– Мамочка, ты точно заберешь меня после выходных?
Лилиан присела на корточки перед дочерью, поправляя ее светлые хвостики. Небесного цвета глаза смотрели на нее с недоверием. С тех пор как Норе исполнилось четыре, она стала еще любопытнее, еще проницательнее и хитрее.
К двадцати семи годам все в жизни Лили казалось ей само собой разумеющимся, и ежедневные вопросы дочери «А почему?..» приводили ее в замешательство. Как только Норе исполнилось три месяца, Лили вернулась к работе в Бюро расследований Аляски, где и работала по сей день, отказавшись даже от отгулов после смерти мужа.
Работа закалила ее. Она стала частью Лили. Да, в Джуно редко происходили убийства и еще реже объявлялись серийные убийцы, но ей нравилось чувствовать свою ответственность, нравилось помогать людям и быть тем, кто защищает. Ей нравился и восхищенный взгляд Норы, когда она надевала форму, хотя последнее случалось редко, и то, как дочь хвастала перед другими детьми своей мамой-героиней.
А вот родители Лили ее выбор профессии не одобряли, однако, зная пылкий нрав дочери, смирились и безропотно проводили время с единственной внучкой. Рене и Джон Оклоуды жили в Джуно, в небольшом домике на Док-стрит, уже тридцать лет. Дома по соседству можно было пересчитать по пальцам. Улица покорила тогда еще юных молодоженов своей обособленностью и уединением. Джон встретил немку Рене на пароме, следующем на Аляску. Он ехал в экспедицию, она – на каникулы к бабушке. Влюбившись в заповедную природу сурового края и друг в друга, они не смогли покинуть Аляску.
Лили тоже нравилось место, где она родилась и выросла. Из окна ее бывшей комнаты, которая теперь принадлежала Норе, был виден остров Батлшип, а район, где располагался их дом, находился на берегу живописной бухты Фриц. Сам дом за тридцать лет почти не изменился: белая краска на деревянных деталях обновлялась отцом каждые три года, ярко-розовые занавески прикрывали окна первого этажа, а вдоль подъездной дорожки, аккуратно выложенной кирпичом, по-прежнему росли посаженные мамой цветы – в основном лилии.
– Конечно, детка, – ответила Лили дочери.
– Ладно. А можно будет сегодня пригласить к нам домой Диану и Хлою?
– Посмотрим, Нора. Думаю, мы сможем съездить все вместе в парк. Но вряд ли сегодня.
Зазвонил телефон. Увидев высветившийся номер, Лили отошла к рыбацкой лодке отца, лежавшей вверх дном у причала.
– Мерфи.
– Лили? Подъезжай к Юго-Восточному университету, у нас тело. – Звонил ее напарник Картер Райт. Сеть барахлила, отчего голос Райта скрежетал.
– Тело?
– Да, скорее всего, убийство.
– Скорее всего? – Лили нахмурила брови, наматывая круги вокруг лодки.
– Приезжай. Это приказ шефа. Я захватил тебе сэндвич с лососем.
Тяжело выдохнув и улыбнувшись, Лили ответила:
– Буду через полчаса.
Захлопнув телефон-раскладушку, Лили поспешила к дочери. Рене уже завела Нору в дом и усадила за кухонный стол, на котором красовались фирменный рыбный пирог и шоколадный торт.
– Ого! Сегодня какой-то праздник? – окинула взглядом кухню Лили.
– Да, приехала моя внучка, а это всегда праздник. – Рене погладила Нору по макушке.
Нора уже схватила кусок пирога и уписывала его с такой жадностью, словно Лили не кормила ее по меньшей мере несколько суток. Рене укоризненно посмотрела на дочь.
– Что?
– Иногда мне кажется, что ты вообще не готовишь для Норы.
– Мама дает мне в садик очень вкусные бутерброды!
Лили закатила глаза.
– Ладно, мам, мне пора. Звонил Картер, у нас… новое дело.
Рене резко обернулась.
– Новое дело?! – воскликнула она, но, вспомнив о присутствии внучки, перешла на шепот: – Убийство?
– Пока неизвестно. Все, я поехала, позвоню вам вечером. Если Норе что-то понадобится, я привезу завтра. Пока, детка, постараемся встретиться с девочками, когда я разберусь с работой!
– Пока, мамочка! – Нора широко улыбнулась, и кусочек пирога выпал из ее рта.
Лили переступила порог родительского дома и сделала глубокий вдох; ветер стих, светило яркое солнце, золотистые лучи пронизывали кроны деревьев. Сев за руль «доджа», Лили сняла кожаную куртку, оставшись в белом джемпере, затем завела мотор и двинулась в сторону университета. Ей было хорошо известно это учебное заведение: оперативников не раз вызывали из-за шумных разборок нетрезвых студентов. Но еще ни разу на территории университета не находили мертвое тело.
Лили ехала и разглядывала пейзаж за окном. Она и сама не заметила, как ее захлестнули воспоминания о покойном муже. Лили пыталась отогнать грусть, оттеснить ее в самые дальние уголки подсознания. Если впереди ждало настоящее дело, ей нужна холодная голова.
Лили потребовался год, чтобы снова лечь в их супружескую постель и смириться с чередой одиноких ночей. Год, чтобы заставить себя упаковать вещи Дэниеля и отправить коробки свекру, попрощавшись с привычным запахом одеколона мужа.
Проезжая мимо часовни, стоящей на берегу озера, Лили почувствовала, как ее кожа покрывается мурашками. Пресвитерианская церковка была воплощением спокойствия и безмятежности, но Лили знала, что стоит завернуть за угол и выехать на парковку, как она столкнется с прямо противоположным – с тревогой и страхом, связанными с возможным убийством.
Ястреб спикировал на поваленное дерево справа от дороги, и Лили резко затормозила, вскрикнув от неожиданности. Пора бы уже привыкнуть к внезапным появлениям птиц и диких животных, но ее нервы были на взводе. Из церкви вышел бородатый молодой человек в странном одеянии – возможно, диакон. Вероятно, он услышал визг шин ее «доджа» и захотел убедиться, что ничего страшного не произошло. Клирик проводил машину Лили взглядом, и ей стало совсем не по себе. Лишь яркие лучи солнца дарили хоть какую-то нотку оптимизма.
Картер о чем-то разговаривал с коронером. Лили заметила его светлую макушку, как только въехала на парковку. В последнее время они с Картером занимались бумажной работой в офисе, бóльшую часть времени пуская самолетики, играя в морской бой или в крестики-нолики. Присутствие коронера и криминалистов убедило Лили в том, что дело серьезное.
Припарковав «додж» у края обнесенного полосатой лентой участка, Лили вновь надела куртку – солнце уже скрылось за облаками – и пошла навстречу напарнику. Ее встретили знакомые горящие глаза цвета водной глади, тонкие губы, растянутые в улыбке, и неизменная, местами уже дырявая темно-серая куртка-бомбер.
– Эй, Лили! – Картер сунул ей бумажный пакет с сэндвичем. – У нас труп.
– И тебе привет. Спасибо. Что говорит Сайлас? – Лили кивнула в сторону коронера.
– Смерть наступила около девяти-десяти часов назад. Причину смерти назовет после вскрытия, но, по-моему, она очевидна: девушке перерезали горло. Однако Сайласа настораживает поза, в которой ее нашли. Пойдем, покажу!
– Личность уже установлена? – Лили старалась не отставать от размашисто шагающего Картера.
– Селеста Кларк, двадцать три года, студентка четвертого курса, судя по удостоверению, найденному в машине.
– В машине? – Лили запнулась, а затем увидела ее.
Селеста смотрела ей прямо в глаза. Словно видела ее душу, словно прочла там все ее страхи и теперь намекала: самое страшное еще впереди.