«Господи! услышь молитву мою, и вопль мой да придет к Тебе.»
(Пс. 101.2.)
— Во времена правления генерал-губернатора князя Волконского на сим погосте[1] знамение одно было — про то, почитай, весь Форштадт досие не забыл, — продолжала Агафья. — Мамка сказывала, что дело было так: «Князь Григорий Семенович[2] любил свою семью сильною любовию. Да вот только он жил здесь, а семья евойная — в столице...»
Задумалась тут Агафья о чем-то и смолкла. Но чей-то голос произнес:
— Ну-ну, сказывай про то знамение далее...
— И когда жена со всей семьею приезжала сюда — устраивал князь «блистательные» балы — выставлялись бочки с пивом и вином, на ногах стояли целиком изжаренные быки и бараны с позолоченными рогами. Всяк подходи и отпочивай, что только душе твоей буде угодно!..
— У-ух ты! Знатно-то как было! — бросила реплику одна из сестер.
— Вечером непременно устраивались фейерверки, красотою своею удивлявшие горожан. Горели пороховые «шутихи», прыгали огненные «лягушки», непредсказуемостью своего полета пугая прохожих. Как-то пиротехник, управлявший тем фейерверком, запустил «огненного змея» во время очередного приезда семьи Григория Семеновича. Змей пролетел через весь город, но здесь, над погостом, рассыпался... Тогда народ говаривал, что был запущен черт!..
— О-ох! Спаси Господи и помилуй! — крестясь, скороговоркою выдохнула все та же сестра. — Не мудрено силе нечистой рассыпаться... на кладбище кресты стоят — а черт над крестами летать не может!..
Сидевшие сестры дружно осенили себя крестным знамением.
— Ну-ну! А дале что?
— А дале, сказывали, что за таку мистификацию тот пиротехник на следующий день был смертию поражен — помер!..
— А-ах! — крестясь, выдохнули сестры...
— Но и это, сказывала мамка, еще не все! По тую пору в Форштадте жила красавица одна — Варвара Мансурова. Страшно любила она мужа свово. Да счастие ей короткое выпало — помер он быстро. Варвара ежедневно ходила на могилу к мужу... И после евойной смерти любовь не ушла! А в тот день задержалась, глядя на проходившее в городе торжество. В сторонке стояла, смотрела... Как того «змея огненного» увидала, да как над погостом он рассыпался, вскрикнула вдова: «Что ж это я делаю? То знак любимый подает мне! Один он там лежит, а я...» И бросилась Варвара на погост, несмотря на темень, дорогу к могилке мужа свово — с завязанными глазами нашла б! Вышла к любимому, припала к ней... Сказывали, что до утра там и пролежала! Потом соседи поговаривали, что по ночам ее муж в виде огненного змея через форточку к ней прилетал — за верность женскую благодарил! Но самое главное говорили, что змей-то вроде был тот самый, что еще при князе Григории Семеновиче запущен был!..
Закончила Агафья свой рассказ. На некоторое время в землянке установилась тишина, изредка нарушаемая посапыванием спящих сестер.
— Ну что, девочки мои! — нарушив молчание, произнесла Татьяна. — И мы обет верности должны дать только одному — Господу нашему Иисусу Христу!
Не предполагала тогда Татьяна, что предстоит Агафье стать игуменией Иннокентией, построить не один дом — целый монастырский комплекс возвести! За то и прозовут ее «Игумения-строительница».