Замок мечты. Незваный гость

Глава первая

Косые солнечные лучи ворвались в окно и осветили барную стойку. Кейт Райан умудрилась вытереть ее тряпкой, одновременно сбрасывая домашние туфли и надевая резиновые сапоги. Она засунула сумку под стойку и открыла дверь на кухню, стремясь удостовериться, что Эдди и Деклан не мучают новую служанку. У девушки были красные глаза и грустное лицо; она тосковала по своей деревне. Если бы Эдди и Деклан показали себя во всей красе, служанка могла бы сбежать обратно. Но чары черепахи были слишком сильны, хотя прошло уже три недели, как она появилась. Дети лежали на животах, кормили черепаху листьями капусты и орали от восторга, когда та принимала угощение.

- Джон, - крикнула она, - спустись в бар! Я должна сходить за реку и посмотреть, что задержало близнецов. Им нужно привести себя в порядок перед концертом, а их и след простыл.

Джон Райан застонал. Поэтическое настроение снова исчезло. Бедняга надеялся побыть час-другой в одиночестве и уделить время собственным стихам.

- Еще минутку, - сказал он, надеясь не упустить мысль.

- Нет, иначе они опоздают. Послушай, возьми с собой бумагу и карандаш. Вряд ли кто-нибудь придет, но за стойкой должен кто-то быть.

Дверь хлопнула, и Джон Райан из окна спальни увидел, что жена бежит к пешеходному мостику, напротив пивной. Она перелезла через забор как девчонка, а не женщина за тридцать. Впрочем, летнее платье и резиновые сапоги действительно делали ее похожей на девочку. Кейт шла искать близнецов в развалины дома, который назывался Фернскорт.

Джон вздохнул и спустился в пивную. Он знал, что были трактирщики-поэты, знал, что были люди, писавшие ангельские стихи даже в вонючих окопах. Но он к их числу не относился.

Джон Райан двигался неторопливо. Это был крупный мужчина с пивным брюшком, которое незаметно появилось за годы, проведенные за стойкой. Так же, как и дряблый двойной подбородок. На свадебной фотографии запечатлен другой человек, более худой и энергичный, и все же во внешности Джона еще оставалось что-то мальчишеское. У него были пышная грива песочных волос, лишь слегка тронутых сединой, и густые брови, которым при всем желании не удавалось придать грозное выражение даже тогда, когда близилось время закрытия или Джону сообщали, что его дети совершили очередное хулиганство.

Он часто говорил, что жена со дня свадьбы почти не изменилась. Кейт это нравилось, но она отвечала, что это всего лишь грубая лесть с целью поменьше находиться за стойкой. И все же это была правда. На фотографии была изображена девушка с длинными волнистыми темными волосами, подвязанными белой лентой в тон платью и пальто. В тот сырой дублинский день Кейт выглядела настоящей красавицей; Джон не мог поверить, что она согласилась переехать к нему в Маунтферн. В отличие от него, за годы работы у Кейт пивное брюшко не появилось. Она часто говорила мужу, что нет закона, который велит пить с каждым, кто тебя угощает, или наливать себе полпинты после каждых шести пинт, проданных другим.

Конечно, такой негласный закон был, но на женщин он не распространялся.

Джон был младшим из семерых детей Райанов и любимцем матери, которая удивилась и обрадовалась его рождению. С его появлением она уверилась в мысли, что ее семья полна. Насколько Джон помнил, его всегда перекармливали, пичкали сладостями и поили газировкой. В юности бег, прыжки и велосипед, на котором он ездил на танцы за несколько миль, позволяли ему сохранять фигуру. Но раздача напитков в баре, перемежающаяся сочинением стихов, подвижности не способствует.

Джон не знал, хочет ли, чтобы сыновья унаследовали его профессию. Он возлагал на них большие надежды, желал, чтобы мальчики немного увидели мир и поступили в университет. Поколение его родителей об этом и не мечтало. Их главной заботой было то, чтобы дети хорошо устроились в эмиграции.

Конечно, церковь оказывала немалую помощь: из семьи Райанов вышли две монахини и два священника. Но детей самого Джона религия не прельщала. Майкл был мечтательным и задумчивым; из него вышел бы хороший отшельник. А из энергичной Дары - настоятельница монастыря. Практичный Эдди мог бы стать братом-миссионером и учить языческие племена строить хижины и рыть каналы. Деклан еще совсем малыш. Может быть, он стал бы священником где-нибудь неподалеку, где за ним можно было бы присматривать.

Конечно, все это чушь. Никто из них и слышать не хотел о религии. Но все же Джон Райан не представлял себе, что в будущем три сына и, возможно, дочь займутся тем же ремеслом, что и он сам.

Во-первых, им просто не хватило бы для этого места. Как в большинстве ирландских городков, в Маунтферне и без того было слишком много пивных. На главной улице, Бридж-стрит, стояло по меньшей мере три паба. В начале улицы - паб Фоли, который сейчас вряд ли можно назвать настоящей пивной. На самом деле это была всего лишь стойка, у которой дневали и ночевали дружки старого Мэтта Фоли; там не умели толком обслужить клиента. Дальше - бакалея Конвея, в задней части которой тоже имелся бар. Клиентурой Конвея были тайные пьяницы. Эти люди не признавались, что пьют; они делали вид, будто зашли за пакетом корнфлекса или фунтом муки и выпили по глоточку бренди просто для поправки здоровья. Или чтобы обсудить чьи-то похороны, потому что старый Барри Конвей был по совместительству еще и владельцем похоронного бюро. Когда кого-то хоронили на вершине холма, появлялся повод на обратном пути зайти в бакалею и выпить. А пивная Данна всегда была готова вот-вот закрыться. Падди Данн не знал, стоит ли пополнять запасы; он говорил, что со дня на день переедет к брату, владеющему пивной в Ливерпуле. Но ему вечно что-то мешало: то ухудшение положения ливерпульской пивной, то рост потребностей местных пьяниц. Падди постоянно колебался и пытался вычислить, сколько он получит, если продаст свою лицензию.

Таким образом, у пивной Джона Райана было в маленьком Маунтферне по крайней мере трое конкурентов. Но ею пользовалась вся речная сторона, а особенно здешние фермеры. Она казалась больше и лучше трех остальных; здесь был не только простор, но и более богатый выбор напитков. Кроме того, многим нравилось заодно прогуляться по берегу Ферна.

Джон Райан знал, что ему крупно повезло. Когда он был впечатлительным маленьким мальчиком, никто не отправил его в закрытую монастырскую школу. Никто не помог ему уехать в Америку, где он вел бы такую же тяжелую трудовую жизнь, как два старших брата. По здешним представлениям, его жизнь казалась легкой и мирной; он мог заниматься делом и в то же время писать стихи.

Но жена считала его человеком слишком предсказуемым, обстоятельным, педантичным и неповоротливым; ей казалось, что люди должны делать несколько дел одновременно.

Джон хотел либо писать стихи, либо подавать напитки; он не мог молниеносно переключаться с одного на другое. В отличие от Кейт. Та умела переключиться на детей в любое время. Что бы с ними ни случилось, плохое или хорошее. И таких быстрых смен настроения у него тоже не было. Он не мог рассердиться, а через несколько минут улыбаться как ни в чем не бывало. Если уж он сердился, то сердился по-настоящему. Такое происходило редко, но метко. Гнев и тяжелую руку отца помнили долго, в то время как материнские вспышки, случавшиеся по десять раз на дню, благополучно забывались.

Джон, раздосадованный непоседливостью жены и необходимостью бросить свое нынешнее занятие, вздохнул снова. Он знал, что многие люди в Ирландии ему люто позавидовали бы. Конечно, пивная не приносила такого дохода, чтобы нанять бармена, но сидеть за стойкой без дела и писать стихи тоже не приходилось. Карандаш и бумага остались наверху так же, как и поэтическое настроение. Если бы клиенты увидели его с карандашом и бумагой, то решили бы, что он нажил состояние и решил подбить счета. Впрочем, в этом и так не было смысла. Внизу сидел Джек Койн из автомастерской, продавший кучу металлолома какому-то недалекому фермеру и обмывавший сделку.

У Джека Койна было лицо хорька и два острых глаза, обшаривавшие все вокруг в поисках выгодного дела. Этот жилистый маленький человечек носился по мастерской либо в замасленном комбинезоне, громко выкрикивая, что именно следует отремонтировать, либо в костюме, показывая новые приобретения, которые называл своим складом утильсырья. Казалось, он никогда не стоял спокойно; даже здесь, в баре, Джек суетливо переминался с ноги на ногу.

- Отличный денек, Джон, - сказал Джек Койн.

- Как и все предыдущие, - ответил Джон, наполняя кружки.

- Но урожаю это не на пользу, - возразил фермер.

- Ну, на всех сразу не угодишь! - рассмеялся Джек Койн, довольный тем, что может продавать подержанные машины независимо от капризов погоды.

Второго такого места для игр, как у детей Маунтферна, не имелось ни у кого на свете. Это был Фернскорт - разрушенный дом на берегу реки Ферн. Его сожгли сорок лет назад, в 1922-м, в Тревожные годы^[1].

Во время пожара никого из семьи Фернов в доме не было; все уехали оттуда за несколько месяцев до случившегося.

Дети часто спрашивали своих дедушек о пожаре, но сталкивались со странным провалом в памяти. Страсти, которые достигли накала в те годы, со временем улеглись. Ферны и все, что они воплощали, было забыто. Их дом превратился в красивые развалины, прекрасную, но пустую оболочку. И сейчас представлял собой идеальное место, где можно проводить долгие летние дни.

Просторные сады, за которыми когда-то ухаживали садовники Фернов, давно заброшены. Но яблони не знали, что Фернов больше нет. Их узловатые ветви склонялись до самой земли, предоставляя детям еще больше места для игр.

Уцелевшие стены дома обвивал густой плющ. Пристройки, в которых когда-то помещались конюшни, сохранились лучше, чем главное здание. У них еще уцелели крыши, по которым было можно бегать, известняковые арки и хорошо сложенные кирпичные стены. В пору постройки Фернскорта конюшни считались очень важной частью поместья; гости должны были видеть, что они не уступают качеством всему остальному.

Кейт Райан, бодро шагавшая по тропинке, с двух сторон обсаженной лаврами, услышала крики и смех и невольно вспомнила собственное детство, проведенное в тихом дублинском домике с больной матерью. У нее не было ни братьев, ни сестер, с которыми можно было играть, а на ее подружек косились и заставляли держаться подальше.

По сравнению с ней дети вели жизнь вольную и свободную.

Фернскорт принадлежал им и их друзьям. Конечно, достигшим нужного возраста. Обычная история; малышей вроде Эдди и Деклана нещадно вылавливали и отправляли заниматься своими делами - иными словами, прогоняли восвояси. Потом к мостику приходили мальчики и девочки постарше, и начиналась потеха. Мальчишки под громкие «ох» и «ах» прыгали в воду с уступа и затевали с девчонками возню, после которой те иногда выбирались на берег в мокрых платьях, липнущих к телу.

Для тех, кто приходил в Фернскорт, остальной мир переставал существовать. Лето стояло хорошее, и, как только домашние дела подходили к концу, дети собирались, одевались попроще, шли по Ривер-роуд и переходили мостик перед пивной Райанов. А некоторые даже не обращали внимания на колючки и шли по давно заглохшей тропе с другой стороны реки.

Фернскорт принадлежал всем детям, но был родным домом только для Дары и Майкла. Близнецы делали вид, что это их собственность. Они играли там даже тогда, когда к ним не присоединялся никто другой. У них был старый стол и две сломанные табуретки, принесенные из бара. Кроме того, там имелась и посуда - погнутая вилка, ржавый ножик и несколько щербатых тарелок. Так что устраивать пиры было где. Едва достигнув возраста, позволявшего ходить в Фернскорт в одиночку, близнецы дружно заявили, что станут жить там, когда вырастут.

Там красиво и близко от дома, деловито сказали Дара и Майкл. Они купят Фернскорт, заведут себе лодку и станут всюду плавать по реке, а не ходить по дороге.

Фернскорт станет их дворцом, их замком, их домом.

Близнецы считали поместье своим собственным, потому что жили с ним рядом, видели его из окон пивной и могли ходить туда каждый день, что летом, что зимой.

Но, конечно, они не хотели владеть им одни. Фернскорт принадлежал всем, особенно во время длинных летних каникул, когда даже долгого дня недостаточно для игр, в которые они там играли.

Конечно, никаких игровых площадок там не было, но зато имелись огромные мшистые валуны, потрескавшиеся каменные заборы, пролеты, с которых плющ свисал как занавес, дверные и оконные проемы в уцелевших стенах, а это означало множество мест, в которые можно было забраться, сесть и посмеяться.

Девочки создали игрушечный дом в часовой башне, все еще возвышавшейся над конюшней, хотя купола и часов давно не было. Мальчики пользовались длинными лестницами с невысокими ступеньками, почти неразличимыми во мхе и сорняках, для соревнований по прыжкам, которые представляли собой помесь прыжков в длину с чехардой. Требовалось спрыгнуть с как можно большего количества ступенек; тот, кто отказывался от прыжка, грозившего членовредительством, считался девчонкой.

Но дураками близнецы не были. Другим приходилось идти домой, доить коров или купаться. Ни у кого из детей Маунт-ферна не было такого великолепного места для игр, и никто из них не мечтал сделать красивый разрушенный дом своим.

Кейт видела, что кое-кто уже устремился домой, боясь нахлобучки; нужно было привести себя в порядок перед концертом. Она заметила Томми Леонарда, бежавшего по заросшей тропинке. Книжный и канцелярский магазин Леонарда находился у большого моста, поэтому добраться до него по берегу можно было быстрее, чем по куда более удобной Ривер-роуд. В возрасте Томми не обращают внимания ни на рваную одежду, ни на поцарапанные руки и ноги, с удивлением подумала Кейт. Ей навстречу шла маленькая Мэгги Дейли, лучшая подруга Дары.

- Они идут, миссис Райан, - сказала Мэгги, хорошо знавшая, что мать близнецов направляется к ним вовсе не с официальным визитом. - Думаю, они уже закончили.

- Очень надеюсь, - мрачно ответила Кейт. У Мэгги Дейли были большие тревожные глаза; казалось, она боялась всего на свете. Даже здоровенного, но совершенно безобидного пса Райанов, которого звали Леопольд. Когда Леопольд просто лежал, греясь на солнышке, Мэгги Дейли смотрела на него с таким ужасом, словно бедняга собирался вцепиться ей в глотку.

За Мэгги шла ее старшая сестра Китти, уже переросшая эту компанию. Китти была слишком взрослой для пряток и салочек. Ей надоело это лето, надоел Фернскорт и игры, в которые они играли, надоело возвращаться домой, переодеваться и идти на концерт. Надоело быть ни взрослой девушкой пятнадцати лет, которая могла надевать красивый красный купальник, сидеть на плоту в окружении толпы друзей и смеяться, наслаждаясь всеобщим восхищением, пи маленькой девочкой, которой доставляет удовольствие каждый день забираться в заброшенную комнату в разрушенной часовой башне или пролезать через трещины в замшелых стенах. Проходя мимо Кейт Райан, Китти Дейли тяжело вздохнула.

- Наверное, вы идете надавать им подзатыльников, - сказала она так, словно от старых родителей, приходивших в Фернскорт, ничего другого ждать не приходилось.

- Ничего подобного, - любезно ответила Кейт. - Я хотела узнать, не принести ли им сюда что-нибудь вкусненькое. Может быть, устроить чайный стол. Я готова на все, чтобы доставить удовольствие своим любимым близнецам.

Китти быстро ушла.

Дара и Майкл пошли в мать. Светлые брови Джона Райана достались разве что Эдди. Близнецы были худыми и жилистыми; возможно, Джон тоже был таким в их возрасте. Но Кейт понимала, что детям не досталась и улыбка Джона, который улыбался даже тогда, когда за ним никто не следил. Все Райаны улыбались одинаково. В том числе и свекровь, которая считала Кейт неподходящей женой для своего любимчика. Глаза у Дары и Майкла были такими же темными, большими и серьезными, а взгляд таким же пристальным, как у нее самой. Стоило Кейт увидеть свою фотографию, как она начинала плакать и говорить, что выглядит как ведьма из Беарры или ангел мести. Казалось, ее вечно сжигало какое-то беспокойство. Улыбаться в объектив было выше ее сил.

Никто другой этого не замечал.

Зато все замечали, что близнецы представляют собой красивую пару. Особенно летом, когда загорелые мальчик и девочка в шортах и ярких рубашках уходили далеко от дома, изучая каждый уголок Маунтферна и его окрестностей.

Кейт подумала о том, как поведут себя Дара и Майкл, если она станет их ругать. Они должны были вернуться добрых полчаса назад, чтобы успеть подготовиться к школьному концерту.

Придется сдержать досаду, иначе близнецы взбунтуются, откажутся мыться и причесываться, а то и забудут свои роли. Дара должна была читать стихотворение на ирландском языке, а Майкл вместе с мальчиками из монастырской школы - петь «Ирландские мелодии» Мура^[2].

Молодая учительница мисс Линч относилась к идее концертов с таким энтузиазмом и уделяла их организации столько своего времени, что постепенно каждый житель Маунтферна невольно втянулся в это дело. Обычно монастырские школы для мальчиков и девочек совместных мероприятий не проводили, но старый каноник Моран считал, что один концерт лучше двух, и все соглашались с ним. Так мисс Линч одержала свою первую победу. Концерты проводили в помещении церкви; все участники должны были являться туда нарядно одетыми к пяти часам. Мероприятие начиналось ровно в шесть и обычно заканчивалось к восьми вечера.

Кейт уже почти добралась до Фернскорта. Должно быть, в прежние дни этот дом производил сильное впечатление: трехэтажный, но с очень высокими потолками, широкими окнами и просторными комнатами. Конечно, семья Фернов, несколько поколений которой прожили здесь век с лишним, любила его. Вряд ли кому-нибудь из этих изящных господ приходило в голову, что в один прекрасный день дом превратится в развалины, где будут играть деревенские дети, которых раньше пускали внутрь только с мешками угля или большими кувшинами воды.

Все уже разбежались. В доме оставались только ее близнецы. Что заставило их задержаться? Кейт ощутила досаду. Никакого порядка! Она раздвинула плющ и увидела, что Дара и Майкл сидят на большой поваленной колонне и смотрят в дыры в каменном заборе.

Дети смотрели на то, что происходило вдалеке, и их лица выражали чувство, подозрительно похожее на страх.

Под ними два человека ставили на треноги какие-то приборы, заглядывали в них и делали записи в блокнотах. Потом переставляли треноги и повторяли то же самое.

Кейт остановилась у близнецов за спиной.

- Что это? - шепотом спросил Майкл.

- Теодолиты, - ответила Кейт. - Очень полезное слово для кроссвордов.

- И что они делают? - поинтересовалась Дара.

- Проводят съемку. Определяют уровни. Честно говоря, я сама не слишком в этом разбираюсь.

- Этим теодалистам тут не место, - покраснев от гнева, заявил Майкл. - Мам, скажи им, что это частное владение. Скажи, чтобы они ушли.

- Теодолиты - это приборы. А люди - теодолитчики. Они изучают местность. И Фернскорт - не частное владение. Иначе мы бы не имели права здесь находиться.

- А ты не можешь их спросить, вернутся они снова или будут фотографировать здесь только сегодня? Спроси, мама! - взмолилась Дара. - Ты умеешь задавать людям неудобные вопросы. Пожалуйста!

- В данный момент я могу задать только один неудобный вопрос: я дала вам будильник и велела вернуться в четыре. Сейчас уже половина пятого, а вы все еще здесь. Вот тот неудобный вопрос, который я хочу сегодня задать и получить на него ответ.

Но близнецы не обратили внимания на нетерпение матери; казалось, они ее вовсе не слышали.

- Мы не играли. Просто пытались понять, что они делают… - начала Дара.

- И надеялись, что они уйдут… - закончил Майкл. Близнецы часто договаривали друг за друга.

- Но ничего не поняли…

- И это нам не понравилось.

Кейт взяла их за плечи, заставила вернуться к будильнику и нетронутым сандвичам и повела к мостику. На другом берегу царила подозрительная суматоха. Эдди и Деклан лежали у края воды и пытались дотянуться до чего-то, плывшего по течению на деревяшке.

Новая служанка Карри беспомощно суетилась, мальчишки кричали, и тут Кейт поняла, что черепаха по кличке Морис устремилась в неизвестность.

- Принесите грабли и большую швабру! - крикнула она. Майкл и Дара побежали их искать, довольные тем, что избавились от мертвой хватки и упреков матери. Восьмилетний Эдди побагровел, понимая, что ему грозит; Деклану было всего шесть, и ему, как маленькому, прощали все.

Кейт выловила черепаху и с выражением лица, не предвещавшим ничего хорошего, понесла ее в домик из торфа. На глазах у четверых детей и испуганной Карри она вытерла ее чистым полотенцем и положила его в сено. Затем безапелляционным тоном велела Карри пойти на кухню и вымыть Эдди и Деклану руки и лица. Тем временем Майкл и Дара отправятся в ванную и через пять минут до блеска надраят шеи, уши и коленки. Она говорит про шеи, уши и коленки, потому что эти части тела требуют особого внимания, но на всех остальных частях тоже не должно быть ни пятнышка. Это дело потребовало больших усилий, но после тщательного осмотра Майклу и Даре все же позволили отправиться в церковь. Необычно тихие Эдди и Деклан сидели и ждали приговора матери. Может быть, их вообще не пустят на концерт. Не худший вариант. Или отшлепают. Впрочем, едва ли. Если бы их хотели отшлепать, то уже отшлепали бы.

Но такого сурового наказания они не ожидали.

- Все, Эдуард и Деклан, черепахи у вас больше нет. Теперь это моя черепаха. Вы поняли?

Когда Эдди называли Эдуардом, это означало самое худшее.

- Ты хочешь сказать, что…

- Да, теперь Морис мой. И я могу делать с ним все, что мне нравится. Могу отнести обратно в зоомагазин, где по глупости купила его, подумав, что мои дети способны кого-то любить. Могу съесть. Попросить Карри завтра сварить из него суп.

Дети пришли в ужас.

- А почему нет? - небрежно продолжила Кейт. - Вы пытались утопить Мориса, так почему я не могу его сварить? В конце концов, он всего лишь черепаха.

Глаза Эдди наполнились слезами.

- Ма, мы не пытались его утопить! Просто хотели посмотреть, умеет ли он плавать. А когда увидели, что не очень, то сделали для него плот.

- Спасибо, Эдуард. Ты хочешь сказать, что это был всего лишь несчастный случай по неосторожности?

- Ну да… - Эдди надеялся на прощение, но не был в этом уверен.

- Что ж, раз Морис теперь мой, с ним могут произойти и другие несчастные случаи. Я могу позволить ему упасть в кастрюлю с кипятком или куда-нибудь еще. Впрочем, теперь это вас не касается. Вам запрещается подходить к торфяному домику или к любому другому месту, где. он будет находиться.

Деклан заревел:

- Мамочка, не надо варить Мориса! Пожалуйста, не вари мою черепаху!

- Это моя черепаха, - ответила Кейт.

- Ты не имеешь права убивать животных! - разозлился Эдди. - Я все расскажу полицейским. Расскажу сержанту Шихану!

- Пожалуйста. А я расскажу ему, как вы хотели утопить Мориса.

Наступила тишина.

- Не валяйте дурака, - сказала Кейт. - Я не причиню Морису вреда. Но он мой, поэтому играть с ним вы больше не сможете. А сегодня после концерта не получите мороженого у Дейли.

Это было плохо, но могло быть еще хуже. Мальчишки смирились.

- Пойдем, Карри, - продолжила Кейт, сжалившись над семнадцатилетней девушкой, проводившей свою первую субботу вдали от дома. - Немного поправь прическу, и пошли.

- Я пойду с вами? - Лицо Карри просияло.

- Конечно. Неужели ты думала, что мы оставим тебя здесь одну? - На самом деле Кейт решила это только сейчас, увидев потрясение девушки, поверившей, что ее действительно заставят варить черепаху.

- Мэм, вы настоящий джентльмен, - с чувством сказала Карри и побежала надевать чистую блузку и втыкать в прическу еще две шпильки.

Каноник Моран был маленьким, суетливым человеком с бледно-голубыми глазами, подслеповатыми и близорукими. Он думал, что почти все люди от природы добры; это выгодно отличало его от других приходских священников, считавших большинство людей порождениями зла.

Среди молодых священнослужителей ходил слух, что Маунтферн - место просто сказочное. И молодой священник брат Хоган тоже считал, что ему крупно повезло. Когда перед концертом каноник Моран садился в красивое большое кресло и ставил на скамеечку часто немевшие ноги, он был счастлив. С жаром хлопал каждому номеру и хвалил всех монахов и монахинь, которых знал поименно. Каноник знал, что присяжный поверенный мистер Слэттери-старший сделал вклад, позволивший церкви сменить ужасные старые шторы новыми. Он знал, что многословных благодарностей отцу и сыну Слэттери не требуется, но зато не скупился на похвалы щедрости владельцев молочной Дейли, приславшим пирожные к восьмичасовому чаю, или отличным программкам, напечатанным за счет владельца писчебумажного магазина Леонарда. По субботам каноник начинал отпускать грехи в пять часов, чтобы успеть все закончить к концерту. Брат Хоган знал про веру каноника Морана в то, что доброе слово и благочестивая надежда на лучшее будущее принесут его прихожанам максимальную пользу. А сами прихожане, видя сонные бледно-голубые глаза старого каноника, были уверены, что он вдобавок еще и глухой и не узнает голосов, шепотом исповедующихся ему в грехах.

Брат Хоган считал Маунтферн городком мирным и дружелюбным. Хотя мечты, которые он питал в семинарии, оказались слишком честолюбивыми, однако молодой священник разделял веру каноника в то, что всюду есть души, заслуживающие спасения, и что в глазах Господа организация концертов для здешних жителей имеет такую же ценность, как миссионерство в языческих странах или руководство клубом для малолетних правонарушителей в бандитском районе большого города.

Считалось, что мистер Слэттери-младший ухаживает за мисс Линч, поэтому он был просто обязан прийти на концерт для моральной поддержки его устроительницы. Молодой человек сидел рядом с Кейт Райан, двумя принаряженными маленькими мальчиками и девушкой с покрасневшими глазами по имени Карри.

- Как хозяину дома удалось избежать этого крупного культурного события? - с завистью спросил Фергус Слэттери.

- Кто-то должен был остаться в баре. Все выглядит так, словно здесь собралась половина графства, но вы не поверите, какое количество мужчин находит предлог выпить, пока их дети выступают на этой сцене, - ответила Кейт.

- Рад за него, - искренне ответил Фергус. - Я не могу сослаться на то, что работаю в субботу вечером. Люди считают, что адвокаты вообще ничего не делают. Но моя контора слишком близко отсюда. Мне поверят только в том случае, если увидят в окне с засученными рукавами.

Фергус лукаво улыбнулся. «Похож на высокого неуклюжего мальчишку, - подумала Кейт, - хотя ему уже двадцать шесть. Или двадцать семь?» Для нее он всегда был неугомонным студентом, приезжавшим домой на каникулы. Хотя теперь Фергус практически полностью вел дела отцовской конторы, ей было трудно смотреть на него как на взрослого. Наверное, в этом была виновата внешность; с его вихрами не мог справиться ни один парикмахер. Рубашки молодого человека тщательно гладила верная экономка Слэттери мисс Парселл, но воротнички почему-то всегда криво сидели на его шее. Кейт ничуть не удивилась бы, узнав, что он покупает рубашки не того размера или неправильно застегивает пуговицы. У Фергуса были темные глаза, и если бы он носил длинные черные пальто, то мог бы выглядеть очень элегантным.

Однако часть очарования мистера Слэттери-младшего заключалась в том, что он просто не мог быть элегантным; этот молодой человек был абсолютно равнодушен к своей внешности и к тому, что все невесты Маунтферна возлагали на него большие надежды.

- Хотите сказать, что пришли сюда без всякой охоты? Несмотря на то что Нора Линч лезет вон из кожи, чтобы произвести на вас впечатление? - недоверчиво спросила Кейт.

- На меня?

- Конечно. Для чего девушке тратить все свои силы на такую ерунду и прозябать в этой дыре? Только для того, чтобы доказать вам, что она чего-то стоит.

- Но почему она доказывает это именно мне?

- Разве вы с ней не встречаетесь? - Мужчины приводили Кейт в изумление. Неужели они действительно так глупы, как кажутся?

- Да, конечно. Мы ходим в кино и на танцы, но это ничего не значит. - Казалось, Фергус искренне недоумевал.

- Ничего не значит? Что вы хотите этим сказать? Только настоящее чудовище может довести девушку до такого состояния, а потом говорить, что это ничего не значит. Знаете, чем старше я становлюсь, тем сильнее верю в правоту монахинь: все мужчины в глубине души - дикие животные.

- Но это действительно ничего не значит! - с жаром возразил Фергус. - Мы не любим друг друга, у нас нет общих планов и общих надежд. Мы ничего друг другу не говорили и ни о чем не договаривались. Честное слово.

- Верю, - саркастически ответила Кейт. - О боже, не дай мне или кому-нибудь из моих родных влюбиться в адвоката. Он всегда сумеет защитить себя.

- Но она не думает… - начал Фергус. И в этот момент на сцене появилась ослепительная Нора Линч, сделавшая прическу в салоне «Розмари» и надевшая новое желтое платье, достаточно короткое, чтобы быть модным, и в то же время достаточно длинное, чтобы не вызвать нареканий у каноника, монахинь и монахов. Она выразила надежду на то, что первое совместное мероприятие доставит удовольствие всем, поблагодарила каноника, сестер и братьев, спонсоров, детей и их родителей и сказала, что публике предстоит прекрасный вечер. Она здесь человек со стороны, а потому благодарит за предоставленную возможность включиться в дела местной общины. В глубине души она чувствует, что всегда была и будет ее членом.

- Сколько вам лет, Фергус Слэттери? - внезапно прошептала Кейт.

- Двадцать семь, - ответил сбитый с толку молодой человек.

- Двадцать семь? И вы пытаетесь меня убедить в том, что эта молодая женщина не имеет на вас видов? Да простит вас Господь, Фергус. Простит и вразумит.

- Спасибо, Кейт. - Фергус не понимал, осуждают его или жалеют, но ни то ни другое ему не нравилось.

Дара Райан чувствовала себя так, словно проглотила мороженое целиком; в животе стояла холодная тяжесть, и девочка боялась, что ее стошнит.

- Я не смогу читать, - сказала она Мэгги Дейли.

Но Мэгги ей не поверила.

- Перестань, Дара. Ты прекрасно читала стихи в школе.

- Это совсем другое дело. - Дара подошла к двери, которую они должны были охранять, и заглянула в щель. - О боже, там полно народу! - с ужасом сказала она.

- Им поправится, - успокоила ее Мэгги.

Ио в таком состоянии Дара начала бы спорить с кем угодно.

- Нет, не понравится. Стихотворение на ирландском, они не поймут в нем ни слова.

- Но зато как оно будет звучать!

- Чем произносить красивые, но бессмысленные звуки, лучше взять гонг, поколотить в него три минуты, а потом выслушать аплодисменты и поклониться.

Мэгги хихикнула. Если Дара начала высказываться в таком духе, значит, все будет хорошо.

У самой Мэгги сольного номера не было. Она была членом хора девочек, которому предстояло спеть «Аве Мария» Гуно, а потом вернуться на сцену еще раз и исполнить «Мне никогда не увидать стихи прекраснее деревьев». А вот Дара должна была на глазах у всего Маунтферна прочитать «Cill Cais»; по словам мисс Линч, это было оплакивание старого дома, развалины, похожей на Фернскорт. Правда, в том доме жили ревностные старые католики, регулярно служившие у себя мессу, которую посещала вся округа.

- Дара, на выход.

Мэгги Дейли пожала подруге руку, скрестила пальцы на счастье и стала следить за Дарой, шедшей на сцену.

Мисс Линч, прекрасно знавшая, что никто не поймет смысла стихотворения без перевода, сказала, что история «Cill Cais» известна всем и каждому. Польщенные зрители понимающе кивнули друг другу и стали ждать, когда дочка Райанов прочитает им то же самое по-ирландски. Голос Дары звучал уверенно; при этом она, как учила мисс Линч, смотрела в дальние ряды. Затем раздалась буря аплодисментов, одобрительные возгласы, и Дару сменил на сцене хор мальчиков.

Брат Кин выбрал для исполнения три самые красивые «Ирландские мелодии» Мура. Он заявил, что его питомцы споют эти мелодии с тем же воодушевлением, с которым их писал Томас Мур. И без тени юмора добавил, что хотя эта музыка как нельзя лучше подходит для двенадцатилетних мальчиков, однако шестерых все же пришлось исключить, потому что незадолго до концерта у них начал ломаться голос.

Смягчи, о Море, рев валов,

Не рвите, ветры, цепь покоя.

Эта мелодия Мура была у брата Кина самой любимой. Он не понимал, почему слова о ветрах и жидкостях (в том числе испускаемых человеческим организмом), казалось, написанные огненными буквами на листочках, которые держал перед собой каждый исполнитель, вызывали у хористов такое веселье. Сорок стоявших перед ним мальчиков с величайшим трудом сдерживали смех. Монах бросил на них яростный взгляд и перешел ко второй песне, к несчастью, называвшейся «Встреча струй». Двусмысленность названия заставила весь хор фыркнуть, и брат Кин решил сурово поговорить с мальчишками в более подходящем для этого месте.

В цену билетов входила стоимость чая, сандвичей и пирожных. За приготовлением сандвичей наблюдала почтмейстерша миссис Уилан - по всеобщему признанию, самый славный человек в Маунтферне. Кожа этой маленькой жилистой женщины была смуглой - то ли от редкого в центральных графствах солнца, то ли от постоянного ветра, дувшего от побережья к побережью. У Шейлы Уилан были три брошки в виде камей, когда-то проданные ей заезжим торговцем: розовая, зеленая и бежевая. Она прикалывала брошки к воротникам белых блузок и делала это с незапамятных времен. Кроме того, у Шейлы были три юбки, которые она носила целую вечность, и несколько кардиганов из тонкой шерсти, похоже, связанных ею собственноручно. Обычно она вязала вещи для других. кофточки для младенцев, рождавшихся в окрестностях Маунтферна регулярно, шали для старушек и школьные свитеры для детей, которые в них нуждались. Миссис Уилан всегда имела лишний моточек шерстяных ниток, который, по ее словам, было жалко выбросить. У нее было доброе лицо и дальнозоркие бледно-голубые глаза, не способные сосредоточиться на том, что не выносило слишком пристального взгляда.

Казалось, она не проявляла к личной жизни остальных прихожан ни малейшего интереса: не замечала того, кому приходят, а кому не приходят денежные переводы от эмигрантов, не видела, что пенсии и пособия по безработице получают обеспеченные люди, имеющие работу.

Она спокойно и даже не без интереса отвечала на прямые вопросы о местонахождении мистера Уилана, но никогда не говорила, что супруг бросил ее ради замужней жительницы Дублина, после чего эта пара произвела на свет четверых детей. Если кто-то спрашивал, когда он вернется, миссис Уилан настраивалась на философский лад и отвечала, что ответить на этот вопрос очень трудно. Впрочем, как и на многие другие. После чего речь заходила не о месте пребывания мужа миссис Уилан, а о Смысле Жизни.

Фергус Слэттери всегда говорил, что именно к такой женщине обратится человек, совершивший убийство. Как ни странно, в окрестностях Маунтферна действительно имелся убийца: сын фермера, спьяну набросившийся на собственного отца. И пришел он не в церковь, не в полицейский участок, а на почту, держа в руках орудие убийства, которым стали вилы.

Миссис Уилан привлекла к делу церковь и полицию, но сделала это без шума и в свое время. То, что человек не в своем уме обратился именно к ней, никому не показалось странным; Шейла объяснила, что бедняга направлялся к канонику, но зашел на почту, потому что там горел свет.

Никто не знал и того, что именно Шейла посоветовала женщинам срезать с хлеба корку и приготовить по тарелке сандвичей каждой. Это означало, что обещание будет выполнено, хотя у самой Шейлы хлопот прибавится. Фергус знал это, потому что мисс Парселл не могла сделать выбор между яичной пастой и яйцами с майонезом. Чтобы решить вопрос, ей потребовалось трижды обсудить его с миссис Уилан.

- Вы - единственная умная женщина в этом городе… - начал Слэттери.

- Чем могу помочь, Фергус? - просто спросила она.

- Думаете, я сказал это только потому, что чего-то от вас хочу?

- Ничего подобного. - И все же она продолжала ждать.

- Меня действительно сватают с Норой Линч?

- Почему вы спрашиваете?

- Потому что так говорит Кейт Райан, женщина, которую я люблю и уважаю. А ясно, как божий день, что я вовсе не собирался этого делать.

- Ну, если произошло недоразумение, я не сомневаюсь,. что вы сможете его развеять.

- Но есть ли само недоразумение? Именно об этом я вас и спрашиваю, миссис Уилан. Я не хочу развеивать недоразумение, которого не существует.

- Фергус, мне никто ничего не говорит.

- Я спрашиваю о себе, не о других.

- Я уже говорила, что не разбираюсь в чужих делах, но знаю, что, если возникнет какая-то проблема, вы сумеете ее решить. Так или иначе.

- Иными словами, мне следует сказать прямо: «Я не хочу на тебе жениться»?

Выражение глаз миссис Уилан изменилось. Ее взгляд говорил, что откровенность Фергуса зашла слишком далеко. Что присяжному поверенному следует быть еще более скрытным, чем почтмейстерше.

- Фергус, многие люди обращаются к вам со своими делами. Так же, как раньше обращались к вашему отцу. В конце концов, это ваша работа. Если вы захотите найти нужные слова, то найдете их.

- Миссис Уилан, из вас получился бы образцовый военнопленный, - ответил Слэттери. - Вы умеете свято хранить тайну.

После концерта Фергус и Нора собирались проехаться. Все благодарности и поздравления были высказаны; люди возвращались домой, наслаждаясь теплым летним вечером. Старшие дети отправились к мосту. В кинотеатре устроили дополнительный вечерний сеанс, и многие пошли смотреть фильм. Фергус открыл дверь машины, и Нора Линч бегом устремилась к нему.

У маленькой полноватой Норы была чудесная кожа и щечки как яблочки. Ее светлые волосы были аккуратно подстрижены, а губы слегка накрашены.

- Может быть, съездим в холмы? - спросил Фергус, пока Нора надевала белый жакет с желтой отделкой, хорошо сочетавшийся с платьем.

- В холмы? - удивилась она.

- Там тихо, а я хочу кое-что тебе сказать.

Глаза Норы засияли, лицо порозовело.

С удовольствием, - хрипловато сказала она чужим голосом.

У Фергуса засосало под ложечкой. Эта симпатичная, недалекая маленькая болтушка, с которой они целовались десятки раз, явно думала, что он собирается сделать ей предложение.

Он медленно включил двигатель и поехал в холмы.

Глава вторая

«Лицензированная пивная Райана», как и любой ирландский паб 1962-го года, имела постоянных клиентов, которые никогда ей не изменяли. Казалось, о расширении клиентуры никто не заботился. Она была той же, что и во времена отца Джона; людям, жившим в этой части Маунтферна, было удобно приходить сюда, а не в центр. Кое-кто считал, что Райану, жившему на окраине, крупно повезло. Тех, кто входил к Фоли, Конвею или Данну и выходил от них, видел весь город.

Когда отец Джона был жив, пивная торговала еще и бакалейными товарами. Сундук для чая все еще занимал свое место, но теперь он был пуст. Неподалеку находилась бакалея Лоретто Куинн, муж которой погиб во время несчастного случая. Даже если бы Райаны хотели вернуться к прежнему, с их стороны было бы нечестно лишать ее куска хлеба. Кроме того, большинству жителей окраины нравилось ходить за покупками в центр, а заодно чинно прогуляться по Бридж-стрит, где можно было людей посмотреть и себя показать. Пивная Райана, находившаяся немного в стороне, не годилась для еженедельной закупки продуктов.

Джон Райан был рад, что Кейт его поддержала. Для жительницы Дублина она поразительно быстро приспособилась к Маунтферну; Кейт лучше его знала местные слухи и то, что происходило в городке. Именно Кейт помогала детям делать уроки, находила и обучала прислугу - деревенских девушек, которые после освоения домоводства уезжали в более крупные и шумные города. Кейт работала в баре так, словно родилась для этого. Она прекрасно знала, когда можно принять участие в общей беседе, а когда этого делать не следует.

Кейт до блеска шлифовала стаканы и опорожняла большие пепельницы с надписью «Золотые хлопья» на ободке. Ей нравились значившиеся на вывеске слова «Бочковое виски», хотя это уже не соответствовало действительности. Отец Джона, как большинство трактирщиков, покупал у винокура бочонок виски, хранил его на складе и платил акцизный сбор, когда забирал бочонок для продажи и разлива по бутылкам.

В те дни на каждой бутылке значилось имя Джона Брайана, но теперь винокуры не одобряли такую старомодную самонадеянность. Они предпочитали продавать виски уже в бутылках. Но Кейт все еще любовно полировала вывеску; каждое утро она поднималась по приставной лестнице с мылом, водой и тряпками.

Так же она вела себя и за стойкой: драила украшения бара так, словно те были настоящими произведениями искусства. Во многих пивных стояли шаржированные стаффордширские фигурки футболистов и игроков в травяной хоккей, облаченных в цвета того или иного графства. На подставках фигурок было написано «Спортсмены, добро пожаловать на все площадки». Кейт объяснила близнецам смысл каламбура так, что Джон пришел в восторг^[3].

Он смотрел на эту надпись тысячу раз, но не замечал ее и не задумывался над тем, что она значит. Непростительно для человека, который считал себя поэтом.

Здесь Кейт тоже была молодцом. Она никогда не задавала вопроса, с какой стати толстый владелец деревенской пивной возомнил, что он может писать стихи. Напротив, она садилась к Джону на колени и просила прочитать написанное. Кейт опускала голову на его плечо и одобрительно вздыхала, а иногда спрашивала, что он хотел сказать тем или иным образом. У нее были длинные темные кудри и очень темные, почти черные глаза. Она никогда не ворчала из-за того, что Джон слишком много времени проводил в спальне, пытаясь писать, хотя такие попытки предпринимались часто. Она с удовольствием работала в баре, лишь изредка напоминая мужу, что он должен быть там в решающие моменты вроде ленча или вечерних новостей, передававшихся по «Радио Эйреанн» в половине седьмого. Клиенты имели право рассчитывать на то, что в это время их кружки будет наполнять хозяин дома, а заодно и выражать свое мнение о том, что случилось за день.

Джон Райан религиозностью не отличался. Во время мессы он старался держаться в задних рядах, летом - на открытом воздухе и думал о вещах, не имевших отношения к службе. И все же он благодарил Господа за то, что встретил Кейт.

Этого легко могло не произойти. Если бы в тот день мастерская Джека Койна не была закрыта, девушки не обратились бы к нему. Если бы прокол шины произошел на одиннадцать миль^[4] позже, подруги очутились бы в предместьях большого города. Если бы Кейт путешествовала с опытной туристкой, которая могла бы сама заклеить прокол, а не с хихикающей девицей, едва умевшей ездить на велосипеде…

Думать об этом было слишком тяжело. Как и о той черной полосе, которая настала тогда, когда Джон воспользовался своим шансом и начал регулярно встречаться с Кейт, а его мать сказала, что ни одна ветреная дублинка не ступит на порог этой солидной семейной пивной. Он был готов уйти из дома, но Кейт уговорила его. Бедная старуха просто боялась потерять его так же, как мужа и всех остальных членов семьи. Два ее сына стали священниками и жили далеко от Маунтферна, две дочери ушли в монастырь и уехали еще дальше, в Австралию, а два младших сына эмигрировали в Америку и не помышляли о возвращении.

Кейт говорила, что он должен проявить терпение. Рано или поздно старая миссис Райан передумает, а сама Кейт тем временем освоит профессию барменши в Дублине. И она действительно пошла учиться, бросив ради этого хорошо оплачиваемую должность секретаря в адвокатской конторе и став девочкой на побегушках в маленькой гостинице, где можно было освоить и работу за стойкой.

К тому времени, когда миссис Райан смягчилась, Кейт уже знала, как следует подать большую или маленькую порцию светлого или темного виски, когда с клиента уже достаточно, с кого требовать оплаты наличными, с кого - чеком, а кому отпускать напитки в кредит. Свадьба была скромная. Шел 1948 год, денег у них было не густо и родни тоже. Спасибо и на том, что присутствовала мать Джона. С кислым лицом, в черном платье, но все же присутствовала.

У самой Кейт родных вообще не было. Мать, считавшая себя великомученицей, умерла от тоски. Ее отец женился снова, но был уверен, что на его новую жену все смотрят сверху вниз, и потому никуда не ходил. Никакие уговоры не могли заставить их прийти на свадьбу, а потому в церкви присутствовали лишь четыре подружки Кейт, в том числе Люси -та самая, которая не умела заклеивать проколы.

Вот так Кейт О’Коннелл и вышла за тучного светловолосого поэта Джона Фрэнсиса Райана, которому пришлось заняться семейной пивной сначала для того, чтобы доставить удовольствие матери, а потом, после кончины миссис Райан, чтобы содержать жену и четверых детей.

Кейт говорила Джону, что тоже благодарит за него Господа. Причем говорила серьезно. Каждый вечер она становилась на колени и молилась три-четыре минуты, как бы ни любил и ни желал ее муж.

- Ты можешь помолиться позже, - уговаривал Джон.

- Нет, позже я усну в твоих объятиях, - отвечала она.

Кейт заверяла Джона, что благодарит небеса за его честность и доброту, за то, как он смотрит на мир, и за четверых чудесных детей. Никто из следивших за тем, как улыбались друг другу в пивной шустрая Кейт и медлительный Джон, и не догадывался, до какой степени эти двое нуждались друг в друге и использовали черты характера, которых не было у другого. Возможно, мужчины думали, что младший из сыновей старого Райана правильно сделал, женившись на красивой городской девушке, которая сумела вдохнуть в его бизнес новую жизнь. Возможно, женщины Маунтферна говорили, что Кейт О’Коннелл, однажды прикатившая в их городок на велосипеде и не имевшая ни кола ни двора, встала на ноги, выйдя замуж за владельца пивной. Но на самом деле все было сложнее.

Кейт, не уверенная в себе и в том, что она сумеет найти свое место в жизни, лучше всех понимала, что скромный, но надежный Джон Райан обеспечил ей кров и очаг. Знала, что он никогда не изменит ей и не перестанет любить - в отличие от ее отца. Знала, что ей не придется притворяться, чтобы доставить Джону удовольствие, как приходилось притворяться перед другими с четырнадцати лет. Знала, что ее лаконичность - иногда чрезмерная - сбивала детей с толку и что только Джон мог объяснить малышам, что к чему.

Кейт поражало терпение, которое Джон проявлял, общаясь с детьми. Он мог часами сидеть с ними на берегу реки и заставлять сохранять неподвижность, которая нужна для того, чтобы выудить рыбку. Не далее как вчера Джон сумел заставить их - и даже маленького Деклана, который вечно носился как угорелый - следить за тем, как он разбирает и вновь собирает старые часы.

Он рассказывал им истории о семье Фернов, которая жила на другом берегу реки. Истории, сохранившиеся с давних времен, потому что сам Джон Райан Фернскорта целым не видел. Близнецы могли целую вечность слушать рассказы о том, как Фернам привозили продукты на лодках.

- А как же продукты доставляли в дом? - однажды спросила Дара. Отец повел детей на мост, и они долго обсуждали, как большие ящики несли в особняк. В то время, когда Джону следовало наблюдать за бочонками и готовить пивную к открытию.

Но именно за это Кейт его и любила. Иногда ей хотелось подойти к мужу, обнять за шею, поцеловать в губы и сказать, как она его любит и какой он добрый. Не только к ней и к детям, но и к старому фермеру, который рассказывал одну и ту же историю по два раза на день. Джон только кивал, вытирал стаканы и слушал снова и снова. Когда Кейт видела, с каким терпением и уважением он относился ко всем и каждому, у нее возникал комок в горле.

Кейт знала, что ее нежность и любовь к мужу были такими же сильными, как в фильмах, которые она иногда смотрела вместе с Шейлой Уилан. Но на людях эта любовь почти не проявлялась. В Маунтферне подобные вещи не поощряли. Такими словам, как «милый», «дорогой» или «любимый», в пивной Райана не пользовались. Наоборот, супруги шутливо обвиняли друг друга во всех смертных грехах…

- Дай моей жене волю, она за день потратит всю годовую выручку… Все женщины одинаковы.

- Джон, почему ты не спросил миссис Коннолли, не хочет ли она, чтобы в ее портвейн добавили капельку лимонада? Миссис Коннолли, этому человеку нет дела до того, что вы пьете. Он умеет подавать только пинты пива или порции виски.

Но когда супруги оставались наедине, они понимали, что у них есть то, чего большинству других не дано. То, чего, видимо, не было у их родителей. В день, когда родились близнецы, Джон и Кейт поклялись, что ни один их ребенок не узнает тоски и одиночества, которые в детстве испытали они сами. Деньги не имели для обоих особого значения, но в последнее время они все сильнее чувствовали, что дети питаются не воздухом и что обувь, портфели, зубные врачи, учебники, зимние пальто, новая обувь и новые учебники не растут в камышах на берегу реки.

Одна из причин, заставивших Райанов взять прислугу, заключалась в том, что Кейт собиралась искать работу. После концерта она обсудила этот вопрос с Фергусом Слэттери, и тот сказал, что Кейт может приступить к своим обязанностям с завтрашнего дня. Ее опыт канцелярской работы в Дублине и ежедневной подбивки счетов в пивной пригодятся в адвокатской конторе как нельзя лучше. Всем известно, что Кейт Райан не любит болтать о чужих делах. А это ведь самое главное, не правда ли?

Она не могла дождаться, когда выйдет на работу. Но дети ее энтузиазма не разделяли.

- Значит, мы бедные? - спросила Дара.

- Конечно нет! - огрызнулась Кейт. Отвечать на такие вопросы и одновременно искать в скудном гардеробе наряд, в котором можно прийти в адвокатскую контору, было задачей не из легких.

- Если так, то для чего тебе нужно зарабатывать на жизнь в другом месте?

- Для того чтобы у тебя и твоих братьев были кожаные ботинки, которые на вас так и горят, красивые портфели, которые вы вечно теряете, и все остальное. - Кейт без всякого удовольствия смотрела на то, что она всегда считала нарядным зеленым костюмом-двойкой, а на поверку оказавшееся мятой вылинявшей тряпкой.

- Нам придется продать пивную? - За ее спиной стоял Майкл, более чувствительный, чем сестра. В его глазах читалась тревога.

- О боже! Ничего подобного. С чего вы так всполошились? - Тон Кейт смягчился.

- Ты хмуришься. Тебя что-то расстроило, - стоял на своем Майкл.

- Только то, что все мои наряды годятся в утиль.

Тут к ним присоединились Эдди и Деклан. Летними вечерами военный совет наверху устраивали редко, и малыши пришли на разведку.

Ты не хочешь выглядеть, как мисс Барри? - спросил Эдди. Кейт посмотрела на него. Мисс Барри была пожилой алкоголичкой, жившей в пресвитерской^[5] и носившей пышный титул домоправительницы. На самом деле она обитала там только благодаря доброте каноника, который просто не мог выгнать ее на улицу. Большую часть времени мисс Барри не прикасалась к бутылке, соблюдала трезвость и кое-как готовила и убирала дом, в котором жили два священника. Но когда срывалась с катушек, можно было всех святых выносить. Сравнение с такой особой Кейт отнюдь не льстило.

- Спасибо, Эдуард, - сказала она.

- А что я такого сказал? - захныкал Эдди.

Близнецы поняли, что дальнейший разговор потерял смысл; так бывало всегда, когда в него вмешивался Эдди.

- Мы уходим, - надменно сказала Дара.

- И оставляем Эдди с тобой, мама, - добавил Майкл, увидев выражение лица брата, говорившее, что тому хочется увязаться за старшими.

- Всю жизнь мечтала, - буркнула Кейт, углубляясь в раскопки. Ей позарез требовалось найти наряд, который можно было бы носить на работе.

- У нас свободная страна! - покраснев от гнева, сказал Эдди. - В Маунтферне я могу ходить куда хочу. Туда, куда мне нравится. Вы не имеете права меня останавливать!

- Ну, значит, не свободная, - ответила Дара. - По крайней мере, для Эдди. Он не имеет права ходить туда, куда ему нравится.

- Чешите отсюда все! - в отчаянии крикнула Кейт. - Но если ты, Деклан, переступишь порог дома, то не обрадуешься!

- А почему наша страна не свободная для меня? - без особой одежды на ответ спросил Деклан.

- Потому что ты маленький, - отрезала Дара.

- Ну, не такой уж маленький. Просто тебе шесть лет. А шестилетним детям в местах, где есть реки, по вечерам разрешается выходить из дома только с родителями. - Кейт улыбнулась, увидев обиженное круглое лицо Деклана.

- У нас будет еще один малыш? - предположил он.

- Нет уж, спасибо, - решительно ответила Кейт.

Дара и Майкл хихикнули, а Эдди надулся и ушел. Мальчик чувствовал, что от него что-то скрывают.

- А мне что делать? Пройдет еще сто лет, пока стемнеет, - пожаловался Деклан.

Кейт хотела простить сына и позволить ему поиграть с отобранной черепахой, жившей в домике из торфа, но было еще слишком рано. Если она быстро сдастся, эти хулиганы, едва не утопившие бедное животное, не поймут всей тяжести своей вины.

Лаять Леопольд так толком и не научился; он только жалобно подвывал. Оглушительно мурлыкавшая огромная оранжевая кошка по кличке Джаффа представила бы для взломщиков большую угрозу, чем хромой и молчаливый Леопольд. Но в Маунтферне не было ни взломщиков, ни других преступников. Сержант Шихан с гордостью говорил, что дома в его городке не нужно запирать на ночь.

Поэтому Леопольду позволялось куда больше, чем обычной сторожевой собаке.

- Подрессировать Леопольда? - поразился Деклан. - Мама, его даже нельзя научить ходить прямо. - Отрицать это было бесполезно.

- Раз так, можешь поиграть с Джаффой в саду, - предложила мать.

- У нас нет никакого сада.

- Нет, есть. Просто я называю его садом, а ты - двором. Ступай. Джаффа поиграет с удовольствием.

- Можно поучить ее делать стойку на передних лапах? - оживился Деклан. Кейт поняла, что допустила ошибку. Она никогда не найдет подходящей одежды, если весь остаток вечера будет думать, не сломала ли кошка себе спину.

- Побудь в саду, пока не стемнеет… Поучи Джаффу откликаться на зов. А когда она придет, уйди в другой конец сада и позови снова, - сказала она Деклану.

- Это очень скучно. Зачем тратить вечер на такую ерунду? - проворчал Деклан.

- Когда ты вырастешь, то поймешь, что люди тратят на ерунду не только вечера, но утра, дни и ночи, - пробормотала Кейт, извлекая на свет божий синюю юбку в мелкую ломаную клетку. Та выглядела очень прилично и должна была занимать видное место в ее скудном гардеробе.

Когда я вырасту, то буду жить замечательно, - грустно сказал Деклан. - Буду есть чипсы на завтрак, обед и ужин и не спать аж до одиннадцати вечера. Конечно, если захочу.

Он прижался круглым лицом к стеклу и с завистью посмотрел вслед близнецам, бежавшим по Ривер-роуд, и Эдди, который сунул руки в карманы и переходил мостик…

Кейт обнаружила в юбке роковой изъян: сломанную молнию и дырку в форме треугольника, оставшуюся на память от столкновения с дверной ручкой.

- И даже до половины двенадцатого, - сказал Деклан, посмотрев на нее искоса. Это должно было означать, что при составлении долгосрочных планов на будущее он полумерами не ограничится.

Вечер был светлый и теплый. Эдди смотрел на людей с дощечками и инструментами.

- Что вы делаете? - спросил он.

- Проводим топографическую съемку.

- А что это такое?

- Измерение участка.

- Если так, то почему вы не делаете это с помощью рулетки?

Они посмотрели друг на друга. Эдди был маленький, светловолосый, взлохмаченный и напоминал Почемучку.

- Рулетки нам ни к чему, - сказал один из мужчин.

- Это что, игра? Вроде угадывания веса торта?

- Нет. Чуть посерьезнее.

- А кому нужно знать, какая здесь ширина?

- Парню, который хочет купить этот участок.

- Кто-то собирается здесь жить? - Эдди с удивлением посмотрел на разрушенный Фернскорт.

- Похоже, да.

- Надо же, как ему повезло! - с жаром воскликнул Эдди. - Я бы с радостью жил в доме без крыши и пола, где не нужно вытирать ноги!

Сначала Дара и Майкл зашли в бакалею Лоретто Куинн за сладостями. Мама всегда говорила, что сливочные тянучки у Лоретто стоят столько же, сколько у всех остальных, но хозяйка будет благодарна им за покупку.

Близнецы решили, что они - единственные покупатели тянучек «Шотландский клан». Судя по виду кувшина, к нему давно никто не прикасался.

Она взвесила две унции^[6] и протянула каждому по яблоку в подарок.

- Мы не можем принять такой подарок, - вежливо сказала Дара. Впрочем, возражать было бессмысленно, потому что Майкл уже вонзил зубы в свое яблоко.

- Ешь, ешь. Они достались мне даром, - ответила Лоретто.

Но она слегка кривила душой. Яблоки принес ей старик по кличке Газетный Флинн, бродяга, всю жизнь скитавшийся в окрестностях Маунтферна. Он зарабатывал себе на жизнь тем, что собирал фрукты с невысоких деревьев или находил гнезда, где неслись мятежные куры, сбежавшие из своих законных мест обитания. Иногда он дарил фрукты и яйца лавочникам, которые взамен угощали его сандвичем с сыром и чашкой чая.

- За рекой кипит работа. Там ходят какие-то парни с камерами на длинных ходулях, - поделилась с ними Лоретто.

Ей нравились близнецы, общительные, но не нахальные. Их младший брат Эдди был сделан совсем из другого теста.

- Это теологисты, - уверенно заявила Дара.

- Или что-то в этом роде, - добавил стремившийся к точности Майкл.

- Может быть, они снимают фильм, - с надеждой сказала Лоретто. - Хорошо, если бы это была новая версия «Тихого человека»!

Дара не улыбнулась.

- Я думаю, тут все переменится. Кто-то хочет купить Фернскорт и переделать его.

- Мы расскажем вам, если что-нибудь узнаем, - пообещал Майкл.

Лоретто стояла на пороге своего захудалого магазинчика и смотрела вслед близнецам, которые устремились к мосту в центре Маунтферна.

Говорили, что водитель, едущий по шоссе и наклонившийся, чтобы зажечь сигарету, пропустит оба указателя «Маунтферн». А если даже заметит один из них, свернет, опишет полукруг Бридж-стрит - река Ферн - Ривер-роуд и снова вернется на шоссе, то еще долго будет гадать, что же за город он проехал.

Одна из двух улиц, Бридж-стрит, практически заканчивалась у моста, где стояла церковь. За мостом она сужалась и превращалась в извилистый проселок, который вел к отдаленным хуторам и мелким фермам. Бридж-стрит хорошо смотрелась при ярком солнечном свете, подчеркивавшем пастельные тона домов и магазинов, стоявших лицом к дороге. Некоторые из них были белыми - например, дом Джуди Берн или пивная и похоронное бюро Конвея. Другие - розовыми, как писчебумажный и книжный магазин Леонарда или маленький ювелирный магазин Мигера, где торговали наручными и настольными часами, а также сувенирами, лежавшими в коробках с целлофановым верхом. Молочная Дейли была ярко-зеленой. Миссис Дейли, очень довольной этим цветом, льстило, когда Фергус Слэттери говорил, что без солнечных очков на ее магазин смотреть невозможно.

Но некоторые дома не красили и не штукатурили. Вроде высокого дома старого мистера Слэттери, к двери которого вели ступеньки; тот зарос плющом. Такими же были полицейский участок и пресвитерская. Кинотеатр «Классик» когда-то был бежевым, но теперь выглядел запущенным и облупившимся. Коттедж настоятеля маленькой протестантской церкви мистера Уильямса утопал в розах; жена мистера Уильямса в саду дневала и ночевала. Для постороннего наблюдателя Маунтферн казался тихим, сонным, плохо спланированным городком, тянувшимся к реке и не имевшим намека на центр.

Конечно, раньше им было поместье, сердцевиной которого являлся барский особняк. Дни, когда все здесь зависело от одной семьи, давно прошли. Но городок сумел пережить дом.

Фермерам требовалась школа, куда можно было бы посылать детей, магазины, которым их жены могли бы продавать овощи, яйца и птицу и покупать там промышленные товары вместо того, чтобы ездить за ними в настоящий город, находившийся в шестнадцати милях^[7] дальше по шоссе.

Приезжий счел бы Маунтферн стоячим болотом, но таковых в городке практически не было. Маунтферн ничего не мог предложить любителям достопримечательностей. Для приезда сюда требовалась особая причина; казалось, здесь никогда ничего не происходило.

Но Дара и Майкл так не думали; для них Маунтферн был центром мира и должен оставаться таким всегда. Они покидали его не чаще четырех раз в год, когда ездили в ближайший город. Конечно, во время летних экскурсий они бывали в Дублине, а однажды в раннем детстве ездили туда с папой и мамой на Рождество и видели в тамошних магазинах Санта-Клауса. Слыша рассказ об этой поездке, Эдди зеленел от зависти и спрашивал, почему такое же путешествие не устроили для остальных членов семьи.

- Потому что при виде тебя Санта-Клауса стошнило бы, - объясняла ему Дара.

Однако в тот вечер близнецы забыли о том, каким гвоздем в стуле может быть их младший брат Эдди. Они преследовали свою цель: понять, что происходит в Фернскорте. Они видели людей с измерительными приборами, но не хотели спрашивать их прямо: это было бы слишком вызывающе. Близнецы не сговариваясь решили сначала выяснить, что думают об этом местные жители. Вооруженные знанием, они могли бы встретиться лицом к лицу с людьми, про которых Лоретто думала, что они снимают новую версию «Тихого человека» - более спокойную, потому что центральные графства Ирландии не столь живописны, а таких женщин, как Морин О’Хара, в них и вовсе нет.

По дороге к мосту они прошли мимо автомастерской Койна. Джек работал, как обычно. Казалось, он работал день и ночь, не вынимая изо рта сигареты.

Близнецы слышали, как их отец говорил, что если Джек Койн еще не взорвал весь Маунтферн своим маслом и бензином, то только по Божьей милости. Даре и Майклу мистер Койн не слишком нравился; у этого человека был такой вид, словно он искал, с кем бы подраться. Конечно, он был старый, почти такой же старый, как мама с папой, маленький и остролицый. Мистер Койн был холост и всегда говорил, что мужчина, по собственной воле женящийся на женщине, которая будет его пилить и тратить заработанные им деньги, сочувствия не заслуживает. Однажды Дара сказала ему, что если бы так думали все, давно настал бы конец света. Джек Койн ответил, что так было бы лучше для всех, и посоветовал Даре вспомнить этот разговор, когда она вырастет и начнет мечтать о любви и прочей чепухе.

- Добрый вечер, мистер Койн. - Хоть этот тип и старый хрыч, но вежливость соблюдать следует.

- Опять шляетесь? - неодобрительно спросил он. - Я слышал, что кое у кого есть виды на Фернскорт. Так что скоро вашим прогулкам настанет конец.

- Какие виды? - Близнецы пропустили мимо ушей оскорбительный намек; злить Джека Койна не следовало.

К своей величайшей досаде, Джек Койн этого не знал. Геодезисты разговорчивостью не отличались. Но свое мнение у него имелось.

- Я слышал, это будет большой монастырь, так что рад вам сообщить: хулиганить детям местных прихожан больше будет негде. Ради разнообразия вам придется учиться. Как нам в вашем возрасте.

- А какой будет монастырь? Мужской или женский?

- Об этом сообщат позже, - сказал Джек Койн, который на самом деле ничего не знал.

- Правда, он похож на свинью? - весело сказала Дара, когда мастерская осталась позади. - На маленькую, черную, наглую свинью.

- Попробуй представить себе, каким он был в детстве, - ответил Майкл и протянул ей кулек с тянучками. Задача оказалась для обоих слишком трудной.

- Наглым поросенком, - наконец сказал Майкл, когда они добрались по главной улице до моста и свернули налево. Оба залились хохотом.

На мосту близнецам делать было нечего; даже Китти Дейли считалась недостаточно взрослой для небольшой группы молодых людей, которая встречалась там по вечерам. Майкл и Дара видели парней, которые сидели на каменном парапете и смешили девушек. Тут была Тереза Мигер, отец и мать которой вечно ругались. Тот, кто проходил мимо магазина Мигеров после его закрытия, всегда слышал громкие голоса. Говорили, что Тереза хотела искать работу в Дублине, но родители подняли такой крик и так уговаривали не уезжать, что ей пришлось остаться. На мосту не флиртовали. Это делали на берегу реки, в роще Койна или в кино.

Служба закончилась, и отец Хоган запирал церковь. Он помахал Майклу рукой и без особой уверенности спросил:

- Ты не сможешь спеть «Панис Ангеликус»?

- Нет, отец, к сожалению, не смогу. Мне слон на ухо наступил.

- Не морочь мне голову. На концерте ты был в числе хористов. Почему бы тебе…

- Нет, отец, петь я не умею. К тому же никто не знает, что случится с моим голосом в ближайшее время. - Майкл спал и видел, что голос у него начал ломаться, как у Томми Леонарда. Каждое утро мальчик проверял свой голос и разочаровывался: тот звучал по-прежнему.

Дара не пожелала помочь священнику.

Отец, если бы вы слышали, как он по утрам поет в ванной, то заплакали бы.

- Я тебя убью! - прошипел Майкл.

- Я не собираюсь упрашивать и уговаривать тебя, - обиженно сказал отец Хоган. - Не думал, что мальчику-католику придется льстить и умолять спеть его в Доме Божьем.

Дара поняла, что она слишком далеко зашла.

- Отец, я просто хотела его подразнить. Честное слово, поет он хуже некуда и просто подведет вас. Голос у него ржавый, как старая консервная банка. Я знаю, он спел бы, если бы мог. Но брат Кин взял его в хор просто для количества, чтобы заполнить сцену.

Отец Хоган сказал, что если так, то ладно.

- Ну вот, - обрадовалась Дара. - Теперь он от тебя отстанет.

- По-моему, ты слегка перегнула палку. - Майклу не понравилось, что его голос сравнили с ржавой консервной банкой. Иногда Дара была слишком многословна… Тем временем они добрались до дома Томми Леонарда. Канцелярский магазин был уже закрыт, поэтому близнецы постучали в заднюю дверь. Томми открыл ее и прижал палец к губам. За его спиной раздался голос:

- Томас, ты куда собрался?

- Хочу немножко прогуляться.

- Ладно, но чтобы вернулся не позже девяти. И не играл с этой бандой хулиганов.

- Согласен. - Характер у Томми был добродушный. Этот мальчик предпочитал впускать приказы в одно ухо, а выпускать в другое. Таков был его принцип. Вполне достаточно сказать «да» или «нет»; это избавляет от множества сложностей. Майкл считал, что его друг совершенно прав: если бы у него были такие же ужасные родители, как у Томми, он вел бы себя точно так же. А вот Дара была с этим не согласна. На месте Томми она все объяснила бы и не стала выслушивать нудные нотации. Молчание только поощряет их.

Мэгги Дейли сказала, что им придется подождать: она просто обязана показать Даре роскошное желтое платье, которое ей прислали из Америки. Все они получали посылки из Америки. Конечно, не так часто, как прежде, когда Маунтферн был беднее, американские дяди и тети щедрее, а почта дешевле. Честно говоря, в последнее время посылки из Америки были редкостью. Возможно, миссис Дейли ничего не сказала бы про посылку и ее содержимое, но Мэгги так радовалась желтому платью, что ей не терпелось его продемонстрировать.

К несчастью, в спальне была Китти.

Когда вошла Дара, Китти зевнула.

- Хочешь примерить?

- Хотя бы посмотреть, - ответила Дара. Китти была настоящей язвой.

- Ничего подобного. Ты пришла, чтобы примерить платье. Думаю, скоро сюда сбежится половина Маунтферна. Набьется куча девчонок в комбинациях и станет рвать платье друг у друга из рук.

- Ты будешь его носить? - спросила Дара Мэгги, подчеркнуто не обращая внимания на ее старшую сестру.

- Не думаю. - Мэгги была рада возможности посоветоваться. - Понимаешь, оно с низким вырезом и чересчур велико мне. Я в нем просто теряюсь. Но оно такое роскошное, что перешивать жалко. Даром потрачено столько ткани! - Мэгги алчно смотрела на желтое шелковое платье с нижней юбкой, желтой вышивкой и блестками на лифе. Такое платье можно было увидеть только в кино; фасон был слишком взрослым, но пышные рукава делали его похожим на детский. Даре хотелось примерить платье, однако она скорее умерла бы, чем признала правоту Китти.

- Не расстраивайся, Мэгги. Мисс Хейз прекрасно с этим справится. - Мисс Хейз была местной портнихой, но, насколько знали девочки, никогда не имела дела с такой чудесной тканью.

Китти лежала на кровати и читала биографию Элен Шапиро, которая сумела прославиться еще в детстве, потому что у нее был голос, обеспечивший ей место в хит-параде.

«Черта с два она прославилась бы, если бы родилась в Маунтферне», - мрачно подумала Дара.

- Что бы ни сделала с платьем мисс Хейз, на Мэгги оно будет выглядеть смешно. Для такого фасона нужна грудь. А у Мэгги на нее нет и намека.

- Ни у кого из нас еще нет груди! - с жаром воскликнула Дара. - Но можно подложить в лифчик пару свернутых носков. Как часто делаешь ты, Китти Дейли!

- Это ты ей сказала! - Китти покраснела от гнева и бросила на Мэгги грозный взгляд.

- Я ничего не знала! - честно ответила испуганная Мэгги.

- Все, Мэгги, не мешай Китти читать. Мы зашли только на минутку. - Дара почувствовала, что пора уносить ноги. Девочки аккуратно повесили желтое платье на вешалку и накрыли его прозрачным чехлом из пластика, тоже лежавшим в посылке. Более красивой вещи они никогда не видели. И завидовали кузине Дейли, которая жила где-то в Америке и надевала этот наряд на бал юниоров^[8].

Что бы это ни значило.

Они шли на протестантское кладбище, расположенное в верхней части города. Там никто не стал бы им мешать. Викарий мистер Уильямс понимал, что эти дети не станут играть в прятки среди надгробий; они с уважением относились к могилам членов семьи Фернов и здешней маленькой протестантской общины.

Там можно было поговорить без помех. Бездетные мистер и миссис Уильямс хорошо относились к чужим детям.

Стайка неторопливо брела по Бридж-стрит, с завистью глядя на кинотеатр «Классик», где шла «Стеклянная гора». Будь у них деньги и свобода, дети ходили бы туда каждый день.

- Когда мы вырастем, так и произойдет, - сказала Дара.

Томми Леонард в этом сомневался; он считал, что и тогда будет то же самое.

Они заглянули в бакалею-пивную Конвея и увидели ноги трех посетителей бара, расположенного в дальней части зала. Дети часто играли, пытаясь угадать, чьи это ноги.

В других местах игра не имела смысла, потому что те, кто пил у Фоли, Данна и самих Райанов, делали это открыто. Только у Конвея люди притворялись, что их там не было.

За бакалеей Конвея стоял дом доктора Уайта, и они зашли туда за Лайамом и Джасинтой. На сегодня это было все; другие дети, с которыми они играли, жили в деревне, а некоторым не разрешали гулять по вечерам. Часть мальчиков играли в футбол за школьную команду, некоторые девочки должны были помогать матерям по хозяйству, а кое-кто просто не заслуживал чести быть приглашенным на вечернюю прогулку.

Шестеро пришли на кладбище и сели у памятника, который им особенно нравился.

Это был памятник восемнадцатилетнему Уильяму Джеймсу Ферну, погибшему в 1881-м на холме Маджуба в Трансваале. Дети знали, что тогда шла англо-бурская война и что он сражался с голландскими колонистами в Южной Африке.

- Господи, как далеко, - часто говорила Мэгги.

- Наверное, ему хотелось сбежать отсюда, - отвечал Томми Леонард, знавший толк в таких делах.

Но Дара этого не понимала.

- Зачем ему понадобилось убегать и воевать за чужую страну? Чем ему не нравился Маунтферн? В конце концов, ему уже было восемнадцать, он мог делать то хотел. Например, ходить в «Классик» каждый вечер. - Она посмотрела на лица собеседников. - Конечно, если в восемьсот восьмидесятых «Классик» уже был. Но как-то не верится.

Впрочем, сегодня им не было дела до покойного Уильяма Джеймса, погибшего на холме Маджуба. Сегодня они говорили о том, что случится со старым домом Уильяма. О том, что происходило в Фернскорте.

Впрочем, не они одни. Если бы дети могли заглянуть в каждый дом на Бридж-стрит и Ривер-роуд, то убедились бы, что там обсуждают то же самое.

В начале улицы старый Мэтт Фоли и его дружки говорили, что в Фернскорте нашли нефть. Какой-то парень вытащил изо мха сверло, конец которого был испачкан нефтью. Значит, скоро они начнут бурить.

Рядом с баром Фоли стоял аккуратный домик физиотерапевта Джуди Берн. Сегодня у Джуди сидела Мэриан Джонсон, владелица поместья Грейндж, где часто останавливались высокопоставленные любители охоты.

Обеим женщинам было около сорока, обе были незамужними и уже не надеялись найти себе пару в данной части страны, но друг другу в этом ни за что не признались бы.

Они слышали, что в Фернскорте хотят устроить сельскохозяйственный колледж. Если так, это было бы чудесно: в их краях появились бы образованные мужчины. В честь такого события не грех выпить по рюмочке хереса.

Симус Шихан, живший при полицейском участке, получил нагоняй от жены. Почему он ничего не слышал о Фернскорте? Все остальные знали, что там происходит. Какой смысл быть женой сержанта, если он - единственный человек в стране, который не знает, что творится у него за спиной?

Сразу за полицейским участком стоял дом, в котором жили Джимбо Дойл и его мать. Мать слышала, что Фернскорт купил орден монахинь-отшельниц. Они поставят на окно решетку и будут снимать ее, когда одна из монахинь, мать-настоятельница, станет общаться с окружающим миром. Но это будет происходить только при необходимости. Иными словами, нечасто.

Мать сказала Джимбо, что монахиням понадобится человек, на которого можно положиться, и посоветовала не зевать, иначе место достанется кому-нибудь другому.

Джимбо, которому вовсе не улыбалось стать мастером на все руки в ордене монахинь-отшельниц, спросил, в чем, по мнению матери, будут заключаться его обязанности. Может быть, в общении с папой или с местным епископом, который, по слухам, тоже является мужчиной? Мать ответила, что хоть кто-то в семье должен думать о практической стороне жизни, а не ржать и орать похабные песни.

В пабе Падди Данна тут же прекратились все разговоры о переезде к брату в Ливерпуль. Теперь пуп земли находился здесь. Падди Данн узнал это от одного коммивояжера, который пытался уговорить его купить бисквиты. Бисквиты в пивной! Заодно выяснилось, что этот человек все знал о Фернскорте: там будет сельскохозяйственный исследовательский центр. Приедут иностранцы, станут изучать почву, растения, и в результате здесь появится настоящий научный городок. Умный человек немного расширит дело, а потом продаст его, когда цены поползут вверх. Над этим следовало поразмыслить.

Шейла Уилан сидела в удобной гостиной за почтой и слушала концерт, передававшийся по «Радио Эйреанн». Она любила Штрауса, но думала вовсе не о людях, танцующих в Вене; почему-то эта музыка напоминала ей время, когда она в первый раз приехала в Маунтферн с Джо Уиланом. Он повел ее в рощу Койна, где было полно голубики. Земля была буквально усыпана ягодами. Они собирали их горстями, и Джо говорил, что любит музыку и станет водить ее на концерты. Говорил много чего. Усталая Шейла откинулась на спинку кресла. Она знала о Фернскорте немного больше остальных, потому что через нее проходили все телеграммы. Но всего не знала и почтмейстерша. Она вздыхала и думала о грядущих переменах.

В доме Уайтов, стоявшем напротив, доктор пересказывал жене мнения других людей. Большинство говорило о монахинях, но многие высказывались в пользу колледжа, а меньшинство упорно говорило о строительстве двенадцати роскошных бунгало с садами в четверть акра и видом на реку.

- А что из этого лучше? - задумчиво спросила миссис Уайт.

- Все зависит от точки зрения. - Доктор Уайт был философом. - Если Джасинта собирается вступить в монашеский орден, это пойдет ей на пользу. Но если девочка суждено выйти замуж за миллионера, будем надеяться, что она сможет купить одно из этих новых бунгало.

- Значит, каждый будет искать в этом собственную выгоду, - внезапно сказала миссис Уайт; казалось, эта мысль не доставила ей никакого удовольствия.

В стоявшей рядом бакалее Конвеев мисс Барри пила портвейн, полезный для желудка. Испуганная домоправительница съежилась на высокой табуретке. Конвеи хотели, чтобы она купила бутылку портвейна и унесла ее с собой; всем было неловко смотреть на то, как бедняжка нервно оглядывалась по сторонам и уверяла, что у нее бегут по спине мурашки, а это означает, что тело настойчиво требует тепла.

Мисс Барри слышала, что в земле нашли нефть, что скоро приедут ученые и начнут изучать месторождение, но для отвода глаз создадут монастырь для сестер-отшельниц; в ее варианте три сценария слились воедино. Как ни странно, она нашла в Конвеях безмолвных, но внимательных слушателей.

Они смотрели на пожилую домоправительницу так, словно верили каждому ее слову. Все слышали отдельные фрагменты истории, но эта версия позволяла связать их в единое целое.

В «Классике» двадцать три человека смотрели «Стеклянную гору», в то время как хозяин кинотеатра Деклан Моррисси сидел в будке киномеханика и читал статью, вырезанную из воскресной газеты. Неужели дни кинопроката действительно сочтены? Как быть? Ликвидировать дело или подождать и проверить, насколько правдивы слухи о том, что половину гражданских служб переведут из Дублина в центральные графства? Было бы очень глупо продавать «Классик» как раз накануне прибытия толпы потенциальных зрителей.

В часовом и ювелирном магазине Мигеров, родителей Терезы, происходила очередная ссора. Миссис Мигер говорила, что, даже если в Маунтферне поселится сам принц Уэльский и начнет устраивать приемы, для нее ничто не изменится. После выхода замуж за мистера Мигера ее жизнь стала юдолью слез.

Внезапно мистер Мигер почувствовал усталость; у него заболели грудь и рука. Он сказал, что хочет прекратить перепалку и лечь спать. Возможно, к утру ему полегчает. Возможно, его жена права. Жизнь - это действительно юдоль слез; наверное, в этом есть и его вина. Утром он попытается придумать, как можно помочь делу.

На следующее утро Терезу Мигер послали к доктору Уайту, но было уже поздно. Мистер Мигер так и не оправился от сердечного приступа. Доктор Уайт знал, что его пациент умер, но все же сумел договориться, чтобы его забрали в городскую больницу. Так было легче для родных. В этом и заключалась большая часть его работы. Уменьшить скорбь. Предупредить наступление этого сердечного приступа было практически невозможно. Фрэнк Мигер ел как обжора, выступающий в цирке, выкуривал по четыре пачки сигарет в день и жил в нервной обстановке, которая должна была прикончить его много лет тому назад. Доктор Уайт посоветовал миссис Мигер поплакаться в жилетку канонику. Выцветшие голубые глаза старого священника слезились; он так проникновенно говорил о счастливой жизни семейной пары, что вскоре миссис Мигер поверила в это сама.

Весть о смерти Фрэнка Мигера быстро облетела весь Маунтферн. В канцелярском магазине Леонарда родители Томми быстро выложили на прилавок открытки с надписью «Глубоко сочувствуем» и перерыли ящики в поисках поминальных открыток с черной каймой и букетами цветов. Люди захотят отдать усопшему дань уважения во время заупокойной мессы.

У Конвеев поняли, что понадобится гроб, и начали думать о его подготовке. Фрэнк Мигер был человеком тучным, так что гроб потребуется большой. Ясно как божий день: жена будет испытывать чувство вины за жизнь, которую она ему устроила, поэтому гроб потребуется дорогой. Но, возможно, страховка у Мигера мизерная. Если так, то вдове следует предложить обычный гроб.

На утренней семичасовой мессе прочитали заупокойную молитву. Верующие склонили головы. Мисс Парселл, мисс Хейз и мать Джимбо Дойла обменялись взглядами. Они могли бы сказать о Мигерах многое, но не сейчас, после столь тяжелой утраты.

Неулыбчивая мисс Парселл вела хозяйство Слэттери, не жалея на это сил. Одежда старого мистера Слэттери была выстирана, выглажена и починена, ботинки блестели, а во время обильного завтрака, неизменно подававшегося в половине девятого, на столе лежала газета. Мисс Парселл уже побывала на семичасовой мессе в церкви, которую посещала каждый день, успела сходить к Дейли за молоком и к Леонардам за газетой. За Фергусом мисс Парселл ухаживала не хуже. Рубашки молодого человека были выглажены и висели в большом платяном шкафу, стоявшем в его комнате. Рубашку, которую Фергус собирался надеть на следующий день, всегда клали в сушилку мисс Парселл отчаянно боялась сырости.

У Фергуса было несколько пуловеров с треугольным вырезом; почти все они серые и голубые. Долгими вечерами, когда остальные развлекались, мисс Парселл вязала ему новые свитера и чинила старые. Эти вещи, старомодные и самодельные, только усиливали свойственное Фергусу мальчишеское очарование. У многих девушек замирали сердца, когда они по вечерам видели Фергуса в рубашке с короткими рукавами, сидевшего за письменным столом со включенной лампой и читавшего какие-то документы; при этом он часто сдвигал на лоб очки, поблескивавшие в пышной темной шевелюре.

Если бы Фергусу предложили тысячи фунтов за изменение позиции или отношения к делу, он на это не пошел бы. Мисс Парселл говорила своим немногочисленным подругам, что с Фергусом так же приятно общаться, как и с его отцом. Он - вежливый и внимательный молодой человек, всегда открывает ей дверь, носит ведра с углем и неизменно хвалит все блюда, которые она подает на стол. Второго такого нет во всей округе. Мисс Парселл никогда не понимала его шуток, но, судя по всему, Фергус был человеком остроумным, потому что его клиенты смеялись до колик. Когда они уходили, то часто говорили, что Фергус слишком добр для адвоката. Мисс Парселл это тревожило; она читала по две новены^[9], чтобы Фергус стал менее добрым, если эта доброта вредит его практике. Иногда Фергус сам чистил свою обувь, считая, что не годится женщине чистить черные туфли на шнурках, которые он носил целый день. Но мисс Парселл не нравились отступления от заведенного порядка. Следя за усилиями Слэттери-младшего, она неодобрительно фыркала и просила не позорить ее, разгуливая по городу в такой плохо вычищенной обуви.

Говорили, что каноник завидовал Слэттери и мечтал поменяться с ним экономками. Конечно, чопорная мисс Парселл вела бы его хозяйство куда лучше, но мисс Барри слишком долго прожила в его доме, идти ей было некуда, поэтому христианская доброта не позволяла Морану заменить ее кем-то другим. Во всяком случае, он ни разу не попытался это сделать.

У высокой и худой мисс Парселл было маленькое личико с румяными щеками, придававшими ей обманчиво веселый вид. Два красных пятна становились еще краснее, когда мисс Парселл что-то не одобряла. В то утро за завтраком пятна были очень красными; это свидетельствовало, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Отец и сын изо всех сил старались отдалить неприятную новость.

- Хочешь половину «Индепендента»? - спросил отец, протягивая Фергусу несколько газетных страниц.

- Лично я предпочитаю «Таймс». Жалко, что мы ее не получаем, - ответил Фергус. Оба тщательно избегали взгляда мисс Парселл, которой явно не терпелось открыть рот.

- Я бы согласился с тобой, но в «Айриш Таймс», в отличие от «Индепендента», не печатают некрологов. А провинциальному присяжному поверенному необходимо знать, кто умер.

- Если так, то зачем вообще покупать газету? Лучше ходить к Леонардам и узнавать новости прямо там, - предложил Фергус.

- Мы с тобой живем в маленьком городке. Разве можно лишать Леонардов дохода? Этак все начнут приходить сюда и заглядывать в наши юридические справочники. Какой в этом смысл? - Раздосадованный мистер Слэттери зашелестел своей половиной газеты.

Мисс Парселл откашлялась.

- Здесь мисс Райан. Я сказала ей, что еще рановато, но, кажется, она думает, что вы ждали ее до девяти.

- Что, Мэриан Райан опять хочет переписать завещание? - Мистер Слэттери посмотрел на нее сквозь очки.

- Нет, это Кейт. Кейт Райан из пивной Райана на Ривер-роуд, - сказал Фергус. - Верно, мисс Парселл?

- Да, мастер.^[10]

Фергус, это миссис Райан, вы правы. Но если вас интересует мое мнение…

- Да, мисс Парселл? - Фергус решил встретить беду так, как положено мужчине.

- Миссис Райан пришла пять минут назад и сказала, что она собирается здесь работать.

- Все правильно, - весело ответил Фергус. - Она приступает к своим обязанностям с сегодняшнего утра. В отличие от остальных обитателей Маунтферна, она симпатичная и пунктуальная.

- Я не помню случаев, чтобы в этом доме когда-нибудь опаздывали… - начала уязвленная мисс Парселл.

- О нет, мисс Парселл, ради бога, речь не о вас, а обо всех остальных.

- А что здесь будет делать Кейт Райан из пивной? Почему никто не посоветовался со мной? - Пятна на щеках экономки побагровели. Даже старый мистер Слэттери отложил газету и с опаской посмотрел на обоих, став похожим на испуганную курицу.

- Надеюсь, многое. - Фергус был сбит с толку этой бурей и внезапным разжалованием миссис Райан в Кейт из пивной.

- Я проработала в этом доме девятнадцать лет, но ни разу не видела такого обращения. - Мисс Парселл стала выше ростом и превратилась в жердь, дрожащую от гнева. - Если моя работа вас не удовлетворяет, то вы могли бы сказать об этом заранее. А не унижать приходом этой Кейт Райан из пивной. С корзинкой, в переднике, готовой делать за меня мою работу.

У мужчин полезли глаза на лоб. Очки старого мистера Слэттери со стуком упали на стол.

Фергус вскочил на ноги.

- Мисс Парселл, мисс Парселл, что это пришло вам в голову? С чего вы взяли, что мы недовольны тем, как вы ведете хозяйство? Разве вы не делаете это лучше всех в городе? Разве нам не завидует весь Маунтферн, включая самого каноника? Как вы могли подумать, что мы хотим взять кого-то вам в помощь, да еще не предупредив вас…

- А тогда почему эта Кейт из пивной пришла с корзинкой?

- Понятия не имею, что у нее в корзинке, но миссис Райан будет заниматься у нас канцелярской работой. Вы же знаете, что она работала секретарем в дублинской юридической конторе. Кейт будет заниматься делопроизводством и печатать письма.

- Ох… - Мисс Парселл потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

- Теперь вы понимаете, что ошиблись? Мы всегда относились к вам с огромным уважением, правда, папа?

- О боже, конечно, правда. Мисс Парселл, этот дом пропадет без вас, - с тревогой сказал мистер Слэттери.

- Но ведь теперь эта Кейт… эта миссис Райан и ее родные будут знать все ваши дела. Личные дела всех жителей города, - не сдавалась мисс Парселл.

- Мы не стали бы брать ее на работу, если бы не знали, что ей можно доверять. Конечно, такого преданного и сдержанного человека, как вы, мисс Парселл, найти нелегко. Как сказал мой отец, на вас держится этот дом, но мы думаем, что нашли того, кто сможет помалкивать о наших делах так же, как это делаете вы.

С вашей стороны очень любезно заботиться о таких вещах.

Больше говорить было не о чем. Мисс Парселл пришлось вернуться в коридор, где она оставила Кейт, проводить ее в контору и спросить, какой чай она предпочитает, с сахаром или без. А также что ей подать к чаю - галеты, сладкое печенье или домашний хлеб' с черной смородиной. Кейт мудро выбрала домашний хлеб и достала четыре корзиночки с малиной, которые принесла в подарок, так как слышала, что мисс Парселл делает лучший джем во всем графстве. Красные пятна на щеках экономки навали блекнуть, и обращение «миссис Райан» перестало быть саркастическим. Так карьера Кейт началась заново. По утрам торговли в пивной почти не было, и Джон согласился с ней, что несколько фунтов, заработанных у Слэттери, не будут лишними. Маленький Деклан должен был пойти в школу, так что дома оставался только Джон, а накрыть ленч на одного для Карри не представляло труда. Сидеть за пишущей машинкой гораздо приятнее, чём стоять за стойкой, хотя бы ради разнообразия. Мистер Слэттери был настоящим старомодным джентльменом, проводившим все больше и больше времени за рыбной ловлей, а лучшего компаньона, чем Фергус, не было на всем белом свете. Он постоянно подшучивал над собой, смешил ее, от души сочувствовал людям, которые обращались к нему за помощью, не торопился посылать счет тем, кому было трудно его оплатить, но не щадил тех, кто замышлял мошенничество или скрывал свои доходы.

Фергус сказал Кейт, что работы у нее будет немного. Раньше он справлялся с этим сам, поскольку быстро печатал двумя пальцами и умел вести делопроизводство. Но он хочет поскорее заменить отца, добиться того, чтобы люди ему доверяли, а не считали мальчиком в коротких штанишках. Поэтому Кейт станет для него подарком судьбы. И он не ошибся. Через три дня Кейт поняла, что его система хранения документации никуда не годится, и усовершенствовала ее.

- Идите сюда. Я покажу вам, где теперь лежат документы, - велела она.

- Нет, нет, это ваша работа, за которую мы платим вам сумасшедшие деньги, так что и смотреть не буду.

- Неправильно! - воскликнула Кейт. - Вы обязаны понимать систему, иначе она окажется для нас бесполезна. Вы не будете знать, куда вернуть письмо, где лежит то или иное дело или документ. А вдруг я заболею гриппом, вы меня уволите или заработаетесь допоздна? Пойдемте. Это займет у вас всего десять минут.

- Вы командуете своей пивной так же? - спросил Фергус.

- Конечно нет. Но мне приходится вести счета. Поэтому я заставила Джона тоже освоить это дело. Иначе счета копились бы и ждали моего возвращения, а все следует делать по горячим следам.

- При ваших организаторских талантах пивная должна быть настоящим золотым дном.

- Приходите как-нибудь вечером, выпейте пинту и полюбуйтесь сами, какое это золотое дно. Если бы дело обстояло так, вряд ли я стала бы заниматься делопроизводством у прекрасных профессионалов, слишком ленивых, чтобы возиться с почтой. Допустим, вам нужен запрос городской налоговой инспекции о размере компенсации, выплаченной строителю, который получил травму на производстве. Где вы будете его искать?

- В скверные прежние дни я сказал бы: на столе у окна.

- А в нынешние хорошие?

- Забыл. Покажите, юная миссис Райан, покажите.

- Слава богу, что я счастлива в браке. Иначе вы разбили бы мне сердце.

- А вы уверены, что счастливы в браке?

- Абсолютно. А вам пришло время завести новый роман. Нора Линч отправилась осваивать новые территории, но вы и палец о палец не ударяете.

- Послушайте, после той истории с Норой я боюсь лишний раз посмотреть на кого-нибудь. Так что ударять палец о палец я не собираюсь. С меня довольно того ужасного недоразумения.

- Из-за вас мы потеряли хорошую учительницу. Моя Дара любила ее. А про женщину, которая заменила Нору, она говорит, что ей лет сто и что она имеет привычку время от времени бить их линейкой по костяшкам.

- Бедная Дара… Наверное, мне следовало обручиться с мисс Линч. Тогда она осталась бы в городе, и все маленькие девочки вроде Дары были бы счастливы.

- Вряд ли их счастье продолжалось бы долго, но сейчас речь не о детях. Фамилия этого строителя Берк. Фергус, ради бога, в какой папке вы будете искать его дело?

- В папке, на которой написано «Б»?

- Вы настоящий вундеркинд, - сказала Кейт Райан и села за пишущую машинку.

- Папа, что ты делаешь? - спросила Дара, заставив Джона вздрогнуть и покраснеть от стыда.

Ему следовало сочинять. Пользуясь тем, что в баре находится Кейт, уже уставшая за утро, проведенное в конторе Слэттери. Но когда долго смотришь на чистый лист бумаги, то потихоньку начинаешь сходить с ума. Джону Райану было не о чем писать и нечего сказать. Он вышел в то, что Кейт называла садом, а все остальные двором, и попытался заняться физическим трудом. Лицензированная пивная Райана стояла на самом ходу. Ее передняя дверь выходила прямо на Ривер-роуд. Никто не слышал о пивной с садом у входа. Продукты, львиную долю которых составляли бочонки, привозили на задний двор с полупустыми сараями и навесами. Туда же выходила задняя дверь дома - единственная, которой разрешалось пользоваться детям. Но в стороне от дома было то, что называлось боковым двором. По этому двору бродили куры. Там же сидела Джаффа, безмятежная, как Будда; она мурлыкала и лениво умывала большую оранжевую морду. Леопольд в этом дворе бывал редко. Псу требовалась публика, сочувствовавшая его хныканью и бросавшая подачки, поэтому он любил торчать в пивной. После отвратительного случая на берегу Морис оставался в своем торфяном домике. Джон придумал чудесный способ, позволявший не работать над стихами: он построит большой проволочный вольер. Куры будут жить в вольере, рыть землю и помешают попыткам Кейт разбить там настоящий сад. Как только куры окажутся в загоне, жизнь станет легче. Но Джону Райану хотелось сделать это тихо, тайком от родных. Он не желал признаваться даже самому себе, что увиливает от работы за письменным столом. У Дары был воинственный вид. Темные глаза упрямо смотрели из-под черной челки, руки были засунуты в карманы шорт.

- Ты хочешь что-то изменить? - спросила она тоном человека, который искал себе противника и нашел его.

- Пока что только составляю план, - виновато ответил отец, переминаясь с ноги на ногу.

Держу пари, это будет что-то новое и ужасное.

- Я хотел собрать всех кур вместе, вот и все, - кротко сказал Джон.

Им и так хорошо. Они вовсе не нуждаются в том, чтобы быть вместе. Куры не хотят никаких изменений, они довольны тем, что есть. - Глаза девочки подозрительно блестели; казалось, она собиралась заплакать. До сих пор Дара не обращала на кур никакого внимания. Куры были для нее такой же частью пейзажа, как берег реки и ящики во дворе.

Джон Райан присел на корточки и обхватил коленки дочери.

- Ну-ка обними своего старого отца.

- От этих объятий никакого толку, - заявила Дара.

- Верно. - Он поднялся. - Я тебя понимаю. Сам чувствую то же самое. Просто мне не хочется писать стихи, поэтому я пришел поиграть с цыплятами.

Представив себе отца играющим с цыплятами, Дара невольно фыркнула. Но Джона Райана это не обмануло. Он видел, что дочь расстроена, и решил, что причиной этого расстройства является ссора с Кейт. Но он ошибся.

- Папа, мы бедные?

- Нет. Сама знаешь.

- Но и не богатые?

- Совсем не обязательно быть бедным или богатым. Мы, как и большинство здешних жителей, средние.

- А когда-нибудь мы будем богатыми?

- Мы будем нормальными. Чем вызван такой интерес к деньгам?

- Нам понадобятся деньги, чтобы купить дом. - Выражение ее лица было очень решительным.

- Глупышка, у нас же есть дом. Вот он. - Джон обвел рукой недавно побеленную пивную.

Не этот. Я говорю про Фернскорт, где сейчас копают. Расчищают участок для какого-то американца, который будет жить там до тех пор, пока мы не сможем купить у него дом.

- Ну, ну, Дара, - начал успокаивать ее Джон.

Но девочка сердилась и не хотела, чтобы ее успокаивали.

- Это наш дом! Мой, Майкла и всех остальных.

Джон вздохнул.

- Не хочешь прогуляться?

- Не хочу.

- Я тоже не хочу гулять с такой упрямой ослицей, но придется..

- И куда мы пойдем?

- В Фернскорт.

- Тогда ладно.

Кейт Райан, беседовавшая в баре с не слишком симпатичными ей Джимбо Дойлом и Джеком Койном, увидела через окно две фигуры, шедшие по мостику. Мужа, который должен был в это время писать стихи, и дочери, в последнюю неделю напоминавшую дикобраза. У нее чесались руки постучать в стекло, но тогда вредный Джек Койн всем раззвонил бы, что муж у нее под каблуком. Доставить ему такое удовольствие было нельзя.

Кейт знала, что она чересчур порывиста. Во время недавней исповеди она призналась канонику Морану в грехе вспыльчивости. Каноник Моран посоветовал Кейт в минуты, когда ее одолевает искушение сказать что-нибудь резкое, думать о Богоматери. Думать о том, что на ее месте сказала бы Пресвятая Дева. Говорить то же самое не требуется; достаточно просто подумать. Этой мысли хватит, чтобы воздержаться от ядовитой реплики, способной причинить боль другому человеку.

Глядя на мужчину и девочку, державшихся за руки и шедших по мостику, Кейт подумала о том, что Богоматерь могла бы благословить их и пожелать им всего хорошего. Что ж, Кейт Райан тоже способна на такое. Она повернулась и посмотрела на Джека Койна и Джимбо Дойла с улыбкой, которую считала ангельской.

- О боже, Кейт, у тебя что, зубы болят? - тревожно спросил Джимбо Дойл.

- Мы с Майклом собирались жить там, когда вырастем. Все знали, что мы хотим сделать здесь хорошую крышу и, может быть, окна и дверь. - Дара показала рукой на крыло дома.

- Но это была всего лишь мечта, - мягко сказал Джон.

- Нет!

- Конечно, мечта. Такая же, как человек на луне. Помнишь, когда ты была маленькая, мы перед сном показывали тебе человека на луне? Теперь ты знаешь, что никакого человека там нет, и любуешься самой луной, которая светит в небе над Маунтферном.

- Да, но…

- А когда вы с Майклом были совсем маленькие, то перед Рождеством заглядывали в дымоход на кухне. Так же, как в последнее Рождество делал Деклан. Вы думали, что, если дымоход забьется, вы не получите подарков. Но подарки были всегда, и теперь вы не думаете о том, откуда они появлялись, правда?

- Это не то же самое…

- Знаю, что не то же… Просто я хочу сказать, что наши взгляды на вещи не всегда остаются теми же. В течение жизни они меняются, иначе все мы еще жили бы в пещерах, пользовались дубинами или лежали в пеленках.

- Ты не понимаешь… - захныкала Дара.

- Думаю, что немножко понимаю. Правда? - Взгляд девочки смягчился. - Со временем все становится слегка другим. Вспомни человека на луне. Но сама луна никуда не исчезает. Она по-прежнему прекрасна. Так же, как стада на холмах, шпиль церкви, рощи и… и Фернскорт.

- По-твоему, ничто не исчезнет, когда сюда явится этот ужасный человек со своими американскими деньгами?

- Почему ужасный? Мы слышали, что у него есть дети. Ты наверняка полюбишь их.

- Ни за что!

- Ну, во всяком случае, познакомишься с ними. Возможно, они тебе понравятся. Разве это так уж невероятно?

- Значит, мы не сможем купить Фернскорт сами?

- Нет. Даже и не думай. Это так же невозможно, как представить себе квадратный круг или Джаффу с шеей, длинной, как у жирафа из книжки с картинками. У кошек не бывает длинной шеи. И Фернскорт - не ваш настоящий дом, а всего лишь место, где вы играли летом.

- А как будет теперь? - У Дары перестала дрожать нижняя губа.

- Фернскорт всегда будет вам дорог, но не надо строить иллюзий и начинать копить на него карманные деньги. Иначе будет как в детстве, когда ты спрашивала, нужно ли человеку на луне мыть шею.

- Папа, ты объяснишь это Майклу? Я не мастер объяснять.

- Я тоже.

- И все равно у тебя получится лучше, - деловито сказала Дара. Похоже, Джону все же удалось растолковать ей, что к чему.

Джон Райан не написал стихотворение и не построил вольер для кур, но сумел убедить сердитую девочку, что конец света еще не настал. Теперь от него требовалось только одно: незаметно вернуться домой, чтобы жена не догадалась, что время, отведенное на занятия поэзией, пропало даром.

В баре стояла такая суета, что супругам некогда было перемолвиться словом, поэтому о выволочке, которой побаивался Джон, не могло быть и речи. Кейт носилась по пивной, как вихрь. Она собирала кружки, мыла и наполняла их прежде, чем Джон успевал моргнуть глазом. Но при этом у клиентов не складывалось впечатление, что их торопят; все делалось для того, чтобы перед ними тут же появилась следующая пинта.

Кейт решили ничего не говорить мужу, пока все не уйдут. Потом она, не повышая голоса до крика и не треща как пулемет, скажет ему тоном, в котором не будет ничего обидного, что она каждое утро встает, отправляет детей в школу, а потом идет в адвокатскую контору. Нет, она не жалуется, но всю. вторую половину дня ей приходится выслушивать невыносимую чушь вместо того, чтобы заниматься собственными делами, которых у нее хватает, и стоять за стойкой, чтобы дать мужу возможность поработать… Она будет очень спокойна, но скажет, что возьмет топор и разрубит его пополам.

Масла в огонь подлило поведение Эдди и Деклана, которые, несмотря на строгий запрет, явились в пивную узнать, можно ли им снова взять черепаху. Они ворвались в паб, перемазанные джемом, который Карри так и не смогла уберечь. Оба были облачены в немыслимые лохмотья и выглядели как цыганята. Теперь все маунтфернские пьяницы - которые и без того косились на Кейт, потому что она была здесь чужой и совершила преступление, придя со стороны в семейный бизнес - обвинят ее в самом страшном из грехов: наплевательском отношении к детям.

А разве Джон поддержал ее? Разве заставил детей уйти, повелительно махнув рукой и грозно прикрикнув на них? Черта с два!

Джон Райан обнял своих возмутительных сыновей за плечи, неторопливо выбрал каждому по шоколадному печенью из банки, стоявшей на полке за баром, и вывел обоих так, словно они были почетными гостями, а не его собственными детьми, нарушившими строжайшее правило - не приходить в семейную пивную.

Но Кейт ничем не выдала своего негодования, иначе Джон ускользнул бы, заявив, что хочет ссоры меньше всего на свете. Заставить его раскаяться в содеянном можно было только одним способом - говоря спокойно. Так, словно она полностью довольна своей жизнью.

«Интересно, как с этим справлялась Богоматерь?» - на мгновение подумала она, но тут же поняла, что у Марии в Назарете не было подобных проблем. Нигде не упоминалось, что она практически в одиночку руководила мастерской плотника Иосифа и одновременно работала у местного адвоката. Возмущение Кейт не имело границ.

Наконец последний пьяница ушел домой. Кружки были вымыты, помещение проветрено, на стойке сушились тряпки для мытья посуды. Кейт очень устала; у нее уже не было сил перечислять свои обиды.

Муж улыбнулся ей и спросил:

- Налить тебе портвейна?

- Иисус, Мария и Иосиф! Только утреннего похмелья от портвейна мне и не хватало!

- Всего по рюмочке. Мы возьмем их в сад, и я расскажу тебе, что хочу с ним сделать.

Она закусила губу. Джон был большим ребенком.

- Ну? - Он достал бутылку и рюмки.

Кейт слишком устала.

- Сейчас. Только сполоснусь. - Она сняла прилипшую к спине бело-голубую хлопчатобумажную блузку и осталась в лифчике и темно-синей юбке. «Запыхавшаяся красавица», - подумал Джон и прикоснулся к длинным темным кудрям жены, перехваченным узкой синей ленточкой.

С ума сошел! А если кто-нибудь пройдет мимо окна? - прошипела Кейт, отводя его руку.

Это ты у нас полуодета. У меня вид вполне приличный, - засмеялся Джон.

Блузка висела на спинке стула. К утру высохнет. Кейт умылась в раковине, предназначенной для мытья кружек.

- Если хочешь в сад, то пошли, - сказала она резче, чем намеревалась. Как-никак Джон назвал боковой двор садом. Уже шаг вперед.

В лунном свете двор выглядел куда лучше, чем днем. Джаффа сидела на заборе неподвижно, как статуя. Леопольду снились колотушки и другие печальные события его нелегкой жизни. Во сне он то и дело взвизгивал. Из курятника доносилось негромкое кудахтанье.

Джон сложил мешок и положил его на перевернутый бочонок.

- Я хотел спросить тебя насчет черепахи.

- Ни за что! - В ее глазах вспыхнул гнев. - Джон, ей-богу, это несправедливо. Ты вечно с ними сюсюкаешь. «Попроси бедного старого папочку, он такой добрый, что растает от одного твоего взгляда. А мамочка - вредная старая мегера». Дети растут с этой мыслью. Так нечестно.

- Они так не думают.

- Нет, думают. А если ты позволишь им взять черепаху, убедятся окончательно. Думаешь, мне действительно нужна эта вонючая тварь, которая смотрит на меня из своего торфяного домика, как персонаж фильма ужасов? Мне сто раз снилось, что она сдохла, мы устроили ей похороны и все кончилось.

- Знаешь, они живут долго. Можно и не дождаться, - улыбнулся он.

Но Кейт сдаваться не собиралась.

- Нет, черепаху они не получат. Они нарушили запрет. Явились в пивную, одетые как дети, для которых собирают одежду во время благотворительных акций. Ты сам видел такие фотографии. Они хуже Леопольда. Делают вид, что их никогда в жизни не кормили и не мыли.

Кейт Райан была очень обижена.

- Я когда-нибудь отменял твои распоряжения? - спросил Джон.

- Нет, но ты пытаешься отговорить меня. Джон, мы должны быть заодно, иначе нам никогда не удастся научить их уму-разуму.

- Полностью согласен.

- Но?…

- Никаких «но». Просто согласен, и все.

- Если так, то что мы будем делать с этой чертовой черепахой? Что ты хочешь предложить?

- Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать. - Джон взял ее за руку и показал, где хочет построить большой вольер для кур. У птиц будет свобода, но ограниченная. А остальное место займет сад. С альпийской горкой и высокой клумбой. Она всегда говорила, что будет с удовольствием выращивать цветы.

- Ты же говорил, что будешь писать стихи.

- Кейт, это не конвейер, где можно закручивать гайки, а в конце концов получить стихотворение, - с достоинством ответил Джон.

- Знаю, знаю, - тут же раскаялась Кейт.

- Когда у меня ничего не вышло, я подумал о тебе и решил составить план сада.

- Очень мило с твоей стороны.

- Я поговорю с Джимбо Дойлом. Он поработает у нас пару дней и разобьет несколько грядок. Думаю, получится красиво.

- Да, наверное. - Она была тронута. Теперь начинать атаку на мужа не имело смысла. В глазах Господа это было бы черной неблагодарностью.

- Сегодня я был в Фернскорте. Там всюду лежат кучи камней. Мы можем взять несколько подходящих. Джимбо привезет их на тачке.

- Вряд ли эти камни кому-то принадлежат, - слегка ворчливо сказала Кейт. А потом чуть мягче добавила: - Это будет замечательно.

- А что касается черепахи, то я не собираюсь отменять твой приказ. Какой в этом смысл? Но я подумал вот что: теперь, когда у кур появится вольер, кому-то придется правильно кормить их, делать смеси с отрубями…

- Да.

- Может быть, поручим это нашим двум охламонам? По-моему, они вполне способны с этим справиться. Будут кормить кур дважды в день… А в качестве поощрения можно позволить им взять черепаху. Тогда она перестанет смотреть на тебя из своего торфяного домика как доисторическое чудовище. Что скажешь?

Кейт попыталась скрыть улыбку, но у нее ничего не вышло.

- Что скажу? - невольно рассмеявшись, повторила она. - Что меня можно убедить. Но…

- Но разрешение должно исходить от тебя. Если идея тебе по душе, то ты ее и предложишь. - Тут Джон был тверд.

- Догадываюсь, что Дару ты тоже сумел уговорить, - с восхищением сказала Кейт. - Тебя следовало бы послать в Женеву улаживать международные конфликты.

- Бедная девочка очень расстроилась. Рушится ее волшебная страна. Пришлось развеивать ее иллюзии. А это самое неблагодарное занятие на свете.

- Особенно для таких людей, как ты, которые сами живут в воздушных замках, - с легкой завистью сказала Кейт и нежно поцеловала мужа в губы, еще хранившие вкус портвейна.

Глава третья

В тот вечер Майкл сидел на угловом диване у окна лестничной площадки и смотрел на Фернскорт, озаренный лунным светом.

На поросших мхом пригорках развевались полотнища плюща. Теперь, когда некоторые раскидистые деревья и кусты вырубили, развалины были видны лучше, чем прежде.

Эдди и Деклан уже давно спали в своей двухъярусной кровати. Какое-то время Майкл читал с фонариком, но не мог сосредоточиться на приключениях рыцаря, спасавшего златовласую леди Араминту. Ему хотелось видеть реальную жизнь, которую воплощал Фернскорт. Мальчик долго любовался тенями, падавшими на зеленые берега и тянувшимися к дому.

А потом увидел движущуюся фигуру. Никто никогда не ходил туда ночью. Майкл встал на колени и открыл окно, чтобы лучше видеть. Это был пожилой мужчина, старше отца. Он бродил по участку, засунув руки в карманы и осматривая стены. Иногда трогал мох и отводил в сторону плющ. Майкл встал коленями на диван и стал следить за фигурой, то скрывавшейся за разрушенными стенами, то появлявшейся вновь. Внезапно мальчик ощутил, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел отца в пижаме.

- Папа, я думаю, он приехал. Думаю, он здесь.

- Кто?

- Американец. Наверное, это он пришел в наш дом. - Лицо мальчика белело в темноте, которую нарушал лишь лунный свет, пробивавшийся через стекло.

Джон Райан выглянул в окно и тоже увидел человека, который бродил вокруг дома, временами трогал стены и даже любовно похлопывал их уцелевшие куски. Мужчина был виден как на ладони и понятия не имел, что за ним наблюдают.

Майкл соскочил с дивана.

- Нужно разбудить Дару, - тревожно сказал он.

- Подожди, Майкл.

- Но это наш дом, а он там. Он все-таки приехал. Люди говорили, что он вряд ли захочет жить здесь. Но посмотри на него. Он собирается жить в Фернскорте. Или нет?

Джон сел на диван и слегка приподнял ноги, чтобы не касаться холодного линолеума.

- Майкл, не буди ребенка.

- Дара не ребенок, она на двадцать минут старше меня.

- Это верно. Она такой же ребенок, как и ты.

Лицо Майкла приняло мученическое выражение.

- Папа, она должна это знать.

- Ничего подобного.

- Но ведь это и ее дом.

- Майкл, это его дом. - Джон показал на человека за рекой.

- Знаю, знаю. - Худые плечи мальчика напряглись. Он был растерян и не знал, что делать.

- Дай мне что-нибудь подложить под ноги, пока они не превратились в ледышки. Иначе по возвращении в постель я заморожу твою мать.

Майкл порылся в куче комиксов и книжек, лежавших на диване, и достал потертую подушку.

- Подойдет?

- Вполне. Спасибо, сынок.

Майкл слегка успокоился, сел рядом и стал смотреть в окно. Похоже, он раздумал будить сестру и весь дом в придачу и приготовился к серьезному разговору.

- Знаешь, когда я был в твоем возрасте, мы тоже ходили туда играть. Твой дядя Барри был настоящим скалолазом. Он мог забраться куда угодно, хотя уцелевших стен тогда было больше.

Майкл уставился на отца во все глаза.

- И твоя тетя Нуала тоже. Австралийские мальчики и девочки ужасно удивились бы, если бы узнали, что их мать-настоятельница в детстве лазила по деревьям, как мальчишка. Она завязывала юбку на талии и ни в чем не уступала твоему дяде Барри.

- Папа, а ты что делал?

- Смотрел на них. Так же, как на вас смотрит бедняга Эдди, - вздохнул Джон. - Насколько я помню, они всегда меня прогоняли.

Майкл воспринял слова отца как упрек.

- Папа, в детстве ты наверняка был очень хорошим. Но, честно говоря, ты тоже не вынес бы, если бы Эдди все время путался у тебя под ногами.

- Знаю. Не стану спорить, Эдди способен вывести из себя и святого. Но сейчас речь не об этом. Я говорю о старых временах и наших тогдашних проделках…

Он говорил вполголоса, чтобы не разбудить Кейт: если бы жена проснулась, то пулей вылетела бы на лестничную площадку. И в то же время достаточно громко, чтобы у Майкла сложилось впечатление, будто они ведут обычный разговор в обычное время.

Джон погрузился в воспоминания о детских играх, с трудом предотвращенных несчастных случаях, полицейских на велосипедах, двух молодых волах, сбежавших с огороженного пастбища на вершине холма. Он говорил до тех пор, пока не увидел, что у его бледнолицего сына начали опускаться веки. Сон наконец пришел. Майкл не станет будить Дару и всю ночь беспомощно следить за тем, как незнакомец бродит вокруг дома, который им все еще хотелось считать своим.

В ту ночь старый мистер Слэттери не мог уснуть и спустился согреть себе молока. Поставив кастрюльку на плиту, он сел за стол, задремал и не почувствовал запаха гари, пока не прибежал Фергус с вытаращенными глазами.

- Не отсылай меня в сумасшедший дом! - заплакал старик. - Не надо! Я стану наливать молоко в термос. Больше никогда не буду его кипятить. Пожалуйста!

Фергус залил сгоревшую кастрюльку водой и открыл окна.

- Отец, ты что? Неужели ты считаешь, что я способен отправить тебя в сумасшедший дом?

- Если бы я был не в своем уме, тебе пришлось бы это сделать, - рассудительно ответил мистер Слэттери.

- Да, но ты в своем уме. Впрочем, будь по-другому, я бы все равно этого не сделал.

- Почему? Это было бы правильно. Мы сами часто советовали это клиентам.

- Ты не клиент. Ты мой отец.

- У тебя должна быть личная жизнь.

- О господи, у меня есть личная жизнь! Сегодня вечером я уезжал из дома и только что лег. Именно поэтому запах молока почуял мой нос, а не нос мисс Парселл.

Я для тебя балласт. Не ударяю в конторе палец о палец.

- Никакой ты не балласт. Работы в конторе все равно кот наплакал.

- Я забросил дела. Иначе почему нам не доверили заниматься Фернскортом?

- Так вот что тебя мучает! Я скажу тебе, почему. Этот твой О’Нил там большая шишка, у него полдюжины ресторанов, баров или как они там называются… У него есть и другой бизнес, он платит счетоводам и адвокатам большие гонорары. Он решает что-то открыть здесь, адвокаты смотрят на карту и твердят: «Ирландия… Ирландия… где это?» Потом они ее находят и говорят: «Какая там столица, какая столица?» Затем кто-то говорит им про Дублин, и они обращаются к тамошним поверенным. Вот и все.

- У тебя все получается очень просто. Думаю, приезд этого американца пойдет городу на пользу. Он уже обеспечил кое-кого работой.

- У нас осталось молоко. - Фергус вскипятил еще одну кастрюльку. - Мы скажем мисс Парселл, что я напился и не уследил за пенкой… Американец? На пользу? Да уж. Подозреваю, что этот напыщенный болван будет думать только об охоте и рыбалке. Мы знатно повеселимся. Переживать из-за какого-то американца! Ей-богу, у нас давно не было такой потехи. Не могу дождаться его приезда.

В ту ночь сержант Шихан кое-что обнаружил. На пешеходном мостике у окраины кто-то лежал в очень неудобной позе - раздвинув ноги и откинув голову. Сержант Шихан был коренаст, в свое время играл в травяной хоккей и имел мохнатые брови, с помощью которых при желании мог напугать любого. Но в последнее время он начал толстеть от мирной и неторопливой жизни в провинциальном городке. Высокий воротник мундира все сильнее сдавливал ему горло, а когда сержант застегивал пуговицы, на его шее собирались складки жира.

Сейчас он расстегнул несколько пуговиц и посмотрел на спавшую женщину. Это была мисс Барри, экономка каноника. Час ночи. Самое подходящее время для того, чтобы отрубиться и захрапеть. Сержант придал ее ногам более пристойное положение и пошел на участок обдумать это дело. Он не знал, что предпринять. Будить каноника и сообщать ему неприятную новость не следовало.

Позволить, чтобы мисс Барри обнаружил в таком виде кто-нибудь другой, тоже нельзя. Но, конечно, хуже всего была бы попытка разбудить мисс Барри. Какая жалость, что рядом нет миссис Уилан! Он пошел вверх по Бридж-стрит. В окнах почты еще горел свет.

Сержант негромко постучал в дверь. Ему открыла полностью одетая почтмейстерша.

- Шейла, вы когда-нибудь спите? - с облегчением спросил Шихан.

- В последнее время редко. Телеграммы приходят в самое неурочное время. Они понятия не имеют, когда мы спим, а когда бодрствуем, - ответила миссис Уилан.

Услышав рассказ полицейского, почтмейстерша задумалась. Лучше всего дать поспать бедняжке еще часа три-четыре; возможно, тогда она очухается. Жаль, у нее нет ничего подходящего, чтобы подложить мисс Барри под голову, но сержант что-нибудь придумает.

- Я встаю рано, - сказала миссис Уилан. - Часов в шесть оболью ее водой, а потом мы сделаем вид, что она проснулась ни свет ни заря, пошла за грибами для завтрака каноника и упала в речку.

Сержант не знал, как ее благодарить. Миссис Уилан ответила, что говорить не о чем; она польщена тем, что к ней обратились за советом. А теперь, если сержант не возражает, она пару часов поспит.

Патрик О’Нил уже много лет не проводил на ногах всю ночь. Он пытался вспомнить, когда это было. Наверное, в тридцатых, во времена Великой депрессии, когда он неделями грузил по ночам коробки и ящики, оказывая людям услуги и помогая вывозить со складов товары. Считал, делал заметки, доказывал свою необходимость. Говорил итальянцам и полякам с длинными фамилиями, что на Патрика О’Нила всегда можно положиться. Он привык произносить свое имя с гордостью; оно звучало как заклинание. В те дни он говорил о себе в третьем лице: «Патрик О’Нил вас не подведет. Вы можете рассчитывать на Патрика О’Нила».

Сначала они могли рассчитывать на него и его грузовик, а потом на целую когорту водителей грузовиков, которые не задавали лишних вопросов и перевозили то, что было нужно перевезти.

А затем имя Патрика О’Нила прославили все окрестные бары. Он одним из первых приветствовал отмену сухого закона и стал наслаждаться богатством, нажитым именно благодаря этому закону. Итальянцы и поляки, обеспечивавшие его работой в годы застоя, тоже не были забыты. Когда жизнь стала не такой опасной, Патрик О’Нил начал приглашать их в свои бары-рестораны вместе с женами и принимал их с уважением. Дарил цветы женам и понимающе улыбался, когда кто-то вместо жены приводил подружку. Они ценили уважение и поставляли ему новых клиентов. Но это означало множество бессонных ночей. И была еще одна ночь, когда он снова и снова просматривал гроссбухи, а на рассвете пришел к выводу, что его обжулил свой же брат-ирландец. Он пришел к дому Тома Брэди в семь утра, расхристанный, с красными глазами.

Том Брэди все понял и попытался сбежать.

- Миссис Брэди, - спокойно сказал Патрик О’Нил, - увезите детей на денек, ладно? К родственникам. И пусть они не возвращаются до вечера. Да, и заодно уберите из гостиной все безделушки и украшения.

- Патрик, это не кино! - начал кипятиться Том.

- Конечно. Иначе ты бы уже давно лежал на полу мертвый. И поделом.

Жена Тома Брэди ахнула.

- Возьми детей, - сказал ей Том, - и сделай то, что он сказал. Он не собирается меня убивать.

Патрик бил его с остервенением, о наличии которого и не догадывался. С каждым ударом он хрюкал и приговаривал: «Вот тебе!» Вот тебе за притворные улыбки и выпивку после очередного мошенничества. Вот тебе за ни в чем не повинного итальянца, склад которого ты заставил меня сжечь два месяца назад. Вот тебе за подло украденные бутылки, которые выносили в мусорных ведрах, а потом приходили, рылись в баках и забирали. Вот тебе за премию, полученную на Рождество. И последний, самый сильный удар - за то, что ты, ирландец, обманул другого ирландца. Да, верно, в ту ночь он не спал ни минуты. Как и в ту ночь, когда встретил Кэтлин.

Он не собирался ни жениться, ни влюбляться. На это у него не хватало времени. Сначала не было работы, потом ее стало слишком много, а потом пришла ответственность, поглощавшая все его силы. Для семьи не оставалось ничего.

По Кэтлин была веселой, хорошенькой, с лукавыми глазами и длинными светлыми волосами, собранными в узел на макушке. Бары и рестораны Патрика вызывали у нее восхищение. Она много раз повторяла, что Америка - страна сбывающихся надежд и что ей жаль людей, живущих в других местах.

- Кроме Ирландии, конечно, - говорил ей Патрик.

- Ирландии в том числе, - отвечала она, взбивая кудри.

Это было единственное, в чем они расходились. Иногда между ними вспыхивали ссоры, но они не имели большого значения; Патрик знал, что, когда он будет готов вернуться (он говорил «вернуться», хотя сам никогда не жил в Ирландии), Кэтлин поедет с ним. Он не хотел признавать того, что Кэтлин, здоровье которой неуклонно ухудшалось, перестала строить планы: ей было все равно где жить, в Нью-Йорке или в Ирландии. С годами Кэтлин, которая привыкла садиться на стол в новом баре и рассматривать ткань на свет, выбирая самую подходящую для штор, потеряла интерес ко всему, кроме большого белого дома в Нью-Джерси, а в последнее время даже этот дом стал ей безразличен.

Болезнь Кэтлин не заставила Патрика потерять сон; он был уверен, что жена поправится. Не верил плохим диагнозам и прогнозам развития болезни. Наверное, в последний раз он всю ночь провел на ногах, когда родился Керри. В сорок седьмом. Роды проходили на дому. Врачи говорили Патрику, что они будут долгими и трудными, хотя в то время Кэтлин была еще молодой и здоровой. Он всю ночь расхаживал из угла в угол, пытался читать, делал все, чтобы отвлечься от криков, доносившихся сверху. А на рассвете уже держал в руках сына. Крошечное сморщенное личико Керри было ужасно трогательным. Патрик проглотил комок в горле и поклялся, что этому мальчику никто не причинит вреда, что он вернется в Ирландию и с высоко поднятой головой войдет в родной город.

Он со слезами на глазах прижимал к себе маленькое тельце и думал о своем отце. Что чувствовал никчемный дружелюбный пьяница Майкл О’Нил, когда держал в объятиях его, Патрика? Может быть, тоже хотел, чтобы его сын вернулся в Маунтферн? Вряд ли. Двадцатилетний Майкл О’Нил, его родители, братья и сестры уехали из Маунтферна, потому что там не было работы и потому что его отца выбросили на улицу.

Майкл не собирался возвращаться и не думал, что это возможно. Он пел песни об Ирландии, рассказывал сказки и внушал юному Патрику ненависть к роду Фернов, с представителями которого никогда не сталкивался.

Патрику было восемь лет, когда он услышал, что дом Фернов сожгли. Об этом сообщалось в письме. Но тогда для О’Нилов это уже ничего не значило. Никто из О’Нилов не следил за тем, как пламя выбивалось из окон дома. Дома, в котором жила семья, доведшая их до нищеты.

Патрик О’Нил прикасался к замшелым камням и прислонялся к покрытым плющом стенам со священным трепетом. Лунный свет помог ему пробраться в комнату, еще сохранившую стены. К его удивлению, там стояли ящики из-под апельсинов, заменявшие мебель, и кукольный чайный сервиз. Сомневаться не приходилось: здесь играли какие-то местные дети. Горшочки из-под джема, наполненные полевыми цветами, заставили его улыбнуться. Интересно, кто эти дети? Конечно, при Фернах их и на порог не пустили бы. Патрик с радостью увидел бы лица этих детей в тот момент, когда они услышат о его планах на эти старые развалины.

Миссис Уилан увидела его первой. Она только что привела мокрую мисс Барри в пресвитерскую, где отец Хоган и каноник Моран стали причитать, узнав о несчастье, приключившемся с их экономкой. Миссис Уилан даже принесла немного грибов в доказательство того, что бедная женщина хотела порадовать своих хозяев. Возвращаясь на почту, она увидела человека в мятом костюме и распущенном галстуке, шедшего по Бридж-стрит ко взятой напрокат машине. Никем другим этот человек быть не мог.

Красивый и бледный Патрик О’Нил был в непривычном для него темном костюме. Обычно этот крупный и широкоплечий мужчина с кудрявыми каштановыми волосами носил желто-коричневые или бежевые куртки. Мало кто в Штатах видел его в темном. Даже на официальных приемах он надевал зеленый смокинг, подчеркивая свое ирландское происхождение.

Конкуренты часто говорили, что этому коренастому ирландскому мужику пристало подметать улицы. Но Патрика такие разговоры только радовали.

Он говорил, что с удовольствием носит черты своих предков; это доказывает, что им приходилось упорно работать, но они сумели выжить. Но его лицо не было лицом кулачного бойца, готового тут же вступить в драку. У него не было ни хмурого взгляда боксера, ни низкого лба человека, который с трудом переносит жизненные тяготы. Его лицо было широким и открытым, глаза - голубыми и озорными. Их уголки окружала сетка смешливых морщинок; казалось, он улыбался даже тогда, когда и не думал этого делать.-

Он оказался моложе и привлекательнее, чем ожидала Шейла. Но чего она могла ожидать, зная этого человека только по горам адресованных ему телеграмм и телексов? Этот мужчина заслуживал, чтобы с ним поздоровались.

Миссис Уилан перешла улицу.

- Добро пожаловать в Маунтферн, мистер О’Нил, - тепло сказала она.

Патрик посмотрел на нее с благодарностью.

- Как вы догадались, что это я? Может быть, вы знали моих родителей?

- Кем же еще вы можете быть, как не мистером О’Нилом? У меня вся почта завалена адресованными вам телеграммами и посланиями. Не хотите зайти на чашку чая? Заодно я передам вам корреспонденцию.

- Вот это оперативность! - Он откинул голову и рассмеялся.

Миссис Уилан провела его через почтовое отделение в свою комнату, располагавшуюся в задней части дома, посадила разбирать послания и поставила чайник. Она молчала до тех пор, пока не наполнила две чашки и не намазала маслом несколько кусков содового хлеба. «Да, очень красивый мужчина, - с легкой улыбкой подумала она. - В городе начнется переполох».

Патрик прочитал телеграммы Джерри Пауэра - человека, который много лет назад заменил Тома Брэди на посту его заместителя. Потом быстро пробежал телеграммы Рейчел и сунул их в другой карман. Выпив чаю и съев толстый ломоть хлеба с маслом, он ощутил, что в его тело возвращается тепло. Славная женщина эта миссис Уилан. Ни любопытства, ни болтовни, характерной для многих женщин, рассказывающих о своих делах и желающих узнать твои. Если в Маунтферне все такие, то он сделал самый умный шаг в своей жизни.

Несмотря на молчаливое, но явное неодобрение Джерри Пауэра.

Несмотря на ошеломленные и обиженные глаза Рейчел Файн.

Несмотря на смущенный лепет маленькой Грейс.

И на насмешливый взгляд Керри, его высокого светловолосого сына. Мальчика, которого он обещал вернуть домой. Мальчика, который в последнее время говорил с ним очень мало, и Патрик не знал, что у него на уме.

Фергус пытался представить себе жизнь поверенного в большом городе, где человек не имеет представления, что ему принесет новый день. Интересно, в другом месте он мог бы стоять на пороге, потягиваться и обмениваться репликами с прохожими, первый из которых спросит, не болит ли у Фергуса спина так же, как у его отца, второй передаст привет мисс Парселл, а третий посоветует покрасить чересчур мрачные ящики для цветов? И все же он не стал бы ничего менять. Всегда есть возможность удрать и заняться личной жизнью, как он сказал отцу вчера вечером. Уехать за двадцать пять миль^[11]на танцы, устраивавшиеся клубом любителей регби. Там были замечательные девушки, не ждавшие, что на следующее утро после поцелуев и объятий, предусмотренных программой, их поведут в ювелирный магазин Мигера.

Он увидел Кейт Райан, свернувшую с Ривер-роуд на Бридж-стрит. Она тоже заметила Фергуса и помахала ему рукой.

- Вышли на улицу с секундомером, чтобы засечь, на сколько я опоздаю?

- Просто жду колоколов, звонящих к мессе, чтобы уволить вас после последнего удара… Нет, на самом деле я вышел, чтобы как следует потянуться.

- Вы выглядите как юный греческий бог. Хорошо провели время в Балликейне вчера вечером?

Удивленный Фергус опустил руки.

- Откуда вы знаете, где я был?

- Я танцевала рядом с вами. Неужели вы меня не видели?

- Не морочьте мне голову. Вас там не было. Кто вам сказал?

- Джек Койн. Какой-то малый не сумел завести машину, позвонил Джеку в разгар ночи и попросил за ним приехать.

- О боже, в этом городе не развернешься, правда? Ужасное место. Никаких сюрпризов.

- Неправда, вовсе не ужасное. Хотите сюрприз?

Когда они, дружески беседуя, вошли в контору, чтобы начать новый рабочий день, забили церковные колокола. Звонить начинали без десяти девять, давая знать, что пора надевать шляпы и идти на дневную мессу. Ранние пташки, уже посетившие семичасовую утреннюю мессу, рассказывали, что проповедь читал сбитый с толку отец Хоган, думавший не столько о службе, сколько о пьяной и мокрой экономке.

- Нет, не хочу, - ответил Фергус. - Несколько часов назад мой отец чуть не сжег дом, а теперь я узнаю, что Джек Койн знает все подробности моего непристойного вчерашнего поведения.

Кейт села за письменный стол и начала разбирать почту. После внедрения новой системы хранения документов эту работу они делали вместе. Кейт хотелось удостовериться, что молодой поверенный может не только найти письмо, но и правильно подшить его. На его знаменитый стол у окна, куда в прежние дни попадали все документы, она поставила вазу с цветами, пресс-папье и стаканчик с ручками.

- Думаю, пока хватит с меня сюрпризов. - Фергус с непривычки сбросил на пол кипу документов, смущенно поднял их и положил во вращающийся лоток, привинченный к столу.

- Есть поговорка «Бог троицу любит», - рассеянно сказала Кейт и начала читать письмо, доставленное с посыльным. Патрик О’Нил поручал адвокатской конторе «Слэттери и Слэттери» вести его дела, связанные с постройкой отеля и лицензированной пивной. Поскольку он собирается жить здесь, то будет очень рад, если его интересы станет представлять местный поверенный.

- Боже всемогущий, он собирается строить здесь отель! - вскочила Кейт.

Фергус подошел и стал читать письмо, стоя у нее за спиной.

- Я не буду представлять его интересы. Пусть ищет себе другого атторнея, советника или как там их называют в Штатах, - после долгого молчания сказал он.

Кейт захлопала глазами.

- Почему вы не будете представлять его интересы?

- Потому что если он получит лицензию, то откроет в городе новую пивную.

- Вам придется заняться его делами… - Лицо Кейт стало белым как мел.

- Спасибо, не придется. Я могу не браться за дела, если они мне не нравятся. И не собираюсь принимать поручение, которое оставит вас без куска хлеба, - сердито и обиженно сказал Фергус. Кейт воспользовалась тем, что он стоял рядом, и заплакала, уткнувшись ему в плечо. - Хотите пойти домой и все рассказать Джону?

- Нет, пока не хочу. - Кейт покачала головой и решительно села за стол. - Еще рано. Если пивная закроется и мы действительно останемся без куска хлеба, то уж лучше сохранить работу в конторе. - Она слабо улыбнулась, давая понять, что с эмоциями покончено.

- Вы никогда не потеряете работу в конторе, - мягко сказал Фергус. - Я бы хотел, чтобы она лучше оплачивалась. Может быть, вам все же следует сказать Джону, пока это не сделал кто-нибудь другой.

- Никто другой этого не скажет. Смешно… Когда вчера вечером мы сидели в саду, он уверял, что ничего плохого с нами не случится. Может быть, это не так уж и плохо. Я хочу сначала подумать, а уже потом сказать ему, вот и все. - Говорить было не о чем. Новости хуже не придумаешь. Фергус молча снял очки и начал протирать их, чувствуя на себе благодарный взгляд Кейт.

- Ладно, я знаю, что без очков у меня беспомощный вид. Сейчас я надену их снова. Продолжим разбирать почту, ладно? Кто знает, какие еще маленькие сюрпризы таятся в этих красивых бурых конвертах?

Патрик О’Нил ехал в Грейндж, стоявший в трех милях^[12] от Маунтферна. Этот большой и красивый помещичий дом испокон веку принадлежал роду Джонсонов.

Он знавал хорошие и плохие времена, но сейчас ему предстояло процветание. Мэриан Джонсон обнаружила, что можно нажить целое состояние, предлагая отдыхающим конные прогулки. Городским ирландцам и даже англичанам нравилось ощущать атмосферу богатого поместья. Джонсоны не присылали в номера официантов с бокалами, а оставляли в номере графин хереса; это позволяло постояльцам чувствовать себя гостями, приехавшими к сельскому помещику на уик-энд. Прошлым летом Мэриан принимала нескольких американцев, которые обычно приезжали группами. Этот большой, красивый О’Нил был исключением из правила.

Он сказал, что с удовольствием покатался бы верхом, но давно не садился на лошадь, а начинать все сначала в сорок восемь лет было бы глупо.

Тридцатидевятилетняя Мэриан Джонсон смотрела в его голубые глаза, окруженные тонкими смешливыми морщинками, и думала: «Нет, это самый подходящий возраст для того, чтобы начать все сначала. Я бы сама поучила его ездить верхом».

Волосы у Мэриан были светлые, но никто не назвал бы ее блондинкой. Ее волосы были тонкими, непослушными, и ни один парикмахер не мог с ними справиться. Чаще всего она носила костюмы-двойки - легкие розовато-сиреневые или бледно зеленые свитера с кардиганами в тон. Лучше всего она выглядела, когда стягивала волосы сеткой, надевала шляпу-котелок и стягивала свою пышную грудь охотничьим камзолом мужского покроя. Джонсоны считали себя господами здешних мест; в обычных условиях Мэриан никогда не проявила бы интереса к гостю из Америки. Временному постояльцу, человеку без рода и племени, не имеющему здесь ни кола ни двора. Мэриан не любила тратить время зря. Но в Патрике О’Ниле было что-то привлекательное.

- Ваша жена любит ездить верхом? - спросила Мэриан.

- Моя жена умерла в этом году, - ответил Патрик.

- Ох, простите. Мне ужасно жаль.

- Она давно болела, - пробормотал О’Нил.

Мэриан промолчала. Она велела приготовить лошадей и заверила Патрика, что опасность переломать кости ему не грозит.

Дружески разговаривая, они шагом подвели лошадей к стремянке, и Мэриан посоветовала Патрику сесть на животное верхом.

- Не бойтесь, - засмеялась она. - Это приличнее, чем задирать ногу вверх или ставить ступню на чью-то ладонь. Просто поднимаешься по ступенькам, и все.

- Слишком легко, - пожаловался Патрик. - Не стану возражать против менее приличного способа.

Они сели верхом и поехали по тихому переулку с живыми изгородями из цветущих фуксий. Мэриан показывала ему здешние межевые знаки в виде башен на невысоких холмах. Когда они доехали до угла, она сказала:

- А вот и Фернскорт. Говорят, там что-то затевается…

- Я купил его. Он мой, - быстро сказал Патрик.

- Ну конечно! Люди говорили, что вы скоро приедете. Как глупо… Мне следовало сразу догадаться, что это вы. А я приняла вас за очередного туриста. Что ж, вы выбрали чудесное место, мистер О’Нил. Это будет жилой дом или что-то другое?

- Другое, мисс Джонсон, - просто ответил он. - Я собираюсь построить отель. Честно говоря, сомневаюсь, что мы станем конкурентами. Думаю, у нас с вами будут разные направления. И надеюсь на сотрудничество. Допустим, вы захотите расширить свою школу верховой езды и согласитесь принимать в нее постояльцев Фернскорта… - Взгляду него был открытый и искренний.

«Он человек прямой и честный, - подумала Мэриан. - Другой на его месте стал бы рыскать вокруг Грейнджа, воровать идеи, а уже потом заявил бы о своих намерениях».

- Вы разбираетесь в гостиничном деле? - спросила она.

- У меня есть маленький мотель в Нью-Джерси. На самом деле я купил его, чтобы снизить сумму налога, так что настоящего опыта у меня нет. Но я владею несколькими барами и ресторанами и могу сказать, что знаю, чего хочет публика. Точнее, нью-йоркская публика, но Нью-Йорк очень космополитичный город и может служить хорошим примером того, чего хотят разные люди. - Патрик объяснил, что рассчитывает не только на приезжих американцев, но и на местных жителей. Его отель будет принимать всех. Фернскорт слишком долго отгораживался от них каменными стенами.

Почти сто пятьдесят лет коренным ирландцам не давали доступа к тому, что по праву принадлежало им. Такого больше не будет.

- Сомневаюсь, что местным жителям не было туда доступа, - ответила Мэриан. - Фернскорт давно разрушен. Он принадлежал Земельному комитету, не так ли? Когда я была девочкой, мы устраивали там пикники.

- Нет, я имею в виду время, когда в нем жили Ферны, никого не пускавшие на порог.

Мэриан никогда об этом не думала.

- Серьезно? Очень глупо, если так. Конечно, они уехали оттуда задолго до того, как я появилась на свет. Но, думаю, мой отец помнит их. Он часто играл в бридж с каким-то Ферном. Вряд ли это кто-то из владельцев дома. Может быть, кузен или еще более дальний родственник.

Ее слова слегка раздосадовали Патрика. Она то ли отгораживалась от истории Фернскорта, то ли действительно не знала ее. В конце концов, Джонсоны были католиками: Патрик видел в холле статую инфанта Пражского, а в спальне, где он оставил чемодан, висело изображение Богоматери-Заступницы. Внезапно Патрик почувствовал усталость, вызванную бессонной ночью. Его веки отяжелели.

- Как по-вашему, существует возможность того, что мы сможем вместе работать в туристическом бизнесе? - спросил он Мэриан.

- По-моему, возможности здесь неограниченные, - ответила Мэриан и слегка провела языком по нижней губе. «Похоже, жизнь начинает мне улыбаться», - подумала она.

Глава четвертая

Теперь, когда он приехал, все утверждали, что познакомились с ним первыми и знают его лучше всех. Тот, кто еще несколько часов назад поддерживал версию о монахинях или сельскохозяйственном исследовательском центре, теперь доказывал, что знал про отель с самого начала. Возможностей для развития туристического бизнеса было море. Все говорили, будто слышали от самого Патрика О’Нила, что Фернскорт будет его домом, открытым триста шестьдесят пять дней в году, без перерыва на зиму; это означало, что здешней молодежи не придется искать другую работу в долгие сырые и ветреные месяцы, от сентября до самой Пасхи.

Джуди Берн всем надоела рассказом о том, как утром он ездил верхом с Мэриан Джонсон. Похоже, этот человек даром времени не терял. Кейт Райан слышала, что его видели у Конвея и Данна, и не сомневалась, что у Фоли он побывал тоже. Рита Уолш, хозяйка парикмахерской «Розмари», в лунную ночь видела кого-то на развалинах; скорее всего, это был он. Конечно, на таком расстоянии мало что увидишь, но это был хорошо сложенный мужчина.

Мать запретила Томми Леонарду якшаться с бандой малолетних преступников, которых он называл своими друзьями. В кои-то веки небо подарило ему возможность стать человеком. Если новый владелец Фернскорта поймет, что он неглупый мальчик, это может определить все будущее Томми. Томми не понимал, какое отношение друзья имеют к его будущему. Миссис Леонард отвечала, что самое прямое; стоит только немного подумать. При отеле придется открыть магазин, который будет продавать товары постояльцам, не желающим ходить за ними в Маунтферн. Что может быть разумнее, чем заключить договор с местным писчебумажным и книжным магазином? Томми должен быть готов воспользоваться своим шансом.

- Но мне всего двенадцать, - заныл Томми. - Как я могу заведовать магазином в отеле? - Он боялся, что все его детство и юность пройдут за тем или иным прилавком.

- К тому времени, когда построят отель и решат создать при нем магазин, ты уже будешь достаточно взрослым, чтобы в нем работать, - отрезала мать.

Мать Мэгги Дейли не понимала, как они его пропустили. Говорили, что он был у Шейлы Уилан и во всех трех пабах на Бридж-стрит; люди видели, как он стоял перед изображениями Крестного Пути в церкви, но каноник Моран не разглядывал его пристально, не желая мешать молящемуся, а потому свидетель из него был никудышный.

Кое-кто видел, как он проезжал на машине мимо рощи Койна. Может быть, он ездил в монастырь? Если так, то это могло иметь какое-то отношение к ордену монахинь-отшельниц. Единственным человеком, который все знал, была Шейла Уилан, потому что он провел на ее почте целую вечность. Но все знали, что из Шейлы слова не вытянешь. И, конечно, Мэриан Джонсон, но она с жителями Маунтферна не общалась, так что рассчитывать на новости из Грейнджа тоже не приходилось.

Джеку Койну очень хотелось узнать, как выглядит американец, купивший Фернскорт и собиравшийся превратить его в отель. Он был сильно встревожен. Вчера ему позвонили со станции в ближайшем городе; какой-то американец хотел взять машину напрокат. Джек пригнал ему машину.

- Почему такой богатый человек, как вы, не взял машину в «Ависе» или «Герце»? - спросил Джек.

- Потому что я предпочитаю поддерживать местных предпринимателей, - ответил янки.

- Приехали половить рыбу?

- Угу, - буркнул тот.

Джек Койн был слишком занятым человеком, чтобы точить лясы с неразговорчивым иностранцем, которого он больше никогда не увидит. Он содрал с американца тройную цену да еще перевел доллары в фунты по минимальному курсу. Теперь он, посерев от страха, пытался выяснить, как выглядит Патрик О’Нил, который купил Фернскорт. Джеку становилось плохо при мысли о том, что он обжулил человека, собиравшегося жить через реку от него. Человека, способного помочь ему сколотить состояние, о котором Джек и не мечтал.

А вот мисс Барри и не догадывалась, что знакома с мистером О’Нилом. Она шла, шатаясь под тяжестью двух тяжелых продуктовых сумок, когда рядом остановилась машина и какой-то мужчина предложил ее подвезти. Она неуклюже забралась в автомобиль и тут же открыла окно; так интуитивно поступают люди, от которых часто разит перегаром.

Свежий воздух является их союзником, а закрытые пространства - врагами. Она рассказала этому человеку о святом канонике Моране, молодом ангеле отце Хогане и даже спела несколько строчек из псалма.

- Скажите, ваша бедная жена пьет? - внезапно спросила она. Ей ответили, что покойная миссис О’Нил не страдала влечением к спиртному.

- Вот и хорошо, - одобрительно сказала мисс Барри. - Если попустит Бог, она доживет до ста лет.

Потом она блаженно улыбнулась и забренчала бутылками, лежавшими в сумках.

Но ничто из этого не запечатлелось в ее памяти.

Когда Патрика заметили у рощи Койна, он действительно ехал в женский монастырь. О’Нил оставил машину в гараже Джека и пошел к школе по плохо ухоженному бульвару. Его встретила сестра Лаура - маленькая круглолицая женщина с яркими темными глазами, напоминавшими изюминки в булочке. Монахиня тут же поняла, что его привело. Он пытался выяснить, способна ли эта деревенская школа чему-нибудь научить его единственную дочь.

Сестра Лаура была умной женщиной. Вряд ли стоило убеждать этого американца, что ее школа - лучшее образовательное учреждение в Ирландии. Она высоко отозвалась о монастыре Святого Сердца, о монахинях Лоретто, об орденах Святого Младенца и Верных Спутников Иисуса, члены которых очень заботятся о закрытых школах для девочек. Причем сделала это с умыслом. Эти школы закрытые. Но если мистер О’Нил хочет, чтобы дочь жила с ним, то учиться ей будет больше негде.

Она не сказала этого прямо, однако Патрик намек понял.

Сначала монахиня перечислила минусы. Возможно, Грейс подготовлена намного лучше, чем простые девочки с окрестных хуторов, которые приходят в эту школу каждый день. Грейс придется изучать ирландский язык, который является обязательным предметом; у них нет возможности дать девочке изучать что-то другое во время уроков ирландского; виды спорта, которыми занимаются в их школе, не похожи на американские; у них девочки играют в «кэмоджи», разновидность травяного хоккея.

К плюсам можно отнести то, что Грейс станет расти с теми, с кем ей предстоит жить в дальнейшем. Она будет рядом с отцом и обзаведется друзьями изо всех слоев общества; это очень важно, если семья живет в маленьком городке. Девочка не станет для своих сверстников принцессой из замка. Патрик хмуро смотрел на неказистое здание и особенно на то, что сестра Лаура с гордостью называла новым крылом: классы там были тесными и расположены без намека на план и дизайн. Отделка никуда не годилась; должно быть, местный застройщик делал это по дешевке, зная, что сестры жаловаться не станут. Библиотека, которой особенно гордилась маленькая монахиня, представляла собой просторную голую комнату с самодельными полками, на которых стояла пара сотен книг - большей частью житий святых. Но он понимал, что сестра Лаура права. Ему следует отдать Грейс в школу при монастыре. Может быть, уровень ее образования пострадает, но зато она станет здесь своей. А именно этого он и хотел.

Мысль о том, что в Маунтферне будет учиться сын О’Нила, заставила сестру Лауру поджать губы. Да, конечно, местные монахи - лучшие в мире, но…

Но, конечно, нужно учитывать, что молодой человек должен быть подготовлен к будущей жизни. Особенно если он унаследует большое имение. Нет, она не сказала, что отдавать его в монастырскую школу для мальчиков не следует, но прозрачно намекнула, что только сумасшедший может доверить своего сына и наследника брату Кину и его коллегам из красной кирпичной школы позади церкви. Сестра Лаура упомянула об иезуитах, бенедиктинцах и членах ордена Святого Духа. Она не сомневается, что даже в Америке слышали о качестве образования в ирландских закрытых школах, где обучаются сыновья джентльменов и людей, которые хотят преуспеть в жизни. Для мальчиков это важнее всего. Да и отец, отправляющий сына в закрытую школу, не испытывает такого чувства потери.

Вежливость и чувство такта заставили Патрика О’Нила посетить и брата Кина. Но извиняться он не собирался. Наоборот, попросил совета. Он хочет отправить сына в закрытую школу и будет чрезвычайно благодарен брату Кину, если тот выскажет свое мнение. Кому оказать предпочтение - иезуитам графства Килдэр, бенедиктинцам Лимерика, ордену Святого Духа или винсентианцам из Дублина?

Эта просьба несказанно польстила брату Кину. Он отнесся к ней чрезвычайно серьезно, посоветовался с коллегами, и два человека посоветовали ему школу, которая идеально подходила для Керри О’Нила.

Патрик О’Нил чувствовал, что дело медленно, но верно движется вперед.

Он вернулся в Маунтферн и подал заявление на покупку земельного участка. Его заверили, что проблем с получением разрешений не будет. Субсидии на строительство отеля были даже больше, чем он ожидал. Насколько он мог судить, люди здесь жили дружелюбные; конечно, попадались мошенники и пьяницы, но в целом место были приличное. Место, в котором жили его предки. Он позволил себе расслабиться и подумал о детях… О кудрявой Грейс с ямочками на щеках. Ей почти двенадцать, она самая прелестная из своих сверстниц, и он бережет ее как зеницу ока. И о Керри. Красивом, но чужом Керри. Мальчику всего пятнадцать, а ростом он уже с Патрика. Но внешностью не в отца; точеное лицо Керри было классически красивым еще в детстве.

Что его дети будут делать в Маунтферне? Они не верили, что отец полностью изменит их жизнь. С одной стороны, Грейс и Керри считали это авантюрой, с другой - стремлением заставить их бросить свое окружение, своих друзей и воспоминания о том, как все было при жизни матери. Патрик расправил плечи. Возврата к прошлому нет. Он исполнил свою мечту: вместе с семьей вернулся туда, откуда они были родом.

Теперь этот городок станет их домом. У Маунтферна были свои недостатки. Стремление вернуться на родину не мешало ему видеть их. Его раздражала здешняя неряшливость. Местные дворы были забиты поломанной ржавой техникой, на многих домах облупилась краска. Бридж-стрит должна была заканчиваться фонтаном или чем-нибудь в этом роде, а не превращаться в унылый проселок.

Он посетил местные пивные, каждую по очереди. Конечно, ни одна из них не могла бы конкурировать с ним. Но важнее было другое: его отель тоже не представлял для них угрозы.

Паб Данна держался на честном слове; у Конвея были три постоянных посетителя, сидевшие на высоких табуретках в задней части бакалеи; обнаружить этот бар можно было только с помощью радара. А у Фоли он почувствовал себя так, словно по ошибке забрел в чей-то дом. Когда Патрик вошел туда, Мэтт Фоли уставился на него во все глаза, а беседа тут же прекратилась. Так что оставалась только одна пивная с красивой старинной вывеской «Райан». Пивная, находившаяся как раз напротив его нового имения. С этими людьми следовало вести себя тактично. Если его планы в отношении Фернскорта кому-то и принесут вред, то именно владельцам этого паба. Он стал тайно расспрашивать людей, кто там живет. Выяснилось, что мать хозяина отошла от дел (что для Ирландии было редкостью) и что бизнес у мистера Брайана идет неплохо. Остальные братья и сестры хозяина эмигрировали, так что пивная кормит только семью Джона Райана.

Патрик часто наблюдал за пабом, когда посещал свой участок. Даже нынешней ночью при лунном свете. Там стояла мертвая тишина, все спали, и никто не догадывался, что он следит за ними из-за реки.

Выйдя от братьев, он миновал церковь, мост и обвел взглядом Бридж-стрит. Этот городок можно будет довести до ума. Многое изменить и позволить здешним жителям гордиться своими местами. Сейчас он пойдет в Фернскорт. Это не Нью-Йорк, родной дом для автомобилей. Здесь можно ходить пешком, разговаривать, а при желании - просто стоять и любоваться рекой. Миновать автомастерскую Джека Койна, невзрачный магазинчик с выцветшей вывеской «Куинн» и пройти по хлипкому пешеходному мостику. Он сначала обойдет свои владения, а потом представится Райанам, хозяевам этого симпатичного кабачка.

Из-за лавровых кустов по бокам тропинки, которая вела от мостика к дому, донеслись детские голоса.

И тут он увидел их.

Мальчика и девочку. Судя по всему, близнецов. Темноглазых, темноволосых, с совершенно одинаковыми улыбками, жестами и движениями.

Патрик смотрел на них с удовольствием. Что, переезжаете? - добродушно спросил он.

Дети, не заметившие приближения О’Нила, вздрогнули и посмотрели на него. Сомневаться не приходилось, они знали, кто он такой. Человек, который приехал, чтобы отобрать у них место для игр.

Патрик знал, что следует соблюдать осторожность. Он широко улыбнулся, но ответных улыбок не дождался.

- Собираете вещички?

Темноглазые близнецы отвечали ему по очереди. Один начинал фразу, а другой ее заканчивал; было видно, что так они делали всегда.

- Люди всегда приходят туда… - начала оправдываться девочка.

- С незапамятных времен, - поддержал ее мальчик.

- Так что это не вторжение…

- И не нарушение границ собственности.

Патрик заразительно улыбнулся.

- О, это я знаю. Я видел ваш дом сегодня ночью. Зрелище было впечатляющее. Мне захотелось увидеть это место при лунном свете. Вы когда-нибудь были там ночью? - Дети покачали головами. - Очень странное ощущение. Это место живет собственной жизнью. Кажется, каждая тень что-то значит. Вам понравится.

Он говорил с близнецами как ровесник. Думал, что они способны совершить такую немыслимую вещь, как ночной побег из дома. Да отец с матерью их убили бы…

- Давайте сходим туда как-нибудь вечером. Я договорюсь с вашими родителями, сам отправлюсь на прогулку, а вас оставлю в вашем… в вашем доме? - Он искал подходящее слово для уцелевшей комнаты.

- Вы собираетесь его снести?

Патрик не дал девочке прямого ответа.

- Слегка изменить, - сказал он. - Сама понимаешь, там нужны крыша и крепкие стены.

- А для этого требуется все снести.

Патрик не стал морочить голову этой кудрявой большеглазой девочке.

- Да, снести и перестроить. Все говорят мне, что эти старые стены опасны. Даже ты сможешь свалить их одним пальчиком. К несчастью, сохранить их нельзя.

Она молча кивнула. Мальчик сделал то же самое. Словно они сами так думали и соглашались с ним.

- Но это случится не сразу. Так что вещи забирать не нужно. - Он кивком показал на коробку с игрушками.

- Если его все равно снесут… - начал Майкл.

- То нет никакого смысла… - продолжила Дара.

- Оставлять там то…

- Что все равно придется унести.

- Конечно, рано или поздно это сделать придется. Но можно не торопиться. Очередь до вашей комнаты дойдет не раньше, чем через неделю. Кстати говоря, как вы ее называете? - Патрик улыбнулся и обвел близнецов взглядом. Похоже, сдаваться они не собирались.

- Это вы о чем? - спросила девочка.

- О комнате. У нее есть свое имя?

- Нет. Своего имени нет, - ответила Дара.

- Это утренняя комната, - сказал мальчик. Кажется, лед тронулся.

- Но не для нас. Мы не называли ее утренней комнатой. И вообще никак не называли, - стояла на своем смуглая девочка.

- Думаю, она утренняя, потому что освещается лучами утреннего солнца. Смотрит на восток. Или на юго-восток. Я прав?

Но мальчик уже пожалел о своем дружелюбии, а девочка сказала, что они уходят.

- Нам пора.

- Приходите в любое время. Здесь вам всегда будут рады, - сказал Патрик и тут же понял, что говорить так не следовало. - То есть все будет как прежде. Когда какое-то место для тебя много значит, ты приходишь туда как к себе домой, без всякого приглашения, верно?

Дети кивнули. Их плечи расслабились, а позы перестали быть враждебными.

- Раз так, мы уходим, - сказал мальчик и взялся за один край коробки с игрушками.

- Раз так, до свидания, - сказала девочка и взялась за другой край коробки. И они ушли. Два маленьких ребенка, ровесники его Грейс. Довольно упитанные, с ободранными коленками и грязными руками. Похоже, они действительно забрали из комнаты свои игрушки, покрытые грязью и пылью. Он следил за ними сквозь бреши в стенах. Они шли не в город и не к большому мосту, выходившему на Бридж-стрит, а в сторону Ривер-роуд. К пешеходному мостику… Может быть, это дети старого пройдохи Джека Койна?

Патрик был рад, что не спросил, близнецы ли они. Это было ясно без слов, но люди имеют привычку спрашивать о том, что разумеется само собой. Патрика несказанно раздражала эта привычка. Даже тогда, когда люди не имели в виду ничего плохого. Например, говорили ему «вы американец» с таким видом, словно делали великое открытие. Дети были славные, но немного колючие, особенно девочка. Он еще встретится с ними, может быть, поручит какую-нибудь работу и даст несколько фунтов. Но они могут обидеться. Ладно, там видно будет. Приедет Грейс, очарует их, и от настороженности близнецов не останется и следа.

Теперь он зайдет к Райанам в их убогую пивную, вернется в темную комнату с массивной мебелью красного дерева, служившей поколениям Джонсонов, и изображением Богоматери-Заступницы, которое помогло им пережить тяжелые времена. И уснет без задних ног.

Кейт пришла домой рано. Фергус был прав. Она действительно не могла сосредоточиться, а Джона нужно было поставить в известность о случившемся, пока эту новость ему не сообщил кто-нибудь из клиентов.

Когда она шла по Ривер-роуд, зазвонили церковные колокола. Кейт смотрела на берега реки и пыталась представить себе, какими они станут, когда здесь появится огромный отель, автостоянка и бар - возможно, с музыкой. Американцы строят с размахом. Она зашла в бакалею Лоретто Куинн за пакетом сахарного песка и дюжиной свеч. Кейт всегда пыталась поддерживать Лоретто; бледное личико женщины, стоявшей за прилавком, вызывало у нее жалость. Лоретто и Барни Куинн долго копили деньги, чтобы создать свой бизнес. Делали все, чтобы получить прибыль от этого гиблого места. Работали день и ночь, стремясь удержаться на плаву. Куинны знали, что тягаться с магазинами на Бридж-стрит им не по зубам, поэтому Барни купил фургончик, чтобы развозить продукты по домам.

Через неделю после покупки фургончика Барни дал задний ход и свалился в реку. Все случилось так быстро, что Лоретто и спохватиться не успела. Когда поднялась тревога, она была в задней части дома и накладывала в пакеты картошку.

Внезапно до бедняжки дошло, что у ее дверей собралась половина города с тросами и лебедками и пытается вытащить из Ферна фургончик с ее утонувшим мужем. После этого в ее лице не было ни кровинки. Ребенок, которого она ждала, родился мертвым, и Лоретто держала захудалую бакалею в память о своем молодом муже и о том, как хорошо могла сложиться ее жизнь.

Джек Койн помог ей решить дело с неоплаченным фургончиком, страховкой и всем остальным. Тогда люди были добры к ней. Но далеко не каждый продолжал помогать ей сейчас. В отличие от миссис Райан. Лоретто знала, что на Бридж-стрит, где теперь работала Кейт, продукты были дешевле, знала, что их могли доставлять на дом. И тем не менее Кейт заходила к ней почти каждый день и что-то покупала. Сегодня она пришла раньше обычного.

- Что так рано? Не заболели? - с участием спросила Лоретто.

- Слава богу, ничего подобного. Здоровье у меня крепкое. Просто работы сегодня немного, вот я и решила уйти пораньше и помочь Джону. Хотя вряд ли в этот час будет много посетителей.

- Вы не боитесь, что отель напротив повлияет на ваш бизнес? Сегодня ко мне заходил Джек Койн и сказал, что он может отбить у вас клиентов. Я ответила ему, что туда будут ходить совсем другие люди…

- Спасибо, Лоретто. - Кейт поняла, что ей следовало уйти раньше. Должно быть, Джон Райан уже знает, что дело его жизни под угрозой и что дни «Райан, бочковое виски» сочтены.

Джон сидел на высокой табуретке и читал. Когда дверь открылась, он инстинктивно отложил газету.

- Не может быть! - изумленно сказал он, посмотрев на старые стенные часы, а потом на собственное запястье.

- Все верно. Просто я вернулась немного раньше. - Кейт положила на стойку покупки и села рядом с мужем, как посетительница.

- Соскучилась по стаканчику солодового? - пошутил он.

- Джон…

- Что? - встревожился он. - Тебе нездоровится?

- Я в порядке. - Внезапно она ощутила усталость; заставить Джона понять, насколько серьезно их положение, будет нелегко.

- Тогда в чем дело?

- Ты слышал, что творится в Фернскорте? Его хотят превратить в отель с баром. Там будут останавливаться американцы, а бар будет размером с футбольное поле. Осталось только получить разрешение.

- Да, я слышал, что там будет отель. Томми привез минеральную воду и сказал. Кстати говоря, он оставил счет на полке, за…

- Перестань болтать о счетах! Скоро мы их вообще не увидим. Ты слышал, что я сказала?

- Слышал, Кейт. Не кричи на меня, как базарная торговка.

- Как кто?

- Как базарная торговка. Посмотри на себя; ты даже подбоченилась. Наберись терпения. Это дело нужно обсудить как следует.

- Как только я услышала об этом, то припустила сюда. Бежала всю дорогу. По-твоему, я не хочу обсудить это дело?

- Хочешь, Кейт. Но не нужно делать это в баре. На глазах у всех.

Кейт обвела взглядом пустое помещение.

- Боже всемогущий, ты в своем уме? Здесь нет никого, кроме Леопольда. Боишься, что пес разболтает о наших трудностях всему городу?

- Не надо начинать разговор, который придется прекратить, как только кто-нибудь войдет в эту дверь.

- Ладно, ладно. - Она подняла руки вверх, показывая, что сдается. - Думаешь, кто-то отличит разговор о том, что нас ждет, от чтения вслух газетной заметки о Кэрли Уи или беседы о погоде?

- Мы не сможем ничего придумать, пока не узнаем, что происходит на самом деле. Сколько раз я тебе говорил, что не стоит рвать на себе волосы из-за ерунды? Рано или поздно мы узнаем, что он затевает. А вдруг это пойдет нам на пользу? В город приедут новые люди, появятся рабочие места, которых раньше не было. Разве мы не мечтали, чтобы Маунтферн включили в туристические маршруты и люди могли бы проводить здесь отпуск?

А теперь так и будет. Конечно, если Томми не соврал.

- На пользу? Как это может пойти нам на пользу? Нам конец. Разве мы не благодарили небо за то, что Фоли с Конвеем полные болваны, а Данн собирается уезжать? У нас никогда не было конкурентов, но даже при этом мы едва сводим концы с концами. Неужели ты настолько слеп?

Добродушное лицо Джона вспыхнуло от досады.

- Послушай, я знаю, что ты работаешь на износ и при этом умудряешься заботиться о семье. Но почему ты считаешь, что я слепой? Что я должен был сделать? Сам купить Фернскорт? Или убить малого, который это сделал? Посуди сама: я сижу здесь, думаю, что в настоящий момент дела идут со скрипом, если идут вообще, надеюсь, что предстоящие изменения не обернутся для нас несчастьем и катастрофой, а ты врываешься в дверь, кричишь на меня, как цыганка, и говоришь, что я слепой. Большое спасибо, Кейт, ты мне очень помогла.

Не успела Кейт открыть рот, как дверь распахнулась и в бар вошла Мэриан Джонсон. Ее лицо пылало, тонкие волосы торчали во все стороны. Рита Уолш из салона «Розмари» говорила, что часто видела людей с двумя макушками, но у Мэриан Джонсон их целых три. Нельзя осуждать эту женщину за то, что ее голова выглядит как стог сена. Мэриан сказала, что Джон Райан очень обяжет ее, если найдет у себя бутылку «Джека Дэниелса».

Но Джон ничем не мог ей помочь. Шотландское виски у него, конечно, имелось, но не этой марки. Он думал, что такую бутылку можно купить только в городе.

- Я вижу, у гостей Грейнджа губа не дура, - шутливо заметил он. Ничего более приятного сказать Мэриан было нельзя. Она умирала от желания поделиться новостью. Это для американца, человека, который хочет купить Фернскорт - точнее, уже купил - и открыть там отель. Мэриан продолжала трещать; слова сыпались из нее как горох. Отель для любителей рыбной ловли, но не для местных и не для англичан, которые обычно останавливаются в меблированных комнатах, а для богатых американцев с собственными удочками, которые будут ловить в Ферне щук, красноперок, лещей и окуней. Другие американцы захотят ездить верхом и будут приезжать даже зимой, чтобы поохотиться. Иными словами, туристы ожидаются здесь круглый год. Она болтала, не обращая внимания на тишину. Но все же в конце концов выдохлась.

- Разве это не чудесно? - спросила Мэриан, обводя взглядом хозяев.

- Я бы на вашем месте сильно расстроилась. Разве этот человек не отобьет у вас всех клиентов? - спросила Кейт, не обращая внимания на предупреждающий взгляд мужа.

Мэриан вздернула подбородок.

- О боже, конечно, нет! Все к лучшему. Это пойдет нам только на пользу. Им понадобятся лошади. Если так, то я смогу расширить эту часть своего бизнеса. Маунтферн изменится до неузнаваемости! - При мысли об этом она обхватила себя руками, как девчонка.

- Именно этого я и боюсь, - ответила Кейт. - Того, что он изменится до неузнаваемости.

- Ох, Кейт Райан, мы с вами ровесницы, а вы ворчите, как старая карга, - со смехом ответила Мэриан, которая в действительности была лет на семь старше Кейт. - Ваша жизнь изменится тоже. Подумайте о тех людях, которые будут прибегать к вам по этому мостику, чтобы выпить пинту-другую. Это ведь все, что вам требуется, верно?

Джон ухватился за ее слова как за спасательный круг.

- Именно это я и говорил Кейт, когда вы вошли в дверь. Это может пойти нам на пользу. Стать тем самым счастливым шансом, на который мы всегда надеялись. - Его лицо осветила широкая улыбка.

Кейт молча следила за своим мужем и Мэриан Джонсон, строившими планы на будущее. Они даже не заикались о людях, которые будут приезжать и пить виски и пиво в огромном отеле. У них получалось, что эти типы со всех ног побегут к Райанам. Она смотрела на Джона и пыталась понять, действительно ли он полон энтузиазма или всего лишь пытается поднять себе настроение. По зрелом размышлении она пришла к выводу, что муж не притворяется. Джону так хочется, чтобы дела пошли по-другому, что он не желает видеть других вариантов. Кейт испытывала смешанные чувства. Наивность мужа вызывала у нее досаду, к которой примешивалась почти материнская тревога и желание защитить Джона. Она отчаянно боялась, что все изменится, причем изменится к худшему.

Близнецы пробрались в дом с черного хода. Они извозились в пыли и несли большую мятую коробку. Эти маленькие преступники дружно приложили пальцы к губам, показывая Карри, что шуметь не следует.

- О господи, родители вас убьют! - сказала Карри, радуясь этому и в то же время побаиваясь за хулиганов, которые вечно замышляли какие-то каверзы.

- К возвращению мамы мы успеем почиститься, - заверил ее Майкл.

- Она уже вернулась! - торжествующе воскликнула Карри. - И разорвет вас на клочки!

Карри, до судорог боявшаяся ураганных налетов миссис Райан на кухню и ее способности с первого взгляда видеть недостатки, радовалась, когда гнев хозяйки обращался на кого-то другого, но при этом стыдилась своей радости. У Карри были длинные прямые волосы, падавшие на испуганные глаза. Впрочем, когда девушка видела, что миссис Райан на нее смотрит, то доставала из кармана фартука расческу. С виду Карри была настоящей серой мышкой, но когда наряжалась, то становилась очень хорошенькой. Миссис Райан всегда находила для нее то блузку, то брошку, то какую-нибудь мелочь. Карри надевала эти вещи только в свой выходной, когда шла за четыре мили^[13] на родительскую ферму, откуда не чаяла удрать.

Девушка была хорошенькой, пока не начинала волноваться. А сегодня она волновалась. У близнецов, прогулявших школу и потащивших наверх какую-то подозрительную коробку, был виноватый вид. Утром никто не приходил к Карри на кухню, кроме маленького Деклана. А сегодня Дара и Майкл вернулись домой раньше обычного. И хозяйка тоже пришла рано. Это не к добру. Карри всегда убирала кухню к часу дня, когда миссис Райан приходила из адвокатской конторы; к тому времени кастрюли и сковородки были вычищены и убраны. Но сейчас она сделать этого не успела и боялась, что ее будут ругать. Карри тяжело вздохнула и начала драить то, что выглядело особенно вызывающе.

Майкл и Дара неслышно проскользнули в ванную, чтобы вытрясти помятую школьную форму и смыть с себя часть грязи. Почему маму угораздило вернуться раньше обычного именно в этот день? Близнецы рассчитывали, что у них будет минимум час на приведение себя в порядок. Они впервые в жизни прогуляли школу. Дара сказала сестре Лауре, что у нее болит живот, а Майкл сказал брату Кевину, что он объелся картофельных чипсов. Сестра Лаура понимающе кивнула, решив, что у Дары начались первые месячные, а брат Кевин махнул рукой и презрительно сказал, что от мальчишки, который вырос в пивной и привык есть, как свинья, всякую дрянь из пакетов, ничего другого ждать не приходится. Но сегодня идти в школу было слишком опасно. Если тот человек бродил по Фернскорту посреди ночи, то они были просто обязаны пойти туда и забрать свои игрушки. Обоих осенило одновременно, и они поняли, что это необходимо. Близнецам и в голову не приходило, что они встретят этого человека.

Райаны не обедали вместе, как все остальные семьи, потому что Джон всегда был в баре. А первое домашнее правило гласило, что детям заходить в бар запрещается. Джон говорил, что большинство его клиентов приходит в пивную отдохнуть от криков детворы, бегающей по дому, поэтому у Райанов на такое не должно быть и намека. Когда близнецы сели за стол, они понятия не имели, кто находится в баре.

Эдди и Деклан пришли вовремя.

- Ты нас не дождался, - сказал Эдди Майклу. Обычно они вместе прибегали из школы для мальчиков, располагавшейся за мостом, в конце Ривер-роуд. Школа Дары находилась на другом конце улицы, за салоном «Розмари» и мастерской Джека Койна. Никто не мог сказать, пришла она домой или нет. Разоблачить могли лишь Майкла.

- Да, нас отпустили немного раньше. - Майкл из-под ресниц посмотрел на мать. Обратила ли она внимание на слова Эдди? Но казалось, что та мыслями далеко отсюда. Она даже не заметила мятой одежды, лежавшей в корзине.

Близнецы так и не придумали, чем заняться во второй половине дня. Конечно, каждому придется пойти в сторону своей школы, но они могут встретиться где-нибудь. Днем у Эдди и Деклана уроков не было, так что доходить до самой школы от Майкла не требовалось. Возможностей имелось множество. Однако прежде чем они успели о чем-то договориться, открылась дверь пивной и пришел папа.

- Кейт, Кейт, выйди и познакомься с мистером О’Нилом, который купил Фернскорт. Он пришел к нам с визитом вежливости. И приведи детей. Он говорит, что хочет познакомиться и с ними тоже.

Леопольд, который был самым невоспитанным псом на свете, тут же решил, что приглашение относится и к нему. Как две капли воды похожий на картинку из брошюры о жестоком отношении к животным, он крался впереди, сжавшись и съежившись, словно ожидал удара с любой стороны.

Кейт пригладила юбку и погнала детей в паб. Времени хватило только на то, чтобы вытереть Деклану рот. Дверь была открыта, а потому великий О’Нил мог расценить задержку на прихорашивание как слабость. Деклан и Эдди норовили спрятаться, и их пришлось слегка подтолкнуть. Дара и Майкл тоже не горели желанием идти в пивную. Честно говоря, оба выглядели так, словно были застигнуты на месте преступления. Кейт решила, что близнецы не хотят знакомиться с человеком, приезд которого им так не понравился. Она и не догадывалась, насколько точным было ее первое впечатление. Их действительно застигли на месте преступления. Сейчас этот человек скажет, что уже познакомился с ними. Сегодня утром. И их разоблачат.

Внешность Патрика удивила Кейт. Он был похож не на американского магната, а на красивого ирландца, пришедшего на ярмарку продать двух молодых волов. На нем был пиджак цвета перца с солью. Прекрасно сшитый. «Такой пиджак очень пошел бы Джону, - подумала Кейт. - Скрыл бы его живот». Мужчина был крупным, с яркими голубыми глазами и множеством веселых морщинок. Он протянул ей большую руку.

- Миссис Кэтлин Райан? Мою жену, упокой Господь ее душу, тоже звали Кэтлин^[14].

Рад познакомиться с вами.

Похоже, он действительно был рад этому.

Кейт никогда в жизни не испытывала большего потрясения.

Она все утро думала о нем как о враге, а теперь он стоял в их пивной и улыбался. На такое не решился бы ни один человек, собравшийся отбить у другого кусок хлеба. Даже в Америке, где нужно быть жестким и крутым, чтобы выжить. При этом присутствовало полдюжины посетителей, которым было интересно понаблюдать за представлением. Они знали, что их тоже представят. После детей.

- Это близнецы, Дара и Майкл, а это Эдди. Эдди и Деклан, сейчас же опустите руки. Деклан, не прячься за мою спину.

Патрик медленно повторил их имена. Так вот почему американцы хорошо запоминают людей. Они не говорят «как поживаете» или «привет», а действительно повторяют имя.

- Дара… Интересное имя. Оно что-то означает?

- Дуб. Вы знаете графство Килдэр и город Килдэр. Это искаженное «Килл Дара», церковное кладбище под дубом.

- Дуб… Поразительно. А Майкл? Догадываюсь, что его так назвали в честь архангела Михаила.

- Нет, в честь моего дедушки, - ответил прозаичный Майкл.

- Надеюсь, ты придешь в Фернскорт и проведешь там еще не одно утро.

Близнецы помрачнели. Вот оно, разоблачение.

- Они придут в каникулы, если никуда не уедут, - сказала Кейт, заполняя паузу. - Боюсь, сейчас у них слишком много уроков. Играть в Фернскорте по утрам они смогут только в каникулы.

Дара закрыла глаза.

Майкл посмотрел на О’Нила с отчаянием.

- Конечно, - сказал Патрик. - Я понимаю. Но они могут приходить после школы, по выходным и вообще в любое время. Фернскорт никуда не денется. Разве его можно не любить? Тем более если ты живешь совсем рядом, и вообще… - Он не собирался их выдавать.

Дети смотрели на него с изумлением. Джон и Кейт Райан тоже обменялись взглядами и облегченно вздохнули. Как ни странно, этот взрослый человек понял, что Фернскорт представляет для близнецов большую ценность. Приятно знать, что их не станут считать помехой и не обвинят в нарушении границ чужих владений. Патрик О’Нил при всех предложил детям продолжать играть в его поместье.

- Это очень любезно со стороны мистера О’Нила. Дети, скажите ему спасибо, - велела Кейт.

- Спасибо, - сказала Дара.

- Большое, - закончил Майкл.

Пора было возвращаться в школу. Их снова погнали через весь дом к черному ходу. Им и в голову не пришло, что можно выйти на Ривер-роуд через дверь пивной. Затем Кейт молча вернулась и встала за стойку. Никто не сдвинулся с места, пока его не представили честь по чести. Это особенно обрадовало Джимбо Дойла, местного мастера на все руки. Его представили как друга хозяина пивной; возможно, это поможет ему получить работу на новом участке за рекой. Джимбо был крупным мужчиной с соломенными волосами и румяным лицом, носил клетчатые рубашки и выглядел так, словно был готов в любой момент начать танцевать кадриль.

Чарли, работавший у Дейли, тоже мог бы часто приходить в Фернскорт и приносить туда молоко и сливки. Конечно, если этот человек не заведет собственную корову и даже собственную молочную. Наверное, следует его об этом спросить.

Патрик О’Нил был откровенен со всеми. Он не знал, станет ли заводить собственных коров. Может быть, со временем. Но только в том случае, если ему не будет хватать всего молока, масла и сливок, которые продаются в молочной Дейли. Чарли понял, что такую важную новость следует сообщить хозяевам немедленно. И напыжился от гордости, когда понял, что мистер О’Нил запомнил его имя.

- Счастливо, Чарли. Еще увидимся, - сказал американец и приветливо помахал ему рукой, когда Чарли побежал по Ривер-роуд в сторону Бридж-стрит, стремясь порадовать миссис Дейли.

После встречи румяное лицо Джимбо Дойла стало просто пунцовым. Мистер О’Нил сказал, что все работы в Фернскорте будет вести Брайан Дойл из большого города в шестнадцати милях отсюда. Не родня ли он Джимбо? Это вполне возможно, не правда ли? Джимбо уныло покачал головой. Дойлов на свете много, а если этот застройщик - большая шишка в городе, то вряд ли он является его родственником. Но, может быть, это знак свыше? Человек по фамилии Дойл вряд ли сможет отказать другому Дойлу.

- Он не откажет тебе, Джим, - сказал Патрик О’Нил. - Я скажу ему, что знаю тебя и что твою работу хвалят.

Кейт вытирала стаканы белоснежной тканью и наблюдала за большим, красивым американцем, непринужденно разговаривавшим со всеми посетителями паба. Они уходили один за другим, уверенные, что их запомнили, и довольные этим. Кейт испытывала восхищение и легкий страх. Она не боялась, что он забудет этих людей в рабочей одежде и их скромные надежды. Напротив, ее пугало, что он действительно их запомнит. Это означало, что он твердо решил найти свои корни. Но он пожаловался присутствовавшим в баре, что сделать это трудно… Никто, даже старики, не помнит никаких О’Нилов - во всяком случае, живших поблизости от Фернскорта. Были О’Нилы, жившие на противоположном краю города, в конце Бридж-стрит. Но родни Патрика никто из них не смог вспомнить. «Это было давно», - извиняющимся тоном говорили они.

Однако человек, который вернулся, чтобы восстановить Фернскорт, помнил все. Так, словно сам жил здесь.

Кейт полировала стаканы до блеска и продолжала ломать себе голову. Наверняка у этого человека в Америке есть на примете женщина, на которой он хочет жениться; возможно, вдова, американка ирландского происхождения. Может быть, она тоже приедет сюда? Судя по тому, сколько он отвалил за топографическую съемку и изучение местности перед началом строительства, денег у него куры не клюют. Он явно намерен добиться успеха. А если он его добьется, что будет с их пивной?

Наконец они остались в баре втроем. Патрик позволил хозяевам угостить себя в честь знакомства; теперь он угощал их. Кейт терпеть не могла портвейн, но все же выпила рюмку и храбро улыбнулась красивому мужчине с открытым лицом, носившему рубашку с распахнутым воротником и хорошо сшитый твидовый пиджак.

- За мечту. - Он поднял бокал. - Джон, Кейт… Я хочу, чтобы вы тоже стали частью этой мечты. Хочу, чтобы вы разделили ее со мной.

- Да, конечно, мы будем рады ее разделить, - слегка растерянно ответил Джон.

- Я выпью за мечту, - сказала Кейт. - За ваше Счастье и успех предприятия, которое вы затеваете за рекой. А вам не скучновато здесь после Нью-Йорка?

- Я всю жизнь хотел вернуться сюда, - просто ответил О’Нил. - Я проворачивал большие дела, скупал окрестные бары, но всегда говорил себе: «Патрик, это еще один шаг к дому».

- Подумать только… А ведь вы здесь не выросли и даже не родились. - Джон с удивлением покачал головой.

- А что вы хотите сделать с Фернскортом? Или это еще не решено? - деланно небрежно спросила Кейт, внимательно прислушиваясь к своим словам. Не прозвучала ли в них тревога? Если она и прозвучала, то американец этого не заметил. Он перегнулся через стойку и начал с мальчишеским пылом излагать свои планы. Дом станет таким же, каким был прежде. Сохранились старые картины и фотографии; он нанял людей, которые уже восстанавливали помещичьи особняки, появившиеся в этой стране в 1780-х годах; и фасад, и интерьер будут соответствовать той эпохе. А потом превратит его в отель для американцев ирландского происхождения, которые хотят чувствовать себя на исторической родине как дома. Микроавтобусы станут возить этих людей в ту часть страны, где они будут искать свои корни. Они будут ловить рыбу, ездить верхом, а в соответствующий сезон - стрелять и охотиться. Мало у кого из ирландцев, эмигрировавших в Америку, была возможность освоить эти благородные развлечения. Они уезжали в Штаты, потому что другие благородные, благородные другой национальности и религии, выкуривали их из домов. Для любого американца ирландского происхождения это станет возвращением на родину в полном смысле слова.

На дверях номеров вместо цифр будут родовые фамилии. Например, номер «О’Брайен», номер «Линч», номер «Кеннеди» и так далее. Кейт слушала перечень предстоящих дел и ахала вместе с мужем, который делал это искренне. Когда Патрик стал рассказывать о баре, она чуть не прокусила себе нижнюю губу, пытаясь сохранить спокойствие.

Да, конечно, там будет гостиная с подачей коктейлей перед обедом. Там же станут принимать заказы перед тем, как постояльцы пойдут в столовую.

И, конечно, у него будет «Соломенный бар». Крытый соломой домик в том самом месте, где, по представлениям Патрика, жили его предки перед тем, как их выгнали на улицу. Американец долго рассказывал о предках, силой отправленных в работные дома, а потом Кейт незаметно заставила его вернуться к разговору о «Соломенном баре». Это будет настоящий традиционный ирландский бар со скрипачами и ежевечерней фольклорной развлекательной программой с участием танцоров, певцов и сказителей.

Цены там будут самые обычные, отнюдь не заоблачные. Патрик О’Нил хотел, чтобы в Фернскорт приезжали люди его происхождения, а не только аристократы. Пинта пива должна стоить в «Соломенном баре» столько же, сколько и в других пивных. Это привлечет в паб местных жителей, и постояльцы отеля смогут познакомиться с ними в искренней и непринужденной обстановке.

Кейт с изумлением смотрела на его мальчишеское лицо. Интересно, в Америке все такие, как этот тип, который сидит напротив? Неужели он действительно не хочет, чтобы к нему приходили только аристократы? И всерьез думает, что аристократы будут приходить в такое место, полное фальшивого блеска? Верит, что в его «Соломенном баре» станут проводить вечера Уолтерсы, Харрисы или те же Джонсоны из Грейнджа? Должно быть, он чокнутый. О чем он думает, излагая им свои планы? Он должен понимать, что, если все пройдет успешно, им придется закрыть дело. Должен понимать, что они попытаются помешать ему получить лицензию на том основании, что в Маунтферне и без того полно лицензированных пивных. И что он имеет в виду, говоря, что Райаны должны стать частью его мечты?

Кейт посмотрела на Джона в поисках поддержки, но не поняла выражения его лица. Оно было таким же, как во время предыдущего разговора с Мэриан Джонсон. Муж задумчиво улыбался. Увлек ли его этот замысел или при упоминании о «Соломенном баре», угрожавшем разрушить их бизнес, у него душа ушла в пятки? Кейт не могла найти нужных слов; она была близка к истерике. Ей хотелось схватить О’Нила за грудки, посмотреть в его улыбающиеся голубые глаза и не отводить взгляда, пока она не увидит в них правду. Хотелось попросить не лишать их куска хлеба. У него столько денег, столько возможностей. Неужели он не может сделать Фернскорт просто своим домом, в котором будет принимать американских друзей? Зачем ему какой-то бар?

Однако потом это желание у нее исчезло. Нужно сказать ему: баста, никаких дружеских бесед! Они с мужем помешают ему получить лицензию. Поднимут на ноги соседей, и те не откажут им в помощи.

Но в глубине души Кейт Райан понимала, что все бесполезно. Разве она не видела довольных лиц этих соседей? Мало кто решится пойти против Патрика О’Нила.

Джон задавал все новые и новые вопросы - на взгляд Кейт, совершенно идиотские. Можно было подумать, что он радуется своему грядущему несчастью.

Будут ли постояльцы ездить на автобусах? Из какой части Америки станет приезжать их большинство?

Кейт была готова убить его за вопросы, не имевшие никакого значения? Какая разница, будут ли эти посетители ездить на автобусе или на тачке? Зачем интересоваться, из какой части Америки они будут приезжать? О господи, они вообще не знают, какие части есть в Америке! И все же Джон мало-помалу вытягивал из этого умного американца подробности того, что будет происходить за рекой, не известные никому другому. Похоже, в его вопросах содержалась цель. Она пристально смотрела на Джона, стараясь проглотить комок в горле и не удариться в слезы. Муж казался добродушным и терпеливым; он много лет занимался ремеслом, которого сам никогда не выбрал бы. А теперь какой-то чужак хочет уничтожить дело его жизни, хотя может наслаждаться своей властью и богатством где угодно. Это жестоко и несправедливо.

Кейт знала, что должна принять участие в беседе. Ее молчание выглядело подозрительно. Джон смотрел на нее; его лицо было жизнерадостным, а улыбка - доброжелательной.

- Отлично, Патрик. У меня просто нет слов. Все это чрезвычайно заманчиво. - Он взглядом призывал жену присоединиться к нему и тоже восхититься радужными перспективами Маунтферна.

- Заманчиво главным образом для меня, - ответил Патрик. - Если бы вы знали, как я мечтал об этом. Знаете, мне часто приходилось повторять вслух, как молитву или псалом: «Это случится, это случится!» - Он смотрел на обоих с чарующей улыбкой. - Еще немного, и я смогу сказать: «Это случилось, это случилось!» - Патрик радовался как мальчишка; ему нельзя было не сочувствовать.

Кейт решила заговорить.

- И как мы примем в этом участие? Чем мы… э-э… сможем вам помочь? - спросила она. Голос Кейт дрожал; она могла заплакать в любую минуту.

- Именно так и поступают хорошие соседи! - ликующе воскликнул О’Нил. - Я буду присылать к вам моих постояльцев перед ленчем или во второй половине дня… когда у вас бывает затишье. - Он обвел взглядом пустой бар и сделал короткую, но красноречивую паузу. - По-моему, это самое подходящее время, чтобы угостить нескольких клиентов кофе по-ирландски или чем-нибудь в этом роде. А вы сможете говорить своим завсегдатаям, какая развлекательная программа будет в моем баре. Если программа придется людям по вкусу, они смогут прийти и посмотреть ее. А если у местных жителей есть какие-то таланты, они получат возможность принять в ней участие. В конце концов, теперь Фернскорт будет принадлежать им. - Он улыбался и переводил взгляд с одного на другую. - Наверное, вы знаете основной принцип бизнеса: одно успешное предприятие тащит за собой другое. Это пойдет нашей части города только на пользу. Запомните мои слова: не успеем мы моргнуть глазом, как на Ривер-роуд появятся рабочие места, о которых мы сейчас и не догадываемся. В конце шестидесятых люди станут спрашивать, где находится Бридж-стрит. Все будут считать Ривер-роуд центром вселенной и думать, что Райаны и О’Нилы жили здесь с незапамятных времен.

Джон ответил на его улыбку. Неужели он тоже попал в раскинутые американцем сети дружелюбия и товарищества? Теперь Кейт понимала, что этих сетей не избежит никто. Даже ее собственные Дара и Майкл, которые дали клятву не разговаривать с новым владельцем Фернскорта, сменили гнев на милость, когда Патрик сказал, что они могут продолжать играть там.

Пока что независимость сумел сохранить только Фергус Слэттери, но он еще не видел этого американца; скорее всего, О’Нил очарует его так же, как и всех остальных. От деланной улыбки у Кейт начинало болеть лицо. Раз Джон улыбается, она будет делать то же самое. Если дать себе волю, это все равно ничего не изменит. Обнаруживать свою враждебность - только вредить делу. Годы, прожитые с тугодумом Джоном Райаном, многому ее научили.

Поэтому когда американец со смехом предложил выпить за успех Ривер-роуд, а особенно за успех тех, кто первым начнет ковать ее процветание, Кейт приняла это предложение с широкой улыбкой, от которой на ее щеках образовались симпатичные ямочки.

Слэттери-младший услышал, что американец совершает рейд по городу. Он не желал в этом участвовать. Отец отправился ловить рыбу. Фергус повесил на дверь табличку «закрыто» и тоже ушел.

- Что говорить посетителям? - спросила мисс Парселл. На самом деле до нужд возможных посетителей экономке не было никакого дела; ее интересовало, что заставило хозяина бросить работу в разгар второй половины дня.

- Каждый час выходите на крыльцо и объявляйте, что мы с сержантом Шиханом вызвали подкрепление и отправились ловить браконьеров. Это должно их удовлетворить, - сказал Фергус.

- У вас очень странная манера выражаться, мастер Фергус. Не всякая женщина, живущая в этом доме, такое выдержит.

- Мы с отцом всегда говорили, что вы отличаетесь от других. Такая женщина встречается одна на миллион, - ответил Слэттери-младший и ушел, не дожидаясь новых вопросов.

Фергус сел в машину. Не потому что хотел куда-то поехать. Просто нужно было как-то избавиться от любопытных, которые стали бы спрашивать, куда он собрался в середине рабочего дня. Он поехал по Бридж-стрит к шоссе, кивая знакомым и помахивая им рукой. У указателя «Дублин» Фергус остановился. Допустим, он уехал в Дублин по срочным делам, связанным с адвокатской лицензией. Никому и в голову не придет обижаться. Если он будет в Дублине, этот тип не сможет его унизить. Фергус еще не познакомился с Патриком О’Нилом, но относился к нему враждебно. Он слышал о том, как этот человек получил разрешение на рыбную ловлю, как организовал топографическую съемку участка и поладил с Земельным комитетом; все было абсолютно законно. Если в будущем кто-нибудь увидит, что О’Нил выпивает с тем или иным политиком или представителем местных властей, то не сможет бросить в него камень.

Все главные документы уже подписаны; теперь ничто не помешает этому человеку построить свое чудовище. Через несколько лет затея с треском провалится, фамилию «О’Нил» исключат из списка налогоплательщиков, и он начнет новую аферу в каком-нибудь другом месте.

Фергус был старомоден; он хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. Что в работе, что в еде. Ему не нравились перемены. Не нравилась идея построить на другом берегу реки бар в псевдоирландском стиле, который задушит пивную Кейт Райан. Бедняжка очень расстроилась и сегодня ушла рано, честно сказав, что не может сосредоточиться. Наверное, ему следовало зайти к Райанам и узнать новости. А заодно выпить полпинты «Гиннеса». В такой теплый летний день сделать это сам бог велел.

Он оставил машину неподалеку от шоссе, связывавшего соседний город с Дублином. До Райанов можно было без труда дойти через рощу Койна. Фергус шел по аллее и насвистывал, наслаждаясь прогулкой среди деревьев и желая поднять себе настроение, испорченное этим янки. Вокруг цвели пунцовые и темно-красные рододендроны. В других странах на этом месте устроили бы общественный парк с подстриженной травой, скамейками и большими вазами для цветов. Фергус пытался решить, хорошо это или плохо, как вдруг увидел четыре испуганных темных глаза.

Дара и Майкл Райаны, которым явно, следовало быть в школе, в середине учебного дня бродили по роще. Так же, как и он сам.

- Понимаете, мистер Слэттери…

- Мы не сказали дома…

- Что не вернемся в школу…

- Если вы понимаете, что я хочу сказать…

Фергус притворился слепым, глухим и заговорил сам с собой:

- Ах, какая тишина! До чего приятно гулять в роще и никого не видеть и не слышать. Человек идет в бар Райанов выпить пива и не сталкивается с другими грешниками.

Он засвистел и пошел дальше.

Дара и Майкл посмотрели друг на друга с изумлением.

- Странные люди эти взрослые, - сказал Майкл.

- Похоже, они исправляются.

Их выручили второй раз за день. Дара задумалась. Если так пойдет дальше, то можно будет вообще бросить школу. Во всяком случае, сегодняшний всеобщий заговор молчания пошел им на пользу.

Патрик О’Нил отклонил приглашение Мэриан Джонсон пообедать с ней сегодня вечером. Сослался на утомление и сказал, что хочет побыть один. Все, что ему нужно, это стакан молока, сандвич и кровать в элегантном номере. Мэриан была разочарована. Патрик заметил, что после прогулки верхом она сделала прическу. Наверное, ради этого бедняжке пришлось посетить парикмахерскую.

- Вы чудесно выглядите, - устало сказал он.

Лицо Мэриан засияло. Комплимент сделал свое дело.

О’Нил сказал, что если Мэриан будет свободна завтра утром, то он с удовольствием еще раз прокатится на той же славной и смирной лошадке. Это заставило хозяйку улыбнуться еще шире. Теперь можно было отправиться в постель без риска прослыть невежей.

Жалко, что в спальне не было телефона. Он хотел позвонить Грейс. Было бы приятно набрать номер, услышать голос Беллы или Энди и удостовериться, что Грейс дома. Здесь, в Маунтферне, половина девятого; следовательно, в Нью-Джерси половина четвертого. Значит, сейчас Энди как раз везет Грейс по бульвару. Сестра Патрика, суетливая женщина по имени Филомена, жила в доме на правах камеристки. Керри был в школе, а Рейчел - в своей квартире. Следовало позвонить Рейчел, но только не из вестибюля Грейнджа, где Мэриан Джонсон слышала бы каждое его слово. Некоторые разговоры придется вести только с почты, которой заведует симпатичная женщина, утром поившая его чаем. Неужели это было только сегодня утром? О боже, зачем он всю ночь проторчал в Фернскорте? Все кости болят…

Патрик принял горячую ванну и почувствовал себя намного лучше. А еще лучше ему стало после молока и сандвичей. Он лежал на кровати и смотрел на зеленые поля, тянувшиеся до самой рощи. За деревьями протекал извилистый Ферн, а за рекой находилась его земля. День выдался не из легких, но он сделал почти все, что следовало. Поверенного не оказалось на месте, что было довольно странно.

Даже в такой сонной дыре кто-то должен оставаться в лавке. И Кейт Райан не удалось привлечь на свою сторону. Она была единственным настоящим противником - хотя, конечно, этого не сказала. Очень умно с ее стороны. Красивая женщина и, возможно, деловая. Ее добродушному мечтательному мужу не хватает характера. И дети толковые. К счастью, ему удалось переманить близнецов на свою сторону. Маленькие мошенники, прогуливающие школу…

Каноник Моран обещал посмотреть церковные книги, а его молодой помощник - заняться могилами и надгробными памятниками. Странно, что старая пьянчужка, которую он подвез, оказалась их экономкой. Вид у старухи был такой, словно она пила два дня подряд.

Зато он достиг полного взаимопонимания с Дейли, Леонардами и Джеком Койном. Бедняга слишком поздно понял, какую ошибку совершил, содрав с Патрика лишнего, но сказал, что когда-нибудь они поговорят о случившемся как мужчина с мужчиной. Патрик улыбнулся и сказал «да, конечно», но оба знали, что теперь ни о каких деловых отношениях между Фернскортом и мастерской Койна не может быть и речи. Он непринужденно побеседовал с сержантом Шиханом, с доктором Уайтом, зашедшим в молочную Дейли, и с некоторыми другими, имена которых вспомнит, когда немного отдохнет. У Патрика была отличная память; он никогда не записывал имена людей, с которыми работал. Со стороны могло показаться, что он решил устроить себе выходной, побродить по городу и поболтать с людьми. Но для Патрика О’Нила это была работа. Дело его жизни. И, положа руку на сердце, день прошел очень хорошо. Вскоре он убедит эту высокую и красивую Кейт Райан, что не собирается причинять вред ей и ее семье. Тем более что это правда. Когда говоришь правду, убеждать людей немного легче.

Рейчел Файн нанесла на шею питательный крем именно так, как было написано на этикетке: короткими движениями снизу вверх. И так же воспользовалась кремом для век, который следовало размазать легчайшим прикосновением кончика пальца, чтобы не повредить чувствительную кожу вокруг глаз. Она сидела в хлопчатобумажной ночной рубашке и без удовольствия смотрела на свое отражение в зеркале.

Сегодня вечером Рейчел выглядела как грустная еврейская мама, брошенная на произвол судьбы. Таких в этом городе тысячи. Но она даже не мама. Ее муж Герберт уже восемь лет жил в Калифорнии. Их связь закончилась задолго до того, как появился Патрик. Герберт оставил ей квартиру и машину. Расстались они по взаимному согласию. После развода даже посылали друг другу поздравительные открытки и остались приятелями. Теперь обоих несказанно удивляло, что они поженились и так долго прожили вместе.

Но какой бы одинокой ни чувствовала себя Рейчел, ей бы и в голову не пришло позвонить Герберту. Друзей у нее почти не осталось. Когда посвящаешь себя мужчине, его бизнесу и редким часам его досуга, на общение с друзьями тебя уже не хватает. Она работала на О’Нила даже теперь, когда он был в Ирландии, но делала это только по инерции. Если Рейчел не могла обсудить с Патриком свои идеи, они теряли для нее всякий интерес.

Да, конечно, она хороший дизайнер. Все понимают, что она стоит своего жалованья, ее идеи превозносят в газетах и журналах, а разработанный ею фирменный стиль позволил сети ресторанов О’Нила подняться над средним уровнем. Рейчел никогда не хотелось видеть свое имя на вывесках ресторанов типа бистро на углу; с нее было вполне достаточно, что выбранные ею цвета и ткани, интерьеры, украшения, форма официанток и светильники помогают империи О’Нила процветать. Когда Патрик стал владельцем восьми пивных-ресторанов и мотеля в Нью-Джерси, то сказал, что с него достаточно. И больше ничего не покупал, пока не появился этот Фернскорт, бездонная бочка, в которую кануло немыслимое количество денег.

Заместитель Патрика Джерри Пауэр знал это. Он поджимал губы, не одобряя дурацкие замыслы босса, но не говорил ни слова даже Рейчел, хотя прекрасно знал ее отношение к этому делу.

Рейчел снова посмотрела на телефон. В Нью-Йорке десять вечера. А в этом забытом богом городке - три часа утра. Наверное, он позвонит завтра. Скорее всего, во время своего ленча, когда здесь проснутся. Да, конечно, так он и сделает.

Рейчел положила на наволочку полотенце. Единственное преимущество жизни без мужчины состоит в том, что ты можешь как следует ухаживать за собой. Когда Патрик оставался у нее, нужно было надевать шелковую ночную рубашку вместо дешевой хлопчатобумажной, оставлять в покое крем для шеи и век и обходиться без физических упражнений.

Но, как любит говорить Патрик, не все коту масленица. Рейчел Файн тяжело вздохнула. Она постилась много лет, но самое плохое заключалось в том, что самый долгий пост ей только предстоял.

Миссис Уилан без всяких слов и объяснений понимала, что Патрику понадобится звонить без свидетелей. На следующий день она усадила его в своей гостиной, отделенной двумя дверьми от тех, кто мог стоять на почте и хлопать ушами.

Шейла отвела ему стол для бумаг и сказала, что будет взимать с него плату после окончания каждого разговора. Затем она принесла Патрику еще одну чашку крепкого чая и подушку для седалища, пострадавшего во время конной прогулки.

- Вы - чудесная женщина. Интересно, покойный мистер Уилан ценил вас по достоинству?

- Он не умер. Просто уехал, - честно ответила Шейла.

О’Нил понимал, как трудно признаться в этом жительнице маленького городка. Она призналась только потому, что Патрик наверняка услышал бы это в каком-нибудь другом месте. Конечно, это сообщение следует принять к сведению и тут же забыть.

- Глупый человек. И как, он нашел счастье, которое искал? Большинство беглецов его не находит.

Шейла задумалась.

- Сначала нашел. Но я слышала, что сейчас ему приходится несладко. Правда, слухи до меня доходят редко. - Это означало, что тема закрыта. - Пожалуй, я пойду и договорюсь, чтобы вас соединили через оператора.

Патрик не собирался звонить Керри в школу. Но почему бы и нет? Его наверняка позовут к телефону. Устроившись в кресле и подложив под себя подушку, принесенную Шейлой Уилан, Патрик понял, что эта женщина немного напоминает ему Рейчел.

Она умеет создать обстановку, в которой мужчина чувствует себя человеком. Странно, что Рейчел сидит одна в Манхэттене, а Шейла живет одна в Маунтферне. Выходит, права поговорка «Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит»?

Патрик никогда не понимал людей, которые могли болтать по телефону часами. Он слишком долго пользовался телефоном в сугубо деловых целях, чтобы видеть в нем средство дружеского общения. Грейс могла подолгу разговаривать с подружками, которых только что видела в школе. Люди говорили Патрику, что так ведут себя не только их дочери, но и их жены.

Первым делом он позвонил Джерри Пауэру. По крайней мере, Джерри относился к телефону так же, как он сам. Видел в нем необходимую, но не слишком привлекательную часть деловой жизни. Он бы не стал жаловаться на холодный тон Патрика или на то, что босс улетел за три тысячи миль^[15] и общается с ним только при помощи бездушной техники.

Джерри Пауэр, не теряя времени, поздравил его и не выразил никакого удивления. Раз мистер О’Нил сказал, что хочет уехать и потратить целое состояние на какую-то кучу старых камней, то так он и сделает. Он выслушивал указания, кивал и что-то бормотал. В конце беседы Пауэр повторил услышанное. Патрик улыбнулся; перед его глазами стоял Джерри в нарукавниках, орудующий толстым карандашом.

- Три авиабилета. А не четыре?

- Ты умеешь считать, Джерри. Три. По одному на каждого. Для Керри, Грейс и меня.

- Я просто проверяю, - без тени смущения ответил Джерри Пауэр. Он ненавидел недомолвки и хотел удостовериться, что билет для миссис Файн заказывать не надо. А вдруг босс не хочет сказать прямо, что возьмет с собой и Рейчел?

Грейс всегда радовалась, когда слышала его голос. Когда он прилетает? Отлично. Сколько пробудет дома? Всего несколько дней? Это просто ужасно! Он улетал так надолго… Что? Это правда? Он действительно хочет взять ее и Керри с собой в Ирландию?

И она будет ходить там в школу? Беседа закончилась радостными воплями.

Потом Патрик поговорил с Филоменой. Сестра не разделяла ни восторга Грейс, ни пыла Патрика. Просто слушала и неодобрительно молчала. Да, она соберет одежду и сообщит монахиням, что осенью Грейс в их школу не вернется.

- Ну, что ты думаешь о моем возвращении на историческую родину? - Патрик презирал себя за этот вопрос, означавший, что он напрашивается на похвалы и поздравления - пусть и вполне заслуженные.

Но ждать того и другого от Филомены оказалось бесполезно.

- Патрик, ты всегда делал то, что хотел. Нужно отдать тебе должное, до сих пор это шло нам только на пользу. Но для нас остается загадкой, почему ты хочешь уехать и исправить зло, причиненное теми самыми людьми, которые заставили нас приехать сюда. Черт побери, наш дед не для того плыл сюда на палубе, чтобы его внук и правнуки возвращались в забытое богом болото, из которого он с таким трудом вырвался. Но говорить тебе это было бесполезно и раньше, а сейчас бесполезно вдвойне.

Для разговора с Керри пришлось вызвать мальчика из класса. Он впервые звонил сыну в школу. Патрик не мог поверить, что его пришлось столько искать. А Керри не мог поверить, что отец позвонил ему только для того, чтобы пообщаться. Особенно когда он узнал, что увидит отца через несколько дней.

- Я хотел поделиться с тобой хорошей новостью, - отчаянно борясь со слезами, сказал Патрик. Керри ненавидел эмоции и часто обвинял отца в сентиментальности, которую называл «итальянщиной». Более напыщенным тоном, чем собирался, он сообщил сыну, что мечта стала явью. Земля куплена, планы утверждаются. Он подыскал для сына хорошую школу, в которую тот пойдет осенью. От тишины в трубке по его спине побежали мурашки.

Во время деловых разговоров он никогда никого не умолял. Патрик знал, что когда собеседник молчит, нет смысла спрашивать, там ли он. Он сидел в цветастом кресле Шейлы Уилан, собирался с силами и ждал. Но у Керри терпения было больше.

В конце концов Патрик заговорил.

- Поговорим об этом, когда увидимся, ладно?

- О чем мы будем говорить?

- О том, насколько это будет замечательно. У многих людей есть мечта, о которой они говорят всю свою жизнь, но часто она так и остается мечтой. Мы с твоей матерью так долго об этом говорили…

На этот раз Керри ответил.

- Со мной мать никогда об этом не говорила, - сказал он.

- Но ты знаешь, что она этого хотела?

- Может быть.

Патрик с трудом сдержался. Когда он положил трубку, у него тряслись руки. Ему было нужно сделать еще один звонок, но для этого разговора требовался более крепкий напиток, чем чай.

Шейла Уилан и слышать не хотела о том, что он пойдет покупать бренди. Она сама потихоньку сбегает к Конвею. Не следует создавать себе дурную репутацию в первые два дня. Через несколько минут она вернулась и поставила у его локтя поднос с рекламой сигарет «Крейвен А», на котором разместились полбутылки бренди, бокал и кружка с водой. Мистер О’Нил сделал большой глоток и начал разговор тет-а-тет с миссис Рейчел Файн.

Выйдя на Бридж-стрит, он полюбовался рекой так же, как, должно быть, делал его дед, а потом посмотрел на город. С тех пор все сильно изменилось. Тогда нельзя было позвонить в Штаты. И позвонить домой после прибытия на другой конец света тоже было нельзя. Патрик перешел улицу, кивнул мистеру Конвею, который непостижимым образом совмещал профессии трактирщика и гробовщика, но другие не видели в этом ничего странного. Помахал рукой двум маленьким детям доктора Уайта, которые шли домой. Мельком поинтересовался, какой древний фильм сегодня вечером показывают в кинотеатре «Классик».

Его дед не имел никакой связи с семьей. Отплытие в Америку было тем же, чем сейчас является полет на другую планету. Ничего удивительного, что ирландцы справляли поминки по человеку, который уплывал в Америку и после этого становился недоступным для родни. «Может быть, это имело смысл», мрачно подумал Патрик. Ни сестре, ни сыну, ни управляющему, ни Рейчел Файн его звонок радости не доставил.

- Через несколько дней он улетит, - сказал Джон. - Он приходил сегодня, показывал свои планы и рисунок художника. Вы еще не видели ничего подобного.

- Он еще не получил ни разрешения, ни лицензии, - холодно заметила Кейт.

- Пустая формальность, - отмахнулся Фергус Слэттери. Он пришел сюда снова. У Райанов было уютно. Тут можно было почитать газету или присоединиться к общей беседе. После ужина приятно было размять ноги. Кроме того, он ощущал непонятную привязанность к этому маленькому домику.

- Вы не должны были отказываться от хороших денег, - шепнул ему Джон Райан так, чтобы не слышали остальные. - Кейт сказала мне, что вы не захотели заниматься его делами, потому что это может повредить нам. Нет, нет, дайте мне закончить… Фергус, вы такой же порядочный человек, как ваш отец, но никакого конфликта между нами и мистером О’Нилом нет. С этим человеком нужно сотрудничать. Знаете, он очень хороший малый; с его помощью в городе может начаться новая жизнь.

- Я познакомился с ним, - сказал Фергус.

- Вот и хорошо. Он вам не понравился?

- Конечно, понравился, - проворчал Фергус. - Он не может не понравиться. Я сказал О’Нилу, что не хочу заниматься его делами, потому что кто-нибудь из жителей города может не согласиться с его планами и попросить меня защищать его интересы.

- И что он ответил? - в один голос спросили Джон и Кейт. Новость была свежая; этот разговор состоялся сегодня, во второй половине дня.

- О, он был само очарование. Сказал, что прекрасно меня понимает, что с моей стороны это очень этично, что я настоящий местный патриот. И что он тоже надеется доказать свою преданность нашему городу.

- Так оно и есть.

- Знаю, Джон. Не буду спорить. Просто, по-моему, он представляет собой смесь. Мы здесь люди простые, а он сложный.

- Что вы имеете в виду?

- Ну, он сказал мне, что хочет стать частью этого города и членом здешней общины, и в то же время сообщил, что выкупил лицензию у Ахерна. Этот человек слишком подкован в юридических тонкостях для наивного янки, строящего себе дом. Он не только знает, что перед открытием новой пивной нужно выкупить лицензию у старой, но и делает это. Причем, на мой взгляд, чересчур быстро.

Джон Райан, протиравший стаканы, улыбнулся.

- Клянусь Богом, Фергус, вы очень нетерпеливый молодой человек. Несмотря на хорошее образование и университетский диплом.

- Не смейтесь надо мной. Я просто обязан быть нетерпеливым, иначе он перевернет весь город вверх тормашками.

- Нет, - спокойно ответил Джон. - Вовсе не обязаны. Времени у вас уйма. Многое может случиться прежде, чем он успеет претворить в жизнь свои планы.

- О чем вы говорите?

- Ваш отец понял бы меня лучше. Он любит реку и чувствует ее вечность. Эта река существовала тогда, когда дед вашего отца уехал из Маунтферна, существует сейчас и будет существовать всегда.

- Джон, перестань говорить, как старая прорицательница, - добродушно рассмеялась Кейт.

- Я не шучу. У Патрика О’Нила грандиозные планы, но они могут не осуществиться.

- Вряд ли он выкупил лицензию Ахерна просто ради шутки, - буркнул Фергус.

- Да, но может случиться всякое. Помните попытку что-то построить милях в десяти^[16] отсюда, на Голуэйском шоссе? Из этого так ничего и не вышло.

- У них кончились деньги, - сказал Фергус.

- Вот именно, - ответил Джон.

- Но ваш О’Нил богат, как Крез.

- Та компания тоже была не из бедных. Кроме того, он может потерять интерес к строительству отеля, его может что-то отвлечь, или дело пойдет не так, как задумано.

- Но если так, то почему ты помогаешь этому американцу освоиться здесь, а не молишься, что его постигла неудача? - спросила сбитая с толку Кейт.

- Кейт, нельзя молиться, чтобы другого человека постигла неудача. Кто так поступает, тот сам себе роет яму. Я хочу сказать только одно: не нужно пороть горячку и волноваться, пока дело не закончено.

- Это не по-американски, - сказал Фергус, неумело подражая акценту Джона. - Они там на ходу подметки режут.

- Мне спешка не по душе, - спокойно ответил Джон.

- Если так, то мы с вами два сапога пара… Налейте-ка мне еще пинту… Если бы я занимался частной практикой в Нью-Йорке, у меня через десять минут случился бы нервный срыв.

Кейт засмеялась, когда они чокнулись и выпили за вкус к жизни, который не признает спешки. Она сама предпочитала более быстрый темп, но не хотела двигаться в одну сторону с этим улыбавшимся американцем, который, кажется, понял, что она ему не доверяет, и дважды за два дня, прошедшие с их знакомства, улыбнулся Кейт еще теплее, чем раньше. Хорошо, что он скоро улетает.

Прошло несколько дней. Ночью Дара выбралась из своей комнаты и подошла к окну одновременно с Майклом. Они давно перестали удивляться таким совпадениям и воспринимали это как должное. О’Нил ходил по Фернскорту и прикасался то к одной стене, то к другой.

- Если он так его любит, то почему хочет снести? - снова спросила Дара.

- Ну, он твердит, что пытался придумать, как сохранить эту старую развалину в первозданном виде, - как всегда, заступился за Патрика Майкл.

- Не очень-то он пытался. От такого богатого человека требуется только одно: сказать, чтобы ее сохранили, и ее сохранят, - проворчала Дара. - Слушай, он уходит. Интересно, где он оставляет свою машину?

- Когда он приезжает ночью, то оставляет машину немного выше по реке, чтобы не будить людей при отъезде. Смотри, смотри, он переходит мост.

Близнецы следили за Патриком О’Нилом, который остановился на пешеходном мостике напротив их пивной, обернулся и посмотрел на Фернскорт так же, как часто делали они сами - положив руки на противоположные перила узкого мостика.

- Он прощается с ним перед возвращением домой, - выдохнул Майкл.

- Неужели ты не понимаешь, что его дом здесь? - спросила Дара.

Лунный свет был недостаточно ярким, и это помешало им увидеть слезы на щеках Патрика О’Нила, прощавшегося с Фернскортом.

Глава пятая

На улаживание дел понадобилось некоторое время, но по сравнению с большинством людей Патрик был настоящим ураганом. С финансовой стороной было покончено. Большой белый дом в Нью-Джерси, символ успеха, выставлялся на продажу. Не сразу, потому что в этом случае пришлось бы согласиться на первое же предложение. Сначала он будет на год сдан в наем.

Супругов Беллу и Энди, присматривавших за домом, нужно было рассчитать, поблагодарить и найти им новое место. Утихомирить теток и кузенов и убедить их, что он не сошел с ума. Он получал паспорта, визы для детей, вел бесконечные дискуссии с многочисленными монахами и монахинями из двух католических школ, жалевшими, что мистер О’Нил, их спонсор номер один, уезжает в Ирландию и увозит с собой своих красивых детей.

В сутках не хватало часов на заполнение анкет, подписание документов, телефонные звонки, сбор и упаковку вещей, обсуждение вопросов и принятие решений.

Тем не менее Патрик все сделал гораздо быстрее, чем можно было себе представить. Теперь он был готов вернуться в Ирландию.

Когда дети вышли из самолета в аэропорту Шаннона, гордый Патрик был готов кричать всем и каждому, что эти золотые мальчик и девочка - его сын и дочь. После долгого ночного полета остальные пассажиры сонно хлопали глазами, но Керри и Грейс О’Нил выглядели свеженькими и с интересом осматривались по сторонам, разглядывая свою новую родину.

Патрик заметил восхищенные взгляды, которые бросали на брата и сестру как в нью-йоркском аэропорту Айдлуайлд, так и здесь, в Шанноне. Они были очень славными и приветливыми, всегда хорошо ладили друг с другом, не соперничали и не дулись. Во время болезни матери дети провели вместе много времени, а поскольку отец до, во время и после того часто уезжал по делам, они были предоставлены сами себе. Им нравилось общаться друг с другом. В самолете они весело болтали.

Сам Патрик никогда не был близок со своими сестрами Филоменой, Кэтрин и Морин. И с братьями тоже. Отношения в семье были напряженными. Все время отнимала борьба за существование. Когда дети росли, дружба казалась для них роскошью.

Он взял напрокат машину в одной из больших компаний, имевших представительство в аэропорту Шаннона. У Джека Койна был один-единственный шанс. Шанс, о котором можно было только мечтать, но он его упустил. Надув Патрика О’Нила, он сделал самую большую глупость в своей жизни.

- Сюда, ребятки, - сказал Патрик, открыв дверь машины. - Залезайте. Я отвезу вас домой. - Их лица горели от возбуждения.

Патрик смотрел на них и пытался проглотить комок в горле. «Какие же они красивые», - думал он. Гордость отца, сделавшего все, чтобы у его детей было то, чего не было у него самого, не имела к этому отношения. Каждый сказал бы то же самое, увидев эту пару, освещенную утренним солнцем.

Блестящие и волнистые волосы Грейс выглядели как с рекламы шампуня; они никогда не висели прядями. Через две минуты после душа или купания в океане они начинали виться снова. У нее были большие голубые глаза и ямочки на щеках. Отец называл ее своей маленькой принцессой, а брат - куколкой. Мать говорила, что она - ангел в человеческом облике.

К счастью для Грейс, она ходила в школу, где монахини редко хвалили девочек, а ее тетка считала красоту дьявольским соблазном, ведущим к греху и, возможно, к проклятию.

Грейс была веселым ребенком. Всеобщая любовь ее не испортила. Она рано поняла, что улыбками и благодарностями можно добиться куда большего, чем капризами и плачем. Никто ей этого не говорил, она все знала сама. Возможно, девочка видела, как ведет себя брат, и переняла это от него. Находиться в центре внимания было очень приятно; люди восхищались ею и гладили по головке.

Высокий и светловолосый Керри О’Нил напоминал скорее шведа, чем ирландца. Другого мальчика вьющиеся волосы, падавшие на шею, сделали бы похожим на девчонку, но к Керри это не относилось. Его кожа зимой и летом была загорелой, ярко-голубые глаза никогда не знали покоя; казалось, он все время что-то искал взглядом.

При этом он успевал достаточно часто смотреть на собеседника, и у того не складывалось впечатления, что мальчик потерял к нему интерес. Похоже, беспокойные глаза Керри двигались даже во сне.

Его улыбка была широкой и чарующей. Никто не умел так демонстрировать свои белоснежные зубы. Его глаза не улыбались, но лишь потому что они слишком быстро двигались. У них просто не было времени на улыбку. Когда Грейс впервые увидела фотографию Голубого грота на Капри, то сказала, что больше всего он ей напоминает глаза Керри.

Керри говорил мало, но люди этого не замечали. Они считали мальчика замечательным собеседником, потому что он кивал, слушал и принимал участие в разговоре. По-настоящему Керри разговаривал только с матерью. Возвращаясь из школы, он приходил к ней и сидел в ее комнате часами. Мать давно лежала в постели, и уже мало кто помнил, что когда-то она вставала и ходила по дому.

Они ехали по сельской местности, освещенной утренним солнцем, и что-то показывали друг другу. Патрик говорил им, что это большой город Лимерик, а это город Ненах. Большой город? Город? Дети не могли в это поверить. Это были скорее игрушечные деревни в Диснейленде, где простые смертные выглядели великанами.

- Я думаю, здесь не стоит говорить о том, что в Штатах все намного больше, - весело сказал Патрик.

- Конечно, нет, - ответил Керри. - Иначе все подумают, что мы хвастаемся.

- А это будет невежливо, - поддержала его Грейс.

Указатель «Килларни» заставил их встрепенуться. Нельзя ли туда съездить? Отец сказал, что нельзя. Жители Маунтферна считают Килларни чуть ли не другим концом страны, но когда-нибудь он их туда свозит. И в Голуэй тоже. Он был там в свой прошлый приезд. Потом дороги стали уже; они съехали с магистрали на шоссе местного значения и вскоре увидели указатель с названием ближайшего города.

- Осталось немного, - сказал Патрик. При мысли о том, что дети скоро увидят свою малую родину, у него гулко забилось сердце. Он привез их домой.

Дети спросили, почему на шоссе нет указателя «Маунтферн».

- Городок для этого слишком мал. Указатели есть только перед поворотом к нему. - Он надеялся, что объяснение прозвучало убедительно.

- Это только начало, - сказал Керри. - В один прекрасный день про Маунтферн узнают все.

Патрик посмотрел на него с благодарностью и замолчал. Вскоре они добрались до первого указателя, гласившего, что до Маунтферна осталось полмили.

- Эй, а мы не проехали? - спросил Керри.

Патрик объяснил, что это поворот на Ривер-роуд, а он хочет проехать по Бридж-стрит, чтобы у них могло сложиться цельное впечатление.

- Может быть, на главной улице нас встречают с оркестром? - хихикнула Грей.

- Я бы не удивился, - ответил Патрик, когда они свернули к городку, название которого было указано в свидетельстве о рождении его отца.

О том, что они приехали, знали все. Викарий и миссис Уильямс, работавшие в своем саду, помахали им вслед.

Джуди Берн, припарковывая свою маленькую машину у дома, уставилась в лобовое стекло, чтобы лучше разглядеть красивого американца и его детей.

Миссис Шихан смотрела на них из верхнего окна здания, в котором помещался полицейский участок. Два-три человека стояли у пивной Конвея, прикрываясь рукой от солнца. Хотя часы работы у Конвея были очень странными, но для пьяниц все равно было слишком рано; видимо, эти люди возвращались домой с мессы.

Патрик объяснил, что некоторые здешние прихожане ходят к мессе каждый день.

- И нам тоже придется это делать? - встревожилась Грейс.

- Ни в коем случае. - Отец похлопал ее по руке.

Молочная Дейли и магазин Леонарда уже открылись. Шейла Уилан давно подняла жалюзи, но всем остальным торопиться было некуда.

На мосту собралась группа детей; они наклонились вперед, чтобы рассмотреть пассажиров, ехавших в машине, но тут же смущенно выпрямились.

Патрика огорчила неуверенность ирландских детей, ярко контрастировавшая с непринужденностью его собственных.

Он быстро свернул на Ривер-роуд. Лоретто Куинн из бакалеи весело махнула им рукой, отец Хоган, облаченный в сутану, жизнерадостно помахал им требником. Затем они миновали лицензированную пивную Райана.

- Здесь действительно продают крепкие напитки? - спросила Грейс.

- Да, а что? - поинтересовался отец.

- Знаешь, это больше похоже на игрушечный магазин в настольной игре. Ему бы еще соломенную крышу, и получилась бы настоящая ирландская избушка.

- Скоро у нас будет своя избушка под соломенной крышей, - сказал Патрик.

- Почему мы останавливаемся? - спросил Керри.

- Выйдем на минутку. - Патрик открыл им дверь.

Они выбрались наружу и размяли ноги. Патрик обнял детей за плечи, подвел к пешеходному мостику и показал на развалины Фернскорта.

- Здесь будет наш дом, - сказал О’Нил. Он радовался тому, что дети смотрели на таинственный старый особняк, окутанный утренним туманом и освещенный солнцем; странные очертания и оплетенные плющом стены делали его более живописным, чем любой голливудский разрушенный замок. Радовался тому, что они не видят слез, проступивших на его глазах. Результат оказался более чем удовлетворительным. Его сын и дочь с изумлением смотрели на открывшееся им зрелище.

За маленьким деревянным мостиком, на котором они стояли, начиналась тропа, петлявшая между лавровыми кустами. На обоих берегах реки пасся скот, бродивший среди замшелых валунов. Развалины большого дома тянулись к небу. С высоких стен свешивался плющ; пустые дверные проемы вели в просторные помещения без крыши. Повсюду росли кусты ярко-желтого утесника и пунцового вереска.

- Ты хочешь восстановить его в прежнем виде? - недоверчиво спросил Керри.

Конечно, мальчик уже видел наброски художника, но зрелище величественных руин захватило его.

- Именно это мы и собираемся сделать, - гордо сказал Патрик.

- Это же будет настоящий замок! - выдохнула Грейс.

- Так и задумано, - ответил отец.

- Папа, а сколько здесь земли? - Керри прикрыл глаза рукой и обвел взглядом пейзаж с дюжиной оттенков зеленого.

- Не так много, как мне бы хотелось. Понимаешь, многие арендаторы сумели выкупить свои участки, хотя не имели на это права. Естественно, теперь земля принадлежит им, и они не хотят ее продавать. Земельному комитету принадлежали только дом и окружающий его участок. Я купил пару акров у людей, которым не терпелось продать землю, но тут есть проблема… - Он начал подыскивать слова, однако Керри и сам все понял.

- Ты не хочешь снова отбирать землю у крестьян. Боишься, что тебя сочтут не ковбоем, а помещиком.

- Верно, сынок. Ты попал в самую точку. - Патрика радовало, что Керри принял это так близко к сердцу.

- А там будут сплошные сады? - показала рукой Грейс.

- Да. Выше по течению будет лодочный причал и пешеходные дорожки.

- А где же будет въезд? - Керри посмотрел налево, а потом направо.

- Как ни странно, это еще не решено. Когда-то экипажи подъезжали к дому с другой стороны, но аллея давно заросла. Я проведу вас по участку и все покажу. Дублинские архитекторы хотят сохранить ее. Говорят, что нужно соблюсти первоначальный план несмотря на то, что больше ничего первоначального здесь не будет. А американские архитекторы предлагают проложить аллею вон там и сделать въезд со стороны города, от большого моста.

Керри молча посмотрел вправо, влево., а потом перед собой.

- А почему не здесь? - наконец спросил он.

- Здесь?

- Да. Прямо здесь, где мы стоим. Здесь самая лучшая панорама с рекой на переднем плане. Ты же сам говорил, что дом будет смотреть на реку. Значит, и въезд должен быть здесь.

- Но тут нет места. Людям придется выходить из машин и автобусов и нести свои вещи. Керри, это всего-навсего пешеходный мостик.

- Тогда надо построить настоящий мост, за которым начнется подъездная аллея. Почему бы и нет? Это будет очень впечатляюще.

При этой мысли лицо мальчика засияло.

- Идея хорошая, но места мало. Посмотри, каким крутым будет поворот. Автобусы станут утыкаться в эту несчастную пивную.

- Так снеси ее, - просто сказал Керри.

- Не могу.

- Тебе в любом случае придется снести Фернскорт, - ответил Керри, показывая на руины.

- Да, но он все равно рушится. Кроме того, он мой.

- Этот паб тоже рушится. Ты можешь купить его и сделать с ним что угодно.

В пятнадцать лет все просто.

- А куда денутся его владельцы? Допустим, мы его снесем. Что будет делать семья, которая там живет?

- Ну, если они трактирщики, то смогут работать у нас. Просто переселятся на другой берег реки, и все. Да еще и хорошие деньги получат.

- Тут есть над чем подумать, - сказал Патрик. - Но поскольку я собирался предложить вам зайти туда и что-нибудь выпить, давай отложим этот разговор, ладно? Не стоит тревожить людей или говорить лишнее.

- Ты совершенно прав, - ответил Керри. - Если они узнают о наших планах, то взвинтят цену до потолка.

Патрик смотрел на сына с гордостью и досадой одновременно. Догадаться, от кого мальчик унаследовал деловое чутье, было нетрудно. Но неужели обязательно быть таким бессердечным? Переселить семью, у которой есть свои надежды и мечты… Он снова посмотрел на Фернскорт. Мальчик был абсолютно прав: лучшего места для въезда, чем этот маленький пешеходный мостик, не было. Широкая аллея с фонарями. Может быть, восстановить старые ворота? Надо будет обсудить это с Рейчел. Позже. Когда она прилетит.

Увидев их приближение, Кейт тут же побежала менять блузку. Надела самую нарядную, с высоким воротником, и приколола к ней камею, показывая, что она хозяйка дома, а не простая барменша. Потом Кейт припудрилась и накрасила губы.

Увидев их приближение, Карри выскользнула из кухни, чтобы скормить курам подгоревшую буханку хлеба. Курам это понравится, а вот миссис Райан - вряд ли. На днях хозяйка устроила Карри выговор за то, что та допоздна гуляет с Джимбо Дойлом, и напомнила, что, пока Карри живет в их доме, она, Кейт, отвечает за ее поведение. Когда девушка услышала голоса О’Нилов, у нее екнуло сердце. Джимбо уже четыре дня работал у кровельщика в ближайшем городе. Иными словами, трудился на мистера О’Нила. О боже, теперь жди неприятностей!

Эдди и Деклан тяжело вздохнули. Это означало, что придется умываться. Они мрачно пошли на кухню и намочили полотенце, как роботы. Когда большая часть грязи была удалена, прибыла их мать, чтобы сделать то же самое.

Увидев их приближение, близнецы застыли на месте и моментально прекратили играть в шахматы на угловом диване у окна. Зрелище было невероятное. О’Нилы стояли на пешеходном мостике, на что-то указывали, размахивали руками и чертили в воздухе какие-то фигуры.

Дара рассматривала мальчика в сером свитере и белых фланелевых брюках. Он смеялся, закинув голову. Никогда в жизни она не видела юношу красивее. Это было не в кино, не в журнале, а на их собственном маунтфернском мосту. Она хотела поделиться своим наблюдением с Майклом, но заметила, что тот уставился на светловолосую девочку в короткой юбке из шотландки и свитере лимонного цвета. Ее волосы удерживала ленточка из той же шотландки. Они не были собраны в конский хвост, потому что ни одна ленточка не смогла бы справиться с такими буйными кудрями. Майкл смотрел на нее так, словно был слепым от рождения и внезапно прозрел.

Когда Джуди Берн поняла, что дала маху, она страшно разозлилась. Мистер О’Нил говорил с ней о ее красивом коттедже. Не хочет ли она сдать его, а сама временно переехать в домик поменьше? Джуди не поняла, к чему он клонит. Она стала доказывать этому красивому и обаятельному американцу, первому завидному жениху, появившемуся в их краях за долгое время, что является коренной жительницей этих мест и никуда не собирается переезжать.

На самом деле ее домик идеально подошел бы О’Нилам. Стоило Джуди подумать об этом, как она снова начинала злиться на собственную слепоту. Ее коттедж стоял в центре города и был достаточно просторным. Патрик заплатил бы за него любую цену. Но главное заключалось в другом: Патрик О’Нил и его дети жили бы в ее доме. Предстоящие месяцы Джуди могла бы провести где угодно. У Шейлы Уилан была свободная комната. Бедная миссис Мигер из ювелирного магазина тоже собиралась сдавать жилье. И как ей, дуре, не пришло в голову, что этому человеку до окончания строительства отеля придется где-то жить? Она имела бы полное право приходить к ним и стать другом семьи. Если бы хозяйка время от времени приходила в собственный дом, это ведь было бы вполне естественно, правда?

Три дня в неделю Джуди работала в физиотерапевтическом отделении городской больницы. Но в Маунтферне и его окрестностях работы для нее тоже хватало. Джуди вернулась домой, когда слегла ее мать, но и после ее смерти не бросала свою частную практику. Об этом заботился доктор Уайт. Он говорил, что Джуди незаменима, когда речь идет о пациентах, поправляющихся после инсульта и переломов рук или ног. В принципе она была довольна жизнью, но страдала от одиночества, а шансов встретить в этих местах подходящего жениха практически не было, тем более в ее возрасте. В кои-то веки она познакомилась с симпатичным мужчиной, но сама толкнула его в объятия этой дуры Мэриан Джонсон.

Мэриан Джонсон чуть не умерла от радости, когда поняла, почему Патрик О’Нил расспрашивает ее о сторожке. Сначала она хотела извиниться и сказать, что домик чудовищно запущен и с ним уже ничего нельзя поделать. Но на самом деле это было вполне приличное жилье, в котором некогда обитали родители Джо Уилана. Это было давно; они открывали ворота, принимали почту и много лет жили там бесплатно. Но потом семья разъехалась. Перед тем как удрать в Дублин к своей крашеной блондинке, Джо Уилан жил с почтмейстершей Шейлой на Бридж-стрит.

После того в сторожке обитали многие темные личности, но Джонсоны никогда не ударяли палец о палец, чтобы подыскать более приличных жильцов. Зато теперь перед Мэриан открывались неограниченные возможности.

- Я собиралась привести сторожку в порядок, чтобы там могли жить симпатичные люди. Но в ее нынешнем состоянии она вряд ли кому-нибудь понравится. - Мэриан лукаво улыбнулась, но испугалась, что Патрик видит ее насквозь. Во всяком случае, выразился он прямо.

- Я хотел бы жить там сам. Меня смущает только одно: от города далековато.

- Ничего подобного! - воскликнула Мэриан. - Разве у вас нет машины? Девочка сможет ездить на велосипеде, а мальчик все равно уедет - то ли к иезуитам, то ли к бенедиктинцам.

Патрик улыбнулся.

- А мы не слишком затрудним вас? - спросил он.

Мэриан ответила, что не слишком. Наоборот, это будет для нее удовольствием.

И она не кривила душой. Вызвала Джимбо Дойла и дала ему четкие указания. На расходы Мэриан не скупилась. Дымоходы были прочищены, дрова наколоты, в сторожку принесли лучшее постельное белье, которое имелось в Грейндже. И даже некоторые безделушки, которыми так восхищался Патрик. Плющ, затянувший окна, подстригли, палисадник вскопали, место для машины освободили, а самого Патрика заверили, что к его возвращению из Америки с детьми все будет готово. Кроме того, ему подыщут экономку.

Правда, это оказалось не так просто. Какая-нибудь сопливая девчонка в экономки О’Нилов не годилась, тут требовался человек ответственный. Возможно, вдова из местных, предложил Патрик; женщина, которая была бы рада пожить с ними несколько месяцев. Мэриан серьезно задумалась. Только не миссис Мигер из ювелирного магазина. Она слишком недавно овдовела, чтобы строить какие-нибудь планы. Кроме того, от этой вспыльчивой рыжей красотки можно ждать неприятностей. Бедняжка Лоретто Куинн в экономки тоже не годится; ей хватает хлопот с собственным жалким магазинчиком. А о миссис Рите Уолш из парикмахерской «Розмари» и говорить нечего; ее репутация слишком хорошо известна.

Мэриан решила посоветоваться с Шейлой Уилан, и та тут же назвала ей подходящего человека. Мисс Хейз. Во-первых, ей было шестьдесят лет; во-вторых, она умела готовить, шить и могла прикрикнуть на детей, если бы те начали озорничать.

Идея была замечательная. Мэриан Джонсон рассыпалась в благодарностях.

- Как мне вас называть, мисс Хейз? - спросил Патрик свою экономку в первый вечер.

- Так и называйте. Это меня вполне устраивает, - ответила она.

- Здесь такие дружелюбные люди, что я не хотел бы совершить ошибку.

- О нет, мистер О’Нил, это вам не грозит.

- Надеюсь, детям будет здесь удобно. - Патрик был не из тех людей, которые лезут за словом в карман, но мисс Хейз оказалась крепким орешком. Похоже, его чары на нее не действовали.

- Конечно, мистер О’Нил. Было бы странно, если бы детям не понравился такой дом, У каждого своя спальня, свое радио и даже своя ванная, которой не пользуется никто другой! - Мисс Хейз покачала головой; наличие второй ванной приводило ее в священный трепет.

Грейс и Керри хихикнули за ее спиной. Но не слишком громко; мисс Хейз была дамой властной. Кроме того, приготовленный ею ужин оказался очень вкусным.

Грейс заснула мгновенно. Когда Патрик пришел поцеловать девочку на ночь, то долго любовался ею. Влажные кудри, рассыпавшиеся по подушке, делали Грейс похожей на малышку. Никто не сказал бы, что ей уже двенадцать.

Керри сказал, что сна у него ни в одном глазу.

- Не хочешь съездить со мной в Фернскорт и полюбоваться на него ночью? - спросил Патрик.

Сын пожал плечами. Казалось, он снова стал прежним Керри, которому было не о чем говорить с отцом.

- Да нет, - сказал он.

- Конечно, - небрежно ответил Патрик. Не следовало торопить мальчика. - Съездишь туда один, когда захочешь.

- Да, отец, так я и сделаю, - сказал Керри. Его лицо казалось странно пустым. Несмотря на золотистый загар и пронзительные голубые глаза.

О них говорил весь город. Томми Леонард сказал, что спросил Керри, сколько тому лет. Спросил прямо.

- Ты говорил с ним? - ахнула Мэгги Дейли.

- Да, - ядовито ответил Томми. - Когда люди задают вопросы и произносят речи, они разговаривают. Обмениваются словами.

- И что он ответил? - пришел на выручку к бедной Мэгги Майкл.

- А что же ты сам не спросил? Он ведь торчал у вас целую вечность. - Томми Леонард завидовал тому, что американцы, похожие на кинозвезд, просидели у Райанов столько времени.

- У меня не было такой возможности. Мама попросила показать им наших животных. О господи, показывать наших животных таким людям!

Томми Леонард смягчился. Тем более что он так и не узнал, сколько лет Керри О’Нилу. Да, он задал вопрос, но Керри только улыбнулся и предложил ему отгадать.

Томми Леонард сказал «пятнадцать», и Керри улыбнулся снова. Поскольку хвастаться было нечем, вспоминать эту встречу Томми не хотелось.

- Правда, она хорошенькая? - едва ли не шепотом спросила Мэгги.

- Не просто хорошенькая, - решительно ответила Дара. - Она классическая красавица.

Она толком не знала, что это значит, но слышала, как это говорили об одной актрисе. Даре казалось, что высшей похвалы для красавиц не существует. Это придавало им особый статус, недостижимый для простых смертных.

- Представь себе, она собирается учиться с нами в одной школе! - Мэгги не могла в это поверить.

- Она ее возненавидит. - Дара сочувствовала Грейс, уверенная в том, что школа не оправдает надежд этой маленькой богини.

- Все ненавидят школу, - сказала Джасинта Уайт, которая еще не успела встретиться с Грейс и Керри. Только помахала им рукой, когда они проехали мимо в машине мистера О’Нила. Джасинта и ее брат Лайам переживали, что не познакомились со вновь прибывшими; это ставило их в невыгодное положение по сравнению с остальными.

В тот день они собирались ловить рыбу. Все шестеро часто ходили на реку с простыми удочками. Дети занимались этим сколько себя помнили; они смеялись над рыбаками из Дублина и других далеких мест, приезжавшими с дорогими снастями.

Мистер Слэттери-младший однажды сказал им, что люди тысячи лет занимались этим делом с помощью старого крючка, старой палки и соединявшего эти предметы отрезка нитки. Удилищами и снастями хвастаются только воображалы, не умеющие отличить щуку от окуня, а окуня от красной форели. Иногда мистер Слэттери-младший приходил, садился рядом и рассказывал им разные вещи о реке. Он всегда говорил таким тоном, словно шутил или не верил собственным словам. Говорил, что Ферн недостаточно холодный и быстрый для приличных рыб. Здесь никогда не выпрыгивали из воды лосось или благородная форель. Таким рыбам нужна уйма кислорода. А в Ферне водится простая рыба для простых рыболовов. В нем мало кислорода, поэтому и поймать здесь можно только какого-нибудь неповоротливого линя, который может жить вовсе без кислорода. Как и сами жители Маунтферна. Мистер Слэттери-младший ставил детей в тупик; они не знали, как к нему относиться.

Однако сегодня рыбная ловля потеряла для них всякий интерес. А в Фернскорте они больше не играли. Теперь, когда дети знали, что бульдозеры вот-вот снесут руины до основания, они их больше не привлекали. Все были взбудоражены и не находили себе места. Им хотелось, чтобы Грейс и Керри пришли снова. Как вчера. Но никто этого не говорил. Первой отважилась открыть рот Джасинта Уайт.

- Может, сходим в сторожку и спросим, не хотят ли они половить рыбу? - спросила она.

Остальные посмотрели на нее с сомнением. Грейс и Керри О’Нил были из людей, которые привыкли верховодить. К таким людям нельзя прийти и просто постучать в дверь. Они приходят сами, когда бывают готовы.

Джек Койн сделал попытку вернуть потерянное и пришел в сторожку с официальным визитом. Его встретила мисс Хейз, скромная местная портниха, жившая в двух комнатах на Бридж-стрит.

- Как вы сюда попали? - бесцеремонно спросил Джек.

- Вы хотели видеть мистера О’Нила?

- Да, хотел. Будьте добры, доложите, пожалуйста, - саркастически ответил Койн.

- Извольте подождать в гостиной. В данный момент семья завтракает.

- Кто там, мисс Хейз? - весело окликнул ее Патрик.

- Мистер Койн из автомастерской, - недовольно ответила экономка.

- О, мистер Койн, я уже имел удовольствие встречаться с вами. Заходите и выпейте с нами кофе. Мисс Хейз, будьте добры, принесите еще одну чашку.

Джек Койн почувствовал себя выбитым из колеи. Он вошел в солнечную комнату, где за столом у широкого окна сидели двое нарядно одетых детей. Они вежливо встали при его появлении. Джек пожалел, что не приоделся для такого случая. Он надеялся застать этих людей врасплох.

- Я не собирался вас тревожить. Просто подумал, что вам понадобится машина. - Джек решил сразу взять быка за рога. Он кивнул детям, и те сели, поняв, что дальнейшего обмена любезностями не будет. Патрик устроил из разливания кофе настоящее представление. Его очень тревожило, чтобы Джеку Койну досталось нужное количество сахара и сливок. Потом смеющиеся голубые глаза О’Нила уставились прямо на Джека.

- Машина? - спросил Патрик с таким веселым интересом, словно ему предложили летающую тарелку.

- Да. Вы же не всю жизнь будете пользоваться автомобилем, взятым напрокат у каких-то чужаков.

- Да, конечно, - по-прежнему весело ответил Патрик.

- Поскольку я местный бизнесмен, хотя и не из крупных, то решил, что могу обратиться к вам непосредственно, попросить прийти в мою мастерскую и сказать мне, что вы хотите. А я уж я постараюсь найти для вас что-нибудь подходящее.

Патрик притворился, что ничего не понимает.

- Иными словами, вы будете ходить и искать мне машину у какой-то третьей стороны? Вы это предлагаете?

- Да. Именно это я и имел в виду, - захлопал глазами Джек.

- Но зачем вам это, мистер Койн?

- Как зачем? Чтобы вы могли совершить выгодную сделку. Купить машину у человека, которому вы сможете доверять.

- И кто же этот человек, которому я смогу доверять? - Голубые глаза Патрика были совершенно невинными.

Джек Койн заерзал на месте и начал заикаться.

- Поскольку я местный и знаю людей, то мог бы сказать, кто назначит справедливую цену и… и кто… э-э… постарается вас надуть.

Патрик посмотрел ему прямо в глаза.

- Значит, здесь есть типы, которых мне следует избегать?

- Да. Иногда трудно отличить одного от другого. Есть люди, которые будут соблюдать ваши интересы, и те, кто попытается выудить у вас несколько лишних фунтов.

- Да уж, - сурово сказал Патрик.

- Мы с вами бизнесмены, мистер О’Нил, и прекрасно знаем, что есть среди нас такие, которые всегда готовы содрать несколько лишних фунтов с приезжих, у которых денег больше, чем ума, но когда начинаются настоящие деловые отношения…

Патрик О’Нил улыбнулся до ушей.

- Мистер Койн, я думаю, это очень по-соседски. Я учту ваше замечание об акулах, которые готовы содрать с приезжего несколько лишних баксов… Такие вещи могут подорвать репутацию города. Если кто-нибудь из приезжих расскажет об этом, на туризме можно будет поставить крест. Я с вами совершенно согласен. Еще раз большое спасибо за предупреждение. Теперь я буду настороже.

Джек Койн понял, что аудиенция окончена, и поднялся.

- Так вы зайдете в мою мастерскую?

- Мистер Койн, я не сомневаюсь, что мы с вами еще увидимся.

Очутившись в коридоре, Джек Койн почувствовал себя так, словно получил пинок в зад, и понял, что бессловесная мисс Хейз все слышала.

- Неужели шитье приносит так мало денег, что вам приходится подрабатывать уборкой? - спросил он.

- Мы с тобой два сапога пара, Джек Койн. Я никогда не упускаю деловых возможностей, - с улыбкой ответила экономка.

У Оливии Хейз не было других родных, кроме сестры, которая стала монахиней и жила в Новой Зеландии. Оливия всегда мечтала провести там зиму. Если бы она работала у мистера О’Нила, сдала свой домик за ювелирным магазином Мигеров этому малому, которому нужно жилье в Маунтферне, и одновременно продолжала шить шторы и кое-какую одежду, то могла бы за год накопить нужную сумму.

Мистер О’Нил надеялся переселиться из сторожки в свой новый замок через год, но он не знал, как здесь делаются дела. На это уйдет несколько лет. К тому времени Оливия Хейз скопит небольшое состояние, вполне достаточное, чтобы добраться до Новой Зеландии и пожертвовать монашескому ордену сестры такую сумму, которая позволит ей жить там сколько угодно. Иногда мисс Хейз думала, что если тамошний климат действительно так хорош, как пишет сестра, то можно будет остаться в Новой Зеландии навсегда. Но пока что это были всего лишь неоформившиеся планы, о которых не знал никто, кроме Шейлы Уилан с почты. Мисс Хейз не говорила о них ни нанявшей ее зазнайке Мэриан Джонсон, ни этому мошеннику Джеку Койну. Она закрыла за ним дверь и пошла наполнять кофейник.

Девочка - славная малышка, а вот мальчик… Похоже, от него можно ждать неприятностей.

В Грейндж позвонила Джуди Берн и поинтересовалась состоянием здоровья старого мистера Джонсона, страдавшего артритом.

- Вы же сами сказали, что больше ничего не можете для него сделать, - ответила Мэриан.

- Да, но в такую чудесную погоду он должен чувствовать себя намного лучше. Я подумала, что он захочет повторить упражнения, которые мы с ним делали.

- Он сказал, что эти упражнения помогли ему как мертвому припарки. Все осталось по-прежнему.

- Ну, не знаю… Иногда нужное слово, сказанное в нужное время, делает чудеса. Может быть, мне прийти и поговорить с ним?

- Не получится, Джуди. Он пошел ловить рыбу.

- Ну, тогда скажите ему, чтобы поберег себя. На реке сыро.

- Большое спасибо за заботу, - ответила Мэриан.

- Не за что. Как ваши дела?

- Ужасно занята. Со сторожкой и всем остальным…

- Так вы ходите туда? Я думала, они стремятся к уединению…

- У меня и в мыслях не было им мешать, но есть вещи, без которых просто не обойтись. Бедная мисс Хейз, конечно, молодец, но у нее есть свои недостатки. - Мэриан негромко хихикнула.

Джуди Берн бросила трубку и снова обозвала себя последней дурой. Поделом ей будет, если эта Мэриан Джонсон с лицом как меренга пригласит ее на свадьбу века, которая состоится в Грейндже, после чего новобрачные проведут медовый месяц на том берегу реки, в элегантном Фернскорте, который станет их новым домом.

Маунтфернские дети не могли говорить ни о ком, кроме О’Нилов, но не знали, как и когда встретятся с ними снова. Внезапно выяснилось, что отец привез Грейс в Фернскорт и оставил ее там.

Патрик беседовал с геодезистами и инженерами. Грейс бродила по участку, трогала плети плюща и поднимала их, пытаясь придать другое направление.

Дара и Майкл тревожно следили за ней. Прошла целая вечность, прежде чем Дара на что-то решилась.

- Давай спросим, не хочет ли она съесть мороженое у Дейли, - решительно сказала она.

- Нам не хватит денег, - возразил Майкл.

- На две порции хватит.

- Но нам нужны три.

- А ты в последний момент скажешь, что не хочешь.

- Ладно.

Они нерешительно подошли к Грейс, которая стояла на цыпочках и рассматривала то, что приняла за птичье гнездо.

- Не хочешь мороженого? - ворчливо спросил Майкл. Грейс ослепительно улыбнулась.

- А можно? - спросила она.

У Майкла снова отнялся язык.

Беседу продолжила Дара.

- Мы будем рады сводить тебя к Дейли, а заодно показать город.

- Мне ужасно хотелось его увидеть, но я боялась… - заколебалась Грейс. - Вы все давно дружите, а я не хотела вам мешать.

- Ерунда, - лаконично ответила Дара. - Ты имеешь такое же право есть мороженое и ходить по Маунтферну, как и все остальные.

Она взяла Грейс О’Нил за руку и решительно повела к пешеходному мостику. Счастливый Майкл пошел следом. Довольно улыбавшийся Патрик О’Нил следил за ними издалека.

Эдди привел домой разгневанный Деклан Моррисси, владелец кинотеатра «Классик». Эдди пририсовал усы Одри Хэпберн и Дорис Дей. Причем пририсовал не карандашом и даже не шариковой ручкой, а несмываемым креозотом. Это означало, что поверх изувеченных афиш нельзя было наклеить новые. Деклан Моррисси не хотел, чтобы ребенка четвертовали, но требовал, чтобы с ним поступили по закону,

- Ты - настоящий чирей на заднице, - сказала Кейт Райан сыну и повела его наверх. Туда, где работал Джон, обложившийся листами бумаги и блокнотами.

- Джон, я знаю, что Вордсворта ^[17] и его друзей такими вещами не отвлекали, но ты просто обязан спустить с Эдди шкуру.

- Что он опять натворил? - устало спросил Джон.

- Если верить Деклану Моррисси, изуродовал кинотеатр «Классик» так, что тот теперь никогда не оправится.

- Разве сам Деклан уже не сделал это, разместив на фасаде гирлянды разноцветных лампочек?

- Джон!

- Знаю, знаю, это разные вещи. Ну, Эдди, прежде чем я возьмусь за ремень…

- Нет, папа, пожалуйста, не надо!

- Прежде чем я возьмусь за ремень, объясни, что заставило тебя это сделать. Я разумный человек и постараюсь тебя понять.

Последовало молчание.

- Причина одна - вредность, - сказала Кейт.

- Просто мне нечего делать. Если бы у меня было какое-то дело, я бы им занимался. Но дела у меня нет, - грустно ответил Эдди.

Кейт и Джон обменялись взглядами. Их гнев тут же утих.

- Но другие дети не пачкают креозотом стены Моррисси, - возразила Кейт.

- И не доводят родителей до инфаркта, - добавил Джон.

- У других детей есть своя жизнь, - сказал Эдди. - Им есть с кем поговорить.

По какой-то причине, которая навсегда осталась для Эдди тайной, порки не последовало.

Ему велели пойти и извиниться перед мистером Моррисси, взять щетку, растворитель и попытаться все отмыть. А если не получится, то сказать мистеру Моррисси, что родители заплатят Джимбо Дойлу и тот все отремонтирует.

- У других есть своя жизнь и люди, с которыми можно поговорить, - задумчиво сказала Кейт Джону. - Бедный дурачок, это все, что ему нужно.

- Я думаю, это нужно каждому, - ответил Джон и вернулся к своим стихам, довольный, что ему не пришлось пороть своего маленького хулигана.

Лето тысяча девятьсот шестьдесят второго года стало летом велосипеда.

Мистер О’Нил совершил в соседнем городе потрясающую сделку. Это случилось тогда, когда он поехал покупать автомобиль. Судя по всему, он нашел общий язык с человеком, продававшим машину, потому что после этого они отправились обмыть покупку. Брат этого человека хотел эмигрировать в Америку, но там у парня не было знакомых, которые могли бы позаботиться о нем и подыскать работу. А жаль, потому что у бедняги было разбито сердце. Девушка, за которой он ухаживал много лет, вышла замуж за другого. Поэтому у него оставалась одна-единственная надежда: начать новую жизнь в Новом Свете. Тяжелой работы он не боялся.

В ходе разговора выяснилось, что мистер О’Нил может позвонить в Штаты своему управляющему, мистеру Джерри Пауэру, и попросить его помочь человеку. Все уладилось за несколько дней. Теперь от парня требовалось только одно: пройти медицинскую комиссию и получить визу. Никто не верил, что дела можно делать так быстро. Как отблагодарить благодетеля? Мистер О’Нил увидел кучу старых велосипедов.

Сколько они стоят? Стоят? Нисколько. Это подарок. Тридцать с лишним велосипедов бесплатно привезли в мастерскую Джека Койна. Джек должен был проверить тормоза и заменить недостающие детали. После чего велосипед мог взять каждый желающий. Дара и Майкл получили их первыми и ездили по городу на собственных колесах. У Уайтов и Томми Леонарда велосипеды уже были, а у Мэгги нет; ей подыскали велосипед поменьше. Грейс и Керри тоже получили по велосипеду. Нашлось несколько банок старой краски, после чего велосипеды запестрели всеми цветами радуги.

Когда дети приходили выбирать велосипеды и красить их прямо в мастерской, Джек Койн чесал в затылке. Он подозревал, что таким образом Патрик О’Нил решил ему отомстить. Да, Патрик купил машину без помощи Джека, но он имел на это право. А вот с велосипедами вышла незадача. С виду казалось, что Койну дали шанс, но самом дело все было не так. Во-первых, на такой ерунде много не заработаешь; во-вторых, Джек делал эту работу практически даром, пытаясь доказать Патрику О’Нилу, что он исправился. В третьих, половина городских детей красила свои велосипеды, не выходя из его мастерской.

Патрик О’Нил был не так глуп, чтобы считать, будто он оказал Джеку большую услугу.

- Кто может иметь велосипед? Только тот, кому уже исполнилось одиннадцать? - Патрик опустил глаза и увидел сердитого мальчишку, волосы которого торчали во все стороны. - Ты кто такой? - спросил он.

- Это неважно, - ответил ребенок. - Я просто хотел узнать, стоит ли мне идти в мастерскую или меня там выдерут. - Он кивком показал на Джека Койна.

- А что говорят люди?

- Мистер Койн говорит, что мечтает поскорее от них избавиться. А отец Хоган - что велосипеды нужно отдать тому, кому они нужнее.

- А разве они нужны не всем? - спросил Патрик.

- Я тоже так сказал, но со священником разве поспоришь?

- Я тебя понимаю, - посочувствовал ему О’Нил.

Но малыш не хотел переводить разговор в философское русло.

- Должны же быть какие-то законы, правда, мистер О’Нил?

Парнишка был не промах; это Патрику понравилось.

- Ты знаешь мое имя. Почему я не могу узнать твое?

- Потому что вы скажете, что на нашу семью велосипедов достаточно. Близнецы уже получили свое, - ответил Эдди.

- Ах, так это юный мистер Райан?

- Ну вот, проболтался. - Эдди нахмурился и засунул руки в карманы.

- А ты умеешь ездить на велосипеде?

- Это каждый дурак умеет, - проворчал Эдди.

- Нет, не каждый. Валяй, выбирай. Если проедешь туда и обратно не виляя, то получишь велосипед.

Эдди вернулся через секунду, сопровождаемый полудюжиной ребятишек.

Патрик следил за тем, как он сделал несколько неудачных попыток, а потом поехал.

- Ну что? Хорошо? - ликующе крикнул Эдди, вернувшись.

- Нет, - ответил Патрик.

- Что значит «нет»? Я не упал, верно?

- Верно, дурачок, но ты ехал не по той стороне улицы. Если бы кто-нибудь двигался навстречу, тебя задавили бы.

- Вы не сказали, что это будет считаться.

- Мне очень жаль, дружище. Встретимся через неделю на том же месте в тот же час и устроим новое испытание.

Эдди ответил на его улыбку. Такие сделки он признавал.

Грейс О’Нил говорила, что Маунтферн - самое красивое место, где ей доводилось бывать. Говорила, что им повезло; они живут как в сказке. Услышав это, здешние дети возгордились. Грейс видела многое, но не хвасталась этим. Не говорила, что Нью-Йорк лучше Маунтферна, хотя бывала в таких местах, которые они видели только в кино. Поднималась на «Эмпайр Стейт Билдинг», гуляла по Бродвею. Была на вершине статуи Свободы и переходила Бруклинский мост. Но это выяснялось только тогда, когда они ее спрашивали. Обычно Грейс мало рассказывала про свое прошлое, она предпочитала говорить о будущем. Дети знали, что ее мать умерла. Это было очень страшно? По словам Грейс, тяжелее всего было знать, что мать никогда не поправится.

Когда это выяснилось, они с Керри перестали думать о том, что сделают, когда мать выздоровеет. Да, именно это было самым трудным. Самого момента смерти она не помнила; в доме было полно людей, и все сновали туда-сюда.

Она рассказывала об этом так грустно, что дети сменили тему. Мэгги Дейли спросила, можно ли им посмотреть ее американские платья. После чего все девчонки сели на велосипеды и поехали в сторожку, Томми Леонард, Майкл Райан и Лайам Уайт были слишком взрослыми, чтобы ехать за три мили^[18] смотреть какие-то дурацкие платья. Но без девчонок сидеть на берегу реки было неинтересно. Конечно, если бы их позвали, они бы не поехали. Но мальчишкам хотелось, чтобы их позвали. А лучше всего было бы, если бы вообще никто никуда не уезжал.

Керри не приходил и не принимал участия в играх. Он был для этого слишком большим. Достаточно большим, чтобы сидеть на мосту с почти взрослыми парнями и девушками, но к ним он не примкнул тоже.

Грейс говорила, что он в одиночку катается на велосипеде. Обнаружил развалины аббатства, которые ему нравятся. Много читает и пишет сочинение, которое должен закончить до отъезда в закрытую школу. Кроме того, берет уроки латыни у викария мистера Уильямса и считает очень забавным, что протестантский священник учит католиков латыни, не используемой в его собственной церкви, в то время как в церкви каноника Морана, расположенной ниже по улице, ни на каком другом языке не говорят.

- Дети О’Нила ведут себя так, словно они здешние помещики, - сказал Фергус Кейт.

- Я больше вашего хочу увидеть в них какие-нибудь недостатки, но ничего не нахожу, - ответила Кейт.

- Маленькие хвастуны, - проворчал Фергус. - Ездят на своих велосипедах с таким видом, словно им принадлежит весь город. Впрочем, так и есть. Он действительно принадлежит им.

- Ах, бросьте, Фергус. По крайней мере, теперь у половины города есть свои велосипеды. Уже неплохо.

- Именно так говорили друг другу жители Гаммельна про Пестрого Флейтиста^[19].

«По крайней мере, все дети танцуют. Уже неплохо».

- О господи, Фергус, эта несчастная семья ничем не может вам угодить. Если дети улыбаются, то ведут себя свысока; если они не улыбаются, то держатся особняком. Что они должны сделать, чтобы вы их похвалили?

- Вернуться в Америку, - сказал он.

- Когда вы ворчите, то становитесь хуже Эдди. Почему вы так настроены против них?

Розовая блузка и красный сарафан делали Кейт очень хорошенькой. Блузку она купила на распродаже, а сарафан надевала давно, еще до рождения Деклана. С красивым черным поясом он уже не выглядел как наряд для беременных. Фергус не мог отвести от нее глаз.

- Потому что они собираются прикрыть ваш бизнес.

- Ох, Фергус… - Она была тронута до глубины души.

- Что «ох, Фергус»? Вы сами пригреваете на груди этих двух разряженных маленьких змей. - Он громко высморкался. - Скоро эти детки лишат куска хлеба ваших собственных детей. Тогда посмотрим, что вы запоете.

Кейт совершенно растерялась.

- Это не их вина… - начала она.

Фергус спрятал платок.

- Вы правы. Рядом с маленькими О’Нилами я чувствую себя глупым старым ворчуном. А рядом с вашими детьми… ну, не знаю… славным и симпатичным человеком.

- Вы такой и есть, - ответила Кейт, а затем вернулась к работе.

Глава шестая

Все спрашивали мисс Хейз, как эти американцы ведут себя дома. Пахнет ли там большими деньгами? О чем они говорят? Но Оливия Хейз ничего особенного нс рассказывала. Говорила, что они очень симпатичные люди. Внимательные и вежливые. До этого она экономкой никогда не работала, так что для нее все в диковинку. Скоро люди махнули на мисс Хейз рукой и перестали расспрашивать. Она была не из болтуний.

Оливия Хейз копила деньги на Новую Зеландию, хотела сохранить свое место в этом удобном доме и не собиралась сплетничать о надменном и недовольном Керри и нетерпеливом отце, который не знал, о чем говорить с сыном, но молился на свою красавицу дочь. Не собиралась сплетничать и о Грейс, хотя не могла сказать о ней ничего плохого. Девочка была славная, всегда готовая помочь и охотно учившаяся домоводству. Ее постель и комната содержались в идеальном порядке. Когда она хотела пригласить кого-то в гости, то спрашивала разрешения. Часто улыбалась и, как солдат, храбро поддерживала мир между отцом и братом. Мисс Хейз не чувствовала склонности к семейной жизни. Но когда Грейс О’Нил помогала ей вытирать тарелки и пересказывала события дня, худое длинное лицо пожилой экономки смягчалось. Против такой дочери она бы не возражала.

Китти Дейли думала, что это лето никогда не кончится, длинное, скучное лето с высокомерной толпой на мосту и ужасными шумными подружками Мэгги. Но когда в город приехал Керри О’Нил, все изменилось. Время от времени он заходил в молочную Дейли. Китти терпеть не могла летом работать в магазине; она была такой хмурой и бесполезной, что родители перестали просить ее постоять за прилавком. Они наняли деревенскую девушку и Чарли, который работал грузчиком и доставлял товары покупателям.

Придя в молочную, Керри протянул руку и представился.

- Я - Керри О’Нил, - сказал он так, словно Китти этого не знала. Его имя гремело по всей округе.

Она пожала ему руку и что-то пробормотала.

- А тебя как зовут? - спросил он так, словно действительно хотел это знать.

- Китти. Китти Дейли.

- Значит, это твой магазин? - Он с восхищением осмотрел светлое и чистое помещение. Стойка с хлебом и кондитерскими изделиями, стойка с молоком, маслом и ветчиной и длинная стойка с бакалеей и всякой всячиной.

- Да, мой. - Китти попыталась придумать тему для разговора, но не смогла. Она равнодушно пожала плечами, показывая этому красивому мальчику, что здесь ужасно. Пусть ее не считают деревенщиной. Но оказалось, что Керри молочная нравится.

- Очень симпатичный магазин, - сказал он. - Наверное, тебе нравится работать в нем. Ты должна им гордиться.

Китти была готова передумать и сказать, что она очень гордится своей молочной, но ее мать заговорила первой.

- Скорее вороны побелеют, чем мисс Китти ударит в этом магазине палец о палец.

На лице Китти проступили красные пятна, но Керри тут же пришел к ней на выручку.

- Я и сам такой же, - непринужденно сказал он, глядя прямо на девочку. - Меня очень интересует отцовский отель, но отец считает, что я морочу ему голову. Это ведь не так, правда?

- Не так, - хрипло ответила Китти, видя, что Керри О’Нил не сводит с нее ярко-голубых глаз. Потом он купил плитку шоколада и ушел. Она смотрела вслед мальчику, легко шагавшему по Бридж-стрит в сторону магазина Леонарда, и боролась с искушением побежать следом. Они еще увидятся. Он пробыл в молочной целую вечность. И дал понять, что Китти ему нравится. Заметив взгляд матери, она тут же состроила гримасу.

- Догадываюсь, что теперь ты будешь за ним бегать. Еще одна напасть на нашу голову, - устало сказала миссис Дейли.

- Очень жаль, что взрослые такие испорченные, - ответила Китти и решила быть полюбезнее с миссис Уолш из салона «Розмари». А вдруг та недорого возьмет с нее за прическу?

Грейс О’Нил сказала, что давно мечтала поймать рыбу. Настоящую большую рыбу, которую потом можно будет приготовить и съесть. Никто из ее прежних знакомых этого не делал.

В отличие от местных детей, жизнь в Маунтферне казалась ей захватывающей. Ей нравилось все. Нравилось, что река протекает по всему городу, а не по какому-нибудь парку. Нравилось, что все знают друг друга по именам. Нравилось говорить: «Доброе утро, миссис Уильямс. Привет, мистер Слэттери. Добрый день, отец Хоган». Девочка говорила, что в Соединенных Штатах никогда не встретишь человека, которого знаешь ты и который знает тебя. Ее собеседницы неохотно соглашались, что это неплохо. До приезда Грейс им не нравилось, что весь город следит за тем, что ты делаешь и куда идешь. Было трудно найти в этом что-то положительное.

Но рыбная ловля! Не девичье это было дело.

- Тебе не понравится. Рыбы выглядят ужасно, когда их вытаскивают из воды, - сказала Мэгги Дейли.

- У них весь рот бывает в крови, - добавила Джасинта Уайт.

- И глаза испуганные. - Мэгги сочувствовала им, как товарищам по несчастью. Ее собственные большие глаза часто бывали испуганными.

- Они так бьются и извиваются, что хочется поскорее бросить их обратно в реку, - сказала Джасинта.

- Но рот у них все равно разорван. - Необходимость принять какое-то решение приводила Мэгги в ужас. - Не знаешь, что лучше. То ли убить их и поскорее покончить с этим, то ли позволить жить с половиной челюсти…

Как ни странно, Дара присоединяться к подружкам не торопилась.

- Все это сентиментальная чепуха, - наконец сказала она. - Раз Грейс говорит, что ей нравится ловить рыбу, то и нам тоже понравится. В конце концов, мы всю жизнь прожили у реки и раньше никогда не возражали против рыбной ловли…

Грейс бросила на нее благодарный взгляд.

- Но сами рыбу не ловили… - начала Мэгги.

Потому что нам не хватало смелости, - заявила Дара, и вопрос о девичьей рыбалке был решен. Нужно будет обзавестись удилищами и крючками.

А Майкл покажет им, что нужно делать, он не вредный.

- Майкл не захочет, чтобы мы таскались за ними, - возразила Джасинта.

- Он все нам покажет. Я в этом не сомневаюсь, - с широкой улыбкой сказала Грейс.

Конечно, Майкл все показал Грейс. Мальчик был доволен, что Дара внезапно тоже проявила интерес к рыбной ловле. Томми Леонард и Лайам Уайт тоже внесли свою лепту. Они возились с наживкой и крючками. Мэгги заставила себя смотреть в банки с личинками мотыля, хотя и не без холодка под ложечкой. Майкл объяснил, что червяка нужно насадить на крючок так, чтобы он извивался в воде; тогда рыба поверит, что он живой, и цапнет его. Есть и другие наживки: хлебный мякиш или кусочек хлебной корки. Мэгги предлагала ограничиться хлебом, но Майкл, Томми и Лайам заявили, что научиться насаживать на крючок червяков просто необходимо.

Джасинта сказала, что не может видеть, как крючок вонзается в червяка; ее начинает тошнить. Но Грейс и Дару это не напугало. Мэгги сделала глубокий вдох и тоже посмотрела, как это делается. Жаловаться на тошноту девочка не стала; по ее мнению, затея была глупая. Скоро они ее бросят и вернутся к прежним занятиям. Мэгги хотелось показать Грейс памятники на протестантском кладбище, но она понимала, что торопиться с этим предложением не следует.

Грейс спросила, нельзя ли ей воспользоваться удочками, которые, по словам Майкла, были у них в пивной. Приближалось время чаепития. Близнецы почесали в затылке и внезапно посмотрели друг на друга так, словно их обоих осенило одновременно.

- Мы попросим пригласить тебя на чай, - сказала Дара.

- Я тоже так думаю.

- Не надо, - возразила Грейс.

- А потом посмотрим удочки.

Но Грейс была тверда.

- Мисс Хейз уже приготовила чай. Если я не приду, это будет невежливо. Но я попрошу папу, чтобы он разрешил мне вечером приехать к вам на велосипеде.

Они обо всем договорились. Когда в шесть часов зазвонили церковные колокола, слышные на весь Маунтферн, дети разбрелись по домам.

Мэгги шла по Бридж-стрит, засунув руки в карманы. Дара не пригласила ее прийти после чая. Майкл не горел желанием показывать ей удочки. Томми Леонард и Уайты весело болтали, не обращая внимания на то, что Мэгги плетется сзади и молчит.

Но на следующее утро Мэгги услышала, что ее зовет мать.

- Мэгги, быстрее спускайся, к тебе пришла подруга!

В этой фразе было что-то необычное. Обычно миссис Дейли говорила, что пришла Дара или Джасинта, и при этом возводила глаза к небу. Мэгги сбежала по лестнице и вошла в магазин.

Там была Грейс. Она весело беседовала с другими посетителями и спрашивала, какой крем на бисквитных пирожных и какая начинка у эклеров.

- Хочешь попробовать? - спросила ее миссис Дейли.

- О господи! Нет, миссис Дейли, большое спасибо. Мне интересно, вот и все. Наверное, я задаю слишком много вопросов.

- Приятно видеть с утра такую нарядную и бодрую девочку, - с одобрением сказал отец Мэгги.

Мэгги, надевшая бежевую рубашку и коричневые шорты, чувствовала себя замарашкой. На Грейс было желто-белое платье с большим белым воротником и желтые туфельки. «Наверное, их у нее пар десять, - с завистью подумала Мэгги. - Всегда есть что-то в тон».

Грейс взяла ее за руку.

- Можно нам уйти? - спросила она, не обращаясь ни к кому в частности и ко всем сразу. Она заставляла других людей тоже быть обаятельными. Миссис Дейли кивнула и улыбнулась, мистер Дейли пожелал им хорошей погоды, Чарли оторвался от своих ящиков и тоже улыбнулся им.

На Бридж-стрит Грейс с тревогой посмотрела на Мэгги.

- Это ничего, что я пришла? Я хотела, чтобы ты показала мне памятники, о которых рассказывала.

- Да, но… - Мэгги была сбита с толку. Неужели Грейс действительно хочет погулять с ней? Есть столько других дел, столько других людей, с которыми можно встретиться, столько противных извивающихся червяков можно насадить на крючки…

Но оказалось, что Грейс именно этого и хочет.

- Пожалуйста, Мэгги, - сказала она. - Я хочу увидеть надписи и послушать, что говорят люди.

Но Мэгги еще колебалась.

- Рыбная ловля… - начала она.

- Мы можем присоединиться к ним позже. По дороге я встретила Лайама и сказала, что мы придем через час-полтора.

- А он что?

- Ответил «ладно» или что-то в этом роде, - равнодушно произнесла Грейс.

Она оставила велосипед на заднем дворе Дейли, и девочки, взявшись за руки, пошли по Бридж-стрит. Грейс заглянула на полицейский участок - просто так, чтобы знать, как он выглядит.

Сержант Шихан пригласил ее войти и посмотреть.

- У вас тут тюремные камеры? - с любопытством спросила Грейс.

- Не здесь, детка. - Симус смотрел на нее с удовольствием.

У него были только сыновья. До чего же хорошенькая девочка! Похоже, малышка Дейли была ею ослеплена.

- А что вы делаете с преступниками?

- Их отправляют в городскую тюрьму. Но если тебе хочется попасть под арест, то в задней части есть комната, запирающаяся на замок.

Грейс хихикнула.

- Нет, я просто хотела посмотреть.

- И правильно сделала. - «Сегодня сержант Шихан куда веселее, чем обычно, - подумала Мэгги. - Так же, как мои отец, мать и физиотерапевт мисс Берн, которая все время спрашивает Грейс, как они устроились в сторожке и не сыро ли там».

Могилы и памятники буквально очаровали Грейс. Она сказала, что в следующий раз возьмет блокнот и все запишет.

- Конечно, нас здесь не похоронят, - небрежно сказала она.

- Нет, мы будем лежать на католическом кладбище. Я говорю именно о нас, - объяснила Мэгги. - Но если вы останетесь, то и вас там похоронят тоже.

- Конечно, останемся. С какой стати нам уезжать? - Грейс сидела на краю заброшенной могилы. - Наверное, мы должны что-то сделать для этого бедного Джеймса Эдуарда Грея. Тут никто не полол сорняки несколько лет… Конечно, мы останемся.

Мэгги вырвала из места упокоения Джеймса Эдуарда Грея несколько самых длинных одуванчиков.

- Люди думают, что здесь вам будет слишком скучно, - вполголоса сказала она.

- О боже, нет. Тут замечательно. Мэгги, а ты хочешь, чтобы мы остались? Ты же не хочешь, чтобы мы уехали, правда? - Красивое лицо Грейс омрачилось. Казалось, она по-настоящему встревожилась.

Мэгги не могла вспомнить, почему она так расстроилась вчера вечером, когда возвращалась с Ферна, и что заставило ее захотеть, чтобы О’Нилы никогда сюда не приезжали.

Она посмотрела во взволнованные голубые глаза Грейс О’Нил, улыбнулась до ушей и искренне сказала:

- Конечно, мы не хотим, чтобы вы уезжали. Это здорово, что вы здесь.

Мэгги повторяла про себя эти слова даже тогда, когда девочки встретились с рыболовами, ждавшими их у пешеходного мостика.

- Извините, - непринужденно сказала Грейс. - Я попросила Мэгги показать мне памятники. Она была права, кладбище замечательное. Нужно будет сходить туда еще раз и немного прибрать могилу Джеймса Эдуарда Грея.

- Это где? В углу у стены? - спросила Дара.

Мэгги облегченно вздохнула. Дара не рассердилась на то, что Мэгги увела Грейс. «Такие люди, как Дара, по пустякам не сердятся, - сказала она себе. - Сердятся и ревнуют только такие завистницы, как я». Грейс попросила Майкла наживить их удочки кусочками хлеба, о которых они говорили вчера; сначала нужно научиться надевать на крючок хлебные корки, а уж потом переходить к червякам.

Дара была разочарована; она уже приготовила целую банку червяков. Но Майкл сказал, что Грейс права: сначала следует научиться насаживать на крючок корки, потому что это легче.

Грейс ослепительно улыбнулась Мэгги Дейли. «Ну вот, а ты боялась», - означала эта улыбка.

Китти Дейли считала миссис Райан не самой худшей из взрослых; по крайней мере, та не была помешана на религии, как ее собственная мать. С этой женщиной можно было разговаривать.

- Миссис Райан, как вы думаете, я могу немного поработать в баре?

- Нет, Китти. Мне очень жаль.

- Почему?

- Во-первых, ты еще недостаточно взрослая. Во-вторых, помощница нам не нужна.

- Я не маленькая. Мне почти пятнадцать.

- Знаю, - вздохнула Кейт. Неужели через пару лет ее Дара тоже станет мрачной и упрямой как осел? - Но для работы в баре этого недостаточно. Я понимаю, вопрос глупый, но почему бы тебе не поработать в собственном магазине?

Она посмотрела на Китти и поняла, что вопрос действительно глупый. Девочка казалась расстроенной.

- Тебе нужно на что-то заработать?

- А...

- А нет другого способа получить то, что тебе нужно? Если это одежда, ее можно сшить.

- Это волосы, миссис Райан.

- Волосы? - У Китти были фамильные кудри Дейли. Волосы как волосы. Чистые, мягкие, с рыжеватым оттенком.

- Да. Хорошая прическа меняет человека, правда. Что бы ни говорили о миссис Уолш, но делать прически она умеет.

Кейт предпочла промолчать. Спорить с этой упрямой девчонкой не имело смысла.

- А ты не хочешь поработать у нее? Допустим, пару недель подметать пол, приносить людям чай, сушить полотенца, а она за это бесплатно сделает тебе прическу?

Это предложение у Китти энтузиазма не вызвало.

- Скучное занятие.

- Да. Но если она согласится, у тебя будет прическа.

- Две недели - это слишком долго.

- Да. Решай сама, стоит ли овчинка выделки.

Китти на мгновение задумалась. Миссис Райан была намного лучше большинства матерей. Она не говорила: «У тебя и так хорошие волосы». Или «Я в твоем возрасте по парикмахерским не ходила». Похоже, овчинка выделки стоила.

- Да. Так я и сделаю, - решительно ответила она.

- Китти…

- Да, миссис Райан?

- Хочешь совет?

- Хочу.

- На твоем месте я сказала бы миссис Уолш, что восхищаюсь ее прической, тем, как она причесывает других, и хочу сделать ей предложение. Говорила бы очень вежливо, потому что миссис Уолш человек очень занятой и отвергнет любую идею, если она будет сформулирована неправильно. - Увидев, что Китти готова начать оправдываться, она быстро добавила: - Мне все равно. Можешь хоть выбрить голову и нарисовать на ней ирландский флаг. Мне и так нравятся твои волосы, но ты наверняка думаешь, что хорошая прическа может все изменить. Впрочем, дело твое… Ладно, мне надо работать.

Китти поблагодарила ее теплее, как собиралась. Идея и в самом деле хорошая. Она поговорит с миссис Уолш. Той самой миссис Уолш, которая ложится с мужчинами в постель за деньги. Невероятно, но факт. Об этом знают все, только помалкивают. Надо же, мужчины платят деньги за то, чтобы лечь в постель с такой старухой…

Керри О’Нил не возлагал больших надежд на свою новую школу. Он ездил туда вместе с отцом, и отец Майнихан дал ему несколько заданий на лето. Он согласился, что пятнадцатилетнему Керри не имеет смысла учить ирландский, но сказал, что без знания родного языка трудно почувствовать себя настоящим ирландцем.

Этот суровый седой аскет тревожно улыбался и то и дело намекал отцу Керри, что их замечательная школа переживает трудные времена из-за дорогостоящей программы перестройки. Средств у общины недостаточно; плата за обучение в этом году осталась прежней, но они рассчитывают на щедрость родителей, способных помочь школе.

Во время собеседования Керри вел себя спокойно и учтиво. Мальчик с самого начала понял, что на отца Майнихана его чары не действуют. Он восхищался старинными домами, задавал дельные вопросы о первоначальном здании и времени его постройки.

- Это случилось около ста лет назад. У ордена есть монастыри и старше, - слегка смущенно ответил отец Майнихан.

- Не забывайте, что я из Соединенных Штатов. Для нас сто лет - это очень большой срок, - с улыбкой ответил Керри.

Тут отец Майнихан слегка оттаял. Керри сказал именно то, что требовалось.

По возвращении домой отец похвалил его:

- Молодец, сынок. По-моему, этот священник - славный человек.

Но Керри не пожелал разделить отцовский оптимизм.

- Человек как человек. Он делал свое дело.

Патрик огорчился.

- Свое дело? Что ты имеешь в виду?

- Он должен был поставить на место наглого американского зазнайку, слегка потоптать меня ногами. Должен был попытаться выдоить тебя. «У этого американского ирландца больше денег, чем ума; дай ему подписать чек».

Патрик искренне расхохотался.

- Быстро ты его раскусил! И все же у них хорошая репутация. Это одна из лучших ирландских школ.

Керри отвернулся и посмотрел в окно. Он заранее знал не только слова, но и тон отца. Сейчас тот скажет, что не закончил начальную школу и был вынужден вернуться туда в двенадцать лет, чтобы научиться чему-то большему, чем чтение и письмо. Он часто это говорил. Но не получал ответа, на который рассчитывал. Керри О’Нил ни разу не сказал, что это совершенно незаметно и что отец достаточно хорошо образован. Ни разу.

Напротив, Грейс не могла дождаться начала учебного года. Она сказала Керри, что чувствует себя совсем по-другому. У нее уже есть подруги, она будет учиться с Дарой, Мэгги и Джасинтой в одном классе. Они заранее рассказали ей про самое худшее и научили, как поладить с сестрой Лаурой.

Грейс придется учить ирландский. Сестра Лаура посоветовала ей до начала занятий выучить алфавит и составить небольшой словарик.

Остальные очень помогали ей. Правда, мальчишки научили ирландскому ругательству, и Грейс часто повторяла эту фразу, пока Дара не объяснила, что она значит. В городе она купила темно-синюю форму. Гладкая юбка, джемпер и голубая рубашка, так уныло выглядевшие на других девочках, не портили красоту Грейс. Она купила заодно темно-синюю ленту и подвязала ею свою золотые волосы.

Потом она взяла ранец и продефилировала перед братом.

- Как я выгляжу?

- Замечательно, - рассеянно ответил он.

- Большое спасибо.

- Нет, серьезно. Замечательно. Старше своих лет.

- В этом наряде? - не поверила Грейс.

- Да. Ты выглядишь гораздо более взрослой, чем эта мелочь пузатая. И не позволяй парням говорить гадости, слышишь?

- Керри, гадости говорили вовсе не парни, а Томми, Лайам и…

- Все равно. Не позволяй.

Грейс уже пожалела о своих словах. Керри не видел в этом ничего смешного.

- Ладно, ладно, - сказала она, чтобы успокоить его.

- Грейс, у тебя нет матери, а отец живет в собственном мире. Кто-то должен приглядывать за тобой. Именно поэтому я и ворчу, как старый медведь. Или как старая наседка, которая боится за своих цыплят.

- Именно как наседка! - Грейс со смехом обняла его. - Наседки квохчут, а медведи обнимаются! Керри, ты очень добрый.

Дверь открылась, и в комнату вошел Патрик.

- Это новая форма? Ты чудесно выглядишь. Настоящая школьница, - с восхищением сказал он.

Грейс продолжала обнимать брата за талию.

- Керри заботится обо мне. Учит, как вести себя в школе.

Патрик обрадовался. Он часто гадал, о чем говорят его дети, когда остаются наедине. Они выглядели довольными.

- Я просто подумал, что кто-то должен давать ей советы, - сказал Керри так дерзко, что это заметила даже Грейс. Она тревожно посмотрела на брата и опустила руки.

- Отлично, - с облегчением ответил Патрик. - Я рад, что ты это сделал. Боюсь, я слишком в вас верю. Мне кажется, что вы от рождения все знаете и все умеете. Наверное, я слишком редко даю вам советы.

- Отец, нам не на что жаловаться, - быстро сказала Грейс, изо всех сил стараясь предотвратить ссору. - Очень многие жалуются на своих родителей, которые ими командуют. Лучше оставайся таким как есть. Томми Леонард говорит, что отец пилит его день и ночь.

- Но недостаточно, чтобы отучить ругаться, - проворчал Керри.

Внезапно Грейс ощутила усталость.

- Послушайте, если хотите ссориться, то ссорьтесь. Мне это надоело. Я иду спать.

Ее лицо помрачнело. Отец и брат были ошеломлены.

- Грейс, я и не думал ссориться. Честное слово, - сказал Керри.

- Послушай, милая, я вообще не умею ссориться с людьми. А тем более сегодня вечером, когда я увидел тебя в форме монастырской школы. У меня просто нет слов. Ах, если бы…

Они знали, что хотел сказать отец. «Ах, если бы ваша мать была жива». Но он выразился иначе:

- Ах, если бы все сложилось по-другому…

Грейс познакомилась с большинством своих будущих одноклассниц, живших в Маунтферне. Но когда новенькую увидели девочки с окрестных ферм, то сильно удивились. Сначала они хихикали над красивой девочкой с золотыми волосами, перехваченными на макушке блестящей темно-синей ленточкой, и передразнивали ее американский акцент.

Сестра Лаура произнесла маленькую приветственную речь. Она не сомневается, что девочки из монастырской школы Маунтферна, как всегда, примут иностранку в свою среду и помогут ей почувствовать себя в классе как дома. Дара прошептала, что все это чушь. До сих пор у них в классе иностранок не было, Грейс первая. Увидев, что Дара и Грейс вместе над чем-то смеются, Мэгги почувствовала себя отверженной.

Сестра Лаура рассказала о предстоящем годе. Она надеется, что в 1962-1963-м учебном году все будут относиться к занятиям очень серьезно. Даже те, кому не предстоит в его конце сдавать экзамены, должны учиться так, чтобы монастырская школа Маунтферна вошла в число лучших школ ордена. До сих пор такого не случалось, но в предстоящем году все должно измениться. Девочки обязаны выбросить из головы глупости и помнить, что ученье - это свет.

Перед ней стояли девочки в темно-синей форме. Китти Дейли очень шла новая прическа. Увидев ее, Керри О’Нил сказал: «Замечательно выглядишь. В тебе что-то изменилось, верно?» Китти с чувством пела благодарственный псалом деве Марии в честь начала занятий. Она выбросила из головы глупости и сосредоточилась на том, что Керри уедет в свою закрытую школу только через неделю. Грейс им не помешает: она будет в школе. Если притвориться больной в первый же день учебы и отпроситься с занятий, никто не обвинит ее в симуляции. Потом можно будет пойти в Грейндж. Если старая карга мисс Хейз ничего не заподозрит, то Китти сумеет найти способ встретиться с Керри. Сестра Лаура права: как начнешь год, так его и продолжишь.

Дара тоже пела с чувством. Несмотря на изменения в Фернскорте, летние каникулы прошли чудесно. Вчера вечером они с Майклом сидели на диване у окна и мечтали об убежище, которое принадлежало бы им так же, как та комната в Фернскорте. Почему им больше не хотелось возвращаться в развалины? Однажды они были там с Грейс и почувствовали, что этот этап их жизни закончился. Мистер О’Нил предлагал им продолжать играть, но все изменилось. Теперь у них были велосипеды и рыбная ловля. Плюс уверенная в себе Грейс. Мэгги - замечательная подруга, но она трусиха. Вечно боится, что что-нибудь случится, что кто-нибудь станет возражать или рассердится. А Грейс не боится ничего на свете. Она просто великолепна.

Сестра Лаура пела псалом и гадала, почему ей кажется, что Грейс О’Нил одета слишком нарядно. На девочке темно-синяя школьная форма; ни следа косметики. Уши не проколоты, сережек нет. Под темно-синим джемпером ни намека на грудь. Так почему же этот двенадцатилетний ребенок кажется развитым не по годам?

Сестра Лаура считала себя справедливой и надеялась, что ее безотчетная неприязнь вызвана не красивым лицом, загорелой кожей и золотыми волосами девочки.

Джасинта Уайт толкнула Мэгги Дейли локтем и спросила, почему она не поет.

- Извини, - прошептала Мэгги и присоединилась к остальным.

Джасинта ощутила облегчение. Ей показалось, что подруга чем-то расстроена. Впрочем, у Мэгги часто было такое выражение лица.

Фергус Слэттери пришел в Грейндж поговорить со старым мистером Джонсоном о продаже недвижимости. Выяснилось, что мистер О’Нил сделал Джонсонам очень щедрое предложение: купить принадлежавший им маленький загон и право проводить лошадей через владения Джонсонов.

- Конечно, мы могли бы договориться сами, но американец хочет, чтобы все было сделано через поверенного. Поэтому я и обратился к вам, Фергус. Извините, что оторвал от дел. Я надеялся, что придет ваш отец и мы сможем немного поболтать.

- Он простудился, и мисс Парселл не выпускает его из дома. Отец говорит, что если старуха не угомонится, он подаст на нее в суд, - рассеянно ответил Фергус, глядя в документы. - Зачем американцу понадобилась эта земля?

- Честное слово, понятия не имею. Мэриан говорит, что он делает это по доброте душевной, так как знает, что у нас туго с наличными. Мы хотели покрасить дом, но сейчас это стоит немыслимых денег.

- Вы пользуетесь этим участком?

- Ничуть. Для нас это один расход. Изгороди и забор давно сломаны, но там где-то сказано, что он собирается их восстановить.

Фергус уже прочитал этот пункт.

- Да, он может построить обнесенное забором небольшое помещение для содержания крупного рогатого скота или лошадей. Я думаю, он хочет построить конюшню, конкурирующую с вашей, и помешать вашему бизнесу.

- Вряд ли, - спокойно ответил мистер Джонсон. - Он подписал с нами договор об использовании наших лошадей и даже заплатил задаток на случай, если не найдет достаточного количества желающих.

Фергус, он для нас просто спасение. Оплатил эту развалившуюся сторожку за год вперед, потому что нам пришлось привести ее в порядок.

- Привести в порядок! Судя по тому, что я слышал, она была совсем новая, - фыркнул Фергус.

- Мальчик мой, что вы имеете против него?

- Хороший вопрос, мистер Джонсон, а главное - вовремя заданный. Я отвечу вам, как только до конца дочитаю этот документ.

Фергус прочитал абсолютно недвусмысленную купчую, составленную честным поверенным, и неохотно согласился, что если мистер Джонсон хочет продать участок земли, то имеет полное право это сделать. Тем более что предложенная ему цена намного выше обычной для этих краев.

Чтобы отвести душу, Фергус спросил, нет ли у Патрика О’Нила другой причины для покупки именно этого участка земли, чем сердечная доброта и желание дать им деньги на покраску дома.

Старик посмотрел на него с легким удивлением.

- Конечно, есть, Фергус. Ему нужно где-то держать собственных лошадей. А вдруг они с Мэриан поссорятся, вдруг она окажется слишком напористой, а ему это не понравится? Если О’Нил будет предлагать своим постояльцам уроки верховой езды, конные походы и охоту, ему понадобится место для отступления. Заранее заготовленная позиция.

Такая ясность мысли поразила Фергуса.

- А Мэриан тоже так считает? - выдохнул он.

- Ох, перестаньте, Фергус. Женщины всегда видят ситуацию по-другому. Они мечтают только об одном: романе, длинной фате и свадьбе. Ну и пусть мечтают; это никому не причинит вреда.

Фергуса бросило в дрожь. «Он играет с будущим людей как Господь Бог», - подумал молодой человек, подписывая купчую.

Каждый месяц Оливия Хейз писала сестре в Новую Зеландию длинное письмо. Писала под копирку и была уверена, что сестра поступает так же. Это позволяло без труда вспоминать случаи, о которых каждая писала много лет назад; они никогда ничего не забывали, даже мелочей. Мисс Хейз знала о состоянии здоровья пожилой матери-настоятельницы, которая готовилась к смерти, но воскресала каждый раз, когда ей находили преемницу.

А сестра Бернадетта, жившая на другом конце света, в монастыре на скалистой оконечности Южного острова, знала об О’Нилах и маленькой Грейс, согревавшей Оливии душу. Грейс даже приглашала мисс Хейз прийти на монастырскую благотворительную ярмарку, которая обычно проводилась для родителей школьниц.

- Это же вы помогали мне делать джем и печь пирожные. И заслуживаете приглашения больше, чем кто-нибудь другой, - сказала Грейс.

Мисс Хейз была очень довольна, но думала, что это чересчур.

- Может быть, тебе следует пригласить мисс Джонсон? - нерешительно сказала она.

- О нет, большое спасибо! - хихикнула Грейс. - Не стоит поощрять ее надежды, мисс Хейз.

Это казалось Оливии очаровательным. Она написала сестре, что Патрик О’Нил снова летал в Штаты. Он делал это так же легко, как некоторые люди ездят на поезде из соседнего города в Дублин. Перед отъездом он удостоверился, что Керри хорошо устроился в своей закрытой школе. Присматривать за Грейс было легко, но с Керри могли возникнуть проблемы.

Мисс Хейз перечитала копии своих предыдущих писем и с удовлетворением отметила, что сделала то же самое замечание в июле, когда О’Нилы прибыли в Маунтферн. Теперь, пять писем спустя, она убедилась, что была права.

Накануне Рождества Кейт Райан украсила контору Слэттери остролистом. Ей казалось, что по сравнению с остальным Маунтферном офис поверенного выглядит недостаточно празднично. В церкви стояли огромные ясли, а в окне пресвитерской горела рождественская свеча и были видны ясли поменьше, любовно устроенные мисс Барри, которая с лета не брала в рот ни капли.

Писчебумажный магазин Леонарда был украшен теми же бумажными гирляндами и флажками, которые в нем продавались. Миссис Мигер еще носила траур по мужу, но по-праздничному упакованные броши и серьги, выставленные в витрине ее магазина, окружали веточки из фольги и блестки.

В кинотеатре стояли две большие елки с мигающими лампочками. Деклан Моррисси говорил, что от этого постоянного мигания у него болит голова; из-за этой рождественской иллюминации в доме каждый год перегорают предохранители. Молочную Дейли украшали очень красивые венки из плюща и остролиста, скрепленные красной лентой. Похоже, это было делом рук Китти, которая, по всеобщему мнению, стала совсем другим человеком. Во всяком случае, изготовление таких венков описывалось в американских журналах, которые она регулярно читала в последнее время.

Помещение почты украшали разноцветные бумажные гирлянды, большой серебряный плакат с надпись «Мир на Земле» и ящик для пожертвований - на случай, если кто-то сочтет Рождество самым подходящим временем, чтобы потратить несколько пенни на подарки воспитанникам детского приюта. В витрине пивной Данна стоял большой пластмассовый Санта-Клаус. Тратиться на другие украшения не имело смысла, поскольку владелец все еще собирался переезжать в Ливерпуль. В окне домика Джимбо Дойла тоже стояла елка; мать долго пилила его насчет лампочек, и в конце концов Джимбо сдался. Старухе надоело, что сын налаживает гирлянды у всех остальных, а их собственная горит вполнакала.

Сержант Шихан смотрел на украшения, купленные Мэри во время последней поездки в Дублин, и качал головой. Вряд ли они годились для оформления стен полицейского участка. Вырезанные из бумаги претенциозные малиновки и северные олени с дырочками для веток омелы или остролиста… Но миссис Шихан была непреклонна. Она прочитала в журнале, что именно так украшают свои дома высокопоставленные дублинцы, и решила немного облагородить Маунтферн, как бы этому ни сопротивлялись все остальные.

Джуди Берн посадила в оконные ящики для цветов кусты остролиста и миниатюрные елочки. Люди говорили, что это выглядит празднично и в то же время элегантно. Патрик О’Нил нашел время, чтобы зайти и поздравить ее. И даже, по настоянию Джуди, выпил в честь праздника. Она сбегала в соседний бар Фоли с подносом и принесла Патрику стаканчик виски, а себе - рюмку хереса.

Она сказала Патрику, что не пьет дома, хотя многие одинокие дамы каждый вечер открывают новую бутылку. Нет, конечно, она не хочет сказать ничего плохого о Мэриан Джонсон; положение хозяйки гостиницы к этому обязывает. И все же бедняжке грозит опасность спиться.

Жившие напротив мистер и миссис Уильямс украсили свой дом остролистом и плющом. Их немногие прихожане оформили протестантскую церковь. Доктор Уайт и его жена пригрозили, что вообще не будут украшать дом, если их дети не уладят ссору из-за омелы. Джасинта хотела прикрепить ветку у самой двери, а Лайам и слышать не хотел ни о какой омеле. Битва разыгралась нешуточная. Томми Леонард говорил, что такого и в кино не увидишь. Наконец доктор Уайт решил, что маленькую ветку омелы нужно повесить над дверью кухни, после чего ссора вспыхнула вновь. Лайам и Джасинта тут же вспомнили прошлое Рождество, когда они остались не только без украшений, но даже без подарков и индейки.

Мисс Парселл не слишком обрадовалась, увидев, что Кейт Райан стоит на стуле и держит в руках веточку остролиста и коробку с кнопками.

- Такого здесь еще не было. Мистер Слэттери этого не признает. - Губы мисс Парселл сжались в ниточку, на щеках проступили алые пятна.

- Знаю, мисс Парселл, - для виду покаялась Кейт. - Звучит глупо, но дети ходили в рощу Койна и принесли оттуда несколько красивых веточек, буквально усыпанных ягодами. Вот я и подумала: это самое меньше, что я могу сделать… Знаете, мистер Слэттери не обидится. В конце концов, дух Рождества…

Фраза осталась неоконченной. Кейт не стала говорить, что попросила Майкла и Дару набрать большую коробку остролиста и принести ее в контору. Затем она прикрепила к стене поздравительную открытку от сестры Фергуса Розмари, жившей в Англии, и фотографию старого мистера Слэттери, Фергуса и мисс Парселл, сидящих в бумажных колпаках за столом, на котором стоит блюдо с маленькой индейкой. Ради такого дружелюбного и веселого человека, как Фергус, стоило постараться.

Слэттери-младший удивился и обрадовался. Он ездил по делам в окружной суд, а отец ушел к какому-то старому приятелю под предлогом пересмотра завещания, а на самом деле чтобы раздавить бутылочку. Фергус смотрел на остролист с удовольствием.

- Мы никогда этого не делали. А напрасно, - просто сказал он.

- Даже когда ваша мать была жива?

- Да. Понимаете, она всегда была слабенькой. У нее не было вашей энергии.

Кейт подумала, что прикрепить к стенам и дверям несколько веточек и доставить удовольствие мужу и сыну легче легкого, но промолчала. Не упомянула она и о словах Грейс О’Нил. Девочка говорила то же самое: ее мать всегда болела. Они не украшали дом на Рождество; для нее это было слишком утомительно.

- Кейт, я купил вам подарок, - сказал Фергус. - Хотя задача была трудная, потому что у вас есть все.

- Моя задача была не легче. - Она протянула Фергусу большой сверток в подарочной упаковке.

- Разве это не великолепно? Два человека, у которых есть все, - сказал Фергус, ожидая, когда она развернет свой подарок. Там лежали билет на однодневную экскурсию в Дублин, два приглашения в универмаги «Суитцер» и «Браун Томас» и открытка с надписью «По представлении сего работодателю миссис Кейт Райан имеет право получить дополнительный выходной день».

Кейт смотрела на подарок во все глаза.

- Я подумал, что вам захочется съездить на январскую распродажу, а эти приглашения станут гарантией того, что вы посетите Графтон-стрит и присмотрите себе что-нибудь нарядное. Иначе вы помчитесь в «Клери» за хозяйственными товарами, - проворчал Фергус, пытаясь не показать виду, что ее реакция доставила ему удовольствие.

- Каждая минута этого дня станет для меня счастливой. - Кейт обняла его. - Фергус, вы ужасно милый. Большое спасибо.

- Ну-с, а теперь посмотрим на ваш подарок. - Он открыл коробку. Там лежало чудесное издание «Ирландских мелодий» Мура с большими цветными иллюстрациями Дэниела Маклайза.

- Я вспомнила, как вы сказали, что любите Томаса Мура. Это было на концерте, когда класс Майкла так ужасно исполнял его мелодии. И подумала, что это подойдет. - Кейт широко улыбнулась молодому человеку, с ужасом увидела, что его глаза полны слез, и быстро заговорила, давая Фергусу время успокоиться: - Я купила эту книгу в городе.

Знаете книжный магазин Гормена? Попросила их поискать старинное издание, и они постарались. Мы с Джоном не могли на него налюбоваться. Надеюсь, вам понравится.

К Фергусу вернулся дар речи:

- Мне очень понравилось. Мисс Парселл и мой отец еще не знают, как они будут встречать Рождество. Похоже, у нас будут гости… Потом я могу прийти к вам домой, и мы споем эти мелодии вместе.

Кейт сказала, что ловит его на слове. Как-нибудь после Рождества Фергус Слэттери поднимется по Ривер-роуд, положив Мура в целлофановый пакет на случай дождя и споет все мелодии для посетителей лицензированной пивной Райана.

- Тогда пивная опустеет, и вы лишитесь куска хлеба раньше, чем за это возьмется О’Нил, - сказал Фергус.

- Бросьте, Фергус. Оставьте его в покое хотя бы на Рождество. Похоже, Джон Райан, как всегда, оказался прав. Пока что великие планы О’Нила далеки от завершения. В такой дыре, как Маунтферн, отель быстро не построишь.

Керри приехал на каникулы как раз в тот день, когда у Патрика была назначена встреча с большой шишкой из совета по туризму. Мальчика требовалось встретить. Мэриан Джонсон была рада стараться. Она слышала, что Патрик просил сделать это застройщика Брайана Дойла, а Брайан Дойл с жаром ответил, что он застройщик, а не шофер. Он был бы рад оказать мистеру О’Нилу услугу, но выполнение обязанностей шофера их контрактом не предусмотрено.

Эта точка зрения привела Патрика в восхищение, и он извинился. Менее гордый и смелый человек не стал бы ставить под угрозу контракт на самое крупное строительство в этих местах. Но Брайан Дойл никому не позволял наступать себе на мозоли. Он и не подозревал, насколько такое поведение пошло ему на пользу.

Мэриан тоже была довольна, хотя считала Брайана Дойла чокнутым. Она стояла на переполненной платформе и ждала, когда Керри выйдет из вагона.

Казалось, что за время, проведенное в школе, он стал выше и тоньше. Школьный блейзер очень шел ему. Керри, державший в руках чемодан и спортивную сумку, любезно улыбнулся Мэриан и стал искать взглядом Грейс.

- Она занята. Украшает сторожку к Рождеству, - сказала Мэриан, заранее заявившая девочке, что в машине не хватит для нее места. - Вы встретитесь дома. А твоему отцу пришлось уехать в Дублин. Он просил передать тебе, что очень сожалеет.

Не сомневаюсь, - вежливо, но холодно ответил

Керри.

- Я подумала, что мы можем отправиться на ленч в ресторан… чтобы узнать друг друга. - Она подмигнула Керри, но ответа не дождалась.

- Разве мы не знаем друг друга? - спросил сбитый с толку мальчик. - Вы - мисс Джонсон из Грейнджа…

- Мэриан, - сказала она.

- Да, конечно.

Все складывалось крайне неудачно. Мэриан не терпелось отправиться в ресторан гостиницы «Гранд» или «Центральной» и пообедать с красивым светловолосым сыном Патрика. Но все пошло прахом.

Керри долго смотрел на нее, пытаясь решить, что делать. И наконец решил испробовать на Мэриан свои чары.

- Ну, Мэриан… если вы действительно хотите, чтобы я так вас называл… Я с удовольствием пообедаю с вами, хотя мы уже знаем друг друга. Это будет чудесно.

Они поехали в «Центральную». Мэриан помахала рукой знакомым, которые тут же нагнулись друг к другу и стали гадать, почему она появилась на людях с каким-то подростком. Они заказали томатный суп и вареный бекон с капустой, за которыми последовали яблочный пирог и мороженое. Керри немного рассказал ей о школе, еще меньше о своем отце и совсем ничего об их жизни в Америке, зато сумел узнать все, что произошло в Маунтферне. Грейс полюбила школу и обзавелась множеством подруг. Они с отцом берут уроки верховой езды и делают большие успехи. Восстановление Фернскорта тормозят постоянные задержки.

Мэриан трещала без умолку и за полчаса сумела продемонстрировать Керри целых три своих ипостаси. С каждой минутой она становилась моложе. Сказала, что чуть с ума не сошла, пытаясь уговорить О’Нилов бросить эту глупую затею встречать Рождество втроем. Они должны присоединиться к Мэриан и ее отцу. Будет еще четверо гостей, все очаровательные люди, которые им понравятся. Среди них будет и мать-настоятельница, такая же естественная и нетребовательная, как все остальные.

По пути в Маунтферн у Мэриан сложилось смутное впечатление, что Керри О’Нила она ничуть не узнала, зато он узнал о ней почти все.

- Я зайду позже, когда твой отец вернется из Дублина, - сказала она, высадив Керри у сторожки и выслушав его благодарность.

- Почему вы это сделаете? - Он был чрезвычайно вежлив.

- О господи! Ну, чтобы узнать, благополучно ли он добрался, и сказать, что я тебя встретила.

Керри смотрел на нее не мигая.

- Может быть, завтра… или позже, - пролепетала она, чувствуя себя набитой дурой.

Из сторожки выбежала Грейс и обняла Керри.

- Где ты был? Мисс Джонсон сказала, что не может взять меня с собой. Я смотрела в окно и никак не могла дождаться. Пойдем в дом, и ты мне все расскажешь. Я очень скучала без тебя…

Дверь сторожки закрылась. Мэриан увидела суровое длинное лицо Оливии Хейз, мывшей посуду в раковине на кухне, и уже в сотый раз сказала себе, что торопиться не следует. Патрик О’Нил овдовел слишком недавно; кроме того, у него куча дел. У него маленькая, но самодостаточная семья. Она сможет войти в нее только тогда, когда все будут готовы.

Не стоит повторять ошибку Джуди Берн, которая то и дело приглашает Патрика выпить, а потом стремглав бежит к Фоли. Ей бы следовало понять, что мужчины предпочитают женщин, у которых стоит в буфете красивый графин из уотерфордского хрусталя.

В Маунтферне существовала традиция, согласно которой в Рождество служили только одну мессу. Потом тот или иной священник обходил прихожан и отпускал грехи тем, кто не мог выйти из дома. Месса началась в девять часов утра. На ней присутствовала вся паства.

Джуди Берн надела очень шедшую ей мантилью. На мисс Парселл, которая предпочла бы мессу в половине восьмого, но не дерзала осуждать духовенство, была красивая синяя шаль; эту шаль связала Кейт Райан, знавшая, что у мисс Парселл есть синее пальто.

Шейла Уилан провела бессонную ночь: юная Тереза Мигер снова поссорилась с матерью и хотела уехать из города. Но в канун Рождества автобусы не ходили. Шейла то и дело варила какао, доставала с полки новые плитки «Кит-Кэта», уговаривала и успокаивала. Говорила Терезе, что уход из дома в Рождество - страшный удар, так как он портит для обеих сторон не только этот праздник, но и все будущие. Говорила, что знает это по собственному опыту. Правда, не сообщала, что в Рождество от нее ушел Джо Уилан. И что ее давняя ссора с Розмари Слэттери тоже случилась в Рождество. В этой поре года действительно есть что-то особенное. Шейла долго и мягко говорила о том, что матери Терезы грустно и одиноко в первое Рождество после смерти мужа, что она нуждается в понимании. Нет, речь идет не о всепрощенчестве, а о простом понимании.

В конце концов измученная девушка заснула на диване. Шейла укрыла ее пледом, а под голову подсунула подушку. Потом перешла улицу и услышала ту же историю от матери Терезы. Дерзость… эгоизм… И ей снова пришлось говорить о девочке, потерявшей отца. Когда распухшие красные глаза миссис Мигер начали закрываться, Шейла ушла.

Она убедила обеих, что нужно одеться понаряднее, пойти к мессе и сделать вид, что ничего не случилось. Все были приглашены на рождественский ленч к Уайтам, в том числе и Джуди Берн. Шейла предпочла бы в этот день вязать носки или посидеть и послушать «Радио Эйреанн». В Рождество по нему шли интересные передачи для тех, кто остался дома. О боже, с каким удовольствием она вообще никуда не выходила бы…

Патрик О’Нил, его сын и дочь встретили свое первое маунтфернское Рождество в церкви. Они хотели подвезти мисс Хейз до сторожки, но экономка не села в машину. Сказала, что должна встретиться с друзьями и поздравить их с Рождеством. Все смотрели на О’Нилов не отрываясь. Красивый статный Патрик в пальто из верблюжьей шерсти улыбался то одному, то другому. Керри действительно стал выше; за полугодие, проведенное в школе, он вырос на два дюйма. На нем была такая же твидовая куртка с поясом, как у многих здешних молодых людей, и все же он выглядел более щеголеватым - возможно, благодаря поднятому воротнику.

Грейс надела новый наряд, привезенный из Нью-Йорка. Это было светло-розовое пальто с более темными широкими бархатными обшлагами и воротником. Золотые кудри прикрывал шотландский берет. Люди оборачивались и улыбались красивой девочке. Грейс увидела Дару и Майкла и помахала им рукой. Близнецы уставились на нее открыв рот.

Наверное, отец подарил ей это пальто сегодня утром. Вчера Грейс не сказала о нем ни слова. Мэгги Дейли сидела в коричневом пальто, доставшемся ей по наследству от Китти, и чувствовала себя ничтожеством. Каноник Моран благословлял всех и желал, чтобы дух Святого Младенца всегда был с ними, а Мэгги не могла думать ни о чем, кроме своего ужасного пальто. Почему Господь должен быть добр к ней, если она не может думать о Нем даже в Его день рождения? Мэгги угрюмо признала, что она недостойна золотых волос и розового пальто. Так же, как недостойна быть лучшей подругой Дары.

Во второй половине дня дети пошли гулять в рощу Койна. Погода стояла ясная и морозная, поэтому все оделись потеплее.

Керри О’Нил тоже пошел с ними. Он рассказывал о школе и говорил так, словно был их ровесником, а не пятнадцатилетним молодым человеком. Грейс держала его за руку и просила рассказать, как один мальчик в дортуаре слушал транзистор через наушники, забыл, где он находится, и начал подпевать группе «Битлс», а все это время у кровати стоял отец Майнихан и наблюдал за ним.

Керри О’Нил помнил их имена. Ему было интересно все, что они делали. Томми Леонард очень похоже передразнивал пьяную экономку священника мисс Барри. Майкл сообщил Керри ценную информацию, объяснив, как искать лучшие места для рыбной ловли. Оказалось, что следует запоминать, куда коровы ходят на водопой. Они вздымают ил и повреждают водоросли; это означает, что у рыбы появляется много корма. Нужно занять позицию в ярдах десяти-двенадцати выше по течению и ждать, пока рыба приплывет. Керри слушал всех очень внимательно. Он согласился и с Джасинтой Уайт, которая говорила, что Рождество без омелы - не Рождество, и с ее братом Лайамом, утверждавшим, что все это пустая болтовня, на которую не следует обращать внимания.

Спросил Мэгги Дейли, у всех ли ее родных такие красивые каштановые волосы. В том числе и у сестер, работавших медсестрами в Уэльсе. Счастливая Мэгги зарделась и сказала, что раньше их волосы никто не называл каштановыми. Керри слышал, что Дара ловит рыбу как дьявол, замечательно насаживает червяков на крючки и поймала огромную щуку, которая боролась и сопротивлялась до последнего. По его словам, Маунтферн был самым чудесным местом на свете. А когда стемнело и все отправились по домам, никто из детей, пришедших в рощу Койна, не вспомнил о том, что было шесть месяцев назад. Тогда они думали, что настал конец света, потому что кто-то купил Фернскорт.

Глава седьмая

Мистер Слэттери-старший умер весной. Умер именно так, как ему и хотелось бы: сидя на складном рыбацком стуле, прислонившись спиной к дереву. Должно быть, многие, проходившие мимо него в тот день, думали, что он спит. На заупокойной мессе мисс Парселл стояла так, словно ей в спину вставили шомпол. Шляпку винного цвета на этот раз заменила точно такая же черная, а суровое лицо экономки было еще более строгим, чем обычно.

Фергусу было жаль ее до боли.

Она годами заботилась о старике, распекала его и командовала. В свою очередь, мистер Слэттери относился к ней с боязливым уважением. В чем она найдет утешение? Фергус быстро заверил ее, что не хочет никаких изменений.

- Но что будет, когда я состарюсь, а вы женитесь, мастер Фергус?

- Вряд ли я когда-нибудь женюсь. Мне уже под тридцать. А даже если это случится, моя жена будет счастлива, что у нее есть вы и я. - Фергус не стал говорить, что мисс Парселл уже состарилась.

Единственная сестра Фергуса Розмари была замужем и жила в Манчестере. Она приехала на похороны, но брат и сестра вели себя как незнакомцы. Розмари была старше на десять лет; Фергус считал ее упрямой и нетерпеливой. Когда ему было лет шесть-семь, в доме часто ссорились, а потом Розмари уехала. Конечно, позже произошло примирение, но только для виду. Письма на Рождество и поздравительные открытки к дням рождения. Ни посещений, ни разговоров по телефону. С младшим братом Розмари не ссорилась, но Фергус не ждал ее приезда. Она прибыла без сыновей и мужа Джеймса. Во время подготовки похорон о семье Розмари не было сказано ни слова. На сестре был изысканный траур. Она закурила, как только вышла из церкви.

Мисс Парселл, которая была свидетельницей отъезда Розмари, ненавидела ее и с трудом скрывала это.

- Приехала за деньгами! - прошипела экономка Фергусу, но он только улыбнулся в ответ. Денег было очень мало; он уже прочитал отцовское завещание. Небольшая сумма, завещанная мисс Парселл, пара сотен фунтов церкви на заупокойные службы и маленький страховой полис, проценты от которого следовало переводить манчестерским внукам. Самой Розмари не причиталось ничего. Она тоже знала это. Контора и дом отходили Фергусу. К завещанию была приложена трогательная записка с благодарностью Фергусу, вернувшемуся в Маунтферн, чтобы продолжить семейный бизнес. Фергус смахнул слезу; он не знал, что для отца это было так важно. Розмари сидела и пила с ним виски; беседа получилась не из легких. Фергус, чувствовавший, что они видятся в последний раз, решил ради них обоих соблюдать учтивость и обойтись без взаимных упреков.

- Наверное, странно возвращаться домой? - спросил он.

Розмари пожала плечами.

- Это не мой дом. И никогда им не был.

Фергус подавил досаду.

- Да, я забыл. Но люди были рады снова увидеть тебя.

- Ты так думаешь? Да здесь давно забыли о моем существовании. Почти все маунтфернцы - настоящие неотесанные деревенщины.

- И все же они считают тебя своей.

- А тебя?

- О, я самая большая деревенщина на свете. Скоро буду сидеть в качалке и рассказывать о минувших днях. - Он улыбнулся сестре, ожидая ответной улыбки.

Но Розмари нахмурилась.

- Фергус, ты действительно стареешь. Это факт. Ходишь маленькими шажками, словно на тебе шлепанцы…

Молодой человек перестал улыбаться, но решил продолжить игру.

- О боже, наверное, мне нужно последить за собой. - Он сделал несколько гигантских шагов по комнате. - Так лучше? - Фергус взял ее опустевший стакан и пошел на другой конец комнаты, подражая походке бабушки. Это сделало свое дело. Розмари невольно рассмеялась.

- Фергус, ты слишком умен для этой дыры. Здесь тебя ждет тупик. Бросай все и переезжай в Дублин. Иначе будет слишком поздно. Ты либо отупеешь, либо сопьешься, либо с тобой случится то и другое сразу.

Фергус не стал говорить, что она выпила уже три порции виски, а он еще не закончил первую.

- А что хорошего я нашел бы… например, в Манчестере? - не без сарказма спросил он.

- Познакомился бы с нормальными людьми, а не с буфетчиками, пекарями и изготовителями свеч. Нашел бы себе подходящую женщину. А то живешь здесь как евнух.

- Так обо мне говорят? - На сей раз Фергус разозлился. Но громких скандалов в этом доме больше не будет. История не повторяется.

- Сама вижу. - Глаза Розмари были слишком блестящими, пряди развившихся волос падали на шею. - Ничего другого тебе не остается. Только смотреть бараньим взглядом на эту женщину из пивной, которая печатает у тебя на машинке.

- Розмари, подожди минутку, ладно? Я схожу за водой, - сказал он.

Фергус пошел на кухню и стал из-под крана наполнять кувшин, стиснув его обеими руками так, что побелели костяшки. Как она смеет так говорить о Кейт? Дать бы ей по дурацкой пьяной башке! Ладно, терпеть осталось недолго. Всего несколько часов. Они еще немного поговорят, лягут спать, а утром он накормит ее завтраком, отвезет в ближайший город и посадит на поезд. Фергус хотел подарить сестре оставшийся от матери старинный столик для рукоделия эпохи королевы Виктории, но теперь черта с два. Слишком жирно с нее. Тем более что Розмари вряд ли занимается рукоделием. Нужно во что бы то ни стало сохранить мир; это будет свидетельством не слабости, а силы. Фергус вернулся с улыбкой.

- Извини, пришлось подождать, пока не пойдет холодная. Так на чем мы остановились? Ах, да: я смотрю бараньим взглядом на Кейт Райан. А на кого я мог бы смотреть тем же взглядом в Манчестере?

- Я не предлагала тебе перебраться в Манчестер, - тут же насупилась сестра.

- И все же в один прекрасный день я туда приеду. Не работать, а в гости. Буду рад повидать племянников. Наверное, мальчики уже закончили школу. Расскажи мне о них.

Он сел в кресло и деланно улыбнулся, скрывая гнев.

- Они уехали, - проворчала Розмари.

- Не может быть! Ведь Хью всего шестнадцать.

- Упрямые, нетерпеливые, ни ума, ни образования… - Она уставилась в камин.

- А что об этом говорит Джеймс?

- В последнее время он вообще почти не говорит. Предпочитает молчать.

Розмари продолжала смотреть в огонь.

Фергус налил еще по одной и сменил тему. Предложил Розмари взять на память серебряный портсигар. Сестра неловко взяла его и поцеловала Фергуса в щеку, словно отбывая повинность.

- Фергус, ты не такой уж плохой, хотя изрядный балбес, - проворчала она. На выражение большей любви и похвалы рассчитывать не приходилось.

Фергус долго не мог уснуть и думал о бараньем взгляде. Почему взгляд, которым один баран смотрит на другого, во всем мире считают глупым?

Эдди Райан спросил викария мистера Уильямса, может ли он стать протестантом и вступить в лоно ирландской протестантской церкви. Мистер Уильямс серьезно выслушал его и сказал, что это очень важный шаг. Наверное, его нужно как следует обдумать и обсудить с католическим священником и родителями. Мистер Уильямс был добрым человеком и ни словом не упомянул о последнем подвиге Эдди. Мальчик сломал створку исповедальни. Если верить канонику Морану и отцу Хогану, такого не случалось во всем христианском мире со времен основания церкви. Эдди объяснил, что тогда в церкви никого не было; ему захотелось понять, что чувствует священник, когда отодвигает створки и выслушивает кающихся. Он слегка увлекся и двигал створки туда и сюда, пока одна из них не отлетела.

Пришлось вызвать Джимбо Дойла. Все было очень серьезно. Каноник Моран не верил своим ушам. Как можно было сказать, что храм пуст? Разве Господь Бог не следил за тем, как Эдди Райан оскверняет церковную собственность и ломает скинию, в которой осуществляется священное таинство?

- Что не доделал Кромвель, то завершил Эдди Райан, - твердил отец Хоган и делал вид, что при приближении Эдди к церкви испытывает ужас.

Мальчику оставалось только одно: перейти в протестантство.

- Я уже все обдумал, - заверил он мистера Уильямса. - Здесь меня считают мертвым. Если я приду сюда в субботу, меня впустят? Или нужно будет купить билет?

- Конечно, нет, Эдди, но…

- Если возникнут какие-нибудь вопросы или трудности, вы скажете им, что я попросил разрешения. Дело зашло слишком далеко. А вдруг они придут за мной с ищейками?

- Эдди, кто придет за тобой с ищейками?

- Мистер Уильямс, вы не поверите, но почти все местные жители. Моя мать сказала, что, если сегодня я еще раз попадусь ей на глаза, она за себя не ручается. Сержант Шихан сказал, что у него есть комната с замком и что он напишет на ее двери мое имя, потому что я туда непременно попаду. А эти священники… Не могу сказать вам, какие они, потому что мы все должны… забыл слово… ну, сами знаете, любить другие религии… Но если бы вы их слышали, то не поверили бы собственным ушам.

- Жизнь - штука трудная, - скрывая улыбку, промолвил мистер Уильямс.

- Вы и половины не знаете… У вас, как говорится, ни кола ни двора.

Мистер Уильямс, который и в самом деле был небогат, насторожился.

- Да, Эдди, денег у меня не так много.

- И все же готов держать пари, что четыре фунта у вас есть, - сказал Эдди.

- Есть, но они мне нужны. Я не могу дать тебе четыре фунта. Даже в том случае, если тебе без них не обойтись.

- Обойтись можно. Если я присоединюсь к вашей церкви, мне не придется их платить.

- Как это?

- Я смогу сказать, что принадлежу к другой вере и к другому приходу. Тогда мне не придется отвечать за то, что я сделал.

Платить за ремонт. Мне никогда не заработать четыре фунта. Никогда.

Мистер Уильямс был очень добрым человеком. Он понимал, что Эдди Райан не пытается растрогать его; даже самый заядлый оптимист не мог рассчитывать заработать такие огромные деньги.

- Эдди, ты мог бы ухаживать за кладбищем. Пропалывать сорняки на могилах. Я бы платил тебе за это, скажем, пять шиллингов. Если ты будешь стараться, то поработаешь несколько дней, вернешься в свою церковь, заплатишь долг, и все будут довольны.

- Я думал, вы должны отвращать людей от истинной веры и убеждать их переходить к вам.

- О нет, в наше время так не поступают. Мы не стремимся обратить людей в свою веру… Ну что, дать тебе мешок для травы и сорняков?

Дара и Грейс ходили на кладбище ухаживать за могилой Джеймса Эдуарда Грея. Они принесли примулы и первоцветы и сделали безуспешную попытку удалить часть мха и лишайника с помощью «Вима». Вскоре до них дошло, что раньше могила выглядела лучше. Мэгги вела себя странновато. Сначала заявила, что это она нашла могилу Джеймса Эдуарда Грея, а потому будет ухаживать за ней сама. Грейс и Дара возражать не стали и пошли искать другую заброшенную могилу. Но потом Мэгги пришла заплаканная, сказала, что они могут заботиться о Джеймсе Эдуарде Грее, ей все равно, и пулей вылетела на улицу. В последнее время она была сама не своя; наверное, что-то случилось дома.

Китти, старшая сестра Мэгги, любила покомандовать; кроме того, две их сестры были медсестрами в Уэльсе. Они могли сменить веру, перестать писать домой или что-нибудь еще. Миссис Дейли была ужасно педантичной и все вечера проводила в своем цветнике. Наверное, Мэгги от нее крепко доставалось. Ничем другим объяснить поведение подруги было нельзя.

За Майклом зашел Томми Леонард.

- Идти на рыбалку нет смысла. Клева нет, - сказал Майкл.

- Ну и что? Насколько я знаю, клева не бывает почти никогда. Ты что, рекорд хочешь поставить?

Томми разозлился. Он битых полчаса доказывал отцу, что тринадцатилетний мальчик имеет право пойти с другом на рыбалку, а Майкл заартачился.

- Какой толк тащить удочки несколько миль туда и обратно? - спросил Майкл.

- Ну вот, заладил! Как раз тогда, когда я доказал отцу, что нет лучшего способа провести вторую половину дня…

- Не уверен, - ответил Майкл.

- Послушай, Майкл, ты просто зануда. В чем дело? Почему вчера ловить рыбу было можно, а сегодня нельзя? Нет, я не возражаю. Просто хочу знать.

Майкл ткнул Томми кулаком в знак того, что ничего не имеет против него лично.

- Сам знаешь, как иногда бывает. Не видишь смысла ни в чем. Абсолютно ни в чем.

- Конечно, знаю. Кому это и знать, как не мне? Я чувствую себя так почти всегда. Но почему сегодня? Что мне делать? Идти одному или вернуться в магазин и сказать отцу, что он был прав: я действительно эгоист, думающий только о собственных удовольствиях?

- Ладно, пошли…

- А где Дара, Грейс и все остальные? Неужели всем вдруг надоело ловить рыбу? Всем, кроме меня? - удивился Томми.

- Кто их знает. Уайты уехали с матерью на один день в Дублин. Дара и Грейс где-то хихикают, можешь не сомневаться.

- А Мэгги?

- Понятия не имею. Думаю, эти смешки надоели ей не меньше, чем нам… Ладно, Томми, пошли. Но если вместо рыбы мы поймаем простуду, я не отвечаю.

- Дурак! Солнце жарит вовсю, - ответил Томми.

Когда солнце зашло, мисс Хейз начала сажать анютины глазки, которые ей дала Кейт Райан. Миссис Райан в цветах разбиралась, а мисс Хейз слышала пренебрежительные отзывы о том, что Джуди Берн сделала с палисадником сторожки Грейнджа. Мисс Хейз, чувствовавшая себя слегка задетой, отправилась к Райанам просто за советом. Миссис Райан не только дала ей фиалки, но и договорилась с каким-то клиентом, что он подбросит ее до дома.

Сказала, что идти пешком по такой жаре слишком далеко.

Оливия Хейз хорошенько полила цветы, как ей и советовали. К Грейс пришла малышка Райан, поэтому на ужин нужно приготовить макароны с сыром. Они с Грейс О’Нил стали закадычными подружками. Вечно болтают и смеются. Просто душа радуется.

Поняв, что Эдди учат ухаживать за могилами, Грей и Дара быстро покинули кладбище.

- Пора бежать. Это выше человеческих сил, - сказала Дара при виде младшего брата.

- Он не такой уж плохой, - засмеялась Грейс.

- Ты его еще не знаешь. Эдди способен выкопать из могил половину покойников. Лучше убраться отсюда подобру-поздорову.

Они крадучись добрались до забора, где стояли велосипеды.

- Поедем через рощу Койна. Там нас никто не потащит ловить рыбу, - сказала Дара.

- Да, конечно. Но можно прямо сказать, что сегодня мы на рыбалку не пойдем. - Для Грейс все было просто.

Они ехали среди деревьев, казавшихся особенно красивыми в лучах пасхального солнца, и слышали голоса голубей и кукушек. Дорогу перебегали крольчата.

- Здесь настоящая волшебная страна, - весело сказала Грейс.

- Твой отец рад, что приехал сюда? - спросила Дара.

- Да, конечно. А что?

- Вчера вечером он был у нас в пивной. И показался мне усталым и расстроенным.

- Отец расстраивается из-за Керри. Помнишь, на Рождество я говорила, что его что-то угнетает? Только не знаю, что именно. Он мне не говорит. Одно из двух: или Керри, или женщины.

- Женщины? - У Дары округлились глаза.

- Да, женщины, которые в него влюбились. Я рассказывала тебе про эту противную Мэриан Джонсон.

- Помню. Можешь не обращать на нее внимания. - Дара недолюбливала Мэриан.

- А еще мисс Берн. Костоправ.

- Физиотерапевт.

- Да, верно. Плюс еще одна женщина в Америке. - Грейс помрачнела.

- О боже! Он их что, коллекционирует? - Дара была заинтригована.

- Да, я понимаю, он старый, но очень хороший, - начала оправдываться Грейс. - И, конечно, богатый, - для объективности добавила она.

- Как зовут эту женщину в Америке?

- Миссис Файн.

- Думаешь, это серьезно? Если она миссис, то, значит, замужем.

- Не обязательно. Она может быть вдовой или разведенной. Во всяком случае, никакого мистера Файна не существует.

- Она тебе нравится?

- Да, ничего. Просто я не хочу, чтобы папа на ком-то женился, вот и все.

- Понятно. Но, может быть, он и не собирается. А что будет, если они поженятся? Она приедет сюда, или он вернется в Америку? В конце концов, они уже старые и не станут даром тратить время.

- Он часто звонит ей. А на Рождество звонил даже дважды.

- Это ничего не значит. Миссис Уилан говорит, что люди всегда звонят друг другу на Рождество и желают всего хорошего.

- Не знаю, - нерешительно ответила Грей. - У меня в Штатах была подруга, Бригид-Энн Мориарти. Так вот, она передала мне слова своей матери. Та говорила, что папа снова собирается жениться. Все знают, что у него на работе есть подружка и что они хотят по-тихому пожениться в Нью-Йорке.

- Почему Бригид-Энн это знает, а вы с Керри - нет?

- Разве нам что-нибудь говорят? Я сама рассказала это Керри на похоронах мамы.

- Выходит, твой отец завел себе подружку еще до смерти твоей матери? - На лице Дары был написан ужас.

- Конечно, нет. Это неправда. Просто люди болтали всякую чепуху, потому что папу все хорошо знали, а мама очень долго болела.

Лицо Грейс стало печальным, и Дара инстинктивно обняла подругу за плечи.

- Грейс, не переживай. Пожалуйста. Это еще не случилось и не случится. От всяких мэриан и джуди мы отобьемся. А миссис Файн можно не бояться, иначе она бы уже давно приехала.

- Да. Наверное, ты права.

- Тогда почему ты грустишь?

- Потому что вспоминаю день похорон и то, как расстроился Керри, когда я сказала ему, о чем говорят люди. Но ты права. Ничего такого не случится. Я больше не буду об этом думать.

Они миновали рощу и поехали к сторожке. Мисс Хейз сказала, что звонил мистер О’Нил и предупредил, чтобы к ужину его не ждали. Он поедет за Керри. В школе каникулы, но мальчики будут участвовать во всенощной и других церковных службах. Для всех остальных пасхальные каникулы начнутся в понедельник. А Керри вернется сегодня.

Они ели макароны с сыром и с жаром обсуждали приезд Керри. Потом убрали со стола и помогли мисс Хейз мыть посуду. Дара наслаждалась покоем и миром, царившими в этом доме. Здесь не было ни Карри, гремевшей кастрюлями на кухне, ни бара за зеленой дверью, ни воющего Леопольда, ни Деклана, жаловавшегося на то, что в этой семье его будут считать младенцем до самой пенсии, ни Эдди, от которого всегда можно было ждать новых напастей на их голову. Никакой суматохи. Конечно, временами Грейс чувствовала себя здесь одинокой, но это гораздо меньшее зло.

Они сидели в комнате Грейс, и Дара примеряла весь гардероб подруги. Туфли были ей маловаты. А жаль, потому что обуви у Грейс было много. Она могла бы дать Даре взаймы несколько пар и даже не заметить этого.

- Твой отец часто ссорится с Майклом? - спросила Грейс.

- Нет. Он вообще с ним не ссорится.

Грейс тяжело вздохнула.

- А мой папа и Керри ссорятся всегда. Что-то мешает им общаться.

- Конечно, папа очень сердится на Эдди, почти каждый божий день, - сказала Дара, надеясь утешить подругу.

- Эдди - это особый случай. Ты же сама говорила.

- Да, - подтвердила Дара. - Эдди - это совершенно особый случай. С ним никто не может общаться.

По дороге домой Дара увидела мужчину, шмыгнувшего в парикмахерскую «Розмари». Перед тем он воровато оглянулся и обвел взглядом Ривер-роуд. Неужели то, что они слышали в школе, правда? Нужно будет все рассказать Грейс завтра утром. Она надеялась, что Грейс не умрет от одиночества, дожидаясь приезда отца и Керри.

Грейс несказанно жалела о том, что передала Керри слова этой дуры Бригид-Энн, будто у отца есть какая-то дама, на которой он собирается жениться. Ведь ясно же, что это неправда. Мать умерла почти два года назад, а отец не собирался жениться снова. Отец Девен знакомил его с несколькими своими прихожанками - вдовами и другими ужасными женщинами. Но отец посмеивался над ними вместе с ней, Грейс, так что девочку это ничуть не тревожило.

Керри хранил фотографию матери в бумажнике. Еще одна фотография лежала в кляссере, прикрепленном к обложке его ежедневника. Однажды Грейс видела, как он ее достал, считая, что рядом никого нет. Еще одна фотография матери стояла на пианино… Керри часто поправлял ее и заботился о том, чтобы на фотографию всегда падал свет.

Еще один портрет матери висел в коридоре. Мать никогда не любила его; говорила, что там она похожа на актрису, которой предстоит сыграть роль знатной дамы. Отец смеялся и говорил, что она действительно знатная дама. Керри тоже не любил эту фотографию и никогда не останавливался, чтобы посмотреть на нее. Однажды Грейс спросила почему, и он ответил: отец нарядил мать в шелка, увешал драгоценностями и заказал модному фотографу парадный портрет только для того, чтобы показать, какой большой человек он сам. Это не имеет к матери никакого отношения.

Керри сказал: будь его воля, он вынес бы портрет из дома и сжег его. Тогда мать поняла бы, насколько он ее понимает. Время от времени Керри говорил очень странные вещи.

Грейс не могла понять, зачем отец поехал за Керри в такую даль. Возможно, это значило, что он собирается быть с Керри поласковее. Но Грейс в это не слишком верилось.

Отец Майнихан был человеком беспокойным и поэтому умудрялся приукрасить и затемнить то, что можно было сказать просто и прямо. Патрик провел в его кабинете пятнадцать минут, но так и не понял, почему его попросили забрать Керри именно сегодня.

- Теперь, когда все аспекты рассмотрены и всё учтено, можно сказать, что лучшего результата можно достичь с помощью самых простых средств. Такое случается очень часто, - сказал отец Майнихан.

Патрик посмотрел на священника с отвращением. Его голубые глаза больше не улыбались.

- Короче. Что он сделал? - снова спросил он, на сей раз более сурово.

- На то, что и как мы делаем, можно смотреть с разных сторон и объяснять это по-разному… - снова начал отец Майнихан.

- Отец, объясните все с помощью двух-трех фраз. - Патрик еще никогда так не разговаривал с людьми в сутанах. Старое воспитание не позволяло ему грубо прерывать священников.

- Если бы все было так просто…

- Это действительно просто. Я ехал два часа в школу, где обучается мой сын. Могу добавить, в школу, которую я щедро финансировал. А теперь слышу - если только слух меня не обманывает, - что вы хотите от него избавиться. Причем немедленно. Почему?

Отец Майнихан не мог ответить на прямо поставленный вопрос, поэтому предпочел промолчать.

- Бросьте, святой отец. Я не собираюсь неделю играть с вами в угадайку. Что он сделал?

- Давайте не будем торопиться, мистер О’Нил.

- Нет, давайте поторопимся, отец Майнихан. Он что, трахнул какого-нибудь мальчика?

- Мистер О’Нил, пожалуйста!

Впервые за весь разговор от священника удалось добиться чего-то конкретного.

- Отец, мальчику уже почти шестнадцать. Думаю, если я задам несколько вопросов, в конце концов все станет ясно. Он напился? Ударил преподавателя? Пропустил мессу? Ради бога, скажите, чем вызваны все эти письма и телефонные звонки, в которых и ФБР не разберется?

- Я пытаюсь объяснить.

- Проклятие, ничего вы не пытаетесь! Он трахнул уборщицу? Отрицал непогрешимость папы? Если мне предстоит увезти мальчика и оставить здания, построенные на мои деньги, то я бы хотел знать, почему!

- Он взял большую сумму денег.

У Патрика похолодело в животе.

- Это невозможно.

- Уверяю вас…

- Сколько?

- Двести фунтов.

- У вас есть доказательства?

- О да.

- Будьте добры, изложите их.

- Хотите, чтобы пришел ваш сын?

- Не сразу. Сначала расскажите вы, а потом мы выслушаем объяснения Керри. Идет?

О’Нил снова стал прежним Патриком. Быстрая улыбка, которой он пользовался при заключении сделок, тонкая лесть… Его лицо изобразило внимание.

Последовал рассказ о благотворительном матче в пользу бедных детей. Патрик с трудом сохранял терпение. Этот священник был слишком елейным. Он говорил о бедных детях так, словно те были представителями другого вида. Матч по регби привлек к себе большое внимание. На него приехали люди отовсюду. За каждую команду выступали три игрока высшей лиги. Не каждый день увидишь таких звезд на поле ирландской школы. Билет стоил два шиллинга.

Естественно, на матче присутствовали все ученики, жители окрестных городов, болельщики со всей Ирландии и, конечно, представители прессы. Отец Майнихан снова понизил голос - на случай, если рядом с ними окажется кто-то из журналистов. Все сложилось крайне неудачно. На стадион пришли примерно полторы тысячи человек, в том числе много состоятельных и щедрых людей, заплативших за билет куда больше двух шиллингов.

На столиках, стоявших около ворот школы, лежало около двухсот фунтов. Их положили в кожаные сумки, на каждой из которых была этикетка с аккуратно написанной суммой, и отнесли в кабинет отца-казначея, чтобы на следующий день отправить в банк. Но деньги исчезли. Начались поиски, в ходе которых обнаружилось, что некоторых старшеклассников не было в дортуарах. Они перелезли через забор позже и попали в руки комиссии, стоявшей у входа.

В кармане Керри О’Нила лежал конверт с пятьюдесятью семью фунтами из числа собранных.

- Чушь! - бросил Патрик. - Такую сумму нельзя потратить за одну ночь. Что он сделал? Купил в городе пару земельных участков?

- Он не сказал, что сделал с ними, - просто ответил отец Майнихан.

- Но и не сказал того, что взял их?

- Он не мог сказать ничего другого. Он не дурак.

И тут у Патрика снова похолодело под ложечкой.

Керри собрал вещи. Утром ему сказали, что все должно быть готово; приедет отец и заберет его. Он пришел в кабинет декана, небрежно накинув на плечи желтовато-коричневое пальто.

Увидев, что вещи мальчика стоят у двери, Патрик огорчился. Это означало, что их победили еще до начала схватки.

- Керри, ты можешь пролить свет на случившееся? - Тон отца был решительным, но не обвиняющим; Патрик не хотел тратить время на просьбы или уговоры.

- Отец, я очень сожалею, что тебе пришлось за мной приехать. - Керри был совершенно спокоен.

- Расскажи нам то, что должен рассказать. - Патрик не смотрел на отца Майнихана, стоявшего в классической задумчивой позе: вытянув руку вдоль талии и поддерживая ею локоть другой руки, длинные белые пальцы которой прикрывали лицо.

- Отец, боюсь, мне нечего сказать.

- Ты отрицаешь, что взял эти деньги?

- Извини, но я не могу это отрицать.

- Иными словами, ты взял их?

- Да, взял.

Священник хранил гробовое молчание.

- Ради бога, зачем? Я мог бы дать тебе эти деньги. О господи, я ведь плачу тебе ежемесячное пособие.

Керри стоял неподвижно; на его лице было написано лишь сожаление. Легкое сожаление. Не стыд и не раскаяние.

- Зачем они тебе понадобились?

Керри еле заметно кивнул в сторону священника.

- Отец Майнихан, вы можете оставить нас наедине?

- Нет, мистер О’Нил, это мой кабинет. Я не хочу его покидать.

Патрик принял решение.

- Что ж, ваше право. Вы попросили меня забрать сына. Я это сделаю. Спасибо за роль, которую ваша школа сыграла в его образовании.

Отец Майнихан ждал обвинений и объяснений и был готов обратиться за помощью к начальству - вплоть до отца-настоятеля. Он не мог поверить, что все уже кончилось.

- Ну, я должен сказать… - начал он.

- Надеюсь, вы должны сказать очень немногое. Не будем говорить о плате за обучение; сделанные мною пожертвования таковы, что всякие разговоры о каких-то долгах были бы с вашей стороны неслыханной наглостью…

- Заверяю вас, что…

- Я принимаю ваши заверения. Если я вам что-то должен, можете вычесть эти деньги из значительной суммы, уже пожертвованной мною вашей школе. Но я буду ждать полного отчета об успехах моего сына. Я буквально выполнил вашу просьбу, как только понял ее. Через пять минут я увезу его. В течение пяти ближайших дней представьте мне подробный отчет, пригодный для передачи директору другой школы, которую он будет посещать. А еще, отец Майнихан, я буду ждать блестящих отзывов о поведении Керри в ответ на запросы других школ.

- Ну, это будет…

- Вы совершенно правы, это будет сделано, иначе я подниму такой скандал, что запах со стен вашей школы не удастся отмыть в течение трех поколений. Я расскажу о шантаже, с помощью которого вы собираете пожертвования, о поборах с детей, которые вынуждены платить за то, чтобы посмотреть матч по регби, проходящий на их собственном стадионе. Расскажу газетчикам о безобразной работе охраны, которая позволяет детям перелезать через забор и исчезать по вечерам. - Внезапно он понизил голос. - Все это будет очень неприятно и, как я надеюсь, совершенно ни к чему.

Отец и сын вышли из школы и направились к машине. Патрик смотрел на растения, обвивавшие стены, и вспоминал тот день, когда привез сюда Керри.

Керри молча сел в машину.

Патрик пять минут ждал оправданий и объяснений.

Он смотрел на вызывающий профиль сына и вспоминал, какие надежды возлагала на Керри покойная жена. А потом свернул к автозаправочной станции, за которой раскинулся пустырь.

Там он вышел, обогнул машину и открыл пассажирскую дверь. Керри вылез; на его лице было написано вежливое недоумение. Патрик ударил его.

Когда Керри пошатнулся, отец двинул его в челюсть, а потом нанес несколько ударов по корпусу. Керри не пытался защищаться, только кричал:

- Ты - горилла, болотное пугало, паршивое ирландское болотное пугало! Вот почему тебе хотелось вернуться в свое болото! Ты никогда его не покидал!

Патрик остановился и показал пальцем на мужской туалет.

- Вернешься через пять минут. Мы едем домой, - сказал он, залез в машину и принялся устало следить за тем, как Керри плетется к туалету, чтобы частично возместить ущерб, причиненный его покрытому синяками лицу и запачканной кровью одежде.

Глава восьмая

Они знали, что в семье О’Нилов что-то произошло. Но Грейс не собиралась это рассказывать.

Для Томми Леонарда все было очень просто: мистер О’Нил - человек раздражительный. Томми слышал рассказы о том, как он кричал на людей, по вине которых случались задержки и путаница. По мнению Томми, все отцы были раздражительными, потому что его собственный отец был настоящим дьяволом.

Джасинта и Лайам Уайты думали, что это связано с чьей-то болезнью. Однажды вечером в сторожку вызвали их отца. Может быть, кто-то заболел. Доктор Уайт им этого не сказал; он никогда не говорил о своих пациентах. Но если бы это было что-то простое вроде ветрянки или свинки, он бы сказал; следовательно, болезнь была серьезная.

Мэгги Дейли слышала, что они уезжают. Люди говорили, что мистер О’Нил по горло сыт задержками в строительстве, собирается все бросить и забыть о своих планах. Мэгги хотела, чтобы О’Нилы уехали, и в то же время не хотела этого. Грейс ей нравилась; Мэгги хотелось дружить с ней. Лучше всего было бы, если бы Грейс захотела, чтобы Дара, Мэгги и она сама стали бы неразлучными подругами.

Китти Дейли то и дело спрашивала Мэгги, почему Грейс не приходит играть, вернулся ли Керри из своей закрытой школы, и сердилась, когда младшая сестра отвечала, что не знает.

Дара знала, что Керри вернулся из школы, потому что была в сторожке в тот вечер, когда мистер О’Нил поехал за ним. Но на следующий день ей позвонила Грейс и попросила никому ничего не говорить.

- Что ты имеешь в виду? - Дара была совершенно сбита с толку. - Если кто-нибудь скажет «алло», я не должна ему отвечать?

- Я серьезно, - сказала Грейс.

- Понимаю. Я тоже серьезно. О чем я не должна говорить? Кстати, почему ты не пришла?

- Тебя кто-нибудь слышит?

- Нет. Папа в пивной, мама на работе, Карри на кухне, Майкл во дворе. Разве что Эдди где-то спрятался и подслушивает. А что?

- Тут была большая ссора, и я несколько дней не смогу выходить. До самого конца каникул. Может быть, мы даже уедем.

- Куда? Куда вы уедете?

- Не знаю. Дара, пожалуйста, никому не говори о том, что я сказала.

- Ты ничего мне не сказала. Я ничего не понимаю.

- О том, что папа и Керри не ладят. Теперь поняла?

- Ах, ты об этом… Нет, я никому не скажу. И не сказала бы.

- Ты не станешь делать из этого драму?

- Я и не знала, что это драма.

- Ладно, мне пора. - Грейс положила трубку.

Они не видели Грейс целую неделю и встретились только после каникул. Девочка была очень бледной.

Джасинта ликовала.

- Я же говорила вам, что это болезнь! - гордо сказала она. - Возможно, туберкулез.

- Может быть, спросим ее? - предложила Мэгги.

- Если человек болен туберкулезом, его об этом не спрашивают; просто делают вид, что все нормально. - Джасинта недаром была дочерью врача.

Мэгги заметила, что Дара не устремилась к Грейс, как делала обычно, а стояла в сторонке.

«Вот и хорошо, - подумала она. - Пусть на своей шкуре узнает, что значит быть отверженной».

Но больше всех напоминала отверженную сама Грейс. Казалось, она еще не оправилась от гриппа.

Даже сестра Лаура пожалела ее.

- У тебя было время заниматься ирландским? - спросила она более мягким тоном, чем говорила обычно, когда проверяла выполнение домашнего задания.

- Да, сестра. - Грейс протянула ей тетрадь с предложениями: «Я еду в город. Едет ли он в город? Мы не едем в город». Все было аккуратно написано красными чернилами. Почему-то красные чернила раздосадовали монахиню, но она не дала себе воли.

Очень хорошо, рассердившись на себя за эту досаду, сказала сестра Лаура. - Должно быть, ты потратила на это уйму времени.

- Всю неделю, сестра. Я сидела в комнате целыми днями. - Грейс выглядела угнетенной.

- Должна сказать, ты настоящий пример для всех остальных. А как учится твой брат?

Это была простая вежливость, знак того, что сестра Лаура интересуется жизнью Грейс и ее родных. Но девочка слегка покраснела.

- Школа ему очень нравилась, но там сыровато, а поскольку у него слабые легкие, они подумали… они сказали, что будет лучше, если он перейдет в другую школу. Там, где не так сыро. Более современную. Поэтому он едет туда.

- И правильно. С легкими шутки плохи, - сказала сестра Лаура.

Переводить мальчика в начале летнего семестра… Странно. Перемены в середине учебного года очень неудобны и для ребенка, и для школы. Да и какая сырость летом?

Впрочем, это ее не касалось. Сестру Лауру заботило другое: нужно было, чтобы дети не отвлекались от школы, хотя погода манила их удрать из класса на берег реки, в рощу и ярко-зеленые поля, окружавшие Маунтферн.

Патрик и Керри сидели за столом и завтракали. Мисс Хейз оставила им полный кофейник и сказала, что поедет на велосипеде за почтой. Она пожелала Керри успехов в новой школе и выразила надежду, что там будет не так сыро, как в прежней; нет ничего хуже хронического воспаления легких. После чего ушла.

Конечно, мисс Хейз знала об ужасной ссоре между отцом и сыном.

В тот вечер мистер О'Нил вернулся с мальчиком, выглядевшим так, словно он подрался с целой бандой хулиганов, и сказал, что есть семейные дела, которые он хотел бы обсудить с глазу на глаз; возможно, они уедут на несколько дней. Оливия Хейз немного подумала и сказала, что будет куда лучше, если она сама уедет на несколько дней и оставит их в доме одних. Она набила кладовку продуктами и отправилась к сестре в Голуэй, не потребовав дополнительных объяснений. Экономка знала, что поступила правильно; по возвращении мистер О’Нил крепко пожал ей руку и сказал, что она - настоящее благословение небес.

Для нее всегда найдется место и тогда, когда будет построен новый отель. Точнее, если он вообще будет построен. «Жизнь полна препятствий», - со своей всегдашней чарующей улыбкой сказал он.

А теперь она снова оставила их наедине. Нужно было дать отцу и сыну попрощаться так, как они считали нужным, не понижая голосов из страха, что их подслушают.

Но скрипучий велосипед давно миновал железные ворота Грейнджа, а они всё сидели и молчали.

- Керри, я долго думал.

Керри вежливо смотрел на отца.

- Кажется, мы выяснили, что деньги пошли не на наркотики и алкоголь. И отдать их кому-то ты не мог… Похоже, никаких друзей у тебя нет. Женщина тут тоже вряд ли замешана. В твоем возрасте едва ли можно сделать что-то такое, чем тебя могли бы шантажировать. Скачек, на которых ты мог бы проиграть деньги, тоже не было, в окрестных букмекерских конторах тебя не знают, так что это отпадает. Конечно, ты мог что-то заказать, но заказ не был доставлен. Ты ничего не говоришь, а сам я догадаться не могу.

Керри хранил молчание.

- Я правильно изложил события?

- Да, только кое-что забыл. - Керри потер синяк на подбородке.

- Я жалею, что ударил тебя. Я уже говорил это.

- Ничего. Мы квиты.

- Нет, не квиты. Ничего подобного.

Патрик встал и подошел к окну.

- Во-первых, я понял, что не умею сдерживаться; это моя слабость. Во-вторых, ты украл огромную сумму- ради цели, которую не хочешь или не можешь назвать. Это еще большая слабость. Как я буду строить нашу совместную жизнь, если не могу тебе доверять? Ты можешь украсть деньги из сумочки мисс Хейз; можешь перелезть через прилавок у Дейли и запустить руку в кассу. Я могу приехать в другую школу и услышать ту же историю. С тобой случилась только одна неприятность - ты получил по зубам. Все остается по-прежнему. Новая школа, начало с чистого листа. Твоя репутация не пострадала даже в глазах младшей сестры.

Керри продолжал молчать.

- Через пять минут приедет Мэриан и отвезет тебя в город. Ты сядешь в поезд и отправишься в школу, которой я не видел. Ее директор получил письмо от этого болвана Майнихана. Я видел копию. Он не стал действовать за моей спиной, так что никаких порочащих записей в твоем личном деле нет. Это твой последний шанс, Керри. Последний и единственный.

- Да, отец.

- Я говорю серьезно. Мы провели косметический ремонт. Замазали трещины на фасаде. В той школе было сыро, у тебя нашли хрипы в легких, врач посоветовал… Теперь в это более или менее верит даже Грейс. Тебе дали возможность взять новый старт. Я бы хотел обнять тебя, отвезти в школу и сказать новому директору, кем бы он ни был, что я горжусь своим сыном, желаю, чтобы он учился не хуже, чем я сам, но у меня не хватает на это духу. Поэтому на поезд тебя посадит Мэриан. Мы договорились, что на глазах у местных жителей будем вести себя словно лучшие друзья.

- Конечно.

Они услышали шуршание шин машины Мэриан.

- Может быть, в один прекрасный день мы действительно сможем снова стать друзьями.

- Я тоже надеюсь на это, отец.

Мальчик держался уверенно, и Патрик на мгновение поверил, что все обойдется. Когда вошла Мэриан, он сжал руку Керри и обнял за плечи.

- Привет! Я не слишком рано? По-моему, лучше приезжать заблаговременно, чтобы потом не надо было спешить. - Она смотрела на обоих жадно, как попугай. Патрик почувствовал угрызения совести. Да, Мэриан скучна и глуповата, но достойна уважения. Нечестно использовать женщину, если у тебя нет намерения вступить с ней в близкие отношения. В трудную минуту на Мэриан положиться нельзя. Она годится для простых домашних дел, но понятия не имеет, как себя вести в кризисных ситуациях. В отличие от Рейчел Файн.

О’Нил позвонил Рейчел сразу же, как только сын умылся, прошел осмотр врача и принял успокоительное. Поговорив с Грейс, Патрик позвонил в Нью-Йорк и спросил, что делать.

Рейчел сказала, что раз он не сумел выбить из мальчика правду, то силой тут ничего не добьешься. Выражаясь профессиональным языком дизайнеров и декораторов, он должен замазать трещины… Сделать вид, что внутри все так же элегантно, как снаружи, и удостовериться в том, что фасад выглядит убедительно. Он долго ждал возможности вернуться к своим корням и осуществить заветную мечту. Конечно, он не хочет все уничтожить безобразной дракой на потеху всей округе. Необходимо сохранить достоинство, положение в обществе и дать Керри еще один шанс.

Патрик неделю обдумывал ее совет; это казалось вполне естественным. Он едва не забыл о практичности Рейчел, которая всегда знала, что правильно.

Ах, если бы Рейчел была здесь, в Маунтферне!

Напрасно он не взял ее с собой.

Казалось, после первого дня занятий Грейс оправилась.

Конечно, она не была такой жизнерадостной, как до каникул, но все же более-менее пришла в себя.

- Давай не будем говорить о случившемся, ладно? - спросила она Дару.

- Ладно, - слегка обиженно ответила Дара.

- Понимаешь, если бы в твоей семье были проблемы, ты бы тоже не хотела рассказывать о них другим…

Дара неохотно согласилась.

Мэгги оказалась куда более сговорчивой.

- Извини, что в последнее время я была… не знаю… Просто меня кое-что тревожило. Сама знаешь, как это бывает.

Мэгги ее понимала. Это обрадовало Грейс. Они с Мэгги взялись за руки, пошли на кладбище и, ко всеобщему удовольствию, привели в порядок могилу Джеймса Эдуарда Грея.

Мистер Уильямс поражался трудолюбию детей. Неподалеку Эдди Райан мрачно вырубал крапиву и собирал в мешки траву и одуванчики. Узнав, что Мэгги носит обувь того же размера, Грейс предложила ей как-нибудь прийти в сторожку и найти себе подходящую пару. Мэгги ни разу не спросила, что именно тревожило Грейс. Время от времени она думала над этим, но задать вопрос так и не решилась.

Дара несколько раз заявила, что настоящей подруге можно сказать всё, а если ты что-то утаиваешь, это вовсе и не дружба.

Но дулась она недолго, стала помогать Грейс с ирландским, и вскоре девочка начала получать по этому предмету самые высокие оценки в классе. Желание Мэгги сбылось: три девочки и примкнувшая к ним Джасинта стали неразлучными подругами.

Поэтому все очень расстроились, когда приблизились летние каникулы и Грейс вдруг заявила, что поедет в путешествие вместе с отцом и братом. Девочка призналась, что с виду это будет ознакомительная поездка по Ирландии, но на самом деле речь идет о разведке. Они будут ночевать в разных гостиницах, смотреть, что там хорошо, а что плохо, и воровать идеи для собственного отеля. Это предложила папина подруга, которая работала вместе с ним в Штатах. Они уедут, как только закончатся занятия и Керри вернется из своей закрытой школы.

Керри сказал, что новая школа ему очень нравится. Нет, он не стал приглашать на каникулы никого из одноклассников; здесь так не принято. И слава богу. Лучше узнать понемногу каждого, чем хорошо нескольких. Идея поездки пришлась ему по душе.

Патрик в очередной раз восхитился умом Рейчел Файн. Даже за три тысячи миль она знала, чем взять этого трудного подростка. Нужно будет позвонить ей и пригласить на лето в Ирландию. В конце концов, если на историческую родину приезжает сам президент Соединенных Штатов Джон Фицджеральд Кеннеди, то почему бы Рейчел Файн не сделать то же самое?

Но уехали не только О’Нилы. Внезапно начала распадаться вся компания. Близнецы смотрели друг на друга с отчаянием.

Томми Леонарду сказали, что он теперь взрослый мужчина; тринадцать с половиной - это почти четырнадцать. Поэтому летом он будет стоять за прилавком магазина, который однажды станет его собственным. Ему это понравится. Он будет улыбаться и не пускать в магазин своих замызганных дружков.

Уайтов послали в Ирландский колледж. Их отец сказал, что знать язык наполовину не имеет смысла, поэтому их отправляют учиться ирландским танцам в такое место, где человека штрафуют, если слышат, что он говорит по-английски.

А директор Ирландского колледжа - человек очень влиятельный и пользующийся большим авторитетом.

Мэгги предстояло трудиться в молочной так же, как Томми в писчебумажном магазине. Оба завидовали Даре и Майклу, которым возраст не позволял работать в пивной.

Близнецы снова оказались предоставленными сами себе. Они не признавались, что последний год провели отдельно друг от друга, во знали это. Нм нс хватало золотоволосой Грейс, жизнерадостной и полной планов; не хватало добродушного Томми и Уайтов, соглашавшихся с каждым, но имевших свое мнение обо всем на свете. Они тосковали по Мэгги, которая сама ничего не придумывала, сначала пугалась, но потом присоединялась ко всем остальным.

Проблема заключалась только в одном; как избавиться от Эдди.

Эдди почему-то считал, что. если Дара и Майкл остались одни, они обрадуются его компании. Он был всегда готов пойти куда-нибудь вместе с ними и до слез обижался, когда его не брали.

- Со мной вам будет лучше, чем без меня, - говорил он.

- Ничего подобного, - отвечала ему Дара.

- На самом деле с тобой намного хуже, чем без тебя, - добавлял Майкл.

- Почему я не могу пойти с вами?

- Потому что ты нам не ровесник. Для нас ты - человек другого поколения. В сентябре нам исполнится тринадцать, и мы будем подростками. А ты - мелюзга.

- Как же я вырасту, если не буду общаться с теми, кто старше меня? - обиженно отвечал мальчик.

- Послушай, Эдди, хватит ныть. Дело совсем не в том, вырастешь ты или нет. Сначала ты будешь вести себя прилично, говорить «пожалуйста»; но через двадцать шагов снова начнешь грубить.

- Нет. Дара, не буду.

- Вспомни прошлое, - спокойно говорил ему Майкл. - Именно так все и было.

- Ладно, нам пора. - И они уходили. Раздосадованный Эдди бродил по заднему двору и пинал камни.

- Если хочешь, я могу найти тебе дело. - сказала ему Кейт. - И перестань портить обувь. Во что ты превратил новые ботинки?

- Они не новые, - упрямо ответил Эдди. - На самом деле это ботинки Майкла.

- Мы бы хотели, чтобы от тебя они перешли к Деклану. Поэтому будь добр прекратить, иначе я отберу их, а босиком ты далеко не уйдёшь.

Джон следил за ним с сочувствием. Когда Кейт ушла, он позвал Эдди в бар.

- Иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать.

- Ничего делать не буду! - ощетинился Эдди.

- И не надо. С какой стати? Ты же таскал ящики.

- А...

- Иди, не бойся. Я покажу тебе кое-что интересное.

Раньше ему ничего такого не предлагали… Эдди с опаской вошел в бар. Его вихры, торчавшие во все стороны, не брали ни расческа, ни щетка, ни вода. Отец положил на стойку выцветшую коробку из-под шоколадных конфет. Эдди вскарабкался на высокую табуретку.

- Глянь-ка сюда, Эдди. Забавно, правда?

- Что это? Всего-навсего старая фотография.

- Это я много лет назад.

- А почему на тебе женские панталоны?

- Это не панталоны. Тогда носили такие брюки.

- Не может быть.

- Очень даже может. В тот день твоя тетя Нуала уезжала в Австралию с монахинями, и мы все сфотографировались у дверей. Вот она, твоя тетя Нуала. Вся в черном.

- Она слишком молодая для монахини.

- Ты прав. Понимаешь, сначала они учились в школе при монастыре, потом становились монахинями и начинали учить других детей.

- По-моему, это глупо, - сказал Эдди, любовью к наукам не отличавшийся.

- Пожалуй, действительно глуповато, - согласился отец. - Она вполне могла остаться с сестрой Лаурой и заниматься тем же в своем родном городе. Но я позвал тебя не за этим. Посмотри на мои ноги.

- На тебе нет ботинок.

- Я сбил их носки так же, как сбиваешь ты… Нет, я не о том. Ботинки - епархия твоей матери. Я просто хотел сказать, что носки отлетели полностью и я не смог поехать в город вместе со всеми остальными. В тот день я видел Нуалу в последний раз.

Это было в девятьсот тридцатом, можешь себе представить? Меня не взяли в город, и я так огорчился, что пошел босиком в рощу Койна и весь день строил себе домик на дереве. Я был весь в ссадинах и порезах, и, когда все вернулись с проводов Нуалы плачущие и сморкающиеся, меня чуть не убили. Но домик был готов. Он и теперь там. Вчера я проходил мимо него.

- Не может быть.

- Может. Домик провисел на дереве тридцать три года, потому что его трудно найти. Домик, который легко найти, может быть у каждого. А невидимый был только у меня.

- И ты никому о нем не рассказывал?

- До сих пор никому.

Эдди всегда верил отцу, но тут в нем проснулась подозрительность.

- Тогда зачем ты рассказываешь об этом мне?

- У меня ревматизм; вряд ли я снова сумею туда забраться. Вот я и подумал, что ты сумеешь сделать это и присмотреть за домиком вместо меня.

- А как я его найду?

- Хороший вопрос. Войдешь в рощу Койна с нашей стороны и поднимешься по тропинке между рябинами.

- Это которые с красными ягодами?

- Да. Когда рябины кончатся, свернешь направо, сделаешь несколько шагов и увидишь домик. Найди его и слегка подремонтируй.

Эдди немного оживился.

- Это лучше, чем сидеть одному, - наконец сказал он.

- Намного лучше.

- Только не говори Даре и Майклу, а то они все испортят. Придут, займут его, а меня прогонят.

- Договорились. Ни слова.

- Ладно. - Эдди в последний раз посмотрел на коробку с фотографиями. - Неужели тогда мы были такими бедными, что родители не могли купить тебе новые ботинки?

- Сейчас нам тоже приходится изворачиваться, чтобы у тебя была новая пара обуви. Поэтому когда пойдешь в рощу Койна, будь добр надеть старую, - сказал отец. - Но, ради бога, перед уходом проверь, вся ли работа сделана.

У каждого из детей были обязанности, которые следовало выполнить перед тем, как уйти играть. Майкл драил медь и вытирал стойку бара. Мыли стаканы и опорожняли пепельницы накануне вечером; в обязанности Майкла входило проветривание помещения. Кроме того, он следил, чтобы на стульях для посетителей не было ни жирных пятен, ни грязи.

Дара должна была накормить кур, недавно снова переведенных на задний двор, потому что вольер, стоявший в боковом саду, слишком благоухал и портил внешний вид пивной.

Куры жадно клевали крошки, смешанные с отрубями. Кроме того, Дара собирала яйца, отложенные курами в гнезда, кормила завтраком Джаффу, водила Леопольда на прогулку до парикмахерской «Розмари» и обратно и определяла местонахождение черепахи Мориса на случай, если тот залез под камень или Эдди с Декланом нарушили клятву и начали снова играть с ним.

Самой худшей своей обязанностью Дара считала прогулку с Леопольдом. При приближении человека он начинал дрожать, жалобно скулить и закатывать глаза, словно ждал, что его вот-вот начнут бить. Пса любили и баловали, но этот мерзавец вел себя так, словно хозяева каждый вечер нещадно пороли его плеткой.

Рите Уолш из салона «Розмари», очередной ночной гость которой иногда оставался до утра, не нравились регулярные появления дочки Райанов с ужасной собакой, которая каждое утро добегала до ее порога и тут же поворачивала обратно.

- Почему ты не доходишь с ним до моста?

- Миссис Уолш, я стесняюсь. Не хочу, чтобы меня видели с ним, - чистосердечно отвечала Дара. - На этой дороге я не встречаю никого, кроме вас и иногда мистера Койна, и могу никому ничего не объяснять.

Похоже, девочка не замечала тех, кто выходил из салона в столь ранний час. Уже легче.

Эдди и Деклан должны были аккуратно укладывать ящики и коробки для оптовых торговцев, которые забирали их, когда привозили новые партии товара. Все четыре юных Брайана приносили с огорода овощи: картошку, которую нужно было вымыть под краном во дворе, кочанную и листовую капусту, морковь и репу.

Потом они могли быть свободными весь день; ленч начинался ровно в час.

Патрик хотел написать историю Фернскорта и говорил, что это обязан сделать именно местный житель. Конечно, люди из Дублина взялись бы за это дело профессионально. Позже их можно будет привлечь к редактированию, иллюстрированию и изданию. Но никто не сумеет сделать эту работу с таким знанием местных особенностей и колорита, как Джон Райан.

- Неужели ты собираешься работать на него? - изумилась Кейт.

- А почему бы и нет? Это работа, которая закончится изданием книги, а не исписанными листками из школьной тетради. Ты же сама всегда ждала этого. Мечтала похвастаться.

- Но не этим. Не книгой, которая будет прославлять О’Нила и его свершения.

- Никого я прославлять не собираюсь. А история Фернскорта будет написана в любом случае. Если за нее не возьмусь я, это сделает какой-нибудь доктор философии из Дублина. Это работа, за которую платят гонорар.

- Ну, не знаю… - Кейт идея не нравилась.

- Зато я знаю. Проблема только в одном: справлюсь ли я? Может быть, он слишком верит в меня. Переоценивает мои способности.

Кейт тут же передумала.

- Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты справишься ничуть не хуже других. Даже лучше, потому что ты местный. Кому и заниматься этим, как не тебе?

Джон незаметно улыбнулся. Битва была выиграна. Во-первых, это означало, что ему придется много читать и проводить исследования. С головой погрузиться в книги об архитектуре эпохи короля Георга, старинные журналы и записки археологических и исторических обществ. Он стал популярной личностью в городской библиотеке, куда ездил раз в неделю; ему делали исключение из правил и позволяли брать на дом справочную литературу. Когда человек пишет книгу, все меняется. Он перестает быть обычным читателем.

Джон выяснил, что Фернскорт был одним из многих домов, строившихся в то время по всей стране. 1780-й год действительно был великим годом.

Однажды Джон сказал это Брайану Дойлу, и Брайан ответил, что в строительстве всегда так: то густо, то пусто. Ты три года сидишь и сосешь лапу, а потом от тебя требуют рыть фундаменты сразу в трех графствах. Забавно, что в 1780-х люди сталкивались с теми же проблемами.

Конечно, это было время парламента Граттана^[20]; ирландский парламент заседал в дублинском Грин-колледже восемнадцать лет, прежде чем его разогнали и приняли Закон об унии. Этим парламентариям, жившим в разных частях страны, требовались большие дома. Но Ферны были не членами парламента, а богатыми фермерами с севера Англии. Они купили здесь землю в 1770-х для одного из сыновей. Дом был построен в том же архитектурном стиле, что и многие другие.

Джон Райан с возмущением прочитал в одном из журналов, что Фернскорт считали не представляющим художественной ценности. Когда он показал статью Кейт, та сказала:

- Умный человек пропустил бы эту информацию мимо ушей. Патрик О’Нил не станет платить за работу, в которой его дом назовут не имеющим художественной ценности. Ты должен притвориться, что не видел этого журнала.

- Он предполагал, что я проведу серьезное исследование. - Лицо Джона побагровело.

- Конечно. Ты его и провел, но ведь это мнение всего одного человека. Ты вовсе не обязан излагать точку зрения какого-то чокнутого, правда? По-твоему, если на Бридж-стрит мне встретится человек, который скажет, что от тебя никакого проку, я должна ему поверить?

- Что?

- Вот и ты не должен верить этому малому. Опирайся на факты, которые никто не может опровергнуть. Например, сколько там было окон и какие люди его строили… Да, Фергус сказал, что, если ты захочешь, он поможет тебе получить документы из земельного кадастра. Он говорит, что когда какой-нибудь затхлый старый закон переводят на современный английский, из него можно получить важную информацию.

Лично я с ним не согласна; мне осточертело изо дня в день перепечатывать эту чушь. Но Фергус понимает все, что кладут ему на стол. Он мог бы с первого взгляда расшифровать свитки Мертвого моря.

- Фергус и в самом деле быстрый разумом, - с восхищением сказал Джон. - Тебе должно нравиться работать с ним. - Он слегка улыбнулся. - Хотя бы ради разнообразия.

Кейт на мгновение задумалась.

- Да, мне нравится с ним работать. Хотя с виду он простой школьник, высокий и худой второгодник, а не взрослый мужчина, в которого можно влюбиться. В отличие от тебя.

- Ну, раз так, тогда все в порядке, - с насмешливым облегчением ответил Джон Райан.

Избавившись от Эдди, близнецы почувствовали себя счастливыми. Они знали, что ведут себя грубо, но Эдди был человеком особенным. Он не понимал намеков. В таких случаях приходится быть жестоким. Денег на мороженое у них не имелось, так что идти в «Дейли» не было смысла. Мэгги смутилась бы, а миссис Дейли возвела бы глаза к небу и стала читать про себя молитвы. Губы миссис Дейли двигались не переставая. Мэгги говорила, что за рабочий день ее мать успевает прочитать несколько десятков молитв.

Близнецы знали, что в магазин Леонарда смогут зайти только в том случае, если купят там газету или блокнот. Взрослым позволяли листать журналы, но детям смотреть комиксы не разрешалось. Да и Томми терпеть не мог, когда они там появлялись.

Людей на мосту было немного. Пришедшие организовали соревнования по прыжкам в воду. Обычно они прыгали с большой скалы. Но сегодня им показалось этого мало. Они ставили на край скалы ящик, клали на ящик камень, а на камень - доску. Дара и Майкл понаблюдали за ними. Это были главным образом парни в трусиках. Но среди них попадались и девушки. Все особенно восхищались Терезой Мигер в черном купальнике и громко кричали, когда она совершала очередной красивый прыжок.

Вскоре близнецам это надоело. Они пересекли мост и пошли обратно по берегу реки. Вскоре этим местам предстояло измениться. На месте тропинки, петлявшей между камышами с одной стороны и живой изгородью с другой, должна была появиться дорога к огромному отелю. Майкл и Дара не говорили о таких вещах, потому что давно смирились с ними. Изгородь составляли кусты непомерно разросшейся фуксии. Мама говорила им, что в городах это растение считается редким и люди платят большие деньги за маленькие кустики, чтобы посадить их у себя в палисаднике; иногда они так и не вырастают. Дара остановилась у гигантского куста, больше напоминавшего дерево.

- Правда, похоже на картинку из книжки о южных морях? - спросила она.

- Сейчас я залезу на дерево и стану туземцем, - ответил Майкл и поставил на землю корзину для пикника.

Он обогнул дерево, чтобы выбрать подходящую ветку, и вдруг издал громкий крик:

- Дара, ты только глянь! Осторожно, осторожно, не упади!

Им открылось отверстие, полностью скрытое деревьями и кустами. Устье пещеры - точнее, подземного хода. Близнецы не верили собственным глазам. Новый дом… Наконец-то! Они не смели заглянуть в пещеру, боясь, что там уже кто-то живет. Например, пестро одетые цыгане, приезжающие раз в год; старики злятся на них за то, что цыгане воруют кур и оставляют за собой горы мусора. Или Полоумный Марти, который в конце года исчезает на несколько месяцев, а потом появляется снова, одичавший еще сильнее. Это мог быть его дом. Такое место было просто обязано кому-то принадлежать.

- Эй! - крикнули они, свернув за угол. Там было темно хоть глаз выколи.

Они подождали и крикнули снова.

- Можно войти? - спросила Дара.

- Только на минутку, - добавил Майкл.

Ответа не было. Конечно, если бы там кто-то был, он бы откликнулся.

Близнецы довольно посмотрели друг на друга и рассмеялись. Осторожность и вежливость оказались ни к чему.

- Никого там нет, - сказала Дара.

Майкл сбегал к миссис Куинн за свечами, тут же вернулся, и они вместе вошли в пещеру. Каждый держал две из полудюжины свеч, которыми с ними охотно поделилась Лоретто Куинн; кроме того, у них был коробок спичек. Подземный ход ничем не напоминал пещеру из комиксов. Здесь не было скал, с которых капала вода; только земля и камень. Да и своды были высокими. Даже взрослый мог пройти здесь, не пригибаясь.

Близнецы шли, стараясь не думать о том, что их может ждать впереди.

- Гробами тут не пахнет, - сказал Майкл.

- Мы не знаем, как пахнут гробы.

- Не знаем, - подтвердил Майкл. - Но пахнет тут не страшно.

Дара не стала притворяться, будто она ничего не боится.

- Вряд ли тут что-нибудь упадет и перекроет нам путь назад, - сказала она, стараясь подбодрить не столько брата, сколько самое себя.

- Нет. Похоже, потолок тут крепкий.

- Может быть, скоро ход закончится? - вполголоса пробормотала девочка.

- Наверное. Дом должен быть над нами.

Они сделали еще один поворот и увидели цветочные вазы и длинную лестницу с низкими ступеньками, украшавшую обратную сторону Фернскорта. Вазы и лестница были скрыты ветками колючих кустов. За кустами раскинулись огромные заросли крапивы. Теперь было понятно, почему они не видели отверстия раньше. Кто станет пробираться через высокую жгучую крапиву, если рядом полно куда более интересных мест?

Близнецы понимали, что если они кому-то расскажут о подземном ходе, то лишатся на него всяких прав. Поэтому они промолчали.

Но думали о нем все время и даже перенесли туда свои вещи - неторопливо, одну задругой, чтобы не вызвать подозрений. Старый ящик из-под апельсинов, посуду, так называемые шторы и ковры, сломанные столовые приборы… У них снова был дом. На этот раз освещавшийся свечами. Когда они вырастут и смогут делать все что хочется, то попросят Брайана Дойла - конечно, если к тому времени он не умрет - сделать в подземном ходе световой люк, потому что иногда здесь жарко и темно, а им нравится солнечный свет.

Свод выглядел надежным. Конечно, Брайан Дойл и его рабочие сумеют сделать для них окно. Тут были леса; потолок поддерживали толстые деревянные столбы и грубо оструганные доски. Они казались очень крепкими. Близнецы обследовали их - сначала робко, а потом более уверенно. Столбы были твердыми как камень. Интересно, кто поставил их и зачем? Но задавать вопросы дети боялись: а вдруг ход кому-нибудь понадобится?

Дома они пытались выяснить, для чего могли служить эти подземные ходы.

- Раньше в больших домах были другие выходы? - однажды за ужином спросил Майкл. Дара нахмурилась. Все было слишком прозрачно.

Но мать не увидела в этом ничего необычного.

- Ты имеешь в виду черный ход? - рассеянно спросила она. - Карри, будь добра, не оставляй соусник на столе. Иначе тебе самой же придется стирать скатерть. - Мама умела делать Карри замечания так, что это не напоминало выговор. - Не знаю. Наверное, были, иначе люди притаскивали бы в дом тонны грязи. Эдди, тебе обязательно каждый день приносить с собой половину рощи Койна?

Было ясно, что мать и представления не имеет о подземном ходе. Впрочем, она выросла в другом месте. Может быть, папа что-то знает. Он был здесь всегда.

Но с ним нужно было вести себя осторожно.

- Папа, ты ведь интересуешься старыми домами, правда? - состроив постную физиономию, однажды спросила Дара.

- Да, пожалуй, - подтвердил Джон Райан.

- Ты помнишь, как выглядел Фернскорт до пожара?

- Нет, детка, не помню. Когда он сгорел, мне было всего два года. Его должны помнить отец Томми Леонарда и дедушка Мэгги Дейли, но вряд ли имеет смысл их расспрашивать. Они находились там во время пожара. Тогда это было вполне естественно. Мой отец стоял на пороге собственного дома и видел языки пламени. Он часто рассказывал мне об этом. Но, конечно, сохранились фотографии Фернскорта. Можно увидеть, каким он был.

- Да, но… - Дара не хотела, чтобы ее отвлекали старыми фотографиями и лекциями по истории. - Как ты думаешь, в таких домах были потайные комнаты? На фотографиях их не увидишь.

- Я не думаю. А почему ты так думаешь?

Майкл быстро пришел на помощь.

- Понимаешь, мы просто интересуемся всем окружающим. Ты сам советовал нам так поступать.

- Вот и отлично, - одобрительно сказал Джон. - Рад слышать.

- Да, поэтому нам интересно все, - добавила Дара. - Например, были ли тоннели в таких домах, как Фернскорт. Тайные ходы под землей.

- Тайные ходы всегда прокладывают под землей, - быстро сказал Майкл, перебив сестру. Просто пытался предупредить ее, что слишком откровенничать не следует.

Если Джон и понял, куда ветер дует, то не подал виду.

- Я никогда не слышал, чтобы здесь были какие-то подземные ходы, - рассеянно сказал он, отряхивая от пыли худенькие плечи сына. - Но я уже говорил, что когда я достаточно подрос, чтобы играть там, в Фернскорте почти ничего не осталось. Так что все возможно. Если вы как следует поищете, то, может быть, что-нибудь и найдете.

Увидев тревожные взгляды детей, он продолжил:

- Но такие вещи обычно хорошо прятали. Вряд ли кто-нибудь сумеет найти вход.

Тут близнецы немного успокоились.

- А для чего они были нужны, эти ходы? В таких домах, как Фернскорт?

- Ходы, ведущие от дома к реке? Ведь там была река? Они с жаром закивали.

Джон Райан помедлил; дети ждали объяснений. Он понял, что их интересует, однако притворился сбитым с толку.

- Кто его знает… Но узнать причину было бы интересно. Наверняка можно сказать только одно: тот, кто найдет такой ход, должен быть очень осторожным. Прежде чем начать его изучать, нужно убедиться, что свод не рухнет и тебя не завалит.

- Нет, там не опасно! - выпалил Майкл. - То есть я так думаю, - спохватился он.

- Хочешь сказать, что там есть части, которые поддерживаются стойками?

Близнецы уставились друг на друга. Откуда он знает?

- Вроде строительных лесов, - подсказал им отец.

- Ну…

- Э-э…

- Если так, то, когда найдете ход, держитесь от него как можно дальше, - решительно сказал Джон Райан. - Там как в старых шахтах. Леса поддерживают части потолка, которые могут обрушиться… Если вам все же удастся найти что-нибудь такое, то потолкайте и подергайте столбы у самого входа, - продолжил он.

Они улизнули, испугавшись, что сболтнули лишнего.

- Он сказал, что было бы интересно узнать причину, - промолвил Майкл.

- И так ясно, - отмахнулась Дара. - Но что бы это могло быть?

Эта головоломка доставляла им наслаждение.

Дара решила, что ход прорыла молодая мисс Ферн, чтобы встречаться со своим возлюбленным, приплывавшим на лодке.

Майкл решил, что его построил кузен Фернов, собиравшийся однажды ночью штурмовать Фернскорт и захватить его. Но об этом они никому не говорили. Близнецы намекнули родителям, что проводят время у городского моста; это было недалеко от истины. Кейт думала, что они нашли себе новых друзей, и радовалась.

- Карри, я красивая? - спросила Дара. Она сидела на кровати Карри и следила за тем, как девушка готовилась к своему выходному.

- Не знаю, - хихикнула Карри, которую больше интересовало собственное отражение в засиженном мухами зеркале туалетного столика. Столик был засыпан пудрой, шпильками и заставлен почти пустыми флакончиками с косметикой, от которых отказались другие женщины.

- Наверное, я была бы красивой, будь у меня кудрявые волосы, - не успокаивалась Дара.

- Могла бы, - неуверенно ответила Карри. - Ужасно обидно, что мы с тобой не кудрявые. Кудри есть у твоей мамы, хотя они ей совсем ни к чему.

- Почему это?

- Ну, во-первых, она старая. Во-вторых, у нее уже есть муж. А вот нам с тобой без кудрей не обойтись. - Карри смотрела на свое отражение без всякого удовольствия.

- Зачем человеку наряжаться, если он едет домой? - задумчиво спросила Дара.

Карри смерила ее подозрительным взглядом.

- А ты хитрая… Ладно, так и быть, скажу. Сегодня я к родителям не поеду. Собираюсь кое-куда сходить с одним парнем. С Джимбо Дойлом.

- Только не с Джимбо Дойлом! - воскликнула Дара.

- А почему нет? Он очень симпатичный, этот Джимбо. Пригласил меня в выходной погулять в роще Койна, - сердито ответила девушка.

Дара закусила губу. Карри обиделась; с ней нужно было как-то помириться.

- Да, он симпатичный. И поет хорошо. Я слышала, как он пел «Желтую розу Техаса», когда делал альпийскую горку. Когда вы придете в рощу Койна, попроси его спеть.

- Может быть, и попрошу, - нерешительно ответила Карри. Она догадывалась, что Джимбо Дойл пригласил ее в рощу вовсе не для песен.

Близнецы еще раз договорились, что никому не расскажут о подземном ходе.

- Даже Грейс? - спросил Майкл.

Дара сделала паузу. Она уже думала об этом.

- Даже Грейс, - сказала она.

- Если мы скажем Грейс, то должны будем рассказать об этом Мэгги, Томми и всем остальным, - развил мысль Майкл.

- Да. - Дара нахмурилась. - И тогда все изменится. По-твоему, мы ведем себя как маленькие?

- Ничего подобного, - заверил ее Майкл. - По-моему, мы поступаем правильно.

Близнецы улыбнулись друг другу. Все вернулось на круги своя. Они были лучшими друзьями на свете.

Пришла открытка из Донегала. Грейс сообщала, что они купались в море и что там очень большие волны. Время они проводят просто замечательно. Наверное, после возвращения в Маунтферн поедут куда-нибудь еще, но скоро будут дома.

Она очень соскучилась и хочет их увидеть. Послала открытки Томми и Мэгги и передает привет Джасинте и Лайаму. Написала бы и им тоже, но боится, что Уайтов накажут: писать по-ирландски она еще не умеет.

Пивная Райана была битком набита строителями. Во время ленча у бара собиралась целая толпа. Кейт прибегала от Слэттери со всех ног и тут же становилась за стойку. Иногда она смотрела на Джона с довольной улыбкой. По крайней мере, часть ее страхов оказалась беспочвенной. Дело набирало ход. Во всяком случае, в данный момент.

Джуди Берн столкнулась с Мэриан Джонсон в ювелирном магазине Мигеров. Запыхавшаяся миссис Мигер извинялась за то, что часы еще не починены.

- Я хотела поставить их в сторожке еще до возвращения О’Нилов, - сказала Мэриан.

- И когда это случится? - Джуди Берн собиралась на день рождения племянницы и пришла купить брошку. Ассортимент миссис Мигер не вызывал у нее энтузиазма.

- Трудно сказать. Думаю, со дня на день, - небрежно ответила Мэриан.

- Значит, он не поддерживает с вами связи?

Мэриан вышла из себя.

- О боже, Джуди, это их дом! Они могут приезжать и уезжать когда хотят. Я что, хозяйка пансиона? Они сняли у нас сторожку, только и всего.

- Стало быть, он не пишет… Значит, мы узнаем, что О’Нилы вернулись, только тогда, когда увидим их. - Джуди поблагодарила миссис Мигер за возможность посмотреть на брошки; она подумает и вернется.

Шейла Уилан точно знала, где находятся О’Нилы и когда они вернутся. Она получала телеграммы из Америки и сообщения, которые не требовалось пересылать застройщику Брайану Дойлу. Патрик звонил ей через день.

Брайан Дойл был готов начать работу. Его удивило, что О’Нил велел приступить к сносу, не дожидаясь его возвращения. Дойлу казалось, что этот человек сядет за рычаги машины и сам раскачает огромное ядро.

Он не знал, что этот вопрос долго обсуждался по телефону. В конце концов Патрик О’Нил и Рейчел Файн согласились, что ему не следует принимать участие в разрушении старого здания. Он приехал строить, а не сносить.

Глава девятая

Патрик О’Нил обнаружил, что зимой в Ирландии открыто мало гостиниц. Очень мало. Их владельцы говорили, что в плохую погоду сюда никто не приедет, а отопление и жалованье сотрудникам в мертвый сезон обходятся очень дорого.

Патрик считал это недальновидностью. Люди приезжали в Ирландию вовсе не за хорошей погодой. Люди, мечтавшие о загаре, про Ирландию не вспоминали. Сюда приезжали ради общения, пейзажей и деловой активности. Все это можно было найти здесь и зимой, да еще и по дешевке.

Цены на зимние чартерные рейсы из Соединенных Штатов были разумные. Но говорить об этом владельцам гостиниц не имело смысла. Они считали, что туристский сезон начинается в мае и кончается в сентябре. Некоторые наиболее предприимчивые хозяева открывали свои отели в пасхальный уик-энд.

Их неповоротливость заставляла Патрика О’Нила вздыхать. Впрочем, в то время он вздыхал часто. Восстановить Фернскорт оказалось намного труднее, чем он думал. С тех пор как он купил этот участок, прошел год. Лишь через двенадцать месяцев затяжек и волокиты он получил возможность снести развалины и начать строительство.

Такого испытания на его долю еще не выпадало. От досады,и злости на лбу Патрика начала пульсировать какая-то жилка. Во время разорительно дорогих телефонных разговоров с Америкой он вставал, садился и делал глубокие вдохи.

Он дважды решал все бросить, но на следующее утро передумывал. Трижды хотел уволить Брайана Дойла и крикнуть, что, если бы этот застройщик работал на Западе, он всю жизнь стоял бы на коленях, вымаливая заказ, и трижды сдерживался. Наорал на добродушного архитектора, сказавшего, что с американцами всегда так. Они приезжают сюда, считают себя самим Господом Богом и думают, что ради них тут будут лезть вон из кожи. Патрик не относил себя к числу таких американцев. Ему хотелось считать О’Нилов сыновьями этой страны, вернувшимися на родину, а не вельможами, отдающими приказы. Он извинился перед архитектором, и тот пообещал не вспоминать прошлое. Все знали, что напряженная нью-йоркская жизнь сводит людей с ума.

Он дважды возвращался в Америку. По истечении года не было сделано практически ничего, но Патрик заставлял себя улыбаться.

В конце концов О'Нилу удалось убедить специалистов по охране окружающей среды, что он не разрушает ничего ценного. Причем не обошлось без удачи. Однажды Патрик заглянул в пивную Райанов, и Джон Райан показал ему выписку из археологического журнала, доказывавшую, что здание художественной ценности не представляет.

Он стал самым искусным лжецом на двух континентах. Однажды на мосту у него состоялась беседа с Фергусом Слэттери. Не разочарован ли Патрик тем, как медленно идут дела? Нет, нет, все идет своим чередом. Пусть горожане не считают его хвастливым и торопливым янки. А когда он разговаривал в Нью-Йорке с Джерри Пауэром, то утверждал обратное. Да, здесь все делается очень медленно. У них устаревшая технология. Но, конечно, он не передумал. Нет, они не свели его с ума.

Но когда он оказывался наедине с Рейчел Файн и потягивал бренди в ее красно-золотой квартире, казавшейся очень спокойной и уютной по сравнению с остальным Нью-Йорком, то рассказывал ей правду. Говорил, что не раз был готов лопнуть от злости и разлететься на кусочки. Теперь он понимал, почему его соотечественники, оставшиеся на родине, так ничего и не смогли добиться. Ничегошеньки. Теперь ясно, почему у них так плохо развита экономика. Черт побери, эти люди стояли, сдвинув шляпы на затылок, и зубоскалили, потому что никогда не умели работать. Они не знали, что такое надрывать пуп, и не хотели это знать. Никакая высокая цель не могла заставить их ударить палец о палец. Патрик мог говорить такие вещи Рейчел, так как знал, что она ни за что с ним не согласится. Рейчел погладит его по головке и скажет, что ирландцы сохранили свой жизненный уклад и свою независимость… ну, почти сохранили. А что сказать о жителях ее Латвии? Они позволили Советам взять верх, и теперь Латвия не поднимется никогда. Все латвийские евреи, которые смогли убежать, эмигрировали в Америку, но возвращаться на родину и восстанавливать там замки не собираются.

Рейчел мягко подбадривала его, напоминала, чего он сумел достичь, говорила, что еще ни один внук деревенского жителя не вернулся на родину, чтобы купить большой дом и превратить его в доходное предприятие. Ему нравилось слышать эти слова, придававшие смысл его работе, несмотря на все сложности и задержки. Однажды вечером Патрик спросил, почему Рейчел поощряет его, хотя с самого начала была против этой затеи и хотела, чтобы он жил в Нью-Йорке.

- Только очень глупые женщины заставляют мужчин отказываться от их мечты. Что бы было с тобой, если бы у тебя отняли мечту или отговорили от ее выполнения? Ты бы потерял смысл жизни и превратился в зомби.

Патрик привлек ее к себе. Рейчел - чудесная женщина. Господи, как жаль, как жаль, что она разведенная еврейка. Даже если бы против этого никто не возражал, он все равно не смог бы жениться на ней. Это было невозможно.

Но в конце концов этот день настал. На участок прибыла техника. Высокие краны и машина с тяжелым ядром, раскачивавшимся взад и вперед. После чего стены Фернскорта рухнули. Рейчел Файн издалека посоветовала собрать камни и сложить из них заборы или альпийские горки. Найти место для их хранения; наверняка большие камни относятся к тому времени, когда Америка только завоевала независимость. Кроме того, они красивы сами по себе. Брайан Дойл говорил, что это безумие, но лишь потому, что впоследствии рассчитывал использовать выброшенные камни для собственных целей. В глубине души он восхищался этим янки с непомерными амбициями и верой в то, что все можно сделать за пять минут.

Во время прогулок по сельской местности счастливая Грейс не выпускала руку Керри. Это были первые летние каникулы, которые они проводили вместе. Она рассказывала брату о маунтфернском женском монастыре, о своих одноклассницах и о том, как девочки обводят монахинь вокруг пальца. И просила рассказать о порядках в его закрытой школе. Нравится ли ему там учиться? Не чувствует ли он себя одиноким? Рад ли тому, что наступили каникулы? Грейс хотелось, чтобы Керри радовался всему. Как она сама.

- Просто позор, что нас там не будет, - в десятый раз повторяла Грейс, когда они шли по скалистой тропе в Донегале. - Я бы с удовольствием посмотрела на это.

- Да, - рассеянно ответил Патрик, глядя на океан. Интересно, видел ли его отец эти холмы, когда уплывал из Ирландии, или они остались далеко на севере? Он так и не узнал, откуда О’Нилы уплыли в Соединенные Штаты - из Голуэя или расположенного в южном графстве Корк порта Коб? Никто из родни этого не знал и не хотел выяснять. Джон Райан сказал, что, скорее всего, это был Голуэй. Вряд ли стоило ехать из их мест в далекий Коб, если в те давно прошедшие дни суда регулярно выходили в море из Голуэя.

- Это не заняло бы у нас много времени. Почему мы не уехали вчера вечером? - упрямо спросила девочка.

- Не знаю, Грейс. Мы всё увидим через несколько дней, когда вернемся. Разве тебе не нравится, как мы проводим время?

- Нравится, но… - Увидеть это собственными глазами было очень важно. Почему они должны пропустить такое событие? Пусть отец объяснит.

- Отец не хочет, чтобы мы находились там во время сноса. Будет лучше, если наше имя не станут связывать с разрушением… с уничтожением того, что там есть. - В голосе Керри не слышалось ни осуждения, ни похвалы; мальчик говорил так, словно читал географическую карту.

Патрик пристально посмотрел на сына.

- Почему ты так говоришь? - заставив себя рассмеяться, спросил он.

- Потому что это правда. Во всяком случае, мне так кажется.

- Да. В каком-то смысле ты прав, - удивленно ответил отец.

- Мы - хорошие парни. Те, которые въезжают в город, когда стрельба окончена. Верно?

- Опять же в каком-то смысле.

- По-моему, это смешно, - возразила Грейс. - Все радуются, что мы строим новый отель; им бы понравилось, если бы мы были там. Зачем убегать и пропускать такое зрелище? Я бы с удовольствием понаблюдала за большой машиной, которая рушит стены.

- Я тоже, - просто ответил Патрик.

Он собирался позвонить Брайану Дойлу и узнать, как прошел снос. Мечтал, чтобы Дойл обладал даром красноречия и мог подробно описать случившееся. Впрочем, Дойл стал бы рассказывать о сверхурочных, поломках, необходимости пересмотреть смету и не обратил бы никакого внимания на символичность изменения старого порядка.

- Интересно, что именно они сейчас делают? - небрежно сказал он, спускаясь с сыном и дочерью по тропинке, которая вела к великолепному песчаному пляжу.

Спросил таким тоном, словно не следил за сыном, гадая, что могло заставить мальчика совершить необычный для него шаг и наотрез отказаться говорить о случившемся. Словно не он, Патрик, распорядился снести огромный дом и собирался выстроить собственный памятник в том месте, откуда выгнали его отца и деда.

На снос Фернскорта собралась половина города. Удобнее всего за работой огромных машин было следить из пивной Райана на Ривер-роуд; многие зеваки стояли с кружками в руках.

Джек Койн притворялся веселым, но проклинал тот давний день, когда он обсчитал Патрика О’Нила. Хотя с тех пор Патрик был с ним безукоризненно вежлив, но ни разу не поручил ему какую-нибудь работу. Остролицый Джек обвел взглядом соседей. Все получили свой кусок от этого янки. Взять хоть Джона Райана. Да и другие пивные в городе теперь тоже не бедствовали. Их бизнес уже сейчас приносил прибыль, а обещал еще больше. И почему в тот злосчастный день он принял немногословного американца за дурака, не знающего курса доллара? Почему не понял, что его голубые глаза были проницательными глазами бизнесмена?

Джек Койн стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на другой берег реки, где работала техника, которую О’Нил мог бы взять напрокат через него. Койн мог бы нанять для него и рабочих и получить свои законные десять процентов комиссионных. Он покачал головой и сказал себе, что в этой жизни ничего нельзя знать наперед. Совершенно ничего, черт побери.

- Сегодня великий день, - ни кому не обращаясь, промолвил Джек Леонард.

- Почти такой же великий, как тот, когда мы сожгли Фернскорт, - ответил ему Том Дейли. После этого раздался смущенный смешок. Люди давно не вспоминали те дни, когда по всей стране жгли большие дома как символ всего, что они собой представляли.

Сорок один год назад Том Дейли, Джек Леонард и десяток других жителей города присоединились к наспех созданному отряду, присланному для этого из ближайшего города. Теперь старый мистер Леонард и старый мистер Дейли были такими уважаемыми людьми, местными столпами общества, владельцами молочной и писчебумажного магазина, что никто не мог представить их двадцатилетними поджигателями. Тогда было другое время и другие нравы. Теперь ни Том Дейли, ни Джек Леонард не сказали бы доброго слова о молодых парнях, которые ездили на север, чтобы принять участие в пограничной войне, взрывали опоры линий электропередач, бросали бомбы в полицейские участки и считали себя национальными героями. Нет, настоящая война была только в двадцатых годах.

Джон и Кейт наполняли кружки, наливали в стаканчики виски и даже вынесли на солнышко несколько стульев. Слыша шум за рекой, Леопольд трясся от ужаса и шарахался от любой руки, которая пыталась погладить или успокоить его.

- Кейт, вы такая добрая женщина. Почему вы не хотите усыпить это животное? - спросил Фергус, когда Леопольд посмотрел на него измученным взглядом и протяжно завыл.

- Это животное здоровее большинства присутствующих здесь людей, и ухаживают за ним намного лучше, - отрезала Кейт. - Терпеть не могу типов, которые судят о том, чего не знают!

- Что ты набросилась на человека? - засмеялся Джон. - Фергус, Леопольд у нас великий артист, ему только в театре играть. После сытной кормежки он каждый день идет к мясной лавке Рейди, ложится там и получает от них косточку. Потом перебирается к бакалее Лоретто Куинн, воет там и заставляет бедную женщину скормить ему полфунта печенья. Где бы ни сидела наша несчастная кошка, он подбирается к ней и визжит до тех пор, пока Джаффа не встает и не уступает ему место.

- Так он возмещает себе несчастное детство, - сказала Дара. Этой высокой и крепкой девочке было почти тринадцать.

Ее пышные темные волосы на концах слегка загибались внутрь, что было результатом гигантских ночных усилий. Дара с удовольствием сходила бы в салон «Розмари». Миссис Уолш говорила, что сделает ей легкий естественный перманент, но Кейт и слышать об этом не хотела. Перманент в двенадцать лет? Да кто же такое позволит? Матери было хорошо; у нее волосы вились от природы. Дара очень обижалась на Кейт. В довершение беды у Майкла, которому кудри вовсе не требовались, волосы тоже вились. И ресницы у него были длиннее. Намного. Это было нечестно. Впрочем, как почти всё на свете.

- Расскажи мне про детство Леопольда. - Фергусу нравилась длинноногая девочка, которая была очень похожа на мать не только внешностью, но и стремлением к независимости.

- Его нашли в одном из грузовиков Джека Койна.

- Да, бедняге не повезло с самого начала, - согласился Фергус.

- А еще кто-то сдавил ему шею и повредил заднюю лапу, - закончил за сестру Майкл.

Фергус часто думал, что близнецы могли бы выступать дуэтом на сцене.

- Лапу ему давно вылечили, но он продолжает показывать ее людям и жаловаться, - сказала Дара.

- Будем считать, что вы меня убедили. Детство у него было паршивое. Щенячий возраст оказался не самым лучшим временем в его жизни. Раз так, пусть стареет и глупеет, как и мы, грешные.

Близнецы хихикнули.

- Я думал, вы ужасно расстроитесь, когда увидите, что все рушится. - Фергус показал за реку.

- Нет. Может быть, когда-то… - начал Майкл.

- Но не сейчас, не сейчас…

- Не сейчас, когда мы выросли…

- И живем собственной жизнью. Понимаете, это была придуманная жизнь.

- Да. Теперь, когда вы выросли, жизнь стала совсем другой. Я понимаю, что вы имеете в виду. - Могло сложиться впечатление, что Фергус смеялся над ними, но близнецы так не думали. - А вы нашли другое место, где будете жить, когда станете такими старыми, как я?

- У нас есть кое-какие планы… - начала Дара.

- Конечно, ничего определенного…

- Это нужно объяснить…

Фергус поспешил согласиться.

- Нет, нет, лучше не надо. Я всегда говорю: чем меньше объяснений, тем лучше.

- Есть одна вещь, мистер Слэттери… - сказала Дара.

- Да?

- Нам может понадобиться совет…

Майкл красноречиво посмотрел на сестру.

- Нет, все в порядке. Я буду говорить в общем.

- Так и надо начинать, - заверил их Фергус.

- Ну ладно… Как по-вашему, каждый кусок земли должен кому-то принадлежать?

- Извини, не понял. - В Дублине его не учили отвечать на такие вопросы.

- Я вот о чем… Неужели вся Ирландия поделена на кусочки? У вас есть свой дом, у нас - свой. Фернскорт теперь принадлежит мистеру О’Нилу. Есть участки, которые не принадлежат никому?

- Дать общий ответ трудновато. Думаю, есть места, которыми на самом деле не владеет никто. Например, Каррах в графстве Килдэр. Если у вас есть участок земли неподалеку, то вы имеете право пасти там своих овец. То же относится к некоторым болотам. Многие люди могут добывать там торф, хотя официально болото не принадлежит никому. Вы это имеете в виду?

- Не совсем. Могут все поля, канавы и рвы принадлежать какому-нибудь одному человеку? Может этот человек сказать: «Этот ров принадлежит мне, потому что я его нашел»?

Фергус почесал в затылке.

- Разве можно сказать, что человек нашел ров? Он был там всегда. Ров нельзя увидеть в один прекрасный день и предъявить на него права.

- А если его до тех пор никто не видел? - уперлась Дара.

Майкл не хотел, чтобы она продолжала.

- О господи, Дара, ты поставила меня в тупик, - сказал Фергус. - Ваша мать подтвердит, что от меня как от поверенного нет никакого толку. Я вечно задаю глупые вопросы.

Например, как можно объявить своим то, чего нельзя видеть. Я только раздражаю клиентов. В один прекрасный день меня лишат лицензии, и я стану бродягой.

Дара встревожилась.

- Нет, это наша вина. Понимаете, нам приходится задавать вопрос так, чтобы вы не догадались, о чем мы говорим… Нет, молчи, Майкл. Все в порядке. Мистер Слэттери никому ничего не скажет. Он как каноник Моран.

- Благодарю за сравнение, - уныло сказал Фергус.

- Вы не можете говорить о делах людей, а он не может говорить об их грехах, - стояла на своем Дара.

- Верно. Иначе меня пропустят через жернова.

- То есть побьют? - спросил Майкл.

- Нет, я думаю, это означает исключение из коллегии адвокатов. Как исключение из школы, - объяснила брату Дара. - Но этого не случится. Потому что вы никому не скажете, какие вопросы мы обсуждали.

- Можете не сомневаться, - серьезно ответил Фергус, хотя и не имел представления, что именно они обсуждали.

- Тебе не странно, что Патрик решил пропустить день своего триумфа? - спросил Джон Райан, когда толпа приветствовала радостным криком падение последнего куска стены.

Кейт взяла деревянную лопатку и аккуратно сняла ею пену с пяти кружек пива.

- Можешь не сомневаться, он все знает. Через десять минут он свяжется с Брайаном Дойлом по телефону.

- Я не сомневался, что он будет здесь. Патрик ненавидит этот дом и все, что за ним стоит. Не хочет слышать о Фернах ни одного доброго слова. Терпеть не может, когда я говорю, что они достойно вели себя во время Великого Голода^[21].

Он обрадовался бы при виде груды камней.

- Нет, Патрика О’Нила больше волнует новый Фернскорт, - сказала Кейт, поставила пинты на поднос и обошла стойку. - Он смотрит вперед, как и все американцы.

- Как ты думаешь, в Америке нам было бы лучше? - наполовину серьезно спросил Джон Райан.

- Не знаю. Ты выбрал неподходящее время для такого разговора, - добродушно ответила Кейт и понесла кружки людям, стоявшим снаружи.

Рита Уолш думала, что строительство отеля пойдет на пользу ее парикмахерской. После этого жизнь изменится коренным образом. Она много слышала о строительстве Фернскорта от Мэриан Джонсон, которая теперь не только регулярно делала прическу и маникюр, но и стала интересоваться кремами для лица. Рита сомневалась, что Патрик О’Нил имеет серьезные виды на Мэриан Джонсон, которой приходилось тратить кучу времени на уход за сухой кожей головы и тонкими непослушными волосами. Но кто знает? Такой человек может клюнуть на аристократическое происхождение и то, что называется «старыми деньгами». Джонсоны знали всех представителей высшего общества, по традиции любивших охоту.

Миссис Уолш обвела свой маленький салон недовольным взглядом. Богатым американкам и дублинкам здесь вряд ли понравится, но тратить деньги на новое оборудование будет настоящим безумием. Рита скопила порядочную сумму на старость, когда она больше не сможет стоять за креслом и делать клиенткам перманент. Львиная доля этой суммы была заработана вовсе не прическами, но оба источника дохода должны были когда-то закончиться. Она хранила все свои сбережения на почте Шейлы Уилан. В Маунтферне не было филиала банка, и Шейла часто вы ступала в роли неофициального советника по финансовой части.

Рита решила воспользоваться помощью почтмейстерши. Шейла не спрашивала, почему поступление денег происходит так нерегулярно. Только отвечала на вопросы, которые задавали ей.

Шейла Уилан посоветовала Рите немного подождать. Новое оборудование для парикмахерской, кресла и все остальное, что сделает салон привлекательным для посетителей, можно будет купить тогда, когда строительство Фернскорта сдвинется с мертвой точки и в их город придет новая жизнь. В ее словах не было ни иронии, ни намека на то, что в данный момент парикмахерская выглядит убого. Шейла просто рекомендовала не торопиться, вот и все.

Часы, стоявшие на столе рядом с кроватью Рейчел Файн, показывали половину седьмого утра. В Маунтферне наступило время ленча; возможно, развалины уже снесли. Рейчел спала плохо. Ей всю ночь снилось, что во время сноса произошел какой-то несчастный случай с трагическим исходом.

Над руинами возрастала призрачная фигура и провозглашала: «Нельзя смеяться над привидениями… Эта стройка проклята».

За ночь она дважды просыпалась, садилась в кресло у окна и пыталась успокоить себя видом Нью-Йорка, освещенного лучами луны. Скорее бы все кончилось! Может быть, тогда дела пойдут по-другому. Патрик вызовет ее в Ирландию, она примет участие в происходящем, после чего у О’Нила не хватит духу отослать ее.

Патрику казалось, что второй половине дня не будет конца. Он не хотел звонить до тех пор, пока не станет ясно, что все закончилось. Вечером он позвонит в Штаты, сообщит Джерри Пауэру, что дело сделано, и все расскажет Рейчел. Перед его умственным взором стояла картина…

Да, он мог себе это представить. Еще до звонка Брайану Дойлу он знал, что на берег реки придут стайки ребятишек и станут наблюдать за происходящим. Но не понимал, что у Джона и Кейт Райанов соберется весь город. Что люди будут пить пиво и сопровождать падение стен радостными криками.

Патрик дотошно выспросил у Брайана все подробности. Сначала Дойл, решивший, что заказчик хочет удостовериться в качестве проделанной работы, дулся и ворчал, Но когда застройщик понял, что этому человеку не нужно ничего, кроме подробного описания, то ударился в лирику.

Когда Дойл сказал, что люди приветствовали падение стен улюлюканьем, Патрик не поверил собственным ушам.

- И как они улюлюкали?

- Ну, просто кричали, и все.

- Что именно? «Ура», «давай, давай» или как-то еще? Брайан чертыхнулся про себя.

- Знаете, никаких слов не было. Просто радостный вопль, и все.

- И все же что-то они должны были говорить.

- Мистер О’Нил, никаких слов они не говорили. Просто выдохнули. Издали звук, похожий на громкое «ах». Теперь вы меня поняли?

Патрик ответил, что понял. Он был очень доволен.

- Знаешь, когда пала последняя стена Фернскорта, они завопили от восторга! - сказал О’Нил, позвонив Джерри Пауэру.

- Это точно? - Джерри вполне хватало регулярных посещений Ирландии на день святого Патрика; больше двух недель он на исторической родине не проводил и считал стремление Патрика вложить все свое состояние в это рискованное дело безумием.

- Интересно, почему они кричали… - задумчиво произнес Патрик.

- Наверное, потому что впервые в жизни увидели хорошо сделанную работу, - саркастически ответил Джерри. - Тут и немой закричит.

Вечером он позвонил Рейчел.

- Брайан Дойл сказал, что они завопили от радости. Громко ахнули. О господи, как бы мне хотелось быть там! Я отдал бы все на свете, чтобы услышать это собственными ушами.

- Думаю, ты правильно сделал, что не поехал, - сказала Рейчел. - Инстинкт у тебя безошибочный. Не стоит связывать свое имя со сносом. Только со строительством. Раньше ты всегда поступал именно так.

Рейчел понимала, чем был вызван радостный крик жителей Маунтферна. В этом забытом богом городишке не было никаких зрелищ. Снос руин означал, что вскоре у стоявших вокруг людей появится дополнительная работа. Если верить словам Дойла, в самый разгар утра эти типы стояли и лакали пиво литрами. Ничего удивительного, что они кричали от восторга.

- Люди кричали, потому что мечта стала явью, - сказала она. - Потому что старые стены рухнули и началась новая жизнь.

Котлован был вырыт; можно было приступать к закладке фундамента. Брайан Дойл уже четырежды поругался с архитекторами. Ирландские архитекторы отказывались работать с американскими до тех пор, пока не будут получены гарантии, что в последнюю минуту никто не вмешается. Совет по туризму пересматривал свое решение о выделении дотации; компания «Аэр Лингус» не давала окончательного ответа на вопрос об организации чартерных авиарейсов. Два фермера, землю которых Патрик О’Нил не купил, пытались уговорить Фергуса Слэттери подать иск о возмещении ущерба. Два мелких арендатора, год назад согласившиеся продать Патрику свои жалкие пол-акра, теперь решили, что продешевили, и хотели, чтобы Фергус защищал их права. Но Слэттери не желал иметь к этому никакого отношения.

- Алчность. Необузданная алчность. Вот что О’Нил принес в Маунтферн. Раньше эти люди не ждали от своих жалких участков никакой прибыли, но теперь трясутся от радости.

- Фергус, на вашем месте я не говорила бы об этом во всеуслышание, - предупредила Кейт Райан. - Не нужно осуждать людей и пожимать плечами. Будьте умнее. Делайте вид, что вы на их стороне.

- Как этот херефордский вол О’Нил? - проворчал Фергус.

Кейт засмеялась.

- Глаза у Патрика расставлены широко, но эта кличка ему не подходит. Да, как он. Чем-чем, а тактом он обладает. И достиг всего благодаря этому.

- Скорее благодаря низкой лжи, - возразил Слэттери.

- Разве он лжет? Знаю, вы ему не доверяете. Я тоже. Не доверяю, так как Патрик наверняка знает, что его отель положит конец нашему бизнесу. Но почему вы так настроены против него?

- Потому что он вредит вам… всем вам, - сказал Фергус.

Встревоженная Кейт подняла глаза, и тут Фергус вспомнил обвинение, брошенное ему пьяной сестрой: он способен лишь на то, чтобы смотреть бараньим взглядом на жену местного трактирщика. Неужели это так?

Нет, положа руку на сердце, ему нравилась не только Кейт, но вся семья Райанов. Их глупый пес с испуганным взглядом, который пытался подружиться с человеком, поднимая искривленную заднюю лапу.

Джон Райан, строчивший стихи в школьной тетрадке и считавший Патрика О’Нила отличным малым. Двое младших, лица которых дышали озорством. Красивые смуглые близнецы, самодостаточные и говорившие половинками фраз, загорелые и подвижные, как дикие обезьяны; он то и дело видел, как они продирались сквозь колючие кусты на холмистом берегу Ферна… В этой семье было что-то необъяснимо трогательное. Так что дело было не только в их красивой, уверенной в себе и умной матери. Может, он и был евнухом, но смотрел на нее вовсе не бараньим взглядом.

И тут Фергус дал себе несколько обещаний. Решил, что проведет длинный уик-энд в приморском городе и завяжет страстный роман с какой-нибудь привлекательной молодой женщиной. Что во время визита президента Кеннеди закроет контору и повезет семью Райанов в Дублин смотреть парад. Что будет спокойно говорить с местными фермерами, которые хотят совсем немного - воспользоваться ситуацией и получить то, что им причитается. И наконец, что станет следить за Патриком О’Нилом как ястреб. Никогда в жизни он не испытывал более сильного чувства. Этот О’Нил и его детки собирались уничтожить Райанов.

О’Нилы вернулись. Все узнали об этом через полчаса после того, как по Бридж-стрит проехала их машина. Джуди Берн увидела их, когда чистила латунную табличку на своей двери, и пожалела, что ее застали за столь прозаическим занятием. Она предпочла бы, чтобы Патрик считал ее видным местным медицинским работником.

Шейла узнала об этом, поскольку кто-то на почте крикнул, что видит, как припарковывается их машина.

Мэгги Дейли обрадовалась, когда Грейс и Керри пришли в их магазин и купили бекон, яйца и пирожные к чаю. Мисс Хейз не ждала их, так что пришлось идти за продуктами. Когда Грейс подбежала и обняла ее, Мэгги улыбнулась от уха до уха. Китти, хмуро ставившая товар на полки, тоже обрадовалась, когда Керри сам подошел к ней.

- Привет, - сказал он. - Ты не скучала по мне?

- А разве ты уезжал? - деланно небрежно спросила Китти.

Керри это понравилось. Он оперся локтем о полку и сказал:

- Да, мы уезжали, и ты это прекрасно знаешь.

- Извини, - возликовала Китти. - Мне нет дела до разъездов людей, которых я едва знаю. Я слишком занята.

- Если так, то нам придется познакомиться поближе. Тогда ты волей-неволей заметишь, что меня нет в городе, - сказал Керри с улыбкой, которая могла бы растопить лед даже в морозилке.

Томми Леонард знал, что О’Нилы вернулись, потому что видел их машину. Его отец выразил надежду, что Томми не выскочит на улицу и не покинет свой пост. Томми стоял за прилавком и злился до тех пор, пока О’Нилы не пришли за газетами и почтовыми открытками. Они собирались отправить открытки во все отели, в которых останавливались, и поблагодарить их владельцев. А заодно показать им, что собой представляет Маунтферн. Через несколько лет об этом городе узнают все.

Керри спросил Томми про рыбалку и поинтересовался, купаются ли они. Они посетили множество пляжей по всей стране, и теперь ему не терпится поплавать в реке.

- Только после закрытия магазина, - решительно сказал отец Томми.

Томми скривился. Какого черта отец сказал это при Керри, который был взрослым и разговаривал с ним, Томми, как с равным?

- Работа есть работа, - посочувствовал ему Керри.

- Мы закрываемся в шесть, - быстро сказал Томми. - Потом я буду свободен.

- В шесть часов мы будем пить чай, - отрезал мистер Леонард.

- Тогда в семь? - предложил Керри.

- Договорились. - Томми задрожал от радости.

- На мосту?

- Там слишком шумно и людно. - Это означало, что собирающиеся на мосту считают Томми и его друзей мелюзгой.

- Значит, на пешеходном мостике.

- Точно. - Гордый Томми похлопал по пачке газет и журналов.

- До встречи, Томми.

Грейс выглядела великолепно. Очень загорелая, в голубом платье с белыми полосками.

- До встречи, Грейс, - широко улыбнулся Томми.

- О господи, сколько времени вы, дети, тратите понапрасну, - кисло заметил отец Томми.

Близнецы не знали о возвращении, потому что были в подземном ходе. Кейт Райан сказала, что они ушли. Неизвестно куда. Разве на мосту их не было? Ладно, к шести все равно вернутся пить чай. Понравилась ли Грейс и Керри поездка? Какое впечатление на них произвела Ирландия? Как, по их мнению, теперь выглядит участок за рекой? Конечно, к отсутствию развалин еще нужно привыкнуть. Жаль, что они пропустили такое великое событие. Кейт весело болтала с двумя светловолосыми детьми, которые держались в переполненном баре так же непринужденно и уверенно, как во всех других общественных местах Маунтферна. Их отец угощал группу посетителей, которые во всех подробностях описывали момент, когда увитый плющом старый особняк рухнул наземь.

Близнецы очень расстроятся, что разминулись с Грейс. Нет, она не имеет представления, где Майкл и Дара; они возвращаются к чаю, покрытые пылью и грязью. Причем каждый день.

Пойти купаться в семь? Отличная мысль. Только не у самой пивной, ладно? Людям нравится по вечерам спокойно гулять вдоль Ривер-роуд, не слыша криков и плеска детворы. Чуть подальше. Нет, и не против салона «Розмари»; так не пойдет. Лучше на излучине. Конечно, она отправит туда тех, кто опоздает, и все передаст Даре и Майклу.

- Миссис Райан, как вы умудряетесь говорить и работать одновременно? - с восхищением спросила Грейс,

- Это то же самое, что езда на велосипеде, - ответила польщенная Кейт. - Наполняешь кружки и моешь стаканы чисто автоматически. Я делаю это так же, как некоторые люди вяжут, не отрываясь от телевизора. Если ты будешь работать в баре отеля, то тоже быстро научишься. Нет, наверное, ты станешь принимать постояльцев.

- Не знаю, миссис Райан. Странно, правда? Кажется, мы ни разу не говорили о том, что будет, когда отель откроется. Словно на его строительство уйдет целая вечность.

Девочка машинально улыбнулась, и Кейт внезапно поняла всю силу ее красоты. Мужчина сделает все, лишь бы эти голубые глаза продолжали смеяться.

Патрик попросил детей позвонить мисс Хейз и предупредить, что они выходят. У Брайана Дойла было множество жалоб, которые следовало выслушать. Джимбо Дойл, подавая задом грузовик с ветками, разбил окна в пресвитерской и потратил два дня на замену стекол.

Отец Хоган в шутку сказал, что они с каноником испытали большое облегчение, когда выяснилось, что это всего-навсего Джимбо с хворостом. Сначала они испугались, что Эдди Райан хочет разрушить их дом.

Тереза Мигер уехала автостопом в Дублин и прислала оттуда открытку, что никогда в жизни не вернется в Маунтферн. Миссис Мигер решила продать ювелирный магазин. Брайан Дойл спросил, не хочет ли мистер О’Нил его купить.

- Зачем мне ее сувенирная лавка?

- Это полезная площадь. Магазин расположен на Бридж-стрит, в самом центре города. Сейчас миссис Мигер будет рада получить несколько тысяч, а вам рано или поздно понадобится здесь собственный офис или склад. - Брайан был бизнесменом с головы до ног.

- Я ожидал этого от Джека Койна, но не от вас, Дойл. Я не собираюсь покупать единственную собственность расстроенной женщины. Что она скажет через шесть месяцев? Что Патрик О’Нил - мошенник, воспользовавшийся ее бедственным положением.

- Ладно. Вы человек умный, - ворчливо признал Брайан.

К черному ходу подошел Газетный Флинн и попросил позвать хозяйку; он хочет предложить ей несколько симпатичных яичек бентамов.

Деклан спросил, можно ли приставить лестницу к фасаду пивной. Эдди застрял в дымоходе.

- Матерь Божья! Что он там делает? Он цел? - всполошилась Кейт.

- Цел. Просто не может вылезти.

- В какой дымоход он забрался? - У Кейт глаза полезли на лоб.

- Не забрался, а спустился.

- Это невозможно. Он там не поместится.

- Только рука, - ответил Деклан.

- О боже, что нам с ним делать? - Она выбежала наружу и тут же успокоилась. Эдди был цел и невредим. Просто его рука застряла в отверстии дымовой трубы.

- Не двигайся! - крикнула она. - Сейчас я кого-нибудь пришлю. Хотя следовало бы оставить там тебя на всю ночь.

- Я все объясню, когда спущусь.

- Непременно, - ответила Кейт и повернулась к Деклану. - Вряд ли ты сможешь растолковать мне, зачем ему понадобилось лезть в дымоход. Я права?

- Наверное, он собирается стать трубочистом, - неуверенно ответил Деклан.

- Потрясающе. - Кейт вернулась в пивную и стала высматривать человека, который мог бы прийти к Эдди на выручку. Лучшей кандидатуры, чем Керри, не нашлось. Она объяснила мальчику, в чем состоит проблема, и сказала, где взять лестницу. Керри ответил, что всегда мечтал стать рыцарем, совершающим подвиги в честь прекрасной дамы.

Это выражение показалось Кейт чересчур цветистым, и все же она была довольна.

- Здесь весело, - с завистью сказала Грейс. - У нас в доме слишком тихо. А у вас - настоящий цирк.

- Да уж, - скрепя сердце подтвердила Кейт.

Щетка, которой орудовал Эдди, провалилась в трубу. Он нагнулся, чтобы ее достать, но поскользнулся и потерял опору под ногами. С крыши уже упали три листа шифера, а многие сдвинулись с места.

Керри, за которым с восхищением наблюдали Грейс и встревоженный Деклан, легко забрался на крышу и подошел к брыкавшемуся мальчику.

- Расслабься, малыш, Супермен^[22] уже здесь, - сказал он.

- Это не так легко, как кажется, - ответил Эдди.

- Я и не говорю, что это легко. Наоборот, очень опасно. Слова Керри сделали свое дело. Эдди больше не нужно было сохранять достоинство. Керри нашел для ноги Эдди более надежный упор, после чего мальчик смог сам освободить руку.

- С этой трубой что-то не так, - сказал он.

- Возможно, ты прав, - ответил Керри.

- По-моему, над ней должен быть зонт.

- Очень может быть.

Керри понятия не имел, о чем говорит этот ребенок. Может быть, он умственно неполноценный? Эдди всегда выглядел странновато; говорили, что он то и дело попадает в беду.

- Я пошел, - сказал Эдди, съезжая с крыши. - Мне повезло, что ты как раз проходил мимо.

- Да. Это счастливое совпадение.

Эдди добрался до желоба, мигом спустился по лестнице и хотел забрать ее с собой.

- Эй ты, тупица, оставь лестницу! - крикнул ему Керри.

- Она нужна мне для работы! - крикнул в ответ Эдди, но потом одумался. - Ладно, оставлю на минутку.

Пристыженный мальчик обогнул угол пивной и направился к черному ходу. Ничто, даже избавление от смерти в дымоходе, не послужило бы ему оправданием, если бы мальчик прошел через пивную, открытую для посетителей.

- Эдди, ты испугался? - спросил Деклан.

- Замолчи, Деклан. Ты болван, - вместо благодарности за помощь ответил ему брат.

Керри сидел на крыше Райанов и смотрел на участок, где вскоре должен был появиться новый отель. Насколько лучше было бы подъезжать к нему отсюда, превратить пешеходный мостик в великолепный широкий мост с большими фонарями на обоих концах. На противоположном берегу он увидел Дару и Майкла, шедших по тропинке.

Заметив его на крыше пивной, близнецы испугались. Когда они подошли ближе, то увидели и Грейс. Девочка бежала к ним навстречу по пешеходному мостику. Затем все трое встали полукругом и стали смотреть на Керри снизу верх.

- Что ты там делаешь? - крикнула Дара.

- Если я скажу, ты не поверишь. Заранее приехал встречать Рождество! - со смехом ответил Керри.

На его волосах играло солнце. Белая рубашка с отложным воротником и темный загар делали Керри ослепительно красивым. Дара прикрыла глаза рукой, словно смотрела на ангела.

- Можно нам подняться к тебе? - спросила она.

- Я бы разрешил, но боюсь, что ваши родители будут возражать.

- Уже шесть часов, - сказал Майкл. - Все равно пора пить чай.

- Мужчины не могут думать ни о чем, кроме еды, - мрачно проворчала Дара.

Девочка со всех ног побежала к лестнице и быстро полезла на крышу пивной. Керри протянул ей руку, помог подняться и освободил место рядом с собой.

- Тут так здорово! - воскликнула Дара. - Отсюда виден весь город! - Раскинувшаяся внизу Ривер-роуд медленно изгибалась к мосту. Во дворе мастерской Джека Койна стояли машины. А с улицы не было видно ничего, кроме забора. Они видели пустые коробки и ящики за бакалеей Лоретто Куинн. Дальше были видны садики, разбитые на задних дворах мистера Слэттери и других жителей той стороны Бридж-стрит, двор кинотеатра «Классик» и всех остальных вплоть до дома Уайтов. Дара и Керри показывали их друг другу. За ними раскинулась роща Койна, доходившая до самого Грейнджа. По мере удаления от Маунтферна противоположный берег становился все более зеленым и деревенским. Вдалеке виднелось разрушенное аббатство. Отсюда Дара четко видела большие колючие кусты, скрывавшие отверстие подземного хода. Их крепость оставалась нетронутой. Она проследила направление тоннеля, плавный изгиб которого не мешал людям катить бочонки, таскать ящики и делать все то, что было принято много лет назад.

Она почувствовала на себе взгляд и подняла голову.

- Где вы были днем? - спросил Керри.

Он что, экстрасенс?

- То здесь, то там. В разных местах, - пожав плечами, деланно небрежно ответила Дара.

Воспользовавшись тем, что они сидели бок о бок, Керри поднял ее руку.

- Ты где-то поранилась, - сказал он, глядя на большую царапину, оставленную шипом куста ежевики, росшего у устья их подземного хода.

- Пустяки. - Она хотела отнять руку.

Его пальцы ощупали длинную царапину, тянувшуюся вдоль всего запястья.

- Больно? - с сочувствием спросил Керри.

- Нет, нет. Все в порядке, - внезапно охрипшим голосом ответила Дара.

- Тебе нужно быть осторожнее, - сказал он.

- Почему? - Ее голос был еле слышен. Керри продолжал держать руку девочки и поглаживать красную отметину.

- Позже мы все пойдем купаться. Ты же не хочешь порезаться еще раз.

Дара посмотрела на него с тревогой. Слова Керри были совершенно невинными, но она чувствовала, что за ними что-то кроется.

Все ее тело покалывало иголками, как бывает при легком ударе тока.

Глава десятая

Керри вернулся домой после долгого летнего семестра.

Почему-то это многое изменило. Когда он приехал, все остальные почувствовали себя более взрослыми.

Иногда он ходил с ними купаться на излучину реки. А иногда нет. Дети никогда не знали, придет ли он. Грейс не знала этого тоже.

Иногда он ездил с сестрой на велосипеде, а иногда отправлялся в другую сторону. Или лежал в своей комнате и читал.

«В последнее время Керри лучше ладит с папой», - думала Грейс. Ничто не напоминало ту ужасную Пасху, когда она сидела в своей комнате и занималась ирландским, а ее отец и брат воевали друг с другом. Керри отказывался что-то объяснить, а отец то уговаривал его, то рычал.

Грейс не верила, что Керри ушел из своей первой школы, потому что там были сырые стены. Но отец сказал, что будет очень признателен Грейс, если она не станет вмешиваться и задавать вопросы. Когда она спросила брата, что случилось, тот только пожал плечами. Оба сказали, что она не должна ломать себе голову, и Грейс честно пыталась это сделать.

Иногда это было легко. Например, когда они бежали по тропинке к пляжу в Донегале и смеялись. Но когда они оставались в сторожке втроем, отец отрывался от своих бумаг и смотрел на Керри долго и задумчиво. И тогда Грейс понимала, что случившееся не забылось.

Она любила, когда Керри присоединялся к ним. Она гордилась братом; с ним было весело. Именно Керри сказал, что смастерить плот очень легко. В конце концов, люди испокон веков пользовались плотами, чтобы изучить мир или уплыть с пустынных островов. Весь фокус в том, чтобы связать вместе куски дерева одинаковой длины, правда? И тут все стали искать деревяшки. Томми Леонард рылся на заднем дворе своего магазина, Мэгги таскала ящики, валявшиеся за молочной, или выпрашивала их у работавшего там Чарли. Майкл нашел какие-то столбы в сарае на заднем дворе. Лайам Уильямс прислал открытку из Ирландского колледжа, который называл чертовым.

Там были мерзкие хихикающие девчонки, ирландские танцы, которые постеснялись бы плясать по вечерам даже четырехлетние дети, и никто больше не мог говорить ни на каком языке. Получив письмо Грейс с рассказом о плоте, он чуть не рехнулся от зависти.

- Так ты написала Лайаму? - спросил Майкл.

- Конечно, - ответила Грейс. - А разве ты не писал ему?

Майкл почувствовал угрызения совести. Грейс была добра ко всем. Сначала она сказала, что не хочет подвергать Лайама страшному наказанию за то, что он получает письма, написанные по-английски, а потом села и написала. Майкл жалел, что не уехал куда-нибудь; тогда Грейс написала бы и ему тоже. Он представлял себе, как Грейс идет к миссис Уилан, покупает марку, тщательно лижет ее и приклеивает к конверту. Представлял, как она сидит за письменным столом у себя в сторожке, смотрит в окно и думает, о чем еще ему написать.

Плот выглядел потрясающе. Керри был прав, он плавал. Дети гадали, почему это не пришло им в голову раньше.

- Надеюсь, это не опасно, - сказала Кейт, услышав об их новом плавучем средстве. - Керри намного старше вас. Убедитесь, что вы не сделали глупость.

Близнецы расстроились. Похоже, мать осуждала Керри. И, кажется, была права. Его ждали уже несколько дней, а он все не приходил.

По средам был короткий день, поэтому Томми и Мэгги смогли улизнуть из своих магазинов. Неожиданно явилась Китти Дейли, хотя ее никто не звал. Она была куда вежливее, чем обычно, и очень восхищалась плотом.

- Он годится для далеких путешествий? - спросила она.

- Да. На нем можно плавать даже по морю, - ответил Керри.

Даре не понравился приход Китти, у которой были талия и грудь. Она оглянулась в поисках поддержки, но тщетно. В конце концов, Мэгги приходилась Китти сестрой и была обязана ей помогать, а Грейс была добра ко всем. Похоже, никто не собирался прогонять Китти.

- Наверное, при желании ты мог бы доплыть на нем до старого аббатства, - сказала Китти.

Предложение показалось Керри заманчивым. Аббатство его интересует, но вернуться оттуда на веслах против течения будет трудно. Нс проще ли съездить туда па велосипеде?

- Намного проще, - кивнула Китти, и они обменялись долгими взглядами.

День был чудесный. Китти вскоре ушла, и Дара обрадовалась, что не стала дуться на нее. В конце концов, это даже лестно, когда старшие интересуются твоими делами.

Они катались на плоту весь день. Томми сказал, что напрасно они не воспользовались пустыми деревянными бочонками или канистрами; тогда плот держался бы на воде еще лучше. Но где их раздобыть?

- В мастерской Койна, - сказал Керри.

- У мистера Койна зимой снегу не выпросишь, - ответил Майкл.

- Я попрошу его вежливо. - Керри побежал к Джеку Койну.

Джек Койн надеялся, что услуга, оказанная Керри, позволит ему вернуть благосклонность мистера О’Нила. Он принес две пустые канистры из-под бензина и даже дал им пару мотков веревки.

Плот качался на волнах как поплавок, и все ныряли с него в воду. Длинные волосы лезли Даре в глаза, и она завидовала коротким кудрям Грейс, которые моментально высыхали. Мелкие кудряшки Мэгги во влажном состоянии тоже выглядели неплохо. А ее собственные прямые локоны, с которых постоянно капает вода, просто ужасны. Девочка фыркнула и посмотрела на них с досадой.

- Придумал. Давай стянем их резинкой, - сказал Керри.

- Так будет еще хуже. - Внезапно Даре расхотелось, чтобы он смотрел на нее. Темно-синий купальник и мокрые волосы делали ее уродиной. Но Керри был неистощим на выдумки. Он знал, что плот смастерить легко, и знал, нужно сделать с волосами Дары. Керри небрежно достал свой гребешок и начал расчесывать ее длинные мокрые пряди. Сидеть на пне и позволять себя причесывать было очень приятно. Не хотелось, чтобы он останавливался. Все остальные пытались забраться на плот с берега и не замечали, что Керри причесывает Дару.

Он пошел к брюкам, лежавшим на берегу, достал из кармана резинку и аккуратно стянул волосы Дары в конский хвост, не забыв про темную челку.

- Ну вот, - торжествующе сказал Керри, - так намного лучше. Теперь волосы не будут лезть тебе в глаза. Да и выглядишь ты замечательно. Как взрослая.

Дара видела в его глазах восхищение и мечтала посмотреть в зеркало. Но, конечно, зеркала ни у кого не было.

- Посмотрись в реку, - сказал Керри, прочитав ее мысли.

Дара посмотрела в реку и сначала увидела облака, бежавшие по небу, а потом свое лицо. «Слишком строгое и суровое», - подумала девочка. А затем увидела отражение Керри, который стоял рядом и улыбался.

- Спасибо, - дрожащим голосом сказала Дара. - По-моему, так намного лучше. Аккуратнее.

- И красивее. - Он продолжал улыбаться.

Шею и грудь Дары залила краска, и девочка испугалась, что Керри это заметит. Внезапно ее осенило.

- Спорим, я быстрее добегу до воды! - крикнула Дара. Керри бросил расческу, очутился у берега раньше ее и красиво нырнул в самую середину реки. Дара быстро вынырнула и поплыла к плоту.

- У тебя потрясающая прическа, - с восхищением сказала Мэгги.

- Керри всегда говорит, что Дара похожа на дочь фараона, - подтвердила Грейс.

- Это хорошо или плохо? - Дара видела изображение дочери фараона в книге библейских притч; портрет был потрясающий.

- Конечно, хорошо, - ответила Грейс.

- Она же старая. Настоящая древность, - возразил Томми.

- Но в ее время она старой не была, - поспешил на выручку к сестре Майкл.

Керри сидел на плоту.

- Дара, ты помнишь, что нашла в реке дочь фараона? Корзину с младенцем. Но если бы это случилось с тобой в Маунтферне, тебе вряд ли поверили бы.

- Не знаю. Думаю, каноник Моран поверил бы. Он верит всему.

- Наверное, он здесь один такой, - серьезно сказала Мэгги. - Лучше держаться подальше от камышей и водорослей. А вдруг мы действительно найдем что-нибудь такое? Потом хлопот не оберешься.

Все засмеялись. Грейс обняла Мэгги за плечи, а Керри сказал, что она великолепна. Мэгги была довольна как никогда в жизни и радовалась тому, что Китти ушла. Если бы все смеялись и хвалили ее в присутствии Китти, Мэгги чувствовала бы себя глупо.

Кейт сказала, что новая прическа ей идет, и Дара решила этим воспользоваться.

- Если я проколю уши, то буду выглядеть еще лучше, - без особой надежды сказала она.

- Об этом не может быть и речи.

- Я так и знала. Не «давай обсудим», не «давай подумаем», а «не может быть и речи». Всегда одно и то же.

- Неправда. Я замечательная мать, - сказала Кейт.

- Ха-ха.

- Вчера я похвасталась Фергусу, что сумела сдержаться и не убить вас с Грейс за то, что вы лаком для ногтей написали на панцире черепахи «Морис».

- Но мы же потом смыли его! - воскликнула Дара.

- Это могло причинить ему вред.

- Мама, это панцирь! В следующий раз ты скажешь, что картошке вредно, когда ее выкапывают из земли, а капусте вредно, когда ее срезают. Если ты будешь бояться причинить кому-то или чему-то вред, мы все умрем как мухи.

- У меня ангельское терпение. Фергус с этим согласился.

- Он должен был умереть от скуки, выслушивая твои бесконечные похвалы самой себе, - насмешливо сказала Дара.

- Нет, он слушал меня открыв рот. Так же, как слушала Грейс, когда я рассказывала ей о своей молодости. Ей это было интересно. В отличие от тебя, Дара. Ты готова убежать за тридевять земель, лишь бы не слышать мою точку зрения на что-то.

Кейт говорила небрежно, но Дара понимала, что мать не шутит.

Все верно, Грейс действительно нравились рассказы о делах давно минувших дней. Она внимательно слушала, задавала множество вопросов и делала это не из вежливости. Говорила Даре и Майклу, что им повезло с родителями. Слышать это было приятно. Интересно, что бы сделала Грейс, если бы захотела проколоть уши? Вежливо попросила бы и получила все, что ей нужно. Как всегда.

- Мама, я тут сидела и думала…

- И что надумала? - Кейт посмотрела на нее и улыбнулась. - Знаешь, собранные волосы действительно очень идут тебе. Похоже, ты пошла в меня, а не в тучных, ширококостных и белобрысых Райанов.

- Я думала, что такая красивая женщина, как ты, хотела бы гордиться своей единственной дочерью. Радоваться тому, что ее дочь тоже будет красивой. И станет еще красивее, если проколет уши.

- Нет, Дара.

- Почему?

- Потому что тогда ты будешь выглядеть как цыганка или потаскушка. Нет.

Дара понурилась. Тон матери означал бесповоротный отказ.

- Конечно, это не одно и то же, но я куплю тебе красивую ленту для конского хвоста. Такую же, как у Грейс.

- Мама, Грейс может подвязывать волосы чем угодно, и они все равно будут выглядеть чудесно. А я с лентой буду напоминать чертика из табакерки.

- Ты сама не представляешь, какая ты красивая, - сказала ей мать. - А твои уши мы обсудим, когда тебе исполнится шестнадцать. Но ни на день раньше. Ни на час.

- Но до этого еще три с лишним года. Я не могу ждать так долго! - заскулила Дара. - Тогда я буду совсем старая, никто не захочет смотреть на мои уши и все остальное!

- Что ж, возможно. Если так, нужно пользоваться временем, когда на тебя еще кто-то смотрит. Какую ленту тебе купить, в полоску или в горошек?

Дара посвятила своему конскому хвосту много времени, накручивая волосы на пластмассовые трубочки. На следующее утро хвост, подвязанный старой голубой лентой, которую Дара нашла в комнате Карри, выглядел замечательно.

К плоту она пришла первой, но Керри О’Нил на реке так и не появился. День казался девочке бесконечным. Без Мэгги, без Томми, без Уайтов, а главное - без Керри. Она трижды спрашивала Грейс, где ее брат, и Грейс трижды пожимала плечами: мол, сама знаешь, какой он. Приходит когда хочет.

Грейс и Майкл лежали на плоту уже несколько часов и разговаривали. Дара не находила себе места. Она болтала ногами в воде и смотрела на рощу Койна, надеясь увидеть, как Керри О’Нил выезжает оттуда на велосипеде.

Близнецы сидели на угловом диване и любовались отражением луны в реке.

- Как ты думаешь, можно привести Грейс в подземный ход? - спросил Майкл.

- Мы же договорились, что он будет только нашим, - обиженно ответила Дара.

- Да, конечно.

- Если так, то при чем здесь Грейс?

- Она - твоя лучшая подруга.

- Понятно. Но тогда придется привести туда Мэгги с Томми. И ход перестанет быть особенным.

- Не обязательно. Это будет наша тайна. Тайна, о которой знают только три человека.

- Если что-то знают трое, это уже не тайна.

- Откуда ты знаешь? Держу пари, у вас с Грейс есть свои секреты. Вещи, о которых вы мне не рассказываете.

- Допустим. Ну и что?

- То, что она умеет хранить тайну. Было бы здорово привести Грейс в подземный ход.

- Нет, - сказала Дара.

- О’кей.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ничего. Раз не хочешь, не надо. Если бы ты хотела кого-то привести, а я бы сказал «нет», было бы то же самое.

- Без обид, Майкл?

- Без обид, Дара.

Фергус Слэттери пригласил их в Дублин слишком поздно. О’Нилы его опередили. Всего на два часа. Он по всем правилам пришел в пивную и сказал Джону, что хочет взять напрокат микроавтобус и свозить семью Райанов в Дублин посмотреть на президента Кеннеди. Юридическая контора его друзей расположена на маршруте следования кортежа; они смогут любоваться президентом из окна.

Добродушное лицо Джона, вынужденного отвергнуть столь щедрое предложение, омрачилось. Увы, сегодня утром Патрик О’Нил предложил им то же самое. Надо же, Райанов два раза за один день пригласили взглянуть на президента Соединенных Штатов! Патрик ехал в Дублин на своей большой машине, Мэриан Джонсон - на «универсале», и они договорились взять с собой Райанов и Шейлу Уилан. Джон решил закрыть на это время пивную, а Шейлу обещал подменить племянник - на случай возникновения чего-то непредвиденного.

- Увы, - стиснув зубы, сказал Фергус. - Жаль упускать такую возможность. Дом стоит на самом маршруте.

Но выяснилось, что на тот же маршрут выходят окна трех гостиничных номеров американских друзей Патрика, так что Райаны ничего не теряли.

Фергус выпил порцию виски, которая обожгла ему горло. Зачем он вообще сюда приходил? Во рту разлилась желчь. Он с трудом сделал глоток. Надо же, у О’Нила хватило ума пригласить Шейлу Уилан. Фергус должен был сам подумать об этом, но не подумал. Почему этот дьявол все делает правильно, причем делает первым?

Фергус выскочил на Ривер-роуд и пошел домой.

- Мисс Парселл! - воскликнул он. - Мисс Парселл, хотите на следующей неделе съездить со мной в Дублин и посмотреть на Джона Фицджеральда Кеннеди?

- Мистер Фергус, вы пьяны?

- Нет, мисс Парселл, я трезв. И все же приглашаю вас полюбоваться на визит президента Соединенных Штатов в Ирландию.

- Не надо так кричать, мистер Фергус. Я подумаю. - Мисс Парселл была взволнована. Об этом говорили красные пятна на ее щеках, горевшие как велосипедные фары.

- Хорошо, подумайте. А я тем временем перейду дорогу и приглашу отца Хогана. Может быть, он захочет поехать с нами. Думаю, каноник слишком слаб здоровьем для такой поездки. Кроме того, кто-то из священников должен оставаться на месте. А вдруг кому-нибудь понадобится духовная помощь?

- Вы пригласите отца Хогана? - Мисс Парселл была на седьмом небе. Съездить в Дублин и обратно вместе с помощником каноника!

- Да. Надеюсь, что он скажет мне «спасибо, Фергус, с удовольствием», а не «я подумаю».

- С удовольствием, Фергус, большое вам спасибо, - сказала мисс Парселл. - Понимаете, я не поверила своим ушам. И поэтому не хотела слишком быстро сказать «да».

Фергус ощутил странное жжение в глазах. «Интересно, что тому виной? Размягчение мозга или порция виски, которую я выпил у Райанов?» - подумал он.

Даре приснилось, что Керри умеет водить машину. Что он пригласил ее в Дублин, а машина по дороге сломалась и им пришлось заночевать в лесу. Они сделали два ложа из папоротника и мха и уснули рядом, держась за руки.

Никто из них не смог забыть день приезда Джона Фицджеральда Кеннеди в Ирландию. «Надо же, такой молодой, совсем мальчик, - говорили все. - А несет огромную ответственность и правит половиной мира, если можно так выразиться».

Фергус встретил в Дублине Джимбо Дойла. Тот сказал, что вместе с несколькими приятелями взял у Джека Койна взаймы «универсал» и привез с собой Карри, служанку Райанов. Джимбо сообщил Фергусу, что добился этого с большим трудом, поскольку мистер О’Нил хотел взять девушку с собой, как члена семьи Райанов.

- Вы можете в это поверить? - с восхищением сказал он. - Ведь Карри - всего-навсего служанка.

- Не просто служанка. Она твоя подружка. Разве у нее нет права приехать в Дублин и посмотреть на Кеннеди? - бросил Фергус,

- Мистер Слэттери, я знаю, что Карри моя подружка. И тем не менее она служанка. В смысле, это ее работа, - пробормотал сбитый с толку Джимбо.

- Извини. Я просто болван и невежда.

- Неправда, - ответил Джимбо. - Вы - самый образованный человек в наших краях.

Поверенный, который предложил Фергусу привезти с собой друзей, слегка вздрогнул при виде молодого священника и пожилой экономки. Он был столичным жителем и считал всех провинциалов чудаками.

Толпа издавала приветственные крики задолго до того, как показался кортеж. Из соседних окон торчали головы двух газетных фоторепортеров, а на углу стояла бригада телеоператоров. Отец Хоган и мисс Парселл размахивали врученными им американским и ирландским флагами. Увидев, с каким восторгом и воодушевлением они это делали, Фергус ощутил комок в горле и поклялся себе, что больше не будет эгоистом. Да, конечно, он не использует людей, как этот О’Нил, но и не умеет делать их счастливыми. Пару раз он подумал о том, как себя чувствуют Райаны в этом незнакомом шикарном отеле. Но вскоре показался кортеж, и Фергус, как все остальные, высунулся из окна и начал махать рукой, уверенный, что президент помахал именно ему и улыбнулся в ответ.

Мэриан долго рассказывала о поездке в Дублин. Все посетительницы салона «Розмари» узнали, что Патрик О’Нил - просто потрясающий хозяин.

- Он часто устраивает приемы в вашем коттедже? - спросила Джуди Берн, листая старые журналы Риты Уолш.

- Нет, в сторожке они живут очень уединенно, по-семейному. - Мэриан притворялась, что знает больше, чем говорит, но на самом деле сильно переживала. Как это так? Люди живут в ее поместье, а она понятия не имеет об их быте. Они были очень любезны, но слегка вздрагивали, когда Мэриан приходила навестить их, и неизменно отказывались от приглашений, которые им присылали Мэриан и ее отец. Мэриан слышала, что скоро в Маунтферн должна приехать из Нью-Йорка некая миссис Файн. Ей уже дважды звонили в Грейндж. За этим скрывалась какая-то тайна. Патрик не заказал ей номер, хотя обычно делал это заранее и полностью оплачивал счет.

Кто такая миссис Файн?

Мэриан отчаянно хотелось спросить об этом посетительниц салона, но она ненавидела признаваться в том, что чего-то не знает.

Может быть, зайти к Райанам и навести справки у них?

Но делать это Мэриан не понадобилось. Едва она вышла из дверей салона Риты Уолш, как столкнулась с Грейс и Дарой.

- У вас замечательная прическа. - Грейс обожала говорить людям приятные вещи.

- Спасибо, милая… Грейс, кто такая миссис Файн?

- Я не знаю, что вы имеете в виду.

- Может быть, она друг вашей семьи?

- Нет, она не друг семьи.

- Она прилетает в Ирландию?

- Не знаю, мисс Джонсон.

- Просто ей уже два раза звонили, а я ничего не слышала. Твой отец обычно заказывает номера заблаговременно. Я подумала, что это вылетело у него из головы…

- Нет, не вылетело. Просто она не собирается останавливаться в Грейндже. Должно быть, в Штатах ее кто-то не так понял.

- Так кто же она такая, милая?

- Кажется, дизайнер. Довольно старая женщина, которая работает с папой.

- Значит, в Америке мистер и миссис Файн не были друзьями вашей семьи?

- Нет. Я думаю, это связано с работой.

- Понятно. - Мэриан была удовлетворена.

Грейс повела Дару к плоту, стоявшему у излучины реки.

- Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты знаешь все мои секреты.

- Может быть, не надо? - Дара чувствовала себя виноватой, потому что не посвятила Грейс в тайну подземного хода.

- Нет, надо. Миссис Файн, которой так интересуется Мэриан, и есть та самая женщина, о которой я тебе рассказывала. Та самая, которая хочет выйти замуж за папу. Во всяком случае, так говорили.

- О боже! - испугалась за подругу Дара.

- Нет, ничего подобного не случится. Теперь я это знаю. Папа не интересуется женщинами и вообще такими вещами. Слишком поздно. Его интересует только то, что происходит здесь.

- Керри, к нам едет миссис Файн.

- Не может быть. Он не посмеет.

- Я решила сказать тебе об этом, чтобы ты не устраивал сцену.

- Он не может привезти ее сюда. - Керри обвел рукой жалкую сторожку.

- Нет, не сюда. Я имела в виду Маунтферн.

- Она остановится в Грейндже?

- Вряд ли. Во всяком случае, Мэриан об этом не знает.

- Это отвратительно! - Керри начал расхаживать по комнате.

- Пожалуйста, не устраивай сцену. Мы проходили это уже сто раз. Говорили, что это не может быть правдой. Не сейчас. Не в их возрасте.

- Вспомни мужчин, о которых говорят, что они посещают салон «Розмари». Им уже под сто лет.

- Но к папе это не относится!

- Почему? Он точно такой же.

- Если хочешь, я спрошу его. Сама спрошу. - Грейс хотела избежать ссоры’, которая неизбежно разразилась бы, если бы за это дело взялся Керри.

- Нет, не надо. Не унижайся. Если она приедет сюда, отцу придется все объяснить нам. Вот пусть и объясняет. Без всяких вопросов с нашей стороны. - Керри брезгливо поджал губы.

Газетный Флинн явился в кабинет доктора Уайта с таким видом, словно был здесь постоянным посетителем, приходившим за рецептами и патентованными лекарствами. Миссис Уайт удивилась, увидев его у дверей кабинета; обычно бродяга приходил к черному ходу и если не отвергал приглашение выпить чашку чая, то рылся на заднем дворе в поисках картона.

И тут она увидела на его лбу огромную шишку, окруженную ссадиной.

- Газетный, ты что, был на войне? - спросила она, жалея полоумного старика.

- Мэм. я не знаю, что случилось. Я сидел на свалке у школы для мальчиков, думал о своих делах и увидел мисс Барри из пресвитерской, которая часто поит меня чаем. Она швырнула пакет с бутылками, даже не посмотрев, есть ли там кто-нибудь, и попала мне прямо в голову. Не понимаю, что на нее нашло.

Миссис Уайт вздохнула. У мисс Барри наступил очередной запой. Если она чуть не убила Газетного, стало быть, дело плохо.

И все же вряд ли можно было осуждать бедняжку, которой не пришло в голову, что на свалке могут находиться люди, которые приходят к ней пить чай. Маунтферн - это настоящая Страна Дураков, часто говорила мужу миссис Уайт, пытаясь убедить его купить практику в каком-нибудь более цивилизованном месте.

В дверь писчебумажного магазина просунулась голова Джимбо Дойла.

- Томми, окажи мне услугу.

- Какую, Джимбо? - Томми оглянулся по сторонам, чтобы проверить, не наблюдает за ними отец. Отец говорил, что Джимбо читает все газеты в магазине, но ничего не покупает, это просто хамство.

- Загляни в газету и посмотри, что сегодня вечером в «Стив-Сансете».

- А что там? Его превратили в кинотеатр?

- Нет, малыш, там проводят конкурсы по поиску талантов. Лично меня интересует конкурс по стилю «кантри и вестерн». Хочу сходить туда сегодня вечером, взять с собой Карри и развлечься.

- Сейчас посмотрю. - Томми был добрый малый. Ему и в голову не пришло, что Джимбо следовало бы купить газету.

- А, вот и ты, Джимбо! - вдруг воскликнул отец. - Что, решил исправиться и наконец-то приобрести газету?

Но пристыдить Джимбо было трудно.

- Ничего подобного, мистер Леонард. Просто зашел поздороваться с вашим славным сыном. Мы немного поболтали о музыке.

Польщенный Томми пробежал глазами объявления в местной газете и нашел нужное.

- Да, папа, мы с Джимбо говорили про эти конкурсы талантов. Сегодня вечером в «Стив-Сансете» проходит очень интересный конкурс. Джимбо сказал, что начало ровно в восемь. Конкурс называется «Ночь в Нашвилле».^[23]

Обещают развлечения всем и каждому.

- Неужели для этого создавалась республика? - вздохнул отец Томми. - Для болванов, которые даже название своей гостиницы правильно написать не могут - половина на одном языке, половина на другом, - учитывают мнение всякой деревенщины и напяливают на себя костюмы ковбоев.

Джимбо решил, что болванами мистер Леонард называет местную шпану.

- Нет, там собираются очень приличные люди, - возразил он. - Соблюдающие приличия и не выражающиеся при дамах. Бар - дело другое, но если кто-то выругается в концертном зале, его тут же выведут. Мистер Леонард, уверяю вас, это произвело бы на вас сильное впечатление.

- Да уж, произвело бы, - сказал Джек Леонард. - Это точно.

- Мы с Грейс едем в город; она хочет купить кое-что из одежды. Поедешь с нами? - спросила Мэриан Керри.

Мисс Джонсон нравилось играть роль матери Грейс, и она надеялась распространить свое влияние на остальных членов семьи.

- Нет, спасибо, мисс Джонсон. Я хочу покататься на велосипеде.

- Ты вернешься к ленчу? Если нет, предупреди мисс Хейз, - сказала Грей.

- Я уже объяснил ей, что уеду на весь день. Хочу съездить в то разрушенное аббатство на берегу реки. Она делает мне сандвичи.

Грейс знала, что Китти Дейли тоже собирается покататься на велосипеде и устроить пикник. И знала, что Керри продолжает сторониться отца. Брат очень расстроился, узнав, что в Маунтферн может приехать миссис Файн.

Рейчел Файн осматривала «Стив-Сансет» и не верила своим глазам. Да, Патрик заранее предупредил, что они не смогут остановиться в одной гостинице, но помещать ее в такую дыру было непростительно. Грейндж был почтенным помещичьим особняком, увитым диким виноградом, в поместье были собственные конюшни. В номерах стояли графины с хересом, которым постояльцы могли угощаться перед обедом. Гостиницей умело руководила женщина с медовым голосом по имени Мэриан Джонсон, дочь хозяина дома. Почему Рейчел нужно было отправлять в какой-то клоповник? Жить в этом второразрядном мотеле было оскорбительно.

Рейчел сняла длинные белые перчатки, села на кровать и стала осматривать номер. В нем даже стула не было. Тон чудовищных штор с рисунком в виде солнечных лучей резко контрастировал с тоном не менее чудовищного ковра. Выключатель был расположен далеко от кровати. Ванной не было, а душ приходилось делить бог знает с кем. Кран раковины подтекал, в маленьком платяном шкафу, производившем жалкое впечатление, висели четыре ржавые проволочные вешалки.

У Рейчел болела голова. Она прилетела из Нью-Йорка в Шаннон и по совету Патрика взяла напрокат машину. Понять его по телефону было трудно, но это имело какое-то отношение к знакомству со страной. Болван. Неужели она хуже узнала бы страну, если бы он ее встретил?

И зачем ему понадобилась скрытность? Зачем Патрик поселил ее в мотеле? Здесь их никто не знал. Почему они не могли вести себя так же, как в Мексике, где прожили неделю, зарегистрировавшись в гостинице как муж и жена и имея возможность держаться за руки во время обеда? Кого в Ирландии волнует, если они будут жить в одном отеле? Тем более с его дочерью в качестве дуэньи.

Усталая и злая, Рейчел начала разбирать багаж. Разгладила свой любимый шелковый костюм. По прибытии она хотела повесить костюм над горячей ванной с ароматной водой, но ничего подобного здесь не было. Рейчел посмотрелась в зеркало и поняла, что выглядит на все свои сорок восемь, ни годом меньше. Ей хотелось убить Патрика, но это было невозможно. Она слишком долго ждала и затратила слишком много усилий, чтобы все это пошло прахом в заштатном городишке какой-то слаборазвитой страны.

Патрик все утро провел, споря с архитекторами и инженерами-строителями. Вчера вечером он попрощался с Керри, довольный тем, что мальчик уедет еще до приезда Рейчел. О самом приезде не было сказано ни слова. С Грейс было легче; девочка не догадывалась об их связи. Кроме того, она все время проводила с близнецами Райанами и ни на что другое не обращала внимания.

День был жарким, а архитекторы - упрямыми; они грозили бросить все, если Патрик наконец не скажет, где будет находиться подъездная аллея.

- Черт побери, неужели нельзя решить этот вопрос позже? - крикнул Патрик, прекрасно понимавший слабость своей позиции. Брайан Дойл только подлил масла в огонь.

- О господи, мистер О’Нил, для аллеи есть только два места, - с негодованием воскликнул он. - Либо там, где она была всегда, либо, как говорят американские архитекторы, вдоль этой заросшей тропы. Тогда вам придется потратить еще тысячу фунтов на вырубку колючек. От вас требуется немного: выбрать либо то, либо другое.

Никто из них не понимал того, что давно понял его сын: единственным подходящим местом для приличного въезда был небольшой участок земли, где в данный момент стояла лицензированная пивная Райана.

Патрик решил закончить совещание. Керри уехал, Рейчел приехала. Мэриан уговаривала его вечером пообедать вдвоем - именно тогда, когда он будет занят. Но он понимал, что самое важное - это разговор с Райанами. Патрик всегда презирал бизнесменов, которые долго ходили вокруг да около. Нужно было прямо спросить этих людей, на каких условиях они согласятся продать свою собственность. Существовал большой соблазн поручить грязную работу кому-то другому и попросить его задать вопрос, который задать невозможно. Но Патрик О’Нил знал: если хочешь добиться лучшего результата, дело, как всегда, нужно делать самому. В этом случае разговор закончится еще до ленча. Он узнает результат, а потом сломя голову помчится в «Стив-Сансет» и попытается успокоить Рейчел, которая наверняка будет брызгать слюной, когда увидит, в каком месте он решил ее поселить.

После поездки в Дублин мисс Парселл пребывала в прекрасном настроении. С ней обращались как со знатной особой: усадили как раз у того окна, в которое посмотрел и помахал рукой молодой президент, напоили чаем и накормили сандвичами. Отец Хоган провел с ней весь день и оказался очень приятным собеседником. Конечно, мистер Фергус слегка чудаковат и отпугивает людей своими манерами, но сердце у него из чистого золота. Она тщательно гладила ему рубашки, надеялась, что Фергус будет хорошо выглядеть в гостинице и все будут им восхищаться. Надеялась, что он познакомится с порядочными людьми и будет вести активную светскую жизнь.

Он отказывался играть в бридж и держался особняком. Нет, мисс Парселл не хотела, чтобы он женился - это привело бы к слишком резким переменам, - но предпочла бы. чтобы Фергус по вечерам общался с образованными людьми своего круга. А он уходил на долгие прогулки и пил пинту за пинтой в лицензированной пивной Райана с какими-то батраками.

Мисс Парселл радовала перспектива провести две недели в одиночку. За это время можно будет навести идеальный порядок. Конечно, без мистера Фергуса, Кейт Райан и таскающихся туда-сюда клиентов в доме будет очень тихо. Но человек в кои-то веки собрался в отпуск; она то и дело выходила на крыльцо и смотрела на небо, надеясь, что молодому хозяину повезет с погодой.

В этот момент к дому подъехала маленькая машина, из которой вышла прекрасно одетая женщина.

- Прошу прощения, я вижу, вы местная. Не скажете, где найти мистера О’Нила, который ведет здесь большое строительство?

Мисс Парселл обрадовало, что в их город приехала какая-то американская леди. Надо же, как повезло! Она выбрала удачное время, чтобы поинтересоваться погодой.

- Конечно, скажу, - ответила она. - Видите мост? Доедете до него, свернете направо и поедете по Ривер-роуд. Припаркуете машину у пивной Райана, перейдете пешеходный мостик и немного пройдете по тропинке.

- Там когда-то было поместье Фернскорт… - сказала американская леди.

- Оно самое, - кивнула мисс Парселл. - Я слышала, что мистер О’Нил строит там чудесный новый отель.

- Значит, по пешеходному мостику? А дорога там хорошая? - Женщина посмотрела на свои элегантные туфли на высоком каблуке. - Что ж, наверное, придется привыкать.

Мисс Парселл горела желанием помочь.

- Вы же на машине… Поезжайте обратно и вернитесь на шоссе, Немного проедете и увидите что-то вроде ворот. Там стоят грузовики, бульдозеры и всякая техника. Там куча всяких надписей «берегись того», «берегись сего», так что вам придется как следует погудеть, чтобы они знали, что вы здесь.

Женщина поблагодарила ее.

- Нет, лучше рискнуть и поехать по короткой дороге. Если заблужусь, то крикну.

Мисс Парселл с любопытством смотрела ей вслед. Интересно, кто она такая? Чересчур нарядная и чересчур… экзотичная для подружки мистера О’Нила. Может быть, он познакомился с ней в самолете или где-нибудь еще… Ладно, время покажет. Скоро все выяснится.

Фергус Слэттери приехал в деревню, чтобы составить завещание для умирающего фермера. После этого он собирался вернуться домой и начать собирать вещи. Старик вцепился в него мертвой хваткой и стал благодарить за терпение.

- Впрочем, ничего другого я и не ждал; ты ведь сын своего отца, - всхлипывал он.

- А разве он был терпелив? - Фергус работал с отцом несколько лет и считал, что тот был слишком медлительным.

- Для клиентов у него было все время на свете. Отличительная черта занятых людей: они никогда не торопятся.

«По отношению к Патрику О’Нилу это справедливо, - уныло подумал Фергус. - У него тоже есть все время на свете, чтобы поболтать, выпить пинту-другую и прогуляться по берегу реки. Есть время зайти в клуб любителей рыбной ловли и показать новые мушки, привезенные из очередной поездки. Лениво беседовать и одновременно проворачивать большие дела в Нью-Йорке, делать деньги и вкладывать их в еще более захватывающие проекты, чем строительство Фернскорта». После сноса развалин прошло всего несколько месяцев, но результаты работы уже были видны. По стенам, поднявшимся на фут-другой от земли, можно было судить о плане нового здания.

Фергус тряхнул головой и заставил себя вернуться к реальности.

- Ну, у меня тоже есть все время на свете. Дэнни, если что-то осталось непонятным, я могу снова прочитать вам документ.

- Нет, похоже, все по-честному. Все по-честному.

- И, конечно, у вас есть все время на свете, если вы захотите что-то изменить. - Фергус лгал старику в глаза. - Когда я вернусь из отпуска, вы сможете вызвать меня, если захотите что-то спросить или переделать.

- Малыш, мы оба прекрасно знаем, что, когда ты вернешься из отпуска, я уже буду лежать на кладбище. Передам твоему отцу, что ты хорошо работаешь.

- Ради бога, если увидите его, попросите прислать мне весточку, куда он дел папку с делом Скэнлана. Документы бесследно исчезли, а меня спрашивают о них каждый месяц.

Старик засмеялся и на время перестал думать о смерти. У Фергуса полегчало на душе. Можно было пойти на ленч к Райанам и выпить пинту-другую. Он закрывал контору и радовался начинавшемуся отпуску, как школьник каникулам. Фергус попрощался со стариком, которого ему больше не суждено было увидеть, и отправился в пивную.

«Эта странная худая женщина в затрапезном платье не солгала», - подумала Рейчел, увидев тропинку, которая вела к шумному строительному участку. Она снова посмотрела на свои туфли и решила, что это безумие. Женщина прищурилась от солнца, но все равно не сумела различить Патрика среди каменщиков, землекопов и людей, входивших и выходивших из блочной постройки, в которой, судя по всему, находилась прорабская.

Рейчел немного постояла, глядя на хрустальную мечту ее возлюбленного. Теперь эта мечта находилась в четырех сотнях ярдов, но оставалась такой же недостижимой, как и на расстоянии в три тысячи миль. Наверное, она сделала глупость, приехав сюда сама. Наверное, следовало подождать. Но от этого мотеля у Рейчел бежали по спине мурашки. Она лежала на неудобной кровати и не могла сомкнуть глаз. Сон не шел. Но и приезд сюда ничего ей не дал. Если только Патрик не привык приходить на ленч в эту пивную. Она распахнула дверь и вошла в паб Райана.

Конечно, судя по внешнему виду, местечко так себе. Спасибо и на том, что им хватило ума не менять фасад: это разрушило бы всю атмосферу. В отличие от многих других, в том числе хозяев этого ужасного «Стив-Сансета». Наверное, там будет темно; кроме того, наверняка найдутся мужчины, которым не понравится, что в пивную пришла женщина.

Однако Рейчел не ожидала, что в помещении не будет никого, кроме супружеской пары, обнимавшейся за стойкой. По лицу красивой темноволосой женщины текли слезы.

А плотный белобрысый мужчина выглядел так, словно только что выиграл на скачках.

Но дело обстояло еще лучше. Джон Райан держал сегодняшний номер «Айриш Пресс», в котором была напечатана его первая поэма.

Поэма называлась «Покойтесь с миром» и рассказывала о роде Фернов, представители которого должны мирно спать в своих могилах, потому что старый порядок изменился. Им не следует возвращаться, так как они больше не смогут стать здешними помещиками. Поэма была доброй и злой одновременно. Джон написал ее для книги, которую составлял для Патрика, но потом засомневался и решил, что Патрику поэма не понравится. Кейт убедила мужа показать ее понимающему человеку, перепечатала ее и послала по почте в «Айриш Пресс», которая иногда публиковала стихи.

И вот она, напечатана в газете черным по белому! Посмотрев на страницу всего пять минут назад, Джон испустил такой вопль, что Леопольд, впервые в жизни испугавшийся по-настоящему, забился под стол и жалобно заскулил.

Рейчел Файн, еще никогда не видевшая такого ликования, почувствовала себя так, словно вторглась в супружескую спальню.

- Наверное, я рановато пожаловала… - пролепетала она.

Супруги разомкнули объятия, и Кейт вытерла глаза.

- Прошу прощения, мэм, - сказал Джон, - но вы вошли как раз тогда, когда произошло само важное событие в моей жизни. Позвольте угостить вас. Заказывайте что хотите. У нас сегодня праздник.

Кейт взяла себя в руки.

- Сегодня впервые опубликовали литературный труд моего мужа. Вот он, в газете. Мы ужасно рады. Очень долго этого ждали.

- Но Кейт не теряла веры в меня. Всегда была уверена, что я добьюсь успеха. - Лицо мужчины сияло как солнце.

Рейчел вежливо посмотрела на газету.

- Ах, так это о Фернах! - воскликнула она.

- Им принадлежал этот дом… ну, тот дом, который был там. - Джон был так возбужден, что с трудом находил слова.

- Джон, угости леди обещанным напитком и налей мне тоже, - сказала Кейт.

Рейчел обвела их взглядом.

- В этом смысле я безнадежна: пью только апельсиновый сок. В барах мне делать нечего. Прошу прощения, что не могу должным образом отметить ваше торжество.

- Я и сама люблю апельсиновый сок, но не смею говорить об этом в пивной, - призналась Кейт. - Это не на пользу бизнесу. Раз так, позвольте налить вам стаканчик «Апельсинового клуба».

Джон смотрел на газету так, словно боялся, что она исчезнет.

- Меня зовут Рейчел Файн, - сказала Рейчел и протянула руку. - Я работаю у Патрика О’Нила дизайнером и советником.

Эта фраза заставила Кейт вздрогнуть. «Так вот она, его возлюбленная», - твердила она себе, обмениваясь рукопожатиями с нарядной холеной женщиной и угощая ее апельсиновым соком в честь успеха поэмы.

Рейчел предложила Джону пойти и купить несколько экземпляров газеты. Эта идея пришлась Райану по душе. Если у Леонарда больше ничего не осталось, можно позвонить кому-нибудь в городе и попросить купить газету там. Кроме того, можно размножить поэму на фотокопировальной машине. Он узнает это, когда окажется на Бридж-стрит.

- Не уходи на весь день, - сказала Кейт. - Во время ленча здесь соберется целая толпа.

- Я скоро. Мне и самому не терпится показать людям газету. - Джон припустил по Ривер-роуд как мальчишка. Кейт поняла, что первой узнает о случившемся Лоретто Куинн и захлопает в ладоши от радости.

- Наверное, вы считаете нас чокнутыми, - сказала Кейт Рейчел Файн. - Приди вы в другой день, вас встретила бы самая тихая и солидная пивная в стране. Тем более что по утрам я обычно работаю в адвокатской конторе. Но вы и представления не имеете, какой сегодня праздник!

- Имею. Я вижу, как вы рады за мужа, - сказала Рейчел.

Слова были самыми обычными, но тон, которым они были сказаны, взволновал Кейт. Обычно она никому не говорила о своем чувстве к Джону.

- Понимаете, дело не в том, что его поэму опубликовали. Я не жду от нее ни славы, ни денег. Но для него это значит очень многое. Он называет себя графоманом и говорит, что стишки кропают только набитые дураки. Однако теперь все будет по-другому. Его мечта стала явью. Он перешел в другую категорию. - Собственное определение заставило ее фыркнуть.

- Вы совершенно правы, - ответила Рейчел. - Мечта стала явью. Так же, как мечта Патрика. Наверное, теперь, когда он видит, как кирпич ложится на кирпич, то тоже думает, что его мечта стала явью. - Женщины посмотрели на противоположный берег реки, на склоне которого шла гигантская стройка.

Кейт мягко сказала:

- Патрик скоро закончит. Он приходит к нам на ленч почти каждый день.

Они обменялись всего парой фраз, но сообщили друг другу очень многое. И тут же почувствовали, что подружатся.

Кейт оказалась права: во время ленча в пивной было яблоку упасть негде. Причем пришли даже те, кого никто не ждал. На табурет взгромоздилась мисс Барри, решившая публично покончить с воздержанием, и заказала порцию бренди и портвейна. Раньше она редко показывалась в пивных, предпочитая тайком привозить пакеты С бутылками из ближайшего города.

Кейт удалось избавиться от нее, сказав, что бренди и портвейном в их пивной не торгуют, но она даст ей полбутылки того и другого на дом, поскольку уверена, что мисс Барри они нужны как лекарство. Это заставило мисс Барри слегка опомниться. Она выскользнула из паба с двумя свертками в бурой бумаге. Бедняжку ждали трехдневная попойка и горькое похмелье.

Фергус Слэттери зашел попрощаться и сказал, что пивная напоминает ему порт во время выдачи жалованья. Когда Кейт рассказала о поэме, он обрадовался так, что тронул ее до слез. Потом Фергус подошел к Джону, во всеуслышание поздравил его, пообещал рассказать всем обитателям гостиницы, в которой остановится, что знаком с настоящим поэтом, и у Джона Райана покраснели уши от удовольствия.

Джимбо Дойл, который за всю свою жизнь не прочел ни одной рифмованной строчки, сказал, что ученики и ученицы здешних монастырских школ должны будут выучить поэму назубок и исполнить ее на следующем концерте.

Патрик О’Нил пришел в самый разгар. Он не заметил Рейчел, которая пила уже третий стакан апельсинового сока и пребывала в хорошем настроении. Лицо у Патрика было суровое. Похоже, здешнее многолюдье пришлось ему не по душе.

- Можно будет перекинуться с вами и Джоном парой слов? - спросил он.

- Вряд ли, - ответила ему Кейт. - Пользуйтесь моментом. Джон угощает всех. В газете опубликовали его поэму.

- Вот и хорошо, - машинально сказал Патрик. - Дело в том, что…

- Хорошо? - изумилась обиженная Кейт. - Слишком мягко сказано. Ради бога, человек дождался своей первой публикации, а вы говорите: «Вот и хорошо». Это не просто хорошо, это великолепно! - У нее подозрительно заблестели глаза.

Патрик понял, что он поступил бестактно.

- Прошу прощения, я просто задумался… Извините… Где Джон? Я должен его поздравить.

- Так-то лучше.

- Мне очень жаль. Я искренне рад за него. Просто меня кое-что тревожит…

- Так она здесь! - ликующе воскликнула Кейт. - Прошу прощения, я должна была сказать об этом раньше. Она вон там, в уголке. Рейчел, Рейчел, Патрик здесь!

Губы Патрика сжались в ниточку. Почему Кейт Райан сразу догадалась, что Рейчел - не просто его сотрудница? И почему она позволяет себе заявлять об этом во всеуслышание?

Притащить Рейчел сюда мог только сумасшедший… И тут он увидел ее, окруженную местными жителями и смеющуюся. Но она здесь чужая и никогда не станет своей. Вскоре это станет ясно. О боже, как это вышло? Неужели он выдал себя?

Рейчел подняла взгляд и помахала ему. Так же легко и непринужденно, как делала дома.

- Ну, мистер О’Нил, вот я и в Ирландии. Чудесное место, правда? - спросила она, и сердце Патрика снова растаяло.

Несмотря на то, что теперь все сильно усложнялось.

К трем часам бар опустел. Джон и Кейт умирали от усталости. Стаканы были вымыты; две тряпочки выстираны и положены на краны для пива и стаута^[24].

Помещение было готово к приему случайного дневного посетителя и к началу вечерней смены.

- О боже, если к нам еще раз нагрянет такая толпа, придется нанять в помощь какого-нибудь парнишку, - сказал Джон.

- Я слышу речь человека, у которого есть второй источник дохода, - пошутила Кейт.

- Правда, здорово, что Патрик прочитал газету?

Кейт думала, что Патрику было не до стихов, но предпочла промолчать.

- Я очень, очень горжусь тобой, - сказала она.

- Может, рискнем и ляжем в постель?

- Ты с ума сошел!

- Брось, мы попросим Карри побыть здесь.

- Что она подумает?

- По-твоему, это имеет значение?

- Не смеши меня, Джон, дети могут вернуться.

Близнецы уехали на пикник с Грейс, Эдди куда-то отправился с компанией хулиганов, а Деклан мог быть где угодно.

- Мы запрем дверь.

- Запрем. Но только вечером, - сказала она.

- А что я буду здесь делать? Сходить с ума от желания?

- Просмотри свои другие стихи. Те, которые нравятся нам обоим. Отбери кое-что, я их перепечатаю, и ты всегда сможешь сказать, что тебя уже публиковали.

- Но пока что только один раз…

- А это сообщать не обязательно, - сказала Кейт.

- О боже, ты настоящая лиса. Вы на пару с Патриком О’Нилом могли бы править миром. Одного поля ягоды.

- Надеюсь, что нет, - слегка вздрогнув, ответила Кейт.

- А что ты собираешься делать вместо исполнения супружеского долга? - хмуро проворчал Джон.

- Немного прогуляться. Я слишком возбудилась и не нахожу себе места… но другого способа справиться с этим не вижу. Не хочу, чтобы соседи болтали, что мы бросили пивную и отправились в постель в середине рабочего дня. - Она отпрянула в сторону и взяла со спинки стула свой кардиган. - Честно, Джон, принеси сюда свои стихи… Мне нравится то, про монахиню, которая смотрит в реку. Про монахиню с печальным лицом.

Кейт вышла на улицу, остановилась на солнышке и потянулась. Ее слова были правдой. Она была несказанно рада за Джона, но все остальное казалось ей грозным, как черная туча. Когда Патрик сказал, что хочет поговорить с ними, Кейт поняла, что ничего хорошего этот разговор им не сулит, и испытала облегчение, когда приход толпы и окружающая обстановка помешали ему. Это напоминало отсрочку исполнения смертного приговора.

Она ощущала в Керри нечто странное. Нельзя было сказать, что этот мальчик никогда не улыбался; наоборот, его лицо представляло собой сплошную белозубую улыбку. И вежливее его не было никого на свете. Грейс у нее такого чувства не вызывала. Похоже, близнецы любили ее. Она была славной малышкой, дружелюбной и улыбчивой.

Кейт не могла сказать, что стройка в Фернскорте повредила их бизнесу. По вторникам к ним на ленч еще никогда не приходило столько народу. Может быть, эти люди будут приходить к ним и тогда, когда стройка закончится. Если так, то почему она не находит себе места? Потому что Фергус уезжает в отпуск искать себе женщину? Конечно, нет. Она хотела, чтобы Фергус нашел себе женщину.

Она миновала пешеходный мостик и обвела взглядом стройку. Патрика там больше не было, он сказал Рейчел, что поедет с ней в «Стив-Сансет» и посмотрит, нельзя ли там что-то улучшить. Кейт удивлялась, что Рейчел не остановилась в Грейндже, но тут ее осенило. В сторожке живет Грейс; девочка может что-то заподозрить.

Любить Патрика О’Нила трудно, а войти в его жизнь еще труднее. Этой женщине всегда будут мешать бизнес, дети, поездки и телефонные звонки издалека. Подумав об этом, Кейт вздохнула и мысленно пожелала Рейчел Файн успеха в ее нелегкой борьбе.

Он вспомнила, каким добрым и милым был Патрик на прошлой неделе, когда они ездили встречать прибывшего в Дублин президента Кеннеди. Он искренне хотел доставить им удовольствие и позаботился, чтобы в этом большом дублинском отеле им принесли сандвичи и напитки. Все время улыбался и смеялся. В него можно было влюбиться. Она поднялась на холм, который близнецы когда-то считали своей собственностью. Теперь холм был очищен от колючих кустов и казался голым. Кейт не видела Фернскорт со времени рытья котлована. Сейчас над землей поднялись стены, позволявшие судить о форме будущего здания.

Кейт поняла, что обязана все узнать; вести себя как страус больше не имеет смысла. Нужно пойти туда и посмотреть. Спросить Брайана Дойла, для чего предназначено то или иное помещение, поговорить о том же с Патриком О’Нилом и выяснить у Рейчел Файн, какого цвета будет оформление. Она ускорила шаг и гордо подняла голову. «Всему свой срок, - подумала Кейт. - Раньше я не была готова к этому, но теперь время пришло».

Очутившись на стройплощадке, Кейт увидела Брайана Дойла, который отчаянно махал ей обеими руками и что-то кричал. Что именно, Кейт понять не успела, потому что внезапно почувствовала страшную боль, которой не ощущала никогда в жизни. Это напоминало ночной кошмар. Правда, боль продолжалась всего несколько секунд; большего ей отпущено не было. Огромный бульдозер ударил Кейт в бок и сломал позвоночник. Она взлетела в воздух и рухнула наземь.

Джон все понял только тогда, когда третий человек, прибежавший со стройки вызывать помощь, не захотел смотреть ему в глаза и объяснить, что случилось. Он заревел как бык и побежал к пешеходному мостику, за которым его остановили трое мужчин. Белый как мел Брайан Дойл развел руки в стороны.

- О господи, Джон, мы знаем только одно: ее нельзя трогать! Ради бога, поверьте мне. Не подходите к ней и не трогайте. Вы можете ей повредить.

Джон сел и, как ребенок, закрыл лицо руками. Сильные мужчины, которые знали Райана и приходили в его паб двадцать лет, не могли найти слов утешения и боялись к нему прикоснуться.

Они неловко стояли вокруг, отводя глаза от изувеченного тела, лежавшего на земле.

Патрик О’Нил узнал о случившемся, когда кто-то громко постучал в дверь номера Рейчел Файн.

- Нет, конечно, мистера О’Нила здесь нет, - сказала через дверь Рейчел. - С чего вы взяли, что он тут?

- Прошу прощения, мэм, - ответил молодой человек. - Мы получили сообщение от Брайана Дойла. Он сказал, что нигде не может найти мистера О’Нила. Произошел несчастный случай… ужасный несчастный случай, и мистер О’Нил должен немедленно приехать.

Патрик встал с кровати и надел брюки.

- Какой несчастный случай? - через дверь крикнул он.

- На строительстве нового отеля в Маунтферне.

- Что случилось? - Когда Патрик открыл дверь, Рейчел спряталась за ней. Рубашку О’Нил надел со скоростью света.

- Кажется, кто-то погиб. Какая-то женщина.

- Женщина на стройке? - Патрик обулся и достал из кармана ключи от машины. - Он сообщил, что за женщина? Сказал, как это случилось?

- Нет. Только попросил найти вас и сказать, чтобы вы приехали как можно скорее.

Патрик уже бежал по коридору, не замечая горничной, которая смотрела на него круглыми глазами. Американский миллионер, строивший большой отель в пяти милях^[25] отсюда, в середине дня лежал в постели со своей странной американкой и ничуть не стыдился этого. Что же будет, когда американцы начнут приезжать сюда пачками?

Миссис Уилан узнала о случившемся раньше других, потому что доктор Уайт остановил машину у почты и вышел.

- Шейла, повесьте на дверь объявление. Делайте что хотите, но без вас нам не обойтись. В пабе нужен толковый человек, который сможет присмотреть за ними.

Шейла не стала спрашивать, почему ее считают подходящим человеком для такого дела. Просто заперла дверь и спокойно села в машину.

- Канонику сообщили?

- Это сделал кто-то другой. Отец Хоган будет там с минуты на минуту, у него есть своя машина.

- Что, плоха? - негромко спросила миссис Уилан.

- Знаю только одно: у них хватило ума не трогать ее. Я не стал ждать. Сразу вызвал «скорую». Если не понадобится, отошлем обратно. - Лицо у доктора Уайта было каменное.

Близнецы узнали обо всем последними. Всю вторую половину дня они провели в своем подземном ходе. Грейс уехала в город с Мэриан Джонсон покупать какие-то летние платья. На Дару и Майкла, симпатичных, но неряшливых детей из пивной, приглашение не распространялось. Тем более что Мэриан хотела «поближе узнать» Грейс; иными словами, сделать ее своей союзницей.

Поэтому они впервые за несколько дней получили возможность побывать в своем подземном доме. Близнецы выглянули в отверстие, ближайшее к Фернскорту, и обрадовались, поняв, что пока никто не собирается выкорчевывать кусты, прикрывающие выход из тоннеля. До разбивки сада, которому предстояло простоять еще двести лет, было еще далеко. Пока что места, где намечалось посадить высокую живую изгородь и соорудить каменный забор, были отмечены только протянутой леской.

Теперь близнецов заботило только одно: чтобы подъездная аллея не проходила по их тропе.

У них были фонарики с батарейками; на выступе стены стояла велосипедная фара. Они взяли рваную скатерть, которую мама хотела выбросить, потому что починить ее было нельзя. Два ящика, набитые сеном, заменяли диваны; когда они станут жить здесь постоянно, то добавят еще два ящика и превратят диваны в кровати. Для первого раза день получился долгим. Игры, которые они придумывали в развалинах, внезапно показались им ребяческими. Но никто не желал признаваться в этом даже самому себе. Что они будут делать, если игра закончится?

Поэтому дети сидели в жарком подземном ходе, который впервые показался им тесным и вонючим, и ждали вечера.

Близнецы вышли и, как всегда, пролезли через куст фуксии. Но не успели пройти по тропе и двадцати ярдов, как услышали, что люди выкрикивают их имена. Похоже, за ними отрядили настоящую поисковую партию.

Первой их увидела Лоретто Куинн, стоявшая на другом берегу реки. Она замахала рукой и крикнула:

- Ради бога, где вас носило?

Дара и Майкл испуганно посмотрели друг на друга.

- Нигде.

- Мы просто играли.

Со стороны моста к ним шли дети, но внезапно остановились. Похоже, никому не хотелось первым сообщать им страшную новость.

- Вам надо идти домой, - в конце концов промолвил Томми Леонард. - Вас ищут уже несколько часов.

- Мы все время были здесь…

- Да, неподалеку…

Лицо Томми было серьезным.

- Случилось что-то очень плохое.

Остальные дети попятились.

К тому времени подоспела Лоретто Куинн. Она опустилась на колени, чтобы быть, с ним одного роста, но не рассчитала. Близнецам пришлось нагнуться, чтобы услышать ее слова.

- Теперь вам придется быть храбрыми как львята. Вы слышите меня? Все ждут от вас именно этого.

- Что случилось? - одновременно спросили Майкл и Дара; время было дорого.

- Ваша мама пошла на стройку, попала под большую машину и сильно поранилась. «Скорая помощь» отвезла ее в больницу.

Дети сгрудились вокруг, чтобы лучше слышать. Теперь, когда взрослый человек снял с них бремя и все сказал близнецам сам, им хотелось тоже принять в этом участие.

- Она умерла? - спокойно спросила Дара.

- Нет, не умерла, - ответила Лоретто Куинн.

- Но умрет? - так же спокойно спросил Майкл.

Лоретто помнила слова людей, много лет назад внушивших ей ложную надежду. Они достали из Ферна бездыханное тело Барни, но утверждали, что он может поправиться. Они желали ей добра, но ничем не могли помочь.

- Да, может, - ответила она. Дети внезапно отпрянули. Лоретто обняла близнецов, повела их по тропе, потом через мостик и на глазах у десятков людей привела к пивной.

На кухне их встретила миссис Уилан.

- Ваш папа сейчас в больнице. Вы поедете к нему или останетесь здесь и вместе со мной присмотрите за братьями?

Лица Эдди и Деклана распухли от плача. Мальчишки непривычно тихо сидели на стульях; тем временем Карри, по совету миссис Уилан, пекла хлеб.

Дара на мгновение задумалась.

- Думаю, она хотела бы, чтобы мы присмотрели за папой. Чтобы он не слишком расстраивался в больнице.

- Ты права, - сказала миссис Уилан и попросила кого-то из находившихся в баре сходить за Джеком Койном, чтобы тот отвез близнецов в город.

Глава одиннадцатая

На одиннадцатичасовой воскресной мессе церковь была переполнена. Двум священникам, которые в отсутствие мисс Барри были вынуждены сами готовить себе ленч, пришлось отвечать на множество просьб отслужить молебен за здравие миссис Райан. Когда старый бродяга по имени Газетный Флинн принес полкроны и попросил помолиться за бедную женщину из паба, молодой отец Хоган потерял терпение.

- Не нужно, Газетный, - проворчал он. - Мы все равно отслужим за нее мессу.

- А я хочу, чтобы вы сделали это от моего имени, - упрямо ответил Флинн. И поведал, что она всегда была добра к нему. Дала желтое одеяло, чтобы завертываться в него поверх газет, которыми он пользовался, когда спал в канаве. Никогда не пилила за то, что он спит под открытым небом. Словно что-то понимала.

Девочка-американка принесла пять долларов.

- Наверное, это неправильно, но когда моя мама была жива, она всегда заказывала мессу. Отец, вы можете записать в свою книгу имя миссис Райан? Можете отслужить за нее мессу?

Бродяги и дети. Отцу Хогану и в голову не приходило, что так будет. Бродяги, дети, пьяные экономки, немощные приходские священники. Как объяснить им, почему Господь позволил, чтобы молодую женщину, мать семейства, неосторожно зашедшую в летний день на стройку, сбила огромная землеройная машина? В семинарии его этому не учили. Может быть, потому что сами не знали.

Одиннадцатичасовую мессу отслужил каноник Моран. Отцу Хогану предстояло бороться с плитой. Он снимал в ризнице облачение, в котором служил утреннюю мессу, и вздыхал, следя за тем, как каноник Моран ковыляет к алтарю. Он договорился, что в алтаре будут стоять толковые мальчики - Томми Леонард и Лайам Уайт.

С хулиганами канонику просто не справиться.

Каноник повернулся лицом к пастве и надтреснутым фальцетом провозгласил:

- Помолимся за счастливую кончину или скорое выздоровление Кэтрин-Мэри Райан с Ривер-роуд.

Фергус сунул палец под тесный воротник. Зачем он сидит здесь и слушает какие-то бессмысленные слова? Счастливая кончина! Разве быстро умереть не лучше, чем лежать парализованной, на вытяжках, усыпленной обезболивающими до такой степени, что не знаешь, где находишься, и не узнаешь родных? Что имел в виду этот старый болван? Формула «помолимся за счастливую кончину или скорое выздоровление» применялась только к старикам, зажившимся на этом свете, и означала, что старый Джимми такой-то или Майкл такой-то скоро отправятся к праотцам. Вроде того фермера, завещание которого он составил несколько дней назад. Но для Кейт Райан, молодой женщины, она не годилась. Молодой женщины, которую убила - или почти убила - машина, работавшая на участке этого человека.

Фергус ощутил такой приступ гнева, что был вынужден ослабить узел галстука и расстегнуть воротник.

Он благодарил Господа за мудрость Шейлы Уилан, которая позвонила ему в тот же вечер и просто сказала, что все понимает. Фергус очень огорчится, если узнает о случившемся в его отсутствие, вернувшись из отпуска через неделю-другую.

Конечно, мисс Парселл фыркнула и сказала, что миссис Уилан слишком много на себя берет, мешая человеку проводить отпуск. Но мисс Парселл не знала ничего, а миссис Уилан знала все. Знала, что ради этого Фергус приедет с другого конца света.

Лоретто Куинн на мессе не было; она читала тридцатидневную молитву. Пообещала Богородице, что начнет молиться немедленно. Богородица поймет, как Кейт Райан нужна своей семье, и спасет ее. Лоретто молилась истово и ни разу не подумала, что Богородица знала, как был нужен своей семье Барни Куинн.

Шейла Уилан тоже не пошла на мессу. Она пыталась придумать, как быть дальше. Райаны жили одним днем. Кто-то должен был думать за них. Жить по-прежнему они не могли.

Им нужна была женщина, которая могла бы заботиться о доме, работать в баре, присматривать за детьми и за тем, чтобы Карри выполняла свои обязанности. У Шейлы была двоюродная сестра.

Выйдет ли из этого что-нибудь? Ее двоюродная сестра пребывала в меланхолии. Она была обручена и готовилась к свадьбе. Мэри Доннелли бросила хорошее место школьной учительницы и отдала жениху все свои сбережения, чтобы купить дом. А потом этот человек исчез. Вместе с деньгами.

Честно говоря, Шейла Уилан была единственным членом семьи, который что-то знал. Мэри Доннелли чувствовала, что Шейла, брошенная собственным мужем, сумеет ее понять. С тех пор прошло всего шесть недель.

Миссис Уилан решила позвонить ей. Вреда от этого не будет. Нет так нет. А вдруг бедной Мэри, преданной и жестоко обманутой, здесь будет лучше, чем дома, где ей приходится выносить жалостливые взгляды подруг и родных?

Джон Райан не был на мессе, потому что сидел рядом с женой. Лицо Кейт было белым, дышала она с трудом и негромко всхрапывала, как будто задыхалась. Раньше Кейт никогда не храпела, но утверждала, что если бы она не толкала и не щипала Джона, заставляя повернуться на другой бок, от его храпа могла бы рухнуть крыша.

К ее предплечью была присоединена трубка, к мочевому пузырю - другая. Она напоминала не Кейт, а фотографию Кейт, которую дали студентам-медикам для исследования.

Казалось, пару раз Кейт узнала его.

- Джон. - однажды сказала она.

- Я здесь, любимая.

- Прости меня, Джон.

Потом она долго ничего не говорила. И вдруг отчетливо произнесла:

- Дети?

- В порядке. Не волнуйся, у них все нормально.

- Кто… кто?

- Карри очень хорошо справляется. Часто приходит Лоретто. Шейла Уилан провела у нас три дня. Они в порядке. Мы все в порядке.

- Три дня? - изумилась Кейт.

- Да, это случилось три дня назад, - подтвердил Джон.

- О боже, три дня…

- Не думай об этом. Тебе уже лучше. Врачи говорят, что ты пошла па поправку. - Лицо Джона покраснело от напряжения.

После этого Кейт снова впала в беспамятство.

Перед мессой Дара вымыла Эдди шею, а Деклану - уши, не слушая никаких протестов.

- Эдди, мама говорит, что на твоей шее можно картошку сажать. Стой спокойно и дай мне ее оттереть.

- Смочи тряпку водой и намыль! - вопил Эдди.

- Там полно воды и мыла. Просто ты ужасно грязный.

Деклан стоял и ждал своей очереди.

- Слушай, может, не стоит? Я сам вымою уши, - предложил он.

- Нет, - ответила Дара. - Это сделаю я.

Майкл сидел и молчал. Карри вернулась с ранней мессы и стояла рядом, с тоской думая о ленче.

- Майкл, а ты чистый? - спросила Дара.

Он пожал плечами.

- Перестань, Майкл. Это единственное, что мы можем сделать для мамы. Знаешь, что она сказала бы? «Вы не цыганята».

- Мы не знаем, что она сказала бы! - взбунтовался Майкл.

- Что ты имеешь в виду?

- Одна половина Маунтферна говорит: «Ваша мама сказала бы то». А вторая половина: «Ваша мама сказала бы это». Когда она сможет говорить сама, а не заставлять нас слушать то, что говорят за нее другие?

- Когда она сможет говорить сама, то скажет, чтобы ты перестал киснуть и что-нибудь сделал.

- Ладно. - Майкл взялся за уши Деклана так рьяно, что малыш запросил пощады.

- Противно думать, что маме приходится следить за вашими отвратительными ушами и шеями, - сказал Майкл.

- Держу пари, что твои уши и шея такие же, если не хуже.

- Стой спокойно, Деклан. Не дергайся, болван, а то будет еще больнее.

Майклу не хотелось идти на мессу; Господь понял бы, что на берегу реки молиться за маму легче. Он помнил тот чудесный день, когда поднялся по Ферну на несколько миль и встретил старого мистера Слэттери, который беседовал с каким-то голландцем.

Голландец говорил, как та или иная рыба называется у него на родине. Окунь - это bаars, а щука - snoek. Старому мистеру Слэттери понравилось это слово. Он сказал, что если Майкл когда-нибудь попадет в такие зарубежные города, как Амстердам или Гаага, то сможет говорить о snoek с тамошними рыбаками, лучшими на свете.

Майкл думал, что когда они с Дарой будут жить в Фернскорте, то смогут ездить за границу. Совершать путешествия пару раз в год. Господи, какими глупыми детьми они были! Ему следовало знать, что хорошие вещи не случаются никогда. Все говорили, что мама поправится и влетит в дверь, как прежде. Но Майкл им не верил. Таким же тоном люди говорят, что лето будет хорошее или что они победят команду соседнего города. Это всего лишь надежда, а не что-то действительное. Майкл хотел сказать это Господу на берегу реки и доходчиво объяснить, что держать маму в больнице ни к чему; все были бы рады, если бы ей стало лучше. Он не сомневался, что на берегах Ферна Господь выслушал бы его более внимательно, чем в церкви, где все кашляют и суетятся. Но как объяснить это другим?

Кто посмеет не пойти в церковь к воскресной мессе, если его мать лежит со сломанным позвоночником? Только безумец или еретик.

Миссис Дейли увидела, что Мэгги устремилась к дверям.

- Ты куда? На мессу еще рано.

- Я хочу забежать за Дарой и Майклом и прийти в церковь с ними, - сказала Мэгги.

- Не надо сваливаться им как снег на голову. Там и так полно народу.

- Нет, их папа уехал в город. Там никого нет.

- Ты увидишь их в церкви. Не стоит надоедать людям в такое время.

- В такое время хочется, чтобы кто-то был рядом, - просто ответила Мэгги.

- Перестань пререкаться. Лучше расчеши свою гриву и дождись звона колоколов. Вот тогда и пойдешь к мессе.

Губы миссис Дейли неодобрительно сжались.

Оливия Хейз сидела на кухне сторожки и писала длинное письмо Бернадетте, жившей на другом краю света. Она поставила на стол завтрак, но никто из О’Нилов не смог проглотить ни куска. Между мистером О’Нилом и его сыном состоялась очередная ссора. А Грейс после этого ужасного несчастного случая хотела остаться в пивной Райана. Но отец ей не разрешил. Атмосфера в доме сгустилась так, что ее можно было резать ножом. Заполняя страницу за страницей, Оливия Хейз время от времени останавливалась и думала, что богатство и счастье - вовсе не одно и то же. Утром она видела, как бледные О’Нилы сидели за столом с нетронутыми яйцами всмятку, жареным беконом и хлебом собственной выпечки. Видела Мэриан Джонсон в дурацкой шляпе, стоившей целое состояние, но напоминавшей воронье гнездо. Лицо Мэриан было напряженным и тревожным.

Мистер О’Нил повез дочь на одиннадцатичасовую мессу, но Керри с ними не поехал. Он пошел в свою комнату. Это означало, что сегодня он пропустит обе воскресные мессы. Оливия Хейз с удивлением писала сестре о том, как изменился мир. Разве в их время кому-нибудь пришло бы в голову, что шестнадцатилетний мальчик может отказаться идти на воскресную мессу из-за ссоры с отцом? Это было выше их понимания.

Томми Леонард поднялся по Ривер-роуд и позвал Райанов на мессу.

- Я решил пойти с вами, - сказал он Даре. - Наверное, это единственное, чем я могу помочь.

Дара была тронута.

- Но я сделал кое-что еще. Зашел к мисс Берн и спросил ее, можно ли вылечить позвоночник. Она рассказала мне много интересного. Сообщила, что когда врачи выяснят, насколько сильны повреждения, они определят курс лечения. Понимаешь, для одного позвоночника нужен один курс, для другого - другой. Она сказала, что в последнее время врачи делают настоящие чудеса.

Лицо мальчика сияло от радости. Дара заставила себя слабо улыбнуться.

«Лицо у Майкла совершенно белое. Как у больного», - подумал Томми.

- Знаешь, ты мог бы получить разрешение не ходить на мессу, - после недолгого раздумья сказал он.

- У самого папы римского? - с усмешкой спросил Майкл.

Томми был доволен. Что ж, по крайней мере, он заставил обоих слегка улыбнуться. Четверо Райанов-младших и Томми пошли вниз по Ривер-роуд.

- Где я должен идти - впереди или позади? - спросил Эдди.

Ни то ни другое, - ответила Дара.

- Ты можешь идти с нами, - закончил Майкл.

Лицо Эдди стало тревожным. Если ему позволяют идти с близнецами и Томми Леонардом, значит, дела обстоят еще хуже, чем он думал. Значит, маме очень плохо.

Китти Дейли неторопливо ехала на велосипеде.

Если бы Китти спросили, зачем она едет на велосипеде в церковь, до которой всего несколько ярдов, она бы ответила, что после мессы поедет к своей лучшей подруге. К девочке, которая живет на ферме в трех милях^[26] от моста.

Но никто ее ни о чем не спросил. Китти обвела взглядом Бридж-стрит и устремилась к роще Койна. Когда в Маунтферне зазвонили колокола, она нажала на педали и подъехала к старому перелазу одновременно с Керри О’Нилом.

Они взялись за руки и стали бродить по тропинкам, которые почти не изменились со времен их дедов и прадедов, в молодости тоже посещавших рощу Койна.

Патрик О’Нил мог бы обойтись без этого появления на публике. Но он знал, что пропуск мессы вызвал бы нежелательные разговоры. Когда Патрик вошел в церковь, его лицо стало мрачным. Год назад он никого здесь не знал, зато теперь знал всех и все знали его.

Он встал на колени рядом с Грейс и подивился про себя, как церковь сумела уцелеть, если общиной все время руководили дряхлые старики вроде каноника Морана. Наверное, потому что прыткая молодежь не пыталась свергнуть их, как бывает в бизнесе.

Или потому что прыткая молодежь не чувствовала призвания к религии. Подумав о прытких молодых людях, он вспомнил сына и снова ощутил приступ досады. Впервые Патрик испытал его, когда рассказал Керри о несчастном случае.

- Мы ведь застрахованы, верно? - спросил его Керри. Патрик промолчал.

- Отец, это так или нет? - Голос сына звучал нетерпеливо.

- Да, застрахованы, - неохотно ответил О’Нил-старший.

- Отец, там повсюду висят предупреждения. О господи, они не могут рассчитывать на то, что мы выплатим им страховку.

Патрик боялся открыть рот. Он понимал, от кого Керри О’Нил унаследовал свое бессердечие. От собственного отца.

Он заметил, что Фергус Слэттери ослабил узел галстука, расстегнул воротник и дико оглянулся по сторонам. Может, этот адвокат тронулся умом? О’Нил тут же вспомнил очень неприятную и неожиданную сцену в больнице, где Фергус накричал на него, не обращая внимания на то, слышат его посторонние или нет.

«О’Нил, вы купили здесь все, но не думайте, что вам удастся откупиться и в этом случае!»

Он вел себя как ненормальный.

Патрик протянул руку, чтобы успокоить его, но Фергус отбросил ее.

«На меня это не действует, О’Нил! Вы улестили всех в графстве, но меня вам улестить не удастся. Кейт Райан получила тяжелые и, возможно, смертельные телесные повреждения на вашем участке, которые ей нанесла ваша машина, управляемая вашим служащим. Красивые жесты и обещания обратиться к вашим друзьям, американским хирургам, которые станут доказывать, что ее позвоночник был сломан давным-давно… все это не повлияет на мнение суда».

«Фергус, очнитесь! При чем тут суд? Мы говорим о том, чем можно помочь Кейт».

«А я говорю о суде. Окружном, федеральном, верховном. Не сомневайтесь, О’Нил, на этот раз вам отвертеться не удастся. На этот раз вы перестанете улыбаться, разрушая жизнь других людей».

Его заставили успокоиться. Патрик ушел, понимая, что его присутствие только подливает масла в огонь.

Может быть, Слэттери питал нежные чувства к миссис Райан? В том, как он говорил, было что-то личное и страстное. Но О’Нил понимал, что чувства Фергуса к Кейт Райан, мнимые или подлинные, не имеют никакого значения. Важно другое: этот человек считает его, Патрика, полностью ответственным за несчастный случай. Значит, так же могут думать и многие другие.

Мэриан Джонсон была на одиннадцатичасовой мессе. Она примерила три шляпы и с отвращением посмотрела на собственное отражение. Все шляпы были старомодными. Она выглядела как плохо одетая женщина средних лет.

Однако надевать косынку ей не хотелось. Такие люди, как Мэриан Джонсон, всегда носили шляпы. Особенно во время мессы. Это указывало на их статус.

Она быстро доехала до церкви и без всякого удовольствия посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Патрик и Грейс были здесь, но, слава богу, без этой нарядной американки, прибывшей несколько дней назад. Она слышала очень неприятную историю о том, что после несчастного случая Патрика обнаружили в номере миссис Файн.

Но это было невозможно. Если бы миссис Файн была близким другом Патрика или кем-то в этом роде, она пришла бы с ним на мессу.

После несчастного случая с Кейт Райан Мэриан почти не видела О’Нила. Он был ужасно занят и либо разговаривал с Америкой, либо торчал в больнице. Словно был в чем-то виноват.

О господи, все говорили, что ему не за что осуждать себя. Если эта женщина не знала, что на стройплощадке находиться опасно, то при чем тут он? Кейт была обязана это знать. Она жила прямо напротив стройки. Конечно, это стало трагедией и для нее самой, и для всех ее детей.

Мэриан посмотрела на этих детей, сидевших рядом. Серьезные темноглазые близнецы, друзья Грейс О’Нил, и два неряшливых мальчика с торчащими в стороны волосами.

Она слышала высокий фальцет каноника Морана, нараспев вещавшего о счастливой кончине или скором выздоровлении. Похоже, старик впадал в маразм. Господи, да разве можно быстро вылечить сломанный позвоночник?

Тут она увидела, что Дара взяла младшего из мальчиков за руку и повела его к дверям церкви.

Мальчик ревел и тер глаза кулаком.

- Он сказал «счастливая кончина»! Мама не умрет. Все говорили, что она в порядке. Они так говорили!

Кейт металась всю ночь. Она была сильно возбуждена и не желала успокаиваться.

- Тихо, тихо. Я здесь. Вам не о чем беспокоиться, - уговаривала ее дежурная медсестра.

- Нет, есть о чем, - внезапно отчетливо ответила Кейт. - Я не могу здесь оставаться. Мне нужно домой. Без меня они не справятся.

- Конечно, справятся. Они прекрасно справляются. Именно это муж твердит вам уже неделю.

- Неделю? Не верю.

- Не думайте об этом. Постарайтесь уснуть.

- Неделя… Не может быть… - Слишком блестящие глаза Кейт Райан закрылись, и она провалилась не то в сон, не то в беспамятство. Ей было трудно осознавать время. Люди каждый раз говорили что-то другое.

Ее дыхание было частым и прерывистым.

Медсестра померила ей пульс и подивилась стойкости человеческого тела. Пережить такие повреждения. И лежать неподвижно, ожидая, когда врачи определят тяжесть этих повреждений.

Они действительно как-то справлялись. Тяжелее всего было вынести людское любопытство и сочувствие. Люди приходили и рассказывали о костоправах, которые поднимали калек на ноги, о святых, которые необычным образом общались с Господом, о травниках, много лет занимавшихся целительством в здешних местах и не знавших неудач.

У приходивших были взволнованные лица. Они говорили, что Кейт придется лежать неподвижно шесть месяцев, что она должна встать на ноги еще до того, как разовьется паралич, и что ей нужно принимать горячие ванны с морскими водорослями.

Жизнь в маленьком городке имела свои плюсы и минусы. Никого нельзя было обидеть невниманием, ничье мнение нельзя было пропустить мимо ушей.

Все говорили об одном и том же. Как вылечить Кейт Райан и вернуть ее с того света.

Джек Койн был последним человеком, которого Джон хотел бы видеть в своем пабе.

- Все в порядке, не вставайте. Я пришел сюда не для обмена приветствиями.

- Извините, Джек. Что вам принести? Это пивная. Я обязан заботиться о том, чтобы здесь все было нормально.

- Нет, не должны. Потому что ничего нормального в этой ситуации нет. Надеюсь, вы уже были у поверенного.

- Ах, Джек, перестаньте…

- Кто-то должен вам помочь, Джон. Вам понадобится солидная адвокатская контора. Фергус сам скажет это. Не обращайтесь к местным крючкотворам, езжайте прямо в Дублин. Рано или поздно вам придется это сделать.

- О господи, ей нужны не адвокаты, а врачи и везение.

- Кейт - единственный деловой человек в вашей семье. Она согласится со мной.

- Пожалуйста, Джек… Я знаю, что вы желаете нам добра. Но это ни к чему.

- Я могу порекомендовать вам такую фирму. В прошлом году я продал машину одному из ее партнеров, а теперь он приехал сюда на рыбалку. Джон, клянусь, О’Нила нужно остановить. Повторяю, его нужно остановить, а это нельзя сделать без помощи больших шишек. Зачем он приехал в наш городок? Чтобы пыжиться, похлопывать по плечу одних, смотреть сверху вниз на других и в конце концов искалечить Кейт?

- Я прошу вас… Сейчас неподходящее время.

- Если вы не начнете действовать немедленно, будет слишком поздно. Он перехитрит вас. Джон, многие в этом городе на вашей стороне. Не разочаровывайте их.

- Мистер Райан…

- Что, Карри?

- Мистер Райан, Джимбо просил меня узнать, собираетесь ли вы судиться с мистером О’Нилом из-за то, что случилось с миссис Райан.

- Можно узнать, какое Джимбо до этого дело?

- Я все понимаю, мистер Райан. Я не хотела спрашивать, но он сказал, что это интересует многих людей, работающих у мистера О’Нила, а поскольку я работаю у вас, то могу все выяснить.

Девушка выглядела несчастной; прямые длинные волосы лезли ей в глаза. «Будь здесь Кейт, она дала бы Карри заколку для волос, чтобы девочка не ослепла», - подумал Джон и беспомощно посмотрел на нее, не зная, что сказать.

- Извините, мистер Райан. - Ее лицо стало пунцовым. - Он сказал, что это будет легко, но я решила спросить вас прямо. Тогда мне не придется подслушивать за дверью.

- Не придется, Карри, - устало ответил Джон. - Передай Джимбо, что мне и в голову не приходило судиться с Патриком О’Нилом. Я не собираюсь мешать строительству, так что их рабочим местам ничто не грозит. Думаю, именно это их и интересует.

- Я тоже так думаю, - с несчастным видом ответила Карри.

- Эта мисс Джонсон из Грейнджа носится как сумасшедшая, - сказала миссис Дейли из молочной.

- Да уж, - покачала головой Рита Уолш. У нее только что состоялся разговор с Мэриан Джонсон. Причем неприятный. Рита повторила то, что было у всех на устах: как ужасно, что с Кейт Райан произошла страшная трагедия всего в нескольких ярдах от ее собственного дома. В месте, где раньше были только поля и кусты.

Но Мэриан Джонсон приняла это за осуждение Патрика О’Нила и с жаром ответила, что Кейт Райан следовало прочитать десятки предупреждений, стоявших при входе на стройплощадку.

Все получилось крайне неудачно; с прической тоже ничего не вышло. Все попытки навести порядок на многомакушечной голове Мэриан заканчивались неудачей, потому что миссис Джонсон продолжала защищать американца с пеной у рта. Рита бросила неосторожную реплику: мол, Патрик может сам позаботиться о себе. А если не может, то об этом позаботится иностранка, которую он поселил в «Стив-Сансете». Это вызвало взрыв, после которого Мэриан вылетела из салона с незаконченной прической.

- Очень глупо с ее стороны, - неодобрительно сказала миссис Дейли. - Ей хорошо за сорок. На что она рассчитывала? На пышную свадьбу и венчание, во время которого каноник Моран благословит счастливую пару? Я думала, она умнее.

Из-под большой хромированной сушилки выбралась миссис Леонард, владелица писчебумажного магазина. Ей тоже хотелось принять участие в разговоре.

- Сегодня утром я была у Конвея - конечно, в магазине, а не в пивной. - Она негромко хихикнула. - Там говорили, что в случившемся никто не виноват. На все Божья воля.

- Ну да, как же! - не подумав, возразила Рита. - Божья воля свершилась из-за бульдозеров, которые пригнал сюда этот человек. Если бы он не вернулся и не набил весь город техникой, которую никогда не видели в центральных графствах…

Плечи миссис Дейли, обтянутые розовым пеньюаром, слегка напряглись, и Рита поняла, что во второй раз за утро

- не сошлась с клиенткой во мнениях.

- Конечно, вы правы, - сказала миссис Дейли, - но не стоит забывать, что этот человек приносит нашему городу много пользы. Будет очень жаль, если досужая болтовня заставит его уехать отсюда. Я слышала, он в ужасном состоянии и чуть не плачет из-за случившегося. Мистер О’Нил любит Маунтферн, но достаточно любой мелочи, чтобы он умчался отсюда пулей. Нам нужно следить за своими словами.

Рита посмотрела в зеркало и увидела глаза миссис Дейли, такие же маленькие и круглые, как ее личико. В этих глазах читалось удовлетворение. Приезд американца дарил городку надежду и давал молочной Дейли возможность обслуживать продуктами большой отель.

- Я вас понимаю, - ответила Рита Уолш. - Нельзя допустить, чтобы у этого человека сложилось неправильное впечатление.

- Вот именно. - Миссис Дейли расправила пухлые плечики и стала ждать, когда умелые пальцы Риты создадут искусственную волну над ее лбом.

Доктор Уайт пришел на почту и перевел дух. По крайней мере, здесь никто не станет спрашивать, насколько тяжелые повреждения получила Кейт Райан и сможет ли она ходить.

Дверь в заднюю комнату была открыта, и доктор увидел плотного американца, говорившего по телефону.

- Так, так, Шейла, - шутливо сказал доктор. - А я и не догадывался… Это что, серьезный роман или попытка конкурировать с салоном «Розмари»?

- Ах, оставьте бедную Риту в покое. - Шейла Уилан не стала отрицать дурную славу заведения Риты Уолш. Объяснить причину присутствия Патрика О’Нила она тоже не удосужилась. Просто спокойно прикрыла дверь ногой. - Принять у вас письма или вы внезапно решили уйти на пенсию по старости? - спросила она.

- Я с удовольствием ушел бы на пенсию. Жил бы себе как старый Слэттери, брал складной стульчик, сумку и проводил время наедине с симпатичными щуками весом в восемь и даже десять фунтов, ловя их на живца. Именно этим и должен заниматься человек.

- Лично я никогда не видела в этом смысла, - сказала Шейла Уилан. - Использовать один вид рыб для приманки другого и при этом даже не есть то, что ты выудил из реки… Скучно.

- Вы правы. Но пусть люди делают то, что им хочется. Я зашел к вам по одной-единственной причине: чтобы не сталкиваться с каноником. Увидел, что он идет навстречу, и спасся бегством. Хватит с меня речей о Господней воле и неистощимой доброте Богоматери.

Шейла Уилан улыбнулась.

- Перестаньте. Вы сами святой человек.

- Да, святой, но это не та святость, которая видит перст Божий в том, что Кейт Райан пострадала из-за строительства шикарного отеля.

- Шикарный отель, говорите… А если бы там строили библиотеку?

- Вы всегда его защищаете. - Доктор Уайт кивнул в сторону закрытой двери.

- Неправда. Я редко защищаю кого-то, но в воле Божьей он не виноват.

- Думаю, вы, как и все остальные, боитесь, что он уедет отсюда и увезет свои деньги.

- При чем тут деньги? - спокойно ответила Шейла. - От его присутствия здесь мне никакой выгоды. Одна дополнительная работа. Весь доход получает министерство связи, а не я.

- Вы правы, - ответил пристыженный доктор Уайт.

- Мартин, я понимаю, что вы имеете в виду. Очень неприятно видеть в людях корыстолюбие. Но наш город отнюдь не процветает. Думаю, этого следовало ожидать.

- Вы слишком терпимы.

- Нет. Я не сплю ночами, думая об увечьях Кейт Райан, но это не значит, что я обвиняю в них того беднягу. Он даже позвонить не может; вокруг соберется толпа и станет слушать, о чем он говорит.

- А разве в сторожке нет телефона?

- Он звонит отсюда в Штаты. Так легче. Я показала ему, как это делается.

- Что ж, ладно. Бизнес, как всегда? Или О’Нил звонит своим дружкам, ушлым адвокатам, которые прилетят сюда и скажут, что он не несет никакой ответственности за случившееся?

- Это очень несправедливо и очень не похоже на вас, Мартин Уайт.

Доктор посмотрел на нее с испугом. Возможно, он слишком далеко зашел. Ему хотелось, чтобы Шейла объяснила, почему это несправедливо. Но Шейла Уилан молчала. Не ее дело объяснять, что Патрик О’Нил звонит в Америку, чтобы уговорить какого-нибудь видного специалиста прилететь и осмотреть Кейт.

Патрик сидел на телефоне весь день, пытаясь найти нужного человека. Счет, который он получит, будет убийственным.

Патрик сказал, что ему нет никакого дела до обид местных врачей. В понедельник сюда прилетит профессор из Нью-Йорка. Может, он и наступит кому-нибудь на ногу, но ему кажется, что когда речь идет о жизни, смерти или параличе, медики должны быть душевно щедрыми и думать о благе пациента. Так что ни о каких обидах не может быть и речи.

Он знал, что профессор из Нью-Йорка почти наверняка подтвердит правоту местных врачей. Если так, то это ничему не повредит и никого не оскорбит.

Сотрудники больницы, сначала и слышать не желавшие о консультантах со стороны, вскоре сдались; Патрик был уверен, что так и случится.

Он не вынесет, если эти люди навредят ей, начнут двигать, хотя двигать ее нельзя, или оставят в деревенской больнице вместо того, чтобы перевезти в дублинский лечебный центр.

И поверит, что было сделано все возможное, только тогда, когда услышит авторитетное и независимое мнение человека, которого он сам выбрал и которому заплатил.

Во всем этом было что-то нереальное. Патрик благодарил Бога за то, что не успел побеседовать с Райанами о подъездной аллее; иначе он никогда не отделался бы от чувства, что несчастный случай с Кейт стал в какой-то степени следствием этого разговора.

Однажды ночью Джон обнаружил, что близнецы спят на угловом диване у окна.

Перед тем как их разбудить, он сварил три кружки какао, и они выпили какао вместе, глядя на летнюю луну, освещавшую реку и строительную площадку.

- Вы очень хорошо держитесь, но спать следует по-человечески, а не у окна. От этого у вас будут болеть шеи, а руки и ноги затекут, - мягко сказал отец.

- Все изменилось, - ответил Майкл.

- Знаю, сынок.

За этим последовало долгое молчание.

- Как ты думаешь… - начала Дара.

- Не знаю. Надеюсь, но по-настоящему не знаю.

Чуть позже он взял пустые кружки, оставил их на сундуке под лампадой и уложил близнецов.

Дара спросила, нельзя ли Грейс О’Нил пожить у них. Сказала, что ей будет приятно с кем-то поговорить ночью.

Джону очень не хотелось ей отказывать, но он чувствовал, что это неприемлемо. Дочь Патрика О’Нила будет ночевать под их крышей только тогда, когда все выяснится.

Глава двенадцатая

Кейт Райан беспокойно заворочалась.

- Миссис Райан, все в порядке. Не надо двигаться.

- Сестра, мой муж здесь?

- Он был здесь все утро. Вышел покурить. Позвать его?

- Нет, отправьте его домой.

- Он не хочет домой. Хочет быть здесь, с вами.

- Он должен заниматься пивной, а не торчать здесь. Никто за него этого не сделает.

Кейт не находила себе места. Иногда она чувствовала, что у нее сломан позвоночник и несколько ребер, иногда нет. Иногда ей хотелось выплакать все слезы, после чего она поправится, сойдет с этого дурацкого стола, на котором лежит, вырвет из себя эти дурацкие трубки и уйдет домой. Но иногда она думала, что больше никогда не сможет двигаться. Кейт до конца не понимала, что случилось.

Иногда она задавала вопросы, но засыпала еще до того как успевала получить объяснение.

Джон заглянул в круглый стеклянный глазок на двери и увидел, что Кейт очнулась. Он затушил сигарету и быстро вошел в палату.

- Который час? - спросила она.

- Полдень, любимая. Я только что слышал звон колоколов.

- Если так, то почему ты здесь?

- Что?

- Через полчаса нужно открыть бар. Кто это сделает?

- Милая, сегодня это не требуется. Все знают, что я здесь, с тобой.

- Они узнают это только тогда, когда придут и увидят, что дверь на запоре… Джон, опомнись. Пожалуйста. Пожалуйста, не заставляй меня принимать все решения даже тогда, когда я лежу со сломанным позвоночником. Ради бога, сделай что-нибудь по собственной инициативе. Хотя бы раз в жизни.

Сестра вызвала санитара. Тот перевернул Кейт, и сестра быстро сделала ей укол.

Джон стоял как вкопанный.

Лицо Кейт снова стало спокойным, словно во сне.

- Не знаю, что делать, - пожаловался Джон молодой медсестре.

- Мистер Райан, я думаю, вам следует пойти домой. Ей дали очень сильное успокоительное. Она еще долго не сможет разговаривать.

- А что я буду там делать?

- Не знаю. Может быть, последовать ее совету и открыть паб.

Джек Райан неохотно повернулся и вышел.

Во взятой напрокат машине его ждал Поди Дойл, младший брат Брайана. У этого восемнадцатилетнего мальчика были водительские права. Патрик О’Нил нанял его и машину и велел, чтобы он возил членов семьи Райанов из больницы в Маунтферн - если понадобится, то сто раз в день. И находился под рукой в любое время дня и ночи.

Парнишка был добрый. Он не выносил, когда видел на лице Джона боль.

- Пабы откроются через двадцать пять минут. Но, может быть, для вас сделают исключение. Не хотите выпить глоточек бренди?

- Спасибо, Поди. Будь добр, отвези меня домой. Понимаешь, я тоже должен открыть паб и позаботиться о бизнесе.

- Конечно, должны. Я думал, этим занимается кто-то другой. Понимаете, люди очень хотят вам помочь. Сами знаете.

- Знаю, - вяло ответил Джон. - Но понятия не имею, что они могут для меня сделать.

Конечно, Кейт оказалась права. Многие хотели узнать, как она себя чувствует, и заплатить Райанам привычную дань.

Грейс спросила, можно ли ей остаться на ленч.

- Конечно. - Джона радовало, что у его близнецов будет компания. Он отправил девочку на кухню, а сам встал за стойку. Патрик сидел на табуретке и спрашивал обо всем. Затем пришел Фергус и сел рядом с американцем.

- А как на нее подействовал укол? Она отключилась сразу или через какое-то время? - спросил Патрик.

- Может быть, попросите его вывешивать на двери бюллетень, как в Букингемском дворце? - внезапно спросил Фергус.

Патрик посмотрел на него с недоумением.

- В пивной сидят четырнадцать человек и ждут свои пинты, полпинты, порции виски и бутылки минеральной. Неужели вы не понимаете, что человеку нужно дать возможность поработать, а не отвлекать расспросами о каждом движении его жены?

- Фергус! - воскликнул шокированный Джон.

- Я не шучу. Занимайтесь своим делом, пока у вас еще есть такая возможность. - В голосе Слэттери слышались слезы.

- Конечно, он прав. - Патрик встал. - Джон, я зайду и расспрошу вас о Кейт, когда вы будете свободны. - Он сделал четыре размашистых шага и вышел на улицу.

Джон Райан очень расстроился.

- Фергус, и зачем только вы пришли? Теперь мне придется пойти за ним. Вы понятия не имеете, сколько он для нас делает. Берет для нас напрокат машины. Мы не смогли бы так часто ездить в больницу и обратно. Выписал для Кейт из Америки профессора, который лечит семью Кеннеди. За что вы его обидели? Он искренне интересовался здоровьем Кейт.

- Я тоже интересуюсь ее здоровьем, но хочу, чтобы вы сохранили свой бизнес! - прошипел Фергус и показал на другой конец стойки, где сидели люди, которым требовалась добавка. - Я тоже мог бы возить вас к Кейт или дать вам свою машину. Он не единственный, кто хочет помочь.

- Но это так. Он действительно хочет помочь. Если вы снова наброситесь на него так, как сделали в больнице, это только испортит дело. - Джон все еще смотрел на дверь, прикидывая, не побежать ли за Патриком.

- Да, вы правы. - Фергус поднялся с табуретки и медленно побрел по Ривер-роуд, с опозданием поняв, что он лишил Джона Райана двух клиентов. По другому берегу реки шел грустный Патрик О’Нил, пробиравшийся между строительной техникой и низкими стенами своего будущего отеля.

Керри О’Нил купил в магазине Леонарда открытку. Причем выбрал ее очень тщательно. Открытка была не шуточная, но и не мрачная. Со множеством цветов и стихами о дружбе и здоровье.

Томми Леонарду такое поведение казалось верхом учтивости. Большинство людей покупает первую же открытку, которая попалась им на глаза, или самую дешевую.

Отец Керри эту точку зрения не разделял. Он считал, что Керри холоден и абсолютно равнодушен к случившемуся. В выборе ничего не значащей открытки и надписи на ней - «От всех ваших маунтфернских друзей и Керри О’Нила» - было что-то чересчур расчетливое. Но Патрику уже давно не доставляли удовольствия слова и поступки Керри. Казалось, мальчик полностью ушел в себя. В его жизни не было места для других людей.

Курица варилась уже давно. Карри посматривала на нее с тревогой: птица начинала развариваться. Обычно в это время приходила хозяйка и начинала готовить белый соус; она врывалась на кухню как вихрь. Бросалась к плите и начинала сбивать в кастрюльке молоко, масло и муку, определяя порции на глаз. Указания, которые она давала Карри, напоминали автоматные очереди. Кейт Райан выражалась решительно, но мягко.

«Вынь картошку и положи ее на блюдо. Спасибо, Карри. Теперь, будь добра, подогрей тарелки. Спасибо, Карри. Дай мне нож и вилку для разрезания. Правильно. Теперь позови Майкла. Сегодня его очередь накрывать на стол». - Это работало как часы. Но сегодня все шло вкривь и вкось. Карри не хватало рук. Дети сидели как лорды и леди и ждали, когда она накроет на стОл. Хозяин был в пабе, где собралась половина здешнего прихода, радовавшаяся возможности налакаться как свиньи.

Карри совсем забегалась. Она сняла с плиты кастрюлю с курицей, но решила, что та уже остыла, и поставила ее обратно. Когда она достала картошку, курица развалилась на мелкие кусочки.

Поскольку хозяйки, которая могла бы ее отругать, рядом не было, Карри решила поставить на стол картошку в большом черном котелке. Котелок оказался тяжелым, и девушка понесла его бегом. Она не знала, что на ленч пригласили Грейс. Увидев юную мисс О’Нил, Карри попятилась, но котелок выскользнул. Она со стуком поставила его на стол, после чего раздалось громкое шипение. Котелок оставил на столе огромную отметину.

Карри с ужасом уставилась на пятно. Пять пар детских глаз с таким же ужасом посмотрели на прожженный стол, а потом на нее.

Вынести это было невозможно. Дать совет было некому. Карри вылетела из комнаты в слезах.

Услышав шум, Джон извинился и прибежал из бара.

В комнате для завтраков дети пытались соскрести со стола черные пятна. Лица у них были виноватые.

- С чем вас и поздравляю, - сказал он, разыскивая взглядом преступника.

- Это не мы, мистер Райан, - звонко ответила маленькая американка и очаровательно улыбнулась.

Она напоминала светловолосого ангелочка, заступавшегося за грешников. Но Джон и без нее понял, что Карри опять дала маху.

Дела на кухне оказались хуже, чем он ожидал. Курица развалилась и больше напоминала бульон, чем птицу. Капуста переварилась; из кастрюли воняло. Кастрюлька с чем-то, отдаленно напоминавшим молочный пудинг, сгорела. Джон снял ее с плиты и обвел картину мрачным взглядом.

Карри видно не было, но на заднем дворе у старой колонки сидела какая-то фигура и рыдала, прикрывшись фартуком.

Рядом оказалась Дара.

- Дара, достань из кастрюли уцелевшие куски курицы и дай каждому по две картофелины. Брось стол, мы займемся им позже.

- Как быть с капустой?

- Когда остынет, скормишь ее курам.

- А что делать с куриными жилами?

- Кормить ими кур было бы бестактно, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Дара хихикнула.

- Папа, ты такой шутник, - весело сказала она.

- Ничего другого мне не остается, - ответил Джон Райан.

- Отец, все безнадежно, - сказала Грейс. - Их служанка принесла горячий котелок с картошкой, сожгла крышку стола, убежала и заплакала. Все просто безнадежно.

- Что им нужно? - спросил Патрик.

Грейс задумалась.

- Наверное, им нужна хорошая экономка. Такая же, как наша мисс Хейз.

- Да-да.

- Ты кого-нибудь пришлешь к ним?

- Нет, Грейс. Думаю, это принесет больше вреда, чем пользы. Мы не знаем, кого к ним послать, и можем выбрать не того человека.

- Может быть, Мэриан знает. У нее своя гостиница.

- Я не хочу подключать Мэриан к этому делу.

- Она по тебе сохнет, - сказала Грейс.

- Не говори глупостей.

- Ты сам знаешь. Она тебе не нравится?

- Она ничего, но давай оставим этот дурацкий разговор. Сохнут по кому-то подростки, а не старики и старухи.

- Так мы не станем искать для них экономку? В смысле, для Райанов?

- Нет. Бывают времена, когда следует немного подождать.

Грейс предложила им свою помощь. Нет, она не хочет сказать, что у них неаккуратно или что от нее что-то скрывают, потому что она гостья. Просто она будет делать то же, что и все остальные члены семьи.

Майкл и Дара нашли ей дело. Грейс водила Леопольда на прогулку, собирала овощи и снимала с веревки высохшее белье.

Она уговаривала их сходить поиграть. Посещать мать в палате интенсивной терапии им не разрешали, но Грейс сказала, что миссис Райан наверняка не хотела бы, чтобы они сидели дома и грустили. Она хотела бы, чтобы ее дети купались и вели нормальную жизнь. Мало-помалу близнецы согласились, но в доме царил такой кавардак, что легче было вообще никуда не ходить.

- Никогда не думала, что вести хозяйство так трудно, - прохныкала Дара.

- Не понимаю, зачем люди женятся, - с чувством сказал Майкл.

- Но ведь это совсем не обязательно. - Грейс хотела сказать, что, если у тебя есть деньги, можно заплатить человеку, который все делает правильно.

Человеку вроде мисс Хейз, которая вела хозяйство в сторожке. У нее всегда хлеб лежал в хлебнице, а печенье - в жестяной банке. Там были чистые полотенца и простыни. Так почему же в хозяйстве Райанов все идет через пень-колоду?

- Когда-то мы собирались жить в Фернскорте, - неожиданно сказал Майкл. - И обо всем договорились заранее. Мы не станем есть и спать в одно и то же время, не будем стирать белье и чистить обувь… Возможно, у нас получилось бы.

Он грустно вздохнул.

Грейс похлопала его по руке.

- Наверное, ужасно быть самым старшим, - сказала она.

- Ну, мы оба самые старшие, - ответил Майкл, стараясь соблюсти справедливость.

- Но мальчикам приходится труднее. Я помню… - Внезапно она осеклась.

- Что? - одновременно спросили близнецы.

- Ничего.

- Ну же, Грейс, скажи, что ты вспомнила, - не отставала от нее Дара.

- Я не хочу вспоминать об этом. Не могу.

- Пожалуйста, Грейс. - Похоже, Майкл нашел лучший способ убеждения.

- О’кей, я не хотела вспоминать об этом, потому что… Ну, я вспомнила, что, когда мама болела, Керри сказал, что мальчикам приходится труднее, потому что им хочется плакать не меньше, чем девочкам, но самолюбие не позволяет. Ты должен притворяться, что тебе все нипочем. Керри говорил, что самое трудное - это невозможность поплакать вместе с матерью. Если бы такая возможность была, мать поняла бы, как сильно он ее любит.

Близнецы молчали.

Грейс начала оправдываться:

- Теперь вы понимаете, почему я не могла закончить фразу. Потому что не хотела говорить о моей матери, которая действительно умерла, при вас, у которых мать умирать не собирается. Понимаете?

Дара крепко обняла Грейс, а Майкл пожал ей руку. Девочка тут же успокоилась и улыбнулась обоим.

- Давайте поскорее покончим с этими проклятыми яблоками и пойдем купаться.

Дети мрачно чистили яблоки и вынимали из них серединки, заранее зная, что Карри сделает из этого неаппетитное бурое варево и вся их работа пойдет насмарку.

Миссис Уилан была спокойной и деловитой. Всем пойдет на пользу, если Джон сможет обеспечить жильем и работой ее кузину Мэри Доннелли. Сообщать подробности не обязательно, но бедняжка пережила душевный кризис и сейчас для нее самое худшее - это сидеть в одиночестве и киснуть. Она очень способная и не требует большого жалованья. Просто ей нужно сменить обстановку на несколько недель или месяцев. Вплоть до возвращения Кейт.

У Джона гора свалилась с плеч. Этот день его подкосил: Кейт боролась с болью и кричала, что он не способен проявить инициативу; Фергус и Патрик едва не подрались, а потом ушли из паба; Карри лежала в постели с истерикой, а кухня выглядела так, словно в нее угодила бомба. До повторного открытия пивной оставалось еще полчаса. Он обрадовался, узнав, что если избавительнице Мэри Доннелли позвонят, она сможет приехать на автобусе через два дня. Где она будет спать?

Миссис Уилан подумала и об этом. На заднем дворе есть пристройка, не нуждающаяся в большой переделке. Можно будет нанять на стройплощадке пару рабочих, которые проведут туда электричество и покрасят стены.

Кроватей в Грейндже хватает. Мэриан Джонсон предлагала свою помощь; небольшой подержанной кровати будет вполне достаточно.

Джон не знал, можно ли принять такое щедрое предложение. Шейла твердо заверила его, что можно.

- Когда с человеком случается что-то ужасное, люди чувствуют себя беспомощными и хотят только одного: помочь ему. Джон, если вы позволите себе помочь, все сразу почувствуют себя намного лучше.

Джон благодарно пожал ей руку. Когда сегодня утром молодой Поди Дойл сказал, что люди хотят помочь, он, Джон, ответил, что не знает, о чем их попросить. А теперь миссис Уилан сделала это возможным.

Когда Джон Райан дал ей зеленый свет, Шейла пошла прямиком к Брайану Дойлу.

- Вы говорили, что хотите помочь, - начала она.

Все произошло в одно мгновение. Люди и материалы нашлись. С пристройки содрали поломанные доски и увезли стоявшие там ящики. Другие вещи, представлявшие собой явный хлам, не стали выкидывать без совета с Кейт. Просто перенесли их в еще более старую пристройку по другую сторону пивной и аккуратно сложили в ожидании вердикта хозяйки.

Стены побелили в три слоя, чтобы они выглядели как можно солиднее.

Новый дом стал центром притяжения для остальных детей. Джасинта и Лайам Уайты, вернувшиеся из своего Ирландского колледжа, грызлись между собой сильнее прежнего и, по собственному признанию, не выучили там ни одного ирландского слова.

Лайам называл Джасинту тупицей и говорил, что она втрескалась в парня, который преподавал танцы. Джасинта говорила, что Лайам балбес, что его в первый раз застали за курением, а во второй - когда его тошнило после курения. Они передали близнецам слова своего отца, сказавшего, что миссис Райан не умрет, но никто не знает, когда она вернется домой. Они спросили, что имеется в виду - дни, месяцы или годы, - но отец только пожал плечами.

- Наверное, речь идет о месяцах. Именно поэтому пришлось ремонтировать пристройку, - мрачно сказала Дара.

Мэгги Дейли решила разрядить атмосферу.

- Откуда ты знаешь? Твоя мать может вернуться хоть завтра, но ей все равно понадобится помощница. Ты же сама твердила, что это сказка без начала и конца.

Дара широко улыбнулась.

- Точно. Сказка без конца. Когда кончаешь готовить еду и мыть посуду, пора готовить снова. Знаешь, по-моему, люди слишком много едят.

Мэгги прыснула со смеху.

Брайан Дойл, пришедший наблюдать за своими рабочими, отчитал их.

- Глупые девчонки! Вместо того чтобы пялить глаза и хихикать, лучше бы поставили чайник и напоили мужчин чаем. Понятно?

Эти слова едва не довели Дару и Мэгги до истерики.

- Черт побери, женский труд - это действительно сказка без конца, - промолвила Дара, придя на кухню.

- Дара, что за выражения! Если бы их услышала твоя мать, она бы тебя выдрала, - сказала шокированная Карри.

Дара на мгновение задумалась. Было бы здорово, если бы в доме снова хозяйничала мама и драла всех подряд, а не лежала на спине в больнице.

Грейс рассказала Мэриан Джонсон о новой комнате, и хозяйка Грейнджа прислала Райанам старую кровать. Фергус Слэттери привез якобы не нужный ему шкаф. Привез на своей машине и сам внес его. Мать Мэгги попросила Чарли отнести Райанам маленький столик, синюю скатерть, статуэтку Богоматери и синий стеклянный ночничок, который можно было поставить перед статуэткой. Леонарды прислали коврик для пола и новенький бювар с писчей бумагой и конвертами на случай, если приезжая захочет написать домой. Лоретто Куинн дала стул. Уильямсы сказали, что у них есть рулон линолеума, купленный по ошибке и не принятый магазином назад; они искали человека, которому этот рулон пригодился бы.

Время от времени заглядывал Джон и говорил, что эта комната будет лучшей не только в лицензированной пивной Брайана, но и во всем доме.

Когда во вторник Мэри Доннелли сошла с автобуса, ее новый дом был совершенно готов.

После короткого инструктажа на почте у миссис Уилан она решительно направилась вниз по Ривер-роуд, держа в руке сумочку. Свой большой чемодан Мэри оставила у Шейлы Уилан, чтобы Райаны не подумали, что приехала она всерьез и надолго.

Она уже знала, где находится самое главное место, и пошла прямо на кухню.

- Меня зовут Мэри, - сказала она Карри. - Наверное, вы испытали сильное потрясение, когда выяснилось, что не у кого спросить совета.

Карри посмотрела на нее с благодарностью.

- Да уж, мисс, - сказала она. - Если бы я знала, чего от меня хотят…

- Разберемся, - ответила Мэри Доннелли и повесила пальто на заднюю дверь.

- Шейла, почему вы не пришли ко мне? Я сделал бы все, что нужно, - сказал Патрик.

- Я решила, что не стоит обращаться непосредственно к вам, - мягко ответила она.

- Почему? - Но он знал, почему. Прекрасно знал.

- Подумала, что будет лучше, если это сделают другие.

- О господи… Да, я чувствую себя ответственным за то, что Кейт покалечилась на моем участке, но виноватым себя не считаю.

- Конечно.

- И все остальные должны чувствовать то же самое. Так оно и есть, верно?

- Не совсем. В таких делах люди легко принимают чью-то сторону. Одного или другого.

- Я думал, что этот чокнутый адвокат, который здесь один-единственный, огорчился, потому что он неравнодушен к ней.

- Серьезно?

- Прошу прощения, мне не следовало так говорить, но вы знаете…

- Не знаю, вам действительно не следовало так говорить, и это неправда.

- Шейла, не сердитесь. Вы были первым здешним жителем, который радушно встретил меня. Не изменяйте мне.

Она потрепала его по руке.

- Не драматизируйте ситуацию. Я просто слегка направляю вас, как делала в самом начале. Тогда вы этому радовались. Может быть, я слегка перешла границу.

- Они в самом деле считают, что это моя вина?

- Кое-кто считает.

- Но это несправедливо! - воскликнул он.

- А кто сказал, что на свете есть справедливость?

Патрик вспомнил, какую жизнь прожила Шейла, и молча кивнул.

- Видите ли… - начала она.

- А?

- Видите ли, логично это или нелогично, но они так думают. Если бы вы не приехали сюда, на участке не было бы никаких машин и бульдозеров. И ничего этого не случилось бы.

- Значит, если бы я не приехал сюда, все было бы хорошо? - тихо спросил он.

- Ну, для Райанов - да, - просто ответила Шейла.

Доктору Уайту американец не нравился. То, что он привез в Ирландию специалиста-янки, было тут ни при чем. Это скорее доставило доктору Уайту удовольствие, потому что сбило спесь с высокомерных врачей городской больницы.

Просто американец считал, что самое главное в жизни - это деньги и бизнес.

Однажды он заявил, что после завершения строительства отеля практика доктора Уайта значительно увеличится.

- Надеюсь, что вашим постояльцам мои услуги не понадобятся. Это испортит им отпуск, - вежливо ответил доктор Уайт.

- Да, но если у этих состоятельных людей заболит живот, вы сможете назначить им соответствующую цену.

- Я назначу им ту же цену, что и всем прочим. Не стану обдирать больных людей только потому, что они богатые американцы, - надменно сказал доктор Уайт.

Он знал, что Патрик называл его чистоплюем.

Поэтому доктор удивился, увидев О’Нила у себя в кабинете.

- Вы можете прописать мне какое-нибудь снадобье, после которого я просплю восемь часов подряд? - спросил Патрик.

- Вряд ли.

- Что вам для этого нужно? Моя медицинская карта?

- Почему вы не обратились к тому янки, который лечит семью Кеннеди? Он бы вам что-нибудь дал.

- Черт бы побрал этого типа! Он - хирург-ортопед. - Досада, прозвучавшая в голосе Патрика, была такой сильной, что доктор невольно улыбнулся. Через мгновение американец улыбнулся тоже.

- Прошу прощения, я немного взвинчен. Сказывается недосып.

- Скорее нервное напряжение. Стресс. Вы раньше что-то принимали?

- Никогда в жизни. Считал, что это признак слабости. Но если человек хромает, то волей-неволей пользуется палкой. Похоже, в отношении сна я захромал на обе ноги.

- Если судить по вашим словам, то не очень.

- Так вы мне что-нибудь пропишете?

- Мистер О’Нил, вы взрослый человек, можете купить и продать в этом городе любого и, возможно, так и сделаете. Кто я такой, чтобы отказать вам в рецепте на снотворное, не вызывающее привыкания?.

- Купить и продать? Что это значит?

- Мистер О’Нил, это всего лишь местная поговорка. Про умного ребенка в Ирландии говорят: «Этот мальчик нас всех купит и продаст». Большей похвалы на свете не существует.

- Вы издеваетесь надо мной?

- Ради бога, не думайте так… Пожалуй, двухнедельного курса будет достаточно. По одной таблетке на ночь, с теплым молоком. Укрывайтесь теплее и не заставляйте себя уснуть. Уверяю вас, сон придет сам собой.

Доктор взял листок бумаги, что-то написал на нем и витиевато расписался.

- Вы считаете меня ответственным за несчастный случай с Кейт Райан?

- Нет. Конечно, нет.

- Честно?

- При чем тут вы? В тот момент вы находились за несколько миль оттуда.

- Я имею в виду моральную ответственность.

- Вопрос философский. Человек - не остров. Все мы в той или иной степени влияем на жизнь и смерть других, их успехи или неудачи. Только и всего.

- Если бы вы знали, как я жалею о случившемся…

- Знаю. Как и большинство местных жителей. Разве вы не сдвинули горы, чтобы помочь ей? - Голос доктора звучал мягко.

- Но врачи говорят, что лучше ей не станет.

- Точнее, что на это уйдет много времени.

- Кейт больше не сможет ходить. Так говорят и ваши врачи, и мой собственный.

- Зато будет жить.

- В траханом инвалидном кресле?

- Жизнь лучше смерти.

- Доктор Уайт, говорить с вами - то же, что говорить с попом.

- Вам следует более почтительно говорить о священнослужителях.

- Да. Иногда я забываю об этом.

- Откуда приехал этот ваш врач? Из Кейп-Кода? Он вел себя блестяще. Сказал, что местные врачи лечили ее правильно, и все обрадовались.

- Однако не слишком бурно, - сказал Патрик.

- Конечно. Но если бы вы видели столько трудных родов, тяжелых болезней и ужасных смертей, сколько их видел я, то поняли бы, что инвалидное кресло - не самая худшая вещь на свете.

- Вы правы. Не самая, - ответил Патрик. - Спасибо, доктор. Сколько с меня?

- Забудьте об этом.

- Не могу.

- Мне не за что брать с вас деньги. Я только расписался на бумажке.

- Все имеет свою цену. В том числе годы вашей учебы.

- Нет, не все. Поверьте мне, есть вещи, которые не имеют цены.

- А вы поверьте мне, доктор Уайт! - В глазах Патрика загорелся гнев. - Я знаю, что такие вещи действительно есть. По-вашему, я строю этот отель ради выгоды? Знаете, как называет эту затею мой американский управляющий? «Прихотью О’Нила». Здесь дело не в деньгах, а в любви. И в вере. А не в желании бизнесмена заработать. Если этот отель и будет приносить мне прибыль, то очень не скоро.

Доктор Уайт грустно покачал головой и ничего не сказал.

- По-вашему, это не так?

- Не так. Конечно, это имеет цену. Цена - ваше желание очутиться дома и стать важным человеком в местах, откуда приехал именно ваш дед, а не кто-то другой из миллионов ирландцев, эмигрировавших в Америку. То, чего вы хотите, стоит куда дороже денег, не правда ли? Я хотел сказать только одно: есть люди, которые хотят очень мало или не хотят ничего

- Как Райаны, - печально ответил Патрик. - Они действительно хотели очень мало. И в результате остались у разбитого корыта.

- Теперь, когда кто-то будет присматривать за домом, вам станет легче, - сказала Грейс.

- Она сердитая, - пожаловалась Дара.

- Это неважно. Важно то, что она будет вести домашнее хозяйство.

У Грейс все было легко и просто. «Неужели она никогда не переживает и ни в чем не сомневается? - подумала Дара. - Неужели это только моя черта? Наверное, все дело в красоте. Красавицам не о чем беспокоиться. Все их любят».

- А у вас дома тоже все в порядке? Помнишь, как-то давным-давно ты просила меня никому не рассказывать о ссоре между твоим отцом и Керри. Я и не рассказывала. И даже не думала об этом до сегодняшнего дня…

Грейс кивнула.

- Я знаю, что не рассказывала. Ты замечательная подруга.

Они сидели в спальне Дары. Грейс встала и начала беспокойно расхаживать по комнате.

- Нет, у нас дома не слишком весело. Но я не знаю, почему. То ли из-за отношений Керри и отца, то ли потому что отец очень переживает из-за твоей мамы и всего прочего.

Внезапно она показалась Даре ужасно маленькой. Иногда светлые кудри делали ее похожей на малышку, но в остальное время Грейс выглядела как кинозвезда.

- Они ругаются?

- Нет. Наоборот, почти не разговаривают. Всё передают через меня. А если меня нет, то не говорят друг другу ни слова.

- Трудно поверить. Керри такой приветливый и так любит пошутить…

Дара тосковала по беспечным дням; казалось, это было целую вечность назад. Керри был одним из немногих местных жителей, которые не пришли в пивную выразить им сочувствие. Наверное, просто не мог найти подходящих слов.

- Можешь не сомневаться, с отцом он не шутит, - мрачно ответила Грейс, но тут же заставила себя улыбнуться. - Знаешь, я думаю, все закончится, когда миссис Файн уедет. Керри очень не понравилось, что она прилетела в Ирландию. Понимаешь, он думает, что она и отец… ну, я уже рассказывала.

- Да. Но ведь это не так, правда?

- Конечно, не так. - К Грейс вернулось прежнее настроение. - Нет, она живет за несколько миль отсюда и папу не видит вовсе, так что тревога была ложная. Когда Керри это поймет, все станет по-прежнему.

Мэгги Дейли очень жалела, что ее мать видит только черное и белое. Теперь мать боялась, что выражение сочувствия Кейт Райан будет выглядеть как попытка опорочить то, что сделал для Маунтферна мистер О’Нил. Ничего лучшего в их городке не было за всю историю его существования. Будет нехорошо, если глупая сентиментальность помешает признанию его заслуг.

Стоило Мэгги заикнуться о желании пойти к Райанам, как мать начинала талдычить, что нужно следить за каждым своим шагом и не давать повода причислить себя к тому или иному лагерю. Но когда Грейс приглашала Мэгги в сторожку, миссис Дейли радовалась. Она целую вечность искала красивый белый воротник для платья Грейс и каждый раз давала девочке лишнее пирожное с кремом, чтобы та могла угостить мисс Хейз.

Когда Мэгги ходила в сторожку пить чай, миссис Дейли ни про какие лагеря не заикалась.

Джуди Берн обрадовалась, увидев на своем крыльце Патрика О’Нила.

- Я пришел по делу. Но прошу о нашей беседе никому не рассказывать, - сказал он.

- Конечно. - Глаза Джуди загорелись от любопытства и ожидания.

- У нас в Штатах применяются другие методы лечения. Не могли бы вы рассказать о своей работе? Вы делаете процедуры в больнице?

- Нет, только в окрестностях Маунтферна. Правда, иногда я заменяю сотрудников физиотерапевтического отделения, уходящих в отпуск.

- Но главное для вас - это частная практика, верно?

- Да. - Джуди не могла понять, куда он клонит.

- Здесь нет ни амбулатории, ни физиотерапевтического кабинета. Выходит, вы работаете главным образом на дому?

- Я прихожу к людям на дом, а при необходимости принимаю их в кабинете доктора Уайта. Если человека нужно научить делать физические упражнения или нужные движения, он приходит сюда. - Джуди не понравился взгляд, которым Патрик обвел ее маленькую гостиную с письменным столом и полкой, на которой стояли учебники.

- И кто вам платит?

- Что? - недоуменно переспросила она.

- Прошу прощения. Я уже сказал, что это деловой визит. И все же мне следовало быть вежливее. - О’Нил пустил в ход свою знаменитую улыбку. Уголки глаз окружила сеть тонких морщинок, голова шаловливо склонилась набок. Это была маска маленького мальчика, которую Патрик О’Нил носил так давно, что уже сам не сознавал, когда она появлялась на его лице. Дождавшись ответной улыбки, он продолжил: - Знаете, я простой американский парень и не всегда понимаю, как тут делаются дела. Оказывается, больницы у вас бесплатные… для некоторых. Я этого не знал.

- Да, больница графства бесплатная, но только для тех, кого туда направляет врач благотворительной организации, - объяснила Джуди. - Люди, у которых есть средства, обращаются в монастырские больницы или к частным врачам, у которых есть свои кабинеты. - Она не могла понять, почему его это заинтересовало.

- Да, теперь понимаю. - Терпение Патрика не имело границ.

Он уже успел познакомиться с местной системой здравоохранения. Сначала Кейт находилась в палате интенсивной терапии. Когда курс закончился, ее перевели бы в общую палату, если бы Патрик не договорился об отдельной. Это он сумел. Но Кейт понадобятся физиотерапевтические процедуры. Сначала в больнице, а когда она выпишется, то на дому. Именно эту сложную проблему он и хотел обсудить с Джуди. О’Нил думал, что фраза о деловом визите позволит ему быстро закруглиться, но не тут-то было. Он никак не мог привыкнуть к тому, что в Маунтферне граница между деловой и светской беседой представляет собой настоящее минное поле.

- А как поступаете вы? - осторожно спросил он. --Кто компенсирует вам затраты? Больница, пациент или врач, который его к вам направил?

Выражение «компенсировать затраты» казалось ему менее обидным, чем выражение «платить».

Наконец Патрик О’Нил с величайшим трудом вырвал у нее нужные сведения. Это оказалось труднее, чем рвать зубы.

Джуди Берн действительно была частным физиотерапевтом, но эта работа не была единственным источником ее дохода.

Она вернулась в Маунтферн, чтобы ухаживать за старой матерью. Когда мать умерла, Джуди унаследовала этот симпатичный маленький домик, машину и энную сумму в банке.

Это позволяло Джуди безбедно жить, не слишком утруждая себя работой, которую ей обеспечивали больница, доктор Уайт и другие местные врачи.

Она обладала нужной квалификацией, жила неподалеку от Райанов и при необходимости могла бы оказать помощь Кейт. Плату, по мнению Патрика, она брала вполне разумную; оставалось надеяться, что так же думают и другие. Но О’Нил тут же напомнил себе, что его материальное положение сильно отличается от положения остальных жителей Маунтферна.

Если он договорится с Джуди Берн, что она будет приходить к Кейт Райан три раза в неделю, это удовлетворит всех. Кейт, Джуди и его самого. А вдруг нет? Вдруг это покажется им унизительным? Тогда все пойдет насмарку.

- Вы быстро поправляетесь, миссис Райан, - сказала ей медсестра.

- Вас предупреждали, что все будет именно так? - устало спросила Кейт.

- Как, миссис Райан?

- Что вам придется вытирать задницы и вытаскивать из-под больных испачканные простыни?

- Это только небольшая часть нашей работы. Главное то, что людям становится лучше.

- Какое там лучше, если я не могу понять, когда мне нужно судно? Какое там лучше, если я испражняюсь на глазах у всех? В том числе и у тех, кто пришел меня навестить?

- Тише, тише. Это совсем не так.

- О господи, в том-то и дело, что именно так! Уже второй раз за утро. Если бы у меня было десять секунд, я бы позвала вас. Но я ничего не почувствовала.

- На это не обращает внимания никто, кроме вас.

- Надеюсь, что я буду обращать на это внимание всегда. Не хочу дожить до такого состояния, когда мне станут вытирать задницу другие люди.

- Я уже говорила, так будет не всегда.

- А когда? Когда мне станет лучше? Неделю назад вы сказали, что мне станет лучше на этой неделе. А две недели назад - что на прошлой.

- Миссис Райан, если бы вы знали, как быстро выздоравливаете, то не стали бы переживать из-за всяких мелочей, которые не доставляют нам особых хлопот. Вы бы радовались этому улучшению так же бурно, как радуемся мы.

- Сестра, вы сами прекрасно знаете, что все это пустая болтовня.

- Миссис Райан, пожалуйста…

- Как вас зовут, сестра?

- Джеральдина.

- Прекрасно. Я буду звать вас Джеральдиной, а вы меня - Кейт. Судя по всему, нам предстоит провести вместе долгие годы, так что можно обойтись без формальностей.

- Долгих лет не будет, миссис… э-э… Кейт.

- Я вернусь домой к Рождеству? Скажите мне хотя бы это.

- Не могу. Я не знаю.

- Сейчас всего-навсего июль, а вы не знаете, выпишусь ли я к Рождеству… О боже, боже, что мне делать? - Кейт негромко застонала.

- Я только сказала, что не знаю. Я всего-навсего медсестра, а не врач и не хирург.

- Прекратите оправдываться. Что значит «всего-навсего медсестра»?

Джеральдина улыбнулась.

- И перестаньте смеяться надо мной! - рявкнула Кейт.

- Вы просто чудо. Теперь я понимаю, почему весь Маунтферн так хочет, чтобы вы поскорее вернулась, - сказала девушка.

- Никто этого не хочет. Про меня забыли.

- Вряд ли. Мы получаем тонны письменных запросов на разрешение посетить вас, но даем такие разрешения только родным.

- Запросов… О господи, кому может хотеться видеть человека, который страдает поносом и гадит в постель при посетителях?

- Мистер Слэттери звонит два-три раза в день, мистер О’Нил - каждый день. Не говоря о Койнах, Уолшах, Куиннах, Дейли и прочих. Даже эта иностранка приходила два раза. Хотела вас увидеть, а когда ей отказали, оставила цветок в горшке.

- Я не знаю никакой иностранки. Наверное, она приходила к кому-то другому.

- Миссис Файн.

- Нет, не знаю.

- Ладно, я проверю, но она говорит, что знает вас. Маленькая смуглая американка, больше похожая на итальянку или француженку.

В мозгу Кейт что-то шевельнулось. Но события того дня, когда она познакомилась с Рейчел Файн, плохо сохранились в ее памяти. В тот день опубликовали поэму Джона; во всяком случае, он так говорил. Потом в бар пришел Патрик О’Нил и настойчиво сказал, что хочет с ними посоветоваться. Джон говорил ей и об этом, но она ничего не помнила. Может быть, миссис Файн тоже была в пабе? Фамилия казалась знакомой, и воспоминание было скорее приятным, чем неприятным.

- Если эта миссис Файн придет еще раз, пропусти ее ко мне, - сказала Кейт.

- А как быть с мужчинами? Со Слэттери и О’Нилом?

- Нет. Пока нет. Один из них заставит меня плакать, а другой - ругаться.

- Ясно. Я поняла. Ну, а теперь…

- О боже, - вздохнула Кейт. - Я знаю, что значит это «теперь».

«Теперь» означало «еще раз». Бесконечный цикл. Изменение позы в кровати каждые четыре часа во избежание пролежней, которые рано или поздно появятся все равно из-за сильного давления тела на простыню и матрас. «Теперь» - это физиотерапия. Пока Кейт только лежала пластом, но слышала, что скоро за нее возьмутся всерьез и начнут заставлять напрягать мышцы.

Были безуспешные попытки научить ее контролировать состояние своего мочевого пузыря и кишечника. Тело не желало слушаться и испражняться в одно и то же время. Оно предало ее. Были болезненные введения и извлечения катетера. О боже, разве она когда-нибудь ценила возможность прибежать в туалет, закрыть за собой дверь и удовлетворить свои естественные потребности?

Разве она когда-нибудь думала о людях, для которых по радио передавали специальные концерты по заявкам больных? Сочувствовала тем, кто лежал с катетерами, пролежнями и капельницами? Похоже, со временем бедняги привыкали считать такое положение нормальным. Но привыкнет ли когда-нибудь к этому она сама?

Глава тринадцатая

В день приезда Мэри Доннелли Леопольд устроил для нее свое любимое представление. Прижался к стене, затрясся всем телом от большой бесформенной головы до нелепого длинного хвоста, закатил глаза, вздрогнул и жутко завыл.

- Псина, прекрати немедленно! - решительно сказала ему Мэри Доннелли.

Леопольд не поверил своим ушам. Обычно люди причитали «бедный песик», «хорошая собачка» или «чего ты так испугался?» Но эта новая женщина говорила совсем другим тоном.

- Псина, не далее как полчаса назад я видела тебя на главной улице этого города с костью, напоминавшей размерами клюшку для травяного хоккея.

Леопольд понял, что его разоблачили, и понурился.

- Нет, я не против. Хорошо, что мясник не сжигает кость, а отдает ее собаке. Просто я хочу, чтобы ты перестал скулить. Для этого нет никакой причины.

Когда Леопольд чуть не кивнул в ответ, у детей отвисли челюсти.

- Мы найдем с тобой общий язык, когда поймем, что жалеть себя - последнее дело.

Затем Мэри обвела взглядом немую сцену.

- Как зовут это милое животное?

Эдди был единственным, у кого хватило смелости ответить на вопрос.

Мэри повторила кличку несколько раз, проверяя ее на зуб, и в конце концов решила, что это имя ей нравится.

- Леопольд, - громко сказала она.

Обычно этого было достаточно, чтобы Леопольд заверещал так, словно его режут. Он попробовал, но тут же остановился.

Мэри улыбнулась.

- Так-то лучше, - сказала она. - А другие животные здесь есть?

- Джаффа и Морис, - ответил Эдди, далеко не самый красноречивый в этой семье.

- Я могу их увидеть?

Она тщательно рассмотрела Мориса, находившегося в торфяном домике, и Джаффу, сидевшую на заборе.

В первый день Мэри совершила экскурсию по дому и выяснила, для чего предназначено то или иное помещение.

В каждой комнате молодая женщина понимающе кивала и говорила, что ее не обманули: до несчастного случая домашнее хозяйство здесь вели прекрасно. Поэтому детям не нужно было ничего объяснять и оправдываться.

Когда пивная закрылась, Мэри попросила Джона кратко объяснить ее обязанности в баре.

- Кратко не получится, - улыбнулся Джон. - Кружку нужно наполнять медленно и с любовью. В пивной все делается неторопливо.

- Может, вы правы, а может, и нет, - ответила Мэри. - Насчет медленного наполнения кружек поверю вам на слово. Иначе люди сидели бы у стойки целую вечность и ждали. когда осядет пена. Но в пабе наверняка есть и другая работа. которую можно делать быстро. Объясните мне здешние меры жидкости, все эти наггины, ноггины, джорумы и прочее^[27].

- На это уйдет не меньше месяца, - беспечно ответил Джон. Когда Мэри грозно нахмурилась, он торопливо добавил: - Но начать можно прямо сейчас.

Мэри Доннелли освоилась удивительно быстро. Тут же познакомилась с Лоретто Куинн и Ритой Уолш, сказала им, что она двоюродная сестра миссис Уилан и будет вести хозяйство у Райанов до выздоровления Кейт. Никто не видел угрозы в этой маленькой женщине лет тридцати с небольшим. У нее были волнистые русые волосы и веснушки. Мэри ничего не стоило стать хорошенькой, но она носила коричневые джемперы, коричневые юбки и коричневые ботинки на шнурках. Косметикой она не пользовалась принципиально, а ее единственным украшением была золотая цепочка с нательным крестиком.

Поскольку она была учительницей, то могла заставить всех слушать себя, не повышая голоса. После прибытия Мэри Доннелли в доме стало намного тише.

Если кто-то по старой привычке начинал кричать на другого, она решительно подходила к нему и спрашивала, что заставило его повысить голос. Это действовало безотказно.

Поскольку она была учительницей,, то прекрасно знала, что им всем придется делать в школе, и приготовила для них маленькие задания на каникулы. Дети приняли это в штыки и пожаловались отцу, требуя восстановить справедливость. Но Мэри сумела повернуть дело так, что Джон оказался полностью на ее стороне.

- Она говорит, что это займет всего полчаса в день. Заглянуть в учебники не вредно. Если вы что-то сделаете не так, она поможет вам исправить ошибки. Кроме того, утренние занятия немного отвлекут вас от мыслей о маме. Но самое главное то, что мама будет за вас рада.

Максимум внимания Мэри Доннелли уделила Даре.

- Тебе это понадобится, - мрачно сказала она.

- Почему это понадобится мне больше, чем остальным? - тревожно спросила Дара.

- Какая жизнь ждет женщину, которая не учится, не овладевает знаниями и не расширяет свой кругозор? Женщины должны бороться за свое место под солнцем. Поверь, я говорю правду. Не верь в сопливые сказки о любви и семье, иначе они разъедят тебе душу.

Однако Дара не могла понять, какое отношение к борьбе за место под солнцем имеют дроби и члены предложения.

Она возражала против приезда Мэри Доннелли. Говорила, что они и так справятся. Ей уже почти тринадцать, она взрослая. Кое-где в таком возрасте можно выйти замуж. Но ее никто не послушал. И правильно сделал, потому что Мэри действительно облегчила им жизнь.

После уроков Мэри находила им какое-нибудь занятие, как делала мама. Кормить кур, носить ящики, подметать пивную… Кроме того, она так же строго, как мама, требовала, чтобы дети приходили к ленчу. Потом они ехали к маме в больницу и получали задание хорошенько запомнить все новости. А заодно книги, которые можно было читать в приемной, пока папа оставался с мамой наедине.

Днем Мэри работала в баре. Она смотрела на клиентов уничтожающим взглядом, наполняла кружки, давала сдачу, но до бесед с пьяницами не опускалась. Если кто-то осмеливался сказать ей комплимент, она отвечала, что у нее нет времени на досужую болтовню, до которой так охоч каждый ирландец.

Напрямик спрашивала, говорят ли они такие вещи своим женам и балуют ли их приглашениями выпить вместе. Нет. Никогда. Они всерьез думают, что жены не захотят присоединиться к ним? Очень интересно. Неужели они считают, что их женам нравится торчать дома, подметать полы, чистить обувь, воспитывать детей, готовить, накрывать на стол и мыть посуду? Ужасно смешно. С чего они взяли, что женщинам нравятся такие вещи?

Но мужчины, собиравшиеся в пивной Райана, обращали на ее слова столько же внимания, сколько на визг и вой жавшегося к стене Леопольда. Мэри Доннелли была чокнутой; похоже, какой-то мужик изрядно насолил ей. Но кружки она наполняла правильно и хорошо заботилась о бедняге Джоне Райане и его детях, с которыми случилось страшное несчастье.

По вечерам Мэри Доннелли мыла в баре стаканы, однако в разговорах участия не принимала. Джон отказался от мысли приручить ее. Она не была грубой, но не скрывала, что считает его клиентов отбросами человечества. Приходила на кухню и говорила Карри, что та попадет в беду, если будет так краситься, отправляясь на еженедельные танцы. И даже пыталась учить Эдди и Деклана штопать.

- Почему вы учите этому маленьких мальчиков? - спрашивала сбитая с толку Карри.

- Потому что, если они с детства научатся не делить труд на мужской и женский, можно будет надеяться, что молодые люди следующего десятилетия станут нормальными человеческими существами.

Как ни странно, Эдди штопать нравилось. Он говорил, что это напоминает ему головоломку, которую нужно собрать из кусочков. Но грозил оторвать Деклану голову, если тот кому-нибудь расскажет, чему братья учатся по вечерам.

На Майкла у Мэри времени не было, чему он сначала очень радовался. Считал, что следует держаться от этой властной женщины как можно дальше. Но когда Мэри стала членом их семьи, Майкл начал обижаться на столь откровенное пренебрежение. Она не просила его мыть посуду или накрывать на стол, к чему мальчик привык. Смеялась над тем, как он чистил обувь. Говорила, что предпочитает чистить ботинки сама; тогда не придется сомневаться, что это будет сделано. На молодых людей полагаться нельзя.

Слова «молодой человек» звучали у нее также, как у других слова «деревенский пьяница» или «известный преступник». Иногда Майкл чувствовал себя лишним в доме. У всех остальных было дело, бил баклуши только он один.

Как-то он предложил Даре и Керри помочь им чистить подсвечники. Похоже, порошок «Брассо» им нравился; они вымазались в нем по локоть и весело смеялись. Однако Мэри Доннелли отвергла его помощь. Вежливо, но твердо. Спасибо, ей хочется, чтобы эту работу сделали как следует, серьезно и не отвлекаясь.

Обиженный Майкл ушел с кухни и начал пинать ногой гравий, лежавший на заднем дворе. За этим занятием его и застал Джон.

- Не уделишь мне минутку?

Майкл обрадовался. На столе в комнате для завтраков стояла большая коробка с документами. После несчастного случая Джон совсем 'забросил свое исследование, которое проводил для мистера О’Нила.

- Майкл, с этим нужно что-то сделать. Хотя бы просто привести документы в порядок. Пусть Патрик отдаст их человеку, который сможет завершить работу. Мистер О’Нил должен получить свою книгу. Это будет только справедливо.

- Ничего, немного подождет, -хмуро ответил Майкл.

- Конечно, подождет, но я не о том. Нужно оставить материалы в таком состоянии, чтобы другой писатель - ну, настоящий писатель - видел, что я сделал. Ты не мог бы немного помочь мне?

- Что я должен сделать?

- Давай положим в эту папку то, что уже написано… увы, там будет не так уж много. В эту - почти законченное, а третью назовем «нуждается в проверке».

Майкл разделил бумаги на три кучки, а отец говорил, к какой категории относится данный документ или рукописная заметка. Плохое настроение не помешало мальчику заинтересоваться содержимым коробки.

- Любопытные рисунки. Фернскорт был таким же?

- Нет, куда более скромным. Но архитектурный стиль тот же, поэтому что-то общее имелось.

- Его отель тоже будет таким?

- Нет, только средняя часть. Он восстановит старый дом в прежнем виде, а затем пристроит к главному зданию два крыла, в которых будут находиться спальни.

- Лучше бы он не приезжал.

- Майкл…

- Я все понимаю. Извини. Просто мне тяжело.

- Сам знаю, - вздохнул Джон. - Послушай, тут есть гравюра, на которой показано, как выглядела река много лет назад. - Он нарочно сменил тему. Что толку мечтать о невозможном? - В голове не укладывается, что это наш Ферн, правда? О боже, тогда английским королем был Георг Третий^[28].

Ты что-нибудь знаешь об этом человеке?

- Кажется, он был чокнутым, часто сидел в сумасшедшем доме, но временами приходил в себя, - ответил Майкл.

- Ну, в сумасшедшем доме он сидел вряд ли, но душевнобольным действительно был. Впрочем, Ферны из Фернскорта могли и не знать, как он себя чувствует в данный момент. Они уединенно жили в своем роскошном доме, сведения о состоянии здоровья короля доходили до них только через несколько месяцев, а к тому времени все менялось…

Но Майкл его не слушал… Он как зачарованный уставился на линогравюру из старинного журнала.

Отец проследил за его взглядом. На рисунке была изображена баржа, доставившая товары к плоскому причалу, за которым виднелся вход в пещеру.

Эта пещера выглядела в точности как их подземный ход, хотя дело происходило в другом графстве. Майкл сосредоточенно изучал ее, крутил из стороны в сторону и вникал во все детали. А потом начал читать статью, стремясь выяснить, упоминается ли там о тоннеле.

Голос Джона Райана заставил его вернуться к действительности:

- Что, интересно? Я тоже столкнулся с этой проблемой. Начинаешь читать какой-нибудь кусочек, увлекаешься, читаешь дальше и уходишь далеко в сторону от того, над чем работал. Что ты там увидел?

Он говорил деланно небрежно, но понимал, что сына расстроило столь прозаическое объяснение цели таинственного подземного хода.

Лицо Майкла то краснело, то бледнело.

- Ничего. То есть ничего особенного.

- С помощью подобных тоннелей товары доставляли в богатые дома, не рискуя оскорбить глаз хозяев. Это что-то вроде входа для посыльных. - Голос Джона звучал небрежно, но насмешки в нем не было.

- Только и всего? - Было видно, что Майкл сильно разочарован.

- Да, это было их основным предназначением, но, как и все остальное, использовать тоннели можно было по-разному.

- Как, например?

- Ну, это ведь подземный ход, верно? Его можно превратить в склад контрабанды, в место встречи влюбленных или заговорщиков. В путь бегства или похищения… Неважно, для чего он был построен; важно, что с ним делали.

У мальчика упала гора с плеч.

- Думаешь, здесь тоже был такой? - Он кивком показал на реку.

- Вполне возможно, - спокойно ответил Джон. - Такие вещи могут долго оставаться необнаруженными. Даже тогда, когда рядом строят большой отель.

- Если хочешь, я буду помогать тебе в этой работе, - предложил Майкл. - В последнее время мне нечем заняться. Мэри считает, что я ни на что не способен.

- Не обижайся на нее, сынок. У Мэри сложилось неправильное мнение о мужчинах, только и всего.

- Но это нечестно. Я не хуже других мог бы… - У него задрожала нижняя губа.

- Послушай, Майкл, я выдам тебе один секрет. Только никому не рассказывай, ладно?

- Даже Даре?

- Ну, ей можно, но больше никому. Бедная Мэри должна была вот-вот выйти замуж. Она уволилась с работы, забрала из банка свои сбережения, сшила свадебное платье и все остальное, чтобы принарядиться в день бракосочетания…

- Мэри Доннелли? Замуж? Принарядиться? Наверное, ты шутишь, - прервал его Майкл.

- Помолчи, иначе я никогда не закончу.

- Ладно.

- Но этот малый оказался настоящей крысой. Он любил не Мэри Доннелли, а ее деньги. Она отдала ему все свои сбережения, чтобы внести залог за дом…

- И он сбежал с ними? - Глаза Майкла заблестели; ему не терпелось узнать конец.

- Ты еще маленький и не понимаешь, насколько ужасно такое предательство. Представь себе, она каждую неделю - точнее, каждый месяц, потому что учителям платят помесячно - откладывала деньги на свадьбу и покупку дома, а этот мерзавец все забрал… - При мысли о случившемся доброе лицо Джона Райана затуманилось.

- Да, это нечестно.

- Понимаешь, он украл у нее не только деньги, но и веру в людей. Оскорбил гордость Мэри, заставил ее почувствовать себя последней дурой и опозорил перед всеми жителями города, в котором она жила. Бедняжка никогда не забудет, что она строила множество планов, говорила «мы сделаем то-то и то-то», а он думал только о том, как заставить ее расстаться с деньгами.

- Может быть, он не собирался красть деньги. Сначала любил ее, а потом разлюбил и сбежал. - Похоже, мысль о побеге от грозной Мэри Доннелли не казалась Майклу странной.

- Боюсь, этот вариант покажется ей еще хуже, - задумчиво ответил Джон.

- И теперь она вымещает обиду на всех нас, - проворчал Майкл.

- Но такие сильные мужчины, как мы с тобой, смогут это пережить, правда?

- В последнее время мы и так многое пережили.

- Да, сынок, - тяжело вздохнул Джон.

- Папа… Раньше я никогда не спрашивал об этом, но…

- Спрашивай.

- Мама когда-нибудь сможет ходить? Никто ничего не говорит.

- В том-то и дело. Они ничего не говорят. Даже мне.

- А как ты сам думаешь?

- Думаю, есть шанс, что мама ходить не сможет. Тогда ей будет очень плохо. Хуже всех на свете.

Фергус пригласил Мэри Доннелли в кино.

- Почему? - спросила она.

Настоящая причина заключалась в том, что Фергус, слышавший, как хорошо Мэри справляется с домашним хозяйством, боялся, что она зачахнет в Маунтферне от скуки и уйдет от Райанов.

Но сказать это вслух было нельзя.

- Потому что вы мне нравитесь. Я хочу лучше узнать вас.

- Как можно лучше узнать человека в кино? - спросила она.

Фергус тут же пожалел о своих словах.

- Ну, это просто способ провести время, не правда ли? Если вы не любите кино, можно съездить куда-нибудь…

- Я не говорила, что не люблю кино. Просто мне непонятно, каким образом люди могут лучше узнать друг друга, если они сидят и молча смотрят на экран.

- Это можно сделать после кино, - с отчаянием ответил Фергус.

Мэри задумалась.

- Насколько я знаю, во время сеанса люди позволяют себе всякие вольности, - наконец промолвила она.

Большего потрясения Фергус не испытывал за всю свою жизнь.

- Уверяю вас, ничего такого у меня и в мыслях не было, - с ужасом сказал он. - Я - юрист, взрослый человек…

- Вы очень напыщенно выражаетесь, мистер Слэттери. По-вашему, желание испытывают только подростки и представители низших классов? Оно свойственно мужчинам любого возраста и общественного положения.

- Ну да, - ответил сбитый с толку Фергус. - Оно свойственно всем и всегда.

- Насчет «всегда» не уверена. Но благодарю за то, что вы затронули этот вопрос, - чопорно ответила Мэри.

- Ради бога, как вы умудряетесь с ней ладить? - спросил Фергус, оставшись наедине с Джоном Райаном.

- Она - настоящий подарок судьбы. Кейт успокаивает только то, что за нами присматривает кузина миссис Уилан. В нашем городе появилась еще одна праведница.

- Но Шейла - нормальный человек. А у этой девицы мозги набекрень.

- Каждый имеет право думать по-своему. Мэри не любит мужчин, вот и все.

- Глупо не любить половину человечества. Тем более если живешь в доме, где обитают четверо мужчин и одна девочка.

- Я думаю, она молится за нас. - Джон был воплощением терпимости.

- Странно, что она еще не пырнула вас ножом. Впрочем, такой день вполне может наступить. - Фергус недоуменно пожал плечами.

- Мэри этого не допустит. Она попросила Джимбо врезать в ее дверь замок. Наверное, боится, что я потеряю власть над собой, вломлюсь в комнату и наброшусь на нее.

- Вы рассказали об этом Кейт? - грустно спросил Фергус.

- Рассказал, но она мне не поверила.

- Я хочу ее увидеть.

- Кейт сама скажет, когда это можно будет сделать. Вы же знаете, какая она гордая. Не хочет, чтобы ее видели в таком состоянии. Со всеми этими трубками и капельницами.

- Мне это безразлично.

- А ей - нет.

- Скажите ей… ну, просто передайте ей мои слова.

- Конечно, передам, Фергус.

Когда Дара и Майкл закончили работу, Мэри вручила им коробку с сандвичами и термос бульона. Раньше им термос не давали. Это была высокая честь.

- Я слышала, что вы собираетесь уйти на весь день.

Близнецы, договорившиеся об этом с отцом, тревожно кивнули. После несчастного случая они в подземный ход не лазили и думали о нем со страхом. Вдруг они придут туда, а там их ждет весь Маунтферн, чтобы сообщить еще одну плохую новость?

Оба молчали, но помнили, что тогда в тоннеле им было не по себе. Еще до того, как они узнали о несчастье с матерью.

Они уже забыли, сколько там пыли и грязи и как быстро пачкается одежда. Но согласно порядку, введенному Мэри Доннелли, нужно было самим класть грязную одежду в большую цинковую ванну со стиральным порошком. Стирка шорт, рубашек, маек, трусов и пижам устраивалась два раза в неделю. На лишнее белье никто не обратил бы внимания.

Они протиснулись в отверстие и оказались в помещении со столами и стульями, которое обставили как раз тогда, когда с мамой произошел несчастный случай. Думать об этом было странно и слегка страшновато.

Близнецы обошли тоннель, как часто делали раньше. Прикоснулись к стенам и погладили их, восхищаясь кладкой и тем, сколько лет прошло со времен строительства подземного хода.

- Наверное, тогда очень боялись за свои продукты, если сооружали специальные ходы, чтобы спрятать их от взглядов соседей, - с удивлением сказала Дара.

- Не было у них никаких соседей, - авторитетно заявил Майкл. - Они сами не хотели смотреть на эти продукты.

- А что в них такого ужасного, в этих продуктах?

- Вряд ли их клали в пакеты из бурой бумаги, как у Лоретто Куинн. Скорее всего, это были коробки и ящики.

- Но это же еще шикарнее! Наверное, они были полоумные, эти Ферны, - сказала Дара.

- Такие ходы устраивали все богатые люди. Я прочитал об этом в исследовании, которое проводит папа. Мистер О’Нил говорит, что книгу выставят в витрине отеля, и на ней будет написано папино имя.

- Думаешь, отель когда-нибудь построят? - внезапно спросила Дара.

- Не знаю. Наверное, да. А что?

- Что-то не верится.

- Мне вообще больше ни во что не верится.

Близнецы долго сидели молча. Обстановка веселым беседам не способствовала.

Как обычно, когда пришла пора, оба заговорили одновременно.

- Думаешь, Лурд^[29] мог бы… - начала Дара.

- Если бы на свете существовали настоящие чудеса… - начал Майкл.

Оба покатились со смеху.

- Наверное, нам достался один мозг на двоих, - сказала Дара. - Порознь половинки не действуют, но когда мы вместе, получается фантастический супермозг.

- Поэтому мы можем что-то придумать только общими усилиями, - подтвердил Майкл.

- Так что мы думаем насчет Лурда?

- Там совершались какие-то чудеса. Может быть, некоторые из них были настоящими. - На лице Майкла была написана надежда.

- Верно. Сестра Лаура говорила, что если бы там было какое-то мошенничество, враги Церкви это обнаружили бы! - пылко подхватила Дара.

- Если бы мы отвезли туда маму, это ей помогло бы, правда?

- Во всяком случае, это лучше, чем сидеть и лить слезы.

Дара и Майкл ожили. Вернулись прежние времена. У них появился замысел. Очень важный замысел.

Близнецы не знали, что жители Маунтферна уже решили отправить Кейт в Лурд. Решили собрать деньги, связались с дублинскими турагентствами и получили подробные сведения от агентства Джо Уолша и агентства Майкла Уолша.

Начались сборы. Шейла Уилан хранила деньги на почте и хотела, чтобы этим фондом управлял местный поверенный.

Сначала Фергус не желал иметь к этому никакого отношения. Зачем внушать людям - в том числе и Кейт - ложные надежды? Почему невежды считают, что пребывание в этом месте может вылечить сломанный позвоночник? Джон Райан почувствует себя задетым; ему не понравится, что жители Маунтферна заплатят за то, что должен сделать он сам.

- Если вы не займетесь этим делом, то им наверняка займется Патрик О’Нил, - сказала ему Шейла.

- Завтра я открою депозитный банковский счет, - тут же ответил Фергус.

- Отец, ты знаешь, что маунтфернцы собирают деньги на поездку мамы Дары и Майкла в Лурд? - спросила Грейс.

- Да. Тут живут очень щедрые люди, готовые отдать ближнему последнее.

- И кто это организует? - спросил Керри.

- Не знаю. Думаю, никто. Деньги можно сдать в церкви одному из священников, на почте или в конторе мистера Слэттери. Местного юриста, - ответила Грейс.

- Слэттери… Понятно, - протянул Керри.

- Что тебе понятно?

Керри многозначительно улыбнулся. Летом он отрастил длинные волосы, падавшие на шею. Отец считал, что такая прическа делает его похожим на девочку. Керри ответил, что в Маунтферне нет мужского парикмахера, а если он пойдет в салон «Розмари», его могут неправильно понять. «Он загорел и отдохнул, словно все лето провел на курорте», - с невольной досадой подумал Патрик. Днем он видел Майкла Райана и Томми Леонарда. Оба похудели и выглядели так, словно давно не видели солнца.

- Сестра задала тебе вопрос. Чем тебе не нравится, что мистер Слэттери принимает деньги? Так и должно быть. Грейс права, он местный юрист.

- И предводитель наших противников.

- Если Райаны начнут судебный процесс, они обратятся к другим адвокатам.

- Я имел в виду наших противников в Маунтферне. Он стоит во главе группы людей, которые хотят выжить нас из города. Поэтому вполне естественно, что он собирает деньги для отправки пострадавшей миссис Райан в Лурд.

- Он хочет выжить нас из города? Не может быть! - встревожилась Грейс.

- Конечно, нет. Твой брат шутит.

- Ничуть, отец. Этот человек не встретил нас с распростертыми объятиями, правда? А теперь стало еще хуже. Одна из местных праведниц получила увечья на нашем участке. Конечно, он хочет выставить нас отсюда. Как и многие другие.

- Почему ты так решил? - с обманчивым спокойствием спросил Патрик.

- Потому что я не дурак, - дерзко ответил Керри. Явно намекая на то, что дурак - он, Патрик. Причем набитый.

- Я тоже, Керри. Что бы ты обо мне ни думал.

Керри пожал плечами, показывая, что мнение отца ему совершенно безразлично.

- Грейс, я прекрасно знаю о сборе пожертвований. - С этого момента Патрик обращался только к дочери. Он боялся, что не сумеет сдержаться. - По-моему, это отличная мысль. Я не верю, что это вылечит ее, но так говорят здешние жители. Причем все без исключения. Даже те, которые смеются над чудесами… Они говорят, что паломничество в Лурд еще никому не вредило. А кому-то действительно становилось лучше. Люди обычно успокаиваются, когда имеют возможность сравнить и видят, что другим еще хуже.

Керри улыбнулся.

- Отличная мысль, - с восхищением сказал он. - Посылать людей туда, где они увидят чужие болезни и возвратятся домой счастливыми… Раньше это не приходило мне в голову.

Патрик не обращал на него внимания.

- Грейс, я мог бы сам оплатить поездку Кейт в Лурд, но не стал. По-моему, эта инициатива должна исходить от ее соотечественников. Не от нас.

- Как было с Мэри Доннелли?

- Вот именно. Конечно, я тоже сделал свой вклад, но не слишком большой.

- Знаешь, отец, я недооценил тебя. - Похоже, на сей раз восхищение Керри было искренним. Впрочем, как знать…

Но времени на обсуждение уже не осталось. В окне мелькнула чья-то тень.

- О боже, - сказал Патрик. - Это Мэриан.

Мэриан трещала без умолку. Она пришла пригласить их на предстоящий фестиваль любителей рыбной ловли.

Мисс Джонсон сказала, что Патрику там очень понравится. Этот праздник словно создан для него. Он сможет получить представление об атмосфере таких сборищ из первых рук и описать ее американцам, которые обожают ловить рыбу. Она приглашает всех О’Нилов на ленч, который пройдет в большом шатре.

Наверное, молодым людям будет очень скучно стоять и слушать пьяные разговоры. Но, возможно, праздник понравится и им. Конечно, если они не предпочтут провести этот день со своими друзьями. Пусть делают то, что им нравится:

либо едут с ней на озеро, либо остаются в Маунтферне и развлекаются. Решать им.

Перекрывая фырканье и смешки детей, Патрик любезно, но решительно сказал, что сообщит ей свое решение завтра. Он еще не составил планы на следующую неделю.

Патрик гордился тем, что сумел провести беседу с Мэриан очень галантно и при этом не предложить ей сесть. В конце концов, это был ее дом.

Патрику позвонил Брайан Дойл и сказал, что это мелочь, но на временном заборе, окружающем стройплощадку, намалевали надпись. Забор уже заменили, но он подумал, что Патрику следует это знать.

- Что за надпись?

- «Янки, гоу хоум»^[30].

Я бы на вашем месте не стал закрывать на это глаза, - сказал Брайан Дойл.

Мэриан Джонсон была совершенно сбита с толку, когда ее предложение показать Патрику озеро и представить любителям рыбной ловли, съехавшимся со всей страны, внезапно резко отвергли.

Патрик извинился, но толком ничего не объяснил. На свою беду, Мэриан столкнулась с Джеком Койном, который сказал, что Патрик О’Нил наверняка построит в Маунтферне такое же чудовище, как «Стив-Сансет», потому что именно в «Слив-Сансете» он проводит день и ночь и в данный момент находится там с этой похожей на иностранку женщиной, у которой такая красивая прическа.

Мэриан Джонсон пригладила свои редкие волосы, уложенные в салоне «Розмари» специально для выхода в свет, которому не суждено было состояться.

Понять причину такого поведения Патрика О’Нила было невозможно. Он же всю жизнь готовился к возвращению домой, мечтал стать членом здешнего высшего общества! Мэриан хотела познакомить его с владельцами Просперуса и Белтарбета, Бойла и Баллинаслоу. Она хорошо знала людей, которым принадлежали права на рыбную ловлю от Лох-Ри до Лох-Аллена, от Эрна до Ли. Собиралась представить Патрика главному егермейстеру страны, чтобы О’Нил не чувствовал себя чужаком во время охоты на лис. И что получила в награду?

Он улизнул в «Стив-Сансет», чтобы встретиться с этой женщиной. Но это невозможно. Человек, который хочет вернуться домой и стать настоящим ирландцем, не будет поддерживать связь с иностранкой. Во всяком случае, сейчас.

Кейт так и не вспомнила, что уже видела Рейчел Файн. Прекрасно сшитым костюм этой по-экзотичному смуглой женщины стоил целое состояние. То же самое можно было сказать об элегантной шали. Такие шали носили только в кино.

Она подошла к кровати.

- Ваш муж говорит, что вы помните тот день только в общих чертах.

- Да. - Рядом с этой женщиной Кейт чувствовала себя замарашкой.

- Может быть, оно и к лучшему. Это значит, что вы плохо запомнили свою боль и шок.

- Совсем не запомнила. Я помню только то, что очнулась в палате и кто-то сказал мне, что прошло уже три дня. - При этом воспоминании лицо Кейт потемнело.

- Я знаю, что здесь прекрасные хирурги. Патрик сказал мне, что они произвели сильное впечатление на его нью-йоркского знакомого.

Патрик… Она называла его Патриком. Никто из его сотрудников себе такого не позволял… И тут до Кейт дошло. Джон говорил ей, что Рейчел Файн не то декоратор, не то дизайнер, что она остановилась в «Слив-Сансете», а потом отправилась в поездку по стране заказывать ирландские ткани и все прочее. При этом выражался Джон очень туманно.

- Спасибо, что пришли меня навестить. До сих пор я вела себя как настоящая знатная дама и говорила, что никого не хочу видеть.

- Зачем позволять людям глазеть на вас, если вам это не нравится?

Рейчел вела себя непринужденно; с ней было легко общаться. Она сказала, что принесла кучу глянцевых журналов, которых здоровые люди не покупают и не читают. Кейт, ничего не читавшая уже несколько недель, обрадовалась и сказала, что такое чтение она выдержать сможет.

- Почему вы пришли? - внезапно спросила она.

- Потому что… когда я приехала в Маунтферн, вы оказали мне гостеприимство. Я сидела в пабе, ждала прихода Патрика, волновалась, переживала, а вы были добры ко мне. Вы мне понравились.

Это была настоящая хвалебная речь. Кейт немного помедлила, и тут ее осенило. Рейчел Файн - любовница Патрика О’Нила!

Кажется, Рейчел догадалась, что ее узнали. Но это не помешало ей продолжить рассказ.

- Я решила, что мы найдем с вами общий язык. Вы не представляете себе, как я огорчилась. Вы были такой живой, такой веселой, и вдруг… - Ее глаза наполнились слезами.

В душе Кейт что-то дрогнуло. Наконец-то к ней пришел человек, который не побоялся сказать, что произошла трагедия. Она впервые после катастрофы смотрела в лицо человеку, который был готов признать, что Кейт очень не повезло, и жалел ее, а не пытался развеселить. Это было большим облегчением.

- Спасибо, - начала Кейт и внезапно поняла, что плачет. - Спасибо. Я действительно была живой и веселой, правда? Не такой, как сейчас. Могла бегать, двигаться и сама держать вещи. Я не всю жизнь лежала здесь и ждала, когда другие люди смажут меня маслом и припудрят тальком, словно гигантского младенца. Сама решала, что мне делать и куда пойти. Так было, было!

- Да. В том-то и беда, что было, - деловито ответила Рейчел.

Кейт ждала бодрых заверений в том, что однажды все станет по-прежнему. Но их не последовало.

- Это несправедливо, - сказала Рейчел. - Я могла бы вынести все, кроме несправедливости. Вы ничего не делали, только смотрели. Смотрели и думали, каким станет это место. А кончилось это сломанным позвоночником и больничной койкой.

Ее теплота и сочувствие означали, что Кейт не придется закусывать губу и притворяться стоиком, как перед Джоном, или весело уверять детей, что ей с каждым днем становится все лучше и лучше.

Она горько плакала, а Рейчел держала ее в объятиях, не обращая внимания на то, что слезы портят ее чудесный костюм, и не вызывая медсестру. Когда слезы ушли так же неожиданно, как и пришли, Кейт почувствовала усталость.

- Можно прийти к вам еще раз? - спросила Рейчел.

- Пожалуйста. Пожалуйста.

Патрик был недоволен.

- Почему ты не сказала мне, что собираешься ее навестить?

- Я не обязана все тебе рассказывать.

- Ты сделала это тайком. Исподтишка.

- Исподтишка? Да как у тебя язык повернулся? Как можно исподтишка навестить человека в больнице?

- Ты не спросила меня, следует ли это делать.

- Я не твоя служанка и не твоя десятилетняя дочь. Ты достаточно часто говорил мне. что здесь мы будем жить раздельно. Я пытаюсь это делать, но ты опять недоволен. - Глаза Рейчел горели от непривычного гнева.

- Ты даже не собиралась упоминать об этом. Я ничего бы не узнал, если бы Грейс не сказала.

- Грейс. Да.

- Не говори таким тоном. Грейс с восторгом рассказывала о том, как тебя полюбила миссис Райан и какая ты милая. Она узнала об этом от близнецов. Это был совершенно невинный рассказ, а не ябедничество, на которое ты намекаешь.

- Этот разговор не имеет смысла. Давай побеседуем о чем-нибудь другом. Например, о работе. Я хотела обсудить с тобой образцы обоев.

- К черту обои! Что она сказала?

- Кейт Райан? Очень немного. Зато много плакала. Но это останется между нами. - Рейчел встала и начала беспокойно расхаживать по облицованному пластиком вестибюлю «Стив-Сансета». После того как Патрика в день несчастного случая обнаружили в номере Рейчел, он тщательно следил за тем, чтобы их встречи проходили на глазах у всех и напоминали производственные совещания.

- Ты не должна была с ней говорить… - начал Патрик. Он был взволнован и мало напоминал прежнего решительного О’Нила.

- Говорить о чем? - не уступала Рейчел.

- Я понимаю, что это звучит странно, но адвокаты советовали вообще не общаться с ней. Это может быть понято как признание ответственности за случившееся.

- Это что, шутка?

- Я сказал им то же самое, но они ответили, что сами Райаны - люди достойные, но здесь есть банда гангстеров, желающая урвать свой кусок пирога. И уговаривающая их начать процесс.

- Какой еще процесс? Ты же сказал, что уже заплатил им.

- Заплатил и заплачу еще, но если человек признает свою вину, его обдерут как липку.

- Ничего не понимаю. Ты сказал, что сделал несколько попыток увидеться с ней. Если все обстоит так, как ты сказал, то зачем тебе это нужно? Разве твой приход не подольет масла в огонь?

- Не подольет, потому что я человек осторожный. Наверное, я просто боялся, что ты ляпнешь что-нибудь невпопад. Например, что Патрик обо всем позаботится.

- Я не сказала этого, так как была уверена, что Кейт сама это знает. И все остальные тоже.

- Рейчел, давай прекратим этот разговор, - устало сказал он.

- Да, давай. - Она вернулась к своей пассивной роли ублажительницы. Не стала напоминать, что Патрик сам начал эту беседу и не захотел сменить тему.

Потому что лицо у него было больное и старое.

- Мэри Доннелли следовало бы иногда улыбаться, - сказал Фергус Шейле Уилан, когда они остались наедине. - Она не уродина, но вид у нее слишком свирепый.

- Это всего лишь видимость, за которой прячется добрейшее существо.

- Увы, жизнь коротка. Мало у кого хватит времени и сил на раскопки, - ответил Фергус.

- По-вашему, она плохо справляется с работой в пивной? - тревожно спросила миссис Уилан. - Отпугивает клиентов своим злым языком?

- Чтобы отпугнуть жаждущего от выпивки, одного злого языка мало… Нет, она там прекрасно освоилась. Джон ею доволен.

Говорит, что всю жизнь проработал в пивной, но такой помощницы еще не видел.

- Мэри легче, когда у нее есть дело.

- Чего-чего, а дел в этом доме хватает. Не могу понять, как бедная Кейт умудрялась вести хозяйство и при этом работать у меня.

- Фергус, вы говорите о Кейт так, словно она умерла. Через несколько недель она вернется домой.

- Может быть, и вернется, но будет живым мертвецом.

- Боже всемогущий… Надеюсь, ей вы этого не скажете.

- Не скажу, потому что мне не разрешают увидеться с ней, - желчно ответил Фергус.

- Ну, до сих пор она не хотела видеть никого, кроме родных.

- Думаю, на следующей неделе мне все же позволят прийти. В конце концов, потаскушка О’Нила была там, так что лед тронулся.

- Фергус, как вам не стыдно! Я вас не узнаю.

Слэттери промолчал.

- Переживаете не вы один. Мы все огорчены случившимся. Но говорить так глупо.

Фергус не знал, что Шейла может быть такой резкой.

- Вы правы, - кивнул он.

- Все это очень серьезно. Нам нужны умные люди, разбирающиеся в ситуации и знающие, что нужно делать. После приезда Патрика О’Нила половина Маунтферна сошла с ума. Несчастный случай с Кейт - только начало. Нам предстоят большие перемены. Фергус, прошу вас, останьтесь прежним. Если изменитесь и вы, исчезнет последняя надежда.

- Я не должен был так говорить. Слава богу, у меня есть друг, который может время от времени поправить меня.

- Я поправила вас впервые в жизни, - просто сказала Шейла и потрепала его по руке. Они действительно были друзьями.

Вытяжка закончилась. Теперь Кейт возили в кресле. Все говорили об этом так, словно случилось чудо и Кейт обрела способность летать.

Сама Кейт не радовалась. Настроение у нее было подавленное, но она пыталась принимать участие во всеобщем ликовании. Поступить по-другому она не могла; это было бы черной неблагодарностью.

Двигаться оказалось не больно; ее подняли очень осторожно, стараясь не причинить вреда.

Кейт окружала целая бригада: симпатичная молодая медсестра Джеральдина, старшая медсестра Уинстон и два санитара, которые выполняли в больнице всю физическую работу - от таскания носилок до покраски рам. Кроме того, здесь присутствовали главный хирург мистер Браун и два физиотерапевта.

Кейт испытала первое потрясение, когда увидела кресло. Кресло на колесиках.

- Я не думала… - Она поднесла руку к груди.

Ее прервала сестра Уинстон, явно привыкшая к такой реакции.

- Чем кресло, которое можно поворачивать в разные стороны, хуже неподвижного?

- Но в обычном кресле…

- В обычном кресле вы не смогли бы добраться до окна или раковины и вернуться обратно.

- Я не хочу никуда добираться. Хочу просто сидеть в кресле, как делают нормальные люди.

- Сегодня для вас приготовили это кресло. Об обычном поговорим завтра.

Вокруг было слишком много людей, надеявшихся на то, что она сможет сидеть прямо. Спорить не имело смысла.

- Ладно, - еле слышно сказала Кейт. - Извините.

Как ни странно, сесть оказалось легко. После долгих недель, проведенных в лежачем положении, когда Кейт просыпалась, глядя в потолок и видя над собой лица склонившихся к ней людей, казалось, что снова научиться сидеть будет трудно.

Кейт посадили в кресло и накрыли ноги пледом. Сестры сказали, что родные обрадуются, когда увидят ее сидящей. Санитары, прикатившие кресло, довольно улыбались. Мистер Браун говорил, что она быстро выздоравливает, физиотерапевты регулировали наклон, чтобы ей было удобнее. Кейт постаралась улыбнуться и разделить общую радость, но ничего не вышло.

Она ощутила слабость и звон в ушах.

Они сразу это заметили, опустили спинку кресла и дали ей стакан воды. Лекарство не требовалось; такое случалось часто. Сестра Уинстон к этому привыкла. Именно поэтому она не разрешала родным и знакомым больных быть свидетелями великого события.

Рот Кейт Райан округлился от страха, руки вцепились в подлокотники.

- Я не чувствую… Ничего не чувствую! - воскликнула она.

- Чего вы не чувствуете? - Джеральдина опустилась на колени рядом с креслом и взяла Кейт за руку. - Успокойтесь. Все прекрасно. Все очень рады за вас.

- Когда я сижу в кресле, то не чувствую нижней части тела. Ни ног, ничего.

- Вы давно знали о параличе, - мягко сказал мистер Браун. - Просто забыли. Вы привыкли к вытяжке. А теперь придется привыкнуть к новому ощущению.

- Это ощущение нереально. Я словно вишу в воздухе. Неужели так будет до самой смерти? - Кейт жалобно посмотрела на людей, окруживших ее полукругом.

- Нет, нет, - успокоила ее Джеральдина.

- Если оно продлится несколько лет, я этого не выдержу. Просто не выдержу. Там ничего нет! - крикнула Кейт.

Молчание, вскоре сменившееся подбадриваниями, напугало ее еще больше. Может быть, у нее нет этих нескольких лет. Может быть, она скоро умрет.

В то утро родных к ней не пустили. И правильно сделали. Сказали, что для тревоги нет оснований, но миссис Райан пришлось дать успокоительное. В таком состоянии ей было бы трудно принимать посетителей.

Джону не сказали, что его жена сегодня впервые сидела в грозившем ей инвалидном кресле и думала, что весь остаток жизни будет зависеть от других. Теперь сама Кейт и все остальные будут бояться, что она подхватит инфекцию, с которой не сможет бороться.

Кейт думала о детях, которым придется возить свою старую мать в кресле на колесиках. С таким же успехом она могла бы быть их бабушкой. Что она сможет им дать? Чему научить? О чем они будут с ней разговаривать?

Думала о пабе и о том, что с ним будет, если отель Патрика действительно отобьет у них клиентов. Они не смогут жить за счет О’Нила, как делают сейчас. Именно О’Нил платит за отдельную палату, за машину, которая всегда к услугам Джона, и за любую вещь, которую хочется иметь ей, Кейт.

Не Патрик виноват в том, что она не заметила работавших людей и предупреждений об опасности. Не Патрик виноват в том, что она оказалась на пути бульдозериста, не ожидавшего, что в этой части стройплощадки окажется посторонний человек.

Но Кейт еще никогда не плакала так горько. Даже тогда, когда лежала навзничь. Теперь ни на что лучшее рассчитывать не приходилось. Лежат люди временно, но сидеть, чувствуя свою зависимость от других, можно всю жизнь.

А когда она научится слабыми руками передвигать это чудовище, поднимать слабые ноги и самостоятельно взгромождаться на это мерзкое судно, врачи скажут, что она вылечилась, и отправят калеку домой. Отправят любоваться на то, как неведомая Мэри Доннелли занимает ее место.

Мэри Доннелли не желала иметь дело с приходившими в паб пивоварами и винокурами.

- Я сыта вашими пьяницами по горло, - сказала она Джону. - В конце концов, вы хозяин дома, что бы ни значило это выражение. Вы должны разговаривать с ними сами.

Джон вздохнул. С каждым днем он все лучше понимал, что значила для него Кейт. Ценил ли он жену по достоинству? Конечно, нет. Просто принимал все как должное. Теперь у него не было времени на занятия поэзией, не было времени на то, чтобы прогуляться и проветрить мозги после пребывания в дымной и шумной пивной. Один день ничем не отличался от другого.

На смену августу шел сентябрь, и Мэри стала готовить детей к возвращению в школу. Джон начинал забывать, что было время, когда в два часа пополудни за ним не приходила машина и не везла его в больницу, где лежала прикованная к постели жена. Иногда Кейт чувствовала себя лучше, иногда хуже. Иногда теряла терпение и злилась на свои неуклюжие попытки выбраться из кровати и сесть в кресло, иногда радовалась успеху.

Временами он уставал, был подавленным и выходил из себя, временами они общались непринужденно и не думали о том, что было и что будет, когда Кейт вернется домой.

Его радовало, что Кейт подружилась с Рейчел. Джон плохо понимал, о чем они болтают и смеются, но это явно шло Кейт на пользу.

Кейт говорила, что устает от посещений, поэтому к ней пускали не более одного человека в день, не считая родных и Рейчел. Когда она согласилась увидеть Фергуса Слэттери, у Джона полегчало на душе. Бедняга ужасно переживал из-за Кейт, рвался защищать ее права и даже пытался поговорить с Джоном о подаче иска с требованием компенсации.

- Какого иска? - удивлялся Джон. - При чем тут суд? Это был несчастный случай. Трагическое стечение обстоятельств.

Фергус становился все более нетерпеливым. В конце концов Кейт сказала Джону, что он обязан поговорить со Слэттери. Хотя бы для того, чтобы тот успокоился.

- Джон, ты его не знаешь. Не забудь, я работала с ним. В отличие от большинства юристов, он верен букве закона. Вникает в каждую мелочь, ищет прецеденты, где бы те ни случились. Это совсем другой мир. Будь добр, сходи к нему в контору, расскажи, как много делает для нас Патрик, и объясни, что подавать на него в суд было бы не по-божески.

- Сходить к нему в контору? Все подумают, что я хочу начать процесс.

- Ты же не станешь болтать об этом в пивной, правда? Мало ли куда ты ходил?

Он неохотно согласился и однажды ясным сентябрьским утром пошел к Фергусу.

Мисс Парселл сказала ему, что в первый вторник месяца в церкви отслужат новену за здравие Кейт, и спросила, когда бедная миссис Райан сможет отправиться в Лурд. Люди щедро жертвуют в фонд, призванный ей помочь. В конце концов Джону удалось отбиться от словоохотливой экономки и пройти в комнату, где каждое утро работала его жена.

- Так никого и не наняли? - мягко спросил он, зная, что Фергус, преданный Кейт и веривший, что она вернется к работе, отказывался брать человека на ее место.

- Ваша жена тоже уговаривала меня. Видно, придется. Скоро кого-нибудь возьму.

- Правильно. - Джон не хотел надоедать ему. Он знал, как выходят из себя люди, которых уговаривают сделать то, чего им не хочется. Джек Койн убеждал его сделать в пабе новую крышу и световую вывеску. Совет был разумный. Рано или поздно он ему последует, но не сию минуту.

- Джон, я постараюсь изъясняться как можно проще. Я знаю, что вы не хотели приходить сюда, боясь, что у людей сложится впечатление, будто вы хотите подать на Патрика О’Нила в суд, а потому буду краток.

- Не сомневаюсь, Фергус. - Джон вежливо кивнул, как послушный ребенок.

Фергус засунул палец под слишком тесный воротник. Теперь, когда Слэттери полностью завладел вниманием человека, который прежде постоянно отвлекался, чтобы наполнить кружку или поздороваться с очередным посетителем, ему расхотелось начинать этот разговор.

- Ну, все зависит от того, как изложить дело, - сказал он.

Джон молча ждал продолжения.

- Ясно, что раньше на это времени не было. Все были слишком огорчены, но пришла пора вспомнить о практичности. О том, что будет, когда Кейт вернется домой.

Райан молча осматривал комнату и представлял себе Кейт, быстро переходящую от пишущей машинки к шкафу и большим весам, на которых взвешивали длинные узкие конверты с документами перед их отправкой на почту.

- Джон… - окликнул его Фергус.

- Да, о практичности. Что ж, о многом мы уже подумали. На первых порах Джуди Берн будет приходить три раза в неделю и делать с Кейт упражнения. Патрик пришлет строителей, которые выровняют полы так, чтобы Кейт могла приезжать в паб на кресле без посторонней помощи. Патрик был очень щедр. Щедр и внимателен. - Джон снова обвел взглядом комнату.

Фергус с трудом сдержал досаду.

- Не сомневаюсь. Нет, Джон, смотрите на меня. Что бы вам ни говорили о моем отношении к этому человеку, но в его щедрости я не сомневаюсь.

А теперь слушайте. Два года назад был принят один закон, а именно Закон о гражданской ответственности от тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Согласно ему, все люди, которые находятся на вашем участке, делятся на три категории: приглашенные, владельцы лицензии и лица, вторгшиеся в чужие владения. Четвертого не дано. В случае получения увечья необходимо учитывать категорию. Приглашенный получает одну компенсацию, владелец лицензии, то есть лицо, имеющее разрешение находиться на участке, - другую, а вторгшийся - третью.

Он заметил, что Джон заерзал на месте.

- Пожалуйста, не отвлекайтесь. Сейчас я все объясню, и вы поймете, почему это важно. Существуют люди, которые вторглись в чужие владения ненамеренно…

- Но Кейт не…

- Не перебивайте. Например, дети или, как в случае с Кейт, соседи или друзья… Согласно этому закону, ответственность землевладельца значительно повышается. Поэтому Патрик или его страховая компания обязаны выплатить компенсацию…

- Но я уже сказал, что он и так платит. Мы не хотим его шантажировать…

- Боже всемогущий, закон страны, в которой мы живем, гласит, что он обязан платить. И О’Нил знает это! В отличие от вас, он живет не в облаках!

- Фергус, почему вы кричите на меня?

- Не знаю. Наверное, потому что я никак не могу дойти до сути, а вы не хотите ждать.

- Ладно.

- Согласно существующему порядку, вы или Кейт должны подать на него в суд. Такова процедура. Страховая компания не сможет заплатить, пока не будут выполнены требования закона.

- Мы не хотим подавать на него в суд.

- Это знает он, вы, я и его адвокаты. Даже его страховая компания. О господи, люди каждый день подают в суд на своих лучших друзей!

- Я вам не верю.

- Но таков порядок. Вы знаете Мэриан Джонсон из Грейнджа. Когда ей было восемнадцать лет, ее отец гостил в соседнем графстве. Она повезла его домой, но по дороге произошел несчастный случай, в результате которого ее отец получил тяжкие телесные повреждения.

После этого мистеру Джонсону пришлось подать в суд на родную дочь. Страховая компания выплатила ему компенсацию. Он подал на Мэриан в суд не потому что был ее врагом, а потому что поступить по-другому просто невозможно. Иначе деньги получить нельзя.

- По-моему, все это крючкотворство и лицемерие.

Фергус издал тяжелый вздох.

- Нет, Джон, это разумно. Только так можно контролировать процесс. Иначе требования были бы непомерными, страховые компании не смогли бы выплачивать компенсации и начали бы повышать сумму страхового взноса. А тут они, по крайней мере, знают, что это реальный случай, который будет рассматриваться судом в присутствии обеих заинтересованных сторон. Это подтверждает подлинность случившегося, если вы понимаете, что я имею в виду.

- Фергус, вы очень хорошо объясняете и знаете законы лучше большинства юристов, но понимаете ли вы, что такое добрососедские отношения? Ваш дом стоит в середине улицы; кто бы ни жил рядом, для вас ничто не изменится. Вы не зависите от доброй воли и мнения людей, которые приходят к нам в пивную. В нашем случае подавать в суд на соседа - это значит выносить сор из избы. - Джон был спокоен, но говорил очень решительно.

Фергус сделал еще одну попытку.

- Совсем не значит. Вы с Патриком можете вообще ничего не говорить. Вопрос не в этом… Вы не хотите обратиться к другому юристу?

- Не к вам?

- Мы слишком тесно связаны. Наверное, вам будет удобнее иметь дело с адвокатом из города. Так поступают часто.

- Фергус, если нам с Кейт понадобится адвокат, то мы обратимся только к вам.

- И правильно сделаете.

- В данный момент от нас что-то требуется?

- Нет. Предоставьте это мне.

- Фергус, если так, то вы сможете по-дружески объяснить это Патрику О’Нилу? Расскажите ему про Мэриан Джонсон из Грейнджа, ее отца и все прочее.

Тогда все будет не так формально.

- Джон, в этом нет необходимости. Он бизнесмен и сам все понимает.

- И все же я хочу, чтобы вы поговорили с ним.

- Ладно, при случае поговорю.

Глава четырнадцатая

Узнав от Рейчел, что Кейт хотела бы увидеть его в пятницу днем, Патрик обрадовался.

- Ей лучше, да? - спросил он.

- Она говорит, что да, - неуверенно ответила Рейчел. - По-моему, она выглядит чересчур возбужденной. Но все же это лучше, чем депрессия, которая владела ею на прошлой неделе.

- Как она выглядит? У нее есть радио?

- Да, но она его почти не слушает. Возможно, ей понравится какая-нибудь игра. Типа «Эрудита». Когда к ней придут малыши, она сможет играть с ними.

- Отличная мысль, Рейчел, - широко улыбнулся Патрик. - Черт побери, но где здесь можно купить «Эрудит»? Разве что в Дублине. Или в Шанноне.

- Глупости. Я сама ее куплю.

Честно говоря, Рейчел уже купила эту игру. Как и множество других вещей. Ей хотелось, чтобы Кейт считала Патрика внимательным и заботливым.

Джон сидел на краю кровати и рассказывал Кейт о том, как он ходил к Фергусу.

- Похоже, он не сомневается, что иск будет подан. - Кейт закусила нижнюю губу.

- Я только повторяю его слова и пытаюсь передать тон, которым они были сказаны.

- У тебя хорошо получается. - Она уныло улыбнулась. - Я так и слышу его голос.

- Он старается изо всех сил. Желает тебе добра.

- Добра? Я не собираюсь бодаться с Патриком О’Нилом на глазах у всех. Для меня добро - это возможность не лежать здесь и гадать, что он подумает и сделает, когда мы набросимся на него как неблагодарные псы. Вот как это будет выглядеть, сколько бы красивых слов ни говорил Фергус о законе…

Кейт расстроилась. Ее лицо исказилось от боли, глаза были полны слез.

Джон взял ее за руку.

- Не думай об этом ни секунды. Я скажу тебе, что мы сделаем… И это будет тебе вполне по силам.

Он успокоил жену и объяснил, что Кейт сможет все уладить, если сумеет сделать так. чтобы Патрик О'Нил и Фергус Слэттери оказались в ее палате одновременно.

Тогда обо всем можно будет поговорить открыто.

Фергусу позвонили из больницы и сказали, что самый лучший день для посещения Кейт - это пятница. Он ехал туда мрачный. В прошлый раз Кейт была подавлена и с трудом поддерживала беседу.

Слэттери вез с собой анкеты четырех молодых женщин, которые претендовали на место секретаря в его конторе. Двух из них он знал: это были дочери местных фермеров, окончившие секретарские курсы. Он считал их неподходящими и очень нуждался в совете Кейт. Ах. если бы у нее было хорошее настроение! Доктор Уайт говорил, что иногда она становилась прежней Кейт, такой веселой и смешливой. что можно было подумать, будто она просто прилегла отдохнуть. Но иногда она не спала всю ночь, уверенная в том, что долго не проживет, и жаловалась на несправедливость судьбы.

«О господи, пусть сегодня будет удачный день. Для всех нас». - думал он.

Она раскраснелась как девочка: Фергус надеялся, что это к добру. Кейт обрадовалась, что он принес анкеты, и решительно высказалась в пользу Дейрдры Данн - девушки, жившей всего в трех милях от Маунтферна.

- Посмотрите, она сообщила о себе все подробности. Даже то, что ее будут привозить и увозить. Это разумно. Я знаю Дейрдру. ее отец часто приходит в нашу пивную. Никогда не встречала большего молчуна. Он не скажет вам даже то. какой сегодня день. А уж о чужих делах промолчит и подавно.

Она действительно была прежней Кейт - шутила, поддразнивала его и строила планы. Рейчел Файн сказала, что теперь Кейт будет жить на первом этаже: скоро строители уберут все лесенки, после чего она сможет ездить в кресле в паб и на кухню. Малую гостиную переделают в просторную спальню с ванной. Вдоль стен проложат полки и прорубят французскую стеклянную дверь от пола до потолка, выходящую в боковой сад. Во-первых, это будет шикарно; во-вторых, она сможет сама выезжать в него.

Фергус снял и протер очки, запотевшие от радостной мысли о том, что Кейт может думать о жизни, которая настанет после этой белой больничной палаты, и от горькой мысли о том, что эта жизнь будет ограничена инвалидным креслом и полками на стенах.

Затем пришел Джон Райан и попросил Фергуса не вставать; мол, он, Джон, будет весь день бегать туда-сюда. Тут в дверь постучали, и на пороге показался Патрик О’Нил.

На нем были легкий твидовый костюм и крахмальная белая рубашка; было видно, что у дверей палаты он причесался. В руках О’Нил держал большой сверток в подарочной упаковке и стеклянную вазу с фруктами. Ничего экзотического, просто крупные яблоки, толстокорые апельсины и две желтые груши.

Фергус пожалел, что принес всего-навсего коробку конфет, лежавшую на тумбочке у кровати.

- Мне сказали, что сегодня вам намного лучше. - Патрик сиял от удовольствия; это было видно за милю.

Кейт протянула ему обе руки.

- Спасибо за все, что вы для меня сделали. Не знаю, как вас благодарить. Палата, машина для посещений мужа и детей….. Вы слишком добры.

- Кейт, не могу сказать, как я огорчен случившимся. О господи, почему это должно было произойти именно на моем участке?

Сомневаться в его искренности не приходилось.

- Знаю. У меня есть все доказательства того, что вы говорите правду, - ответила Кейт.

Казалось, до Патрика только сейчас дошло, что в палате сидят Джон и Фергус. Сначала он подошел к Джону и пожал ему руку.

- Ну что, разве она плохо выглядит? А ведь ей пришлось столько перенести…

«Неплохо, - угрюмо подумал Фергус. - Он ничуть не преуменьшил ее страданий, но сосредоточился на положительной стороне». И тут пришла его очередь.

- Слэттери, вы, наверное, радуетесь не меньше моего. Удачное время для встречи.

- Угу. - В последнее время при встречах с Патриком О’Нилом Фергус испытывал непреодолимое желание вести себя как молчаливый ковбой. Но собственная грубость приводила его в отчаяние.

- Я очень рада, что вы оказались здесь одновременно, - сказала Кейт, глядя на них с кровати. Ее щеки разрумянились, волосы были перехвачены желтой лентой в тон отделке пижамы. И то и другое ей подарила Рейчел Файн.

- Это еще почему? - подозрительно спросил Фергус. Радость Кейт была чрезмерной; Джон смотрел в пол.

Конечно, Патрик ничего об этом не знал. Он улыбнулся и стал ждать, что скажет Кейт.

- Потому что я решила выписаться из больницы и снова зажить полноценной жизнью. Я устала от людей, которые приходят ко мне в больницу и говорят о формальностях. И почувствую себя намного лучше, если буду знать, что никакие формальности не заставят нас враждовать друг с другом.

- О какой вражде вы говорите? - воскликнул Патрик.

- Кейт, давайте отложим этот вопрос до вашего выздоровления, - степенно сказал Фергус.

- Но это одна из вещей, которые мешают моему выздоровлению, - возразила Кейт. - Клянусь вам, я просыпаюсь по ночам и иногда думаю, что моя жизнь кончилась. Это так несправедливо. А иногда вспоминаю то, что мне говорили в отделении физиотерапии: я должна потребовать то и это, и тогда моя жизнь перестанет быть невыносимой. Компенсацию выплатят безымянные страховые компании, и при этом никто не пострадает. Потом я начинаю думать о Патрике, который живет рядом с нами, о Грейс, Керри, близнецах и о том, что больше всего на свете я ненавижу ссоры… Друзья мои, именно поэтому я спрашиваю вас: можно все уладить таким образом, чтобы мы не стали врагами?

Фергус открыл рот и снова закрыл его, как делают рыбы.

Джон промолчал, но положил ладонь на руку Кейт, показывая, что он на ее стороне.

Патрик О’Нил улыбнулся так широко, словно никогда в жизни не слышал лучшей новости.

- Конечно, мы обсудим этот вопрос, если вы не слишком устали. Кейт, Джон, уверяю вас, я ждал момента, когда у вас появится возможность поговорить. А тут случайно оказался и мистер Слэттери.

Думаю, ему не терпится как можно скорее покончить с этим делом…

- Уверяю вас, мистер О’Нил… - чопорно начал Фергус.

- Нет, я понимаю, так вышло нечаянно, но позвольте мне кое-что сказать. Честно говоря, я уже несколько недель ждал возможности поговорить с вами троими, но никак не мог найти подходящий момент. Я знаю закон. Застрахован на такую сумму, что у вас бы голова закружилась. Суд решит вопрос о компенсации, а страховая компания заплатит. Черт побери, Кейт, вы можете никогда не вылечить позвоночник, но взамен получить некоторые удобства. Я позабочусь об этом.

- Патрик, но мы не хотим подавать на вас в суд, - сказал Джон, не смея смотреть Фергусу в глаза.

- Никто не хочет идти в суд. Может быть, нам и не придется это делать, - ответил Патрик. - Все можно уладить в последний момент. Так оно обычно и делается. Но существует порядок, формальная процедура… что-то вроде процесса получения лицензии на пивную или разрешения на огнестрельное оружие… Это ведь так, правда, советник?

Фергус кивнул, боясь вымолвить слово. В отличие от него самого, этот человек изъяснялся очень доходчиво. Ему, Фергусу, Джон и Кейт не поверили. У него стало кисло во рту.

- Правда, - кивнул он.

- Ну что, обратимся к страховым агентам? О боже, если бы вы знали, как они меня доят каждый год! Я получу удовольствие, если мы выжмем их досуха. Могу сказать только одно: просто стыд и позор, что приходится прибегать к таким мерам.

О’Нил был чрезвычайно щедр. Не упомянул ни о потере страховой премии, ни о давлении, которое будут на него оказывать гигантские страховые компании, занимающиеся его делами здесь и в Америке. Великодушие этого человека тронуло Фергуса. В глубине души он знал, что Патрик прав. Иногда мировые соглашения заключаются буквально на ступеньках суда. Похоже, О’Нил знал об этом не из вторых рук.

Слэттери испытывал жгучее желание сражаться с Патриком во всех судах мира, отвергать все предложения, рекомендации и соглашения, пока не получит то, что сможет хотя бы в ничтожной степени компенсировать Кейт отнятое у нее Патриком О’Нилом и его проклятыми машинами.

Когда позже Фергус вспомнил, что эта хитрая лиса О’Нил ничего не сказал об отдельной палате и взятой напрокат машине,' якобы бывших подарками Кейт, его губы сжались в ниточку. Когда придет время, эти суммы будут включены в соглашение.

Слэттери вспомнил, какое удовольствие доставил Кейт «Эрудит». Почему он сам до этого не додумался? Эта мысль причинила ему мучительную боль.

Фергус чувствовал, что в словах миссис Уилан заключалась горькая правда: после приезда О’Нила все жители Маунтферна малость рехнулись. Он надеялся, что не перещеголял всех. Нужно было что-то сделать самому, а не сидеть и злиться на то, чего уже не воротишь.

Он решил купить Райанам подержанный автомобиль и научить Джона водить его. Когда придет срок платить, О’Нил не сможет включить в счет сумму за несколько месяцев проката машины.

Возвращаться в школу было непривычно. При матери это означало страшную суету, поиск ранцев, учебников, чистых рубашек и сдачу обуви в починку. Летние каникулы всегда кончались именно так.

Но при Мэри Доннелли все стало по-другому. Дом Райанов еще никогда не содержался в таком порядке. Поэтому никакой суеты не было. Вся одежда была починена и выглажена. Дети уже забыли, что раньше они не каждый день взбивали и проветривали постели и не каждую неделю проверяли обувь, решая, что нужно отнести странному бессловесному брату старого мистера Фоли, который сидел позади бара Фоли и молча прибивал подметки всем жителям Маунтферна. Тогда же осматривали, штопали и чинили одежду.

Кейт Райан, лежавшая в больнице, с изумлением смотрела на аккуратные заплаты и накладки и не верила своим ушам, когда ей говорили, что Дара и Эдди набили руку в портняжном деле. Майкл и Деклан шить не желали, а потому им было доверено чистить обувь.

В столовой освободили буфет и хранили там ранцы и учебники. У каждого из четверых была своя полка. Летние занятия продолжались, и теперь даже прописи Эдди не были разрисованы вдоль и поперек. Мэри смотрела на эти рисунки с таким ужасом, что было легче не пачкать книги и тетради.

Когда начались уроки, выяснилось, что Мэри относится к ним с огромным уважением. Она говорила о школе благоговейным шепотом. Интересовалась их отметками и домашними занятиями так искренне, что дети даже не пытались ей лгать.

- Дара, я помогу тебе сделать домашнее задание по географии. А Майклу нужно выучить наизусть длинное стихотворение. Эдди, не ворчи. Всего десять задач - это пустяк.

Дети мрачно смотрели друг на друга. Почему им так не повезло? Бежать было некуда.

До и после пятичасового чая комната для завтраков превращалась в кабинет. Здесь всегда были словарь, атлас, линейки, карандаши и бумага для черновиков. Радио выключалось. Гостей вежливо выпроваживали, а если детей зачем-нибудь искал отец, Мэри негромко, но решительно объясняла, что они делают уроки. Обычно таким тоном говорили, что конклав кардиналов избирает очередного папу римского. После нескольких неудачных попыток дело пошло на лад. Дети подчинились и перестали ворчать. Майкл решил, что легче выучить стихотворение, чем продемонстрировать свое незнание во время завтрака, когда Мэри выразит желание его послушать. Дара обнаружила, что когда, речь идет о сделанном домашнем задании, ей всегда помогут получить более высокую отметку, но если задание не выполнено, то к Мэри лучше не подходить.

Эдди чувствовал, что врать Мэри бесполезно. Она говорила, что сходит к брату Кину и спросит, почему в его классе детям ничего не задают на дом. Было проще признаться, что задание он получил, и выполнить его. По крайней мере, после этого он будет свободен.

У семилетнего Деклана уроков было немного, но ему нравилось сидеть за столом. Мэри начертила мальчику карту Ирландии, и он каждый вечер раскрашивал графства и писал их названия. Он спрашивал Мэри, нельзя ли сделать из этого цирковой номер. Мэри отвечала, что она никогда о таком номере не слышала, но все когда-то бывает впервые. Однако она может сказать, положа руку на сердце, что знание тридцати двух графств Ирландии, умение написать их названия и найти их на карте пригодится в любом деле. Поэтому Деклан с удовольствием выводил на бумаге такие мудреные названия, как Монахан и Лейиш.

Глядя на эту мирную картину, Джон облегченно вздыхал.

Когда он привезет Кейт, в доме должно воцариться подобие порядка. Новые владения Кейт были уже построены. Эту работу щедро финансировал Патрик О’Нил, а его подруга Рейчел Файн наблюдала за ее выполнением и давала ценные советы. Джон заметил, что за это время даже Леопольд стал вести себя лучше. Днем пес спал у дверей Мэри, но каждый вечер вытаскивал свою подстилку во двор, ложился там и делал вид, что охраняет хозяйку.

- Интересно, чем занимается Керри? Его нигде нет, а занятия у него начнутся только через неделю.

Девочки сидели в комнате Дары. Иногда Грейс приходила к подруге делать уроки; Мэри время от времени проверяла, не тратят ли они время даром, но малышка О’Нил была прилежной ученицей.

- Керри не говорит. Наверное, много занимается. В этом году он оканчивает школу и хочет получить хороший аттестат зрелости.

- А он его получит? - Даре было интересно все, что имело отношение к красавчику Керри. - По скольким предметам он будет лучшим?

- Думает, что по четырем. Во всяком случае, он так говорит. Я не знаю, - с сомнением ответила Грейс.

- Почему не знаешь?

Грейс немного поколебалась, но все же решила ответить:

- Ну, я не уверена, что он так уж много занимается. Понимаешь, считалось, что он ходит на дополнительные уроки.

- Занимается латынью с мистером Уильямсом?

- Не только. Два раза в неделю он должен был ездить в город и заниматься там математикой с каким-то школьным учителем.

- Математикой… - машинально повторила Дара.

- Так вот, выяснилось, что он там не бывает. Берет у отца деньги, едет в город с Поди Дойлом, Брайаном или кем-нибудь еще, но на прошлой неделе учитель позвонил и сказал, что Керри на уроки не ходит. - Грейс покачала головой.

- А куда же он ходит?

- В том-то и дело, что понятия не имею. Понимаешь, получилось так, что к телефону подошел не отец, не миссис Хейз, а я. Я ответила, что передам сообщение, а этот человек сказал, что хочет все выяснить, потому что отец прислал ему письмо с благодарностью.

- Вот это да! - ахнула Дара.

- Похоже, что Керри ни к какому учителю не ездит. Просто делает вид.

Девочки долго сидели молча и обдумывали случившееся.

- Если так, то куда он может ходить вместо уроков? - наконец спросила Дара, надеясь, что речь идет не о встречах с подружкой или чем-нибудь похлеще.

- Я спросила, но он только засмеялся и сказал, что я удачно сбила этого парня со следа. Так и выразился. Дара, ты же знаешь Керри. Он больше ничего не сказал. И не скажет.

- Твой отец знает об этом?

- Нет.

- А мисс Хейз?

- Нет. Но мне кажется, что если бы она что-то знала, то все равно не сказала бы.

- Оно и к лучшему, - жизнерадостно сказала Дара.

- Может быть, - неуверенно ответила Грейс.

Томми Леонард сказал Майклу, что фонд для поездки миссис Райан в Лурд стал огромным. Денег там хватит еще на одного человека, и весь город гадает, кого она возьмет с собой. Может быть, мистера Райана? Или кого-то из детей? Надо же, Франция… Кому не хочется там побывать?

- Думаешь, Богородица действительно приходила туда? Думаешь, это правда? - Майклу очень хотелось, чтобы это кто-то подтвердил. Если этого не было и произошло какое-то недоразумение, то мама не сможет излечиться.

- Думаю, да, - ответил Томми. - В смысле, она приходила во Францию.

Майкл кивнул.

По словам Томми, Мэгги Дейли боится, что Богородица придет в Маунтферн так же, как она приходила в португальскую Фатиму. И даже не смотрит в гущу деревьев из страха Ее увидеть.

- Почему она не хочет Ее увидеть? - удивился Майкл. - Наверное, ты бы не отказался от такого.

- Мэгги думает, что человек, который видит Богородицу, становится мучеником. Так всегда бывает, - сказал Томми.

- Бедняжка Мэгги всегда чего-то боится, - с сочувствием промолвил Майкл.

- В отличие от Китти. Китти не боится ездить с Керри О’Нилом на заднем сиденье мотоцикла, - с ноткой зависти ответил Томми.

- Керри недостаточно взрослый, чтобы ездить на мотоцикле, правда?

- Керри достаточно взрослый для всего. Он берет мотоцикл во дворе Джека Койна, куда-то ездит с Китти, а потом незаметно ставит на место.

- Откуда ты знаешь?

- Мэгги сказала. А разве тебе она ничего не говорила?

- Нет. Интересно, почему? - Майкл почесал в затылке.

- Почему ты ничего не сказала мне о Керри, мотоцикле и всем прочем? - напустилась Дара на Мэгги.

- Не знаю… Это был секрет, - с запинкой пробормотала Мэгги.

- Мэгги Дейли, если это был секрет, то почему ты рассказала о нем Томми Леонарду?

- Не знаю.

- Не знаешь? - разъярилась Дара. - Мэгги, ты просто дура! Набитая дура!

- Да, - несчастным голосом ответила Мэгги.

На кухне Райанов отмечали Хэллоуин. Подвешивали к потолку яблоко, которое нужно было схватить связанными за спиной руками. Вылавливали яблоки из ванны с водой и пытались зубами поднять с пола монету в шесть пенсов.

Заводилой была Карри. Время от времени из пивной приходил Джон Райан и тоже принимал участие в празднике.

Рейчел Файн играла роль публики. Она наблюдала за сооружением новой комнаты для Кейт и часто приходила к Райанам. Дети пригласили в гости Грейс, Томми Леонарда и Уайтов, отчаянно ссорившихся из-за того, чья очередь играть.

- А где Мэгги? - однажды спросил Томми.

- Я ее не позвала, - ответила Дара. - Забыла. Она тоже многое забывает.

Выражение лица у Дары было упрямое. Она злилась на Мэгги за то, что та не рассказала ей о выходках сестры. Но еще больше ее злило, что Керри О’Нил куда-то ездит на взятом взаймы мотоцикле.

- Я сбегаю за ней, - вызвался Майкл. - Она ужасно расстроится. Я мигом!

- Я пойду с тобой, - предложила Грейс.

Дара почувствовала, что она перегнула палку. Ей следовало самой сходить за Мэгги. Но было уже поздно. Майкл и Грейс убежали.

И вскоре вернулись без нее.

- Миссис Дейли сказала, что она простудилась и лежит в постели.

- Ну и ладно, раз так, - беспечно промолвила Дара. Но в глубине души ей было стыдно. Она подозревала, что Мэгги вовсе не простудилась.

Грейс была очень добра к Мэгги. И настояла на том, что Мэгги поедет с ними. Патрик О’Нил собирался отвезти детей к миссис Райан и называл это официальным визитом.

Довольные близнецы взяли с собой Лайама, Джасинту, Томми и Мэгги. Когда кровать окружила кучка детей, Кейт была очень тронута.

- Миссис Райан, в фонде Лурда скопилась такая куча денег, что вы сможете взять с собой всю семью! - с жаром заявил Томми.

- О боже, вот это щедрость! Но ездить туда должны только инвалиды, правда? - сказала Кейт.

- У миссис Уильямс сломана рука, - заикнулась Джасинта.

- Дурочка, со сломанной рукой в Лурд не ездят. Для такой поездки нужно кое-что похуже, - брякнул Лайам и тут же с испугом покосился на Кейт.

- Лично я думаю, что туда можно ехать с чем угодно, - пришла к нему на выручку Кейт.

- Ну вот! - обрадовалась Джасинта. - А миссис Уильямс очень добрая. Всегда угощает нас чем-то из своего сада. Ей и нужно ехать.

- Но ведь она протестантка, - неуверенно возразил Томми.

- Тем более жена викария, - борясь с улыбкой, поддержала его Кейт.

- Если бы ее взяли туда, она могла бы перейти в истинную веру, - предположила Мэгги.

- Особенно если бы у нее срослась рука! - засмеялся Патрик О’Нил.

А потом выставил детей из палаты, сказав, что для них приготовлены лимонад и печенье.

- Правильно сделали, что привезли их, - весело сказала Кейт высокому американцу.

- Я люблю строить из себя большую шишку, - насмешливо ответил он.

- Ничего подобного. Вы относитесь к ним по-отечески. Близнецы рассказывали, как вы в сторожке учили их играть в шахматы и в «Эрудита». Надо же, очень занятой человек находит время играть с детьми…

Кейт тепло улыбнулась ему.

- Иметь дело с такими детьми, как ваши, одно удовольствие, - вздохнул Патрик.

- А с такими, как ваши, нет? - удивилась Кейт.

- С Грейс - да.

- У отцов и сыновей всегда бывают трения. Это общеизвестно.

- У Джона таких трений не существует.

- Вы не слышали, как он разговаривает с Эдди.

- Кейт, простите мне эти слова, но ваш Эдди способен вывести из себя любого жителя Запада. Нет, моя проблема в другом. - Внезапно его лицо стало грустным и усталым.

- Не хотите облегчить душу?

- Когда-нибудь расскажу. Да, это поможет мне облегчить душу. Но не сегодня. Сейчас меня ждет толпа детей, которым обещано угощение. Я не могу их обмануть. Скоро вы вернетесь домой. Разве это не чудесно? - Он казался искренне довольным.

- Через пару недель, - ответила Кейт. - И тогда все станет по-прежнему.

Патрик мгновение смотрел на нее.

- Нет, Кейт, по-прежнему не станет. И все же это будет хорошая жизнь. - Его голос дрогнул от сочувствия.

Кейт проглотила комок в горле и улыбнулась ему.

Других слов не требовалось; все было и так ясно.

Дара получила от Керри О’Нила открытку с видом города, возле которого находилась его школа.

«Мы здесь на экскурсии. Нас привезли осматривать замок на реке. Река бурая и мутная, ничего похожего на Ферн. Рад слышать, что твоя мама скоро вернется домой. Надеюсь увидеть всех вас в Маунтферне на Рождество. Привет всем. Керри».

Дара прижала открытку к груди и запомнила не только каждое слово, но и каждую букву.

- Мэгги, скажи мне прямо: Китти тоже получает открытки от Керри О’Нила? Только «да» или «нет».

- Нет. Никаких открыток от Керри Китти не получала. Честное слово.

Мэгги говорила решительно, потому что не сомневалась в своей правоте. Открыток от Керри Китти действительно не получала, но была подозрительно веселой. Время от времени приходили письма, однако этот вопрос не обсуждался. На конвертах стоял штемпель графства, в котором находилась школа Керри. Но размышлять об этом было бы глупо. Делиться своими наблюдениями Мэгги не хотелось. К тому же ее спрашивали только об открытках.

Мэгги обрадовалась, когда Дара взяла ее за руку. Было бы нехорошо расстраивать подругу. А вдруг это неправда? Китти могла получать письма от кого угодно.

- Надеюсь, миссис Райан понравится, как я веду хозяйство, - неуверенно сказала Мэри Доннелли.

- Почему вы так говорите? - удивился Джон, не привыкший к такому тону.

- Она хозяйка дома. Ей будет трудно вернуться через пять месяцев и увидеть на своем месте другую женщину.

- Она же тысячу раз говорила, что довольна вами и всем, что вы для нас делаете. - Джон был сбит с толку. Мэри бывала у Кейт в больнице, и они хорошо ладили.

- Но когда миссис Райан вернется и станет жить в той роскошной комнате, то больше не будет чувствовать себя хозяйкой. Если вы захотите, чтобы я ушла, я вас пойму.

- Мэри, мы все умрем, если вы уйдете! - встревожился Джон. - Вы не можете уйти. Особенно сейчас, когда она возвращается.

Даже не думайте. Может быть, вы боитесь, что Кейт станет вами командовать? Если так, то напрасно. Кейт не такая. Она будет рада, что вы навели здесь порядок. Пожалуйста, не уходите.

- Мистер Райан, мне здесь очень нравится. Это первое место, которое я могу назвать своим домом. Место, где люди не превращают мою жизнь в пытку.

- Неужели вся ваша прежняя жизнь была пыткой? И кто это делал?

- Моя мать. Коллеги по школе. И другие окружавшие меня женщины.

Джон лишился дара речи.

- Ну что ж… - наконец промямлил он, понимая, что этого недостаточно.

- Я хочу сказать, что если миссис Кейт Райан было суждено выйти замуж - а так оно, кажется, и есть, - то ей могло бы куда меньше повезти с мужем и тремя сыновьями.

Джон понимал, что больше он такого никогда не услышит.

- Спасибо, - очень серьезно сказал он. - Надеюсь, мы с сыновьями оправдаем ваше доверие.

Начав учить Джона водить машину, Фергус обрел в Мэри неожиданного союзника. Она всячески поощряла обоих к занятиям и говорила, что сама присмотрит за баром. Ей и в голову не приходило, что у Фергуса тоже есть работа, поэтому она считала самым подходящим временем для коротких уроков одиннадцать утра.

К счастью, Кейт оказалась права: малышка Дейрдра, работавшая у него в конторе, оказалась человеком надежным. Она всегда могла сказать посетителю, что мистер Слэттери уехал с клиентом по важному делу, ничего не упускала и, как и ее отец, умела держать язык за зубами. Дейрдра скорее умерла бы под пытками, чем кому-нибудь заикнулась бы о самом банальном из дел, которыми занимался Фергус.

Это не ложь, объяснила она Слэттери. Мистер Райан действительно их клиент, а обучение его вождению - действительно важное дело.

После двадцати уроков Джон почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самому ездить в больницу. Для Кейт это должно было стать еще одним приятным сюрпризом. Он несколько раз чуть не проговорился, Впрочем, как и Рейчел Файн.

Потом Фергус и Джон вместе поехали к Джеку Койну и сказали ему прямо: он должен достать самый лучший подержанный автомобиль в мире. Не в графстве, а именно в мире.

Этот автомобиль, исправный и начищенный до блеска, нужно подготовить к пятнице, 22 ноября, потому что именно в этот день Джон Райан поедет на нем в город, заберет жену и привезет ее домой, в Маунтферн.

Все дети мечтали поехать за ней. Джон сказал, что в машине не хватит места. Но им хотелось посмотреть на лицо матери, когда она увидит его за рулем; это было интереснее всего.

Ладно, раз так, они, как обычно, поедут с Поди Дойлом. У них будет целый караван. В первой машине поедут Фергус и миссис Уилан, потом Джон на «воксхолле», а за ними - четверо детей, потерявших дар речи от радости, на «остине» Поди Дойла.

В больнице пролилось море слез, и сестра Джеральдина сказала, что будет скучать по Кейт больше, чем по какому-нибудь другому пациенту.

Люди приехали в инвалидных креслах, чтобы попрощаться с ней, а она сама - тоже в кресле - объехала всю больницу и попрощалась с теми, кто вообще не мог двигаться.

Кейт сказала, что будет часто приезжать сюда на процедуры.

При этом она думала, что вернется домой на «остине» Поди Дойла.

- Интересно, как в нем поместятся дети, - сказала она Рейчел.

- Тс-с… Подождите минутку.

Кейт догадывалась, что ей готовят какой-то сюрприз, но когда она увидела своего мужа в большом черном «воксхолле», то не поверила своим глазам.

При виде Джона, восседавшего за рулем роскошной машины, она зажала себе рот обеими руками.

- О боже, он убьется! - воскликнула Кейт, после чего все расхохотались.

Джон вышел из машины и степенно поклонился.

- Кейт Райан, ваша карета подана. Личный кучер приехал, чтобы отвезти вас сначала домой, а потом - куда пожелаете.

Перед ней мелькнули лица детей. Она успела заметить, что близнецы пытаются растянуть транспарант со словами «Добро пожаловать домой!», а Эдди и Деклан дуются на то, что им не дали принять участие в таком важном деле.

Джон без умолку твердил, что он научился водить и что это их автомобиль. В такой сутолоке было трудно понять, что теперь у них есть своя машина. Дети носились вокруг, и Рейчел Файн пыталась построить их, чтобы сфотографировать.

Джон научился водить машину! Теперь они смогут уезжать на целый день, не обращаясь к Джеку Койну, Фергусу или Поди Дойлу. Как ему это удалось? Есть ли еще какие-нибудь сюрпризы и сможет ли она их пережить?

- Я плачу от радости, - сказала она в вихрастую макушку Деклана. Увидев слезы Кейт, он прибежал к матери и обнял ее.

- Я хотел держать «Добро пожаловать домой»! - захныкал малыш.

- Какая разница, кто его держит? - возразила Кейт. - Посмотри, какой красивый транспарант. Это самое лучшее приветствие, которое я видела.

- Но я хотел написать на нем мое имя! - Деклан продолжал тереть глаза кулаками. - А они мне не позволили! - Он злобно посмотрел на близнецов.

- Когда мы приедем в Маунтферн, ты сможешь сделать собственный транспарант. Деклан, Эдди, я действительно возвращаюсь домой или это мне только снится?

Эдди решил объяснить ей ситуацию.

- Действительно, - проворчал он, гордый тем, что может сделать это в одиночку.

Кейт протянула руки к близнецам.

- Поднимите транспарант повыше, чтобы Рейчел могла его сфотографировать, - попросила она.

Взгляд матери сказал близнецам, что транспарант растрогал ее до слез. Когда группу фотографировали, она сидела и крепко держала детей за руки.

А потом ее повезли к машине. Когда Кейт посадили на переднее сиденье, она чуть не разрыдалась.

- Джон Райан, ни за что не поверю, что ты действительно умеешь водить машину, - сказала она мужу. А потом высунулась в окно и крикнула сестрам: - Послушайте, никому не отдавайте мою палату! Через полчаса я вернусь с новыми телесными повреждениями!

Но при этом лицо Кейт сияло от гордости. Шутка ли, она сидела рядом с мужем в их собственной машине!

Их сопровождала целая свита: Фергус с Шейлой на пассажирском сиденье, Рейчел в собственной машине и Райаны-младшие, в последний раз ехавшие в машине Поди Дойла.

На колени Кейт положили плед. Она по-королевски выпрямилась на переднем сиденье подержанного «воксхолла», приобретение которого Джек Койн называл сделкой века.

Когда Рейчел отвернулась, чтобы украдкой смахнуть слезы, вызванные этой трогательной сценой, она заметила, что симпатичная медсестра и местный юрист сделали то же самое.

Маунтферн навсегда запомнил день, когда Кейт Райан приехала из больницы. Даже через несколько лет его жители могли вспомнить все подробности этого вечера.

Было заранее определено, что пивная будет открыта; место за стойкой займет Мэри Доннелли. Шейла Уилан будет находиться неподалеку на случай, если кто-то придет не пить, а любоваться на возвращение инвалида.

Когда наблюдатели сообщили, что машина добралась до салона «Розмари» и Рита Уолш, стоя на пороге, машет рукой, Ривер-роуд огласил радостный вопль. Лоретто Куинн выскочила из своего магазина, а Брайан Дойл прибежал с другого берега реки, чтобы присоединиться к толпе.

Процессия прошла через бар. Старики вставали со своих мест и пожимали Райанам руки, не находя подходящих слов, Все испытывали облегчение от возвращения Кейт, но поражались ее бледности и тому, как неловко она сидела в кресле на колесиках.

Возбужденная Карри в новом темно-синем платье с белым воротником десять раз бегала с кухни в бар и спрашивала Мэри, когда подавать чай. И Мэри десять раз отвечала, что об этом нужно спрашивать миссис Райан.

Но Кейт было не до тонкостей этикета. В этом доме было на что посмотреть.

Почему никто не сказал ей, что стены полностью перекрасили? И две лесенки - одна наверх, другая вниз - исчезли. Чтобы выровнять пол на первом этаже, понадобилась огромная работа.

Да, огромная, подтвердил Джон Райан с таким видом, словно это было его рук дело. На самом деле от пего потребовалось только одно: не мешать и какое-то время пользоваться задней дверью. Все сделали рабочие Патрика, которых ради этого пришлось отвлечь от строительства отеля.

Л дальше была комната. Кейт нс верила своим глазам. Светло-зеленые стены, огромная стеклянная дверь, обрамленная зелеными шторами с цветочным рисунком. Большая белая кровать с бело-зеленым покрывалом. Длинная белая полка вдоль трех стен, шириной почти со стойку бара. Кресло умещалось под полкой, а на самой полке были аккуратно разложены журналы, швейные принадлежности, книги и папки, чтобы ей было чем заняться. Одна часть полки представляла собой туалетный столик. Там было зеркало, окруженное лампочками, как в гримуборной кинозвезды.

Ванная была огромной. Рейчел называла ее гардеробной. Тут хранилась одежда, висевшая на перекладинах, которые можно было опускать. Это позволяло Кейт дотягиваться до каждого наряда и выбирать нужный. Ящики выдвигались и задвигались беззвучно и без всяких усилий. Толкать и тянуть их не требовалось. Здесь были ванна с сиденьем, душ и унитаз с перилами. Но это ничуть не напоминало стерильно-белый больничный санузел. Цвета были светло-зеленые. Зелеными были даже пушистые полотенца и большой стеклянный кувшин с солью для ванн.

Кейт никогда не видела такой роскоши. И все это принадлежало ей. А не существовало на картинке лениво просматриваемого глянцевого журнала.

Все столпились вокруг. Фергус и Брайан Дойл, Рейчел и Лоретто, в середине Джон, а по краям дети, выгибавшие шеи, чтобы увидеть ее лицо.

А еще этот день запомнился тем, что по радиоприемнику, стоявшему в пабе, сообщили новость. Новость о том, что в Далласе стреляли в президента Кеннеди.

Все медленно вернулись в бар и стали ждать новых сообщений. Телефон звонил непрерывно; людям хотелось поделиться с другими. В Грейндже был телевизор; некоторые владельцы машин сказали, что поедут туда и постараются узнать больше. Все было лучше, чем неизвестность. Что случилось с президентом, который приветствовал их в Дублине всего пять месяцев назад?

- Пуля в голову. Бедняга… Лучше бы ему умереть, - нарушил тишину Брайан Дойл. - Такой молодой человек будет прикован к инвалидному креслу до конца жизни. Он этого не вынесет. Просто сойдет с ума.

Прошла минута, прежде чем сказанное дошло до остальных. Все думали о Джоне Ф. Кеннеди, а не о миссис Райан, еще более молодой женщине, тоже прикованной к инвалидному креслу до конца жизни.

Потом Брайан Дойл увидел пару сморщившихся лиц и опомнился.

- Правда, сейчас медицина делает чудеса, - неуклюже сказал он. Никто его не поддержал.

- Настоящие чудеса, - повторил Брайан, мечтая провалиться сквозь землю.

Глава пятнадцатая

Весна 1964-го года выдалась в Маунтферне дождливой. Река дважды выходила из берегов; из Дублина даже прислали репортеров, чтобы сфотографировать половодье на Ферне. Ветки деревьев, росших вдоль Ривер-роуд, опустились от тяжести и извергали па каждого задевшего их целые водопады.

Плот, построенный детьми летом, сорвался с якоря, поплыл к большому мосту и разбился об него в щепки.

В школах пахло мокрой одеждой, и все были простужены.

Но пить люди продолжали, и часто сырая погода означала, что в пивной Райана прибавится посетителей.

Кейт Райан сидела в своей просторной светло-зеленой комнате и впервые проводила весну в кресле.

Она понимала, что сошла бы с ума, если бы не видела сквозь большую стеклянную дверь боковой сад. Кейт первой узнала, что кончились снегопады, что распустились крокусы, а в солнечном углу, о существовании которого она не подозревала, зацвели первоцветы и примулы.

Джаффа, большая оранжевая кошка, с тоской смотрела в сад, ожидая наступления солнечных дней, когда можно будет сидеть и дремать на каменном заборе. Кейт Райан, неподвижно сидевшая в кресле, чесала кошку за ухом и убеждала ее, что это время придет. Потом тяжело вздыхала и думала, что дождь здесь не прекращался никогда; просто она, Кейт, была вечно занята и этого не замечала.

Мало-помалу обитатели Маунтферна привыкли к мысли о том, что такой Кейт Райан будет всегда. Перестали качать головами, вспоминая ужасный несчастный случай; мгновенный удар, после которого ее парализовало на всю жизнь. Люди видели просторную светлую комнату, красивую смуглую женщину в кресле, радовавшуюся их приходу… именно такой она запечатлелась в их памяти. Они больше не говорили друг другу о том, какой ловкой она была, как легко поднималась по лестнице конторы мистера Слэттери и бежала по Ривер-роуд, словно юная девушка.

Рейчел нашла большой рулон зеленой тростниковой циновки. Его нужно было разрезать на куски и постелить на новый ковер Кейт.

Иначе люди перестали бы приходить в ее комнату, боясь наследить.

Сама Рейчел приходила каждый день. Она наловчилась снимать с кровати никчемные бледные ноги Кейт и ставить их на подножку кресла. Потом Рейчел нагибалась, Кейт обхватывала ее за шею и вытягивала себя из постели.

Делать это с Карри было нельзя: нервная девушка могла шарахнуться. Просить Мэри Доннелли Кейт не хотела. Для Дары это было бы тяжело морально. А Джон не должен был видеть ее в таком состоянии. Когда он приходил по утрам и видел ее одетой и сидящей у какой-нибудь части гигантского письменного стола, занимавшего три стены ее комнаты, то мог поверить, что все обстоит почти нормально.

Две женщины пили чай и беседовали так, словно прожили по соседству много лет, сначала были молодыми замужними женщинами, а потом рожали детей и воспитывали их. Никому не казалось странным, что они познакомились за день до того, как одна из них превратилась в пациентку больницы, а вторая - в посетительницу. Казалось, что они дружили и непринужденно чувствовали себя друг с другом всегда.

Кейт могла рассказать Рейчел о своей беспричинной неприязни к Мэри Доннелли, а Рейчел Кейт - о своей досаде на Мэриан Джонсон.

- Ему наплевать на Мэриан Джонсон, - заверяла подругу Кейт.

- Она больше подходит для этой жизни… жизни, к которой он стремится.

- О нет, вы не должны так думать. Вы можете себе представить, что он любит ее? Хотя бы чуть-чуть? - Одна мысль об этом заставила Кейт покачать головой.

- Меня он не любит тоже. Однажды я пойму, что не вписываюсь в его план. И буду свободна.

- Но вам будет очень одиноко, - сказала Кейт.

Рейчел с облегчением улыбнулась. Именно этот совет она и хотела услышать.

- Миссис Файн долго пробудет здесь? - спросила Дара.

У девочки вошло в привычку сразу после возвращения из школы сидеть с матерью; все остальные согласились с тем, что это ее время.

- Не знаю, милая, я ее не спрашивала. Ты не станешь возражать, если время от времени мы будем приглашать ее в гости? В этом ужасном мотеле она просто сойдет с ума.

Дара тут же согласилась:

- Мы просто обязаны приглашать ее как можно чаще. Если она будет все время торчать в этом «Стив-Сансете», то начнет разговаривать сама с собой.

Кейт засмеялась. Дара сильно повзрослела; с ней можно было беседовать более непринужденно, чем раньше. На девочку сильно повлияли месяцы, прожитые в пабе без матери, неуверенность в завтрашнем дне и в том, что мать вообще вернется домой. Перемена была разительная. До несчастного случая Дара была мальчишкой-сорванцом, мечтающим удрать из дома, зевающим от взрослых бесед и ненавидящим разговоры по душам. Но теперь все прошло. Казалось, она переросла Майкла, хотя раньше ждала его первого шага, а. уже потом решала, что делать самой. Практически она уже была женщиной и начинала ощущать приступы если не любви, то чего-то вроде благоговения перед героем. Кейт видела, как изменяется выражение лица Дары, когда она говорит о Керри. Эта маленькая влюбленность началась прошлым летом.

Кейт чувствовала, что может говорить с Дарой о вещах, которые Джону казались мелкими. Может быть, это и называется женской солидарностью… Но она старалась не преувеличивать. Казалось, Дара одобряла визиты Рейчел. О связи Рейчел и Патрика О’Нила не упоминалось; Кейт была слишком предана подруге, чтобы затрагивать опасную тему, но чувствовала, что инстинкт заставляет Дару о многом догадываться.

- А Мэри Доннелли у нас останется?

Кейт притворилась равнодушной.

- Понятия не имею. Пусть сама решает. - Однако в ее голосе прозвучала резкая нотка.

- Мама, почему она тебе не нравится? Нам без нее не обойтись.

- Знаю, знаю. С чего ты взяла, что она мне не нравится? Не говори глупостей.

- Ты ее не любишь. Почему? Она не имеет видов на папу. Мэри ненавидит мужчин. Даже ровесников Майкла.

Она просто ребенок. У нее каша в голове, - бросила Кейт.

- Ты не любишь Мэри, потому что она мужененавистница?

- Нет. Скажу тебе правду: она не нравится мне, потому что делает то, что должна делать я. Потому что обслуживает мужчин в баре, но, в отличие от меня, не разговаривает с ними. Потому что ходит к Лоретто Куинн и дотошно расспрашивает ее, сколько стоит тот или иной товар, вместо того чтобы просто купить его. Она содержит кухню в такой чистоте, на которую я не способна. Она заставила Леопольда измениться до неузнаваемости. Она пугает Карри и кричит на нее, если та разбивает блюдце. Постельное белье у нее чистое, но зато в доме с понедельника до субботы пахнет стиральным порошком.

Дара смотрела на мать открыв рот.

- А больше всего мне не нравится то, что у нее есть две здоровые ноги, заканчивающиеся ступнями, которые она может ставить друг перед другом и ходить. Если она торопится, то может начать переставлять их быстрее, а потом побежать. Ей не нужно подтягиваться на руках и напрягать последние силы, чтобы придвинуться на несколько дюймов к краю кровати. Наверное, поэтому она мне и не нравится.

Дара все еще не могла вымолвить ни слова.

- Потому что я - настоящая старая свинья, - уныло добавила Кейт.

Дара упала в ее объятия и вцепилась в Кейт.

- Неправда, ты не свинья! С тобой случилась самая несправедливая вещь на свете. Я сказала сестре Лауре, что Бог, наверное, очень жестокий, если Он позволил тебе оказаться на пути этой машины.

Дара плакала, уткнувшись матери в плечо, а Кейт утешала ее, гладя по голове и худенькой спине.

- И что тебе ответила сестра Лаура про жестокость Бога? - мягко спросила она.

Дара на мгновение подняла залитое слезами лицо.

- Сказала, что всемогущий Господь имеет свои цели, которые в данный момент нам неизвестны. Но мы узнаем их через несколько лет. Как ты думаешь, узнаем?

Кейт взяла дочь за руки и задумчиво ответила:

- Не знаю. Правда, не знаю. Если бы сломанный позвоночник можно было вылечить, тогда, вероятно, все эти месяцы и даже пара лет, проведенных в инвалидном кресле, могли бы иметь цель.

- Но… - Дара с тревогой ждала продолжения.

- Но поскольку сломанный позвоночник вылечить нельзя и я больше никогда не смогу ходить, мне трудно поверить в то, что у Бога есть цель. Бог не может думать, что я стану лучшей гражданкой и лучшей христианкой, если буду прикована к этому креслу. Может быть, он думает, что без кресла я стану страшной грешницей, и поэтому держит меня в нем. Такую цель я могла бы понять. - Она едва заметно улыбнулась.

- Мама, но у тебя нет и не будет никаких грехов, так что кресло тут ни при чем. - Дара не могла представить себе, что взрослые способны совершать грехи; они могут делать всё, просто потому что они взрослые. Какие смертные грехи может совершить мама, если не считать убийства и идолопоклонства, на которые она явно не способна?

- Думаю, мой самый большой грех заключается в том, что я не принимаю посланного мне Богом. Знаешь, Дара, это действительно грех. Я собираюсь покаяться в нем отцу Хогану. Сегодня он придет, и я скажу ему, что не хочу ехать в Лурд. Это будет еще труднее.

Глаза Дары вновь наполнились слезами.

- Мама; ты обязана поехать в Лурд, просто обязана! Это наша единственная надежда. Мы с Майклом только об этом и говорим. Там случались чудеса, и с тобой тоже может случиться чудо.

- Нет, милая, не поеду. Чудеса, не для меня. Если Богородица захочет вылечить мой позвоночник, Она сможет сделать это и в Маунтферне. Я не хочу тратить на эту поездку деньги, собранные другими людьми, и разочаровывать их. Вот и все. Я не собиралась вывалить на тебя эту новость. Хотела все сделать мягче или по-другому. Но ты доставляешь мне такую радость и утешение, что я обращаюсь с тобой как со взрослой дочерью, а не с ребенком.

Слезы тут же высохли, и Дара несказанно обрадовалась.

- Ну, если я взрослая, то буду разговаривать с тобой по-другому. Раз уж ты не хочешь ехать в Лурд, то дай мне слово, что будешь вежливо вести себя с Мэри Доннелли, когда она соберет свои вещи и уедет.

Кейт прыснула. Дара говорила точно так же, как говорила сама Кейт, когда кого-то распекала. И даже выражение лица у нее было то же самое.

- Я буду такой вежливой, что ты испугаешься, - со смехом пообещала она.

- Только не перестарайся, - неодобрительно ответила Дара.

Джон шел с дочерью вдоль берега реки.

- Я рад, что Рейчел здесь, - сказал он. - Она очень нравится твоей маме. Это отвлекает ее от мрачных мыслей.

- По-твоему, у нее много мрачных мыслей? - поинтересовалась Дара.

- Кто знает? Она говорит, что почти забыла, как жила без кресла. И даже во сне не видит, что может ходить, - грустно сказал он.

- Не надо, папа. Она ненавидит подавленность больше всего на свете.

- При ней я не бываю подавленным. Но разве при тебе или наедине с собой мне нельзя ненадолго сбросить маску?

Они шли мимо рыболовов, стараясь не отвлекать их разговорами. Оба помнили, какую сцену однажды устроила Кейт. Она злилась и кричала, что не хочет, чтобы ей сочувствовали и ходили вокруг с постными физиономиями. Разбила кувшин с молоком и бросала в Джона тарелки и блюдца, когда он впал в настроение, которое называл сострадательным. Кейт назвала его настроение пораженческим и сказала, что от этого ей еще хуже.

- Черт побери, я даже ходить не могу, а ты можешь делать все. Поэтому, ради Христа, перестань ныть и канючить: «Бедная мамочка, бедная Кейт»! Что толку? Лично я предпочла бы умереть. Умереть и лежать в могиле, чем быть «бедной мамочкой, бедной Кейт»!

Они так испугались, что позвонили доктору Уайту. Он пришел, осмотрел ее и ничем не утешил собравшихся за дверью родных.

- С миссис Райан все в порядке за исключением того, что она парализована, - резко сказал он. - И окружена людьми, которые не добавляют ее жизни смысла. Если она проявляет темперамент, они вызывают к ней врача и оказывают моральную поддержку с помощью жалости. Спокойной ночи.

Они этого не забыли. Даже Деклан и Эдди знали, что нужно быть оптимистами. Мама хочет верить, что все меняется к лучшему. Это придает ей силы, нужные для того, чтобы перебраться с кровати на кресло, с кресла на унитаз или сиденье ванны, приехать в сад, на кухню или в пивную. Если она перестанет верить, что все меняется к лучшему, то даже не сможет садиться по утрам.

Когда они повернули обратно, Дара спросила:

- Папа, а что ты думаешь об отеле? Неужели из-за него нам придется прикрыть дело? Мэри Доннелли говорит, что отель нас уничтожит.

- Конечно, Мэри - это наше благословение, но она ошибается на каждом шагу.

Дара посмотрела на отца с любовью.

- Я думаю, ужасно ненавидеть мужчин и не видеть в них друзей.

- Да. Ее можно только пожалеть, - согласился Джон. - Думаю, со временем это пройдет. Кстати, о друзьях мужского пола… Почему такая красивая девочка, как ты, проводит летний вечер, гуляя со старым отцом? Почему меня не опередили Томми Леонард, Лайам Уайт и другие представители сильной половины Маунтферна? Объясни.

- Папа, потому что они все дураки, а ты нет.

- Приятно слышать. Но неужели все? Неужели среди них нет ни одного умного?

- Ни одного, - небрежно ответила Дара. Это разумелось само собой. - Может быть, угодить мне еще труднее, чем Мэри Доннелли. А может быть, я о себе слишком низкого мнения. Конечно, я мечтаю, что случится чудо. Например, что меня заметит Керри О’Нил.

- Тебе бы этого хотелось?

- Ты еще спрашиваешь! Но тогда мне придется сражаться за него со всем городом. Грейс говорит, что Керри не ладит с отцом.

- Никто не ладит с отцами, - сказал Джон, потрепав Дару по руке.

- Папа, перестань напрашиваться на комплименты, - ответила она.

- Знаешь, Деклан становится настоящим хулиганом, - сказал Джон Кейт.

- О боже, если ты его ругаешь, значит, дело плохо, - удивилась Кейт. - Что он натворил на этот раз?

- Ничего. Просто у него инстинкты гангстера. Он пинает все, что попадается ему под ногу.

- Что именно? - встревожилась Кейт.

- Ну, например, курятник. Он чуть не свалил его.

- Я сама могла бы свалить курятник. Даже в этом. - Кейт с отвращением показала на кресло.

- В этом кресле ты могла бы свалить что угодно. Когда ты едешь на нас, просто душа в пятки уходит, - засмеялся Джон. - Нет, он ломает вещи чисто инстинктивно, не давая себе в этом отчета.

- Он расстроен.

- Мы все расстроены, - ответил муж.

- Ничего подобного. Просто он маленький. Когда Деклан вернется, пришли его ко мне. Я немного поиграю с ним.

- Смотри, как бы он не опрокинул тебя на пол.

- Дело в том, что он самый младший… Бедный малыш.

- Не забывай, я тоже был самым младшим, но сумел стать человеком.

- Ты прав. - Кейт смотрела на него с восхищением. Пивное брюшко Джона Райана почти исчезло, спина выпрямилась. Морщин у мужа прибавилось, и все же он выглядел моложе, чем в начале лета.

Кейт поняла, что Джон оказывает ей не только физическую помощь. Муж справлялся без нее почти полгода. Теперь уже она не могла обходиться без его советов.

- Как по-твоему, это повлияет на всех детей? - еле слышно спросила она, вновь показав на кресло и свои ноги. - Сильно изменит их жизнь?

- Нет. Похоже, это влияние будет не таким сильным, как мы думали. Ты знаешь, как быстро приспосабливаются дети. Со временем они привыкают ко всему. - Джон говорил мягко и ласково, боясь, что его заподозрят в равнодушии. - Думаю, что теперь, когда ты вернулась, они заживут по-прежнему. Нормально. До удивления нормально.

- Надеюсь. - Она закрыла глаза.

- Кейт, мы уже говорили об этом. Почему ты снова заволновалась?

- Наверное, потому что Деклан все пинает. И потому что я обращаюсь с Дарой как со взрослой. Лишаю ее детства.

- Нет, нет, - успокоил ее Джон. - Девочке льстит, что ты разговариваешь с ней как с равной. Нет, пусть это тебя не волнует.

- А Эдди?

- Он якшается со своими бандитами и думает только о заборах, на которые можно залезть, садах, которые можно обчистить, и лежащих в укромных местах баночках с джемом, которые можно стащить, продать и на эти деньги сходить в кино.

- Значит, остается Майкл. В последнее время он ведет себя очень тихо. Или это мне только кажется?

- Нет, не кажется. Не считай меня чокнутым, но я решил взять его с собой на рыбалку. Мы твердим туристам, что в Ферне полно щук. Пора проверить, правда ли это.

Кейт прикоснулась к его руке.

- Да, конечно. Скажи Майклу, что я его люблю.

- Если я скажу это, он столкнет меня в реку.

- Используй другие слова.

- Он и сам все знает. Другие слова? Ладно, попробую.

- Не хочешь в субботу пойти со мной на рыбалку?

- На рыбалку? В такую погоду? Мы только замерзнем без толку.

- Мы постоянно говорим людям, что щук в Ферне можно ловить круглый год. А вдруг это неправда?

- О боже, папа, сейчас там ужасно. Почему ты не звал меня летом? Я бы пошел с удовольствием.

- Сынок, летом я тоже пошел бы с удовольствием, но в хорошую погоду паб не пустует.

- Но почему именно сейчас?

- Потому что мне хочется отдохнуть и немного поговорить.

- Что я сделал?

- О господи, ничего. Почему сыновья считают, что отцы куда-то зовут их только для того, чтобы отругать и наказать?

- Но ты никогда меня никуда не звал, - ответил Майкл, и Джон скрепя сердце признал, что это верно.

- А когда решил исправить эту оплошность, то сел в лужу… Ладно, если рыбалка тебя не прельщает, то куда бы ты хотел отправиться в субботу после ленча?

- Думаю, кино не подойдет.

- Правильно думаешь.

- Может быть, займемся книгой? - У него загорелись глаза.

Джон захлопал глазами.

- Книгой для мистера О’Нила. Ты давно ею не занимался. Достанем коробку с документами и всем остальным… - Майкл осекся. Лицо у отца было непроницаемое. - Ты вообще собираешься ее заканчивать?

- Что? Ах, да. Да.

Майкл ощутил облегчение.

- Раз так, давай разбирать бумаги. Я стану помогать тебе, как прежде.

- Да. Конечно.

- Или ты предпочитаешь рыбалку? Ну, если мы оденемся потеплее…

- Нет. Ты молодец. Нет.

- Может быть, после всего случившегося… ты раздумал писать книгу?

- Ты просто гений. Именно этим мы и займемся в субботу. Отнесем коробку наверх, чтобы никому не мешать, и ты мне поможешь. До сих пор у меня не было ни одной свободной минутки, и я совсем забыл про книгу.

Джон широко улыбнулся, но мальчик понял, что отец выдержал нелегкую борьбу с самим собой и лишь сейчас решил продолжить писать историю Фернскорта для отца Грейс.

- Если мы бросим книгу, это вряд ли пойдет маме на пользу, - неожиданно сказал Майкл, и отец стиснул его плечо.

Ты прав, Майкл. Мы не должны забывать об этом.

- Ну, какое чистилище он вам назначил? - спросила Рейчел, когда отец Хоган ушел и ее пропустили к Кейт.

Язычница! Он назначил мне не чистилище, а покаяние. Именно покаяние должно уберечь меня от чистилища.

- Все это ерунда. Вы уже святая. Вы сказали ему про Лурд?

- Бедняге это очень не понравилось, но он пообещал помочь мне. Сказал, что это нужно сделать по-другому. Что я предпочитаю передать фонд приходу, чтобы тот мог собрать в него больше денег и послать в Лурд других. Посоветовал не подчеркивать, что я не собираюсь воспользоваться им сама.

Это может обидеть людей или оскорбить их.

Рейчел кивнула.

- Я вижу, вы расстроены. Что-то случилось?

- Кейт, от вас не укроешься. Я подумала, что мне пора возвращаться. Возвращаться в Штаты.

- Вы не сказали «возвращаться домой».

- Вряд ли я могу назвать Штаты домом. Во всяком случае, в этом году.

- Может быть, потому что вы находитесь между небом и землей. Все эти планы насчет отеля и того, как он будет выглядеть… Естественно, что нью-йоркский офис стал казаться вам чужим. Но подумайте о своей квартире. По сравнению со «Стив-Сансетом» она должна казаться вам раем.

- А...

- Вы можете не уезжать. Оставайтесь здесь, с нами.

- Нет, я должна уехать. Здесь я только придумываю себе работу… и…

- Разве он не рад тому, что вам здесь так нравится и что вы чувствуете себя в Маунтферне как дома? Я думала, он доволен этим.

- Я тоже так думала.

- А разве нет? Что он сказал?

- Удивился, что я торчу здесь столько времени. После того как я сдуру сказала, что начинаю привыкать к здешней жизни. Он был со мной сух. Очень сух.

Кейт потянулась к ее руке. Было трудно поверить, что когда речь заходит об отношениях с великим Патриком О’Нилом, эта элегантная женщина в костюме винного цвета, отороченном замшей, и белой шелковой блузке с пышным бантом, стоившей целое состояние, способна быть неловкой как ребенок. Так переживают только шестнадцатилетние девочки.

- Вы скоро вернетесь сюда, и не только для работы. - Кейт утешала ее так же, как незадолго до этого утешала Дару.

- Но намек был слишком прозрачный. Маунтферн никогда не будет моим домом.

Рейчел не обращала внимания на свою косметику, шелковую блузку и тонкий шерстяной плед, лежавший на коленях Кейт.

В последний раз она плакала так на плече матери много лет назад, когда дети во дворе обозвали ее маленькой жидовкой.

Получая письма от Рейчел, Кейт старалась отвечать ей в тот же день. Это позволяло соблюдать порядок. Их почта не пересекалась, они могли задавать вопросы и отвечать на них.

Рейчел тоже приходилось отвечать без промедления.

Они стали невероятно зависеть друг от друга. Рейчел писала о своей работе в нью-йоркской «О’Нил Энтерпрайсиз», хотя считала, что после отъезда Патрика в ирландскую деревню этот бизнес потерял самое главное.

А Кейт без стеснения писала, как ей надоела безукоризненная Мэри Доннелли и бесконечные разговоры о том, что им сказочно повезло. Хуже всего, что это было истинной правдой! Если еще хоть один житель Маунтферна скажет, что Мэри - гений, она озвереет, примчится в кресле в пивную, посшибает столы и прольет напитки на пол. Спасает ее от этого только возможность излить душу в письмах Рейчел.

Рейчел писала, что ей приходится мириться с оскорблениями и тайным триумфом Джерри Пауэра, который сотню раз лицемерно сочувствовал ей; мол, ему очень жаль, что в Ирландии у Рейчел ничего не получилось. Она сотню раз делала вид, что не поняла его, и с широкой улыбкой говорила, что все получилось как нельзя лучше, что ему просто необходимо самому слетать на историческую родину и убедиться, какое замечательное место выбрал для себя Патрик.

Кейт могла признаться в том, что ее недавно обретенная женская солидарность с Дарой оказалась очень зыбкой, а Рейчел - в том, что Патрик не звонит ей неделями, хотя она сидит у аппарата и ждет.

Женщины неделю за неделей описывали друг другу свою жизнь и месяц за месяцем - происшедшие изменения. С виду все оставалось прежним; чтобы понять, как изменилась жизнь подруги, нужно было заглянуть в старые письма.

Кейт сообщала, что Джон постепенно превращается из человека, пытающегося кое-как справиться с делами, в мужчину, который принимает решения. Писала лаконично, но это было красной нитью ее писем. Такой была история о Джоне и банде наглых цыган, пришедших в паб. Все боялись, что, если он их выставит, начнется драка, а если не выставит, будет еще хуже.

Но до драки не дошло; цыган обслуживали вежливее, чем они могли ожидать. Просто Джон несколько раз прозрачно намекнул, что он много раз получал нахлобучку от сержанта Шихана. Потом с видом заговорщика перегнулся через стойку и сказал, что в этом городе дня не проходит, чтобы сержант не поинтересовался тем, что лежит у людей в багажниках машин и на рамах велосипедов. Цыгане, буквально увешанные фазанами, незаконно добытыми в роще Койна, тут же собрались и ушли, благодарно посмотрев на Джона и туманно пообещав «еще вернуться».

Рейчел читала о том, что теперь стихи Джона Райана печатают две газеты, что общее число публикаций достигло семи и что если так пойдет дальше, скоро можно будет издать сборник. История Фернскорта и его окрестностей оказалась длинной и сложной, но человек, заказавший ее, не просит поторопиться, так что время еще есть.

В другом письме был рассказ о Джоне и человеке, который пытался продать ему страховой полис. Джон отказался, и этот человек повел себя нагло. Заявил, что Джон, должно быть, рассчитывает получить круглую сумму от компании, которая страхует строительство Фернскорта. Джон ледяным тоном сказал, что это ложь, но человек ответил, что он лишь повторил слова, которые половина Маунтферна говорит за его спиной. Кейт расстроилась, но Джон только пожал плечами и сказал, что деревня должна о чем-то говорить, а поскольку двухголовый теленок здесь в последнее время не рождался, мандрагору не находили и даже визита политика не было, людям нужно чем-то заполнить долгие зимние вечера.

Кейт читала о картинных галереях, которые посещала Рейчел, о прослушанном ею курсе из десяти лекций и о путешествии на поезде по крупным городам Соединенных Штатов, расстояние между которыми превышает ширину Ирландии.

Она знала, что Рейчел видела кучу фильмов, очень редко получает вести от Патрика и в ее кругах считается крупным специалистом по Ирландии.

Рейчел об этом не писала, но Кейт знала, что это означает множество одиноких ночей.

Кейт об этом не писала, но Рейчел знала, что иногда кресло надоедает подруге до чертиков. Как бы Кейт ни храбрилась, но ее досада ощущалась даже на другом берегу Атлантики. Шли бесконечные дожди, и ее любимый боковой сад с растениями, которыми она собиралась любоваться из окна своей зеленой комнаты, превратился в настоящее болото.

Временами становилось ясно, что Кейт взорвалась бы, если бы у нее не было предохранительного клапана в виде чудесной подруги, которой можно писать обо всем на свете.

Например, о том, что собственная дочь сводит ее с ума.

В письмах Кейт сообщала, что Дара перестала быть гадким утенком, но зато стала совершенно невозможной. Каждое слово матери встречается в штыки, сопровождается вздохами и пожатием плеч.

В ее комнате орал проигрыватель, подаренный Грейс, а потом на смену этим звукам приходило ужасное «Радио Люксембург» с его зубодробительной музыкой.

Кейт сообщала короткие сведения о Патрике. Писала, что он работает день и ночь и что у него нет времени на общение с другими людьми. Она знала, что это доставит удовольствие Рейчел, отделенной от О’Нила Атлантическим океаном. Тем более что она писала правду.

Джуди Берн, которая два раза в неделю приходила делать с Кейт упражнения для укрепления мышц предплечий, с помощью которых Кейт перетаскивала себя из кресла в кровать или ванну и обратно, часто проговаривалась, что она приглашала мистера О’Нила то на концерт, то на выставку, но он ни разу не смог принять ее предложение. Джуди тузила Кейт кулаками, заставляла ее снова и снова повторять болезненные и утомительные движения, а сама грустно качала головой и удивлялась, зачем человеку власть и богатство, если он не может доставить себе удовольствие.

Мэриан Джонсон говорила примерно то же самое: жаль, что у бедного Патрика О’Нила нет времени на общение. Мэриан хихикала как глупая девчонка и говорила, что он просто обкрадывает себя, отказываясь от бала охотников, благотворительного обеда и любого мероприятия, на которое она тщетно пыталась его вытащить.

Кейт писала, что жизнь в сторожке идет по-прежнему. Во всяком случае, ей так кажется. Грейс совершенно очаровательна; чем ужаснее ведет себя Дара, тем нежнее и милее становится Грейс. Она подолгу беседует с Кейт, спрашивает ее совета и просит рассказать, какой была сама Кейт в ее возрасте. А Дара в последнее время не может находиться с матерью в одной комнате.

Кейт слышала нехорошие разговоры о Керри. Якобы он играл в покер в пивной Фоли, причем по-крупному, с людьми, которым не следовало играть в карты с сыном человека, собиравшегося изменить лицо города и повысить благосостояние его жителей. Рейчел она об этом не писала; зачем расстраивать человека сплетнями? Может, на самом деле все было не так.

Пару раз она извинялась за банальности и мелкие городские слухи. Рейчел наверняка считает ее кем-то вроде бедной деревенской кузины, которую нужно пожалеть за узость кругозора.

Но через несколько месяцев Кейт перестала извиняться.

Она понимала, что Рейчел нравится узнавать новости о жизни маленького городка, где она чувствовала себя как дома. Рейчел писала, что ей дороги воспоминания о Маунтферне. Она забыла, что там было дождливо, грязно и скучно. И даже начинала считать ужасный «Стив-Сансет» вполне приличным местом. Рождество Рейчел провела в горах Катскилл, но этот праздник не шел ни в какое сравнение с тем, на котором она ела индейку у Райанов. Неужели когда-то она считала такие скучные сборища неотъемлемой частью своего образа жизни?

Джон понимал, что без строителей им пришлось бы влачить жалкое существование. Десятники, прорабы, приезжие специалисты приходили в пивную в любое время суток. Пили они не так много, но сидели и обсуждали планы, разворачивали большие листы серой бумаги и спорили из-за поставок нужных материалов.

Здесь им было намного удобнее, чем в бытовках, поставленных Брайаном Дойлом рядом с Фернскортом, стены которого поднимались очень медленно. Мэри первой заметила, что весь их ленч состоит из пакетиков с чипсами.

- Как вы думаете, есть смысл готовить для них сандвичи? - спросила она Кейт.

Кейт раздосадовало, что она не додумалась до этого первой. Она сквозь зубы признала, что от еды тоже можно получить кое-какую прибыль, и предложила делать по дюжине сандвичей в день - с ветчиной и салатом, сыром и домашним чатни^[31].

То, что не купят посетители, вечером съедят сами хозяева.

Сначала Джон был против этого. Превратить пивную в кафе? Кому это нужно? Но когда на второй день увидел, что Брайан Дойл и два инженера съели по две порции каждый, то тут же переменил свое мнение.

Кейт и Мэри впервые улыбнулись друг другу как единомышленницы, после чего Кейт сказала, что позже можно будет включить в меню бульон - конечно, если он будет пользоваться спросом.

Мэри одобрительно кивнула.

- Вы абсолютно правы, - сказала она. - Думаю, идею с бульоном нужно срочно претворить в жизнь. Лучше сделать что-то до того, как этот янки проглотит ваш бизнес, улыбнется и погладит себя по животу.

- По-вашему, это неминуемо? - спросила Кейт.

- Если мы не будем бороться, то да, - ворчливо ответила Мэри. - Но бороться нам придется его методами. По-мужски, черт побери. Так, как борются грязные, испорченные мужчины.

Задержкам не было конца. Патрик О’Нил говорил, что если бы он был суеверным, то подумал бы, что на самом деле вовсе не собирался строить отель.

Сначала произошло оседание почвы. Не слишком сильное, но достаточное, чтобы призадуматься. А потом пришлось перестраивать всю стену, что стоило немалых расходов.,

Однажды на стройплощадку забрело стадо коров и сильно испортило доски, которые лежали под навесом. Объяснить, откуда в заборе взялась дыра, никто не мог, но ходили слухи, что ее проделала детвора после окончания занятий в школе. Патрик видел в этом злой умысел, но Брайан Дойл сказал ему, что дети - сущие бесенята. Искать в них пороки и достоинства бесполезно; все они - разрушители от рождения.

В другой раз оказалось, что ни одна машина на стройке не заводится или не трогается с места. Выяснилось, что в одни моторы засыпали сахарный песок, а в другие налили воду, смешанную с бензином. Винить в этом Джека Койна было нельзя, так как в тот день он был в аэропорту Шаннона. Но ходили слухи, что именно он научил подростков, как можно испортить машины; кое-кто якобы слышал, как он говорил: вот будет смеху, если все машины на стройке остановятся. Но ничего доказать не удалось. Люди, больше всех защищавшие Патрика, хотели, чтобы он остался. Они ни за что не подтвердили бы подозрения О’Нила, что все это является актами вандализма, направленными лично против него.

Затем возникла проблема с фермером, который сказал, что согласен продать свой акр земли, но когда стали проверять документы, выяснилось, что земля принадлежит не ему; несколько лет назад он переписал участок на своего сына. Сын оказался ушлым малым и решил сколотить на этом состояние; в результате работы, которые вели на этом клочке, пришлось надолго отложить.

Патрик думал, что тут не обошлось без вздорного поверенного Фергуса Слэттери, но Шейла Уилан заверила его, что дело обстоит как раз наоборот. Фергус отказался защищать интересы ушлого сына, сказав, что стремление извлекать выгоду в любых обстоятельствах лучше оставить хитрым американцам, а если нормальному человеку предлагают справедливую цену, то он должен с ней согласиться.

После каждого посещения Кейт Райан у Патрика становилось легче на душе. Она казалась менее хрупкой и болезненной, чем раньше. Во всяком случае, он убеждал себя в этом.

Ему нравилось сидеть в ее просторной зеленой комнате и беседовать. Здесь Патрик был далек от проблем, подстерегавших его в других местах. Комната была тихая, хотя находилась всего в нескольких ярдах от шумного бара. Она напоминала квартиру Рейчел, оазис спокойствия в центре безумного Манхэттена. И вдруг О’Нил вспомнил, что именно Рейчел создала и то и другое. Он никогда не упоминал имя Рейчел, хотя знал, что женщины стали подругами; ни словом не заикался о своем неверии в то, что эта стройка, бывшая мечтой всей его жизни, когда-нибудь закончится.

Не говорил он и об анонимных письмах, утверждавших, что ирландские бизнесмены уже давно застроили бы этот участок, и заявлявших, что Патрик в ответе перед Богом и людьми за миссис Райан, оказавшуюся прикованной к инвалидному креслу.

Он говорил с улыбкой. Его глаза по-прежнему окружали тонкие морщинки, но Кейт казалось, что они стали глубже, да и новые прибавились. Его голос оставался веселым, а смех сердечным, но когда они беседовали по вечерам, Кейт думала, что его веселье несколько натужное, а смех деланный.

Кейт подозревала, что его одолевают сомнения, но никогда не касалась этой темы.

Когда она была в больнице, Патрик мирился с ее параличом, но в пабе Райанов это выглядело совершенно по-другому. Он инстинктивно ждал, что Кейт будет двигаться так же стремительно, как она делала это за стойкой, и испытывал потрясение каждый раз, когда слышал тонкое поскрипывание медленно приближавшегося инвалидного кресла.

Иногда Кейт работала в пивной - особенно если туда приходили друзья. С одной стороны стойки сделали пандус, чтобы она могла за нее заезжать.

Но обычно за стойкой находилась эта сварливая мегера Мэри Доннелли, которая смотрела на Патрика так, словно он был самим дьяволом во плоти. О’Нилу говорили, что с такой же неприязнью она относится ко всем мужчинам, но он чувствовал, что вызывает у этой женщины не просто неприязнь, а лютую ненависть.

У Леопольда появился новый ошейник. Мэри была на ярмарке, где продавали ошейники и писали на них имена собак. В припадке щедрости она купила ошейник со словами «Леопольд Райан». Казалось, пес остался доволен подарком. Он подходил к людям и театрально выгибал шею. Казалось, что собака, которую отстегали плеткой, показывала свои раны, но на самом деле Леопольд предлагал восхититься его ошейником.

- Ты не должен ударить в грязь лицом перед принцессой Грейс^[32], - шепнула ему Мэри.

Эти слова услышала Дара.

- Чем вам не нравится Грейс? - прямо спросила она.

- Мне не может нравиться потомство человека, который причиняет вред твоей бедной матери.

- Но они не виноваты в несчастном случае! - воскликнула Дара.

- Я имею в виду не несчастный случай, а ту жизнь, на которую он ее обрекает.

- Но мама ведет очень хорошую жизнь, - не поняв, что речь идет о средствах существования, сказала Дара. - И ругает нас за то, что мы считаем по-другому.

Мэри хотела возразить, но передумала.

- Это верно, - неожиданно сказала она. - Твоя мать намного счастливее большинства людей.

Однажды Кейт, надеявшаяся таким образом справиться со вспышками раздражения Дары, предложила ей пригласить Грейс в гости с ночевкой.

- Значит, теперь ей можно ночевать у нас? А раньше было нельзя.

- Я никогда такого не говорила, - удивилась Кейт.

- Это говорил папа, когда ты лежала в больнице. Он сказал, что это неприемлемо, потому что… потому что… Я забыла, почему.

Кейт вздохнула.

- Дара, это было давно. Теперь все тревоги остались позади.

- Я не думаю, что ей хочется остаться здесь на ночь.

- Почему? Мне казалось, что она приходит к нам с удовольствием.

- Это всего лишь вежливость, - свысока сказала Дара.

- Если ей нравится к нам приходить, то предложение остается в силе. - Кейт с трудом сдержала гнев.

- Конечно, прийти она может, - ответила Дара так, словно оказывала матери большую услугу.

Рейчел писала, что хотя по собственному опыту она этого не знает, но все матери девочек лет тринадцати-четырнадцати рассказывали ей ту же самую историю. И у этой истории всегда был счастливый конец. Девочки это перерастали. Кейт от души надеялась, что Рейчел права.

Старые привычки меняются с трудом. Наткнувшись на двух младших сыновей Райанов, вместе с остальными хулиганами писавших глупости на заборах, ограждавших стройку, Дейрдра Данн решила промолчать. Она прошла мимо, глядя прямо перед собой, словно слегка повредившаяся в уме.

Спрятавшиеся мальчишки облегченно вздохнули и сказали друг другу, что Дейрдра такая же чокнутая, как Газетный Флинн и мисс Барри, а потому угрозы для них не представляет. И с радости нацарапали на заборе большими гвоздями «Янки, гоу хоум» и «Это Ирландия, а не Америка».

Дейрдра Данн выросла на хуторе, где о высоких принципах не имели понятия. Ее с рождения предупреждали, что нужно помалкивать. В том числе и о соседе-фермере, который возвращался с рынка пьяный и нещадно лупил свою жену.

Ей говорили, что все решится само собой, и оказались правы. Однажды пьяный фермер на обратном пути упал в канаву. Ночь выдалась холодная, а у фермера были слабые легкие. Дейрдра видела, как его жена подошла к канаве и засыпала ее колючими ветками, чтобы тело не нашли слишком быстро.

Потом Дейрдра к двум прибавила два и поняла, что именно сделала эта женщина. Но она была дочерью своего молчаливого отца, плотью от плоти Даннов, а потому никому ничего не сказала.

Она была создана для работы в адвокатской конторе, где велись дела всех жителей города. Иногда Дейрдра думала, что перегибает палку. Такие люди, как мистер Слэттери или миссис Уилан, не молчали, если видели, что что-то делается неправильно. Наверное, так было честнее.

Фергус Слэттери был очень доволен Дейрдрой. Эта бледная девушка со светлыми волосами была тихой как мышка и работала как один из огромных новых компьютеров, о которых люди так много говорили. Скрытность Дейрдры превышала все его ожидания. Когда один богатый фермер оставил миссис Рите Уолш из салона «Розмари» неприлично большую сумму, по бесстрастному лицу Дейрдры никто не догадался бы, что это нечто из ряда вон выходящее.

Она высоко оценила систему хранения документации, придуманную Кейт, и решительно потребовала, чтобы Фергус ее запомнил. За месяцы, прошедшие после несчастного случая, в конторе воцарился хаос. Девушке хватило ума прийти в больницу с блокнотом и попросить Кейт утвердить принятые ею, Дейрдрой, решения.

На лицевой стороне одной из папок, которые ей предстояло завести, значилось «Кэтрин-Мэри Райан против «О’Нил Энтерпрайсиз» и Международного страхового общества».