Замок цветов

Глава 7

Когда Флер утром проснулась, Алена рядом уже не было, и только вмятина на подушке доказывала, что ночное событие ей не пригрезилось.

Она сидела перед зеркалом и дрожащей рукой расчесывала волосы. Глубокая синева залегла у нее под глазами. Вглядываясь в свое отражение, Флер не сразу обнаружила у себя за спиной Алена. От неожиданности даже выронила щетку, которая звонко стукнулась о стеклянную поверхность туалетного столика.

— Я испугал тебя? — спросил тот совершенно спокойно.

Лакей хорошо над ним потрудился — Ален был одет в светлый костюм и шелковую рубашку с, щегольски повязанным, галстуком. Темные волосы еще блестели после душа.

— Ты мог бы постучать.

Флер пыталась говорить ровно.

— А зачем? — Голос его звучал невыносимо холодно. — Я не могу тебя видеть, а даже если бы и мог, какое это имеет значение… теперь?

Флер покраснела и вскочила, пытаясь обойти Алена, но тот схватил ее за плечо.

— Я пришел не извиняться, — мрачно кривя рот, произнес он. — Что произошло, то произошло… Мужчина и женщина разделили общую постель — только и всего…

Где-то в глубине ее души тихо умерла, недавно родившаяся, надежда. Ей казалось невозможным, что надменные фразы звучат из уст того же человека, который всего несколько часов назад шептал ей по-французски нежные слова и чья буйная, а затем нежная страсть привнесла в жизнь Флер столько новых ощущений!

Она молчала, и Ален отпустил ее.

— Молчишь? Ну, да это ничего не меняет. Я позабочусь, чтобы сегодняшняя ночь была компенсирована… Я не смогу выкроить времени и съездить с тобой в Париж, но договорюсь с одним из модных домов, чтобы тебе прислали коллекцию платьев — оставишь, которые понравятся. Ты можешь также выбрать себе что-нибудь из фамильных драгоценностей. Я попрошу maman, чтобы она их показала и посоветовала, какое тебе к лицу…

Каждое слово больно ранило ей сердце. Кажется, Ален хотел еще что-то добавить, но потом крепко стиснул губы, словно не решаясь произнести слова, слушать которые, у Флер уже не было больше сил. Когда за ним захлопнулась дверь, она опустилась на кровать и в полном отчаянии разрыдалась…

Луи как раз заканчивал завтрак, когда Флер спустилась вниз. Она, конечно, взяла себя в руки и привела в порядок, но Луи сразу увидел несчастное выражение в ее прекрасных глазах. С необычным для него тактом он удержался от комментариев и вежливо предложил ей на выбор сок или кофе.

— Спасибо, Луи, — ответила она равнодушно.

Он уже достаточно хорошо знал Флер, чтобы понять: расспрашивать о том, что случилось, — совершенно бесполезно.

— От кофе не откажусь.

— Может быть, ты все же возьмешь круассан? — упрашивал Луи.

Флер покачала головой:

— Нет, не хочу, но кофе попрошу погорячее, если можно.

Наполняя ей чашку, Луи заметил, что Флер нервно поглядывает на дверь и судорожно теребит салфетку. Ей было явно не по себе.

— Ален не просил его подождать?.. — после паузы спросил он. Когда же Флер снова, молча, покачала головой, он нахмурился. — Сейчас я еду на фабрику, вообще-то мы собирались ехать вместе, но, если он ничего не просил передать, я больше не могу терять время. Поедешь со мной или у тебя другие планы?

Даже не допив чашечку, Флер вскочила.

— Я с удовольствием поеду с тобой, Луи! — воскликнула она. — Только поднимусь за сумочкой, ладно?

— Погоди! — улыбнулся Луи, видя ее нетерпение. — Ты совсем ничего не поела, так нельзя.

— Ерунда, я сыта по горло! — усмехнулась Флер и быстро вышла.

В любой другой день Флер пришла бы в полный восторг при виде картины, открывшейся им по дороге к фабрике. Просторы дышали покоем. Они ехали мимо необъятных полей, засаженных розами, жасмином, и аромат цветов, казалось, делал воздух густым. Стараясь не возвращаться к собственным мыслям, Флер прислушивалась к рассказам Луи о парфюмерной промышленности, который великодушно не ждал от нее участия в разговоре. Кое-что Флер все-таки запомнила. Оказывается, семьсот цветков дают литр духов, из десяти фунтов лепестков роз выходит два фунта эссенции.

Флер задумчиво помахала рукой сборщикам цветов, которые оторвались от своего нелегкого труда, чтобы поприветствовать пассажиров, проезжавшего мимо автомобиля, и снова, как пчелы, принялись за свое дело.

Луи хмуро улыбнулся, когда, услышав от него имя Алена, девушка непроизвольно переспросила:

— По-твоему, Ален личность выдающаяся?..

Проклиная внезапный укол ревности, пронзивший ему сердце, Луи повторил свои последние слова:

— Как я уже тебе говорил, в мире всего пятнадцать человек, которые способны различать шесть тысяч различных запахов. В настоящее время двенадцать из них живут в Грассе. Ален, конечно, один из них.

— А ты, Луи? — с участием сказала Флер.

Луи с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее.

— Я уверена, что и ты не последний человек в своем деле, просто почему-то не хочешь в этом признаться. Почему?..

— Во всем, чем бы мы ни занимались, Ален всегда превосходил меня, и я понял — соревноваться с ним бесполезно. Давным-давно было решено, что я — де Тревиль номер два. — В его голосе слышалась едва заметная горечь. — Отец Алена и мой отец были близнецами, и всего из-за десяти минут разницы в рождении, его отец унаследовал замок и поместье, а моему пришлось довольствоваться тем, что осталось. Я был еще ребенком, когда оба моих родителя погибли в авиакатастрофе. Моя тетушка, которую я тоже всегда называл maman, привезла меня сюда; с тех пор я так и живу здесь. Даже в школе я существовал в тени славы Алена. Он — предмет, а я — тень…

Его уныние расстроило Флер, и она, нагнувшись к нему, попыталась его утешить:

— Это ребячество, Луи! Пообещай, что никогда больше не будешь так думать!

Ее искреннее беспокойство, близость розовых, пухлых, невинно, как у ребенка, приоткрытых губ совсем лишили его разумной предосторожности, и, прежде чем Луи успел сообразить, что делает, он уже целовал ее сладкий рот.

Флер немедленно отодвинулась. Она была шокирована, а он принялся оправдываться:

— Извини, Флер, мне очень стыдно! Я сделал это под влиянием порыва. Ты была такая милая, так беспокоилась обо мне, что я не смог устоять. Ну, пожалуйста, прости меня!

Впервые в своей жизни он не на шутку встревожился. Флер для него представляла все то, что он когда-то искал в женщине, искал, а потом бросил, решив не гоняться за сказкой. И самое мучительное — теперь, когда он встретил именно такую женщину, оказалось, что она принадлежит единственному человеку в мире, который всегда стоит на его пути, — его кузену. Человеку властному, эгоистичному, даже жестокому, ставшему карой семьи, особенно после несчастья, которое с ним случилось.

Необычайно встревоженный вид Луи убедил Флер, что он искренне сожалеет о своем поцелуе. Честно говоря, она отнесла сей поступок на счет его юной непосредственности и тут же его простила.

— Хорошо, я прощаю тебя, но чтобы больше этого не было! — сказала она нарочито сурово.

И, только заметив, как скривились уголки его губ, Флер поняла, какой, наверное, она показалась ему чопорной и строгой — как классная дама, которая бранит школьника, и невольно заулыбалась.

Через миг лед был сломан, и они оба расхохотались. Искренне, от всей души. Луи даже уткнулся в руль и остановил машину. Наконец, он справился с приступом веселья и сказал:

— Спасибо, милая Флер, для меня день без смеха — потерянный день!

Флер, позабывшая все грустные мысли, светло улыбнулась в ответ:

— Спасибо и тебе, Луи, я тоже когда-то была хохотушкой…

— Тогда я рад, что помог тебе это вспомнить, — отвечал он и тут же стал серьезным, как только вспомнил, какой несчастной была Флер утром. — Надо будет целовать тебя почаще, особенно когда ты в плохом настроении.

Флер фыркнула, понимая, что он шутит. Подъехав к Грассу, они были по-прежнему в веселом, даже озорном настроении. Луи поставил машину на стоянку, откуда открывался, захватывающий дух, вид на окрестности и цветочные поля.

— Послушай, Флер, мне нет необходимости идти на фабрику прямо сейчас. Давай сначала я покажу тебе город — мне кажется, он тебе понравится. Потом пообедаем в отеле — я знаю, где тут самая лучшая кухня. Ну как, согласна?

Ее не надо было долго уговаривать. Солнце ярко светило, небо было безоблачным. Кроме того, на фабрике она могла случайно встретить Алена… Взявшись за руки, они спустились с горной террасы в старую часть города.

Луи оказался отличным гидом. Он показал дома восемнадцатого века, опоясанные колоннадами, старый, ранней готической постройки собор, потом они долго бродили по лабиринту крошечных улочек, где дома располагались на склоне холма, а ступеньки, ведущие к парадным дверям, украшались ящиками с цветущими растениями. Возле подъездов сидели старушки в черных платьях и безупречно чистых передниках, спрятав головы от солнца под белыми муслиновыми чепцами; они беседовали с соседками или приглядывали за детишками, играющими на мощенной булыжниками улице. Флер была зачарована всем, что видела, и могла бы часами бродить между крохотными лавочками, где продавалось все — начиная от горшков и кастрюль до старинных украшений и картин…

— Нам надо возвращаться, если мы хотим поесть перед тем, как идти на фабрику, но как-нибудь, когда будет время, я снова привезу тебя сюда — тогда будешь ходить здесь, сколько захочешь.

— Чудесно, — вздохнула Флер. — А нам хватит времени пообедать? Может быть, лучше сразу отправиться на фабрику?

Но Луи твердо решил угостить ее своим любимым блюдом, и они отправились в ресторан.

Рыбный суп оказался таким вкусным и наваристым, что второе Флер одолеть уже не смогла. Чтобы доставить удовольствие Луи, она отпила немного вина, однако, оно показалось ей несколько крепким, и она оставила большую часть напитка в бокале. Через полтора часа, когда ее спутник так и не сделал попытки встать, Флер забеспокоилась. Она уже мягко намекнула, что хотела бы уйти, но на столе стоял кувшин, наполненный вином, и Флер с ужасом поняла: молодой человек не тронется с места, пока все не выпьет.

Уже перевалило за полдень, когда ей, наконец, удалось вытащить Луи из ресторана. Она закусила губу, увидев, как тот нетвердым шагом идет к машине, но промолчала. Еще за столом, по мере того, как вино в графине убывало, Луи делался все более бесшабашным. А за рулем вел себя, как лихач. У нее волосы вставали дыбом на крутых виражах. Наконец, они оказались перед большим кирпичным зданием, по фасаду которого красовалась, составленная из золоченых букв, надпись: «Мэзон Тревиль». Завизжали тормоза, машину едва не занесло, они остановились.

Флер стремилась поскорее выйти из машины, поэтому не заметила, как рядом тихо притормозил другой автомобиль.

— Ах, вот и вы, наконец! — раздался громкий голос Селестин. — Я в поисках вас обыскала весь город! Ален очень сердит!

Она со злобной радостью посмотрела на Флер, жестом приглашая ее следовать за собой.

Они оставили разом протрезвевшего Луи и отправились вверх по каменной лестнице.

— Я привезла Алена сюда, когда нам сказали, что вы с Луи уже уехали. Конечно, он ожидал увидеть вас здесь. Ему не терпелось поколдовать над духами, работу над которыми он когда-то не закончил. Естественно, в его положении без помощников это сделать невозможно. Кому-то ведь надо орудовать пипеткой, смешивая составляющие будущей композиции по миллиграммам, а вас рядом не было… Поэтому я предложила свою помощь… Вообще-то, он учил меня этим премудростям несколько лет тому назад, так что вы, дорогая моя, были бы сейчас ему скорее помехой, чем помощницей…

Флер ничего не ответила, и Селестин самодовольно продолжала:

— Есть еще одна причина, по которой я хочу помочь ему закончить именно теперешнюю его работу. Эти духи Алена могут стать настоящим шедевром! Композиция была почти закончена, когда произошел тот несчастный случай, — не хватало только нескольких последних ингредиентов, и наш автор был бы удовлетворен, а я получила бы эксклюзивные духи, созданные для меня фирмой «Мэзон Тревиль»!

Они поднялись на верхнюю площадку лестницы, и, прежде чем открыть дверь в лабораторию, Селестин остановилась. Ей хотелось убедиться — дошло ли до Флер, какие прочные нити связывали ее и Алена с давних пор.

— Вы, моя дорогая, найдете Алена раздраженным вашим и Луи отсутствием, — с усмешкой прибавила она. — Постарайтесь не обращать внимания на его ревность… Однажды он решил, что у него есть причины подозревать в неверности женщину, которую любил, и с тех пор он никому полностью не доверяет.

— Женщиной, которую он любил, были вы, Селестин?..

Та, кажется, удивилась.

— Откуда вы знаете? Луи сказал?.. Хотя какое это имеет значение. — Выражение лица Селестин переменилось, в нем появилось что-то беззащитное, ранимое. Прелестные губы обиженно дрожали, глаза подернулись слезой. — Мне даже думать об этом больно… Мы с Аленом должны были пожениться. Но за день до того несчастного случая кто-то — я до сих пор не знаю, кто именно, — сказал Алену, что у меня… есть любовник. — Ее голос сорвался, но она все же овладела собой, решив рассказать все до конца. — Конечно, это была ложь! С тех пор, как мы объявили о помолвке, я и не взглянула ни на одного другого мужчину, но ничего нельзя было поправить — Ален отказался слушать какие-либо объяснения и разорвал нашу помолвку. — Селестин заговорила быстрее, словно опасаясь, что ее сейчас перебьют. — О, конечно, все было обставлено так, будто это я взяла назад свое слово. Как он тогда сформулировал — для того, чтобы пощадить мои чувства, хотя именно он в ответе за наш разрыв. Ален отказался обсуждать это событие с кем бы то ни было, даже с матерью, и, что бы я ни говорила, я уже ничего не могла изменить: он принял решение… Примите дружеский совет. Если хотите счастья — будьте осмотрительны, поступайте и говорите с осторожностью. Ален слишком самолюбив и очень, очень ревнив.

Флер была поражена — она и представить себе не могла, что Ален способен поверить какому-то человеку, а не девушке, которая должна была стать его женой. Почему же Ален, который, наверное, очень любил свою невесту, отказался ее выслушать?.. Зачем дал прорасти в своей душе холодной подозрительности и недоверию? Флер вспомнила слова своего отца: «Этот человек перенес так много боли, и не только физической, что решил больше не поддаваться никаким чувствам!»

Ей стало жаль Алена. Душевные муки по поводу вымышленной измены возлюбленной, кажется, оставили в его сердце чудовищно болезненные шрамы… Потом ей стало жаль себя. Ален намеренно искал жену, которую можно было бы предъявить Селестин в качестве заслона от прежних своих чувств. Он хотел найти женщину, которая заполнила бы пустоту, образовавшуюся в его жизни. Ему трудно, поэтому Ален неуравновешен, а ей, дуре, кажется, что он жесток. Его сердечная боль еще не прошла, а она, глупая, хочет нежности по отношению к себе. Только став ему настоящей опорой во всем, она сумеет растопить лед, сковавший его. Только своей заботой и любовью она сумеет завоевать его — или проиграет… У дверей с табличкой «Лаборатория», Флер остановилась.

— Ален здесь, как я понимаю?.. Знаете, я должна поговорить с ним с глазу на глаз, — сказала она твердо.

Селестин, видя упрямо вздернутый подбородок Флер, решила не спорить и, пожав плечами, отступила.

— Если Ален меня спросит, я с Луи, — сказала она в ответ и стала спускаться по лестнице.

Алена Флер застала за разговором с серьезным молодым человеком в белой куртке, который отмеривал пипеткой несколько капель жидкости из колбы. Ряды бутылочек, каждая из которых была снабжена этикеткой с химической формулой, стояли на специальных деревянных подставках-ячейках на расстоянии вытянутой руки. Флер вспомнила, как Луи назвал лабораторный стол клавиатурой, собранием запахов, из которых парфюмер составляет композиции, выбирая и отмеряя нужные ему. Тут же, на опаловом стекле, теснились пробирки, мензурки, чашки петри. Стол, залитый ярким светом, стоял у облицованной белым кафелем стены. Флер впервые попала в эту специальную лабораторию и, оглядываясь по сторонам, почувствовала разочарование от того, что волшебные ароматы, оказывается, рождаются в обстановке, которая напоминает скорее больницу.

Молодой человек что-то быстро сказал Алену и кивнул в ее сторону. Флер поняла — тот сообщил о ее появлении. Ален застыл, ответил что-то, не оборачиваясь. Молодой помощник, с извиняющимся видом, взглянул на гостью, снял рабочую куртку и вышел из комнаты через другую дверь, оставив их вдвоем.

Флер начала оправдываться со всей застенчивой серьезностью ребенка, который хочет получить прощение:

— Извини за опоздание. Наверное, мне надо было предупредить тебя, что я еду на фабрику с Луи. Я не подумала, захочешь ли ты поработать, и не потребуется ли тебе моя помощь.

Ален рывком повернулся к ней, высокомерно вздернул голову:

— Ты не подумала… или хорошо все обдумала?.. Я очень хорошо знаю, что мой братец очень внешне привлекателен и обаятелен в общении. Он, как ты, наверное, уже выяснила, просто воплощение идеального мужчины-француза. К несчастью для тебя, у него кое-чего недостает, а именно денег! Доходы Луи едва покрывают его экстравагантные выходки, так что если ты хочешь поживиться за его счет, то зря теряешь время!

Его слова были точно пощечина. Флер даже отшатнулась, как от настоящего удара. Оскорбленная, она, однако, не стала возражать и, молча, смотрела, как горько кривятся его губы. Было совершенно ясно — тот не станет ее слушать. Ален же быстро повернулся к столу и хотел взять какой-то предмет, но не дотянулся до него. Стукнув кулаком по столу, он резко бросил через плечо:

— Мне нужна Селестин! Немедленно позови ее и попроси, чтобы тебя отвезли домой, — только пусть это будет не Луи, он мне требуется здесь, у нас много работы, и мне совсем не надо, чтобы ты его отвлекала!

— Хорошо, — ответила Флер, стараясь говорить ровным голосом. — Я выполню твою просьбу. Я не собиралась отвлекать Луи от работы, да и тебя тоже. До свидания. — Она поморгала, пытаясь скрыть слезы. — Я позабочусь, чтобы Селестин немедленно поднялась в лабораторию, коли ты того хочешь…

В течение последних четырех дней Флер старалась избегать Алена, насколько это было возможно. Она спускалась вниз, предварительно удостоверившись, что машина, на которой Ален, Луи и Селестин отправлялись на фабрику, уже ушла. С утра Флер обычно ходила на плантации, где ее всегда радовали цветы и встречи с дружелюбными сборщиками, потом возвращалась домой, чтобы вместе с графиней посидеть за ленчем, затем прогуливалась с ней по саду. Она очень подружилась со свекровью. Трогательная привязанность графини, на которую Флер отвечала таким же искренним чувством, словно бальзам, залечивала душевные раны Флер.

Во время одного из таких разговоров, графиня откровенно дала понять, как переживает, наблюдая, что между ее сыном и невесткой не все в порядке. Они сидели в саду, рядом журчал фонтан, и вдруг графиня наклонилась к Флер и проницательно на нее посмотрела.

— Дитя, вы печальны. Я-то надеялась, что ваше жизнерадостное настроение передастся Алену, но происходит наоборот — в вашу душу тоже проникает уныние. Не отрицайте, моя дорогая… Вы, конечно, стараетесь делать вид, будто все хорошо, но ваше лицо слишком грустно для девушки, которая всего две недели замужем… Мой сын — не очень ласковый муж, не так ли?

Флер побледнела, и графиня поспешила оправдаться:

— Простите меня, я понимаю, что вторгаюсь в очень интимную сферу.

— Ничего, maman. — Флер с трудом удалось улыбнуться. — Я знаю, как вы переживаете за сына и как хотите, чтобы он был счастлив. Боюсь, ему никогда не найти своего счастья, по крайней мере, со мной.

— Если не с вами, то и ни с кем другим! — с горячностью воскликнула графиня. — Его невнимание к вам непростительно. Каким он был когда-то нежным, любящим! А теперь — не узнать. Его душа словно одета в железо. Иногда мне кажется — мой любимый сын для меня навсегда потерян!

— Нет! Никогда так не говорите! — с неожиданной для себя силой возразила Флер. — Если бы Ален смог обрести зрение, он снова стал бы самим собой. Нам бы убедить его, что необходима еще одна операция!.. Он не верит в удачу, а зря. Я, например, верю!

Энтузиазм Флер передался графине.

— Тогда, дорогая моя, мы должны обе постараться и вдвоем решить, как это лучше сделать. Возможно, даже придется пойти на хитрость…

Флер попыталась привести в порядок свои мысли. Она понимала — в броне Алена должно быть слабое место, и надо найти его, чего бы это ни стоило. Вряд ли ее любовь придаст ему силы, но, если, причинив ей боль, сам Ален обретет все-таки счастье, — что ж, жертва уже будет оправдана… Из задумчивости Флер вывел голос графини.

— Когда-то Ален напоминал мне моего мужа, они были очень похожи. Поэтому я почувствовала себя вдвойне обделенной, когда сын утратил не только зрение, но и свой добрый, великодушный нрав. Мой муж был человеком сильных чувств, его любовь могла выражаться в нежной заботе или в ужасном гневе. В один миг, если ему казалось, будто есть повод, он превращался в безумного ревнивца. — Графиня тихонько рассмеялась. — А потом, успокоившись, стыдился своей вспышки. «Считай, что это не мой недостаток, а комплимент тебе, — если бы я так не любил тебя, то и не ревновал бы» — вот как он говорил. Какая же женщина может устоять перед таким доводом?.. Он никогда не пытался подавлять порывы души, будь то восторг или гнев! У Алена сейчас все наоборот. Он замкнулся, очерствел. Иногда я задаюсь вопросом: а осталось ли у него в душе еще хоть что-нибудь живое?..

Они помолчали, а графиня вдруг громко ахнула. Флер увидела, что свекровь улыбается.

— Нашла! — Графиня аж прищелкнула пальцами. — Надо заставить Алена ревновать, — решительно сказала она, озадачив Флер еще больше.

— Ревновать?.. Зачем?..

— Затем, что таким образом вы докажете и ему и себе, что он — не бездушное существо, каким старается казаться! Ревность, — торжественно заключила графиня, — сестра любви. Если появится одна, тут же появится и другая!

Сердце Флер упало. Отношения ее с Аленом были далеко не так просты, как представлялось свекрови. Той и в голову не могло прийти — не то что любовь, а даже и просто привязанность не играла решающей роли в их странном союзе. Флер обещала Алену не посвящать графиню в мотивы, которыми они оба руководствовались, вступая в брак. Слишком переплелись в них истина и ложь. Где правда, где нет — уже даже не разберешь. Одни сомнения… Поэтому Флер осторожно попыталась разубедить свекровь.

— Боюсь, maman, ваш план не сработает. Ален никогда не станет меня ревновать. Во-первых, сейчас мы очень редко с ним видимся. Во-вторых, поводов к ревности у него совсем мало: большую часть времени я провожу с вами или на плантациях, и он это знает.

— Наверное, надо привлечь Луи. Мне кажется, он не откажется принять участие в розыгрыше. Да, мы непременно должны обратиться к нему.

Флер почувствовала, что ситуация выходит из-под контроля и ей пора проявить твердость, однако свекровь перехватила инициативу.

— Мы должны устроить нечто вроде вечеринки или праздника! — в возбуждении воскликнула она. — Наши соседи и друзья очень хотят поприветствовать Алена, но еще больше — познакомиться с тобой, моя дорогая. Я всем отказала под тем предлогом, что у вас медовый месяц. Однако, Ален целыми днями работает в лаборатории, и эта новость уже распространилась по всему Грассу. Хотя бы поэтому, он не сможет возражать против званого обеда, ну а вы как?

У Флер не хватило духу разочаровать свекровь.

— Ну что ж, — робко сказала она, — вам виднее… Праздник так праздник!

— Хорошо, — обрадовалась графиня. — А вы, моя дорогая, пожалуйста, не стесняйтесь принимать комплименты и не тушуйтесь. Ален не пропустит их мимо ушей, я уверена. Когда же мы закончим свою наступательную кампанию, он будет так хотеть вернуть себе зрение, что сметет все преграды на пути.

— Надеюсь, вы окажетесь правы, maman! — вздохнула Флер.

Графиня, наклонившись к ней, взяла за подбородок и, увидев в грустных глазах невестки слезы, тихо сказала:

— Не плачьте, дитя мое! Вы должны плакать только от радости. Ну, вытрите глазки, я хочу кое-что вам показать. — Графиня поднялась и повела Флер к дому. — Сегодня утром Ален просил, чтобы я показала вам наши фамильные драгоценности, — вы можете взять все, что понравится. Я только сейчас вспомнила об этом. Думаю, столь щедрый жест моего сына — хорошее предзнаменование.

Графиня, сама того не подозревая, нанесла Флер рану в самое сердце. Как бы расстроилась свекровь, если бы узнала, что ее руками Ален собирается выплатить жене то, что, по его мнению, задолжал ей!