Запад изнутри

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ДЕНЕГ

Меня всегда удивляло единодушие, с которым нееврейский мир, связывал представление о еврейском характере с любовью к деньгам. Ничего подобного я в еврейской среде не наблюдал. Да и в истории еврейское сребролюбие вовсе не превосходит международную норму. Мой (и исторический) опыт скорее подсказывает, что евреи легче других смиряются с потерей и охотней соглашаются рискнуть деньгами (но не здоровьем) ради каких-нибудь, иногда весьма проблематичных, целей. Может быть, потому у них и есть деньги (если верить, что они у них есть).

Вообще, если не говорить о миллионерах, чья жизнь для меня по-прежнему остается как бы в тумане, есть у людей деньги или нет определяется не фактическим наличным счетом, а их собственным отношением к своему доходу. Если непосредственный аппетит потребителя требует немедленно все проесть, человек всегда оказывается без денег. Если же он склонен рассчитывать и распределять свои ресурсы, у него в каждый данный момент наличествуют деньги, которые он отложил в момент предшествовавший. Вспомним, как в молодости мы всегда одалживались у бабушек, получавших грошовую пенсию (и не всегда удосуживались отдать!), что ж наши бабушки были богаче нас? Eвреи в большинстве склонны именно к рациональному планированию своих затрат, и потому действительно могут производить впечатление людей, у которых всегда есть деньги. Естественно, что в общежитии такой расчетливый индивид ("с кубышкой за пазухой") вызывает у окружающих, особенно у беспечных и прожорливых, подозрения и неприязнь.

Деньги - важнейший элемент абстрагирования, отчуждения людей от вещественных, материально-телесных отношений, которые только и поддаются нашему интуитивному, эмоционально окрашенному контролю. В доцивилизованном мире у варварских племен, говорят, мерой ценности служили коровы (скот), осязаемость и ценность которых была очевидна. Если древний охотник вместо того, чтобы просто убить владельца и отобрать корову, вынужден был менять на нее свой каменный топор, значит он был вынужден к этому реальными (назовем их экономическими или социальными) обстоятельствами. Однако дальше простого обмена в доисторические времена это дело не шло.

Античный мир уже развил богато-разветвленную систему торговых взаимоотношений, включавших денежные знаки (монеты), финансовые обменные операции и банковские структуры. Грекам и евреям, а потом уже и римлянам, благодаря их высокой философской культуре сравнительно легко давался нетривиальный скачок от простой арифметики (две и еще две коровы дают четыре) к алгебре (допустим, что сумма А и В равна С, тогда, имея С, я мог бы приобрести ...).

После разрушения античной цивилизации, в темные средние века, немногочисленные oбразованные недобитки развитого античного мира укрылись в монастырях и перестали активно участвовать в жизни. Почти одни евреи только и остались в Европе на экономической поверхности. Международная торговля к тому времени сильно усложнилась из-за разбоя на оставшихся от римлян дорогах: фунт пряностей, допустим, в Аравии стоил А, перевозка из Аравии в Европу В, плюс таможенный сбор на бесчисленных границах, составлявший долю С от общей суммы (А+В)(1+С), охрана караванов Х, да еще и неведомая цена риска У : итого (А+В)(1+С) + Х +У....

Европейские варвары были в шоке от вторжения как религиозных, так и финансовых абстракций в их жизнь и законно подозревали обман. К тому же, хорошо зная себя, они не могли понять природу взаимного доверия, которое позволяло евреям разных стран осуществлять международные торговые сделки. Однако за несколько веков интеллектуальных мучений и повторяющихся безуспешных попыток вернуться на более знакомый путь грабежа, они привыкли.

Со временем их потомки построили и свою, более конкретную, религию и философию, а затем и довольно стройную концепцию денег (сначала только материальных - золото - а со временем и символических - бумажных) и пришли к понятию стоимости, которая, уже на уровне развитой теории, возвращала всю эту мистику опять на ее материальную основу. Хотя достаточно часто находились те, кто покушался отобрать силой, не вникая в детали, все же мало-помалу в Европе освоили (и даже оценили) удобства, которые наличие денег вносит в жизнь обществ.

Не с первого взгляда, но в конечном счете все как бы опять свелось к телам (сырью, запасам, машинам, работникам) и (теперь уже в символической форме цен) к их вполне осязаемым материальным взаимоотношениям. Правда, к цене материала теперь пришлось добавлять еще и цену рабочей силы (а потом и оценку ее качества) и прибыль (а потом и "сверхприбыль") инициатора-капиталиста, предпринимателя (которого многие, унаследовавшие свои взгляды от варварских предков, не прочь были опять отождествить с евреем или другим, похожим, инфернальным существом). Материализм торжествовал свою победу в рабочих кружках и в интеллигентских тусовках, по своим разным внутренним причинам заинтересованных в такой упрощенной модели действительности.

Однако интенсивная деятельность банков и международная кооперация в сочетании с революцией в средствах связи за последние два века, в которые евреи опять сумели выжить и преуспеть - правда, уже наряду со множеством представителей почти всех других национальностей - понемногу свела к нулю и эту материалистическую иллюзию. Оказалось, что деньги могут сами порождать деньги, как бы минуя промежуточные превращения (формула "деньги-деньги" вместо прежней "деньги-товар-деньги") и, таким образом, обнажая сугубо идеалистическую (т.е. в конечном счете конвенциональную, психологическую) основу человеческого общежития.

Помнится, у С.Маршака были поучительные детские стихи о нерадивом ученике, который на уроке математики никак не мог взять в толк, что из двух решений квадратного уравнения следует выбрать только одно, диктуемое здравым смыслом. Там была такая запоминающаяся строка: "И получается в ответе - два землекопа и две трети...", что рассматривалось как устрашающая бессмыслица. Ученику во сне потом являлся "несчастный землекоп без ног, без головы".

Но бедный ученик не был виноват. Если математический ответ не соответствует реалистически возможному результату, это значит, что с самого начала математическая модель явления неточно отражала фактическое положение дел. Любой бухгалтер мог бы подсказать, что экономически правильно по отношению к любой работе, даже землекопанию, рассматривать не сомнительное число землекопов, а число их средних зарплат. Тогда, чтобы выполнить заданный объем работы, вполне уместно (и даже гуманно) было бы нанять третьего землекопа на две трети ставки.

Здесь обнаруживается, что деньги позволяют дополнительную свободу маневрирования... Манипулирование деньгами оказывается удобнее и легче, чем манипулирование коровами (тем более, землекопами). Деньги не имеют веса и собственной воли. Их можно пересылать по проводам и электронной почтой. Прораб землеустроительной конторы мог бы вообще на некоторое время забыть о землекопах и оперировать только деньгами-цифрами (даже и без купюр), распределяя их по рабочим участкам согласно общему плану строительства. Конечно, в такой конторе пришлось бы перейти с языка человеко-единиц, который требует различать работящего Петра, туповатого Василия и пьяницу Аркадия, на виртуальный язык денежных ставок, который сделал бы землекопов неразличимыми, взаимозаменяемыми и способными к применению одновременно в нескольких местах. Не понадобилось бы резать их на куски, чтобы обеспечить необходимой рабочей силой сразу несколько участков. Для общего руководства строительства, получившего финансовый отчет о произведенных работах Петр, Василий и Аркадий перестали бы быть физическими телами, имеющими имена, лица и характеры, а стали бы бесплотной информацией о затратах, которая передается по проводам. Рано или поздно перед администрацией вырос бы соблазн вообще забыть об этих беспокойных, вечно недовольных, материальных землекопах и ограничиться лишь формулированием начальных условий, счетом денег и контролем конечных результатов.

В физике отчасти это и делает квантовая механика, вводя некую фиктивную пси-функцию, характеризующую только виртуальное присутствие материальных частиц, и отказываясь от рассмотрения детальной картины элементарных процессов.

Так же как физика тел, цветов и звуков может быть полностью переведена на обезличенный математический язык, а любое изображение дигитализовано, т.е. представлено в виде последовательности цифр, так и экономика добычи и изобретательности, организационных талантов и самоотверженного труда, риска и доверия, кипения страстей и холодного расчета может быть переведена на сухой язык денег.

Деньги - просто универсальный язык дигитализации экономических взаимоотношений. Тот, кто вслед за Карлом Марксом склонен приписывать экономике приоритет в общественных делах, склоняется и к преувеличению роли денег. Язык этот создан для целей повышения экономической эффективности, а не для установления справедливости.

Дигитализация изображений не имеет никакого отношения к их художественному качеству. Язык денег не полностью адекватен, ибо, как в человеческих взаимоотношениях навсегда останутся непредусмотренные экономикой вариации, так и понимание между обществами разных цивилизаций весьма далеко от идеального, вследствие неадекватности и всех других языков. (Быть может, если это понимание было бы идеальным, стала бы еще яснее их конечная несовместимость? Оптимисты, правда, считают иначе.) Однако дигитализация и в передаче изображений, и в экономической жизни отлично служит своей цели.

В реальном обществе такая ситуация чревата социальным взрывом, ибо работящий Петр не захочет получать те же деньги, что и пьяница Аркадий. Проблема дополнительно обострится, если вместо землекопов мы захотим управлять программистами или (упаси бог!) художниками. Люди не хотят терять лицо и законно сопротивляются расчеловечиванию. Множество творческих людей, особенно в мире искусства, где особую роль играет индивидуальность, живо ощущают такую возможность, как недопустимое сужение социального кругозора до уровня всеобщей серости и сообщают этому сопротивлению его гуманистический пафос.

Однако умелый прораб мог бы мигом выправить ситуацию, вычтя треть у Аркадия и добавив четверть зарплаты Петру, используя свое интуитивное знание их слабостей (еще и нагрев руки на разнице). Поэтому в наше время повсюду так ценятся успешные менеджеры, снижающие трение и умеющие повысить эффективность предприятий без заметного увеличения расходов. Именно так Западный мир сумел учесть и отчасти обезвредить и погасить амбиции изобретателей и выдающихся людей искусства. В этой сфере открываются в равной мере как возможности виртуозного успеха, так и злоупотреблений.

Однако общие законы природы действуют и здесь, и бесконечно увеличивать эффективность производства энтропия помешает и самому лихому менеджеру. Пьяница Аркадий, например, подпоит туповатого Василия и они вместе поколотят работящего Петра, чтобы он не зазнавался. После чего они все объявят забастовку. Рабочий ритм бригады будет нарушен, и прорабу нелегко будет объяснить почему снизилась производительность труда на его участке. Непредусмотренные случайности встроены во все человеческие отношения и образуют основу энтропии во всех обществах. Вечный двигатель второго рода (с производительностью 100%) из людей построить не удастся. Это не удастся даже если не учитывать то трение, которое возникнет от перевода экономических отношений с "теоретического" - дигитального - языка денег на физический язык материальных ценностей (опять, коровы!).

Поэтому противники "бессердечного чистогана" напрасно беспокоятся. Он никогда не восторжествует окончательно. Но и сторонникам полной эффективности никогда не добиться своего. Всегда останется зазор для свободы и непредсказуемости.

Успехи банковских и биржевых операций открыли путь к тому, что теперь называется информационным обществом и, в конце концов, обесценили всякую деятельность, лишенную интеллектуальной основы.

Теперь это вовлекает и весь неевропейский мир в экономическую игру (под именем глобализации), которая дает некий шанс выигрыша всем, включая и тех, кто вступил в нее с запозданием.

30 лет назад Израиль продавал хлопчатобумажные майки, апельсины и авокадо и не вылезал из долгов, а сегодня выдвинулся на одно из первых мест в ряду стран с развитой информационной и высоко-технологичной промышленностью, так что его экспорт даже перекрыл импорт и погасил былую задолженность.

Южная Корея, Тайвань, а в последнее время Индия и даже Китай вступили на путь, который обещает им процветание, немыслимое для них еще пятьдесят лет назад.

Даже грандиозные финансовые аферы (подобно вирусам в виртуальном мире) сыграли свою положительную роль в этом процессе, обнажив прорехи в законодательстве, позволявшие недобросовестное манипулирование ресурсами. Материальное производство ("коровы, апельсины, чугун и сталь") все больше вытесняется в отсталые в прошлом страны, где неквалифицированный труд ("землекопы") стоит дешевле. Деньги позволяют такое глобальное перераспределение трудовых усилий, которое повышает общее благосостояние человечества. Конечно, развитые страны на этом выигрывают больше, потому что переход на универсальный язык не обещает справедливости, но зато те народы, что отставали, получают шанс на немыслимые в прошлом прибыли.

Если землекопа не устраивает его заработок, он может попробовать стать прорабом и сколотить рабочую бригаду по своему разумению. Но, если прораб разорится, никто за него не заступится.

Иностранные рабочие, не имевшие прежде шанса на заработок в своей стране, превратились теперь в обычную часть населения во всех столицах мира. Хорошо это или плохо - задача для моралистов, но теперь и голодающее население Азии и Африки (благодаря предприимчивым и бессердечным прорабам) в какой-то степени получило доступ к пирогу, т.е. к общемировому перераспределению денег.

Такое новое разделение труда, наряду с открытием новых безграничных возможностей для динамичного меньшинства во всем мире, вызывает острое раздражение отставшего большинства человечества, которое все еще не ощутило своего интереса в этом захватывающем процессе. В марксистских учебниках 60-х годов это называлось "законом неравномерного развития капитализма" и, по-видимому, правильно отражало неоднородность культурного уровня населения Земного шара. Чтобы участвовать в игре, нужно хотя бы различать фишки.

Здесь мы опять возвращаемся к вопросу о деньгах, точнее к вопросу о том, у кого есть деньги (или, кто и как их тратит). Богатые нефтью страны (за многозначительным исключением протестантской Норвегии) беспечно тратят свои деньги на роскошь и оружие, не отвлекаясь на раздражающие призывы ученых педантов из международных организаций ("расчетливых евреев") подумать о будущем и создать основу для современных технологий. Роскошные дворцы, небоскребы и парки в их столицах окружены соломенными хижинами нищего, полудикого населения ("землекопов").

Такие страны превращаются в пороховую бочку под фундаментом глобальной экономической сети, но природный оптимизм европейца позволяет ему надеяться, что это как-нибудь обойдется. Удивительно, что такую надежду разделяют и многие евреи, хотя раздражение против глобализации и власти денег в согласии со старой европейской традицией часто сопрягается с антисемитизмом.

У народов, не знавших Библии, китайцев или индусов, нет собственной антисемитской традиции. Даже мусульмане заимствуют свои антисемитские стереотипы в основном из сокровищницы европейской культуры. Глобализация, привлекая народы своими экономическими выгодами, прививает им и все яды, накопившиеся за века в цивилизации денег.

Так же, как не может быть построена идеальная землеустроительная контора, никогда не сможет быть до конца реализована и глобализация. Ее политические противники создают социальное трение уже и сейчас, но ясно, что по мере роста глобалистских тенденций энтропийные трудности сами собой вырастут на целые порядки. Энтропия, ограничивавшая эффективность рабочей бригады землекопов, многократно вырастет за счет трения между людьми разных культур (представьте рабочую бригаду, состоящую из Петра, Хаима и Ахмеда!). Пока их отношения ограничиваются денежной, цифровой сферой, они еще могут поладить, но ... не дай Бог! ...

Роль денег в мире продолжает расти и, если гуманисты в самом деле хотят улучшить положение отсталых стран и голодающих народов, они должны всемерно способствовать глобализации, не рассчитывая на справедливость. Справедливости следует требовать от собственного поведения, а не от мирового распределения денежных потоков.

Но никогда глобализация и сопутствующая ей эффективность не исключат фактор непредсказуемой случайности, который в конечном счете означает человеческую свободу от предопределенного поведения.