В качестве буревестника выступил не кто иной, как Дон Буркхардт-младший, со скучающим видом возникший в дверях ресторана. В руках у него была тарелка с куском шоколадного торта, а на лице играла злорадная улыбка. Однако обдумать, что всё это могло бы означать, я не успела, потому что в следующую секунду случилась настоящая лавина событий. Снежинки за окном, только что медленно кружившие, превратились в густой снегопад. У входа в отель остановилось сразу несколько машин, одновременно зазвонили телефоны на стойке регистрации, в ложе консьержа и в офисе заскрипели чугунные решётки лифтов, а Запретная кошка спрыгнула со стойки. Казалось, кто-то нажал на кнопку – и время, ненадолго замедлив свой бег, в одно мгновение помчалось снова. Всё пришло в движение. Когда Яромир выкатил пустую багажную тележку из грузового лифта, кончик хвоста Запретной кошки исчез за дверью служебного помещения – исчез ровно в тот момент, когда на лестнице показался Роман Монфор, который так и остался стоять на лестнице скрестив руки. Вращающаяся дверь повернулась. Хрустальные подвески на люстре в холле тихо звякнули, языки пламени в камине взметнулись выше, по фойе пронёсся порыв ледяного ветра.
– Вам что, требуется особое приглашение? – набросился Роман на обоих посыльных. – Вас поставили сюда не для украшения! Вносить внутрь багаж гостей нужно до того, как вас об этом попросят! – Его взгляд скользнул по мне – я застыла в неподвижности, словно загипнотизированная, и – о счастье! – переместился к Бену, который как раз клал на рычаг телефонную трубку. – Надеюсь, это была не личная беседа! – рявкнул Роман, сбегая по лестнице. – Куда запропастился твой дядя? Его помощь была бы сейчас весьма кстати. Приехали Барнбруки, и я хотел бы… Господи ты боже мой! Почему меня окружают одни идиоты?
В своём рвении как можно скорее попасть наружу Йонас и Нико заблокировали входную дверь. Каждый раз, когда на неё слишком сильно налегали, её заклинивало: спешку она не жаловала, старушка предпочитала более спокойный темп передвижения. В результате девушка в клетчатом зимнем пальто, оказавшаяся в одной из секций вертящейся двери, застряла намертво и теперь неистово стучала в стекло.
– Нет, это невозможно! – Роман гневно нёсся по ковру через фойе к входной двери, то есть прямо на меня.
Я увернулась и, стараясь сохранять присутствие духа, открыла обычную дверь рядом с вертящейся, чтобы Роман не врезался в меня, а вылетел наружу. В ту же минуту Нико и Йонасу наконец удалось снова привести вертящуюся дверь в движение. Они выскочили на площадку перед входом, а девушка в клетчатом пальто наконец оказалась в холле. Она была примерно моего возраста и очень красивая – с нежной фарфоровой кожей и длинными блестящими белокурыми волосами, рассыпавшимися по плечам.
– Вы заработали штрафные баллы, – сказала девушка по-английски с американским акцентом. Она не обращалась ни к кому конкретно, но говорила так, будто на неё были нацелены многочисленные прожекторы и телекамеры. Манерно вздохнув, она повернулась на каблуках вокруг своей оси, обозревая фойе. – А у вас тут всё по-старому. – Девушка принюхалась: – И пахнет точно так же, как раньше: дымом из камина, полиролем и пылью.
В этот момент блондинка окончательно мне разонравилась. «Пылью»! Какая несправедливость! При фрейлейн Мюллер в этом здании даже единственная пылинка не могла остаться незамеченной! Дымом от камина и полиролем в фойе и правда пахло, но, во-первых, полироль благоухал апельсином, льняным маслом и мёдом с небольшой примесью скипидара (когда я протирала мебель, от этого запаха у меня всегда немного кружилась голова), а во-вторых, неповторимый аромат свежеиспечённого ржаного хлеба, доносившийся с кухни, в настоящий момент заглушил все обычные запахи.
– Такое впечатление, что сейчас из-за угла выйдет дворецкий из английского телесериала «Аббатство Даунтон», – тем временем продолжала девушка, демонстративно зевнув. Однако затем её взгляд скользнул по лицу Бена, и она распахнула глаза: – Oh! My! Gosh![4] – Девушка вплотную подошла к стойке и швырнула на неё свою шикарную сумку цвета карамели.
– Бен? Бен Монфор? Неужели это ты?!
Бен смущённо улыбнулся (или мне показалось, что смущённо):
– Добро пожаловать в «Шато Жанвье»!
Вообще-то я собиралась воспользоваться моментом и снова юркнуть в ложу консьержа, однако теперь, боясь пропустить что-то важное, я двигалась словно в замедленной съёмке. Мой английский был на приличном уровне – благодаря многочисленным английским и американским сериалам, которые мы с Делией смотрели в оригинале, потому что у нас не хватало терпения дождаться немецкого перевода. Эта девушка выглядела как героиня одного из подобных сериалов. Героиня в амплуа белокурой бестии.
– Это невероятно! – Белокурая бестия оперлась локтями на сумку, продолжая таращиться на Бена. – Боже мой, у меня просто слов нет! Ни фига себе – «всё по-старому»! Беру свои слова обратно. Когда мы виделись в последний раз, ты был на десять сантиметров ниже меня, страшно горбился и к тому же весь в прыщах.
Улыбка Бена стала официальнее.
– Я надеюсь, ваша поездка была приятной, а перелёт спокойным? – сказал он по-английски с прекрасным произношением.
Пока они беседовали, я почти успела пересечь холл, направляясь к месье Роше, который беседовал с кем-то по телефону. Однако не скажу, чтобы слишком торопилась.
Я по-прежнему двигалась словно в замедленной съёмке, будто что-то удерживало меня на месте и тянуло назад.
Девушка не ответила на дежурный вопрос Бена, но продолжила тараторить:
– Просто невероятно!.. У тебя теперь такие широкие плечи! – Она мечтательно улыбнулась и продолжила: – Когда мы были детьми, то вместе играли в прятки, и ты учил нас кататься на скейтборде, и от тебя всегда так странно пахло хлоркой. Если бы я тогда знала… Хотя что я говорю? Никто и предположить не мог, что ты вырастешь и станешь таким душкой! – Девушка захлопала своими длинными ресницами. (Всё это я видела и слышала, так как, к моему собственному изумлению, я не дошла до месье Роше, а вернулась назад, к стойке.) – Ты ещё помнишь меня?
Бен исподтишка покосился на меня. Я, конечно, могла ошибаться, но выглядел он так, будто ему до смерти хотелось закатить глаза.
– Разумеется, помню. Ты одна из девочек Барнбрук, – ответил он исключительно радушно. – Мы рады снова приветствовать вас в нашем отеле. Вы бываете у нас каждый год.
– О нет-нет-нет! Я не одна из девочек Барнбрук! Я – звезда среди девочек Барнбрук. – Она с надеждой взглянула на Бена, потом вздохнула. – Гретхен! Я Гретхен! Помнишь, тебе же всегда так нравилось моё имя.
Правда, что ли? В устах Гретхен её имя звучало как «Грэ-э-этш-ш-шн» и было похоже на сдавленное, гриппозное «а-а-апчш-ш-шхи!».
– Добро пожаловать, Гретхен!
На лице Бена по-прежнему играла приветливая улыбка, а я тем временем врезалась плечом в колонну, что немного привело меня в чувство и вырвало из странного оцепенения, в котором я разгуливала по фойе задом наперёд, словно сомнамбула, горя желанием не пропустить ничего из происходящего. Мне следовало немедленно исчезнуть, пока никто не заметил моего странного поведения. Я поторопилась преодолеть последние метры до служебного помещения, и, как оказалось, это произошло как раз вовремя: я закрывала за собой дверь, когда в холл вошёл Роман Монфор в сопровождении всех остальных, и притом весьма многочисленных, Барнбруков.
Когда я проскользнула в ложу консьержа, месье Роше как раз положил телефонную трубку на рычаг. (Не нажал кнопку, а действительно положил трубку на рычаг. Большинство гостиничных телефонов были современными, однако телефон консьержа явно относился к эпохе сороковых – пятидесятых годов прошлого столетия, и я регулярно щёлкала его на свой смартфон. Да что там! Я просто влюбилась в него: старинный диск с цифрами, изящная форма – прелесть!)
– Аэропорт в Сьоне закрыт из-за метели, поэтому частный самолёт семейства Смирновых сядет в Женеве. На всякий случай я перенёс массаж травяными мешочками, забронированный для госпожи Смирновой, на завтра.
– Ух ты, у них ещё и свой самолёт?!
– Если я не ошибаюсь, у них целый ангар самолётов, – ответил месье Роше. Однако я слушала его вполуха, ловя другим ухом малейшие подробности того, что происходило напротив, на стойке регистрации.
А там в это время воцарился хаос. Распределить многочисленных Барнбруков и их ещё более многочисленный багаж по шести номерам оказалось нелёгкой задачей. К тому же и сами Барнбруки ещё сильнее всё усложняли, тараторя одновременно так, что Бен не успевал им отвечать. Его дяди по-прежнему нигде не было видно.
Супруги Людвиг с наслаждением наблюдали за суматохой со своего дивана. В отличие от них Дон, по-видимому, отправился по своим делам. Во всяком случае, я его больше не видела.
Хотя заокеанское семейство говорило всё разом, пронзительный голос Гретхен слышался довольно отчётливо:
– Элла! Смотри – это Бен Монфор! Он, что ли, ещё в прошлом году был такой душка, а ты мне об этом не сказала? – По-видимому, Гретхен всё ещё переваривала тот факт, что у Бена больше нет прыщей. Ужасные, должно быть, были прыщи, раз она так волновалась! – В прошлом году я не смогла полететь с вами в Европу: я заболела мононуклеозной ангиной. – Она чуть прибавила громкости: – Или, как говорит бабушка, поцелуйной болезнью.
– Ш-ш-ш!.. – прошипела я. Бестактнее не бывает!
– Какое большое семейство, не правда ли? И очень… э-э-э… оживлённое. – Месье Роше сочувственно улыбнулся мне. В своём стремлении не пропустить ни звука я, вероятно, перегнулась слишком сильно через стойку консьержа. – Ты давно не общалась со своими сверстниками, да?
Да, его вопрос застал меня врасплох. Это была правда. Обычно и гости, и персонал «Шато Жанвье» были людьми либо среднего, либо пожилого возраста. Дети приезжали сюда редко, а молодёжь… молодёжи я здесь пока не видела вообще. Однако начались праздники, и внезапно здесь появилась целая толпа юношей и девушек. Я пока не могла решить, нравится мне это или нет.
– Они все такие… одинаковые, как бы не запутаться, – смущённо пробормотала я.
– На самом деле всё не так сложно, – ответил месье Роше светским тоном и указал на пожилого господина с седой бородкой, беседовавшего с Романом Монфором, чья улыбка в данный момент, казалось, способна растопить айсберг – такая в ней сквозила горячая симпатия. – Это мистер Барнбрук-старший, по прозвищу Папаша, глава концерна «Барнбрук индастриз». Ещё его родители приезжали в наш отель на Рождество. Это семейная традиция, которой Папаша – кстати сказать, в детстве он был прелестным мальчуганом – неукоснительно следует. Если кто-либо из клана Барнбруков выражает недовольство поездкой в Замок в облаках, глава семьи угрожает лишить его наследства. Единственная для него веская причина остаться дома – болезнь. Очевидно, он оставит после себя весьма солидное наследство, потому что до сих пор все здоровые члены клана в полном составе приезжают сюда на Рождество. Год за годом.
– Провести праздники в роскошном отеле в Швейцарских Альпах – тоже мне наказание! – заметила я.
Тем более что Папаша платил за всю семью, а также заказывал всем женщинам и девушкам Барнбрук по новому платью для новогоднего бала. Для него и миссис Барнбрук-старшей, которая стойко игнорировала прозвище Мамаша, предназначался герцогский люкс на третьем этаже. Их сыновья Хэнк и Том со своими жёнами Люсиль и Барброй должны были проживать в номерах 208 и 209. Комнату 210 выделили для Харпер, старшей дочери Хэнка и Люсиль, которая тоже приехала с мужем и новорождённым ребёнком. Упомянув мужа Харпер, месье Роше на долю секунды наморщил лоб, однако, порывшись в памяти, вспомнил, что молодого человека звали Джереми. Он был дипломированным специалистом в области текстильной промышленности и, кроме того, страдал аллергией на орехи. Младенца звали Эмма. Гретхен являлась младшей сестрой Харпер, через полтора года она должна была окончить среднюю школу. Элла, старшая дочь Тома и Барбры, оказалась её ровесницей, и у неё были три младшие сестры: пятнадцатилетняя Эми, десятилетняя Мэдисон и восьмилетняя Грейси. Пятерых девочек Барнбрук планировали поселить в люкс имени Термена, куда мы поставили дополнительную кровать. Предполагалось, что в номере 212, находившемся рядом, будут жить мальчики Барнбрук: Клаус – брат-двойняшка Гретхен, его двоюродный брат – двенадцатилетний Джейкоб, а также восемнадцатилетний Эйден, приёмный сын Папаши и его супруги, страдавший глухотой.
Чтобы не запутаться в многочисленных Барнбруках, мне очень пригодилась бы соответствующая схема или родословное древо, но в моём распоряжении не было ни того ни другого, только пояснения месье Роше, излагаемые торопливым шёпотом. Руководствуясь ими, я судорожно старалась запомнить новые лица и правильно соотнести их с именами.
Я в очередной раз мысленно перебирала их всех по очереди: приёмный сын Эйден был темноволосым, с большим мясистым носом, у всех же остальных Барнбруков были светлые волосы и вздёрнутые носики, и все они походили друг на друга.
Вдруг на стойке регистрации вспыхнул скандал.
– В этот раз мы хотели бы номер с видом на го-оры… – канючила девушка, которой Бен пытался вручить ключ от люкса имени Термена. Если не ошибаюсь, это была Элла. – И мы с Гретхен хотели бы отдельную комнату. Мы не обязаны нянчиться с младшими. Мы уже вышли из этого возраста. И вообще, у нас одна ванная комната на пятерых! Хуже, чем в летнем палаточном лагере!
– Элла! – предостерегающе произнесла её мать (опять забыла, как её звали). – Немедленно прекрати ныть!
– Нам вообще не нужна нянька, Элла, коровья задница, – добавила малютка Грейси.
– А если будет нужна, мы попросим Эми, – подхватила Мэдисон. – Она в тыщу раз лучше вас.
Пятнадцатилетняя Эми стояла чуть в стороне от толпы Барнбруков. Внешне она была очень похожа на Эллу (которая, в свою очередь, сильно напоминала Гретхен и Харпер), но у неё была более короткая стрижка, кроме того, она носила очки. Я сочла это очень любезным с её стороны и подумала, что так мне будет проще отличать её от остальных членов семейства.
– Насколько я помню, в люксе имени Термена две отдельные спальни, – раздражённо заметила она, – и огромная ванная.
– Да, а ещё там есть гостевой туалет, гардеробная и камин с открытым огнём в большой спальне… – радушно добавил Бен.
– Камин Элла и Гретхен, естественно, сразу заберут себе, – перебила его Эми.
А Грейси заметила:
– Угу, это будет комната коровьих задниц.
– О господи, Грейси! – воскликнула её мать. – Откуда ты только берёшь подобные выражения?
– Я их сама выдумываю! – гордо ответила Грейси, а Мэдисон захихикала.
– Но я хотела комнату с видом на го-оры! – Казалось, ещё немного – и Элла в бешенстве топнет ножкой. – С панорамой. И балконом. Гретхен и я могли бы поменяться с Харпер и Джереми. Они всё равно только и делают, что возятся с малышкой. И секса у них не бывает! При дочурке они стесняются.
– Элла Джейн Барнбрук! – Бедная мама Эллы не знала, куда деться от стыда за своих драгоценных дочерей. Она обеспокоенно взглянула на свёкра и свекровь, но те всё ещё были погружены в беседу с Романом Монфором, который улыбался как заведённый. Судя по обрывкам фраз, долетавших до нас, речь шла об игре в гольф, курсе доллара и погоде. – Сию минуту прекрати и начни вести себя прилично, иначе просидишь у себя в комнате все каникулы! Тебе ясно?
– Это всё ужасно несправедли-иво!.. – заныла Элла.
Мать многочисленного семейства выглядела так, будто у неё начался приступ мигрени.
– Элла, я серьёзна как никогда! Я разрешу тебе спуститься в бальный зал, только если с этой минуты и до тридцать первого декабря ты не будешь доставлять мне хлопот.
Харпер, старшая из сестёр Барнбрук, с малышкой на руках, уже давно забрала ключ от своего номера и тянула своего мужа к лифту, шепча ему что-то на ухо. Мальчики Барнбрук тоже отправились наверх. Посыльный Йонас и «директор цирка» Яромир завозили две доверху нагруженные багажные тележки в грузовой лифт. Под строгим взглядом матери Элла с кислой миной взяла со стойки ключ.
– Кстати, многие гости предпочитают вид на другую сторону, ведь там окна выходят на восток, а восходы в горах очень красивы, – ободряюще заметил Бен. – К тому же оттуда хорошо видны сhamois на горных склонах. (Слово сhamois было мне незнакомо, но я предположила, что имеются в виду горные козы. Бен, конечно, мог говорить и о каких-нибудь лишайниках или мхах, но вряд ли он завёл бы о них речь применительно к панораме.) Замечу, что у этого люкса чрезвычайно интересная история. В нём останавливался не только изобретатель Лев Термен, он заезжал к нам во время своего мирового турне в конце двадцатых годов прошлого века, но и поэт Райнер Мария Рильке, который создал здесь некоторые из своих прославленных стихотворений.
– Вообще-то стихотворения, которые он написал у нас в отеле, не относятся к числу прославленных, – шепнул мне месье Роше. – Pays silencieux dont les prophètes se taisent[5]. Он писал их на французском.
– Да ладно, – прошептала я в ответ. – Спорим, что ни та ни другая девица в жизни не слышали о Рильке. (Я уже не говорю о Льве Термене! Правда, до приезда сюда я про него тоже не слышала.)
И ровно в этот момент я увидела… кучку. Большую коричневую кучку явно собачьего происхождения на мраморном полу рядом с колонной прямо посреди фойе. Кроме меня, её пока ещё никто не заметил. Как такое могло быть?
Раньше её загораживал чемодан, и только поэтому я заметила какашки только сейчас. Я в ужасе уставилась на собачий «сюрприз». Мне казалось, что он воняет на весь отель. Какой ужас! Как только это безобразие могло оказаться у всех на виду? Неужели кто-то из пуделей незаметно сделал за колонной свои дела, пока хозяйка регистрировалась? Почему же мы не почувствовали запах раньше? Это не мог быть мопс Дитрихштайнов: в основном они таскали его на руках, и едва ли возможно, что господин или госпожа Дитрихштайн прокрались в холл с мопсом на руках, чтобы дать ему возможность покакать. Месье Роше рядом со мной вдохновенно цитировал Рильке на французском, Барнбруки-старшие по-прежнему беззаботно болтали с отцом Бена, а я судорожно размышляла, что мне делать.
Обнаружив кучку, Роман Монфор с праведным гневом конечно же обрушится не на её виновницу – собаку – и тем более не на её хозяина или хозяйку. Он устроит разнос кому-то из служащих – тому, кто допустил, что вонючий «сюрприз» посреди холла не убрали вовремя. Даже если виноват во всём был он сам, ведь именно Роман допустил столько собачьих исключений из гостиничных правил. Однако сейчас это было не важно. Из-за собачьей кучки, наносящей урон репутации отеля, полетят головы служащих, одна-то голова уж точно. Вопрос только в том – чья.
– Идём, Элла! – Гретхен взяла кузину под руку. – Мы всё устроим. Нащёлкаем фото с балкона Харпер и подпишем, что это вид из нашего окна.
– Гретхен – звезда инстаграма, – сообщила Грейси Бену, которому собачья кучка была не видна из-за колонны.
– Ну, звезда – это несколько преувеличено… – заскромничала Гретхен.
– Да уж, небольшое преувеличение! – Эми закатила глаза. – На неё подписан сто тридцать один человек! Ах, с ума сойти! И каждого из них она знает лично!
– Сто тридцать три! Кроме того, я там совсем недавно зарегистрировалась. – Гретхен откинула волосы и вместе с Эллой неторопливой походкой направилась к лестнице. Сейчас они пройдут рядом с кучкой. Надо было что-то делать. Причём срочно!
– Может быть, Бен захочет подписаться на тебя в инстаграме. – Эми улыбнулась Бену, закинула на плечо свой рюкзачок и последовала за Гретхен и Эллой. – У неё такой потрясающий профиль – он называется grumpygretchen[6]. Ворчунья Гретхен объясняет своим подписчикам, почему блондинкам не идёт жёлтый, как рисовать на глазах эффектные стрелки, а также как делать селфи с животными и выглядеть при этом симпатичнее животных…
– Gritty Gretchen[7], – поправила её Гретхен и остановилась, а Элла злобно сверкнула глазами на Эми. – Мой аккаунт называется Gritty Gretchen, и, в полном соответствии с названием, речь в нём идёт далеко не о макияже и моде. Я даю советы, которые могут пригодиться в трудную минуту. Советы о том, как смелым девчонкам преодолевать препятствия, которые ставит перед ними жизнь.
Я восприняла это выражение как призыв к действию.
Собачья кучка была препятствием, которое поставила передо мной жизнь, а я – смелой девчонкой, призванной преодолеть его.
На глазах у изумлённого месье Роше я вытащила из нагрудного кармана его пиджака белоснежный платок, задрала ногу на стойку ложи консьержа, уселась на неё верхом и соскользнула с другой стороны.
– Советы, которые могут пригодиться в трудную минуту? Как изящно припудрить слишком толстый нос и каков единственно верный рецепт капкейков? – продолжала Эми.
– Пошли, Гретхен. – Элла потянула кузину дальше. – Эми просто завидует. Как всегда.
Я пролетела вперёд, чуть не задев обеих девиц, опустилась на колени перед колонной и набросила на кучку белоснежный платок месье Роше. Платка как раз хватило, чтобы прикрыть неприятный сюрприз целиком, но выглядел этот натюрморт весьма странно: как будто платок непостижимым образом парит над полом.
– О-о-ой! – вырвалось у Гретхен, естественно, во весь голос.
Эми, Элла, Мэдисон, Грейси и их мать с любопытством уставились на меня.
– Прошу прощения. – Я выпрямилась и попыталась загородить собой странное зрелище. – Там была… э-э-э… небольшая лужица. Снежок растаял. Это вредно для мраморного пола.
Я храбро попыталась ухватить кучку. Какое-то мгновение у меня ещё была надежда, что кучка не настоящая, а пластмассовая. Такие продают в магазинах прикольных подарков и в шутку подкладывают друзьям. Но нет, под платком оказалось что-то мягкое и местами – у меня комок подкатил к горлу – даже жидкое. И его было слишком много, чтобы собрать носовым платком и унести. Для этого мне понадобились бы два или три таких платка или ещё что-нибудь, чем я могла бы убрать эту гадость. Я застыла на месте, решительно не зная, что делать.
К моему величайшему облегчению, семейство Барнбрук продолжило свой путь к лестнице. Роман сопровождал Барнбруков-старших к лифту. Я опустила взгляд и перестала дышать, чтобы на меня никто не обратил внимания. Я всей душой надеялась, что Роман Монфор поедет провожать Барнбруков на третий этаж, – в этом случае у меня было бы достаточно времени, чтобы всё убрать.
К несчастью, маленькая Грейси осталась стоять на месте как приклеенная. Подняв глаза, я обнаружила её прямо перед собой. Конечно, стоя на коленях и держа руку над платком, прикрывавшим якобы растаявший снег, а на самом деле – непонятно что, я представляла собой в высшей степени странное зрелище. Месье Роше в своей ложе консьержа напротив тоже удивлённо поднял брови.
– Мне нравится твоё платье, – заметила Грейси. Было видно, что она старается сказать мне что-нибудь приятное. Наверное, ей стало жаль меня. – Очень красивые пуговицы и вышитая корона.
– Спасибо, мне оно тоже нравится, – ответила я. – А у тебя классная кошачья шапочка. Какие славные плюшевые ушки!
И тут мне на ум пришла отчаянная мысль.
– Послушай, Грейси, ты не могла бы одолжить мне свою шапочку до завтра?
Грейси с любопытством уставилась на меня.
– Меня зовут Фанни, – торопливо добавила я. – Я работаю здесь няней и обещаю тебе, что завтра утром верну тебе шапочку. – «Выстиранную и надушенную», – мысленно добавила я. – Она нужна мне для важного дела.
Грейси не раздумывала ни секунды:
– Конечно!
Девчушка сорвала с себя шапочку и вручила её мне. После этого она повернулась и побежала догонять родственников, которые уже поднимались по лестнице. Ах, если бы все дети были такими великодушными! Если бы со всеми можно было так легко договориться!.. Я дождалась, когда лязгнет решётчатая дверь лифта, и быстро-быстро с помощью платка сгребла собачью кучку в шапочку Грейси, стараясь не смотреть и, по возможности, не дышать в том направлении. Кучка оказалась страшно липкой, но мои пальцы как по волшебству остались чистыми. А вот шапочка Грейси…
– Что ты там делашь, Фанни Функе? – Кто-то тронул меня сзади за плечо. Это был Дон, который, конечно же, материализовался позади меня буквально из воздуха в самый неподходящий момент.
– А ты как думаешь? – пробурчала я.
Мальчишка скрестил руки на груди:
– Как я понимаю, ты только что запихала что-то коричневое и липкое в шапку, которую обманом выпросила у маленькой девочки. Очень умно! Я бы не додумался.
«Оленёнок» тихо захихикал. У меня возникло подозрение, что он всё время находился здесь и наблюдал за мной. Вероятно, я была не единственной, кто умел хорошо прятаться.
– Это ты… это твоя работа, ты, маленький… – Я потрясённо уставилась на него.
– Ты на редкость быстро соображаешь, Фанни Функе, недоучка из Ахима под Бременом. – Дон дьявольски ухмыльнулся, ухитрившись при этом выглядеть довольным и в то же время непостижимо славным. – Ой-ой-ой! – громко завопил он голосом, который сделал бы честь самой Гретхен. Затем он сюсюкающим, нарочито детским голоском, совершенно непохожим на его обычный тон, добавил: – Это, случайно, не любимая шапка маленькой Грейси Барнбрук? Что вы с ней делаете?
– Я… прекрати сейчас же! – прошипела я, однако было уже слишком поздно.
– Что здесь произошло? – Из-за колонны показался Роман Монфор, который направлялся прямо к нам. Он, оказывается, не уехал наверх вместе с Барнбруками.
Ну всё. Понятно, чья голова сейчас покатится с плеч отсюда и прямо до дверей моего дома в Ахиме под Бременом. Будет моим родителям подарочек к Рождеству.
Я вскочила на ноги и прижала к себе шапочку.
– Ничего… – пробормотала я.
Роман Монфор сощурил на меня глаза.
– Вы одна из горничных, которых на праздники пригласили помогать фрейлейн Мюллер?
– Нет. – Я сглотнула.
«Я прохожу у вас годовую практику, вы меня помните? В сентябре вы пожимали мне руку», – хотела было сказать я, но Дон опередил меня.
– Это кошачья шапка Грейси Барнбрук, – испуганно сообщил он. – Эта тётя сгребла туда какую-то странную коричневую массу. Почему она сделала это, дядя Роман? Грейси ведь наверняка ещё собирается носить свою шапку.
– Что-о-о?! Какую ещё коричневую массу? – Вена на лбу Романа Монфора, перед которой трепетал весь гостиничный персонал, опасно вздулась.
Оказывается, если стоишь прямо перед директором отеля, она выглядит ещё страшнее. Против моей воли зубы начали выбивать дробь.
– Дайте сюда! – рявкнул он.
Я крепче прижала шапку к груди.
– Это… Я всё могу объяснить, – запинаясь, промямлила я. – Дон хотел… – Кстати, чего же хотел этот подлый Бэмби? Неужели он нашёл где-то собачью кучку, притащил её сюда и оставил посреди холла, чтобы посмотреть, что будет дальше? В это никто не поверит. Тем более никто не поверит, что у кого-то хватило мозгов собрать вышеупомянутую собачью кучку в детскую шапочку.
Меня охватило нестерпимое желание врезать самой себе по башке.
– Бедная Грейси… – прошепелявил Дон. – Это её любимая шапка.
Роман Монфор ухватил меня за локоть.
– Зачем вы украли эту шапку? – нарочито медленно и чётко спросил он, как будто считал, что у меня проблемы со слухом. – И что за гадость вы прячете в ней? Наркотики?
Вот чёрт! Мне стоило больших трудов подавить истерический хохот, стремившийся вырваться наружу. При этом на самом деле мне было совсем не до смеха. Я молча вцепилась в шапку, лихорадочно соображая, что делать. Как бы поступил Иисус?
Роман Монфор оглядел фойе, не выпуская мой локоть.
– Эй! Кто-то может мне объяснить, кто эта особа, которая ведёт себя так, будто сошла с ума, причём посреди моего отеля?
Я услышала, как хлопнула дверь ложи консьержа. Это месье Роше спешил мне на помощь. В ту же секунду Бен, стоявший за стойкой регистрации, открыл рот, чтобы что-то сказать, однако обоих опередил посыльный Нико.
– Это эполет, – объявил он и кивнул в подтверждение этого факта.
– Что вы сказали? – энергичным рывком Роман Монфор вырвал у меня из рук кошачью шапку.
– Эполет, – прилежно повторил Нико.
– Она проходит годовую практику в нашем отеле, – вмешался Бен. – И она большая молодчина. Вообще-то у неё сейчас время отдыха, а она всё равно помогает здесь, внизу…
– Подтверждаю, – добавил чуть запыхавшийся месье Роше. Он провёл рукой по костюму сверху вниз, разглаживая невидимые складки. – Фанни Функе – лучшая практикантка, когда-либо работавшая у нас.
– Что же она в таком случае прячет в любимой шапочке нашей гостьи? – вполголоса огрызнулся на них Роман Монфор. У него на лбу было написано, что, будь его воля, он заорал бы на меня на весь отель, но на лестнице находились гости, и он не мог себе этого позволить.
Я с ужасом наблюдала, как он разворачивает шапку.
– Что, чёрт подери, это такое?!
Все уставились на шапочку Грейси. Выглядела она, прямо скажем, неаппетитно.
«Оленёнок» открыл рот первым:
– Это похоже на размазанный кусок шоколадного торта со сливками. – Он ткнул пальцем в массу внутри шапки и лизнул его. – Ага. Это и есть шоколадный торт со сливками. Теперь осталось только выяснить, как этот торт попал в шапку Грейси.
У меня подкосились ноги. Я купилась на шоколадный торт со сливками, которому этот маленький негодяй умело придал форму собачьей кучки! Я даже соответствующий запах себе выдумала.
– Не думаю, что нам следует досконально выяснять это, Дон. – Лицо Бена внезапно прояснилось. Невинное личико проказника и трогательный взгляд его оленьих глаз, очевидно, не произвели на юношу ни малейшего впечатления. – Я, кажется, недавно видел тебя с куском торта вот на этом самом месте. – Он повернулся к отцу: – Фанни лишь пыталась убрать то, что уронил Дон. И всё.
– Убрать в чужую шапку? – проворчал Роман Монфор, смерив меня подозрительным взглядом и словно решая, что со мной делать.
Выбивая зубами дробь, я униженно смотрела на него.
На моё счастье, снаружи как раз подъехала следующая машина.
– Я глаз с вас не спущу, барышня. – Роман Монфор сунул мне в руки многострадальную шапку. – Немедленно приведите её в порядок. В моём отеле я не потерплю никаких дурачеств!
Не ожидая от меня какого-либо ответа, он повернулся к Нико:
– А вы что стоите посреди отеля и считаете ворон, идиот?! Прибыли новые гости!