Замурованный труп

Глава 16

Волнение стиснуло грудь Балларда. На искрошившейся, заросшей сорняками подъездной дороге дома номер 1377 по Маунт-Дьябло-стрит стоял красный автомобиль с открывающимся белым верхом. Тьфу, черт. С открывающимся верхом. Пыльный красный «олдсмобил», но не «тандерберд».

Он развернулся и остановился на той же стороне улицы. За его спиной находился большой пустырь в виде впадины. В этом лунном кратере можно было видеть большие кучи арматуры, свернутые в кольца пожарные рукава, цементные сваи и столбы с прикрепленными к ним желтыми бирками, припаркованные грузовики. В воздухе клубилась пыль, гремели стаккато дизельных моторов. Неуклюже, словно слепые жуки, пытающиеся выбраться из ямы, ползали бульдозеры и экскаваторы.

Дом, который он искал, оказался маленьким одноэтажным оштукатуренным строением в форме буквы "L"; его номер — 1377 — был выведен бледно-розовыми цифрами на одном из столбов крыльца. Вид у дома был заброшенный и запущенный, стены растрескались, однако Баллард внутренне напрягся. Хотя страховой агент и считал этот дом нежилым, он мог и ошибаться. Во всяком случае след вел сюда.

Он пересек улицу, стараясь держаться в тени раскидистого клена, росшего в палисаднике. Двигаясь слева, вдоль высокой живой изгороди, Баллард протиснулся в узкий промежуток между нею и стеной гаража, приложил ладонь козырьком к глазам и вгляделся в пыльное, затянутое паутиной окно. На земляном полу валялся всякий бесполезный хлам: остов старой медной кровати, распоротый матрас, лысые автомобильные шины, три поломанных трехколесных велосипеда. Он отошел назад, остановился возле «олдсмобила» и прислушался к шуму работающих дизелей. В палисаднике, среди сорняков, стояли два картонных ящика, еще хранившие следы недавнего дождя. Крыльцо было усыпано обломками игрушек. Возле ступеней вился сладкий горошек.

Он позвонил в дверь.

Через несколько мгновений какая-то женщина открыла дверь; быстро заглянув внутрь, Баллард увидел загроможденную жилую комнату, что-то вещающий новый цветной телевизор, новый, затянутый сукном стол для игры в покер.

— Если вы что-нибудь продаете...

— Покупаю, — сказал Баллард.

Женщина хотела было уже захлопнуть дверь, но, услышав его слова, задержалась. Она была в шортах и лифе, с завязками на шее, босиком, на лицо тщательно наложена косметика, ногти на руках и ногах покрыты сверкающим лаком. Между полными грудями, полуприкрытыми лифом, темнела глубокая впадина; ноги стройные; видневшаяся между лифом и шортами часть живота — плоская и упругая. В узком лице, увенчанном поблескивающими каштановыми волосами, было что-то лисье.

— И что же вы покупаете?

— Информацию о Гриффине.

Ее большие карие глаза смотрели непонимающе, ресницы даже не дрогнули. Вот, блин, промашка?

— Чарлз М. Гриффин. Я слышал, что он живет здесь.

Она чуть ли не с сожалением покачала головой:

— Вы ошиблись. Я не знаю такого.

— А ваш муж?

Она изменила позу, нарочито сексуально выставив бедро, и прикоснулась им к тыльной стороне руки Балларда. Баллард тут же убрал руку: от этой женщины можно ждать любых неприятностей, а он не хотел их, особенно сейчас.

— Может, он и знает его по работе. Понятия не имею.

— А может, Гриффин — один из игроков в покер?

— Покер? — Она перехватила его взгляд, устремленный на стол. — А, покер... Нет, я никогда не слышала о Гриффине, — добавила она.

Баллард показал на «олдсмобил», изобразив при этом улыбку.

— Когда я подъехал, то подумал, что это машина Гриффа. В последний раз, когда я его видел, у него был красно-белый «тандерберд».

Она нахмурилась, затем вдруг воскликнула:

— Кажется, я вспомнила. Красно-белый «тандерберд». Со всеми, какие только бывают, прибамбасами. На такой машине около месяца ездит Хоуи Одум. На прошлой неделе я и сама каталась на ней... — Она прикусила язык, как ребенок, выболтавший какой-нибудь секрет.

На прошлой неделе! Если автомобиль Гриффина здесь, то и сам он должен быть неподалеку.

— Где я могу найти мистера Одума?

Вместо того чтобы ответить на этот вопрос, она сказала:

— Гриффин. Чарлз Гриффин. Именно так его зовут. Хоуи сказал мне в апреле, через пару недель после того, как купил автомобиль, что на это имя могут приходить письма и он будет забирать их. Но никаких писем не было. Возможно, правда, мой муж находил их в почтовом ящике и отсылал обратно.

Изнутри послышался плач проснувшегося ребенка. Женщина посмотрела на Балларда с каким-то странным тайным значением.

— Надеюсь, вы не придете сюда еще раз?

— Нет, если найду Гриффина.

— Бога ради, ничего не говорите моему мужу о Хоуи. — Она положила руку ему на лоб. — Пожалуйста! Он меня убьет, если узнает, что я встречалась с Хоуи... Он... они поссорились.

— Мне нужен адрес Одума, — безжалостно настаивал Баллард.

— Послушайте, у меня его нет. Честно. Мы не делали ничего плохого, только катались на «тандерберде»... мы правда не делали ничего плохого. — Судя по всему, они все-таки занимались любовью. Ребенок уже орал во все горло. — У меня здесь только один малыш, остальные двое в школе.

— В какие бары ходит Одум?

— Он даже не заглядывает в бары. Видите ли, у него крупные неприятности. С федеральными властями. Два, три года назад он оказался в трудном положении, ну и... подделал несколько чеков, среди них и чеки Боба. Поэтому Боб и он...

— Неприятности у Одума были из-за подделки чеков?

— Послушайте, мне надо переодеть ребенка. Я говорила вам чистую правду, надеюсь, вы не заложите меня Бобу?

— Конечно нет, — мягко сказал он. — Миссис...

— Шарон Биг... просто Шарон.

Баллард не стал давить на нее. Имена можно легко узнать. К тому же он уже выяснил все, что можно было выяснить. Если бы Одум околачивался в местных барах, его наверняка судили бы в Конкорде. Увидев, что женщина закрывает дверь, он сделал последнюю попытку:

— Но вы должны знать, где живет Одум. Хотя бы приблизительно.

Ее глаза, две большие бусины, выглянули из щели.

— Я думаю, где-нибудь в Окленде, Алемеде. Он никогда не говорил... честно...

Дверь закрылась. Баллард спустился по ступеням и пошел через густо заросший травой двор. По пути он наткнулся на полузакрытую вагонетку без колес и, выругавшись, остановился, ожидая, что из нее вылетит выводок перепелок.

Когда он садился в машину, в его воображении вдруг соединились два образа. Одум Хоуи, с которым Шарон, усталая мать троих детей, невзирая на это, не утратившая привлекательности, садится на заднее сиденье «тандерберда». И курчавый приятель Гриффина, досаждавший Шери с Калифорния-стрит. Вполне можно предположить, что это один и тот же человек. Подделыватель чеков, бывший заключенный, вполне вероятно, с вкрадчиво-приятной наружностью.

Вполне вероятно, что он высок и красив. Однако после отсидки у него могут быть проблемы с сексом.

Одум и кудрявый приятель Гриффина естественно сливались в одно лицо.

Именно с Одума и следовало начать дальнейшие поиски.

Баллард отъехал от кромки тротуара. Радиотелефон издал какие-то нечленораздельные звуки, похожие на бульканье воды в сточной канаве, а затем голосом Дэна Кёрни ясно и отчетливо произнес:

— СФ-1 вызывает СФ-6.

Баллард схватился за микрофон. Голос звучал слишком громко, без каких-либо искажений, чтобы доноситься из Окленда, расположенного по другую сторону холмов.

— Говорит СФ-6, — сказал он.

— Через три минуты встретимся в небольшом кафе на углу Уиллоу-Пасс и Маунт-Дьябло-стрит.

— Только ничего там не ешь, — посоветовал Баллард. — У них не еда, а отрава.

— Десять четыре. СФ-1 отключается.

Баллард весело побарабанил по рулю. Расследование ведет сам Кёрни. У него наверняка есть какие-нибудь идеи, как выйти на Хоуарда Одума. А через него — на Чарлза М. Гриффина. Челюсти наконец смыкаются. Подъезжая к универсалу своего шефа, он вдруг подумал: «А откуда, черт побери, Кёрни узнал, что я на Маунт-Дьябло-стрит?»

— От адвоката Хоукли, — объяснил Кёрни. При этом он даже не упомянул о том, какие неприятные подробности вскрылись в отношениях Хоукли и Кугана. Сорок минут пустопорожнего трепа.

— Я думаю, по этому адресу уже ничего не узнаешь, — сказал Баллард. — Я выжал из нее все, что она знала. Поскольку приговор выносился на федеральном уровне...

— Я в этом сомневаюсь, — сказал Кёрни. Более того, он сомневался и в том, что Балларду удалось выжать из Шарон все, что она знала. На женщин надо давить и давить, пока они не начнут плакать, но нельзя загонять их в угол — тогда они становятся упрямыми. Это настоящее искусство. — Федеральные власти вмешиваются лишь тогда, когда затронуты интересы нескольких штатов, — продолжал он. — Одум же, вероятно, подделывал чеки лишь в местных барах, тут-то, наверно, его и взяли за одно место. Он, должно быть, сидел в Квентине, не в Ломпоке.

— И как же нам его найти?

— Мы должны отыскать полицейского, под чьим наблюдением он находится. Если его посадили два года назад, а сейчас он на свободе, это означает, что его освободили условно. — Кёрни бросил взгляд на часы. — Три тридцать. Самое время побывать в Оклендском отделении надзора за условно освобожденными. Помни только, что ты просто детектив, разыскивающий машину, на которой, по твоему предположению, разъезжает сейчас Одум.

— Ты хочешь, чтобы я молчал о том, что сделали с Бартом?

— Об этом ни слова. — Кёрни скорчил гримасу. — Тут у них даже кофе отпадный... Обыкновенное изъятие. Упирай на тот факт, что все условно освобожденные не имеют права ездить на машине без разрешения надзирающего за ними лица, ибо могут возникнуть проблемы со страховкой. Адрес Одума надо узнать у его надзирателя. — Он помолчал секунду. — Тебе что-нибудь известно об этом Одуме?

— Я все думаю, уж не тот ли это кудрявый недоносок, который приставал к Шери в феврале — как раз перед тем, как Гриффин смылся.

— Или, вполне возможно, его убрали, — сказал Кёрни. Баллард как раз собирался захлопнуть свой кейс, но при этих словах замер. — Все это произошло в феврале, — продолжал его шеф. — Постарайся выяснить, был ли Одум освобожден до восьмого февраля, до той ночи, когда у Шери произошла стычка с этим извращенцем с фонариком.

— Но почему ты предполагаешь, что Гриффина могли убрать?

— Подумай сам. Никто из тех, с кем мы разговаривали, не видел его после девятого февраля.

— Но он приходил к Шери в марте, — указал Баллард.

— По ее словам, кто-то позвонил ей. Прямо из бара. Этот кто-то был пьян, одновременно с голосом в трубке слышалась музыка. Так громко, что она с трудом понимала, что ей говорят.

У Балларда появилось странное чувство — будто его обманули. Будто все проведенное им расследование вывернули, если так можно выразиться, наизнанку. До сих пор все его усилия были сосредоточены на поисках Гриффина, но если преступник не он, то кто же?..

— Он распродал всю свою мебель, снял себе жилье в Сан-Хосе. Будь это Гриффин, зачем он стал бы такое проделывать? Не вижу никакого смысла. Мебель была продана по объявлению в газете. Покупателей предупредили, что им следует платить Шери чеками, которые она не могла предъявить в банк. Дом на Мидфилд-роуд был снят по телефону и оплачен банковским чеком по почте.

— Однако в банке он назвался Гриффином.

— Ну и что? При покупке банковского чека никто не требует предъявить удостоверение личности. Ведь он оплачивается наличными. Все это снова выводит нас на бывшего заключенного Хоуарда Одума. По всей видимости, он ездит в машине Гриффина, он же, как мы знаем, получает почту на имя Гриффина.

На некоторое время Баллард задумался. Наконец он произнес:

— Если Гриффин не был растратчиком, тогда почему Одум?..

— Я не сказал, что Гриффин не был растратчиком. Какую цифру назвал тебе Элькин? Не хватает якобы около тридцати тысяч баксов. Допустим, так оно и есть. И что же мог сделать Гриффин с такою суммой? Положить ее на счет? В банковский сейф? Слишком рискованно. Остается только запихнуть деньги в пустую консервную банку и спрятать их на заднем дворе. И тут как раз умирает его старая мать. Он волен делать что хочет: много покупает, тратит и пьет. Пьет напропалую — ведь, как установили конкордские копы, он совершил три ДТП за один месяц. Однажды вечером он пьет в компании с только что освободившимся из тюрьмы, ожесточившимся против всего человечества Одумом... Дальнейшее можешь представить себе сам.

Баллард посмотрел на часы, встал:

— Уже четыре. Пора снова приниматься за работу. Ты не спрашивал у Гизеллы, как там Барт?

— Два часа назад, во всяком случае, не было никаких перемен. Позвони мне, как только вернешься на эту сторону холмов. А если ты сумеешь заполучить адресок Одума, смотри, не пытайся действовать против него один. Усек?

— Хорошо, усек, — сказал Баллард. И в самом деле, недоставало еще, чтобы какой-нибудь сукин сын спустил и его с обрыва. Пусть даже в «ягуаре».

Вечерело. Пластиковые флажки, прикрепленные к грудам старого металла на свалке машин, трепеща, плясали на ветру. Свалка выглядела как аукцион, где продаются коллекционные машины. Сделав левый поворот, Баллард выехал на Гроув. Дом номер 2229. Старая трехэтажная постройка из бурого кирпича, одиноко стоящая среди заросших сорняками строительных участков.

— Пожалуй, вам надо начать со старшего надзирателя, — предложила телефонистка, сидевшая за окошком, врезанным в переднюю дверь. В ее облике было что-то доброе, матерински-ласковое, именно поэтому, вероятно, ее и приняли сюда на работу. Включив и выключив несколько штекеров, она сказала:

— Идите по коридору направо до самого конца, затем поверните налево и войдите в первую дверь справа, у самого подножья лестницы. Мистер Сэвидж.

Холлы были большие, уютные, со скрипучими полами и выкрашенными в обычный для такого рода заведений желтый цвет стенами. Кабинет оказался с высокими потолками, но жалюзи на окнах нуждались в ремонте. Любопытно, подумал Баллард, намеренно ли подобрана такая обстановка или уж просто так получилось. Во всяком случае, можно было предположить, что она успокаивающе действует на условно освобожденных.

Мистер Сол Сэвидж, с улыбкой на лице и приветливо протянутой рукой, уже ожидал в дверях своего кабинета; это был достаточно светлокожий негр, очертания тела которого напоминали грушу. У него были тонкие усики и короткие распрямленные волосы, такие прилизанные, что его голова казалась слишком маленькой для лица.

— Не садитесь во вращающееся кресло, — предостерег он. — На него капает вода из находящегося наверху душа.

Душ? Баллард вспомнил знак у входа в Криттендонский пересыльный пункт для заключенных. Все еще думая об этом, он сел на неудобный стул с прямой спинкой, стоявший возле видавшего виды письменного стола. На стене висела табличка: «Предупреждение — в этой комнате находится сексуальный маньяк», а также гобелен с изображением Мартина Лютера Кинга, поддерживающего закованного в цепи негра.

— Мне повезло, что я работаю помощником старшего надзирателя, — сказал Сэвидж. — Благодаря этому я имею отдельный кабинет. Трудно выслушивать жалобы условно освобожденного, в то время как другой сослуживец надевает на какого-нибудь беднягу наручники за нарушение правил поведения для условно освобожденных.

Баллард изложил свою просьбу.

Сэвидж задумчиво кивнул:

— Хоуи не регистрировал у меня «тандерберд» и не испрашивал разрешения водить его. Давно ли у него машина, вы знаете?

Баллард поспешил задать встречный вопрос:

— А давно он на свободе?

— С начала года. — Он заглянул в досье и уточнил: — С пятого января.

— Совсем недавно, на прошлой неделе, — быстро сказал Баллард, — наш осведомитель, который знал Одума еще до его ареста и слышал, что он освобожден, увидал в нашем «тандерберде» человека, которого принял за Одума. Возможно, это и не он.

Сэвидж вновь задумчиво кивнул. Под его дружелюбной наружностью угадывалась стальная воля, и это напомнило Балларду, что он имеет дело не с работником сферы социальной помощи, а с блюстителем закона.

— Хорошо, мистер Баллард. Я готов сотрудничать с вами, хотя, как вы наверняка знаете, ни в коей мере не обязан предоставлять вам хоть какую-нибудь информацию.

— Понимаю, сэр.

— Я готов сотрудничать с вами, потому что, возможно, имеет место нарушение правил поведения для условно освобожденных, а если дело именно так и обстоит, то должна быть внесена соответствующая информация в файл Одума. Под моим надзором находятся семьдесят пять человек, поверьте, дьявольски трудно уследить, что делает каждый из них. — На его лице отразилось сожаление. — Правила предписывают, чтобы они зарабатывали себе на жизнь, но как, скажите, может зарабатывать себе на жизнь шестидесятипятилетний человек с очень низким показателем умственного развития, который только и умеет, что обнажаться перед маленькими девочками?

Баллард ничего не ответил. Ему нужен был только адрес Одума. И он его получил.

— 1684, Галиндо-стрит, Конкорд. Это пансионат, который содержит вдова бывшего заключенного. Одум занимает комнату номер четыре.

Баллард встал и протянул руку:

— Через день-два я сообщу все, что мне удастся узнать об Одуме.

— Заранее благодарен.

Выйдя наружу, Баллард остановился на тротуаре под вязом и глубоко вздохнул. Какое счастье, что он не один из условно освобожденных!

Зато Одум очень скоро пожалеет, что он условно освобожденный, уж ему-то не дадут спуску.