Остерегайтесь подделок!

Мы надеемся только на наших бывших союзников французов и в особенности на господина Пуанкаре…

(Из "манифеста" русских рабочих, напечатанного в "Новом Времени")

— Не верят, подлецы! — сказал Михаил Суворин. — Говорит, русские рабочие такого и имени не выговорят: Пуанкаре. Прямо голову теряю. Если уж этот манифест неубедителен, так не знаю, что и предпринять!

— Я вот что думаю, — сказал Ренников, — пошлем депутацию в "Роте фане". От русских рабочих. Мне Коко Шаховской обещал опытных исполнителей найти, которые в "Плодах Просвещения" играли. Такие мужички выйдут — пальчики оближете…

— Ну, ну, — сказал устало Суворин.

Редактор "Роте фане" строго смотрел на депутатов и спрашивал: "А откуда вы, товарищи, так бойко немецкий язык знаете? Прямо удивительно!"

— Это от пленных, — быстро отпарировал глава депутации, незамужний хлебороб Варсонофий Тыква. — За время войны их у нас по деревням много перебывало.

— Хороший народ — немецкие пленные! — поддержал Степан Сквозняков, питерский рабочий, — ведь вот и национальности враждебной и обычаев других, а как сошлись с нами… Прямо по пословице: les ektremites se touchent…

— Французскому языку вы, вероятно, тоже от пленных выучились? иронически спросил редактор.

Депутаты смешались. От конфуза Степан Сквозняков даже вынул откуда-то из-за пазухи монокль и вставил его в глаз. Но услышав подозрительное шиканье остальных, спохватился и поспешил спрятать его обратно.

— Так вы говорите, Пуанкаре — самое популярное имя среди русских рабочих? — продолжал спрашивать редактор "Роте фане".

— Это уж наверняка! — сказал твердо Остап Степной, по мандату башкирский кочевник. — Я рабочий быт — во как знаю. У моего дяди, слава Богу, два завода было…

— В Башкирии? — задал ехидный вопрос редактор.

— Собственно говоря, — пробормотал, сконфузившись, депутат, — это не то что мой родной дядя. У нас в Башкирии дядями — соседей зовут. Дядя — сосед, а тетя — соседка.

— А бабушка? — поставил вопрос ребром редактор.

— Бабушка, это — если из другой деревни… — промямлил башкирец.

— Муссолини тоже очень популярное имя у русских рабочих, — поспешно заговорил глава депутации Варсонофий Тыква, чтобы переменить тему. — Пастух у нас на селе — симпатичный такой старичок, так прямо про него и выражается: ессе, — говорит!

— Классическое замечание! — расхохотавшись, сказал редактор. Образованный старичок — пастух ваш. Вероятно, филолог?

— Юрист, — с готовностью подхватила депутатка Анна Чебоксарова, иваново-вознесенская текстильщица. — На прямой дороге в сенаторы был, а теперь…

— Мерзавцы! Подлецы! — грохотал Михаил Суворин — Тоже! "Плоды Просвещения" ставили… Вас надо ставить, а не "Плоды Просвещения"! Выставить всех рядом да — по мордасам, по мордасам, по мордасам…

— Не виноваты мы ни в чем, — угрюмо возражал Варсонофий Тыква, он же Коко Шаховской. — Случай тут, и ничего больше! Все хорошо шло — без сучка и задоринки. Но только мадам Кускова заговорила — прахом вся затея! По голосу ее, каналья, признал. "Я, — говорит, — раз вас на лекции слышал. Извините, говорит, — не проведете!"

— Подлецы! — процедил Суворин. — А Ренникова я…

Но Ренникова поблизости не оказалось. Он — Ренников — знал, что в случае неудачи Суворину опасно показываться. Рука у него тяжелая, а пресс-папье на письменном столе — еще тяжелее…


Ол-Райт

"Дрезина", 1923, № 12

Загрузка...