Заход в Паго-Паго

Глава 10

Между аэропортом Апиа и въездом в город было ровно семьдесят семь церквей. По одной на каждые пятьдесят метров. Пресвитериане по левую сторону, лютеране – по правую, секты разбились по участкам, чтобы не мешать друг другу в охоте за душами. В большинстве попутных деревушек церковь была единственным прочным и ухоженным строением.

Тогда как дорога представляла собой одну сплошную колею, усеянную гигантскими выбоинами, в которых старенький «форд» вместе с Малко и водителем-новозеландцем рисковал разбиться на каждом повороте.

Малко обманула эта видимая благочинность.

– Здесь живут религиозные люди, – заметил он. – Большая редкость в этих местах.

Толстый новозеландец икнул от смеха.

– Вы издеваетесь, что ли! Эти ребята просто суеверны до чертиков. Миссионеры напичкали их историями и заставили поверить, что, понастроив церквей, они попадут в рай. Вот они туда и рвутся, как сумасшедшие. Чтобы построить церковь, они крадут, убивают, заставляют своих женщин заниматься проституцией. Потом, когда постройка завершена, их совесть успокаивается, и они больше не ступают в церковь ногой до конца дней своих. Прекрасный рэкет для миссионеров. Мормоны уже заставили их построить тридцать семь церквей. Для населения в сто пятьдесят тысяч человек это совсем неплохо.

– Мормоны? – спросил удивленный Малко. Слишком неожиданно было встретить представителей секты мормонов на этом затерянном островке.

– Они здесь самые влиятельные, – веско сказал новозеландец. – Мормоны систематически навещают все деревушки, спят с самоанками и стараются им объяснить, что не стоит трахаться всей кучей в одной и той же семье.

– И доходит?

Его собеседник цинично хмыкнул.

– Скажете тоже! Миссионеры однажды на свою голову не поддались общему увлечению... Постойте, а вот и их главная контора. Шикарно, правда?

Через стекло такси Малко увидел длинное белое здание, построенное в сверхмодерновом стиле и утопающее в джунглях на обочине дороги.

Они подъезжали к Апиа, столице Западного Самоа. Столица напоминала деревушку восьмидесятых годов прошлого века, из вестернов.

Заасфальтирована была только улица, ведущая в порт.

...На три четверти пустой «DC-3» приземлился прямо на траву. Аэропорт представлял собой всего-навсего хижину, крытую толем, в которой было жарче, чем на улице. На Паго-Паго отбывал только один самолет в день, и то, когда позволяла погода.

Полдесятка белых пассажиров сразу оказались в парильне. Самоанский таможенник, радостно кудахтая, набросился на чемодан соседа Малко, наполненный канцелярскими принадлежностями. Он требовал не больше не меньше, как отдельную декларацию для каждой мелочи. Работая в таком темпе, он бы не закончил и к сезону дождей.

Когда Малко покидал таможню, служащий плакал. Для него все закончилось слишком быстро. Самоанцы, как правило, встречали туристов надменным молчанием. Проводя жизнь в полнейшей автаркии, они предпочитали оставаться в стороне от прогресса. Это им блестяще удавалось.

Немцы, некогда оккупировавшие город благодаря капризу истории, не оставили там ничего, кроме голубоглазых байстрюков и госпиталя, способного посрамить гарлемские бидонвилли. Туда попадают с насморком, а выходят с проказой.

Такси затормозило у отеля. Это был единственный отель в Апиа, нечто вроде семейного тропического пансиона. Он находился прямо напротив порта, окруженный канавами со стоячей водой – просто комариный рай.

Малко сам отнес в номер свой чемодан и попросил показать дом, где находился Совет старейшин, – верховный орган правления на Западном Самоа. Администрация крошечной республики располагалась там же. Однако никто там не знал, где находится Ким Маклин.

Здесь было гораздо жарче, чем на Паго-Паго. За вершины холмов цеплялись огромные облака, готовые вот-вот разразиться дождем. Малко не счел нужным взять такси, поскольку здание находилось меньше чем в четверти мили от отеля. Но уже через три минуты ходьбы он истекал потом. Если учесть, что для солидности он приоделся в черный костюм...

Корпус мира не имел в Апиа никакого постоянного представительства, и найти Кима Маклина было нелегко. Малко уже опросил весь персонал отеля, но никто здесь даже не слышал ни о каком Корпусе мира.

У самоанца было испещренное пятнышками оспы лицо, большой покатый лоб и немыслимо курчавые волосы. Узнать, какой пост он занимает в худосочной островной администрации, было невозможно.

– Вы состоите в Корпусе мира? – спросил он, изучив бумаги Малко.

Этот вопрос был ни к чему, поскольку Малко, согласно удостоверению, состоял в госдепартаменте. По выражению лица собеседника он понял, что совершил оплошность, официально настаивая на розыске Кима Маклина. Но времени исправляться уже не было.

– Не совсем, – ответил он.

Лицо самоанца каменело по мере того, как он тянул Малко бумаги через деревянный стол.

– В таком случае не вижу, чем я могу быть вам полезен. Мистер Маклин приглашен нашим правительством и зависит только от него. Единственное, что вы можете сделать, – это написать ему письмо, и мы его отправим.

Малко чувствовал, что его терпение тает, как мороженое под солнцем.

– Ким Маклин является свидетелем по важному делу, интересующему Службу безопасности Соединенных Штатов, и мне хотелось бы с ним встретиться.

Такое впечатление, что на самоанца упала сороконожка. Он вскочил и стал тыкать в сторону Малко грязным указательным пальцем.

– Служба безопасности Соединенных Штатов! Вы шпион! Нам на Западном Самоа не нужны шпионы! Мы живем в мире со всеми...

Не обращая внимания на протесты Малко, он позвонил, и несколько мгновений спустя появился рослый самоанец в хаки. Он слегка волочил ногу. Лицо его было совершенно сонным. Самоанский функционер указал на Малко. Охранник лениво кивнул, почесывая босой ногой левую щиколотку. Функционер набросал несколько строк на листке бумаги, с феноменальной быстротой прихлопнул печатью и протянул его Малко.

– Вот приказ о вашей депортации, – с апломбом произнес он. – Отныне вы находитесь под охраной сержанта Тутуилы. Я зарезервирую вам место на завтрашний самолет до Паго-Паго. До тех пор вы будете пребывать под наблюдением в вашем отеле. Сержант Тутуила отвечает за вас головой. Члены нашего правительства заявят письменный протест против такого беспардонного вмешательства в наши внутренние дела.

«При условии, что вам удастся уговорить их слезть со своих деревьев», – подумал Малко, задыхаясь от гнева.

Функционер-самоанец проводил их до дверей, и Малко очутился на улице один на один со своим надзирателем. Тот широко улыбнулся:

– Жарко, правда?

У него был сносный английский, он не имел при себе никакого оружия и казался довольно безобидным. Малко угостил его сигаретой, и они остановились на углу пыльной улочки, чтобы выпить «Пепси-колы».

– Завтра ты улетаешь, – сказал сержант.

– По всей вероятности, – отозвался Малко.

Тутуила покачал головой.

– Жаль, можно было бы пойти завтра вечером на бал.

Странный надзиратель. Они направились в отель. Сержант устроился на скамеечке у двери, а Малко вошел к себе в номер.

Надо было разыскивать Кима. Внезапно в голове Малко всплыл разговор в такси. Мормоны! Они на этом острове повсюду. И, конечно, знают, где найти белого. Главной задачей было сбежать из отеля. Единственная на Западном Самоа дорога шла вдоль берега, а его центральная холмистая часть была увита тропами, приемлемыми разве что только для джипа. Ну и, конечно, никаких телефонов.

Малко решил, что вечер – наилучшее время, чтобы сбежать от своего стража. Но он пока еще не знал, как. К счастью, таксист-новозеландец показал ему здание, где помещалась миссия мормонов. Благодаря фотографической памяти Малко не придется долго ее искать. Потом все будет в руках судьбы. Но он не покинет Западный Самоа, не повидав Кима.

Ночь, как и везде в тропиках, опустилась за несколько минут. Малко проснулся в темноте. Было семь часов. Хотелось пить, и он направился в бар. Там было пустынно. Проглотив порцию кока-рома – местной отравы, – Малко зашагал к двери, чтобы повосторгаться заходом солнца на Тихом океане.

«Сторож» был там. Прислонившись спиной к стене, он оживленно болтал с туземной красоткой. Красотка была босиком, завернутая в бубу, с довольно приятным лицом под высокой курчавой шевелюрой. Она передразнила «сторожа», широко улыбнувшегося Малко.

Малко вдруг осенило. Подойдя к этой парочке, он незаметно сделал знак сержанту Тутуиле. Тот немедля подскочил. Красотка невозмутимо демонстрировала выпяченный живот и торчащие под бубу соски высоких грудей, словно выточенных из железного дерева.

Малко заговорщически шепнул:

– Мне нравится твоя подружка. Как ты думаешь, может...

Понимающая улыбка осветила крупное лицо самоанского сержанта.

– Да, она очень красивая, – гордо сказал он.

Малко торжественно согласился.

– Ты думаешь, это можно устроить?

Сержант звучно расхохотался.

– Подожди, я у нее сейчас спрошу.

В конце концов, имеют же право приговоренные к смерти на рюмочку рома...

Малко ожидал окончания дискуссии, прерывавшейся взрывами смеха. Красотка украдкой поглядывала на него, словно приценивалась. Подошел развеселившийся самоанец.

– Она хочет за десять долларов США. Но я хочу тоже.

Малко сделал вид, что колеблется.

– Дороговато...

Молодая самоанская республика уже штамповала свои деньги, но они стоили не больше, чем бумага, на которой их печатали, поскольку за ними гарантировалось обеспечение в виде кокосовых орехов и пальмовых крыс. Один доллар официально обменивался на поражающий воображение ворох бумажек. То, что требовалось от Малко, было фантастической суммой для Апиа.

– Она не больна, – стал торговаться сержант тоном, не терпящим возражений.

Успокоил. «Не больна» – это еще как сказать. Самоанцы обладали только зачатками сексуальной культуры. Хотя, по правде говоря, их детский эксгибиционизм шокировал только миссионеров. Стены их хижин днем поднимались кверху, и весь «интерьер» был наружу. Малко уже убедился в этом, проезжая в такси. По ночам самоанцы не всегда опускали свернутые в рулон стенки. И кто хотел – становился свидетелем увлекательнейших зрелищ. За неимением телевизоров, на Западном Самоа предпочитали классические развлечения...

Короче, десять долларов, учитывая свободу местных нравов, было чересчур. Но Малко, тем не менее, уступил.

– Пожалуй, разве что она не больна, – сказал он.

Радость Тутуилы было приятно видеть.

– Тогда пошли.

Он взял красотку за руку и, обгоняя Малко, устремился в отель. Номер Малко находился немного поодаль, в глубине тропического сада.

Самоанка вошла первой. Издав какое-то восклицание на своем языке, она поспешно отступила: вид кондиционера был ей незнаком. Красотка с любопытством подошла поближе и протянула руку. Затем разразилась хохотом. Малко закрыл дверь. Только бы сержант в доказательство своей исключительной воспитанности не предложил ему попробовать первым... Но на этот счет он мог бы и не беспокоиться.

Сержант Тутуила уже спускал свои шорты цвета хаки, оставаясь в одной рубашке. Его вид не оставлял у самоанки сомнений в его намерениях. Она развязала свой бубу и бросила на пол.

Потом, заигрывая, она подошла к Малко и подставила свои чрезмерно развитые ягодицы, ожидая ласки.

Но сержанту Тутуиле некогда было ждать.

Он схватил красотку за бедра, повалил животом на кровать и вонзился в нее, как таран, одним ударом. Самоанка издала радостный вопль и задвигалась в такт его нападениям. Глаза «сторожа» почти выкатились из орбит. Его «туда-сюда» длилось не больше минуты. Потом раздалось короткое ржание, и он резко вскочил, освобождаясь из самоанки с мягким, чмокающим звуком.

Завершающий шлепок по черного цвета ягодицам – и он уже с достоинством натягивал свои шорты.

– Теперь ты, – сказал он Малко.

Негритянка развернулась и стала равнодушно разглядывать белого, широко расставив толстые ноги с наивной непристойностью. Груди торчали сосками вверх, словно каучуковые. Невозможно было понять, испытала ли она удовольствие, или половой акт здесь считался простой формальностью.

Малко мило улыбнулся сержанту Тутуиле.

– Ты уже все? Я хочу пить, пойду поищу пива.

У Тутуилы не возникло никаких подозрений. Он не мог себе вообразить, чтобы кто-то упустил случай погладить эту эбеновую статуэтку.

– Я потом, давай еще, – повторил Малко.

Шорты были уже на полу. С прежней безмятежностью сержант подошел к кровати, прицелился и погрузился одним рывком в тело красотки. Та повизгивала, забросив ему ноги на плечи.

Когда Малко проходил мимо них, глаза самоанки были закачены вверх, а сержант Тутуила тяжело дышал, перемежая сокрушительные удары глубокими вздохами. Завидев Малко, он подмигнул и прохрипел:

– Принеси мне тоже пивка.

Учитывая энергию, которую он расходовал, это было совсем не лишне. Двадцать секунд спустя Малко спокойно вышел из отеля, оставив там свой чемодан. Встречных прохожих не было. Он ускорил шаг и свернул налево, на главную улицу Апиа. Миссия мормонов, если он не ошибся, находилась на две мили дальше, по левую сторону.

Малко прибавил ходу. Его время зависело от сладострастия сержанта Тутуилы.

– ...И да хранит нас господь...

– Аминь, – сказал Малко.

Проповедь его преподобия отца Барнса, главы миссии мормонов на Западном Самоа, подходила к концу.

Малко сидел рядом с его женой, окруженный компанией из семи молодых миссионеров. Самому старшему из них было около двадцати двух лет.

Малко расположился с ними за большим столом в такой атмосфере согласия и мира, в какой ему давно не приходилось бывать. Если бы мормоны знали, кем он был на самом деле, они бы утопили его в святой воде...

Его преподобие отец Барнс принял Малко с любезным гостеприимством. Малко представился как друг Кима Маклина, не знающий, где его искать на этом острове. Мормон тут же согласился помочь. Возможно, кто-нибудь из миссионеров что-нибудь слышал об этом. Отец Барнс пригласил Малко на обед. И в самом деле, как только было покончено с последними молитвами, его преподобие стал расспрашивать своих подопечных. Какой-то молодой миссионер с детским лицом и в очках без оправы поднял руку.

– Кажется, я знаю, ваше преподобие. Он жил в деревушке в центре острова, в пяти часах езды отсюда в сторону гор. По крайней мере, он был там на прошлой неделе.

– Чем туда можно добраться? – спросил Малко.

Его преподобие снисходительно улыбнулся.

– Я предоставлю в ваше распоряжение двух миссионеров и «тойоту» миссии. Это развеет наших молодых людей. К тому же, они говорят по-самоански. Вы отправитесь с Оливером Фрэнком и Робертом Блейком. А сейчас споемте несколько псалмов...

Он открыл небольшую книжицу и красивым торжественным голосом вознес гимн. На самоанском. Малко искренне сожалел, что здесь не было его «горилл» из ЦРУ. Фото Милтона Брабека и Криса Джонса, распевающих псалмы, порадовало бы кое-кого наверху. Пока мормоны пели, Малко молился, чтобы сержант Тутуила, исчерпав радости плоти, не поднял по тревоге весь Апиа. Никто, к счастью, не видел, как он входил в миссию мормонов.

..."Тойота" карабкалась по изъезженной тропе из латерита. Малко казалось, что он уже проглотил пыли ровно столько, сколько весит сам. Они ехали уже больше часа, преодолевая пустынные холмы восточной части Апиа. Джунгли были великолепны. Величественные бавольники, слоновья трава, гигантские папоротники – роскошная густая растительность.

Невзирая на удушающий зной, оба молодых миссионера были в черных галстуках. Скромные и правдивые, они едва осмеливались обращаться к Малко. Солнце спряталось. Над верхушками деревьев повисли облака. По ветровому стеклу застучали большие капли, и через несколько секунд плотный занавес тропического ливня скрыл джунгли.

– Здесь всегда идет дождь, – объяснил Роберт Блейк. – Облака цепляются за холмы.

Мокрый латерит стал скользким и опасным. «Тойота» делала пятнадцать миль в час, иногда еще меньше. Все трое молчали. Иногда они проезжали по какой-нибудь деревне, и самоанцы выбегали им навстречу. Повсюду стояли голые женщины и мылись под потоками дождя. Нимало не смущаясь, они выставляли напоказ свои темные, немного желтоватые тела. Молодые миссионеры стыдливо отводили глаза.

– Это очень примитивные люди, – заметил с ученым видом Роберт Блейк после того, как они наткнулись на стайку женщин, вышедших из ручья в чем мать родила поглазеть на проезжих.

Тропа становилась все более узкой и извилистой, взбираясь на холмы под опасным углом. Но Роберт Блейк не терял присутствия духа, и «тойота», рыча и кашляя, продиралась вглубь.

Наконец, ближе к полудню, Роберт остановил машину под большим папоротником и с извиняющейся улыбкой обратился к Малко.

– Дальше нужно идти пешком. Это недалеко.

Малко спрыгнул на землю. Их окружал влажный туман. В нескольких шагах виднелся мощный водопад, рокотавший с сорокаметровой высоты между двумя стенами плотной зелени. Оливер Фрэнк протянул Малко банку с солодовым пивом.

– Чтобы легче был путь.

Малко имел несчастье не выплюнуть эту жидкость, такой мерзкой она была на вкус.

Оба миссионера уже штурмовали джунгли размеренными шагами. Под их галстуками и белыми рубашками скрывалась выносливость самоанцев! Через четверть часа легкие Малко уже разрывались. При такой жаре, влажности и скользкой почве идти – значило поднимать килограмм по тридцать свинца на каждый шаг.

Его толкала вперед только жажда увидеть Кима Маклина. Может быть, правда о гибели Томаса Роуза хранится в глубине этих джунглей?

– Что вы здесь делаете?

Голос был низким и злобным. Голубые глаза с ненавистью разглядывали Малко. Правая рука бородатого великана стискивала рукоятку ножа.

Ким Маклин имел рост около метра девяносто и весил, должно быть, не менее ста двадцати кило. Светлая борода квадратной формы придавала лицу суровость. Волосы заставили бы хиппи умереть от зависти: спутанная светлая грива спускалась до самых плеч. Ничего, кроме старых рваных джинсов и теннисных туфель, на нем не было.

Малко удивился. Ким Маклин, по всей видимости, считал его своим врагом, несмотря на то, что он прямо представился служащим госдепартамента. Он застал Кима за постройкой хижины немного в стороне от деревушки. Мормоны совершенствовали свой самоанский в разговоре со старостой.

Малко не видел причин для такого холодного, почти враждебного приема.

– Я прибыл сюда, чтобы повидаться с вами, мистер Маклин, – сказал Малко. – Мне нужны вы.

– Я?

Ким оставил в покое нож и уперся руками в бедра.

– Для чего?

Малко не собирался скрывать цель своей поездки. Между прочим, Корпус мира получил путевку в жизнь из Белого дома.

– Я расследую обстоятельства гибели человека, которого вы встречали в Суве, – объяснил он, – Томаса Роуза. Он, по всей видимости, был убит, и я думаю, что...

Американец не дал ему докончить фразу. Сжав кулаки, он двинулся на Малко.

– Грязная капиталистическая свинья, – прорычал он, – убирайся, или я разобью тебе башку!

Под башмак ему попалась несчастная сороконожка, которая была раздавлена с легким хлопком, не предвещающим ничего хорошего. Губы Кима тряслись от ярости – комедию, во всяком случае, он не разыгрывал. Малко отступил на шаг.

– Я не свинья, – холодно произнес он. – Я приехал, чтобы снять с вас официальное обвинение.

Слово «официальное» у него прозвучало с особым нажимом.

Американец сардонически рассмеялся.

– Я вижу! Вы из подонков ЦРУ, верно? Пока люди умирают от голода, вы проделываете свои пакости, чтобы завладеть миром.

На его крики скоро сбежится вся деревня. Малко, еще больше удивляясь, постарался его успокоить.

– Все не так просто, как вам представляется. И я не хотел бы затевать с вами дискуссию.

Но Маклина понесло. Он ткнул в Малко пальцем толщиной с ножку стула.

– Ноги моей больше не будет в Канзасе! – взревел он. – Слышите? Америка – гнилая страна, которая думает только о том, как бы развязать войну. Это мне не нравилось, когда я еще там был. Поэтому я и вступил в Корпус мира.

Уж во всяком случае Корпус мира нравы не смягчил... Ким, судя по всему, собирался задушить Малко во имя вселенского мира. Такое отношение было по меньшей мере странным. И давало Малко новый повод для размышлений. Например, о том, куда подевался мирный копатель отхожих мест...

– Почему вы так ненавидите свою страну? – мягко спросил Малко.

После секундного колебания американец с горечью выпалил:

– Я хотел стать врачом, когда был пацаном. Но у меня не было денег. Я так и не смог продвинуться дальше первого курса. Все мыл ночные горшки. Если бы меньше тратили бабки на атомные бомбы, образование было бы бесплатным...

Малко почувствовал, что ступает на скользкую почву. Надо во что бы то ни стало вытянуть из Кима Маклина все, что он знает о смерти Томаса Роуза. Он присел на обрубок дерева и, улыбаясь, сказал:

– Я вас понимаю. Но люди из ЦРУ не убийцы. Томас Роуз был славным парнем. Я хотел бы знать, почему его убили.

Лицо Кима Маклина помрачнело. Он вырывал лезвием своего ножа мелкие пучки травы. Под загорелой кожей поигрывали крупные мускулы.

– Я встречал его раза три в Суве, – неохотно сознался он, – и даже не знал, что он уже мертв...

Он избегал встречаться взглядом с Малко, и тот понял, что Маклин лжет.

– Вы не помните ничего такого, что могло бы мне помочь? – настаивал он.

Ким вонзил лезвие в пень с такой силой, что оно там и осталось.

– Я же сказал вам, что ничего не знаю, – сплюнул американец. – Оставьте меня в покое со всем этим.

Золотистые глаза Малко постепенно становились зелеными. Этот миролюбец начинал действовать ему на нервы.

– Во всяком случае, – сказал он негромко, – Лена Мар должна была что-то знать, поскольку ее убили до того, как я смог с ней поговорить.

– Лена Мар, – повторил тихим голосом бородач. – Она...

Его голубые глаза затуманились. Не докончив фразу, он опустил голову. Вокруг них порхала райская птичка.

Вдруг Малко показалось, что ему на голову падает Кракатау. Это Маклин бросился на него. На его горле сомкнулись мощные пальцы. Ким оторвал Малко от земли и грубо прижал к дереву.

– Слушай внимательно, подонок, – проревел он. Губы шевелились всего в нескольких сантиметрах от лица Малко. – Если ты еще раз заговоришь со мной об этой истории, я засуну тебя головой в муравейник. Ты сейчас по-быстрому свалишь отсюда и скажешь своим дружкам, что я пришью первого, кто явится сюда меня доставать...

Его миролюбие было восхитительным. Из глаз Малко покатились слезы. Бородач бросил его и стал удаляться, размахивая ножом с видом, способным обратить в бегство самого Кинг-Конга...

Малко растирал занемевшее горло, постепенно приходя в себя. Методы убеждения у Кима были несколько резки. Неторопливо возвращаясь к центру деревни, он размышлял, как выбраться из этого положения. Какую роль сыграл Ким Маклин? Допросить его серьезно можно было только депортировав из Западного Самоа.

Погруженный в свои мысли, он почти врезался в Роберта Блейка. Молодой миссионер-мормон был страшно возбужден.

– Староста деревни решил устроить праздник в честь нашего приезда, – объявил он. – Будут танцы и особая еда. Потом мы здесь заночуем. Ваш друг обрадовался, увидев вас?

– Очень, – заверил Малко.

Еще немного, и друг задушил бы его от радости...

Скрывшись из-под надзора, Роберт Блейк в неизменном галстуке-бабочке танцевал на площадке между двумя толстенными самоанками, которые окружили его на манер сэндвича. Облаченные только в пальмовые юбочки, с голыми грудями, они получали садистское удовольствие, касаясь ими молодого миссионера. При каждом прикосновении год отпущенных грехов уходил на ветер. Самоанки, возбужденные пивом, беспрерывно хохотали. Наверное, сводить с ума мормонов было их любимым развлечением.

Малко делал вид, что участвует в общем веселье. Пиршество проходило на открытой площадке у хижины старосты под неверный пляшущий свет факелов, воткнутых прямо в землю. Все ели руками баранину, политую пивом из банок. По пальцам струился жир. Трое самоанцев, ударяя по пустотелым калебасам, обеспечивали музыкальное сопровождение.

Сидя в стороне, Ким Маклин ни с кем не разговаривал и с мрачным видом поглощал пищу, время от времени бросая злобные взгляды на Малко. Он отпихнул самоанок, приглашавших его танцевать.

Девушка с курчавыми волосами неожиданно присела перед Малко и улыбнулась. Ей можно было дать не больше двадцати лет. Черты ее лица были крупными и довольно правильными. Надетое на нее вместо традиционной юбочки подобие туники из рыбацкой сети, не особенно скрывавшее все прелести, производило весьма необычный эротический эффект. Из ячеек торчали большие коричневые соски, темнел пушок внизу живота. Глаза у молодого мормона Оливера полезли на лоб. Сдавленным голосом он прошипел Малко:

– Она хочет с вами танцевать.

Малко показалось, что в его голосе было меньше святости, чем всегда. Самоанка уже тянула его по тропке к утоптанной площадке. Она позвала товарку, и они вдвоем устроили Малко «сэндвич». Если бы не запах, ничего неприятного в этом не было.

С очаровательным бесстыдством мартышки самоанка, громко хохоча, терлась об Малко. Мормоны еще держались. Затем настала очередь Оливера Фрэнка идти по тропке на площадку. Празднество было в самом разгаре. Внезапно Ким Маклин исчез из виду. Малко оставил своих партнерш и скромно удалился, словно гонимый деликатной потребностью.

Ему понадобилось около десяти минут, чтобы отыскать в темноте хижину гвардейца Корпуса мира. Под козырьком у входа горела ацетиленовая лампа. Малко стал за деревом и осмотрелся. Ким ходил по комнате. Затем он вышел за дверь и прислушался. Малко затаил дыхание. Ким сразу потушил лампу. Но лунный свет позволял Малко следить за его силуэтом, мелькавшим между деревьями.

Малко последовал за ним. Без определенной цели. В этом американце его интриговало все. Шум праздника заглушал шорох его шагов. Ким свернул к деревне, фыркнул и углубился в джунгли, ближе к водопаду. И тут Малко перестал его видеть. Американец скрылся в зарослях около последнего баобаба. Немного подумав, Малко снова двинулся вперед. Он уже раздвигал трехметровый папоротник, когда саркастический голос произнес:

– Итак, мы потерялись?

Он сначала не разглядел фигуру Кима, утопавшую в зарослях. Потом свет луны заиграл на каком-то блестящем предмете. Раздался сухой щелчок затвора, и Ким злобно бросил:

– Я говорил, чтобы вы больше не доставали меня? Или нет?