Замурованная. 24 года в аду

13. Возвращение в подвал

Поскольку Фрицль отказался отвечать на все дальнейшие вопросы и ни семья, ни жильцы, ни соседи не могли больше ничего добавить, полиции пришлось обратиться к криминалистам, чтобы собрать воедино части истории о том, что происходило под землей все последние 24 года. Работа была изнурительной. Экспертизы, которые проводили в тесном подвале, были «угнетающими», признал старший следователь Польцер. Из-за нехватки кислорода следователи могли непрерывно работать под землей не дольше чем по одному часу.

«Там настолько мало воздуха, что потерпевшие, должно быть, почти все время проводили в покое, сидя или лежа», – заявил один из следователей.

Команда криминалистов сказала, что в повале была такая острая нехватка кислорода, что, если в бункере находились одновременно больше четырех человек, дышать им было действительно тяжело.

Другие сыщики оставались в стороне, но как глава следствия полковник Польцер обязан был посетить место преступления. «Один раз я спускался осмотреть этот подвал – эту тюрьму – сам, – сказал Польцер. – Я обошел его и был очень рад тому, что мог, наконец, уйти оттуда. Атмосфера в этой комнате, с очень низким потолком – всего метр семьдесят в самой высокой точке – была отнюдь не приятной. Ежедневная жизнь, личная гигиена и тому подобное держали уровень влажности на максимуме».

Спуск в подвал давал волю воображению – становилось так легко воочию представить ужас пребывания здесь взаперти, в неведении – суждено ли тебе еще хоть когда-нибудь увидеть свет дня. Если полицейские криминалисты могли работать в подвале только по часу, каково должно было жить здесь днями, неделями, месяцами, годами?

«Если бы мы сели и попытались изобразить эти годы в нескольких предложениях, или в кратком докладе, или даже в очерке, у нас бы ничего не вышло, – сказал Польцер. – Потому что я уверен, что эти 24 года должны были казаться им сроком, десятикратно большим, чем были на самом деле».

Не может быть сомнений, что для пленников, замурованных в этом душном склепе, где едва можно было пошевелиться, время тянулось особенно тягостно.

Сыщики обнаружили две укрепленные бетонированные двери, которые открывались только с помощью пульта ручного управления. Закрываясь, они герметично запечатывались, и воздух проходил только через узкую вентиляционную щель. Но даже при открытой двери воздух внутри камеры смердил, и сыщикам пришлось искать другие средства вентилировать бункер.

«Мы пытались найти другой выход из положения, потому что условия для работы там были совершенно невыносимы», – сказал Польцер и продолжил сравнением погружения в подвал с погружением на старой подводной лодке. Он сказал, что офицеры, у которых за плечами были осмотры самых разных мест преступления, были поражены до глубины души, войдя в одну из крохотных комнат и столкнувшись с осознанием того, каково должно было жить здесь, в этих условиях. «То, на что приходилось смотреть следователям там, внизу, было ужасно», – сказал Польцер.

Полиция сказала, что стены отсыревшего подвала были покрыты плесенью, и из-за этого у его обитателей был грибок. Но больше всего сыщиков поразили обнаруженные бледные рисунки, сделанные тремя детьми, которых с самого рождения держали в тесном темном логове.

Темница, в которой жили Элизабет и ее дети, ничем не напоминала внешний мир. Она спряталась глубоко под землей, в конце долгого лабиринта – нужно было пройти пять подвальных комнат, отпереть восемь запертых дверей, чтобы просто добраться до входа в нее. Фрицль установил на них несколько кодовых замков. Система безопасности, достойная даже банковского сейфа.

Войдя в подземную мастерскую Фрицля, вы не сразу могли заметить вход в темницу. Он был спрятан за полкой, заставленной банками краски. Чтобы подойти к входу – метровой армированной железобетонной двери, – полки нужно было отодвинуть. Стальной остов двери был залит бетоном, что делало дверь настолько тяжелой, что сдвинуть ее с места смогли только четверо взрывников. Сам Фрицль обращался с ней только при помощи электрического управления. Если бы оно сломалось, семья оказалась бы в ловушке, запечатанной в живой могиле навечно.

Но ни один обычный посетитель подвала никогда даже и не добрался бы до его мастерской. Строжайший запрет. Зять Фрицля Юрген Хельм рассказал, что он спускался в подвал, но у него не было причин подозревать, что за полками пряталась потайная дверь. Его сын Йозеф-младший также имел доступ в подвал, но – и в этом единодушны все источники – он медленно соображал и находился полностью под пятой своего отца. Вся территория подвала и мастерская были строго закрытыми зонами для членов семьи Фрицля, друзей и живущих наверху квартиросъемщиков.

«Кто бы ни переступал порог дома, он был предупрежден», – сказал один из бывших жильцов.

То же подтвердили и Йозеф Лайтнер, Альфред Дубановски, Сабина и Томас Киршбишлер, которые тоже жили в доме.

Электронный замок на потайной двери открывался только специальным кодом на пульте, который Фрицль всегда носил при себе. Чтобы пробраться в небольшой дверной проем, нужно было согнуться пополам. От него начинался прямой коридор, ведущий в ряд помещений, общей площадью приблизительно 60 квадратных метров. Пол был неровным и бугристым. Ни в одной точке подвала высота потолка не превышала 1,70 метра. Прямой коридор каких-то 30 сантиметров в ширину и 5 метров в длину вел туда, где они готовили еду и где находилась маленькая ванная с душем. Труба, подведенная к жилому пространству, обеспечивала минимальную вентиляцию четырем людям, не покидавшим его 24 часа в сутки, семь дней в неделю, много лет.

Сам подвал был маленьким, гнетущим и темным, освещаемым только тусклыми электрическими лампочками. Голые трубы пролегали по отсыревшим стенам. Были еще скудные украшения и кое-какие пожитки, кроме телевизора, видеоплеера, радио и детских рисунков и плакатов, развешанных на стенах. Первую комнату, где находилась ванная и кухня, сыщики покидали, чувствуя дурноту. Покрытый плесенью душ, унитаз в катастрофическом состоянии. Через герметично запертые двери не мог проходить свежий воздух, и поэтому стойкий запах сырости был неизбежен.

Ванная, в которой были маленькая сидячая ванна и душ, была раскрашена рисунками осьминога и цветка. На другой стороне короткой перегородки был таз, над которым стоял шкафчик с зубными щетками и прочими туалетными принадлежностями. Рядом висело полотенце, находился еще и нагреватель. В стену был вбит крючок, на который Элизабет повесила свой белый халат, и маленький столик, который она застелила рыжей клеенкой. Рядом была маленькая плитка.

Далее коридор вел в две спаленки, разделенные тонкой перегородкой, – в каждой стояло по две кровати. Австрийская полиция отказалась публиковать в прессе снимки из спальных комнат жертв, ссылаясь на желание сохранить их приватность. Тем не менее известно, что ни спальни, ни какие-либо другие комнаты не разделяют ни дверь, ни занавески, что подтверждает то, что Фрицль насиловал Элизабет прямо на глазах у их детей. Сказать, что у него не было ни капли стыда, – не сказать ничего. Впрочем, и все другие телесные нужды приходилось справлять на виду друг у друга.

По крайней мере часть помещения была обита слоем резины, и все подземелье было звукоизолировано, но значения это уже практически не имело. Оно было так глубоко под землей, что никакие звуки все равно не были бы слышны. Никакие шумы извне не могли проникнуть под бетонные своды темницы, и никакие крики, как бы громки они ни были, не могли прорваться наружу. Вентиляционная шахта была спроектирована для ядерного бункера, и в ней были установлены звукопоглощающие экраны, замедляющие потоки воздуха, и фильтры, предотвращающие попадание в поток воздуха осадков, которые также не пропускали звук. Темница была полностью изолированным, замкнутым, беззвучным мирком, абсолютно обособленным от всего, что творилось вне его стен.

Система фильтрации в вентиляционной шахте сдерживала проходящие по ней порывы воздуха, истощая поступление кислорода. Но ядерные убежища были спроектированы для того, чтобы укрываться в них самое большее несколько недель – не месяцев и не лет, – после чего их нужно было покинуть. Со слабым воздушным потоком, изолированными стенами, теплом, выделяемым четырьмя телами, плитой, горячей водой и в конце концов холодильником и морозильной камерой и другими электрическими приборами, создавало в помещении страшную жару. Добавьте к этому влажность от стирки, купания и приготовления пищи, и можно представить, что жизнь там была похожа скорее на жизнь в сауне.

Комнаты были описаны полицией как чистые и опрятные – надо отдать должное хозяйственности Элизабет. Но офицеры отметили, что вонь в подвале стояла «практически невыносимая». С этим она была бессильна бороться – вытравить запахи пищи и человеческого проживания здесь было невозможно. Без окон и без свежего воздуха, без свободного места для подвижных действий и с одним только электрическим светом немудрено, что Элизабет и все ее дети были больны. Недостаток кислорода, по словам врачей, и довел Керстин до такого состояния.

Команда экспертов-криминалистов изучала место преступления не одну неделю, их производительность резко падала из-за проблем с дыханием. «Сыщики, одетые в специальную одежду и маски, могли оставаться там не более часа, – сказал Польцер. – И на протяжении этого часа они, группа за группой, пытались собрать все, что только могли найти в помещении, и тщательно искали образцы ДНК, чтобы получить доказательства того, действительно ли обвиняемый совершил это преступление в одиночку. До этого момента мы не могли приступать к таким техническим средствам, как ультразвуковые датчики, к измерениям резонанса и звукометрии, так же как и к изучению всех электронных и электрических систем».

Анализы образцов ДНК, изъятых из подвала, окончательно подтвердили, что Фрицль действовал один. Герхард Зедлацек, представитель обвинения, позже признал, что в подвале не было обнаружено ни одного следа ДНК, принадлежащего кому-либо кроме самого Фрицля и его пленной семьи, и Элизабет сказала, что сама она тоже никогда не видела никого в подвале и даже не думала, что в этом может быть замешан кто-то еще. Но невыполненной работы оставалась еще пропасть.

Даже неделю спустя после этих находок Польцер говорил: «В подвале все еще остаются зоны, которые мы не осмотрели, и я полагаю, нам понадобится еще недели две, прежде чем мы сможем ответить на все интересующие нас вопросы о том, как Фрицль контролировал эту территорию и детей».

Вскоре сыщикам стало ясно, что строительные работы Фрицля еще не были закончены. Полиция обыскала заваленные щебнем и грунтовкой комнаты, смежные с 60-метровым жилым блоком без окон, о котором им уже было известно. «Зоны подвала, как выяснилось, находились на стадии строительства, и вполне возможно, что Фрицль планировал расширять его и дальше, – сказал Польцер, тем самым разоблачая заверения Фрицля о том, что он собирался выпускать своих пленников на волю. – Этот человек само воплощение зла, – продолжал он. – Нельзя выразить словами, какое несчастье он навлек на свою семью».

Спустя три недели с начала работ специалисты все еще пробивались сквозь старые подземные стены, чтобы добраться до потайных комнат. Они также исследовали электрические, водопроводные и охранные приспособления в подвале на предмет того, мог ли Фрицль соорудить их сам, или прибег к посторонней помощи. Все же они пришли к выводу, что Фрицлю никто не пособничал, кроме того, он принуждал свою несчастную дочь оказывать посильную помощь, несмотря на ее болезненное состояние. Вместе с отцом они выкопали 200 тонн земли – а это 17 грузовиков, – от чего ему удалось еще и как-то избавиться.

Полиция по-прежнему была в недоумении. Им было интересно и то, как Фрицлю удалось пронести в подвал две койки в 1993 году, оставшись незамеченным ни женой, ни соседями. Еще позднее он привез туда громоздкую стиральную машину, снова не вызвав никаких подозрений. Никаких вопросов не вызвали холодильник, морозильник и еда, а личность «водопроводчика», которого видел Альфред Дубановски, до сих пор не была установлена, и сам он так и не вышел на связь.

Поскольку Фрицль обвинялся в совершении убийства, были привлечены полицейские бригады в майках с эмблемами «Ищем человеческие тела». Чтобы обнаружить человеческие останки, были использованы полицейские ищейки.

«Если внизу что-то есть, наши собаки найдут это, – сказал один из оперуполномоченных. – Мы будем работать с ними, пока не будем удовлетворены результатом». Но они не смогли найти ни следов тел, ни других жертв.

За помощью обратились и к криминалистам-археологам. С помощью звуковых и земляных радаров они проверяли местность вокруг дома в поисках захоронения и закопанных частей тел в саду. Полицейские также использовали ультразвуковые датчики, чтобы определить истинный размер подземного бункера. Они подозревали, что под домом 40, Иббштрассе, и в близлежащей местности могли быть запрятаны и другие потайные комнаты, но ничего не было обнаружено. В военное время было принято пробивать подвальные стены в прилегающие бункеры, чтобы обеспечить себе путь к бегству, если в здание попадет бомба.

Подробные исследования были проведены и в других домах, которыми владел Фрицль, на случай если и в них имелись тайные подвалы. Конечно, содержать вторую семью под землей дома номер 40, Иббштрассе, было и так слишком изнурительно, чтобы он мог позволить себе содержать еще каких-нибудь пленников. Но на этот раз нужно было выяснить все наверняка. В конце концов, ранее полиция уже упустила две возможности, чтобы хорошо обыскать дом после липового заявления Фрицля о пожаре, не говоря уж о том, что они уже обыскивали дом, когда впервые пропала Элизабет Фрицль.

По словам полиции, Фрицль много лет планировал строительство подвала, подготовленного для дочери. Они полагают, что этот чудовищный план зародился у него в далеком 1978 году – за шесть лет до того, как он ее заточил, и вскоре после того, как он, по словам Элизабет, начал приставать к ней. Несмотря на все его протесты о том, что он на самом деле запер ее, чтобы оградить от мира наркотиков, а желание к ней овладело им только намного позже, полиция не сомневается, что с самого начала он планировал обратить ее в свою наложницу. Он хотел, чтобы она принадлежала ему без остатка.

Когда она была ребенком, он мог спать с ней благодаря ее страху, который заставлял ее молчать. Кроме того, тогда она не знала мужчин кроме него. Но, становясь женщиной, Элизабет начинала интересоваться своими ровесниками, и они отвечали ей взаимностью. Фрицль понимал, что рано или поздно ему придется с этим столкнуться, и к этому времени ему нужно было иметь уже готовое укрытие. Его жена в то время жила в гостинице, так что он мог заниматься строительством бункера неприкрыто.

Не случайно то, что он запер Элизабет тогда, когда она встретила свою первую серьезную любовь и решила заняться любовью со своим другом. Фрицль не допустил этого. Элизабет никогда не знала невинной радости занятий сексом с кем-то ее возраста, с кем-то, кто ей небезразличен. Точно так же как и не имела понятия о том, что такое секс по желанию. Все, что ей когда-либо доводилось испытать, это самовлюбленная жестокость ее бессердечного отца. Радости физической близости, которая для большинства людей является одной из самых драгоценных вещей, которые только может предложить сама жизнь, для нее не существовало. Ее украли у нее заодно со свободой, светом, воздухом, общением и практически всем, ради чего стоит жить.

Власти Амштеттена дали разрешение на строительство подвала в 1978 году. Инспекция проверяла проект в 1983-м – за год до исчезновения Элизабет – и не увидела ничего подозрительного. Потом Фрицль проигнорировал планы, которые показывал строительной инспекции, и втайне ото всех расширил пространство подвала, но инспекция больше так и не наведывалась.

«Сегодня мы знаем наверняка, что часть старого подвала и старого дома была удержана, так сказать, про запас, – сказал Польцер. – А новый дом тем временем приобрел лишних 30 – 35 квадратных метров, чего никто не заметил. Сейчас мы основываемся на предположении, что он задумал строительство своего персонального «рейха» еще в 1978-м и хотел начать отношения со своей дочерью Элизабет в подвале».

Хорошим извинением для постоянных строительных работ даже после завершения строительства одобренного стройкомитетом противовоздушного ядерного убежища служило всем известное его увлечение трудом. Все вокруг знали, что он берет постояльцев, так что его прикрытием было простое объяснение: он достраивает семейный дом, чтобы впоследствии взять новых жильцов.

Подземный комплекс, который исследовала теперь полиция, можно считать чуть ли не дворцом по сравнению с тем местом, где Элизабет была заключена изначально. До рождения Лизы она была заперта в одной крошечной комнатке. В ней она жила сначала одна, а потом с Керстин и Стефаном. Затем, постепенно, с годами их «дом» начал расширяться. Возможно, Фрицль планировал даже выйти за пределы подвала и протянуть его под садом.

Так или иначе, ему удалось сохранить в секрете свои строительные работы, так же как и доставку еды и одежды для Элизабет и троих ее детей, оставаясь незамеченным.

Вначале у нее не было места ни для приготовления пищи, ни для хранения продуктов, поэтому она зависела от визитов отца постоянно и абсолютно – и должна была платить за них соответствующую цену. Импровизированная кухня, украшенная детскими рисунками, и спальни появились позже. До этого Элизабет и двоим детям приходилось есть, спать и жить в одной комнате с низким потолком, размером всего 20 квадратных метров, то есть 4,5 на 4,5 метра – меньше, чем прихожая в стандартной квартире в центре Лондона, и чуть больше, чем некоторые тюремные камеры.

Расширение подвала, где жили Элизабет и дети, только усугубило кошмар. Крошечное пространство было забито щебенкой и пылью, и сама по себе поставленная задача из-за недостатка кислорода отнимала много сил. Чтобы растянуть подвал до того размера, каким мы видим его сейчас, потребовались годы. Но, несмотря на все трудности, легко понять, почему Элизабет согласилась помочь отцу в выполнении его плана. После девяти лет в тесной клетке помочь в увеличении их жилья – было единственным способом улучшить их с детьми жизнь хоть на малую толику.