

Лейтенант также ответил шепотом:

– Н-нет! Полуторка только эта и бабы… а так – вроде все тихо! А что, товарищ капитан?

– Возможно, мне показалось, но мы с тобой это сейчас проверим.

Они ехали в мягком вагоне. Учитывая, что за последние несколько суток толком выспаться им так и не довелось, они решили использовать ситуацию с максимальной пользой для себя – один дежурит у двери, другой, в свою очередь, спит. И эти два часа, отведенных для сна Архипову, судя по часам, давно уж истекли. Но капитан не стал отчитывать Болотникова за мальчишеское благородство, быстро обулся и оправил гимнастерку.

Поезд уже набрал скорость. С дробным стуком колеса проносились по стыкам, и вагон здорово покачивало. В коридоре было темно. Лишь скудный свет от фонарей проносившихся полустанков и дачных платформ иногда освещал его, но Архипову и без этого было видно, что в коридоре никого нет.

Он на цыпочках подкрался к соседнему купе. Прильнув ухом к двери, долго вслушивался. Затем, удерживаясь за поручни, направился к проводнику.

– Не спится? Может, вас чайком попотчевать, товарищ капитан?

Сонный проводник, сухопарый пожилой мужчина с рыжими обвисшими усами, смахнул с газеты хлебные крошки, свернул ее и потянулся к шкафчику, но Архипов остановил его:

– Вот что, э-э… Матвей Поликарпыч! Вы лучше скажите: Петрозаводск-то скоро?

– Да вроде примерно через часок.

– Вот и чудесно! Вы пройдите, пожалуйста, сейчас к четвертому купе и, как полагается, объявите об этом пассажирам. Там ведь двое едут?

Архипов вернулся к своему купе. Лейтенант ждал его с «ТТ» наготове. Архипов кивнул ему на стенку смежного купе и махнул проводнику. Тот водрузил на голову форменную фуражку и прошел по коридору. У четвертого купе он остановился и постучал ключом в дверь:

– Петрозаводск, товарищи! Скоро подъезжаем, прошу приготовиться…

На голос проводника никто не отозвался. Проводник постучал еще раз. Не получив ответа, растерянно оглянулся.

Архипов отстранил проводника и рванул на себя дверь. Ветер из распахнутого настежь окна отчаянно полоскал оконную шторку и метал по купе перья из простреленной подушки. Подушка эта валялась на полу, а на полке лежало неподвижное тело с бурым пятном на груди.

Никого более в купе не было…

…Они прибыли в Кировск в одном поезде с советником германского торгпредства Вильгельмом Шорнборном. Вернее, они сошли вслед за ним на станции Апатиты, проследили, как советник сел в автобус до Кировска, а уж потом поехали следом на машине местного райотдела НКВД.

Было это еще пять дней назад. Оперативная группа капитана Архипова, в которую входили лейтенанты Севергин и Болотников, должна была в предельно сжатые сроки проделать колоссальную работу, чтобы определить: за какой надобностью «советник», а на самом деле – резидент абвера Вильгельм Шорнборн прибыл в такую глухомань, как этот район Кольского полуострова?

Накануне у Архипова был обстоятельный разговор с начальством. А любое начальство, как известно, очень любит задавать вопросы, нимало не заботясь о том, как ты найдешь на них ответы. Справедливости ради, Архипов разделял озабоченность начальства: то, что сообщник у Шорнборна в этом районе был, сомнению не подлежало – ведь кто-то же выходил в эфир. Но вот что в этой глуши влечет немцев? Что они затевают? Диверсию на горно-химическом комбинате? Но тогда еще вопрос: какого ляда их рация выходила в эфир так далеко от города? Зачем они пошли на риск, связанный с транспортировкой и использованием рации в столь безлюдном месте?

Вопросов много, но лишь одно было ясно – в этом районе действительно есть нечто, так заинтересовавшее абвер. Словом, задание было не из простых, и при этом не было ни единой зацепки. Так что, когда по приезде в город Шорнборн направился в управление комбината, Архипов уединился в гостиничном номере со старшим оперуполномоченным местного райотдела НКВД Рыдлевичем:

– Как говорил старый Мойша на моей Могилевщине – давайте будем посмотреть.

Рыдлевич разложил на столе карту.

– Вот этот район, откуда они выходили в эфир… – Палец оперуполномоченного уперся в район горы, обрывающейся крутым северным склоном к Сейдозеру. – Вот здесь разворачивается строительство Карнасуртского рудника. Здесь, в двадцати километрах от него саамское село Ловозеро… – Он очертил полукруг вдоль северной подошвы гор Ловозерской тундры. – Кроме оленеводческих становищ и рыболовецких артелей по берегам Ловозера, в этой зоне нет ничего особого. А не может ли это быть самой заурядной маскировкой? Протопал резидент с рацией сто верст по тундре, а ты гадай потом: в чем их бубновый интерес?

– Ничего себе, маскировка – шастать по всему району с рацией на плечах! Нет, товарищ Рыдлевич, нужда их заставила выйти в эфир! По всему видно – крепко они за что-то здесь ухватились. Но вы правы, мы должны отталкиваться не от объекта, а внимательно поглядеть на тех, кто по роду своей работы может свободно бродить по этому необжитому району, не вызывая подозрений. Я не могу представить оленевода в роли немецкого резидента, залихватски отстукивающего морзянку.

По расплывшемуся лицу Рыдлевича Архипов понял, что попал в яблочко.

– Такие лица есть. – Рыдлевич достал из планшета исписанный лист и положил его на стол. – Те, что в списке вычеркнуты красным карандашом, – это люди из интендантской службы воинской части и из системы исправительных лагерей. Нет, они бывают всюду, так как занимаются заготовкой и для своей части, и для строителей рудника, но все эти люди, нами проверенные.

– Кто же в остатке?

– Начальник нашей метеостанции и геодезист Петрозаводского топографического отряда. Вполне допустимо, что им может быть еще и некто из Управления геологии.

– Геологи отпадают. Никому из геологов полевые задания в тот район не выдавались, и геологи в указанное время были на виду. Так что остаются эти двое.

– Не совсем – начальник метеостанции уже неделю как в отпуске. Он с семьей находится в Киеве, у родственников. Факт проверенный, сомнения не вызывает.

– Значит, только один – геодезист?

– Да, Чапыгин Вениамин Павлович.

– А вы не допускаете, что если Чапыгин был в Ловозерском районе в день выхода рации в эфир, то и сейчас он все еще может быть здесь?

– А я звонил в Ловозеро вчера вечером председателю тамошней артели, товарищ капитан.

Архипов с интересом посмотрел на Рыдлевича. Этот рассудительный крепыш нравился ему все больше.

– Я попросил его разузнать, не поднимая шума, бывал ли у них Чапыгин? С кем да о чем говорил? Так что… – Рыдлевич осекся на полуслове, потому что в дверь постучали.

– Вас приглашают к телефону, пройдите к дежурному администратору!

Архипов с Рыдлевичем в мгновение ока домчали до комнаты дежурной.

Но звонили не из Петрозаводска. Лейтенант Болотников сообщал Архипову, что только что из управления горно-химического комбината в райотдел НКВД отправлена телефонограмма с ходатайством о предоставлении разрешения на охоту для советника германского торгпредства Шорнборна и его провожатого.

Едва Архипов положил трубку, как прямо под окном у гостиницы остановилась машина, а минуту спустя в холл вошли двое. Один из них по-военному шагнул к Рыдлевичу. Он вполголоса о чем-то стал докладывать, в то время как его попутчик – старый лопарь[10] в национальных одеждах – с нескрываемым любопытством озирался. По его смуглому лицу уже побежали в разбег ручейки морщинок, и голова была седа, но спину старик держал прямо, да и в раскосых глазах читалась еще немалая жизненная сила.

Старик осмотрел Архипова с головы до ног и обратился к нему, по неведомо каким признакам определив старшего:

– Такое дело, начальник! Председатель велел идти к тебе и все рассказать, такое дело.

Старик Гаврилов оказался оленеводом из становища близ Ловозера. Из его рассказа следовало, что геодезист Чапыгин появился у них еще весной прошлого года. Некоторые из местных жителей видели этого геодезиста и раньше, когда еще только планировалось строить рудник неподалеку от их становища. Чапыгин был одним из тех, кто помечал их горы столбиками с выжженными на них цифрами. Потом его долго не было, а с нынешней весны он опять зачастил к Сейд- озеру, расспрашивая стариков о человеке по фамилии Барченко, который еще в начале двадцатых был в этих краях с экспедицией из Петрограда.

– Как я не знай Барченко? Очень хорошо его знай, такое дело…

И старик поведал, как он водил Чапыгина по тем местам, по которым почти два десятка лет назад водил и академика Барченко с его научной экспедицией.

– Барченко большой человек был, важный! И стариков наших уважал, и с духами разговаривать умел. Поэтому, такое дело, мы ему все здесь показали.

– А Чапыгин что ж? Ему-то за что такая почесть?

Старик вынул трубку и принялся набивать табаком, уминая его большим пальцем:

– Чапыгин тоже большой человек! Кто из наших знает сопки лучше, чем я знаю все морщинки на лице моей старухи? А Чапыгин знает! Как было отказать ему? – Раскурив трубку, старик прищурился от дыма. – Только к заклятой горе у Сейдозера Чапыгин сам ходил. Дорогу я ему показал, а сам пойти не захотел. Нельзя тревожить злой дух Куйвы[11]. И на гору подниматься тоже нельзя, такое дело.

– Это почему же?

– Нинчурт твою жизнь себе забирай, такое дело. Может, сразу помрешь, а может, следующей зимой, кто знает? Там много люди пропадай, я так Чапыгину и сказал. Только он меня не слушай, а зря. Его смерть уже сюда приходи.

Рыдлевич оборвал старика:

– Ты, дед, нам этими шаманскими штучками голову не заморачивай! Скажи-ка лучше, где эта «заклятая гора» находится! Вот карта, давай вместе посмотрим.

Через несколько минут подробных расспросов и объяснений старик уверенно ткнул заскорузлым пальцем в точку на южном берегу Сейдозера.

Архипов присвистнул. Но Рыдлевич опере- дил его:

– Скажи, отец, а когда Чапыгин был там в последний раз? Хотя бы примерно.

– Зачем примерно? Три дня назад он там был, такое дело.

Архипов с Рыдлевичем переглянулись:

– Три дня назад… то есть двадцать восьмого это было? Так?

– Выходит, что так, однако. Оленуха в тот день ногу подвернула, пришлось зарезать, зачем добру пропадай? Вот Чапыгин тогда и приходи, моя старуха его мясом угости.

Больше ничего важного из старика им вытянуть не удалось, и они отпустили его.

В конце концов, ответ на самый главный вопрос получен – «заклятая гора Нинчурт» и была той самой горой, из района которой выходила в эфир искомая радиостанция. И в этот день Чапыгин был на Нинчурте.

А вскоре пришла и телефонограмма из Петрозаводска:

«Геодезист топографического отряда номер девять Чапыгин В. П. 26 августа был откомандирован с производственным заданием в Ловозерский район, где и находится в настоящее время…»

Рыдлевич загорелся:

– Теперь ясно, на какую «охоту» собирается Шорнборн! Будем сопровождать его?

– Ни в коем случае! Тут ему деваться некуда, сам выйдет из тундры.

– Что ж, тоже верно, дождемся, возьмем по-тихому его провожатого и подробненько пораспрошаем, а там и Чапыгин объявится, не век же ему по тундре бродить?

Но Архипов, слушая Рыдлевича, думал о своем: «Что искала, а вернее – что нашла здесь в двадцатых годах та загадочная экспедиция Барченко? Не ее ли след взяли немцы?»

…Шорнборн объявился в городе только через трое суток, уже ближе к ночи. К несказанному облегчению Архипова, вернулись они из тундры всей теплой компанией. Шорнборн выделялся своей знатной егерской экипировкой, а Чапыгина несложно было опознать по описанию – по пижонским усикам и старомодной бородке-эспаньолке. Вместе с ними был и Усов, разнорабочий того же топографического отряда, а ныне провожатый германского советника.

Коротко посовещавшись у гостиницы, Шорнборн с Чапыгиным направились в гостиницу, а Усов поспешил к автобусной остановке, где уже стоял автобус к железнодорожной станции.

За время их отсутствия Архипов попытался было обнаружить хотя бы лучик света в окружавших его потемках, но дешифрованного текста радиограммы от руководства он так и не получил, а на запрос по поводу экспедиции Барченко удалось раскопать заметку в газете «Красный пролетарий». В подшивке за 1922 год от 19 февраля обнаружилось упоминание о том, что: «…в Лапландии профессор Барченко открыл остатки древнейших культур, относящихся к периоду, древнейшему, чем эпоха зарождения египетской цивилизации…» Далее в этой газете была обозначена некоторая дискуссия на эту тему, но в последующих выпусках и она сошла на нет ввиду иных проблем того смутного времени в истекающей кровью стране. Короткое известие, но над ним стоило хорошенько подумать. А пока Архипов со своей группой и Рыдлевичем наблюдали за «охотниками» через витрину продмага, стоявшего напротив гостиницы. Время было позднее, и магазин к тому времени был уже давно закрыт.

Глядя на то, как Усов забирается в автобус, Рыдлевич указал на часы:

– На станцию спешит! Через два часа поезд в Петрозаводск.

Архипов кивнул лейтенанту Болотникову:

– Володя, дуй за Усовым, приклейся к нему, но ни на шаг не отпускай! А мы за этими двумя присмотрим, чую я, что долго они засиживаться не будут. Встретимся на станции.

Болотников выскользнул через заднюю дверь магазина, слился со спешащими к автобусу пассажирами, и вскоре автобус отошел от площади. И вновь медленно потянулось время.

Геодезист вышел от Шорнборна, когда к остановке подошел последний автобус к станции Апатиты. Огладив пятерней пижонскую бородку, Чапыгин нахлобучил на голову капюшон, подхватил рюкзак и юркнул в автобус.

– Лейтенант, остаешься в гостинице присматривать за Шорнборном!

– Есть!

Лейтенант Севергин ушел в гостиницу, а Архипов с Рыдлевичем поспешили к своей «эмке». Ехали долго, держась в некотором отдалении от автобуса.

У станции их встретил лейтенант Болотников:

– Усов купил в кассе два билета до Петрозаводска, и только что последним автобусом приехал Чапыгин. Вон они, голубки! Воркуют о чем-то у края платформы. Я взял билеты, как и они, – до Петрозаводска, в соседнее с ними купе.

…Эти события последних дней промелькнули перед глазами Архипова в тот момент, когда он увидел бездыханное тело Усова, лежащее на верхней полке.

Простившись на станции со старшим оперуполномоченным НКВД Рыдлевичем, они сели в поезд, полагая, что до Петрозаводска уж точно ничего не произойдет, и решили отоспаться, сменяя друг друга. И вот перед ними тело убитого Усова, а геодезист Чапыгин бесследно исчез.

Оставшееся время до прибытия в Петрозаводск Архипов потратил на тщательный осмотр места происшествия, но так ничего интересного и не обнаружил. Единственное, что было ясно совершенно точно, – это то, что геодезист застрелил своего подельника через подушку, сиганул в окно – и был таков.

В Петрозаводске Архипов из кабинета начальника райотдела НКВД связался с руководством. Сиднев был в ярости:

– Их надо было брать сразу еще там, в Кировске! А теперь что? Оборваны единственные нити, ведущие к Шорнборну! Что прикажешь делать с ним теперь?

Дождавшись, когда высокое начальство стравит пар, Архипов еще раз настойчиво изложил ход событий:

– Товарищ комиссар государственной безопасности! Этот Усов был у них просто за провожатого. Он, по существу, и знать-то не мог что-либо сверх того, что нам и так известно.

– А нам-то что известно, капитан?

– А то, что абвер проявляет интерес вовсе не к промышленной зоне Хибин, а к тому, что было обнаружено здесь экспедицией академика Барченко в двадцать втором году! Нам необходимо срочно получить доступ к его отчетам. Именно с этим я связываю убийство Усова, и ни с чем иным. Посмотрите на личность убитого – оболтус, более полугода на месте нигде не задерживался, работал разнорабочим. Ну разве мог кто-либо доверить такому свои секреты? Однако ж его убили? Убили! Значит, все кроется только в том единственном, что он мог знать – маршрутах передвижения Шорнборна и геодезиста.

Молчание в трубке было долгим.

– Что вы намерены предпринять?

Когда Сиднев переходил на изысканные формы обращения, это было верным признаком потепления в отношениях. Архипов приободрился:

– Лейтенанта Болотникова я оставляю в Петрозаводске с засадой на квартире геодезиста. Сам звоню в Кировск, даю поручение блокировать подходы к Шорнборну и затем выезжаю к ним. Буду ориентироваться на месте.

– Вы думаете, что после произошедшего геодезист объявится в своей квартире?

– Не думаю. Но в любом случае геодезист будет искать встречи с Шорнборном, а тогда-то мы его и прихватим.

– Хорошо! Действуйте…

– Но, товарищ комиссар…

– Что еще?

– Нужен дешифрованный текст радиограммы и материалы экспедиции Барченко! В них ключ к операции абвера, и нам…

– Запрос отправлен мною на самый верх. Ждите, капитан! Все, отбой.

Обратно в Кировск Архипову удалось добраться лишь к полудню. Изложив вкратце все, что на тот момент было возможно, Архипов приготовился выслушать отчет Севергина. Но отчет был на удивление лаконичным:

– Советник сегодня из номера не выходит, видимо, отсыпается после охоты.

На лице лейтенанта Севергина проступила редкая щетина, да и глаза заметно отливали краснотой, но он всем своим видом демонстрировал капитану неиссякаемую бодрость и готовность к действию.

– Что значит: «отсыпается»?

– Так еще со вчерашнего вечера советник дежурную предупредил: «Не тревожить, мол, буду отдыхать!»

На сердце капитана опять появилась нехорошая тяжесть:

– Анатолий Денисович, в номере Шорнборна ведь стоит телефон?

Рыдлевич с готовностью отозвался:

– Верно! Комбинатовцы накануне его сами устанавливали, как раз к приезду советника.

– Вы не могли бы организовать звонок в его номер? Скажем – от секретаря директора?

Рыдлевич сразу уловил, что за тревога стоит за просьбой Архипова. Он нахмурился и стремительно вышел из номера.

Вернулся спустя несколько минут:

– На звонок никто не отвечает.

– Та-а-а-ак… Лейтенант, блокируйте выход из гостиницы.

– Есть! – Севергин выскочил из номера.

– Анатолий Денисович, идите к дежурной и принесите запасной ключ от номера советника. Жду вас у его номера.

Два пролета лестницы, ведущей на второй этаж, Архипов преодолел одним махом. Рыдлевич тоже не заставил себя ждать. К номеру Шорнборна они подошли не таясь. Архипов постучал:

– Вам срочная телеграмма!

Ответа не последовало. Его не последовало и после того, как Архипов постучал в дверь еще раз.

Рыдлевич потянул его за рукав:

– Но как он ушел? Как?! Не мог он уйти, не мог…

Оставив его вопрос без ответа, Архипов провернул ключ. В небольшой гостиной с громоздким кожаным диваном у стены никого не было. Дверь в спальню была приоткрыта. Архипов остановил Рыдлевича и ногой толкнул дверь.

Он сидел у книжного шкафа. Выражение лица его было таковым, как будто он проснулся и увидел себя лежащим на рельсах перед неотвратимо надвигающимся железнодорожным составом. Но это было вызвано вовсе не тем, что он увидел вошедшего Архипова. Зрачки его сведенных в одну точку глаз застыли на некоем длинном предмете, торчащем у него из груди. Очевидно, что объятое животным страхом тело дернулось в последний миг своей жизни, но, пронзенное трехгранным штыком, так и застыло, оказавшись пришпиленным к громоздкому книжному шкафу.

Наступила удивительная тишина, и только издали до Архипова доносились какие-то оглушительные звуки, будто кто-то со всей мочи барабанил веслом по опрокинутой лодке. До него не сразу, но дошло, что он слышал стук своего собственного сердца. И не от того, что он слыл впечатлительной особой, нет. На своем веку ему приходилось видеть нечто и более впечатляющее. Но вот только увидев тело, ему вспомнилась недавняя встреча со старым саамом Гавриловым и его слова.

Рыдлевич вошел в спальню и замер на полушаге:

– Так это же…

Вероятно, сейчас он слушал тот же концерт неистового барабанщика, который минуту назад слышал и Архипов. Во всяком случае, дар речи вернулся к нему не сразу:

– Как же так?

Глядя на изумленное лицо Рыдлевича, Архипов вновь, как наяву, услышал те пророческие слова старика Гаврилова:

– «Нинчурт твою жизнь себе забирает, такое дело. Может, сразу помрешь, а может, следующей зимой. Там много люди пропало, я так Чапыгину и сказал. Только он меня не слушай, а зря. Его смерть уже сюда приходи…»

Это все было еще удивительно тем, что именно геодезиста Чапыгина, а не советника Шорнборна смерть скрутила в этом номере в безжалостной конвульсии и, надо полагать, сделала это давно.

Первый осмотр закоченевшего тела дал понять, что смерть наступила не позднее вчерашнего вечера. А значит, и в поезд вместе с ними садился не умерший к тому времени геодезист Чапыгин, а замаскировавшийся под его обличье агент абвера Вильгельм Шорнборн. Именно он и оборвал обе нити, ведущие к разгадке зловещей тайны.

Шифрограмма за № … от 06.09.1940 г.

«Начальнику Главного управления госбезопасности НКВД СССР Меркулову.

…по делу советника германского торгпредства Шорнборна докладываю:

В ходе проведенных спецмероприятий группе капитана Архипова удалось установить состав резидентуры и определить, что сотрудник абвера Шорнборн и два его агента – геодезист топографического отряда Чапыгин и разнорабочий того же отряда Усов, вели поиски следов экспедиции академика Барченко, предпринятой им в 1922 году. Результаты этой экспедиции нам не известны, но нам представляется, что речь идет о чем-то чрезвычайно важном. После выхода Шорнборна и его агентов из трехдневного похода по Ловозерской тундре группой Архипова с 4 на 5 сентября была предпринята попытка проследить их дальнейшие действия для выявления ближайших намерений, но Шорнборн устранил обоих своих агентов, а сам исчез, выпрыгнув на ходу из поезда Мурманск – Ленинград. В номере гостиницы, где проживал Шорнборн, был найден лишь обгорелый уголок сожженной записки с явственно читаемыми начальными словами: «Для Персея…» Известные нам обстоятельства позволяют сделать единственно возможный вывод, что гибель агентов абвера Чапыгина и Усова, а также исчезновение Шорнборна никак не связаны с действиями оперативной группы капитана Архипова, а на основании вышеизложенного становится очевидным: Шорнборном (ему предположительно принадлежит кодовое имя «Персей») и его подручным удалось выйти на след экспедиции Барченко и достигнуть конечной цели своего задания. Устранение им Усова и Чапыгина подтверждает несомненную и чрезвычайную важность полученной информации и связано лишь с желанием абвера максимально сузить круг лиц, причастных к этой операции.

Нами незамедлительно были приняты меры к отысканию тех следов, по которым шли агенты абвера, но длительные поиски, которые велись в районе Сейдозера без малого почти двое суток, ничего не дали. Кроме того, при проведении поисковых работ в районе горы Нинчурт бесследно исчезли два военнослужащих из охранного взвода НКВД. Их поиски ведутся круглосуточно. На основании вышеизложенного предлагаю:

– объявить на морском и железнодорожном транспорте и на пограничных заставах Ленинградского военного округа круглосуточную готовность на случай возможного проникновения Вильгельма Шорнборна через государственную границу СССР;

– обеспечить группе капитана Архипова доступ к архивным материалам по экспедиции Барченко 1922 года;

– санкционировать проведение более масштабных розыскных мероприятий силами НКВД и частей Ленинградского военного округа в Ловозерском районе по плану капитана Архипова, если таковой будет иметь место.

Начальник Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа комиссар госбезопасности 3 ранга Сиднев».

Загрузка...