Стоял полный штиль. Прекрасная и величественная, каравелла отражалась в гладком, как зеркало, море. Ни единое дуновение ветерка не тревожило поникших парусов. Разноцветные флаги на мачтах безжизненно обвисли. Каравелла застыла в ожидании загадочной пассажирки, чтобы увезти ее в неведомые просторы мечты.
… А перед Златой до самого горизонта простиралось безбрежное песчаное море. Желтые барханы, как застывшие волны, убегали вдаль. Солнце палило нещадно. Над землей дрожала красноватая дымка. Песок насыпался в атласные туфельки, не созданные для тернистых дорог. Временами Злата утопала в зыбких наносах по щиколотку. Она потеряла счет времени. От жары и жажды у нее мутилось в голове. Все медленнее продвигалась она вперед, все труднее давался ей каждый шаг.
«Только не останавливаться», — как заклинание стучало у нее в висках. Стоит присесть, и уже не будет сил подняться и продолжать путь.
Перед глазами у Златы поплыли красные круги. Она в изнеможении опустилась на горячий песок, и видения обступили ее. Ей казалось, что она слышит отдаленный звон колоколец и чьи-то голоса. Из густого, как патока, марева, стоящего над пустыней, появился караван. Навьюченные поклажей верблюды размеренной поступью шли через песчаные барханы. Их горбы лениво колыхались под яркими, украшенными кисточками попонами. К седлам были приторочены тюки с заморскими товарами и глиняные амфоры с водой. Белоснежные повязки прикрывали головы погонщиков от палящих лучей солнца.
Люди заметили лежащую на песке девушку и стали, оживленно жестикулируя, переговариваться между собой. Сердце Златы радостно встрепенулось: да ведь это не мираж! Неужели спасена? Она увидела над собой обеспокоенные лица.
— Пить, — только и смогла вымолвить девушка сухими от жажды губами.
Тотчас ей ко рту приставили фляжку с живительной влагой. С каждым глотком в девушку вливались силы. Голова все еще кружилась, но вскоре Злата смогла встать. Люди жестами приказали ей подойти к балдахину, возвышавшемуся на спине лучшего верблюда.
Полог балдахина откинулся, и Злата увидела старца с козлиной бородкой и в шитых золотом одеждах. Голову его украшала чалма с пером павлина, а пальцы были унизаны перстнями.
— О премудрый визирь! — склонившись в поклоне, обратился к старику главный погонщик. — Небесам было угодно послать нам на пути чужестранку.
Визирь кинул в сторону Златы безразличный взгляд. Вряд ли посреди пустыни можно найти товар, достойный внимания. Но от удивления глаза старца полезли на лоб, и в них вспыхнул алчный огонек. Чужеземка была дивной красоты. Нервно теребя бородку, визирь вперился в девушку. Сам шайтан не мог бы создать большего искушения для глаз и для души. Женщины, живущие в здешних краях, были смуглыми и темноокими. Они не носили белых одежд и стыдливо прятали лица. Незнакомка же, напротив, смотрела смело и прямо. Волосы ее отливали чистейшим золотом, а глаза сияли подобно сапфирам. Такая наложница могла бы стать жемчужиной любого гарема. За эту невольницу Звездный шейх осыплет его подарками и почестями.
— Усадить чужестранку на верблюда, — скомандовал он.
— О, вы так добры! Я просто не знаю, как вас благодарить! — воскликнула девушка, одарив визиря очаровательной улыбкой.
Это было неслыханной дерзостью. Мало того, что чужестранка не прикрывала лица, она еще осмелилась говорить со старшим. Погонщики переглянулись. Однако визирь не осудил нечестивицу. Его старческое сердце растаяло, как кусочек льда под лучами палящего солнца. Он почувствовал себя лет на тридцать, а может, и на все пятьдесят моложе и браво приосанился, но прострел в спине тут же напомнил ему об истинном его возрасте.
«К тому же Звездный шейх вряд ли откажется от такого лакомого кусочка», — с тоской подумал визирь и сказал:
— Много есть диковинок и украшений во дворце Звездного шейха, но там всегда найдется место еще для одной. — А потом строго приказал погонщикам: — Верблюда выбрать самого лучшего и во время пути воздавать иноземке почести.
Визирь посмотрел на молодых погонщиков, не знающих, что такое прострел в спине, и в нем шевельнулась черная зависть. С каким бы удовольствием он сам подносил янтарный виноград и сладкие персики этой золотоволосой пери!
— Да не сметь поднимать на нее глаз, — сердито добавил он, и полог балдахина опустился.