Замуж за байкера

— Не будь такой. В тебе тоже есть что-то преступное.

— Что?

Беверли ухмыльнулась:

— Что ты сказала? — она начала смеяться.

Келли чувствовала странное чувство гордости:

— Да, хорошо…

— Что ты сделала, чтобы заставить того парня кипеть?

— Возможно, я перекинула его через плечо.

— Расскажи мне.

Келли так и сделала, она говорила об этом всю ночь, а Беверли слушала. Она ахала и хихикала, и ей стало лучше. Она знала, что Беверли специально ее расспрашивала, чтобы переключить внимание.

— Спасибо.

Беверли пожала плечами:

— Тебе это было необходимо. Но это не значит, что мне не понравилась история.

— Мне очень жаль, что я не была приветливой с тобой в старшей школе.

Беверли вздохнула:

— Я не упрощала эту задачу для всех в школе. У меня были собственные проблемы. Ты могла не быть милой, но ты не была подлой и злой. Я очень ценю это.

— Ты до сих пор хочешь убираться?

— Я мать, я счастлива убрать любое место, где остаюсь больше, чем на десять секунд.

Келли засмеялась и схватила свою сумку. Вместе они ходили по гостиной, поднимая банки с пивом, наполовину полные и пустые. Цезарь пытался помочь, пережевывая остатки еды. Им не нужно было говорить, по крайней мере, поначалу.

— Уверена, что ты в порядке? — спросила Беверли, когда они вытащили метлу и совок.

— Буду.

Беверли посмотрела на нее, как бы оценивая ее честность:

— Да, похоже на то.

Задняя дверь открылась, и мужчины вошли внутрь. Они выглядели как небольшая армия, мрачная и решительная. Ее отец был впереди, все еще стоя на собственных ногах. С минимальной помощью он занял место в своем старом кресле.

— Мы поговорили.

Келли прислонилась к обеденному столу:

— Хорошо.

— Тебе это не понравится.

Ее бровь поднялась:

— Потому что последние несколько дней были моими любимыми?

— Я отправляю тебя к Юлию.

Келли притормозила:

— Подожди. Что?

Он посмотрел на нее:

— Ты не можешь оставаться здесь. Каин знает, где я живу. Его показуха — бред, но этот визит доказывает, что он может сделать все, что угодно, когда только захочет. Ты здесь несколько дней, но проблемы уже есть. Однако он не знает, где живет Юлий. Его пребывание здесь было временным. Он просто помогал мне. Он может присматривать за тобой там.

— А как насчет твоей химиотерапии? А таблетки? Папа, ты не можешь все это сделать сам. Позволь мне остаться.

Он покачал своей головой:

— Нет. Кен будет здесь для этого. В любом случае, он разбирается в расписании.

— Это правда, — сказал Юлий.

Келли качнула головой. Заколки с бабочками до сих пор украшали ее прическу, сверкая огнями. Она хотела поспорить, но сил на это уже не осталось:

— Отлично. Без разницы.

— Ты серьезно? — выпалил Юлий — Ты смиришься с этим?

— Просто твой новоиспеченный муж думал, что ты будешь спорить со мной минут двадцать. Я, кстати, тоже. Пришлось бы тебя уговаривать.

— Я упрямая. Даже не знаю, от кого у меня это, — она встала и подошла, чтобы погладить отца по щеке. — Если бы Каин и Авель не появились здесь, то, возможно, вам и пришлось бы это сделать. Но я не глупая, вы хорошо все аргументировали.

— Ты все равно хочешь услышать? — спросил Райли.

— Нет, — покачала она головой. — Нет, не хочу. Уже слишком поздно, и я очень хочу спать.

— Дерьмо, — огрызнулся Юлий. Он выбежал из комнаты в спальню, которая до недавнего времени было его. Дверь захлопнулась за его спиной. Пес не понял, что произошло, и попытался пойти за ним следом, но не смог.

— Я разберусь с ним.

Она подумала об этом на мгновение:

— У тебя есть какой-то план?

— Да.

Было бы слишком просто позволить отцу сделать это, но это было как-то неправильно. Она была причиной того, что жизнь Юлия пошла не по его плану.

— Нет, — наконец сказала она. — Я сама поговорю с ним.

Дверь не была заперта, но она все равно постучалась.

— Что? — ответил он. Его голос не был счастливым.

Это было то приглашение, которое она получила. Она открыла дверь, и Цезарь впрыгнул в комнату вперед нее. Он врезался в Юлия, который не двигался. Его свадебная одежда, точнее, его обычная одежда, только чистая, была брошена на пол. Он переоделся в толстовку и темные джинсы. У его ног была сумка, наполовину наполненная его вещами.

— Я буду готов идти через минуту.

— Хорошо.

Она подняла пару вещей и переложила их в коробки:

— Я тоже.

— Тебе не надо брать все, только то, что тебе понадобится на несколько дней.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не останешься у меня надолго.

— Вау, ты знаешь, как заставить девушку почувствовать себя желанным гостем.

Он фыркнул, но больше ничего не сказал. Она прекрасно чувствовала его злость, но Келли этого не понимала. Да, ей было нужно личное пространство. Пять лет пребывания в общежитии и еще два года с соседями по комнате, когда она училась в ветеринарном колледже, научили ее ценить неприкосновенность частной жизни. Конечно, это выходит за рамки. Что она сделала, чтобы сделать его таким безумным? Он почти дрожал, пока складывал свои вещи в сумку.

Звук застегиваемой молнии сообщил, что он уже готов. Юлий скрестил свои руки на груди и ждал. Это была нетерпеливая поза. Он сдвинулся только чтобы помочь ей поднять три коробки, затем вышел к «Бьюику» и бесцеремонно кинул ее вещи на заднее сиденье.

— Эй! — огрызнулась она, следуя за ним. — Ты можешь злиться на все, что хочешь, но не смей так обращаться с моими вещами, мистер.

Он повернулся к ней, и она увидела, что его карие глаза вспыхнули в темноте:

— Тогда не манипулируй, чтобы оказаться в моей постели.

Она почувствовала, как в ее животе все сжалось:

— Что?

— Я не заикался, не так ли? Ты слышала меня. Я понимаю, я тебе нравился в старшей школе. И вот мы в этой чертовой ситуации, и ты собираешься использовать ее в своих интересах. Но мне не нравится это. Я не хотел этой свадьбы и, чертовски уверен, не хотел тебя.

Его слова причинили боль. Другая женщина, может, хныкала бы и плакала, но Келли Форстер была не из таких. Она встала, положив руки на бедра:

— Может, ты снова меня спутал с одной из своих намалеванных байкерш, но я никем не манипулирую.

— Коне-е-ечно.

Это слово было наполнено ненавистью, хотя она догадывалась, что он не был зол на нее, но она не знала его настолько хорошо, чтобы быть уверенной в этом.

И, как она всегда это делала, когда чувствовала себя потерянной, она обращалась к науке, и когда возникал вопрос, то задавала его.

— Окей, в чем проблема?

— Я думаю, это я.

— Нет, ты скормил мне всю эту злую эмоциональную фигню, что я манипулирую ситуацией. Сейчас ты думаешь, что у меня такой злой выдающийся ум, что я была одержима тобой в течение семи лет, просто ожидая, когда случайный преступник нападет на меня в квартире, которая даже не оформлена на мое имя. И мой папа придумал какой-то план, чтобы связать нас вместе, чтобы я могла манипулировать тобой в твоем доме — довольно искусно, но я этого не делала.

— Я никогда такого не говорил.

— О нет, не говорил. Ты подразумевал это, проявляя некоторое неуважение к моим вещам и придираясь ко мне по причинам, которые я не контролирую, — она подошла к нему и тыкнула одним пальцем ему в грудь: — Я не польщена.

— Я и не пытался тебе льстить.

— Нет, моя теория состоит в том, что ты привык работать на другой почве. Ты судишь мои действия с позиции своего прошлого. Это прекрасно. Несправедливо, но мы всего лишь люди. Это психология. Но ты пересек грань, думая, что можешь грубо обращаться с моими вещами. Понял?

Он выждал паузу, а после сказал:

— Твои глаза искрят, когда ты сердишься.

Ее взгляд похолодел:

— Спасибо.

Юлий поднял руки и вздохнул. Затем прислонился к машине:

— Извини, мне не нравится, когда люди навязывают кого-то мне, а твой отец просто… просто сделал это.

— Сделал, но он не хотел ничего плохого.

— Это не улучшает ситуацию.

— Достаточно честно, — она прислонилась к машине рядом с ним. — Я не хочу быть крайней, Юлий.

— Понимаю. Черт, мне нравится это, — он засунул свои руки в карманы. Гнев вырвался из него. — Я просто вспыльчивый.

— Серьезно? — произнесла она сухо.

У него хватило совести, чтобы выглядеть немного смущенным:

— Да, мой отец… он был чертовски вспыльчивым. И все ухудшалось, когда он был пьян.

Келли знала это, но никогда не слышала, чтобы Юлий говорил об этом. Она молчала.

— Я привык искать свободу, понимаешь? Если я возвращался домой из школы, а повсюду были бутылки, или моя мама, когда была напугана и пряталась, подобно мышке, тогда я знал, что отец опять вспылил. Черт, даже если этого не случалось, я знал, что это скоро произойдет.

— Это называется гипервосприятие, — объяснила она, когда он замолчал. — Многие дети, подвергшиеся насилию, развивают его. Они определяют сигналы тела, которые другие люди упускают из виду, потому что это защищает их.

Он кивнул:

— Да, да, что-то вроде того. Гипервосприятие. Звучит как суперсила. Как Бэтмен или что-то такое.

Она положила свою голову ему на плечо. Он не ответил ей, но и не сдвинулся. Что-то в этом было.

Вечером стало холоднее.

— Однажды, когда мне было пятнадцать, я думал, что стал достаточно взрослым, чтобы противостоять ему. Я так устал быть постоянно избитым. Я сделал это нарочно, чтобы он сошел с ума. Я даже не могу вспомнить, что сделал, но он ворвался в мою комнату, и я встал. Это было идеально. Я сбил его с ног.

— Ты одолел его?

— Нет, — рассмеялся он горько. — Не одолел. Он почти отправил меня в больницу. Моя мама, она была медсестрой, ты знала это?

— Нет, не знала.

— Да, была. Работала с престарелыми, и с самого начала любила свою работу. Но мой отец бил ее. Очень много, — он провел рукой по волосам, продолжая. — Но она приходила, когда он заканчивал избивать меня, и приводила меня в порядок, а я спрашивал… Спрашивал, почему она до сих пор с ним. И знаешь, что она говорила?

— Что?

— Она говорила, что он любит ее больше, чем кого-либо. Ее руки были в синяках, но она говорила мне, что он любит ее, — он сплюнул в сторону, как будто слова оставили во рту грязный вкус.

— Мне очень жаль.

— Да, мне тоже. И это не самое худшее.

— Расскажешь мне?

— Вероятно, должен, — он посмотрел вниз, затем в сторону. — Тебе не понравится это.

— Хорошо.

— Я почти женился однажды. Милая девушка, официантка. Ее звали Люси. Мы начали жить вместе, даже говорили о выборе колец и все такое. Было круто. Затем однажды ночью мне позвонили. Умер отец. Не знаю, почему я был удивлен, но я был. Я пошел в больницу попрощаться, и там, рыдая, сидела моя мама. Не знаю почему, но меня отпустило. Наконец-то я почувствовал себя свободным, а она всхлипывала, грустила, вела себя так, будто только что из ее жизни исчезло самое лучшее, что могло быть. Я… черт возьми, я так разозлился.

Он посмотрел на землю. Нет, это Келли так решила. Земля была просто местом, где задержался его взгляд, пока разум бродил среди тяжелых воспоминаний.

— Она кричала на меня из-за того, что я не был так расстроен, как она. Мама схватила меня за рубашку и трясла достаточно сильно, чтобы разорвать ткань. Она проклинала меня, ругалась... и затем плюнула мне в лицо. Все это время я знал, что она не противостояла отцу. Это только заставило меня рассердиться. Я ударил ее. Боже, я даже не понял, что сделал это. Я просто... Я так злился на нее за все, что она когда-либо делала, я сошел с ума и ударил ее.

Внутри все оледенело. Келли не могла отрицать, что ее это ошарашило и расстроило. Когда она оглянулась, его трясло:

— Люси ушла. Я не мог ее винить. Мне было противно от самого себя. Я не смог противостоять отцу, но смог ударить мать. Тогда я знал, что у меня никогда не будет женщины. Я был таким же ужасным, как и он.

— Понимаю, — прошептала она.

— Я заберу тебя с собой, чтобы защитить. Но, Келли, я не могу быть твоим мужем. Я не могу быть настолько близким тебе.

Она покачала головой и встала перед ним. Она подождала, пока его глаза сфокусируются на ней.

— Ты дерьмово поступил. Но об этом известно, и ты не повторишь это.

Юлий пытался отвернуться, но она положила ладонь на его щеку и провела рукой по щетине. Когда они целовались, его щека была гладкой.

— Келли…

— Ты не избил ее. Она накидывалась на тебя, и ты ответил, чтобы остановить ее. Это не одно и то же, это совсем другое.

Он хотел поверить ей, она видела это.

— Уже поздно, — сказал он. — Пора ехать, — он взглянул на нее. — У меня беспорядок.

— Я делила комнату в общежитии, держу пари, я видела и похуже.

Она залезла в свою машину, он — на байк. Было легко следовать за ним через Ашлэнд. Она была рада тому, что осталась в машине одна. Ей надо было подумать.

Она встречала много людей, которые относились к себе слишком строго. Она видела такого человека каждый раз, как только смотрела в зеркало, но она, по крайней мере, знала о тех моментах, когда требовала от себя слишком много. Юлий же не понимал этого.

Да, он не должен был делать то, что сделал, но она бы подумала о нем хуже, если бы он не понимал, что это было неправильно. Если бы он стоял перед ней и рассказывал ей историю о том, почему он ударил маму и почему это было правильно, ей было бы неудобно, может быть, она бы даже разозлилась, но этого не произошло.

Глава 7

Чертовски удивляло то, как быстро все пошло своим чередом. С тех пор как они переехали, она жила в «гостевой комнате». Юлий был против такого определения. Просто комната. Если еще более точно, он называл это «логовом». Это была большая комната с раскладным диваном и несколькими коробками, которые он никогда не распаковывал, но она не жаловалась.

— В первый год в университете нас было шесть человек. Кровати стояли так близко друг к другу, что, если бы я потянулась, то ударила бы кого-то в лицо. Поверь мне, это намного лучше, — сказала Келли, разбирая коробки. — Я могу создать здесь домашний уют.

Уют. Это слово послало дрожь по его телу. Она не должна была заниматься домашним хозяйством, она должна была закрыться в своей комнате и опустить голову вниз, чтобы не стать мишенью. Каин ясно дал понять, что он хотел бы держать ее в поле зрения, и Юлию также не понравился взгляд Авеля.

Несколько дней спустя ее вещи были повсюду. Она расставила книги так аккуратно, насколько могла сделать это без книжной полки. Она взяла с собой кучу фотографий. На большинстве из них были люди, которых он не знал. На фоне зеленого кампуса позировали ее друзья из колледжа. Некоторые фотографии изображали экзотические места с горами на заднем плане. Его любимой, однако, была фотография, где волосы Келли были завязаны назад, брови сведены, а она сама пыталась накормить котенка через шприц.

Что он мог сделать с этим? В принципе, ничего.

— Эй, — спустя несколько дней сказала она, ударив рукой по шкафу. — Я знаю, что моя жизнь в опасности, но могу я сходить в продуктовый магазин или в торговый центр?

— Для чего? — он сделал большой глоток холодного пива. — У нас все есть.

— Ну, — сказала она, открывая холодильник. Келли нахмурила брови, прямо как на фото. — Ты, может, и способен жить, питаясь полуфабрикатами и пивом, но я ценю хорошую домашнюю пищу время от времени.

— Я не готовлю.

— Нет, готовишь. Я видела, как ты готовишь моему отцу. Помнишь? — когда она скрестила руки на груди и пристально посмотрела на него, он почувствовал неожиданную дрожь. Было что-то неправильное в том, что ему нравилось, что ее щеки становились розовыми, когда она расстраивалась, особенно когда на ней была пижама с маленькими утятами.

Он махнул рукой и улыбнулся:

— Отлично. Я не часто готовлю. Твоему отцу нужно было здоровое питание, так что… ты знаешь.

— Да, знаю, — это было сказано со знанием дела.

Он поднял свои брови:

— Чушь. Ты ветеринар, ты не готовишь животным.

Она фыркнула:

— Я не заинтересована в диетах. Но я скажу только то, что моя мама ушла, когда я была ребенком, и так как ты остался с моим отцом, то ты знаешь его привычки в еде так же хорошо, как и я. Или их отсутствие.

— Так и есть.

— И так как я застряла здесь и нервничаю, то я хочу печь и готовить.

— Ты готовишь, когда нервничаешь?

— Это нормально. Некоторые врачи говорят, что…

Он поднял руки и покачал головой:

— Мне не нужны эти научные штуки. Просто скажи мне, что тебе нужно, и я найду кого-нибудь, кто принесет это.

— Кого-нибудь? Я не могу пойти и купить это сама?

Теперь Юлий сощурился:

— Неужели смесь для кекса это весомая причина, чтобы получить пулю?

Она выглядела недовольной:

— Смесь? Невежа.

Он посмеялся:

— Ты хочешь сделать торт сама?

— Торт, лазанью, сыр.

— Ты можешь сделать собственный сыр?

Она подняла на него бровь:

— Позволь сходить мне в продуктовый магазин и узнаешь.

— Нет. Напиши список, и кто-нибудь принесет тебе все.

— Не ты?

— Мне нужно зайти в автомагазин. Ты хочешь, чтобы я взял молоко по дороге домой, как хороший муженек? Все, что тебе надо сделать, — это попросить.

— Мило, — она подняла руки, закатив глаза. — Отлично. Но это должен быть человек, который разбирается в том, что делает.

На следующий день холодильник был заполнен разнообразной едой. Его пиво стояло в ряд на дверце холодильника. В кладовой было три разных вида муки. Юлий не знал, что есть несколько видов муки. Он даже не знал, что у него есть кладовая.

Келли также заполнила ванну своими девчачьими штучками. Лосьоны, которые, казалось, были выставлены в определенном порядке по важности, несколько кусков мыла и два шампуня. Не его. Кому нужно вообще два шампуня? Он предположил, что здесь нет никакой логики, которая объяснила бы это дерьмо.

Когда он заявил об этом, она только холодно моргнула и сказала:

— Покажи, что знаешь.

Он не был особенно хорош с женщинами на личном уровне, но он хорошо знал, когда спор не имел смысла. Эта девушка могла уничтожить человека словами, как другие люди — пушками.

Тем не менее, ничего из этого не было настолько плохо, как то, что она вышла из ванны, одетая только в полотенце.

Раннее возвращение домой было редким и драгоценным подарком, и Юлий хотел максимально использовать его.

Затем он услышал шум воды. Было так просто представить милашку Келли мокрой и обнаженной. Он пообещал себе не прикасаться к ней, но Цезарь терпеливо сидел возле двери. Его хвост дергался из стороны в сторону, пока он ждал, когда его новый любимый человек выйдет из ванны.

— Эй, предатель, — сказал он, опустившись на колени, чтобы почесать его за ухом. — Она будет там бесконечно, как насчет прогулки?

Торговый бизнес прикрыли, а клубный бизнес был в затишье, потому что все притихли после демонстрации сил Каина. Выполнив работу, он решил отправиться домой, попить пива, может, выйти на прогулку с Цезарем. Возможно, выяснить, как спасти Келли от сумасшествия во время домашнего ареста.

Он обещал не прикасаться к ней, но у этой светловолосой секс-бомбы была плохая привычка ходить в крошечных шортах и майках.

— Возьми, если хочешь.

На своем втором любимом слове Цезарь подпрыгнул и быстро покрутился, его уши пришли в движение вокруг квадратного морды, и Юлий открыл дверь в свою спальню. На его кровати лежала стопка чистого белья. Юлий не знал, раздражаться из-за того, что она взяла на себя функции жены, или смутиться, что она сложила его нижнее белье.

Он выбрал оба варианта.

Он осознал, что она делала много вещей по дому. Убиралась, спрашивала, что он хочет на ужин, она даже начали смотреть телевизор вместе. Ему срочно надо было найти способ прекратить это.

Он как раз выходил из своей комнаты с поводком в одной руке, когда она вышла из ванны, окутанная клубами пара.

Они почти столкнулись, его мозг переключил все внимание на Келли. Это было несправедливо. Она хорошо выглядела в джинсах и футболке. Но в полотенце, мокрая и пахнущая, как одна из тех бутылок с гелем, девушка выглядела так, что ее хотелось съесть.

— Ты вернулся раньше, — сказала она, поправляя махровую ткань на груди. Это не помогло. Все, что она сделала, это сместила ткань.

— Спокойный денек.

— Окей, это хорошо. Я собираюсь готовить ужин. Может, курицу?

По ее шее текла капля воды, опускаясь в ложбинку груди. Она могла бы предложить ему картошку, смоченную консистентной смазкой, и он бы сказал: «Да, хорошо».

— Эй, Юлий. Мои глаза чуть выше.

— Дерьмо.

Она прошлась по коридору к своей комнате, и тогда, наконец, кровь стала возвращаться к его мозгу.

Цезарь склонился к нему в ожидании.

— Да, дружище. Прогулка — отличная идея.

Он надеялся, что прогулка поможет ему выкинуть из головы все мысли о голой Келли. Не помогло. Его разум перескочил от представления срывающегося полотенца к их поцелую у алтаря. Это был чертовски хороший поцелуй. Не просто хороший. В этой маленькой блондинке горел огонь, который сжигал все изнутри, и он хотел купаться в нем.

Дело не в том, что он раньше не хотел эту женщину. Он не чертов священник. Он желал многих девушек и наслаждался ими. Когда он был моложе, и патч был совершенно новым, у него было много женщин. Цыпочки из клуба нестерпимо желали его, девушки за пределами клуба были более спокойными, но не менее чувственными. Тогда же была и Люси.

Люси, которая посмотрела на него с очевидным отвращением, а потом собрала все свои вещи за одну минуту, как только они вернулись домой. Она не слышала, что он сказал. Она и не хотела слушать. Все, что напоминало ему о ней, было пустое место в постели и спам на ее почте.

После этого было немного женщин.

Сейчас же есть одна: с длинными ногами и большими голубыми глазами, скользящая по его дому в одной махровой желтой ткани. Что он должен делать?

— Как думаешь, дружище?

Цезарь взглянул на него, открыв пасть и вывалив язык. Он поднял ногу и пометил куст.

— Да, — фыркнул Юлий. — Замечательно.

Мужчина не сразу зашел внутрь, когда вернулся домой. Он открыл гараж и достал все свои инструменты. Его голова работала лучше, когда он мог что-то делать руками. Старый байк, который уже десять лет нуждается в починке, был на куче коробок. Большое пятно масла красовалось на картонной поверхности.

Дело было не в том, что она горяча, хотя она определенно была такой. Дело было в том, что ей было что сказать, что она не отступала, когда кто-то пытался ее запугать. Двадцатипятилетняя Келли была далека от тощей девочки-подростка, которая собралась и порвала со всем почти десять лет назад. Тот маленький ботаник не мог связать и двух предложений.

Сейчас она была сильной, уверенной и умной. В комплекте с горячим телом — это была тройная угроза. Это была девушка, которая могла залезть под кожу и заставить человека хотеть быть лучшим.

— Дерьмо.

Его мысли были спутаны и неслись слишком быстро, чтобы удержать. Он стянул рубашку, вытер пыль и грязь с лица, шеи и плеч. Аромат запеченной курицы и какого-то картофельного блюда доносился изнутри, перебивая запах масла и металла.

Цезарь заскулил и попятился к двери.

— Да, — пробормотал Юлий. — Я тоже слышу этот запах, дружище. Пойдем, умоемся и войдем внутрь.

Он использовал раковину гаража, чтобы смыть основную грязь, и плеснул на собаку, чтобы тот не наследил. Келли навела в доме порядок, он не хотел, чтобы ее тяжелая работа не была оценена.

Она стояла у плиты, когда он вошел. На сковороде были золотисто-коричневые кусочки курицы. На этот раз на ней не было футболки и джинсов. Она была одета в летнее платье. Ткань была бледно-розовой и достаточно тонкой, чтобы он мог видеть сквозь нее под определенным светом. Особенно ее спину.

— Хорошо выглядишь.

— Собиралась проведать отца после ужина, взять для него какую-нибудь еду и проверить, как Кен заботится о нем.

— Окей, я отвезу тебя.

— Спасибо.

Она достала курицу щипцами и положила на салфетки. Подняв глаза, девушка остановилась. На мгновение он этого не понял, но когда ее глаза сосредоточились на его груди, а не на его лице, он осознал. Возможно, он не носил полотенце, но на нем не было рубашки.

Это была честная игра.

— Эй, Келли, мои глаза здесь, — сказал он ей с усмешкой на губах.

Она в замешательстве моргнула, а затем ее большие голубые глаза окинули его тело и лицо. Они наполнялись эмоциями, которые он не знал, но назвал бы их глубокими. Ее губы раскрылись, и язык прошелся по ним в молчаливом приглашении.

— Да, — сказала она. — Там.

Он не знал, кто сдвинулся первый, и не был уверен, что это важно. Она поднялась на носочки, а он опустил голову. Юлий прижался к ее пухлым губам, и она издала небольшой звук. Этот звук ударил его, как наркотик, и он хотел большего. Его руки обернулись вокруг ее спины и сжали клочок ткани, который он не мог назвать платьем.

— Да, — прошептала она, когда его рот опускался вниз по ее шее. Юлий не знал, что делал: целовал, лизал или то и другое одновременно. Все, чего он хотел, это попробовать ее кожу на вкус. — О, да.

Он схватил ее за задницу и поднял. Юлий опустил ее на чистую кухонную стойку, и ее длинные ноги обернулись вокруг него.

Боже, в ней было так много огня и страсти. Ее тело изогнулось, искушая его. Он ответил на призыв. Кожа девушки была такой мягкой под пальцами, когда он подтолкнул вверх подол платья, обнажив ее бедра. На ней был белый хлопок внизу — это не должно было приводить его в такое же дикое состояние. Все, что он хотел сделать, это стащить его зубами.

— Келли, Боже мой.

— Больше, пожалуйста. Не останавливайся.

Она схватила его лицо в ладони и прижалась к его губам. Ее розовый язык нырнул в рот, отступил и снова нырнул. Она обернулась вокруг него, как живое пламя, и он погрузился в него. Его пальцы опустились в вырез платья, и он разорвал его. Измельчил, как бумагу. Она проурчала в знак одобрения и легла как самое вкусное блюдо из кожи цвета слоновой кости и белого хлопка. Ее волосы рассыпались по плечам, обрамляя лицо и грудь, как золото. Она потянулась к нему, позвала его.

— Черт.

Он опустился вперед и лизнул линию кожи, где он встретил чашечку лифчика. Она вздрогнула. Ее руки нырнули в его волосы и притянули его ближе.

— Больше, — умоляла она. — О, пожалуйста, Юлий, дай мне больше.

Ее желание сводило его с ума. Он не мог решить, где хотел ее: в комнате, на полу или где-нибудь еще. Он шарил по ее лифчику, когда его телефон зазвонил. Он был готов игнорировать его, пока ее телефон не зазвонил минутой позже.

Это не могло быть чем-то хорошим.

Он издал звук разочарования и полез в карман за своим телефоном.

— Что?

Он был прав — это не было хорошим знаком.

***

Больницы пахли одинаково. Запах болезни и смерти тщательно скрывали средствами дезинфекции. Келли привыкла чувствовать запахи собак и кошек, но все это было не так, когда она проходила через раздвижные двери. Ее руки дрожали, а мысли не могли собраться, когда она приблизилась к медсестре.

— Меня зовут Келли Форс… Келли Дэниелс. Мой отец поступил сюда недавно. Райли Форстер.

Медсестра с круглым лицом и короткой стрижкой сначала посмотрела на Келли, которая сумела натянуть одежду, что не была сорвана с ее тела, потом на Юлия, который всем своим видом демонстрировал, что он байкер. Губы медсестры побелели под слоем губной помады от того, что были плотно сжаты.

— Вы член семьи?

— Разве она не сказала, что она его дочь? — требовал Юлий.

— А вы?

— Ее муж, — огрызнулся он. — Какие-то проблемы?

Казалось, что Юлий стал на фут выше или, по крайней мере, занял больше места.

Его широкие руки расположились на ровной поверхности стойки регистрации. Он наклонился достаточно, чтобы показать свой внушительный рост.

— Юлий.

— Да, думаю, что помню, — сказала медсестра.

Она повернулась к своему компьютеру и стала смотреть базу, когда подошел Кен, окруженный тихим Призраком и Майклом, который выглядел изможденным. Все трое обняли Келли и похлопали по спине Юлия. Кен был теплым, у Майкла были братские объятия, а Призрак был холодным. Она не была уверена, кто из них был максимально комфортным.

— Он на третьем этаже. Состояние критическое, — объяснил Кен.

— Уже? — спросила Келли. Обычно требовалось несколько часов, чтобы от экстренной ситуации дойти критической. Келли почувствовала, как ее живот опустился, к ногам словно привязали свинцовый груз. Должно быть, она издала какой-то шум или сделала движение, и Юлий взял ее за руку, что удержать.

— Ему нехорошо, Келли, — объяснил Кен. — Пойдем, я отведу тебя к нему.

Келли пошла за Кеном к лифту по лабиринту залов, освещенных люминесцентными лампочками. Звук ее шагов отдавался грохотом в ушах. Этого не происходило, это не могло происходить на самом деле.

На двери отца висел лист бумаги, на котором она не могла прочитать ни слова, но она не думала, что там было что-то хорошее. Остальная часть клуба выходила из комнаты ее отца, маленькая армия мужчин, одетая в байкерскую форму. Когда она подошла, все перестали говорить. Они сдвинулись в сторону, освобождая ей путь. Ее горло сжалось.

Один взгляд на своего отца, лежащего на кровати, и поняла, что все на самом деле хуже, чем она представляла.

Он больше не был бледным. Простынь под ним была белой, а он — нет. Его кожа стала серой, она блестела от пота. Возрастные пятна на его лбу выделялись как коричневые звезды. Его глаза стали впалыми и помутневшими.

Он едва повернул голову, когда она вошла. Она могла даже по виду определить, что ему было больно.

— Папа, — прошептала она. — Нет…

— Эй, малышка, — он стал кашлять достаточно сильно, чтобы кровать под ним задрожала. Потом поднес платок, который она не заметила, ко рту, и на нем появилась черная кровь.

— Господи.

— Иди сюда, — он поднял руку, на которой не было капельницы. Больница не стала тратиться на него.

Защитные перила на койке были опущены, что помогло ей сесть рядом с ним. Его тело было такое маленькое, что было много места. Он обнял ее. Она наклонилась и положила голову ему на грудь. Его сухие губы прижались к ее лбу.

Кен говорил, она могла слышать его голос, доносящий информацию. Она слушала краем уха; ей не нужно было слышать официальный диагноз, чтобы знать, что ее отец умирает. Это не успокоило бы ее. От этой мысли на ее глазах появились слезы. Наука всегда приносила ей комфорт.

— Ты не можешь, — зашептала она, не в силах заставить себя произнести слово «умереть», но оно все равно повисло в воздухе. — Я только вернулась.

Он поцеловал ее в лоб снова:

— Вернулась. По крайней мере, мы не сможем испортить все снова.

Она осознала, что горькие слезы были холодными. Капли льда и влаги заполнили ее глаза. Они катились по ее носу и оставались на тонком больничном халате, которое он носил.

— Но я хочу все портить. Я хочу кричать на тебя и говорить, что ты не прав. Я просто хочу, чтобы бы был здесь. Я чувствую, будто мы только встретились.

— Прости, — сказал он мягко. Его рука обернулась вокруг нее. — Я тебя расстрою.

Тень упала на кровать. Она знала, что это был Юлий еще до того, как посмотрела наверх. Его присутствие имело определенный вес, к которому она привыкла. Их взгляды встретились на ее отце. Его карие глаза стали красными от невыплаканных слез.

Неожиданно Райли потянулся. Он взял одну из сильных рук Юлия в свою и притянул его ближе. Юлий не сопротивлялся.

— Клуб сделает тебя Президентом. Ты заслужил это.

В толпе раздался звук одобрения. Она почти забыла, что они были здесь. Юлий только кивнул, его щеки покраснели.

— Ты обещаешь мне, что будет заботиться о ней. При любых обстоятельствах. Только заботься о ней. Держи ее в безопасности.

— Да, — голос Юлия надломился. — Обещаю.

Райли соединил их руки:

— Я знаю, что ни один из вас не хотел этого. Но спасибо. Спасибо, что сделали это, и спасибо, что позволили мне провести ее к алтарю.

Его голос был слабым и становился слабее.

— Тебе не нужно разговаривать, папа.

— Если не сейчас, то когда?

Ей нечего было сказать на это. Наклонившись, она услышала сердцебиение под ухом. Оно не было устойчивым. Он изо всех сил пытался дышать. Келли не могла найти слов. Она ничего не могла сказать.

— Нет, — прошептала она. — Пожалуйста, нет.

Он поцеловал ее в лоб, и его сердцебиение стало тише.

— Папочка, — шептала она, — нет.

Глава 8

В наследство был получен бар. Лицензия на алкоголь уже запылилась, а барная стойка так износилась, что лоснилась. Музыкальный автомат, которым не пользовались уже несколько десятилетий, сегодня молчал. Каждый барный стул был занят одним из «Адских гончих».

Каждый, кроме центрального стула. Одинокий обитатель табурета был кожаный жилет, потрескавшийся, с полным набором патчей, сзади и спереди. Самый верхний гласил — «Президент».

Кен разливал напитки со своей стороны. Призрак со своей. Они передавали их без подшучивания, которое обычно сопровождало виски и пиво. Не то чтобы Призрак был когда-либо в шоке, но даже его молчание отражало его печаль.

Сначала ничего не происходило: двадцать странных мужчин делились напитками и воспоминаниями о своем дорогом друге. Это было слишком, каждый тихий момент заставлял Юлия чувствовать зуд.

— Дерьмо, — фыркнул Юлий, протягивая руку к лицу. — Просто дерьмо.

— Я когда-нибудь рассказывал, как я встретил Райли Форстера? — спросил Чарли. Он переместился на свое место и долго пил.

— Расскажи еще, — раздался голос.

— Ты собираешься купить мне выпить, Вик? Ты хочешь историю, значит, ты должен купить мне выпить.

— Ты не женщина, — усмехнулся Вик. — Но у тебя классный зад. Хорошо, налейте ему виски, может, я повезу его к себе домой.

Все рассмеялись. Неожиданно поднялось настроение. Кто-то пил, кто-то разговаривал, но большинство глаз было сосредоточено на старом Чарли.

— Нам было девятнадцать, — начал он. — Молодые, глупые и полные... ну… — он поиграл бровями.

Было больше смеха и много непристойных намеков.

— Заткнитесь! Замолчите, если хотите услышать остальное. Нам было девятнадцать, мы только что окончили школу и не знали, что делать со своими жизнями дальше. Ну, как любой глупый ребенок, мы подписали военный контракт.

— Черт побери! — фыркнул Вик, хлопнув себя по груди. Под кожаным жилетом он носил рубашку Semper Fi (Прим. Semper fidelis (от лат. Всегда верен) — фраза, служащая девизом и названием некоторых структур. Корпус морской пехоты США использует этот девиз с 1883 года, это также девиз войск специального назначения Швейцарской Конфедерации).

— Замолкни, Вик. Или я заставлю тебя взять Пилсбери домой, — он сделал большой глоток и откинулся на барную стойку. — Я был здесь, из Калифорнии, и он был здесь, из Орегона, и мы были выбриты, вычищены и много кричали. Это было похоже на то, как быть новичком снова и снова с гораздо меньшим количеством женщин. Я хотел бы сказать, что мы были друзьями с первого дня, но это было бы ложью. Понимаете, здесь была девушка, военный секретарь, в форме.

Он отдернул руки далеко от груди и широко улыбнулся.

— Мы оба отчаянно нуждались в том, чтобы проникнуть под эту ее форму, мы неоднократно дрались. Ну, в один из таких случаев мы разрушили весь зал, и нашему сержанту это не очень понравилось. Плохо, что мы сражались, но из-за нас был сорван день мяса, а это был грех, который сержант, родившийся в Техасе, не мог простить.

— Ваш сержант был прав, — Кен бросил тряпку на стойку и стал её протирать. — Никто не должен препятствовать такому дню.

Чарли отсалютовал своим стаканом:

— Это чертова правда, не так ли? Тем не менее, это именно то, что мы сделали. Мы разбили друг другу губы, подбили глаза и были разорваны нашим техасским сержантом. Затем мы были поставлены на уборку в течение нескольких недель. Я не могу сказать, сколько тарелок мы перемыли, сколько туалетов вычистили, но где-то между этим мы посмотрели друг на друга. Он улыбнулся мне той глупой чертовой усмешкой и начал смеяться надо мной. Смеяться! Можете в это поверить?

Раздался бунт восторженных «да».

— Да, да, — продолжил Чарли, покачивая своей седеющей головой. — Как я и сказал, он усмехнулся и начал хихикать, как девчонка на первом свидании, и спросил, стоят ли сиськи всего этого дерьма.

Дикий мужественный смех эхом отозвался от изношенных стен. Кто-то подошел к музыкальному автомату и включил старый альбом «Skynard». Смесь «Дикси» и рок-н-ролла присоединилась к голосам других людей, каждый из которых рассказывал свою собственную историю о Райли Форстере из «Адских гончих» (Прим. «Дикси», также известна как «Я хотел бы быть в Дикси», «Земля Дикси» (англ. Dixie, «I Wish I Was in Dixie», «Dixie’s Land») — американская народная песня, один из неофициальных гимнов южных штатов США).

Юлий слушал все это. Было приятно услышать, как все ребята через свои воспоминания выражают горе. Он надеялся, что это поможет Келли. Он оставил ее с Беверли и другими женщинами.

— Райли Форстер был хорошим человеком и хорошим Президентом. Он ушел в шикарный гараж на небесах, — раздался хор приветствий, когда Микки поднял свой бокал и выпил. Двадцать других, носящих патчи клуба, выпили с ним. Когда он закончил, то громко рыкнул: — Его запомнят надолго!

— Надолго! — повторили они, и Юлий вместе с ними.

Его пиво было холодным, как лед, но он не мог почувствовать вкус, только температуру на губах, когда он выпил его. Райли был мертв, действительно мертв. Прошло два дня, но это грудь сжималась каждый раз, когда появлялось осознание.

Но он держался лучше, чем Келли.

Он вытащил свой телефон из кармана и отправил ей сообщение, спрашивая, все ли с ней в порядке. Теперь это была привычка, чтобы зайти к ней, проверить ее. И почему бы нет? Это то, о чем просил Райли.

— И сейчас настало время назначить нового Президента, — прокричал Вик.

На этот раз крики были громче. Юлий почувствовал, что его желудок сжался. Он знал, что будет дальше. Он хотел этого, он годами думал о президентском патче. Это всегда было мечтой, надеждой, фантазией. Сейчас же это реальность. Сейчас это значит то, что Райли мертв.

— Мой отец был мудаком, — неожиданно сказал он. — Я не знаю, алкоголь был виноват или только он. Но он любил использовать свои кулаки…

В комнате стало тихо, но не печально. Едва уловимые движения продолжались, когда на него наваливалось внимание.

— Райли нанял меня в магазин, когда мне было восемнадцать. Думаю, он не хотел, чтобы я утонул в сиськах. Я хорошо чинил технику, и техника всегда имела больше смысла, чем люди. У меня не было ни капли опыта, как жить самостоятельно, и он просто… Не знаю, он да мне шанс. Мой отец так злился из-за того, что я так много времени проводил в магазине. Он сказал, что меня превратили в преступника.

Раздались смех и крики согласия.

— О нет, — сказал Юлий. — Так и было. Не буду лгать. Но мой отец был уверен, что его место в пиццерии лучше, чем мое в магазине, и он становился все злее и злее, и однажды он пришел в магазин, чтобы сказать моему боссу, что я ухожу. Райли был там, занимаясь бумажной работой. Он только встал, скрестив руки, слушая все, что говорил мой отец. Он был похож на эту большую проклятую статую, просто глядя на моего отца, позволяя ему называть его разными словами и обвинять во всем: от продажи наркотиков до убийства королей, и Райли просто принял это.

Когда мой отец выпустил всю злость, Райли посмотрел на него, а потом на меня. Я стоял там, пытаясь извиниться, а Райли только спросил меня, хочу ли я свою комнату. Я уставился на него, прежде чем ответил: «Да, конечно». Мой отец не пошел за Райли, нет, он пошел за мной. Он пошел прямо на меня, и я ожидал удара. Но Райли только подхватил его и выбросил. Как чертов мешок. Мой отец выглядел таким потрясенным. Он начал вставать, но Райли покачал головой. Он велел ему ползти. Человек, который бьет своего сына за принятие решения, которое ему не нравится, не заслуживает того, чтобы иметь сына.

Молчание длилось долго. Юлию было интересно, о чем думали мужчины. Вспоминают ли своих сыновей, своих отцов?

— Райли был моим отцом, — продолжил Юлий. — И если вы хотите, чтобы я занял его место, — это будет честью для меня.

Это не заняло много времени. Каждый, кто ездит на байке, крикнул в знак одобрения. Это было единодушно. Ему был вручен патч Президента, и вот клуб стал его. Он думал, что должен чувствовать что-то, страх или неуверенность. Но нет. Он чувствовал себя хорошо, очень хорошо.

— Первая вещь, которую мы сделаем, это выберем вице-президента, — сказал Юлий. — Мне нужен тот, кому я могу доверять, на кого я могу рассчитывать. Я предлагаю Майкла. Он с рождения был погружен в эту жизнь, а клуб всегда мог положиться на него.

Майкл был приятно удивлен. Его лицо засияло, и он поднял свой стакан и кивнул:

— Я принимаю назначение.

Чарли похлопал сына по плечу:

— Поддерживаю!

Голосование за вице-президента прошло быстро. Майкл всем нравился, черт, Юлий думал, что он нравится даже Келли. Юлий не мог винить ее в этом. Они выросли вместе. Они были почти как брат и сестра. «Брат и сестра, — подумал он, — которые пошли вместе на выпускной». Юлий проигнорировал волну ревности, вскипевшую в нем.

Чарли был женат на Бев, у них были дети, а Келли не принадлежала Юлию. Он не хотел жены. Он не хотел семьи.

Юлий обнял Майкла и похлопал его по спине:

— Я рассчитываю на тебя, мужик.

— Я не подведу, — Майкл похлопал в ответ.

Был еще один раунд праздничного пива, а затем Юлий вернулся к делу. Были вещи, которые нужно было сделать.

— Наша самая большая забота — Каин и его люди. Дело не только в том, что они идут за Келли, а в том, что они появляются в личных резиденциях и пытаются запугать. Им нужно узнать, что «Адские гончие» не могут быть запуганы. Они хотят зайти на нашу территорию, хорошо, тогда мы пойдем на их. Призрак, Майкл, я хочу, чтобы вы выследили, где находятся Каин и Авель. Разузнайте, а потом составим план.

Мужчины кивнули.

— Чарли, тебе нужно вести бизнес с Виком и Кеном, мы хотим сохранить приток чистых денег, платить налоги, быть хорошими мальчиками, по крайней мере, в ближайшие несколько недель. Мы не заключаем новые контракты, не продаем оружие. Мы не берем ничего украденного и ничего не крадем. Только в течение нескольких недель.

— Я на каникулах, — сказал Вик. — Но почему?

Кен ухмыльнулся:

— Кажется, я понял, капитан, мой капитан. Могу я?

— Давай, Шекспир.

— Если мы будем придерживаться закона, местные правоохранительные органы будут игнорировать нас, сосредоточив все свое внимание на людях Каина. Мы хотим, чтобы их прожекторы были на Каине, чтобы он расстроился.

Юлий кивнул:

— Так и есть.

Чарли кивнул, прикончив последний бокал пива:

— Хорошо, мы умываем руки на несколько недель. Не наседаем. Может, они будут думать, что смерть Райли подкосила нас.

Юлий кивнул:

— Просто идите в свой любимый бар, или в стрип-клуб, или просто скорбите в открытую. Похороните себя в пиве и женщинах. Каин может выдохнуть, он может немного отступить. Давайте узнаем. Вот так, давайте убираться отсюда.

— Хорошо, Президент, — Майкл ударил рукой по прилавку. — Пойдем, Призрак. Пойдем в логово противника.

Призрак следовал тенью.

***

— Я знаю, что все время говорю об этом, — сказала Келли в трубку мобильного телефона, — но я, честно, понятия не имею.

Келли ненавидела признавать, что чего-то не знает. Она знала, что это было нормально. Никто не владел всей информацией. Было нормально то, что он не знал пищеварительного цикла лабрадора. Но это отличалось от того, что она не была уверена, хотел ли ее отец быть кремированным или нет. Она не знала, хотел ли он традиционный гроб или что-то современное. Она ничего не знала.

Девушка только знала, что было много вопросов, на которые она не могла ответить.

— Миссис Дениэлс, я понимаю, что вам сейчас нелегко.

Голос был таким успокаивающим, нежным. Это был голос кого-то, кто разговаривал с людьми, которые собирались сломаться. Даже в этом случае ее пронзило то, что ее называют миссис Дениэлс. Это было ее имя, согласно штату Орегон, но ей казалось, что оно не принадлежит ей.

По каким-то причинам ей захотелось плакать еще больше. Она почувствовала, как ее плечи опускаются, а глаза закрываются.

— Прошу прощения, — наконец сказала она, прерывая мягкий голос. — Я, правда, ничего не знаю. Мы с отцом… не были близки до недавнего времени. Мы не говорили об этом.

— Я понимаю, миссис Дениэлс. Может, он говорил об этом с кем-то еще?

Голос треснул с самым маленьким разочарованием в первый раз. Келли не могла винить его, ни у кого не было бесконечного терпения. Она почувствовала, что поникла еще больше.

— Мне жаль, я…

Беверли дотронулась до ее плеча. Келли обхватила ее пальцы.

— Милая, — сказала Беверли мягко, — почему бы тебе не отдохнуть? Мы можем выяснить все и перезвонить ему. Тебе не обязательно делать это прямо сейчас.

Голос на другом конце телефона, должно быть, услышал Беверли. Он предложил перезвонить ей, как только они узнают все. Келли отложила телефон и закрыла лицо рукам:

— Я ужасная дочь.

— Сладенькая, нет.

Беверли взяла руки Келли в свои, убирая их от ее лица. Келли обнаружила, что смотрит в безупречное лицо Бев. Она сделала глубокий вдох и покачала головой:

— Я ничего не знаю о своем отце.

Беверли крепче сжала руки.

Келли покачала головой и плюхнулась на диван. Цезарь вскочил и побежал ей навстречу. Беверли отпустила руку, чтобы Келли погладила собаку.

— Окей, — Беверли встала, — я собираюсь налить нам вина.

— Употребление алкоголя в депрессии ведет к алкоголизму.

— И? — спросила Беверли, проходя на кухню. — Я знаю фантастических алкоголиков.

Келли рассмеялась, не зная почему. Это был сухой смех. Больше измученный. Она услышала, как Беверли шелестела в кухонных ящиках, а через пару минут появилась бутылка.

Бев передала Келли стакан, а сама села в кресло.

— Так, в чем проблема? — спросила она, делая глоток вина.

— Я не знаю своего отца. Вот я здесь, должна решить все эти вещи, и я не знаю, что сделает его счастливым.

Беверли сделала еще один глоток и откинулась назад:

— Хорошо, я собираюсь задать тебе вопрос, и мне нужно, чтобы ты была очень честна со мной. Ты можешь это сделать?

— Могу.

— Хорошо. Выпей. Скажи: ты хочешь сладкую ложь или горькую правду?

Келли подумала об этом, пока горько-сладкий вкус вина тек по ее языку прямо в желудок:

— Прямо сейчас? Горькую правду.

— Хорошо, — Беверли отставила свой стакан и сложила пальцы на коленях. — Горькая правда в том, что твой папа мертв. Его не заботит то, что ты делаешь сейчас. Ты могла бы бросить его в мусорный контейнер, и это не имело бы для него никакого значения. Горько, но правдиво.

Келли решила сделать еще один глоток:

— Хорошо.

— Теперь похороны, вся эта пышность и обстоятельства и все такое, это все для людей, которые на данный момент живы, которых заботит то, что происходит. Это для того, чтобы они могли собраться вместе, праздновать и плакать. Поэтому тебе не нужно спрашивать себя, чего хочет твой папа, а чего хочешь ты. Ты хочешь, чтобы он был в большой красивой коробке в земле или хочешь развеять его пепел?

Келли подумала об этом:

— Я думаю, что бессмысленно класть тело в землю. Мы начали делать это, потому что считали, что призрак может вернуться и использовать тело. Существует доказательство того, что неандертальцы клали инструменты и мясо с мертвыми телами...

— Ну вот. Ты не хочешь этого.

Келли медленно кивнула:

— Да, думаю, что нет. Но не только я должна принимать это решение. Я имею в виду, что я имею наименьшее право принимать любые из этих решений. Черт, Юлий был гораздо ближе ему, чем я.

Беверли подняла брови:

— Тебя злит это?

Келли вздохнула, посмотрев на темное вино, кружащееся внутри ее бокала. Она решила, что хочет второй. Она встала, и Цезарь последовал за ней на кухню, пока она наливала:

— Может, немного. Я имею в виду, это мой отец. Мы не были близки, но он единственная семья, которая у меня была. Мама ушла. Мне нравится винить его в этом, но это она не взяла меня с собой, не так ли?

— Нет, — согласилась Беверли из гостиной, — не взяла.

— Я ненавижу ее за это. В смысле, у нас с отцом были проблемы. Мне никогда не нравилось то, чем он зарабатывал на жизнь или как он вообще жил, но он никогда не покидал меня.

— Он гордился тобой, — сказала Беверли, когда Келли вернулась на диван. — Говорил об этом все время.

— Серьезно?

— О да. Он носил с собой фотографию с твоего выпускного. Он вытаскивал ее, когда только представлялась возможность. Он буквально сиял, говоря: «Это моя девочка! Она в колледже, будет ветеринаром. Нужно больше мозгов, чтобы быть ветеринаром, чем врачом, животные не могут сказать вам, где у них болит».

Келли поняла, что улыбается:

— Он не ошибается. Подожди... был... он не ошибался.

Внезапно ее улыбка исчезла. Тот факт, что он умер, действительно умер, ударил по ней словно камнем. Это было не просто разочарование в принятии решения и неопределенность в будущем. Он умер, и это факт, и с этим ничего не сделаешь.

— Папочка умер, — захныкала она, и огромные слезы покатились по ее щекам. Открылась дверь, и вошел Юлий.

— Черт, Беверли, что ты сделала? — он пересек гостиную и остановился возле Келли. — Что случилось?

— Не знаю, — сказала Беверли с горечью. — Может, ее отец умер, и она не может с этим справиться?

Юлий посмотрел в сторону Беверли, и та скрестила руки на груди.

— Стоп, — умоляла Келли. — Остановитесь. Она ничего не делала. Я только… осознала, что он ушел. Вот и все. Он просто ушел. Он нигде не ждет от меня звонка. Он полностью ушел. Мой папочка умер.

Юлий закрыл глаза:

— Извини, Бев. Я справлюсь.

— Уверен?

— Да, да. Спасибо, что была с ней сегодня.

Беверли кивнула:

— Пока, Келли. Звони если что.

Келли просто кивнула и подтянула колени к груди. Ей казалось, что она очень близка к тому, чтобы сломаться, как тонкий стеклянный пузырь, плавающий в океане ее собственной грусти. Когда она вернулась, то держалась, но больше не могла.

— Папа, — прошептала она. — Юлий, он умер.

— Я знаю, милая, — сказал он с мягкостью, о которой она не знала. — Я знаю. Иди сюда.

Она почувствовала, как Юлий сел рядом с ней. Девушка приблизилась к нему, отчаянно нуждаясь в близости живого человека:

— Он любил меня.

Келли свернулась калачиком и зарыдала. Ее грудь болела из-за того, что она пыталась сдержать слезы. По какой-то причине прихожая в доме ее отца появилась у нее в голове. Ее фотографии от рождения до выпускного. Он их не трогал, не заменил. Он оставил их там, где они были, в дешевых рамках и все такое.

— Да, — Юлий обернул руки вокруг нее. — Любил.

— Я не знала этого. Я не верила в это. Я думала, что он любил ту жизнь больше, чем меня. Я думала, что он должен был бросить все это, если действительно любил меня.

Юлий выдохнул и погладил ее по спине:

— Я не... Я не думаю, что любовь так же легка, как «если ты меня любишь, тогда ты сделаешь это». Понимаешь?

Она кивнула:

— Да, я думаю, что понимаю. Но я никогда не была влюблена.

— Это удивительно.

— Что?

— Вот ты, красивая девушка, с мозгами, думаешь, что любовь будет лежать у твоих ног.

Она покачала головой и почти перестала плакать:

— Нет. У меня был парень, но я никогда не любила. Я думала, что любила тебя, когда была моложе. Но это были подростковые чувства, понимаешь?

— Да, понимаю.

Она посмотрела вверх, а он вниз. Они не были близки с того дня на кухне, когда они почти разорвали одежду друг на друге. Смерть любимого человека, как правило, тормозила похотливые чувства.

По крайней мере, до сих пор. Если бы он поцеловал ее сейчас, она бы затащила его на себя. Она бы использовала его, чтобы забыть всю эту ненависть, боль и страх. Было заманчиво и так соблазнительно думать об этом.

Юлий прочистил горло и покачал головой, как будто слышал ее мысли:

— Тебе нужно поесть.

— Что? — спросила она.

— Еда. Тебе это нужно. Ты сидела в этом доме неделями, не ожидая ничего, кроме плохих вещей. Ты готовила, убиралась, училась, кто знает, что ты делала. Но ты застряла здесь, а потом все это происходит? Нет, пойдем. Тебе нужно выбраться, и тебе нужно поесть.

— Существует психологическая связь между настроением и едой. Поэтому еда ассоциируется с комфортом.

Он рассмеялся:

— Знаешь, ты говоришь наистраннейшее дерьмо. Мне нравится.

Он встал и подал ей руку. Она взяла ее, и он поставил ее на ноги.

— Прими душ, — сказал он. — Оденься и сделай все эти макияжные дела. Отбрось все дерьмо, которое произошло. Я собираюсь отвезти тебя на ужин.

— Правда?

— Правда. Какая у тебя любимая еда?

Ей даже не надо было думать:

— Стейк. Может, морепродукты.

Его ухмылка расширилась:

— Я знал, что была причина, почему я женился на тебе.

***

Где-то между крабовыми палочками и бифштексом Келли поняла, что влюбилась в Юлия. Она могла винить вино, которое Беверли дала ей дома, или пиво, которое она заказала, когда они приехали в ресторан, но она действительно думала, что это так.

Он рассказывал ей о своем первом байке. Она понимала лишь часть всего этого. Что-то о поршнях и двигателе, и о чем-то еще. Она не слушала его активно, скорее, она фокусировалась на том, как он загорался, когда говорил об этом. То, как его глаза становились мягкими.

— Где ты его нашел? — спросила она.

— На уличной распродаже! Можешь поверить в это? Этот парень избавлялся от мотоцикла, его жена думала, что это небезопасно. Не знаю. Но он простоял в гараже этого чувака, похоже, лет пять. Таким образом, я отдал двухнедельную зарплату и прошел весь путь обратно в магазин.

— О, Боже, — рассмеялась она, отламывая кусочек хлеба и окуная его в сладкое масло. — Мой отец, должно быть, был в восторге.

— Он назвал меня идиотом. Определенно. Мне даже не было двадцати, до сих пор тощий, как ад. Я трясся от того, чтобы перетащить эту штуку в тридцать блоков, а он просто сказал мне отнести его обратно.

— Шутишь?

— Неа. Он просто указал одним из этих больших пальцев и сказал мне: «У нас нет места для этого мусора».

Она покачала головой. Ее золотые волосы с нежными кудрями с заколками-бабочками подскакивали от каждого движения:

— Не могу поверить, что он когда-либо называл мотоцикл барахлом.

— Ты, кажется, никогда не слышала, чтобы он говорил о мотоциклах ниндзя (Прим. имеется в виду японская модель скоростного мотоцикла Kawasaki Ninja).

Она фыркнула:

— Это я точно помню.

— Так или иначе, я был непоколебим. Говорил, что я купил его за свои деньги, я починю его сам. Я собирался это сделать. Он посмотрел на меня и сказал, что я зря трачу свое время, — он сделал паузу, пока их тарелки ставили перед ними. У нее был стейк, покрытый грибами и креветками, у него стейк с луком и маслом. — Мне потребовались недели. Каждую ночь я был в магазине, чиня его или просто забавляясь с ним. Работая над этой рухлядью, я узнал больше о байках, чем за два года, которые я работал в магазине.

— Ты починил его?

— После замены девяноста процентов всех частей — да. Было бы дешевле, если бы я купил новый. Но я был молод и горд.

— Мне нравится это.

— Что я был молод и горд?

Она закатила глаза:

— Конечно, умник. Мне нравится, что ты настоял на своем. Это что-то значило для тебя. И тебе было неважно, кто что скажет. Ты хотел его починить — ты сделал это.

— Как ты со школой.

— Ну, все думали, что я собираюсь пойти в колледж.

Он пожал плечами и впился в стейк:

— Да, но ты хотела сделать это сама. Ты не хотела использовать ни чье-либо время, ни деньги. Ты хотела, чтобы все было на твоих условиях.

Это было достаточно близко к тому, что она почувствовала себя неловко:

— Ну, до этого момента.

— Да, но ты была бы идиоткой, если бы теперь не приняла помощь. Будем честными, я был идиотом.

— Может, немного.

Он засмеялся, и она засмеялась в ответ, и вот в этот самый момент Келли поняла, что влюбляется. Он был умнее, чем она думала. Не в науке или в истории, а в житейском смысле. Он знал людей и как справляться с ними. Это был талант, которого она, безусловно, не имела.

— Может, немного, — согласился он. — Что ж, почему все-таки ветеринар?

— Ну, не буду мудрить и скажу, что люблю животных.

— Я видел тебя с Цезарем и знаю, что любишь.

Она взяла еще кусочек мяса:

— Я действительно люблю.

— Какой развернутый ответ, — он не выглядел разочарованным. Наоборот, на его мягких губах была усмешка.

Она пожала плечами:

— Люди — животные. В то время как я полностью верю, что люди переедают мяса, и тебе не нужно есть его каждый раз, когда готовишь еду и все такое. Я также считаю, что наши пищеварительные системы устроены так, чтобы было лишь немного мяса в нашем рационе.

— Я с этим согласен, — он откусил большой кусок и прожевал.

— Я тоже, — она закончила и отставила тарелку. — Но об этом сказано. Я действительно люблю животных, но ты не можешь любить животных слишком сильно, если хочешь быть ветеринаром, и это очень тяжело.

— Что ты имеешь в виду?

— В том смысле, что животные умирают. И они умирают гораздо чаще, чем люди. Более короткие сроки жизни. Но это нечто большее, — она сделала еще один глоток пива, допив бокал и отставив к своей тарелке. — Люди берут домашних животных и понятия не имеют, насколько трудно о них заботиться. О, это восхитительно — получить кролика на Пасху, но после люди не понимают, почему в этой крошечной клетке кролик линяет. Или получают симпатичную собаку, но не замечают, что эта собака не уживается с кошкой, и происходит драка, а я должна их зашивать, потому что люди ничего не читали.

— Я никогда не думал об этом.

Она пожала плечами:

— Многие не думают. Они не изучают, как сильно может страдать птица, или как кошки нуждаются в диете с высоким содержанием жиров. Знаешь, у меня была женщина с собакой, не слишком отличающейся от Цезаря, большой и все такое… Или, по крайней мере, он был бы таким, если бы она не кормила его вегетарианской пищей.

— Вегетарианской? В смысле… овощами?

— Ага. Овощами. Только ими. Например, несколько человек опубликовали литературу, что все животные могут жить вместе спокойно, не убивая другого животного, чтобы выжить, вы можете просто заменить их питание химическими веществами, что содержатся в овощах. И я не буду вдаваться в науку, но это неправда. Есть определенные ферменты, которые нужны животным, которые существуют только в мясе.

— Для тебя это очень важно, — мягко сказал он.

— Для меня животные, как для тебя — байки.

Он кивнул:

— Справедливо. Но это до сих пор звучит так, что ты много заботишься о животных.

— Я знаю, но не настолько, что люблю каждое животное, которое я вижу. Видишь ли, если бы я заботилась о каждом Пушистике со сломанным хвостом или о каждом Барбосе с раком кишечника, я бы никогда не смогла наблюдать, как они умирают каждый день. Это будет похоже на то, как будто ты работаешь на худшей свалке в мире.

— Значит, ты заботишься, но не слишком.

— В точку.

— Это действительно здорово, — он остановился на мгновение, прежде чем спросить. — Итак, ты хочешь десерт?

— Ты хочешь, чтобы я потолстела? У нас были закуски, огромный ужин и...

— Ты хочешь десерт? — спросил он снова.

— Этот ужин стоил, наверное, сотню долларов.

— Ты. Хочешь. Десерт?

Она так тихо вздохнула:

— Да, да, я хочу десерт.

— Хорошо, я тоже, — он махнул официантке, и она записала их заказ. Официантка улыбнулась и ушла. — Почему ты всегда это делаешь?

— Делаю что? — спросила она.

— Не принимаешь то, что люди тебе предлагают, — Юлий наклонился к столу. — Я просил тебя не думать о деньгах. Я хотел, чтобы ты расслабилась. Если для этого надо два пива и кусок... боже, что ты заказала?

— Шоколадный торт с арахисовым маслом.

— И ты это ешь?

— Я не ем это каждый день, Юлий.

— Это шок. Я видел, как ты готовишь.

— Обычно я ем раменскую лапшу. Много натрия, но без излишеств.

— Ладно, это круто. Но это не ответ на то, почему ты отталкиваешь людей. Такое ощущение, что тебе все надо делать самой. Я имею в виду, вернемся к нашему разговору о деньгах и прочее. Да, мне хочется делать что-то для тебя, не вижу в этом ничего плохого.

Келли вздохнула:

— Моя мама.

— Что?

— Слушай, я потратила много времени на анализ моих проблем с мамой, и, по моему мнению, могу сказать, что ее отъезд наложил на меня отпечаток. Я прекратила зависеть от людей и начала зависеть от себя. Я уверена, что это не так просто, но близко. Она ушла. Да, я обвиняю своего отца в этом, но правда в том, что она меня не взяла с собой. Она никогда не связывалась со мной, никогда не приходила. Мой отец отсутствовал, но моя мама просто бросила меня. Так что я ненавижу обращаться за помощью, и я смотрю на все приятные вещи с подозрением. Вероятно, это и является веской причиной, почему у меня никогда не было парня.

— Дерьмо, — он глубоко вдохнул. — Тебе понадобится еще пиво.

— Это абсолютно правильно.

Час и два пива спустя Келли позволила Юлию проводить ее домой. Она не была пьяна, было достаточно еды и достаточно времени между напитками, она просто была подвыпившая, а туфли на каблуках оказались не лучшим выбором обуви.

— Ой, — сказала она, пьяно хихикая, — ты несешь меня через порог.

— Ты милая, когда пьяная.

— Не пьяная, — сказала она, когда он плюхнул ее на диван в гостиной. Она тут же сбросила туфли и откинула их, вставая на нетвердые ноги. Девушка бродила взглядом по его стереосистеме и коллекции дисков. — Тебе не нравятся iPod?

— Что?

— Я заметила это той ночью, когда вернулась. У тебя был iPod, но все было красиво и аккуратно обернуто, а диски были разбросаны повсюду.

— Мне нравятся CD-диски, — он пожал плечами. — Почему ты заметила это?

— Без понятия, — призналась она. — Просто заметила. Ты имеешь что-то против современных технологий?

— Я использую компакт-диски, — заметил он. — Я не могу ненавидеть технологии.

— Правда. Если бы это было так, ты бы был одним из тех виниловых мальчиков.

— Тебе не нравятся пластинки?

— Тебе они нравятся? — спросила она.

— Ну да.

Она кивнула и вставила диск в плеер. Через несколько мгновений из динамиков полились голоса «Eagles». С большим энтузиазмом, чем умением, она качалась вместе с ними.

— Потанцуй со мной, — она протянула свою руку.

— Ты серьезно?

— Разве я бываю несерьезной?

— Точно.

Он взял ее руку и, приблизившись, начал покачиваться рядом с ней. Она зарылась руками в его мягкие волосы на затылке, и они защекотали ее ладони. Он двигался лучше, чем она, вероятно, у него было больше опыта в танцах.

Через мгновение он обнял ее, притянув девушку ближе. Ее руки крепче обхватили его за шею, и она посмотрела ему в лицо. Его карие глаза были закрыты, но его губы выглядели мягкими, созданными для поцелуев. Она придвинулась ближе к нему, и его пальцы опустились ниже, пробегая по верхней части коричневой юбки, которую она надела сегодня. Его руки сжались в кулаки, вытягивая рубашку на пару сантиметров, обнажая линию кожи на ее спине. Его большие пальцы ласкали ее, передавая острые ощущения от того места, которого он коснулся, до места в глубине своего тела.

Она подняла подбородок, и его рот опустился на ее. Ее кожу словно пронзила молния. Все началось с ее губ, опускаясь по всему телу, пока каждый дюйм ее кожи не запел. Все приятно смешалось с гулом в ее мозгу, пока она не почувствовала, как мир плывет под ее босыми ногами.

— Я не собираюсь спать с тобой сегодня.

— Что? — спросил он и остановился. Его глаза открылись.

— Просто хотела прояснить.

Удивленный смех сорвался с его губ:

— Ты самая странная женщина.

— Может быть, — ответила она. — Но мне нравится быть честной.

— Я не думал о сексе с тобой.

Она фыркнула:

— О, пожалуйста.

Юлий усмехнулся:

— Чего ты ожидаешь, ты вся... такая мягкая.

Келли отступила назад, но позволила ее ладони задержаться на его плечах:

— Да. Я тоже выпила, и мне не нравится делать жизненно важный выбор, когда я подвыпившая.

— Секс со мной — это жизненный выбор?

Она пожала плечами. Келли знала лучше, когда открывать перед ним свои зарождающиеся чувства. Юлий дал ей понять, что думает насчет отношений, и никому из них не помогло бы объяснение, что она не думала, что секс с ним будет быстрым перепихом на полу гостиной:

— Для меня.

Он кивнул и вдохнул:

— Хорошо, хорошо.

Она провела рукой по его руке:

— Тем не менее, я хотела бы пойти в кровать с тобой.

— Я думал, ты только что сказала...

— Чтобы спать, Юлий. Только спать. Я не буду заниматься сексом с тобой, но я не хочу идти в эту временную комнату и спать на раскладной кровати после той восхитительной ночи, что у нас была.

— Правда? — его голос звучал недоверчиво.

— Мне нужен комфорт, и нравится тебе это или нет, но ты меня утешаешь. Ты заставляешь меня смеяться и не позволяешь мне слишком зависеть от моего собственного беспокойства. Завтра мне нужно встать и запланировать похороны моего отца, и я не хочу об этом думать сегодня вечером. Если это слишком много для тебя, я поняла, я просто украду Цезаря и...

Он фыркнул:

— Хорошо, хорошо, пошли. Пойдем спать. Но сначала мне нужен холодный душ.

Глава 9

Большинство людей хоронят в самом лучшем. Когда пришло время отцу Келли, он был похоронен в лучших джинсах и только что отглаженной темной рубашке с джинсовой жилеткой, висящей на нем. Он выглядел лучше, чем в последние недели своей жизни, волосы и борода были приведены в порядок. Они сделали что-то, чтобы его лицо выглядело менее изможденным.

Завтра они кремируют его, и его прах будет разделен на три части. Одна будет отдана Келли, вторая будет стоять в его магазине, а последняя будет стоять на полке в «Наследии». Келли не была уверена, что она заслуживает эту часть, но никто бы не принял отказа.

— Ты все сделала правильно, дорогая, — Беверли взяла Келли за руку, осторожно уводя ее. Келли подумала, что Беверли похожа на симпатичную вдову в облегающем темном платье и маленькой темной шляпке, прикрепленной поверх локонов. Она понятия не имела, как эта женщина всегда выглядела так собрано.

— Спасибо, — ответила Келли. — После того, как ты заставила меня задуматься о том, что это не для него, а для нас, стало легче. «Наследие» было идеальным местом для прощания с папой.

— Лучше, чем комната в морге, правда ведь? Я имею в виду, что, конечно, маленькие старушки выглядят хорошо в этих мягких розовых и серых оттенках, но не Райли Форстер. Мне не хотелось видеть его в той милой комнате...

— Согласна.

— И идея с общим обедом тоже хорошая (Прим. обед или ужин, на который каждый гость приносит свою долю пищи).

Келли бродила с Беверли вдоль длинных столов, уставленных принесенной едой, которую люди предлагали для угощения. Пироги, хлеб, запеканки, фрикадельки и многое другое.

— Ненавижу все эти запеканки, которые мне предлагали.

— Почему люди приносят это, когда кто-то умирает?

— Я вообще не представляю.

— Это впервые… — Беверли игриво хлопнула Келли по бедру. — Я думала, что ты знаешь все.

— Ха, — рассмеялась Келли. — Ну, нет. Я только притворяюсь.

— Хорошо притворяешься, учитывая, что все наслаждаются.

— В самом деле?

— О да, по слухам, умер Президент клуба от пяти ножевых ранений.

— Боже.

Беверли фыркнула и хлопнула ладонью по плечу Келли:

— Ты выглядишь испуганной. Милая, все в порядке, всем все нравится, — она остановилась на мгновение. — Больше, чем другим.

Келли попыталась посмотреть на все глазами Беверли. Люди были в «Наследии», пили и наслаждались едой. Были дети, мужчины и женщины, и даже Цезарь бродил вокруг в поисках пищи. Она быстро все осмотрела и увидела, как Юлий обнимал Сэди.

— О, — сказала Келли, чувствуя, как все заледенело внутри. — Как мило.

— Ты собираешься ударить ее?

Келли неохотно призналась:

— Нет. У меня нет права.

— Он твой муж. Я почти уверена, что у нас был этот разговор раньше. Я имею в виду его версию.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Подошла к ней и ударила по лицу? Я могла бы даже оттащить его и заявить на него права на каком-нибудь диване.

— Я бы не рекомендовала диван. Никто не знает, кто на нем был в последний раз.

— Бев, я люблю тебя, но это не помогает.

— Оуу! Я тоже тебя люблю, — Беверли обняла ее за плечи, смачно поцеловав. — Но ты должна пойти и сказать этой сучке, чтобы она отвалила.

— Он не мой, Бев, и ясно дал мне это понять. Он не мой и не хочет им быть.

Беверли остановилась и встала перед Келли:

— Ты хочешь, чтобы он был твоим?

— Глупо было бы ответить «да»?

— Немного. Но, милая, нормально быть глупой, когда дело касается мужчин. Это самая веселая часть жизни, — она нежно потрясла Келли. — Но нормально ли позволять какой-то сучке встать между тобой и твоим мужчиной?

— И что я должна сделать?

— Позволь мне помочь тебе, — сказала Беверли. Она провела рукой по ее одежде и поправила шляпку. — Я ее оттащу, а ты торжественно войдешь.

Келли глубоко вздохнула:

— Хорошо.

Келли не знала, что Беверли сказала Сэди, но ее увели от Юлия очень тактично.

Юлий наблюдал, как это произошло с ошеломленной улыбкой, и покраснел, когда подошла Келли:

— Я не тупой.

Келли обняла его. Это движение было собственническим и варварским, но она все равно сделала это:

— Нападение на моего мужа на похоронах моего отца — это сучье поведение.

— Ты могла бы просто ударить ее.

— Люди продолжают говорить это, — она почувствовала, как его рука опустилась на ее плечи.

— Мне нравится, когда женщины ведут себя как собственницы.

— Мне это несвойственно.

Внезапно подошел Майкл. На его верхней губе были капельки пота, а глаза были широко открытыми:

— Келли, Келли, мне очень жаль.

— Жаль? — спросила она. — За что?

Ему не нужно было отвечать. Женщина вышла на улицу. На солнце стали заметны ее веснушки, ее волосы были собраны в прическу, что прекрасно бы выглядела дома н иллюстрации журнала «Еженедельник матери». Элегантный костюм обтягивал красивую фигуру. Ей потребовалась минута, чтобы узнать лицо, которое было так похоже на то, которое она видела в зеркале каждое утро.

— Мама? — задохнулась Келли.

***

Все было как в фильме. Там была Келли — красивая молодая героиня. Она побледнела, а ее губы приоткрылись. Напротив стояла ее мать, одетая как директор средней школы, которая только и ждала, когда начнется музыка.

— О, Келли! — ее мама бросилась вперед. Если она и заметила тот факт, что трое «Адских гончих» встали сбоку от Келли, то не показала этого. Она была либо очень смелой, либо действительно глупой. Юлий думал, что второе. Она остановилась всего в нескольких дюймах. Может быть, она была не так глупа.

Было невозможно не заметить сходство между ними. Те же яркие голубые глаза, те же светлые волосы. Келли могла бы быть клоном, за исключением линии ее подбородка, как у отца.

— Ты выросла. Такая красивая, — женщина протянула свою руку.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Келли, избегая ее прикосновения. Ее голос прозвучал так тихо, а рука, находящаяся у Юлия, сильно дрожала.

— Кто пригласил тебя? — Юлий же не был так тих. Люди, которые до этого не смотрели, поворачивали свои головы для лучшего обзора. Ему было все равно. Пусть смотрят.

Губы женщины сжались в линию. Ее глаза сузились.

— Я здесь не для тебя. Я здесь ради своей дочери.

— Ну, — голос Юлия был похож на рычание, — не сомневаюсь, это была первая причина.

— Юлий, — Келли положила руку на его грудь, — позволь мне.

Он понимал только, что не хотел ее отпускать. Он видел, как сильно это беспокоит ее. Все, о чем он мог думать, — ночь, когда она говорила о том, что ее мать отказалась от нее.

— Ты не должна делать это одна, — прошептал он ей.

Мягкая рука Келли коснулась его щеки, поглаживая:

— Я знаю.

Она повернулась к матери. Ее плечи сжались, и она, казалось, что-то решила для себя.

— Мам, — сказала она решительно, — если хочешь попрощаться с папой — пожалуйста. Но не притворяйся, что ты здесь ради меня.

— Почему ты так говоришь? — она схватилась за сердце так, будто эти слова действительно причиняли ей боль. — Почему ты...

— Потому что ты ушла, — оборвала ее Келли. — Ты оставила меня, оставила его, и никто из нас не слышал о тебе ничего с тех пор.

— Малышка, я должна была уйти, понимаешь? Я должна была. Я не могла оставаться среди этой жестокости и всей… — она осмотрела комнату, — преступности.

Келли скрестила руки на груди.

Юлий знал, когда Келли выбрала стратегию нападения. Она использовала ту же самую поджатую губу на нем, когда собиралась ударить словами:

— Отказ от ребенка — это преступление, мама.

Ее мать сделала шаг назад:

— Келли, я никогда не хотела причинить тебе боль.

— Да? Тогда что же было твоим намерением? Что ты хотела показать и доказать, когда ушла? Оставила папу и своего ребенка…

— Мне нужна была собственная жизнь. Когда я была с твоим отцом, то зависела от него во всем. Я получила аттестат, пошла в колледж. Теперь у меня есть бизнес.

— Я очень счастлива за тебя, — ответила Келли. — Мир нуждается в большем количестве бизнес-вумен. Но я не знаю тебя и не хочу. Я хочу, чтобы ты ушла.

— Келли, я единственная семья, которая у тебя есть.

— Нет, — отрезала Келли. Она сделала шаг вперед, но ее рука потянулась назад, ища руку Юлия. Он переплел свои пальцы с ее пальцами. — Нет. Ты не моя единственная семья. Да, я потеряла своего отца, но ты видишь здесь всех этих людей?

Она помахала свободной рукой в направлении гостей вечеринки:

— Здесь люди, которые приходили на мои научные ярмарки, которые пришли на мой выпускной, которые помогали папе пройти все химиотерапии и операции. Эти люди, что находятся прямо здесь, моя семья. Ты? Ты — генетический донор.

— Келли, это несправедливо.

— Нет, это не так, — Келли сердито пожала плечами. — Но ты недостаточно расположила меня к себе для справедливости, не так ли? Один раз я уже сказала. Скажу еще раз. Я хочу, чтобы ты ушла.

Женщина сделала глубокий вдох. Юлий увидел тот же взгляд, что был у Келли раньше:

— Это твой выбор. Я просто хотела предложить. Свяжись со мной, если я понадоблюсь.

Она открыла маленький кошелек, находящийся в ее руках.

— Не понадобишься, — пообещала Келли.

— Если захочешь, — продолжила она, словно Келли ничего не говорила, — вот мои контакты. Сожалею о твоей утрате.

Она опустила карточку на стол, повернулась на каблуках и ушла. Майкл взглянул на Юлия. Юлий почти слышал вопрос: «Хочешь, чтобы я последовал за ней?».

Юлий хотел знать, кто ее прислал, откуда она пришла и куда идет. Женщина, может, и не хотела причинять Келли вред, но кто-то хотел. Он кивнул, и Майкл выскользнул с вечеринки, остановившись около Беверли, чтобы подарить поцелуй на прощание.

— Простите, — тихо сказала Келли, отступая от Юлия. — Мне нужна минутка.

Он отпустил ее. Девушка пронеслась через толпу к заднему офису. Дверь захлопнулась за ее спиной.

Юлий покачал головой. Он сочувствовал ей. Он хорошо знал, насколько родительское дерьмо может быть тяжелым. Он не знал, как бы отреагировал, если бы его отец пришел. Нет, это было неправдой. Он знал, что он будет делать и что после этого ему потребуется некоторая сумма для залога.

— Ты должен пойти за ней.

К нему подошла Беверли. Он понятия не имел, когда она это сделала.

— Ты так думаешь?

Она кивнула и взяла со стола один из бутербродов:

— Да.

— Ты пытаешься свести нас?

Она фыркнула:

— Пожалуйста, эта девушка не нуждается в сватовстве. Она грудастая, блондинка и умная. Что, я уверена, ты заметил. Но дело не в этом. Проблема в том, что ее жизнь просто разрушилась самым наихудшим образом. Ей нужно на кого-то покричать и кому-нибудь выплакаться.

— Почему я?

— Потому что ты все знаешь о желании кричать на родителя.

— Я думал о чем-то подобном минуту назад.

— Ну, тогда, — она подтолкнула его, — иди.

***

— Почему он делал это? — спросила Келли. Ее руки тряслись, пока она наливала немного горячей воды в чашку для кофе. Она плюхнула пакетик чая в чашку и стала ждать.

— Что в его жизни было такого, что он захотел быть байкером? Что было так ужасно, так страшно, что он надел куртку с патчами и нарушил закон? Какого черта он должен был доказать?

— Ты сидела когда-нибудь на байке? — его голос был низким. — Ты знаешь, что это значит?

— Значит? Это значит, что мой отец хотел нарушать закон больше, чем воспитывать меня, больше, чем хотел мою мать. Больше, чем что-либо.

— Я не знаю, как объяснить.

Она нахмурилась, выключила воду и добавила сахар в быстро заваривающийся чай:

— Попытайся.

Он покачал головой и сделал затяжку. Кончик сигареты стал ярким, как пламя, дым шлейфом вился над головой. Он выдохнул дым из ноздрей, и тот образовал туманное облако вокруг его головы.

— Это свобода.

Она закатила глаза и покачала головой:

— Не говори мне этого. Не надо.

— Хочешь услышать это? Или будешь продолжать огрызаться? — спросил он. Юлий посмотрел на нее и стал ждать.

Она закусила губу на минуту:

— Да, я хочу знать.

Он затянулся еще раз, а затем стряхнул пепел. Его следующие слова вышли с медленными затяжками серого дыма:

— Как я уже сказал, это свобода. Вы привыкли к этой большой машине, защищающей вас от мира. Попав в нее, вы отрезаете себя от мира. Все, что в ней есть, — ваше: ваша музыка, кондиционер, все, что угодно. Это изоляция. И в этом нет ничего плохого, но изоляция — это не свобода.

Пока он говорил, Келли думала, что у него хороший голос. Он обладал таким тембром, который было приятно слушать. Она обнаружила, что ее ноги расслабились. Чашка не была слишком горячей в ее руках. Наоборот, достаточно теплой для комфорта. Вкус трав и сладости на зыке успокаивал ее. Она молчала, позволив ему продолжить.

— Ты садишься на байк, и сначала немного страшно. Что ты делаешь, как ты находишь свой баланс? Похоже на первый раз, когда твой отец учит тебя кататься на велосипеде, — он сделал паузу. — Ну, если бы у тебя был папа, который делал такие вещи, я думаю. Ветер ударяет тебя по лицу, слишком жарко или слишком холодно, черт, иногда идет дождь.

— Это не звучит особенно свободно.

— Это только начало. Спустя время все становится иначе. Я имею в виду, да, сначала больно, но потом все меняется. Где-то между переключениями передач и наклонами ты уже не просто едешь на байке. Ты становишься частью ветра и дождя, ты паришь, пролетая по дороге в шестьдесят, или семьдесят, или восемьдесят. Ты высоко и совершенно свободен. Ничего не важно: ни счета, ни якобы несуществующие проблемы с отцом.

— Ты необыкновенно поэтичен.

Его рот расплылся в застенчивой усмешке:

— Удивлена, мисс Колледж?

— Немного, — ответила она. Она медленно встала и обняла его. — Мне это нравится.

Он обнял ее в ответ. Она прислонила голову к его плечу. Жар от его мышц просочился ей под кожу. Его запах… ирландское мыло и какой-то мужской аромат проник в ее чувства. На одно мгновение, лишь на мгновение, она забыла, что он не ее.

Сейчас он ей нравился. Нет, неправда. Келли всегда нравился Юлий. Она всегда была в восторге от его темных волос, голубых глаз и развязности плохого мальчика. По правде говоря, она никогда не знала его. Она только знала, как он выглядел, а не кем он был. В течение нескольких недель она узнала, что Юлий был сильным человеком, колючий внешне, но мягкий внутри.

Но он не был ее. На самом деле, нет.

Кто-то постучался. Чарли просунул голову в дверь:

— Эй, я не хотел вас беспокоить.

— Что случилось? — спросил Юлий.

— Парни из морга готовы загрузить Райли, и есть некоторые проблемы с бумагами, которые Келли нужно решить.

Она прочистила горло и отступила:

— Хорошо. Спасибо, Чарли.

— Я проконтролирую, что он будет загружен безопасно, пока ты подписываешь документы.

— Спасибо. Я ценю это.

Ребята из морга переместили катафалк из задней части бара. Они махнули ей, когда Юлий подошел к ним, чтобы все разъяснить. Она наблюдала за ним мгновение, прежде чем о увидела, как другой человек машет ей.

— Миссис Дениэлс? — спросил он. На нем был хороший костюм и кожаные ботинки. — Мне неприятно беспокоить вас. Я Эрик Палмер. Я один из адвокатов в Devons & Finley. Я занимаюсь наследством вашего отца. И у нас есть несколько вопросов, которые мы хотели бы обсудить.

Он вынул карточку и передал ее ей. Она посмотрела на нее и покачала головой:

— Простите, я не ожидала вас еще пару дней.

Она не ожидала его здесь вообще. Ее тревожило то, что он пришел на прощание с ее отцом. Это было не очень профессионально. Возможно, это было нормально, когда прощание проходит в настоящем похоронном бюро.

— Вопросы? — спросила она, проглатывая свое разочарование. — Какие вопросы?

— Его последняя воля и завещание. Несколько вопросов о роспуске его бизнес-активов.

Он жестом указал ей следовать за ним к шикарной машине:

— Это не займет много времени, не так ли? Это был долгий день.

— Я понимаю, — он кивнул. — Нет, это не займет очень много времени. Если бы это облегчило ситуацию, я мог бы встретиться с вами в другой раз?

— Нет, — вздохнула она. — Нет, давайте сделаем это.

Он потянулся, чтобы взять ее за руку. Она тянулась к нему, когда увидела кое-что. Рукав скользнул по его запястью, обнажив начало татуировки. Она не могла увидеть все, но она разглядела вспышку синего, чернила, образующие плавную линию поверх запястья, а внешние края были бледными тонами кого-то, освещенного ореолом чистого света.

Она двинулась прежде, чем подумала. Келли отодвинула рукав дальше. На запястье мужчины была набита Дева Мария, ее скромное лицо наклонилось вправо. Девушка в неверии покачала головой. Она вздохнула и закричала, когда мужчина раскрыл куртку, чтобы показать ружье, скрытое там.

— Не кричи, не смей кричать.

— Кто вы?

Он улыбнулся, но ничего доброго в этой улыбке не было. Это была безумная улыбка: широкая, но лишенная веселья.

— Я друг Каина. Теперь садись в машину. Ничего не говори. Не привлекай внимание.

Сердце Келли ускорилось. Она не хотела садиться в эту машину. Невозможно было сказать, куда ее отвезут, но она была уверена, что там она не хотела бы быть. Она с трудом сглотнула и сделала шаг в сторону машины.

— Мы идем, приятно и легко.

— Почему вы делаете это?

— Каин попросил.

— Вас не беспокоит это?

— Почему должно?

— Не знаю, — отрезала она, когда они приблизились к машине. — Потому что похищение людей — это плохо?

Он пожал плечами:

— Для меня, милая, это только бизнес. Твой отец стал причиной больших проблем для нас. Каин решил, что ты — способ, которым мы можем все решить.

— Почему? — спросила она. — Мой отец мертв. Никому не надо причинять мне боль.

— Это вопрос, который тебе придется задать лично.

Она фыркнула:

— Что? Вы на недостаточно высокой ступени иерархии?

Его глаза вспыхнули. Она увидела, как его плечо резко дернулось под курткой. Ему не нравилось, когда его принижали. Это было интересно. Это может сработать в ее пользу.

— В машину.

— Нет.

— Сука, я тебя пристрелю.

— Да, — кивнула она, притворяясь, что не чувствовала страх в горле. — Я уверена, ты сможешь. Я имею в виду, люди такого низкого ранга, как ты, вероятно, каждый раз обращаются к своему оружию, верно? Тебе нужно быть очень крутым парнем.

Он взмахнул рукой и ударил ее по лицу. Ее голова дернулась в сторону. Кончики его пальцев схватили ее ухо, заставляя тихо заскулить. Она позволяла своему телу спотыкаться больше, чем нужно, в надежде привлечь внимание.

— Эй! — крикнул кто-то. Она не узнала голос. — Юлий!

Она попыталась сделать шаг в сторону голоса, но не смогла. Сильные руки оттащили ее назад. Она боролась, но его рука коснулась ее шеи, и он приподнял девушку вверх. Он был сильнее, чем выглядел. Она пошевелилась, но его рука сжалась, пока она не начала задыхаться. Ее видение размылось по краям.

Еще одна рука свернулась вокруг ее талии. Ее разум наполнялся воспоминаниями о той ночи в комнате общежития. Ее тело начало дрожать. Она рычала и царапала руками.

— Нет, — закричала она. Она перенесла свой вес вперед и почувствовала, как ноги коснулись земли. Ее айкидо взяло верх, и она оттолкнулась назад, пытаясь освободить немного пространства между ней и ее нападавшим.

Он отшатнулся, но снова ударил ее. У него был такой же стиль, только тренировок было намного больше. Он ударил ее по горлу. Если бы она не знала, как обороняться, оно могло сломаться.

— Нет! — снова сказала она. — Я не пойду с тобой.

Все опять размылось, и она услышала отвратительный треск ломающейся кости. Она освободилась, рухнув на землю. Сильные руки подняли ее, и она узнала аромат специй и трав Юлия. Она зарылась в него, утонув в комфорте.

— Он от Каина, — попыталась она объяснить, не понимая, почему ей казалось важным сообщить ему это. — Он пытался забрать меня.

Он кивнул:

— Я знаю, знаю.

Она услышала еще один треск, и это смутило ее. Разве это не Юлий ее освободил? Она моргнула, открыла глаза и посмотрела через плечо. Призрак был там, бледный и собранный. На одной щеке виднелась кровь. Он стоял над поверженным телом ее потенциального захватчика с маленьким клинком в тонкой руке.

— Ну? — спросил он. И вот тогда она поняла, что Призрак был тем, кто звал Юлия.

— Пошлите всех домой, заведите его в клуб, — приказал Юлий. — Выясните, что он знает.

Призрак кивнул.

Юлий поднял Келли на руки:

— Чарли и Вик контролируют все остальное. Кен, разберись с машиной.

Приказы были отданы, все были готовы повиноваться.

Беверли спросила, нуждается ли Келли в чем-нибудь.

— Да, — сказал Юлий, когда подошел к своему байку. — Пригони ее машину позже.

Глава 10

Юлий был прав: байк — это свобода. Его грохот под ней и ощущение ветра на коже заставили ее чувствовать себя живой. Это был не только адреналин. Она чувствовала, что ее голова кружится, и это было ощущение полной открытости миру, когда они летели со скоростью шестьдесят миль в час.

За последний месяц на нее уже дважды нападали. Ее отец умер. Она вышла замуж и переехала к мужу, который продолжал утверждать, что не хочет ее, но любил лапать ее сзади и всегда спешил к ней на помощь. Ее мать появилась из ниоткуда… Это было бы слишком для любого человека.

Юлий не ехал по прямой дороге домой. Она не знала, хотел ли он проверить, что за ними не следят, или дать ей время, чтобы расслабиться. Возможно, оба варианта. Она крепче сжала руки вокруг него и прижалась щекой к его кожаной одежде.

Она любила его и знала это. Когда она боялась, он всегда был рядом. Келли знала его руки, его запах. Может быть, она всегда любила его, может быть, она не любила его до этого момента. Она действительно не могла сказать. Был небольшой шанс, что она любила его, прежде чем он когда-либо вошел в ее жизнь. Это не имело значения, Келли знала это сейчас, и она не собиралась отпускать его.

Она лишилась многого в своей жизни. Отец, школа и ненастоящие друзья, с которыми она дружила на протяжении многих лет. Хотя Беверли может однажды стать другом, девушка определенно пыталась.

Когда они повернули на знакомую улицу, она знала, что он, наконец, привез ее домой.

Когда они вошли, Цезарь скакал по гостиной, явно готовый к прогулке. Юлий похлопал его и прошел мимо того места, где висел поводок, и вернулся из своей комнаты с пистолетом в руке.

— Это тебе.

— Не надо, — она пыталась сказать это нормально, без дрожи в голосе. Она не потянулась за пистолетом.

— Келли, на тебя напали дважды. Ты должна быть вооружена.

— По статистике, нетренированная женщина с оружием, скорее всего, использует оружие против себя.

— Откуда у тебя это?

— Я читала об этом.

— Что ж, по собственному опыту могу сказать, что девчонка с пистолетом может быть достаточно пугающей, чтобы развернуть плохих парней.

Келли посмотрела на него. Ее губы уже открылись с намерением объяснить, сколько женщин подверглось нападению со своими пушками, но он сунул его ей в руки. Она нахмурилась от его веса:

— Тяжело!

— Это оружие, а не перо. Носи его с собой.

— Отлично, — сказала она, не желая спорить. — Выгуляй собаку, прежде чем мне придется убираться тут.

Он взглянул на нее в последний раз, потом взял поводок и направился к двери.

Она ждала, пока он уйдет, чтобы аккуратно положить пистолет на стол. В ее голове постоянно возникала картинка, как оружие случайно выстреливает. Келли знала, что это было нелепо, но она все равно не могла остановиться. Она предпочитала айкидо или другие формы боевых искусств для самозащиты. Было слишком просто взять с собой оружие, слишком легко использовать. Страшно было кого-то ударить. И потребовалось бы лишь легкое движение мышц, чтобы нажать на курок.

Спустя несколько минут она направилась в спальню. Ее траурное платье было тяжелым, она стащила его с плеча и бросила, как воспоминание, от которого хотела избавиться. В последнее время их было слишком много. Небрежным жестом девушка распустила длинные волосы, расчесывая и мысленно выбирая пижаму.

Слишком много плохих воспоминаний в последнее время. Слишком много плохих воспоминаний, из которых состояла ее жизнь. Все, чего она хотела, все, что она когда-либо хотела, — жить приятной, спокойной жизнью. Ей хотелось не смотреть в окно и волноваться. Она хотела простую жизнь: найти хорошего мужчину, родить ребенка или двух.

Она любила Юлия, но жизнь с ним никогда не будет простой.

Келли вздохнула и услышала звук телефона. Это было сообщение от Юлия: «Держи пистолет при себе, где бы ты ни была».

Она показала язык экрану и набрала ответ: «Как ты узнал?».

Через несколько минут он ответил: «Я не мальчик из колледжа, но я могу читать тебя как книгу».

Она улыбнулась. С таким драматичным вздохом, который никто и не слышал, она пошла в гостиную и взяла пистолет со стола. Он до сих пор был тяжелым. Келли отнесла его обратно в свою комнату и положила на стол рядом с кроватью. Она подумала, что теперь Юлий не будет жаловаться на место нахождения оружия.

Келли не хотела, чтобы он жаловался, она хотела нравиться ему. Нет, поправилась она, она хотела, чтобы он любил ее. Или, по крайней мере, признался, что чувствует к ней что-то, кроме уважения к ее теперь умершему отцу.

Она даже не поняла, что планирует, пока не надела красную атласную ночную рубашку. Ее цвет придал естественный оттенок ее щечкам, заставляя кожу сиять. Ткань была гладкой и обтягивающей, придавая естественную форму ее груди так, что ее напряженные соски выделялись под тонкой тканью. Юбка была не особенно длинной, но по бокам были высокие разрезы, которые каждый раз, когда она шла, открывали ее бедра.

Келли купила эту рубашку ради смеха. Но сегодня она не смеялась. Она позволила волосам обрамлять лицо. Она знала, что выглядит хорошо, привлечь его внимание не займет много времени. Келли лишь задавалась вопросом, сколько потребуется времени, чтобы соблазнить своего мужа.

Раньше она никогда не пыталась соблазнить мужчину. Те, кто пробрался в ее трусики, не были интересными и не вызывали желания попробовать снова. Но Юлий был другим, его присутствие было притягательным, как магнит. Прикосновение его губ заставляло ее пальцы сжиматься, что, она всегда считала, было мифом.

Сегодня вечером она планировала выяснить, как сильно ее пальцы могут поджиматься.

Когда открылась входная дверь, она накинула на плечи халат. Девушка кинула последний взгляд в зеркало. Довольная видом, она пробежалась пальцами по волосам, придавая им легкий беспорядок. Она не потрудилась над макияжем, хотя искушение было. В любом случае, уже поздно и, скорее всего, это просто все бы испортило.

— Келли? — позвал Юлий.

Она поднялась и открыла дверь комнаты:

— Вот оно, — прошептала она про себя. Выйдя из комнаты, она посмотрела на Юлия. Должно быть, начался дождь, так как на нем были капли воды. Цезарь же стряхнул все и начал резвиться у ее ног.

— О, нет, — сказала она, уклоняясь от собаки. Цезарь успел лечь на свой лежак, теперь он полностью мокрый.

Пес явно не понимал обращенную к нему речь, его уши выхватили лишь выражение «лежать». С обиженным отчаянием он поплелся в комнату Юлия, оставив этих двоих в одиночестве.

— Я позвонил Майклу, пока мы гуляли. Оказывается, это Сэди сказала твоей маме прийти.

Келли почувствовала, как сквозь нее пробегает жар:

— Да неужели?

— Да. Не знаю, о чем она думала.

Келли посмотрела ему в лицо. Его брови были гладкими, глаза широко раскрыты, и она увидела, что он действительно не был в курсе. Несмотря на все его таланты управления людьми, он действительно не обращал внимания на такие мелочи:

— Тогда ты идиот.

— Что?

Келли покачала головой, от чего ее волосы упали на лицо.

— Она хочет тебя. Она хочет тебя в своей постели и думает, что я стою у нее на пути.

Он продолжал выглядеть смущенным:

— Но это не так.

Келли засмеялась, низко и безрадостно. Ее глаза сверкали от гнева, который рождался из-за разочарования и чувства собственничества. Это была не совсем ревность, но довольно близко:

— Но она так думает. Она ясно дала понять, что не хочет, чтобы я крутилась рядом. Я не могу винить ее. Но я, определенно, лучше.

Его губы скривились в улыбке:

— Я не буду спорить, кто из вас лучше, это действительно не соревнование хотя бы из-за того, что я женат на тебе.

Ей нравилось, как это звучало. Возможно, соблазнить его будет не так сложно:

— Да неужели?

Он провел языком по губам так, что они мягко заблестели. Ей хотелось поцеловать их, она хотела таять в них. С трудом, но ей удалось удержать дистанцию, по крайней мере, на данный момент.

— Слушай, я ненавижу разрывать твой мирок, но даже если бы тебя не было рядом, я не был бы с Сэди. Она мне не нравится.

— Я знаю, что я не самый опытный человек, что касается отношений, но я точно знаю, что люди могут заниматься сексом с кем-то, кто им не нравится.

Пожав плечами, он сдернул влажную куртку и перебросил ее через спинку дивана. Келли нахмурилась. Ей не нравилось думать о себе, как о ворчливой домохозяйке, но она провела скучные часы, пытаясь сделать его холостяцкое жилье менее захламленным. Кроме того, дождевая вода может привести к плесени.

С суровым взглядом она подняла его куртку и повесила сушиться:

— Да, хорошо. Я уверен, что мог бы. Но эта девушка похожа на вирус. Ей нравится клеиться и ошиваться вокруг, даже когда ты с ней закончишь. И да, она горячая, но не более. С ней не о чем поговорить, она не милая, и, черт, я слышал от нескольких парней, что секс с ней не так уж и хорош.

— Бедняжка Сэди, — Келли глубоко вздохнула и медленно выдохнула через нос. Она не собиралась позволять этой женщине разрушить момент. Ее даже не было здесь. Ловким движением она стянула пояс и распахнула халат.

— Бедная, бедная Сэди.

Возможно, дело было в тоне ее голоса или в блеске кожи, когда халат раскрылся. В любом случае, Юлий выглядел ошеломленным:

— Что на тебе надето?

— Ничего такого.

— Иисус, женщина. Уходи, — он сделал шаг назад. Его затуманенные карие глаза были широко распахнуты.

— Нет, — она сохраняла тон. Девушка подошла к нему с такой грацией, на которую, как она думала, не была способна. Она подумала об опыте Беверли. Его взгляд скользнул вниз к ее груди, к движению ее бедер. — Я так не думаю. Видишь ли, я планирую использовать тебя сегодня вечером.

Он моргнул, как будто она ударила его по лицу:

— Ты… что? Использовать меня? Как?

Она обняла его за шею, поднявшись на носочки. Губами она почти касалась его кожи, пока говорила:

— Юлий, не знаю, заметил ли ты, но я на нервах. Это хуже выпускных экзаменов. Черт, это как три экзаменационных недели без конспектов и времени на подготовку. Все в моей жизни перевернулось с ног на голову, и я не справляюсь с этим. Все, что я хочу и что мне нужно, — это расслабиться... и ты очень хорошо можешь помочь мне в этом.

Он прочистил горло:

— Думаешь?

— Ну, ты достаточно часто использовал на мне свой рот, чтобы дать мне это понять. Более того, наша маленькая встреча на кухне заставила меня подумать, что ты будешь очень хорош в том, чтобы заставить меня забыть все мои проблемы.

Она почувствовала, что его мускулы напряглись, пальцы, сжавшиеся в кулаки, неподвижно располагались по бокам. Он был похож на провод, который она натягивала, и девушка была почти уверена, что если продолжит, то он сорвется. Она хотела, чтобы он сорвался. После всех этих лет размышлений над тем, каким будет Юлий, она хотела, чтобы это произошло.

— Келли, я не уверен, что это хорошая идея, — он не двигался, лишь потер переносицу.

Она подошла вплотную, прижавшись грудью к его груди. Его руки дрогнули. Она провела языком по его губам и почувствовала, как он вздрогнул. Его глаза были опущены вниз.

— Я трезвая, — напомнила она ему. — Как стеклышко. И я была на грани смерти. Прости, если я хочу, чтобы сильный мужчина заставил меня вспомнить, что я жива.

— Келли, серьезно, — он внезапно отступил, вырвавшись из кольца ее объятий. Она немного споткнулась, и вся уверенность, которую приобрела, испарилась.

Девушка неровно выдохнула. Это была ошибка. Ей никогда не следовало думать, что она может соблазнить его. У нее не было практики, а у него были доступные девочки, вроде Сэди, которые бросались на него пачками. Просто мысль об этой пластиковой Барби наполняла ее кровь мстительной необходимостью. Конечно, он мог бы сказать, что ему не нужна длинноногая дурочка, но какой парень действительно сказал бы это?

— Прекрасно, — она развернулась и сделала два длинных шага по коридору. Ее одежда была похожа на плащ, развевающийся от разочарования.

— Куда ты собралась? — спросил он.

— Звонить Кену. Если ты не можешь помочь, возможно, сможет он, — ответила она небрежно.

— Не сможет. Ты моя жена.

Она развернулась. Ее глаза вспыхнули:

— О, правда? Это все на бумаге, ты всем дал ясно понять, что ты на самом деле не мой муж. Итак, по умолчанию, я не твоя жена. Кен — умный парень и все такое. Я уверена, что у него богатый опыт. Да, знаешь, чем больше я об этом думаю, тем больше мне это нравится. В любом случае, он мне больше подходит.

Слова попали в цель. Она увидела, что его челюсть превратилась в жесткую линию. Юлий сократил расстояние между ними и прижался своим телом к ней. Она почувствовала, что зажата между холодной стеной и его горячим телом. Яркие карие глаза прожигали ее. Он схватил ее руки и прижал их к стене. Она прижалась к нему.

— Ты играешь в опасную игру, малышка, — прошипел он. — Я знаю, что ты делаешь.

— Я не малышка, — она прогнулась волной едва сдерживаемой нужды. Его бедра дрогнули в ответ. — Может, ты не заметил.

— Я заметил, — его пальцы скользнули по ее запястью. — Я только и делаю, что замечаю. Ты сводишь меня с ума.

— Докажи, — дразнила она.

С рычанием он обрушил свой рот на нее. Она не могла назвать это поцелуем, не совсем. Это был натиск губ, языка и зубов. Их рты сошлись, как будто это была битва. Он пахнул дождем и мужественностью, и она хотела утонуть в нем.

— Ты хочешь этого? — Юлий теснее ее прижал. Она чувствовала, что его тело коснулось ее самой нежной части.

— Да! — ее голос отразился эхом от стен. — Да, хочу! Дай мне это, Юлий. Дай мне все.

— Отлично, — прорычал он. — Хорошо.

Одним движением он поднял ее и отнес в свою комнату. Свет не горел, и он не стал его включать. Ее глаза не совсем приспособились к темноте, когда она спиной почувствовала знакомый хлопок покрывала. Она услышала, как что-то упало на пол, скольжение футболки поверх плоти, металлический звук молнии. Когда он бродил в поисках чего-то, она знала, что он голый, даже не касаясь его.

Он расположился над ней, раскладная кровать прогнулась под его немалым весом, и она скользнула в естественный прогиб матраса. Ее глаза привыкли к темноте, и теперь она могла разглядеть контуры его широкого тела, прижимающего ее к матрасу. Длинная лента света, которая пробивалась сквозь зазоры входной двери, освещала мускулы на его руках.

Ее руки нашли его в темноте. Теплого. Сильного. Его кожа была такой сладостно горячей. Она проследила твердый контур его тела. Ее пальцы скользили в сторону и вниз, касаясь каждого участка его спины. Она могла чувствовать контуры рубцовой ткани. Некоторые из них были атласными линиями татуировки. Некоторые из них были более глубокими, более жесткими от старых заживших боевых ранений.

Его ладони скользнули под ее красную сорочку и прижались к лону. Она не могла видеть, что он делал. Все, что он могла, — это чувствовать. Девушка изогнулась, остро осознавая, как его пальцы скользят по ее складочкам. Она была в шоке от того, насколько она влажная, так быстро и полностью.

— Юлий, — выдохнула она.

— Недостаточно готова, — прошептал он в темноте. — Надо исправить это.

Он погрузил один палец в ее лоно, и она застонала. Келли была в восторге от его прикосновения. Палец входил и выходил, лаская ее стенки, пока он не нашел то идеальное место, идеальный ритм, а затем он играл с ней неустанно. Когда она стала мягкой и податливой, он добавил второй палец. Ее голодное тело приветствовало удовольствие.

— Моя сладкая умная девочка, — пробормотал он около ее бедра. Его дыхание было прохладнее, чем тепло ее кожи. — Сдайся.

— Чему?

— Удовольствию.

Его рука сдвинулась, и она почувствовала, как он поцеловал ее прямо там. Его язык скользнул по ней, быстро и легко, как поцелуй змеи. Он лизал ее снова и снова. Удовольствие пульсировало через нее с каждым движением.

— Боже, — простонала она. — Боже, не останавливайся.

В ее теле вспыхнул пожар, когда он дразнил ее. Келли начала двигать бедрами, изогнувшись от необходимости, которую он увеличивал. Она была печкой, и он топил ее. Казалось, он знал, как ее нужно трогать, ласкать и удовлетворять.

— Это то, что тебе нужно? — его дыхание щекотало.

— Больше, — стонала она. — Боже, дай мне больше.

Она почувствовала его дыхание на бедре, когда он усмехнулся:

— Нетерпеливая штучка, не так ли?

Внезапно она обняла его ногами вокруг талии и, толкнув, прижала его к кровати, оседлав грудь.

— Черт, женщина! — рассмеялся он. — Грязно играешь.

— О, сладкий, ты даже понятия не имеешь.

Келли наклонилась над ним так, что ее грудь, тяжелая и мягкая, коснулась его лица, когда она двигалась по его телу. Вершины ее сосков двигались вниз по его обнаженной коже, пока она с гордостью не оседлала его бедра, чувствуя его твердую длину своей попкой. Ночная рубашка, все еще надетая на ней, переливалась над его бедрами, закрывая их, когда она раскачивала свое тело в ритме толчков, подражающих их соединению.

Он был таким твердым. Келли чувствовала его эрекцию, твердую, как сталь, заключенную в шелк кожи. Она двигалась снова и снова, ее тело качало на волнах чувственности.

— М-м-м, Келли, — он потянулся к ее бедрам, схватив плоть мозолистыми ладонями. — Ты меня дразнишь?

— Только чуть-чуть, — пообещала она. — Просто пока ты не почувствуешь, что сдаешься.

Она качалась над ним, наслаждаясь силой, прижимая его к кровати своим телом. Юлий Дениэлс был ее, даже если только на этот момент. Захочет ли он ее снова после этого? Это будет их единственная ночь вместе? Она не надеялась ни на что. Девушка оттолкнула эту мысль. Не важно, было ли это только на мгновение. Было важно, что это происходит сейчас. Это будет уже не отнять.

— Я так долго хотела тебя, Юлий, — она провела рукой по татуированной груди. — Так чертовски долго. Я хотела не торопиться, но не думаю, что смогу.

— Келли, — простонал он. Его глаза сверкали в темноте, как призраки в сером озере. — Келли, у нас вся ночь впереди. Делай, что хочешь, детка. Делай то, что нужно.

Это было именно то, что она хотела услышать. При всем ее планировании обольщения, она не солгала. Она хотела почувствовать себя живой. Ее тело болело от необходимости быть обласканной, желанной и свободной. Это было тяжелое чувство, и она хотела его унять.

Она восстановила равновесие. Если бы она сосредоточилась, то смогла бы увидеть его глаза, эти дымчатые карие глаза, которые преследовали ее подростковые годы. Она чувствовала, как Юлий напрягся под ней. Келли откинулась назад, ощущая, как кончик его члена толкнулся в нее.

— О, да, — промурлыкала она.

Она пошевелила бедрами и задрожала. Дрожь передалась по всему ее телу. Ее киска была такой влажной, что она ощущала сочившуюся влагу на бедрах. Она чувствовала хлопковое одеяло под коленями и гладкость его кожи лодыжками. Его небольшие толчки и рваное дыхание будили в ней неистовый огонь, заставляя проводить ногтями по его груди, а кожу гореть.

Она никогда не чувствовала подобного раньше. Это потому, что она была с Юлием?

— Юлий…

— Продолжай, — уговаривал он. — Продолжай, объезди меня, Келли.

Ее колени прижались к его обнаженным бедрам. Их разгоряченные, слегка вспотевшие тела были тесно прижаты друг к другу, хриплое дыхание смешалось. Она откинулась назад, глубже насаживаясь на него. В один момент она была пуста, в следующий — наполнена им. Вес ее тела подталкивал его к самой ее глубине.

Мир исчез. Темнота в комнате сделала ощущение еще более интимным. Она едва могла его видеть, но она чувствовала его. Келли услышала, как его выдох стал голодным стоном, когда он вошел в нее полностью.

— Горячо, — простонал он, — так чертовски горячо.

Она пошевелилась, перемещая свое тело вверх и вниз, погружая его в себя снова и снова. Но этого было недостаточно, недостаточно. Ее тело просто не справляется с глубиной ее желания.

— Больше, — умоляла она. — Мне нужно больше.

— Возьмись за кровать, — прорычал он.

— Хм? — это не имело смысла. — Кровать?

Он не повторил. Юлий схватил ее руки и положил на изголовье кровати. Ее пальцы утонули в мягкой ткани подголовника. Юлий схватил ее бедра достаточно крепко, чтобы не позволять ей двигаться, сжав пальцами ягодицы. На мгновение она не поняла, что он делает, а затем он проник в нее одним мощным толчком. Кончик его члена, казалось, достиг самых глубин ее тела. Она предполагала, что это может быть больно, но нет. Это было удовольствие с прекрасной болью.

Должно быть, она издала какой-то звук, потому что он все еще оставался под ней и не двигался.

— Келли?

— Не останавливайся, — прошептала она.

Юлий послушал и начал резко вколачиваться в нее. Она ощущала каждый удар его толстого члена, поднимаясь на вершины удовольствия. Его член проникал все глубже и глубже. Она крепко вцепилась в изголовье кровати, стараясь удержать тело так, чтобы сдержать его жесткий напор.

Затем, совершенно неожиданно, боль исчезла. Будто все ее тело приняло чувственное нападение. Его толчки стали тяжелыми, ритм сбился. Это было великолепно.

— Боже!

— Сейчас, — прорычал он. — Возьми это, Келли. Давай.

Внутри нее горел огонь. Ее кожа была слишком натянута.

— Юлий, боже, Юлий!

Пожар вспыхнул с такой силой, что на мгновение она была ослеплена им. Ее бедра двигались сами по себе, встречая каждую волну удовольствия. Она, казалось, летела, а затем поднялась еще выше. В один миг она была внутри своего тела, а затем воспарила в пламени бесконечного экстаза.

— Келли, — сдавленный звук заставил ее схватиться за него.

— Не останавливайся, — выдохнула она.

Его тело дрожало, вены на шее пульсировали, он был слишком близок к разрядке, чтобы контролировать себя. Грубые большие ладони обняли ее крепче, когда он изо всех сил пытался продлить это удовольствие. Сквозь шум собственной крови в ушах она расслышала, как он стонал и рычал ее имя вперемешку с ругательствами снова и снова, а затем его голос дрогнул. Через мгновение он дернулся и излился в нее.

***

Раскладная кровать была слишком маленькой для них с Юлием, но Келли было все равно, она не могла прийти в себя. В какой-то момент они включили свет, и все, что она могла видеть, было его длинное тело, распластавшееся на простынях. Это выглядело так красиво, так правильно.

— Расслабилась? — спросил он.

— Расслабляюсь, — ухмыльнулась она, погладив его по татуированной руке, которой он обнял ее.

Он лежал, вытянув одну свободную руку над головой, а второй прижимая ее к себе. Она чувствовала, как его грудь поднималась и опускалась.

— Хорошо, просто дай мне знать, когда будешь готова ко второму раунду. Я посмотрю, что смогу сделать с остальной частью твоего взвинченного напряжения.

Она рассмеялась и покачала головой. Ее палец прослеживал вдоль его ключицы, а затем по центру груди. Света от приоткрытой двери как раз хватало, чтобы рассмотреть его татуировки. Большинство из них были набиты темными чернилами, произведения искусства с оттенками серого навеки запечатленные на его коже, но некоторые из них имели яркий цвет.

— Ты знал, что в России татуировки заключенных и преступников отражают в основном их репутацию? Они отмечают на своем теле, какие преступления совершили.

Юлий поднял бровь, а ее палец задержался на самой большой из его татуировок. Это были буквы «Адские гончие», прописанные старым английским шрифтом. Она не могла не быть впечатлена этой работой.

— Аркадий Бронников подробно изучил это в период с 1960-х по 1980-е годы. Он хотел понять, почему преступники любили татуировать себя. Что было такого в чернилах на коже, которые отличали одного человека от другого, — она приняла полусидячее положение, опустив голову на ладонь одной руки, а другой продолжила исследовать его тело.

Ее глаза скользнули к его лицу. Его глаза были закрыты, но губы сложились в нежную улыбку. Локоны темных волос были более закручены, чем раньше, вероятно, от пота. Она потянулась и убрала их с его лица.

Он взглянул на нее.

— Выяснила почему? — он поднял голову так, чтобы его глаза могли следовать за ее пальцами, выписывающие название клуба, который влиял на ее жизнь с самого детства.

— Ну, нет. Но несколько социологов предположили, что это относится к культуре воинов. Многие общества, в которых воин или охотник, назови как угодно, были на вершине, использовали свои шрамы, чтобы рассказать историю. Со временем они добавили чернила к ранам, чтобы сохранить шрамы дольше. Со временем иголки и чернила заменили это. Их лучшие воины использовали это как своего рода хвастовство.

— Да, могу сказать, что преступники точно любят хвастаться, — его нежная улыбка превратилась в широкую усмешку.

Келли ухмыльнулась и полностью села, прижимая ноги к телу и с удивлением обнаруживая, что до сих пор была одета в красную ночную рубашку.

— Хочешь сказать, что преступники видят себя воинами?

Казалось, он действительно задумался об этом. Келли это понравилось. Ее палец прослеживал все его татуировки, остановившись на привлекательной женщине со струящимися волосами, частично оседлавшей байк. По крайней мере, она предположила, что это байк.