После того как царица Астер объявила нам о политически важной поездке на Криос, мама со мной не разговаривает. Мне даже показалось, что она умышленно уводит глаза и избегает меня. К примеру за ужином, она обошла наш с Клиери стол и даже не заглянула ко мне в тарелку, хотя тотальный контроль, в том числе и за моим питанием, для неё особый пунктик.
С царицей она тоже резко охладела, вежливое «да», «нет», или «спасибо», и на этом все дискуссии завершаются. Клиери, как и предполагалось не в восторге от грядущего события, она неустанно бурчит и возмущается, но меня не обмануть, я-то вижу, что она не меньше меня взволнована предстоящей поездкой, особенно из-за туфель.
Поведение мамы портит весь восторг от события, это вовсе не тот случай, когда она ревностно относится к тому, что её слово не было заключительным, здесь явно что-то серьезнее. Наверное, действительно есть повод переживать. На острове давно ходит молва, что период затишья – так называют перемирие после войны – затянулся. Девушки из царской свиты несколько раз вскользь оговаривались, что в Криосе грядет кризис, а как правило кризис соседей оборачивается очередной войной.
Я ковыряю печеную дичь в тарелке, гоняя то её, то тушеную морковку со стороны в сторону, но глаза при этом прикованы к профилю матери: ей явно тоже кусок в горло не лезет.
– Ты меня слушаешь? ― бросает в меня корочкой хлеба Клиери.
Последнее, что я слышала – это долгая болтовня о том, как постыдно будет не совладать с каблуками на балу. Ранее нам не приходилось носить подобную обувь: на острове она ни к чему. Со слов мамы, узенькие туфельки на высоком тоненьком каблуке, носят мечтательницы Криоса, в надежде таким вычурным образом хоть немного сравняться с мужчинами. Нам такие извращения ни к чему, мы и так на голову выше этих примитивных существ – мужчин, при чём речь здесь не о росте.
Послушно киваю подруге в ответ. Наклонившись через стол, украдкой спрашиваю:
– Как думаешь, молва о войне может быть небеспочвенной?
Клиери оглядывается по сторонам: никто ли нас не слышал? Ужин традиционно проходит на террасе, возле столовой. Столы стоят прямо на траве, но мне нравится есть на свежем воздухе. Еду подают однообразную. Старейшины, как правило, готовят свежую дичь, что девчонки настреляют днем на охоте. Немного замешкав подруга неохотно отвечает:
– Энея то ещё трепло, если честно, но думаю сплетни небезосновательные…
– Так это, что получается, тогда? Мы добровольно идём к врагу в дом? Да ещё и расфуфырившись, как жертвенные овцы…
Поглядывая на меня исподлобья, Клиери громко сглатывает кусок птицы. Фраза про овец явно стала ей поперек горла.
– Насколько я поняла, это нам и предстоит выяснить. Этот бал – это переговоры. А вот на предмет чего, я толком не знаю. Знаю только одно – знай мы точно, что они враги, ни о каких переговорах речи не было бы. Мы амазонки – воительницы… Сагарис в лоб и дело с концом, а здесь… Здесь что-то не то. Астер никогда не пойдет войной не зная точно, что перед ней враг. Судя по всему, сейчас именно такой случай – она не знает, кто враг.
Война… От одной только мысли об этом волоски по всему телу встают на дыбы. Чтобы немного успокоиться, я шевелю пальцами босых ног, цепляя молодую траву под столом. В глубине души мой неизлечимый цинизм ликует: мысли о войне затмевают страх перед Праздником Агоналии. Более того, на какое-то мгновение я даже представила, как из-за войны отменят Агоналии.
Это чувство скользнуло в душе проблеском надежды. Хорошо, что мама не умеет читать мои мысли, иначе она бы со стыда сгорела за меня. Как я могу думать о таком, ведь Агоналии – это испытания для горстки малолетних дурёх, а война – битва, где падут сотни. Но на войне мы все можем биться друг за друга, а на Агоналии ты сам по себе, не иначе.
Хотя… Я часто думаю о том, что наше представление об Агоналии несколько размыто. Как узнать кто и какие правила нарушил, если всё проходит вдали от глаз, а говорить об Агоналии по возвращению запрещено?!
Завтра важный день. От вечерней медитации мы освобождены, нужно выспаться хорошенько и собраться в дорогу. Мама остается, а я неспешно шагаю домой.
Я вымылась во всех местах, особенно тщательно в труднодоступных, почистила ногти и вычесала волосы. Я перепробовала десятки поз на кровати заманивая Морфея всеми известными мне уловками, но сон никак не идет.
Какой он, этот мир мужчин? Смогу ли я достойно себя вести и не оскверню ли я имя амазонок? А вдруг я им не понравлюсь, или ещё чего хуже – они мне… Эти и ещё десятки других вопросов крутятся волчком в голове.
В отличие от Клиери я вовсе не боюсь неизвестности, что нас ждет, стоит только ступить на чужую землю, мои страхи совсем о другом. Я боюсь, что, окунувшись с головой в чужой мир, он покажется мне более родным, чем собственный. Я никогда не чувствовала себя истинной амазонкой… Да что здесь таить, я от кончиков волос и до глухого духа в теле ни капельки не похожа на женщин, что вырастили меня как родную.
Наконец дремота сморила мой неугомонный разум, но стоит щупальцам Морфея коснуться моих век, как я вдруг чувствую мамины руки. Она бережно расправляет мне волосы, раскладывает их по подушке.
– Что-то случилось? ― оторвав голову от подушки бурчу спросонок.
– Нет, дочка. Спи…
Она смотрит в мои сонные глаза, так, словно хочет опуститься на самое дно души и вложить туда сверток своей мудрости вместо всяких глупостей, которыми я набита битком. Жмурю глаза и зарываюсь носом в подушку, изображая глубокий сон. Как бы мама не старалась, а отчаяние, так и прет из неё.
Она ложится ко мне в постель и крепко, но в то же время нежно прижимает меня к себе. Её объятия пашут жаром любви и обреченности, словно ее маленькое сокровище нагло у неё отнимают. Поистине, дикость, такое проявление материнских чувств. Не то чтобы я сомневалась в её любви ко мне, вовсе нет, но это впервые за мои шестнадцать лет она демонстрирует её так открыто.
– Обещай мне… ― шепчет мне в спину мама.
– Что? ― тихонько осведомляюсь я.
– Что будешь помнить кто враг.
Неужели она готова поделиться со мной такой информацией?
– Кто? ― несдержанно спрашиваю я. ― Кто враг?
– Тот, кто может разбить твоё сердце… ― еле слышно цедит сквозь зубы. «Мужчины», – думаю я. ― Не дай кому-нибудь затуманить твой разум. Любовь, она как яд, что проникает в кровь и разносится по всему телу парализуя его.
Началось… Долгие разговоры о вселенском зле в бородатом обличии и прочая ересь.
– Конечно, мама, ― обещаю я.
Утро наступает слишком скоро. Я и на минутку не сомкнула глаз, а тут уже и рассвет. Время – самая обманчивая единица измерения. Когда чего-то ждешь, оно тянется как густой клейстер на елке, прилипает к твоему терпению и медленно изводит его, но когда наступает долгожданный час, будь то секунда или месяц, пролетает ровным счетом за миг.
Я встала до рассвета. Сегодня Авги для нас отменяется и от этого мне тоскливо. Словно привычная жизнь уже безвозвратно рушится и прежней никогда не будет. Глупо конечно, ведь это всего на несколько дней, но даже эти несколько дней кажутся мне пропастью между старой жизнью и новой.
Как и велела мама я надела самые простецкие штаны и футболку, завязала косу через голову, а вместо привычных сапог – сандалии. Я люблю ходить босиком, от этого сандалии мне нравятся гораздо больше сапог, без которых не обойтись на тренировке и охоте. Клиери так же остановилась на подобном выборе. Как нам позже объяснили, для нас подготовили другую одежду, по случаю визита к соседям. Нам нежелательно привлекать к себе внимание, появление амазонок в Криосе в мгновение разносится молвой среди людей, как предвестник беды.
К южным берегам Криоса чуть меньше суток по морю. Провожая нас, мама обнимает Клиери, целует её в щеку и что-то шепчет на ухо. Эти двое всегда находили общий язык гораздо лучше, чем я с матерью. Для меня последних наставлений не нашлось, только крепкие объятия. Мама не стала попросту тратить слова, знает, что это бессмысленно.
Дальше долгие часы в море. Ты качаешься на куске дерева посреди могущественной стихии, и нет вокруг ничего кроме бесконечной синевы, что стерла четкую грань, где горизонт уходит в небо. Нет ничего, только блестящие блики на поверхности глубоких вод.
Странное чувство… Нет вчера и нет завтра, этот горизонт тоже стерт, есть только сейчас, только это мгновение, и оно кажется вечностью. Словно жизнь замерла. Мне нравится это чувство… Оно меня не пугает, напротив, согревает изнутри покоем. Можно не думать об Агоналии, о неоправданных ожиданиях, о долге, а самое главное – не нужно искать свое место на этом празднике жизни. Есть только синяя бездна и я…
Моё уединение в углу палубы под лучами горячего солнца прервала Астер. С присущей ей деликатностью, она четко определила мою роль в этом путешествии – я должна оценить насколько прогресс их систем опережает известные нам. Остаток дня я провожу, стараясь совладать с приступами паники. Я слишком никчемная, чтобы справиться с таким ответственным заданием. Одна радость – Клиери занимает минимум моего внимания. Она борется с морской болезнью, благодаря чему я могу побыть наедине с собой. И вот, снова утро.
Я открываю глаза от того, что Марина безмолвно склонилась, пристально разглядывая меня. Каюта слишком мала, если бы не немилосердно громкое сопение спящей рядом подруги, я наверняка бы почувствовала присутствие другого человека. У девушки медово-желтые глаза с черным ободком, как у кошки. Они немного пугают, но я привыкла. Марина старше меня на десять лет и самая молодая сестра в царской свите. Такое почтение она заслужила своей превосходной тактикой боя и краткостью. Эта девушка любой текст может сократить до двух предложений и при этом выразить суть.
– Твоё желтое, ― говорит она, протягивая мне сверток. Я киваю в ответ.
Бросив взгляд на спящую Клиери, Марина бесшумно выходит из каюты. В свертке два сарафана, предназначенных нам с подругой: один белый с лиловыми веточками по подолу, а второй желто-горячего цвета, на тоненьких лямках. Восхитительно! Эта одежда чем-то напоминает платьица из детства. Во взрослой жизни они нам ни к чему, ведь в них не сядешь на лошадь, не пойдешь на тренировку и уж тем более работать на ферму, а это в целом и есть вся наша жизнь по достижению возраста семи лет. Я трогаю скользкую ткань, она приятно струится под пальцами. Толкаю подругу в бок.
– Просыпайся, спящая красавица! Ты только погляди, что Марина принесла!
Клиери таращит огромные глаза. Она обожает всё красивое, в том числе и себя. Мы надеваем обновки, причесываем друг другу волосы.
– У меня есть для тебя подарок, ― радостно говорит Клиери, укладывая прядь моих волос. ― Я берегла его к твоему дню рождения, но раз уж такое дело… Я подумала, что сейчас отличный повод, ведь сразу после дня твоего рождения Агоналии и… Ну понимаешь… Как знать, когда выпадет случай надеть такую красоту.
Разговоры об Агоналии портят мне настроение. Немного обидно слышать от подруги, что даже она не верит в меня, но, впрочем… Она права. Я улыбаюсь и изображаю взволнованный вид. Стараюсь не показывать, что желчь пошла верхом от одного упоминания об Агоналии.
– Что за подарок?
Клиери со всех ног бросается к рюкзаку, увлеченно копается в нём и наконец вынимает синий лоскут плотной ткани. В ткань что-то завернуто. Наощупь небольшая вещица размером чуть меньше ладони. Я аккуратно разворачиваю, любопытство затмило обиду. Скромный подарок – это фигурная заколка, украшенная жемчужинами. Она буквально завораживает своей красотой. Я медленно кручу её пальцами то вверх, то вниз, любуясь перламутровыми переливами, что меняют свой оттенок от серебристо-белого до розово-персикового.
– Тебе нравится?
– Очень! Ничего подобного в жизни не видела. Спасибо.
Я крепко обнимаю подругу.
– Давай наденем её поскорее! Заколка в сочетании с этим нарядом… Да ты будешь выглядеть как принцесса!
Клиери ещё раз причесывает мне волосы. Вчера я уснула с косой, сегодня волосы кажутся немного короче и по-особенному завиваются крупными волнами. Подруга перекидывает прядь волос на левую сторону, немного закручивает и фиксирует жемчужной заколкой.
– Прелестно! ― восхищается она. ― Я сама её сделала. Так и знала, что на белых волосах жемчуг будет играть переливами ещё красивее.
Времени на охи и ахи нет, нос корабля упирается в берег. Энея торопит нас на палубу. Я так взволнована путешествием, что все события происходят словно не со мной, а я лишь зритель, что расселся в первом ряду, внимательно разглядывая вычурные картинки на экране.
На уроках мы учим историю Земли и многое знаем о Криосе. Их систему правления мы изучали два года назад, но большую часть лекции я проспала. На тот момент мне было абсолютно не интересно знать о политике мира побывать в котором мне не представится возможности. А вот сейчас я жалею, что была невнимательна.
Помню только, что Криосом управляет Палата Правления во главе с правителем Марком Ксалиосом. Принимая какие-либо законы или поправки к ним, последнее слово за ним, но вносить предложения о коррективах имеют право все лидеры партий вхожих в Палату Правления: партия женщин «Фемина» и партия мужчин «Альфа». Запомнила структуру я только благодаря тому, что мы с Клиери спорили о ней два дня. Подруга доказывала, что система несовершенна. Она считает, что дай народу право голоса, тут же восторжествует анархия, я же наоборот, считаю, что Криос прав, будь у нас право голоса, возможно, правила Агоналии были бы пересмотрены.
Фермы и аграрный сектор Криоса занимает самую малую малость промышленности, основные силы брошены на развитие технологий и интеллекта, что тоже кардинально отличает здешние ценности от наших. Из-за этого чувствуется острая нехватка элементарного продовольствия. Рабочей силы хоть отбавляй, так как немногие в состоянии привносить свой личный вклад в развитие технологий, а вот рабочих мест в обрез. Безработица привела к тому, что большую часть города занимают кварталы бедняков. Улицы буквально переполнены бродягами. Люди готовы впахивать за кусок хлеба, так как конкуренция на рабочее место слишком велика.
Центр города отведен для элиты. Он напоминает мне наш учебный центр. Много стекла, серых плит, мрамора и пластика. Словно этот мир только и состоит, что из пластика.
Нас встречает делегация уполномоченных представителей Марка Ксалиоса, усаживают в автомобиль и увозят во дворец, где и будет проходить званый бал. Всё вокруг, каждая мелочь, только отдаленно напоминает картинки из галографа на уроках истории Криоса. К примеру авто, совершенно другой формы и судя по прибору на панели водителя, питается от какой-то мощной батареи похожей на генератор, он рычит в момент зажигания похлеще распределительной будки.
За окнами мелькает город, это зрелище заставляет биться моё сердце с бешеной скоростью. Иногда я даже не успеваю заглотнуть воздух и ненароком вырывается звук напоминающий всхлип.
Трава, деревья, солнце и всё живое, словно затянуто какой-то дымкой. Цвета блеклые, с серым отливом, чего не скажешь о здешней моде. Яркие блузы неоновых цветов, платья, и что самое интересное – волосы горожан потрясают своими оттенками. Интересно, это настоящие волосы или парики? Никогда не видела волос малинового цвета.
Да уж… Боюсь идея нарядить нас в цветные платьица не оправдала ожидания, даже яркие наряды не помогут слиться с толпой.
Женщины в кривых платьях – одна сторона резким срезом свисает ниже колена, в то время как другая едва дотягивается ровной кружевной линией до середины бедра – разгуливают по улицам с лысыми зверушками похожими на собак. Возможно это и есть собака… Собака с чаморошной мордашкой. Эти чудища немного крупнее типичных тропических крыс, с такой же вытянутой мордочкой и длинным хвостиком, только ушки торчат, точно у летучей мыши, и совсем нет никакой шерсти.
Ах, а эта обувь на здешних дамах! Сложно описать на что она похожа – сандалии с привязанными полыми брусьями. И ещё тысячи и тысячи непонятных вещей, цветов, одежд и зданий, но больше всего меня впечатлили они – мужчины!
Мы с Клиери обещали Астер, что не будем пялиться как умалишённые, но оторвать глаза невозможно. Они в точности, как в наших учебниках, только в сотни раз красивее. Их тела такие крепкие! Мышцы упругими холмиками выступают на руках и груди, выпирая из-под обтягивающих кофт. Сколько же силы в этих людях? Если даже наша Лейла может одним ударом сломать нос, на что же способны эти громилы?
Наверное, мама права, мужчины – это враги! С таким строением тела им не нужно никакое оружие, одной ручищей, ухватив тонкую шейку – к примеру, мою – можно с легкостью переломать все позвонки, а уж если дать им в руки оружие… Нет, я не буду об этом думать, от этих мыслей сосет под ложечкой и сводит живот. Теперь мужчины кажутся мне не только олицетворением красоты, но и нагоняют ужас.
Город напичкан штуками, что воробушек Клавдия называет «научным прогрессом». Даже муха и та не пролетит незамеченной. Каждый столб и тот глазастый, вертит шеей со стороны в сторону, фиксируя происходящее вокруг.
Стоило автомобилю повернуть на перекрестке, красивые витрины и улицы остались позади. Складывается впечатление, что мы перенеслись в параллельную реальность. Здесь до сих пор стоят здания из кирпича, судя по их внешнему виду, они рассыпаются на прах при малейшем дуновении ветра. Местами в стенах такие дыры, что кажется только вчера на улицах разгоралась война. Окна и расколы в стенах затянуты целлофаном – нехитрое приспособление от непогоды.
Босоногие, грязные дети бегают по улицам. Худые старики подпирают стены, будто человек куда-то шел, но от изнеможения присел дух перевести. Дети реагируют на машины, как бездомные собаки – кричат что-то, бегут вслед.
– Квартал бедняков, ― отвечает Гастор на мой немой вопрос. ― Мы называем их неприкаянными. Это те, кто отказался учиться, не захотел привносить свой вклад в интеллектуальное развитие Криоса, а значит и будущее.
Я ничего не отвечаю, но про себя удивляюсь формулировке его слов. «Отказался учиться», «не захотел привносить свой вклад в интеллектуальное развитие»… Как это понимать? Что, если человек от природы не интеллектуал, а агроном или охотник? Вот к примеру, все амазонки учат электронику, но только я действительно в ней разбираюсь.
Мы на подъезде во дворец. Огромные кованые ворота, обросшие серо-зеленым вьющимся плющом, медленно открываются. Красные сканирующие лучи скользят по въезжающей делегации из пяти автомобилей. Энея непроизвольно вжимается в кресло, хватая себя за пояс (будь мы дома, её рука сейчас легла бы на оружие).
– Охранная система, не более, ― разъясняет Гастор. У него есть способность читать наши мысли? ― Мы заезжаем на частную территорию Марка Ксалиоса, здесь особый контроль.
Я вдруг вспоминаю наш последний урок с Клавдией, представляю, как с помощью малюсенькой дополнительной платы, можно уговорить красный сканер превратить нас в пыль, или ещё чего хуже – пропустить сквозь нас сотни электрических вольт, заставив извиваться от жуткой боли. Ком тошноты подкатывает к горлу. Клиери замечает моё волнение и берет меня за руку.
Территория поместья огромная, кажется мы бесконечно виляем по каменным узким дорожкам. Пафосный сад высажен неведанными мне растениями, цвет которых всё так же покрыт серой дымчатой пеленой. У входа в здание возвышаются колоны, из-за которых на нас смотрят мерзкие вылепленные малыши с крылышками. Золотистые завитушки из лепки украшают откосы.
На входе во дворец нас встречает прислуга и очередная сканирующая система. Луч считывает лица, в том числе и сетчатку глаз и издает при этом раздражающий звук. Гастор прислоняет свой браслет к стеклянной встроенной панели и говорит: «Под мою ответственность. Номер 3789. Командир Гастор». Краткий пищащий сигнал сигнализирует о том, что мы можем войти.
Потолки настолько высокие, а колонны настолько широкие, что это место напомнило мне храм Гекаты, что расположен в южном крыле нашего острова. Да, точно он. Один в один, не хватает только жертвенного алтаря в самом центре. Хотя… Я ещё не видела праздничный стол на званом ужине.
Какие переговоры можно вести и зачем, если Криос больше похож на хитрый военный склад, чем на дом для людей? Только из того, что я уже увидела, можно предположить, что Марку Ксалиосу достаточно нажать пару кнопок, чтобы испепелить весь город, или посмотреть в несколько камер, чтобы вычислить точное месторасположения врага. Этот человек олицетворение войны, не зря старейшины твердят об опасности с его стороны. Боюсь, мы здесь не гости, а типичный жертвенный агнец.
Поджилки пускаются в пляс.
Прислуга в доме кардинально отличается от представителей Криоса, что разгуливали по улице, когда мы проезжали центр. Женщины одеты в черные длинные платья, застегнутые под самое горло, впереди повязанный белый передник, а лакеи в узких костюмах с рядом запонок на рукавах. Интересно, им не жарко в такую погоду с ног до головы закрытыми ходить?
Стоит нам переступить порог очередной комнаты, очередной представитель прислуги почтительно кивает нам в знак приветствия. Мне нравится почтительность, не нравится только одно – женщины всё время смотрят в пол, словно боятся поднять глаза. Отвратительно!
Громоздкая дверь распахнулась, мы заходим в богатый зал с расписными стенами и изящными вазами, он озарен солнечным светом. Удивительно, я и не думала, что в этом пластиковом мире можно увидеть роспись, на которой так чувственно и точно переданы божественные сюжеты. На них Афина в сатиновых нарядах любуется красотой садов, и каждый лепесток так искусно изображен, что кажется если подойти ближе, можно почувствовать их аромат.
В красивом зале нас ждет высокий мужчина с распростертыми объятиями. Его кожа настолько бледная, что даже издалека видно голубую вену, что залегла у него на лбу вдоль картинка вороньих волос.