— Да. Насценза — наша цель. Когда тебя ждет твой дядя?

— Он не сказал? — Вико сжимал пальцы и раздвигал, словно еще не ощущал липкость сока. Может, это и был его первый раз.

— Ну… — Петро запнулся. Он не мог и дальше недоговаривать. — Мне сказали только идти из Кассафорте в Насцензу и забрать тебя из палатки, чтобы ты не был в обществе…

— Грубиянов, — подсказал Вико. Он скривил губы и стал напоминать принца Берто, как на картинах, которые висели в домах граждан Кассафорте, включая Диветри. — Почему простые люди не могут быть не такими простыми? — искренне не понимал он.

Петро ощутил укол сочувствия к бедному ребенку. Он представил, как Вико растили в отдаленном большом доме высоко в снежных горах Веренигтеланде, окруженный слугами дяди, обученный привилегиям и титулу, который не получит. Его растили во лжи. Петро не хотел увидеть, как Вико выяснит, что его обманули.

— Что твой дядя делает в Кассафорте? — спросил он.

— Готовит для меня трон, занятый сейчас самозванцем, — Вико встал, вытер руки об уже грязную рубашку и сообщил. — Мне нужно облегчиться.

Петро не сразу понял, что Вико имел в виду.

— О. Облегчиться! Боюсь, горшка у нас нет. Но знаешь, как твой дядя или хороший солдат справляет нужду? За деревом, — мальчик прищурился, словно Петро шутил над ним. — Нет, серьезно, — сказал Петро. — Попробуй.

Нужда перевесила недоверие, потому что через миг Петро пропал за самым большим из ближайших деревьев. Петро отвернулся.

— Ваше высочество, — крикнул он, не зная, почему использовал титул, — в том ужасном лагере с ло… простолюдинами кто-нибудь прибывал вчера? Группа людей? Они были бы с…

— Да, — тут же сказал мальчик, не дав Петро закончить.

Петро развернулся с радостью, но передумал. Он отвернулся, дав мальчику уединиться.

— С ними был кто-то моего возраста? Юноша?

— Не знаю. Я не покидал палатку. Мне сказали, что лес слишком грязный и опасны для моего положения. Хотя тут не так и плохо. Ягоды мне понравились. И муравьи.

Петро дал Вико закончит и задал еще вопросы:

— Что с ними случилось? Что ты слышал?

— Один из них был громким. Я спал, и это меня разбудило. В доме дяди мне нельзя шуметь, — Вико прищурился и посмотрел на Петро. — Тут можно кричать?

— Нет.

— Почему?

Петро хотел вернуться к громкому человеку.

— Потому что это привлечет убийц твоего отца, — он тут же пожалел, что так ответил, но Вико не испугался так сильно, как боялся Петро. Он просто кивнул, принимая факт, что убийцы могли быть где угодно, и вернулся к новому делу — как завязать шнурки штанов. — Что говорил громкий? — спросил Петро.

— Он хотел ужин. Это он повторял. «Мне дали место за столом». Снова и снова.

— Ты слышал его имя? Якобучи? Саймон Якобучи?

Вико покачал головой.

— Нарцисс, как цветок.

Волоски на шее Петро встали дыбом.

— Нарцисо? Брат Нарцисо?

— «Я должен сидеть за столом!» — мальчик явно повторял вопли Нарцисо. — «Обязан!».

— Ты слышал Якобучи, — Петро был уверен, что мальчик перепутал, ведь почему брат Нарцисо просил ужин? Он требовал бы свободу. Если подумать, разве Якобучи не благодарил Адрио той ночью за место за столом? Или это было совпадением? Нет, это не могло быть просто совпадением. Его сестра говорила о том же. О месте.

Мальчик пожал плечами.

— Скажи, что случилось с громким человеком, — Петро был убежден, что это был Саймон Якобучи.

— Они оставались тут час. Я устал слушать крики, накрыл голову подушкой и пытался читать, — без интереса сказал Вико.

Эмилия, похоже, была права. Лоялисты привели Нарцисо и Адрио в лагерь, где они успели нашуметь и отправились дальше. Петро хотел поспешить к Эмилии и рассказать. Она спала всего полчаса. Было бы ужасно будить ее, не дав отдохнуть.

— Ты знаешь, куда они ушли?

— В Насцензу. Там мой дядя. Когда вы отведете меня туда?

— Скоро, — пообещал Петро. Он подавил желание схватить Вико за шиворот и побежать к Эмилии. Он даст ей поспать дольше. — Идем, — сказал он мальчику. — Соберем ягод для дороги.

— В лагерь приходили убийцы? — спросил Вико.

Петро вспомнил тела на полу гостиницы в Кампобассо. От этого его голос стал напряженным и хриплым, он ответил:

— Да, ваше высочество.


16

Мальчик и девочка, думая, что смогут разбогатеть, покинули деревню утром и отправились к городу. Но на случай, если передумают, они оставили след из хлебных крошек, чтобы отыскать путь домой.

— традиционное начало кассафортийской сказки


— Густоф Вернер! Проклятый Густоф Вернер? — Эмилия говорила это, топая ногой, словно маршируя. — Дядя мерзавца — Густоф Вернер?

— Он не мерзкий, — возразил Петро. Хорошо, что маленький принц отстал, потому что голос Эмилии порой становился громче яростного шепота, которым она говорила прошлый час. — Мне его немного жаль. Он не знал даже, как справлять нужду за деревом.

— Мир — большой туалет для мальчиков, да? — она злилась сильнее, чем Петро видел ее за короткое время вместе. — Снимаешь штаны с врагом, а уходишь с товарищем. Поразительно.

Петро отметил:

— Я не сбрасывал штаны.

— Я не о том, — она остановилась и уперла руку в бок. Они шли по лесу на восток какое-то время, и к полудню вспотели от жары и устали. — Ты не знаешь, что такое — быть девушкой-стражем. Мужчины принимают за меня все решения. Несколько мужчин собираются вместе — и бум! Эмилия чистит туалет, потому что они не хотят. Или готовлю еду и убираю в лагере, хотя меня учили многому другому. Ты и этот… ребенок провели пару минут, справляя нужду, и ты добыл у него ту информацию, на которую я и не надеялась.

— Ты не пыталась говорить с ним!

Вико догнал их. Он остановился в стороне от них, упер кулачки в бока, подражая Эмилии.

— Я увидел змею, — сообщил он. — Там. Она была черно-желтой. Она меня не укусила.

— Не все змеи ядовитые, — сказал ему Петро.

— В отличие от мужчин, — буркнула Эмилия под нос.

— Вы скоро подадите мне обед? Я привык к обеду в полдень.

— У меня есть немного фруктов для нас, ваше высочество, а у Эмилии в сумке есть сушеная рыба. Тебе понравится, — пообещал Петро. — Видишь камень у ручья? Почему бы тебе не наполнить бутылку водой, стараясь не зачерпнуть туда грязь? Твой дядя может сейчас заниматься тем же самым. Мы его догоним.

— Хорошо.

Петро отдал бутылку Эмилии и смотрел, как принц скрывается за деревьями. Когда он развернулся снова, Эмилия приподняла бровь.

— Ваше высочество?

— Ему так нравится.

— Мне нравится моя кровать дома, но я не там. Мне нравилось в инсуле, но я не осталась там, Вентимилла.

— Ему девять, Фосси, — Петро произнес ее фамилию с презрением, как и она обращалась к нему.

— Я о том, что ты потакаешь ему, когда не надо. Все, что он знает о себе, — ложь. Он не король. Он — отпрыск ночи без любви между принцем Берто и аристократкой-лэндером без мозгов. Он не займет наш трон. После всего этого он окажется в темнице до конца жизни. Или его отправят на остров Портонеферро в изгнание, как его отца.

— Нет! — поразился Петро. Вико ничего не сделал.

— Твое обращение к нему не помогает. Как и вся эта… игра в то, что мы ведем его к дяде. Это все ложь, и от этого добра не будет.

Слова вонзались в Петро кинжалами, рассекали виной плоть. Ложь привела к похищению Адрио. Она никак не помогла.

— Ты не думаешь, что врать порой необходимо?

— Нет, — Эмилия поправила лямку сумки на плече. Наверное, ее снова беспокоил синяк.

— А я знаю, что это так, — рявкнул он. Она моргнула, поразившись его вспышке. — Если бы я не врал… — он покачал головой, гнев мешал произносить слова. Он снова подумал признаться ей, рассказать, кем был, но он не мог. Даже если она потом возненавидит его за обман, он должен был поддерживать его ради Адрио. Ему нужно было как-то выкрутиться. — Если бы я не врал, — он пытался подавить гнев, — мы не узнали бы, куда они увели Адрио и Нарцисо. Я не выяснил бы ничего о его происхождении. И мы были бы в двух лигах позади. Проще, когда его высочество поднимается с нами, чем тащить его, пока он отбивается и кричит. Обычно я согласился бы с тобой насчет честности. Одна ложь может привести к ужасному. Я понял это по своему опыту. Ты знаешь, что нас не учат врать в инсуле. Ты была там. Но сейчас я не могу остановиться. И ты врала! Ты у реки сказала рыбаку и другим, что Амадео сочинял! Тогда это тебе подходило. Ты не хочешь этого сейчас, потому что тебе не нравится принц. Я считаю его хорошим. Хотя он не все время такой.

Эмилия потрясенно смотрела на него. Но его услышали. Она шевелила губами, разглядывая его.

— Кто ты? — спросила она.

— Что? — ему стало не по себе, что его тайны раскрыли. — О чем ты?

— Когда я столкнулась с тобой, я думала, ты был раздражающим мальчишкой, — она странно смотрела на него. — Но ты не такой, да?

— Да, — уверенно сказал он. — Я не такой. Спасибо, что поняла это, — он облизнул губы и посмотрел ей в глаза. — Так мы работаем вместе или нет?

— Мы работаем вместе, — сухо сказала она.

— Тогда скажи. Что это за Густоф Вернер?

Эмилия вздрогнула от имени. Она подвинула сумку на другое плечо и убедилась, что Вико был еще у ручья. Петро догнал ее, когда она медленно пошла в сторону мальчика.

— Я знаю лишь то, что услышала в замке, но Густоф Вернер — шпион, — сказала она. — Известный шпион, работающий на барона ван Вистела, одного из советников их императора. То, что он вовлечен, делает возможным то, что малявка — сын Берто. И есть внешнее сходство — ребенок во многом похож на нашего принца-предателя. И принц Берто на самом деле провел почти год в Веренигтеланде десять лет назад, в Брамене.

— Когда Вико был… ты понимаешь.

— Зачат, да, — Эмилия не заметила смущение Петро. Она придвинулась к нему, пока они перебирались через два гниющих дерева, упавших над оврагом. Она держалась близко и шептала на ухо, словно забыла о споре минуты назад. — Король Алессандро послал его туда. Принц должен был провести дипломатический визит от имени отца, но провел много времени, выпивая, играя и забавляясь с девицами, так что его отозвали. Говорят, в тот год король Алессандро и стал думать о другом наследнике.

Петро был немного рад за Вико. Учитывая количество лжи, которую ему скормили, хотя бы его родители не были ложью. Хоть какая-то правда у мальчика оставалась.

— А Вернер?

— Вернер был почти одного возраста с Берто. В Веренигтеланде его выбрали следить за Берто и слушать все его разговоры. Сначала он был Густофом портным, делал для принца плащи и камзолы, но смог стать переводчиком принца — потому что, конечно, принцу Берто было лень изучать больше нескольких слов другого языка, — она пнула дерево, с которого они спустились. Кусок коры отвалился, и стало видно кучу насекомых внутри. — Когда Берто вызвали домой, Густоф отправился с ним, все еще изображая портного. Он был в замке, когда Берто решил ослабить короля Алессандро, держа его подальше от Оливковой короны и Скипетра с шипами. Он был в королевских покоях, слышал все, что и принца, знал все, что и принц, и писал об этом барону. Он даже часто возвращался в Брамен на длительные сроки. Он мог даже предложить план с похищением глав каз. Когда Риса Диветри свергла Берто и вернула на трон короля Алессандро, мужчину по имени портной Густоф нигде не нашли.

— Если это все знали стражи, почему дали Густофу остаться?

— Они не знали. В том и дело, — они понизили голоса, ведь были ближе к ручью. Вико стоял у воды и смотрел на ручей так, словно еще не видел воду в природе. — Они узнали потом, когда нашли письма от барона среди вещей, которые Густофу пришлось бы оставить. Там была и информация о защите Кассафорте, которую он хотел передать императору, но не смог, — Эмилия остановила Петро, чтобы он не шагал дальше. — Пока Густоф не пропал, никто не знал о шпионе среди них. И никто не знает, как он выглядит.

— Ты шутишь, — потрясенно сказал Петро. — Кто-то должен был.

Эмилия покачала головой. Она взволнованно рассказывала историю, словно впервые поняла, что они были на грани важного открытия.

— Нет. Принц Берто вел замкнутую жизнь за два года до попытки переворота. Многие стражи, которые совершили ошибку и помогали ему, были изгнаны, когда его приговорили, или убежали из страны. Никто не остался из тех, кто помнил, как выглядит Густоф.

— Будто призрак, — ошеломленно сказал Петро. Хоть Эмилия бодро рассказывала о знаменитом шпионе, он не верил в это. — Будто он прятался от слуг за гобеленами.

— Но что это все значит? — Эмили говорила под нос. — Это что-то значит. Но что?

Вико посмотрел на Петро, когда они подошли. Его руки были в белой пыли.

— Что у тебя на пальцах? — спросил Петро.

Вико пожал плечами и вытер ладони об рубаху.

— Слуги моего дяди говорят, что пить из ручья не гигиенично, — сообщил он. — Говорят, простолюдины справляют нужду в реки, потому что не знают, как пользоваться горшками.

Петро был рад, что Эмилия отвлеклась на свои мысли, потому что эти слова разозлили бы ее.

— Ах, но, ваше высочество, видите, как близко мы к горам? Вверх по течению нет деревень, так что тут вода — чистый талый снег.

Вико поверил, поднял бутылку и сделал большой глоток, вытер рот рукавом.

— Ваше высочество? — Петро удивился, что Эмилия так к нему обратилась. — Как выглядит ваш дядя?

— Не знаете? — спросил Вико, сидя на коленях.

— Я ни разу, кхм, не имела чести быть на аудиенции с ним, — сказала Эмилия. — Он высокий? Низкий?

— Ни высокий, ни низкий.

— Он полный? Худой?

Вико пожал плечами.

— Где-то между.

— Волосы светлые? Темные? Постой, — сказала Эмилия, когда Вико открыл рот. — Угадаю. Где-то между, — он кивнул и отвернулся, она нахмурилась. — Когда ты видел его в последний раз?

— О, мне тогда было три, наверное, — Вико, несмотря на юность, ожидал какую-то реакцию на свой ответ, потому что сразу же продолжил. — Мой дядя говорит, что многие великие люди росли в изоляции, это укрепляет характер. Он посылает мне письма каждый месяц, дают указания и напоминает о моем родстве с ним.

— Как мило, — буркнула Эмилия. Даже она уже не так презирала мальчика. Она сняла сумку с плеча и опустила ее на землю. Скованными движениями она сняла плащ и бросила на камень, стала развязывать тунику.

Ее голова пропала, она стянула одежду через голову. Петро поразился, увидев под туникой молочно-белую кожу. У нее не было ничего под туникой, кроме полоски ткани, обвивающей грудь, чтобы, видимо, не мешала атлетическим упражнениям, и полоска почти не оставляла ничего для воображения. Он невольно смотрел на плоский живот девушки и идеальный изгиб талии.

— Ого, — пролепетал Петро. Он отвел взгляд, но понял, что снова смотрел на нее. Когда он отыскал ее глаза, он захотел броситься в мелкий ручей и утопиться. — Н-нельзя так делать, — сказал он ей.

— Как? — она без смущения разглядывала свой синяк. — Мне не нужно перевязывать рану, но лямка сумки тревожит синяк. Может, стоит подложить ткань, — она посмотрела на застывшего Петро и покачала головой. — Что с тобой такое?

— Ты голая, — он поразился тому, что нужно было объяснять ей. Вико вдруг заинтересовался, встал и посмотрел.

— Вентимилла, — Эмилия покачала головой. Она не прикрылась, а склонилась и стала рыться в сумке, позволяя Петро видеть ее грудь над полоской ткани. Он зажмурился, а потом развернулся, чтобы не смотреть. — Я не голая. И ты уже видел животы раньше.

— Не… — Петро взмахнул руками, пытаясь убедить ее убрать этот вид. Он не знал, что пытался сказать. Он ощущал только жар лица, словно склонился к печи отца. — Не так!

— Ты бы недолго прожил стражем, — сухо отметила она. — Мы постоянно видим друг друга. В палатке стражи носят меньше, мужчины и женщины, и никто ничего не говорит.

— Я не страж, — Петро звучал сдавленно.

— Это просто тело. Все видели голые тела раньше.

— Я — нет, — сказал Вико. Только когда он заговорил, Петро вспомнил, что он был там. Он опустил ладонь на голову принца и развернул его, они оба отвернулись от Эмилии.

— Я не знала, что ты такой нежный, Вентимилла. Ты краснеешь, как девственница-казаррина в брачную ночь.

— Нет, — Петро пытался из возмущенного фальцета сделать его обычный тенор. — Не краснею, не нежный и не казаррина.

— Но он сильно краснеет, — сказал Вико. Он оглянулся, заставляя Петро развернуть его. — Я не краснею.

— О, ты в том возрасте, когда части тела смущают, да, Вентимилла? — его злило, что Эмилия так снисходительно говорила о нем, ведь она не угадывала. — Это пройдет.

— Дело не в этом, — он пытался предупредить ее тоном, что нужно прекратить.

— Тогда в чем?

— Просто… это…

— Думаю, ты ему нравишься, — сообщил Вико, но Петро едва мог поверить его словам. Его рот раскрылся, он уставился на маленького принца.

— Что, прости? — спросила Эмилия. Теперь Петро не мог смотреть на нее.

— Он мне так сказал. Так было! — сказал Вико, когда Петро хмуро посмотрел на него.

— Что значит, нравлюсь? — Петро ощутил ладонь на руке. Он боролся, когда она попыталась его развернуть. — Вентимилла, что происходит?

— Отстань, — прорычал Петро. Он не доверял языку. Он смутился, горячие слезы выступили на глазах. Ком подступил к горлу. Он не знал, что заставило старейшине Катарре послать его в путь. Это казалось наказанием, когда она объявила об этом, но все произошедшее было куда серьезнее наказания. Даже сейчас, хоть он страдал из-за ошибки, которую совершил на окраине Кассафорте, кто-то где-то решил, что его нужно было унизить и на личном уровне. Он не помнил, чтобы сделал в жизни что-то настолько ужасное, чтобы заслужить такое наказание. Разве он совершал нечто ужасное? — Что? — Петро боролся, но Эмилия была сильнее него и развернула его.

— Боги, — она посмотрела на его красное лицо. — Я тебе нравлюсь? Как девушка?

— Да, нравишься, — голос Петро словно звучал через гравий. — Это так ужасно? Ты — девушка. Я — парень. И я думал…

Он хотел сказать, что думал, что заслужил ее дружбу, но Эмилия закончила за него.

— Я на четыре года тебя старше! — ее смех, к счастью, был потрясенным, а не с презрением.

Она была так близко к нему, что он мог смотреть только на нее. Пока он не смотрел, она смогла повязать ткань поверх лопатки и под рукой, чтобы меньше задевать лямкой синяк. Она все еще была обнажена сильнее, чем Петро находил приличным. Он смотрел в ее глаза, ведь ниже было опасно.

— У моих родителей разница в возрасте больше.

— Это не кажется большим разрывом, когда ты старше. Но для нас четыре года — вечность, — она смутилась из-за своего ответа до этого и заняла позу серьезнее. Она почти виновато прошла к камню и подняла тунику. — Прости, Вентимилла. Мне жаль, — она прикрылась и пыталась извиниться. — Я думала, тебе нравилась та девушка, с которой ты путешествовал.

Петро был потрясен.

— Элеттра Лепорис? Нет! — он показывал симпатию к Элеттре? Эмилия едва видела их вместе.

— Уверена, ты ей нравишься.

Ему словно предлагали утешительный приз после публичного унижения на соревновании в инсуле.

— Не говори так. Зачем ты это говоришь? — спросил он. Он вдруг вспомнил поцелуй Элеттры в щеку при расставании и изумление Эмилии после этого. Она, наверное, думала… или Элеттра хотела… нет, все это его путало, и он не мог думать.

— Нет ничего плохого в симпатии девушки к тебе, — добавила Эмилия, подумав. — Или в симпатии парня. Я польщена, Вентимилла, но ты на четыре…

— На четыре года младше. Да, знаю, — ему хватило. Он повернулся и опустился, чтобы плеснуть воды в лицо. Вода была почти ледяной, особенно на пылающем лице. — Я буду теперь вспоминать это каждый раз, глядя на тебя. О, прости, я не буду на тебя смотреть.

— Это одна пятая моей жизни, малец.

Он встал и прошел мимо нее.

— Как ты и сказала, через тридцать лет разница не будет заметна. Это не важно, — он склонился и схватил ее рюкзак. — Я больше не буду ничего говорить, и ты не должна была узнать. Идемте, ваше высочество.

— Прости, — сказал принц искренне. Он добавил бодрее. — Я еще не видел, как влюбленные ссорятся, хотя читал об этом в книгах.

— Мы не влюбленные, — сказали хором Эмилия и Петро. Не было ясно, кто говорил решительнее. — Что ты делаешь? — Эмилия попыталась поймать Петро с ее сумкой.

Было поздно. Он уже миновал ручей и пошел на восток.

— Несу твою сумку, чтобы твое плечо отдохнуло, — рявкнул он и добавил, не дав ей возразить. — Я не проявляю так симпатию к тебе. Дело не в этом. Я делаю это, чтобы ты не страдала. Так делает джентльмен для леди. Уверен, так делает один страж для другого. Хорошо? Есть возражения? Идем, ваше высочество. Вперед.

— Нет возражений, — сдавленно ответила Эмилия. Через миг, надев плащ, она догнала его и шепнула. — Спасибо.

Они долго не говорили. Вико нарушил тишину:

— Мой дядя говорил в письме, что с влюбленными нужно обходиться, как с охотничьим псом — твердой рукой и властью, не давая спуску.

Эмилия и Петро снова хором прорычали:

— Мы не влюбленные, — они помрачнели, несли свое бремя — рюкзак и не только — и шли дальше.


17

Сестра, зачем тебе новости? Я не должен ничего сообщать. Ты была награждена за обман с браком и титулом выше, чем мы, рожденные у горничной, могли мечтать. Мальчик — не твоя фарфоровая кукла. Он уже не твой сын.

Он — орудие императора. Забудь о нем, или ты лишишься роскоши.

— Густоф Вернер, шпион, его сестре Клотильде


Первое предупреждение появилось посреди ночи, когда прохладный влажный воздух опустился на лес, принеся облегчение. Даже гул насекомых притих, когда Петро услышал первый хлопок. Хоть он был не таким и громким, звук разбудил его от глубокого сна.

Он ощутил ладонь на груди, не дающую ему сесть. Другая лежала на его губах, чтобы он не говорил. Эмилия, которая сторожила их, не дала ему вскочить на ноги. Петро ощущал ее рядом, сидящую, вытянув ноги. С другой стороны от Петро был маленький принц, все еще спящий после долгой дороги.

Как только она убедилась, что он проснулся и не собирался кричать, Эмилия отпустила его, коснулась плеча Петра и указала на запад. С той стороны, откуда они пришли, казалось, падали звезды, умирая у вершин деревьев. Нет, Петро понял, пока они угасали, что это были следы сциллийской свечи, какие были у стражей.

— Это твой напарник? Жиль? — прошептал он.

Ее лицо вблизи теперь было как насмешка, а не наслаждение. Он пытался радоваться хотя бы знакомому голосу возле уха.

— Это был не наш сигнал, — сказала она.

Он тут же понял. Лоялисты как-то шли за ними и сигналили друг другу. Несколько минут они смотрели на две точки в лесу, свечи вспыхнули и рассеялись.

— Две группы, — сказала Эмилия. — Две группы связываются друг с другом.

— Мне это не нравится, — прошептал он, не мог оторвать взгляда.

— Они не очень близко.

— Мне все еще это не нравится, — сказал он.

— Мы хотя бы знаем, где они. Если они пойдут сюда, будем решать, что делать. Останемся, пока не выясним их стратегию.

Ее решение казалось логичным. Было преимуществом, что они знали, что две группы искали их. С места, где они устроили лагерь на склоне у края леса, они смотрели, как группы шли зигзагами по лесу, посылая вспышки через равные промежутки. Порой искры меняли цвета. Петро подозревал, что у цветов было значение — может, лоялисты нашли их следы. Но как они могли преследовать их троих? Эмилия говорила, что, если бы лоялисты умели выслеживать, Якобучи лучше скрывал бы следы, по которым Петро и Эмилия попали к лагерю.

Петро не знал, сколько они сидели там, смотрели на общение преследователей. Они могли отмерять время, сидя во тьме, только по дыханию Вико или своему слабому дыханию. Напряженное биение сердца отсчитывало секунды. Казалось, прошла вечность. Эмилия задремала, опустив голову на его плечо. Петро смотрел на горизонт, выглядывая следующую свечу, так что не отвлекался на тепло или близость.

Наверное, за час до рассвета, когда восточное небо у горизонта стало оранжевым, он разбудил ее.

— Они остановились, — он указал на точку на северо-западе. — Последняя свеча взлетела оттуда, может, в лиге отсюда.

Веки Эмилии были тяжелыми, пока она обдумывала информацию.

— Нам придется пойти туда, — она добавила через миг. — Что думаешь?

Петро не хотел возвращаться к лоялистам, но подозревал, что Эмилия не просто так хотела это сделать.

— Ты страж. Тебе решать.

— Нам нужно узнать, лоялисты ли это. Мы можем проверить, только увидев их, — Эмилия пыталась убедить его или себя? Он не знал точно. — Они меня не видели. Они могут узнать тебя, если они были в Кампобассо в ту ночь.

— Я не пущу тебя одну.

Она протянула руку и костяшками сдвинула его волосы, чтобы они скрыли его лоб и глаза.

— Мы можем как-то изменить твой облик.

— А его высочество? То есть, Вико, — Петро кивнул на мальчика, сжавшегося на боку. Вико выглядел не так строго во сне. Его пальцы подрагивали, губы двигались, словно он бежал куда-то во сне.

— А ты как думаешь?

— Есть идея, — сказал Петро. — Но придется врать, — Эмилия недовольно поджала губы, но подавила свою решимость и кивнула, соглашаясь.

Эмилия умело нанесла за несколько минут грязь на лицо Петро и изменила его одежду, а потом разбудила принца.

— Слушайте, ваше высочество, — сказала она, убедившись, что он проснулся. Петро заметил, что, хоть Эмилии было больно так обращаться к Вико, она хотя бы видела в этом смысл. — У нас есть повод верить, что в лесу убийцы.

Глаза Вико расширились, и Петро невольно вмешался.

— Это страшно, да, но твоему дяде нужно, чтобы ты был смелым солдатом. Как он.

— Да-а, — согласилась Эмилия, не рада слышать, как шпиона описывают как смелого солдата. Ей не нравилось искажать реальность. — Мы оставим тебя одного.

— И ты не будешь выходить из укрытия, — добавил Петро. — Мы оставим тебе воду и еду, а ещё маленький нож для защиты, — Вико просиял от упоминания оружия. Когда Эмилия отдала нож, он принял его серьезно, слово она дала ему Оливковую корону. — Но не играй с ним, — предупредил Петро.

— И не отрежьте себе пальцы, — Эмилия старалась звучать мило. — От потери крови можно умереть. И не выколите глаз.

— Обещай, что не пойдешь бродить сам и никому не сообщишь, что ты тут.

— Выходи только к нам, — предупредила Эмилия.

Может, было слишком рано давать мальчику столько наставлений, потому что он растерялся. Но после пары долгих мгновений, за которые он поглядывал на них, пытаясь все обдумать, он кивнул.

— Понимаю.

Укрытие, которое они выбрали для него, было в кустах олеандра вокруг ствола старого клена. Насекомые съели дерево изнутри, но не тронули почти всю кору, оставив место для мальчика, чтобы забраться внутрь. Кусты прикрывали брешь в дереве.

— Не ешьте с кустов, — посоветовала Эмилия напоследок. — Мы должны вернуться к полудню. Это когда солнце выше всего.

— Он не будет есть листья ядовитого куста, ты дала ему рыбу и ягоды, — напомнил ей Петро. — Уверен, он знает, что такое полдень. Ему девять. Он не глупый.

— Я буду в порядке, — голос Вико был слабым, а из укрытия доносился тихо. — Только поймайте убийц.

Петро было жаль возвращаться туда, где они проходили вечером, когда они так старались оторваться от лоялистов. Теперь шаг за шагом они шли обратно. Следить за врагом было несложно. Каждые полчаса лоялисты на севере посылали сциллийскую свечу, сигналя второй группе, которая, видимо, шагала по лесу.

— Мы пойдем к группе, которая пока не движется, — сообщила до этого Эмилия. — Скорее всего там будут люди важнее. А движется отряд разведки.

Петро согласился.

— Пока там только две группы, и ни одна не идет к Вико.

Они шли по колено среди полевых цветов на участке без деревьев, так что шли быстро.

— Не понимаю, что им нужно от мальчика. Они не могут просто привести его в город и потребовать посадить его на трон, — сказала Эмилия, хмурясь с тревогой. — Король Мило был одобрен Семеркой. У него Оливковая корона и Скипетр с шипами. Ни одна из семей не скажет вдруг: «Простите, мы ошиблись. Коронуем девятилетнего сына человека, который чуть не уничтожил страну четыре года назад». Да? Твоя семья ведь не согласилась бы на такое?

— Нет, — автоматически сказал Петро.

Она улыбнулась.

— Так я и думала. В этом нет смысла, — она схватила его за плечо, чуть не упав из-за камня среди травы, и отпустила, вернув равновесие. — Похоже, тут высокоорганизованная армия любителей, охраняющая принца-марионетку. Они получают припасы из другой страны — Веренигтеланде, которая всегда была нашим союзником в прошлом. Когда Пэйс Д’Азур послали военные корабли на нас два года назад, король Алессандро сразу отправил нунция в Брамен за помощью. Но почти десять лет они растили отпрыска принца Берто в тайне. Если верить малявке, люди в их правительстве знали об этом.

Они замерли, вспышка поискового отряда взлетела в воздух. В свете дня вспышки было сложнее рассмотреть среди облаков. Когда они услышали хлопок вдали, и огонек взмыл в воздух, они знали, что нужно было посмотреть над деревьями, чтобы уловить искры и черный дым, тянущийся за ними.

— Может, Веренигтеланде — не союзник, — сказал Петро. Что-то всплыло в голове. Воспоминания пары дней назад, которые оказались подавлены так, словно он пытался вспомнить события из далекого детства.

— Союзники так себя не ведут, — согласилась Эмилия. Они шли в тишине какое-то время. — Что мы знаем о них? Они зовут себя империей, хотя это не так. Они — страна с армией, известная во всем мире оружием. Хотя их оружие не такое хорошее, как клинок Диоро, — гордо сказала она.

Петро, видимо, не обращал так много внимания на уроках инсулы, как Эмилия.

— Они любят колбаски и квашеную капусту, — добавил он.

— У них нет выхода к морю.

Петро чуть не запнулся об свои ноги.

— Море! — пролепетал он. Он вспомнил чай с Рисой в ее комнате, ее страхи. — Риса, то есть, сестра Петро, говорила с… — он спотыкался не только об ноги. Он начал снова. — Петро рассказывал мне, пока мы не ушли. Это должно быт тайной. Риса Диветри сказала, что посол из Веренигтеланде собирался уговорить короля Мило жениться на одной из дочерей императора Веренигтеланде.

— Не понимаю, — Эмилия остановилась от новости. Она задумчиво нахмурилась.

— В этом есть смысл, — сказал Петро. Он знал, что бубнил, что рот работал быстрее мыслей, но слова лились. — Она сказала, что Веренигтеланде получит доступ к нашим портам, ведь у них нет выхода к морю. Взамен они отправят свои армии защищать нас. Не понимаешь? Мы защитились от Пэйс Д’Азур два года назад, хоть и потеряли почти весь флот, и теперь мы немного ослабели…

— Лэндеры хотят наши порты, — Эмилия оживилась. Тревоги пропали вдруг с лица. — Если их армии будут в Кассафорте, а дочь императора — в кровати короля Мило, мы станем просто придатком к Веренигтеланде. И как убедить нас лучше в том, что мы нуждаемся в их армиях? Напасть отовсюду, чтобы показалось, что они — наши друзья. Их шпион Густоф нашептал принцу Берто на ухо, и Кассафорте ослабел. Может, они намекнули Пэйс Д’Азур, что нас будет легко завоевать. И пока мы оправлялись от этого…

— Они сделали ход, — закончил Петро. — Чтобы выглядело, что это делают сами кассафортийцы, похитившие казаррино и убивающие невинных во имя истинного короля, которому всего девять лет. Король Мило знает, что Вико не был бы настоящей угрозой, но он будет думать, что Кассафорте в опасности со всех сторон и нуждается в помощи дополнительной армии. У него не будет выбора, только жениться на чужестранке.

— Они будто открыли заднюю дверь в страну и стали проникать туда, — сказала Эмилия. — Но как они узнали, где казаррино? Они не могли знать, каким путем брат Нарцисо шел в Насцензу.

— Может, они решили взять Петро Диветри ради выкупа, чтобы надавить, если потребуется. Но больше всего они рассчитывают на ложь, построенную вокруг Вико, — сказал Петро.

— Они не собирались делать его королем, — согласилась Эмилия. Казалось, она впервые сочувствовала мальчику. — Бедняга. Он с рождения был для них просто шансом, который можно было использовать в подходящий момент.

— Пешка, — сказал Петро. — Никому нет дела, когда жертвуют пешкой, главное — одолеть противника. Все лоялисты — пешки, части большой игры.

— И только мы подозреваем это.

Они долго смотрели друг на друга. Утреннее солнце почти слепило. Лепестки летали с теплым ветром, сорванные с полевых цветов, которые они приминали мгновения назад. Было даже обидно, как бодро выглядел пейзаж вокруг них, пока они думали о будущем Кассафорте под контролем лэндеров. Петро чуть не выскочил из кожи, когда из стороны, откуда они пришли, донесся хруст ветки. Этого хватило, чтобы он опомнился.

— Нужно убедиться в этом.

Они придумали историю, пока шли. Они собирали грибы, возвращались в деревню Ларочу после похода в горы. Петро был в шляпе Эмилии. Его волосы прикрывали глаза, широкополая шляпа скрывала его лицо, и он выглядел неприметно и не грозно. Эмилия почти не трогала свои короткие рыжеватые волосы, чтобы выглядеть так, словно они днями искали грибы, ведь они оба уже были грязными. Они сделали мешок из плаща Эмилии, наполнили его и ее рюкзак грибами, найденными по пути — шампиньоны, лисички, нежные серебристые вешенки и пару дождевиков.

Они повернули на юг, обошли отряд и приблизились с запада, словно двигались с другой стороны. Петро жевал длинную соломинку, и Эмилия сунула цветы в волосы.

— Я буду говорить, — напомнила она ему. — Скажу, что ты мой кузен, простофиля.

Петро невольно разозлился.

— Почему я — простофиля? — возмутился он. — Что мне делать? Пускать слюну? Скажи им, что мы — пара.

Щеки Эмилии покраснели от намека, что нужно было усилить ложь, которую она и так не одобряла.

— Нет, — твердо сказала она, подавив эту возможность. — Брат и сестра. Иди за мной, и мы будем в порядке.

— Да, — сказал Петро, ни к кому не обращаясь. — Веди, потому что у тебя больше опыта в изменении личности, — хоть он звучал недовольно, его мутило от тревоги. Его пальцы нашли лунные амулеты в кармане, потерли их для удачи. Удача им была нужна. Его пальцы ощутили странный песок, когда он сунул руку к амулетам, словно он провел день на пляже и набрал карман песка.

Они приблизились к лагерю, и Петро мог поклясться, что они тут уже были. Хоть шляпа закрывала почти весь вид, и он пытался держать голову опущенной, он узнал место, ведь там они с Эмилией день назад спорили. Странно, что они попали именно сюда еще раз. Двое мужчин сидели на камне, где Эмилия разделась до этого — Петро старался не вспоминать тот вид, пока шел за тихо шагающей стражницей. Другой мужчина сидел у ручья, где Вико наполнил бутылку водой, и умывался. Еще двое говорили у деревьев, а последний, казалось, смотрел на солнце, чтобы понять время, крутил пальцами сциллийскую свечу.

Они выглядели утомленно, словно не спали с тех пор, как Петро и Эмилия ушли с принцем. Они были не в форме армии Веренигтеланде, а в обычной прочной одежде фермеров. Это были кассафортийцы, и они были дураками, пошедшими против своих соотечественников, и все ради обещания власти при правлении короля-марионетки.

— Лучшее утро! — крикнула Эмилия, сообщая мужчинам об их присутствии. Они насторожились, не ожидали гостей в этой части леса. Эмилия делала вид, что не замечала их настороженные позы и выражения лиц. Она бодро улыбалась, ладонь замерла над оружием, скрытым под ее свернутым плащом. — Я не думала, что увижу путников в этих краях.

— Как и мы, — сказал мужчина, который теребил сциллийскую свечу. Все еще крутя ее, он сделал два шага вперед. Петро не узнал его ни по Кампобассо, ни по лагерю лоялистов. Он не узнавал никого из мужчин, хотя мужчина у воды был слишком далеко, чтобы разглядеть его, и отчасти скрытый камнем.

Эмилия понимала, что они были в том же месте, что и вчера? Почему-то это казалось странным совпадением. Но она приближалась, не выдавая настороженности.

— Мы с братом были в горах, собирали грибы для фестиваля Середины лета в нашей деревне. Может, вам нужно немного взамен на пару луни?

— Мы не ищем грибы, — сказал мужчина, не двигаясь. Петро не нравился его тон. Надеясь избежать строгого взгляда мужчины, он отошел на пару шагов в сторону. Одно дерево в этой части леса было со странной меткой. Он был уверен, что, когда он и Эмилия шли тут вчера, мела на нем не было. Может, разведка сделала это.

— Полевые цветы для милых невест? — Эмилия пыталась заигрывать, и у нее это выглядело не убедительно. — Или хворост для костра? В Лароче мы поддерживаем костры всю ночь праздника, и для этого нужно много хвороста.

— Лароча? — мужчина разглядывал их обоих. — Вы не из города?

— Кассафорте? — уверенность Эмилии в ее истории ослабевала. Петро тоже немного паниковал. Она ошиблась? Эти мужчины тоже были из Ларочи? — Мы вдвоем вряд ли дойдем до города до праздника.

— О, точно, — мужчина не сдвинулся с места. — Долго идти.

Петро заметил вторую метку. Эта была на боку камня — те же три линии, пересеченные изгибом. Петро знал, что этого не было там, когда Эмилия опустила туда плащ и тунику.

— Если мы как-то можем помочь… — начала Эмилия.

Мужчина молчал.

Он долго смотрел на них, как и другие. Петро ощущал себя так, как когда он и другие пилигримы встретили лоялистов в поле на юге от Кампобассо. Они были добычей, зашли невольно в ловушку. Он должен был доверять инстинктам тогда, собирался довериться им сейчас. Петро опустил ладонь на руку Эмилии, чтобы она больше ничего не говорила. Ее ладонь над клинками напряглась, она была готова вытащить оружие.

Мужчина с фейерверком оскалился и рассмеялся.

— Узнаешь их? — крикнул он.

Петро застыл, мужчина у ручья поднялся, и стало видно загорелое лицо и голову в форме груши. Его мелкие глазки блестели. Саймон Якобучи прошел вперед, хромая.

— Его я знаю, хотя он покрыл грязью уродливое лицо, — сказал он, указав на Петро. — Но не ее. Это не та девка, которая была с ним.

Эмилия достала оружие, клинки блестели. Она левой рукой заслонила Петро, правую направила на горло Якобучи.

— Я вооружена, — предупредила она.

— Как и они, — Саймон без страха в глазах кивнул в их сторону. Петро повернулся, увидел несколько лоялистов, вышедших из леса за ними. У нескольких были мечи дизайна лэндеров, хотя у одного были вилы.

— Мы в меньшинстве, — шепнула Эмилия Петро. — Я отвлеку их. Тебе нужно спасаться.

— Поздно, — сказал Петро. Он впервые понимал, что ее план не сработает.

— Вернись в Кассафорте, — сказала она ему на ухо. — Расскажи сестре о том, что узнал. Иди! В замок!

Было бы не так больно, если бы она ударила раскаленной кочергой. Она знала. Эмилия знала, кем он был. Давно? Петро не успел ответить, Саймон Якобучи щелкнул пальцами.

— Можете выходить, высочество, — крикнул он.

Принц Вико вышел из-за камня, и Петро удивился бы, если бы не был потрясен из-за слов Эмилии. Среди взрослых мальчик выглядел бледнее и меньше, чем раньше. Его шея гордо дрожала, он задрал нос и посмотрел свысока на Эмилию, а потом Петро.

— Ты оставлял метки все время, — Петро мрачно стиснул зубы. — Чтобы они могли идти за тобой. Но тебе пришлось перестать, когда мы заставили тебя идти впереди нас, да? Потому они не смогли отыскать след дальше, — он взглянул на Эмилию. Ее глаза пылали от понимания и гнева. Было очевидно, что она пыталась придумать, как спасти их.

Его ноздри раздувались. Вико полез в карман и вытащил кусок мела. Он оставлял белую пыль на его пальцах, и Петро видел ее вчера.

— Как ты и сказал, мне девять, — он бросил мел к ногам Петро. — Я не глупый. Убийца.


18

Ни один гадкий запах не прилипает сильнее, чем сладкий запах предательства.

— Лорко Фирнетто, высший командир стражей замка Кассафорте в личном дневнике


После того, как их поймали, они, казалось, шли много миль. Грубая веревка связывала их ладони за спинами, и было невозможно удержать равновесие, когда они спотыкались в поле и лесу. Петро чуть не упал раз, но врезался плечом и подбородком в ель. Эмилия рухнула, поехав по хвое, через несколько часов их пути. Она не могла ухватиться или вытянуть руки, упала на землю и долго катилась по склону, пока не остановилась. Петро, хоть их и разделяли люди, хотел побежать и помочь ей, но его жестоко удержали. Ни разу, пока катилась, она не закричала от боли. Когда два лоялиста подняли ее и вернули в строй, она только хмыкнула от раздражения.

Проходили часы. Они шли на восток быстрее, чем их вел брат Нарцисо, и они до этого не проходили по такой местности. Утро стало днем, день клонился к вечеру. Когда солнце стало спускаться к западу, Петро ощутил потрясение. Его ноги онемели, двигались по привычке, он не ощущал их. Он не знал, сможет ли чувствовать их снова, как и не знал, работал ли его мозг. Мысли были далеко. Все мышцы, вся кожа болели. Когда они добрались до места назначения, его веки и голова были слишком тяжелыми, чтобы понять, где они были. Его толкнули на колени, голова ударилась обо что-то твердое и деревянное. Поилка, понял он, глядя на нее пару мгновений и не узнавая. Листья и хвоя плавала на поверхности темной воды, и какое-то насекомое ползло по ней длинными лапками, но Петро было все равно. Он не пил днем, пока долго шел, и его язык был как наждачная бумага. Хуже было ощущение, когда он сунул голову в поилку и дал теплой затхлой воде утолить его жажду. Он не мог использовать руки, и вода наполнила его ноздри. Горло так пересохло, что он боялся, что оно разобьется от воды.

Вода помогла, остудила его и прогнала боль в горле. Он утолил жажду и сжался на боку на земле. Потрескавшиеся губы двигались как можно меньше, он молился о покое. Прошли минуты, никто не пришел за ним. Солнце опустилось ниже и уже не било по глазам, и он стал ощущать себя собой, хоть и со слабым телом, полным боли. Но он хотя бы мог отмечать детали нового лагеря и людей в нем.

Этот лагерь был больше, чем тот, в котором они нашли Вико. Хотя палатки тут были как в другом лагере, их было больше. Петро, лежа на земле, видел около дюжины. Многие были большими. Видимо, они были близко к Насцензе.

Эмилия. Где она была? Точно не рядом. Петро не стал звать и привлекать внимание, а сжал опухшие губы и следил. Лагерь стоял на склоне, так что вместо того, чтобы срубить деревья и сделать поляну, лоялисты установили палатки между ними. Лагерь выглядел так, словно был тут около дня, словно люди не хотели тут задерживаться.

Петро пытался подвинуться и выглянуть из-за поилки, когда услышал знакомый голос вдали.

— Что значит, он не тут? — вопил маленький принц. Где-то в лагере Вико устраивал истерику. — Мне говорили, он будет тут! Мне обещали! Мне много раз обещали! — низкий голос что-то ответил, и Вико закричал. — Я хочу, чтобы дядю сейчас же привели ко мне!

Было сложно ощущать эмоции, когда не было сил, но Петро ощутил укол из-за истерики мальчика. Вико предал их, но он не знал ничего лучше. Даже сейчас он был убежден, что его дядя, загадочный шпион, появится и отведет его в Кассафорте, сквозь восхищенную толпу на площади у замка к трону, который ждал его всю жизнь. Петро не был удивлен тому, что его дяди тут не было. Пешки знали руку игрока, но не лицо. Он подвинулся еще немного и заметил, как мальчика увели в палатку.

Где была бы Эмилия? Петро озирался, пытаясь понять. Он не успел различить многое, услышал тяжелые шаги за собой.

— Подъем, выскочка, — услышал он рычание Саймона Якобучи. Перед глазами Петро побелело, мужчина поднял его за связанные запястья, чуть не вырывая ему руки. Даже если бы он застрял в зыбучих песках, он вскочил бы, только бы избежать этой ужасной боли, терзающей мышцы. — Думал, обхитрил нас и убежал с маленьким призом? Это больше, чем ты и я, парень. Больше.

Саймон с силой ударил Петро об сосну, пока тащил его к центру лагеря. Лицо справа онемело, когда Петро ударился об кору. Красные капли слетали с губ, пока он ругался. Он облизнул их, рот наполнил темный металлический вкус крови.

— Тот мальчик никогда не будет королем, — сказал он.

— Тот мальчик сделает, как ему сказано. Как и ты, сынок, — Саймон снова толкнул Петро в ближайшее дерево, пока они шли по лагерю. В этот раз Петро ожидал толчок и подставил плечо. Никто в лагере не был потрясен из-за обращения с Петро.

Они шли к палатке на окраине, которая была меньше остальных и стояла рядом с кучей мусора, воняющей мясом и отходами. Мыши убежали от их приближения.

— Что ты сделал с моей подругой? — прорычал Петро. Если они сделали что-то плохое с Эмилией, он отомстит им.

Саймон долго молчал. Когда они добрались до палатки, он развернул пленника лицом к себе. От Саймона воняло чесноком и потом, его глаза были холодными, сверкали, как куски черного стекла.

— Спроси сам, — сказал он и толкнул Петро спиной вперед.

Он пролетел сквозь ткань на входе в палатку, запнулся об свои ноги, и спина с затылком врезались в центральную опору палатки. Он упал, прокатился по земле, получив полный рот пыли. Он отплевывался миг и моргал, а потом увидел знакомое лицо.

— Эмилия, — его кровоточащие губы, казалось, сделали слово невнятным.

Ее руки были тоже связаны, и она лежала у бочки возле задней стенки палатки. Ее лицо скривилось с сочувствием от его вида.

— Выглядишь ужасно, — сказала она.

Эмилия сама выглядела плохо в изорванной одежде и с высохшей кровью на лице, куда прилипли волосы. Петро понял, что ударился об дерево сильнее, чем думал. Правое веко опухало все сильнее. Он повернулся к другому обитателю палатки, сидящего в другом углу.

— Адрио? — спросил он, сердце колотилось.

— Петро? — другой мальчик смотрел на него с тех пор, как он рухнул в палатку, но только теперь открыл рот. Это был Адрио Вентимилла, бледный и напуганные, как и двое других, выглядел немногим лучше. Его ладони были привязаны к лодыжкам, и он мог лишь двигаться на ногах, как краб. Он моргнул, глядя на узкую брешь, оставшуюся на проходе от падения Петро, словно давно не видел свет дня, и даже сумерки слепили его. — Что ты тут делаешь? — голос Адрио хрипел от долгого молчания, как старая дверь погреба. Он был рад видеть Петро, но от этого почти задыхался. — Как ты…? Когда…? О, боги, Петро, — прохрипел он с усталостью и отчаянием. — Это было ужасно.

Как жестоко, когда они воссоединились, но не могли подвинуться друг к другу. Петро с трудом развернулся, чтобы сесть у столбика, в который врезался. Палатка, в которую их поместили, была без удобств — тяжелые гобелены висели по периметру, оставляя место между ними и стенками палатки, создавая больше тепла, чем просто ткань. Ковер когда-то покрывал землю, но Адрио смял его, чтобы спать на нем. В углу был пустой ящик.

— Это все моя вина, — Петро остановился. Он хотел излить эмоции последних трех дней, но они были подавлены. Он и Адрио поговорили перед тем, как его забрали, и они были почти врагами. Было бы ужасно, если бы он извинился и излил все, а потом обнаружил, что Адрио уже решил, что ненавидел его? Но Адрио не казался ненавидящим. — Прости, — выдавил Петро.

— Это я должен извиняться! Я — дурак! — хоть Петро не думал, что его измученное тело могло реагировать, ком подступил к горлу от извинения Адрио. — Я не знаю, что делают эти люди, — добавил Адрио. — Они говорят о Насцензе. Я говорю им, что я — не тот, кто они думают, но они не слушают. И брат Нарцисо… — он замолк и всхлипнул.

Петро тут же подумал худшее. Нарцисо, наверное, был мертв.

— Не нужно говорить.

— Нужно.

Но Адрио молчал. Эмоции сдавили его и мешали говорить. Если бы руки Петро были свободными, он бы похлопал Адрио по спине или предложил воды, нашел бы, как утешить его. Даже если бы он мог просто сидеть рядом с другом, он помог бы больше, чем сейчас.

— Нужно, — повторял Адрио снова и снова.

Петро посмотрел поверх плеча на Эмилию. Она покачала головой от не озвученного вопроса.

— Он не говорил со мной, пока мы были одни, — сказала она и добавила. — Конечно, он меня не знает.

Петро был рад видеть Адрио, но должен был поговорить с Эмилией. У них было незавершенное дело.

— Ты знала, — сказал он ей. — Знала, кто я, но не сказала.

— Да, — она пожала плечами, как могла. — Я решила, что так лучше.

— Когда ты узнала?

— Вчера, — сказала она. — Когда мы спорили из-за Вико. Ты настаивал на чем-то. Я думала, что ты врал. Я не помню точно. И ты напомнил мне твою сестру в ее истерике.

Петро невольно рассмеялся, хоть было больно с треснувшей губой.

— Ты это видела?

— Все стражи в замке видели, — она тоже улыбнулась. — И я проверила тебя. Спросила, что сделала бы твоя семья, если бы решалась судьба Вико. Вентимилла не влияли бы на это дело, — Петро этого и не заметил. Он хотел ударить себя. — Я вспомнила о месяцах, проведенных в инсуле. Я не пересекалась с тобой. Мы не дружили. Все-таки я…

— На четыре года старше меня, — закончил за нее Петро. — Поверь, я помню.

— Но после поступка принца Берто, и когда твоя сестра сыграла важную роль, все в инсуле хотели посмотреть на тебя. Я смогла сделать это во время общей молитвы. Издалека, и ты был еще маленьким. Не кривись так, твое лицо от этого выглядит хуже. Тебе было всего одиннадцать. И я подумала: «Хм, выглядит обычно».

— Так и есть.

— Врешь, — сказала она. — Знаешь, как умно было поменяться местами? Идеальная стратегия. Ты, конечно, не ожидал, что твой друг окажется в таком положении, но это тебя спасло.

Петро рассмеялся бы, если бы были силы и настроение. Было заманчиво дать ей и дальше думать, что он был умным тактиком. Но он не хотел ложью добиваться ее расположения.

— Это не было продумано! — он выждал, пока она обдумает это, и продолжил. — Я не думал наперед. Мы поменялись местами в шутку. Мы просто глупо хотели получить орехи бесплатно. Мы хотели посмеяться, но это давно перестало быть веселым. Не изображай меня героем, я не совершил подвигов. Выдавать себя за другого было ошибкой, — он повернулся. — И я прошу за это прощения, Адрио.

— Нет, — его друг опустил голову. — Я тебя толкнул. Я идиот.

— Нет, — то, что Адрио слушал его, дало Петро надежду. Может, если они выберутся отсюда, снова смогут быть друзьями. — Ты был прав, когда сказал, что это была моя идея.

— Леди, вы закончили извиняться? — сухо сказала Эмилия. — Потому что мне нужно кое-что сказать. Даже если бы вы это не сделали, ничего не изменилось бы. Казаррино похитили бы, сын принца Берто все еще был бы в этом лагере.

— Что? — Адрио поднял голову.

— Лэндеры все еще затевали бы… то, что они затевают. И мы не знали бы ничего, пока это не произошло бы, — она смотрела на них, ждала, пока они поймут ее. — Можете винить друг друга, но этой недели достаточно, чтобы заставить упрямца поверить, что все случается не просто так.

Петро смотрел на нее одним здоровым глазом. Как просто было бы отпустить плохое, что он держал при себе последние дни. Он устал, лишился свободы, все тело болело, и многое уже не было важным. Обида на Адрио лопнула, как мыльный пузырь, при виде него. Вина, пронзавшая его с Кампобассо, стала таять, когда Эмилия заговорила. Вскоре все это пропадет, как и обычные тревоги, которые мучили его годами, — кто не любил его в инсуле, а кто слишком сильно любил. Вариантов не было, свет озарял его жизнь, и только две вещи были важными.

Он высказался насчет первого:

— Эмилия права. Сожаления не высвободят нас и не помогут остановить их.

— Кого? От чего?

Было ясно, что Адрио ничего не знал о происходящем. Петро позволил Эмилии описать вкратце, что они выяснили, улыбаясь ей кровавым ртом. Его губа болела, когда он улыбался, но ради вида Эмилии он мог терпеть боль. Потому что Петро вдруг стал уверен, что будущее без Эмилии не было будущим.

Он знал, что Эмилия почти не замечала его, считала ребенком. Петро знал и то, что, может, восхищался в ней тем, что она была такой, каким не было он: решительной, когда он почти сдавался, сообразительной, когда он медлил, и резкой, когда он был мягким. Восхищаясь ею, он смог развить несколько этих качеств сам.

И отплатить за это он мог, отыскав выход из ситуации.

Эмилия заметила его кровавую улыбку, когда закончила говорить.

— Что? — спросила она.

— Я еще не встречал никого, рядом с кем ощущал себя собой, — сказал он, вспомнив слова сестры неделю назад.

Она была раздражена, а не рада его признанию.

— Не время для увлеченности.

— Я слишком устал, так что не голоден, — сообщил он, качая головой. — Слишком устал. Но сложно даже закрыть глаза и спать. Мне плевать, что Саймон Якобучи сделает со мной. Но я переживаю за тебя, переживаю за Адрио. Разве это не звучит как нечто большее, чем увлеченность?

Эмилия опустила взгляд и покачала головой. Но Петро не успел узнать, что она хотела ответить, ткань на входе палатки сдвинулась. Прохладный воздух и голоса людей проникли внутрь. Маленькая фигурка прошла внутрь. Петро не сразу понял, что мальчик в нарядной ливрее был принцем.

— Вико?

Вико явно гордился своей формой. Он сжимал лацканы красной ливреи, такой длинной, что край задевал верх его сапог, отличающихся от сандалий, в которых он был до этого. Они были остроносыми и яркими, он в них был выше из-за каблуков из скрепленной кожи. Высокий воротник окружал его шею, вышитый золотом и серебром. Каждая пуговица сияла, словно ее с любовью натерли.

— Теперь вы видите меня во всем великолепии, — заявил он, проходя перед ними и разворачиваясь у столбика палатки. — Вот ваш будущий король.


19

Я был в Насцензе, и это место — просто яма в земле, укрепленная камнем и заросшая сорняками. Но что-то есть в этом месте, в уединении и спокойствии, что позволяет представить, что, если бы у богов было место рождения, то оно было тут.

— Марк ди Чамбаллон, нунций Сциллии, находящийся в Кассафорте


Наряд Вико был богатым и ярким, но напоминал театральный костюм — видение чужака на то, что мог носить король Кассафорте. Вико в нем не выглядел величаво. Он, казалось, пришел исполнять смешную песню о королевичах. Адрио напрягся. Эмилия приподняла брови, но молчала.

— Ты мне нравился, каким ты был раньше, — честно сказал Петро.

— Ты считал меня дураком, — тон Вико был враждебным, но, хоть он был нарядным, в нем осталось что-то уязвимое, почти голое.

— Ни разу, — честно сказал Петро.

— Ты хотел убить меня.

— Нет. Мы с Эмилией не хотели тебе вредить. Мы даже жалели тебя, Вико.

— Точно, — кивнула Эмилия.

— Жалели? С чего вам жалеть меня? — принц удивился, но вернулся к наглому тону. — И нужно обращаться к королевичам подобающе.

Петро знал, что эти слова мальчика были защитой. Честность могла до него достучаться.

— Мне жаль тебя, потому что у тебя была одинокая жизнь в доме дяди. Без друзей и семьи.

— У меня было много друзей.

— Не слуг? — от вопроса Вико помрачнел. — Слугам платят, и они дружат. Настоящие друзья… делают это, потому что ты им нравишься.

Адрио вдруг заговорил:

— Петро отыскал меня, потому что мы друзья. Ему за это не платили.

Аргумент был бы хорошим, кроме одного. Лицо принца опустело от имени.

— Кто Петро?

— Я, — сказал настоящий Петро. — Меня зовут Петро на самом деле.

Вико покачал головой.

— Ты — Адрио Вентимилла из Тридцати.

— Я — Адрио Вентимилла из Тридцати, — сказал Адрио рядом с Вико.

Принц был ошеломлен. Он повернулся к Петро.

— Кто ты?

— Я — Петро Диветри.

— Диветри — стекло. Диоро — мечи, — тихо сказал Вико. — А Кассамаги чаруют словами. Кто ты?

— Это мое настоящее имя. Клянусь Муро. Я притворялся Адрио… это сложно. Я не могу никому говорить, кто я. Но тебе говорю. Больше никакой лжи.

— Ты признаешься, что врал! — Вико сжал кулачки, его лицо краснело, хотя тело было напряжено. — Ты можешь врать мне и сейчас.

Адрио и Эмилия ощущали, что то, что Вико искал в их палатке, было связано с Петро. Хоть они оба слушали каждое слово внимательно, они молчали, пока двое говорили.

— Я соврал о своем имени, да, — Петро старался звучать спокойно. Внутри он ощущал желание умолять мальчика о пощаде. Что бы лоялисты и лэндеры ни задумали для Насцензы, они планировали, чтобы это произошло скоро. Завтра будет ритуал Середины лета. — Я соврал об имени, — продолжил он, — но соврал и Эмилии, — Петро оглянулся, и Эмилия кивнула. — И ты знаешь, как сильно я переживаю за нее.

— Она на четыре года старше тебя, — сообщил Вико.

— Спасибо за напоминание, — процедил Петро. — Я знаю. Я о том, что думал, что мы с тобой стали друзьями. Тебе было весело, да? Есть ягоды с куста? Бродить, когда никто не следит за тобой?

— Куст ежевики меня уколол, — Вико посмотрел на свои белые нежные ладони. — И мне не понравилось опорожняться за деревом, — он задумался на миг. Когда он заговорил снова, его голос был мягче. — Сначала. Так делают друзья?

— Конечно, — заговорил Адрио. — Друзья заступаются друг за друга. Когда одного из них мучают, другой заступается, когда может, или ищет помощь, если сам не может. Друзья делают маски друг с другом на праздник Середины лета. Если одному присылают печенье из дома, он делится с другим. Они посещают семьи друг друга на праздники.

— Друзья прячутся в свои места и говорят, — Петро был тронут.

— Порой они ведут себя как дураки, — сказал Адрио. Он уже не говорил с Вико, он говорил Петро. — И хоть они хотят перестать вести себя так, проще продолжать вести себя глупо, чем признать неправоту. Я хотел признаться тебе в этом.

— Я знал, что ты был сам не свой, — сказал Петро. — Ты — ужасный идиот, но не так.

— Думаю, я такой, и это пугает меня, — глаза Адрио были большими. — Я ненавидел себя, когда был тобой. Я хотел снова быть собой, но боялся твоих слов, если признаюсь, что устал быть тобой. Теперь я знаю точно. Быть мной не весело чаще всего, но быть тобой ужасно.

Петро видел логику в мыслях друга, но Вико растерялся. Все, что он мог сказать, прозвучать не успело, кто-то заговорил снаружи:

— Нет, я не видел принца. Может, он с пленниками.

— Я не должен тут быть, — сдавленно прошептал Вико. Он без слов юркнул мимо Эмилии за гобелены сзади. Он смог втиснуться в пространство между гобеленом и стеной палатки, не выдавая себя.

Он только скрылся, кто-то сдвинул ткань на входе. Солнце село, и света было мало, но осталось достаточно, чтобы они видели, что к ним пришел Саймон Якобучи. Адрио помрачнел. Петро прищурился, глядя на ненавистную фигуру. Только Эмилия смотрела на предателя, не изменившись в лице.

— Что происходит? — спросил он. Они привыкли к полутьме, но он — нет. Было понятно, что он не мог различить их в полумраке. — Сколько вас тут?

— Трое, — сказала Эмилия. — Сколько у тебя зубов, если не умеешь так считать.

Саймон невесело ухмыльнулся.

— Очень смешно, миледи. Смешно. Да, очень… — он огляделся в палатке, проверяя двух парней и стражницу, но будто уверенный, что тут был четвертый. — Тут кто-то был?

— Да, — едко ответила Эмилия. — Кто-то большой и уродливый. Якобучи, кажется.

Она вздрогнула, когда он бросился к ней и склонился к ее лицу. Петро чуть не выскочил из кожи.

— А ты шутница, девица, — оскалился Саймон, напоминая голодного волка. — Но завтра ты смеяться не будешь.

— Почему? — спросила она, пытаясь звучать спокойно. — Что будет завтра? Твое купание раз в год?

Словно он был волком на невидимом поводке, за который потянули, Саймон отпрянул, выпрямился и рассмеялся.

— Вот увидишь, — пообещал он. — О, да. Увидишь. Интересно, так есть тут кто-нибудь?

Он проверил гобелены у двери, заглянул за них во тьму. Петро решил отвлечь его.

— Кого ты ищешь?

— Принца, — рявкнул Саймон. — Думаю, вы встречались. Низкий мальчик. Очень послушный. До этой ночи так было.

Петро сглотнул, заставляя себя произнести следующие слова. Он знал, что Вико слушал, он рассчитывал на это. Но было сложно сказать правду при том, кто ее никогда не слышал.

— Зачем тебе этот мальчик, Якобучи? — он старался звучать возмущенно. — Ты сам знаешь, что он не сядет на трон.

— О, он будет на троне.

— Никогда. Семь каз Кассафорте выбрали короля Мило. Они счастливы с ним, как и все королевство.

— Я не рад простолюдину-королю. Как и многие люди. Он может быть и не из Кассафорте.

Петро с презрением рассмеялся.

— За тобой не стоит много людей. Ты из маленькой группы, которая распространяет слухи и страх для своих целей.

Саймон прищурился. Он отвлекся.

— Группа, которая знает, что король Мило — простолюдин, ничтожество, поднявшееся выше его статуса.

Петро не стал отвечать. Заговорила Эмилия, тоже не впечатленная:

— Ты сам простолюдин. И я такая, и я счастлива за него.

— Тут ты снова ошибаешься, — Саймон прошел к ней, грозя пальцем. — Может, я простолюдин сейчас, но не буду, когда король Вико будет на троне. Оливковая корона не должна была покинуть род Алессандро.

Вико прятался рядом с Эмилией.

— О чем ты? — Петро заставил Саймона повернуться. — Тебе нет дела до короля Алессандро, иначе ты уважал бы наследника, которого он выбрал.

— Может, нет, — он рассмеялся. — Лэндеры все наладят, когда мы пригласим их. Я знаю только, что будет новая Семерка и новые Тридцать, когда Веренигтеланде будут влиять на эту страну. Все будет новым, и я буду среди новых. Может, я буду сидеть в казе Диветри, в твоих старых покоях, сынок, — сказал он Адрио.

— Не будешь, — парировал Адрио.

— Этого хочет принц Вико? — спросил Петро, может, слишком громко. — Он сказал, что хочет покончить со старым режимом?

— Какое дело до того, что хочет маленький бастард? — Саймон потирал ладони. — Он будет делать то, что скажет ему император.

— И его дядя сделал его марионеткой, — прорычала Эмилия.

— Ха! Если его дядя существует. У меня есть сомнения. Никто из нас его не видел, хотя он доставил марионетку. Противный этот малец, — Петро показалось, или из-за гобелена донеслось тихое оханье? Может, Саймон тоже это услышал, он повернул голову.

— Это все, что для тебя Вико? — спросила Эмилия. — Ты отвратительный.

— Не трать дыхание на эту мерзость. Он не из Кассафорте и не настоящий лэндер. Он ни то, ни другое.

— Это правда. Он необычный, — признал Петро. Кто среди них был чем-то одним? Он не мог быть таким. А Эмилия была наполовину из его общества, наполовину из мира стражей, и она никуда толком не подходила. Она была как то место в Соргенте, где они встретились. Часть была горячей, часть — ледяной, и это восхищало.

— Дядя его не заберет, — рассмеялся Саймон. Петро отвлекся с неохотой от Эмилии. — Ты можешь его винить, если ему приходиться иметь дело с непоседливым мальцом? Я терпеть его не могу.

Эмилия не могла поверить тому, каким грубым был Саймон.

— И этого ребенка ты зовешь королем?

— Я знаю, что мне пообещали место за столом, когда время придет. Все лоялисты получат место. Нам это обещали с первого дня. Мне плевать, кто принесет новую эру — ребенок или курица. Якобучи ждали шанса поколениями. Когда Сорранто и Диветри будут выгнаны из замка, мой отец и отец моего отца будут улыбаться в могилах, упокойте их боги. Говорите, кто умный.

Что-то в речи Саймона казалось Петро знакомым. Он знал, что слышал схожее раньше, но не мог сейчас думать, где.

— Ты умный, — сказала Эмилия, хотя давала понять, что так не думала.

— Такой умный, — добавил Петро, — что не смог отличить казаррино Диветри от самозванца.

— Нет, — резко сказала Эмили, не сдержавшись.

Адрио покачал головой, но Петро уже завелся.

— Ты не можешь звать себя умным, ведь у тебя все время был не казаррино, Якобучи. Я — Петро Диветри. Не этот мальчик. Он — никто, — эти слова не вязались с тем, во что верил Петро, особенно, сейчас, когда они с Адрио помирились. Но если он сможет разозлить Адрио и заставить его признаться в их шутке, это защитит Адрио. — Он никто. Я обманывал тебя все время.

— Нет, — Саймон смотрел то на Петро, то на Адрио. Адрио потрясенно молчал. Если бы взгляды Эмилии были кинжалами, Петро был бы пронзен уже сто раз.

— Да. Ты этого мальчика принял за Диветри? Он — сын кожевника. Едва годится для Тридцати, — это станет проверкой их дружбы. Петро надеялся, что Адрио поймет, что он спасал его.

Правда их шутки была слишком для Саймона. Он растерянно моргнул, глядя то на Адрио, то на Петро.

— Врешь.

Теперь Петро ухмылялся.

— Нет.

— Мы скоро узнаем, — сказал лоялист. Он открыл рот, как осел, и завопил. — Ты! Да, ты! Тащи свой белый зад сюда, когда нужен! — он понял, что плотная палатка приглушала его крик, потому что он выглянул из нее и позвал снова.

Петро использовал отвлечение Саймона и шепнул Эмилии:

— Вико там?

Она подвинулась вперед, чтобы заглянуть за гобелен, но остановилась, когда они услышали ответ на рев Саймона.

— Что такое? — голос звучал знакомо. Он был надменным, культурнее Саймона и его друзей.

— Это другой мальчик. Он говорит, что он — Диветри.

— Что? Невозможно.

Саймон снова вошел в палатку. За ним — мужчина с лампой. Длинные волосы обрамляли лицо, но макушка была голой. Холодное выражение было на его лице.

— Брат Нарцисо, — выдохнул Петро с потрясением. Мужчина стоял перед ним, а не был мертв — хотя он не остался в религиозной одежде, в какой был в паломничестве, а был в кожаной одежде лоялистов.

— Вентремиглия, — сказал Нарцисо. Он занимался чем-то, судя по виду. Он вытер свободную руку об штаны. — Я слышал, они поймали тебя. Эта девушка не Элеттра. Что стало с твоими товарищами?

— Я отправил их в город.

— Хорошо. Замок может быть уже в панике. Идеально, — он повернулся к Саймону и потер ладони. — Представляю, в какой они панике из-за казаррино и его безопасности. Все идет как надо, как я и обещал.

— Ты хотел этого? — поразился Петро. Они доверяли этому мужчине, хоть он был дураком.

Адрио печально покачал головой.

— Я пытался сказать.

— Ему тоже пообещали место за столом, — громко заговорила Эмилия. — А я-то думала, откуда лоялисты знали о казаррино. Этот предатель работал с ними изнутри.

Петро ошеломленно вспомнил первые ночи пути, когда он не спал от звуков в лесу. Кто-то был в темноте, он знал теперь, что лоялисты. Он повернулся к Нарцисо.

— Ты что-то сделал с сестрой Беатрице, чтобы она не могла пойти с нами. Ты навредил ей и занял ее место.

Нарцисо прищурился.

— Ты знаешь, сколько мне приходилось терпеть в инсуле? Сколько мне нужно было пресмыкаться, пока мы выжидали идеального момента, чтобы заставить Кассафорте бежать за защитой к нам? Как только я услышал, что такой важный Петро Диветри отправится в Насцензу, я проследил, чтобы Беатрице упала с лестницы, и я заменил ее. Я оказал ей услугу, избавив ее от недели в твоем обществе.

— А потом вы сообщили лоялистам о пути, — продолжил Петро. — Вы ушли ночью из лагеря и встретились с ними. И мы не случайно оказались в Кампобассо!

Саймон приподнял брови.

— Ты был не таким хитрым, как говорил на полночных встречах, да, Склаво?

Эмилия сказала.

— Он вел вас не как пилигримов. Он вел вас к смерти.

— О, мой план сработал. Потому у нас теперь есть агнец Семи, чтобы пожертвовать на ритуале Середины лета. Мы попрощаемся со старым Кассафорте и начнем новое, — Нарцисо оскалился. — Что за бред о казаррино?

Саймон потер рукой щетину на подбородке.

— Этот говорит, что он — настоящий казаррино. А тот, по его словам, самозванец.

— Бред, — Нарцисо сунул лампу в лицо Петро, и его опухший глаз от этого стал слезиться. Он быстро моргал под взглядом Нарцисо. Священник повернулся и так же рассмотрел Адрио. — О чем ты говоришь? — осведомился он у Саймона и указал на Адрио. — Это Диветри.

— Ошибаешься, — Петро был потрясен тем, что Нарцисо был заодно с лоялистами, но ему хватило ума бросить ему последний вызов. — Я — Диветри.

— Лжец, — Нарцисо повесил лампу на крючок у потолка палатки, откуда он бросал зловещие тени. Без предупреждения он ударил Петро по лицу, и тот закричал от боли. Он скрестил руки. — Происхождение заметно, и по тебе сразу видно, что ты — никто, Вентремиглия.

Петро слабо рассмеялся. Голова болела.

— В этом я выше тебя.

— Он может говорить правду? — Нарцисо обратился к Адрио. — Ты — не Петро Диветри?

Все зависело от ответа Адрио. Резкие слова Петро должны были разозлить Адрио так, чтобы он отказался от его имени.

— Я — Петро Диветри, — сказал Адрио слабым голосом, который было едва слышно. — Я — казаррино казы Диветри. Делайте со мной то, что задумали. Не с ним.

— Дурак, — прохрипел Петро другу, хотя его сердце наполнилось гордостью. Адрио решил заступиться за него неожиданно, хоть это уже не помогло бы.

— Я говорил тебе. Этот пытается шутить, — сказал Нарцисо Саймону. — Если попытается снова, можешь его высечь. Ты нашел принца?

— Нет, синьор, — сказал Саймон.

— Не трать время тут. Ищи его.

Лоялист не был убежден в словах Адрио.

— А если он — не тот, кем себя называет? — спросил он. — Вы подумали об этом?

Не оглядываясь, Нарцисо щелкнул пальцами и поманил Саймона из палатки. Мужчина пошел следом, оставляя их одних в свете лампы. Нарцисо все еще придерживал ткань на входе, и все слова мужчин было слышно, понимали они это или нет.

— Какая разница? — спросил он у Саймона, звуча недовольно.

— Мне не нравится, что они что-то могут скрывать, — сказал Саймон. Петро знал, что он не убедил лоялиста в своих словах, но хотя бы посеял сомнения.

— Развяжите мне руки и узнаете, что я скрываю, — прорычала Эмилия.

— Кто «они»? — рявкнул Нарцисо. — Но это не важно, — он заговорил шипением, и Петро стало не по себе. — Когда кровь прольется завтра в Насцензе, тела трех важных гостей будут обнаружены среди сотен — казаррино Диветри, его друг из Тридцати и их страж. Пусть горюющие ищут, кто где.

Миг тишины, и он продолжил.

— Если хочешь сказать мне что-нибудь лучше, отыщи принца. Он был до этого послушной собачкой, благодаря обучению дяди. Я не хочу, чтобы он бродил сам.

— Хорошо. Но… — Саймон отпустил ткань на входе, и она приглушила звуки дальше.

Трое подростков сидели и молчали. Теперь у них был свет, но желтое сияние не дарило тепла или радости. Они застыли от услышанных слов. Петро ощущал себя хрупким и маленьким. Вне стен инсулы лежал жестокий мир. Задиры тут были крупнее, а риск — выше.

— Что ж, — сказал он, — еще не было задиры, от которого я не сбегал, да, Адрио? — его друг покачал головой. — Что с принцем?

Эмилия от вопроса Петро заглянула за гобелен.

— Его там нет, — медленно сказала она. — Думаешь, он это услышал? Я надеялась… — она пожала плечами. Ее лицо осунулось, словно она потеряла надежду.

— Я придумаю выход, — пообещал ей Петро.

Когда она промолчала, криво улыбнувшись, отвернувшись и устроившись на боку, он понял, что она сдалась. Адрио обмяк, словно растаял на ковре, который сделал себе кроватью. Только Петро остался настороже, смотрел мрачно вперед и обдумывал все возможности.

Ночь будет долгой.


20

Веста, стыдись! Твой брат Петро не будет просто работником инсулы, прячущимся в тени Рисы!

Мою работу уже забывают, и меня зовут матерью Рисы Диветри. Я — мать не одного выдающегося ребенка, а пяти. Еще увидишь.

— Джулия Диветри в ответ на письмо ее дочери, Весты


Необычный член семьи добавлял хлопот. Петро не знал, когда именно пришел к этому выводу, но это случилось, когда в лагере стало тише, словно его накрыло невидимым покрывалом, а лампа брата Нарцисо погасла. Риса смогла бы зажечь ту лампу снова, понял Петро с недовольством. Она тряхнула бы пальцами, прошептала молитву, и палатку наполнило бы теплое сияние огня из дома.

— Изначальное предназначение узла — сдерживать что-нибудь, конечно, — сказала бы она своим до раздражения поучающим тоном. — Но второе назначение — позволить ему развязаться, — и она подняла бы запястья из-за спины.

Риса Диветри точно придумала бы, как погрузить весь лагерь в сон, кроме них, или сделала бы из прутьев, листьев и шишки голема, который напал бы на лоялистов и поставил их на колени. Кто знал, что за тайны она успела узнать в библиотеке Кассамаги в записях ее основательницы, Аллирии Кассамаги? Может, она одним взглядом превратила бы всех врагов в жаб.

Но он так не мог. Он гордился сильной сестрой, но ни одна из способностей, делающих ее уникальной, не текла в его крови. Он долгие минуты пытался приказать узлам развязаться или пробудиться способности, которая их всех спасет. Но от этого только немного заболела голова. Если боги вели его до этого момента, чтобы он раскрыл свои силы, то он их подвел.

Адрио спал в своей части палатки. Порой он просыпался и не помнил в полусне, что был связан. Он дергал за веревки, ворчал и засыпал снова. Эмилия спала как убитая. Петро смог подвинуться по полу к ней до того, как лампа погасла, и теперь сидел рядом с ее сжавшимся телом. Его успокаивало то, что хоть она спала, когда он не мог.

Сон приходил, но отрывками. Каждый раз, когда он пытался задремать, он будил себя. Он даже не мог простить себя из-за отсутствия хорошего ночного отдыха в течение нескольких дней. Хуже, сны за эти несколько минут были такими реалистичными, что их было сложно отделить от реальности. Он представлял себя в гостинице в Кампобассо, когда он обнаружил тело Бонифацио де Макзо, и его ладони были в крови мужчины. Ему снилось, как он лежал рядом с Элеттрой, а не Эмилией, и говорил о делах инсулы. Ему снилось, как он шел по лесу с Вико, говорил о грибах, а потом вдруг схватил мальчика и ударил его по лицу. Последний сон разбудил его так резко, так встревожил его, что он лежал во тьме долгие минуты, вспоминая, что это был сон, а не произошло на самом деле.

Когда Сорранто и Диветри выгонят из замка… Так говорил Саймон Якобучи. Где Петро уже такое слышал? Он не сразу смог понять. Это было днем, когда он в последний раз видел сестру, когда он узнал, что с ним будут стражи, ночью и днем, пока делегация из Веренигтеланде не вернется домой. Он слышал это от Пома ди Ангели, когда тот оскорбил Рису. Пом сказал, что он не будет таким выскочкой, когда его сестру выгонят из замка. Пом скалился, словно знал, что будет.

Брачные переговоры между Кассафорте и Веренигтеланде должны были оставаться тайной. Риса так сказала. Но Пом, казалось, не только знал о визите делегации задолго до того, как это случилось, но и знал возможный результат. Ди Ангели тоже пообещали «место за столом», как брату Нарцисо и Якобучи? В темноте, где все страхи казались почти осязаемыми, подозрения Петро стали уверенностью. Он хотел разбудить скорее Эмилию и рассказать ей о том, что понял, но дал ей поспать. Он не хотел верить, что это была его последняя ночь на земле. Если бы поверил, он бы сдался. Он бился бы до конца, чтобы избежать этого, и он знал, что Эмилия и Адрио поддержали бы его.

— Я ограничен, — буркнул он под нос, посмеиваясь. Он не должен был тратить ночь, переживая о них. Разве не так он провел почти всю жизнь в инсуле, переживая о том, что не мог сделать? Описывая, что он не мог, он делал себя никем. Он еще не был уверен, кем был, но он научился кое-чему: упираться пятками и бороться, даже если удача против него. Ему даже нравилось, каким он стал в этом пути.

Под утро он услышал шорох. Сначала было сложно понять, откуда, ведь звук был незначительным. Это могло быть что угодно. Крыса, ищущая еду, или даже ветка могла задевать ткань палатки. Но звук повторился громче и четче — ткань рвалась рывками, словно с трудом. Воздух в палатке стал не таким спертым. Он услышал тихое, но тяжелое дыхание, и понял, что происходило. Кто-то резал ткань палатки сзади.

Усталость тут же рассеялась в его теле. Петро пополз по земле в сторону звука. Эмилия удивленно охнула, когда он задел ее.

— Кто там? — прошептал Петро.

— Я не могу резать, как ты, — голос Вико был приглушенным из-за гобеленов и ткани палатки. — Может, я не такой сильный.

— Но ты смог немного прорезать? — Петро не получил ответа. Он не знал, кто мог охранять палатку спереди, и как далеко были эти стражи, так что старался говорить тихо и ближе к бреши между тканью и гобеленом. — Вико, если сделал дыру, пролезай. Ты маленький. Брешь не должна быть большой.

— Что происходит? — спросила Эмилия. Петро не видел ее лица, но мог представить ее, сонную и бледную.

Он не успел ответить, воздух в палатке снова переменился. Ткань палатки медленно рвалась, Вико лез в дыру, которую сделал, и звук казался громким в ночи.

— Ай, — услышали они. — Я не должен был делать это.

— Ты в порядке? — спросил Петро. Он услышал, как мальчик, кряхтя, поднялся, а потом ткань снова стала рваться. Он уходил?

Эмилия, наверное, думала о том же.

— Ваше высочество? — она звучала неуверенно.

— Не зови меня так, — слова были тихими, но полными презрения.

Теперь Адрио проснулся.

— Что происходит? — испуганно прошептал он.

— Вико, — Петро не мог сказать, что делал мальчик, незнание сводило с ума. Он заговорил снова в темное пространство между тканью и гобеленом. — Ты в порядке?

— Наверное, — услышал он через минуту. Что-то застучало по земле у его колен, и он услышал, как Вико двигается.

— Что он делает? — спросила Эмилия.

— Не знаю.

— Если он пришел рассказывать про свое законное место на троне…

— Вряд ли, — Петро старался не надеяться раньше времени. — Не в такое время утра.

Вико, казалось, замер на месте. С места, где он сидел на коленях или стоял, они услышали щелканье металла и постукивание. Через миг во тьме мелькнула искра.

— Он пытается использовать огниво, — сказал Петро Эмилии.

— Я так еще не делал, — ворчал Вико. Он явно ожидал, что получится с первого раза. — Не слушается.

Эмилия стала советовать ударить кресалом под другим углом, а Адрио из другой части палатки заговорил, что нужно нагреть кремень в ладони. Петро остановил их.

— Он взрослый, — сказал он. — Он сможет, — Вико заскулил, не совпадая с его словами. — Он точно сможет, — заявил Петро.

Последовали мгновения тишины, они видели искры во тьме. Наконец, одна искра разгорелась и засияла. Свет замерцал на куске свечи в металлической подставке, озарил палатку. Вико посмотрел в сторону Петро. Он кусал губу.

— Я это сделал, — он умудрился произнести это мрачно и радостно одновременно.

— Да. Иди к нам.

— Минутку, — мальчик опустил свечу на землю. В ее свете Петро увидел дыру в стене палатке на высоте колена. Вико прислонился, взял что-то с земли снаружи и отодвинулся. В его руках был сверток. — Прошу прощения, — сказал он, проползая мимо Петро со всем, что принес. Он добрался до центра и опустил сверток и свечу.

Петро был рад видеть лицо Эмилии, хоть она и была встревожена, как и сияние свечи в глазах Адрио вдали. Глаза Вико были полны сомнений, когда он произнес слова, которые они надеялись услышать:

— Я пришел вас спасти.

— Слава богам, — прошептала Эмилия.

— Вико, — Петро старался звучать благодарно. У него не было родственников младше, но он старался звучать тепло, как говорил бы с младшим братом. — Это чудесно.

— Но есть условия, — Вико сел на корточки и оглядел их. — Я не буду просить трон Кассафорте. Я знаю теперь, что это вряд ли получу. И я не буду послушной собачкой.

— Ты подслушал, — тихо сказал Петро. Мальчик кивнул. — Вико, мне так жаль…

— Не обременяй меня жалостью, — Вико говорил сухим тоном, которым его научили обращаться к подданным. Так он звучал холодно и неприятно. Но, к счастью, он делал это недолго. — Я просто хочу, чтобы мой дядя заботился обо мне. И все.

— Прости, — Петро должен был это сказать. — Какие твои условия?

Вико был напряжен, когда сообщил:

— Если я помогу сбежать, я не хочу возвращаться в дом дяди. Или в Веренигтеланде. Я — сын принца Берто. Мне все равно, впервые ли я в Кассафорте. Я наполовину отсюда, я имею право остаться.

— Хорошо, — Петро обрадовался. Он боялся просьбы в тысячи лундри или что-то, что он не мог обеспечить.

— Я не хочу, чтобы кто-то умирал, — Вико точно отрепетировал речь в голове, слова звучали уверенно. — Я не знал ничего о короле Мило. Я не связан с этими людьми и их планом. Я просто хочу, чтобы было ясно, что в том, что случится из-за… этих бандитов, я не виноват.

— Мы знаем, что они хотят, чтобы наши теля нашли. Почему? Что они хотят сделать?

— Дай ему закончить, чтобы он отпустил нас, — прорычала Эмилия на Петро.

В ответ Вико покачал головой.

— Не знаю. Они отправились в Насцензу часы назад, многие. Нарядились в одежду крестьян и понесли вещи. Остальные должны были привести меня и… вас, — то, как Вико говорил «вас», убедило понимание Петро, что никто не ждал, что они пойдут по своей воле. Может, они и не нужны были живыми для ритуала.

— Как Диветри, я клянусь, что не позволю никому навредить тебе, — Петро еще никогда не говорил так искренне. — Клянусь своей честью и именем своей казы.

Мальчик кивнул и принял клятву.

— А что насчет нее?

— Вико, — голос Эмилии был резким. — Ты думаешь, что я тебя недолюбливаю. Я презираю кошмары, которые совершают, прикрываясь твоим именем. Преступления, совершенные людьми, жаждущими власти. Этого не делал ты, а они делали это не ради тебя. Между тобой и мной нет злобы, — речь была красивой, и она продолжила. — Клянусь, если кто-то из людей моей страны попытается обвинить тебя в том, что ты не делал, я буду защищать тебя своей жизнью. Я говорю это не как страж, потому что как страж замка я не могу давать такие обещания. Я говорю это не как одна из Семи и Тридцати, ведь я уже не из того мира. Я говорю это просто как Фосси, как я.

— Ты чудесна, — восхищенно выдохнул Петро.

— Тебе лучше подавить симпатию, если мы хотим работать вместе, Диветри, — ее предупреждение не было злым. Казалось, она приняла комплимент с юмором.

— Знаю, я никто, — сказал Адрио, выслушав их. — Но я из Тридцати, хоть и из низших семей, но мой голос должен хоть за что-то считаться. Я тебя не знаю, а ты не знаешь меня, но если так я буду свободен от веревок и подальше от Нарцисо, я соглашусь на все.

Вико выслушал их и кивнул. Он без слов развернул сверток, который оказался плащом Эмилии. Она удивленно и благодарно охнула от вида того, что было внутри.

— Мое оружие, — прошептала она.

— Мои руки не связаны, как у вас, — Вико взял ножны и отложил их. Он отложил и сумку Эмилии, как и маленький мешок, казалось, с едой и флягой воды. — Но ощущалось, словно так было, — добавил он и повернулся к Петро. — И я спросил себя: «Что сделал бы Петро?». Я собрал вещи, которые ты захотел бы, и попытался открыть палатку, как ты.

То, что кто-то равнялся на него, потрясало. Петро повернулся, чтобы веревки на руках стало видно в свете свечи.

— Ты хорошо постарался, — сказал он мальчику.

Следующие напряженные минуты Вико, под руководством Эмилии, вытащил кинжал и разрезал веревки Петро. Света было мало, и опыт Вико с ножом был только в создании дыры в палатке. Петро повезло, что он не видел, что происходило за ним. Несколько раз чуть не поранившись, он ощутил, как запястья стало покалывать. Веревки соскользнули, и Петро вытянул руки перед собой и посмотрел на них.

Он радовался лишь миг. Без слов он забрал кинжал у Вико и подобрался к Адрио. Его друг, освободившись, смог только обмякнуть. Он катался по земле, стонал, мышцы, которые он долго не использовал, пронзала боль. Эмилия была последней, потому что Петро знал, что, в отличие от Адрио, которому нужно было оправиться, она тут же вскочит, готовая действовать, как только ее веревки будут разрезаны.

— Вентимилла, следи за входом, — тут же приказала она, Адрио и Петро бросились выполнять, а потом она сказала. — Диветри. Возьми, — Петро вспомнил, что они уже не менялись местами. — Используй это.

Он разжал ладони и обнаружил нечто, похожее на кожаный мяч для бочче. Это был один из грибов, которые они собрали по пути, который пролежал ночь в рюкзаке, чуть размяк, но все еще был круглым.

— Съесть?

Эмилия нетерпеливо вздохнула.

— Ты не знаешь о дождевиках? — она забрала у него гриб и отклонила его голову. — Твое лицо все еще ужасное. Всюду кровь. Закрой рот. Теперь глаза, — Петро слушался, но приоткрыл здоровый глаз и заметил, как Эмилия ломает гриб над его поднятым лицом. — Старайся не дышать, — сказала она. — Вот так.

Петро ощущал легкое покалывание на лице. Тысячи спор гриба падали на кожу. А потом — он не успел даже сдуть споры с губ — последовали пальцы Эмилии. Они придавливали легкие споры к ранам и синякам на его лице, обвели его брови в засохшей крови, плясали над ранеными губами, пока она не хмыкнула с одобрением.

— Это должно помочь закрыть их.

Он опустил голову и не сдержался — глупо улыбнулся ей.

— Ты заботишься обо мне.

— Диветри, ты так юн, — сказала она с искренним юмором. — Если ты закончил свои неловкие попытки соблазнения…

— Я? — он снова повеселел. Петро понял, что, хоть у него не было магии сестры, он мог волшебным образом заводить союзников. Это оказалось этой ночью ценнее любых чар. — Это ты не можешь убрать от меня руки.

— Лоялисты задумали зло во время ритуала.

Эмилия отметила спокойным тоном:

— Вы можете со мной не соглашаться, но…

— Нам нужно туда пойти, — понял ее Петро. Он посмотрел на остальных. Адрио медленно кивнул. Лицо Вико осталось бесстрастным, но он не спорил. — Хороший страж не побежал бы прочь от беды. Я верю в вас. Мы поймем, что задумали лоялисты, и остановим их перед тем, как это случится. Нас никто не остановит.

— Не остановит, — она покачала головой. — Няня с тремя детьми. Не остановить, ага.

Он не дал ей так думать.

— Нет. Воин, — он указал на нее, а потом на себя. — Любовник. Ученик и принц, — он кивнул на остальных. — Эту силу никто не остановит.

Адрио, только поднявшийся на ноги, не спорил.

— Мы как в картах таро. Но я не был бы учеником. Скорее шутом, — он кивнул. — Я за. Идемте на ритуал.

— Я могу помочь, — вдруг сказал Вико. Он стеснялся, что его приняли в группу. Если Петро не ошибался, он тоже был благодарен. — Честно. Я знаю путь в Насцензу.

— Как? — они все встрепенулись.

И они оказались через несколько минут вне палатки, стояли в стороне от почти пустого лагеря и смотрели на долину внизу. Утро было ближе, чем они думали, запертые в палатке. Роса на траве под ногами тут же промочила их обувь, пока они смотрели на колонны дыма, поднимающиеся от сотен костров пилигримов. Лоялисты устроили лагерь на холме над Насцензой, подальше от людных дорог, с этого места было идеально следить за священным местом, не выдавая себя.

— Насценза, — сообщил Вико. — Синьор Якобучи показал мне, когда мы прибыли вчера, когда я злился из-за… кое-чего.

— Спасибо, Вико. Честно, — Эмилия глубоко вдохнула туманный утренний воздух.

— Да, спасибо. — Петро обвил рукой плечи мальчика. — Ты помог своей стране сегодня.

В мальчике могла быть кровь его отца-предателя, но в нем была и кровь его деда Алессандро, короля-героя. И кровь еще многих предков, которые владели Оливковой короной и Скипетром с шипами. Может, он и не получит трон, но было хорошо, что он помогал им.

— Моей стране, — Вико пробовал слова, словно примерял штаны. Он кивнул. — Моей стране.


21

Ты спрашиваешь, почему мы заканчиваем групповую молитву фразой «так говорим мы все». Это не по обычаю или из-за того, что так приятно слышать богам. Есть то, что не зависит от нас, и потому это нужно делать единой группой.

Эти дела мрачнее и важнее, чем то, что можно выразить в одиночной молитве.

— из «Маленького справочника новым ученикам инсулы Кающихся Лены»


Четыре пилигрима добрались до лагерей вокруг Насцензы тем утром. Двое были высокими, двое — ниже и тоньше. Все были в длинных серых сутанах, традиционных для тех, кто ступал на священные земли, где родились боги. Символ украшал грудь каждого. Они шли в толпе скромно, сжав ладони и указывая ими на небеса, словно направлялись в амфитеатр к остальным.

Вдруг один из группы запнулся о край сутаны и растянулся, рухнув на спящего пилигрима в маленькой палатке, разрушив ее. Он ударился головой об холодный чайник. В палатке был мужчина средних лет, он спал, пока его не ударили по ребрам. Он так поразился произошедшему, что громко рассмеялся и помог мальчику встать, дал ему яблоко, показывая, что не разозлился.

— Кошмар, — прорычал Адрио, когда они пошли дальше. — Это было обидно.

— Осторожнее! — сердце Петро уже колотилось, когда они «одолжили» одежду среди висящей у палаток. В полях вокруг амфитеатра сотни пилигримов устроили лагерь на время церемонии. Те, кто прибыл один, были с маленькими палатками из ткани, натянутой на ветки и завязанной веревкой. Семьи или большие группы установили крупные шатры. Тут невозможно было уединиться. Вещи висели всюду, еда и другие припасы не были заперты на ключ. По сравнению с планом лоялистов, пара украденных сутан была небольшим преступлением, хотя это все равно кололо совесть Петро.

— Мои ноги работают плохо после того, как долго были связаны, — объяснил Адрио, чуть не упав снова.

Солнце встало и медленно сжигало туман, и пилигримы в долине просыпались и разводили общие костры, чтобы приготовить простой завтрак. Ребята проходили мимо, глядели на лица тех, кто выходил из палаток или сидел у костров, надеясь увидеть знакомые черты. Но видели только улыбки и приветствия, предложения каши, фруктов или символов, и даже приглашения на завтрак.

Петро понял, что люди могли быть добрыми, пока улыбался и благодарил незнакомцев. Он много дней видел, как люди совершали худшие поступки для своих целей, и было поразительно вспомнить, что порой они могли вести себя бескорыстно. Их усыпали добротой, пока они шли по полям.

К концу второго часа они обошли лагерь по периметру, и Адрио был в восторге.

— Я и не думал, что столько людей приходит на ритуал в Насцензе, — сказал он, сдвигая капюшон и вытирая лоб. Становилось жарче, и сотни тел только добавляли им пота.

— Нужен другой план, — согласился Петро.

— У нас и нет плана, — Эмилия была настроена решительно, хмурила брови, щурилась, выпятив челюсть, стиснув зубы. — Это проблема. Мы не знаем, что они задумали.

Вико попытался подвинуть капюшон по примеру Адрио, но Петро остановил его. Было бы катастрофой, если бы кто-нибудь узнал принца.

— Почему не сообщить страже тут?

— Ты видишь тут стражей? — спросила Эмилия.

Петро задумался. Он не видел ни одной алой формы с тех пор, как они прошли в долину.

— Их нет, — продолжила Эмилия. — Насценза — не город. Тут нет гостиниц, конюшен, домов. Остальное время года тут никто не живет. Это просто амфитеатр в земле, где люди раз в год собираются со всей страны, исполняют музыку и молятся неделю. Даже если бы Кассафорте могло выделить стражей, пришлось бы посылать их по всей стране. Люди в каждом селе собираются в этот праздник, всех не посторожишь. Это не сделать. Да и зачем? Середина лета — ночь мира, — она сжала переносицу с силой, словно отгоняла головную боль. — Начнем заново. Мы растерялись.

Петро согласился.

— Хорошо. Что мы знаем о планах лоялистов? Они хотят пустить кровь рекой.

— Что это? — пара толстых женщин в нижних платьях и шарфах на волосах проходили мимо них на пути от ручья, сжимая кувшины.

— Кровь рекой? — повторила встревоженно вторая. Она посмотрела на лицо Петро в тени капюшона и отпрянула от вида.

— Мой младший брат подрался, — объяснила Эмилия, коснувшись плеча Петро. — Из-за девушки.

Вторая опустила кувшин и сдвинула лицо Петро, чтобы осмотреть его опухший глаз, треснувшую губу и синяки на лице. Хоть гриб помог, было еще больно, когда женщина коснулась его.

— Девушка, видать, была хороша.

— Да, синьора, — согласился Петро. Он вздрогнул, когда Эмилия ущипнула его.

— Недалеко от меня есть лекари, — сказала первая. — Идите в ту сторону сорок шагов, ищите простую палатку на двоих с красным шарфом на верхушке. Так я отмечаю свое. Спросите тех, кто рядом, показать вам Соубонса. Он поможет с таким лицом, мальчик.

— Кто-то должен, — вторая поправила капюшон Петро. — Бедняга.

— Это не будет стоить денег, — первая подняла кувшин на бедро.

Они выждали, пока женщины не уйдут.

— Говори тише, — напомнила Эмилия Петро.

— Простите, — он отвел группу в сторону, где было меньше людей. До этого они стояли на тропе, ведущей к ручью, и желающих пройти там было много. Когда они снова собрались вместе, он продолжил, словно и не прерывался. — Они явно задумали резню.

— В этом нет смысла, — продолжила Эмилия его мысль. Она все еще озиралась, словно ожидала, что отряд лоялистов нападет с холмов вокруг милой долины. — Сколько лоялистов там, по сравнению с количеством людей тут? Два отряда? — Вико пожал плечами. — Пилигримов намного больше. И у многих людей тут есть хотя бы ножи, а то и мечи. Нет, есть лоялистов не сотни, значит, у них другой план.

— А Веренигтеланде? — спросил Адрио. Он тоже поглядывал на холмы. — Их армии не могут напасть?

Эмилия покачала головой.

— Если лэндеры умные, а я думаю, что Густоф Вернер такой, они не захотят быть замеченными в том, что произойдет сегодня. Думаю, оба лагеря лоялистов пропадут к рассвету завтра. Они не хотят, чтобы кто-то отследил связь между ними и предателями.

— Веренигтеланде хочет, чтобы Кассафорте прибежал к ним за помощью, а не видел в них врагов, — сказал Петро. Он рассеянно теребил амулеты в кармане с песком. Он привык сжимать их на удачу за последние два дня.

— Точно. Но как несколько десятков мятежников могут успешно напасть на толпу такого размера?

— Им не обязательно убивать всех для этого, — Петро казалось ужасным обсуждать смерть так. Их окружали настоящие люди. Даже обсуждать их гибель теоретически было как просить о наказании.

— Но им нужно убить хотя бы нескольких, если они хотели оставить наши тела среди других, — Эмилия не видела проблемы в таком обсуждении.

— Пушки? — предположил Адрио.

Эмилия покачала головой.

— Я не видела пушки в лагере. Как и пушечные ядра.

Петро посмотрел на правую ладонь, его кончики пальцев почти почернели. Грязь или песок все попадала в его карманы.

— Я просто хочу связаться с другими стражами, — Эмилия хотела возразить, и Петро быстро добавил. — Больше стражей — больше людей на нашей стороне.

— Я не потеряю контроль над ситуацией из-за жадного до власти человека.

— Знаешь, какой у тебя изъян? — вопрос Петро остановил Эмилию. — То, что ты не хочешь просить о помощи.

— Потому что мне не нужна помощь, — Эмилия сразу же после этих слов прикусила губу. — Ты хочешь намекнуть, что я не зашла бы так далеко без тебя, да? Или без его высочества. То есть, Вико.

Петро просто улыбнулся. Он доказал свои слова. Адрио ощутил себя лишним и сказал:

— Все хорошо. Вы шли за мной, так что я не против побыть вне списка.

— Ни один протокол в мире не может учесть все возможные ситуации, — сказал Петро Эмилии. Он покачал головой. — Может, я на четыре года младше тебя, но я хотя бы знаю, что выжил до этого мига, потому что люди помогали мне по пути, а не из-за того, что я — особенный. А ты талантлива. Даже обидно, как ты хороша во всем. Книги с протоколом хороши, но подумай, каким хорошим стражем ты стала бы, если бы стала непредсказуемой. Если бы ты это сделала, стала бы настоящим лидером. Если бы ты смогла собрать под своим руководством немного стражей, они были бы впечатлены дома. Ты впечатлила бы Камиллу Сорранто.

— Тут нет стражей, которыми можно управлять. Я это уже сказала, — рявкнула Эмилия. — И вообще, — хмуро сказала она, — а если они настоят, что нужно быть у власти?

— Фосси! Не нужно просить быть во главе. Будь во главе.

Он бил Эмилию по уязвимому месту, но это работало. Петро видел огонь в ее глазах, а потом ощутил, как его потянули за рукав.

— Что, прости? — услышал он.

Он повернулся и увидел невысокую милую женщину в три раза старше него. Она была в скромной серой сутане, как у него. Платок покрывал ее голову, а не капюшон.

— Я невольно услышала. О, мамочки, — она увидела лицо Петро. — Ты выглядишь ужасно!

— Моего брата побили. Трое крупных мужчинам, — сказала Эмилия.

— О, нет, — глаза женщины были синими, а лицо — милым, и она сама выглядела как ребенок. — Так не пойдет. Не тут. Они поймали тех, кто это сделал? — Петро покачал головой. — На дороге много хулиганов. Может, я могу помочь? Мой муж умеет выслеживать хулиганов. Он — городской страж. Был. Уже на пенсии, слава богам. Я никогда не одобряла. О, бессонные ночи, когда он был в патруле, и я переживала за него…

— Это все мило, синьора, — Эмилия попыталась улыбнуться. — Но…

— Я слышала, вы говорили о стражах. Знаю, не нужно было подслушивать — мой Берро всегда говорит, что я лезу, куда не надо, но у меня всегда был хороший слух… Если вы ищете стража — ясное дело, твоего брата так побили — он может помочь. Мой Берро хорош в таком. Прошлой ночью был спор из-за бараньей ноги, которую якобы украли у женщины возле нашего лагеря, и она подняла шум, ходила по палаткам и требовала обыскать их, а Берро…

Эмилии не нравилось, что ее перебили.

— Вы очень добры, — заявила она, перебив ее.

— Да, — сказал Петро. — Давно ваш муж на пенсии, синьора?

— О, уже десять лет. Нет, двенадцать. Нет, десять. Да, десять, ведь нашей дочери тогда было…

Десять лет было хорошо. Берро ушел до попытки переворота принца Берто, он был верен королю Алессандро. Женщина болтала, а Петро смотрел на Эмилию. Они обсуждали это мгновения назад — она знала, что нужно было делать. Пока женщина говорила о чем-то повседневном, звуча так, словно у нее никогда не кончался запас воздуха, Петро захотел сдаться и предложить сам.

Но Эмилия заговорила. Она спросила, покраснев:

— Может, вы отведете меня к своему доброму мужу? Я хочу попросить его об одолжении, — Петро ощущал себя как счастливый отец, но подавил лучи гордости, чтобы Эмилия не поняла это превратно.

— О, конечно, милая, — сказала женщина. — Я шла к ручью, но это может подождать. Если не против понести это, юноша… — она дала Адрио охапку тряпок, которые явно хотела постирать, и поправила свой платок. — Я покажу путь.

— Минутку, — Эмилия склонилась к уху Петро. — Я встречусь с этим Берро и выясню, можно ли ему доверять. Может, он знает других бывших стражей, которых можно собрать.

— Это идея, достойная гения стратегии.

— Не вредничай, — прорычала она. — Ты со мной не пойдешь. Со мной будет Адрио. Вы с Вико проверите амфитеатр. Встретимся вскоре там. И, Петро…

— Да?

Он ожидал просьбу быть осторожным или ненужное напоминание скрывать лица. Но Эмилия сжала его ладонь.

— Тот, кто убедил тебя, что в тебе нет ничего особенного, ошибся. Особенно, если это сделал ты сам.

Петро был так потрясен, что мог лишь смотреть на спину Эмилии, пока она прижала ладонь к плечу Адрио и пошла за доброй старушкой к ее палатке. Хоть что-то хорошее она ему сказала. За долгое время это было самое лучшее, что ему хоть кто-то говорил.

— Так она тебя любит или нет? — спросил Вико.

Петро чуть не забыл о Вико, впитывающем каждое слово.

— Вряд ли, — честно и с сожалением признался он. — Хотя я не уверен, важно ли это.

Вико вздохнул и похлопал Петро по спине.

— Ты это переживешь, — он звучал как эксперт в этой теме.

Они пошли к амфитеатру в центре долины, на путь ушло несколько минут. Древние камни были старее Кассафорте. Говорили, это место построили боги в первые годы мира. Пять этажей колец и круг в центре под небом. Ряды скамеек стояли на густой траве на каждом уровне и точно были современным дополнением, но неотполированный мрамор, из которого был построен амфитеатр, был гладким и белым от солнца и ветра. Казалось, долина была создана вокруг него, а не наоборот.

— Кто они?

Они стояли на верхнем кольце камня с южной стороны амфитеатра. Вико указал вниз, и Петро подумал, что он заметил брата Нарцисо или Саймона Якобучи, а то и другого лоялиста. Но нет, мальчик указывал на центр, где пилигримы в сером собирали большие стволы сосен для церемониального костра. Костер был большим, дерево собирали пирамидой. Каждое бревно требовало нескольких человек, чтобы добавить в огонь. Бревна были бережно соединены, направленные к небу, и пламя с запахом трав поднималось выше в воздух.

Чтобы добавить бревна в костер, требовалось двигаться слаженно, и это впечатляло так, что Петро на миг забыл о вопросе Вико.

— Ты про гобелены? — он указал на место, где за костром стоял каменный алтарь. Даже издалека им было видно два гобелена по бокам алтаря. — Это Муро и Лена. Боги-близнецы, — Петро с интересом посмотрел на Вико. — Ты знаешь, кто Муро и Луна, да?

Вико выглядел в этот миг как принц.

— Дядя говорит, религия — ложное утешение немытых масс, — он задумался. — Хотя, пожалуй, не стоит верить всему, что говорит дядя. Говорил.

Гобелены занимали высоту в два этажа, и Петро едва мог представить количество стежков на них. Слева длинная ткань изображала профиль улыбающегося Муро с гончими у его ног, словно его заметили в узкое окно. Серьезное лицо Лены украшало гобелен справа, она разглядывала книгу на коленях, белый олень спал у ее ног.

— Решать тебе, — сказал он мальчику. — Нет закона, заставляющего верить в богов.

— А все эти люди? — Вико кивнул на ряды людей в амфитеатре. Со своего места он видел десятки плеч и капюшонов, порой перемежающихся с платками женщин из города, как у жены стража на пенсии. — Их заставили бросить подношения богам, чтобы ваша страна превзошла меньшие народы?

Слова изо рта мальчика были такими официальными, что Петро притворился, что кашлял, чтобы скрыть смех.

— Нет, — сказал он. — Люди тут, потому что хотят. Они оставили уют домов и все знакомое и отправились в путь. Они пришли проявить уважение к богам, потому что хотят поблагодарить их за все, что им дали. Не из-за торжества над меньшими народами, — эта идея напоминала Веренигтеланде.

— Ты пришел сюда, потому что хотел? — спросил Вико.

Вопрос был странным. Петро не хотел в путь, когда старейшина Катарре объявила, что он обязан пойти. Он не был рад храмам и молитвам в первую половину пути. Но после Кампобассо его будто тянуло сюда. Было естественно и правильно находиться тут, помочь предотвратить то, что было задумано. У него были возможности пойти домой, вернуться в безопасность. Он ими не воспользовался.

— Да, — твердо сказал он. — Я хотел прийти.

— Мальчики, — Петро ощутил ладонь на плече, отодвинувшую его. — Прошу, пропустите, — широкоплечий мужчина в рясе отодвинул их от лестницы, которую они перекрыли. Как только путь был свободен, фигуры в похожей одежде пошли к костру. В руках они несли металлические корзинки, которые позвякивали с каждым шагом. Видимо, это были официальные представители, потому что, в отличие от людей, которых Петро видел последние несколько часов, они были в одинаковых масках-черепах, как в Кассафорте на празднике Середины лета. Петро жалел, что не взял свою — маска скрыла бы его лицо. — Амулеты для этой ночи, — сообщил мужчина, отодвинувший их. — Вы готовы к празднику?

Вико спросил:

— Что нужно делать, кроме как просто появиться?

Мужчина сдвинул капюшон и потрясенно посмотрел на них. Рыжеватые волосы окружали его дружелюбное лицо, и он казался неплохим жителем деревни.

— Мальчик, нужно говорить молитвы, петь песни, быть готовым к ритуалу на закате.

— Мне не за что молиться.

— Это мой младший брат, — быстро объяснил Петро, подражая Эмилии. — Мы тут еще не были, — мужчина с пониманием кивнул, не замечая разницу акцентов Петро и Вико.

А потом священник охнул и чуть попятился.

— Прошу прощения! — тут же извинился он, стыдясь своей реакции. — Просто твое лицо… боги рады и уродам.

— Он не урод, — мрачно сообщил Вико. — На него напал барсук.

Мужчина похлопал Вико по капюшону, и мальчик сжал ткань, чтобы мужчина остановился.

— Барсук! Ужасно. Если вы тут еще не были, помните, что когда пройдете ниже, нужно шептать и не опускать капюшоны. Это для уважения. Но не говори, что тебе не за что молиться, мальчик. Всегда есть, за что молиться.

— Например? — заинтересовался Вико. Последние три фигуры с корзинками прошли мимо, и Петро заметил амулеты луны, мерцающие на солнце. Процессия несла сотни сложенных и запаянных полумесяцев в руках.

— Молись о мире, — предложил мужчина и сцепил ладони на животе. — О процветании. За свою семью. За тех, кто покинул нас в этом году. Молись и думай. Тебе станет лучше. Вы из Кассафорте?

— Мой брат — официальный посол из инсул, — сказал Вико, Петро не успел его остановить. — Он очень важный.

Петро не успел запаниковать из-за того, что его раскрыли, или обрадоваться из-за восторга в словах Вико, мужчина вскинул руки.

— Ах! Из инсул! — сказал он так громко, что несколько человек неподалеку повернулись и зашипели на него. — Мы думали, вы заблудились или передумали приходить. Хотя инсулы еще не оставляли нас одних. Когда вы прибыли? Где сестра Беатрице? Мы были в инсуле Детей Муро вместе много-много лет назад. Может, она упоминала меня? Брата Иоаннуса? Я из священников, которые помогают ритуалу.

Петро вдруг обрадовался, что Вико выдал эту правду о нем.

— Иоаннус? — он сделал вид, что уже слышал это. — Тот Иоаннус, имя которого… о, как же там…

Мужчина ответил за него:

— Оливьеро! Да!

— Оливьеро Иоаннус! — согласно воскликнул Петро.

— Так сестра Беатрице упоминала меня?

— Нет, — признался Петро. Он ощущал вину за такую ложь, но он делал это во благо, так что боги не должны были наказать его на священной земле. — Сестру Беатрице в последний миг заменили. Она нас не сопровождала, — мужчина приподнял брови. — Нас привел брат Нарцисо.

— Нарцисо?

— Склаво Нарцисо? Вы видели его тут? Вы его знаете?

К разочарованию Петро, Оливьеро покачал головой.

— Я знаю Нарцисо, конечно. Делают неводы. Со мной в инсуле была девочка, Серена Нарцисо, когда я был парнем. Постоянно задирала нос. Не нравилась мне, — он сморщил нос и подмигнул. — Думаю, мне не стоит плохо говорить о ваших старейшинах, да? Хорошо, что я ничего такого не сказал, да? Занимайте места для ритуала.

Оливьеро Иоаннус поправил капюшон и пошел по крошащимся ступеням к костру. Вико и Петро едва поспевали за ним.

— Места? — спросил Петро, когда они вернулись к нему, на них тут же зашипели молящиеся рядом.

Брат Иоаннус опустился со стуком на пол второго яруса. Он не замедлился. Он сказал шепотом:

— Пилигримы из инсул обычно среди почетных гостей. Конечно, вы получите хорошие места. Прямо у алтаря, — он указал вперед.

Они спустились по амфитеатру, земля под ногами была вымощена тем же неотполированным мрамором, жар от костра был таким сильным, что лицо Петро нагрелось, напоминая запеченное яблоко. Они прибыли всего на пару минут позже группы с черепами, те разделились на два отряда и пошли вдоль круга. Брат Иоаннус, казалось, не замечал жар огня, прошел в сторону алтаря. Петро был рад, что капюшон хоть немного скрывал от жара. Он смотрел, как первый из группы с черепами кивнул остальным. Они стали опускать корзинки у стенок, обрамляющих лестницы, ведущие к центру. Все было слаженным, как и у тех, кто добавлял дерево в костер.

Места для гостей из инсулы не были украшены. Это были такие же ровные ряды скамеек, просто они были ближе к действу.

— Двое из инсулы Кающихся Лены сядут тут, конечно, — сказал священник нормальным голосом, уже не мешая молящимся. Он указал на маленькую скамью ниже гобелена Лены. Вблизи было почти невозможно различить лик богини из узелков нити, но оба гобелена были близко, летний ветер играл с ними, и они стучали по высоким шестам, удерживающим их. — А двое от инсулы Детей Муро тут, — он указал на такую же скамью с другой стороны. — Где они? И ваш сопровождающий?

— Они… в лагере, заводят друзей, — ответил Петро.

— Тогда скажите брату Нарцисо, что он будет сидеть тут, у алтаря, с другими девятью священниками. Я рад, что вы прибыли, — впервые за время, пока они шли за ним к костру, Иоаннус стал реагировать на жар и влажность дня. Он вытащил платок из кармана и протер лицо под капюшоном. — Боги, я рад, что вы прибыли. Людям нравится, когда их Семь и Тридцать присутствуют, и без вас было бы не такое представление.

Слова были обычными, но волоски на руках Петро встали дыбом.

— О чем вы, синьор?

— О, это бред. Обычно гости из Семи и Тридцати в первом ряду на этом уровне, — он указал по кругу на периметр каменного пола. — В этом году представление будет не очень, несколько семей подошли ко мне утром и сказали, что не придут ночью.

И Петро снова ощутил, что был близко к чему-то важному, мурашки пробежали как от холода ночью. Он пытался говорить ровным голосом, когда спросил:

— О? Кто?

— Посмотрим, — брат опустил голову, пока думал. — Один из младших сыновей Катарди был тут, но сообщил, что лучше будет сверху наслаждаться видом. Семья Годи тоже так сказала, и я подозреваю, что это новая прихоть. Женщина Фало и парень из ди Ангели отправились утром в Кассафорте. Тут хотя бы будут правнуки из Пиратимаре, как и несколько из семьи Менси.

— Разве не странно, что люди уходят до ритуала? Или меняются местами?

— Очень странно. Но всегда есть причины, да?

Да, подумал Петро. Причинами были знания некоторыми из Фало и ди Ангели, ведь они были частью заговора, чтобы заставить Кассафорте попросить о помощи Веренигтеланде. И они знали, что что-то произойдет этой ночью. Конечно, они убегали как крысы с тонущего корабля.

Прогнать брата Иоаннуса было сложно, он был разговорчивым и хотел рассказать мальчикам историю каждого ритуала Середины лета, которые он посещал с одиннадцати лет. После обещаний быть на тех местах в нужное время, они смогли подняться по лестнице туда, где встретили священника. И там они ждали.

Они ждали долгие часы, Петро пытался разглядывать лица всех, кто проходил. Близился вечер, все больше людей покидали палатки и шли к амфитеатру, опускались на колени на траве или садились на скамьи и в молитве склоняли головы. Музыканты заняли места в башнях, установленных у крайнего кольца амфитеатра, чтобы медленно стучать в большие барабаны. Удары были медленнее, чем биение сердца, и поначалу Петро было не по себе. А потом шум просто слился с остальными звуками.

Где-то в лагерях пилигримов на западе кто-то установил большое катаринское колесо. Две зажженные ракеты по краям металлической круглой рамы заставляли ее кружиться на шесте. Чем быстрее горели ракеты, тем быстрее оно кружилось, и больше искр летело. Вико потрясло сооружение, он такого не видел в поместье дяди.

Загрузка...