Занимательно о ботанике

Главный хлеб

Славен город на Неве и как первое из России «окно в Европу», и как колыбель Октябрьской революции, и как несгибаемый воин, выстоявший в смертельной схватке с фашистским зверьем. Смольный и Зимний, Русский музей и Кунсткамера, Пушкинский дом и Академия художеств, Невский и Кировский проспекты, красавцы мосты, великолепные сады и парки и… скромное с виду здание с лаконичной надписью: Всесоюзный институт растениеводства — ВИР.

В первые годы Советской власти создал это замечательное научное учреждение и двадцать лет бессменно руководил им академик Николай Иванович Вавилов.

Из 70 стран, со всех континентов доставили сюда сотрудники ВИРа свыше 180 тысяч образцов семян, создав уникальное собрание возделываемых людьми растений. Особой же гордостью ВИРа является его «Хлебный фонд» — вполне под стать «Алмазному фонду», «Золотому запасу» и другим подобным «объединениям» государственных драгоценностей.

Не случайно героически берегли вавиловцы «Хлебный фонд» в годы Великой Отечественной войны. В голодную пору беспримерной обороны Ленинграда не один ученый умер от истощения, храня годами накопленные тонны коллекционных пшениц и других зерновых растений.

Миллионы советских людей, каждый день по нескольку раз вкушая хлеб насущный, пользуются и творческим трудом вавиловцев, щедро вложенным в каждый каравай. Попутешествуйте среди лета, к примеру, от верховьев Дона до Еревана. Всю дорогу вы будете любоваться бескрайними морями озимой пшеницы «безостая-1». Ни по распространению, ни по урожайности не имеет она себе равных в мире. На 8 миллионах гектаров размахнулись ее владения на наших полях, составляя почти половину всех посевов озимой пшеницы. Она способна на каждом гектаре давать по 80, а то и больше центнеров отборного зерна, да и хлеб из нее особенно высокого качества. Не зря специалисты относят этот сорт к «сильным» пшеницам, а государство выплачивает хозяйствам, культивирующим его, по 40 процентов надбавки.

Если же обратиться к родословной «безостой-1», то оказывается, что ее селекционер академик П. П. Лукьяненко широко использовал при создании такого уникального сорта богатейшую вировскую коллекцию пшениц.

Отправьтесь иным маршрутом — побывайте летом в Белоруссии, Литве, Латвии, где получил в свое владение огромные пространства сорт яровой пшеницы «минская». Агрономы ею не нахвалятся: не полегает ни при дождях, ни при ветре; вовсе не боится коварной пыльной головни, а хлеб из нее выходит такой вкусный, пористый, с эластичной мякотью и тончайшим ароматом, словно он выращен в благодатных южных степях.

На поверку оказывается, что и «минская» создана известным селекционером Н. Д. Мухиным из пшеницы, доставленной экспедицией вировцев с Алтая.

В нашей стране нет ни одного селекционера, ни одного опытного сельскохозяйственного учреждения, которые бы счастливо не черпали из этой щедрой сокровищницы. В 50 тысячах пакетов ежегодно уходит из ВИРа материал новых сортов растений и среди них львиная доля хлебного материала. Уникальный фонд постоянно расширяется.

Круглый год во все концы Советского Союза и за рубеж отбывают из ВИРа поисковые партии ученых-ботаников. Недавно экспедиция под руководством профессора Д. В. Тер-Аванесяна доставила в Ленинград ценный набор пшениц из Австралии; экспедиция доктора сельскохозяйственных наук Т. Н. Шевчука привезла оригинальные пшеницы и другие виды культурных растений из Бразилии; академик Д. Д. Брежнев пополнил фонд многими сортами, вывезенными из Франции и Италии, а профессор К. З. Будин — из Мексики. И это лишь за один год.

Пшенице — наибольшее внимание. А как же иначе: пшеница — главный хлеб нашей страны, да и всего мира. Больше половины населения земного шара питается пшеницей. 200 миллионов гектаров и 2 миллиарда центнеров!

Ботаники авторитетно утверждают, что она не только главная, но и самая древняя хлебная культура.

На территории нашей страны пшеница была известна уже 5 тысяч лет назад. Ее возделывали еще племена трипольской культуры, жившие в основном на Правобережье Украины. Открыв поселения этих племен, известный археолог В. В. Хвойко первым напал и на древний след пшеницы. Остатки ее зерен, отпечатки частей колоса, вместе со следами ячменя и проса часто попадались ему на глиняных обмазках древних глинобитных жилищ. Позже и, видимо, как раз от трипольцев культуру пшеницы переняли скифы, а затем ее освоили и древние славяне Киевской Руси.

Скифы — земледельцы, возделывавшие пшеницу в среднем и нижнем Приднепровье две с половиной тысячи лет назад, не только целиком удовлетворяли свои нужды, но и часть урожая экспортировали в Древнюю Грецию.

О хлебопашестве славян-земледельцев неоднократно сообщали древние писатели. По свидетельству Маврикия Стратега, описавшего быт, нравы и обычаи древних славян — антов, «у них было большое количество разнообразного скота и плодов земных, лежащих в кучах, в особенности проса и пшеницы».

В доисторические времена пшеница появилась и в других странах Европы, Азии и Африки. В Западной Европе она стала известна около 4 тысяч лет назад, о чем свидетельствуют находки остатков зерен и колосьев на свайных постройках Швейцарии. В Египте пшеничные зерна были обнаружены в кладке пирамиды Дашура, возведенной около 5300 лет назад, хоть по другим сведениям ее выращивали там раньше.

Первое упоминание о культуре пшеницы в Китае датировано временем, отстоящим от нас на 4650 лет. (Правда, внесено оно в китайскую хронику Сы Мацянем, жившим лишь примерно 2100 лет назад).

В общем история союза человека и пшеницы насчитывает 6–8 тысячелетий для так называемого Старого Света.

Америка и Австралия на этом древнейшем фоне оказались совсем юнцами, так как впервые встретились с пшеницей всего лишь 300–200 лет назад. Однако, вступив впервые на новые материки, древний злак «не стеснялся».

Между прочим, его внедрению немало помогли русские эмигранты — менониты, одни из первых фермеров США и Канады. В Канаде роль пионеров пшеничной культуры сыграли русские скороспелые сорта «ладога» и «онега», а в США вскоре после начала освоения земель получила всеобщее признание наша пшеница «крымка», неизвестно каким образом ставшая там «торки ред», то есть «красной турецкой». За непродолжительный срок американцам удалось так основательно приручить переселенку, что вскоре ее начали экспортировать на мировые рынки.

Владения пшеницы в нашей стране теперь уже достигли Полярного круга, а общая их площадь — более чем 67 миллионов гектаров — под стать землям целых государств. Еще в довоенные годы наша знаменитая «украинка» неизменно удерживала на международном рынке первое место по важнейшим качественным показателям: содержанию в зерне белка и клейковины. А занимала она тогда почти половину всех посевов пшеницы в стране!

Откуда же начался путь пшеницы по земле-матушке? Эта загадка издавна беспокоила людей.

«Для того чтобы познать все многообразие культурных растений, — писал Николай Иванович Вавилов, — необходимо не только изучать их географию, но и определить первичные районы их распространения, а также точное место происхождения». Неоднократно выступал ученый со смелыми научными гипотезами, удостоившимися мирового признания. Еще в 1920 году им был сформулирован «Закон гомологических рядов в наследственности и изменчивости». У близкородственных растений наблюдается параллельная изменчивость, проявляющаяся в отдельных сходных признаках и свойствах. Зная о существовании какого-либо признака у ржи, его непременно можно найти и у пшеницы. К примеру, у арбуза, кроме шарообразных плодов, существуют еще и продолговато-удлиненные. Значит, такие же формы можно наверняка искать и у дынь. Словом, изменчивости у растений свойственна параллельность, которая была подмечена еще Ж. Сент-Илером и Дарвином. Однако только Н. И. Вавилов объяснил ранее отмеченные факты, придав объяснению форму закона.

Позже Н. И. Вавилов выдвигает и свою теорию о центрах происхождения культурных растений, в которой указывает, что родину возделываемого растения надо искать там, где сосредоточено наибольшее разнообразие его видов и сортов.

Пользуясь своей теорией, он точно устанавливает первичные центры происхождения многих культурных растений. Основным очагом большинства возделываемых теперь земледельческих культур является Южная Азия, откуда вышли около 500 из 640 важнейших сельскохозяйственных культур. Кроме пяти выделенных им азиатских центров происхождения культурных растений, Вавилов установил еще четыре центра и в других частях мира: Средиземноморский, Абиссинский, Центральноамериканский (давший миру кукурузу) и Перу-Боливийско-Эквадорский (родина картофеля).

«…На днях я получил несколько книг, изданных созданным по инициативе Владимира Ильича Институтом прикладной ботаники и новых культур^[3], — писал М. Горький литературоведу П. Когану, — прочел труд профессора Н. И. Вавилова „Центры происхождения культурных растений“, его доклад о „Законе гомологических рядов“, просмотрел „Карту земледелия СССР“ — как все это талантливо, как значительно».

Пользуясь теорией Вавилова, удалось более определенно установить и родину пшеницы. Наибольшее число ее видов оказалось в пределах Закавказья. Теперь принято считать первичным очагом ее культуры прежде всего Грузию. Вполне возможно, что отсюда она попала в Причерноморские степи.

Когда ботаник говорит «пшеница», он подразумевает не один, а 13–15 видов. Правда, в культуре получили широкое распространение только два вида: мягкая и твердая пшеницы, представленные тысячами сортов. Между собой сорта различаются остистостью колоса, его окраской, опушением, плотностью, легкостью вымолачивания зерна, цветом зерновки, озимостью или яровостью, скороспелостью, полегаемостью стеблей, стойкостью к болезням и непогоде и многими другими ботаническими, биохимическими и хозяйственными признаками.

Мягкая пшеница насчитывает свыше 4 тысяч сортов и занимает большую часть хлебных полей. Однако твердая — лучшая по качеству своего зерна. Особенно высоко ценятся сорта твердых пшениц, полученные в СССР (до 26 процентов белка против 18–22 процентов у лучших австралийских, канадских, аргентинских и африканских твердых пшениц). Не случайно наши твердые пшеницы, к примеру — сорт «кубанка», охотно культивируют в США, Австралии, Италии и других странах.

Кроме мягкой и твердой пшениц, изредка возделываются мягкие карликовые виды. Самая неприхотливая из них полба, которая считается одной из родоначальниц культурных пшениц. Она легко переносит суровые морозы и нетребовательна к почвам. Теперь она почти полностью уступила место новым высокопродуктивным сортам мягкой и твердой пшениц, более урожайным и лучше поддающимся уборке и обмолоту, но в давние времена полба была очень популярна и верно послужила человечеству.

Хлебным растением пшеница стала далеко не сразу — ведь хлебу многие века предшествовали лепешка и каша. Нехитрое изобретение древнейшего кулинара, сначала раздробившего собранные зерна, а затем и испекшего на раскаленном камне первую лепешку, долго кормило людей, да и теперь сохранило свое значение и на Кавказе и во всей Юго-Западной и Передней Азии в виде непременного лаваша.

Неизвестно кто, когда и где впервые принялся за хлебопечение. Пожалуй, не вызывает сомнения только, что сбраживание мучного теста имеет «тропическое происхождение». Плоды знаменитого хлебного дерева самой природой одарены удивительным свойством легко сбраживаться после созревания. Белая пышная их мякоть после такого брожения превращается в готовое «хлебное тесто». Остается брать его и печь хлеб. С тех пор как из пшеничной муки «по образу и подобию» плодов хлебного дерева удалось замесить кислое тесто, пшеница, как и другие зерновые злаки, стала настоящим хлебным растением.

Интересно, что все без исключения культурные хлебные злаки являются однолетними растениями (хотя в пределах почти каждого рода, к которому они относятся, можно отыскать и многолетние виды). Исключение составляет лишь род пшеницы, вовсе не имеющий многолетников среди своих видов. Поэтому любые попытки создать многолетнюю пшеницу казались заранее обреченными на неудачу.

Казались… но разве есть предел творческой мысли человека, помноженной на упорный и самозабвенный его труд? Вот и поверил в их беспредельное могущество некогда безвестный студент из Саратова, а теперь выдающийся ученый, Герой Социалистического Труда, академик Николай Васильевич Цицин. Более сорока лет назад с группой студентов Саратовского сельскохозяйственного института предстал он в Козлове перед человеком, дерзнувшим повелевать природой. Каждого внимательно выслушивал Мичурин, давая отеческое напутствие, а когда дошла очередь Цицина и тот высказал Ивану Владимировичу свою мечту «создать высокопродуктивную пшеницу путем скрещивания между собой двух ее видов — мягкой и твердой», Мичурин возразил. «Нет, это не тот курс, которым надо идти, — сказал он. — Скрестив пшеницу с пшеницей, ничего принципиально нового не получишь. Надо искать иные пути, подбирать компоненты более сильные, чем сама пшеница». Так в двух фразах и был определен верный курс на всю жизнь.

После долгих поисков, наконец, найден и достойный партнер для скрещивания — пырей. Дикорастущий, непривередливый злак, он мог щедро передать гибридному потомству многие из своих полезных свойств: неприхотливость к почвам и уходу, устойчивость к болезням, вредителям, морозам и засухам… Он к тому же еще обладал и завидным долголетием. И вот уже немало лет на полях совхозов и колхозов колышутся тучные колосья цицинских пшенично-пырейных гибридов. Не один, а два-три и даже четыре года растут они после посева, ежегодно давая урожай. И хоть немало еще предстоит над ними поработать, большой успех уже завоеван. Среди гибридов выделены озимые и яровые сорта, зерновые и зернокормовые формы.

Но Цицин не ограничивается вливанием только пырейных кровей. Им уже получены новые, еще более интересные гибридные формы от скрещивания пшеницы с другим дикарем — колосняком. Да и самую близкую родственницу пшеницы — рожь неугомонный академик не оставил в покое: получил очень перспективные пырейно-ржаные гибриды.

Ученый не только создал новые оригинальные растения с большим будущим, но и внес важный вклад в генетику, селекцию, ботанику, растениеводство, обогатил науку и методическими приемами переделки растений. В различных странах мира методами Цицина созданы теперь десятки новых видов и форм растений. Тем не менее венцом его творческих дерзаний остаются уникальные гибриды пшеницы и ржи с дикарем пыреем, колосящиеся на наших полях.

Говоря о пшенице, нельзя не упомянуть и о ее сестре ржи. Прежде всего потому, что само появление ржи как культурного хлебного растения ботаники связывают с возделыванием пшеницы. Ведь культурная рожь сначала была лишь сорняком в посевах пшеницы и ячменя.

Академик Н. И. Вавилов в своих работах установил, что, когда человек стал продвигать пшеницу выше в горы, где климат был более суровым, стала сказываться более крепкая «косточка» ржи.

Раньше сеятель лишь мирился с примесью ржаных зерен среди пшеничных, а тут рожь, легко выживая, великолепно росла, тогда как изнеженная теплом пшеница почти полностью выпадала из посевов. И чем более суровыми были условия, тем большим становилось преимущество зимостойкой, неприхотливой ржи.

Человек, пристально следивший за коррективами природы, тут и там демонстрировавшей ему наглядные уроки естественного отбора, постепенно сдался. Пришлось «официально» признать некогда сорную рожь. Так увеличился арсенал хлебных растений, а закрома земледельцев стали наполняться и новым, ржаным зерном.

Историки считают, что произошло это событие намного позже начала культуры пшеницы — примерно в бронзовом веке. Так, археологическая экспедиция, работавшая в 1946 году на горе Митридат, возвышающейся над Керчью, обнаружила на дне зерновой ямы обугленные зерна пшеницы и ячменя, засоренные рожью. Давность этой находки была отнесена к III–IV векам нашей эры.

Принято считать, что рожь вышла на степные просторы Причерноморья с Кавказа, а затем распространилась и далее на север, по Среднерусской возвышенности. Вероятно, было это в скифско-сарматский период, отстоящий от нас на 2500–2000 лет. Первое письменное свидетельство о культуре ржи в период Киевской Руси оставил знаменитый летописец Нестор, живший в XI–XII веках. Самая зимостойкая из всех хлебных злаков, озимая рожь, естественно, стала основной культурой Древней Руси. Не случайно, что и слово «житница» произошло от давнего имени ржи, и поныне сохранившегося на Украине.

Интересно, что ни древние греки, ни римляне не знали культуры ржи. В Индии, Китае, Иране, Сирии, Палестине до сих пор не найдено каких-либо ее следов. Очевидно, главными носителями ржаной культуры были племена, жившие на территории теперешней Украины и продвинувшие рожь в Западную Европу. Находки остатков культурной ржи свидетельствуют о ее возделывании там еще в начале нашей эры. Римский естествоиспытатель Плиний пишет о ее выращивании в Альпах, а древнеримский врач Гален несколько позже — о посевах ржи в горах Македонии и Фракии.

В наше время посевы ржи значительно уменьшаются и занимают теперь на всем земном шаре не более 30 миллионов гектаров. Ежегодный сбор ее почти в два раза уступает пшенице. Несколько больше половины всех мировых ржаных полей находится в нашей стране, где собирают и лучшее ржаное зерно.

Будто оправдывая давнее народное название «житница», рожь обеспечивает великолепное сырье для хлеба, более вкусного и полезного, чем пшеничный. Чаще всего рожь перемалывается на муку полностью, без всякого отхода, и лишь для выпечки пеклеванного хлеба она избавляется от отрубей. Правда, ржаная мука грубого помола наиболее полезна, так как содержит многие ценные вещества (в частности, витамины группы В и витамин Е).

Рожь не только хлеб. Из ее зерна изготовляют спирт, получают химически чистый крахмал. Ценится рожь и как самое раннее кормовое растение, уже в начале весны пригодное для выпаса или для откорма скота в стойлах.

Солома ржи хороша для подстилки животным, из нее делают маты, необходимые в парниковых хозяйствах, используют как сырье для производства бумаги, строительных плит, пластических масс.

Ботаническое изучение ржи, начатое еще Карлом Линнеем, не закончено и до сих пор.

У ржи сильно варьируют особенности строения колоса, зерна, стебля, а также различные биологические свойства. Кроме однолетних видов, род ржи объединяет немало и многолетних. Это давно волнует селекционеров, не раз пытавшихся скрестить рожь с пшеницей. Пшенично-ржаных гибридов различных комбинаций получено теперь уже немало, но достаточно надежного места под солнцем они пока еще не завоевали.

Кормилец Востока

200 миллионов гектаров на пяти континентах занято рисом. Он кормит половину современного человечества. Пошел этот «первейший злак» из Юго-Восточной Азии, вот только нет единого мнения, откуда именно. Одни указывают на Индию, где насчитывают несколько тысяч сортов риса. Другие, ссылаясь на давность культуры, считают родиной риса Китай: там сосредоточено всего около 1500 сортов, но зато по литературным сведениям рис возделывали здесь еще 5000 лет назад. Уже 4800 лет назад в Китае строго соблюдался торжественный обычай, по которому правитель вместе со своей родней ежегодно открывал посевную кампанию. Только после праздничной церемонии, на которой монарх, проведя первую борозду, собственноручно высевал пять рисовых зерен, можно было начинать сев и на других полях страны.

Интересно, что из 28 известных науке видов риса в культуре издревле использовались только два. От них-то и пошло великое разнообразие сортов, чему сильно способствовала уборка его по одному стебельку. При помощи особого инструмента срезая каждую метелку отдельно, земледелец невольно оценивал ее и отбирал все лучшее для последующих посевов. В результате почти у каждого сколько-нибудь внимательного и заботливого рисовода были свои собственные сорта риса.

Посевной рис, как его называют ботаники, хоть и известен как влаголюбивое растение, но первоначально возделывался без полива. Повышенная его потребность во влаге удовлетворялась за счет дождей, в изобилии приносимых на отлогие склоны гор Юго-Восточной Азии муссонными ветрами.

Тут-то древние рисоводы и подметили одну странную особенность своего питомца. Он был настолько влаголюбив, что, даже оказавшись в период ливней «по пояс» в воде, не только не хворал, а, наоборот, выглядел еще веселее.

Первые опытные пробы вполне оправдали себя. Но пришлось спуститься с гор на равнину, где можно было использовать для полива ровные поля и, главное, воду рек. Так и возникла круглогодичная культура риса, позволившая получать по два, а то и три урожая в год.

Дикорастущим видам риса присуще раннее осыпание зерна, наступающее обычно задолго до полного созревания семян. Пришлось настойчивым земледельцам древности потрудиться, чтобы исправить столь серьезную «ошибку» природы, а сам рис отучить от «никчемной» с позиций человека привычки.

Примечательны и страницы биографии риса, повествующие о его путешествиях по белу свету. Если окультуривание риса может быть связано с самой ранней историей человечества, то ненамного меньше у него и стаж в роли путешественника. Сначала в пределах родной земли. А уже 30–25 веков назад рис оказался и в более отдаленных от Юго-Восточной Азии краях: на острове Ява, в Иране, Средней Азии. Со временем пришла пора ему появиться и в Европе. Первую весть о рисе связывают с воинами Александра Македонского, возвращавшимися из индийского похода. «Рис разводится в Индии на грядках, затопляемых водой. В вышину это растение достигает четырех локтей…» — писал Аристобул. Как об интересном чужеземном растении упоминают о нем в своих сочинениях Страбон, Геродот и другие ученые Древней Греции.

Однако греки, как, впрочем, египтяне и римляне, вовсе не способствовали его культуре. То ли им казалась она весьма сложной, то ли не привлекала из-за своей новизны. Так или иначе, но основательное появление риса в Европе, равно как и в Северной Африке, связано с завоеваниями арабов. Восприняв культуру риса непосредственно из Индии, они, в 639 году придя в Египет, основали ее там на берегах Нила. С 711 года, когда арабы достигли Испании, начала расширяться культура риса и на Пиренейском полуострове. Первоначальными ее пунктами стали район Валенсии, долины рек Гвадианы и Гвадалквивира.

Беспокойные испанцы в поисках новых земель понесли «рисовую эстафету» дальше, на Запад — через Атлантику. В 1647 году рис появляется в Северной Америке, затем достигает Сандвичевых, или Гавайских, островов, а там уже рукой подать и до полного завершения кругосветного путешествия. Позднее он стал усиленно распространяться и в Южной Америке. С 1925 года появляются его коммерческие посевы в далекой Австралии.

В нашей стране рис — одна из древнейших культур и основа любимых национальных блюд узбеков, таджиков, туркмен и других народов Средней Азии. Все увеличиваются посевы и в более северных районах страны. Рис надежно «захватил» Приморский край, низовье Волги, устье Кубани, Украину.

Вряд ли стоит подробно говорить, сколь разнообразно используется это растение в пищу. Из него также получают крахмал и спирт. Рисовая солома идет на корм скоту, перерабатывается в превосходную рисовую бумагу, лучшие сорта папиросной бумаги; из нее изготовляют летние шляпы, различные плетеные изделия и т. п.

Славится рис и лечебными свойствами. Он необыкновенно высоко усваивается, и поэтому давно признан полезнейшей пищей при болезнях сердца, желудка и других.

Очищенные от оболочек и отполированные зерна риса обретают способность долго храниться, но теряют при этом витамины, в том числе и очень ценный В₁. Длительное питание таким обедненным рисом вызывает тяжелую болезнь бери-бери, нередко приводящую к смертельному исходу. Чаще всего эта болезнь встречается на исконной родине риса.

Рис содержит на своем иждивении многие миллионы людей. При длительных переездах жители Юго-Восточной Азии обязательно берут с собой вареный рис в виде студенистой массы, застывшей в специальных бамбуковых трубках. Непременная и любимейшая пища рис у многих народов, хоть в буквальном смысле назвать его хлебом и нельзя: хлеба из него ведь не пекут. Правда, это лишь формальная придирка.

В наши дни, когда борьба с голодом, нищетой, старостью стала особенно важной и насущной, о рисовых резервах планеты спорят и размышляют тысячи ученых, практиков, политиков. Рису будет принадлежать выдающаяся роль в неизбежной, но нелегкой победе над голодом.

Питомец Гайаваты

Много сказок и легенд у индейских племен, но чаще всего в былые добрые времена звучала у их вигвамов чудесная песнь о Гайавате.

мастерски воссоздал ее выдающийся американский поэт Генри Лонгфелло.

Даровав Гайавате жизнь, отец напутствовал его неустанно трудиться в родном краю, расчистить реки, сделать землю плодоносной, умертвить чудовищ злобных. Сын послушал доброго совета и отправился в лесную глушь, чтобы там, вдали от повседневной суеты, провести в посте семь дней и ночей, молясь о счастье и благе «всех племен и всех народов».

В первый день, созерцая различных лесных обитателей — зайца, оленя, фазана, белку, голубя, гусей, он с сомнением и безнадежной скорбью спросил Владыку Жизни — Гитчи Манито:

На второй день, встретив на своем пути дикий рис, голубику, землянику, крыжовник, виноград, он, вновь терзаемый сомнениями, обратился к Гитчи Манито с прежним вопросом. И на третий день, сидя в задумчивости у лесного озера и наблюдая в тихой прозрачной воде за резвящимся осетром, окунем, щукой, речной сельдью, морским раком, он опять с сомнением, но теперь уже почти в отчаянии, задает тот же вопрос Гитчи Манито. А на четвертый день, быстро теряя силы из-за продолжающегося поста, он уже только лежал в изнеможении. Как вдруг на закате увидел, что подходит

Остановившись у входа в вигвам, юноша с участием оглядел сильно исхудавшее лицо Гайаваты и сообщил, что его беспокойные вопросы услышаны на небе:

После этого волею судеб Гайавате предстоял трехдневный поединок с новым знакомцем, который предвидит свое поражение и предупреждает: одержав победу, Гайавата должен будет приготовить побежденному в земле удобное ложе, в котором могли бы его «весенний дождик освежать» и «ласковое солнышко согревать». Перед захоронением надлежит смело оборвать с Мондамина зелено-желтый наряд и головной убор, а тело его засыпать рыхлой землей.

Все было так, как и говорил пришелец. После долгой и нелегкой борьбы юноша в зелено-желтом наряде оказался на земле, а Гайавата, несмотря на смертельную усталость, в точности исполнил все, что ему советовал противник. И место захоронения своего благородного противника не забывал ни на час. Каждый день навещал, взрыхляя там землю, удаляя сорные травы и отпугивая прочь назойливых ворон. Сколько было радости у Гайаваты, когда

Велика была радость часто терпевших нужду индейцев, когда подвиг Гайаваты дал им столь замечательное растение. Вокруг каждого селения вскоре пышно зазеленели обширные нивы.

И теперь человечество широко пользуется великолепным даром легендарного Гайаваты. Однако даже ученые, всю свою жизнь посвятившие исследованию биографии маиса — кукурузы, долго не могли сказать, что дало начало его родословному древу. Дикорастущий его предок никак не обнаруживался.

Многие ботаники склонны были вести происхождение кукурузы от мексиканского растения тео-синте и других ныне живущих диких растений. Другие склонялись к тому, чтобы считать родоначальницей современной царицы полей так называемую пленчатую кукурузу. Наконец, сторонники третьего мнения утверждали, что происходит маис от дикого вида, некогда погибшего (возможно, вследствие усиленной пастьбы скота).

От первого мнения пришлось отказаться раньше всего, так как было доказано, что тео-синте само происходит от кукурузы. Затем «сдались» сторонники пленчатой кукурузы. И лишь третье утверждение оказалось правильным. Несколько лет назад оно неожиданно получило веское подтверждение.

В 1954 году в городе Мехико во время земляных работ на глубине 70 метров была обнаружена ископаемая пыльца дикой кукурузы. Радиоактивный и другие методы исследования открыли, что ее возраст — 60 тысяч лет. В это время не только не существовало культурной кукурузы, но и люди еще не проникли из Азии на Американский континент. Значит, дикий Мондамин — маис с наидавнейших времен рос на территории современной Мексики.

Открывается и история постепенного окультуривания кукурузы.

Все в той же Мексике в долине реки Рио-Гранде археологи совместно с биологами откопали в земной толще без малого 750 початков маиса, причем находки обнаружены были на разной глубине, а каждому слою соответствовал разный образец кукурузы. Чем глубже слой, тем початки мельче, чем выше — тем совершеннее. Эти находки дают основания считать, что в Мексике человек стал заниматься выращиванием кукурузы по крайней мере 10 тысяч лет назад; позже это чудесное растение стало культивироваться и в нагорьях Перу.

Громадные работы выполнялись по террасированию склонов под кукурузные плантации, по удобрению ее полей остатками рыб, выбрасываемых океаном на берег, или навозом, доставляемым за многие километры со специально охраняемых птичьих базаров. Выдающееся трудолюбие и изобретательность были проявлены и при орошении древних кукурузных полей. До сих пор, например, сохранились остатки гигантской оросительной системы в Перу. Только главный канал при ширине 4 метра был протяженностью в 750 километров! Местами его участки проходили под или над землей и были выложены циклопических размеров каменными плитами.

Возделывание кукурузы в Америке до ее открытия Колумбом достигало такого высокого уровня, что по некоторым показателям он выше современного. Удивительным было, например, разнообразие мексиканских и перуанских початков по размерам, величине, форме, окраске зерна, строению стержней.

На огромных пространствах от современной Канады до Патагонии уже существовали все известные теперь подвиды кукурузы: зубовидная, кремнистая, лопающаяся, крахмалистая, сахарная кукуруза. В музее Куско (Перу) и сейчас сохраняется знаменитая древняя крахмалистая кукуруза, которая до сих пор не имеет равных по величине зерна. Непревзойдены и необыкновенно скороспелые, холодостойкие сорта кукурузы, полученные древними селекционерами — инками.

В империи инков кукуруза была главной пищевой культурой. (Индейцы не мололи ее на муку, а употребляли зерна вареными или поджаренными). Свидетельством «веса» кукурузы в жизни инков был и торжественный ритуал символического посева ее зерен, ежегодно отправлявшийся в столичном Храме Солнца.

В 1492 году, спустя несколько дней после открытия островов в Карибском море, Колумб сделал запись о неведомом европейцам зерновом растении, а также о способе его использования населением Кубы. Однако первые образцы кукурузы были доставлены в Испанию только по возвращении из второго путешествия.

Сильное впечатление произвели обширные посевы кукурузы в Латинской Америке и на испанских конкистадоров. Считая новооткрытый континент краем несметных богатств, они готовы были встретить там даже растение из благородного металла. Не удивительно, что один испанец из свиты Эрнандо Кортеса писал о кукурузе: «На полях росли какие-то странные растения высотой больше метра. Казалось, что они из чистого золота, а их листья из серебра».

Вскоре после доставки Колумбом золотистых початков в Европу была издана небольшая брошюра с описанием кукурузы. Затем еще несколько работ. Но только в 1542 году появился «Травник» Леонардо Фукса, а в нем — первое полное изображение кукурузы. Позаимствовано оно было с превосходной гравюры на дереве, выполненной неизвестным художником.

С тех пор и пошла обживаться эта культура на новых землях. Участники второго путешествия Колумба по возвращении домой начали выращивать ее в своих усадьбах. Попала она вскоре и в ботанические сады Европы. Морским путем кукуруза переместилась из Европы в Переднюю и Восточную Азию, где была принята весьма радушно. Уже оттуда она нередко возвращалась в Европу, обычно под именем азиатской или турецкой пшеницы. В Италии ее и до сих пор зовут не иначе как «гранотурко», но в большинстве стран мира это растение теперь известно под своим древнейшим именем — маис. Кукурузой оно стало в Сербии, откуда это название позаимствовали болгары, румыны, а также русские, украинцы и другие народы нашей страны.

Широкая известность, многоименность маиса свидетельствуют об его умении приспособляться. Он успешно растет не только в умеренной зоне, но и во влажных тропиках, где нередко достигает шестиметровой высоты. Крупные деревянистые стебли кукурузы здесь не только напоминают деревья, но и часто используются для постройки жилищ.

В засушливых условиях кукуруза также успешно выживает и дает щедрые урожаи. Даже если ее зерна загнать на глубину до 18 сантиметров (значительно глубже, чем сеют желуди дуба!), всходы пробьются на поверхность.

Неплохо приспособляется кукуруза и к суровым условиям, когда другие теплолюбивые растения вовсе отказываются расти. Еще древнеинкские карликовые сорта были способны в высокогорьях Анд за 70 дней завершать свой жизненный цикл.

«Приготовилась» кукуруза и к ветреной погоде. Чтобы надежнее удерживать высокорослый стебель, она запаслась специальными подпорными корнями. Развиваясь из надземных узлов стебля, они проникают в почву и, сильно разветвляясь в ней, удерживают растение, будто мачту морские канаты.

В отличие от большинства наших злаков кукуруза — растение раздельнополое, однодомное, то есть мужские и женские цветки у нее растут отдельно, но на одном растении. Первые, как говорят ботаники, собраны в метелки. Пышные их султаны непременно украшают верхушки стеблей. Женские же цветки располагаются в нижней части растения, в крупных толстых початках, прячущихся сначала в пазухах листьев. По мере роста початков цветки все больше освобождаются от опеки листьев, оставаясь, однако, всегда в тугой пелене множества плотных обверток.

Надежную защиту от непогоды и других неблагоприятных влияний обеспечивает такая одежда — сначала нежным цветкам, а затем и зернам. Основательно огражденные от внешнего мира, женские цветки ухитряются хорошо опыляться пыльцой мужских султанов. Для этого они снабжены приспособлением, известным в обиходе как «кукурузный волос». Из глубины початка тянется он на поверхность. С ботанической точки зрения это нитевидные столбики, несущие на своих концах двураздельные рыльца. Они-то и опыляются пыльцой мужских метелок.

Кукурузный волос в народной медицине Кавказа давно славится лечебными свойствами, а теперь под именем кукурузных рылец он взят на вооружение и научной медициной. Заготавливают его при созревании початков, а принимают в виде экстрактов и порошков, таблеток или чаев; нередко даже впрыскивают (подкожно или внутримышечно) больным для ускорения свертываемости крови или в качестве желчегонного средства. Препараты из рылец останавливают кровотечение обильно содержащимся в них витамином К.

Впрочем, работа кукурузы-лекаря на этом вовсе не оканчивается, так как масло, добываемое из зародышей ее зерен, снижает количество холестерина в крови и поэтому имеет весьма важное профилактическое и лечебное значение при атеросклерозе.

Ветроопыляемая кукуруза полностью «безразлична» к пчелам. Однако вездесущие труженицы даже в неблагоприятное время умудряются собирать с кукурузы «дань» в виде сладковатого сока, выделяющегося из повреждений на ее стеблях.

Иногда, впрочем, кукуруза вместе с травянистой тлей, селящейся на ее стеблях, устраивает пчелам подвох. Жаждущие взятка насекомые азартно набрасываются на выделяемую тлей сладковатую падь, принимая ее за нектар, и нередко за сезон собирают до 40 килограммов на улей.

Однако вовсе никудышная с точки зрения пчеловодов медоносность «царицы полей» с лихвой восполняется большим количеством пыльцы. Со второй половины июня до первой половины июля на протяжении 12–16 дней множество пчел собирает пыльцевой дар мужских цветков. Повышенный интерес пчел и других насекомых к кукурузной пыльце давно был подмечен наблюдательными индейцами, которые сами не преминули воспользоваться ее достоинствами. Собирая пыльцу (одно соцветие-метелка содержит около 20 миллионов пыльцевых зерен), они готовили из нее превосходный суп, да и сами метелки, еще не успевшие огрубеть, употребляли в пищу вместо салата.

Издревле отбирая початки с наиболее крупным зерном, древние индейцы параллельно вели селекцию и на их декоративность. Ведь кукуруза ценилась ими и как украшение. Кропотливым трудом были выращены сорта не только с белыми, «жемчужными», и золотистыми зернами, но и с розовыми, темно-лиловыми, коричневыми, пестроцветными и даже голубыми.

Однако настала пора вспомнить о главном достоинстве древнего «Мондамина» — о его зерне и зеленой массе. Золотые зерна маиса стали основой итальянской поленты, румынской и молдавской мамалыги, грузинской мчади и других национальных блюд. Не зря же своей ежегодной продуктивностью кукуруза не уступает хлебной королеве — пшенице, хоть и занимает почти вдвое меньше площади (около 100 миллионов гектаров).

На Американском континенте за последнее столетие исконная маисовая родина — Мексика уступила первое место США, где из 12 штатов образовался целый «кукурузный пояс». Второе место по площади, занятой под кукурузой, принадлежит СССР. В нашей стране рекордных урожаев этой культуры достигли многие мастера социалистических полей. До 250 центнеров зерна кукурузы с початками с гектара — таковы их достижения.

Достойными продолжателями инков — древних мастеров кукурузных дел — оказались советские селекционеры. Они создали много выдающихся по урожайности зерна и зеленой массы сортов кукурузы, которые успешно возделываются на наших полях.

Особенно хорошо зарекомендовали себя межлинейные гибриды, получаемые скрещиванием сортов разных линий. В первом поколении у них проявляется гетерозисность, что обеспечивает значительные прибавки урожая. Сорта селекции советских растениеводов нашли свое признание и далеко за пределами нашей страны.

Кукуруза была и осталась вполне достойной большого человеческого труда. Ведь только простое перечисление того, что она дает людям, очень внушительно. Мука и крупы, консервированные зерна и хлопья, крахмал и растительное масло, кристаллическая глюкоза, патока, спирт, пиво…

А кукуруза как кормовая или техническая культура! Великолепным кормом служат и продукты переработки ее зерна и сами стебли, используемые на силос или на зеленый корм.

В последние годы кукуруза стала первоклассным сырьем и для технических отраслей промышленности. Добываемая из ее зерен амилоза оказалась превосходным материалом для получения сверхчувствительных кино- и фотопленок, синтетических тканей. Сорта восковидной кукурузы пригодны для производства пластмасс, синтетических пленок, целлофана. Обвертки кукурузных початков могут быть использованы еще и для изготовления бумаги, головных уборов, корзин…

Вот каким полезным оказался питомец легендарного Гайаваты!

Канадский гость

Из года в год под конец июня на водной глади озер Южной Канады неизменно появляются легкие каноэ. Умело ведомые индианками, подвижные одиночки наперебой стремятся к густым зарослям, сплошь покрывающим прибрежные мелководья. Не сбавляя скорости, стоя во весь рост и уверенно балансируя в весьма неустойчивых своих суденышках, женщины захватывают левой рукой по нескольку высоких тонких стеблей и почти неуловимым движением правой руки вмиг связывают верхушки растений в тугие пучки. Только неширокие прогалины в зарослях и равномерно расставленные шатровидные связки обработанных растений обозначают их путь.

Пройдет месяц, и где-то на рубеже июля с августом в тех же местах снова появляются флотилии энергичных индианок. Каждая из них, следуя своим прежним курсом (но на сей раз уже сидя в каноэ), ловко склоняет к самому дну ранее связанные метелки. Несколько коротких, но сильных ударов специальной палкой — молотилкой — и созревшие зерна уже в лодке. А на очереди другие связки растений… Только когда каноэ целиком заполнится тонким продолговатым зерном, сборщицы поворачивают свои бесколесные фуры к амбарам, высоко вздымающимся на сваях-ходулях.

Тысячелетия отшумели над нашей планетой, а индианки Североамериканского континента, как и прежде, не сеявши и не жавши, ежегодно собирают щедрые урожаи тускароры. Как бы осторожно ни производили женщины обмолот крупных метелок, несколько зерен почти с каждого пучка все же падает за борт, в воду, а погрузившись на дно, благополучно зимует, с тем чтобы ранней весной энергично тронуться в рост. Интересно, что некоторая часть зерен не спешит прорастать в первый год и лишь на следующую весну дает полноценные всходы. Такие «капризы» бывают весьма кстати, когда слишком высокий уровень воды и неблагоприятные условия угрожают нормальному возобновлению растений.

Но не только семенам свойственны «причуды». Сама тускарора растет необычно, как бы в два этапа. Вначале она образует лишь нежные плавающие в толще воды и даже на поверхности листья. И только когда водоемы достаточно прогреваются на всю глубину, тускарора обретает «волшебную силу». В считанные дни выбрасывает она мощный стебель до полутора, а иногда до трех метров высоты. Через две-три недели стебель украшается еще и крупной, почти полуметровой метелкой, своим строением отдаленно напоминающей метелки обычного риса или овса. Из-за этого само растение часто зовут диким однолетним рисом, индейским рисом, канадским однолетним рисом или даже водяным овсом.

По преданию, именно вождь индейского племени тускарора (отсюда и название растения) впервые нашел даровую «водную пищу» и поставил на иждивение озерного растения своих соплеменников. Из поколения в поколение передается поверье, по которому это растение ниспослано добрым духом в один из самых критических моментов истории племени, когда людям грозила голодная смерть.

При внимательном знакомстве с тускаророй первое впечатление о ее сходстве с рисом и овсом оказывается обманчивым. Метелка у нее крупная и очень рыхлая, а цветки на ней расположены в два яруса — сверху женские, а снизу мужские (весьма изящные и окрашенные в нежно-фиолетовый цвет).

Крупное, до полутора сантиметров длины, зерно тускароры сильно отличается от других злаков как по величине, так и по своему строению. Правда, содержанием ценных веществ оно вполне может потягаться и с рисом и с овсом. Не зря же испокон веков тускарора была основным кормильцем многих племен Северной Америки. Не случайно и сейчас блюда, приготовленные из тускароры, в США считаются отменным деликатесом и ценятся в два-три раза дороже, чем из культурного риса.

Без каких-либо усилий со стороны человека, «дикарка» дает по десять и больше центнеров великолепного зерна с каждого гектара. Высоко ценят животноводы и «зеленую массу» ее стеблей (с каждого гектара зарослей собирают до 500 центнеров!).

Любят канадский рис и охотники. Там, где трудно было увидеть хотя бы пару уток, утверждают знатоки, после посева тускароры появляются целые стаи.

Работники Ивановского охотничьего хозяйства, расположенного в живописной Мещере, в 1964 году заложили первые посевы тускароры. В хозяйстве тогда, по самым радужным подсчетам, числилось всего лишь несколько сот уток (да и то разогнанных стрельбой заядлых «природолюбов»). Спустя три года, когда новое растение успело распространиться на площади в 20 гектаров, строгий учет показал, что в угодьях обитает около 5 тысяч хорошо упитанных крякв.

Канадским однолетним рисом всерьез заинтересовались уже и животноводы, и мелиораторы, и даже водники, предполагающие с его помощью укреплять берега рек и водоемов от размыва водой. Но больше и прежде всего охотоведы… которым, кстати, принадлежит и приоритет его переселения в нашу страну. Еще в 1912 году по инициативе охотоведа В. Я. Генерозова из Канады были выписаны семена тускароры. Студентами Петербургского лесного института — членами Кружка любителей правильной охоты — эти семена вскоре были высеяны в Камаринской заводи озера Вялье, близ Петербурга.

Чуть больше 10 квадратных метров занял первый разведочный посев, но к 1941 году тускарора разрослась там уже на 25 гектарах. Ленинградским охотоведам удалось даже несколько усовершенствовать извечный и очень трудоемкий сбор его урожая. (Изобретенное местными умельцами ручное мотовило в два-три раза увеличивает производительность труда при сборе семян.) Канадский гость может рассчитывать на отличное будущее в наших водоемах.

Земляные яблоки

Сумрачным зимним вечером у петербургского дворца графа Шереметева остановился заснеженный в дальней дороге роскошный экипаж. Выбежавшим налегке из парадного подъезда слугам изрядно довелось померзнуть, так как только с выходом самого графа состоялась церемония вручения заморского дара, доставленного вместе с приложенной к нему царской грамотой. И понеслась по городу весть о завидном внимании молодого царя Петра I, не забывавшего одаривать одного из своих приближенных даже во время дальнего заграничного путешествия.

А продрогшие слуги, с подобающим почтением внеся во дворец весьма увесистый подарок, стояли перед графом не менее озадаченные, чем и сам барин. Развернув укутанный дорогим мехом объемистый сверток, все удивились оказавшемуся в нем простому холщовому мешку. Когда же его развязали, удивление сменилось разочарованием. В мешке были неказистые, землистого цвета, никем ранее не виденные плоды. При почтительном внимании присутствующих сиятельный с притворным умилением на лице взял один из плодов двумя пальцами и попытался отведать, но тут же, не выдержав, сплюнул.

— Из самого из Роттердама-с! — выдавил один из приближенных, бережно поглаживая злосчастный мешок.

Это был первый официальный визит земляных яблок в Россию.

Около ста лет были они уже известны европейцам, но прочного положения все еще не успели обрести. Никто даже не мог определенно сказать: где, когда и по чьей воле они здесь появились. Поговаривали, что пришли они из Испании, куда были привезены каким-то мореплавателем из Нового Света. Однако в самой Испании большое значение земляных яблок уразумели в последнюю очередь.

Но как бы там ни было, а все же именно из Испании, утверждает большинство источников, начали по Европе свое путешествие диковинные плоды. Как подарок папе римскому отсюда они попали в Италию, где, к слову сказать, и получили теперешнее, каждому почти с пеленок известное имя: картофель. Назвали их так итальянцы, оказывается, по чистой случайности: всего лишь из-за формы и подземного образа жизни яблок, напоминавшим итальянцам, хоть и отдаленно, их излюбленное яство: грибы трюфели (тартуффоли). Именно от этих грибов, великолепно растущих не только в Италии, но и у нас где-нибудь в Подмосковье, получили свое название и шоколадные конфеты трюфели. Имен у картофеля за всю его историю было изрядное количество. Однако итальянское оказалось, пожалуй, самым живучим, хотя минуло немало лет, прежде чем из слова «тартуффоли» получился «картофель».

Немало других приключений пережил американский «плод». Два клубня из первой испанской партии земляных яблок удалось согласно имеющимся сведениям заполучить ботанику Каролю Клузиусу (1565 год). Из них-то он и вырастил по одному опытному кусту в Венском ботаническом саду и во Франкфурте. Со временем новому растению ученый присвоил, впрочем, так и не прижившееся научное имя: папа перуанский.

В 1589 году по просьбе Клузиуса бельгийский художник Филипп де Севри сделал первый акварельный «портрет» картофеля и поставил под ним подпись: «тартуфель». Спустя несколько лет английский ботаник Джерард описал картофель под совсем уж произвольным названием: батат виргинский. И только швейцарец Бохен, изучавший картофель в 1596 году, дал ему сохранившееся до сих пор научное название — Соланум туберозум.

Ревностным поборником возделывания картофеля был прусский король Фридрих Вильгельм I. После опустошительной 30-летней войны он провозгласил его культуру национальной обязанностью немцев. Еще в большей мере картофель насаждал несколько позднее Фридрих II, прибегая при этом даже к помощи своих драгун, которые жестоко подавляли стихийно возникавшие в деревнях «картофельные бунты».

Не сразу внедрился картофель во Франции, хотя там не было недостатка в весьма активных энтузиастах. Незаурядную энергию и изобретательность в популяризации картофеля проявил французский химик и фармацевт Пармантье. Он устраивал бесплатные обеды из одних лишь картофельных блюд, сопровождая их занимательными беседами и остроумными комментариями. Не раз обращался Пармантье с горячими призывами и к парижской знати, не оставляя без внимания и королевский двор. Ему удалось склонить на свою сторону даже французскую королеву, включившую по его просьбе цветок картофеля в свой туалет. Простой расчет настойчивого картофелелюба скоро оправдался. Спрос на цветы нового растения быстро возрос, так как ни одна уважающая себя парижанка не хотела отставать от первой законодательницы мод.

Пока Пармантье развивал свою пропаганду, возникла знаменитая, впоследствии «растительная», фирма Вильморенов. Она-то и поставила культуру картофеля на деловую основу, позаботившись также и об официальном признании своего приоритета в распространении этого продукта по стране. Тем временем земляные яблоки постепенно завоевывали все новые и новые страны: Швейцарию, Голландию, Ирландию… Из Ирландии они попали и в Северную Америку, где долго были известны как «ирландский картофель». Позже немалый вклад в его селекцию внес известный кудесник Лютер Бербанк, создавший ряд превосходных сортов картофеля для своего континента.

Все больше сторонников завоевывал картофель в Европе и как продукт питания. В Англии решением королевского двора его объявляют праздничной пищей; приобщаются к новой еде и в других странах. Не обходилось, конечно, и без казусов. Рассказывают, что некоторые поборники нового растения, разводя его с большим рвением, но, зная о нем лишь понаслышке, старательно собирали завязавшиеся на ботве после цветения зеленые плодики и, заготовив их в достаточном количестве, пытались отведать вареными, а то и сырыми.

Все чаще доходили теперь вести о земляных яблоках и в Россию. И хотя первый визит в заснеженную империю оказался не вполне удачным, именно в России открылась еще одна и, пожалуй, наиболее блистательная страница всей его многовековой истории.

Мешок, посланный Шереметеву Петром I во время его первого заграничного путешествия вместе с повелением разослать клубни по всей России «на расплод», ясно говорит о симпатиях молодого царя к новому растению и о планах, которые он с ним связывал. Однако заметного следа эта попытка не оставила. То ли отягощенный иными заботами Петр упустил из виду свою картофельную затею, то ли в губерниях не дали ей должного хода. Вероятно, сыграло свою роль и противодействие царскому нововведению со стороны невежественного духовенства. «Богу противным фруктом» часто называли попы картофель и в петровские и в более поздние времена, клеймя его перед народом с амвона как «нечестивый плод», «чертово яблоко». «Картоха проклята», — настойчиво твердили в своих молитвах и раскольники. Однако уже к 30–40-м годам XVIII века земляное яблоко в России приобретает все больше сторонников, а среди петербургской знати становится даже вполне обычной пищей. Но, появляясь изредка и в других российских губерниях, картофель оседает главным образом в богатых поместьях.

При Екатерине II власти предпринимают новые усилия. В 1765 году по инициативе Государственной Медицинской коллегии сенат издает указ «О разводе и употреблении земляных яблоков, которые называются в иных местах „тартуфелями“ или „картуфелями“». Одновременно рассылаются по стране и специальные наставления.

«Что же принадлежит до тех яблоков, — говорится в протоколе заседания сената, — откуда их получить можно, то оных в С.-Петербурге весьма уже много, да и у некоторых партикулярных людей разводится, а потому и впредь без дальнего труда — всюду их доставать можно будет».

Не очень-то, но возымел все же некоторое действие сенатский указ. Уже в «Черниговского наместничества топографическом описании 1783–1784 годов» врач Афанасий Шафонский сообщает, что картофель на огородах и полях почти всех уездов является «обыкновенным произрастением».

А пермяки, встретившие, подобно немцам, «картофельными бунтами» повеление государыни о разведении «тартуфелей», через каких-нибудь 30–40 лет уже «употребляют оной печеной, вареной, в кашах и делают также из него с помощью муки свои пироги и шаньги; а в городах сдабривают им супы, готовят с жарким и делают из него муку для приготовления киселей». Так сообщается в «Хозяйственном описании Пермской губернии», изданном в 1804 году. Там же говорится и о товарности, сортовых достоинствах плода, не столь давно клеймившегося нечестивым: «Деревенские жители довольно уже продают картофеля в городе Перми; часто видеть случается отменной крупной белой картофель, в Пермском уезде разводимый, которою почва весьма к тому способна».

Большой вклад в «картофельное дело» внесло созданное в 1765 году Вольное экономическое общество, регулярно издававшее свои «Труды… к поощрению в России земледелия и домостроительства». В 1770 году в них были напечатаны и «Примечания о картофеле» выдающегося русского агронома Андрея Тимофеевича Болотова. Это была одна из первых и наиболее обстоятельных работ «О заведении, сажании и размножении картофеля», а также «О собирании и содержании оных».

«Плодородие сего произрастения, — писал А. Т. Болотов о картофеле, — превосходит почти всякое чаяние: яблоки не только по всем оного кореньям вырастают, но и самая наружная трава сего произрастения к произведению плодов способна».

Крупнейший знаток сельскохозяйственной науки и практики своего времени Болотов весьма оригинально и разносторонне изучал картофель, прежде чем опубликовать свои «Примечания». Испытав способность засыпанной землей картофельной ботвы к образованию клубней, он интересно рассказывает о новом своем опыте, к которому его побудили полученные результаты. «Второй опыт состоял в том, что я, нарезав картофельной травы, сажал оную по примеру мяты без кореньев и хотел видеть, примется ли она и что произойдет. Она, к великому моему удовольствию, не только принялась очень скоро, но от каждого посаженного сим образом без корня черенка к осени родилось по 20 и более яблок. Сие средство к поспешествованию урожая полюбилось мне еще больше прежнего, и для того повторял я сей опыт несколько раз с потребными к тому примечаниями…»

Московский статистик С. Чернов в 1811 году убедительно свидетельствует о развитии картофелеводства в Средней России: «Из огородных продуктов картофель во многих городах и селениях в столь великом употреблении, что сделался уже почти необходимой потребностью в пище и более у простого народа».

Еще раньше, в конце XVIII века, ряд авторов сообщает о возделывании картофеля в Иркутской губернии, на Камчатке и даже на Аляске, принадлежавшей тогда России. Академик П. С. Паллас, много путешествовавший по Сибири, еще в 1782 году писал, что в тех местах жители практикуют разведение картофеля «в обыкновении». Как раз эти свидетельства вместе с другими фактами и породили мысль о возможности более раннего прихода на наши земли картофеля, притом иными путями.

К столь смелому предположению мы еще вернемся, а теперь хотя бы вкратце познакомимся с самим картофелем. Это предложение может, конечно, удивить читателя: кто не ел картофеля в мундире или жаренным в масле, в виде традиционного пюре или в составе десятков, а то и сотен разнообразнейших блюд! В одном из номеров журнала «Работница» хозяйкам, например, рекомендуются «24 блюда из картошки», а в толстенной «Книге о вкусной и здоровой пище» рецептура картофельных яств столь обширна, что занимает добрую сотню страниц.

Не мудрено, что народ сейчас с почтением говорит о некогда отвергавшихся «яблоках»: «Картошка хлебу присошка», «Картофель хлебу подпора». Теперь картофель и официально величают вторым хлебом, а агрономы давно оценили его как страховую культуру. Наскочит непогода, пожжет хлеба, тут картофель и приходит на выручку: заботливый, умелый уход обеспечивает хороший его урожай почти при любых капризах природы.

Наука отправила картофель в семейство пасленовых. Помимо того, что это семейство выделяется своей многочисленностью (около 3000 видов), оно еще отличается большим разнообразием включаемых в него родов и видов.

Поэтому, как бы ни казалось странным, картофель состоит в достаточно близком родстве с сочными томатами, сладкими перцами, завсегдатаем свалок — кустарником дерезой, вонючим табаком — махоркой, ядовитыми беленой и дурманом. Да картофель и сам содержит в своей ботве, равно как и в позеленевших частях клубней, сильнодействующее ядовитое вещество — соланин. Из-за него-то и избегают поедать ботву картофеля домашние животные, а человеку следует после соприкосновения с ботвой хорошо вымыть руки. Не следует, конечно, использовать в пищу и позеленевшие клубни картофеля.

Что же касается местожительства весьма многочисленной картофельной родни, то ее можно встретить почти по всему свету, а в тропиках она найдется и среди знаменитых лиан и меж исполинских деревьев в джунглях. Только род картофеля состоит более чем из 200 видов, причем около 150 — способны образовывать клубни. Ряд клубненосных видов картофеля, в свою очередь, объединяет по нескольку сотен сортов, отличающихся формой, величиной, окраской, вкусом и химическим составом клубней.

Только в нашей стране широко возделывается около 100 сортов картофеля, относящихся всего лишь к одному его виду, а занимают они поля площадью почти в 9 миллионов гектаров, мировой же «картофельный огород» раскинулся без малого на 25 миллионах гектаров, ежегодно принося урожаи гораздо большие, чем любой из возделываемых хлебных злаков.

Столь обширные владения картофеля обусловлены, конечно, не одними пищевыми потребностями людей. Лишь в начале его карьеры картофель употребляли только в пищу. Но скоро он завоевал право именоваться первостепенной кормовой культурой (в одном килограмме — 840 калорий; углеводы, белки, соли, витамины), затем стал еще и надежным поставщиком ценного технического сырья для промышленности. Ведь с единицы площади он дает больше крахмала (а значит, и спирта и многих других его производных), чем это под силу любому из хлебных злаков. С одного «картофельного» гектара можно, например, получить около 1700 литров спирта, тогда как с гектара ячменя выйдет всего лишь 360, из ржи — 350 литров, а из овса и проса — и того меньше.

Недаром выдающийся агроном, академик Д. Н. Прянишников, сказал: «Выращивать картофель — это то же, что получать три колоса там, где раньше рос один». И вот одни картофелины укрепляют наш обеденный стол, а другие превращаются в автопокрышки и кинофотопленки, высокоценные лаки для окраски подводных лодок и самолетов, искусственный шелк и духи, разнообразные пластмассы, лекарства и сотни других самых разных изделий.

Нуждаясь в удобрении, систематическом рыхлении и полке сорняков, картофель всегда оставляет после себя поле в отличном состоянии, вполне пригодном для возделывания почти всех сельскохозяйственных культур.

— Чудесное растение! — восхищаются агрономы картофелем как культурой-предшественником, однако при случае не преминут подчеркнуть, что вся сила его в клубнях.

Они интересны и с ботанической стороны, так как представляют собой не что иное, как утолщенный, непомерно вздувшийся подземный стебель. В том, что это действительно так, очень легко убедиться. Посмотрите внимательно на любую картофелину. Нетрудно заметить, что вся она усажена многими прячущимися в небольших ямочках почками — глазками. При заметном потеплении или где-нибудь в комнате они дружно наклевываются, прорастая молодыми стебельками. Этим-то картофельный «плод» и выдает свою «стеблевую природу». Ведь настоящим корням не свойственно образовывать почки!

Установлено, что такое свойство стебля не «праздная затея» картофеля. Однолетнее теплолюбивое растение, он когда-то долго жил дикарем в благодатных тропиках, вполне удовлетворительно множась своими мелкими семенами, образующимися в настоящих зеленых картофельных плодиках на его ботве. Но с ухудшением условий, возможно, вызванных горообразовательными процессами, семенное размножение стало давать перебои. Все чаще мерзли нежные побеги, не успев взрастить плоды с полноценными семенами. «Опасаясь» за будущее и как бы не вполне доверяя своему старому способу размножения, заботливое растение выработало более надежное приспособление к продлению своего рода. Так возникло оригинальное «изобретение», вооружившее картофель против невзгод запасливо созданными и надежно упрятанными в землю стеблями — клубнями.

Но, как говорится, от одной беды убежишь, вторую встретишь. Холодную непогоду картофель как-то «перехитрил», а от всепроникающей человеческой мысли разве уйдешь? Отложенные в клубнях «про черный день» запасы питательных веществ очень уж понравились человеку! Так состоялось одно из величайших открытий, плоды которого и поныне ежедневно пожинают миллионы людей.

Правда, человек только в самом начале, и то короткое время, побыл на иждивении у дикого картофеля. Зато в последующие века упорным творческим трудом он изо дня в день совершенствовал и множил род «земляных яблок», отдав им постепенно во владения много лучших земель на всех континентах.

— А кто же был первооткрывателем? Где? Когда?

На эти, как и на многие другие вопросы, давно ушедшие века не сохранили ответов. Можно, пожалуй, только указать, и то довольно неопределенно, весьма обширные районы, откуда, по мнению ученых-ботаников, пришел картофель. К ним относятся высокогорья Анд тропической части Южной Америки (2500–4800 метров над уровнем моря), а также умеренные широты центрального Чили вместе с островом Чилоэ.

В глубокой древности местное население, обнаружив в земле клубни, названные им «папа», тем самым познало первый секрет картофеля. Правда, дикие «папа» родились мелкими, горькими и, что особенно плохо, совсем непригодными для сколько-нибудь длительного хранения. Но когда человека не выручал упорный труд, помноженный на наблюдательность и изобретательность?

Немало пришлось поломать голову, прежде чем удалось изобрести очень простой и на удивление высокоэффективный способ изготовления консервированных клубней «папа-чуньо». Промораживая клубни во время ночных заморозков и подсушивая днем на солнце, люди добивались нужного им результата. Подмороженные, но оттаявшие днем плоды осторожно разминались ногами, выдавленная при этом вода испарялась, а по завершении многодневного процесса «консервирования», готовое «чуньо» промывали водой и уже окончательно подсушивали. Полученный продукт лишался первоначальной горечи и превосходно хранился до нового урожая.

Зародилась и первобытная агротехника «папа». Не удивительно, что вскоре он сделался главной пищей туземцев, а со временем даже стал объектом поклонения и, конечно, предметом меновой торговли. «Еда без чуньо — что жизнь без любви», — и теперь вспоминают древнюю поговорку своих предков индейцы южноамериканских Анд.

Наступил 1537 год. Незваная испанская экспедиция Гонсало Хименеса де Косада, заняв в Южной Америке индейское селение Сорокота, обнаружила среди покинутых туземцами съестных запасов и загадочное чуньо. Первое знакомство европейцев с «мучнистыми корнями приятного вкуса» с тех пор и считается открытием картофеля для Старого Света.

Советский ученый В. Н. Черкасов высказал, правда, предположение о более раннем проникновении «папа» из Южной Америки на Евро-Азиатский материк. Путь его, по мнению ученого, лежал через Аляску, Чукотку и Камчатку. Будущие исследования уточнят, какая точка зрения правильна: надо сказать, что в испанском варианте проникновения картофеля в Европу до сих пор далеко не все ясно. Нет еще, например, твердого доказательства, в каком виде он был доставлен испанцами в Европу. Очень уж маловероятным представляется длительное путешествие здоровых, не проросших клубней «папа» через тропики, тогда как семенной способ его разведения к этому времени у индейцев уже не был в ходу.

Словом, спор этот — дело историков, мы же пока что вспомним еще об одном открытии картофеля, сделанном советскими ботаниками во главе с неутомимым академиком-путешественником Николаем Ивановичем Вавиловым. Дело в том, что со времени «картофельной эпидемии», охватившей Европу с XVI века и перекинувшейся затем в Азию, Северную Америку и даже частично в Африку с Австралией, везде в «сфере картофельного обращения» бытовали сорта, происходившие от одного-двух диких его видов.

Громадная же «орда» картофельных дикарей, исчисляемая более чем 200 видами, до недавнего времени оставалась не только нетронутой, но по существу, неведомой даже специалистам. Поэтому Н. И. Вавилов с 1925 года и возглавляет ряд экспедиций в сердце «картофельной империи» — малоисследованные и труднодоступные горные районы Анд. Участники этих походов советские ученые-ботаники С. В. Юзепчук, С. М. Букасов и другие открывают, изучают и описывают многие новые виды дикого и культурного картофеля на его исконной родине в Перу, Чили, Боливии… Их примеру следуют ботаники Англии, Швеции, Голландии, США и других стран. Открытые с большим трудом «секреты» картофельного рода намного облегчили селекцию новых сортов, борьбу с многочисленными вредителями и болезнями земляных «плодов». Только благодаря этим открытиям наших ботаников теперь уже выведен ряд превосходных сортов картофеля, устойчивых даже к таким извечным и злейшим его врагам, как картофельная нематода, колорадский жук, рак.

Уникальным очагом дикого и культурного картофеля с давних пор считается небольшой остров Чилоэ, расположенный вблизи Чили. Он был базой, где производились заготовки продовольственного картофеля для парусных каравелл, отправлявшихся в плаванье по Тихому океану. До сих пор идет отсюда картофель большим потоком на материк. Еще и теперь сохранился тут старинный промысел по доставке картофельных клубней на берег парусными шхунами. На «Картофельном острове», как иногда называют Чилоэ, не забывают и дикий картофель: местные колдуны широко используют его в ритуальных целях и почему-то величают «травой страха».

Иная судьба сложилась у картофеля на его новой евро-азиатской родине и особенно в нашей стране. Хотя и не вышел он у нас в ранг «главного хлеба», но почитаем и любим почти повсеместно.

Множество ученых — в подмосковном Всесоюзном институте картофельного хозяйства, во Всесоюзном институте растениеводства в Ленинграде, в Украинском институте овощеводства и картофеля, что в Харькове, и в десятках других научных учреждений — трудятся над, казалось бы, столь простыми «проблемами картофеля».

Может быть, вы, уважаемый читатель, уже устали от затянувшейся «картофельной повести»? Тогда закончим ее словами веселой, задорной песенки, без которой не обходится ни один пионерский поход:

Мал-малышок

Всякий раз, когда мне приходится бывать в Ленинграде, я с особым удовольствием посещаю Ботанический музей. Первым номером троллейбуса еду я с Невского проспекта до конечной остановки, что на Петроградской стороне, и иду вдоль закованной в гранит Карповки к знаменитому, основанному еще по указу Петра I «Аптекарскому огороду».

Правда, за свой долгий век он претерпел значительные изменения. Не в шутку, а вполне серьезно специалисты между собой иначе его и не называют, как «Ботаническая Мекка», хотя официально современный наследник былого огорода именуется Ботаническим институтом Академии наук СССР и носит имя выдающегося советского ботаника Владимира Леонтьевича Комарова.

Миновав скромную решетчатую калитку и обогнув довольно внушительный главный корпус (со всемирно известными гербарием и ботанической библиотекой), я прохожу под сводами оранжерей, образующих большой замкнутый прямоугольник, и, наконец, останавливаюсь перед небольшим, но весьма вместительным зданием. О его вместительности говорит хотя бы тот факт, что здесь представлена вся «зелень мира»!

Трудно, пожалуй, где-нибудь в ином месте столь явственно осознать ключевую роль растений в нашем земном бытии. Именно здесь можно воочию убедиться и в необыкновенном многообразии растительности на Земле и в ее величайшей роли в жизни людей на всех этапах их истории.

Не берусь хотя бы бегло рассказать о нескончаемых богатствах этого выдающегося музея, основанного еще в 1823 году. Несколько поколений русских ботаников-путешественников вложили в него свой беззаветный труд. Тщательно обследуя все земные континенты, не оставляя без внимания и, казалось бы, заведомо безнадежную для исследователей флоры Антарктиду и глубины водных просторов, они неизменно почитали своей святой обязанностью доставлять сюда все самое интересное из встреченного в мире растений. Благодаря им сейчас здесь можно увидеть и авицению, славящуюся необыкновенным, в целых 65 атмосфер, осмотическим давлением, и животных — морских желудей, обосновавшихся на корнях ризофор, не говоря уже о множестве разнообразных растений, удивляющих уже одними только названиями: сметанное яблоко, мармеладное дерево, змеиное, леопардово, драконово деревья, деревья кружевные и шерстяные, мыльные и бумажные, кокаиновый куст… Словом, это надо увидеть своими глазами, а то и «пощупать», хотя, как во всяком музее, такая вольность, конечно, здесь не приветствуется.

Многие виды деревьев и иных растений, собранных сюда со всех концов света, представлены срезами могучих стволов, различными изделиями из их древесины, коры, плодов, листьев. Наконец, многочисленными фотографиями, рисунками, гербарными образцами.

За каждым экспонатом скрываются интереснейшие биографии как растений, так и людей, чьи имена с ними связаны. Не один день потребуется для детального знакомства со всеми выставленными здесь богатствами, тем более что многие из экспонатов на первый взгляд могут показаться совсем незначительными.

Мало кто остановится, к примеру, у небольшого, с тоненьким золотистым стебельком растения-былинки, скромно приютившегося на одном из стендов музея. Встретишь где-нибудь в поле такую травку, как бы невзначай слегка потянешь ее «за волосы» — и вот уж и обнажились коротенькие мочки скромной ее корневой системы. Тоненький, голый стебелек-прутик, только у самой вершинки ощетинившийся коротенькими веточками, а пониже их торчат вверх четыре-шесть узеньких, слегка навощенных листочков. Так бы, кажется, и выбросил случайную травинку, если бы не удивительно нежные, небесно-голубые ее цветочки.

Говорят, этим-то цветочкам и обязан человек одним из древнейших замечательных своих открытий — ткачеству. Ведь речь идет о льне! Неказистый с виду цветок, а попробуй, останься равнодушным перед небесно-голубым ковром цветущего льняного поля! Так и кажется, будто «небосвод перед тобой опрокинулся синий», засверкав бесконечным множеством волшебных огоньков.

Чудесен «малышок» в цвету, ничуть не меньше восхищает он (особенно льноводов) во всякую пору. Недаром же они говорят, что «ленок самое красивое растение полей». Вряд ли оставит вас равнодушными неповторимая изумрудная зелень льняных всходов.

Редкая красота цветущего льна приурочена к началу лета, но только в ясное погожее утро цветки льна в полную силу демонстрируют свои достоинства, щедро раскрываясь навстречу солнцу. А понежившись всего лишь до полудня, торопливо спешат свернуть лепестки в тугие бутончики. В отпущенные им солнечные часы цветы ждут желанных гостей: насекомых-опылителей. Если же те, где-то задерживаясь, не появляются слишком долго, гордые цветочки вполне обходятся и без них. При свертывании в бутончики пыльники и рыльца их, соприкасаясь друг с другом, обеспечивают самоопыление.

По-своему хорош лен и перед уборкой, когда широкое, спокойное его поле из края в край щедро отливает червонным золотом.

Но красота красотой, а кому не известна древнейшая и ценнейшая продукция льна, нисколько не утратившая своего значения и в наше время?

Около девяти тысяч лет назад, утверждают ученые, в горных областях Индии человек практически использовал изящное растеньице льна, изготовив из его стеблевых волокон первую на земле ткань. Легкая, прочная, высокогигиеничная, она скоро вытеснила одежду из звериных шкур, а человек, по достоинству оценивший скромного малыша-дикаря, приступил к его возделыванию у своего жилища.

Только через две приблизительно тысячи лет примеру индийцев последовали в Ассирии и Вавилонии. Вскоре все возрастающая популярность льна привела его и в Египет, а уж отсюда он начал успешно завоевывать Средиземноморье и прочно обосновался в Древней Греции и Риме.

Наиболее высокого совершенства культура льна достигла, по всем данным, в Египте. Неурожай льна считался там тяжелейшим бедствием, которое расценивалось как одна из семи суровых, ниспосланных богами «египетских казней». Славился в древности Египет и льняным ткачеством. С восхищением упоминает Геродот о даре, поднесенном египетским царем Амазисом Афине Родосской — большом сувое тончайшей льняной ткани. Особенно удивляет историка высокое качество полотна: ведь каждая нить в нем соткана из 360 тончайших ниточек.

Кропотливо подсчитывали в Египте дотошные покупатели ниточки и нити в приобретаемых тканях. Лучшая похвала выпадала изделиям, в которых на одном квадратном дюйме ткани укладывалось по 150 нитей основы и 71 нить утка. Легкие, почти прозрачные льняные ткани египетских ткачей сравнивались с «детским дыханием» и ценились на вес золота. Так и продавали их, положив ткань на одну чашу весов, а противовесом на другой чаше были золотые слитки.

Всемогущие верховные жрецы Египта пользовались одеждами только из льняных тканей, а сам лен в этой стране издавна почитался как символ света, чистоты и верности. «Чистейшее из растений, — писал римлянин Апулей, — один из самых лучших плодов земли, употребляется не только для верхнего и нижнего облачения благочестивых египетских жрецов, но и как покров для священных предметов».

Целиком завоевав монополию почти во всех восточных культах, льняные ткани сохранили за собой привилегированное положение и в христианской религии. Блестяще выдержали они и не менее серьезное «мирское» испытание временем. Убедительное свидетельство тому — облачения на мумиях, обнаруженных в египетских саркофагах и других захоронениях. Без сколько-нибудь серьезного ущерба они устояли перед тысячелетиями. Полностью сохранили свою прочность и упругость тончайшие льняные бинты, которыми были обернуты мумия Нефера, жившего около пяти тысяч лет назад, и мумия итальянской восьмилетней девочки, умершей 1800 лет назад.

Ученым удалось установить причину такого долгожительства льняных бинтов и других изделий древних ткачей. Оказывается, они сохранились благодаря не допускающему гниения кремнезему, содержащемуся в волокне. Но отчего кремнезем накапливается во льне — до сих пор загадка.

До нас дошло и немало великолепно сохранившихся древних рукописей, бумага которых была изготовлена из льняного сырья.

— То ли благоприятны были в те времена условия выращивания льна, — теряются в догадках специалисты, — то ли высокое искусство обработки волокна и его прядения обеспечили такой успех.

К сожалению, до наших дней не сохранился секрет исключительного мастерства древних египтян в производстве льняных тканей. Утерянный еще во времена упадка египетской культуры, он и сейчас занимает умы многих специалистов. Даже в странах, добившихся самых высоких результатов в возделывании и переработке льна, все еще не умеют получать тканей, которые изготовляли в стране пирамид.

Вслед за Египтом в древности славилась высокоразвитым льноводством и страна золотого руна — Колхида, где производилось широко известное в Элладе и по всему Востоку «сардинское полотно». Древним грекам, позаимствовавшим культуру льна из стран восточного Средиземноморья, очень нравились «белые, отделанные пурпуром одежды», воспетые Гомером. Они же приспособили льняные ткани под паруса.

Вначале нашей эры возделывание льна получило значительное развитие в Риме: оттуда его заимствовали кельтские и другие племена, населявшие далекие европейские окраины Римской империи. Здесь, а затем и в Восточной Европе, льняная одежда становится достоянием простонародья, тогда как на Востоке и особенно в Египте и Риме она была уделом лишь зажиточной знати.

Любопытно, что в швейцарских свайных постройках, возведенных еще в каменном веке, также найдены стебли льна с коробочками его плодов, остатки пищи со следами льняных семян, а также обрывки льняных нитей, тканей или изготовленных из волокон льна сетей. Обнаружены древние следы льна и в Испании. Ученые склонны относить как швейцарские, так и испанские находки не к однолетнему культурному льну, возделывающемуся ныне, а к его многолетнему узколистому родичу, дикорастущему и сейчас на обширной территории от Канарских островов до Урала. Некоторые исследователи, однако, считают, что как раз от него и происходит наш культурный однолетний лен, который, к слову сказать, в диком состоянии теперь нигде не обнаружен.

Очень древние следы оставлены льном и в нашей стране. Они обнаружены в остатках жилищ, возведенных в Поднепровье около 5000 лет тому назад. А донесли их до нас отпечатки льняных стеблей, семян, веревок и пряжи, хорошо читаемых археологами, на гончарной посуде и глинобитных «полах» (обжигавшихся, подобно современному кирпичу) в хижинах поселенцев трипольской культуры. О льносеянии в Причерноморье и Приднепровье рассказывает Геродот, путешествовавший там еще в V веке до нашей эры.

«Страна скифов (так греки называли народы, жившие в пределах современной Украины), — писал историк, — производит хлеб, чечевицу, лук, чеснок, лен…»

Арабский ученый Ибн-Фадлан, посетивший в начале X века Поволжье, восторгался красотой белых льняных одежд тамошних славян. В почете был лен и в Киевской Руси. Летописец Нестор подробно рассказывает в своей «Повести временных лет» об обработке печерскими монахами льна на пряжу и полотно и об использовании льняного масла для освещения в лампадах.

В Древней Руси посевы льна занимали много места на обширных монастырских землях, благо доходную отрасль поддерживали княжеский двор и церковь. Предприимчивые служители утвердившейся христианской религии не преминули даже ввести специальный день «Святой Параскевы-льняницы». Приурочивался он ко времени завершения льняной страды: на 28 октября. Чтущие бога простолюдины, льноводы, усердно трудившиеся целый год, могли в праздник приносить в церковь льняные «первинки для приклада».

Идут века, и голубые поля на Руси все ширятся, все более распространяются по новгородским, псковским, вологодским землям… Древние строители Пскова и Новгорода находят новое применение льну, добавляя его волокна в строительные растворы, «дабы камень тканей лучше соединить».

В XVI веке возводится первая в России канатная фабрика, процветает льняная торговля, достигая через Нарву и Архангельск Западной Европы, зарождается слава знаменитого льняного полотна из подмосковной Кадашевской слободы.

Обретает лен и передовую для своего времени агротехнику. Опыт подсказал, что предпочтительно сеять его первым на гарях выжженного леса, «на лядах, секах, палениках». При этом лен и «родится лучше и волокно дает плотное».

Очень прибыльное льняное дело привлекает и «деловых людей» и высокую знать, не минуя самого царя. Немалую известность приобретает обширный и доходный льняной двор царя Алексея Михайловича в Измайлове (по словам современников, сплошь уставленный амбарами для мытья, трепания и хранения льна), приносивший царской казне большие доходы.

Впрочем, льну обязаны своим появлением не только одноименные «льняные» дворы, но и целые поселения. Так, в Москве, например, до сих пор сохранились Хамовники, хранящие память о былых «хамовных слободах», специализировавшихся на изготовлении льняных тканей.

В те отдаленные времена были сделаны и первые, хотя и неудачные, попытки обрабатывать лен с помощью простейших машин.

Петр I специальным указом поощрял «размножение льняного промысла», «льняная Русь», не всегда в достаточной мере обеспечивая себя, все больше работала на вывоз. «…От этой тоненькой травинки, — писал Глеб Успенский, — в полной зависимости человек, огромный мужик с бородой, с могучими руками и быстрыми ногами».

Тяжело доводилось мужику, растившему лен, но во сто крат тяжелее было «бабье льняное дело». Женщины полностью выносили на себе изнурительную уборочную страду, когда приходилось тянуть, таскать, теребить своего кормильца. Нечеловечески трудной была работа в густом облаке пыли, когда на суровом русском морозе доводился лен женскими руками до кондиции.

— Вспомнить и то тяжело, — говорят наши женщины, с лихвой хлебнувшие горя от былой льняной технологии.

Хотя и теперь остался лен в разряде трудоемких культур, но в годы Советской власти за него, как говорится, взялись всем миром. Тысячи агрономов-льноводов выпускают на колхозные поля наши сельскохозяйственные институты, десятки разнообразных «льняных» машин придумывают конструкторы, серию новых, лучших сортов выводят селекционеры на специальных опытных станциях. Над многими проблемами этого скромного растеньица «колдуют» ученые Всесоюзного научно-исследовательского института льна, обосновавшегося в льняной столице нашей страны — городе Торжке.

— Лен и химия — не враги, а друзья, — говорят льноводы, и ткачи, и ученые.

Нельзя усомниться в справедливости этих слов, если льняная нить чудесно и скоро ужилась с лавсаном и многими другими химическими волокнами нашей синтетики. Льняная же древесина и костра, слывшие раньше отходами, как теперь выяснилось, наполовину состоят из чистейшей целлюлозы, ценность которой для химии, надеемся, не нужно доказывать. Наши чехословацкие друзья уже производят из все той же костры чудесные костроплиты, замечательный материал для великолепной мебели.

Вот вам и лен! Ему, пожалуй, в пору теперь потягаться и с богатырем лесом. А ведь единственным источником всех его значительных качеств является… стебелек!

Присмотримся к этой части скромного растеньица. Если стебелек разрезать, то можно убедиться, что внутри он полый, а стенки его в месте разреза сплошь пронизаны волокнистыми нитями. Это и есть волокна, которые составляют его основное достоинство. Взгляните на них под микроскопом, и вы увидите клетки — довольно толстые и, главное, очень длинные (до 4 сантиметров каждая). Словно хорошо отточенные с обеих сторон и собранные в пучки карандаши, плотно соединены они заостренными концами друг к другу. Эти скрепленные между собой клетки лубяных волокон и обеспечивают необычную для растительных тканей прочность.

Такие волокна — специалисты называют их элементарными — составляют 20–30 процентов всей массы льняного стебля. Соединяясь по длине в лубяной пучок, элементарные волокна образуют техническое волокно. Чтобы получить самые прочные и тонкие ткани, приходится отбирать техническое волокно с наиболее длинными, ровными, тонкими и прочными лубяными пучками. Отсюда и стебельку льна надлежит быть по возможности длиннее, с небольшим количеством разветвлений, желательно лишь у самой вершинки. Все это обеспечивается многими условиями: и сортностью льна, и быстротой его роста, и методом выращивания, и временем уборки… Не безразличны для качества волокна и способы отделения его от плотно связанных с ним иных частей стебля: коры и древесины-костры.

Словом, «каково волокно, таково и полотно» — кратко резюмирует народная пословица многообразие требований, предъявляемых при выращивании и обработке льна.

Качество волокна принято обозначать номером, выражающим соотношение его длины к весу. Так, килограмм льняного волокна, из которого можно изготовить десятикилометровую нить, обозначается номером 10. Лучшие наши волокна носят номера 20, 24, 26, а иногда и 40, 44. (Древние египтяне, унесшие свой пока еще не раскрытый льняной секрет, получали волокна достоинством около 200-го номера!) Правда, и наши предки-льноводы успешно растили высокономерные волокна, из которых русские мастерицы создавали знаменитые почти невесомые кружева-блонды. Восхитительные кружевные узоры, заимствованные у мороза, приходилось создавать в сырых, холодных подвалах, ибо только при повышенной влажности тончайшие нити сохраняли необходимую прочность, легко обрываясь в сухом, теплом помещении.

Будем надеяться, что нашим ученым-льноводам все-таки удастся со временем разгадать древние ткаческие тайны льна-долгунца. Именно такое имя носит основной поставщик ткаческого сырья, и как раз о нем все время шла речь. Ботаники, правда, кроме прядильного льна-долгунца, различают еще и масличные льны, обжившие теперь на земном шаре около пяти с четвертью миллионов гектаров.

В нашей стране в наибольшем почете прядильный лен-долгунец: он ежегодно высевается на площади до 2 миллионов гектаров. Поля льна-долгунца в Калининской области своей площадью не уступают его посевам во Франции, Англии, Бельгии и Голландии, вместе взятым. Даже Украина (как известно, по этой культуре далеко не ведущая в нашей стране республика) выращивает урожай, обеспечивающий более 37 миллионов метров льняных тканей.

Ботаники дали льну-долгунцу название — «лен самый обыкновенный». Долгунцом его зовут и за волокно, более длинное, чем у других льнов, и за богатырский рост: он достигает полутора метров высоты в отличие от низкорослых льнов-кудряшей и других собратьев.

Плод долгунца — это пятигнездная семенная коробочка. Бытует поверье, что русские витязи заимствовали форму своих шлемов именно от миниатюрных льняных плодиков. В каждом из пяти гнезд коробочки (иногда, впрочем, их бывает и три, а то и семь) заключено по два маслянистых семени.

Значит, лен-долгунец можно возделывать и на волокно и на масло. В нашей стране как раз зафиксирован мировой рекорд выращивания льна на «два фронта». Льноводы звена И. Г. Осипова из подмосковного колхоза «Дружба», обеспечив хороший сбор льна на волокно (11,4 центнера с гектара), намолотили с растений этого же поля и рекордное количество семян — 16,3 центнера с гектара. Однако для получения семян на масло растят преимущественно короткостебельные, ветвящиеся и более богатые коробочками льны-кудряши.

Пользуются люди не только стеблями и семенами, но также и красотой льнов, культивируя их как цветочные растения. Особенно любят цветоводы декоративные формы с крупными небесно-голубыми цветками, обживающими цветники наших городов и сел. Красотою с ними может соперничать лен-альбинос, обнаруженный экспедицией академика Н. И. Вавилова в Центральной Азии, и редкостный низкорослый лен с привлекательными красными цветками. Снежно-белые и ярко-красные формы льнов очень гармонируют с цветками своего старшего голубоглазого брата.

…«Малыш-малышок в сыру землю зашел, синю шапку нашел» — славили лен на Руси в старину, а умудренные жизнью люди и теперь говорят: «Мал малышок, да дорог!»

Спутник Солнца

Всемирно известны имена многих выдающихся первооткрывателей. Архимед и Коперник, Ньютон и Ломоносов, Эйнштейн и Королев… Благодарное человечество будет вечно хранить их образы в своем сердце и памяти.

Но увы, история не ко всем авторам великих открытий бывает благосклонна, даже не всегда доносит к следующим поколениям их имена. Сколько их затеряно в недрах прошлого! Что мы знаем, например, об изобретателях хлеба насущного, о гениальных селекционерах первых пшениц и риса, хлопка и картофеля, винограда, обычного теперь яблока… Но нет правил без исключений.

Подсолнечник… Кого не пленяет это растение своей редкостной красотой, особенно где-нибудь на безбрежных просторах Украины, Кубани, Поволжья, Средней России. Необычайно живописны гигантские цветники колхозных полей, как бы взявшие по команде «равнение на солнце» и застывшие в неподвижности. Около 5 миллионов гектаров составляют у нас владения подсолнечника.

Как только распространилась по Европе весть о новом заморском растении, так и пошла на него мода. Его воспевали поэты, охотно писали художники. Знаменитый Ван-Дейк даже на одном из автопортретов изобразил себя с любимым им «цветком солнца» в руке. Именно так был назван заокеанский гость, которого вырастили в 1510 году в Мадридском ботаническом саду из семян, привезенных из Мексики. Под этим именем он и стал быстро распространяться по цветникам Европы. В 1576 году имя было «узаконено» ботаником Лобелиусом, первым давшим научное описание подсолнечника. С его легкой руки подсолнечник и теперь в специальной литературе фигурирует под именем Хелиантус (от греческого «гелиос» — «солнце» и «антос» — «цветок»). Через полтора века Карл Линней добавил к этому родовому имени еще и видовое название «аннус», что означает «однолетний».

Долгое время родиной его ошибочно считали Перу, и только недавно выяснилось, что дикие виды подсолнечника обитают раздельно сразу на двух американских континентах: в Северной Америке, где от Канады до Мексики можно встретить около 50 его дикорастущих видов, и в Южной Америке (от Южной Колумбии до Боливии), где распространено только 17 видов.

Среди диких подсолнухов встречаются многолетние и однолетние виды с прямостоящими раскидистыми кустовидными стеблями разных размеров — от 50 сантиметров до 4 метров. Разнообразны у них и листья, а цветки, кроме всем знакомых желто-золотистых, бывают от красновато-пурпурных до коричневых.

По-видимому, грызли семечки еще 20–30 веков назад: при археологических раскопках в Америке были обнаружены наполненные семечками глиняные сосуды, давность которых исчисляется двумя-тремя тысячелетиями. Трудно установить, где были собраны ископаемые семянки: на диких или культурных растениях? Да и не вполне понятно их использование.

В России многие века про подсолнух не ведали, но вот диковинный заморский цветок с очень звучным именем обратил на себя внимание молодого Петра I. Любознательному самодержцу, когда он находился в Голландии, понравилось новое приобретение европейских цветоводов, и он распорядился послать его семянки на родину, где они были радушно приняты.

Не один растениелюб задавал себе естественный вопрос: а нет ли у подсолнечника, кроме красоты, еще каких-либо полезных свойств?

Время и пытливая мысль человека не замедлили дать ответ. Фармацевты, испытав цветки и листья растения, нашли, что, подсушив и настояв их на водке, можно лечить даже малярию. Пчеловоды по достоинству оценили высокую медоносность его крупных ромашек. Но все же основное качество цветка долго ускользало от людей. Только в России удалось раскрыть его главный секрет.

К концу XVIII века крестьяне все чаще стали выращивать подсолнечник в огородах. Стремясь получить более крупные корзинки, они щедро подкармливали растения навозом. Ведь от величины корзинок зависели размеры и количество семян, а кто откажется побаловаться вкусным семечком? Так подсолнечник постепенно приобрел новую специальность, все больше набирая силу и конкурируя с издавна знаменитым «сибирским разговором» — орешком сибирского кедра.

Еще в 1779 году в солидных «Известиях» Российской академии наук была опубликована статья «О приготовлении масла из семян подсолнечника». На целесообразность такого использования «цветка солнца» указывали почти в одно время и академик Северин и выдающийся агроном Болотов (кстати, и сам пробовавший получить из него масло). И все же новым открытием подсолнечника человечество обязано простому смекалистому мужику из-под Воронежа.

До сих пор можно услышать там немало рассказов о крепостном Бокареве из слободы Алексеевки бывшего Бирючинского уезда. Чего только не испробовал Бокарев, дабы употребить подсолнечник в дело. Немало, разумеется, пришлось еще помозговать о том, как способнее вылущить семечко из корзинки, как освободить беловатое зерно от крепкой лузги, как лучше выудить масло из того же зерна… Но настойчивый русский мужик открыл-таки людям новый, на редкость щедрый источник вкусного масла.

По всей России — от слободы к слободе, от деревни к деревне — пошла слава чудесного «бокаревского произрастения», а за ней неотступно следовал и сам ее виновник — «цветок солнца», снова шагая из страны в страну, с континента на континент.

Желанным поставщиком великолепного масла вернулся он и на свою первую родину — в Америку. Миллионы гектаров занимает теперь подсолнечник в Аргентине, США и других странах своей исконной родины, но мало кто там знает о подвиге русского крепостного мужика. Да и у нас не густо сведений о нем. Однако приоритет открытия был установлен еще при его жизни. В статье «О разведении подсолнечников», опубликованной в «Экономических записках», помещик Терентьев писал: «Год покупки мною имения ознаменован в народной памяти тем, что в тот год (1841) некто Бокарев, крестьянин графа Шереметева… вздумал для пробы посеять в своем огороде, так, для своего удовольствия, весьма небольшое количество семян подсолнечника; когда подсолнечники выросли, он, Бокарев, их прополол и в конце лета получил семена. Бокарев испытал семена пробить на ручной маслобойке и, к радости своей, получил превосходное масло, какого он никогда не видывал и какого здесь не было в продаже…»

Так и остался русский первооткрыватель в истории всего лишь как «некто Бокарев». Затерялись и его имя и отчество, остался неизвестным и самый его облик. Зато как развернулось начатое им дело! И как счастлив был бы Бокарев, если бы мог увидеть, что из каждых десяти подсолнечников, растущих теперь на полях всей планеты, семь наливаются янтарным маслом на наших землях!

Начав еще в 1860 году селекцию масличных сортов, русские селекционеры уже в 1912 году дали великолепные по тому времени сорта: «саратовский-169», содержавший 32 процента масла, и «зеленка-368» с масличностыо в 31 процент. Казалось, достигнут предел: 32 процента долго представляются непреодолимым рубежом. Однако труду и настойчивости нет предела.

Одним из подлинных «подсолнечных подвижников» стал кубанский кудесник академик В. С. Пустовойт. Смело и настойчиво экспериментируя, он, по существу, открыл новое масличное растение: 49,3 процента масла! Но и это не предел. Уже на подходе 50–53 процента, и даже начинается распространение 57-процентных сортов. Высокая масличность в сортах Пустовойта всегда сочетается с выдающейся урожайностью и устойчивостью к извечному врагу подсолнечника — заразихе. Сорта В. С. Пустовойта дают с гектара больше 25–26 центнеров семян, то есть 10–11,5 центнера масла.

Достойные последователи у смекалистого воронежского удачника!

Но неугомонным селекционерам все мало. Вот и задались они целью перевести подсолнечник на более полезный «фундамент», чтобы и подземная его часть давала пользу. Подыскали ему и достойного партнера — «земляную грушу», или, точнее, топинамбур, который приходится подсолнечнику и земляком и близким родичем.

Селекционеров привлекла в топинамбуре прежде всего способность образовывать в земле съедобные клубни, несколько напоминающие по виду картофель. К тому же у нас этот переселенец из Северной Америки оказался довольно неприхотливым. После многочисленных трудоемких скрещиваний родилось новое растение с клубнями топинамбура и корзинкой подсолнечника. Его так и назвали топинсолнечником. Правда, гибридное растение оказалось в первом поколении с неплохими клубнями, но слабо развитыми корзинками. Однако и в таком виде новое растение пришлось по душе животноводам как великолепная кормовая культура. До 80 тонн зеленой массы с гектара да 35–40 тонн еще более питательных клубней в придачу.

Во Всесоюзном институте растениеводства под Ленинградом недавно выведен специальный силосный сорт подсолнечника — «гигант-549»: название вполне оправдано, так как его мясистые сочные стебли вырастают в два — два с половиной человеческих роста.

Возвратившись, как некогда и его масличный брат, на свою старую родину в Северную Америку, «гигант-549» вызвал всеобщее одобрение американских фермеров, знающих толк в кормовых растениях: его даже почтительно называют там «русским мамонтом».

Мы познакомились с ценным подсолнечником, но не говорили отдельно про его цветки — корзинку. А стоит пристально присмотреться к громадной золотисто-желтой ромашке, чтобы убедиться: это вовсе не один цветок, а целая их колония (соцветие из полутора тысяч — и даже большего числа — цветочков). Как и у василька, здесь существует нечто вроде разделения труда. Одни всегда располагаются по самому краю корзинки и образуют золотисто-желтый венец, но притом совершенно бесплодны и служат лишь приманкой для насекомых, своего рода рекламой, надежно действующей даже на почтительном расстоянии. Однако, приблизившись к ним, насекомые разочаровываются: здесь нет нектара.

Другое дело — цветочки, заполняющие всю внутреннюю часть корзинки. Они тоже различаются, но не по строению, а по возрасту. Самые молодые всегда в центре корзинки, а на периферии из-под легко отваливающихся увядающих цветочных остатков уже проглядывает «мостовая» вполне зрелых семян. Это еще одно свидетельство хитроумной природы растений. Разновозрастные цветочки подсолнечника проходят последовательно ряд стадий, чем обеспечивается возможность перекрестного опыления их насекомыми. Если же опылители не оправдают надежд, цветки в состоянии и самоопылиться.

Скрепляет цветочную корзинку плотное кольцо зеленых «черепичек» — листочков, будто обручем охватывающее правильно уложенные семена. В начале развития солнечного соцветия эти листочки оберегали нежные цветы и от холода, и от излишней влаги, и от назойливых вредителей. Теперь же они остались в роли парадного обрамления…

Хорошо служит подсолнух человеку, оборачиваясь и маслом, и медом, и лекарством, и кормом, и славными семечками. Даже отходы идут в дело: первосортный жмых — на халву и прочие лакомства, второсортный — на корм. Даже лузга не пропадает зря. Это и топливо и строительный материал…

И наконец, еще одно свойство замечательного растения — бесполезное для практиков и волнующее поэтов. С утра до вечера оно неизменно глядит на солнце и трогательно ждет его восхода на заре…

Верный спутник могучего светила!

Индийские сладости

«Далекой Индии чудес», как известно, не счесть… Чудом из чудес было первое сладчайшее растение — тростник. По утверждению лингвистов, санскритское слово «Саккара» или «саркара», прежде чем сделаться «сахаром», обозначало сгущенный сок растения, служившего в древности и лакомством и предметом оживленной торговли.

Во всех языках мира утвердились теперь различные, но весьма близкие модификации этого слова. Правда, как ни странно, на своей родине оно уступило место новому слову «гар». Однако именно первое индийское название тростникового сока стало основой и научного названия всего тростникового рода — Сахарум, объединяющего 15 видов. А уж коль зашла речь о родословных связях тростника, никак нельзя умолчать и о том, что принадлежит он к семейству злаковых и состоит в весьма близком родстве с действующими лицами только что прочитанных вами рассказов «Главный хлеб», «Канадский гость», «Кормилец Востока», «Питомец Гайаваты» и других.

И количеством видов и количеством сортов сахарный тростник уступает большинству своих злаковых родичей. К тому же из всех существующих его видов «в ходу» постоянно лишь пять, из них четыре известны и в диком состоянии. Пятый же, наиболее распространенный и давно культивируемый вид (почтительно именуемый тростником благородным) не только не встречается вне полей и плантаций, но за тысячелетия совсем потерял способность к одичанию. Однако такое «благородство» оказалось слабостью. Излишне избалованный длительной заботой и опекой, этот вид тростника начал терять устойчивость к болезням, а затем и вовсе стал вырождаться.

Среди плантаторов началась настоящая паника. Как ни странно, но многие годы выращивая своего кормильца черенками стеблей (примерно так же, как у нас размножают виноград чубуками), они не проявили сколько-нибудь заметной любознательности и были вполне уверены, что тростник не способен образовывать семена. Накапливая сахарозу в клеточном соке своих стеблей, тростник готовит запас «скрытой энергии» на несколько самых ответственных дней — пору цветения и формирования семян, плантатор же спешит срубить 6-метровый тростниковый стебель как раз накануне цветения или по крайней мере в начале его, чтобы не упустить добычу. Где уж тут ожидать семян! Поэтому лишь случайно уцелевшие в повальной сече экземпляры доживали до времени вызревания семян. Спелые тростниковые семена, опадая, быстро и дружно прорастали, но занятые своим делом хозяева вовсе этого не замечали. Не обращали они внимания и на небольшие, напоминавшие траву всходы тростника, считая их попросту сорняками. Только один весьма курьезный случай помог положить конец длительному заблуждению.

Как-то в Тринидаде, центре обширных тростниковых плантаций, поселился любознательный английский доктор. Кроме своей лечебной практики, он очень любил гулять вдоль тростниковых зарослей. В одну из таких прогулок он и заинтересовался маленькими нежными растеньицами, изредка встречавшимися среди больших тростниковых «деревьев». Выкопав несколько травинок, он заботливо посадил их у своего дома. Из скромных зеленых питомцев быстро вырос настоящий тростник.

Долго никто не верил в достоверность очень простого эксперимента любителя ботаники, но, повторив его нехитрый опыт, многие твердо убедились: доктор прав, тростник можно выращивать и из семян.

Это любопытное открытие дало впоследствии возможность скрестить древнейшее культурное растение с другими видами тростников и получить новые сорта, составляющие ныне основу всего производства тростника.

В наше время под тростниковыми «лесами» во всем мире занята площадь около шести с половиной миллионов гектаров. Это, правда, на полмиллиона меньше владений сахарной свеклы, но зато тростник лучше, «мощнее» использует каждый свой гектар (тропики!). Ему удается выдавать 60 процентов всего сахара на Земле.

Соревнование двух ведущих сахароносов идет с переменным успехом. Сначала было долгое внеконкурентное господство тростника. Не только на всех базарах Индии издревле можно было стать свидетелем оживленной торговли многочисленными сладостями из неочищенного, а то и необработанного тростникового сока, но и в каждой индийской семье он был одним из основных продуктов. Со временем тростниковый сахар стал доступен и для других народов. В обиходе индусов чаще всего употреблялся тростниковый сахар, полученный из естественного, долго кристаллизовавшегося при выпаривании сиропа, уже затем сдобренного всяческими приправами. Да и теперь индусы в основном довольствуются «гаром» (сгущенным, но неочищенным тростниковым соком), так как религиозные предрассудки строго запрещают им употребление очищенного сахара.

Когда появилась сахарная свекла, тростнику пришлось отступить перед молодой соперницей. Если в 1841–1842 годах свекловичный сахар составлял около 10 процентов мирового производства, то через 44 года конкуренты оказались уже на равной ноге. В 1890 году лидерство тростника перешло к сахарной свекле, которая удерживала его до начала первой мировой войны.

Только разыгравшаяся мировая бойня подорвала ее победное шествие. Военные действия разворачивались в основном в краях, где людям надлежало заниматься возделыванием новой сахарной культуры, да и свекловоды ушли на войну. Тогда сахарный тростник снова уверенно вышел вперед и с тех пор уже ни разу не уступал северянке-сопернице своего лидерства (хотя разрыв между ними и теперь постоянно колеблется, в разные годы то сближая, то отдаляя их).

Мастера свекловодства не теряют надежды на первенство. Однако и лидер не дремлет. С древнейших времен каждая индийская семья, имея самый скромный кусок земли, прежде всего стремилась развести на нем сахарный тростник. Не удивительно, что его культура с наидавнейших времен целиком охватила всю страну, а затем двинулась и на новые земли. Что касается диких видов тростника, то и теперь растут они в Бирме, Китае, Японии, Пакистане, Малайе, Индонезии, на Филиппинах, в Новой Гвинее и других островах Полинезии и Меланезии. В нашей Средней Азии, Афганистане, а также Северной Африке по одному виду дикого тростника. Ясно, что он чувствует себя как дома.

Первая весть о лакомом тростнике была принесена воинами Александра Македонского. Достигнув Индии, жители далекой Эллады были немало удивлены тем, что чуть ли не каждый встречный сосал кусочек стебля неведомого им растения. Вскоре они и сами отведали неизвестного лакомства, а затем пристрастились к нему и быстро научились (благо заросли, в которых можно было получить сочные сладкие стебли, росли у каждой хижины, а срубить их было делом вовсе нехитрым).

Высокие (4–6-метровые) стройные растения с толстыми, до 5 сантиметров в диаметре, стеблями вскоре стали привлекать особое их внимание. Нетрудно было заметить, что довольно толстый стволик в нижней части был непривычно поделен поперечными перегородками, а выше одет в оригинальный наряд из листьев, напоминавших мечи. На поверку стебель оказывался целиком травянистым, да еще и насыщенным сладким соком. Верхушку растения украшала густая и крупная (50–80 сантиметров длины) метелка. И не дерево и не трава, удивлялись греки, разве что заросли нашего камыша напоминает. Вполне возможно, что греческие воины вместе с рассказами о сладком растении принесли домой и его черенки, однако развести сахарный тростник в Греции им не удалось: то ли из-за долгого пути черенки подсохли, то ли на новом месте были не очень подходящие условия.

Всерьез и надолго из родного дома тростник ушел с арабами. Они занесли его культуру в Малую Азию, Северную Африку, а позднее и в Испанию.

Распространение славы о диковинном растении по Западной Европе приписывается крестоносцам. Во времена их походов в рыцарские замки и богатые дома горожан стал поступать новый сладкий товар, монопольную продажу которого взяла в свои руки предприимчивая Венецианская республика (правда, с открытием в 1498 году морского пути в Индию очень прибыльная монополия была перехвачена Португалией).

Если с средиземноморского побережья в глубь Африки сахарный тростник проникал медленно, то в Новом Свете его ждало большое будущее. На только что открытые земли привез тростник Колумб: во время своего второго путешествия он доставил растение в Сан-Доминго. Впоследствии Кортес завез тростник в Мексику, где в 1531 году заложил и первую плантацию.

Местные племена, знавшие лишь мед малипоны, сладкий сок соцветий агавы и сахар из маиса, охотно восприняли новый сахаронос. В короткий срок он сильно распространился по Центральной и Южной Америке. Громадные пространства тростник занял на Кубе, где и теперь площади этой культуры едва ли не превышают ее исконные владения в Индии.

В Северной Америке тростник постепенно расселился по южной Флориде и Луизиане, а на Южно-Американском континенте — в основном по Аргентине. Особенно знаменит там тростником Тукуманский оазис, занимающий участок земли длиной в 100 миль, а шириной в 55 миль. Сахарным растением здесь занята половина всех земель, пригодных для возделывания.

В России начиная с XIV века неоднократно предпринимались попытки «приручить» тростник то на Нижней Волге, то в Закавказье, то в иных южных местах. Однако слишком суровый для такого теплолюба климат, а позже сильная конкуренция свеклы не способствовали успеху южанина.

В годы Советской власти пытались акклиматизировать сахарный тростник для производства отечественного рома (из тростниковой мелассы изготовляются лучшие марки этого напитка!). В поймах Сырдарьи, Амударьи и других рек Средней Азии дикий сахарный тростник распространен сплошными зарослями и выживает даже при 30-градусном морозе; решили здесь же испытать и культурные сорта. Опытные посадки были удачными. Весной высаживались черенки или целые стебли (зимой сохраненные в траншеях), а в ноябре — декабре уже собирали урожай.

Конечно, надлежало и самого неженку несколько закалить. Селекционеры всего мира изрядно потрудились над совершенствованием ведущего сахароноса. Между прочим, заботились о сохранении и увеличении воскового налета на стеблях (оказывается, он весьма небезразличен растению). Но больше всего, понятно, занимались количеством и качеством сахара в стеблях, устойчивостью тростника к неблагоприятным условиям погоды, болезням. В ход пошло и скрещивание одних культурных сортов тростника с другими и культурных форм с дикими видами.

Попытали счастья и в более сложных скрещиваниях, имевших целью влить тростнику «кровь» его далеких злаковых родичей: сорго, кукурузы и даже бамбука. «Попытка не убыток» — лишний раз подтвердили смелые эксперименты. Так и обживаются теперь на земле полученные в Индии и Китае гибриды сахарного тростника с сорго, кукурузой и бамбуками. Новые растения уже существуют, а твердого имени пока еще не имеют. Оказывается, бывает и такое в жизни растений. Пока еще точно не установлена и продуктивность новорожденных.

Знатоки утверждают, что сахарная голова рафинада — это своеобразная эмблема, герб сахара, но создавалась она тысячелетиями.

В Древней Индии не только жевали и сосали стебли тростника, но и получали из них сироп. После рубки стеблей отжимали сок и долго его кипятили и уваривали, все время снимая образовавшуюся накипь. Со временем научились осаждать твердые кристаллы сахарозы прибавлением известковой воды. Однако продукт получался мутный, горьковатый.

Немало пришлось поломать людям голову, пока был изобретен близкий к современному способ очистки, или рафинирования, сахара. Имя первого изобретателя история не сохранила. Некоторые специалисты считают, что это могло быть в период между VIII и X веками в Хузистане и Месопотамии, лежавших тогда на главном «сахарном пути» из Индии на Запад. Как раз там были обнаружены жернова и другие остатки самой давней «сахарной промышленности».

Тростник и свекла… Им человечество обязано значительным количеством энергии, работы. Часть этой могучей энергии возвращается к ее источнику — сахароносным растениям и непрерывно их совершенствует.

Северная сахарница

Поздней осенью, когда хлеба давно убрали, а по ночам стали прихватывать заморозки, дороги Киевщины вновь оказались во власти доверху груженных самосвалов.

— Последние дары везут, — удовлетворенно говорил Иван Васильевич Корзун, известный далеко за пределами области «голова» колхоза, — наш цукрувый буряк — сахарную свеклу. Воистину остатки сладки.

И чего бы ни касался в тот осенний день Иван Васильевич — все возвращался к свекле, и вскоре я почти не сомневался, что буряк «вполне достоин быть главным действующим лицом в солидном романе».

— Да разве лишь один председатель украинского колхоза столь большой почитатель нашего главного сахароноса, — сказал мне начальник управления Министерства сельского хозяйства СССР. — Ведь в нашей стране «северную сахарницу» возделывают на площади в три миллиона гектаров, что составляет несколько меньше половины всех полей, занятых этой культурой во всем мире.

Кроме Украины, ее растят на Северном Кавказе и в Башкирии, в Закавказье и в Сибири, Казахстане, Киргизии и даже на Дальнем Востоке.

Знаменитого американского растениевода Лютера Бербанка сахарная свекла восхищала как великолепный экспонат, на примере которого человек мастерски продемонстрировал «свои возможности побудить растение превзойти самого себя». С незапамятных времен в Закавказье, Малой Азии, Индии, у Средиземного моря и на европейских берегах Атлантического океана росли однолетние или многолетние растения с тонким, но сильно разветвленным и очень деревянистым корнем. (Впрочем, и теперь их можно там встретить все в таком же состоянии, как и в древнейшие времена.) 35–40 веков назад в междуречье Тигра и Евфрата один из этих сорняков обратил на себя внимание земледельца. Заинтересовал он его сначала пышной розеткой мясистых и недурных на вкус листьев.

С тех пор и обрел права гражданства один из древнейших лиственных овощей, сохранившийся, кстати, и до наших дней. Назвали его — мангольд. Около 3000 лет назад объявился он уже в Древней Греции, а затем — в Древнем Риме. В X–XI веках освоился мангольд и на землях Киевской Руси, откуда со временем распространился в Польшу, Литву и Западную Европу.

Не будь древний человек столь любознателен, да к тому же и ненасытен в поисках нового, может быть, сорняки, которые ботаники относят теперь к роду бета (то есть свекла), так и остались бы врагами полей. Но как только земледелец привык к новому зеленому другу, начал он размышлять: нельзя ли пустить в дело еще и его корни? Понятно, и здесь ничего не произошло «по щучьему велению». Долго трудились многие поколения, прежде чем появился корнеплодный овощ — столовая свекла. Как и лиственный собрат, был он создан тоже земледельцами Передней Азии. В Западную Европу столовая свекла пришла как трофей крестовых походов, а несколько позже перекочевала и к нам. С XIV века европейские селекционеры умножают ее сорта, а кулинары сочиняют все новые блюда.

Сахару в столовой свекле не слишком много — всего 6 процентов. Но «сахарный путь» человечества пролегал сквозь заросли этого овоща.

Выдающийся советский ботаник В. Л. Комаров любил говорить, что «мы не для того работаем, чтобы есть, а для того едим, чтобы работать». Сахар давно признан лучшим источником энергии для нашего организма. Это подлинный аккумулятор силы, ума, памяти, выносливости.

Не случайно люди с пониженной способностью реализации столь значительного источника энергии — диабетики — подвержены тяжелым страданиям. Впрочем, некоторые ученые склонны предполагать, что недостаток сахара отрицательно сказывается на развитии целых племен и народов, занимающих подчас обширные континенты. Коренные жители Австралии, например, не получали из своих лесов сочных сахаристых плодов, а дикого меда там недоставало.

Вполне понятны и проводившиеся многими народами с самых древнейших времен настойчивые поиски источников сахара. Результатом явились и эксплуатация пчел и выведение уникальных высокосахаристых сортов абрикоса в Древней Согдиане. (Плоды этих сортов прямо на дереве подвяливались и после уборки были пригодны к длительному хранению.) Сахар обильно дарили людям дыни, виноград, дынные деревья, арбузы, ананасы. Растения, понятно, накапливали сахар для своих собственных расходов, человек же высматривал наиболее богатые «сахарницы» и черпал оттуда для себя.

Столовая свекла, как уже отмечалось, довольствовалась для своих нужд весьма скромной 6-процентной сахарной «зарядкой» и, понятно, не могла и «мечтать» о соперничестве со славным сахарным тростником. Но прошли столетия — и вот в 1747 году немецкий химик Маркграф выделил из свеклы, и то, говорят, только любопытства ради, белое кристаллическое вещество. А когда попробовал на вкус, а затем и сравнил его с сахаром, добытым из тростника, оказалось, что они как две капли воды походят друг на друга. Немало удивленный этим ученый поспешил поделиться своей находкой с ближайшими коллегами и учениками.

Со временем о ней стало известно и всему миру. Однако мир весьма холодно отнесся к этой новости, попросту пропустив ее мимо ушей. Около полустолетия никто не давал крупнейшему открытию надлежащего хода. Может, так бы и осталась свекла только непременным компонентом борщей, винегретов и других блюд, если бы не было у Маркграфа талантливого и очень энергичного ученика Ахарда. Он первым начал извлекать сахар из корнеплодов свеклы, разработал технологию промышленного его получения, провел первые селекционные отборы более сахаристых форм, а в 1802 году в нижнесилезском городе Кунеры построил сахарный завод, производивший сначала всего несколько фунтов сахара в день.

На первом этапе завоевания мира сахарной свекле неожиданно помогла война Наполеона с Англией. Вызванная ею континентальная блокада приостановила приток колониальных товаров, в том числе и тростникового сахара, а это, в свою очередь, заставило вспомнить и о детище Маркграфа. По приказу Наполеона во Франции спешно начали строить несколько сахарных заводов, одновременно усиленно занимаясь выращиванием свеклы. Любопытно, что в России намного раньше других стран оценили открытие Маркграфа и агитацию Ахарда. Верно учуяв в ней «живое дело», некий предприниматель соорудил первую примитивную сахароварню в селе Алябьево Тамбовской губернии двумя годами раньше первого ахардовского сахарного завода. Через девять лет в России было уже 7 сахарных заводов, к 1830 году — 20, а накануне первой мировой войны сахароварение в нашей стране представляли 296 заводов.

Октябрь принес подлинную революцию и в российское сахарное дело. Уже говорилось о не знающих себе равных обширных сахарных полях. Еще в довоенные годы с легкой руки молодых «пятисотниц» Марии Демченко и Марины Гнатенко резко пошла вверх и ее урожайность (500 и больше центнеров с гектара). А достойная преемница их почина Дариха Джанхотова из Джамбулской области в послевоенные годы почти в четыре раза перекрыла достижение украинок. Серьезных успехов добились и советские свекловоды-селекционеры.

Основы научной селекции сахарной свеклы заложил в середине XIX века известный французский ученый и предприниматель Луи Вильморен. Скрестив сахаристый сорт «империаль кнауэр» с листовой свеклой, он получил поколение с мощной розеткой прикорневых листьев, а затем опылил его еще и пыльцой корнеплодной свеклы. Так был получен первый сорт новой промышленной культуры.

Советские конструкторы новых форм лакомой культуры создали целый фонд высокоурожайных, высокосахаристых и очень устойчивых к неблагоприятным условиям сортов.

Вот только один из многих возможных примеров.

Чтобы обеспечить нормальную площадь питания для каждого растеньица, приходилось прежде ползать на коленях по всему «сахарному» полю, вдоль нескончаемых рядов только что появившихся всходов свеклы. Это было абсолютно необходимо из-за врожденного пристрастия свеклы давать из одного неказистого на вид конопатого плодика (часто неверно называемого семенем) несколько ростков. Ростки сразу же наперегонки трогались в рост и так энергично соревновались за жизненные блага (воду, питательные вещества, свет), что в итоге все корнеплоды оказывались чрезмерно изящными, а по выражению свекловодов, «совсем стекали». А кому нужны худосочные корни, содержавшие к тому же мало сахару? Только вручную можно было рассудить всходы-конкуренты, быстро и верно оценив опытным глазом, а затем удалив самых слабых и оставив наиболее надежный росток.

Ой как нелегка эта работа! А выполняли ее, как правило, женщины-труженицы. Поэтому и представляется высокосимволичным, что именно женщине удалось возглавить счастливые поиски одноростковой свеклы. Долго и много трудилась украинская селекционерка Коломиец со своими коллегами. И вот заслуженная победа, увенчанная Ленинской премией.

Стремительна и необыкновенна «карьера» сахарной свеклы. За несколько десятилетий содержание сахара в ней поднялось с 3–6 до 20 процентов, а у отдельных экземпляров и того выше! Ничем, казалось, не примечательное растение как бы превзошло себя, хотя в действительности оно лишь наглядно продемонстрировало фантастические возможности человека, овладевающего законами природы.

Виноградный мир

— Путь нашей жизни проходит через виноград, — любили говорить древние римляне.

Не первое тысячелетие движутся люди этими путями…

Мировой виноградник середины XX столетия занимает площадь, превышающую 10 миллионов гектаров. Десятая часть ее приходится на нашу страну. А какие книги посвящены винограду! Многие из них солидностью своего объема и отличным полиграфическим исполнением вызывают всеобщее восхищение. Только одна «Ампелография СССР» (то есть сортоописание) состоит из 10 внушительных томов, а еще ведь есть многотомные «Ампелографии…» Грузии, Армении, Крыма, Молдавии… И каждая из них издана так роскошно, что, как писал с законной гордостью один из наших видных ботаников, «вряд ли существует другое культурное растение, каждый сорт которого изображен в красках столь подробно, любовно и художественно».

Виноград — это миллионы людей, потребляющих его ягоду и свежей, и консервированной, и в соках, и в сиропах, вареньях, винах. Виноград — это тысячи комбинатов и заводов, которые заняты его обработкой; это сотни тысяч колхозных и совхозных виноградарей; это тысячи студентов, агрономов, ученых; это специальные науки: ампелография и ампелология.

И при всем том специалисты твердо убеждены, что виноград может быть смело отнесен к числу малоизученных растений.

Для ботаника слово «виноград» не означает какой-то конкретный вид или сорт: под таким названием фигурирует целое семейство виноградных растений, подразделяемое на 10 родов и около 600 видов. Представители столь обширной виноградной братии дико расселились по лесам, долинам рек, горным склонам почти всех стран умеренной зоны, субтропиков и тропиков. У нас можно найти дикорастущие растения, принадлежащие только к трем родам семейства виноградных: к роду виноград, и к родам девичий виноград и виноградовник.

К первому из названных родов и относятся растения, возделываемые в настоящее время на любом культурном винограднике. Пять тысяч виноградных сортов произошли всего лишь от одного вида — винограда культурного, или, как его еще называют, винограда настоящего, или винограда винного. К сожалению, родные места этого щедрого вида до сих пор не установлены: одни ученые считают предком культурного винограда — виноград лесной, который и теперь растет в лесах Молдавии, Крыма, Кавказа, Средней Азии. Другие склоняются к тому, что это лишь гибрид ныне вымерших его родоначальников. Бесспорно одно: культурный виноград возник в Старом Свете, а многочисленные американские дикие винограды не принимали в этом никакого участия. (Что, однако, не помешало «лесным американцам» дать свою самостоятельную ветвь культурных виноградных сортов.)

Тысячи сортов, тысячи «лиц» одного винограда. Именно о них создано множество сказаний, легенд, пословиц и поговорок. «Ягода винная — еда дивная», — говорит давняя украинская поговорка.

восхищается узбекский поэт Темиркул Уметалиев.

Авиценна и Рудаки, Омар Хайям и Расул Гамзатов, Шота Руставели и Сергей Есенин — кто только не славил мастеров, «взрастивших на земле такое солнце»? И когда же не славили его?

Виноградные семена обнаружены на свайных постройках Швейцарии, а на Ближнем Востоке он был полезным растением еще 7–9 тысяч лет назад. В Сирии, Палестине, Малой Азии, Элладе, Египте разведение винограда берет свое начало с первых поселений на этих землях. 3500 лет назад виноградарством и виноделием уже славились Месопотамия, Ассирия, Вавилон, несколько позже и Армения.

Издавна разделился виноград на винные и столовые сорта. Виноград для вина в ряде стран древнее, чем виноград для стола. Но и винные сорта не всегда были в почете, подчас даже сурово преследовались и всячески искоренялись.

Особенно яростным и непримиримым врагом оказался ислам, строго воспрещающий, как известно, и виноделие и употребление вина. Руками «правоверных» фанатиков аллах и Мухаммед изгнали винные сорта не только из своих исконных владений, но и с территорий, где им удавалось установить свою власть. Так, бурно процветавшее виноделие в Согдиане (современном Таджикистане) с приходом арабов пришло в упадок, а затем и вовсе исчезло вместе с винными сортами винограда. Но нет худа без добра. Уничтожение многих прекрасных винных сортов способствовало созданию замечательных столовых виноградов, в том числе изюмных (с косточками) и кишмишных (без косточек). Последние попали в XVI веке в Грецию, в Коринф, и дали начало знаменитой коринке, ставшей неизменным спутником некоторых сортов хлеба и пудингов.

Виноградарство и виноделие широко представлены в произведениях древнего искусства, о них часто напоминают, например, многочисленные памятники египетской культуры в Фивах, Бени-Гассане и других местностях. Излюбленным мотивом древних египетских художников было изображение винных амфор. Процесс изготовления вина подробно описан на гробнице египетского фараона Птаххотепа, жившего за две с половиной тысячи лет до нашей эры.

В стране фараонов даже существовал своеобразный обычай, приобщавший непьющих к вину. Перед гостями держали деревянный макет, изображавший покойника, и под ним «утешительная» надпись: «Взгляни на меня и спеши насладиться вином, ибо после смерти ты будешь таким же, как и я».

Виноград и виноградный напиток фигурируют едва ли не в каждом греческом мифе. В одном из них подробно описывается богатая приключениями жизнь бога вина — Диониса, сына громовержца Зевса и дочери фиванского царя Кадма, красавицы Семелы. Молодой Дионис весело бродит по земле, обучает людей искусству возделывания винограда и превращения его в искристое вино. Но бывают неприятности и у богов. Резвясь как-то в окружении игривых менад, захмелевший Дионис вдруг подвергся нападению фракийского царя Ликурга. Спасаясь бегством, он бросается в море и, как это часто бывает в древнегреческих мифах, находит убежище у прекрасной нимфы Фетиды.

Всемогущий Зевс, конечно, не замедлил поспешить на помощь своему сыну: ослепив Ликурга, он привязал его затем к виноградной лозе. Из горьких слез несчастного Ликурга, утверждает легенда, и выросла презренная капуста, непримиримо враждующая с тех пор с любимцем Диониса — виноградом.

Но на этом приключения веселого виноградновинного бога не кончаются. В другом эпизоде повествуется о том, как, оправившись после панического бегства от Ликурга, Дионис превращает захвативших его в плен морских разбойников в дельфинов, а их корабль — в благоухающий плавучий виноградник. Пастуху Икарию, воздавшему ему почести, как богу, Дионис дарит виноградную лозу, и так впервые виноград появляется в Аттике.

Многие приключения предшествовали смерти Диониса, доблестно дравшегося вместе со своим отцом Зевсом против титанов. У поврежденного на поле боя виноградного бога богиня Афина вынула еле бившееся сердце, и Зевс тут же вдохнул в него жизнь. С тех пор, утверждает другая эллинская легенда, и приобрела подвластная Дионису виноградная лоза удивительную живучесть. Даже искромсанная на мелкие части, она легко укореняется каждым своим кусочком. Кровь же многострадального Диониса влилась в плоды винограда, и люди приноровились извлекать из виноградной ягоды благородный божественный напиток — вино.

Немало прекрасных легенд рассказывали древние греки и о самом происхождении винограда. Оказывается, уже был бог виноделия Дионис, существовали и гроздья винограда, но вот росли-то они на ветвях огромных вязов, так как теперешней виноградной лозы еще не было (видимо, из-за какого-то недоразумения ее забыли создать). И вот однажды щедрый Дионис вздумал подарить своему любимцу юноше Ампелу увесистую виноградную гроздь. При этом он предоставил ему возможность самому взять подарок, находившийся, конечно, на длинной и довольно тонкой ветке высоченного дерева.

Пытаясь завладеть даром, несчастный юноша упал с вяза и разбился насмерть. Долго оплакивая его гибель, удрученный бог решил каким-нибудь образом увековечить своего любимца и превратил его гибкое тело в чудесную извивающуюся лиану, тут же снабженную ранее созданными виноградными гроздьями. А из души Ампела Дионис сотворил новую звезду Виноградницу, поместив ее на небе в созвездии Девы. Астрономы, естественно, придерживаются несколько иного взгляда на происхождение звезд, но каждый из них уверенно подтвердит существование звезды Винодемиатрикс (Виноградница), а при случае и покажет ее на небе или небесной карте.

Кроме души бедного юноши, в истории виноградных наук осталось увековеченным и его имя. Дионис назвал чудесное растение «ампелос», и от него позаимствовали свои названия науки: ампелология, ампелография.

Немало легенд и преданий о свойствах винограда и о его происхождении сложили грузины и узбеки, славяне, и молдаване. Но все же достоверного представления о родине «солнечной ягоды» они не дают. Этим занялась уже наука ботаника, которой пока что удалось определенно установить три центра происхождения возделываемых сейчас виноградных сортов.

Наиболее значительный центр — Евро-азиатский; удельный вес Китайского и Североамериканского значительно меньше.

Виноград — одно из древнейших цветковых растений, удачно приспособившееся в борьбе за существование одновременно к трем видам опыления: самоопылению, опылению ветром и насекомыми. Установлены даже формы винограда, у которых как опыление, так и оплодотворение происходят без раскрытия лепестков цветка. Такие виды винограда ботаники относят к клейстогамным (то есть запертобрачным) растениям.

Как известно, виноградная лиана имеет и своеобразное приспособление — усики, с помощью которых она надежно прикрепляется к опорам. Еще в XIII веке разносторонний ученый Альберт Великий установил: усики — это не что иное, как измененные соцветия винограда. Он же подметил, что усики образуются на стебле, строго супротивно листьям и, как правило, лишь только в верхней части побега.

Семьсот лет спустя известный советский ботаник П. А. Баранов сумел объяснить и саму природу растения. Первоначально, утверждает ученый, виноград не был лианой, не имел усиков и хорошо рос на открытых местах. Но с увлажнением земного климата предки винограда, оказавшись в лесу, стали перед выбором: выйти на свет или погибнуть. Постепенно превратившись в лиану и вооружившись цепкими усиками, виноград вознесся в конце концов «на крышу» леса.

В лесу виноград впервые и был замечен человеком, видимо, соблазнившимся даровой ягодой, хотя и не столь вкусной, как на теперешнем винограднике. Со временем виноград значительно преобразился: человек восстановил в какой-то мере его прежнюю свободу, перенеся из лесной обители снова на открытые солнечные места. Теперь его возделывают и в виде штамбовых растений — деревьев, и в виде кустов, и на шпалерах, и длинными лианами на беседках, домах и иных сооружениях. На все это ушел тысячелетний труд миллионов людей. Да и всемогущая природа не оставалась в стороне.

В распространении винограда и умножении его сортов немало сделано древней европейской цивилизацией, и, в частности, Римом, перенявшим культуру винограда из Древней Эллады.

Сначала вино, по свидетельству Плиния, было столь редкостным напитком, что основатель Рима — Ромул вынужден был заменить его в жертвоприношениях молоком, но через несколько веков Италия — уже самый богатый виноградной лозой край, ставший, вполне естественно, и излюбленным местом времяпрепровождения Вакха (Бахуса). Римское государство, особенно Равенна, столь обогатилось виноградниками, что Ганнибал уже имел возможность поить утомленных лошадей своей многочисленной армии не водой, а отменным римским вином. О расцвете виноградного промысла свидетельствует и великий поэт Вергилий:

Из Рима виноградарство проникает на юг Франции и далеко в Испанию.

В Восточную Европу виноградная лоза была занесена через Крым и Черноморье еще древнегреческими переселенцами. В Херсоне даже сохранилась мраморная плита от памятника одному из первых виноградарей Крыма — Агасиклу.

Геродот, посетивший в V веке до нашей эры Скифию, писал, что обитатели низовьев Днепра — борисфениты — успешно занимаются культурой винограда. Давнюю историю возделывания винограда, особенно широко распространившегося в Киевской Руси, можно также проследить и в более северных краях.

Значительно позже отмечены попытки выращивать виноград и на широте Москвы. В XVII веке здесь по указу царя Алексея Михайловича был заложен первый «виноградный сад». Энергично поддержал довольно робкую инициативу отца и Петр I, при котором начали выписывать лозы из Франции и Венгрии. Теперь у нас, не говоря об огромных площадях, занятых под виноград, в сфере обращения находится несколько тысяч его сортов, из которых около 1200 — отечественной селекции.

Не забыты и дикие лесные предки великолепной ягоды. Заботливо растят их озеленители в скверах и парках, а любители — на балконах и вокруг уютных беседок.

При самом тесном родстве дикие и культурные сородичи винограда имеют, конечно, разные биографии и по-разному складываются их судьбы. Если дикие виды, украшающие теперь наши жилища, сравнительно неприхотливы и к почвам и к уходу, то культурные сорта, пожалуй, наиболее трудоемкие из всех плодовых: без труда — нет винограда. Чего стоит только ежегодная обрезка виноградной лозы! Предоставленные самим себе лианы способны вымахивать в длину до 5 метров, а некоторые «ретивые» сорта всего лишь за один год могут дотянуться и до 20 метров. Умело укорачивая годичные лозы, виноградари регулируют развитие растения, направляя основное его усилие на создание максимального урожая.

Курьезно, что открытием обрезки люди обязаны… ослу. Как-то, самовольничая, изголодавшийся длинноухий аккуратно общипал часть кустов винограда, которые, к немалому удивлению хозяина, дали затем особенно щедрые плоды. Так, нерадивый осел преподал заправскому виноградарю урок, как надо ухаживать за растением. Утверждают, что расчувствовавшиеся греки некогда даже соорудили невольному первооткрывателю замечательного агротехнического приема весьма внушительный памятник.

Чего только не увидела и не пережила на своем долгом и славном веку легендарная лоза удивительной солнечной ягоды! А сведущие люди пророчат ей будущее, которое превзойдет самые фантастические надежды ученых и виноградарей.

Основной овощ

— О! Вещь! — радостно воскликнул древний человек, впервые встретив растение, пригодное для первобытного салата.

Последовавшая затем проба «на зуб» лишь подтвердила благоприятное зрительное впечатление от сочной находки. Иначе с чего бы агрономам утверждать (хоть, может, и не на конференциях), что именно с той встречи и как раз от того радостного возгласа и пошло гулять по миру ходкое теперь слово «овощ».

Шутки шутками, но в самом деле, какой из многочисленных овощей некогда первым встретился человеку?

Немало было желающих разгадать давнюю тайну овощного приоритета, а точного ответа все нет, но по многим признакам специалисты склонны отдать первенство обычной… капусте.

— Ну, так уж и обычной? — непременно обидится овощевод. И не преминет, конечно, рассказать о ее многообразных достоинствах.

За капусту обязательно подаст свой веский голос и заправский кулинар и знающий ей цену врач. Ведь чего только не изготовишь из сырой, соленой, квашеной, маринованной и даже сушеной капусты! И как великолепно она сочетается с другими овощами, фруктами, приправами: с яблоками, помидорами, тмином, луком…

Исследования медиков все время расширяют наши знания о целебных свойствах капусты; она положительно влияет на обмен веществ, лечит ревматизм и желудочные заболевания, хорошее мочегонное средство, полезна (из-за небольшого содержания углеводов) и для диабетиков.

Чудесный овощ оценили по достоинству задолго до нашей эры. Наукой точно доказано, что начали возделывать капусту еще в конце каменного века.

Давно это было, но ученые-ботаники все же довольно точно знают, где состоялось первое знакомство человека с первобытной капустой. На европейском побережье Атлантики, уверенно говорят они, ведь там и теперь еще можно встретить ее дикорастущих потомков. Высокорослые, с лировидными мясистыми листьями, они не в пример своей культурной родне почти совсем не изменились с той давней поры.

Немало пожила лишь постепенно окультурившаяся разными народами капуста, пока не попала в благословенную для нее Древнюю Грецию. Именно там она впервые обрела широкое признание и необыкновенную популярность. Между прочим, выдающийся полководец древности Александр Македонский, по преданию, всегда перед боем считал необходимым накормить своих воинов именно капустой: видимо, он был уверен, что в этом секрет его побед.

Большое увлечение капустой из Древней Греции было перенято Римом. «Долго было бы перечислять все похвальные свойства капусты, — писал Плиний-старший. — Хрисипп-врач посвятил ей специальную работу, разобрав в ней действие, которое она оказывает на каждый член тела… писал о ней и Диевхез, а раньше всех Пифагор». Интересно, что великий математик и философ не только прославлял капусту, но, кажется, еще и занимался ее селекцией: недаром одну из лучших ее форм в древности назвали именем Пифагора. «О хороших и целительных свойствах пифагорейской капусты» — так назвал целый раздел своей книги римлянин Марк Порций Катон.

Впрочем, не удовлетворившись одной главой, он стал расточать свои симпатии любимому овощу и в другой, названной «О том, как капуста способствует пищеварению».

«Капуста, — восклицает он, — изо всех овощей — первая. Ешь ее вареной или сырой. Она чудо как помогает пищеварению, устанавливает желудок…» Однако и этой хвалы показалось ему мало: «Если хочешь на пиру много выпить и с удовольствием поесть, съешь перед обедом сколько угодно сырой капусты с уксусом и опять-таки, когда пообедаешь, съешь ее листьев пять. Ты почувствуешь себя, как будто ничего не ел, и выпьешь вволю».

Правда, последний секрет был известен еще древним грекам. По их мнению, капуста, враждебная виноградной лозе в саду или в поле, оказывает активное сопротивление и виноградному вину в организме человека. «Съешь капусту перед питьем — не опьянеешь, съешь после — разгонишь хмель». Больше того, в Древней Греции всерьез верили, что капуста обладает всеми известными на земле «семью благами»: горячим и холодным, сухим и влажным, сладким, горьким и острым. Поэтому и рекомендовали ею лечиться «при воспалениях, разлитии желчи, свежих ранах, нарывах, свищах». Считалось также, что капуста способна «останавливать ползучий лишай, уничтожать наросты, заравнивать шрамы, избавлять от язв во рту и гланд, чесотки, проказы, дурного запаха в носу».

Воздав хвалу такому почти всеисцеляющему овощу и подчеркнув, что «капуста соединяет в себе все свойства в пропорции, содействующей здоровью», Катон между тем не забывает еще и поучать своего современника-земледельца по части агротехники и даже по сортоведению. «Прежде всего ты должен узнать, какие есть сорта капусты и какова их природа», — объявляет он, но называет всего лишь три. «Гладкая капуста» описывается им как сорт с крупным стеблем, широкими листьями и большим кочаном (не забыта и «мощная природа» и «большая сила» этого сорта). «Курчавую», или сельдерейную, капусту он считает хорошей и по природе и по виду, к тому же отличающейся от первого сорта значительно большей лекарственной силой. Львиная доля комплиментов досталась третьему сорту: имя самое лучшее («нежная капуста»), а уж лечебные ее достоинства оценивались как несравненные. Можете себе представить, какие ей воздавались почести, если об одном лишь соке говорилось, что в качестве лечебной микстуры он производит на больного «сильнейшее действие».

Проходят века, и мы видим капусту на Руси. Уже к XII веку ее здесь достаточно хорошо освоили, хотя и оставалась она привилегией одной лишь знати. Поэтому русский летописец в 1150 году почел за необходимость сделать запись о том, что «Смоленский князь Ростислав Мстиславович подарил епископу Мануилу огород с капустняком». Не мог же он пройти мимо столь веского дара.

Правда, капуста на Руси объявилась значительно раньше этого события. Ученые не без основания считают, что древние славяне получили ее культуру от греко-римских колонистов Крыма и других районов Причерноморья. Вместе с растением они переняли и его название, понятно, несколько модернизировав на свой лад. Так из латинского слова «капут» — «голова» и родилась наша «капуста», что в смысловом переводе означает «головчатая».

Со смелостью и размахом двинули наши предки культуру ее от берегов Черного моря далеко на север. Кроме улучшения агротехники и отбора новых форм, славянам принадлежит и приоритет открытия квашения капусты. Древним грекам и римлянам был неведом этот оригинальный способ приготовления и сохранения впрок столь ценного овоща. От славян научились квашению немцы и другие народы.

На Руси издавна знали как листовую (с курчавыми и гладкими листьями), так и кочанную капусту; с XVI века тут распространяется кольраби, затем цветная и, наконец, брюссельская капуста.

Одно из свойств капусты, известное уже тысячелетия, — это редчайшая способность к сортообразованию.

— Никакое другое растение не дало за несколько тысяч лет такую «цепную реакцию» мутаций, как капуста, — утверждает превосходный знаток этого растения ленинградский ученый Петр Михайлович Жуковский.

Понятно, почему и систематика капустного рода считается у ботаников с давних пор камнем преткновения. Со времени Карла Линнея бьются ботаники, но так до сих пор и не создали общепризнанной классификации.

Тем более интересно, что по утверждению многих ученых, к которым присоединил свой голос и великий Дарвин, все существующие ныне культурные формы капусты произошли только от одного дикорастущего вида. Все сорта каждой из шести основных разновидностей, которые принято именовать: головчатой, цветной, савойской, брюссельской, листовой капустой и кольраби.

Пожалуй, только головчатая и, может, савойская капусты своим видом и остались еще близки к привычному нам «капустному» стандарту. Другие же далеко ушли от него. Например, кольраби.

— Какая же это капуста, — скажет скептик. — Ведь это же скорее брюква, у которой невесть почему корнеплод оказался не в земле, как надлежит, а над ней, к тому же на специальной ножке.

А брюссельская красавица? Тонкая, стройная, с пышной прической листьев и миниатюрными шаровидными головками, густо облепившими ее изящную талию. В пору бы только любоваться ею, как редким оригинальным созданием природы, но практичному человеку, видимо, оказалось мало ее уникальных декоративных достоинств, и он поспешил приспособить ее к своему… столу.

Однако, по правде говоря, придирчивым цветоводам больше брюссельской по душе листовая капуста, которая, кстати, ближе всех других разновидностей стоит и к дикой прародительнице. Среди холодостойкого капустного племени — она заправская «полярница», которая легко переносит морозы до 15 градусов. Да и ростом вышла богатырем, под стать видному гренадеру: до двух метров вымахивает за весну и лето, украшая свой стебель-гигант по всей его высоте оригинальными курчавыми листьями. Налюбовавшись вволю, цветовод может еще и… съесть ее. Особенно вкусна эта капуста после подмораживания.

А еще брокколи! Как и цветная капуста, она не лишена так необходимых каждому растению «украшений» — цветков или по крайней мере их зачатков. Но за долгие годы многие поколения заботливых огородников ухитрились так «раскормить» своих любимцев, что их цветки целиком утратили свое главное назначение — приносить семена. Однако если в таком виде самому растению от них, как говорится, «мало проку», то вездесущий человек нашел и им должное применение. Плотно скапливаясь в окружении сочных продолговатых листьев, множество цветочных зачатков образуют целые куски нежного бело-зеленого «мяса». По мере непрерывного их нарастания заботливым рукам овощеводов остается лишь осторожно срезать их для приготовления многих вкусных и питательных блюд.

Вот каковы лишь основные разновидности капусты. А за каждой из них стоит множество весьма разнообразных сортов. Огромен капустный род в наше время, да и роль его в питании целых народов не меньше, чем в седой древности.

Основной овощ во всех странах умеренных широт.

Синьор Помидор

Не один день, вздымая пыль и мерно покачиваясь на мягких ремнях — рессорах, катила извилистыми дорогами Европы богато отделанная карета. Позади остались скалистые Альпы и лесистые Карпаты, а до конца пути — Петербурга оставалась не одна сотня верст.

Заблаговременно, с почтением уступали роскошному экипажу дорогу и возницы деревенских телег и ямщики кабриолетов, а пешие, торопливо сняв шапки, спешили отвесить в его сторону низкий поклон. Кто мог знать, что за занавешенными окнами среди дорогого убранства на сей раз восседал не какой-нибудь знатный властолюбец, а пассажир, абсолютно равнодушный ко всяким почестям.

Правда, в веселой, солнечной Италии, откуда он следовал, многие с уважением называли его синьором. Да и в Петербурге сама императрица Екатерина II удостоила южного гостя высочайшей аудиенции, и с легкой руки «слышавших звон» придворных по городу быстро распространилась весть о том, что к царице «пожаловать изволили из самого Рима» очень уж знатный синьор Помидор. Только со временем выяснилось, что в шикарном экипаже под звонким итальянским именем прибыл в столицу лишь «мудреный южный плод» — помидор.

Памятуя наказ просвещенной императрицы доносить из чужестранных земель всевозможные новости, в том числе и «о диковинных фруктах и необыкновенных произрастениях», русский посол и послал ей из Италии в разгар лета 1780 года одно из таких донесений вместе с партией фрукта «для высочайшей пробы». Так и попали пред монаршьи очи увесистые корзины, полные невиданных в России плодов.

«Итальянцы очень любят такой фрукт и называют его „помо д’оро“, что означает „золотое яблоко“», — давал пояснения один из знатных сановников, недавно побывавший в Италии. В руках он держал золотисто-оранжевый плод, одновременно напоминавший и крупную ягоду, с сочной кисло-сладкой мякотью под тонкой кожурой (впрочем, ботаники в самом деле считают этот плод ягодой). Мякоть плода и погруженные в нее плоские зернышки, как и кожура, были желтовато-золотистого цвета и обладали характерным запахом.

Иноземная диковина и внешним видом и особенно на вкус произвела должное впечатление. Царица тут же повелела вместе с благодарностью послу отправить в Рим заказ на регулярную доставку «мудреного» фрукта к ее столу. Откуда ей было знать, что помидоры под названием «любовные яблоки» уже не один десяток лет с успехом выращиваются на окраинах ее же империи.

Впрочем, первое печатное упоминание о них относится к тому же 1780 году, когда сотрудник Российской академии наук Кириак Кондратович издал свой словарь под примечательным для того времени длинным витиеватым названием: «Дикционер или речениар о разных произращениях, то есть древах, травах, цветах, семенах огородных и полевых, кореньях и о прочих былиях и минералах». В этом сочинении под буквой «Я» и значится «яблоко любовное» Пома аморис, а по-арабски «алкакенги».

В «Физическом описании Таврической области по ее местоположению и по всем трем царствам природы», изданном в 1785 году, «любовные яблоки» числятся уже среди «поваренных и других в огородах произрастающих растений». Там же отмечается, что «сеются оные в садах около Бахчисарая», а употребляются в пищу «давно и различным образом». В книге, опубликованной в Кенигсберге пятнадцатью годами позже, И. Георги сообщает, что «„любовные яблоки“ в южной России, Астрахани, Тавриде, Грузии часты в садах на вольном воздухе». Там их «едят и в различном виде» и как огурцы, приготовленными с уксусом и испанским перцем, а на севере России «любовные яблоки часты как комнатное украшение».

Возделывание помидоров в средней России подтверждается и более ранними источниками. В 1781 году, по сведениям П. С. Палласа, они выращивались в открытом грунте в Московском ботаническом саду П. А. Демидова. А. Т. Болотов в своей статье «О любовных яблочках» за 1784 год пишет, что их возделывают «во многих местах (очевидно, средней России), в горшках в комнатах, отчасти в садах, используя и как пищевое растение и как декоративное». Тут же он высказывал и твердую уверенность, «что иметь их можно без ранжерей».

Итак, синьор Помидор без ведома двора и самой царицы уже пересек южные рубежи империи и продвигался к северу. В этом его судьба прямо противоположна судьбе близкого его родича картофеля. Ведь «земляные яблоки» начали завоевание России с севера и не самовольно, а по указу Петра I. Происходят же и картофель и помидор почти из одних и тех же мест Южной Америки (Перу, северные районы Чили, Галапагосские острова). В диком виде и теперь их можно там встретить. Непонятно лишь, кто старше: население древнего Мексиканского государства выращивало «любовные яблоки» с незапамятных времен. Правда, инки и ацтеки называли их по-своему — «томатль», что означало «крупная ягода», а относилось название и к плоду и к самому растению. Только много лет спустя первоначальное имя было восстановлено ботаниками. И теперь «томаты» можно часто встретить в научной литературе наряду с латинским названием «ликоперсикон», то есть «волчья ягода», «волчий персик» (придумал его Карл Линней в 1754 году).

Томаты у себя на родине представлены как однолетними, так и многолетними растениями. Среди них есть кусты и пряморастущие, и со слегка извилистыми стеблями, и даже ползущие по земле. Богатая южноамериканская флора в своем арсенале имеет еще и пятиметровое томатное дерево. Оно, в сущности, «не знакомо с томатом» и принадлежит к отдаленному от него роду цифомандра.

В Европе томаты впервые появились в Испании в середине XVI века. Привезли их туда из Перу под именем «поми дель Перу», то есть «яблоко перуанское». Если в Испании им увлеклись лишь как декоративным и отчасти… лекарственным растением, то в Италии он быстро стал новым овощем. Не случайно и автором первого печатного упоминания о томатах был итальянец. Известный врач и ботаник П. Маттиоли (именем которого, кстати, названы очень душистые цветы) в 1554 году писал: «Начинает вводиться плод сдавленный, наподобие кругловатых яблок, рассеченный, подобно дыням, сначала цвета зеленого, затем, когда наступает зрелость, у некоторых растений оказывается золотистым, у других же красным и поэтому обыкновенно называется „помо д’оро“ („золотые яблоки“). Их также едят».

По первому упоминанию о «золотых яблоках», как и по самому названию можно судить, что в Италии вначале культивировались ребристые, преимущественно желтоплодые помидоры. Об этом же свидетельствует и первый его «портрет», выполненный Р. Додонеусом в 1553 году и подписанный «Пома аморис», что означает «яблоко любви». (Это название приписывают французам.) Советские ботаники С. М. Букасов и С. В. Юзепчук, отправившиеся в первые годы Советской власти с экспедицией на исконную родину томатов, Южную Америку, нашли там «дикарей», очень похожих на первые помидоры, «позировавшие» художнику-европейцу. Но была и иная томатная ветвь. Именно ее представителя ботаник К. Баухин описал и нарисовал в 1596 году под названием «вишневидный томат». Как раз эти два старожила обширного томатного рода и стали родоначальниками всех культурных сортов.

Любопытна история появления томатов в Северной Америке, где даже в 1840 году их считали ядовитыми и боялись пробовать плоды, привозимые эмигрантами-итальянцами.

В России же заокеанские овощи шли с триумфом, и в самом начале XX века ученый-агроном А. С. Кравцов пишет, что «томату по выгодности разведения нет равного в русском огородничестве, а по величине торговых оборотов он уступает только капусте». Если по занимаемой томатами площади царскую Россию конца XIX века и сейчас не может превзойти ни одна страна в мире, то за советский период томатная территория выросла по меньшей мере в 100 раз. Создано множество сортов и для консервирования, и для получения богатых урожаев в тепличных условиях, и для выращивания в различных районах вплоть до Крайнего Севера.

Синьор Помидор повинуется и ученым (тут велики заслуги сотрудников Всесоюзного института растениеводства, возглавляемых профессором Д. Д. Брежневым) и энтузиастам-любителям.

Загляните, к примеру, на усадьбу учителя-пенсионера Ф. Середы в город Гадяч, что на Полтавщине. Вы увидите целый томатный сад с десятками самых разнообразных, в том числе и собственных сортов. В сотни адресов с помощью своих юных питомцев ежегодно отправляет он пакетики с ценными семенами. Где только не растут его томаты. Особенно активно Ф. Середа пропагандирует акклиматизированного им на Полтавщине бразильца «де-баро».

— Настоящее томатное дерево, — восхищается учитель, показывая четырехметровой высоты растение, на котором не менее 10 килограммов некрупных (с куриное яйцо) овальных ярко-красных «яблок».

И мало того, что плоды де-баро удивительно вкусны, они еще способны сохраняться почти до конца зимы, да и само растение не боится болезней, заморозков и благодаря своему исполинскому росту — прекрасный озеленитель.

Еще несколько веков назад человечество обходилось без томатов, а сейчас это даже трудно представить! Москвичи, например, ежедневно покупают около 1000 тонн плодов «мудреного» овоща, да к тому же выпивают 12–15 тысяч литров сока… Завидный томатный аппетит у жителей Москвы, а каков он у всего мира? Много жизненно важных сахаров, витаминов, провитаминов, минеральных солей, органических кислот дарит людям чудесное яблоко, ведь только по одному витамину С оно почти не уступает хваленым южанам — цитрусам.

«Ода помидору» — так назвал одно из своих произведений Пабло Неруда.

«…На почетном месте в каждой кухне, важно входит в блюда и садится на место, первое среди стаканов, солонок, голубых бокалов, рюмок и масленок…» К далекому голосу уважаемого у нас чилийского поэта охотно присоединяются и миллионы простых любителей, а среди них и маститые кулинары и молодые хозяйки. С приходом к столу столь привлекательных «яблок» у женщин, пожалуй, наступают каникулы. Ведь приготовить сытное помидорное блюдо проще пареной репы. А то и вовсе без всяких усилий наслаждайся ими вволю: бери эти сочные, очень питательные овощи и ешь себе на здоровье. Хочешь — немного присоли, поперчи или макни в растительное масло.

Недаром наблюдательные немцы, некогда познав существо помидора, прозвали его «райским яблоком». И впрямь божественная еда, особенно если добавить еще и сметаны или подсолнечного масла, уксуса, огурца, лука. А какие еще помидорные блюда знает наша, итальянская, французская, сербская, греческая и многие другие национальные кухни!.. Помидоры с яйцами и творогом, сахаром и перцем… помидоры соленые и маринованные, жареные и печеные, всякие пасты, пюре, соусы…

«Красный помидор, живое солнце, сочное, неиссякаемое, ясное, попадает в соусы, обручившись с луковицей белой. Позволяет он оливковому маслу падать каплями на срезы полушарий. Перец ароматный, соль мельчайшую он притягивает, словно он — магнит…» — воспевает Пабло Неруда своего земляка.

Медики охотно рекомендуют томаты людям с различными нарушениями обмена веществ, заболеваниями сердечно-сосудистой системы и желудка. Да и вполне здоровых, утверждают врачи, два-три «помидорных» месяца отлично заряжают здоровьем на всю долгую зиму.

— Какая великолепная биография создана людьми некогда безвестному овощу! — удивляется академик ВАСХНИЛ Д. Д. Брежнев. — А ведь это далеко не предел.

Не зря же мобилизуются в помощь «синьору» и искусственное солнце, и специальный раствор, заменяющий почву, и энергия атома, и многие другие достижения научной и технической мысли.

Ученые Пермского университета нашли, что обработка семян томата магнитным полем резко увеличивает урожай. Румынский селекционер Л. Форго удачно скрестил томат со сладким перцем, и красно-розовые плоды томатоперца объединили прелести обоих овощей. Селекционеры присматриваются и к прививкам томата к картофелю и, наоборот, картофеля к томату, размышляют об улучшении помидора за счет баклажанов, физалиса, пасленов, создают новые сорта из томатов-«дикарей».

Древний «томатль» все еще не раскрыл до конца свои многочисленные секреты, а человек далеко не полно использовал его богатейшие возможности.

«Дынное дело»

С конца лета на наших среднеазиатских базарах безраздельно господствует дынный дух. Идеально круглые, продолговатые или овальные, всевозможных оттенков желтого, зеленого, оранжевого, белого, коричневого цвета, они встречаются на каждом шагу, нередко образуя на земле целые пирамиды. А уж о дынном аромате и говорить нечего — он не дает покоя еще издалека.

Нет нужды распространяться о вкусе дыни: ее нежная, ароматная, сладостно тающая во рту мякоть больше чем на 13 процентов состоит из сахара, а также из многочисленных витаминов и других биологически активных веществ.

Вряд ли кто откажет себе в удовольствии всласть поесть «душистой, сочной благодати» в свежем виде, хотя многие отдают должное и искусно приготовленным из дыни цукатам, варенью и, конечно же, древнему среднеазиатскому лакомству — сушеной дыне.

В долгий сезон мусульманского поста дыня служила основной едой для миллионов верующих и стала, так сказать, неотъемлемым атрибутом магометанского культа. Растение окружалось всяческой заботой и вниманием. Многовековым любовным трудом тысяч людей, подогреваемых и религиозными чувствами, были созданы великолепные сорта дынь, среди которых одно из первых мест принадлежит несравненной чарджуйской дыне, пользующейся и до сих пор славой «первой в мире». Темно-зеленые, овально вытянутые ее плоды, с трудом отрывающиеся от растения, сначала не производят большого впечатления. После созревания их мякоть еще остается очень плотной, малосочной и недостаточно сладкой. Только полежав несколько суток, чарджуйская дыня набирает полную силу. Правда, ее хранение лишь условно может быть названо лежкой, так как обычно дыни этого сорта выдерживаются в подвешенном состоянии, висеть же они способны всю долгую зиму, из-за чего их и зовут «зимовками». Каждый, кто попробует ароматную мякоть повисевших зимовок, обязательно скажет: «Необычайно вкусно!»

Среднеазиатская волшебница покоряет не только людей, а и целые… страны. Завоевав Туркмению, Афганистан, Иран, чарджуйская дыня распространилась и далеко за пределы своей родины.

В Армении издавна известна и почитаема близкая ее родственница дыня дутма. Кстати, из Древней Армении начали распространяться широко известные дыни канталупы: семена сначала доставили в Италию католические миссионеры, а затем их стали возделывать в папском имении Канталуппи, близ Рима (отсюда и название).

Среди большого многообразия дынь встречаются и растения, вовсе не похожие на дыни: таковы, например, красные или коричневые «яблочки» дудаим (2–5 сантиметров в диаметре). А ведь это самые настоящие дыни, ценные декоративностью душистых, но малосладких плодиков.

В Таджикистане можно встретить еще и удивительную дыню тарра с плодом длиной около двух метров. Бороздчатая или морщинистая «чешуя» необычного плода придает ему сходство с фантастическим пресмыкающимся, распластавшим свое белое гибкое тело среди изумрудных листьев. Зрелая мякоть дыни-змеи рыхлая, водянистая, с неприятным привкусом. Зато молодые завязи ее плодов напоминают свежие огурчики.

В Аравии берет начало культура дыни «аджур», в свое время переселившейся в Египет. И теперь еще на любом египетском овощном базаре можно услышать выкрики торговцев: «Нежные, свежие, выросли в эту ночь!» Вкусная, приятно хрустящая и освежающая мякоть завязей дыни аджур (величиной с крупный огурец) действительно всегда нежна и свежа, но в рекламе о ее быстром росте допускается некоторая неточность… Только за 5–7 дней завязи дыни аджур достигают лучших вкусовых и товарных качеств. Зрелые же ее плоды, называемые арабами абд-эль-анн и напоминающие полицейскую дубинку, в пищу совсем не пригодны.

Специалисты утверждают, что в Россию дыни пришли двумя путями. Впервые они обосновались на наших землях одновременно с древнегреческими колонистами, заселившими побережье Чёрного моря, а в более позднее время были завезены уже из Средней Азии.

Достоверно известно, что в начале XVI века царские стрельцы, специально посланные в южные края для сбора семян редких растений, доставили в Москву и семена дынь и мастеров «дынных дел». Одним из царских указов того времени было заведено и специальное «дынное дело». Из-за слишком сурового для изнеженного южного растения московского климата выращивание дынь вскоре было ограничено парниковой, а затем «ранжерейной культурой».

Лишь в наше время советским селекционерам удалось вывести превосходные северные сорта дынь, с каждым годом все больше обживающиеся на колхозных полях. Особенно велика тут заслуга селекционеров Грибовской опытной станции овощеводства, создавших хорошие сорта как для Подмосковья, так и для более северных районов.

Не отстают от ученых и завзятые любители дынного промысла. Недавно, например, распространилась весть об одном из необычных энтузиастов села Нижняя Пеша Архангельской области. Она-то и собрала у скромного дома Аксакала Насреддинова чуть не все население тундры. Больше всего радости, конечно, выпало на долю виновника события. Довольный дыневод, сияя от счастья, торжественно раздавал по ломтику… пахучей янтарной дыни гуляби всем съехавшимся посмотреть это настоящее арктическое чудо.

Охотно делился мичуринец не только дыней, впервые выращенной за Полярным кругом, но и своими секретами. Несколько лет назад он переселился из солнечного Узбекистана на север, хорошо обжился в новом краю, но тосковал по привычной с детства душистой, янтарной дыне. Можно было б отвести душу во время отпуска, съездив на родину, но настойчивый Насреддинов решил вырастить узбекскую дыню возле своего нового дома, прямо в неприветливой тундре. Задумано — сделано. Заказал узбекистанской родне семена, приглядел подходящий «огород», а остальное, по его словам, «дело лишь времени».

И вот предприимчивый любитель угощает всех тем самым сортом дыни, который в былые времена был доступен лишь именитой знати. Говорят, что бухарский эмир с гордостью посылал ее в дар лишь наиболее высоким и почитаемым властелинам-соседям. Ну, а тут полярная чудо-дыня наполняла сказочным ароматом и двор садовода-труженика и почти все село. «Будут рядом с извечной клюквой зреть и душистые красавицы дыни», — говорит настойчивый садовод.

Уверены ученые-ботаники и в возможности вырастить в нашей стране другую чудо-дыню… дынное дерево. Не подумайте, что для этого им нужно переделывать плетистые побеги наших дынь в стволы деревьев: дынное дерево уже давно создано природой, хотя от этого задача, стоящая перед ботаниками, ничуть не становится проще. Обычные дыни, или, точнее, их культурные виды и сорта в основном происходят из Передней и Средней Азии, хотя по предположению некоторых специалистов дикие предки дыни ведут свой род из тропических районов Африки и Азии. Наши душистые дыни и дынное дерево климатически весьма близки, но в остальном их может объединять разве что сходство внешнего вида и внутреннего строения плода да еще общность… названия.

Ботаники, впрочем, не в восторге от давно вошедшего в обиход названия: «дынное дерево». Во-первых, они считают его не настоящим деревом, а лишь древовидным травянистым растением, по виду напоминающим дерево, во-вторых, они присвоили ему научное название Карика папайя, чаще его называют просто папайя. К своеобразным «ненормальностям» папайи ботаники относят и присущую ей каулифлорию, то есть способность образовывать плоды не на ветвях, а прямо на главном стволе растения.

Испанские завоеватели XVI века, впервые увидев в Панаме папайю, поразились видом почти десятиметровых растений-деревьев, голые стволы которых под небольшими, ажурными кронами-зонтиками из крупных пальчатых листьев были плотно увешаны желто-зелеными дынями. Еще большее удивление вызвали плоды, когда их попробовали. По вкусу они очень напоминали обычные дыни с грядок, хотя и несколько слаще. Но этим не ограничиваются ее достоинства.

Пожалуй, еще больше ценится она из-за содержащегося в плодах фермента папаина, своим действием напоминающего ферменты желудочного сока. Папаин улучшает пищеварение, успешно используется при лечении язвы и других желудочных и кишечных заболеваний. Свойствами, близкими к ферментам желудочного сока, объясняется способность папаина хорошо размягчать сырое мясо, расщеплять белки. Достаточно несколько капель сока папайи добавить в бульон, и самое жесткое мясо становится удивительно мягким. Как лечебное средство она содействует растворению отмерших клеток и способствует росту живых тканей.

Народная медицина отмечает, что плоды дынного дерева быстро восстанавливают силу истощенных болезнью или сильно переутомленных людей. Наконец, листья, кора, оболочка зеленого плода папайи, сердцевина ее стебля содержат много других полезных веществ. Не только в медицине, но и в технике, в промышленности, в быту известно около ста препаратов и полуфабрикатов, изготавливаемых из папайи. Однако главную ценность представляют, разумеется, сами плоды. Из них приготовляют приятные целебные напитки, бодрящие маринады, вкусные джемы. Из них же добывают и сок, который находит применение в производстве особых сортов мороженого, сиропов и многих других деликатесов. Неспроста жители многочисленных островов Океании, где культура папайи особенно распространилась, с уважением называют это дерево «Будь здоров».

В условиях тропиков больше всего хлопот вызывает сбор урожая папайи. Нелегко получать и один из ценнейших продуктов папайи: сок латекс, содержащий папаин. Добывают его из не вполне зрелых плодов путем своеобразной подсочки. Для этого на плодах делают от двух до четырех мелких круговых надрезов. Сок, вытекающий из образовавшихся ран, собирают в подвешиваемые к плодам стеклянные банки, так как с металлической посудой он активно взаимодействует.

Любопытно, что дынное дерево неизвестно в диком состоянии ни в Центральной Америке, где его впервые увидели европейцы, ни в других районах мира. Только в лесах Колумбии и Эквадора удалось обнаружить его низкорослого дикого родича — папайю горную. Со времен открытия Колумбом Америки владения ее значительно расширились. В настоящее время дынное дерево возделывают в Африке, Индии, на Цейлоне, на многочисленных островах Малайского архипелага и в Австралии. На этих землях оно нашло для себя не менее благоприятные условия, чем на своей старой родине.

Повсюду растет папайя быстро и, хотя достигает иногда высоты двух-трехэтажного дома, чаще всего не превышает 3–4 метров. Последнее обстоятельство не огорчает людей: с низкорослых деревьев удобнее собирать плоды. Иногда при возделывании дынных деревьев прибегают к садоводческим приемам, задерживающим их рост в высоту. Ствол дынного дерева не ветвится; толщина его нижней части достигает 30 сантиметров. Плодоносит же оно в течение десяти лет. Интересно, что плоды папайи сильно отличаются по вкусу не только у разных экземпляров, но и на одном и том же дереве. Размерами и формой они также значительно варьируют, но вес их обычно не превышает 2 килограммов.

Дынное дерево очень теплолюбиво и плохо переносит одно только приближение ртутного столбика к нулю. Можно поэтому себе представить, сколь сложная задача встала перед ботаниками Гагринского опорного пункта Главного ботанического сада Академии наук СССР, когда они решили освоить культуру папайи на Черноморском побережье Кавказа.

У них, правда, был смелый и настойчивый предшественник. Еще до Великой Октябрьской социалистической революции на Сухумской садовой и сельскохозяйственной опытной станции ботаник В. Маркевич предпринял первую попытку. Получив рассаду дынного дерева из Петербургского ботанического сада, он успешно растил молодые деревца, хотя плодов получить ему так и не удалось.

Советские ботаники пошли намного дальше. В их оранжереях папайя исправно плодоносит. Только с одного деревца за год удается собрать урожай целебных дынь общим весом около 30 килограммов.

Но в последние годы ученые настойчиво осваивают и культуру дынного дерева в открытом грунте: в январе — феврале они высевают семена папайи в оранжерее, а с наступлением устойчивого тепла (май — июнь) приучают молодые растеньица к нашему курортному климату. Оказывается, он для дынного переселенца даже благотворней, чем атмосфера оранжерей, и в черноморском крае деревца растут на открытом воздухе успешнее, чем под стеклом, достигая к осени полутораметровой высоты (рекордной для наших условий). Папайи у нас хорошо цветут, завязывают и наливают плоды, набирающие к осенним непогодам около 150 граммов веса. «Не хватает месяца-двух хорошей погоды», — говорят удрученно специалисты.

— А может быть, заставить папайю развиваться быстрее? — мечтают одни.

Другие советуют привезти из Южной Калифорнии семена наиболее холодостойкого вида. Его можно будет использовать и для гибридизации при создании более выносливых форм дынного дерева.

— Не беда, что плоды мелкие, — говорят ботаники.

— Только бы рос, а плоды переделаем! — поддерживают их селекционеры.

Словом, берется на вооружение весь арсенал достижений советской и мировой ботанической науки, мудрой бербанковской и мичуринской практики.

Навязчивый гобо

Во время недавней поездки по Японии я повидал немало растительных диковинок. Вековые сосны, дубы, кедры, по воле местных садовников превращенные в карликов и редко достигающие в столь почтенном возрасте высоты одного метра; море красавиц сакур в цвету; великое множество разнообразнейших хризантем, очарование священных лотосов… И все же, пожалуй, самой впечатляющей была встреча… с извечным нашим сорняком лопухом.

«Нашел о чем вспоминать», — подумает иной читатель. Может, в таком суждении и есть свой резон, но ведь согласитесь, что за тридевять земель от родных мест приятно свидеться даже с таким земляком, особенно если он связан в твоей памяти не только с родным краем, но и с далеким детством.

А кто же из деревенских ребят не дружил с неизменным пастушьим спутником лопухом?

Как сейчас вижу себя с ватагой босоногих сверстников налетающим на густой и высокий лопушиный строй. Оставив без присмотра подопечные стада весело гогочущих гусей, лихо, «по-чапаевски» рубились мы с «беляками» деревянными саблями, мастерски изготовленными дедом Павлом.

Не случайно, видно, велись те мальчишеские атаки: очень уж неприветливыми казались нам его заросли. И в тени лопухов не спрячешься и в густые чащи без урона не проберешься. Не только исцарапают в кровь голые ноги, а и нехитрую одежонку сплошь разукрасят цепкими шариками. Попробуйка увернуться от них в такой тесноте.

Да, пожалуй, и взрослым они весьма неприятны, иначе с чего бы им, недружелюбно общаясь между собой, восклицать: «Эй, ты, лопух!», «Чего пристал, как репей?..» Еще в средние века, когда было принято приписывать каждому растению то или иное символическое значение, лопух на удивление единодушно считали символом навязчивости.

Меж тем навязчивость эта — мастерски изготовленное природой уникальное приспособление. Без неприятной людям цепкости лопушиные «ежики» не смогли бы так хорошо путешествовать, а вместе с тем и обеспечивать активное расселение своего потомства. Они легко привязываются почти ко всему, особенно охотно цепляясь крючковатыми концами узеньких листочков к «шубам» животных.

Ботаники авторитетно заявляют, что до 1815 года лопух совсем не встречался во Франции, а теперь он там слывет заправским старожилом. При случае служители флоры подробно рассказывают о перипетиях его переселения в гостеприимную Галлию, а свое повествование непременно заканчивают сообщением, что впервые лопух объявился на французской земле в качестве военного трофея наполеоновской армии. Французские солдаты, счастливо избежав во время похода в Россию печальной участи многих своих собратьев, не приметили непрошеного седока, уцепившегося за истертые в бегах лосины. Кое-кто считает, правда, что лопух совершил это путешествие не на поношенной одежде завоевателей, а с фуражом русской конницы, преследовавшей их до самого Парижа.

Кто здесь прав, сказать трудно, но теперь лопух во Франции, как и у нас, один из самых распространенных и злостных сорняков. Настойчиво гонимому растению остается не слишком большой выбор. Вот и селится оно на заброшенных пустырях или мусорниках, вдоль заборов или на обочинах дорог. А ведь «изгнанник»-то далеко не бесполезен. Даже «в ссылке» находят его настырные труженицы — пчелы, азартно собирая и желтовато-зеленый душистый нектар и белую пыльцу.

Высоко ценят «лопушиный мед» пчеловоды. Темно-оливковый, тягучий, с сильным пряным ароматом. К тому же зацветает лопух во второй половине лета, когда цветущих растений мало, цветет богатырски, не скупясь… Долго красуются цветки на разлогом растении, нередко ухитряясь содержать пчел вплоть до морозов. Нипочем лопуху и длительная изнурительная засушливая пора и скоротечный злой суховей. Обзаведясь глубоким корнем, преспокойно растет-цветет он в любую сушь. Правда, из каждого лопушиного цветочка пчелы извлекают всего лишь по одному-два миллиграмма сладкого нектара, но зато ведь его цветочки собраны десятками штук в своеобразном соцветии-корзинке. Кстати, букетики соцветий лопуха очень напоминают корзинки подсолнечника или василька, из-за чего ботаники и считают их родичами и относят к одному и тому же семейству сложноцветных.

Обширно это семейство, но сам лопушиный род весьма немногочисленный. У нас описано всего лишь два вида: лопух большой и лопух паутинистый, или войлочный. Да и те различаются не слишком сильно. У лопуха большого обертки соцветий голые, а все листочки их одинаково крючковатые, тогда как у лопуха войлочного они пушистые, их фиолетовые листочки сверху опутаны паутиной.

Ботаники относят лопухи к двулетним травянистым растениям. Лишь на втором году образуется плотный ветвистый стебель, который вскоре покрывается цветками и соплодиями. Затем растение быстро отмирает, хоть после и стоит долго сухим, ожидая «оказии». Стоит только слегка зацепить растопыренные его «ветви», и соплодия — репьи не замедлят оседлать зазевавшегося путника. А путешествовать они горазды, сколько представится возможным.

Примечательно и научное название лопушиного рода, берущее начало от греческого слова «арктос» — «медведь». Видовое имя лопуха большого — «лавейн» переводится на русский: «брать», «хватать», «цепляться». Присвоил ему эти названия еще знаменитый Карл Линней, но и до сих пор по-латыни его именуют Арктос лавейн («Медведь цепляющийся»).

Интересно, что, несмотря на извечную неприязнь к лопуху, человек очень давно и весьма настойчиво искал в нем пользу.

«Не может быть, чтобы такой здоровяк был целиком бездельником», — упорно твердил безвестный древний лекарь, поочередно пробуя лечить людей лекарствами, приготовленными то из листьев, то из семян, то из иных частей лопуха. Наиболее прочно зарекомендовало себя в народной медицине репейное масло. Издавна оно широко почитается как испытанное средство для укрепления и ращения волос, лечения незаживающих ран.

Простой отвар лопушиного корня ценится в народе как мочегонное или потогонное средство, применяемое при подагре и при ревматизме. Мазью, изготавливаемой из корней лопуха, лечат ожоги, раны, экземы…

Приспособив корни для лечения, вечно не удовлетворенные искатели попытались употребить его и в пищу. Сухой репейный корень используется фармацевтами, зато сырой… Кроме инулина, эфирных масел и дубильных веществ, содержит 12 процентов белковых веществ, почти процент жира и немалый набор витаминов.

И вот как раз вкусный, сочный лопух-овощ мне и встретился в недавнем путешествии вблизи Токио. На небольшом, но хорошо ухоженном огороде ровными рядами росли тучные, широкие розетки темно-зеленых листьев «гобо», как называют японцы этот овощ.

Местный агроном рассказал нам, что растят тут гобо в течение одного года. Высаживают его по весне мелкой рассадой, как у нас капусту, хотя иногда и прямо высевают на плантациях (как нашу свеклу). Семена гобо получают на специальных делянках, где их корни доращивают в течение второго года. К осени первого года на обычных промышленных плантациях лопух образует плотные белые корнеплоды, напоминающие некрупную сахарную свеклу. Даже в сыром виде они вполне пригодны к употреблению. В этом мы убедились прямо на плантации.

С некоторой осторожностью впервые пробовали мы лопух. Он оказался довольно сочным, очень приятным и слегка сладковатым на вкус. Вскоре нам довелось отведать его и вареным, и печеным, и тушеным, и жареным, и в виде салатов, котлет, лепешек… И почти каждый раз в новом и все более вкусном варианте.

Словом, отвели мы душу разнообразными блюдами из высокочтимого японцами гобо, а сопровождавший нас гид вполне серьезно утверждал, что это лишь очень небольшая частица из большого обилия лопушиных кушаний, известных его соотечественникам.

А однажды уже перед самым отъездом нам рассказали еще и местную сказку о лопухе. В ней говорилось, что издавна верно служит преданный гобо своему другу — человеку. При первом знакомстве цепкий гобо вовсе и не помышлял навязываться человеку, а только пытался обратить на себя его внимание. Уж, видно, очень ему хотелось подружиться с всесильным властелином Земли. Многие проходили мимо растения или при случае с раздражением отдирали его шарики. Только один старый бедный крестьянин, заключает сказка, взглянул в душу всеми отвергнутого навязчивого гобо. И стали они с тех давних пор верными друзьями.

Колючие пустынники

Причудлив кактусовый мир.

«Более тысячи видов кактуса перечислены ботаниками, — пишет Лютер Бербанк, — и они так разнообразны, что не найдется двух специалистов, которые были бы согласны с точной классификацией всех форм».

В любом уголке северомексиканской пустыни гордо возвышаются монументальные исполины цереусы, похожие на циклопических размеров светильники. Мясистые стволы цереусов, выходя из раскаленной почвы, постепенно расширяются, но с середины снова едва заметно сужаются к вознесшейся на двадцатиметровую высоту верхушке. Издали кажутся они совершенно гладкими, и лишь с близкого расстояния видно, как вооружены эти гиганты многочисленными и очень прочными колючками.

Как бы для контраста с мощным цереусом невдалеке прямо по земле вьются, подобно удаву, стебли змеевидного кактуса; дальше — громадный, чуть продолговатый зеленый шар. И все они в самое жаркое, душное время года непременно украшаются цветами, несколько пышноватыми для таких аскетов. Тут же можно встретить еще и нескладные опунции, как бы целиком состоящие из несуразных толстых блинов-«листьев», усыпанных колючками.

Зачем кактусу его оборонительный наряд?

Оказывается, дело весьма просто. Для многих травоядных уж очень вкусно «зеленое мясо», и не счесть жаждущих полакомиться. Наиболее настойчивые «охотники за кактусами» — антилопы и бизоны.

Рассказывают, что антилопы «изобрели» даже специальное приспособление, дабы оградить себя от больно ранящих кактусовых пик. Держа во рту плотный лист другого растения, животные пользуются им как щитом, отыскивая на кактусе подходящие места, где можно было бы безболезненно урвать лакомый кусочек.

Домашние животные также охотно приобщаются к кактусовым кормам, но часто болеют и даже гибнут. Вскрытие наглядно показывают причину падежа: стенки желудка сплошь бывают утыканы мириадами кактусовых «стрел».

Интересно, что заботливые кактусы не только надежно защищают стебли, но и проявляют беспокойство о своем потомстве. Многочисленные и очень вкусные плоды опунции и других кактусов также ограждены острыми колючками от посягательств охочих иждивенцев, как и сами растения.

Подобно мощным насосным установкам, пользуясь тончайшей «водопроводной системой» корней, перекачивают кактусы воду (вместе с растворенными в ней питательными веществами) из недр в свои зеленые резервуары. По нескольку тонн такого благодатного питательного раствора нередко накапливают они в гигантских канделябрах стеблей. Такой солидный запас дает возможность кактусу жить «припеваючи», даже когда все живое вокруг засохло. Недаром же его зовут зеленым верблюдом.

За долгие времена жесточайшего соревнования с пустыней растение научилось экономить. Не случайно обычные листья в столь трудных условиях оказались излишней роскошью, поэтому они и были постепенно упразднены или преобразованы в более нужные колючки. Да и зачем кактусам листья, если теми же зелеными стеблями ассимилируют они солнечную энергию, всячески сокращая расход драгоценной влаги и сохраняя могучую силу и устойчивость.

Как найти кактусам достойное применение? Каким образом освободить столь ценное растение из колючего плена?

Не раз вставали такие вопросы перед людьми. Давно удалось приспособить несколько видов кактусов для живого ограждения усадеб и полей, но разве только такие скромные услуги под стать большому семейству кактусов? Настойчиво и неоднократно пытались применить их в качестве кормовых растений. Колючки пробовали обжигать и обрывать. Однако дело двинулось по-настоящему, лишь когда за неприветливых зеленых «драчунов» взялся Лютер Бербанк. «Изнурительными опытами» назвал он впоследствии свою работу с кактусами, длившуюся многие годы.

Прежде чем взяться за выведение бесколючкового кактуса, знаменитому селекционеру пришлось со всего мира собрать многочисленные виды, подробно изучить их биологию, разработать методику скрещивания и лишь после этого приступить к опытам. Но самые тяжелые испытания ждали ученого впереди.

«В течение более пяти лет сезон цветения кактуса, — писал потом о своей работе Л. Бербанк, — был для меня периодом мучений и днем и ночью. Много раз от всего сердца я заявлял, что не хочу иметь дело с кактусом. Вспоминая свое состояние, я чувствую, что не смог бы повторить эти опыты, если бы вновь пришлось пройти через такие мучения».

Селекционер работал более чем с 10 тысячами растений. Немилосердно ранили его руки крупные шипы и мелкие иголки, повсеместно вонзались в одежду и, постепенно проникая через нее, вызывали длительные и очень болезненные раздражения.

В конце концов, не стерпев долгой пытки, селекционер вооружился бритвой и впервые овладел оригинальной специальностью кактусового парикмахера.

Кроме колючек, на пути вставало немало других трудностей. К примеру, опыление растений проводилось в самое жаркое время дня, а цветки кактусов открываются всего на 15 минут. Пойди управься при изнуряющей духоте с тысячами цветков, так лимитирующих рабочее время селекционера.

Наконец кактусы начали разоружаться. Бербанк потом говорил, что ни один из его опытов по своему значению не может быть приравнен к работам по выведению гигантских обесколюченных кактусов. Ведь были получены гибриды, достойные высокой похвалы. Быстрорастущие, способные при хорошей обработке уже на третий год давать до 300 тонн корма с каждого акра. Почти трехметровой высоты растения с мясистыми блинами-листьями диаметром около полуметра и весом до 5 и больше килограммов каждый, они за один лишь год на каждом акре прибавляют в весе почти на 100 тонн. Это ли не победа?

Что же до качества кактусового корма, то он и по питательности и по усвояемости не имеет конкурентов во всем растительном мире. Питаясь таким высококалорийным кормом, рогатый скот, свиньи, домашняя птица быстро нагуливают очень вкусное мясо, при этом вовсе не нуждаясь в воде. И это в пустынях и полупустынях…

Опунция, «обезвреженная» Бербанком, в отличие от иных растений предпочитает пересадку в наиболее жаркую и душную пору. С мая до сентября при самой что ни на есть сухой, жаркой погоде она легко размножается. Любые части растения: кусочки стебля, цветок, недоразвитый плод — хорошо обживаются на новом месте, каким бы оно ни было.

«Я видел, — писал Бербанк, — как они растут на полу, за кухонной плиткой, в карманах зимнего пальто, положенные на письменный стол и в других неподходящих местах».

И еще одна характерная особенность. Только что срезанные для пересадки части опунции, прежде чем укоренять, надо… подвялить. (Этот необычный прием особенно необходим в более прохладное время.) Посадка может производиться вовсе произвольно: на любую глубину, вертикально или под любым углом наклона… После посадки поле нужно лишь поберечь немного от лакомок грызунов, пока растения достаточно не окрепнут.

Кактусы могут быть не только щедрым кормовым полем, но исполнять и роль сада. Не зря же их плантации Бербанк называл полями «с кормом и фруктами». Почти половину зеленой продукции, собираемой в насаждениях опунции, составляют ее превосходные плоды. Ярко-красные или малиновые, они и необычным видом своим привлекательны и по вкусу несколько напоминают ягоды инжира, а в продаже часто выступают под именами «варварийских фиг». Их едят свежими, используют для консервов, варенья, джема, и получаемые из них пигменты очень ценятся как красящие вещества в производстве конфет и мороженого.

Молодые пластины опунций употребляют для приготовления превосходных маринадов, а в зажаренном виде они по вкусу похожи на баклажаны. Едят их и вареными, а приготовленные с сахаром, они напоминают консервированный цитрон.

Даже живущие на опунциях маленькие существа — кошенилевые червецы не пропадают зря: высушенные, они ценятся как отличное сырье для получения ярко-красной краски — кармина.

Вот, выходит, каковы они, колючие пустынники. Заметим, что речь шла главным образом об одном, хотя и наиболее ценном, кактусовом роде — опунции. А сколько их еще! Знаменитая царица ночи, услаждающая многих своим чудным ночным цветением; прелестные астрофитумы — «звездчатые растения», сплошь покрытые удивительными звездочками; мамилярии, эхинопсисы, ребуции…

В семье столь пестрой и многочисленной, конечно, не обошлось и без «урода».

…Издавна причиной страшных трагедий был невысокий кактус, растущий и теперь в пустынных районах штатов Аризона, Нью-Мексико и Юта. С незапамятных времен обитавшее там племя индейцев навахо знало коварный секрет его сока — пейота. Сильнодействующий наркотик вызывает жуткие видения, очень болезненные галлюцинации. Немало горя принесло племени употребление пейота, и потому умудренные вожди еще в далекую старину, собравшись на большой совет, единодушно приняли решение запретить добычу и употребление пагубного сока на вечные времена.

Только под строжайшим контролем разрешалось собирать совсем немного пейота, чтобы выдавать очень маленькими дозами и только взрослому населению племени в самые большие праздники.

Свято соблюдался такой запрет до последнего времени. Далеко стороной обходили люди заросли «зловещего кактуса». Но в 1962 году с помощью заинтересованных американских кругов главным старейшиной племени был избран некий Реймонд Накаи, отменивший давнее и категорическое решение старейшин. Было, конечно, придумано и соответствующее «обоснование»: пейот, дескать, необходим при исполнении традиционных обрядов.

А вот и результаты.

За считанные годы страшная эпидемия наркомании буквально захлестнула живущее в ужасающей нищете племя. По сообщению американской газеты «Крисчен сайенс монитор», вся жизнь 125-тысячного населения племени буквально парализована сильным наркотиком. Но это, видимо, весьма устраивает определенные круги: люди ведь уводятся пейотом в иной мир, далекий от насущных проблем тяжелой, повседневной действительности.

Зловещие кактусы… Да, они могут быть и такими, но лишь для тех, кто не заботится ни о природе, ни о людях… Для своих же настоящих друзей колючие «недруги» всегда были и остаются источником радости.

Но кактусы только одна, хоть и весьма примечательная, страница ботаники.

Необыкновенно это живое творение природы — растения! Неисчерпаемые запасы разнообразнейших тайн и благ скрыто еще их полумиллионной армадой. Ведь люди, по существу, провели лишь первую борозду на этой необозримой и сказочно богатой целине. Им удалось приручить пока меньше одного процента растений. Это ли не свидетельство беспредельных перспектив, которые открывает растительный мир планеты перед молодыми, трудолюбивыми, пытливыми и настойчивыми!

С чего начиналась ботаника… (вместо предисловия) … 5

Дары природы

Цветок вдохновенья … 8

Сине-зеленые агрессоры 16

На голубом континенте … 25

Зеленый космонавт … 35

Растения-кроты … 40

Щедрые первопроходцы … 48

Трава-чудесница … 54

Многоликий василек … 59

Медвежья ягода … 65

Хворобой … 71

«Здесь вереск цвел…» … 77

Душистая трава … 87

Корень жизни … 92

Дальневосточный собрат … 106

Сестра женьшеня … 112

Ягода буйвола … 116

Плоды труда

Главный хлеб … 124

Кормилец Востока … 135

Питомец Гайаваты … 139

Канадский гость … 149

Земляные яблоки … 152

Мал-малышок … 166

Спутник Солнца … 177

Индийские сладости … 184

Северная сахарница … 191

Виноградный мир … 197

Основной овощ … 206

Синьор Помидор … 212

«Дынное дело» … 220

Навязчивый гобо … 228

Колючие пустынники … 233

Родился Сергей Иванович Ивченко 25 марта 1925 года на Харьковщине, в селе Буды, в семье кузнеца. Здесь, на южной окраине обширных лесных владений нашей Родины, прошло его детство. А когда немецко-фашистские полчища пришли на Харьковщину, вчерашний школьник стал членом местной подпольной организации. С 1943 года он солдат, наводчик, а потом и командир противотанкового орудия. Вместе с частями 1-го и 4-го Украинских, а потом 1-го и 2-го Белорусских фронтов он воевал на Украине, в Крыму, в Западной Белоруссии, в Польше, Восточной Пруссии и Германии.

В 1950 году Сергей Иванович окончил Харьковский сельскохозяйственный институт, а потом аспирантуру при украинском научно-исследовательском институте лесного хозяйства. В 1971 году защитил докторскую диссертацию.

В 1964 году вышла первая книга Сергея Ивановича Ивченко — «Цiкава дендрологiя». Предисловие к ней написал большой друг природы поэт Максим Рыльский. Через год в издательстве ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» была издана книга «Загадки цинхоны», получившая на Всесоюзном конкурсе научно-популярной литературы диплом второй степени. Затем Сергей Иванович выпустил две новые книги: «Деревья-памятники» и «Сад над Днепром», а потом написал для нашего издательства «Занимательно о ботанике», которая была отмечена на Всесоюзном конкурсе научно-популярной литературы.