«Макбет», как и многие другие пьесы Шекспира, впервые был опубликован только в 1623 году, через семь лет после смерти драматурга. По видимому, при подготовке к первой публикации была допущена неточность в одном из ключевых моментов пьесы, когда Макбет во время осады узнаёт о смерти жены и произносит монолог, уступающий по известности разве только монологу Гамлета. Об этой неточности стало известо недавно, когда актриса Джен Бликст, игравшая леди Макбет, выдвинула блестящую гипотезу, которая проливает свет на исходный замысел Шекспира. Чтобы познакомиться с этой гипотезой, вспомним необходимые детали. У Шекспира взаимоотношения между Макбетом и его женой начинаются с письма. В нём Макбет рассказывает, как ведьмы предсказали, что он станет королём после Дункана. Леди Макбет читает это письмо непосредственно перед встречей с мужем. И первый диалог супругов звучит так:
Макбет
Любовь моя, Дункан к ночи приедет.
Леди Макбет
А уезжает он когда?
Макбет
Назавтра
Намерен ехать он.
Леди Макбет
О, никогда
Пусть солнце это завтра не увидит.
Как всем хорошо известно, по наущению жены Макбет убивает Дункана и становится королём, а леди Макбет — королевой. После этого леди Макбет слегка повреждается рассудком.
Вот диалог врача и придворной дамы:
Врач
…Когда она бродила последний раз?
Придворная дама
С тех пор, как его величество выступил в поход, я видела, что она вставала с кровати, набрасывала на себя ночную рубашку, отпирала шкаф, доставала бумагу, складывала ее, писала на ней, читала написанное, потом запечатывала и возвращалась в постель; и все это было в глубочайшем сне.
Врач
Сильное расстройство естества — пользоваться благами сна и в то же время предаваться занятиям, присущим бодрствованью. Это дремотное возбуждение, кроме блужданий и прочих подобных поступков, возможно, сопровождается какими-либо речами?
Придворная дама
Такими, сэр, что я повторять не стану.
А теперь мы прочитаем то самое загадочное место трагедии, которое находится в начале пятой сцены пятого акта. Но не в современном отредактированном виде. Мы воспользуемся факсимиле первого издания 1623 года.
Макбет
Что там за шум?
За сценой раздается женский крик.
Сейтон
Там женщины кричали, государь.
Макбет
Вкус ужаса почти уже забыт.
А раньше чувства бы похолодели
От крика ночью. От зловещих сказок
Тогда, вставая, шевелились космы
Словно живые. Страхом я пресыщен.
Привыкший к трепету жестокий разум
Не содрогнётся. Крик был отчего?
Сейтон
Скончалась королева.
Макбет
Лучше б ей
Скончаться было позже. Вот тогда
Для этих слов бы время подошло.
И завтра, снова завтра, снова завтра,
Крадясь, переступает день за днем
К последним буквам хроники времен;
А наши все «вчера» глупцам осветят
Путь к пыльной смерти. Выгорай, свеча!
Жизнь — тень идущая, актер несчастный:
То мечется, то шествует в свой час
По сцене, и — не слышен. Это
Рассказ безумца, полон гневных звуков,
Не значит ничего.
Монолог Макбета, фолио 1623 года
В глаза бросаются две детали. Во-первых, Макбет сперва спрашивает, что за шум, и только потом стоит ремарка о крике за сценой. Вряд ли ведьмы наделили Макбета способностями к предвиденью. Во-вторых, слова «my Lord» взяты в скобки. Эти слова совершенно лишние: без них везде звучит строгий шекспировский пятистопный ямб, а с ними две строчки становятся трехстопными.
Таким образом, мы видим, что в первом издании были допущены неточности. Их стандартное исправление таково: во-первых, Макбет спрашивает о шуме после крика за сценой, а, во-вторых, после вопроса Макбета Сейтон уходит и возвращается с вестью о смерти королевы.
Но есть еще одна важнейшая неточность. Это сам монолог, начинающийся словами «И завтра, снова завтра, снова завтра». И образы, и сравнения, и язык этого монолога абсолютно несвойственны Макбету — воину, убийце и королю.
Замечательная догадка Джен Бликст состоит в том, что этот монолог — предсмертное письмо леди Макбет. И эта мысль подходит к тексту, как недостающий кусочек паззла. Отношения четы Макбет с письма начались, письмом и заканчиваются. В первом их диалоге, определившем их судьбу, дважды упоминается «завтра». А монолог начинается со строки «И завтра, снова завтра, снова завтра». То, что леди Макбет написала ночью, не исчезло без объяснений, а объявилось в важный момент.
Весьма вероятно, что при подготовке первого издания просто не указали, что Сейтон, сообщая Макбету новость, отдает ему письмо от леди Макбет. А перед монологом стоит ремарка: Макбет читает.
Леди Макбет перед убийством короля обращается к мужу с такими словами, призывая его к скрытности:
Чтобы все ошиблись,
Смотри, как все; придай радушье глазу,
Руке, устам; смотри цветком невинным,
Но будь под ним змеей.
Что общего у этих слов с тетраграмматоном — иудейским именем Бога, которое самим иудеям произносить запрещено, а другие народы произносят то «Яхве», то «Иегова»? Оказывается, это две стороны одной медали. Довольно редкой медали. Вот она:
Медаль, выпущенная к годовщине Порохового заговора
Но обо всем по порядку. 408 лет назад, в 1605 году в Лондоне несколько иезуитов устроили Пороховой заговор — они хотели взорвать короля Якова Первого, его семью и Парламент. Заговор был раскрыт, заговорщиков казнили и с тех пор каждый год пятого ноября в Британии сжигают чучело одного из заговорщиков — Гвидо Фокса, которого британцы называют Гай Фокс. Выглядел Гай Фокс, согласно прижизненной гравюре, так:
Гай Фокс
В те времена была мода на длинные и торчащие в стороны усы. И так повелось, что на чучело, которое сжигают, стали надевать маску. Вот такую:
Маска Гая Фокса
Кстати, «Алиса в Зазеркалье» начинается 4 ноября — Алиса смотрит в окно и видит, что мальчишки приготовили на завтра костер. Но вернемся к редкой медали. Ее выпустил король Яков к годовщине спасения от Порохового заговора. На той стороне, где в центре написано имя Всевышнего, по краям есть латинская надпись: non DorMItastI antIstes IaCobI, что означает «Не спал защитник Якова». Эта надпись отсылает к псалму 120, в котором есть слова «non dormitabit neque dormiet qui custodiet Israhel», что означает «не дремлет и не спит, хранящий Израиля». В Библии Израиль — это второе имя Иакова.
Таким образом, защитником короля Якова здесь назван христианский Бог-отец и это довольно редкий случай, когда он противопоставлен Иисусу, по имени которого назван орден иезуитов, устроивших этот Пороховой заговор.
В надписи на монете выделенные латинские буквы MDCIIIII. Они составляют число 1605 — год заговора. Буквы V в тексте не нашлось, поэтому пришлось использовать пять букв I.
Не секрет, что Макбет был написан, если и не для короля Якова непосредственно, то уж с изрядной долей подхалимства. Вероятно, Шекспир знал об этой медали. А слова заговорщицы Леди Макбет — это изящная аллюзия на Пороховой заговор и Гая Фокса.
В английской поэзии есть ещё один интересный отрывок, в котором речь идёт о тетраграмматоне. Это четырнадцатая строфа первой песни поэмы Байрона «Дон Жуан».
Жена Байрона обладала научным складом ума. Поэт даже называл её «принцессой параллелограммов». Черты своей жены Байрон придал Инесе, матери Дон Жуана. К сожалению, в самом распространённом переводе мать Дон Жуана выглядит комически придурковатым синим чулком.
Еврейский и английский языки
Инеса без труда постигла тоже:
Она считала, что они «близки»
И в некоторых случаях похожи.
Читая песнопенья и стихи,
Она вопрос обдумывала все же —
Не одного ли корня, что Эдем,
Известное британское «god damn»?
У Байрона в оригинале Инеса замечает одна забавное различие менталитетов евреев и англичан. Поскольку евреям замрещено произносить тетраграмматон, наиболее ортодоксальные иудеи даже пишут «Б-г» вместо «Бог» и G-d вместо God. В то же время, англичане дефисом заменяют буквы в ругательстве: god d — n вместо god damn. Перевести эту строфу следовало бы, например, так:
Ей нравились английский и иврит.
Ей виделось подобие меж ними.
Я слышал, как однажды говорит
Она про недозволенное имя:
«Забавно, все же, как джон буль и жид
Расходятся дефисами своими —
Когда евреи стонут «Б-жья длань…»
Британцы восклицают «Божья ср-нь!»
She liked the English and the Hebrew tongue,
And said there was Analogy between «em;
She proved it somehow out of Sacred song,
But I must leave the proofs to those who’ve seen ’em,
But this I heard her say, and can’t be wrong,
And all may think which way their Judgements lean ’em,
««Tis strange — the Hebrew Noun which means «I am,»
The English always use to govern d——n.»
Согласно верованию африканского племени адого, чтобы стать храбрым, надо съесть львиное сердце. Выражение «львиное сердце» означает мужество и рыцарскую отвагу, а образ смелого короля-рыцаря даже стал одним из стереотипов поп-культуры. В этом есть некоторая ирония, поскольку король Ричард Первый получил прозвище Львиное Сердце за звериную жестокость. Так его стали называть после того, как во время крестового похода он казнил в городе Акра более двух тысяч заложников, не получив за них выкупа. Но воевал Ричард Львиное Сердце много и умер от заражения раны, полученной в бою.
Вообще, за всю историю Англии со времен её завоевания норманнами лишь один английский король погиб в бою — Ричард Третий. Это произошло в 1485 году во время битвы при Босворте. Во время этого решающего сражения один из союзников короля перешел на сторону его противника, графа Ричмонда. Положение Ричарда Третьего стало критическим и он воспользовался последним шансом, чтобы выиграть битву — попытался сам убить графа Ричмонда. Эта фантастическая попытка была близка к успеху: проявив чудеса храбрости и одолев нескольких противников, Ричард Третий прорвался к Ричмонду, убил стоявшего рядом с ним знаменосца, но был сам убит.
Именно в этот кульминационный момент в хронике Шекспира «Ричард Третий» и произносится одна из самых известных фраз в мировой литературе: «A horse! a horse! my kingdom for a horse!» — «Коня! Коня! Всё царство за коня!». Чтобы понять смысл этой фразы, прочитаем сцену, где она звучит.
Сцена 4
Другая часть поля
Шум битвы.
Входит Норфолк с войсками.
К нему обращается Кэтсби.
Кэтсби
На помощь, добрый Норфолк, помогите!
Король творит отвагой чудеса,
Стремясь любой опасности навстречу.
Повержен конь, он пешим бой ведет
И к Ричмонду стремится в глотке смерти.
Спасите, лорд, иначе всё пропало.
Шум битвы. Входит король Ричард.
Король Ричард
Коня! Коня! Всё царство за коня!
Кэтсби
Бегите, сир! Вас проведу к коню.
Король Ричард
Раб, жизнь свою на кон бросая,
Перед костями смерти устою.
Шесть ричмондов, я думаю, на поле.
Я пятерых сразил, но не его.
Коня! Коня! Всё царство за коня!
Уходят
Scene 4
Another part of the field
Alarum; excursions.
Enter NORFOLK and forces; to him CATESBY
Catesby
Rescue, my Lord of Norfolk, rescue, rescue!
The King enacts more wonders than a man,
Daring an opposite to every danger.
His horse is slain, and all on foot he fights,
Seeking for Richmond in the throat of death.
Rescue, fair lord, or else the day is lost.
Alarums. Enter King Richard
King Richard
A horse! a horse! my kingdom for a horse!
Catesby
Withdraw, my lord! I’ll help you to a horse.
King Richard
Slave, I have set my life upon a cast
And I will stand the hazard of the die.
I think there be six Richmonds in the field;
Five have I slain to-day instead of him.
A horse! a horse! my kingdom for a horse!
Exeunt
Что же нужно Его Величеству? Кэтсби думает, что король хочет сбежать. Это, безусловно, не так: Шекспир наградил Ричарда Третьего многими пороками, но трусости среди них нет. Наоборот, король отважен до безумия. Вдобавок, он сам говорит, что не боится сражаться в решающий момент.
Чтобы понять значение фразы «Коня! Коня! Всё царство за коня!», надо учесть, что язык Шекспира богат всевозможными литературными изысками. К примеру, что означают слова: «Шесть ричмондов, я думаю, на поле. Я пятерых сразил, но не его»? О каких шести ричмондах идёт речь? Дело в том, что в пятнадцатом веке дворян высокого ранга было легко отличить в бою: они сражались в доспехах и верхом. По мнению некоторых современных исследователей, говоря о шести ричмондах, Ричард имеет в виду шесть тяжеловооруженных рыцарей в неприятельском войске. Один из этих шести рыцарей — граф Ричмонд, но во время боя, конечно же, их непросто различить между собой. В то же время, отличить их от всех остальных не составляет труда — это всадники. И теперь становится понятен смысл фразы Ричарда: ему нужен не конь, а всадник! Он хочет сразиться с последним, шестым всадником, который и должен быть графом Ричмондом.
В этом отрывке Шекспир дважды использует один и тот же литературный приём: называет целое по его части. Так, ричмондами названы шесть всадников, только один из которых Ричмонд, а конём назван всадник. Этот приём называется «синекдоха» и часто встречается в самых разных случаях. К примеру, клинком называют меч, кровом называют дом, лицом — человека и. т. п.
Распространено ошибочное мнение, что король ищет коня для того, чтобы продолжить бой верхом. Это значит, что в критический момент, оставшись посреди боя без коня, Ричард пробивается из «глотки смерти» в свой лагерь, чтобы там найти (если повезёт) коня, а после этого вернуться в сражение, чтобы убить Ричмонда. Выглядит это сомнительно для реального сражения и уж совсем маловероятно для сверхплотной развязки шекспировской драмы. Гораздо характернее для такого персонажа, как Ричард, желание рискнуть всем и попытаться пешим пробиться к последнему всаднику. Кроме того, Ричард говорит Кэтсби, что устоит (в оригинале stand) — в этом есть намек на то, что он продолжит бой пешком. И, действительно, сразу же после фразы «Коня! Коня! Всё царство за коня!» начинается новая сцена, в которой Ричард Третий сражается с графом Ричмондом и гибнет от его руки.
Еще одна интересная игра слов встречается во фразе: «Раб! Жизнь свою на кон бросая, Перед костями смерти устою». Здесь обыгрывается двойное значение слова «кости»: символ смерти и игральные кости. В оригинале эта игра слов построена на двойном значении слова «die»: как глагол, оно значит «умирать», а как существительное — «игральная кость».
В древней скандинавской поэзии поэты-скальды старались не употреблять слова в прямом значении. Например, вместо слова «корабль» скальд говорил «олень моря». Вместо слова «щит» — «луна ладьи», поскольку викинги вешали свои круглые щиты на борт корабля, то бишь, оленя моря. Подобные словосочетания называются кённингами. Это один из трёх основных поэтических приёмов поэзии скальдов.
Занятно, что чуть ли не самое известное слово современного английского языка происходит от одного из таких древнескандинавских кённингов. Этот кённинг — «глаз ветра», а означает он: окно. Вслед за скандинавами, англичане стали называть окна выражением «глаз ветра». Первое упоминание словосочетания «wind eye» относится к 1225 году. Со временем выражение «wind eye» превратилось в привычное «window». А в поэзии у слова «window» осталось архаичное значение — «глаза», «очи». Любопытно, что русские слова «око» и «окно» тоже имеют общее происхождение.
В России из всей поэзии скальдов наиболее известны «Висы радости» Харальда Сигурдсона. Этот варяжский принц, пират и поэт 11-го века посватался к Елизавете — дочери киевского князя Ярослава Мудрого. Получив отказ, он совершил несколько очень удачных набегов на Южную Европу, захватил баснословные богатства, стал норвежским королём и только после этого получил руку русской княжны. Во время своих странствий он написал шестнадцать строф, посвященных «Элизабет, дочери конунга Ярицлейва». В них Харальд описывает свои приключения и успехи. При этом каждая строфа заканчивалась словами: «Но девушка на Руси не благосклонна ко мне». Вот вторая из шестнадцати строф оригинала, в которой говорится о набеге на Сицилию:
Sneið fyr Sikiley víða
súð. Vórum þá prúðir.
Brýnt skreið, vel til vánar,
vengis hjörtr und drengjum.
Vættik minnr, at motti
mani enn þinig nenna.
Þó lætr Gerðr í Görðum
gollhrings við mér skolla.
Конь скакал дубовый
Килем круг Сикилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Разве слизень ратный
Рад туда пробраться?
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
В оригинале кённинг «vengis hjörtr» — «олень моря» как раз и означает «корабль». Кроме того, в оригинале этой висы видно, что в каждой паре строк три слова начинаются на один и тот же звук. Это показывает, как в поэзии скальдов используется её второй основной приём — аллитерация.
Третьим основным приёмом у скальдов была жесткая структура стихотворения. Строгие правила поэзии скальдов привели к её окостенению. Михаил Гаспаров в «Очерке истории европейского стиха» так пишет об этом: «Совершенно очевидно, что столь жестко организованный стих теряет всякую гибкость, становится достоянием изощренных профессионалов».
И, действительно, изощрёнными стилистическими приёмами скальдов почти никто не пользуется. Одно из немногих исключений — эльфийские стихи Джона Рональда Руела Толкина. Он наделил своих высоких, светловолосых и светлоглазых эльфов многими скандинавскими чертами. А будучи выдающимся знатоком средневековой поэзии, в эльфийских стихах Толкин умело пользуется стилистическими приёмами скандинавских скальдов. Так, к примеру, в следующем отрывке в каждой строке ровно три слова начинаются на один и тот же звук.
Then the fame of the fights on the far marches
was carried to the courts of the king of Doriath,
and tales of Túrin were told in his halls,
of the bond and brotherhood of Beleg the ageless
with the black-haired boy from the beaten people.
Рассказы о рубке на дальних рубежах
дошли ко двору короля Дориата,
и звонкие песни звучали в его залах,
о боевом братстве с Белегом вечным
темноволосого юноши Турина Турамбара.
Но вернемся к слову «window». Мы знаем, что его архаичное поэтическое значение — «глаза», «очи». Именно это значение обыгрывает Шекспир в весьма любопытном монологе Якимо в пьесе «Цимбелин»:
Якимо
Как разметалась ты! цветок лилейный,
Белее простынь! Если бы коснуться!
Лишь поцелуй один! У несравненных
Рубинов нежен он! Её дыханье
Благоухает. Огонёк лампады,
Склоняясь, подсмотрел бы ей под веки,
Чтоб скрытый свет узреть очей лазурных,
Которые сейчас сомкнуло небо
Своею тёмной синевой.
Iachimo
How bravely thou becom’st thy bed! fresh lily,
And whiter than the sheets! That I might touch!
But kiss; one kiss! Rubies unparagon’d,
How dearly they do’t! «Tis her breathing that
Perfumes the chamber thus. The flame o’ th’ taper
Bows toward her and would under-peep her lids
To see th’ enclosed lights, now canopied
Under these windows white and azure, lac’d
With blue of heaven’s own tinct.
В этом отрывке Шекспир пользуется характерным приемом: создает красивый образ с помощью сложной игры слов. Дело в том, что центральный объект в монологе Якимо — огонь свечи. По одну сторону от него находятся закрытые окна-«windows», за которыми — синее небо. А по другую сторону находятся закрытые очи-«windows», за которыми — синие глаза.
У Шекспира крайне редко встречаются банальные образы и сравнения. И монолог Якимо — это единственное место во всех шекспировских пьесах, где цвет «blue» (голубой, синий) описывает небо.
В правилах Международной Шахматной Федерации один раздел посвящён рокировке. Там говорится, что шахматист может рокироваться, если его король и ладья еще не ходили, а также, если выполнено ещё несколько условий. Сама рокировка происходит следующим образом: король передвигается на две клетки в сторону ладьи, а ладья ставится на поле, через которое прошёл король.
Однажды смекалистый голландский мастер Тим Краббе провел королевскую пешку и превратил её в ладью и при этом не ходил королём. А потом, к вящему ужасу шахматных бюрократов, он сделал совершенно законную вертикальную рокировку. После этого в правила добавили ещё одно условие о том, что рокируют только по горизонтали.
Шахматы изредка упоминаются в крупных поэтических произведениях и обычно читателю достаточно знать основные правила, чтобы понять, о чём идёт речь. Одно из немногих исключений — первая реплика Катарины в «Укрощении строптивой». Когда отец Катарины предлагает женихам ухаживать сперва за ней, как за старшей дочерью, она произносит:
I pray you sir, is it your will,
To make a stale of me amongst these mates?
Дословно это значит:
Прошу Вас, отец, неужели Вы хотите
Cделать меня приманкой (stale) для этих женихов (mates)?
Как мы уже знаем, Шекспир часто и мастерски использовал сложную игру слов. Для того чтобы понять игру слов в этой реплике, надо знать, по каким правилам играли в шахматы в елизаветинской Англии. В наши дни часто слабейшая сторона ищет спасения с помощью пата (по-английски пат — stalemate, а мат — checkmate или просто mate). Но во времена Шекспира в шахматах запатованная сторона побеждала! Это значит, что в своей реплике строптивая Катарина лишь с виду показывает свою слабость. Но в то же время она игрой слов тонко намекает на то, что она при всей слабости ничуть не хуже мужчин.
Дословно перевести эту реплику невозможно. Вместе с тем, совершенно необходимо, чтобы в первых словах Катарины был нетривиальный второй смысл. Например, так:
Хотите ль Вы, чтоб я была как пешка
В конце доски среди чужих фигур?
Говоря о гениальном Шекспире, уместно вспомнить некоторых его менее талантливых современников. Обычно взбалмошные гении развивают искусство в новых направлениях. А сохраняют и приумножают все новое — методичные образованные зануды. Одним из таких выдающихся зануд был Карел ван Мандер — голландский художник, драматург и искусствовед. Он был художником неплохим. К примеру, его картина «Сад любви» выставлена в Эрмитаже.
Ван Мандер был весьма наблюдателен: прожив в Риме три года с 1574 по 1577, он был первым, кто обнаружил римские катакомбы. На обратном пути в Голландию он посетил Вену и вместе со скульптором Хансом Монтом воздвиг триумфальную арку для императора Рудольфа Второго. Будучи в Италии, ван Мандер прочитал жизнеописания художников, составленные Вазари. Вдохновившись этой работой, он написал в стихах основательный труд под названием «Книга о художниках». Эта книга стала первым энциклопедическим искусствоведческим трудом в Северной Европе. Одним из учеников Карела ван Мандера был великий Франс Хальс, который, как и полагает гениям, не перенял маньеризм своего учителя, но открыл собственное уникальное сочетание барокко и реализма.
А в наши дни Карел ван Мандер известен одной своей картиной, которую он написал во время визита в Англию в 1603—04 годах. Эта картина изображает двух человек, играющих в шахматы. Некоторые исследователи считают, что изображены Бен Джонсон и Уильям Шекспир.
Карел ван Мандер, «Бен Джонсон и Уильям Шекспир играют в шахматы»
Два современника, поэта, актера, драматурга. Начитанный столичный интеллектуал Джонсон играет белыми против малообразованного провинциального Шекспира — величайшего поэта всех времен.
Иногда зануда Джонсон упрекал Шекспира. Однажды — в том, что действие «Зимней сказки» происходит в Богемии на берегу моря, в то время, как у Богемии нет выхода к морю. Другой раз — в недостаточной элитарности произведений Шекпира. Но когда Шекспир умер, Джонсон посвятил ему прекрасную оду «Памяти моего ненаглядного» и оценил его талант по достоинству.
Шахматные зануды выяснили, как выглядели фигуры в те времена и восстановили позицию. На ней если черные побьют слоном на с3, то белые получают мат. На картине Шекспир держит в руках черного слона и собирается сделать ход.
Немногие — the Few — так в Британии называют летчиков, которые в 1940 году выиграли Битву за Британию и фактически спасли британцев от фашисткого нашествия. Отчасти прозвище the Few отсылает к словам из шекспировской речи Генриха Пятого «We few, we happy few, we band of brothers», что в переводе означает «Мы — немногие, мы — счастливые немногие, мы — ватага братьев».
Но в основном прозвищем «Немногие» летчики обязаны фразе из речи Уинстона Черчилля, которую он произнес в 1940 году: «Никогда еще в истории человеческих конфликтов так сильно не были обязаны столь многие столь немногим.»
Хорошо известно, что у сэра Уинстона Черчилля был неплохой литературный слог. Конан Дойль считал молодого Черчилля ни больше ни меньше лучшим стилистом Британии. С возрастом литературный талант только развился, и свою Нобелевскую премию Черчилль получил по литературе, причем на награждении были особо отмечены его речи.
Что касается фразы о немногих, то у нее любопытная история. По всей вероятности Черчилль позаимствовал фразу из романа Конан Дойля «Беглецы». В романе действие происходит в Америке и, говоря об ирокезах, которые контролировали огромные площади, Конан-Дойль пишет: «Вероятно, еще никогда в мировой истории столь немногие люди контролировали столь большие территории так долго». Черчилль очень любил исторические романы Конан Дойля, а роман про ирокезов «Беглецы» был Черчиллю особо интересен по довольно забавной причине. Дело в том, что в нем самом текла кровь ирокезов. Черчилль гордился американским происхождением своей матери и знал, что его пра-пра-пра-бабушка была из племени ирокезов. В семейном архиве сохранились письма его энергичной пра-пра-бабушки к одной своей внучке. В одном из писем пра-пра-бабушка объясняет свою невероятную энергию: «Это у меня от индейской крови. Ты только не говори маме, что я тебе про это рассказала».
А британские летчики, «Немногие», к концу Второй Мировой стали супер-профессионалами. В 1944 фашисты бомбили Британию крылатыми ракетами Фау-1. Одним из способов борьбы с Фау-1 у «Немногих» был такой: после того, как крылатую ракету обнаруживает радар, в воздух поднимается самолет, подлетает к ней параллельным курсом и своим крылом подцепляет крыло ракеты. Гироскопы ракеты от такого сбоя не в состоянии вернуть ее на курс и ракета падает. Вот редкий кадр того времени, на котором виден этот способ в действии.
Что касается шекспировской речи Генриха Пятого, то она так сильна, что её изучают не только филологи, но и менеджеры. Итак, 1415 год, лагерь английской армии, 25 октября — канун дня святых близнецов-мучеников Криспина и Криспиана.
Вестморленд
Вот, были б с нами
Хотя бы десять тысяч англичан,
Что нынче праздные!…
Король Генрих V
Кто так желает?
Кузен мой Вестморленд? Ах, нет, кузен мой;
Коль ждет нас смерть, достаточна потеря
Для родины, но коли ждет нас жизнь,
Чем меньше нас, тем выше будет почесть.
Всевышний бог! Хватает мне людей.
И, черт возьми, я золота не жажду,
Кормись — не жалко — с моего стола,
Печали нет — надень мои одежды:
Мне эта мишура не по нутру.
Но если жажда почестей грешна,
То нет меня виновнее на свете.
Кузен, и впрямь, подмоги не желай;
Всевышний боже! Я такую почесть
Разрознивать хоть с кем бы то еще
Не буду. Не желай ни одного!
Ты, Вестморленд, по стану огласи:
Кому дрожат поджилки перед боем —
И кроны на дорогу в кошелек;
На смерть нейдут в компании того, кто
Боится вместе смерть с тобой принять.
Сейчас канун святого Криспиана,
И кто вернется, кто переживет,
Тот будет подниматься выше ростом
От радости при слове «Криспиан».
Кто выживет, кто позже одряхлеет,
Тот пиршество устроит раз в году,
Сказав соседям: «Завтра — Криспиан»;
Рукав поднявши, он покажет шрамы:
«Я ранен был тогда, в Криспинов день».
Деды позабывают всё, но этот,
Он будет хорошенько вспоминать,
Про подвиги свои, про имена
Знакомые устам своим порядком:
Король мой Гарри, Бедфорд, Эксетер,
Уорвик, Тальбот, Солсбери и Глостер —
В струеньи чарок вспомнят обо всех.
Историей отец наставит сына,
И Криспиан ни разу не пройдет
От дня сего до светопреставленья,
Чтоб в этот день не вспомнили о нас;
Нас — горсть, счастливых — горсть, единых — братство;
Который нынче кровь со мной прольет —
Мне брат, пускай ледащего рожденья,
День этот знатным сделает его;
А знать, что мнет английские кровати,
Свое непоявленье проклянет
И подожмет достоинство, лишь слово
Возьмет соратник наш в Криспинов день.
Westmoreland
O that we now had here
But one ten thousand of those men in England
That do no work to-day!
King Henry V
What’s he that wishes so?
My cousin Westmoreland? No, my fair cousin:
If we are mark’d to die, we are enow
To do our country loss; and if to live,
The fewer men, the greater share of honour.
God’s will! I pray thee, wish not one man more.
By Jove, I am not covetous for gold,
Nor care I who doth feed upon my cost;
It yearns me not if men my garments wear;
Such outward things dwell not in my desires:
But if it be a sin to covet honour,
I am the most offending soul alive.
No, faith, my coz, wish not a man from England:
God’s peace! I would not lose so great an honour
As one man more, methinks, would share from me
For the best hope I have. O, do not wish one more!
Rather proclaim it, Westmoreland, through my host,
That he which hath no stomach to this fight,
Let him depart; his passport shall be made
And crowns for convoy put into his purse:
We would not die in that man’s company
That fears his fellowship to die with us.
This day is called the feast of Crispian:
He that outlives this day, and comes safe home,
Will stand a tip-toe when the day is named,
And rouse him at the name of Crispian.
He that shall live this day, and see old age,
Will yearly on the vigil feast his neighbours,
And say «To-morrow is Saint Crispian:»
Then will he strip his sleeve and show his scars.
And say «These wounds I had on Crispin’s day.»
Old men forget: yet all shall be forgot,
But he’ll remember with advantages
What feats he did that day: then shall our names.
Familiar in his mouth as household words
Harry the king, Bedford and Exeter,
Warwick and Talbot, Salisbury and Gloucester,
Be in their flowing cups freshly remember’d.
This story shall the good man teach his son;
And Crispin Crispian shall ne’er go by,
From this day to the ending of the world,
But we in it shall be remember’d;
We few, we happy few, we band of brothers;
For he to-day that sheds his blood with me
Shall be my brother; be he ne’er so vile,
This day shall gentle his condition:
And gentlemen in England now a-bed
Shall think themselves accursed they were not here,
And hold their manhoods cheap whiles any speaks
That fought with us upon Saint Crispin’s day.
Недавно я стихами как-то свистнул
И выдал их без подписи моей
Родившийся в 1571 году англичанин Вентворт Смит (Wentworth Smith) был бездарным драматургом. Но в отличие от творчества других бездарных драматургов английского Ренессанса, творчество Вентворта Смита относительно неплохо изучено. Причина этого в том, что несколько раз Вентворт Смит совершил вполне естественное для писателя действие — подписал пьесу своими инициалами: WS. А все тексты того времени, подписанные инициалами WS, изучаются особенно тщательно. Современные исследователи проверяют: это неудачное творение Уильяма Шекспира (William Shakespeare) или серьезный труд кого-то другого. Сохранилось всего шесть подписей Шекспира. Вот так выглядит его последняя подпись, оставленная им на завещании.
Подпись Шекспира на завещании
Шекспир зарифмовал одно из своих стихотворений так, что слова «William Shakespeare» стали последней строчкой. Фамилия Шекспира в переводе означает «трясти копьём». И в несколько вольном переводе Якушкиной эта подпись выглядит так.
…
У этой урны реквием споем
О чести, верности невиданной вздохнем,
О Птицах, возлежащих здесь вдвоем.
Уильям, Потрясающий Копьем.
…
To this urne let those repair,
That are either true or faire,
For these dead Birds, sigh a prayer.
William Shake-Speare
Многие замечательные поэты прятали свое имя в собственных стихах. Великий китайский поэт Ли Бо часто упоминал Венеру, поскольку на китайском название планеты звучит похоже на имя поэта.
Роберт Фрост в одном из своих чудесных стихотворений не случайно использует в конце стихотворения (третья строка снизу) слово «frost» — «морозец».
Роберт Фрост
Октябрь
О, кротость утра в октябре.
Листы хрупки в своей красе,
И на заре подуй борей —
Растратит все.
Над лесом слышен зов гусей,
Назавтра лягут на крыло.
О, кротость утра в октябре,
Пусть будет на заре светло,
Неспешным сделай день такой.
Сердца открой к твоей игре,
Чтоб нас игрою отвлекло:
Лист первый утром отдели,
К полудню оброни другой;
Потом — в саду, затем — вдали;
За дымкой солнце спрячь, и лей
Багрянца чары по земле.
Постой, постой!
Винограда ради, чей лист поник,
По стене начав, как Сизиф, рост,
Чья иначе потеряна будет гроздь —
Виноградин ради, лишь ради них.
Robert Frost
October
O hushed October morning mild,
Thy leaves have ripened to the fall;
To-morrow’s wind, if it be wild,
Should waste them all.
The crows above the forest call;
To-morrow they may form and go.
O hushed October morning mild,
Begin the hours of this day slow,
Make the day seem to us less brief.
Hearts not averse to being beguiled,
Beguile us in the way you know;
Release one leaf at break of day;
At noon release another leaf;
One from our trees, one far away;
Retard the sun with gentle mist;
Enchant the land with amethyst.
Slow, slow!
For the grapes’ sake, if they were all,
Whose leaves already are burnt with frost,
Whose clustered fruit must else be lost-
For the grapes’ sake along the wall.
Великий немецкий поэт Райнер Мария Рильке умер в 1926 году от лейкемии. Сам он считал, что умирает от заражения крови, которое у него началось после укола шипом розы. Он написал эпитафию самому себе.
Роза… прекословие крайне радостное…
сном не быть ничьим среди стольких
век.
Rose, oh reiner Widerspruch, Lust,
Niemandes Schlaf zu sein unter soviel
Lidern.
В оригинале слово «reiner» является своеобразной подписью, поскольку оно звучит так же, как имя поэта. В переводе это созвучие удалось сохранить в первой строке: «Роза… прекословие крайне радостное…»
У Михаила Щербакова одна из песен заканчивается словами
…
ты компас наш земной, а также посох и праща,
ты знаешь, как отчизну обустроить сообща.
Откликнись, невидимка!» Но асфальтовая дымка
молчит, за нашу косность нам отмщая, мстя и даже мща.
Конечно, мща…
Последнее слово «мща», скорее всего, является своеобразной подписью — вместо инициалов «М. Щ.»
В музыке первые восемь букв латинского алфавита обозначают ноты: A — ля, B — си-бемоль, C — до, D — ре, E — ми, F — фа, G — соль, H — си. Иоганн Себастьян Бах написал для своей жены, Анны Магдалены, сборник произведений. Этот сборник называется «Нотная тетрадь Анны Магдалены Бах». Начинается сборник произведением, написанным в ля-миноре. Тональность ля-минор обозначается буквами Am — инициалами Анны Магдалены.
И. С. Бах, Контрапункт XIV, последняя страница
Интересная история связана с последней подписью Баха. Одно из самых известных незаконченных музыкальных произведений — «Искусство фуги» Баха. Оно состоит из 4-х канонов и 14-ти фуг, последняя из которых обрывается на 239-м такте.
На последней странице рукописи есть пометка, сделанная Карлом Филиппом Эммануэлем Бахом (сыном Иоганна Себастьяна): «Über dieser Fuge, wo der Nahme B A C H im Contrasubject angebracht worden, ist der Verfasser gestorben.»
В переводе с немецкого это означает: «Во время работы над этой фугой, в которой тема B A C H была введена в теме противосложения, композитор скончался.» Таким образом, в этой фуге с помощью нот Бах оставил свой последний автограф.
Эта фуга была задумана как квадрупль — фуга в четырех частях, но сохранились лишь три первые части. 240 лет музыковеды строили предположения о том, как должна быть построена четвертая часть, а различные композиторы дописывали фугу — есть два десятка различных вариантов. В 1991 году венгерский композитор Золтан Гёнц (который сам часто пишет в классическом стиле) заметил, что четыре голоса в первых трех частях образуют перестановочную матрицу.
Перестановочная матрица голосов фуги
С помощью этой блестящей догадки Гёнцу удалось восстановить структуру и тему четвертой части. Теперь эту фугу часто исполняют с окончанием, найденным Гёнцем.
Для того, чтобы понимать и воспринимать этот шедевр, необходимо познакомится поближе с основной идеей «Троицы». Центральный образ иконы в прямом и в переносном смысле — чаша. В прямом смысле все просто: на столе стоит одна лишь чаша, в которой находится напиток багряного цвета. Это вполне понятный христианский символ. Он связан с молением о чаше: «Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты» — с этими словами Иисус Христос обращается в Гефсиманском саду ко Всевышнему. Легендарная чаша Грааля — чаша, в которую была собрана кровь Христа на следующий день.
Инициалы Андрея Рублёва можно увидеть на иконе «Троица».
Андрей Рублёв, «Ветхозаветная Троица»
Чтобы понять более глубокий переносный смысл, надо обратить внимание на композицию иконы. На ней изображены три ангела, которые пришли к праотцу Аврааму — собственно, полное название иконы: «Ветхозаветная Троица». Изображая этих ангелов, Рублёв с помощью символов передает идею христианского триединого бога, объединяющего в себе бога-отца, бога-сына и святого духа. Левый ангел соответствует богу-отцу, над ним изображено здание — символ созидания. Средний ангел соответствует Христу, над ним изображено дерево — символ умирания и возрождения. Правый ангел соответствует святому духу, над ним изображена вершина скалы — символ горних высот.
Внешние очертания ангелов образуют круг — символ единства и целостности. Внутренние очертания крайних ангелов образуют чашу, в центре которой находится одетый в багряную одежду средний ангел, который, как мы уже знаем, соответствует Христу. В этой замечательной композиции как раз и проявляется гениальный замысел Андрея Рублёва. А его подпись мы видим в сидениях левого и правого ангелов: сидения образуют буквы Р и А — инициалы Андрея Рублёва.
Что касается инициалов, связанных с Шекспиром, то самые загадочные находятся на странице с посвящением в первом издании сонетов, выпущенном в 1609 году. Выглядит это посвящение так:
Посвящение сонетов в издании 1609 года
Вот перевод этого посвящения на русский:
Единородному зачинателю следующих сонетов мистеру У.Х. всего наилучшего, а также вечность, обещанную нашим вечно-живущим поэтом, желает доброжелательный предприниматель, представляющий это вашему вниманию, Т.Т.
Если записать посвящение в нормальном порядке, без инверсий, то получится следующее:
Доброжелательный предприниматель Т.Т. представляет вашему вниманию следующие сонеты и желает их единородному зачинателю всего наилучшего, а также вечность, обещанную нашим вечно-живущим поэтом.
Возникает естественный вопрос: «Кто все эти люди?» Начнем по порядку. Доброжелательный предприниматель Т.Т. — это Томас Торп, издатель этого сборника сонетов. Его инициалы стоят и внизу на титульном листе издания:
Титульный лист сонетов в издании 1609 года
Насчет Томаса Торпа сомнений нет ни у кого. А вот кто такие «вечно-живущий поэт» и «единственный зачинатель сонетов мистер У. Х»? Кого только не предлагали в качестве этой пары!… Есть множество теорий заговора, в которых «вечно-живущим поэтом» является и сам Шекспир, и Кристофер Марлоу, и Бен Джонсон, и даже Ее Величество королева Елизавета. Что касается «мистера У.Х.», то, вероятно, в елизаветинской Англии нет человека с этими инициалами, которого бы сторонники различных теорий заговора не прочили на эту роль. От могущественного графа Уильяма Херберта Пемброка до помощника Торпа печатника Уильяма Холла…
На самом деле все гораздо проще. Слово «поэт» происходит от греческого слова «poein» — создавать. К примеру, в русском языке есть слово «эпопея», которое происходит от двух слов: «эпос» — повествование и «poein» — создавать. Соответственно, «вечно-живущий поэт» — это господь бог, Создатель. А «вечность, обещанная нашим вечно-живущим поэтом» — это райская жизнь. В те времена многие образованные люди неплохо знали греческий, поэтому читателям была очевидна несложная лесть Торпа, который сопоставил поэта — создателя сонетов и вечного Создателя. Вдобавок, традиционное обозначение Иисуса — monogenes theos, что в переводе с латыни на английский означает only-begotten Son, а на русский — единородный Сын. Соответственно, фраза the onlie begetter еще сильнее подчеркивает сравнение автора сонетов с Создателем.
С мистером У.Х. все еще проще — его нет. Если мы обратим внимание на посвящение, то увидим, что оно выполнено необычным стилем: заглавными буквами, разделенными точками вместо пробелов. И только в одном месте — после инициалов W.H. и перед словом ALL — есть пробел. Это означает, что, скорее всего, там ошибся наборщик. Нетрудно понять, что это за ошибка: наборщик поставил букву H вместо буквы S. И вместо несуществующего мастера W.H. там находится наш хороший знакомый W.S. — единородный зачинатель этих сонетов.
В викторианской Англии одно время давали детям второе имя для того, чтобы подросток мог использовать второе имя, если будет недоволен первым. Британцы хорошо разбирались в психологии подростков, и поэтому девочкам давали редкое первое и распространенное второе имена, а мальчикам — наоборот. Например: Чарльз Лютвидж Доджсон, Джером Клапка Джером, Джозеф Редьярд Киплинг, Уильям Мэйкпис Теккерей и т. п.
В 1863 году в английском графстве Страффордшир возле небольшого очаровательного озера под названием Редьярд повстречались и полюбили друг друга молодой человек и девушка. Вскоре они поженились и у них родился сын. Эта пара назвала своего сына в память о красивых местах, где они встретились. Так появился на свет Джозеф Редьярд Киплинг.
Вскоре Киплинги уехали в Индию, где и вырос Джозеф Редьярд. Он хорошо знал хинди, и это отразилось в именах его персонажей. Так, на хинди слово «хатхи» означает «слон», слово «балу» — «медведь-губач», а слово «багира» — «леопард».
По какому-то забавному совпадению, при переводе книг Киплинга на русский язык, представителям семейства кошачьих меняли пол. В оригинале леопард Багира мужского рода. И если в рассказах о Маугли такая неточность перевода не имеет особого значения, то в сказке «Кот, который гулял сам по себе» это уже критично. Ведь, взаимоотношения независимого кота и Женщины становятся гораздо более нетривиальными.
Единственный из кошачьих, кто сохранил в переводе мужской род, это тигр Шер-Хан. Возможно, это связано с тем, что Шер-Хан носит человеческое имя. Во время своего визита в Афганистан Киплинг встретился с правителем провинции афганской Кундуз. Звали правителя Шер хан Нашер и был он человеком жестким и властным.
В русской поэзии самая известная операция по перемене пола была сделана Лермонтовым.
На cевере диком cтоит одиноко
На голой вершине cоcна,
И дремлет, качаяcь, и cнегом cыпучим
Одета как ризой она.
И cнитcя ей вcё, что в пуcтыне далёкой —
В том крае, где cолнца воcход,
Одна и груcтна на утёcе горючем
Прекраcная пальма раcтёт.
Это перевод стихотворения Гейне, в оригинале которого пальма снится дереву под названием ein Fichtenbaum.
Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden auf kahler Höh’.
Ihn schläfert; mit weisser Decke
Umhüllen ihn Eis und Schnee.
Er träumt von einer Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.
В немецком языке это слово означает «сосна» и оно мужского рода. А в данном случае грамматический род гораздо важнее биологического вида. Причина проста: у Гейне все стихотворение представляет собой одну большую метафору любви и разлуки. А перевод Лермонтова при всём изяществе формы к содержанию оригинала имеет весьма отдаленное отношение, поскольку ein Fichtenbaum у Михаила Юрьевича сменил пол и превратился в сосну.
Естественно, для точного перевода стихотворения Гейне нужно сохранить мужской род первого дерева, даже если для этого и придется изменить его биологический вид и назвать, скажем, кедром, дубом или любым другим северным деревом мужского рода.
Похожую ошибку допустили абсолютно все переводчики «Ромео и Джульетты». У Шекспира сцена прощания начинается, когда Джульетта говорит Ромео, что еще не утро, а его разбудил nightingale (в дословном переводе — соловей), а не lark — жаворонок. Но в текстах Шекспира nightingale (соловей) женского рода, а lark (жаворонок) — мужского. В этой сцене род птиц не случайно соответствует мужскому и женскому полу персонажей. Поэтому будет правильнее в переводе поменять соловья на какую-нибудь небольшую птицу женского рода, которая поет в садах вечером или ночью. К примеру, на иволгу.
Сцена 5
Сад Капулетти.
Наверху, в окне, видны Ромео и Джульетта
Джульетта
Уходишь ты? но день еще далёк:
Не жаворонок, иволга пронзила
Ложбинный трепет уха твоего;
В ночи она поёт с того граната:
Любимый, верь, то иволга была.
Ромео
То жаворонок был — глашатай утра.
Не иволга.
Scene V
Capulet’s orchard
Enter Romeo and Juliet aloft at the window
Juliet
Wilt thou be gone? it is not yet near day:
It was the nightingale, and not the lark,
That pierced the fearful hollow of thine ear;
Nightly she sings on yon pomegranate-tree:
Believe me, love, it was the nightingale.
Romeo
It was the lark, the herald of the morn,
No nightingale.
Мы видим, что для правильного перевода стихотворения Гейне нужно поменять сосну на дерево мужского рода, а для правильного перевода сцены прощания следует поменять соловья на другую птицу. Вообще, в поэзии не всегда нужно строго следить за биологическими нюансами. Около тысячи лет назад Испания несколько веков находилась под властью Арабского Халифата. И владычество просвещенного Арабского Халифата оказало положительное влияние на полудикую Испанию: в Испании появились развитые науки и искусства, в том числе и поэзия. Но поэты, жившие в Испании, должны были придерживаться классических канонов арабской поэзии. Например, воспевать красоту верблюда, которого ни сами поэты, ни их читатели не видели. Естественно, в какой-то момент испанская поэзия отошла от канонов, стала ближе к европейским реалиям и оказала большое влияние на появление творчества трубадуров.
Нечто подобное случилось и в американской поэзии. Образ соловья достался американским поэтам по наследству от великой британской литературы. Некоторое время в американских стихах упоминались соловьи, которые в Новом Свете не обитают. И отказ от британских канонов ускорил развитие американской поэзии.
Что общего между изогнутой слоеной булочкой и нарастанием звука в музыке? Оказывается, слова, которыми мы их называем — однокоренные. Французское слово «круассан» и итальянское слово «крещендо» происходят от латинского глагола «crescere», означающего «расти», «увеличиваться». Сперва от этого глагола произошло название растущей луны, потом так стали называть не только увеличивающийся, но и уменьшающийся месяц, а затем и булочку, выпеченную в форме месяца.
В английском языке слово «crescent» не только обозначает полумесяц, но еще имеет архаичное значение «расти». Двойное значение слова «crescent» Шекспир обыгрывает два раза. Первый раз — в трагедии «Антоний и Клеопатра», когда Помпей говорит о своих растущих силах. К сожалению, это место невозможно перевести, сохранив игру слов. Второй раз эта игра слов встречается в «Гамлете» в монологе Лаэрта.
Лаэрт
Полна с ущерба не одна природа
В статях и в силе: как растёт сей храм,
Так вместе служба сердца и ума
В нём ширятся. Пусть, любит он сейчас.
Сейчас ни грязь, ни лживость не пятнают
Его достойной воли, но страшись —
Величье тяжко, он не властен волей,
Зане вассал он роду своему.
Laertes
For nature crescent does not grow alone
In thews and bulk; but as this temple waxes,
The inward service of the mind and soul
Grows wide withal. Perhaps he loves you now,
And now no soil nor cautel doth besmirch
The virtue of his will; but you must fear,
His greatness weigh’d, his will is not his own;
For he himself is subject to his birth.
Астрология была популярна в елизаветинские времена. В 37 пьесах Шекспира есть более ста аллюзий на разные астрологические темы. В те времена уже было хорошо известно, что луна вызывает приливы и отливы. Вот так Шекспир описывает лунное затмение:
влажная звезда,
В чьей области Нептунова держава,
Болела тьмой, почти как в судный день;
Игра слов в пьесах Шекспира встречается сплошь и рядом. Она есть даже в названии одной из пьес. Каждый, кто читал или смотрел «Много шума из ничего», вероятно, замечал, что название пьесы несколько странно. Как правило, названия пьес Шекспира просты, понятны и связаны с происходящим. А тут — Много шума из ничего, Much Ado About Nothing…
Мы знаем, что во времена Шекспира произношение слов отличалось от современного. Поэтому игру слов, основанную на старинном произношении, мы не замечаем. Слово nothing в те времена произносилось практически, так же, как и слово noting, означающее «подслушивать», «подсматривать», «подмечать». А именно этим весьма часто и занимаются персонажи пьесы. Более того, сцена признания в любви Бенедикта и Беатриче построена на этой игре слов.
Benedick
I do love nothing in the world so well as you: is
not that strange?
Beatrice
As strange as the thing I know not. It were as
possible for me to say I loved nothing so well as
you: but believe me not; and yet I lie not; I
confess nothing, nor I deny nothing.
Здесь каламбур nothing/noting обыгрывается один раз Бенедиктом и трижды — Беатриче. Чего только стоит ее фраза I confess nothing, nor I deny nothing»!! У нее могут быть четыре различных значения:» (Я не признаюсь ни в чем) / (я признаюсь в подслушивании), (но и не отрицаю ничего) / (но и не отрицаю подслушивания)». Ещё одна любопытная и тоже непереводимая игра слов встречается в этой пьесе в словах Бенедикта, когда он говорит о том, какой должна быть девушка, чтобы он на ней женился.
Бенедикт
Богатой должна быть, это непременно; умной —
или ну её; добродетельной — иначе и не ввяжусь;
красивой — а не то, даже не взгляну; кроткой — или держись
от меня подальше; знатной — иначе не возьму,
будь у нее золотой характер; разумной в речах,
искусной в музыке, а ее волосы пусть будут
такого цвета, как богу угодно.
Benedick
Rich she shall be, that’s certain; wise,
or I’ll none; virtuous, or I’ll never cheapen her;
fair, or I’ll never look on her; mild, or come not
near me; noble, or not I for an angel; of good
discourse, an excellent musician, and her hair shall
be of what colour it please God.
В этом монологе есть фраза «noble, or not I for an angel». Достловно она означает: «благородной, или не (женюсь), будь она ангелом». Это один из бесчисленых каламбуров Шекспира. Дело в том, что словами noble и angel называли в те времена золотые монеты, причем ангелы ценились чуть выше ноблей. А название «ангел» возникло оттого, что на монете был изображен архангел Михаил, убивающий дракона.
Золотой ангел (корабельник), Англия, XV век
На обратной стороне у нобля и у ангела был изображен корабль. Поэтому в России эти монеты называли «корабельниками», а стоили они в два раза дороже золотого червонца. Например, у Карамзина в «Истории Государства Российского» читаем: «… в 1486 году Иоанн послал царю три шубы ― рысью, кунью и беличью, ― три соболя и корабельник, жене его и брату, калге Ямгурчею, по корабельнику, а детям по червонцу».
Ещё одну интересную игру слов можно увидеть в диалоге между Макбетом и леди Макбет. Этот диалог происходит в тот момент, когда два убийства уже совершены, а третье — запланировано.
Macbeth
It will have blood; they say, blood will have blood.
Stones have been known to move and trees to speak;
Augurs and understood relations have
By maggot-pies and choughs and rooks brought forth
The secret’st man of blood. What is the night?
Lady Macbeth
Almost at odds with morning, which is which.
На первый взгляд, единственная особенность этого отрывка — четырехкратное упоминание слова «кровь» (blood). Начатая здесь тема крови продолжится позже, когда Леди Макбет будет пытаться отмыть кровь с рук. Но в этом отрывке есть еще две нетривиальные игры слов.
В конце этого отрывка Макбет спрашивает «What is the night?» С одной стороны, он спрашивает: «Что с ночью?», то есть хочет узнать время. С другой стороны, слова «ночь» (night) и «рыцарь» (knight) по-английски звучат одинаково. И Макбет, которого в данный момент тревожит не то совесть, не то — страх перед будущим, интересуется: «Кто это — рыцарь?» То есть, Макбет мысленно сравнивает свои действия с рыцарским кодексом поведения.
Леди Макбет отвечает на вопрос мужа и говорит, что не отличить ночь от утра. При этом она использует выражение «which is which», что в переводе означает приблизительно «что есть что». Это одно из очень многих выражений, которые придумал Шекспир и которые вошли в английский язык. В данном случае использование этого выражения особенно примечательно, поскольку практически сразу же после этих слов начинается сцена с тремя ведьмами. А слова «ведьма» (witch) и «что»/«которое» (which) звучат по-английски одинаково.
Примечания переводчика
К счастью, русский язык настолько богат и гибок, что позволяет сделать адекватный перевод этого отрывка с помощью каламбуров «просторы царь — просто рыцарь» и «ведь мы — ведьмы».
Макбет
Быть крови; говорят: за кровью — кровь.
Деревьев речь, надгробий шевеленья;
Кудесники, гадая по грачам,
По воронам и галкам, уличали
Тишком пустивших кровь. В ночи как видит
Просторы царь?.. Уже как поздно?
Леди Макбет
Ночь с утром ссорится — ведь мы давно здесь.