– Вер, ты правда в порядке?
Я вздрогнула и подняла глаза от книги, в которую пялилась вот уже полчаса, так и не перевернув ни одной страницы.
– Да, дорогая, я в полном порядке.
Но это была ложь. Я была все, что угодно, только не «в полном порядке». У меня ум разум заходил, если уж совсем откровенно.
То, что произошло, не укладывалось ни в какие рамки – ни сам Пол, ни его машина, сто́ящая дороже всей теть Лениной квартиры, ни то, что мы с ним в этой машине вытворяли.
Со мной ведь не происходят такие вещи. Никогда.
Вообще, на протяжении всего этого дня, начиная с самого утра, когда мне пришла в голову «гениальная» мысль похвастаться перед только что приехавшей сестрой тем, как шикарно я обычно провожу воскресенья, я играла какую-то чужую роль.
Разоделась, будто и в самом деле искала на свою задницу приключений. Я ведь обычно одеваюсь довольно скромно – хоть и стараюсь соответствовать деловой атмосфере агентства. Предпочитаю «бизнес кажуал» – в пятницу могу и в джинсах на работу прийти. Могу и в платье вырядиться, но далеко не в такое открытое и короткое, какое было на мне сегодня в полдень. И не крашусь обычно прям уж так сильно…
Да – «я не такая, я жду трамвая».
У меня, вообще-то, один парень за всю жизнь и был – Ромочка Горбухин, с которым на четвертом курсе университета мы напились самодельного вина из тетиного буфета и стыдливо потеряли мою девственность где-то между простынями аккуратно застеленного дивана. А потом еще несколько раз, уже менее стыдливо, но все еще в миссионерской позе, в темноте и под одеялом, «занимались любовью» под диск Ваенги – пока тетя не приехала из отпуска и не прекратила все это унылое убожество.
Нет, в своем воображении, я, конечно, была женщиной довольно развратной. Вамп, я бы даже сказала. Иногда рисовала самой себе такие картинки, что потом стыдно становилось за собственную фантазию. Сны, опять же, бывают такие, что никому и не расскажешь потом…
Но, в реальной жизни я была обыкновенной, двадцатитрехлетней ханжой, которая изо всех сил делает вид, что никаких мужчин ей не нужно, что все это глупости и блажь, а занятия сексом до свадьбы и «хождение по рукам» – фактически синонимы.
В принципе, решила я, если строго-настрого запретить себе вспоминать о сегодняшнем дне, вполне реально стереть его из памяти – помнится, на лекции по психологии нам рассказывали, что человеческие мозги устроены так, что с удовольствием избавляются от травмирующих впечатлений и воспоминаний.
Надо сделать все, чтобы забыть о этом засранце, и точка. С треском я захлопнула книгу и пошла на кухню пить чай.
Тетя уже пришла с работы – она подрабатывала бухгалтером при булочной-кофейне на углу – и хлопотала на кухне, доваривая щи с кислой капустой. Те самые щи в огромной кастрюле, которые обычно стоят в холодильнике неделю и заканчивают свои дни в унитазе, потому что их никак не могут доесть. Зато запах в квартире еще два дня стоит такой, что прям с порога с ног сшибает. Дверь открыть стыдно, если кто зайдет.
Хотя квартира у тети была очень даже ничего – типичная московская «сталинка». Трешка. Район шикарный, почти элитный – близко к центру, к университету, да и мне на работу всего двадцать минут, без пересадок.
Нам с Кирой дико повезло, что у мамы с сестрой хорошие отношения, и тетя Лена приютила нас за так – как если бы мы были ее родными детьми. А может, сказалось одиночество – своих-то у нее никогда и не было.
Во время учебы деньги за постой тетя с меня брать категорически отказывалась, да еще и кормила самыми лучшими продуктами, какие только могла себе позволить. Но как только закончились мои студенческие деньки, я сразу же подключилась к оплате всех расходов – покупала продукты, оплачивала потихоньку счета. Купила вон недавно новый холодильник в рассрочку – старый шумел так, что тарелки в сушилке подпрыгивали, когда он включался.
Поморщившись от сильнейшего капустного запаха, я обошла тетю, чмокнула ее в распаренную, красную щеку и принялась доставать из верхнего шкафа чайные принадлежности.
– Будешь? – спросила у Киры, которая продолжала смотреть на меня собачьими глазами – считала, что это ее вина – ведь это она, вроде как, подбила меня на приключение, закончившееся утерянными туфлями и без пяти минут сексом с незнакомцем в машине.
На самом деле, я была крайне удивлена ее реакцией на мое признание, как дело обстояло.
Да, я рассказала ей, проглотив свою гордость, о том, что не только проиграла наш спор, но и с размаху села в огромную, липкую лужу дерьма. Потому что варианта было всего два – либо оговорить в общем-то ни в чем не повинного человека, выставив его полным мудаком, либо сказать правду – что я выдавала себя за шлюху, а Пол лапал и целовал меня в машине, ощущая, что в полном праве со мной такое вытворять. Тем более, что я вполне отвечала ему взаимностью…
Рассказав правду, я сразу же почувствовала себя лучше – будто частично сняла накопившееся напряжение. Но это было еще не самое удивительное. Вместо того, чтобы обсмеять, Кира глянулана меня странным, немного отстраненным взглядом, покачала головой и спросила.
– Ты серьезно думала, что я буду над тобой насмехаться? И поэтому полезла к нему в машину?
Я неловко пожала плечами.
– Ты всегда надо мной смеешься… И вообще, над всеми.
– А твое распухшее эго не выдержало бы насмешек, да? – Кира все еще очень странно на меня смотрела. – Тебе ведь так необходимо все время доказывать, что ты лучшая, да?
– Что ты, Кирусь… У меня и в мыслях не было…
Глаза сестры вдруг стали мокрыми от слез, и я испугалась.
– Кир, не плачь, ну чего ты…
– Дура ты, Вера… – она вдруг кинулась мне на шею, обняла и сжала так, что я почти задохнулась. – Знаешь, как я испугалась… Думала, тебя изнасиловали. А все из-за меня…
– Кир, ты прости меня… – я тоже начала плакать. – Я просто не хотела, чтобы ты думала, что я – лохушка какая-нибудь. Надо было послать его к черту и сразу все тебе рассказать.
– Да какая ж ты лохушка, идиота кусок… Я всем в городе рассказываю, какая у меня сестра крутая…
Наревевшись вдосталь, мы стали думать, что делать дальше. И решили, что самым правильным решением будет зализать раны, и забыть всю эту историю, к чертям собачьим. И про пари забыть, и про Пола, и про мои любимые туфли.
Вот только это легче будет сказать, чем сделать, думала я, отвлеченно трогая засос, который америкашка оставил на моей шее.
– Все… – выдохнула тетя Лена и измождено плюхнулась на стул напротив, рядом с Кирой. – Готов щец. До утра настоится, и можно кушать.
Кира хмыкнула, открывая книжку и устанавливая перед собой, опирая на свернутый пакет хлеба.
– Ага. Прям с завтрака и начнем.
Тетя отвесила ей легкий подзатыльник.
– Будешь хамить, заставлю жрать три раза в день. Неча деньги на всякие покупные обеды тратить – тебе еще пять лет на стипендию шиковать.
Налив себе заварки, тетя подлила кипятка из надраенного до зеркального отражения чайника и принялась прихлебывать из широкой чашки, периодически помешивая содержимое ложкой.
– Верчик, мусор бы выкинула… У меня от супа набралось хрени всякой. Завоняется до утра.
– Угу…
Допивая на ходу, я поставила чашку в раковину, запахнула и завязала халат, вытащила из-под раковины ведро с вставленным в него пакетом с мусором. Завязала и пошла к выходу. По дороге вспомнила, что недавно мыла голову, и накинула капюшон от халата.
Раздался звонок в дверь.
– Ой, это ж Марковна, – всполошилась тетя Лена. – Открой, я ей обещала книжку дать по вязанию, по узорам… Ну, ту, помнишь…
Не договорив, она протиснулась мимо меня и исчезла в гостиной.
Пожав плечами, я вдела босые ноги в тетины истоптанные тапки и пошла открывать, держа в руке пакет с мусором. Не возвращать же его на кухню…
В дверь снова позвонили.
– Да иду, иду… – пробурчала я, отпирая замок.
Подняла глаза и отступила на шаг назад.
– О нет…
Заслоняя своим высоким силуэтом свет от тусклой, забранной в решетку лампочки, посреди лестничной площадки стоял он.
Человек, которого я только что пообещала себе и Кире забыть раз и навсегда.
И, судя по тому, как грозно он нависал надо мной, опираясь о дверной косяк, и как, кривя лицо, прищуривался, человек этот был весьма и весьма зол.