Занавес: Последнее дело Пуаро

Глава 3

Минуту-другую я в испуге смотрел на Пуаро, потом отреагировал.

– Нет, не будет, – сказал я. – Вы этого не допустите.

Пуаро растроганно ответил:

– Мой верный друг. Как я ценю вашу веру в меня! Tout de même[14] я не уверен, оправданна ли она в данном случае.

– Ерунда. Конечно, вы можете его остановить.

Тон у Пуаро сделался озабоченным, когда он возразил:

– Задумайтесь на минуту, Гастингс. Можно поймать убийцу, да. Но как же остановить убийство?

– Ну, вы… вы… словом, я хочу сказать – если вам известно заранее…

Я замолчал с беспомощным видом, так как вдруг осознал все сложности.

– Вот видите? – заметил Пуаро. – Все не так просто. Фактически существует всего три способа. Первый заключается в том, чтобы предупредить жертву. Он или она должны быть постоянно начеку. Это не всегда удается, потому что некоторых людей невероятно трудно убедить, что им грозит серьезная опасность, – возможно, со стороны кого-то близкого и дорогого. Они негодуют и отказываются верить. Второй способ – это предостеречь убийцу. Сказать в завуалированной форме следующее: «Мне известно о ваших намерениях. Если такой-то умрет, вас, мой друг, наверняка повесят». Этот метод успешнее, чем первый, но и в данном случае есть вероятность потерпеть неудачу. Потому что нет на свете более самоуверенного существа, чем убийца. Убийца всегда умнее всех – никто никогда не заподозрит его (ее), полиция будет совершенно сбита с толку, и так далее. Поэтому он (или она) совершают-таки задуманное, а вам остается лишь удовлетворяться тем, что их после этого повесят. – Сделав паузу, он задумчиво проговорил: – Дважды в моей жизни я предостерег убийцу: один раз в Египте, второй раз – в другом месте. И в обоих случаях преступника это не остановило… Так может получиться и здесь.

– Вы сказали, есть еще третий способ, – напомнил я.

– Ах да. Он требует от сыщика высочайшего мастерства. Нужно точно угадать, как и когда будет нанесен удар, и быть готовым вмешаться в момент, выбранный с предельной точностью. Вы должны поймать убийцу если не на месте преступления, то когда не останется ни малейших сомнений в его намерениях. А это, – продолжал Пуаро, – смею вас заверить, дело чрезвычайно сложное и деликатное, и я ни в коем случае не гарантирую успех! Возможно, я самоуверен, но не до такой степени.

– Какой метод вы предлагаете использовать здесь? – спросил я.

– Быть может, все три. Первый – самый трудный.

– Почему? Я бы подумал, что он самый легкий.

– Да, если вы знаете, кого собираются убить. Но разве вы не понимаете, Гастингс, что в данном случае я не знаю жертвы?

– Что?

Это восклицание вырвалось у меня невольно. Потом до меня начала доходить вся неординарность ситуации. Существует – должно существовать – какое-то звено, соединяющее серию преступлений, но мы не знаем, что это за звено. Не хватает мотива, что крайне существенно. А не зная его, мы не можем определить, кому угрожает опасность.

Пуаро кивнул, увидев по выражению моего лица, что я осознал, в каком мы оказались положении.

– Вот видите, мой друг, это не так просто.

– Да, – ответил я. – Я понимаю. Вам пока что не удалось нащупать связь между этими разными случаями?

Пуаро покачал головой:

– Ничего.

Я снова погрузился в размышления. Обычно преступления, совершенные одно за другим, предполагают их однотипность, однако здесь не было ничего подобного.

Я спросил:

– А вы совершенно уверены, что тут нет какого-нибудь мотива, связанного с деньгами? Ничего такого, что вы, например, обнаружили в деле Ивлин Карлисл?

– Нет. Можете не сомневаться, мой дорогой Гастингс, первое, что я ищу, – это финансовая заинтересованность.

Это было верно. Пуаро всегда был откровенно циничен в отношении денег.

Я снова задумался. Какая-то вендетта? Это лучше увязывалось с имеющимися фактами. Но даже в таком случае, казалось, не было никакого связующего звена. Я вспомнил прочитанную когда-то историю о серии бесцельных убийств. Ключом оказалось то, что все жертвы когда-то были присяжными заседателями. Преступления совершил человек, которого они приговорили. Мне пришло в голову, что нечто подобное могло быть в данном случае. К стыду своему, должен сказать, что утаил эту идею от своего друга. Для меня станет предметом гордости, если я приду к Пуаро с решением загадки!

Вместо этого я спросил:

– А теперь скажите мне, кто X.

К моей крайней досаде, Пуаро весьма решительно покачал головой:

– А вот этого, мой друг, я не скажу.

– Чепуха! Почему же?

Глаза Пуаро блеснули.

– Потому что, mon cher, вы все ТОТ же Гастингс. У вас все на лице написано. Видите ли, я не хочу, чтобы вы сидели, глядя на X с открытым ртом, и по выражению вашего лица каждый мог без труда прочесть: «Вон тот – тот, на которого я смотрю, – убийца!»

– Вы могли бы отдать мне должное: в случае необходимости я умею притворяться.

– Когда вы пытаетесь притворяться, это еще хуже. Нет, нет, mon ami, мы должны быть инкогнито, вы и я. В таком случае когда мы атакуем – то атакуем.

– Вы упрямый старый дьявол, – сказал я. – Мне очень хочется…

Меня прервал стук в дверь.

– Входите, – пригласил Пуаро, и в комнату вошла моя дочь Джудит.

Мне бы хотелось описать Джудит, но я не мастер описывать людей.

Джудит высокая, с гордой осанкой. Ровные темные брови, линия профиля правильная, строго очерченная. У Джудит серьезный и слегка презрительный вид, и, как мне кажется, ее всегда окружает атмосфера какой-то трагичности.

Джудит не подошла ко мне и не поцеловала – это не в ее характере. Она просто улыбнулась и произнесла:

– Привет, папа.

Улыбка у нее была немного смущенная, но я почувствовал, что, несмотря на сдержанность, дочь рада меня видеть.

– Ну что же, вот я и здесь, – сказал я, чувствуя, как глупо это звучит (что со мной часто бывает при общении с младшим поколением).

– Очень умно с твоей стороны, дорогой.

– Я рассказываю ему, – заметил Пуаро, – о здешней кухне.

– Она очень плохая? – спросила Джудит.

– Вам бы не следовало это спрашивать, дитя мое. Неужели вы не думаете ни о чем, кроме пробирок и микроскопов? Ваш средний палец запачкан метиленовой синью. Вашему мужу несладко придется, если вы не будете интересоваться его желудком.

– Полагаю, у меня не будет мужа.

– Несомненно, у вас будет муж. Для чего же вас создал bon Dieu?[15]

– Надеюсь, для многого, – ответила Джудит.

– Le mariage[16] – прежде всего.

– Прекрасно, – согласилась Джудит. – Вы найдете мне хорошего мужа, и я буду очень тщательно заботиться о его желудке.

– Она смеется надо мной, – пожаловался Пуаро. – Однажды она узнает, как мудры старики.

Снова раздался стук в дверь, и вошел доктор Франклин, высокий нескладный человек лет тридцати пяти. У него были решительный подбородок, рыжеватые волосы и ясные синие глаза. Более неуклюжего человека, чем он, я никогда не встречал, он вечно натыкался на разные предметы.

Налетев на ширму, огораживавшую кресло Пуаро, Франклин наклонил голову и машинально пробормотал «Прошу прощения» в сторону ширмы.

Это было очень смешно, но, как я заметил, Джудит оставалась совершенно серьезной. Полагаю, она уже привыкла к подобным эпизодам.

– Вы, должно быть, помните моего отца? – обратилась Джудит к Франклину.

Доктор Франклин нервно вздрогнул, смутился и, прищурившись, посмотрел на меня. Затем он протянул мне руку, как-то неловко сказав:

– Конечно, конечно, как поживаете? Я слышал, вы должны приехать. – Он повернулся к Джудит: – Как вы полагаете, нам нужно изменить планы? Если нет, мы могли бы еще немного поработать после обеда. Если бы мы подготовили еще несколько этих предметных стекол…

– Нет, – ответила Джудит. – Я хочу побыть со своим отцом.

– О да. О, конечно. – Внезапно Франклин улыбнулся извиняющейся, совсем мальчишеской улыбкой. – Простите, я так ужасно увлекаюсь. Это совершенно непростительно: я становлюсь очень эгоистичным. Пожалуйста, простите меня.

Часы пробили, и Франклин бросил на них торопливый взгляд.

– Боже мой, неужели так поздно? Какая неприятность! Обещал Барбаре, что почитаю ей до обеда.

Он смущенно усмехнулся нам обоим и поспешно вышел из комнаты, на ходу налетев на дверной косяк.

– Как миссис Франклин? – спросил я.

– Так же, как обычно, и еще хуже, – ответила Джудит.

– Как печально, что она так тяжело больна, – заметил я.

– Это может свести с ума доктора, – сказала Джудит. – Доктора любят здоровых людей.

– Как жестоки вы, молодые! – воскликнул я.

Джудит холодно бросила:

– Я просто констатирую факт.

– И тем не менее, – вмешался Пуаро, – добрый доктор спешит, чтобы ей почитать.

– Очень глупо, – заявила Джудит. – Ее сиделка вполне способна ей почитать, раз уж миссис Франклин так хочется, чтобы ей читали. Лично я терпеть не могу, когда мне читают вслух.

– Ну что же, у каждого свой вкус, – заметил я.

– Она глупа как пробка, – вынесла свой приговор Джудит.

– Отнюдь, mon enfant[17], – возразил Пуаро. – Я с вами не согласен.

– Она никогда ничего не читает, кроме самых дешевых романов. Она не интересуется его работой. Не идет в ногу с современной мыслью. Она говорит только о своем здоровье с каждым, кто готов слушать.

– И все-таки я продолжаю утверждать, – настаивал Пуаро, – что она использует свое серое вещество таким образом, о котором вы, дитя мое, понятия не имеете.

– Она очень женственная, – согласилась Джудит. – Все время воркует и мурлыкает. Полагаю, вам такие нравятся, дядя Пуаро.

– Вовсе нет, – возразил я. – Он любит больших, ярких и преимущественно русского происхождения.

– Вот, значит, как вы выдаете мои секреты, Гастингс? Ваш отец, Джудит, всегда питал слабость к золотисто-каштановым волосам. Из-за этого он много раз попадал в беду.

Джудит снисходительно улыбнулась нам обоим.

– Какая вы забавная пара!

Потом она отвернулась, и я поднялся.

– Мне нужно распаковать вещи, и неплохо бы принять ванну перед обедом.

Пуаро позвонил в небольшой колокольчик, находившийся у него под рукой, и спустя пару минут появился его слуга. Я был удивлен, увидев незнакомого мне человека.

– Как! А где же Джордж?

Джордж прослужил у Пуаро много лет.

– Джордж поехал домой. Его отец болен. Надеюсь, когда-нибудь он вернется ко мне. А пока что… – он улыбнулся своему новому слуге, – обо мне заботится Куртис.

Куртис почтительно улыбнулся в ответ. Это был крупный человек с грубым тупым лицом.

Выходя за дверь, я заметил, как Пуаро тщательно запирает портфель с бумагами.

В голове у меня царил сумбур, когда я пересек коридор, направляясь к своей двери.