Глава 3

Ян Карлович Берзин, начальник 4-го управления штаба РККА, для своих «Старик», верил в свою интуицию. Она редко его подводила на каторге в Иркутске, она не подвела его в 1917 году в Петрограде. И сейчас она прямо-таки вопила об опасности. Казалось бы, все шло хорошо. Высокая должность начальника военной разведки, интересная работа, верные друзья-партийцы, которых он знал много лет. Но интуиция не умолкала. Она призывала к действию, но вот к какому, Берзин понять не мог. Угроза, не явная, непонятно откуда исходившая, витала в воздухе.

От тяжелых мыслей Старика отвлек звонок помощника.

— Ян Карлович, к вам фельдъегерь из ЦК. Прикажете пропустить?

— Пропустите, Максим Родионович.

Двойная дверь открылась, и в кабинет вошел в новенькой, с иголочки, но без знаков различия военной форме коротко стриженый мужчина средних лет.

— Фельдъегерь ЦК Егоров, — представился он. — Вам пакет. В соответствии с полученными мной инструкциями вы должны при мне его вскрыть, прочитать, а потом, расписавшись, запечатать своей печатью, вернуть. Во время прочтения, кроме нас двоих, в помещении никого не должно быть. Прошу.

Фельдъегерь подошел к столу и вручил Берзину довольно объемистый конверт с сургучными печатями общего отдела ЦК ВКП(б).

— Располагайтесь, товарищ Егоров. Судя по всему, знакомиться мне придется долго, а в ногах правды нет.

Берзин поднял трубку телефона:

— Максим Родионович, принесите чаю на двоих.

Через несколько минут дверь в кабинет открылась, и помощник на подносе принес чай в стаканах, бублики и вазочку с вареньем. Поставив все принесенное перед начальником, он спросил:

— Будут еще какие-то указания?

— Да, будут. До моего особого распоряжения не соединять ни с кем и не входить в кабинет.

Когда помощник вышел, Старик, приглашающе протянув к чаю руку, предложил:

— Угощайтесь, товарищ Егоров.

После этого вскрыл пакет и вынул из него папку. На лицевой стороне папки было написано:

«Дело N 637. Берзин Ян Карлович (Петерис Янович Кюзис)».

Перевернув обложку, Берзин увидел на первой странице свою фотографию и под ней надпись:

«Арестован 27 ноября 1937 г. по обвинению в троцкистской антисоветской террористической деятельности. Расстрелян 29 июля 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного суда. Реабилитирован посмертно 28 июля 1956 года».

Начальник разведки РККА поднял закаменевший взгляд от документов:

— Кто вы такой, и что это значит?

— Это значит, Ян Карлович, что вы обречены. Но боюсь, что мой рассказ для вас сейчас будет бессмысленной тратой времени, и поэтому я предлагаю вам следующее. Достаньте свое табельное оружие и выстрелите в меня. Куда хотите. Можете в голову, можете в сердце, можете стрелять по конечностям, если надеетесь обезвредить, а потом допросить. Только после вашего выстрела у нас получится осмысленный разговор, и вы мне поверите. Смелее, товарищ Петерис, выстрела никто не услышит, и сюда никто не войдет, пока я этого не захочу.

— Вы сумасшедший или дешевый провокатор. Я сейчас вызову внутреннюю охрану управления, и она немедленно разберется, что вы за «фельдъегерь из ЦК». Поднимайтесь.

Егоров откинулся на спинку стула:

— Охрана не придет, Ян Карлович. Ваши телохранитель с помощником испытывают сейчас прямо-таки патологическое желание сюда не входить. И не давите на кнопку «красного» вызова, что у вас под ногой. Она не работает. Хотите проверить? Прошу.

Берзин подошел к двери и попытался ее открыть. Дверь не открывалась.

— Что, не получается, Ян Карлович? — не оборачиваясь, спросил «фельдъегерь». — Сейчас получится.

Ручка двери неожиданно поддалась, и дверь открылась.

— Зовите своих людей.

Выйдя из кабинета, Берзин рявкнул на своего помощника и охранника:

— Почему не действуете по инструкции и не явились по вызову?!

Помощник, стоя по стойке смирно, отрапортовал:

— Не имеем права, Ян Карлович. В соответствии с полученным приказом из ЦК, который вы подтвердили своим распоряжением. Вот приказ. — Помощник протянул Берзину чистый, без единой буквы лист бумаги.

Оглядев внимательно своих подчиненных и ничего не сказав, Берзин вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Вы и со мной так же смогли бы — сказал он, опять усаживаясь за свой стол, напротив которого сидел странный посетитель.

— Смог бы, Ян Карлович, но не хочу. В моих интересах, чтобы вы действовали в соответствии со свободой воли, а не поступали как бездушный автомат.

— Вы настолько в себе уверены?

— Уверен, Ян Карлович, уверен. Не тяните время.

Глядя «фельдъегерю» прямо в глаза, Берзин медленно достал свой ТК, наставил его на сидевшего напротив него мужчину и выстрелил. Ничего не произошло. Сидевший напротив Берзина не упал, хрипя в агонии, разбрызгивая возле себя красные, соленые брызги. Не засучил ногами по полу в предсмертном желании любого умирающего насильственной смертью человека убежать от неминуемого. Он насмешливо смотрел на начальника четвертого управления, и только разорванная гимнастерка в месте попадания пули напротив сердца «фельдъегеря» говорила, что Старик попал в своего странного посетителя.

— Попробуете еще раз, Ян Карлович, или одного раза будет достаточно?

— Пожалуй, достаточно, говорите.

— Тогда прошу.

И перед Берзиным прямо на месте окна, выходящего на тихую московскую улицу, появилась открытая дверь.

Старик был человеком, умеющим принимать быстрые и окончательные решения. Другие на такой должности долго не задерживаются, система выбраковывает. В жизни своей он повидал немало странных вещей, которые сразу и не укладывались в привычные жизненные схемы. Поэтому он решительно вышел из-за стола, подошел к двери и, обернувшись к своему собеседнику, спросил:

— Сюда?

— Сюда, Ян Карлович. Сюда. Проходите, а я за вами. И кстати, захватите с собой папку с вашим расстрельным делом.

Шагнув через порог, Берзин с интересом осмотрелся. Судя по всему, он находился в холле большой квартиры. Вошедший за ним «фельдъегерь» закрыл эту странную дверь и с улыбкой произнес:

— Прошу в мой кабинет. Идите за мной, Ян Карлович.

То, что этот странный мужчина называл кабинетом, поразило Старика. Нет, кабинетом это помещение конечно было. И большой письменный дубовый стол, и удобное кресло за ним, высокие шкафы с множеством книг указывали на то, что в этом месте действительно работают. Поразили Берзина непонятные устройства, собранные в явную систему, в которой просматривалась своя непонятная логика. Небольшие черные прямоугольные ящики перемигивались зелеными огоньками и тихо гудели. На столах непривычной глазу конструкции стояли, как их мысленно назвал Берзин, «черные зеркала». Одни действительно были просто черными, а другие светились мягким приглушенным светом, и по ним пробегали какие-то картинки, возникали и пропадали цифры. Прямо на стене висели несколько больших, прямоугольных «черных зеркал», почему-то повернутых набок. Одно из них показывало неправдоподобно четкое и яркое цветное изображение, в котором Старик с удивлением узнал свой кабинет так, как если бы он смотрел на него из-за своего стола. Всей этой «машинерией», судя по всему, управлял высокий молодой человек, с увлечением щелкающий пальцами по очень плоской печатной машинке. Несколько таких машинок стояли на столах, и ими явно не пользовались.

— Фарид Сулейманович, оставьте нас, — обратился «фельдъегерь» к молодому человеку.

— Слушаюсь, Андрей Егорович, — ответил молодой человек, поднялся со странного стула на колесиках и вышел из кабинета.

— Давайте знакомиться, Ян Карлович. Как вы только что услышали, меня зовут Андрей Егорович. Прежде чем мы продолжим нашу беседу, я хочу предложить вам вначале просмотреть некий фильм. Прошу сюда, в это кресло.

Берзин уселся в указанное кресло напротив одного самого большого «черного зеркала». «Фельдъегерь» повертел в руках небольшую черную коробочку с множеством кнопок, нажал на одну из них, и «зеркало» перед Стариком ожило.

Заиграла музыка, появились титры и мужской голос, казалось бы, шедший со всех сторон, произнес:

— Фильм первый. История СССР. 1930–1940 годы.

— Оставляю вас наедине с просмотром, Ян Карлович. Фильм будет длиться полтора часа, потом будем беседовать.

И странный человек вышел из кабинета.

Когда через два часа человек, назвавшийся Андреем Егоровичем, вернулся, Старик сидел в кресле и невидяще смотрел на стену:

— Он нас всех поставит к стенке. Всю старую гвардию. Всех до одного. Я это предчувствовал, хоть и не соглашался сам с собой, — сказал Берзин, не поворачиваясь к вошедшему.

— Да, поставит. А потом к той же стенке поставит тех, кто расстрелял всех вас. Проведет классическую зачистку с уничтожением улик. Профессионально проведет. Вы, кстати, к этому приложите немалые усилия, Ян Карлович. И выполните эту работу на «пятерку». Можно сказать, даже с огоньком выполните.

— Что там дальше в хронике, Андрей Егорович? Вы же показали мне только до 1940 года.

— Дальше, господин Петерис, там вообще мясорубка. Война. Бойня. Потом стагнация, упадок и развал страны.

— Предоставите фильм?

— Обязательно. Но вначале осмыслите то, что сейчас просмотрели. А то получите социальный шок, несмотря на то что ваша работа не предполагает сантиментов.

Берзин откинулся в кресле и внимательно оглядел собеседника:

— Знаете, я как-то внутренне сразу вам поверил, там, у себя в кабинете, когда прочитал о своем обвинении и расстреле. Не знаю почему, но поверил. Наверно, это интуиция. Кто вы такой, Андрей Егорович, кого представляете и чего хотите?

— Ян Карлович, давайте условимся, что я вам дам короткую информацию о себе, а вы не будете задавать вопросов, на которые я не захочу отвечать. Могу только гарантировать: то, что я вам скажу, будет действительно достоверным и правдивым.

— Согласен.

— Представляю я только себя. Я не принадлежу этому миру, но знаю о нем практически все, так как прошлое реальности, из которой я появился, практически совпадает с вашим настоящим. То, что вы вокруг себя видите, это производные науки моего мира. Моя цель — сделать так, чтобы того, что вы видели в фильме, и последующих, пока не показанных вам, событий не произошло. Для этого я ищу себе помощников. Искать начал с вас. Почему с вас — объясняю. Для осуществления моей цели мне необходима серьезная, обладающая властью, но не пребывающая постоянно на слуху властная структура. Она мне нужна полностью в мое распоряжение. Я неограничен в средствах, но ограничен во времени.

Старик удивленно поднял брови:

— Допустим, что это так, Андрей Егорович. Но вы хоть понимаете, чего хотите?

— Ох, да понимаю я, понимаю. Возьмите, ознакомьтесь. — Егоров протянул начальнику разведки две папки.

— Что это?

— В первой папке вся ваша агентура. Это для подтверждения того, что происходит у вас, для меня открытая книга. Начиная от резидентов под дипломатическим прикрытием, заканчивая данными на проституток в борделях Стамбула, выполняющих ваши разовые задания за отдельную плату. Во второй — имена внедренных к вам агентов. Не тех, которых внедрил к вам секретно-политический отдел ОГПУ, об этих позже, если сговоримся, а настоящих профи с запада и востока. Их не много, но это настоящие волчары. Кофе хотите?

— С удовольствием.

— Ноя, — тихо позвал Егоров.

В кабинет стремительно, как будто стояла под дверью и ждала вызова, вошла красивая молодая женщина в строгом деловом костюме.

— Сделай Яну Карловичу, пожалуйста, кофе, пока он будет знакомиться с материалами.

Через час Берзин с трудом оторвался от документов. Его интерес к ним был виден невооруженным взглядом:

— Я даю предварительное согласие. Если вы смогли получить в свои руки информацию, представляющую собой особо охраняемый государственный секрет, и легко проделали работу всей контрразведки, то вы действительно можете многое. Но я все же прошу два дня на раздумья.

— Хорошо. В вашем распоряжении, Ян Карлович, отдельная спальня и душевая. Захотите есть, обращайтесь к Фариду Сулеймановичу. Вы его видели, когда он здесь работал во время нашего прибытия. Или просто залазьте в морозильный шкаф на кухне и сооружайте себе еду по своему вкусу.

— Простите, но я не могу столько отсутствовать на службе. Меня обязательно начнут искать, а потом будут задавать очень неприятные вопросы.

— А вас не будут искать, Ян Карлович. Мы выйдем вместе из вашего кабинета через несколько минут после учиненного вами своим подчиненным разноса. Попрощаемся, и вы вернетесь к своей работе. Я вам это гарантирую. А пока до встречи через двое суток.


Через двое суток, ровно минута в минуту, дверь в кабинет открылась, и на пороге появился Егоров. Старик, в который раз изучавший данные на внедренных в его управление агентов, поднялся из-за стола и поздоровался.

— Как настроение, Ян Карлович? Приняли окончательное решение?

— Принял. Я согласен с вашим предложением.

— Очень хорошо. Тогда начнем с самого начала. Каков бюджет всего вашего управления, Ян Карлович? По моим данным, где-то до полутора миллионов золотых рублей.

— Да, так оно и есть.

— А каков ваш личный фонд как начальника управления?

— Тридцать тысяч. Я могу, в пределах своей компетенции, награждать особо отличившихся, не отчитываясь перед финансовым управлением.

— Интересная сумма, — хмыкнул Егоров. — Разные миры и разные времена, а число тридцать постоянно присутствует во всех событиях, связанных с организациями, подобными вашей. Ну да ладно, это так, к слову. У вас есть подотчетный только вам жилой фонд? Желательно небольшой особняк в центре.

— Есть. Недалеко от нашего управления, тоже в Большом Знаменском переулке.

— Очень хорошо, Ян Карлович. Отдадите этот особняк в мое распоряжение, предварительно отремонтировав и поставив высокий забор. Дайте команду подвести туда электричество, воду и канализацию. Мебель завозить не надо, это моя забота. Никакой охраны, никакого обслуживающего персонала. Дальше. Я передам вам один миллион долларов и пять миллионов золотых рублей. Плюс двести килограммов золота в пластинах по пятьдесят грамм. Не надо вскидывать на меня удивленный взгляд. Деньги все настоящие, а не фальшивые. Через свои каналы за границей положите половину этих денег в банки. Это все для стимуляции работы вашей агентуры. Не жадничайте, платите за информацию. Покупайте политиков, журналистов. Мы будем делать из вас самого информированного и влиятельного человека в вашей Системе. По сто тысяч от каждой валюты и пятьдесят килограммов золота — это лично ваше.

— В каком смысле мое?

— Именно ваше. Частное. Приватное. Принадлежащее только вам. Так понятно? Вы теперь работаете на меня, а я привык хорошо платить своим людям. Человек, который мало получает, плохо работает. И давайте закроем эту тему. Да, кстати. Вы же постоянно спускаетесь в подвал управления, чтобы там послесарить?

Старик удивленно вскинул брови:

— Вы даже про это знаете?

Егоров рассмеялся:

— Конечно, знаю. Про эту вашу странность спускаться в подвал в минуты неприятностей и работать с железом писали все историки. Поэтому мы вам поможем оборудовать бункер в подвале Управления, к которому никто не сможет подойти, кроме вас. Там и расположите временно свои активы, пока не найдете устраивающее вас место.

Кстати, о вашей заграничной агентуре. Несколько человек у вас действительно подставляют службу и не выполняют элементарных законов конспирации. В дальнейшем именно события, связанные с поступками этих людей, публикации о них в европейской прессе, послужат спусковым крючком к вашей опале, а потом и уничтожению. Этих агентов необходимо вернуть в страну, провести расследование и показательно наказать. Инициатором расследования и наказания должны выступить вы. Материалы на этих людей я вам передаю, держите эту папку. Тут задокументированы все их приключения.

Теперь о следующем. Мне необходимы люди для выполнения щекотливых операций. В моем распоряжении находятся двенадцать человек, этого явно недостаточно. Вам необходимо издать приказ об откомандировании из войск офицеров в одну из разведшкол, находящихся под юрисдикцией вашего управления, от двухсот до двухсот пятидесяти человек. Не меньше. Основными критериями должны быть сообразительность, выносливость, способность обучаться и, как ни странно, моральная распущенность. Возраст от двадцати пяти до тридцати лет. Предвидя ваш вопрос, сразу отвечаю — мне не нужны офицеры, преданные партии и правительству. Мне нужны бойцы, преданные лично мне. Из морально распущенных легче выбивается идеологическая дурь, поскольку ее у них мало. Способов же привить личную преданность и дисциплинировать вчерашнему кутиле и ходоку много, и это не должно вас заботить. Здесь срок тоже месяц. Теперь об агентуре, которая работает против вас и материалы на которую я вам показывал. Не сомневаюсь, что вы постарались запомнить максимальное количество фактов, предполагая, что эти документы вы больше можете не увидеть. Зря предполагали. Документы эти можете оставить себе, но с одним условием, что никого пока не трогаете. В дальнейшем они нам все пригодятся. Для чего — узнаете в свое время. Пока же усиливайте работу на германском и японском направлениях. Уделите особое внимание на германском направлении — генералам фон Бломбергу, фон Фричу и Беку, концернам Фарбиндустри, Круппа, Сименса и Индустриклубу в Дюссельдорфе, а на японском — конгломератам Дзайбацу. Любую информацию о них систематизируйте и передавайте мне. Любую мелочь. Это очень важно. Начинайте налаживать хорошие отношения с Менжинским. И последнее: приложите все силы, чтобы части ОСНАЗ перешли полностью в ваше подчинение, а не были, как сейчас, в двойном, совместно с ОГПУ.

Пожалуй, для начала достаточно. Завтра вечером после двадцати часов спуститесь в свой подвал, я буду вас там ждать и передам ключ от бункера. Теперь подымайтесь, Ян Карлович, нам пора.

— Последний вопрос, Андрей Егорович. Что вы сделали бы со мной, если бы я не согласился?

— Да ничего бы не сделал, господин Берзин. Просто вы и ваш помощник с охранником забыли бы о моем посещении вашего управления, и все. Я бы пошел к Артузову или Менжинскому и поставил их перед такими же фактами, перед которыми поставил вас. Кто-то из вас оказался бы самым сообразительным и наконец понял бы, что ему предлагают обратный билет с пути в один конец. С ним бы и начал работать. А вы бы потом присоединились. Или не присоединились. Ну, тогда у меня не оставалось бы выхода, как устранить несообразительных и поставить на их место более догадливых из заместителей.

— А вы циничны.

— Нет, я просто реалист. Пойдемте, Яков Карлович.

* * *

Председателю ОГПУ СССР при СНК СССР

тов. Менжинскому В. Р.

Докладная записка N 31/87 (выписка).

Экз. единств. Сов. секретно

Тема: «Седой»

Дата: 29.11.32 г.

…По достоверным данным, от лица, заслуживающего доверие, стало известно, что:

28.11.32 г., в 16:43, в главном здании 4-го управления штаба РККА, расположенного по адресу: Большой Знаменский переулок 19, произошла встреча «Седого» и фельдъегеря ЦК ВКП(б). От фельдъегеря «Седому», были переданы некие документы, обязательные к возврату по прочтению. Встреча «Седого» с фельдъегерем ЦК ВКП(б) продолжалась 10 минут. Характер и содержание документов устанавливается через наши каналы в штабе РККА и ЦК ВКП(б).

Техническим отделом службы проведен анализ описания источником информации личности фельдъегеря ЦК ВКП(б). Его словесный портрет на 94 процента совпал со словесным портретом одного из трех фигурантов, объявленных во всесоюзный розыск и представившегося как старший оперуполномоченный центрального аппарата ОГПУ, при событиях в г. Киеве 11.11.32 г. — тема «Шпионаж. Террор». Присутствие нашего сотрудника в означенное время в г. Киеве исключено.

Кроме стандартных выводов о возможных связях «Седого» с внедренной в ОГПУ иностранной агентурой, аналитическим отделом службы рассмотрен вариант проведения совместной операции внутри страны 4 управлением штаба РККА и Секретного отдела ЦК ВКП(б) с неясными для нас целями и задачами под прикрытием документов службы. Вероятность такого варианта, по оценкам аналитиков, составляет 46 процентов…

Начальник Секретного политического отдела

ОГПУ СССР при СНК СССР

Молчанов Г. А.

Резолюция (синим карандашом):

Дело о событиях в г. Киеве взять под личный контроль. Розыск фигурантов продолжить. При дальнейшей разработке «Седого» приоритетным сделать направление по последнему выводу аналитического отдела. Предоставить мне до 02.12.32 г. развернутый анализ о возможных целях и задачах совместных операций 4 упр. Штаба РККА и Секретного отдела ЦК ВКП(б).

Менжинский В. Р.

Приписка (красным карандашом):

Георгий Андреевич, нахрен нужен твой Секретно-политический отдел, если в стране проводятся операции, о которых ты узнаешь задним числом?

* * *

Валерий Николаевич Виноградов, русский по национальности, 1907 года рождения, из рабочих, сирота, командир саперного взвода, 134 артиллерийского полка, армию уважал, а вот порядки в ней нет. Валерке нравилась форма, оружие и учения. И еще ему нравились девчонки. Их у него было много, и он всех их любил. А вот строевая подготовка и политрук роты у него вызывали отвращение. Ну не любил комвзвода Виноградов «тянуть носочек» на плацу и сидеть на комсомольских собраниях. Ему от этого становилось так тоскливо, что после собраний он частенько сбивал напряжение пол-литрой самогона, покупаемого у бабки Авдотьи, у которой снимал крохотную комнату. И поскольку собрания проходили часто, то и напряжение приходилось сбивать часто. Нелюбовь у Виноградова с политруком была взаимная, и неизвестно, чем бы закончилась Валеркина карьера, если бы его не вызвали в строевой отдел и не выдали предписание убыть в распоряжение командира 13 отдельного саперного батальона, расположенного в Подольске, что под Москвой.

Штаб батальона Валерка нашел на краю города. Прочитав его предписание, начальник штаба батальона хмыкнул, поднял трубку телефона, набрал короткий номер и сообщил своему абоненту на другом конце провода:

— Последний прибыл, товарищ Ногинский.

Выслушав короткую тираду в трубке, повторил несколько раз:

— Понял. Понял. Есть.

После этого положил трубку и повернулся к Валерке.

— Выйдите из штаба, товарищ комвзвода, сверните налево, пройдите за казармы. Там увидите спортгородок. Возле него вас ждут. Не смею задерживать, и успехов вам в службе.

Увиденное в спортгородке несколько озадачило Валерку. Там и тут стояли группками, курили и просто слонялись без дела около двухсот молодых командиров. Недалеко, выстроившись в один ряд, стояли двенадцать крытых грузовиков и три легковых «эмки». Отельной группой стояли, как их мысленно про себя почему-то назвал Валерка, одиннадцать «мордоворотов», хотя ничего вроде особенного в них не было. Двенадцатый появился из-за казарм, быстро подошел к этой отдельной группе, что-то сказал и указал рукой на машины. После этого необычайно зычным голосом дал команду:

— Товарищи командиры, внимание! Сейчас будут называться ваши фамилии и должности. После того как ваша фамилия прозвучит, подходите к назвавшему, представляйтесь и передавайте ему ваши документы.

Через двадцать минут Валерка, услышав свою фамилию, выкрикнул «я» и подошел к сухощавому черноволосому мужчине с восточными чертами лица и пустыми глазами. Представившись по уставу, он услышал в ответ:

— Очень хорошо, товарищ Виноградов. Будете моим временным помощником. Постройте всех из нашей группы в две шеренги.

Построив девятнадцать человек в две шеренги, Валерка доложил, что приказание выполнено, и встал в строй.

Черноволосый молча прошелся вдоль строя и вдруг неожиданно, глядя куда-то поверх голов, спросил:

— Жить хотите?

— А то, — произнес рядом с Валеркой стоявший парень.

— Очень хорошо. Все хотят?

— Да, — послышалось вразнобой.

— Ну, тогда держитесь меня, — сказал чернявый. — И будете жить. Я теперь для вас мама с папой, бог и политрук в одном флаконе. Мое имя для вас — Фарада. Обращаться ко мне — товарищ лейтенант. Для вас это не привычно, но мне плевать, к чему вы привыкли или не привыкли. Вы для меня пока просто материал, и поэтому с этого момента имен и фамилий у вас нет. Есть только клички. Обратно имя и фамилию вам придется заслужить. Клички выберете себе сами в дороге, я их дам только двоим из вас.

— Ты, — он показал пальцем на Валерку, — будешь Горе. А ты, — он перевел палец на парня, который первым ответил, что хочет жить, — будешь Говорун.

Сейчас по общей команде — продолжил чернявый, — вы погрузитесь в машины, и мы отбудем в место постоянной дислокации. В дороге можете жрать водку, которая у вас у каждого наверняка есть в чемодане. Потом про нее можете забыть, как про курево и баб. Это все вам тоже придется заслужить. Старший по кузову — Горе. Если кто-то спьяну выпадет по дороге из машины, останавливаться не будем. Пусть подыхает в зимнем лесу. Или ищет нас. К местным органам власти вам в этом случае лучше не обращаться. Для них вы будете разыскиваемыми преступниками. С сегодняшнего дня вы все уже уволены из рядов Красной Армии, вычеркнуты из списков частей, где вы служили, в связи с вашей социальной опасностью и объявлены в розыск, как скрывающиеся от органов правосудия.

— Позвольте, что здесь… — начал было кто-то из первой шеренги. Валерка только краем глаз увидел смазанное движение Фарады, и говоривший завалился набок, хрипя и хватаясь за горло. Лейтенант присел перед ним на корточки и шипяще сказал:

— Я тебе не разрешил задавать вопросы. Я тебе не разрешил говорить. Поэтому с этого момента ты Молчун. — Потом, встав, опять ткнул пальцем в сторону Валерки и Говоруна: — Ты и ты. Поднимите его и держите за ремень, чтобы не упал. Скоро очухается, от этого не умирают.

— Ты с ними закончил, Фарид? — спросил подошедший, тот, который появился последним из штаба.

— Так точно, товарищ подполковник. Закончил.

— Тогда пусть грузятся.

Лейтенант повернулся к Валерке и сказал:

— Командуй, Горе.

Ехали около четырех часов по грунтовке. Как Валерка определил, в Брянском направлении. Потом свернули с грунтовки в лес и еще километров двадцать петляли по лесной дороге. Два раза выскакивали из кузова и выталкивали машину из глубокого снега. Молча пили и курили. В голове у Валерки вертелись разные мысли, и одна гаже другой. Похоже, что такие же мысли крутились и у других, и для того, чтобы хоть как-то отвлечься, начали придумывать себе клички. Наконец машины остановились, и послышался голос Фарады:

— Четвертый взвод — к машине.

Откинув брезент, Валерка внезапно был ослеплен светом прожекторов. Машины оказались в центре большой лесной поляны, залитой светом. Справа виднелся просто-таки громадный металлический ангар, построенный в виде буквы «П». Слева, выстроившись в ряд, стояли незнакомого типа десять больших палаток. За ними виднелся спортгородок с непонятными конструкциями и высокой вышкой. Впереди было открытое пространство, и Валерка почему-то для себя решил, что там находится озеро.

Раздалась лающая команда:

— Все вещи оставить в машине. Построиться в две шеренги.

Появившийся в свете прожектора лейтенант брезгливо осмотрел строй:

— Сейчас вы пройдете в ангар, пройдете санобработку, медосмотр, получите новую форму, вам сделают прививки и накормят. После этого — отдыхать, — Фарада указал в сторону палаток. — Ваш номер везде четвертый. Там ваши спальные места. За мной, строем, бегом — марш.

Если сказать, что внутренность ангара удивила Валерку, то значит ничего не сказать. Он просто был подавлен и ошеломлен увиденным. Полное безлюдие, и везде какие-то машины. Вместе с другими их взвод заставили догола раздеться, выбросить всю одежду в стоящие тут же контейнеры. Потом повзводно они засовывали головы в какие-то отверстия в стене, после чего каждый из них оказался обритым наголо. Их загнали в большое помещение, где стоящих по колено в холодной воде, резко пахнущей химией, обдало вначале теплым душем, а потом горячим паром с запахом лекарств. После этого их провели через коридор с ярким, нестерпимо синим светом и повзводно усадили в ряды непонятных кресел, похожих на кресла у зубного врача. Руки и ноги каждого садившегося автоматически фиксировались захватами, на плечи надевались какие-то коробки, грудь захватывалась широкой металлической лентой с идущими от нее проводами. Валерка почувствовал, как что-то его укололо в палец, потом в пах и в плечо. Большой белый ящик, стоящий рядом с креслами, защелкал, и из него начали выползать листы бумаги с каким-то текстом. Стоящий рядом с ящиком лейтенант брал эти листы, просматривал и вкладывал в большую папку. После кресел их завели опять в большой зал с множеством кабинок вдоль стен. В тесной кабинке Валерку ощупали тонкими световыми лучами, и перед ним открылась ниша, в которой находился громадный, тяжелый баул. Когда их взвод кряхтя поставил свои баулы перед собой и снова построился, Фарада объяснил, что в баулах находится их новая форма и все необходимое снаряжение. Форма была незнакомая, какая-то пятнистая и ни на что ранее виденное не похожая. Начиная от ботинок с высокими голенищами, заканчивая незнакомого покроя фуражкой с длинным матерчатым козырьком. Перед столовой командир взвода, сверяясь с записями в своей папке, выдал каждому маленькую твердую прямоугольную карточку и сказал, что эту карточку в столовой необходимо вставлять в щель перед нишами в стене. Таких ниш Валерка насчитал пятьдесят штук. Когда он вставил в щель свою карточку, то что-то щелкнуло, карточка на секунду исчезла, а в нише появился большой поднос, разделенный на секции. И чего только не было в этих секциях. И мясо, и незнакомая каша, какие-то салаты и многое другое, чему Валерка просто не мог найти название. Каждому полагался стакан напитка. Валерке достался оранжевый кисло-сладкий напиток, пахнущий далекими заморскими странами, а сидящим радом Молчуну и Говоруну почему-то досталось по стакану молока. Поужинали они быстро, так как Фарада им объяснил, что на каждый прием пищи у них всегда будет не больше пятнадцати минут. Потом их отвели к палатке, в которой стояло двадцать кроватей незнакомой формы, и возле каждой кровати стоял небольшой шкаф, тумбочка и стул. Тут в палатке Валерка почувствовал себя плохо. У него начали трястись руки, а все тело покрылось испариной, и его начало знобить. С другими, похоже, происходило то же самое. Чувствуя, что у него подкашиваются ноги, Валерка упал на ближайшую кровать и провалился в темноту.


Всю ночь его мучили кошмары, хотелось одновременно не двигаться и куда-то бежать, жуткие морды выплывали из тумана, и их хищный оскал обещал вечную муку. Один раз на месте очередного монстра возникли Фарада, подполковник и стоящий рядом с ним незнакомый мужчина. Как сквозь вату Валерка услышал:

— Фарид, Стас, вы уверены, что с ними все будет в порядке? Все-таки прививочный коктейль из десяти компонентов это не шутка. Какая у них сейчас температура?

— Где-то под сорок. Да не волнуйся, Андрей, все будет хорошо. Ребята молодые, здоровые. Да ты же слышал о наших методиках, что все должно происходить на пределе возможностей. Только тогда из них что-то получится.

— Хорошо, продолжайте. Но помните все, что у нас мало времени.

К концу вторых суток Валерка почувствовал резкое облегчение. Он ощутил себя снова здоровым и жутко голодным. На этот раз Фарада бегом отвел их в столовую и после короткого, но обильного ужина разрешил спать.

А с раннего утра начался ад.

Проснулись они все от того, что в палатке раздался взрыв, возникла яркая вспышка, свет от которой проник даже через закрытые глаза. Кругом был дым, который лез в легкие и от которого нестерпимо тянуло блевать.

Полуоглушенные, они выскочили из палатки наружу, на мороз, где их уже ждал лейтенант:

— Форма одежды — ботинки, штаны, голый торс. Все лишнее на землю. В колонну по трое становись. Равняйсь, смирно. Напра-во. Бегом за мной, марш.

И они побежали по заснеженной лесной дороге, по которой сюда приехали. Рядом с ними бежали другие взвода, и во главе каждого находился один из «мордоворотов». Тут же на бегу Фарада им объяснил, что отставших быть не должно. Что отставшие являются ранеными, и их надо нести. Если все не смогут бежать, то все будут ползти, но до финиша они обязаны дойти полным взводом. Еле добежав до какой-то известной только командиру взвода отметки, они повернули обратно. Все кашляли и матерились. Их качало из стороны в сторону, а спина неутомимо бегущего впереди лейтенанта начинала вызывать ненависть с желанием догнать и стукнуть по этой спине чем-то тяжелым. Назад они вернулись злой, обессилившей, еле передвигавшей ноги толпой, которую их «мордоворот» погнал в спортгородок, сказав при этом, что они теперь будут просто отдыхать, подтягиваясь и качая пресс. В конце этого «отдыха» Валерке казалось, что руки у него исчезли и вместо них болтаются какие-то веревки. Но и это был не конец. Неутомимый лейтенант бегом повел их к непонятным сооружениям, которые называл «усложненной полосой препятствий», и заставил каждого по этой полосе пройти, предупредив, что после обеда по полосе можно только бегать. После полосы Фарада радостно объявил, что теперь они все пойдут принимать водные процедуры и могут расслабиться. Водные процедуры проходили в одной из больших прорубей, куда Фарада их просто всех столкнул. Все двадцать человек, резко ударяя сзади под колено, хватая за руки и дергая так, что они сами летели в воду. Потом был короткий, но обильный завтрак, после которого лейтенант приказал развернуть в палатке их баулы и начал объяснять назначение каждого предмета. Каждому пришлось неоднократно повторить названия и назначение всего снаряжения, показывая, как тот или иной предмет использовать. Короткое оружие со странным названием «автомат» предназначалось для ближнего боя и боя на средней дистанции, и его необходимо было иметь постоянно с собой, как и два штык-ножа, «лифчик» с шестью магазинами, две гранаты и пистолет. Постоянно. Даже когда спишь. Или идешь в уборную. Командир взвода заявил, что ему все равно, как и в чем они будут ходить, хоть голыми, но оружие должно быть постоянно под рукой. Он пообещал, что за грязное оружие они будут рассчитываться с ним лишними километрами пробежки всем взводом за одну грязную единицу. Тут же им было показано, как оружие разбирать и собирать. Показ был сопровожден предложением научиться сборке и разборке с завязанными глазами за две недели. Наказание в случае неудачи было стандартным — километры бега всем взводом даже за одного неумеху. Было похоже, что бег у их командира являлся любимым лекарством на все случаи жизни и бег он просто обожает. Заставив несколько раз проделать все операции с оружием, лейтенант бегом повел их в тир, расположенный на берегу все того же озера, и начал учить стрелять лежа, стоя, с колена, из укрытия, которое тут же пришлось отрыть в мерзлой земле, срывая пальцы в кровь и натирая кровавые мозоли. После стрельб опять-таки бегом они вернулись на поляну, где Фарада, дав каждому в руки короткую палку, предложил им попробовать избить его. Всем вместе. К этому времени весь взвод был в состоянии тихого озверения, и они всей толпой накинулись на лейтенанта. Когда Валерка пришел в себя, он лежал на земле, на снегу, и земля под ним почему-то качалась. Рядом, постанывая и хрипя, валялся в полном составе весь взвод, и взводу было явно нехорошо.

— Вы все даже не шпана. Вы стадо пьяных пингвинов, — объявил Фарада, стоявший над ними, и презрительно сплюнул: — А ну встать, я не давал команды на отдых.

И погнал охающий и кряхтящий взвод в спортгородок, где задорно предложил начать избивать ногами и руками манекены, стоящие ровными рядами. Погнал бегом. Потом было разделение на пары, когда надо было вести рукопашный бой друг с другом, и лейтенант показывал, как это делать. Потом был обед. Потом была снова полоса препятствий, но уже на ней везде горел огонь, и надо было сквозь этот огонь бежать, ползти, стрелять, метать макеты гранат и отбиваться ножами от каких-то мешков, которые сами выскакивали из стен небольшого лабиринта. Потом все слилось в какой-то непонятный калейдоскоп усилий, и хотелось только одного — лечь на землю, и чтобы тебя не трогали хотя бы минут пять. Эти пять минут казались верхом желаний, и, кроме них, ничего в жизни не хотелось. И кто-то на небе услышал их беззвучные мольбы. Им дали даже больше чем пять минут.

Усталых до полного изнеможения, лейтенант завел их в одно из помещений ангара и приказал рассаживаться за столами. В распоряжении каждого бойца оказался один стул и один стол с непонятными приспособлениями. В помещении никто не стрелял, не набрасывался из-за угла, в нем ничего не горело и не взрывалось, и поэтому Валерка сразу полюбил его всей душой. На каждом столе лежало по две книги, про которых Фарада сказал, что их читать не надо, а надо просто перелистать от первой страницы до последней. Но обязательно при этом глаз от страниц не отрывать. Для этого голова читающего фиксировалась специальным образом, а на веки прилеплялся какой-то кружочек, который больно уколол, когда Валерка начал банально засыпать. Книги были со странными названиями. На обложке одной была надпись: «Боевой устав Сухопутных сил ВС СССР — 1983. Отделение — Взвод — Рота», а на другой — «Тактика спецподразделений в городе. Террор и антитеррор». На перелистывание обеих книг отводился час, и Горе в него уложился. После книг, с так же зафиксированной головой, их заставили просмотреть непонятный цветной фильм с очень быстро меняющимися кадрами, который сопровождался такой скороговоркой ведущего, что улавливались только отдельные слова. Фильм показывали в большой квадратной плоской пластине, стоящей тут же на столе. А потом отвели в зал с «зубоврачебными» креслами, в одном из которых зажатый за руки и ноги Валерка успел почувствовать укол в руку и отключился.

Он корчился в кресле так, что захваты на руках и ногах грозили вот-вот оторваться. И не мог видеть, как из двери, возникшей прямо посреди зала, вышли двое:

— Все по плану, Ноя?

— Да, Андрей, все по плану. У них сейчас расторможено подсознание и сняты все блокировки. Уверена, что к концу сеанса они полностью все усвоят. На третьем сеансе мы устроим конфликт пятнадцатилетней пропаганды с реальностью и подкорректируем этот конфликт, обострив чувство справедливости. Они хорошие, честные мальчики, и все должно пройти легко. Будем постепенно усиливать этот конфликт день ото дня. Жди к концу второго месяца взрывной результат и готовься рассказать им всю правду о себе и о своих целях. Тогда они выполнят свой долг, и преданней их у тебя не будет. По обычным знаниям их прорвет где-то на третьем месяце. Так когда-то учили и воспитывали кшатриев — воинов, правда, с помощью настоев из трав, и годами, но ваша химия просто выше похвал.

— Что с особняком?

— Все сделала, как ты приказал. Он теперь похож на маленькую неприступную крепость.

— А что с транспортом и связью?

— С транспортом все в порядке, шесть переделанных, скопированных машин в подземном гараже. Очень помогли каталоги и информация из твоей библиотеки. Телебашня на Шаболовке теперь работает как основной ретранслятор.

— Очень хорошо. Спасибо.

— О, не за что, хозяин.

— Ноя!!! Я ведь просил!!

— Вы точно не Наполеон, владыка? Вы уверены?

— Ноя!!!

— Похоже, пациент здоров.

Несколько минут длилось молчание.

— Андрей, ты последнее время не чувствовал, что, кроме меня, с тобой кто-то пытается еще мысленно заговорить?

— Нет. К чему ты ведешь?

— Пока это только вопрос, основанный на домыслах. С недавнего времени возник закрытый для меня ментально-информационный поток с нестабильной структурой. Он всегда оказывается в точке нашего перемещения, но потом пропадает. Я предлагаю вернуться к схеме прямого, а не ситуативного мысленного контакта с тобой.

— Что, так серьезно?

— Пока нет, но береженого Индра бережет.

— Согласен.

— Так, они приходят в себя. Уходим.

Две фигуры, мужская и женская, вошли в странную дверь, и она исчезла.

* * *

Начальнику ABWEHR, капитану Рейхсмарине

2-го ранга Патцигу К.

Рапорт. 287/АЕ9 (выписка)

Экз. единств. Строго секретно.

Тема: «Синица»

Регион: СССР

Дата: 19.12.32 г.

…Заместитель военного атташе в Москве через дипломатическую почту передал следующую информацию, полученную им от «Синицы»:

В распоряжение разведшколы 4-го управления РККА, проходящей по нашим картотекам под кодом Sh-1F3, дислоцированной в г. Подольск Московской области, откомандированы 220 офицеров низшего командного звена. Указанные офицеры после прибытия на территорию разведшколы были погружены в машины и убыли в Брянском направлении. Документально все 220 человек уволены из рядов Красной Армии. Дата увольнения — день прибытия в разведшколу. Все личные дела офицеров прямым распоряжением начальника разведки РККА переданы сотруднику 4-го управления, предоставившему начальнику разведшколы документы с чрезвычайными полномочиями. Особо отмечается тот факт, что с вышеуказанным сотрудником прибыла группа неизвестных военных из 11 человек, в распоряжение которых и поступили все 220 офицеров. Характер, а также цели и задачи этой операции выясняются…

Начальник отдела A-I

Майор Гримейс Ф.

* * *

На вечерний зимний лес падал снег. Он падал тихо и плавно, укрывая ели белым саваном безмолвия и безнадежности. Казалось, что в лесу все застыло и что этот снегопад будет длиться до скончания веков. Одинокий ворон, нахохлившись, сидел на ветке и словно дремал под тишину, разлитую среди деревьев.

Вдруг он встрепенулся, стряхнул с себя снег, повертел головой, каркнул в темнеющее небо, тяжело взмахнул крыльями и улетел в черную пустоту.

* * *

Маленький, неприметный деревянный домик на окраине старого русского города, стоящий на отшибе от остальных домов улицы, своими окнами смотрел на близко подступающий лес. К хозяйке дома частенько захаживали молодухи, да и женщины постарше, выпросить кто зелье для приворота, кто для отворота, кто просто пожаловаться на жизнь или пьющего мужа. Баба Антонида помогала всем. С этого, похоже, и жила. Надо сказать, помогала она неплохо. Тропинка к ее дому всегда была протоптана. Старики говорили, что и прежняя хозяйка дома, тетка Майя, была такая же безотказная. Но она как-то, предупредив соседей, что уезжает насовсем и что дом займет ее племянница Антонида, тихо и незаметно исчезла из города. Прадеды этих стариков уже не смогли бы рассказать любопытным, что и Майя когда-то переехала в этот дом как племянница старой хозяйки, имя которой уже забылось. Удивительное дело, что если бы была возможность сравнить изображения всех племянниц, то все они были бы похожи, как сестры-близняшки. И ростом, и цветом глаз, и (тсс… об этом никому — формой и размером родинки под левым соском груди в виде трилистника). Но скажите, кому это надо — сравнивать? Правильно, никому.

Так и жила себе тихая окраина города с маленьким домиком на отшибе со своими радостями, печалями и незлобными тайнами. Дни и года плавно перетекали в десятилетия. Время над ней как будто застыло. По какому-то странному стечению обстоятельств бурные исторические события, которых всегда было в достатке, определенно обходили стороной эту тихую и уютную улицу.

Но вот сегодня ее дрему и благолепие нарушила какая-то тревога, тянущаяся стылым ветром от близкого леса.

Большой пес, лежащий глыбой серого мрака прямо на снегу, возле крыльца дома, вдруг приподнял голову и глухо взрыкнул. На его голос открылась входная дверь, и на пороге появилась хозяйка. Она потрепала пса по загривку и произнесла:

— Ты его тоже почуял, Серый?

Пес посмотрел на нее внимательно, тяжело вздохнул и поднялся. Хозяйка еще раз потрепала его по шее и, сойдя с крыльца, как и была, в простом, легком платье, подошла к калитке в маленьком заборчике, выходящей прямо на лес. Казалось, она просто не замечала мороза, который основательно пощипывал еще с утра. Пес и хозяйка молча стояли и чего-то ждали. Внезапно тишину зимнего вечера нарушили грузные шаги, раздавшиеся из близких деревьев. Так тяжело мог бы идти только большой дикий зверь. Но на удивление, из-за елей появился мужчина, длинные волосы которого в свете полной луны отливали серебром. Мужчина подошел вплотную к самой калитке и встал напротив хозяйки дома.

Она и пришедший долго молча смотрели друг на друга. Первым нарушил недоброе молчание мужчина:

— Здравствуй, Лада. Давно не виделись.

Хозяйка усмехнулась в ответ:

— И тебе не хворать, Яр. Говори, чего пришел, и ступай себе дальше.

Мужчина ухмыльнулся:

— Эк ты старого знакомого-то встречаешь… В дом не пустишь, обогреться с дороги?

— Тебя потом не отвадишь, нетопыря.

— А если я сам войду?

Пес рядом с женщиной злобно зарычал и оскалил клыки. Она успокаивающе похлопала его по поднявшемуся загривку:

— Спокойно, Серый. Это наш гость так шутит. Он без разрешения не сможет.

Мужчина отвел тяжелый взгляд. Они помолчали:

— Ты уже знаешь про НЕ НАШЕГО, Лада?..

— Знаю…

— Что делать будешь?

— Ничего не буду. Пусть все идет, как идти должно. А тебе все власти мало?

— Ее всегда мало…

— Смирения в тебе мало, Яр… Это тебя и погубит.

— А тебя доброта…

Хозяйка вздохнула и посмотрела в небо:

— Жизнь покажет. Уходи, Яр.

Мужчина потоптался на месте, повернулся и молча, не прощаясь, пошел обратно к лесу.

— Ты в Allemag? — внезапно для себя, в спину, спросила его хозяйка дома.

Мужчина остановился и, не оборачиваясь, молча кивнул.

— Марте, сестре моей, привет передавай. И вот что, Яр. Совет тебе мой. Не мешай НЕ НАШЕМУ. Все, что ты ни сделаешь, ему на пользу пойдет, а тебе во вред.

Мужчина посмотрел на женщину через плечо долгим, давящим взглядом, сплюнул и ушел в черноту леса…

Загрузка...