ГЛАВА 1
МАГНОЛИЯ ГРЭНТЭМ

Обувь.

Мужская обувь у входной двери.

Я вытаскиваю ключи из двери дома моего босса на побережье Монток и присаживаюсь, чтобы рассмотреть ряд коричневых кожаных сверкающих мокасин, будто те только что куплены.

— Эй? — Мой голос отзывается эхом через двухэтажное фойе. Зов отражается от деревянных стен и перемещается на окна во всю стену с видом на воду.

Никакого ответа.

Я осторожно иду в сторону кухни. Планшет и ноутбук заряжаются, а ветерок, приносящий запах морской соли, задувает через открытое окно. Июльское полуденное солнце покрывает день теплом и светом от песчаных дюн, и все, что я хочу после трехчасовой поездки в мини-автобусе, это переодеться во что-нибудь, подходящее лету, и погрузить пальцы ног в песок на частном пляже босса.

На самом деле, это было ее решение. Эддисон накричала на меня за то, что слишком много работаю.

В течение двух лет, пока работала риэлтором в агентстве «Ван Клиф», никогда не было такого, чтобы я просила так много, как один выходной день.

Потребовалась вечность, чтобы добраться сюда и не только из-за скорости улитки мини-автобуса или огромного числа остановок, которые мы делали в течение ста девяносто трех километрах поездки. Водитель был пожилым мужчиной пенсионного возраста, и, когда увидела его таскающим еще полсотни чемоданов из отсека хранилища автобуса, не могла позволить ему делать это одному. Я осталась, передавая чемодан и проводя группу старушек к ближайшей стоянке такси.

Наконец-то, я здесь.

Но очевидно, не одна.

— Эй? — снова зову я. — Кто здесь?

Клубы белого дыма поднимаются из окна, и я чувствую запах гриля. Оставляю сумки около разделочного стола кухонного островка и направляюсь к раздвижным дверям, что приводят к террасе, которая охватывает весь дом.

Полуголый мужчина в темно-синих в белую полоску пляжных шортах покачивается из стороны в сторону напротив гриля. Белые шнурки его наушников свисают с плеч. Загорелая спина блестит, а мышцы изгибаются под гладкой кожей. Округлый изгиб крепкой задницы удерживает низко висящие шорты на месте, пока мужчина кивает головой под музыку, где слабо слышен бит из наушников. Он меня не слышит.

Черт возьми!

Я где угодно узнаю эту густую, рыжеватую копну волос, узкую, мускулистую талию и эти идеально округленные икры.

Я просто не понимаю, что он делает здесь...

В доме нашего босса в Хамптонсе...

В течение долгих выходных, которые она назначила только для меня...

Я протягиваю руку к одному из белых наушников и выдергиваю его из уха одним ловким рывком. Мужчина, которого не видела и с которым не разговаривала два года, поворачивается и снимает брендовые очки. Уголки его самодовольного рта опускаются, как только мозг проецирует у себя картинку моего лица, пока мужчина ловит на себе презрительный взгляд.

— Ксавьер. — Я скрещиваю руки на груди.

— Магнолия. — Его кулак сжимается вокруг пары металлических щипцов.

— Что ты здесь делаешь? Эддисон зарезервировала эти выходные для меня.

Его челюсть сжимается.

— Видимо, Эддисон сначала не поговорила с Уайлдером.

Можно подумать, что муж и жена будут разговаривать друг с другом, но, видимо у «Ван Клиф» есть более важные вещи для беспокойства, помимо того, что своим сотрудникам и друзьям они предоставили свой загородный дом в течение второго выходного в июле.

— Я звоню Эддисон, — говорю, вытаскивая телефон.

Ксавьер ухмыляется, пробегаясь рукой по густым волосам, прежде чем сложить руки. Он расправляет плечи так, будто я сейчас устрою ему личное представление.

— Отлично.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты собираешься беспокоить босса посреди ее отпуска с семьей в Сент-Томас, потому что не хочешь делить полторы тысячи квадратных метров, шесть постелей, семь ванн пляжного домика с одним из своих коллег.

Он говорит, как настоящий риэлтор.

— Я не считаю тебя коллегой. — Опускаю телефон. Он прав. Беспокоить Эддисон в отпуске после того, как она так любезно предложила мне свой дом будет невежливо, и пожертвовать здравым смыслом только, чтобы доказать свою точку зрения — не мой стиль.

— Точно. Я забыл. Мы же враги.

Его голова качается, пока он поворачивается, чтобы перевернуть щедрую порцию жареной рыбы на гриле над слабым пламенем. Его бицепсы напрягаются и расслабляются в ответном действии. Судя по сильному загару гладкой кожи, я готова поспорить, что он был здесь большую часть недели.

Когда-то мы были партнерами. Опасный дуэт. Непобедимы. Молодые и целеустремленные с достаточным количеством наивности, чтобы верить в то, что мы можем захватить весь мир.

А затем, пьяная ночь на брокерской конференции в Таллахасси все изменила. Но не секс разделил нас. А то, что произошло на следующее утро.

— Из твоих уст это звучит драматично. — Я сопротивляюсь желанию закатить глаза.

— Соперники. Конкуренты, — говорит он, спиной ко мне. — Лучше для тебя?

Каждый риэлтор в большом районе Манхэттена — мой конкурент. Моя вражда с Ксавьером Фоксом совершенно случайно носит более глубокий характер.

Эта горькая вражда, определяется разочарованием, ложными надеждами и заблуждениями.

Ксавьер кладет рыбу на тарелку, выключает гриль и закрывает крышку, все время напевая беззаботную песенку из идеальных полноватых губ. Это не похоже на него — быть таким жизнерадостным, и клянусь, что он делает это, чтобы посмеяться надо мной.

— Если ты не против, — говорит он после того, как разворачивается. Его руки заняты щипцами и тарелкой, он кивает на дверь.

Я хватаю ручку раздвижной двери и открываю ее для Его Королевского Величества. Он проскальзывает мимо моего плеча в облаке морских брызг, кокосового солнцезащитного крема и свежими пойманными морепродуктами.

Он пахнет, как отпуск.

Мой отпуск.

Тот самый, о котором фантазировала почти всю трехчасовую поездку сюда. Тот самый, к которому я тщательно готовилась всю прошлую ночь. Первый, который у меня был за два года.

Долгие выходные за поеданием хорошей еды, покупками причудливого антиквариата и туристическим загаром, ветряных мельниц и маяков между загоранием было всем, чего я хотела.

Не делить роскошный пляжный домик с Ксавьером Фоксом, высокомерным экстраординарным мудаком.

Я остаюсь, расположившись на деревянном крыльце, которое повидало не мало природных всплесков, вдыхая воздух, смешанный с остатками дыма от гриля. Мой желудок урчит, что слышно только мне, благодаря разбивающимся поблизости волнам.

— На сколько ты приехал? — Я захожу внутрь.

Он уже сидел за дубовым обеденным столом, поедая нежный кусок жаренной белой рыбы.

Он сглатывает.

— До понедельника.

Я тоже.

Мои плечи опускаются. Это не отпуск. Я не меняла назначений, обязанностей и не просила Скайлар прикрывать меня на работе, чтобы просто провести выходные, похороненные в некомфортном напряжении рядом с единственным мужчиной, который заставляет одновременно вскипать кровь и плавить внутренности.

Я прокрадываюсь мимо него, поднимая и вешая сумку через плечо.

— Ты куда? — Он откладывает вилку.

— Найти машину обратно в город.

Проще сказать, чем сделать. Я не знаю, где мини-автобус, или если он уже покинул Монток, но разберусь.

— Ты только приехала. — Он мотает головой. — Ненавидишь меня, да?

— Я никого не ненавижу, Ксавьер. Не льсти себе. — Я научилась прощать его со временем, но никогда не забывала. — У меня есть дела поважнее, чем уж сидеть тут, ненавидя тебя.

Да, как вытеснить тебя из топового списка агентов в городе.

Он украл этот раздел у меня вместе с моими десятью самыми высокопоставленными клиентами за последние два года.

— Оставайся здесь. — Ксавьер отклоняется назад на стуле, вытирая полные губы тканевой салфеткой. Намек на легкую щетину затеняет его впалые скулы. — Этот дом достаточной большой для нас двоих. Держись подальше от меня. А я оставлю в покое тебя.

Этот дом не достаточно большой для нас двоих. Целый район Манхеттена мал для нас двоих.

— Это несколько не то, как я представляла расслабляющий отпуск. — Изучаю расстояние, горя желанием пройтись по берегу и почувствовать плеск прохладной воды босыми ногами. Вы нигде не можете ходить босиком в Манхеттене, если только это не пределы нелепо дорогущего дома.

— Меньше всего мне хочется мешать тебе наслаждаться отпуском. — Опасный блеск покоится в его глубоком голубом взгляде.

Я достаю телефон из кармана и начинаю гуглить мотели Монтока.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

— Спасаю эту поездку.

Ксавьер приподнимает одну бровь, перед тем как внимательно поднимается и уносит тарелку в раковину. Он методично споласкивает ее, сначала горячей водой, затем холодной и кладет на нижнюю полку из нержавеющей стали посудомойки. Хорошо знать, что он по-прежнему не дикарь. Возможно, единственная вещь, которая говорит в его пользу.

Это и его до безумия запредельная внешность.

Впрочем, ничего больше.

Только эти две вещи.

— Удачи в поисках другого жилья. Настала неделя после четвертого июля. Каждая гостиница в Хамптонсе уже полностью заселена.

— Уверена, что смогу найти что-нибудь. — Я решаю проигнорировать его и между тем позвонить в «American Hotel» в Саг-Харбор.

Линия занята.

Я пытаюсь по старинке найти мотель в Ист-Хэмптон.

Нет ответа.

Словно нью-йоркская пиццерия в пятничную ночь — слишком заняты, чтобы отвлекаться, отвечая на звонки.

Вздох.

— Сколько еще звонков ты собираешься сделать? — Ксавьер опирается локтями на островок.

— Почему бы тебе не заняться чем-нибудь? — Я отмахиваюсь от него, когда кто-то отвечает.

Да. Спасибо. Бог существует.

— Эм, да, здравствуйте, — говорю я, заправляя выбившийся завиток темных волос за уши, и ухожу из видимости Ксавьера. — Меня интересует, есть ли у вас какие-нибудь свободные номера на эти выходные?

Мужчина на том конце выпускает воздух со свистом.

— Нет, мэм. У нас все забронировано до Дня труда.

Его акцент больше бруклинский, чем я ожидала. Приехала в Монток, чтобы отдохнуть от города, но ощущаю, как город постоянно следовал по пятам.

— Вы знаете кого-нибудь еще, где я могла бы попробовать?

— Простите, — говорит он. — Не турагент.

Он вешает трубку, и я погружаюсь в ближайшее кожаное кресло, покрытое бледным полотном. Это место — олицетворение обычной элегантности. Я хотела вообразить на этих выходных, что мне принадлежит этот многомиллионный дом и что была такой девушкой, которая может позволить себе отдохнуть в Хамптонсе.

И мне нужно было побыть наедине со своими мыслями.

Наедине с собой.

Одна с миром, тишиной и чистым, морским воздухом.

— Серьезно, Магнолия, — говорит Ксавьер. — Мы можем вести себя как взрослые.

— Дело не в том, чтобы быть взрослыми. — Я впихиваю телефон обратно в карман и поворачиваюсь лицом к Фоксу.

Это нечто большее.

Ксавьер гордо выступает передо мной; его загорелое лицо склонилось на бок, а на губах полуулыбка.

— Что мы делаем, Мэгс?

Он называет меня Мэгс, словно это может каким-то образом смягчить окаменевшую обиду, сохранившуюся между нами.

Я спокойно вдыхаю, втайне наслаждаясь тем фактом, что он пользуется тем же одеколоном, которым пользовался, когда много значил для меня; тогда, когда он был гораздо больше, чем самодовольным мудаком, которому хотела врезать по лицу, как только он украл продажу прямо у меня из-под носа.

— Мы ничего не делаем. — Я указываю на него, а затем на себя, рисуя невидимую стрелку.

— Ты скучала по мне, — говорит Ксавьер с излишней уверенностью, пока его глаза мечутся между моими. — Ты бы не вела себя так, если бы не скучала.

Прежним Ксавьеру и Магнолии место где-нибудь в музее. Они пережиток, не имеющий значения. Ностальгические кусочки истории, похороненные во временном хранилище с многочисленными яркими воспоминаниями; очень болезненными, чтобы задерживаться на них слишком долго.

— Рада видеть, что даже время не запятнало твоего гигантского эго. — Я разворачиваюсь и подхватываю сумку.

— Один из нас должен был оставаться верным себе. — Он снова опирается на островок.

— Что ты имеешь в виду?

— С тобой было весело.

— Я все еще умею веселиться. — Хотя он знает.

Его взгляд опускается по длине моего наряда, начиная с тугого пучка, задерживаясь на темно-синем пиджаке и, в конечном счете, останавливаясь на высоких каблуках. Я поняла. Я неподходяще одета.

Городская девушка она и в деревне городская...

— У меня не было возможности переодеться до того, как я села в мини-автобус, — лгу я, потянув за тонкий отворот пиджака.

— Твое лицо. — Ксавьер прищуривается. — Сейчас все сморщилось. Ничего похожего на линию улыбки. Ботокс или ты просто больше не улыбаешься?

Я могла врезать ему.

Кулаки сжимаются. Я заставляю мозг работать, пытаясь придумать какое-нибудь остроумное оскорбление, чтобы бросить в него, но все в нем столь же идеально, как и было всегда. Ни единого мешка под глазами. Безупречная бронзовая кожа. Мышцы натянуты под гладкой кожей. Глубокие голубые глаза, обрамленные длинными, данными богом ресницами, слишком красивыми, чтобы принадлежать мужчине.

Иванка Трамп однажды сказала: «Выглядеть хорошо — лучшая месть». В любом случае я была не согласна. Успех — это лучшая месть.

По крайней мере, я так думала.

Ксавьер и тут меня обыграл. Его звезда взлетела, как только он разъединил нас, а я убиваю себя, чтобы наверстать упущенное.

— Я так понимаю, ты останешься? — Брови Ксавьера поднимаются, а подбородок слегка поджат.

Вариантов у меня маловато. Я могу провести остаток дня, пытаясь найти новое жилье, чтобы насладиться маленькими выходными, успеть на последний мини-автобус назад в город и с головой погрузиться обратно в работу или провести выходные, веселясь и доказывая Ксавьеру, как сильно он ошибается во мне.

К тому же, у меня свидание с бывшим клиентом. Я столкнулась с ним по дороге сюда, и он попросил меня встретиться с ним за выпивкой в «У Ника и Тони» сегодня в восемь вечера.

Я могу быть веселой Магнолией. Я сбрасываю туфли и распускаю волосы. И могу быть чертовски уверена, что Ксавьер жалеет о том дне, когда расколол меня, вылил все содержимое и выбросил.

Я вешаю сумку на плечо.

Толстая кожа. Широкие плечи.

— Куда ты сейчас собираешься пойти? — спрашивает он.

— Искать комнату. Эддисон сказала, что есть вторая спальня на верхнем этаже.


Загрузка...