Чудо в тереме показалося: На небе солнце - в тереме солнце, На небе месяц - в тереме месяц, На небе звезды - в тереме звезды, На небе заря - в тереме заря И вся красота поднебесная.
Говоря современным языком, описанное больше напоминает обсерваторию или планетарий, чем русский терем. Известен и прозаический вариант описания "чуда в тереме". Самая ранняя, "доафанасьевская" публикация популярной русской сказки "Семь Симеонов" в сборнике, изданном в 1841 г. И.П.Сахаровым, содержит драгоценные подробности, отсутствующие в других записях. В воображении читателя воспроизводится все тот же необыкновенный терем в тридевятом царстве, где процветает Золотой век. Попасть туда можно, лишь переплыв "Окиян море глубокое":
"Как и тот ли терем изукрашенный был красоты несказанныя: внутри его, терема изукрашенного, ходит красно солнышко, словно на небе. Красно солнышко зайдет, молодой месяц по терему похаживает, золоты рога на все стороны покладывает. Часты звезды изнасеены по стенам, словно маков цвет. А построен тот терем изукрашенный на семи верстах в половиною; а высота того терема несказанная. Кругом того терема реки текут, молоком изнаполненные, сытой медовой подслащенные. По всеим по теим по рекам мостички хрустальные, словно жар горят. Кругом терема стоят зелены сады, а в зеленыих садах поют птицы райские песни царские. * *
*
О Елене Прекрасной вообще разговор особый. Она - героиня не одних только древнегреческих легенд, но и русских сказок, куда, надо полагать, попала не потому, что русские сказители слышали о Гомере, а потому, что и у "Илиады", и у русского фольклора в данном плане был один общий источник, восходящий к гиперборейским временам. Дочь Леды и Зевса, явившегося к ней в образе Лебедя (рис.66) - носителя древнего доиндоевропейского тотема, виновница Троянской войны, вылупилась из яйца, снесенного матерью. Уже одно это свидетельствует о доэллинском происхождении образа Леды и ее детей: по древнейшим космогоническим представлениям считалось, что все живое появилось из яйца (отсюда в конечном счете и популярная латинская поговорка ab ovo - "от яйца", то есть "с самого начала"). В имени Леды, тайной возлюбленной Зевса-Лебедя, закодировано северное происхождение и самой легенды и ее образов. В основе имени Леды лежит корень "лёд". Леда дословно означает "Ледяная" - далекий прообраз Снегурочки. Имя самой Елены, как и этноним "эллины", восходит к названию тотемного животного евразийских народов "олень": первоначально оно звучало как "елень" и произошло от другого всем хорошо знакомого слова - "ель", "ёлка" (в древнерусских текстах и вплоть до XIХ века греки-эллины именовались "елины"). В прошлом, когда племенная принадлежность, родственные связи и брачные союзы обозначались по тотемам, лебединая ипостась Зевса, в соответствии с реконструкцией первоначального смысла, не могла означать ничего другого, кроме принадлежности к тотему лебедя. Сказание о Леде появилось во времена, когда греки и славяне представляли этническую целостность, а их языки были нерасчлененными. Предание о Леде - Ледяной царевне могло родиться лишь в тех климатических зонах и, соответственно, географических территориях, где льды играют не последнюю роль. Понятно, что это не могла быть территория древней (или современной) Греции. Следовательно, образ Леды возник в северных широтах, задолго до переселения прапредков эллинов на Балканы. По происхождению образ древнегреческой Леды более всего близок любимой героине русского фольклора Снегурочке и Белоснежке германоязычных народов, хотя за тысячелетия функции и роли их значительно изменились. Любопытно, что в одном из вариантов сказки о Снегурочке (рис.67), записанном Иваном Александровичем Худяковым (1842-1876) в Нижегородской губернии (некоторые мотивы из этой записи использовал и А.Н.Островский при создании своей знаменитой литературно-драматической версии), Снегурочка попадает в заточение к Бабе-яге и ее спасает бык, несмотря на преследования ведьмы. Здесь прослеживается еще один известный сюжет: похищение Европы Быком-Зевсом и сокрытие финикийской царевны от ревнивой супруги Геры. Древнейший индоевропейский сказочный мотив (который можно проследить и за пределами индоевропейской традиции) в дальнейшем настолько изменился, что древнегреческие мифологические персонажи Европа - Зевс - Гера превратились в русском фольклоре в Снегурочку - Быка - Бабу Ягу. Интересно, однако, внимательней присмотреться к параллели Снегурочка-Европа. Образ Европы гораздо глубже расхожей истории о похищении наивной финикийской царевны похотливым Зевсом в образе златошерстного быка со светящейся звездой во лбу. По мнению главного российского авторитета в области античной мифологии А.Ф.Лосева, Европа древнее хтоническое божество, "образ ее объединяет весь Космос (включая небо, землю и подземный мир)". Так, в Сидоне (Малая Азия) Европа отождествлялась с Селеной (Луна) и Астартой (планета Венера). После брака с Зевсом на Крите, супругом Европы-Луны стал царь Астерий (Звездный). Еще Павсаний раскрывал подлинный смысл образа Европы. Как космическое Божество она выступает под именем Деметры - одной из самых почитаемых Олимпийских Богинь. Великая Мать Земля, "всех богов и людей Матерь" - эти функции, в конечном счете, распространяются и на Европу. И при том - Сумеречная, Темная, Ледяная, то есть северного происхождения. Ледниковая Исида удачно назвал ее Дмитрий Мережковский. И вновь последовательность в рассуждении привела нас к северной ("ледяной") теме и образам. Что касается дочери Леды и Лебедя, то здесь уместно привести некоторые подробности. Елене Прекрасной покровительствовал Гермес, он унес ее в Египет и спрятал там до окончания Троянской войны у Протея - вещего Бога-оборотня (от его имени произошло слово "фараон"). А в Трою вместо новой жены Парис якобы привез призрак из эфира - такова была изощренная месть Геры. Злокозненная супруга Зевса не могла простить троянскому царевичу Парису его выбор Афродиты как наикрасивейшей Богини. Данная версия подробно изложена в трагедии Еврипида "Елена". Но и Геродот авторитетно утверждает: когда ахейцы штурмом взяли Трою, Елены там не оказалось. Эту загадочную проблему Отец истории самолично обсуждал с египетскими жрецами, подтвердившими на основании собственных сведений, что жена Менелая на протяжении всей Троянской войны скрывалась в Египте. По-разному освещают различные источники и последующую судьбу Елены Прекрасной. У античных авторов можно узнать, что после смерти Елена соединилась с Ахиллом, и произошло это где-то в Скифских пределах, куда переселились душа сына Пелея и Фетиды, бывшего по происхождению скифом. В конце прошлого века получила достаточное распространение гипотеза о северном происхождении сказаний Троянского цикла. Ее популяризаторы немецкий ученый Э.Краус и польский писатель А.Немоевский - считали, что в основу Гомеровых поэм положено некоторое первичное мифологическое ядро, относящееся к доэллинской истории. Кстати, имя самого Гомера также допустимо истолковать как прозвище, подразумевающее этническую принадлежность. Этноним "гомер" упоминается в Библии и, по единодушному признанию историков, обозначает киммерийцев - соперников скифов на просторах европейских степей и лесостепей. Мог ли быть Гомер киммерийцем или их потомком? Вполне - подобно тому, как Пушкин, например, был потомком абиссинцев (эфиопов), оставаясь при этом величайшим русским поэтом. В Гомеровой "Одиссее" (ХI, 12-19) содержится чрезвычайно важный рассказ о стране киммерийцев, расположенной на берегу океана. Одиссей приплыл туда и посетил один из киммерийских городов в разгар полярной ночи, описанной Гомером вполне профессионально: "Закатилось солнце, и покрылись тьмою все пути, а судно наше достигло пределов глубокого Океана. Там народ и город людей киммерийских окутанные мглою и тучами; и никогда сияющее солнце не заглядывает к ним своими лучами - ни тогда, когда восходит на звездное небо, ни тогда, когда с неба склоняется назад к земле, но непроглядная ночь распростерта над жалкими смертными" (подстрочный перевод В.В.Латышева). Даже из небольшого приведенного отрывка следуют по меньшей мере два бесспорных вывода: во-первых, Гомер прекрасно представлял, что такое полярная ночь; во-вторых, маршрут плаванья Одиссея был далеко не таким простым, как обычно рисуется в распространенных комментариях. Не касаясь всех перипетий десятилетних странствий Одиссея, напомним только, что, помимо киммерийцев, он посетил также расположенные на Севере владения Бога ветров Эола и семь лет провел на острове Огигия на краю Океана (или в его центре), принадлежащем нимфе Калипсо, дочери титана Атланта (по другим версиям, Океана или же Солнцебога Гелиоса), прижив с ней четверых детей. Каким образом очутился Одиссей после сожжения Трои на самом краю Ойкумены, с точки зрения здравого смысла объяснить нелегко. Скорее всего, в текст Гомеровой "Одиссеи" были вмонтированы более ранние сказания и вписаны в общую сюжетную линию. История самой Трои, разрушенной ахейцами, также оставляет многие вопросы без ответа. Этимологически название знаменитого города-крепости происходит от общего для многих индоевропейских языков наименования цифры "три" и по смыслу могло означать что угодно: "третья", "тройная", "тройственная" и т.п. Название Трои могло происходить от прозвища трехглавого или трехликого Божества, у разных индоевропейских народов именуемого по-разному: у индийцев - Тримурти, у славян и балтов - Триглав-Троян, которого помнит еще "Слово о полку Игореве". Наконец, есть еще одна версия. Дело в том, что Трояны - собирательное имя трех братьев в славянском фольклоре. Так, Троянами были упоминаемые в "Повести временных лет" три брата - основатели Киева: Кий, Щек и Хорив. По общему имени братьев - Трояны - в украинских легендах зафиксировано и древнее название Киева: он прозывался точно так же, как и малоазийский Илион - Троя. От имени Киева-Трои и братьев Троянов образовались и другие общезначимые понятия русской духовной жизни: Троянова земля - Русская земля, Трояновы века - русская старина, Троянова тропа - исторический путь русской жизни, то есть древняя русская история. Названия Троя и близкие к нему по звучанию чрезвычайно распространены в русской и украинской топонимике. Собственно Троя есть на Полтавщине, но уже Трояновка встречается и под Полтавой, и на Волыни, и в Калужской области, а Трояново - в Орловской и Херсонской областях, Троян - в Крыму и Бессарабии и т.д.
* *
*
Но вернемся, однако, к Соловью Будимировичу. Само имя Соловей, как и название одноименной птицы, также тотемно-космического происхождения: в нем закодировано наименование дневного светила - Солнца, и у всех слов общий корень - "сол". Русский былинный эпос знает двух Соловьев: один загадочный Соловей Будимирович из таинственной заморской страны - герой положительный; другой - не менее таинственный Соловей-Разбойник - герой с отрицательным знаком. Нас здесь, однако, интересует не оценочный аспект (который, кстати, может меняться под воздействием изменяющихся исторических условий), а генетически-смысловой. Совершенно очевидно, что Соловей-Разбойник с его нечеловеческим свистом, преклоняющим "темны лесушки к земле", - носитель буревого, буйного начала, что логически соотносит его с островом Буяном, источником всех буйных сил. Имя Соловей наводит также на гипотетическое предположение о возможном местонахождении города Лeденца и острова Буян. Есть в Белом море известный архипелаг, знаменитый своими культурно-историческими и духовно-символическими традициями. Это - Соловецкие острова. Название Соловки - исконно русское, оно содержит в себе все ту же основу "сол", уходящую своими корнями в гиперборейскую старину, когда границы между индоевропейскими и неиндоевропейскими языками были более чем размыты. Если топоним "Соловецкие острова" подвергнуть анализу с точки зрения археологии смысла, то этимология наименования самих островов особых сомнений не вызывает: оно образовано от слов "соловей", "солнце". Первоначально, быть может, так и звучало - Соловейские острова и означало: "Солнцем овеянные" или "Солнцевеющие", если судить по аналогии со смыслообразованием таких слов, как "суховей" или "вьюговей". В древности солнечный смысл распространялся на обширные северные территории. В одной из рукописных Космографий XVII века приводится второе название Мурманского студеного моря (Северного Ледовитого океана) - Соловецкая пучина. (Русская традиция знает и другие названия Ледовитого океана: в "Слове о погибели Русской земли" он назван Дышащим морем, в других источниках - Молочным). Не приходится сомневаться, что и земли посреди и по берегам этой Пучины также именовались Соловецкими (Соловейскими). Вот и найдено еще одно из исконных (автохтонно-негреческих) имен Гипербореи. Соловейской землей она называлась в честь дневного светила - Солнца - и сохранилась в коллективной памяти русского народа в виде фольклорного образа Подсолнечного царства - синонима полунощных стран, где полгода ночь, а полгода - день (царство же Подсолнечное потому, что оно к Солнцу ближе всех). Известны и другие попытки найти автохтонное название древней Гипербореи. Рене Генон, например, допускает два возможных варианта: либо Сирия - от имени арийского Солнцебога Сурьи (что совпадает с моей версией "солнечного происхождения" наменования гиперборейских земель), либо просто - Борейская земля, исходя из архаичного содержания эллинского и доэллинского имени Бор, которое выводилось из названий тотемов: кельтского "вепря" и германского "медведя" О культурной древности русских Соловков свидетельствуют имеющиеся там каменные лабиринты (диаметром до 5 м), наподобие тех, что разбросаны по всему Северу Европы с перекочевкой в крито-микенскую (знаменитый лабиринт с Минотавром), древнегреческую и другие мировые культуры. Не лишено вероятности, что Соловецкий монастырь - краса и гордость современных Соловков - построен на месте древних дохристианских святилищ. Известный искусствовед и исследователь древнерусской культуры проф. Вера Григорьевна Брюсова поделилась с автором личными впечатлениями о своих многочисленных поездках на Север: у нее сложилось твердое убеждение, что многие православные культовые постройки возведены на месте древних языческих капищ. Данные наблюдения подкрепляются и другими свидетельствами. В Швейцарии в одной из деревень есть католическая церковь, построенная в XII веке на месте, где с незапамятных времен находился каменный столб - менгир. Строители церкви не уничтожили древний священный камень, наоборот - включили его в комплекс христианского храма. Теперь этот сравнительно невысокий (около 1 м над землей) менгир из песчаника возвышается внутри церкви рядом с алтарем. У Соловья-Разбойника, помимо прозвища, было, как известно, и отчество Рахманович. Оно приводит к еще одной любопытной аналогии. Рахманы загадочные персонажи древнерусских сказаний. Они - обитатели Островов Блаженных на краю Океана - последнего прибежища титанов, хорошо известного из древнегреческой мифологии. Конечно, в специфических русских условиях сказания эти за многие тысячелетия существенно трансформировались. Древнерусская литература знает по меньшей мере два сюжета, связанных с рахманами. Первый - "Слово о рахманах и предивном их житии", где описывается жизнь долгожителей-рахманов, полная изобилия и радости. Их остров на краю Океана якобы посетил Александр Македонский во время похода на Индию. В данной связи принято считать, что рахманы - это индийские жрецы брахманы. Но имеется и второй источник, гораздо более распространенный среди древнерусских книжников, где никакая Индия не упоминается. Те же Острова Блаженных и царящая там райская жизнь подробно описаны в апокрифе, известном под названием "Хождение Зосимы к Рахманам" (в обиходе - просто "Зосима"). Здесь рассказано, как к пустыннику Зосиме после 40-дневного поста явился ангел и указал путь к далекой земле Блаженных, отделенной от грешного мира глубокой, как бездна, рекой, недосягаемой ни для птиц, ни для ветра, ни для Солнца, ни для дьявола. По волшебному дереву, склонившемуся перед отшельником, Зосима переправился через реку и очутился в стране Блаженных, в русском апокрифе она описывается в духе классического "золотого века" с поправками на христианские представления о праведности. Обитатели той блаженной страны - рахманы - живут в своей неприступной земле без греха, верные завету праотца Рехома, не испытывая ни в чем никакой нужды. Безмятежно течет их праведная жизнь: нет у них числа лет, "но вси дние аки един день ес". В данном пассаже налицо несомненные полярные реминисценции: скрытые в иносказательную форму представления о долгом полярном дне, объединяющем много обычных дней. Далее Зосима повествует о том, как рахманы встречают день своей смерти. Описание это живо напоминает рассказы античных авторов о кончине гиперборейцев. Наконец еще одно, сравнительно недавнее и неожиданное свидетельство о Гиперборее обнаружилось в переписке Николая Клюева. За год до расстрела он сообщает о невесть какими судьбами попавшей к нему берестяной книге, где упоминаются древнерусские сведения о Гиперборее: "...Я сейчас читаю удивительную книгу. Она писана на распаренном берёсте Здесь каждая фраза клад. Пусть даже утраченная рукопись XII века переписана в более поздние сроки, - но какие удивительные подробности: и о дрессировке сорок, и о привозе северных инородцев ко двору Владимира Мономаха (как позже испанцы привозили из Нового Света индейцев для показа своим королям). Но главное сохранившаяся память о Гиперборее (не важно, как она на самом деле именовалась и как соотносилась с помянутой Исландией - историческая Арктида-Гиперборея охватывала и Исландию). Знаменательно и сопряжение Гипербореи с Яфетом-Япетом, что тоже совсем не случайно.
* *
*
Итак, Гиперборея вновь обретена. Опираясь на неоспоримые факты и чудом сохранившиеся материальные следы, она выявлена на территории Русского Севера. Полярная прародина человечества встает из глубин нашей памяти, точно затонувший континент со дна Ледовитого океана, становясь неотъемлемым элементом культуры всех народов, населяющих нынешний Север. Найденные на Кольском полуострове и в других регионах России памятники наидревнейшего происхождения. Они позволяют считать Гиперборею праматерью мировой культуры. Это означает, что отныне мировая предыстория получает совершенно новое звучание, а ее хронология отодвигается в глубь тысячелетий. Открытие, сделанное на Русском Севере, имеет непреходящее значение для установления подлинных корней общих для всех народов Земли обычаев, традиций и менталитета. Великая объединительная идея о прошлом единстве языков и этносов, о былом процветании людей, живших в мире и достатке, могла бы сыграть выдающуюся роль и в формировании современного гуманистического мировоззрения, позволила бы предпринять ряд реальных и эффективных шагов, направленных на укрепление доверия и взаимопонимания между народами всех стран, представителями всех слоев общества, политиками, деятелями культуры, учеными, бизнесменами, молодежью, всеми кому не безразлично прошлое, без которого не бывает ни настоящего, ни будущего.
ЧАСТЬ 2
МАТЬ ВСЕХ ЛЮДЕЙ - ОТЕЦ ВСЕЙ КУЛЬТУРЫ
Владычица земли, небес и моря! Ты мне слышна сквозь этот мрачный стон, И вот твой взор, с враждебной мглою споря, Вдруг озарил прозревший небосклон.
Владимир СОЛОВЬЕВ
ГОЛУБИНАЯ КНИГА - ПРЕМУДРОСТЬ ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ
Лишь далеко на океане-море, На белом камне, посредине вод, Сияет книга в золотом уборе, Лучами упираясь в небосвод. Та книга выпала из некой грозной тучи, Все буквы в ней цветами проросли, И в ней написана рукой судеб могучей Вся правда сокровенная земли. Николай ЗАБОЛОЦКИЙ. Голубиная книга.
Предварительный экскурс в историю Гипербореи и предысторию Руси позволяют определить некоторые пространственные и временные границы: географический контур - исчезнувший материк (архипелаг) Арктида и сохранившиеся окраиннные земли; хронологические параметры - до 40-50 тысячелетий в глубь истории. Причем пока что почти не затрагивался социальный аспект: что за отношения складывались между людьми в те баснословно далекие времена, какие половозрастные слои доминировали в обществе, каков был строй и структура управления, какие идеи вдохновляли наших пращуров и, наконец, что дожило до наших дней от той далекой эпохи. Безусловно сохранилось очень и очень мало. Но кое-что все же осталось. Вот с этого "кое-что" и продолжим наше повествование: потянув за тонкую (зато осязаемую!) нить, попытаемся размотать весь спутанный клубок проблем и загадок. Однако существует ли вообще такой заветный клубочек? Существует! Это - чудом уцелевшее духовное сокровище русского народа, именуемое Голубиной книгой. Ее образ (точнее даже - символ) неизбывной творческой силы и воистину космического звучания сокрыт в самом первофундаменте русской культуры. Тайной он, естественно, не для кого не является и многим прекрасно известен. Как древний придорожный камень: всяк проходит мимо, сверяя с ним путь, да не всякий знает, кем, когда и с каким умыслом положен сей знак на перекрестке. Сравнительно недавно Голубиная книга существовала и в рукописном виде, считаясь апокрифической (если и не вовсе языческой). За ее чтение люто преследовали и строго карали. В Житии Авраамия Смоленского (расцвет его деятельности падает на период перед самым татаро-монгольским нашествием) рассказывается про то, как этот русский подвижник читал и переписывал многие "глубинныя книги", за что был изгнан из монастыря и предан церковному суду. Но уже, начиная с Х111 века о письменных версиях Голубиной книги ничего не слышно. Зато пышным цветом расцвели устные варианты, которые, впрочем, существовали всегда. Хранителями, носителями и исполнителями знаменитого "духовного стиха" были калики перехожие главное передвижное "средство массовой информации" дописьменной и неграмотной Руси. От села к селу, по пыльным дорогам и бездорожью, в стужу и зной бродили ватаги безвестных певцов, в чей репертуар обязательно входила и Голубиная книга. "Бродячая Русь" - назвал их вкупе с другими скитальцами по российским просторам этнограф и бытописатель Сергей Васильевич Максимов (1831-1901). Канонического текста не существует. Это - не гимн Ригведы, где при устной передаче от поколения запрещалось вносить малейшие изменения. Потому-то вариантов Голубиной книги великое множество: всего их удалось записать около сорока (а сколько прошло мимо тетрадок фольклористов!)*. С исчезновением архаичных традиций, казалось, навсегда утрачено и мастерство песенного исполнения Голубиной книги. Но нет! Хранители бесценного текста и мелодии живы и поныне в среде старообрядцев и православных сектантов например, некрасовцев и духоборов. Достаточно однажды услышать, как в два голоса исполняют Голубиную книгу духоборки Евдокия Мирошникова и Мелания Трохименкова из русской общины села Спасовка, расположенного в грузинской Джавахетии (запись С.Е.Никитиной 1990 года), дабы наяву убедиться, какой музыкальный пласт собственной культуры мы не уберегли. Совершенно бесподобный, неповторимый и никакими словами непередаваемый напев! В нем видятся одновременно и отблески далекой арийской эпохи, и тысячелетние традиции русской песенной культуры. Конечно, похоже, что каждый исполнитель или "исполнительская школа" пытался внести в текст что-то свое, не трогая однако "ядра". Подобное творческое переиначивание характерно для любого фольклорного жанра. Не исключение и русские "духовные стихи", куда по традиции включается и Голубиная книга. "Духовный стих" - это более чем свободно и стихотворно обработанный библейский или житийный сюжет, предназначенный для публичного исполнения. По формальным признакам Голубиная книга вроде бы попадает под такой критерий. Здесь поминаются и Иисус Христос, и Богородица, и град Иерусалим, и гора Фаворская, и Иордань-река. Между тем любому, даже самому неискушенному слушателю или читателю моментально бросается в глаза бесспорный факт: вся христианская проблематика покоится на некоем ином - нехристианском - фундаменте, неизбежно уводящем в неизведанные глубины человеческой предыстории, общеиндоевропейской и доиндоевропейской идеологии, морали, философии и протонауки. Именно данное обстоятельство позволило Николаю Ивановичу Надеждину (1804-1856) - одному из пионеров изучения русского традиционного мировоззрения - назвать Голубиную книгу ярчайшим примером древнейшей космогонической культуры, своего рода квинтэссенцией народной мудрости, заключающей ответы на вопросы, "смело посягающие на то, что, по нынешнему распределению знания, относится к высшим умозрительным задачам природоведения вообще, и в частности - землеведения!".
* *
*
И в самом деле, недаром заветная книга, о которой пели сказители, именуется Голубиной, то есть "глубинной" (что означает одновременно и "древняя", и "мудрая"). Но какую же "премудрость всей вселенныя" (доподлинные слова священного текста) она скрывает? (Между прочим, некоторые исполнители упорно именовали Вселенную "Поселенной", что дало основание А.П.Щапову посчитать именно это исконно русское слово первоосновой для народного представления о Мироздании: во Вселенной люди поселяются, точно в небесно-космической избе). Так какие же за сим сокрыты древние тайны? Какое универсальное знание? Попробуем разобраться в этих вопросах беспристрастно. События, описанные в Книге Книг, развертываются в условной стране, чьим символом может выступать и град Иерусалим (в одном из вариантов его название вообще русофицировано - Русолим), и близ Фавор-горы, и в других экзотических местах. В ряде случаев действие переносится прямиком на Русскую землю:
Што на матушке - на святой Руси, На святой Руси - на подсветною, Восходила туча сильна грозная, Выпадала Книга Голубиная.
Мотив "грозной небесной тучи" исключительно важен для выяснения подлинной сущности древнерусского компендиума. Корни здесь, без сомнения, уходят в древнеарийские представления о Мироздании, где Небо выступало синонимом Космоса (данная традиция прошла через всю последующую историю науки - от знаменитого космологического трактата Аристотеля "О Небе" до не менее знаменитых книг К.Фламмариона "История Неба" и К.Э.Циолковского "Грезы о Земле и Небе"). Все без исключения варианты Голубиной книги строятся по общей схеме. С небес (читай: из Космоса) нежданно-негаданно "выпадает" огромная таинственная Книга - от 40 пядень до 40 сажен (то есть от 4 до 80 метров) в вышину да почти столько же в толщину. Космическая насыщенность и внутренняя экспрессия этого далеко не уникального события удачно отражены на известной картине Николая Рериха, она так и называется "Голубиная книга" (рис.68). Что написано в той Великой книге неведомо никому. Вокруг собираются мудрецы, цари, богатыри (список нередко продолжается: бояре, крестьяне, попы да поповичи), ну и, конечно же, сами исполнители калики перехожие (от каждого сословия - по 40 человек). Начинают гадать: как быть, кто раскроет секрет сокровенной Небесной книги? Ключом к ее тайникам владеет лишь один - "распремудрый" царь Давид (в древнерусском мировосприятии он стал прозываться совсем по-домашнему - Давыд Евсеевич). На него-то и обрушивается град глубокомысленных вопросов. В качестве главного "вопрошателя" выступает, как правило, таинственный Волотоман-царь, или Волот Волотович. В его фигуре отчетливо проступают архаичные черты более древнего образа исполина-первопредка ("волот" по-древнерусски значит "великан"). На все вопросы даются обстоятельные, но стереотипные ответы. Вопросно-ответная форма изложения знания типична для многих древних культур. Помимо индоевропейской (включая славяно-русскую) традиции, она присутствует в священных текстах древних египтян, китайцев, майя, инков и ацтеков и др. Количество вопросов бывает разным. В зависимости от этого различают краткие и развернутые "редакции" Голубиной книги. Тем не менее все вопросы касаются самых фундаментальных сторон природного бытия и человеческого существования:
От чего у нас начался белый вольный свет? От чего у нас солнце красное? От чего у нас млад-светел месяц? От чего у нас звезды частые? От чего у нас ночи темные? От чего у нас зори утрени? От чего у нас ветры буйные? От чего у нас дробен дождик? От чего у нас ум-разум? От чего наши помыслы? От чего у нас мир-народ? От чего у нас кости крепкие? От чего телеса наши? От чего кровь-руда наша? От чего у нас на земле цари пошли? От чего зачались князья-бояры? От чего крестьяне православные?
Этим перечень вовсе не исчерпывается. В одном из вариантов "духовного стиха", записанного Н.Е.Ончуковым на Печоре, следуют еще и такие вопросы:
От цего разлилися да моря синия? От цего-де пошли да много множество? А потом по морям да как по синим, Расходились по морям да как морские звери? Во морях появились как больши киты? На китах да земля была основана. И пошло тут-де время, прокатилося, Узнавать стал народ да от цего-цего...
Вслед за бытийно-генетическим блоком проблем следует дюжина (а то и поболее), так сказать, субординационных загадок. Их смысл: кто на белом свете самый главный среди себе подобных. Кто царь царей? Кто царь зверей? Птиц? Рыб? Трав? Деревьев? Камней? Озер? Рек? Городов? И т.д. Древнейшие арийские и доарийские представления невообразимо далеких - и в сущности гиперборейских - времен, когда прапредки современных народов и этносов имели общую культуру, идеологию, религиозные верования и даже язык, прослеживаются в Голубиной книге повсюду и подчас в самых неожиданных местах. Вернемся еще раз к блоку космогонических вопросов. Порядок здесь такой: за Солнцем и Месяцем обычно следуют зори (правда, иногда появляется еще и Луна, что также свидетельствует о глубокой архаике, ибо, согласно донаучным представлениям, Луна и Месяц считались разными светилами так же, как зимнее, весеннее и летнее Солнце):
От чего зачалася заря утрення? От чего зачалася и вечерняя?
В тексте, записанном еще Киршей Даниловым, зори даже предшествуют звездам. В любом случае зори - равноправные члены сплоченной семьи дневных и ночных светил. Случайна ли это? Безусловно, нет! Почетное место и основополагающее значение зари досталось Голубиной книге от той эпохи, когда слабо дифференцированные индоевропейские племена обитали еще на Крайнем Севере (оттуда они мигрировали на Юг из-за резкого похолодания) и полярные зори являлись носителями жизненно важного смысла, знаменующего рождение солнечного света, В Ригведе Богиня утренней зари Ушас - одна из главнейших в ведийском пантеоне. Ей посвящено множество самых поэтических и вдохновенных гимнов. Поэтому вовсе не удивительно, что мифологема "утреней зари" перекочевала в свое время в протограф древнерусского текста и прочно в нем закрепилась, заняв столь высокое место в "небесной иерархии" Голубиной книги. Другой не менее характерный пример: одним из таинственных персонажей русской Книги Книг выступает Индрик-зверь. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы уловить его несомненную связь с ведийским и индуистским Божеством - Индрой, от имени которого, в конечном счете, идут названия и страны - Индии, и священной реки - Инда, и народа - индийцев, и религии индуизма. Как было проиллюстрировано выше, на Русском Севере до сих пор сохранилось немало топонимов и гидронимов с древнейшим общеиндоевропейским корнем "инд". Между прочим, в одном из текстов Голубиной книги загадочный Индрик-зверь именуется просто Индра. Вот только почему зверь? Вполне допустимо следующее объяснение. В эпоху нерасчлененной древнеарийской этнокультурной общности Индре как верховному Богу индоевропейцев подчинялись все "царства", включая животное. После распада индоевропейской праобщности и ухода ариев с Севера в памяти русских сохранилась одна из много численных "номинаций" Индры - Царь зверей, "всем зверям мати". Кроме того, на него, вне всякого сомнения, распространялись и многие тотемные признаки. При распаде этнической целостности, обособлении языков, культур и обычаев для самостоятельных народов, оказавшихся в новой культовой и мифологической среде, представления соседних и тем более мигрировавших народов деформировались, превращались в fata morgana, обрастали неправдоподобной атрибутикой, отождествлялись с тотемными (как правило, звериными) клише. Лишним подтверждением того, что древнерусский Индрик первоначально был очень близок (если не тождественен) с ведийским Индрой, свидетельствуют и его характеристики, сохранившиеся в Голубиной книге. Здесь Индрик ростом "уво всю землю Вселенную", а от его деяний "вся Вселенная всколыбается". Это живо напоминает характеристику Индры в Ригведе (111 46, 2-3) как царя всей Вселенной:
Единственный царь всего света, "..." (Своими) размерами он превосходит Богов, Сверкающий, неодолимый во всем, Индра пре(восходит) величием небо (и) землю, Пре(восходит) широкое, великое воздушное пространство...
И, главное, вполне соответствует космическим деяниям классического Индры - повелителя Вселенной, владыки молнии и грома. Именно с его деяниями связано отделение Земли от Неба (отсюда идет, по всей видимости, и вышеприведенный образ Голубиной книги - не совсем привычная с точки зрения здравого смысла привязка Земли ко Вселенной). Выпив священного напитка сомы, Индра вырос до гигантских и настолько устрашающих размеров, что Небо и Земля, охваченные ужасом, разлетелись в противоположные стороны, разлучившись тем самым навеки, а Вседержитель и Потрясатель Вселенной заполнил собой все пространство между ними:
По ту сторону (видимого) пространства, неба Ты, о сильный по своей природе, (приходящий) на помощь О дерзкий мыслью, Сделал землю противовесом (своей) силы, Охватывая воды, солнце, ты идешь на небо. Ты стал противовесом земли, Ты стал господином высокого (неба) с великими героями. Все воздушное пространство ты заполнил (своим) величием. Ведь поистине никто не равен тебе. Ригведа. 1, 52, 12-13.
Но на этом процесс миротворения не завершился. В Ригведе рассказывается, как владыка всего сущего прародитель Богов Праджапати сотворил вместе с ними вселенского человека Пурушу (и лишь затем были созданы обычные люди). Однако его вскоре принесли в жертву. Тело Пуруши было расчленено на части, и из них-то возникли небесные светила, земной небосклон, стихии, ветер, огонь и т.п.: Пуруша - тысячеглавый, Тысячеглазый, тысяченогий. Со всех сторон покрыв землю, Он возвышался (над ней еще) на десять пальцев. Ведь Пуруша - это Вселенная, Которая была и которая будет. Он также властвует над бессмертием "..." Когда Пурушу расчленили, На сколько частей разделили его? Что его рот, что руки? "..." Луна из (его) духа рождена, Из глаза Солнце родилось, Из уст - Индра и Агни, Из дыхания родился ветер. Из пупа возникло воздушное пространство, Из головы развилось небо, Из ног земля, стороны света - из уха, Так они устроили миры "..." Ригведа. Х 90, 1-14.
В русской же мифологической и космогонической традиции отзвуки этих древних доарийских представлений однозначно просматриваются в различных "редакциях" Голубиной книги, где все богатство видимого мира, в полном соответствии с общеиндоевропейской традицией, истолковывается, как части некоего космического Божества:
Белый свет от сердца его. Красно солнце от лица его, Светел месяц от очей его, Часты звезды от речей его...
Другой вариант Голубиной книги имеет следующее продолжение с учетом христианизированной "правки":
Ночи темные от дум Господних Зори утренни от очей Господних, Ветры буйные от Свята Духа. Дробен дождик от слез Христа, Наши помыслы от облац небесных, У нас мир-народ от Адамия, Кости крепкие от камени, Телеса наши от сырой земли, Кровь-руда наша от Черна моря.
* *
*
Но известны и иные версии. В Русском Устье, на побережье реки Индигирки (еще один "северный Инд"!) пришлое население - носитель архаичной культуры - находилось автономно-культурной изоляции, начиная с ХV11 века (еще до церковного раскола). Это привело к консервации (а по существу сохранению) традиционных сюжетов. Так что неудивительно, что именно здесь были записаны редкие варианты Голубиной книги, именуемой здесь даже по-особому - Книга "Голубиный свет". Именно она сама и порождает все Мироздание - Белый свет, Красно солнце, Светёл месяц, Мать Сыру Землю, Сине море и другие природные феномены. Подобный подход не нов: во множестве религиозных представлений (включая Веды и Евангелие от Иоанна) мир трактуется производным от Слова - оно-то и записано в Священную Книгу. Точно так же расчлененный Первобог Голубиной книги восходит к самым началам общеиндоевропейской космогонической традиции (возможно, в данной роли как раз и выступал уже упомянутый Волот Волотович - бывший великан). Это доказал еще Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) при анализе архаичной русской обрядовой песни с мотивами людоедства (есть, оказывается, и такая - да не одна!), где жена намеревается расчленить и съесть собственного мужа. Записанная и опубликованная в середине прошлого века в Курской губернии писательницей Надеждой Кохановской, эта страшная песня повергла в шок читательскую публику, а развернувшаяся полемика обнаружила среди прочего достаточную распространенность каннибалистского текста в разных областях России. В песне беспристрастно рассказывается про то, как жена вместе с подружками съела собственного мужа да еще попотчевала страшным угощением мужнину сестру, подзадоривая ее загадками:
Я из рук, из ног коровать смощу, Из буйной головы яндову скую, Из глаз его я чару солью, Из мяса его пирогов напеку, А из сала его я свечей налью. Созову я беседу подружек своих, Я подружек своих и сестрицу его, Загадаю загадку неотгадливую. Ой, и что таково: На милом я сижу, На милова гляжу, Я милым подношу, Милым подчеваю, Аи мил пер'до мной, Что свечою горит? Никто той загадки не отгадывает. Отгадала загадку подружка одна, Подружка одна, то сестрица его: - "А я тебе, братец, говаривала: Не ходи, братец, поздным-поздно, Поздным-поздно, поздно вечером".
Никто не сомневался в глубокой архаичности женских причитаний, но никто не мог толком объяснить их истинного смысла. Хомяков же, посвятивший данному вопросу специальную заметку, уловил в русской песне древнюю космогоническую тайнопись по аналогии с древнеегипетскими, древнеиндийскими и древнескандинавскими мифами. Более того, он назвал странную песню "Голубиной книгой в ее окончании". Чем же руководствовался Хомяков и каков ход его рассуждений? Мыслитель-славянофил напоминает, что северная мифология и космогония строила мир из разрушенного образа человеческого - из частей великана Имира, растерзанного детьми Первобога Бора. В восточных мифологиях и космогониях Вселенная также строилась из мужского или женского исполинского образа - в зависимости от того, кто был убийца-строитель мужское Божество или женское. В ходе дальнейшего космогонического процесса кости поверженного великана делались горами, тело - землею, кровь морями, глаза - светоносными чашами, месяцем и солнцем. В соответствии с канонами и традициями мифологической школы в фольклористике, Хомяков делает предположение, что та же схема действовала и в славяно-русской мифологии, что получило отражение и в Голубиной книге и "людоедской песне" (последняя - один из осколков древней мифологии, который при достаточном воображении можно сопрячь с некоторыми устойчивыми образами русского фольклора). По Хомякову, мифологические рассказы при падении язычества теряли свой смысл и переходили либо в богатырскую сказку, либо в бытовые песни, либо в простые отрывочные выражения, которые сами по себе не представляют никакого смысла. Таково, например, знаменитое описание теремов, где отражается вся красота небесная, или описание красавицы, у которой во лбу солнце (звезда), а в косе месяц. Точно так же из ряда вон выходящая каннибалистская песня, резюмирует Хомяков, "есть, по-видимому, не что иное, как изломанная и изуродованная космогоническая повесть, в которой Богиня сидит на разбросанных членах убитого ею (также божественного) человекообразного принципа... Этим легко объясняется и широкое распространение самой песни, и ее нескладица, и это соединение тона глупо спокойного с предметом, по-видимому, ужасным и отвратительным". Необычное превращение в русской "людоедской" песне образа-символа Вселенского великана - лишь одно из многих его расщеплений в мировой мифологии после выделения самостоятельных народов, языков и культур из единого в прошлом Праэтноса. Сходные космогонические мотивы обнаруживаются и в других индоевропейских мифологических картинах мира. Можно вспомнить, к примеру, Первопредка иранского народа - великана Йиму. Общеиндоевропейская корневая основа, закрепившаяся в его имени сохранилась также в современных русских словах "имя", "иметь". Пои иранским преданиям, первочеловек Йима - создатель мировой цивилизации, спасший человечество от потопа, обрушившегося на Землю после жесточайшей зимы. При Йиме в подвластных ему странах царил Золотой век, красочно описанный Фирдоуси в "Шахнаме". Но в конце жизненного пути Йиму, как и великана Имира, ждало расчленение: он был распилен пополам собственным братом-близнецом. Мир - из Человека! В этой мифологеме, сохраненной в Голубиной книге, впервые прозвучал великий философский принцип Всеединства Макрокосма и Микрокосма. Но и в первом своем мифологическом и религиозном обличии он имеет не одну только индоевропейскую, но и общемировую значимость. Жутковатый сюжет расчленения живого или мертвого тела как аналога Вселенной прослеживается и в китайской мифологии. Так, древнекитайский Первопредок-исполин Пань-гу, родившийся из Космического яйца, считается творцом Неба и Земли. 18 тысяч лет он, подобно эллинскому Атланту, продержал небо на своих плечах, вырастая ежедневно на 1 чжан, то есть около 3 метров (подсчитано, что за все время жизни он вырос до размера в 90 тысяч ли, то есть примерно 45 тысяч километров). Но главные космические превращения начались после смерти Пань-гу. В полном соответствии с древнейшими общемировыми представлениями, из частей его тела образова-лось все богатство поднебесного и наднебесного мира. Последний вздох Вселенского исполина сделался ветром и облаками, голос - громом, левый глаз - Солнцем, правый - Луною, туловище с руками и ногами - четырьмя стра-нами света с пятью знаменитыми горами, кровь - реками, жилы дорогами, плоть - почвою, волосы на голове и усы - звездами на небосклоне, кожа и волосы на теле - травами, цветами и деревьями, зубы, кости, костный мозг - металлами, камнями и минералами, пот - дождем и росою. Классической считается одна из версий мифа о смерти Осириса, когда тело его было разрублено коварным братом Сетом на 14 частей. Сестра-супруга Исида собрала и соединила все части изуродованного тела; не найденным остался только детородный уд. "Философией расчлененности" наполнена и египетская "Книга мертвых", где части тела усопшего в загробном мире совмещаются с конкретным Богом - носителем определенных свойств и функций. Вот небольшая характерная иллюстрация "распределения тела по Богам", взятая из 42-й главы Книги мертвых (в оригинале текст сопровождается виньетками с изображением Богов):
"...Лицо мое - это лицо Диска Сюжет о расчленении Первобога был распространен чуть ли не у всех древних народов. В устных талмудических сказаниях (неканонических ветхозаветных преданиях евреев) знакомое космическое клише перенесено на Первочеловека Адама; первоначально он имел вселенские размеры, заполняя собою весь Мир, и лишь после грехопадения Бог уменьшил размеры Праотца рода людского. Когда Адам лежал, голова его находилась на крайнем Востоке, а ноги - на Западе; когда же он встал, то все твари посчитали его, Вселенского исполина, Творцом, равным Богу. Ангелы констатировали: "В мире двоевластие", и тогда Бог Яхве уменьшил размеры тела Адама. Подобные же мотивы обнаруживаются и в мусульманских легендах, изложенных, к примеру, в поэме великого суфийского мыслителя Джалаледдина Руми (1207-1273) "Масневи", написанной на основе ближневосточного фольклора. У Руми Бог творит Адама из праха, а Дьявол проникает через раскрытый рот внутрь Первочеловека и обнаруживает там "Малый мир", подобный "Большому миру". Голова Адама - небо о семи сферах, тело его - земля, волосы деревья, кости и жилы - горы и реки. Как в природном мире - четыре времени, так и в Адаме - жар, холод, влага и сушь, заключенные в черной и желтой желчи, флегме и крови. А связанный со сменой времен года круговорот природы подобен кругообращению пищи в теле Адама. И т.д. Впоследствии популярный сюжет общемирового фольклора (не без влияния, однако, и Голубиной книги) проник в русские "отреченные книги" - апокрифы - и стал известен под названием "Вопросы, от скольких частей создан был Адам". Здесь Первочеловек рисуется по аналогии с Голубиной книгой, но как бы с обратным знаком: тело - от земли, кости - от камней, очи - от моря, мысли - от ангельского полета, дыхание - от ветра, разум - от облака небесного (Небо -синоним Космоса), кровь - от солнечной росы. Впрочем, с точки зрения единства Макро- и Микрокосма - центральной идеи всего русского космизма - направленность вектора "Человек-Вселенная" не имеет принципиального значения. Важна преемственность идей в общенаучном процессе осмысления Мира и места в нем рода людского. В данном смысле весьма знаменательно, что именно на русский апокриф об Адаме (равно, как и на Голубиную книгу) опирались П.А.Флоренский и Л.П.Карсавин при углубленном обосновании оригинальной концепции русского космизма о первичности Микрокосма в его соотношении с Макрокосмом.
* *
*
Открытие и познание "премудрости всей Вселенной" завершается в наиболее полных текстах Голубиной книги "сгустком" моральной направленности, представленном в аллегорической форме - в виде притчи о двух (космических) зайцах, олицетворяющих Правду и Кривду. В одной из записей, сделанных на Русском Севере, это представлено так:
...Как два заяца во поле сходилися, Один бел заяц, другой сер заяц, Как бы серой белого преодолел; Бел пошел с Земли на Небо, А сер пошел по всей земли, По всей земли, по всей вселенныя... Кой бел заяц - это Правда была, А кой сер заяц - это Кривда была, А Кривда Правду преодолела, А Правда взята Богом на небо, А Кривда пошла по всей земли, По всей земли, по всей вселенныя, И вселилась в люди лукавые...
Изумительный образец народного космизма! К тому же в подтексте приведенного отрывка сокрыты еще две проблемы. Одна - древняя, связанная с извечной борьбой двух космических начал - Добра и Зла (позднее эта идея закрепилась и расцвела пышным цветом в дуальной философии манихейства). Другая - архидревняя, связанная аж с тотемными предпочтениями наших предков и прапредков, что уводит в самые немыслимые глубины общечеловеческой истории и гиперборейского мировоззрения. Отголоски стародавнего прошлого выступают здесь в виде двух тотемных зайцев. Заяц во многом неразгаданный персонаж мирового фольклора. В русских сказках он - добрый и желанный гость, имеющий скромный мифологический ранг. (Хотя сохранились поверия и с отрицательным знаком: считалось, что заяц перебежавший дорогу, как черная кошка, знаменует беду). Не то в сказаниях других народов, где заяц подчас выступает в роли космотворящего существа. В повериях североамериканских ирокезов он создает мир из воды, в легендах другого индейского племени - виннебаго - он соперничает с Солнцем и ловит его в силки. У евразийских народов заяц, напротив, связан с Луной. Сохранились русские детские песенки и считалки, где заяц именуется Месяцем. А у литовцев-язычников вплоть до введения христианства был даже Заячий Бог, о чем упоминается в Ипатьевской летописи. Голубиная книга неисчерпаема в своей глубине. Она - действительно Глубинная книга, чьи корни уходят к самым истокам мировой истории и предыстории. Она - один из немногих, чудом уцелевших мостков, напрямую соединяющих нас с началом начал всемирной истории. В этом живительном роднике - истоки и русского духа, и русской души. Народ - хранитель и носитель древнейших традиций - прекрасно понимал подлинную цену обретенного еще в праотеческие времена своего в общем-то бесценного сокровища. В самом ее тексте содержится самая точная и емкая характеристика - премудрость всей Вселенной! О какой еще другой книге прошлого и настоящего можно сказать подобное?
КАЛЕВАЛЬСКИЙ ФОРПОСТ
В чужих словах скрывается пространство; Чужих грехов и подвигов чреда, Измены и глухое постоянство Упрямых предков, нами никогда Не виданное. Маятник столетий, Как сердце бьется в сердце у меня. Чужие жизни и чужие смерти Живут в чужих словах чужого дня. Они живут, не возвратясь обратно, Туда, где смерть нашла их и взяла, Хоть в книгах полустерты и невнятны Их гневные, их страшные дела. Они живут, туманя древней кровью, Пролитой и истлевшею давно, Доверчивых потомков изголовья. Нас всех прядет судьбы веретено В один узор; но разговор столетий Звучит, как сердце, в сердце у меня. Так, я, двусердный, я не встречу смерти, Живя в чужих словах чужого дня. Лев ГУМИЛЕВ
Уловить и понять общие корни культур разных народов, проникнуться архаичным северным (читай - гиперборейским) мироощущением помогает другой шедевр мирового фольклора - "Калевала", литературное сокровище финно-угорской духовной культуры. Еще уже - карело-финский эпос. На самом деле эта удивительная книга - бесценное достояние всего человечества. В финских и карельских рунах запечатлены такие архаичные пласты человеческого самосознания, которые распространяются на предысторию большинства народов Евразии. И дальше. Здесь сохранились не подвластные времени и беспамятству сюжеты и мифологемы, относящиеся к борьбе патриархата и матриархата, Золотого и Железного веков, различных тотемных кланов, не говоря уже о древнейшей космогонии. "Калевала" - как она знакома современному читателю - бережно обработанный и скомпонованный в целостную книгу фольклорный материал, собранный в начале Х1Х века Элиасом Лёнротом среди карелов, ижорцев и финнов, проживавших тогда на территории Российской империи (главным образом в Архангельской губернии, где финские и карельские поселенцы также свято хранили древние руны, как русское население - былины). Тем не менее, несмотря на сравнительно недавнюю запись (что, впрочем, относится к фольклорным текстам большинства народов Земли), "Калевала" - одно из древнейших стихотворных произведений человечества. Учитывая же ее северное происхождение, великая поэма, запечатленная в памяти сотен поколений, быть может, как ни одно другое произведение устного народного творчества, сохранила - где в первозданном, а где и в "снятом" виде - голос полярной Прародины и отголоски ценностей той далекой эпохи. Былое единство всех людей, языков и культур, так сказать, генетически заложено в каждом из нас. В подсознании закодированы древние символы и мифологемы. Они могут оживать в памяти, обнажая глубинные и неведомые без творческого озарения корни. Так, исконно русский поэт Николай Клюев ощущал в себе через общее северное первоначало дух не только русского, но также карельского и саамского народов:
Я потомок лапландского князя, Калевалов волхвующий внук...
Эти стихи уже цитировались в одном из эпиграфов. В своей поэзии Клюев сделал символом северной (ледовитой) Гипербореи камень Сапфир:
Калевала сродни желтокожью, В чьем венце ледовитый Сапфир.
Если с определенной долей условности сегодня и можно говорить о философии Гипербореи, то в достаточно концентрированной форме былое мироощущение и менталитет наших прапредков получил отображение именно в "Калевале". Точная датировка большинства ее сюжетов вообще затруднительна. С одной стороны, книга изобилует архаичными родоплеменными реминисценциями. С другой стороны, многие эпизоды заведомо позднего происхождения. Иначе, печатный текст "Калевалы" - сплав древности и современности (если под последней подразумевать всю эпоху после принятия христианства). Однако, не считая незначительных христианских реалий типа нательных крестиков и заключительного крещения ребенка - будущего властителя Карелии (вставной фрагмент явно позднего и конъюнктурного происхождения), "Калевала" всецело языческая книга - буйная, непредсказуемая и многоцветная, с множеством древних Божеств, постепенно превратившихся в народном представлении в обычных людей, наделенных, тем не менее, волшебными способностями. Неповторим и незабываем образный и поэтический язык "Калевалы". Он настолько сладкозвучен, что даже в русском переводе воспринимается как верх совершенства:
Мне пришло одно желанье, Я одну задумал думу, Быть готовым к песнопенью И начать скорее слово, Чтоб пропеть мне предков песню, Рода нашего напевы. На устах слова уж тают, Разливаются речами, На язык они стремятся, Раскрывают мои зубы... (Перевод - здесь и далее - Л.Бельского)
Переводится название эпической поэмы, как "Сыны Кaлевы" (Кaлева родоначальник карело-финских племен). Любопытно, что собственно в фольклорной поэзии и прозе название "Калевала" почти не встречается. Популярным это слово сделалось после опубликования эпоса (сокращенной композиции - в 1835 году и полной версии - в 1849 году). Имя прапредка Калевы поминается постоянно (кстати, в его основе лежит один из архаичных ощеязыковых корней "кал"). В сказаниях и песнях, оставшихся за пределами литературной обработки Э.Лёнрота, Калева - великан, у которого 12 сыновей. Многие герои "Калевалы" также из числа первопредков и первотворцов. Таков северный Орфей - Вяйнямёйнен (сокращенно - Вяйнё) - Мудрый старец, сказитель и песнопевец-музыкант, шаман и волшебник (рис.69). Он несет в себе отпечаток архаичного Божества-демиурга и живого человека, подверженного сомнениям и страстям (в частности, Вяйно часто и обильно плачет). Точнее, образ Вяйнемёйнена, как он дожил до наших дней, соединил в себе представления о первопредке и первотворце. Черты последнего особенно заметны в начальных космогонических главах. Вяйнямёйнен - сын Небесной Богини - Ильматар, дочери воздушного (и безвоздушного, то есть космического) пространства. Забеременела она одновременно от буйного Ветра, который "надул" плод в процессе "качания" на волнах, и синего Моря, которое обеспечило последующую фазу беременности - "полноту" (следовательно, обоих можно считать отцами Вяйнё). Между прочим, подобное зачатие эпического героя от ветра встречается и в других мифологиях (например, у пеласгов - предшественников эллинов на Балканах), что лишний раз подтверждает общность генетических и культурных корней различных этносов. Роды у Ильматар не наступали до тех пор, пока она не превратилась в Мать воды - первозданную водную стихию и не выставила над бескрайним первичным Океаном пышущее жаром колено. На него-то и опустилась космотворящая птица - Утка (у других северных народов это могла быть гагара, у древних египтян - дикий гусь, у славяно-русов - гоголь-селезень, но мифологическая первооснова у всех одна). Из семи яиц, снесенных Уткой (шесть золотых и одно железное), и родилась Вселенная, весь видимый и невидимый мир:
Из яйца, из нижней части, Вышла мать-земля сырая; Из яйца, из верхней части, Встал высокий свод небесный, Из желтка, из верхней части, Солнце светлое явилось; Из белка, из верхней части, Ясный месяц появился; Из яйца, из пестрой части, Звезды сделались на небе; Из яйца, из темной части, Тучи в воздухе явились...
В этом изумительном по красоте и ёмкости фрагменте зачатки многих космологий и мифологем других культур, связанных с представлениями о Космическом яйце, что как раз и подтверждает былую социокультурную и этнолингвистическую общность всех народов Земли. Так, в космогонии Древнего Египта (гермопольская версия) бытовал аналогичный сюжет - только вместо утки выступал белый гусь Великий Гоготун: он снес яйцо, из которого родился Бог Солнца, рассеяв тьму и хаос, что свидетельствует об общих мифологических воззрениях тех пранародов, которые положили начало и древним египтянам, и древним индоевропейцам, и древним финно-угорцам. По древнеегипетским представлениям, изначальное Космическое яйцо было невидимым, так как оно возникло во тьме до сотворения мира. Из него в образе птицы появилось солнечное Божество, которое так характеризуется в подлинных текстах: "Я - душа, возникшая из хаоса, мое гнездо невидимо, мое яйцо не разбито". В других текстах голос космотворящей птицы - дикого гуся Великого Гоготуна - прорезал бесконечное безмолвие хаоса, "когда в мире еще царила тишина". По одним источникам, яйцо несло в себе птицу света, по другим - воздух. В "Текстах саркофагов" говорится, что оно было первой сотворенной в мире вещью. Аналогичную картину рисует древнеиндийская мифология. Сотворение мира из хаоса великим Первобогом Брахмой происходит с помощью золотого яйца, две половинки которого образуют землю и небо. Космогонические мифы многих народов Евразии во многом повторяют сюжет "Калевалы". По представлениям нганасан, живущих на Таймыре, первотворцом мира была утка, которая достала со дна океана щепотку земли, и из нее образовалась вся суша. В мансийских преданиях за щепоткой земли на дно океана ныряют две гагары. Птица, которая выступает творцом (демиургом) мира у разных народов, иногда меняет свое обличие. У североамериканских индейцев тлинкитов - это ворон, у якутов - ворон, утка и сокол, у некоторых австралийских племен - орел-сокол.
* *
*
В русской традиции Птица-Космотворец - как правило, селезень (гоголь) или изредка какая-либо другая водоплавающая птица (например, лебедь). Именно здесь в наиболее отчетливой форме обнаруживается неразрывная связь и общность происхождения фундаментальных понятий о космоустройстве мира - у русского и других народов Севера. В памяти наших предков четко отложились наидревнейшие представления о сотворении мира. Еще в середине прошлого века П.Н.Рыбников записал у крестьян Заонежья краткий (неизбежно христианизированный) вариант такой доарийской легенды (сам текст является типичным образцом народного двоеверия):
"По досюльному Окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой черен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам Господь Вседержитель и Сатана. По Божию повелению, по Богородицыну благословению, Сатана выздынул со дна моря горсть земли. Из той горсти Господь-то сотворил ровные места и путистые поля, а Сатана наделал непроходимых пропастей, щильев и высоких гор. И ударил Господь молотком в камень и создал силы небесные; ударил Сатана в камень молотком и создал свое воинство. И пошла между воинствами великая война; по началу одолевала было рать Сатаны, но под конец взяла верх сила небесная. И сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места: которые пали в леса, стали лесовиками, которые в воду - водяниками, которые в дом - домовиками; иные упали в бани и сделались банниками, иные во дворах - дворовиками, а иные в ригах - ригачниками".
Древнейшие доарийские представления об участии птицы (утки) в сотворении мира содержатся и в космогоническом апокрифе XVII в. из библиотеки Соловецкого монастыря. Текст также христианизирован, но в нем настолько явственно присутствует добиблейский пласт, что в результате действующими лицами оказываются два Бога - христианский и дохристианский, выступающий в виде птицы - Селезня (гоголя). Поле действия апокрифа - мир до сотворения, когда в нем не было ничего, кроме воды (первичный космический океан), по которому и плавала Божественная птица:
"И рече Бог: ты кто еси? Птица же рече: аз если Бог... Бог же рече: ты откуда бо? Птица же рече: от вышних. И рече Бог: дай же ми от нижних. И понре птица в море и согна пену, яко ил и принесе к Богу и взя Бог ил в горсть и распространи сюду и овоюду, и быть земля...".
Интересно, что дохристианский Бог-Птица оказывается более могущественным, чем библейский Первотворец. Первому, а не второму дано достать и принести землю со дна океана. И именуется Бог-Птица в апокрифе Вышним (аналогично общеарийскому Вишну). За что библейский Бог, согласно апокрифу, и наименовывает своего конкурента Сатанилом, который "престал над звездами", а там он "воевода небесным силам, надо всеми старейшина". Данный сюжет, где народная космогония перемешана с библейской, встречался и фиксировался повсеместно - от Севера до Юга. Апокриф - сказание о творении мира уткой-гоголем - имел широкое хождение на Руси, куда он попал из Болгарии (интересно, что в самой Болгарии обнаружен лишь один-единственный оригинальный список, в то время как в России известно их несколько). Однако было бы неверно ограничивать легенду о Боге и Сатаниле одной лишь библейской традицией, как это делали некоторые исследователи. Апокриф, как будет видно ниже, опирался на древнейшие космогонические представления, прямого отношения к Библии не имевшие. Зато древнерусские народные космогонические воззрения напрямую замыкались на тот общий духовный источник, из которого возникли многие шедевры мировой классики. Включая и "Калевалу". Повсеместность распространения легенды о творении мира при участии птицы - практически на всех континентах земли - лучшее тому доказательство. Древнее космогоническое представление о творении мира птицей было чрезвычайно живуче среди славянского населения России. Ввиду исключительной важности данного текста, уходящего своими корнями в гиперборейские времена, приводим наиболее подробную из его записей - как она сохранилась в памяти русского сказителя. Текст записан от 79-летнего тюменского крестьянина Д.Н.Плеханова П.А.Городцовым (публикация в журнале "Этнографическое обозрение", 1909. № 1).
"Изначала веков ничего не было: - ни неба, ни земли, ни человека, а была только одна вода, вода без конца и краю и без дна, а поеверх воды была тьма тьмущая - беспросветная тьма. И по этой воде плавал в лодочке Бог Салаоф. Плыл однажды Бог Салаоф в лодочке и сплюнул на воду слинку - Я брат твой. Возьми меня с собою в лодочку. В лодочке хватило места и для двоих и потому Бог сказал сатане: - Садись. Сел сатана в лодочку вместе с Богом и поплыли дальше. Плыли-плыли, Бог и говорит сатане: - Хочу я сотворить землю. Нырни, сатана, в воду и достань оттуда земли. Сатана обернулся птицей гоголем и нырнул в воду. Но пред этим сатана не благословился у Бога и потому труд его остался безуспешным. Долго сатана гоголем погружался в воду, но все-таки не мог добраться до дна и не мог захватить земли, выбился сатана из сил и вынырнул обратно и сказал Богу: - Не мог я добраться до дна и не достал земли. - Тогда Бог опять сказал сатане: - Ныряй второй раз и достань из воды земли. Сатана оборотился птицей гагарой и вторично нырнул. Но и на этот раз он не благословился, и потому он опять не достал дна и не добыл земли, хотя и нырнул глубже прежнего. Вынырнул сатана из воды и сказал Богу: - Не мог я достать земли и не мог добраться до дна, хотя нырнул куда как дальше прежнего. Тогда Бог сказал сатане: - Ты потому не можешь достать земли, что ныряешь не благословясь. - Благословись у меня, тогда достанешь дно и принесешь земли. Ныряй в третий раз. Сатана на этот раз благословился у Бога, а затем оборотился птицей соксуном - Вот я принес тебе земли. - Давай сюда землю, - сказал Бог и взял землю из клюва птицы соксуна. Но сатана не всю землю передал Богу и небольшую часть он утаил у себя в клюве. И думает сатана: - Сотворит Бог себе землю, а я увижу, как он это делает, и по его примеру сотворю свою особую землю. Взял Бог землю и повелел из водной глубины явиться трем китам. И вот явились три кита, таких больших, что станешь на головы, так конца хвостов и не увидишь. Киты установились головами вместе, а хвостами в разные стороны. Тогда Бог положил землю себе на ладонь, а другою ладонью стал мять землю и сдавливать ее. Мял - мял Бог землю и сделал из нее вроде небольшой круглой и совершенно ровной лепешки; эту лепешку-землю Бог положил на головы трех китов, и земля стала расти, росла-росла и покрыла собою всех трех китов и все продолжала расти. Трем китам стало уже не под силу держать землю, и тогда Бог повелел явиться из водной пучины еще четырем китам и держать землю. Явились четыре кита, сомкнулись они головами с первыми тремя, а хвостами раскинулись в разные стороны и стали держать землю. С того времени и до наших дней земля держится на семи китах. В то время как росла и ширилась земля на китах, - росла и ширилась также земля, оставшаяся во рту у сатаны, так что сильно раздуло щеки у сатаны. Бог это заметил и спрашивает сатану: - С чего это у тебя щеки-то раздуло? И сатана должен был сознаться: - Виноват! Прости Господи: я утаил во рту немного земли. - Выплевывай землю изо рта! - приказал Бог. И сатана стал выплевывать землю. И там, где сатана плюнет, - появляются всякие дикие и нечистые места, - горы и овраги, лесные трущобы, кочки и болота. До этого же земля была ровна и чиста и во всех отношениях прекрасна. Так Бог сотворил землю и весь мир. Когда творение земли завершилось, тогда Бог задумал отдохнуть. Вытащил он лодочку из воды на землю, перевернул ее вверх дном, а сам улегся около лодочки и скоро уснул крепким сном. Сатана, при виде уснувшего Бога, замыслил недоброе дело, - он задумал погубить Бога. Сатана думал так: - Брошу я сонного Бога в воду и утоплю его, и тогда - земля будет моя и лодочка будет моя. Взял сатана Бога и понес его к берегу. Но по мере приближения сатаны к воде земля перед ним все росла и ширилась, а вода перед ним все убегала да убегала. Так сатана и не мог донести Бога до воды. Повернул тогда сатана в другую сторону и понес Бога к другому берегу земли, думал, не удастся ли бросить Бога с другого берега земли. Но и там повторилась та же история. Тогда сатана положил Бога на прежнее место, около лодочки, как будто бы он и не касался Бога. Земля и поныне держится на семи китах и висит на воде. Земля продолжает расти и теперь, - и когда она вырастет и увеличится настолько, что и семь китов не в состоянии будут держать ее, - тогда киты уйдут в воду; земля рассыплется и провалится в водные бездны. Тогда и наступит конец мира. Говорят, что это время уже недалеко".
Известны и другие варианты. Один из них - более лаконичный - записан в конце прошлого века в Смоленской губернии собирателем русского и славянского фольклора В.Н.Добровольским. В записи и публикации неутомимого этнографа зафиксирована драгоценная деталь. Черт выступает в образе лебедя, и Бог заставляет его трижды нырять на дно моря за песком, чтобы сотворить сушу. Здесь же приводится еще одна редкая русская космогоническая легенда о происхождении Луны из Солнца. "Прежде было два солнца, но Бог, разгневавшись на одно из них, наслал змея, который так высосал солнце, неугодное Богу, что оно стало совершенно бледным - и зовется оно с тех пор уже месяцем и светится только ночью". Понятно, что на протяжении тысячелетий в процессе этнической дифференциации многие первоначальные мифологические сюжеты и образы трансформировались, обрастали новыми подробностями или, напротив, утрачивали старые. Однако исходные моменты народная память удерживала цепко. Теперь уже трудно установить, какой космогонический образ древнее - утка (гоголь) или лебедь. Скорее, и тот и другой выступали тотемами различных родов или племен. Несомненно одно: древнейшие представления о сотворении мира на стадии недифференцированной культурной и языковой общности народов Евразии были связаны с водоплавающей птицей и первичным Океаном, который в конечном счете является космическим океаном. Для подтверждения сказанного приведем еще раз финский - теперь прозаический - вариант легенды о сотворении мира.
"Был гоголь на море; вместо воздуха был только туман. Дух сатана является гоголю: "Для чего ты здесь на море?" Гоголь сказал: "Я птица водяная, ведь мое место на море". - "Но что же ты здесь на море, когда нет земли?" "Где же взять землю, раз она вовсе не существует!" - "Земля ведь находится на дне моря. Раз ты водяная птица, сходи за землею на дно". Гоголь погружается на дно моря и несет земли в клюве. У него осталось ея мало, так как вода смыла часть ее. Дух сатана говорит: "Сходи еще раз, принеси побольше". Гоголь принес еще. "Сходи еще и приучись носить побольше". Гоголь сходил третий раз и принес еще больше. Они сделали себе участок земли на море и начали жить там. Очутился дух Божий среди них. "Откуда у вас здесь земля?" - "Гоголь сходил на дно моря". - "Начнем вместе творить, раз у вас есть земля..." Злой дух взял земли в рот, отделяя часть ее для своей земли. Бог все говорит: "Должно быть больше земли, так как здесь она еще не вся". Злой дух клянется: "Больше нет". Бог настаивает на своем и говорит: "Открывай рот". Там и нашли землю. "Смотри, здесь ведь есть земля; для чего ты клялся, что ее нет?" Тот выплевывает землю на север, где из нее стали расти камни, скалы, горы".
Отголоски древнейших представлений о Космическом яйце находим и в некоторых украинских космогонических сказаниях (а архаичный украинский фольклор - он одновременно и фольклор Киевской Руси, то есть всех населявших ее народов - великороссов, малороссов и белоруссов). Так, по одной из легенд, Земля, Солнце, Луна и звезды образовались из первичного шара (аналог Космического яйца). Из яиц же появляются и люди. После изгнания из рая Бог повелел Еве каждый день нести столько яиц, сколько в тот день людей умрет. И так - вечно. А Бог берет те яйца, делит каждое на две половинки и бросает на землю. Из одной половинки родится мальчик, а из другой девочка. А потом они подрастают и женятся. Но иногда бывает, что одна половинка яйца падает в море, а другая - на землю или какой-нибудь зверь съедает одну из половинок. И тогда человек, родившийся из уцелевшей половинки яйца, остается без пары и всю жизнь ходит неженатым парубком или незамужней дивчиной. У других народов Евразии также распространен сюжет о нырянии на дно моря (океана) с целью сотворения земли, что лишний раз доказывает близость и былое единство верований и культур. У марийцев в этой роли выступают легендарные Юма (Бог) и Керометь (Сатана), у мордовцев - Чам-Пас (Бог) и Мастер-Пас (Шайтан), у алтайцев Бог принимает облик двух черных гусей, а на дно моря ныряет гагара. Хорошо известна обработанная для детей Виталием Бианки сибирская легенда о птице-чомге Люле, которая трижды ныряет в глубины океана, чтобы добыть земли: всем она достала, а себя обделила. Сюжет обретения земли птицей нашел отображение в древнем народном искусстве - как русского, так и сопредельных народов. Космогоническое сказание о появлении земли из моря, откуда ее достают животные, чрезвычайно популярно среди народов мира. Евразийскому варианту, где главным героем выступает птица, противостоит американо-индейский вариант (ирокезское предание), где звери и птицы оказались бессильными, а землю со дна моря добывает жаба-лягушка. Всесилие лягушки наводит, кстати, на мысль о сходстве данного образа с известной русской сказкой о Царевне-лягушке. Космическая оберегательная сила яйца и его магическое значение явственно прослеживается в некоторых сказках, древняя мифологическая подоплека которых как-то упускалась из виду специалистами. В сказке, записанной на русском Севере Е.В.Барсовым, рассказывается о девушке с одной ступней золотой, другой - серебряной, которая стала царицей, обращенной ведьмой в утку с одним крылом золотым, а другим серебряным. После встречи с мужем-царем, когда он плюнул три раза, утка родила от той слюны двух мальчиков-самобратов и отдельно - волшебное яйцо. Говорящее яйцо (известен вариант, где оно золотое) охраняет братьев от всех козней ведьмы-мачехи, но когда они забывают о наставлениях матери-утки, яйцо, ранее предупреждавшее братьев обо всех опасностях, испекается в горячем песке и замолкает, а те погибают. Счастливое окончание этой сказки записал И.А.Худяков в Нижегородской губернии. Золотая Утка приносит живой и мертвой воды, оживляет детей, принимает человеческий вид и вновь становится женой царя. Интересно, что царица, которая сначала была простой девушкой, имела золотую и серебряную ступни (что в славянском фольклоре соответствует солнечному и лунному свету), стала золотой Уткой (вариант с золотым и серебряным крыльями). Сюжет о золотой утке, несущей золотые яйца (вариант: одно золотое, другое - серебряное), широко известен среди русского населения. Он был настолько популярен, что в прошлом веке повсеместно распространялся в виде лубочного издания. В афанасьевском Сборнике приводятся два варианта сказки про утку с золотыми яйцами. В одной из них есть словесная формула, которая звучит как заклинание: "Есть зеленый луг, на том лугу береза, у той березы под кореньями утка; обруби у березы коренья и возьми утку домой, она станет нести тебе яички - один день золотое, другой день серебряное". В другой сказке из афанасьевского Сборника рассказывается о Царевне Серой Утке, но такой, что сродни Жар-птице. Обернувшись уткой, девушка "все царство собой осияла: крыльями машет, а с них словно жар сыпется!". Материально-вещественным закреплением памяти тех давних - не веков тысячелетий стала традиция делать деревянные ковши для воды (вина, пива, меда, браги) в виде утки. Наконец, пришло время и остановиться. Столь подробный анализ древних космогонических преданий, сопряженных с калевальским сюжетом, потребовался потому, что именно они позволяют проникнуться архаичным миропониманием наших далеких предков и прапредков.
* *
*
Теперь после продолжительного экскурса в разные исторические пласты народного мировоззрения вновь вернемся к героям "Калевалы". Былая общность культур явственно обнаруживается и в мотиве расчлененного человеческого тела, части которого становятся стихиями и объектами Вселенной. В индоарийской традиции классическим образом такого типа, как было показано выше, выступает вселенский великан Пуруша, из частей которого создается весь видимый и невидимый мир. Но аналогичные представления имеются во множестве других древних культурах и мифологиях - как индоевропейских, так и неиндоевропейских. Данный почти что навязчивый образ связан, по-видимому, с тем, что на заре мировой истории повсюду были распространены человеческие жертвоприношения, имевшие магический смысл. Точно так же и в "Калевале" содержатся реминисценции архаичных и общих некогда для всех народов Евразии представлений о расчлененном теле. Например, на много кусков разрубается и тело убитого Лемминкяйнена; их потом с огромным трудом собирает его мать и с помощью заклинаний оживляет сына (рис. 69-а). По существу здесь тот же сюжет, что и в древнеегипетском мифе об убийстве и расчленении тела Осириса, которого потом по кускам собирала и оживляла Исида. Налицо также параллели между карело-финской "Калевалой" и русской "Голубиной книгой" - прямое свидетельство былой общности культур и мифологий. Реликт космического расчленения отчетливо просматривается и в эпизоде гибели Айно - первой из несостоявшихся невест Вянямёйнена, которые, не сговариваясь, отказываются выходить замуж за старика. Встреча безутешной Айно с Морскими Девами, попытка доплыть до них через залив и погружение вместе с надтреснутой скалою в пучину вод - всё это несомненные мифологические аллюзии. Сказанное подкрепляется и концовкой трагической истории - части тела утопленницы становятся частями природы, о чем девушка-лопарка сама сообщает белому свету:
"...Ведь все волны в этом море Только кровь из жил девицы; Ведь все рыбы в этом море Тело девушки погибшей; Здесь по берегу кустарник Это косточки девицы; А прибрежные здесь травы Из моих волос все будут".
Черты первобытной мифологической архаики несет на себе и образ другого героя "Калевалы" - кузнеца Ильмаринена. "Вековечный кователь", как именует его "Калевала", из рода волшебных космический кузнецов, известных многим народам. Когда-то в незапамятные времена он выковал небесный свод (а по ходу развития событий эпоса ему пришлось выковывать - правда, неудачно еще и Луну с Солнцем, когда настоящие оказались украденными и спрятанными злыми силами). Но в большинстве рун кузнец озабочен чисто житейскими проблемами - поисками невест, сватовством и женитьбой. Впрочем, и здесь Ильмаринен постоянно демонстрирует свои чудесные способности. Так, после потери первой жены он тотчас же выковал себе другую - из золота и серебра, но она частично парализовала (заморозила) тело могучего кузнеца. Ранее он же - Ильмаринен - выковал в уплату за невесту волшебную мельницу Сампо. Главным стержнем "Калевалы", собственно, и является борьба за обладание этой волшебной мельницей - источник беспрестанного процветания и символ Золотого века. Вначале владетельницей чудесной мельницы, позволяющей людям жить в достатке, не беспокоясь о завтрашнем дне, становится Лоухи (рис. 69-б) - хозяйка далекой северной страны Похъёлы-Лапландии (другое название - Сариола), финно-угорского коррелята античной Гипербореи, где, по преданиям, как раз и царил Золотой век.
* *
*
В образе главной антагонистки сынов Калевы - Ведьмы Лоухи - заложена важнейшая смысловая и философская нагрузка. "Редкозубая старуха" носительница многих матриархальных черт, а борьба за Сампо отражает в поэтической форме непримиримое противоборство как между Золотым и последующими веками (в особенности - Медным и Железным), так и между отступающим матриархатом (когда властвовали женщины) и наступающим патриархатом (когда править стали мужчины). Похъёла матриархальна, так сказать, по определению, ибо означает Тёмное царство, то есть Страну Тьмы, или Полярной Ночи. А Ночь (Тьма), согласно наиболее архаичным представлениям древних и примитивных народов, олицетворяет именно Женское начало, космически обусловленное материнство и деторождение: она - Ночь, подобно роженице, рожает свое дитя - День. Это - исключительно важная и устойчивая мифологема. Противоположная (с обратным знаком, так сказать) схема взаимосвязи между Ночью (Тьмой) и Днем (Светом) в истории мировой культуры не прослеживается: никто и никогда не считал, что День может родить Ночь. Умереть он может - да. Умереть, дабы уступить место новому акту рождения, а роженицей вновь и вновь окажется Ночь. Таково наследие матриархального мировоззрения.. Другой непременный атрибут матриархального прошлого - хтонизм, то есть связь с землей (таково значение данного термина в переводе с древнегреческого). При этом ведь земля - вовсе не обязательно пахота или луг, она охватывает всю твердь - и горы, и минералы, и глину, и песок, и пыль, и камни. Между прочим в переводе с финского Лоухи означает "скала", "камень". Тем самым в имени хозяйки Похъёлы явственно обнаруживаются следы и Древнекаменного века. Некотрые финские ученые вообще склонны считать, что "лоухи" вовсе не имя собственное, а эпитет с соответствующим "каменным" содержанием и в этом смысле знаменитый рефрен - "Лоухи Похъёлы хозяйка" в действительности следует переводить, как Скала Похъёлы. Всё это вполне вписывается в общемировую традицию почитания камней, которая дожила и до наших дней (о чем подробно говорилось в 1-й части). По всей России особенно на Севере - известно почтительно-суеверное отношение к отдельным выдающимся камням, вне всякого сомнения сохраняющееся на протяжении многих веков и тысячелетий. При этом христианские представленя тесно переплетаются и мирно уживаются с, казалось бы, давно и навсегда отжившими языческими верованиями. Точно также и в местах распросранения ислама сохранилась древнейшая явно доисламская традиция совершать молитву (намаз) у заповедных больших камней, находящихся, как правило, в труднодоступных местах. На Тянь-шане, Памире такие камни до сик пор являются предметом особого поклонения, наверняка сохранившегося еще со времен Каменного века. Борьба Калевалы и Похъёлы - как она представлена в эпосе - это борьба Света и Тьмы, Добра и Зла, Нового и Старого. Но Похъёла - Царство Зла лишь с точки зрения позднейших интерпретаторов - авторов и исполнителей, живших в более поздние времена, когда былая гармония Золотого века уже ушла в прошлое, а его идеалы полностью утрачены. При расколе общества на противоборствующие силы, как правило, наблюдается взаимная демонизация противостоящих друг другу лагерей и активное вылепливание "образа врага". Так как до наших дней дошла версия только одной из сторон, то демонизированой в глазах современного читателя оказалась лишь Лапландия. Сохранилась бы противоположная точка зрения - там бы все выглядело наоборот. Вообще-то демонизация противника - элементарный субъективно-психологический акт, с которым приходится сталкиваться на каждом шагу. Разве редкость, когда, разругавшись с кем-то или обидевшись на кого-либо, человек начинает видеть в своем противнике исключительно отрицательные стороны и старается всячески навредить обидчику? По сюжету "Калевалы" сыны Калевы пытаются вернуть Сампо и поначалу им это удается. Но на обратном пути их настигает воинство Похъёлы (причем здесь описываются удивительные летательные способности северных народов). Посреди Ледовитого океана развертывается грандиозное морское сражение с участием летательного аппарата. В конечном итоге Лоухи перехватывает Сампо, но не удерживает и роняет ее в морскую пучину. Волшебная мельница оказывается навсегда утерянной. Неоднократно предпринимались попытки объяснить вразумительно, что же такое Сампо. Уже во времена первых публикаций эпоса, было выдвинуто по меньшей мере семь различных толкований: Сампо - или 1) музыкальный инструмент; или 2) водяная мельница; или 3) языческий идол; или 4) торговый корабль; или 5) талисман; или 6) все земли Карелии и Финляндии; или 7) Мировой столп, вершиной которого является Полярная звезда (то есть по существу коррелят полярной горы Меру). Академик Б.А.Рыбаков высказал оригинальную и вполне обоснованную мысль, что если в "Калевале" и описывается мельница, то это ни какой-нибудь классический ветряк или колесное сооружение на речной запруде, а древняя каменная зернотерка, символически олицетворяющая счастье и благоденствие. На Севере такую глубоко закодированную смысловую нагрузку как раз и несут саамские сейды (см: Рыбаков Б.А. Сампо и сейды // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984, С. 73). Вполне возможно, что многочисленные сейды, которые и по сей день сохранились высоко в горах и других глухих местах Русской Лапландии и есть воплощенный в камне символ Сампо. Кстати, исходя из былого единства всех языков мира уместно предположить, что в основе до сих пор нерасшифрованного слова "сейд" лежит та же корневая основа, что и у русского указательного слова "сей", а у самоназвания лопарей - саами одинаковый с русским корень "сам". Тот же протокорень и в названии Сампо. Аналогичным образом в самоназвании одного из ответвлений карелов - людиков - явственно обнаруживается та же корневая основа, что и в русском слове "люди". Аналогично называют себя карелы и ливвиковского наречия. Такова была жизнь древних аборигенов Севера на обширных землях Гипербореи, в число культурных очагов которой входил и нынешний Мурманский край священная земля древнего языческого Солнцебога Коло, и Карельская земля родина "Калевалы".
* *
*
У Александра Блока есть пронзительные "гиперборейские" строки. Впервые они и были опубликованы в альманахе "Гиперборей" (вып.2; СПб., 1912), издававшемся Михаилом Лозинским:
...Но ты учись вкушать иную сладость, Глядясь в холодный и полярный круг.
Бери свой челн, плыви на дальний полюс В стенах из льда - и тихо забывай, Как там любили, гибли и боролись... И забывай страстей бывалый край.
Иллюстрацией к этим проникновенным и пророческим словам, опрокинутым в прошлое, может по существу служить любая из глав "Калевалы". Здесь все хотят любить и радоваться. Но большинство героев ждет либо жестокое разочарование, либо смерть, которая точно следует по пятам главных персонажей. Даже само действие в ряде случаев переносится в Страну мертвых - Туонелу, где протекает подземная река Манала, состоящая из острых мечей и копий. Именно в ее смертоносных водах гибнет Лемминкайнен. В подземное же царство Туони отправляется и Вяйнямёйнен в поисках магического заклинания. Там-то он и встречает хтонического великана Випунена, проникает к нему в нутро и устраивает во чреве исполина кузнецу. Правда, в записанных, переведенных и опубликованных рунах зловещая Манала выглядит, как обыкновенная река (что обусловлено утратой рунопевцами к моменту записи древнего мифологического мироощущения и большинства мифологических подробностей). В "Калевале" бушуют страсти под стать классическим трагедиям. Чего стоит только сюжетная линия, связанная с одной из самых трагических фигур поэмы - юноши Куллерво (полное имя - Куллервойнен). Он стал прямым виновником смерти первой жены Ильмаринена: изощренно отомстил ей за нанесенное оскорбление. Но и сам понес заслуженную и еще более страшную кару. Случайно он соблазнил и обесчестил собственную сестру. Когда-то - еще маленькой девочкой - она заблудилась в лесу и считалась погибшей. Куллерво встретил ее уже взрослой девушкой. Когда же им после содеянного греха открылась горькая правда, сестра, не вынеся позора, утопилась, а сам Куллерво после долгих мук совести бросился на острие меча. Неисповедимы пути мировой поэзии. Мелодичные струны "Калевалы" оказались созвучными эпосу другого континента. Спустя много веков его литературно обработал Генри Лонгфелло во всемирно известной "Песни о Гайавате", где предания североамериканских индейцев переданы в той же ритмике, что и карело-финский эпос. Совпадающими оказались и многие мифологические мотивы. По-русски "Гайавата" зазвучала в переводе Ивана Бунина. Перевод оказался настолько совершенным, что за него была присуждена Нобелевская премия (вдуматься только: русскому поэту - за перевод с английского языка - индейского эпоса - в строфике "Калевалы"). Волшебные струны северного Орфея - Вяйнямёйнена - легко и свободно звучат в русских стихах. Недаром чарующие звуки кантеле финского Бояна не только завораживали птиц, рыб и зверей, но заставляли даже останавливаться Луну и Солнце и спуститься пониже, дабы послушать бессмертные и сладкозвучные руны. Нам же, современным читателям "Калевалы", она помогает постичь собственное гиперборейское прошлое и проникнуться его неповторимым мироощущением
ПОД МАТЕРИНСКИМ КРЫЛОМ
Склоняясь ниц, овеян ночи синью,
Доверчиво ищу губами я Сосцы твои, натертые полынью,
О, мать-земля!
Максимилиан Волошин
Но где же тот ключ, который позволяет приоткрыть тайны минувших времен? Да вот же он перед нами - сокрыт в архаичных стихах хотя бы всё той же Голубиной книги! Вдумайтесь в вопросы, которые волновали наших пращуров:
"..."Кая земля всем землям матu? Которо море всем морям матu? Кое возеро всем возерам матu? Кая река всем рекам матu? Который город городам матu? Котора церква всем церквам матu? Котора птица всем птицам матu? Который звире всем звирям матu? Кая гора всем горам матu? Который камень каменям матu? Кое древо всем древам матu? Кая трава всем травам матu?
Именно тут и обнаруживается любопытнейшая деталь, которая позволяет проникнуть в самую сокровенную тайну древнего мировоззрения: в приведенном варианте владыки природных царств и стихий величаются не отцами, а матерями (наподобие того, как это запечатлелось и в известной поговорке "Киев - мать городов русских", хотя и название Киева и слово "город" мужского рода). Например: Который камень камням матu Сохранилось ли имя той древней матери? Сохранилось - наиболее близкое нам по времени и по духу. Это - Мать Сыра Земля! Именно к ней и обращались русские люди во всё тех же "духовных стихах":
Каялся-то добрый молодец сырой земли, Как сырой земли да сырой матери: "А прости, прости, сыра матери, И меня прости, покай да добра молодца""..."
Но и сама Мать Сыра Земля просит перед самим Господом Богом за весь грешный род людской:
Растужилась, расплакалась Матушка Сыра Земля Перед Господом Богом: "Тяжел мне, тяжел, Господи, вольный свет! Тяжелей, много грешников, боле беззаконников!" "..."
Почувствовав приближение смерти, уморенная голодом боярыня Морозова вспоминает прежде всего не христианского Бога и даже не семью свою, а глубинные основы человеческого бытия, восходящие к Матери Сырой Земле: "... Не подобно телу моему в нечистоте одежды возлечь в недрах Матери своей Земли" В эпических и лирических песнях, сказаниях и мифах многих народов воссоздан неповторимый образ Матери-Земли. Тема эта в общем-то неисчерпаема. Сошлемся лишь на один пример: в нем, как в капле воды, отражается преклонение и благоговение людей перед своей естественной заступницей и кормилицей. Образ этот заимствован из якутского героического эпоса "Нюргун Боотур Стремительный" (но не меньшие по красоте и проникновенности строки можно отыскать и у других народов):
Прикреплена ли она к полосе Стремительно гладких, белых небес Это неведомо нам; Иль на плавно вертящихся в высоте Трех небесных ключах Держится нерушимо она Это еще неизвестно нам; Иль над гибельной бездной глухой, Сгущенным воздушным смерчем взметена, Летает на крыльях она Это не видно нам; Или кружится на вертлюге своем С песней жалобной, словно стон Этого не разгадать... ............................................. Осьмикрайняя, на восьми ободах, На шести незыблемых обручах, Убранная в роскошный наряд, Обильная щедростью золотой Гладкоширокая, в ярком цвету С восходяще-пляшущим солнцем своим, Взлетающим над землей; С деревами, роняющими листву, Падающими, умирая; С шумом убегающих вод, Убывающих, высыхая; Расточающимся изобильем полна, Возрождающимся изобильем полна, Бурями обуянная Зародилась она, Появилась она В незапамятные времена Изначальная Мать-Земля...
* *
*
Бессознательное и сознательное поклонение Матери-Земле, беспрекословное ее приятие как Великого материнского первоначала уходит корнями в доисторические времена, в ту пору, когда женщина была и прародительницей и вершительницей судеб рода. Данная эпоха, растянувшаяся на тысячелетия, нашла свое отражение в многочисленных изображениях женщин, олицетворявших великое материнское начало (рис.70). Высшее предназначение женщины - стать матерью и с помощью рожденных ею детей обеспечить продолжение рода и преемственность в неразрывной цепи поколений. Поэтому совершенно естественно, что архетип Великой Матери стал одновременно и архетипом Великой Богини (во многих случаях между ними нет никакой разницы). Эта проблема вот уже на протяжении почти двух веков плодотворно исследуется учеными самых различных профилей - философами, религиоведами, мифологами, этнологами, психологами. Серьезный и во многом уникальный вклад в общенаучную копилку внес известный мыслитель-психоаналитик Карл Юнг (1875-1961). По Юнгу, как и любой другой, архетип матери обнаруживает практически безграничное разнообразие в своих проявлениях. Первыми по важности являются мать, бабушка, мачеха, свекровь (теща); далее идет любая женщина, с которой человек состоит в каких-то отношениях, например, няня, гувернантка или отдаленная прародительница. Затем идут женщины, которых мы называем матерями в переносном смысле слова. К этой же категории принадлежат Богини, особенно Богоматерь, Дева, София. Множество вариаций данного архетипа дает мифология. Другие символы матери в переносном смысле присутствуют в вещах, выражающих цель нашего страстного стремления к спасению: рай, царство Божье, небесный Иерусалим. Вещи. вызывающие у нас набожность или чувство благоговения, такие как церковь, университет, город, страна, небо. земля, леса и моря (или какие-то другие воды), преисподняя и луна, или просто какой-то предмет, - все они могут быть материнскими символами. Этот архетип часто ассоциируется с местами или вещами, которые символизируют плодородие и изобилие: рог изобилия, вспаханное поле, сад. Он может быть связан со скалой, пещерой, деревом, весной, родником или с разнообразными сосудами. такими как купель для крещения, или цветами, имеющими форму чаши (роза, лотос). Магический круг, или мандала, ввиду его защитной функции, может быть формой материнского архетипа. С ним также ассоциируются полые предметы; духовка, кухонная посуда и, конечно же, вульва, влагалище, матка и любые подобные им формы. Дополняют этот список многие животные, такие как корова, заяц, полезные животные в целом. С этим архетипом ассоциируются такие качества, как материнская забота и сочувствие; магическая власть женщины; мудрость и духовное возвышение, превосходящее пределы разума: любой полезный инстинкт или порыв; все, что отличается добротой, заботливостью или поддержкой и способствует росту и плодородию. Мать - главенствующая фигура там, где происходит магическое превращение и воскрешение, а также в подземном мире с его обитателями. В негативном плане архетип матери может означать нечто тайное, загадочное, темное: бездну, мир мертвых, все поглощающее, искушающее и отравляющее, т.е. то, что вселяет ужас и что неизбежно, как судьба. Все эти атрибуты архетипа матери можно выразить формулой "любящая и страшная мать". Наиболее знакомым нам историческим примером двойственной природы матери является образ Девы Марии, которая является не только матерью Бога, но также, согласно средневековым аллегориям, и его крестом. В Индии "любящей и страшной матерью" является парадоксальная Кали.
* *
*
Земля как мать представлялась живым и жизнедарующим началом, поскольку она плодоносит так же, как плодоносят люди, животные или растения. Отсюда распространенные во многих древних (и не только в древних) культурах сопоставления плодоносящего поля и деторождающей женщины. А земледельческий труд отождествлялся с актом зарождения жизни, где вспахивающее орудие труда - от заостренного кола и мотыги до сохи и плуга - постоянно сравнивался с мужским детородным органом - фаллосом, без которого немыслимо никакое плодоношение земли. У народов, находящихся на низкой ступени развития, сохранилось немало древних обычаев, связанных с культом земли: возложение только что родившегося ребенка на землю, обязательное погребение детей, вынос больных и умирающих на голую землю с целью возможного исцеления и др. Многие из этих обычаев глубоко и всесторонне проанализированы в классическом труде немецкого исследователя древней мифологии Альбрехта Дитериха (1866-1908), который так и называется: "Мать Земля" (1905 г.). Однако почитание Матери-Земли знавало и кровавые ритуалы и жертвоприношения. В древности они процветали повсеместно, но кое-где дожили до Х1Х века. Именно данное обстоятельство и позволило их изучить и описать. Дж. Дж. Фрэзер в "Золотой ветви" подробно рассказал о человеческих жертвоприношениях в честь Матери-Земли на примере племени гондов, населявших и населяющих понынев южно-индийский штат Ориссу. Гонды - дравидская народность, они поселились на Индостане задолго до появления там индоариев и сохранили в своих традициях наиболее архаичные черты, связанные с культом Земли, с урожаем и плодо- родием почвы. Гонды приносили в жертву людей в честь Богини Земли, которую звали Тари Пенну. Человеческие жертвы были необходимы якобы для получения высокого урожая технической культуры, которую выращивали гонды и из которой они приготавляли знаменитый краситель. Считалось, что если поле не полить людской кровью и не зарыть в землю куски человеческой плоти, то получаемая из этого растения ярко-красная краска утратит свою обычную глубину. Жертвы для этой цели назывались meriah - "мериа" За десять - двенадцать дней до ежегодной торжественной церемонии у намеченной жертвы сбривали наголо волосы. После продолжительных оргий в ночь перед роковым событием жертву одевали во все новое, и начиналось торжественное шествие сельчан во главе с ним под музыку и танцы от деревни до рощицы "мериа" - на этом месте, неподалеку от деревни, росло несколько высоких деревьев, не тронутых еще лезвием топора. Чтобы посмотреть на ритуал жертвоприношения, сюда стекались толпы людей. Все поголовно - мужчины, женщины, дети - хотели во что бы то ни стало присутствовать на "празднике". В ритуальной рощице "мериа" привязывали к столбу, натирали маслом, мазали краской и украшали цветами. В течение целого дня к жертве относились с величайшим благоговением. Толпа людей танцевала рядом с ним, обращая к Матери-Земле слова молитвы: "О, Богиня, мы преподносим тебе эту жертву, а ты ниспошли нам богатый урожай, хорошую погоду и крепкое здоровье". И добавляли, обращаясь к жертве: "Мы купили тебя, а не захватили силой; теперь мы приносим тебя в жертву, и пусть не ляжет на нас никакой грех!" Метод убийства жертвы-"мериа" разнился от деревни к деревне, но принцип сохранялся один и тот же: смерть должна была быть долгой и мучительной. При этом жертва не имела права оказывать ни малейшего сопротивления, и довольно часто с этой целью его заставляли выпить большую дозу сильнодействующего наркотика. Одним из самых простых способов было удушение. Для этого обычно расщепляли толстую ветвь дерева, и в эту трещину просовывали либо шею жертвы, либо его грудь, после чего верховный жрец со своими помощниками сдавливали трещину что было сил. Затем жрец наносил легкие удары по телу жертвы острым топором, после чего толпа бросалась к несчастному, стесывая мясо у него с костей, оставляя, правда, голову и его внутренности нетронутыми... Бывало, что жертву тащили по полям в окружении толпы, и люди, стараясь не задеть голову и его внутренности, ножами сдирали мясо с его тела, пока несчастный не испускал дух. Другой метод убийства заключался в том, что жертву привязывали к хоботу деревянного слона, который вместе с жертвой вращался по оси, а толпа старалась изловчиться и во время этих быстрых вращений срезать с тела несчастного кусок-другой плоти. И это продолжалось до тех пор, пока он не умирал у них на глазах. В некоторых деревнях было обнаружено до четырнадцати таких деревянных слонов, которые использовались в этих кровавых церемониях. В другом месте жертву медленно умерщвляли у костра. Для этого устраивалась низкая, покатая, как крыша, сцена, на которую клали жертву со связанными ногами, чтобы лишить ее возможности оказывать сопротивление, после чего рядом разводили костры и то и дело прижигали несчастного горящими головешками. Он скатывался вниз к костру, но его снова поднимали, укладывая на прежнее место, и чем больше он проливал горьких слез, тем тучнее, по мнению крестьян, выдастся урожай и более обильными будут дожди. На следующий день тело жертвы расчленялось на мелкие кусочки... и съедалось. Сразу же после смерти "мериа" гонцы относили по кусочку его плоти в каждую деревню племени гондов. Там местный жрец разрезал его надвое, один кусочек он отдавал Богине Земли, который сжигался в ее честь в небольшой ямке, вырытой в земле. Второй разрезался на еще более мелкие кусочки по числу членов семьи. Каждый из них заворачивал свой кусочек в листья и сжигал его в укромном местечке в земле. Печальные традиции человеческих жертвоприношений повсеместно соблюдались и в связи оборонительным строительством. Доказательство тому - хорошо известный и неоднократно описанный магический ритуал в честь Матери Сырой Земли - жестокий обычай зарывать в основание строящихся крепостей живую девушку. Отсюда все эти многочисленные "девичьи башни", разбросанные по разным странам, и легенды о горючих девичьих слезах. Сколько же башен старых русских крепостей покоится на костях таких невинных жертв! Даже стихи про то есть - проиллюстрированные (рис.70-а):
"..." "Пусть погибнет она за весь город одна, Мы в молитвах ее не забудем; Лучше гибнуть одной, да за крепкой стеной От врагов безопасны мы будем!"
И, лопату схватив и земли захватив, На Алёну он бросил в могилу, А за ним и другие уж стали бросать. Чтоб ее поскорей задушило.
И в смущенье немом все стояли кругом, Лишь проворно работали руки, Но никто не глядел и взглянуть не посмел На несчастной предсмертные муки.
Только солнце одно рассказать бы могло, Что пред смертью она испытала, Как ей горе-слеза застилала глаза, Как несчастная билась... дрожала...
Вот исчезло чело...вот и всю занесло... Вот с краями могила сровнялась... И от жертвы живой за обычай людской И следа на земле не осталось. А.С.Гацисский. Коромыслова башня.
Аналогичные факты известны и из истории других народов. В ХV1 веке в Ассаме на северо-востоке Индии при строительстве храма по приказу тамошнего раджи было умерщвлено и зарыто под фундамент 140 человек. Но и в ХХ веке в Индии был зафиксирован факт, когда при возведении моста через реку строители потребовали принести в жертву и положить под сваи несколько детей. Традиционные жертвы приносились не одной только Матери Сырой Земле, но и водной стихии - морю, рекам, озерам, колодцам. Отголоски подобных ритуалов запечатлены в былине о Садко (принесение в жертву самого себя) и в популярной песне о Стеньке Разине, написанной на основе народной легенды (пожертвование Волге персидской красавицы-княжны). В русской агиографической (житийной) литературе также говорится о древнерусском языческом обычае приносить жертву рекам и озерам (например, в Муромском крае).
* *
*
Одной из главных причин поклонения женщине как Великой Богине, воплощенной в Матери-Земле, явилось также и то, что именно с женщин-собирательниц плодов земли зачалось искусство земледелия, сохранение семян и выращивание растений. Все это вместе взятое и слилось в священное таинство, олицетворением коего явилась женщина-мать, роженица и рожаница - рожающая детей и рождающая в эзотерическом союзе с землей урожай, обеспечивающая продолжение собственного рода и сохраняющая преемственность в жизни растительного (а затем и животного) царства. Она - сама царица в этом мире, она - Богиня (Деметра, Кибела, Рожаница, Гея, Рея, Мать Сыра Земля). Земля - мать всего сущего, считали эллинские мыслители: "все рождает земля и все берет она опять". Самые таинственные Элевсинские мистерии у афинян были связаны с культом Земли. Участники сакраментальных актов спускались в подземный храм Матери-Земли Деметры и тем самым превращались в ее детей, дабы подготовить в недрах подземной Богини к новому рождению после смерти из лона божественной матери. Что именно происходило в подземельях храма Деметры, известно лишь в общих чертах: каждый участник Элевсинских мистерий был связан обетом молчания, нарушение которого было хуже смерти и потому никто не оставил никаких свидетельств. Элевсинские мистерии надолго аккумулировали и законсервировали в символическо-закодированной форме древнейшую память о мифическом прошлом эллинов, включая и гиперборейскую старину. Общеславянские и русские мифы о Земле-матери очень древнего происхождения - они пронизывают все исторические эпохи, различие между которыми весьма условно. Вплоть до наших дней сохранились песни и заговоры о Матери Земле, к которой русский человек обращается в решающую минуту:
Гой, земля еси сырая, Земля матерная, Матерь нам еси родная! Всех еси нас породила, Воспоила, воскормила И угодьем наделила...
В "Сказании о Мамаевом побоище" есть потрясающее своим гуманизмом место, когда Мать-земля перед Куликовской битвой плачет о детях своих - русских и татарах, которым только еще предстоит погибнуть в кровавой сече. Один из сподвижников князя Дмитрия Донского - тоже Дмитрий Волынец - приник к земле правым ухом и услышал "землю рыдающую двояко: одна сторона точно женщина громко рыдает о детях своих на чужом языке, другая же сторона, будто какая-то дева вдруг вскрикнула громко печальным голосом, точно в свирель какую, так что горестно слышать очень". В поэтизированном представлении русского человека Земля всегда выступала подлинной матерью и покровительницей всех людей: она не только забирает их после смерти, но и является источником всего живого. "Земля, земля, мати сырая! Всякому человеку земля отец и мать!" - говорится в одном из духовных стихов. А Голубиная книга расшифровывает:
Телеса наши от сырой земли, Кости крепкие от камени, Кровь - руда от Черна моря Наши помыслы от облак небесных.
Земля-заступница дает человеку силу и могущество, стоит только к ней прикоснуться. Сказочные герои, ударяясь о землю, превращаются в богатырей, обретают силу великую. Земля одновременно и судья, искупительница грехов. Клятва землею - одна из самых древних, страшных и крепких. При этом землю целовали и даже ели. Первый русский мыслитель-экономист Иван Тихонович Посошков (1652-1726) в своей знаменитой "Книге о скудости и богатстве" приводит факты, когда крестьяне, поклявшиеся землей (с дерном на голове), не сдержавшие данного слова и уличенные во лжи, умирали прямо на меже. В народе говорили: "Не лги - земля слышит"; "Грех землю бить - она наша мать". Или: "Питай - как земля питает, учи - как земля учит, люби - как земля любит". Отсюда же строжайший запрет до 25 марта вбивать в землю колья - иначе она отомстит засухой. Народное благоговение переед землей вдохновенно выражено в двух тютчевских строках:
Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, Мать-Земля!
Для русского человека земля, на которой он живет, - самое святое на свете. Он зовет ее Матерью и привязан к ней всеми фибрами своей души, каждой частичкой своего тела. Никому не хочется расставаться с ней, а если вдруг и случится час разлуки, все помыслы и устремления направлены к тому, чтобы как можно скорей вернуться назад. Хорошо известен широко распространенный обычай: отлучаясь надолго, брать с собою щепотку родной земли и носить ее на груди в ладанке. Русский народ, Родина, родная земля для русских людей - понятия неразделимые. Полнокровным содержанием, впитавшим всю любовь народа к родной земле, русское мировоззрение наполнилось, пройдя через множество этапов развития, и приобрело полновесное звучание с возникновением земледелия, когда начала доминировать идеология крестьянина-землепашца, а богатство России и ее народа стало напрямую зависеть от земельных просторов Руси и земли, как главного мерила богатства - материального и духовного. Выразителем и олицетворением этой крестьянской идеологии стал былинный богатырь Микула Селянинович (рис.71), чья сила в прямом смысле дарована самой землей и чья идеология целиком и полностью опирается на земную силу Руси. Первый русский оратай - любимый сын Матери Сырой Земли и русского крестьянства. В почесть ему, милостивому кормильцу и поильцу, справлялись коллективные пиры - столованья на братчинах - микулищинах, пелись громкие микульские песни в честь наступающего дня именин Матери Сырой Земли:
Микула-свет, с милостью Приходи к нам, с радостью, С великою благостью... Мать Сыра Земля добра, Уроди нам хлеба, Лошадушкам овсеца, Коровушкам травки!..
В древней обрядовой песне этой закодированы сразу три смыслозначимых символа русских крестьян - Корова, Лошадь и Мать Сыра Земля, объединенные общим символом, к тому же выразителем Света, Микулой Селяниновичем. В литературе отмечено, что традиционный языческий праздник в честь оратая Микулы Селяниновича впоследствии перевели на христианского святого, Николая Чудотворца. Оттого-то на Руси так Николу милостивого и почитают. Весенний праздник в честь Святого Николы (Миколы) был специально приурочен к празднику Матери Сырой Земли, что любит "Миколу и его род". Вот почему на Руси сходятся два народных праздника: первый - "Микула с кормом" (Никола-великий) 9 мая по старому стилю; другой - "именины Матери Сырой Земли" 10 мая. Микула Селянинович - носитель тяги земной, то есть силы Матери Земли. В сборнике П.Н.Рыбникова приведен прозаический пересказ былины о Святогоре и Микуле. Это удивительное и драгоценное свидетельство о древнейших космомифических воззрениях наших предков. В этой былине Святогор пытается догнать на широком пути-дороге прохожего и никак не может. И тогда проговорил богатырь таковы слова:
- Ай же ты, прохожий человек, приостановись не то множечко, не могу тебя догнать на добром поле. Приостановился прохожий, снимал с плеч сумочку и кладывал сумочку на сыру землю. Говорит Святогор-богатырь: - Что у тебя в сумочке? - А вот подыми с земли, так увидишь. Сошел Святогор с добра коня, захватил сумочку рукою, - не мог и пошевелить; стал здымать обеими руками, только дух под сумочку мог подпустить, а сам по колена в землю угряз. Говорит богатырь таковы слова: - Что это у тебя в сумочке накладено? Силы мне не занимать стать, а я и здынуть сумочку не могу. - В сумочке у меня тяга земная. - Да кто ж ты есть и как тебя именем зовут, звеличают как по изотчины? - Я есть Микулушка Селянинович.
Микула - носитель тяги земной в прямом смысле: он несет Силу Матери сырой земли в сумочке за плечами, легко обгоняя самого могучего старорусского богатыря Святогора. Тяга земная, заключенная в котомке, легко прикасается к своему источнику, питаясь необъятной силой Матери Земли, чтобы затем вновь вернуться на плечи Микулы, и передается сполна крестьянскому богатырю. Но точно таким же в античной мифологии был великан Антей, сын Посейдона и Геи, который черпал свою нечеловеческую силу, прикасаясь к Матери-Земле. Несомненен и общий индоевропейский источник происхождения двух казалось бы совершенно несходных образов. Функциональное сходство тем не менее практически абсолютное: оба героя черпают свою необъятную силу у одной и той же матери - Геи-Земли. Конец вот только у героев разный: Антея задушил Геракл, оторвав его от Земли и лишив тем самым силы, а равному по силе Микуле не нашлось ни среди людей, ни среди богатырей, ни среди Богов.
* *
*
Мать Сыра Земля всегда выступала ядром русской идеологии. Достаточно сопоставить два периода - очень далекий, связанный с предысторией Руси, и недавний, когда древние образы по-новому переосмыслялись русскими мыслителями. Древний миф о Земле и Солнце сохранили для нас русские раскольники, скрывшиеся от преследования в заволжских лесах. Нижегородские легенды вдохновили А.Н.Островского на создание сказки о Снегурочке, погубленной Солнцем-Ярилой. Более древний миф о браке Земли и Солнца донес роман П.И.Мельникова-Печерского "В лесах", где воспроизведен заветный текст древнерусских космогонических воззрений, передававшихся из поколения в поколение.
"Вот сказание наших праотцов о том, как бог Ярила возлюбил Мать Сыру Землю и как она народила всех земнородных. Лежала Мать Сыра Земля во мраке и стуже. Мертва была - ни света, ни тепла, ни звуков, никакого движения. И сказал вечно юный, вечно радостный светлый Яр: "Взглянем сквозь тьму кромешную на Мать Сыру Землю, хороша ль, пригожа ль она, придется ли по мысли нам?". И пламень взора светлого Яра в одно мгновение пронизал неизмеримые слои мрака, что лежали под спавшей землею. И где Ярилин взор прорезал тьму, там воссияло Солнце Красное. И полились через солнце жаркие волны лучезарного Ярилина света. Мать Сыра Земля от сна пробуждалася и в юной красе как невеста на брачном ложе раскинулась... Жарко пила она золотые лучи живоносного света, и от того света палящая жизнь и томящая нега разлились по недрам ее. Несутся в солнечных лучах сладкие речи бога любви, вечно юного бога Ярилы: "Ох, ты гой еси, Мать Сыра Земля! Полюби меня, Бога светлого, за любовь за твою я украшу тебя синими морями, желтыми песками, зеленой муравой, цветами алыми, лазоревыми, народишь от меня милых детушек число несметное...". Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными летами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озерами. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали лесные и полевые звери, в реках и морях заплавали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки... И все жило, все любило и все пело хвалебные песни: отцу-Яриле, матери - Сырой Земле. И вновь из Красного Солнца любовные речи Ярилы несутся: "Ох, ты гой еси, Мать Сыра Земля! Разукрасил я тебя красотою, народила ты милых детушек число несметное, полюби меня пуще прежнего, народишь от меня детище любимое". Любы были те речи Матери Сырой Земле, жадно пила она живоносные лучи и народила человека... И когда вышел он из недр земных, ударил его Ярила по голове золотой возжой - ярой молнией. И от той молоньи ум в человеке зародился. ........................................... Ликовала Мать Сыра Земля в счастье, в радости, чаяла, что Ярилиной любви ни конца, ни края нет... Но по малом времени красно солнышко стало низиться, светлые дни укоротились, дунули ветры холодные, замолкли птицы певчие, завыли двери дубравные, и вздрогнул от стужи царь и владыка всей твари дышащей и не дышащей. Задумалась Мать Сыра Земля и с горя-печали оросила поблекшее лицо свое слезами горькими - дождями дробными. Безмолвен Ярило. "Не себя мне жаль, - плачется Мать Сыра Земля, сжимаясь от холода, скорбит сердце матери по милым детушкам". Говорит Ярило: "Ты не плачь не тоскуй, Мать Сыра Земля, покидаю тебя не надолго. Не покинуть тебя на время - сгореть тебе до тла под моими поцелуями. Храня тебя и детей наших, убавлю я на время тепла и света, опадут на деревьях листья, завянут травы и злаки, оденешься ты снеговым покровом, будешь спать-почивать до моего приходу... Придет время, пошлю к тебе вестницу - Весну Красну, следом за Весною я сам приду". Плачется Мать Сыра Земля: "Не жалеешь ты, Ярило, меня бедную, не жалеешь, светлый Боже, детей своих! ...Пожалей хоть любимое детище, что на речи твои громовые отвечало тебе вещим словом, речью крылатою... И наг он и слаб - сгинуть ему прежде всех, когда лишишь нас тепла и света..." Брызнул Ярило на камни молоньей, облил колючим взором деревья дубравные. И сказал Матери Сырой Земле: "Вот я разлил огонь по камням и деревьям. Я сам в том огне. Своим умом-разумом человек дойдет, как из дерева и камня свет и тепло брать. Тот огонь - дар моему любимому сыну. Всей живой твари будет на страх и ужас, ему одному на службу". И отошел от Земли Бог Ярило... Понеслися ветры буйные, застилали темными тучами око Ярилино - красное солнышко, понесли снега белые, ровно в саван окутал в них Мать Сыру Землю. Все застыло, все заснуло, не спал, не дремал один человек - у него был великий дар отца Ярилы, а с ним и свет и тепло... Так мыслили старорусские люди о смене лета зимою и о начале огня. Оттого наши праотцы и сожигали умерших: заснувшего смертным сном Ярилина сына отдавали живущему в огне отцу. А после стали отдавать мертвецов их матери - опуская в лоно ее. Оттого наши предки и чествовали великими праздниками дарование Ярилой огня человеку. Праздники те совершались в долгие летние дни, когда солнце, укорачивая ход, начинает расставаться с землею. В память дара, что даровал Бог света, жгут купальские огни. "Что Купала, что Ярило -все едино, одного Бога звания".