Говорят, что поздняя весна – лучшее время для посещения Брюсселя. Город утопает в свежей зелени парков, голубое небо по-особенному пронзительно чисто, разморенные ярким майским солнцем люди сидят на пешеходных улицах центра, поглощая морепродукты и горячие вафли, пряный пунш и вишнёвый крик льются рекой, трюфели буквально тают во рту, а многочисленные кафе и пабы не закрывают своих дверей сутками. Здесь безопасно почти везде – не считая арабских районов, – но ведь никто не собирается гулять по ним ночами…
- С вас сорок евро.
- Сколько!? – возмущаюсь я, оборачиваясь к таксисту.
- Сорок евро, - спокойно повторяет он.
В его голосе слышится явный восточный акцент. Кажется, турецкий. Но что поделать, я не владею ни немецким, ни французским, а здесь, по странному стечению обстоятельств, люди оказывают удивительное пренебрежение к английскому.
- Это грабёж! – четко, по слогам произношу я, но всё-таки лезу в сумочку за кошельком и отсчитываю купюры. – Грабёж! – уточняю я, прежде чем с неохотой отдать таксисту наличные.
- Да-да, - соглашается он, видимо, желая, чтобы я быстрее убралась из его машины, но я медлю.
- Как вас зовут?
- Ариф, - отрывисто произносит он, и я не понимаю, то ли это его прозвище, то ли настоящее имя. Звук «р» выходит раскатистым, ещё более усугубляя акцент.
- Так вот, мистер Ариф…
- Месье, - поправляет он меня.
- Месье Ариф, - практически рычу я от злости, - вы нарочно кружили по городу!
Он издаёт возмущённый вздох и наклоняется ко мне, почти нарушая личное пространство, но я упрямо не отстраняюсь ни на сантиметр. Чувствую запах дорогого одеколона и крепких сигарет. Ещё бы, драть по сорок евро за одну поездку, он себе и на виллу в горах легко заработает!
- Вы первый раз в нашем славном городе? – Его усы смешно двигаются, когда он разговаривает, но я не замечаю этих деталей, слишком возмущённая, чтобы веселиться.
- Д-да, - заикаюсь я.
- Тогда ещё десятку за экскурсию. – Он протягивает мне ладонь, вызывая новую волну возмущения, но я хитро улыбаюсь и снова лезу в сумочку, делая вид, что ищу мелочь, и вместо десятки кладу ему на руку мятную карамель из самолёта.
- Приятного вечера, месье Ариф, - желаю я и как можно изящнее вылезаю из тесной малолитражки.
Мой грабитель-таксист уже копается в багажнике, рядом со мной на проезжую часть шлёпается тяжёлый чемодан.
- Не стоит утруждаться, - бормочу я, наблюдая, как машина скрывается за поворотом. – Спасибо, что помогли, я бы добавила ещё десятку за услуги носильщика.
Топнув каблучком, я наклоняюсь и щёлкаю кнопкой на выдвижной ручке чемодана, удлиняя её. Маленькие колёсики весело крутятся, стуча о гладкие камни брусчатки. Солнце уже почти скрылось за невысокими крышами домов и далёкими макушками вековых деревьев фламандского леса, и его последние лучи ласково гладят тёмно-золотистые буквы над входом в отель.
«Бентли». Четыре звезды. «Ваш отдых – наша забота», - написано на боковой витрине.
Я придирчиво оглядываю здание. Оно совсем небольшое и парадный вход вовсе не выглядит парадным, да и, по чести, до четырёх звёзд заведение не дотягивает. Впрочем, не буду судить по «картинке».
- Проклятый Джеймс, - бормочу я, приближаясь ко входу. – В следующий раз сам полетишь добывать контракт.
Я прекрасно знаю, что это ерунда, ведь переговоры – моя работа, а работа Джеймса, моего босса: переговоры о переговорах. Вот такая странная странность. Он говорит мне: лети туда-то, и я лечу куда-то. Потом он звонит и просит притормозить где-то, и я сдаю обратный билет, бронирую в турсервисе аэропорта номер в отеле в (по-видимому, всё-таки так и есть) арабском районе, трачу сорок евро и одну мятную карамельку на катание по городу, веду не совсем приятный и совсем невежливый диалог с наглым таксистом, и как итог: оказываюсь у закрытых дверей гостиницы. Естественно, никакие швейцары не спешат мне на помощь.
- Что не так с этой планетой? – вздыхаю я и отгоняю прочь неуместное желание обернуться, прислониться спиной к запертой двери и постучать каблуком по ней.
Вниз по улице с оглушительным свистом и рёвом пяти-шести (сосчитать не успела) двигателей проносится группа молодых людей на мотороллерах и, кажется, я понимаю, что поспать с открытым окном сегодня не удастся.
Я прислоняю чемодан к ноге и устало наклоняю голову к плечу, закрываю глаза и медленно считаю до десяти. Чувствуя, как солнечный лучик скользит по лицу, я улыбаюсь от ощущения тепла и приказываю себе не унывать. Мой прекрасный синий костюм помят, волосы в беспорядке, но ванна, лёгкий ужин и крепкий сон спасут меня от переутомления. Главное – достичь цели – двести второго номера, который я забронировала часом ранее.
Разглядывая мохнатый красный коврик под ногами, я вижу конверт, точащий из-под края.
- Так, что тут у нас такое?
Разведка показывает наличие в конверте карточки и какой-то записки на французском. Я фыркаю и сминаю бумажку.
- Здесь вообще в курсе, что английский – международный язык?
В школе (по настоянию матери) я изучала итальянский, но и в нём не достигла совершенства. Помнится, я то ли проспала, то ли прогуляла большинство занятий. Мама так настаивала, потому что, кажется, у моей прапрабабки были итальянские корни, хотя это ещё спорно, в моей внешности нет ничего от утомлённых солнцем жителей Средиземноморья, скорее, я похожа на скандинавскую Барби: стройная, голубоглазая, ровный аккуратный нос, блондинистые волосы ниже плеч. Плюсом к такой внешности всегда шли стереотипы, с которыми я неизменно сталкивалась, и преимущества, которыми я умело пользовалась.
Прикладывая карточку к электронному замку на двери, я вхожу внутрь. Холл небольшой, я бы даже сказала тесный, интерьер поражает, прежде всего несочетанием цветов. Синие стены с зелёными и красными вставками, белые абажуры под потолком, бордового оттенка стойка рецепции, за которой на полочках выставлены модели машин. В целом – обычный отель. Только пустой.
- Боже, есть кто живой? – таща за собой чемодан, в голос стону я.
Естественно, никакого ответа. Бросая свой багаж у мягкого и манящего присесть на него дивана, я, поборов искушение, бреду к стойке и начинаю остервенело жать на кнопку колокольчика.
«Дзынь-дзынь-дзынь, - разносится по пустому холлу. Никого. И снова. – Дзынь-дзынь-дзынь».
Наконец, в холле появляется мужчина лет около двадцати семи. Он недурён собой, я отмечаю чётко очерченные скулы, твёрдую линию подбородка, яркую зелень глаз, породу в его лице и заинтересованность во взгляде. В руках он держит газету. Видимо, читал, когда я своим появлением посмела прервать его сверхважное занятие. Что ж, милый, придётся поработать…
- Наконец-то! – я улыбаюсь так вежливо, насколько способна. – Я бронировала номер, двести два, могу я получить ключи? Я очень устала, очень хочу спать, очень хочу есть, очень хочу в душ….
Список мог бы быть бесконечным.
- Надеюсь, вы-то хоть говорите по-английски? Я скоро с ума сойду, вроде в цивилизованной европейской стране нахожусь, но с языком просто какая-то беда. Я французским не владею. – И на всякий случай добавляю. – Как и немецким, и нидерландским.
На самом деле, я где-то слышала или читала, что каких-то лет двадцать назад Бельгия гостеприимно принимала эмигрантов со всего мира. Таким образом, каждый третий или четвёртый житель страны – приезжий или потомок недавних переселенцев. Им, беднягам, приходилось напрягаться на три государственных языка, представляю, что на английский уже просто не хватало сил.
Незнакомец улыбается в ответ, ерошит свои тёмные волосы, и без того находящиеся в полном беспорядке, и пожимает плечами. Светло-сиреневая рубашка расстёгнута на две пуговицы, я ищу бейдж с именем незнакомца, но то ли он снял его, то ли просто не носит. В конце концов, это же не настоящие четыре звезды.
- Ключ, - с надеждой повторяю я и протягиваю ладонь.
Он выразительно смотрит на меня, на мою руку, затем с чарующей улыбочкой протягивает в ответ свою и мягко пожимает.
- Damian.
От прикосновения его крепкой ладони и уверенного рукопожатия по моему телу пролетает несколько искорок, но я игнорирую ощущения и снова настойчиво повторяю:
- Чудесно, Дэмиан, я Кристина, а теперь дайте мне ключ.
- Excusez, madame. Je ne comprends pas. (авт. Простите, мадам, я вас не понимаю)
Он ещё и улыбается. Треклятая Бельгия! Могли бы уж работников гостиничного бизнеса на краткие курсы английского отправлять! Феноменальных знаний в этой области не требуется.
Почти рыча, я лезу в сумку и с самого-самого дна выуживаю жеваную распечатку.
- Вот-вот-вот, - стучу я мятым листком по его груди, вынуждая отступать. – Вот!
Он берёт у меня бумагу и поднимает указательный палец, прося тишины и спокойствия. Облокотившись о стойку, я жду, наблюдая, как его взгляд скользит по строкам. Две прямые морщинки пересекают лоб, когда он издаёт некий звук, похожий на согласие.
- Bien! (авт. Хорошо!)
Наконец, мужчина улыбается, кивает и достаёт из кармана карту, я пробую выхватить её, но он качает головой и смеётся.
- C'est la mien. Et la tien? (авт. Это мой. А твой?)
- Tien? – переспрашиваю я, чувствуя себя последней идиоткой и пытаясь вспомнить что-то из итальянского, кажется, он с французским чем-то схож?
Мужчина снова смеётся, и я даже сквозь усталость отмечаю, насколько приятный у него смех: мягкий, немного приглушённый, будто бархатный.
- Non, - качает он головой, всё ещё улыбаясь одним уголком губ, и постукивая по электронному ключу, показывает на меня. – Tien!
- А… мой, - догадываюсь я и демонстрирую карточку из конверта. - Этот что ли?
- Voui-voui (авт. Да-да), - активно кивает он, знаками давая понять, что мне надо подняться на второй этаж в свой номер.
Вот уж не знаю, как я понимаю его, видимо, начинает действовать какой-то закон телепатической связи, а, может, я просто опускаюсь до уровня древних людей, обходились же они как-то раньше вообще без языка.
- Японяласпасибо, - стиснув зубы, невнятно бормочу я, и убегаю по направлению к лифту.
Обернувшись через плечо, вижу, что мужчина всё ещё улыбается, я быстро махаю ему и скрываюсь за дверьми тесной кабины.
Выйдя на втором этаже бреду до номера. Он вроде как светлый и чистый. Небольшая гостиная с диваном и двумя креслами, вторая комната отведена под спальню, на кровати ярко красное покрывало, стены имеют всё то же безумно раздражающее сочетание несочетаемых цветов.
Сдёргивая сумочку с плеча, я кидаю её на диван и хватаю пульт от телевизора. На одном канале говорят по-французски. Переключаю. На втором – по-немецки. Аналогично. На третьем - вообще какое-то непонятное наречие. Куча программ отведена под арабские каналы, турецкие например. На пять минут я даже увлекаюсь некой восточной мелодрамой, в которой черноглазая красавица, ненатурально заламывая руки и рыдая в три ручья, разрывается между любовью и долгом (ну, насколько я поняла).
Замечая минибар в одной из секций шкафа, я открываю его, надеясь обнаружить хоть какую-то еду, ведь что-то подсказывает мне, что ресторан уже давно закрыт, а поесть в аэропорту или в городе я не успела. Но внутри обнаруживаю лишь алкоголь, упаковку солёного арахиса и горькую шоколадку. Выходить сейчас куда-то нет ни сил, ни желания, да, и не знаю я города, а разоряться на сорок евро на такси до ресторана и ещё столько же на обратный путь, я не планирую.
Восточная красавица на экране разражается громкими рыданиями, и я подавляю дикое желание присоединиться к ней. Вместо этого я вновь щелкаю пульт и, ликуя, нахожу старый-добрый, правда, европейский, музыкальный БриджТВ.
Когда вода в ванной окончательно остывает, а бутылка «Джемесон» как-то незаметно подходит к концу, я удовлетворённая (почти) и отдохнувшая (отчасти) вылезаю из душевой кабины и заворачиваюсь в большое махровое полотенце.
Мой дневной костюм валяется на кафельном полу – намокший и испорченный. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, запихнуть в пакет и отправить с утра в прачечную отеля. Надеюсь, здесь оказывают такие услуги?
Разгибаясь, я пошатываюсь и с трудом сохраняю равновесие. Мир вокруг начинает вращаться с бешеной скоростью. Разноцветные квадратики кафеля сливаются в одно сплошное яркое пятно. Схватившись за край раковины, я тихонько хихикаю и тянусь к запотевшему зеркалу. Протираю его ладонью и снова смеюсь, видя отражение себя взлохмаченной и разрумянившейся. И, признаюсь, мне нравится этот лукавый пьяный блеск в глазах. Небольшая игра с самой собой и алкоголь сделали своё дело.
- О, кто-то явно перебрал!
Шутливо я наставляю на своё отражение указательные пальцы и начинаю пританцовывать.
В любой другой день я бы так не опьянела, но усталость, чувство голода и эмоциональная опустошённость наслоились одно на другое.
- Voui-voui, - поддакиваю я своим мыслям. – Ещё сутки в этом городе, и я непроизвольно начну учить французский.
Перед глазами тут же возникает привлекательное лицо ночного портье, он улыбается мне своей немного кривоватой ухмылкой и ласково шепчет: «Je ne comprends pas…»
Чёрт, какой же у него голос – бархатный, нежный, сексуальный. А губы? Чувственные и, готова поспорить, мягкие, терпкие, как дорогое вино. А скулы? О них можно разбить своё сердечко.
Вот кому бы я ни отказала в парочке частных уроков английского. В конце концов, он работает в отеле, а значит, обязан говорить на чём-то ещё кроме родного языка.
«Non», - качает головой мужчина в моём воображении.
Этот образ распадается на множество маленьких картинок, и вот уже они, словно стекляшки в калейдоскопе, кружат и кружат, складываясь в причудливые узоры из страстных губ, изумрудных глаз, длинных сильных пальцев…
- Так, сто-о-о-п, - растягивая слова, я угрожающе потрясаю кулачком своему отражению. – Тебе мало?
Отталкиваясь от раковины, разматываю полотенце, позволяя мягкой ткани соскользнуть с груди и упасть на мокрый пол, затем медленно, всё ещё пошатываясь, бреду к шкафу. Открываю дверцы и не могу сдержать разочарованного вздоха.
- Как нет халатов? А, ну да, это же не настоящие четыре звезды, - в который раз напоминаю я себе.
Оборачиваясь, с печалью смотрю на полотенце, комом лежащее на полу.
- Плевать, - наконец, решаю я и следующие пять минут в чём мать родила разгуливаю по номеру.
В какой-то момент взгляд натыкается на не задёрнутые шторы; не то чтобы я отличалась особой скромностью; в колледже я даже загорала топлес, а как-то раз, после одной пьяной пижамной вечеринки, на спор прогулялась по нудистскому пляжу. Тогда я поняла: гораздо сложнее самой не пялиться, чем волноваться о том, что пялятся на тебя.
«Этот город никогда не спит – пора бы подсыпать ему снотворного…», - кричат мне с экрана Джей Зи с Алишей, и по пути к окну и занавескам я думаю, что скучаю по Нью-Йорку. Он и простой, и сложный одновременно. Мне не хватает его размаха. Европа слишком компактная. Дома я могу наслаждаться уединением, а здесь, вот те раз, вижу, чем занимаются люди в домах на противоположной стороне улицы.
Отворачиваюсь от окна, задёргиваю шторы и подруливаю к мини бару, где обнаруживаю всего лишь пару бутылок Хугардена. Пиво после виски?
- Нет, - решительно говорю я и плетусь к двери, чтобы забрать багаж.
Выпитый алкоголь всё ещё согревает меня, но есть лишь одно место, где я чувствую себя комфортно голышом – мой собственный дом – поэтому: самое время одеться.
Сначала я приоткрываю дверь на маленькую щёлочку, чтобы просто удостовериться, что в коридоре никого нет. Пусть свободен, пространство за дверью безлюдное и тёмное, а на моём коврике у номера… пусто.
- Что за… - я проглатываю неприличное слово и захлопываю дверь, затем резко распахиваю её пошире, - но не слишком, - чтобы ещё раз проверить, что мне не померещилось: багажа нет.
- И что мне делать? – спрашиваю я сама себя. - Мой лэптоп! Мои вещи!
Все это непонятно где… хотя… стоп! Приехала в отель я определённо с чемоданом. И где он?
- В холле! – тут же отвечаю я на свой вопрос, щёлкая пальцами.
Ну, да, точно, именно там я его и оставила, прежде чем отправиться «качать права» на пустую рецепцию.
На меня накатывает облегчение. И злость. На отель. В этом расчудесном «Бентли» такое понятие как сервис вообще отсутствует?
Впрочем, багаж не потерян – уже хорошо, дело за малым: сходить за ним. Но в чём? Мне нечего надеть – не доставать же мятый мокрый костюм из пакета для грязного белья? Меня передёргивает от одной этой мысли.
Можно, конечно, позвонить, но снимут ли трубку?
Очень медленно я начинаю «закипать». Ненавижу находиться в неловких ситуациях, а сегодняшний день слишком богат на них. Я злюсь на Джеймса, злюсь на партнёров, по вине которых я застряла в Брюсселе, им, видите ли, нужно время, злюсь на руководство отеля. Ещё минута и, кажется, я злюсь на всю Европу.
Конечно, я подхожу к телефону, набираю номер рецепции: «ноль-ноль-один», как указано на ламинированном листке у мини-бара, и, конечно, мне никто не отвечает.
Алкоголь делает меня совершенно безбашенной. И, знаете, что самое интересное? Я не настолько пьяна, насколько чувствую себя таковой. Откровенно говоря, соображаю я на все сто и отвечаю за каждый свой поступок. Выпивка снимает шоры с глаз и отпирает замки с личных запретов. Тебе хочется чего-то сделать, но ты никак не решался? Это неприлично… так не принято… а что скажут люди… Есть старое проверенное решение проблем. Выпей и спусти тормоза!
Сколько раз я позволяла себе пользоваться этим оправданием?
Довольно часто.
Стаскивая покрывало с кровати, я оборачиваюсь в тяжёлую атласную ткань яркого брусничного цвета и босиком в импровизированном хитоне выхожу в коридор. Кусок ткани слишком длинный, край его волочится за мной по полу.
Пусто. Прекрасно. Впрочем, чего я ожидала? Кажется, ещё по приезду мне стоило понять – или отель вымер, или в нём начался комендантский час. Здесь нет никого, кроме меня и ночного портье ни черта не понимающего по-английски и откровенно отлынивающего от своих обязанностей.
Скажите, он не должен сидеть на рецепции в пустом холле всю ночь? Но ведь это его работа.
- Полное самообслуживание, - говорю я своему отражению в зеркале лифта и ударяю кулачком по кнопке первого этажа. – Отель по системе «всё выключено».
Наивная, я ожидала обнаружить чемодан с вещами под дверью номера (как во всех «нормальных» гостиницах), но ведь я в Брюсселе. Уже ненормально то, что я здесь оказалась так незапланированно. И так же незапланированно познакомилась с чудесным европейским сервисом.
- Это же «Бе-е-ентли».
Я сдуваю невидимые пылинки с ногтей.
Ирония просится наружу, но у меня нет зрителей, остаётся высказывать всё своему отражению.
Двери с лёгким перезвоном закрываются. Кабина тесная, максимум для двоих. Воображение оживает так не вовремя, подкидывая картинки меня и портье в замкнутом пространстве лифта.
Алкоголь. Тормоза. Помните?
Не стоит меня осуждать слишком сильно. Кто из вас не фантазировал о небольшом сексуальном приключении с незнакомцем? А с неговорящем на вашем языке незнакомцем?
Будете отрицать и соврёте.
В холле никого. И, кажется, я уже не нахожу это странным. Мой прекрасный чемодан стоит там же, где я его оставила: у дивана. Я чуть ли не рычу и подлетаю к стойке.
- Я-хочу-получить-свой-багаж-к-себе-в-номер! – разделяя слова, произношу я и остервенело стучу по звонку на столешнице, разбивая мёртвую тишину фойе. – Такси от аэропорта – сорок евро, пожалуйста. Комфортабельный одноместный номер на сутки – восемьдесят евро, пожалуйста. Сервис… о, нет, только самообслуживание. По-жай-лу-ста!
- Madame?
- Дэмиан! – вспоминаю я его имя.
Он опять возникает из ниоткуда. На этот раз без газеты и в рубашке, расстёгнутой на три (три!!!) пуговицы. Его волосы взъерошены пуще прежнего, вероятно, за последний час он не раз пропускал их сквозь пятерню.
Он замирает, и я замираю, и, кажется, сглатываю слишком громко, наблюдая за тем, как его взгляд ощупывает моё тело, скрытое простым отельным покрывалом. Пальцы ног поджимаются, и я уговариваю себя не краснеть, ибо слишком поздно, и не думать о том, что под покрывалом на мне ничего нет.
Абсолютно ничего!
Я молча указываю на себя, на чемодан, на лифт и на потолок, в надежде, что до него дойдёт, что я имею в виду.
До него доходит.
И вот мы в тесной кабине лифта. Вдвоём. Как я и мечтала. Только под белой люминесцентной лампой я уже не нахожу в ситуации ничего сексуального. Свет слишком яркий, мой вид слишком неприличный, лифт слишком медленный. Всё слишком не так… не так, как в фантазии.
Да и портье чересчур застенчив. Он старательно отводит взгляд и смотрит на двери, словно астронавт, считающий секунды до выхода в открытый космос. Шлюзы открываются, и мужчина пулей вылетает в пространство коридора, а я выплываю следом и семеню до своего номера. Мы неловко мнёмся у двери. Вся ситуация оказывается вовсе не забавной. Эффект от алкоголя окончательно улетучивается, я не просто краснею, мне неудобно за своё поведение.
Проведя картой по слоту в замке, я отпираю дверь и разворачиваюсь к портье.
- Спасибо, извините, - бормочу я, пытаясь дотянуться до чемодана и отобрать его, но мужчина отрицательно качает головой.
- Non-non.
- Да, не стоит утруждаться, я сама.
Я не смотрю на него, он не смотрит на меня. Борьба за чемодан продолжается. Кажется, он твёрдо вознамерился быть джентльменом или следовать рабочей инструкции и донести багаж до цели. Со вздохом я уступаю и, отвернувшись, захожу в номер, слыша шаги за своей спиной. А дальше…
А дальше всё происходит так быстро, что я не успеваю понять, как оно так получается.
Я продвигаюсь всего лишь на пару метров вглубь номера, когда портье наступает на кусок волочащегося за мной покрывала, а я не успеваю придержать его, и ткань бесшумно падает к моим ногам.
Я замираю, он замирает… Замирает всё вокруг нас: время, мир, дыхание, звуки улицы за окном…
И секундой позже я оказываюсь прижата Дэмианом к стене номера. Его рот на моей шее, его руки на моих ногах, груди, талии, плечах, коленях, ягодицах… везде.
- О, Боже! – сдавленно выкрикиваю я.
- C'est le bon moment pour prier. (авт. Самое время помолиться)
Низкий, мягкий, бархатный, сексуальный голос касается моей кожи. Я моментально покрываюсь мурашками от удовольствия. Дэмиан продолжает что-то мурлыкать мне в шею, перемежая слова поцелуями, а я дрожу... От ожидания чего-то больше. От предвкушения… и от осознания, что даже самые невероятные фантазии могут воплотиться в реальность.
Мы перемещаемся в спальню, и он кидает меня на гладкие простыни разворошённой кровати. Наши движения судорожные и неловкие, кажется, мы больше мешаем друг другу, когда я пытаюсь помочь ему выбраться из одежды. Рубашка летит к окну, брюки к дверям, ботинки с шумом падают на пол. Я цепляюсь за Дэмиана, не давая ему ни на минуту отрываться от себя. Я словно наркоман, дорвавшийся до дозы неизвестного ему стимулятора.
Первый раз всё происходит быстро. И ведь я знаю, что это только первый раз. Что будет ещё. И потому не сопротивляюсь, когда он резко и без предупреждения врезается в меня глубоко-глубоко. Лишь сильнее обхватываю его руками и ногами, прижимая к себе.
Я уже не вспоминаю о своих фантазиях, всё меркнет. Он живой, горячий, настоящий, из плоти и крови… на мне и во мне.
Его пальцы танцуют по моей коже, воспламеняя её. Я горю изнутри. Моя грудь под его губами, мои пальцы в его волосах… но сильнее горит там, где соединяются наши тела.
Он двигается, как мне кажется, бесконечно, входя на всю длину и отодвигаясь, и мне страшно потерять этот контакт.
- Не останавливайся! – кричу я.
- Jamais (авт. Никогда), - шепчет он.
Мы смотрим друг другу в глаза. Его взгляд безумный, кажется, он так же поражён происходящим, как и я, но, так же как и я, не желает прекращать это сумасшествие.
Темп уменьшается. Отчего он медлит?
Его пальцы опускаются на мой подбородок, он запрокидывает моё лицо и легко касается губ губами. И это так контрастно: наш безумный секс и нежность в первом робком прикосновении любовников.
- Ma petite… (авт. Моя малышка)
Чуть позже мы лежим рядом. Удовлетворённые. И я думаю, как хорошо, что он не говорит по-английски. Как хорошо, что я не знаю французского. Не надо тратить время на неловкие разговоры. Объяснения. Поиски оправдания случившемуся. Это просто произошло и точка.
Его тёплые ладони скользят по моей спине, пальцы перебирают волосы нежно и аккуратно, касаются шеи, всех чувствительных точек на моей коже. Я немного дрожу и прижимаюсь ближе к его крепкому натренированному телу. В нём чувствуется сила, и мне нравится чувствовать себя такой женственной и уступчивой. А ещё мне нравится, что именно Дэмиан был инициатором нашего маленького безумия.
Мы лежим в темноте, думая каждый о своём, когда он вдруг наклоняется ко мне и шепчет прямо в ухо:
- Еncore? Je suis prêt à répéter… (авт. Ещё? Я готов повторить)
Поворачиваясь на кровати, я открываю один глаз, затем второй; солнечный свет такой яркий, поэтому я жмурюсь и отгоняю остатки сна, в котором мне было слишком хорошо. Почему же мне слишком хорошо? Потягиваясь, я чувствую приятную боль в мышцах, как на утро после занятия йогой. Моя подруга Элли однажды сказала: «тело болит, словно после отличной ночи». Что ж, ночь действительно была отличная. И я отличилась. Не то чтобы секс с малознакомым человеком был чем-то новым для меня – всякое бывало, я ведь не вчерашняя школьница. Но близость с мужчиной, с которым я едва перекинулась парой фраз, да и то – сугубо по делу и без перевода – это что-то невообразимое.
Кстати, где он?
Ещё разок сладко потянувшись, я шарю рукой по соседней половине кровати. Пальцы проходятся по твёрдым мускулам обнажённого пресса; Дэмиан спит рядом, а, может, я уже разбудила его. Если нет, самое время. Между бёдер сладко ноет. Как будто мне мало трёх раз за ночь. Я вспоминаю, как это было. Один, самый первый, быстрый и стремительный, второй – с долгой прелюдией, когда он невыносимо, почти бесконечно ласкает меня, и третий, когда оргазм нагоняет меня на грани сна и бодрствования. Я уже засыпала, утомлённая нашей игрой, когда почувствовала, как Дэмиан сзади проникает в меня. Целуя мой затылок и нежно сжимая грудь, он что-то бормочет на своём прекрасном французском и совершает волнообразные, медленные движения, побуждая раствориться в эмоциях, отпустить… И я отпускаю, а затем погружаюсь в самый глубокий, в самый крепкий сон, который был у меня когда-либо.
Ничего не поделать, но улыбка касается моих губ, и я тут же пододвигаюсь к Дэмиану и утыкаюсь носом в угол между его шеей и плечом, глубоко вдыхая пряный аромат его кожи. Мне нравится, как он пахнет. Это на уровне флюид, на уровне энергетики, на чёрт знает каком уровне, но он мне подходит. Поэтому нам было так хорошо этой ночью. Мой ум тут же начинает работать, и я думаю, что такого сделать, чтобы это европейское приключению не заканчивалось с наступлением утра. Слишком быстро, я ещё не насладилась.
Наверное, я всё-таки бужу его, так как его руки обнимают меня, сжимая крепче. Запрокидывая голову, я смотрю в его сонное лицо, изучая каждую чёрточку. Тёмные крапинки в зрачках, непослушный локон на лбу, я подмечаю даже самые мелкие детали. Боже, какие у него всё-таки обалденные зелёные глаза, а ресницы длинные, брови чуть выгоревшие, будто он много времени проводил на солнце. Наклоняясь, он долго целует меня.
- Bonjour. Comment vas-tu? (авт. Доброе утро. Как себя чувствуешь?)
Ничего не понимая, я просто улыбаюсь и киваю, наслаждаясь звучанием его грубого, шероховатого голоса. Он ещё не проснулся, но это так мило, что я не сдерживаюсь и пробую произнести:
- Bonjour.
В моих устах это звучит слишком резко, слишком по-американски, но Дэмиан смеётся и целует мои смущённо закрытые веки и кончик носа.
В конце концов, мы так увлекаемся поцелуями, что снова начинаем заниматься любовью. При свете дня всё происходит по-другому. Мы полагаемся не только на наши тактильные ощущения, теперь мы можем проследить за своими действиями взглядом. За прошедшую ночь мы кое-что узнали друг о друге. Кажется, Дэмиану знакомо большинство самых моих чувствительных мест. Мои плечи и сгибы под коленями, крохотная точка за ухом, скулы и запястья, когда его губы оставляют короткие поцелуи на моей коже, я дрожу, пульс ускоряется, а нетерпение возрастает.
Вскоре я оказываюсь перевёрнутой на спину, а он спускается ниже, беспардонно откидывая мои руки, пытающиеся прикрыть то, что я не готова показывать чересчур откровенно малознакомому мужчине при свете дня.
«Поздно, ты ему уже всё показала», - противно пищит моё втрое «я» в голове. Очень хочется прогнать не весть откуда взявшуюся скромность. Но она сразу не прогоняется. Правда, горячие губы, сомкнувшиеся вокруг моего клитора, несколько заглушают её голосок.
- Ааа… ооо…
Кажется, цель Дэмиана – заставить меня «петь» в это утро различными голосами.
Его язык обводит мои губы и устремляется ко входу в тело, ввинчиваясь в меня со скоростью и напором торпеды.
Ладони подхватывают меня под ягодицы, приподнимая на кровати и прижимая крепче к его лицу. Он словно пьёт из сладкого источника и не может насытиться.
Горячее дыхание омывает мой клитор, язык Дэмиана везде: во мне, на мне, вокруг меня.
Он то невесомо порхает, то давит, проникая глубже.
Я смотрю вниз и пытаюсь свести бёдра, потому что терпеть сил больше нет. Но Дэмиан лишь шире разводит их, словно открывает книгу, которую хочет прочесть. И подключает пальцы.
Всё. На этом моменте я готова умереть.
Поэтому сдаюсь, накрываю его голову ладонями и крепче прижимаю к себе, растворяясь в волнах оргазма.
Оказалось, что маленькой игры мне было недостаточно. Кажется, он тоже чувствует это.
Поэтому, когда он, поднявшись, нависает надо мной, я настойчиво переворачиваю его на спину и перекидываю ногу через его бёдра. Ладонями он ласкает мои живот и тонкие чуть выступающие косточки, подталкивая меня выше, так, чтобы я могла свободно впустить его в себя. Я вся мокрая и влажная. А внутри уже горит от предвкушения. Я поддаюсь и опускаюсь на него, твёрдого и уже давно готового.
И снова жар, и снова мы двигаемся в унисон, стараясь достигнуть края вместе, но он, как истинный галантный мужчина, пропускает меня вперёд, и только когда я, содрогаясь от нового оргазма, без сил падаю ему на грудь, он позволяет себе кончить.
А его ладони продолжают гладить мою спину, успокаивают и зажигают одновременно. И всё, чего мне сейчас хочется – оплести этого мужчины, словно виноградная лоза, и качаться на лёгком тёплом ветру, дующем в распахнутое окно.