Загадки судьбы

2

Настал день, когда должен состояться бал. Сонечка пробудилась ото сна рано, едва забрезжи зимний рассвет. И чем светлее становилось за окном, тем больше ее охватывало волнение. Наконец около девяти часов в спальню, по обыкновению, вошла Марфуша.

— Подымайтесь, Софья Николаевна. Пора умываться, завтракать да прихорашиваться. Барин велели уж карету закладывать, до имения графини Преображенской путь не близкий. Да и много намело снегу нынче ночью, думаю: карета не проедет, сани придется перезакладывать.

— Сани, это же прекрасно! Доедем с ветерком! — обрадовалась Сонечка.

— Ох! Барышня, чего вы радуетесь-то?! Щеки-то пообморозите, вон какой мороз разыгрался, аж трещит!

— Не волнуйся, я накину поверх меховой шляпки шерстяную вязаную шаль. А как там моя сестрица? — как бы невзначай поинтересовалась Соня.

— Уж перед зеркалом крутится. И разговоры все об одном… — ответила Марфуша.

— Сергее Волкове, разумеется!

Горничная кивнула.

— Ну, мы еще посмотрим, чья возьмет! — решительно заявила Соня, вскочила с кровати и начала расхаживать по спальне босиком в одной ночной сорочке.

— Софья Николаевна, вы хоть тапочки наденьте! Простудитесь! Камины как ни топи все равно прохладно… — Марфуша подала тапочки барышне, та соблаговолила опустить в них ножки.

— Ах, какова Лизка! Вредная злыдня! — возмущалась Соня.

— Барышня! — обмерла Марфуша от таких слов в адрес Елизаветы Николаевны.

— Такая она и есть! Все из-за вредности своей не может успокоиться: видите ли, раз она — старшая, стало быть, все кавалеры — ей! Не бывать этому!

Марфуша приготовила кувшин для умывания. Соня же не прореагировала и продолжала метаться в праведном гневе.

— Софья Николаевна, вы так к завтраку опоздаете. Агриппина Леонидовна будут очень недовольны… — напомнила Марфуша, не зная, как успокоить разошедшуюся барышню.

Упоминание о маменьке несколько умерили гнев Сонечки, она начала умываться, причесываться и надела пока свое простое домашнее платье.

— Ох, барышня, как вы там на балу-то? — сокрушалась Марфуша.

— А что такое?

— Уж больно декольте на платье открытое, как бы вы не зазябли в такой-то холод!

Сонечка передернула плечиками: не замерзнет! В мазурках, польках, вальсах, кадрилях некогда об этом и думать!

После утреннего туалета Соня спустилась к завтраку в гостиную. Все семейство Бироевых уже было в сборе.

— Соня, прошу тебя, голубушка, больше не опаздывай, — пожурила ее маменька.

Елизавета и вовсе уставилась на младшую сестру с победоносным видом, словно говоря: на балу тебя ждет неприятный сюрприз!

Соня прекрасно понимала, что мстительная сестрица может придумать что угодно дома, но чтобы при людях, да еще на балу — ей не верилось. Она спокойно стала завтракать.

— Девочки, — начал Николай Дмитриевич. — Ровно в полдень мы выезжаем, до имения графини — не менее двух часов по такой-то заснеженной дороге. По всей видимости, от кареты придется отказаться: поедем на санях.

Соня обрадовалась: она любила созерцать пейзажи, сидя в санях под теплым пледом. Лиза же фыркнула. Отец семейства не отреагировал на недовольство старшей дочери.

— Одевайтесь теплее, лучше всего — лисьи шубы, — подытожила маменька.

Елизавета опять изобразила на лице кислую мину, она страсть как не любила шубы. Ей казалось — она в них похожа на купчиху, что весьма претило ее нездоровому самолюбию.

Наконец к полудню барышни были готовы: Соня в своем нежно-персиковом наряде и коралловом ожерелье выглядела безупречно; старшая же Елизавета в платье бледно-лимонного цвета с маменькиным жемчужным гарнитуром тоже была хороша, особенно для тех, кто не знал ее скверного характера.

Личный парикмахер Агриппины Леонидовны, из крепостных, постарался нынче на славу: прически барышень смотрелись прелестно, а ловко вплетенные искусственные цветы придавали их миловидным лицам особенную свежесть, подчеркивая красоту и молодость.

Агриппина Леонидовна придирчивым взглядом окинула дочерей и, не найдя в их внешнем виде ни малейшего изъяна, осталась весьма довольна.

— Думаю, без мужей вы не останетесь! — констатировала она.

Горничные принесли лисьи шубы, теплые шляпки, подбитые беличьим мехом, и шерстяные шали.

Одевшись, все вышли во внутренний двор, где стояли сани. Девочки сели рядом, их родители — напротив. Кучер заботливо накрыл теплыми пледами ноги своих господ, откинул меховой верх, словно у пролетки; взобрался на козлы, хлестнул кнутом тройку орловских красавцев-рысаков, застоявшихся на морозе, и сани тронулись.

Мороз стоял отменный, под полозьями саней трещал наст. Соня укуталась в шерстяную шаль, ее щеки зарделись и начали пощипывать. Елизавета же подняла воротник шубы, уткнувшись в него носом, не желая ни с кем разговаривать. Впрочем, такое обстоятельство никого не удручало.

«Я увижу его… Он, как всегда, будет в форме… А может быть, — во фраке. Я никогда не видела Сергея во фраке, не сомневаюсь, что он будет великолепен. Он непременно пригласит меня танцевать: иначе просто не может быть! Если, конечно, Лизка-злыдня что-нибудь не подстроит… Не думаю, что она сможет это сделать в чужом доме…» — мысли Сонечки путались, она, убаюканная поскрипыванием полозьев о снег, задремала. Ей даже приснился сон, словно она кружится в венском вальсе с Сережей, а он смотрит на нее, улыбается, и… о ужас! — на его правом глазу — черная повязка!

Неожиданно Соня проснулась. Лиза, заметившая, что сестра задремала, тотчас съехидничала:

— Что с одноглазым кадриль выплясывала?

Соня вздрогнула, почувствовав в словах сестрицы недоброе.

Дом графини Преображенской поразил Бироевых своим размахом и роскошью. У Николая Дмитриевича сразу же улетучились последние сомнения по поводу принятого приглашения.

Имение Преображенское располагалось на берегу живописного старинного пруда и занимало обширные земли. За резной железной оградой виднелись постройки. Особенно выделялся среди них барский трехэтажный дом, выполненный в строгом классическом стиле. Неподалеку стояла домовая церковь, рядом с ней — дом настоятеля. В центре усадьбы возвышался двухэтажный дом для приема гостей с видом на пруд и парк, где, по обыкновению, графиня устраивала различные празднества, в том числе и балы.

На нынешний бал народу съехалось очень много. Въезд в усадьбу, пространство распахнутых кованых ворот, ведущих во внутренний двор имения, заполняла вереница всевозможных саней и карет. Сонечка выглянула из-под откидного верха, стараясь разглядеть среди такого скопления Сергея, но, увы, безуспешно.

Наконец сани Бироевых достигли парадной: Николай Дмитриевич огляделся и сделал знак лакеям. Один из них тотчас, проявляя проворность и отменную вышколенность, которой позавидовали бы лучшие дома английских лордов и французских аристократов, помогли семейству выйти из саней.

Лакей распахнул перед Бироевыми тяжелую массивную дверь, к ним поспешила горничная и приняла шубы и шляпки.

В доме для гостей было тепло, даже жарко: камины, имевшиеся на каждом этаже, топились вовсю. Девушки придирчиво посмотрели на себя в зеркало и направились вслед за родителями и другими гостями на второй этаж, где находился танцевальный зал.

Огромный зал с отполированным, начищенным мастикой паркетным полом блестел так, что на него гости ступали с опаской, боясь поскользнуться, но, как выяснилось, напрасно.

Большой оркестровый балкон, вмещавший свободно по крайней мере полтора десятка музыкантов, утопал в цветах, которые расточали дивный аромат. Около стен стояли столики со множеством напитков и закусок в новомодном стиле шведского стола — подходишь и берешь, что тебе по душе.

Среди гостей Николай Дмитриевич заметил знакомых и поздоровался с ними, представив им супругу и дочерей. Соня и Лиза мило улыбнулись — и только, ведь их заботило совершенно другое, нежели пустая болтовня с такими же барышнями на выданье, как и они сами.

Молодые люди, от восемнадцати до двадцати пяти лет, а также некоторые зрелые мужи под тридцать не без удовольствия разглядывали пребывающих гостей, в особенности юных барышень.

Соня постоянно высматривала поручика, но безуспешно. Она даже не заметила, что находится под пристальными взглядами кавалеров, явно обсуждающих ее и одобрительно кивающих.

Лиза же как благовоспитанная барышня сделала равнодушный вид, как бы не замечая этого, но все же придала лицу благожелательное выражение. А затем вообще отошла от своего семейства. Впрочем, чету Бироевых такое поведение дочери не обеспокоило. Они с интересом обсуждали новости высшего света со своими знакомыми.

Неожиданно к Николаю Дмитриевичу подошел некий молодой человек весьма приятной наружности, представился как Романовский Владимир Викторович и попросил разрешения поухаживать за Сонечкой.

Николай Дмитриевич, наслышанный о семье Романовских как одной из самых богатых в Москве, наживших свое состояние на военных поставках минувшей войны 1812 года, решил, что кавалер вполне подходит для Сонечки и представил ей своего нового знакомого Владимира Викторовича.

Соня и Владимир обменялись светскими любезностями, и вскоре появилась хозяйка дома, которая должна была открывать бал. Графиня Преображенская, несмотря на зрелый возраст, выглядела великолепно. Не только мужчины своим непредвзятым взглядом, но женщины и даже юные барышни не могли не оценить ее стройную красивую фигуру в облегающем сногсшибательном платье с большим вырезом по парижской моде и с прекрасно уложенными волосами. На ее шее красовалось умопомрачительное колье из бриллиантов.

Графиня поблагодарила гостей, что те не побоялись январского мороза и приняли ее приглашение. Грянула музыка, по традиции бал открывался венским вальсом. Графиня и ее кавалер, некто красавец майор Драгунского полка, закружились, скользя по блестящему паркетному полу, словно воспаряя над ним.

Владимир Романовский не растерялся и тотчас, обхватив за талию свою очаровательную собеседницу последовал примеру графини и ее кавалера. Вскоре гости разбились на пары и с удовольствием наслаждались танцами и приятной музыкой.

Соня видела, что ее новый знакомый весьма приятен, воспитан, обходителен, и даже на некоторое время забыла о предмете своих грез — Сергее Волкове.