Закон стаи

Глава V

Очнулась Ремина внезапно, будто чья-то грубая рука сильным рывком выдернула ее из темноты забвения. Застонав от боли, девушка открыла глаза, и тут же пожалела об этом: над ней склонилось ненавистное лицо Яхм-Коаха. Ей захотелось вновь нырнуть во мрак беспамятства. Навсегда.

— Больно? — с сочувствием спросил жрец. — Потерпи, сейчас станет легче.

Яхм-Коах поднес руки к вискам девушки и, прикрыв глаза, что-то зашептал. Боль, действительно, стала слабее, но Ремина с благодарностью не спешила, даже отвернулась в сторону, всем своим видом демонстрируя презрение.

Нисколько этим не смущенный, Яхм-Коах поднялся с колен и, не обращая больше внимания на баронессу, обернулся к стоящему рядом Козиму.

Тут же переминались с ноги на ногу Шрам и полдюжины разбойников.

— Ударь ты чуть посильнее, размозжил бы девчонке голову, — сурово бросил жрец коротышке. — Тебе повезло. Ты знаешь, что она мне нужна живая?

— Ты, наверно, хотел сказать, повелитель, что это ей повезло? — угодливо улыбнулся Козим. — Я всегда стараюсь быть ласков с женщинами.

— С теми, что торгуют собственным телом за медяки? — маг лукаво хихикнул. — Здесь тебе не Овражек.

— Но ведь все кончилось хорошо? — потупил глаза Козим. — Великий Яхм-Коах не гневается на своего преданнейшего слугу?

— Нет, — жрец благодушно махнул рукой. — Ты заслужил награду… А что ты сделал с киммерийцем?

Яхм-Коах неспешно подошел к Конану, который по-прежнему неподвижно лежал на земле, и с холодным любопытством уставился в его синие глаза.

Шрам также проявил к варвару больший интерес. Главарь разбойников с силой пнул Конана сапогом под ребра.

— Киммерийский пес! — прошипел он сквозь зубы. — Ты за все мне заплатишь!

— Похоже, ты его чем-то опоил, — задумчиво проговорил Яхм-Коах.

Козим злорадно захихикал:

— Всего несколько капель, мой господин, и варвара можно было брать голыми руками. Это был очень рискованный трюк. И очень опасный!

— Дай-ка мне сюда свое снадобье.

Козим с плохо скрываемой неохотой протянул жрецу маленький флакончик из темного обсидиана. Яхм-Коах осторожно вытащил пробку и потянул носом его содержимое.

— Ясно, — кивнул он, возвращая пузырек коротышке. — Настой белены, туна, цветков черного лотоса, спорыньи… Он может проваляться так целый день.

— И не умрет? — спросил Шрам.

— Встанет здоровее, чем был.

— Не встанет, — зловеще произнес разбойник. Ноздри предводителя «волков» раздувались от несдерживаемой злости, а рубец на лице стал лиловым.

Яхм-Коах покосился на него и пожал плечами.

— Порой даже я тебя опасаюсь.

— Так варвар — мой? — кровожадно оскалился Шрам, и в этот миг он был похож на настоящею волка.

— Жаль потерять такого воина. Он бы мне пригодился. Но я знаю варваров, с ними трудно

договориться. Хорошо, можешь оставить его себе.

— Нет! — громкий крик пролетел над холмами, и лошади разбойников испуганно вздрогнули.

Яхм-Коах и Шрам резко обернулись. Первый — в недоумении, второй — в ярости. Ремина твердым шагом подошла к жрецу и взглянула прямо ему в глаза.

— Если с головы Конана упадет хотя бы волос, свадьбы с герцогом никогда не будет!

Шрам злобно захохотал, но на лице жреца не дрогнул ни один мускул. Козим счел момент благоприятным, чтобы незаметно отойти в сторону, и полюбоваться сказочным видом цветущей долины. Дело, по его мнению, принимало скверный оборот и решать его следовало в семейном кругу, тем более, что брошенный в темницу барон в последнее время стал сговорчивее. Шрам — дурак, зря веселится, а он, Козим, знает, как много значит для Яхм-Коаха эта свадьба. Не захочет жрец осложнений. И кто знает, что еще взбредет на ум этой девчонке? "Как поступит маг, если вдруг она потребует мою голову?!" Козим не питал никаких иллюзий по поводу своей неприкосновенности. Если Яхм-Коаху будет выгодно, он только мигнет Шраму и тут же забудет о существовании маленького человечка.

— Баронесса, — спокойно сказал чародей. — Ты, верно, забыла, что твой отец…

— Я этого никогда не забуду! — властно прервала его Ремина.

Яхм-Коах помолчал и с отеческой укоризной покачал головой.

— Значит, вот как, — задумчиво обронил он.

— Значит, так! — смело встречая взгляд мага, ответила Ремина. — Ты меня знаешь, жрец! Если позволишь Конану свободно уехать, то, клянусь, я выйду замуж за Ренальда, если нет, то ты от этого лишь проиграешь.

— Не слишком ли много условий? — Яхм-Коах в задумчивости потер подбородок. — Но к твоим словам я обязан прислушаться. В моих планах нет места для киммерийца. Что будет, если он вопреки всему попытается тебе помочь?

— Он не сделает этого, — с трудом выговорила Ремина. — Я попрошу его…

— Боюсь, этого будет мало. Он должен поклясться, что уберется из провинции, из Зингары, и навсегда забудет само имя Орландо.

— Он поклянется, — глухо отозвалась Ремина.

— Ты все решила за него? Неплохо бы спросить, что он сам думает по этому поводу. — Маг праздновал в душе победу, хотя внешне оставался невозмутим.

Яхм-Коах наклонился над варваром.

— Послушай, киммериец, я могу вернуть тебе твое тело. Но ты должен дать мне слово, что не будешь хвататься за меч. Моргни один раз, если ты согласен.

Ни слух, ни зрение Конана не пострадали от зелья Козима. Он слышал все, что говорила Ремина, и что ответил ей Яхм-Коах. Киммериец весьма сомневался, что жрец в самом деле отпустит его, а маячившая за плечом мага перекошенная от злости физиономия Шрама вообще не оставляла места сомнениям. Уж этот-то не собирался выпускать добычу из лап.

Тем не менее, Конан медленно закрыл и открыл глаза. Умирать лежа — нет, это не для него! Пусть проклятый колдун вернет ему силу, а потом посмотрим…

Яхм-Коах удовлетворенно хмыкнул и, протянув руку, положил ладонь на лоб северянина. Медленно, нараспев, он произнес несколько слов, и огромное тело Конана вдруг свело болезненной судорогой. Ремина закусила губу и отвернулась. Когда она вновь решилась взглянуть на варвара, Конан уже сидел на траве, и растирал онемевшую шею.

Лицо жреца побледнело, дыхание стало прерывистым, хриплым.

Конан, шатаясь, встал, обвел присутствующих ледяным взглядом и презрительно усмехнулся. Его, безоружного, окружал частокол обнаженных клинков.

— Итак, Конан, — заговорил Яхм-Коах, морщась и потирая затылок. — Ты все слышал, но я повторюсь, чтоб избежать недоразумений. Прекрасная Ремина поставила мне условие, от которого я не могу просто так отмахнуться, и я вынужден, предложить тебе сделку. Я знаю, что варвары честно соблюдают условия договора, так что дело только в тебе. Для тебя, северянин, возможны лишь два пути. Либо ты исчезаешь из Зингары в самое короткое время, забыв все, что тут видел и слышал, или же ты умрешь. В первом случае я возвращаю тебе оружие, даю коня и деньги… разорви меня Сет, Конан, я дам тебе много денег! Во втором — ты ничего не получишь, кроме трех локтей стали в живот. Выбирай.

Конан выслушал Яхм-Коаха с подчеркнутым безразличием и, когда тот замолчал, перевел взгляд на Ремину.

— Видно, ставки в игре высоки, — варвар небрежно кивнул в сторону жреца. — Оружие, лошадь, золото! Признаться, не рассчитывал на такое. Думал, что в самом благоприятном случае, меня погонят из королевства, да еще и уши обрежут.

— Ты прав, — Яхм-Коах, растянул губы в неком подобии улыбки. — Сейчас для меня важнее согласие баронессы. Решай быстрей, киммериец, времени на раздумья у тебя нет.

— Благодарю тебя за щедрое предложение, колдун, — в голосе Конана слышались и издевка, и горечь, — но я обещал госпоже свою помощь. Сожалею.

— Я тоже, — Яхм-Коах больше не улыбался. — Твой отказ огорчает меня, киммериец. Но я-то это как-нибудь переживу, а ты, боюсь, уже не увидишь рассвета. Жаль, но ты выбрал.

— Стойте! — Ремина на глазах у всех бросилась к Конану. — Я освобождаю тебя от данного слова!

Глаза киммерийца внезапно полыхнули огнем, но только на миг. Спустя мгновение лицо его вновь стало непроницаемым. Пристально наблюдавший за варваром Яхм-Коах усмехнулся.

Жрец отлично понимал, что творится в душе северянина. Даже самый мужественный человек, готовясь умереть, испытывает трепет, когда ему предлагают жизнь, при этом, не требуя ничего взамен. Конан не боялся смерти, но это не мешало ему любить жизнь. Ремина, теряя все, спасала киммерийцу и жизнь, и честь.

— Благодарю тебя, — голос Конана звучал глухо — Но я ступил на этот путь и должен пройти его до конца. Не волнуйся, девочка, — киммериец вдруг весело улыбнулся. — Мне почему-то кажется, что это не последняя моя битва.

Мягко, но решительно отстранив Ремину, гигант-северянин шагнул вперед.

— Эй, жрец! Я обещал не браться за меч и сдержу слово! Для того, чтобы наказать твоих псов, мне хватит этой хворостины!

Киммериец нагнулся и поднял с земли увесистый сук.

Жреца, очевидно, это нисколько не обеспокоило, как раньше не задели угрозы, варвара.

По рядам разбойников прошло движение.

Шрам облегченно вздохнул: он уже думал, что варвар от него ускользнул. Щурясь от удовольствия, чуть не мурлыча, главарь медленно потянул меч из ножен.

Он уже предвкушал, как его клинок входит, круша кости и плоть, в широкую грудь северянина… нет, лучше ударить в живот, а потом смотреть, как мучается киммериец, как жизнь медленно капля за каплей, оставляет это громадное тело…

Но тут Ремина встала на пути гиганта, готового и с голыми руками броситься на врагов.

— Нет, Конан, нет! — в отчаянии вскрикнула она. — Я не позволю тебе умереть! Остановись и выслушай меня! Вы, все! Яхм-Коах! Дайте мне сказать ему пару слов наедине!

Жрец, с любопытством наблюдая всю эту сцену, кивнул и дал знак. Разбойники, ворча, отступили.

— Послушай меня, — горячо зашептала Ремина. — Не страшно погибнуть в бою, но много ли чести погибнуть напрасно. Ты умрешь зря, а Яхм-Коах останется и все равно добьется от меня того, чего хочет. Оставшись жить, ты, зная его тайну, сумеешь найти способ помочь мне. Если… — она запнулась, подыскивая нужное слово, — если я для тебя что-то значу.

Конан промолчал, но брови его оставались нахмурены.

— Ты — единственный, кто сможет это сделать, — убежденно продолжала девушка. — Но главное не это. До свадьбы еще есть время, и за это время многое может случиться. Я верю, я предчувствую, что сейчас мы расстанемся, но расстанемся не навсегда, — горячо закончила Ремина.

Ничто не производит более сильного впечатления, чем слова, идущие из глубины сердца. Ремина видела, что Конан колеблется, видел это и Яхм-Коах, хотя и меньше чем девушка, заинтересованный оставлять в живых варвара.

— Ты должна знать, госпожа, — медленно сказал Конан, — что, однажды дав слово, я не беру его обратно. Кто-то подсказывает мне свыше, что делать этого я не должен.

— Одумайся, Конан! — почти выкрикнула баронесса. — Если погибнешь ты, то умру и я! Уехав, ты дашь мне, по крайней мере, надежду.

Варвар опустил голову и долго молчал. Кром, суровый бог киммерийцев, презирал трусов, но и не принимал в небесную обитель бессмысленных жертв. Быстрым взглядом Конан окинул толпу «волков» и чуть слышно вздохнул; разбойников много, а он безоружен, и, несмотря на гигантскую силу и звериную ловкость, шансов у него не было.

Конан в сердцах отбросил бесполезный сук, засунул руки за широкий кожаный пояс и, гордо вскинув подбородок, сказал, глядя поверх голов:

— Яхм-Коах, я принимаю твои условия.

— Отлично, — жрец не смог сдержать облегченного вздоха и благоразумно решил не затягивать сцену прощания. — Итак, ты свободен.

— Ты отпускаешь его?! — завопил Шрам, потрясая в дикой ярости мечом. — Ты отпускаешь этого… этого… Но ведь ты отдал его мне!

— Хочешь оспорить мое решение? — негромко спросил Яхм-Коах и Шрам смертельно побледнел под холодным взглядом жреца. Разбойник не раз видел, что случалось с теми, кто шел наперекор воле мага. Бормоча проклятия, Шрам отступил. — Как я сказал, так и будет! Возьми свое оружие, киммериец. Искренне желаю, чтобы оно принесло тебе много побед, но где-нибудь за пределами Зингары. Можешь выбрать любого коня.

Конан молча закинул меч за плечо, поправил на боку кинжал и, грубо расталкивая плечами толпу сцепивших от злости зубы «волков», пробился к ближайшей лошади.

— Вот и деньги, — напутствовал его чародей, протягивая варвару мешок с золотом столь солидных размеров, что Козим, увидев его, едва не лишился чувств. — Обычно я не вожу с собой крупных сумм, но для тебя я сделал исключение. Может, когда-нибудь ты это оценишь.

Конан на мгновение заколебался, потом махнул рукой и взял туго набитый кошель. Небрежно сунул его в седельную сумку, и, вставив ногу в стремя, вскочил в седло.

— Прощай, киммериец, — бросил Яхм-Коах.

Конан долгим взглядом посмотрел на Ремину. Девушка стояла, бессильно уронив руки, и глядела на северянина с какой-то отчаянной, почти безумной надеждой.

Киммериец подобрал поводья. Сейчас он был вооружен, сидел верхом на коне и, Кром свидетель, руки у него так и чесались! Дать коню шпоры, разметать разбойников, подхватить Ремину и… Да, они могли бы уйти. Но он дал слово! Конану захотелось завыть, как волку.

Ремина смотрела вслед удаляющемуся киммерийцу, пока он не скрылся за склоном холма. Конан не обернулся, а она так надеялась, что вот сейчас, пусть даже в последний раз, она встретит его гордый, решительный взгляд этих бездонных синих глаз, из которых девушка черпала силы и мужество в последние дни. Но варвар не оглянулся. Он ехал не спеша, осунувшийся и неприступный, будто внутри него шла борьба между честью и голосом сердца. Вот уже и замерли ветки акации, сомкнувшиеся за его спиной, угомонились потревоженные им птицы.

— Нам пора, баронесса, — напомнил ей терпеливо ожидающий рядом жрец, осторожно прикасаясь к ее плечу, и поспешно отдергивая руку.

Резким движением Ремина смахнула с глаз набежавшие слезы и гордо вскинула голову.

Пусть эта чернь не думает, что она смирилась со своей судьбой, она не выкажет перед ними слабости и не позволит упиваться своей победой. Никто не увидит ее слез. Дочь Сантоса Орландо будет достойна доблестного имени своего отца, о храбрости и мужестве которого в Зингаре ходят легенды.

— Не смей ко мне прикасаться, жрец! Клянусь, в другой раз ты горько пожалеешь об этом! Едем! — и девушка стрелой взлетела в седло, подхлестнула коня, сорвавшегося с места в галоп, оставив позади и жреца и разбойников, так что последним пришлось попотеть, прежде чем они нагнали беглянку.

Бешеная скачка отрезвила Ремину. Хлещущий в лицо ветер, высушил слезы, и лишь на сердце осталась печаль, но, видно, от нее ей уже никогда не избавиться. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Ремина внезапно перешла на рысь, совсем не беспокоясь, что ближайшие преследователи едва не налетели на нее. Кто-то пронесся мимо, кто-то, грязно ругаясь, осаживал своих скакунов, норовящих подняться на дыбы. А лошадь этого мерзкого коротышки Козима, так резко встала, что карлик не удержался в седле, и, пролетев через голову кобылы, совершил немыслимый полет и плюхнулся в дорожную грязь.

Причитая и жалобно скуля, он с трудом поднялся на ноги, зло сверкая глазами по сторонам. Грязь залепила ему лицо, вода ручьями стекала с плеч. Разбойники покатывались со смеху, раскачиваясь в седлах, гладя на жалкого, всклокоченного коротышку, сейчас похожего на оскорбленного воробья, и Ремина смеялась вместе с ними, с ужасом осознав, что торжествует в душе.

— Благодарю тебя, баронесса, за это маленькое дорожное развлечение. Моим людям требовалась разрядка, — без тени улыбки сказал поравнявшийся с девушкой жрец. — Но обещай мне впредь вести себя благоразумно. К чему это глупое ребячество?

Смех замер сам собой, Ремина с вызовом взглянула в холодные глаза мага и опустила взгляд, прочтя в них неумолимый приговор.

— Мы выступаем! — громко крикнул жрец. — Козим, догоняй нас! И приведи себя в порядок, а то своим видом ты распугаешь всех гостей в замке. Знать не жалует оборванцев.

Разбойники снова заржали и неспешно повернули коней, пустив их шагом вслед за магом и баронессой.

— Как! — запричитал плаксивый голос Козима за их спинами. — Неужели ты ее не накажешь! Эту взбалмошную девчонку!.. Она обидела меня!

Яхм-Коах, не останавливаясь, обернулся в седле.

— Козим, Козим, да разве же она виновата, что ты так мал и твои ноги не достают до стремени боевого коня. Скорее в том повинны боги, попробуй обратиться к ним. Но чтобы не было обид, я обещаю, вернувшись в замок, выбрать тебе в стойлах осла. Надеюсь, этот скакун придется тебе по росту.

Возмущенные крики Козима утонули в дружном хохоте разбойников, и процессия двинулась дальше, оставив причитающего и топающего ногами карлика в одиночестве.

Узкая, разбитая дождями дорога медленно поднималась в горы. Широколиственный лес из величественных буков и грабов вскоре уступил место меловым скалам и отвесным' кручам, среди которых раскинулись мягкие ковры зеленеющих лугов, так и манящие уставших путников прилечь и отдохнуть в их объятиях. День еще только начался, а пастухи уже гнали на выпасы свои отары, белеющие на склонах, словно опустившиеся с небес облака. В узких горных долинах, где с отвесных утесов срывались вниз прозрачные звенящие ручьи, раскинулись знаменитые зингарские виноградники и цветущие апельсиновые сады. Солнце уже высоко поднялось над скалами, и снежные шапки и ледники горных пиков сверкали в его ласковых лучах, словно неугасающие костры, разложенные богами. Птицы на все голоса приветствовали трелями новый день, прячась в густой, свежей зелени. Прозрачный воздух, казалось, так и звенел от бесчисленных насекомых, деловито перелетающих с цветка на цветок. В бездонной синеве небес, гордо расправив крылья, парил орел, словно пловец, борющийся с волнами среди безбрежного океана.

Проследив взглядом за величественным полетом птицы, Ремина горестно вздохнула.

"Как мы похожи с ним, — подумала она, — и такие же одинокие в целом свете. Никто не сможет мне помочь. Даже этот синеглазый гигант-варвар, оставил меня".

От жалости к себе на глазах юной баронессы вновь проступили слезы, и сердце сжалось от тоски, но она решительно подавила набежавшую минутную слабость и заставила взять себя в руки, хоть это и стоило ей огромных усилий.

— Не печалься, госпожа моя, не думай об одиночестве, — вкрадчиво и как-то даже по-отечески обратился к ней Яхм-Коах, словно прочтя мысли баронессы. — Любая зингарская девушка знатного рода, почтет за честь быть супругой герцога Ренальда — этого храбрейшего человека, прослывшего грозой диких пиктов. Смирись с неизбежным, боги сделали свой выбор, и не нам, смертным, судить их.

Ремина в ужасе отшатнулась от мага, будто увидела рядом с собой ядовитую змею.

"О, Митра! Он видит насквозь мои мысли!"

Сделав глубокий вздох, чтобы не выдать волнения и страха, она ответила ровным спокойным голосом:

— Не стоит и пытаться разжалобить меня своею болтовней. Я презираю и ненавижу тебя. Боги накажут тебя за предательство, и ты еще сполна ответишь за свое вероломство.

— Боги всегда на стороне сильных, — назидательно молвил маг. — Да и кто отважится тягаться со мной? А… я, кажется, догадываюсь. Ты, верно, все еще думаешь об этом киммерийском варваре? Не его ли ты видишь карающим мечом в руках богов?

— А хоть бы и его! — с вызовом вскрикнула Ремина и до крови прикусила губу, досадуя на свою вспыльчивость.

— Ах, вот оно что! Значит, я попал в точку. Удачливый смелый варвар-красавец. Лучше забудь о нем! Поверь мне, он сейчас только и мечтает добраться до постоялого двора и залиться вином на то золото, за которое я купил его слово.

Ремина ничего не ответила, отвернувшись в сторону, всем своим видом выражая презрение к собеседнику. Жрец усмехнулся и придержал коня, оставив девушку наедине со своими мыслями. Так они ехали весь день, почти не останавливаясь, но только к вечеру достигли замка.

Закатное солнце позолотило вершины гор, когда замок Орландо черной громадой вырос на скалистом склоне, словно расправивший крылья дракон. Угрюмые бастионы мрачными молчаливыми стражами нависали над долиной, и грозные дозорные башни пронзали вечеряющее небо, будто острые клыки хищников. С ближайших отрогов в долину сползали белесые языки тумана. В этот час родной замок показался Ремине ужасной тюрьмой, где суждено ей томиться до конца своих дней. Она с надеждой и тоской оглядывала высокие башенные шпили, но кроме знамени с гербом барона не заметила ничего. Значит, герцог еще не в замке и ей не в ком искать защиты — вокруг лишь равнодушные лица врагов и предателей. Нет, видно и в самом деле, ей придется смириться со своею судьбой.

Шрам поскакал вперед, громко окликая стражников на стенах.

— Эй, кто там еще кричит! — Чья-то всклокоченная голова высунулась из-за башенных зубцов, всматриваясь в уже сгустившийся у подножия стен полумрак.

— Живо мост опускайте, псы! — свирепо откликнулся разбойник, успокаивая свою лошадь, нетерпеливо танцующую под седоком.

— Это ты, Шрам?! А мы вас только завтра ждали.

В башне возникла суета, загремели железные цепи, заскрипели петли, и подвесной мост стал медленно, словно нехотя, опускаться. Отряд въехал в ворота замка, приветствуемый криками стражников и осыпаемый градом вопросов. На мага и Ремину переодетые в воинов разбойники с цветами и гербом барона поглядывали с опаской, словно боялись их. И не напрасно: Яхм-Коах, смертельно устал от дороги, весь день протрясясь в седле, а вместо заслуженного отдыха здесь его ожидали неотложные дела и этот скучный и беспокойный посланник герцога, да и от девчонки можно всего ожидать… надо бы устроить ей встречу с отцом — это умерит ее строптивость. Ремина, безучастная к происходящему вокруг, позволила двум негодяям из шайки Шрама помочь себе спуститься с лошади.

— Тебе следует умыться и переодеться с дороги, госпожа моя, — примирительно обратился к ней маг. — А затем я представлю тебя посланнику герцога. Веди себя подобающим образом, не заставляй меня причинять боль твоему отцу.

Девушка ничего не ответила, лишь одарила мага таким пронзительным взглядом, что он почел за благо отвернуться, делая вид, что занят другими делами.

Молча, словно бездушный призрак, Ремина последовала в свои покои, сопровождаемая дюжим стражником. Жрец отдал все необходимые указания, и устало повернулся к Шраму, преданно ожидающему за его спиной.

— Я доволен тобой, — благосклонно сказал маг. — Ты и твои люди достойны награды. Идем, я расплачусь с тобой. Тысяча золотых всем и пятьсот тебе, думаю, будет вполне достаточно.

— Вы как всегда щедры, мой господин, — прижав руку к сердцу, ответил разбойник. Дайте мне тысячу золотых, чтоб бросить кость моим головорезам, а мою долю оставьте себе.

— Тебе что, этого мало, мошенник! — маг в удивлении вскину брови. — Назови свою цену!?

— О нет, господин! — поспешно откликнулся Шрам. — Вы более чем щедро оценили мои скромные заслуги.

— Чего же ты тогда хочешь? Говори быстрее! — Яхм-Коах стал терять терпение.

— Мой господин, отдайте мне варвара! — горячо заговорил Шрам. — Кровь убитых им воинов взывает к отмщению!

— Ну, нет! — срывающимся голосом взвился жрец, так что все, кто находился поблизости, невольно обернулись на его крик. — Ни в коем случае! Мне вовсе не нужны неприятности! Ступай прочь, больше не желаю терять с тобой время.

— Как прикажете, господин, — покорно склонился перед магом разбойник и счастье Яхм-Коаха, что он не видел его горящих ненавистью глаз.

Недовольно бурча себе что-то под нос, маг покинул замковый двор. Скрылся в башне и Шрам со своими людьми. Чутко прислушивающийся к их разговору Козим покрутил головой, будто не в силах решить для себя какой-то сложный вопрос, сплюнул под ноги и поплелся за главарем шайки. Коротышка был сердит на весь подлунный мир и мечтал сорвать на ком-нибудь злость. Вопреки приказанию мага, он не стал приводить себя в порядок, а, забившись поглубже в кусты, тщательно пересчитал заработанные им монеты. Правда, потом, рискуя жизнью, ему пришлось догонять кавалькаду, но увесистый мешок золота блаженно согревал его сердце, и Козим не ведал опасности.

Жрец, мучаясь одышкой, тяжело поднялся по ступеням крутой винтовой лестницы и оказался перед маленькой, обитой медью, дверцей. Видимо заслышав его шаги, чернокожий невольник распахнул дверь перед своим господином и согнулся в раболепном поклоне, попуская жреца внутрь помещения.

Яхм-Коах шагнул в комнату, с удовольствием оглядел роскошное убранство библиотеки барона, теперь уже как свои личные апартаменты, и небрежно обггился к слуге:

— Как дела, Вакаши? Все ли в порядке в замке?

— Все покойно, господин, — с готовностью откликнулся раб, помогая магу снять с плеч насквозь пропыленный плащ.

— А что посланник герцога Ренальда? Надеюсь, он не очень скучал, в наше с бароном отсутствие? — спросил Яхм-Коах, рассмеявшись собственной шутке. И не дожидаясь ответа, продолжил свою мысль: — Ну, ничего, мне удалось поймать девочку… Увидев ее красоту, посланник сразу позабудет о печали. И все же. Следует принять меры чтобы избежать неприятных сюрпризов. Больше отсюда никто не сбежит… Вот что, Вакаши, вели позвать Птенчика и пусть подогреют воды, я желаю умыться.

— Вода же готова, господин. Я велеть слугам весь день держать огонь в очаге, — сообщил невольник уже с порога.

"Вот, если бы все мои слуги были так расторопны, — с удовольствием подумал маг. — Скоро, очень скоро это мое желание сбудется".

Пока шемитские рабыни умывали жреца и растирали его тело благовониями, в дверь тихонечко постучали.

— Входи Птенчик, входи, — откликнулся Яхм-Коах, отпуская шемиток небрежным взмахом руки. — Ты заставляешь себя ждать.

— Прошу прощения, мастер, — разбойник протиснулся в дверь, и встал с повинно опущенной головой перед магом, неловко переминаясь с ноги на ногу, — но там, — он смущенно запнулся, — делили деньги.

— Вот как? — жрец неподдельно удивился. — Тебя все еще тешит блеск золота?

— Нет, мастер, высшая награда для меня — служить вам, — разбойник всем телом подался вперед и от избытка чувств пал перед магом на колени.

— Ну, встань же, — Яхм-Коах самодовольно улыбнулся. — Я вовсе не сомневаюсь в твоей преданности. Но сейчас как раз настал тот момент, когда мне нужна ваша служба. Я слышал, этот Конан убил Клыкача: ты потерял друга, а лишился преданнейшего человека. Верь мне, на сердце моем лежит искренняя печаль.

— Приказывай, повелитель! Наша жизнь и смерть принадлежат тебе! — ревностно выкрикнул Птенчик, оставаясь стоять на коленях.

— Надо наказать презренных селян с того хутора, что следят за подземным ходом, — закипая злостью, выпалил маг. — Они осмелились помогать баронессе, и за это их ждет расплата.

— Прикажешь убить их? — бесстрастно спросил разбойник.

— Да, всех до единого! Включая детей и женщин! Пусть знают силу моего гнева!

— Будет исполнено, повелитель, — торжественно ответил Птенчик, и лицо оборотня расплылось в зловещей улыбке.

— Ступай, у меня еще много дел. Оставайтесь на хуторе и пуще глаза стерегите вход в подземелье.

Низко кланяясь, Птенчик вышел из кабинета.

— Что ж, по крайней мере, за это я могу быть спокоен, — жрец удовлетворенно потер руки. — Теперь посланник. Эй, Вакаши!

Не прошло и мгновения, как чернокожий раб стоял, склонившись перед господином. Маг даже вздрогнул от неожиданности.

— Готова ли баронесса? — недовольным тоном спросил Яхм-Коах.

— Да, господин, она ждет в нижней зале.

— Чудесно, я спускаюсь к ней.

Ремина неподвижно стояла у узкого зарешеченного окна, всматриваясь в уличную темноту, и, прислушиваясь к плачу ветра в камине, когда в зал быстрым шагом вошел Яхм-Коах.

— Прекрасно, баронесса, замечательно. Я вижу, мы договорились. — Маг окинул девушку цепким взглядом с ног до головы и поцокал от удовольствия языком.

Платье нежно-фиолетового цвета плотно облегало ее стройную фигуру, тщательно уложенные локоны светлых волос ниспадали на плечи, из всех украшений девушка выбрала лишь одно — жемчужное ожерелье, оставшееся ей в память о матери. Ни на появление мага, ни на рассыпаемые им комплименты Ремина не реагировала.

— Не хочешь говорить? — обиженно молвил жрец. — Я противен тебе? Но может, так ты станешь со мной разговорчивей?

Послышалось какое-то шипение, и голос до боли родной и близкий ласково позвал ее:

— Дочка, милая, иди же ко мне.

Ремина порывисто обернулась. Посреди зала стоял барон Сантос и с нежностью протягивал к ней руки. Барон широко улыбался и шагал ей навстречу, намереваясь прижать к родительской груди.

— Отец! — выдохнула Ремина, и первым ее желанием было броситься в эти объятия и выплакать все, что наболело в душе.

Но внимательно присмотревшись, она с ужасом и негодованием заметила, что глаза идущего ей навстречу человека были иного цвета, нежели у ее отца. Преодолевая отвращение и боль в разбитом сердце, она заставила себя приблизиться к магу, но вместо ожидаемых им объятий залепила ему звонкую пощечину.

— Не смей так шутить со мной! с яростью выплеснула она. — Неужели ты думал, что я попадусь на твою уловку.

— Ты об этом еще пожалеешь, девчонка! — процедил жрец сквозь зубы, потирав покрасневшую щеку. — Делай, что я велю, иначе, клянусь своим посохом, я лично вытяну все жилы из барона.

— Ты не посмеешь этого сделать!

— Хочешь при этом присутствовать?! — зашипел Яхм-Коах, грозно надвигаясь на испуганную баронессу.

— Ладно, — сдалась Ремина, прижатая жрецом к стене, — что тебе нужно от меня?

— Вот так-то лучше, — маг позволил себе расслабиться. — Сейчас мы пойдем в главный зал, там ждет нас посланник. Будь полюбезней с ним, ну и со мной, конечно. Да, и улыбайся, улыбайся, баронесса, улыбка так тебе к лицу.

Пройдя анфиладой комнат и коридоров, они попали в главный зал — огромное, полупустое помещение с высокими сводчатыми потолками. Дюжина толстых свечей едва рассеивала мрак в помещении. Когда-то здесь шумели пиры, играла музыка и танцевали гости; между столами сновали слуги, обнося пирующих яствами; под ногами вертелись охотничьи псы, выпрашивая подачки у бражников. Вспомнив эти счастливые дни, Ремина чуть не расплакалась, но зорко следивший за ней Яхм-Коах, заметил неладное и больно ущипнул ее за руку.

У пылающего камина в человеческий рост стоял высокий молодой господин, скрестив на груди руки, задумчиво следя за пляской огня.

Подтянутость и выправка, строгий зеленый костюм, лишенный всяких изысков, мягкие сапоги для верховой езды, неброская перевязь с длинным мечом и тонкий кинжал за поясом, выдавали в нем воина, а не напыщенного придворного кавалера. Молодой человек повернул голову на звук их шагов, холодно посмотрел на барона, но когда он повернулся к юной баронессе, взгляд его сразу смягчился. Приятная, располагающая улыбка осветила его красивое с тонкими, правильными чертами лицо, и он порывисто шагнул им навстречу.

— Барон, я счастлив видеть вас, — сказал он мягким бархатным голосом, от звуков которого у Ремины вдруг бешено заколотилось сердечко. — Достаточно ли легок был ваш путь?

— Благодарю вас, господин Кабраль. Весь путь мы наслаждались видом гор и не заметили, как добрались до замка, — чопорно ответил Яхм-Коах, вызывая удивление у Ремины: прежде она не замечала наличие светских манер у жреца. Между тем маг продолжал: — Позвольте вам представить мою дочь — баронесса Ремина Орландо. Дочка, это господин Кабраль, поверенный в делах герцога Ренальда.

Кабраль галантно поклонился. Ремина ответила легким кивком головы.

— Не вы ли, господин Кабраль, вели полки герцога на штурм крепости Адена ла Банта и первым водрузили его знамя на стенах? — очаровательно улыбаясь гостю, спросила девушка. — Слава об этом подвиге прогремела на всю Зингару.

— Ну что вы, баронесса, пощадите! — искренне запротестовал юноша. — Разве мог я один совершить столь великий поступок. В том честь и слава ратников герцога — храбрейших воинов во всей Хайбории.

— О, если все воины его светлости так же мужественны и скромны, как и вы, любезный господин Кабраль, то я могу представить, каков же сам герцог Ренальд, — влез в разговор лже-барон.

— И смею вас заверить, непременно ошибетесь, — не замедлил с ответом посланник — Нет на земле той меры, чтоб по достоинству оценить ум, храбрость и добродетели моего господина.

— Велик тот государь, кому служат люди подобные вам, — восхищенный ответом, поклонился маг. — Ведь герцог Ренальд доводится двоюродным братом нашему королю?

— Истинно так, господин барон, — подтвердил его слова юноша.

— Для меня великая честь породниться с братом короля, — не унимался жрец, стараясь привлечь к себе внимание посланника, ибо взгляд того был буквально прикован к Ремине.

— Честь не в титулах и родстве, ее с мечом в руках добывают на бранном поле или трудами на мирной ниве, — довольно холодно ответил Кабраль, наконец, обернувшись к барону. — Однако я вынужден спросить: все ли готово к обряду, мой друг?

— Я лично все проверил, и смею утверждать, что к свадьбе все готово, — поспешно заверил его жрец. — Когда нам следует ожидать прибытия его светлости?

— Мой господин должен появиться здесь утром, если не случиться непредвиденных задержек в дороге.

При этих словах Кабраля кровь отхлынула от лица Ремины.

"О, Митра! Неужели уже завтра!" А она так надеялась, что у нее есть еще какое-то время, и может боги пошлют ей помощь.

— Тогда не будем откладывать это приятное дело в долгий ящик и в тот же день поженим молодых, — предложил Яхм-Коах. Сердце баронессы упало.

— Со своей стороны я возражений не имею, — кивнул головой посланник. — Но мне хотелось побеседовать с вашим жрецом о деталях. Где, кстати, он?

— Прошу прощения, господин Кабраль, — не задумываясь, соврал лже-барон. — Яхм-Коах — мудрый и ревностный служитель Митры, но никудышный наездник. День, проведенный в седле, буквально свалил его с ног. — Видя тень неудовольствия, промелькнувшую на лице посланника, маг поспешно добавил: — Но он обещал к нам спуститься, чтоб оказать честь столь высокому гостю. Позвольте, я схожу за ним.

— Сделайте милость, — охотно согласился юноша. — А за меня не беспокойтесь, в обществе такой очаровательной дамы я просто не сумею заскучать.

Барон откланялся и вышел, напоследок метнув в сторону девушки весьма красноречивый взгляд.

Кабраль приблизился к Ремине и с поклоном подал ей руку. Девушка в недоумении захлопала ресницами:

— О, не пугайтесь, баронесса. Я просто хотел предложить вам прогуляться по залу. Для меня день, проведенный без движения, подобен тяжкому недугу, — рассмеялся юноша.

Ремина не могла удержаться от ответной улыбки и церемонно приняла приглашение. Его рука была крепкой и твердой, привыкшей более к грубой коже рукоятки клинка, чем к нежным женским локоткам.

— Вы видели когда-нибудь герцога? — неожиданно спросил он.

— Нет, — честно призналась девушка, — но много слышала о нем лестного. Однако я вынуждена признать, что ваш вопрос сильно взволновал меня.

— В самом деле, но отчего же?

— По прихоти богов, как бы в насмешку, порою средоточием добродетелей чаще бывают люди ущербные телесно, лишенные физической красоты, — с трудом подбирая слова, чтобы не обидеть этого приятного юношу и его господина, которому, по всему было видно, он был предан душой и телом, пояснила баронесса причину своего внезапного беспокойства.

— Ах, вот вы о чем, — юноша вновь тихо рассмеялся и нежно коснулся свободной рукой ладони Ремины, в миг раскалившейся до кипения крови.

— Смею вас уверить, герцог Ренальд, исключение из этих правил. Уж поверьте мне на слово.

От слов юного кавалера у Ремины потеплело на душе. Ей вдруг смертельно захотелось довериться этому человеку и открыть ему страшную тайну и тот великий обман, что творился в их замке. Но прежде она спросила:

— Скажите, господин Кабраль, много ли прибыло с вами людей и сколько воинов в свите герцога.

Теперь настала очередь удивляться посланнику.

— Чем объяснить ваш вопрос? — Юноша даже замедлил шаг. — Со мной лишь несколько медиков. Да и с герцогом будет немного, не больше полусотни воинов.

Незаметно за разговором они прошли зал насквозь.

От досады и разочарования Ремина закусала губу. И все же решила признаться:

— Выслушайте меня, господин Кабраль, — горячо зашептала она, взяв юношу за руки, но договорить не успела. В тот самый миг, когда слова признания уже готовы были сорваться с уст девушки, рядом с ними с шумом распахнулась дверь, и в зал ворвался запыхавшийся Яхм-Коах в истинном своем обличий.

— Что с вами, любезный? — вопросительно взглянул на него посланник. — У вас такой вид, будто вы бежали сюда всю дорогу. Кстати, ос-подин барон отправился на ваши поиски.

Наблюдения юноши были недалеки от истины. Покинув зал, жрец быстро побежал по коридору и свернул в неприметную боковую нишу. Альков заканчивался глухой стеной грубой кирпичной кладки. Отсчитав третий слева кирпич, маг уверенно надавил на него рукой, и перед ним распахнулась маленькая дверь, ведущая куда-то в темноту. Но жрец без страха шагнул за порог, лишь вздрогнув, когда дверь за ним плотно закрылась. Здесь у него был приготовлен огарок свечи и огниво. Добывая огонь, Яхм-Коах потратил несколько драгоценных мгновений, но все же вышел победителем из этой борьбы. Освещая себе дорогу свечой, он бегом бросился по тоннелю, огибающему зал по широкой дуге, проклиная строителей замка, барона Сантоса и всех его предков.

Жрец боялся надолго оставлять баронессу и этого юного рыцаря, в тайне ненавидя его за молодость, честность и преданность своему господину. И видно успел он как раз вовремя: судя по тому, как побледнела девушка и с какой поспешностью выпустила она руки Кабраля, между ними шла доверительная беседа.

Недовольная гримаса на лице рыцаря, застывшая с появлением мага, тоже красноречиво свидетельствовала в пользу этой догадки. Ну, на девчонке он еще отыграется, а сейчас главное — отвлечь внимание герцогского посланника.

— Прошу прощения, — расплылся в притворной улыбке жрец, — с приходом старости человек становится мудрее, но она же отнимает у него силы. Мы, верно, разминулись с господином бароном. Однако если он разыскивает меня, стало быть, вы пожелали меня видеть?

— Вы правы, почтеннейший Яхм-Коах. Я бы желал обговорить некоторые мелочи, касающиеся завтрашних торжеств.

— С радостью, мой господин, — засветился улыбкой жрец. — Но, думаю, наш разговор будет скучен баронессе. Позвольте ей уйти. Ночь перед свадьбой — великое таинство. Взгляните, как она бледна, бедняжка так устала с дороги.

— Но… — возразил было Кабраль, однако не нашел веской причины просить баронессу остаться.

Ее слова встревожили юношу, и он страстно желал продолжить прерванный разговор.

Взглянув на Ремину, он ужаснулся ее мраморной бледности, приняв на веру объяснения мага и не заметил мольбы в глазах баронессы.

— Вынужден согласиться с вами, — неохотно признал юноша. — Льщу себя надеждой, навестить вас еще перед сном. Вам следует хорошенько отдохнуть, иначе волнения дня могут запросто свалить вас в постель.

— Нет, нет, нет — громко запротестовал Яхм-Коах, изображая из себя ревностного служителя культа, и даже для убедительности замахал руками. — Эту ночь девушка должна провести в молитвах, общаясь с Митрой. А для светских бесед у вас еще будет время.

Маг одарил Ремину испепеляющим взглядом, и бедная девушка сжалась от ужаса и едва смогла внятно ответить посланнику, пожелавшему ей доброй ночи.

На непослушных ногах она покинула главный зал. Отчаяние и страх переполняли ее душу.

Последние надежды рушились. Завтра приедет герцог, весь день в замке будет царить суета, и ей не удастся улизнуть из-под надзора стражей, чтобы переговорить с этими мужественными воинами и вызволить из неволи отца. И как подтверждение ее горьких мыслей, от стены, точно привидение, отделилась огромная тень. Ремина вскрикнула от ужаса и спрятала лицо в ладонях. Приведение сверкнуло безукоризненной белозубой улыбкой и обернулось чернокожим Вахаши.

— Моя провожать тебя, — коротко бросил он. — Чтобы твоя больше не убегать. Так приказывать господин.

— Моя ненавидеть твой вонючий господин, — передразнила раба Ремина. — И тебя тоже, — добавила она, немного подумав.

Улыбка мигом сползла с лица гиганта, и он жестом приказал Ремине идти вперед.