– Тебе письмо! – сказал адвокат Алик Дрючин своему коллеге и сожителю, частному детективу Александру Шибаеву, с которым делил офис. Он помахал в воздухе длинным узким конвертом, потом понюхал его, закатил глаза и сказал с придыханием, напирая на шипящие:
– Из Европы, между прочим. Из Германии!
– Дай! – Шибаев выхватил у Алика конверт, надорвал, вытащил белый сложенный листок, развернул и принялся читать.
– Ну, что там? – Алик сгорал от нетерпения. – Что она пишет?
Шибаев протянул ему письмо. Алик принялся читать, потом поднял глаза на Шибаева и сказал:
– Дохлый номер. Он действительно думает, что сможет вернуть свою собственность? Через сто лет?
– Разве нет закона о возвращении… как оно называется?
– Реституция. «Оно» называется реституция. Нечего возвращать, все порушено, исчезло, давно пропало. Разве что землю, но это тоже головная боль. Тут целая армия сыскарей ни до чего не докопается. – Алик пренебрежительно фыркнул. – Если мне не изменяет память, за последние двадцать лет было с десяток попыток вернуть какие-то барские поместья, но ни фига не получилось. Волокита и морока. В балтийских странах пошло живее, насколько я помню, да и то… И потом, кто будет платить за удовольствие? За полуразрушенные стены? Наследники, которые никогда тут не были, языка не знают… Что они будут делать с этой собственностью? Продать нереально, налоги неподъемные, про услуги адвокатов даже говорить не буду. Кому оно надо? Или деньги некуда девать? Не ожидал от немца, они цену копейке знают. Мы живем во времена прагматиков, к черту сантименты. – Алик подумал и добавил после паузы: – Правда, он пишет, что оплата раз в месяц плюс оперативные расходы. И вообще, надо тебе заметить, Ши-бон…
– Здесь что-то вроде чека, – перебил Шибаев.
– Покажи! – Алик вырвал у него из рук банковскую бумагу с подписями и штампами. – Ого! Две с половиной тысячи евро? Каждый месяц до удовлетворительного результата? Плюс оперативные расходы? Он что, миллионер? Этот… – Он заглянул в письмо. – Алоиз Мольтке! Ну и имечко! Алоиз! Наверное, из колонистов. В смысле, предки. Старый, наверное, вот и мается дурью. И язык какой-то несовременный! «Милостивый государь, обращается к Вам…» «Вам» с большой буквы! «…если можно так выразиться, бывший соотечественник с деликатным поручением…» Вот как! Деликатное поручение!
– Зачем оно ему, он не пишет, – заметил Шибаев.
– Ага, мотив отсутствует. Странно. А с другой стороны, тебе не однозначно? Допустим, хочет бросить последний взгляд на наследие предков и помереть. Ему бы нотариуса или кого-нибудь из архива нанять, больше бы толку, те стоят у истоков, так сказать. Что будем делать, Ши-бон?
– Ничего.
– То есть ты отказываешься?
– Ты же сам сказал, что дело гиблое.
– Могу повторить: дело гиблое и дурацкое. Но деньги-то не гиблые! Можно покопаться в архивах. В любом случае ты ничего не теряешь. Возможно, найдешь дом предков, где сначала был клуб, потом склад, потом магазин, потом опять склад. Конечно, если здание пережило Гражданскую и Вторую мировую. Напишешь ему, так и так, мол, нашлось ваше, родимое, вот оно. И фотографию! Или наоборот: увы, не уцелело, разрушено во время войны. Стояло на этом самом месте, сейчас там парк или стадион, или овощной магазин. И опять фотку. За два-три месяца худо-бедно накапает. Не Клондайк, конечно, но на безрыбье и рак, как ты понимаешь, не помешает. Тем более у тебя сейчас временный застой. Соглашайся, Ши-бон! Спокойное дело – ни мордобоя, ни рисков, ни крови. Сиди себе и копайся в старых документах. Мечта, а не дело! Уж если этому Алоизу так приспичило платить.
Шибаев пожал плечами.
– Он говорит, если ты согласен, то напиши, и он вышлет тебе семейные тайны. Так и написано: семейные тайны. Интересно, что имеется в виду?
– Имеются в виду имена и адреса, где жили предки, – сказал Шибаев. – И время. Они не из колонистов, у нас тут их не было. Может, его прабабка эмигрировала и вышла замуж за Мольтке…
– И родила сына, тоже Мольтке, – подхватил Алик. – А он тоже родил сына Мольтке и так далее. В таком случае он не соотечественник, а потомок соотечественников. Правда, это не суть важно, отнесем за счет издержек перевода. Так берешься? Имей в виду, старый и больной старик просит о милосердии, грех отказывать. А где координаты? Куда писать? Обратного адреса нет.
– Тут еще карточка, – сказал Шибаев, вытряхивая конверт.
– Покажи! – Алик принялся рассматривать прямоугольник атласной бумаги и читать с запинками, переводя с немецкого: – Алоиз В. Мольтке, фраген… э-э-э… интеллектуальной собственности унд авторских прав, рехтсбератер. В смысле, консультант. Никак коллега! Лично я согласен, сразу видно солидного человека. – Он поднял глаза на Шибаева.
Тот промолчал, раздумывая.
– Хочешь, я ему отвечу? – предложил Алик. – По-немецки?
У него когда-то намечался роман с австрийской адвокатессой, они вели один бракоразводный процесс с двух сторон, так сказать, познакомились и даже ездили друг к дружке в гости. Алик засел за изучение немецкого, но скоро бросил, так как романа не получилось. Адвокатесса давила на Алика и требовала полного и безоговорочного подчинения. Конечно, она страшная, делился Алик с Шибаевым, тощая и курит, но голова! Мозги! Все кодексы шпарит наизусть. Но, понимаешь, Ши-бон нет в ней… Тут Алик шевелил пальцами и поднимал глаза к потолку. Нет в ней нашей романтики, мягкости, нежности… Женственности нет. Фельдфебель! Не ходит, а марширует. И стихи не любит. О, да! Конечно. Стихи! Алик знает их немерено и, когда на него находит, задалбливает Шибаева, который стихов не то что не переносит… Не, а чего? Есенина любит, увлекался когда-то в школе, кое-что еще помнит. Но чтобы вот так, без продыху… И взгляд, вспоминает Алик, ежась. Видит насквозь! Не дай бог не разулся в прихожей или пальто не повесил, а, скажем, положил на тумбочку… Или вот еще: кофе! Алик любит пить некрепкий кофе из литровой кружки, со сливками, и кидает туда полкило сахара, да под бутерброд с чем-нибудь солененьким или на худой конец с ванильными сухариками. А у них кофий вроде деликатеса, после обеда, и надо смаковать. И непременно похвалить: о, какой замечательный кофе! О, как вы замечательно умеете его готовить! О! Вундербар! И обязательно стакан воды на закуску – а как же, этикет. Помогает сосуды не то расширять, не то, наоборот, сужать. Кофейная церемония. А в нем ложка стоит и сердце выскакивает. И горечь, не отплюешься!
– Ответь, если не в лом, – сказал после паузы Шибаев. – Все равно простой. Или как это ты говоришь… стагнация. Ни одного стоящего дела за последние полгода, одна мелочовка. Надоело!
– А капитан молчит?
Шибаев пожал плечами и не ответил.
Капитан Астахов из убойного отдела, с которым Шибаев время от времени пересекался по делу и сохранял вполне деловые отношения, сказал, что у них открывается новый суперважный отдел по особо резонансным, и он, капитан, рекомендовал Шибаева как опытного и креативного кандидата. Шибаев воспарил надеждой, но пока – тишина. Алик в глубине души не очень верил в воскрешение бывшего опера капитана Шибаева, так как в их конторе если спалился, то ход назад заказан, и никто не будет вникать, ты у кого-то калоши спер или у тебя. Испачкан – иди, гуляй.
Была несколько лет назад одна некрасивая история, связанная со взяткой от какого-то лавочника, который сунул Шибаеву конверт с деньгами. Тот не сразу понял, что это, а когда сообразил, было поздно. Его, любимчика начальства, перспективного опера, красу и гордость отделения, выперли по состоянию здоровья. Типа караул, коррупционер в наших рядах! Спасибо, хоть не привлекли. Все было так некрасиво и очевидно, что какие там оправдания! Растерянный Шибаев, как водится, запил. А что еще оставалось делать? На тот момент он был в разводе, утешить и приласкать некому…
Хотя бывшая супруга Вера скорее всего обрадовалась бы, так все мозги ему проела насчет маленькой зарплаты и ненормированного рабочего дня, а также устройства в ее банк начальником охраны. Но и тут все не так однозначно! После той истории в банк даже рядовым охранником, пожалуй, не возьмут. Так и пропал бы Шибаев, но тут случился как гений чистой красоты адвокат по бракоразводным делам Алик Дрючин, бывший одноклассник. Шибаев пил пиво в каком-то сомнительном шалмане, а Алик забежал туда перекусить, поспешая на судебное заседание. И произошла судьбоносная встреча. Алик поставил бумажную тарелочку с черствой плюшкой и жидкий кофе в таком же стаканчике – он, конечно, гурман, но только в свободное от работы время, – на столик Шибаева и сказал:
– Привет, Ши-бон! Помнишь меня?
Шибаев, разумеется, не помнил. Еще бы! Разве мог запомнить первый красавец школы и голкипер футбольной команды какого-то задохлика в очках? Он смерил Алика мутноватым взглядом и промычал что-то невразумительное.
– Может, расскажешь? – предложил Алик, отпивая жидкий кофе и откусывая от черствого пряника.
Вот так сразу и прямо, без всяких там заходов издалека вроде: «как дела?» да «где ты сейчас?» Разве не видно? На то Алик и адвокат, чтобы найти правильный подход и нужные слова. Он назвал его старой кличкой, которую Шибаев не слышал уже много лет. Его еще называли китаец Ши-бон… почему-то, хотя в нем не было ничего китайского, внешность вполне славянская. Может, потому, что Ши-бон звучало похоже на китайские имена: Мин-пин, Дун-дун, Шэн-лин. Полузабытое словцо настроило на сентиментальный лад, и ему захотелось выплакаться на хилой груди Алика.
Спустя пару дней Дрючин, будучи по натуре человеком дела, переехал к Шибаеву для оказания моральной поддержки. Помог с лицензией частного детектива и разрешением на оружие. Вытащил Алик тонущего Шибаева и дал путевку в новую жизнь, чем очень гордился. Несколько раз он порывался съехать с шибаевской жилплощади, но всякий раз что-то мешало, и как-то так Алик там и остался организовывать шибаевский быт, тем более что тот холостяк и не умеет готовить. А Алик, наоборот, умеет! Котлеты и жареная картошка – его конек. Еще чизкейк с вишневым вареньем. Бывшую Шибаева, Веру, он помнил по школе и не одобрял. Танк! Шаг в сторону – побег. А ведь какие девчонки за ним бегали! Вера была типа Аликовой австриячки, только не такая умная и на вид получше. Вообще, женщины по шкале Алика бывают четырех разновидностей: фельдфебели; стервиды, которых желательно обойти десятой дорогой, но никто почему-то не обходит, а потом кусает себе локти; женщины, достойные внимания, и домашние клуши. Он был женат четыре раза: один раз на клуше, один раз на нормальной милой женщине, в которой было мало перца, и два раза на стервидах для разнообразия, причем одна была очень глупая. Не понимаю, жаловался Алик, как стервида может быть такой дурой? Это какой-то… оксюморон!
Теперь адвокат был в свободном поиске, не терял надежды на любовь до гроба и трепетно следил за романами Шибаева, не упуская возможности при этом поназидать приятеля, приводя многочисленные примеры из собственной практики, а также из художественной литературы. Его любовь к литературе и фантазия простирались так далеко, что он время от времени сочинял письма от благодарных жертв, спасенных частным детективом Александром Шибаевым, причем с душераздирающими подробностями, и размещал их на сайте агентства. К счастью Алика, Шибаев заглядывал туда редко, а потому о художествах сожителя зачастую не подозревал. То есть не то, чтобы не подозревал, а, скажем, упускал из виду. Всякий раз, когда он совершенно случайно натыкался на Аликовы опусы, разражался дикий бенц, по выражению адвоката.
– Совсем охренел! – орал Шибаев, заикаясь от возмущения. – Какая беременная мать? Какой инвалид войны? Что ты несешь? Какая к черту сирота, вырванная из рук маньяка? Тебе что, скучно жить? Драйва не хватает? Напиши книгу! Не надо делать из меня идиота!
– Не надо на меня орать! – оборонялся Алик. – Тебе нужна реклама! После каждого письма кривая твоей занятости резко идет вверх. Могу доказать! Так что нечего тут! Спасибо скажи.
– Спасибо?! – взвивался Шибаев. – Имей в виду! Еще раз! Только попробуй! И вообще, собирай манатки и домой. Нах хауз! Загостевался!
Алик демонстративно стаскивал с антресолей чемодан, гулял от шкафа к чемодану, принося по одной вещичке и поглядывая на Шибаева. Потом говорил невзначай:
– А мне сегодня благодарный клиент презентовал неплохой коньячок… Будешь?
И инцидент сам собой рассасывался.
Случалось, что Шибаеву доставалось по роду деятельности – то драка с нехорошим парнем, а то и ранение, и тогда Алик самоотверженно ухаживал за ним, кормил, поил и заставлял глотать таблетки. Шибаев возмущался, но терпел. Случалось также, что на него нападала депрессия по причине ничтожности стоящих перед ним задач, а также ничтожества клиентуры, и тогда записной оптимист Алик как дважды два четыре доказывал ему, что жизнь на самом деле – зебра, нужно только пережить черную полосу и дождаться белой. Шибаев, конечно, не верил, но журчащий занудный голос Алика его успокаивал, он впадал в транс, и окружающая действительность уже не казалась ему такой беспросветной.
Так они и жили.
… – Отвечаем? – спросил Алик. – Точно решил? Уверен?
– Отвечаем. Спроси, за каким хреном это ему надо.
– Я спрошу, какова цель его изысканий и что он собирается делать дальше.
– Спроси. И еще – хватит ли фотографий и документов или он собирается заявиться сюда собственной персоной.
– Ага. Так я пишу?
– Пиши! Он не говорит, как вышел на нас?
– Нашел в Интернете. Я все время повторяю тебе, Ши-бон, что ты недооцениваешь роль рекламы. Сейчас никто уже не читает газетные объявления. Так что скажи мне спасибо.
– Опять чего-нибудь набуровил? – подозрительно спросил Шибаев.
– И в мыслях не было! Можешь проверить.
Алик блефовал, надеясь на лень и нежелание Шибаева заглядывать на собственный сайт – он не любил и не умел говорить о себе в отличие от адвоката, который при любом удобном случае распускал перья и хвост. Не далее как неделю назад Алик, испытывая графоманский зуд, не удержался и сочинил новый опус о подвигах частного детектива Шибаева – про потерявшегося много лет назад ребенка, которого тому удалось отыскать буквально на днях. И вот, не прошло и недели, как письмо от Мольтке! Алик торжествовал, но признаться Шибаеву не решился, рассудив, что расскажет как-нибудь потом или лучше пусть он сам заметит. Тогда есть надежда, что не обратит внимания.