К тому времени, когда Анна добралась до Бертона, она чувствовала себя предельно усталой. Близость с Гарольдом не только эмоционально взвинтила ее, но и потребовала физической отдачи. Сейчас Анне больше всего хотелось оказаться рядом с Гарольдом в его огромной кровати и, уютно устроившись у него под боком, выспаться.
Дорога была скользкой от снега, и Анна вела машину на средней скорости, не позволяя себе прибавить газу. Ей показалось, прошла вечность, прежде чем она, чувствуя себя вдребезги разбитой, миновала крутой поворот и увидела впереди знакомый подъем.
За ним был дом.
Анна переключила передачу, чтобы взобраться на холм, и в этот момент ее ослепили яркие огни фар встречной машины. Анна инстинктивно вывернула руль, и машину занесло. Анна попыталась выровняться, но всегда послушный «мини» потерял управление и врезался в ограждение шоссе. Анна отчаянно закричала, захваченная кувыркающимся, крутящимся хаосом, оборвавшимся резкой нестерпимой болью.
Мир исчез за черной пеленой.
Анне снился какой-то кошмар, ее раскручивали на тренажере и все тело ужасно болело. От этой боли она и проснулась.
Радуясь, что ее мучения наконец-то закончились, Анна лежала неподвижно, измученная настолько, что даже открыть глаза было невероятно трудно. Как хорошо оказаться дома, в постели, подумала Анна. Правда, ужасно болит голова. Надо будет выпить пару таблеток. Но не теперь. Сначала лучше… Анна не успела додумать эту мысль, вновь ускользая в забытье.
Проснувшись через некоторое время, Анна по-прежнему чувствовала безмерную усталость. Веки, казалось, весят тонну. Попытка открыть глаза потребовала немыслимых усилий, но она все-таки увенчалась успехом. Однако Анна сразу же пожалела об этом. Она зажмурилась и, выждав несколько секунд, осторожно приоткрыла глаза. Но незнакомая стерильно белая комната не исчезла. Значит, ей не показалось, значит, она в больнице. И страшный сон был явью.
— Откройте глаза, Анна, — послышался чей-то голос. — Я знаю, вы меня слышите.
Анна подняла тяжелые веки и увидела склонившуюся над ней молодую женщину, которая ободряюще ей улыбалась.
— Давно бы так! Как вы себя чувствуете?
— Пить, — едва шевеля губами, хрипло прошептала Анна.
Женщина немного приподняла ее голову, и Анна, напившись из поильника, поблагодарила ее слабой улыбкой.
— Вы ненадолго пришли в себя примерно с час назад, — жизнерадостно сообщила женщина, — и вновь заснули. Прошу вас, полежите спокойно, я пойду за сестрой.
Анна хотела сказать, что это вовсе не нужно, и сердито сдвинула брови, но ее тут же пронзила острая боль. Анна скосила глаза и с удивлением отметила, что она лежит под капельницей. Еще больше Анну удивило обилие цветов в комнате. Как они сюда попали?
Отворилась дверь, и в палату в сопровождении уже знакомой Анне молодой женщины вошла женщина постарше.
— Меня зовут Брикс, — представилась она. — А это ваша сиделка Элиза. Я очень рада, что вы наконец-то пришли в себя. Как вы себя чувствуете?
— Не очень хорошо, — призналась Анна, — но, судя по всему, могло быть намного хуже. Что со мной произошло?
— Вы попали в аварию, и вас на «скорой» привезли сюда, в реанимацию. У вас сотрясение мозга, вы потеряли много крови и вам сделали переливание. Так что пока придется подержать вас под капельницей и под присмотром сиделки.
— Сколько я буду так лежать? — с трудом спросила Анна.
— Не знаю, как пойдет выздоровление.
— А сколько я так уже лежу?
— Вас привезли три дня назад. Сейчас постарайтесь отдохнуть. Позже вас навестят родители.
Сиделка и медсестра вышли. Оставшись одна, Анна прикрыла глаза и стала размышлять над тем, что узнала от медсестры Брикс.
Три дня. Три дня незаметно для нее исчезли из ее жизни. Но, по крайней мере, она осталась в живых, за что, видимо, должна быть благодарна судьбе. И, что Анна тоже сочла удачей, сиделка обратилась к ней по имени. Иначе Анна и понятия бы не имела, как ее зовут. Анна подавила приступ паники, напомнив себе, что у нее травма головы и неудивительно, что ей изменяет память.
Однако она еще сильнее запаниковала, когда дверь палаты распахнулась и в комнату почти ворвался незнакомый Анне мужчина.
— Я на минутку, — запыхавшись, торопливо проговорил он. — Даже жениху не дают больше пары минут.
— Жениху? — удивилась Анна, задумчиво разглядывая незнакомца.
— Как ты? — Он подошел к кровати и чмокнул Анну в щеку.
— Мне стало получше. — Она попыталась улыбнуться.
— Тебе передали мои цветы?
— Не знаю. Я только что пришла в себя. — Анна взглянула на изобилие цветов на подоконнике. — Которые твои?
— Неважно. Расскажи, что с тобой произошло.
— Медсестра сказала, что я попала в аварию, но я ничего не помню.
— Наверное, оно и к лучшему. — Мужчина бережно сжал ее бессильную руку.
— Знаешь, — добавила Анна огорченно, — я и тебя не помню. Я и свое-то имя узнала только потому, что сиделка обратилась ко мне.
Незнакомец успокаивающе улыбнулся.
— Не волнуйся. Сейчас я тебе все расскажу.
В коридоре послышались голоса, и он резко обернулся к двери.
— Извини. Мне не полагается здесь находиться. Но я должен был увидеть тебя и убедиться, что ты жива-здорова. — Наклонившись, он снова поцеловал Анну и стремительно исчез.
Минуту спустя дверь отворилась, и вошла сиделка.
— Вам ничего не надо? Может быть, воды?
Анна кивнула и, сделав несколько глотков, устало откинулась на подушку.
— Только что заходил мой жених, — сообщила она.
— Как, опять? — Элиза засмеялась и добавила сочувственно: — Бедный малый! Он отсюда не выходит.
По щекам Анны неожиданно покатились слезы.
— А я даже не узнала его, — пожаловалась она с такой тоской, что сиделка немедленно стала ее успокаивать.
— Не тревожьтесь. Ваша память просто взяла отпуск, только и всего. Так что не мучайте ее и постарайтесь немного вздремнуть.
Сиделка ушла, осторожно прикрыв за собой дверь.
Анна закрыла глаза, надеясь, что так будет легче привести в порядок смутные обрывки мыслей, мелькающих в пустоте ее сознания. В Америке, например, в таких случаях спрашивают имя президента. Интересно, помнит ли это она. Потормошив свою память, Анна поняла, что задача пока непосильна, и погрузилась в сон.
Вновь открыв глаза, Анна увидела возле кровати двух людей — пожилую седовласую даму с тревожными серыми глазами и высокого начинающего седеть мужчину. Их лица были одинаково сочувственными и озабоченными. По лицу Анны опять неудержимо потекли слезы.
— Я ничего не помню и никого не узнаю!
Милдред Ролтон заботливо обняла дочь и ласково поцеловала ее.
— Не переживай, Энни. Я — твоя мама, а это — твой отец. Мы тебя очень любим, и неважно, помнишь ты нас или нет.
Джекоб наклонился поцеловать дочь, шумно откашлялся и сел на стоящий у кровати стул.
— Ты совсем ничего не помнишь, дорогая? Хотя бы как попала в аварию?
— Представь себе, ничего. Абсолютно ничего.
— Врачи говорят, такое бывает при подобной травме головы, — попробовал утешить ее Джекоб. — Память временно отказывает, но, как только ты окрепнешь, она восстановится.
— В школу я уже сообщила. — Милдред приложила к глазам платок.
— В школу? — Анна озадаченно нахмурилась. — Не старовата ли я для школы?
— В школу, где ты работаешь, — уточнил Джекоб и вновь хрипло откашлялся.
— А что я там преподаю?
Милдред, обменявшись с мужем тревожными взглядами, сообщила дочери, что та ведет все дисциплины у малышей и преподает математику в старших классах.
— Они нашли замену на время твоей болезни, — успокоила она дочь. — Терри шлет тебе привет, а Дэн обещал забежать ближе к вечеру, перед выездом домой, — доложил Джекоб и мягко улыбнулся, встретив непонимающий взгляд Анны. — Терри, моя дорогая, — жена твоего беспокойного братца Дэниела.
В отдаленном уголке сознания Анны промелькнуло смутное воспоминание о темных кудрях и жгучих глазах.
— Дэниел, Дэн… — повторила она, чувствуя языком привычность этого имени.
Родители продолжали рассказывать о Греге и Кристин и о том, как все они боялись за ее жизнь. Вскоре Милдред, заметив, что Анна растерялась от обилия новых для нее имен, сменила тему и стала допытываться, не хочется ли Анне чего-нибудь.
— Неплохо бы принести хорошую память, — со слабой улыбкой пошутила Анна.
— Имей терпение, милочка, — сказал Джекоб. — Не спеши.
— Мы придем вечером, — пообещала Милдред, глядя на усталое бледное лицо дочери. — Надеюсь, ты будешь чувствовать себя лучше. Я принесла тебе твою любимую пижаму и необходимые мелочи.
Родители, попрощавшись, ушли, оставив Анну заботам Элизы. Она переодела больную, протерла влажной губкой ее лицо и посоветовала отдохнуть.
— Скоро придет врач и вас осмотрит, — сообщила Элиза.
Анна закрыла глаза и стала размышлять о положении, в котором оказалась. Ей вдруг пришло в голову, что ни отец, ни мать и словом не обмолвились о ее женихе. Это встревожило Анну. Она ведь о нем тоже ничего не знала. Если она настолько любила этого симпатичного незнакомца, что обручилась с ним, наверное, должна была бы ощутить какое-то теплое чувство, когда он пришел навестить ее.
Как, оказывается, трудно жить без воспоминаний! — с отчаянием подумала Анна. Спасительный сон избавил ее на время от неприятной реальности.
Когда Анна проснулась, Элиза позвала врача. Он подробно расспрашивал Анну и о провале в памяти, и о боли в позвоночнике, и о шуме в ушах. Она рассказала ему обо всем, что ее тревожит, хотя основной проблемой для нее была головная боль, доставляющая несравненно больше мук, чем мелкие порезы, синяки, тяжесть в груди.
Врач успокоил Анну, объяснив, что грудь болит от ремня безопасности, спасшего ей жизнь, да и память, заверил он, скоро восстановится.
На долю Анны выпали и приятные минуты. К своему удивлению, она, когда время подошло к обеду, ощутила голод.
— Так и должно быть, — подбодрила ее неунывающая Элиза. — Несколько дней вы ничего не ели.
— Верю, что так и было. В последний раз я ела жареное мясо и салат… — Анна побледнела и замолчала, расширившимися глазами уставившись на Элизу. — Странно, это я помню. Остальное — пустота.
— Это только начало, — уверенно сказала Элиза. — Скоро вы вспомните все, что было, и всех друзей и знакомых.
Анна знала, что Элиза просто успокаивает ее, но ей было приятно слышать обнадеживающие слова. С помощью сиделки она съела несколько ложек супа, выпила немного сока, покорно приняла предложенные сиделкой таблетки. Элиза, очень довольная своей подопечной, пожелала Анне доброй ночи и попрощалась до утра, объяснив, как вызвать в случае необходимости дежурную медсестру.
Даже такое нехитрое занятие, как прием пищи, утомило Анну. Она закрыла глаза, но уснуть не удалось. Тогда Анна попыталась вспомнить хоть что-нибудь о своей работе, но вскоре поняла бесплодность своих усилий и с любопытством задала себе вопрос, когда же сможет читать. В следующий визит родителей надо будет попросить принести несколько книг. Единственное, в чем Анна была уверена, — это в том, что она любит читать.
Ей не нужно было это вспоминать — она это просто знала.
Стук в дверь прервал ее размышления. В палату вошел высокий молодой мужчина с копной темных вьющихся волос и жгучими глазами.
— Привет! — весело улыбаясь, поздоровался он. — Наконец-то наша Спящая Красавица проснулась! На всякий случай сообщаю, я — твой брат Дэниел.
— Представь себе, я знаю, — удивленно промолвила Анна. Почему-то она не сомневалась, что перед ней ее брат.
Он наклонился поцеловать ее, и, когда выпрямился, его глаза подозрительно блестели.
— Замечательно, что ты выбралась, хоть и полуживая!
— Меня тоже это радует. Но еще лучше, что начинает возвращаться память. Поэтому, думаю, все, что связано с нашим семейством, быстро вспомнится.
Дэниел с видом заправского фокусника открыл портфель и вытащил из него маленький радиоприемник.
— Вот. Это тебе. Тереза подумала, что тебе пока трудно читать, так что будешь слушать радио. Лежать вот так, не шевелясь, отчаянно скучно.
На глаза растроганной такой заботой Анны навернулись слезы, и Дэниел, заметив это, с шутливой тревогой воскликнул:
— Эй! Если ты будешь плакать, меня вышвырнут отсюда.
— Я не плачу, я так радуюсь. Подай, пожалуйста, платок. И поблагодари от моего имени Терезу, — добавила Анна.
— Она, кстати, моя жена, — сообщил Дэниел.
— Вот я и говорю, — Анна горько усмехнулась, — это уму непостижимо! Только что я ехала по шоссе, а через минуту очнулась здесь, не зная, кто я и что за люди ко мне приходят. Просто бросает в дрожь!
— Но ты очнулась, ты осталась в живых! Остальное не важно. А теперь я пошел, а то в другой раз меня не пустят.
— В этой больнице какие-то драконовские порядки, — пожаловалась Анна. — Не дают спокойно поговорить.
— Нас много, скучать тебе будет некогда. — Дэниел поцеловал сестру и решительно направился к двери. — Если тебе понадобится что-то, ты только свистни…
— Как ваш с Терезой малыш? — спросила Анна и радостно ахнула. — Я правильно помню, у вас есть сын?
— Твой крестник, Тимоти, — не менее обрадованно ответил Дэниел. — Спасибо, он чувствует себя прекрасно.
После ухода брата Анна немного всплакнула, на этот раз — от облегчения. Всплывают отдельные воспоминания, сказала она себе. В конце концов, я всего несколько часов назад пришла в сознание. Завтра — вот было бы здорово! — я проснусь и обнаружу, что память полностью вернулась.
За окном стемнело. Анна уже не ожидала, когда зашедшая ее проведать дежурная медсестра сообщила, что Анну хочет видеть жених.
— Только не больше десяти минут, — предупредила она. — Вам нельзя переутомляться.
Медсестра открыла дверь, впустила высокого широкоплечего мужчину и вышла, даже не подозревая, что оставляет пациентку в состоянии полнейшей растерянности.
Не может быть, смятенно думала Анна, чтобы у меня было одновременно два жениха! Мужчина, чуть виновато смотрящий на нее, был совершенно не похож на утреннего жениха. Неужели у нее начались галлюцинации?
— Привет, дорогая, — поздоровался он, видя, что молчание грозит затянуться на все отпущенные ему десять минут. — Если бы ты знала, как напугала меня! Я думал, что теряю тебя навсегда.
— Прошу простить, но я вас не помню, — извинилась Анна.
— Я знаю, — не смутился незнакомец. — Я только что видел Дэниела.
— Значит, вы в курсе моих проблем. Я не знаю даже вашего имени.
Визитер сел на стул около кровати Анны и спокойно сказал:
— В таком случае будет не совсем прилично, если я поцелую тебя. Меня зовут Гарольд. Гарольд Сэвидж.
Изучая выразительное умное лицо незнакомца, глядя на слегка встрепанные вьющиеся волосы и карие глаза, Анна решила, что Гарольд ей нравится.
— Ваше имя мне знакомо почти так же, как имя моего брата.
— К счастью, я вовсе не брат, — сообщил он, — но меня радует, что кое-что обо мне сохранилось в твоей памяти. Значит, Энни, я имею право на поцелуй.
Он наклонился и властно, будто и в самом деле имел на это право, поцеловал Анну в губы. Анну поразило, что ее губы, помимо ее воли, слабо ответили на ласку. Гарольд снова сел прямо. Он выглядел почти счастливым.
— Когда в следующий раз ты приедешь ко мне, я тебя ни за что не отпущу, а оставлю ночевать, — пообещал он. — Мне вовсе не хочется вновь проходить через весь этот ужас.
Анна слабо улыбнулась.
— Какая удача, что я ничего ужасного не помню.
Гарольд поднес руку Анны к своим губам и нежно поцеловал.
— Завтра я приеду ближе к вечеру, так как днем занят на службе.
— Ты полицейский?
Гарольд на мгновение растерялся, но затем спокойно объяснил, что он работает в филиале крупной американской нефтяной компании.
— Я недавно вернулся из Штатов. Ты, очевидно, — добавил он небрежно, — этого не помнишь.
— Увы, не помню, — уныло ответила Анна и тревожно взглянула на него. — И это не единственное, чего я не могу вспомнить, Гарольд. — Она отметила, что с удовольствием произнесла его имя. — Утром заходил один человек и тоже назвался моим женихом.
— Что-о-о? — Глаза Гарольда зловеще потемнели. — Как же, черт возьми, его зовут?
— Понятия не имею, — беспомощно пролепетала Анна. — Я надеялась, ты что-нибудь о нем знаешь.
— А как он выглядел?
— Среднего роста, широкоплечий, на вид чуть старше тебя…
— Опять этот проклятый Фрэнк Освальд! — взорвался Гарольд. — Вечно он путается под ногами! Он имел наглость утверждать, что ты — его невеста?.. — Гарольд внезапно замолчал и стиснул зубы.
— Что случилось? — испугалась Анна.
— Нет, ничего. Просто у меня руки чешутся расквасить нос мистеру Освальду, — признался Гарольд. — Дорогая, ты принадлежишь только мне, и никому другому. Не сомневайся в этом.
Анна, казалось, была слегка озадачена.
— Сейчас я не могу полагаться на свою память. Но почему тогда он утверждал, что помолвлен со мной?
— Возможно потому, что иначе его к тебе не пустили бы.
— Он — мой близкий друг?
— Нет, знакомый, и к тому же недавний, — буркнул Гарольд. — Хватит о нем, поговорим лучше о тебе. Что сказал врач?
Анна добросовестно передала все, что говорил ей сегодня врач, но напряжение памяти утомило ее. Гарольд, заметив это, встревожился.
— Дорогая, тебе надо отдохнуть. Мне, хотя и очень не хочется, пора уходить, не то меня к тебе больше не пустят.
Анна попыталась улыбнуться ему, но сил на это уже не хватило. Гарольд наклонился и нежно поцеловал ее, на этот раз в щеку.
— Завтра, может быть, я не успею заехать, если возникнут неотложные дела, — не сразу заговорил он, охрипший голос плохо слушался его, — но послезавтра выберусь обязательно. Что тебе принести?
— Только не цветы!
Гарольд бросил взгляд на подоконник, сплошь заставленный букетами, и улыбнулся.
— Где-то среди них есть и мои. Если не хочешь цветы, я принесу какие-нибудь фрукты. Хорошо?
— Приноси что хочешь, но главное — приходи сам.
Гарольд оживился.
— Ты серьезно?
— Конечно, — заверила Анна.
— Так не хочется уходить, — сокрушенно проговорил он, — но ничего не поделаешь. Ты, пожалуйста, постарайся поскорее поправиться.
— Буду стараться изо всех сил, — пообещала она.
Но Гарольд был не последним, кто навестил Анну в этот день. Через полчаса после его ухода пришли родители. На этот раз они выглядели менее встревоженными, чем утром. Они принесли семейный альбом и, показывая дочери фотографии родственников и знакомых, рассказывали всякие интересные истории из семейной хроники. Анна, хотя ничего так и не вспомнила, слушала их с удовольствием.
— Почему мне дали такую большую палату? — вдруг спросила она. — Она дорого стоит?
— Какая разница, дорогая! — Джекоб погрозил дочери пальцем. — Тебе прежде всего нужны тишина и покой.
— Когда мне можно будет вернуться домой?
Анну внезапно охватила тоска по их большому, уютному дому с прекрасным видом на спокойные воды Трента… Тяжело задышав, она в изумлении уставилась на родителей.
— Что случилось? Тебе плохо? — забеспокоилась Милдред.
— Я вспомнила, где мы живем! — торжественно объявила Анна.
Широко улыбнувшись, Джекоб Ролтон сжал руку жены.
— Теперь можно не бояться! Память Энни начала восстанавливаться. Так что плакать не о чем.
— Я и не плачу, — доставая носовой платок, проворчала Милдред. — Просто глаза слезятся.
— Я хотела у вас кое-что спросить… — решилась Анна. — Меня навестил Гарольд.
— Мы знаем, дорогая. Он все это время не выходил из больницы. В субботу вечером он позвонил узнать, как ты доехала. — Милдред поёжилась, вспоминая трагический вечер. — Когда я сказала, что тебя нет, он будто обезумел. А потом пришел полицейский и сообщил нам об аварии.
Джекоб вытащил носовой платок и промокнул выступившие на лбу капельки пота.
— Ничего худшего в нашей жизни не было.
— Мне жаль, что я доставила вам столько неприятностей, — прошептала Анна.
— Гарольд говорил, что он предлагал тебе остаться у него, — осторожно сказала Милдред.
— Вы знаете, что мы помолвлены?
— Да, Гарольд так нам сказал. — Джекоб улыбнулся. — Мы все рады за тебя.
— Рады? — переспросила Анна.
— Конечно. Гарольд примчался в больницу раньше нас. Когда мы пришли, он сразу сообщил, что вы в тот вечер договорились о помолвке. — Джекоб похлопал дочь по руке. — Он спрашивал нашего согласия, и мы были счастливы благословить вас.
Анна, нахмурившись, взглянула на свою левую руку.
— Если у меня и было обручальное кольцо, то я его где-то потеряла.
— Нет, у Гарольда просто не было времени его купить, — объяснила Милдред. — Между прочим, звонил директор твоей школы мистер Брегвуд. Мы сказали, что тебе лучше и можно не беспокоиться. Он просил передать, что ученики по тебе скучают.
— Приятно слышать, — пробормотала Анна. — Да, а что с моей машиной?
— Ее место теперь на свалке. Но ты не переживай, — утешил Джекоб заметно расстроившуюся дочь. — Как только ты встанешь на ноги, мы подыщем другую.
— Сколько же хлопот из-за моей небрежности!.. — простонала Анна.
— Почему ты не осталась ночевать у Гарольда, дорогая? Никто бы тебя не осудил, — сказала Милдред.
— Понятия не имею. Как только его увижу — обязательно спрошу.