Запах страха. Коллекция ужаса

Джефф Риман ПРЕКРАСНАЯ ДОЧЬ ПОЛ ПОТА

Джефф Риман родился в Канаде, но большую часть жизни провел в Великобритании. Писатель является лауреатом премии Британской ассоциации научной фантастики, премии Артура Кларка, Мемориальной премии Джона В. Кэмпбелла, премии Джеймса Диптри-младшего и премии «Небьюла».

Среди изданных Риманом научно-фантастических книг и произведений в жанре фэнтези «Воин, который нес жизнь», «Непокоренный край», «Детский сад», «Было», «Похоть» и «Воздух». Его «253, или Театр в метро», прежде чем выйти из печати, был опубликован в Интернете. Действие в его книге «Последняя песня короля» разворачивается в Камбодже прошлого и настоящего.

«В 1975 году я прочитал в „Таймс“ рассказ очевидца эвакуации Пномпеня, который захватил мое воображение, — вспоминает Риман. — В 2000 году один мой друг пригласил меня посетить раскопки австралийской археологической группы. Вернувшись и начав проводить исследования, я снова влюбился в Камбоджу и в то, как она оживает. Об оживании я пока еще не написал, но два длинных рассказа и один роман все же последовали».

Одним из этих рассказов был «Прекрасная дочь Пол Пота (фантазия)», который номинировался на премию «Хьюго» как лучший научно-фантастический рассказ года.

«И как они не поняли, что это рассказ о призраках?» — удивляется писатель.

В Камбодже люди привычны к призракам. Призраки покупают газеты. Призраки владеют собственностью.

Несколько лет назад призраки владели домом в Пномпене, в районе Тра Бек на бульваре Монивонг. Красные кхмеры казнили всю семью, и в доме не осталось никого живого. Люди ездили на велосипедах мимо заколоченного дома и слышали, как внутри кто-то плачет.

Потом из Америки прилетела профессиональная наследница. Она провела исследования и установила, что является последним живым родственником как минимум трех семей. Она немедленно продала дом какому-то китайскому бизнесмену, который превратил первый этаж в фотокопировальный центр.

Копировальные аппараты начали печатать изображения первых владельцев дома.

Поначалу черно-белые фотографии появлялись в копиях досье социальных работников и функционеров правительства. Отец убитого семейства был адвокатом. Он смотрел яростным взглядом с фотографий, как будто чего-то требуя. На других фотокопиях его прекрасные дочери горестно обнимали друг друга. Фон был расплывчатый, как будто в тумане.

Однажды ночью владелец копировального центра услышал шум, сбежал вниз и увидел, что все пять копировальных машин печатают изображения лиц, страница за страницей, не переставая. Молодые студенты, старухи, родители с маленькими детьми, правительственные солдаты в форме. Он нажал большую зеленую кнопку отключения. Ничего не произошло.

Он выдернул из розеток все провода, но машины продолжали плодить лица. Женщины с высокими прическами и умные дети в очках тоскливо взирали с фотокопий. Все они, казалось, вспоминали о шестидесятых годах, когда Пномпень был самым красивым городом Южной Азии.

Новость распространилась. Люди начали приходить в дом, чтобы опознать пропавших родственников. Женщины плакали: «Это моя мать! У меня не было ее фотографии!» Обливаясь слезами, они прижимали листы форматной бумаги к груди. Бумага от слез и сырости размягчалась, как будто тоже плакала.

Вскоре перед фотокопировальным центром каждое утро выстраивалась очередь из желающих увидеть последнюю порцию бумаг с лицами исчезнувших людей. Отчаявшийся владелец центра сказал, что будет отвозить их прямиком в редакцию «Правды», журнала, посвященного семейной жизни.

А потом как-то утром он попытался открыть дверь дома и обнаружил, что та заблокирована. Он подошел к фасаду и поднял металлические ставни.

Помещение копировального центра от пола до потолка было полностью забито фотокопиями. На первом этаже окна отсутствовали, значит, комната наполнялась изнутри. Владелец центра вытащил одну из страничек и увидел себя, лежащего на земле; голова его была пробита мотыгой. На всех остальных листах было то же самое изображение.

Он уничтожил фотокопии и сразу же продал дом. Новому владельцу нравилась потусторонняя репутация дома, которая отпугивала людей. Вывеску «Продается» он оставил висеть на третьем этаже.

В некотором смысле покупатель дома сам был призраком.

Это совершенно неправдивая история о ком-то, кто должен существовать на самом деле.

Дочь Пол Пота, его единственный ребенок, родилась в 1986 году. Звали ее Сит, и в 2004 году ей исполнилось восемнадцать.

Сит любила кондиционеры и роскошные автомобили. Волосы она заплетала во множество африканских косичек, и в брови у нее блестел пирсинг. Продуманно рваные джинсы украшала искусная вышивка. На розовых футболках красовались кричащие принты на английском языке: «Башню снесло», «Клевая девчонка».

Сит жила, как женщина из тайских телефильмов, с блестящей помадой на губах и ухоженными гладкими волосами, которая делала, что хотела. Девять простых правил помогали ей избегать любых неприятностей.

1. Никогда не думай о прошлом или о политике.

2. Не обращай внимания на призраков. Они ничего не могут тебе сделать.

3. Не ходи в школу. Найми частных учителей. Не делай домашние задания, это портит настроение.

4. Позволяй возить себя только на «мерседесе» или на BMW.

5. Избегай хорошо одетых камбоджийских парней. Это сыновья двухсот пятидесяти тысяч новоиспеченных генералов, назначенных режимом. Они чувствуют безнаказанность.

6. Избегай любых мужчин с пузом. Они слишком хорошо питаются, а значит, избалованны.

7. Избегай всех, кто ездит на мотоцикле «тойота вива» или «хонда дрим».

8. Не отвечай на письма и телефонные звонки.

9. Никогда не заводи друзей.

Существовало еще десятое правило, но это было и так понятно.

Гнилая кожура фруктов и черная грязь никогда не марали дизайнерские спортивные туфли Сит. Нищие не клянчили у нее подачек. Каждый прожитый день для нее не отличался от предыдущего.

Ежедневно водитель отвозил ее в торговый центр «Сория маркет». Это было почти единственное место, где появлялась Сит. Серое многоэтажное здание венчал круглый стеклянный купол.

Сит предпочитала вход со Сто сорок второй улицы. Из-за зеленого навеса казалось, что все входящие сделаны из нефрита. Дверь вела прямо в холодную, как лед, ротонду, в которой находились ювелирные лавки. Пол здесь был выложен полированными черными и белыми камнями. Каждая лавка сияла вывешенными на обозрение ожерельями и серьгами.

Сит любила маленькие яркие вещички, у которых не было воспоминаний. Она ненавидела политику и отказывалась слушать новости. Прекрасная дочь Пол Пота надеялась, что нынешнее руководство окажется таким же порядочным, каким всегда был ее отец. Для нее.

Она вспоминала нежный голос отца. Она вспоминала, как сидела у него на коленях посреди леса на огороженном участке и как ее кусали комары. Воспоминания о малярии глубоко врезались в ее память. Теперь леса для нее прочно ассоциировались с тошнотой, жаром и болью. Если на кожу Сит падала тень дерева, она ощущала рвотные позывы, а стоило ей почувствовать запах земли или прелых листьев, ее желудок выворачивался наизнанку. Она ни разу не бывала в Ангкор-Вате[55] и ничего не читала.

Сит ходила по магазинам. Ее шофер получал зарплату от правительства и всегда имел при себе АК-47, но его жена-домохозяйка не знала, кем является Сит. В ее доме было полно мрамора, тиковой мебели, айподов, икс-боксов и плазменных панелей.

Пожалуйста, помните, что каждое слово этой истории — ложь. Пол Пот, несомненно, был идейным коммунистом и, управляя Камбоджей, не искал личной выгоды. Тем не менее каждый месяц со счета в швейцарском банке Сит переводились изрядные денежные суммы.

Ничто не трогало Сит. До тех пор пока она не влюбилась в продавца из «Хэлло фоунс».

Читатели из Камбоджи, возможно, знают, что в 2004 году в «Сория маркет» не было магазина, продающего мобильные телефоны. Однако там имелось отделение «Хэлло фоунс кардс», занимавшее полукруглую синюю стойку с оранжевой каймой.

Каждый день Сит покупала или меняла здесь телефоны. Она садилась перед стойкой и встряхивала волосами.

Звали продавца Дара, что означает «звезда». Дара знал все о ценах на звонки, о сим-картах и новых телефонах, которые могли воспроизводить видео. Он мог поставить ей на звонок любой рингтон.

Разговоры с Дарой не нарушали ни одно из правил Сит. Пуза он не имел, не одевался хорошо и был далеко не подростком. Возраст у него был вполне удобный — двадцать четыре года.

Как-то раз Дара усмехнулся и сказал:

— Прими дружеский совет: не нужен тебе еще один телефон.

Сит сморщила носик.

— Мне этот все равно уже не нравится. Он синий, а мне хочется что-то более женственное. Только не слишком девчачий! И у него звук должен быть получше.

— Хорошо. Но ты можешь сэкономить деньги и купить какую-нибудь новую одежду.

Прекрасная дочь Пол Пота чуть наклонила голову, отчего, она знала, шея ее казалась еще более длинной и грациозной.

— Тебе нравится, как я одеваюсь?

— Почему ты меня спрашиваешь?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Полезно знать, как ты выглядишь.

Дара кивнул.

— Ты классно выглядишь. А что говорит твоя сестра?

Сит рассказала, что у нее нет семьи. «А», — понимающе произнес он и поспешил сменить тему. Это было супер! Доверие и симпатия установлены одним махом!

На следующий день Сит зашла сказать, что розовый телефон выглядит слишком женским. Дара громко рассмеялся, глаза его заблестели. Сит появилась в магазине не с утра, а ближе к обеду, как раз в такое время, когда он мог задать этот вопрос:

— Ты не голодна? Может, пообедаем вместе?

Если она ответит «да», примет ли он ее за дешевку? Если ответит «нет», посчитает ли снобом?

— Только в «Сория маркет», — сказала она.

Она разрывалась между «Би-Би-Уорлд бургерс» и «Лаки 7». Большой круглый «Би-Би-Уорлд» располагался на пару этажей ниже купола, а «Лаки 7» являлся частью супермаркета «Лаки», прекрасного магазина, в котором маленькая банка «Максвелл хаус» стоила эквивалент двух американских долларов и сорока центов.

Решили идти в «Би-Би-Уорлд». Он был залит светом, и через его большие чистые окна можно было любоваться городом. Сит сидела молча.

Дочери Пол Пота нечего было сказать, если она не покупала что-то.

Или, вернее, сказать она могла лишь одно, но говорить этого она не должна была никогда.

Дара говорил за двоих. Он рассказывал о том, что ребята с третьего этажа могут достать ему несколько оригинальных дисков игры «Большая автокража». Он намекал, что может организовать для Сит дисконтную карточку «Би-эс-фэшн», современного модного магазина этажом ниже.

Неожиданно он замолчал.

— Слушай, не нужно бояться, — произнес он голосом доброго взрослого дяди. — Я вижу, ты воспитанная девушка. Мне это нравится. Это здорово.

Сит снова не нашла, что сказать. Она смогла только кивнуть. Ей захотелось убежать.

— Хочешь сходить в «Кей-фор»?

«Кей-фор», большой магазин электроники, продавал товары всех самых известных марок: «Хитачи», «Сони», «Панасоник», «Филипс», «Денон». Но стоило это так дорого, что почти никто не отоваривался здесь. Именно поэтому он и нравился Сит. Толпа людей стояла снаружи и смотрела через витрину на огромный домашний кинотеатр, на котором через DVD-проигрыватель показывали «Ледниковый период». На экране маленький зверек улепетывал от ледника. Это было захватывающе.

Наконец Сит нашла, что сказать:

— Я бы на их месте никогда из дома не выходила.

Дара покосился на нее и решил рассмеяться.

На следующий день Сит сказала ему, что все телефоны, какие у нее есть, слишком большие. Нет ли у него такого, который можно было бы носить на шее, как украшение?

На этот раз они пошли в «Лаки 7», сели напротив отдела «Ревлон» и стали смотреть, как визажисты «Ревлона» укладывают волосы парням.

Дара рассказал ей о себе. Отец его погиб на войне, и его семья теперь живет в деревне. Кола в стакане Сит неожиданно приобрела вкус противомалярийного лекарства.

— Но… Ты же не хочешь сам жить в деревне? — спросила она.

— Нет, мне, чтобы зарабатывать, нужно жить в Пномпене. Но мои родственники — хорошие, добрые деревенские люди. Скромные. — Он смущенно улыбнулся.

У них куры, и кто-нибудь из них собирает кокосы с пальм. Там кругом деревья и ни одного магазина. И земля пахнет.

Она не смогла допить напиток. Вздохнула, улыбнулась и произнесла отрывисто:

— Извини. Было клево. Но мне пора.

Она медленно встала из-за стола.

По дороге обратно в ювелирную ротонду, не зная, чем заняться, она вдруг подумала, что Дара решит, будто он не понравился ей.

От этого защипало в глазах.

На следующий день она вернулась и даже не стала делать вид, что хочет купить новый телефон. Даре она сказала, что вчера так быстро ушла, потому что вдруг вспомнила, что была записана к парикмахеру.

Он заметил, что она много внимания уделяет своим волосам, а потом пригласил ее вечером сходить в кино.

Остаток дня Сит провела в «Кей-фор».

Встретились в шесть. Дара был таким обходительным, что даже не предложил идти на фильм ужасов. Он сказал, что хочет посмотреть «Где скрывается девушка из Буффало», фильм о девушке, живущей на ферме. Сит с большим чувством сказала, что лучше сходила бы на фильм ужасов.

Вход в кинотеатр находился прямо на крыше «Сория-маркет». Зеленая ограда здесь была сплошь покрыта граффити. И почему людям так хочется разрушать новое и красивое? Сит взяла Дару под локоть и поняла: теперь она его девушка, а он ее парень.

— Наконец-то, — сказал он.

— Наконец-то что?

— Ты сделала хоть что-нибудь.

Они облокотились на ограду и стали смотреть на жилые дома. На западе, ближе к реке, стояло здание, крыша которого представляла собой одну большую террасу. Женщины встречались на ней, чтобы посплетничать, а дети играли в «зашвырни сандалию». С такого расстояния Сит была очарована картинкой.

— Обожаю смотреть на детей.

Фильм (таиландский) оказался о женщине-людоедке, лицо которой то и дело синело и покрывалось пятнами. Женщина была мерзкой, но не такой страшной, как голоса отвратительного дубляжа. Все персонажи этого фильма разговаривали, как одержимые. Как будто в таиландцев вселились души мертвых камбоджийцев.

Каждый раз, когда Сит становилось страшно, она начинала хихикать.

Так она и хихикала от страха весь фильм. Дара решил, что она смеется над глупостью этого фильма, и был приятно удивлен тем, что она разбирается в кино. Он тоже начал посмеиваться. Она подумала, что ему тоже страшно. В темноте они взялись за руки.

Когда сеанс закончился, они вышли из кинотеатра. Воздух даже поздним вечером был жарким, и на Сто сорок второй улице стоял запах помоев. Сит шла на цыпочках, огибая маслянистые лужи и выброшенные рыбные кости.

Дара предложил:

— Я отвезу тебя домой.

— Мой водитель может отвезти нас, — сказала Сит, открывая мобильник, на крышке которого был изображен лягушонок Кермит.

Черный «мерседес» остановился, с хрустом раздавив несколько пластиковых бутылок в канаве. Сиденья лимузина были обтянуты коричневой кожей, водитель — вооружен.

У Дары отвисла челюсть.

— Кто… Кто твой отец?

— Он умер.

Дара покачал головой.

— А кем он был?

Обычно Сит, представляясь, называла фамилию матери, но это не ответило бы на вопрос. Забеспокоившись, она попыталась представить, кто мог быть ее отцом. Она не знала никого, кто подходил бы по возрасту. Но тут ей пришло на ум имя одного политика, который не так давно умер, и она в панике назвала его.

— Его звали Кол Виреакбот. — Правильно ли она произнесла имя? — Пожалуйста, не говори никому.

Дара прикрыл глаза ладонью.

— Мы… моя семья, отец… мы сражались за КПЛА.

Сит с трудом удалось заставить себя не спросить у него, что такое КПЛА.

Кол Виреакбот был лидером группировки, принимавшей активное участие в гражданской войне. Они воевали против красных кхмеров, против вьетнамцев, против короля и коррупции. Они хотели, чтобы Камбоджа зажила по-новому. Кол Виреакбот был камбоджийским лидером, который не сказал ни слова лжи и не брал взяток.

Не забывайте, что эта история — сплошная выдумка.

Дара попятился от машины.

— Наверное, нам не стоит этого делать. Я простой парень из деревни…

— Ну и что?

Его глаза закрылись.

— Другого от дочери Кол Виреакбота я и не ожидал.

Тьфу ты! Надо же было так неудачно имя выбрать!

— Пожалуйста! — сказала она.

— Хорошо, — вздохнул Дара. — Я обещал проводить тебя домой, значит, провожу.

Сев в «мерседес», он погладил кожаное сиденье.

Когда приехали, он закинул голову, осматривая здание.

— Какой твой этаж?

— Все.

Кровь отлила от его лица.

— Мой водитель отвезет тебя обратно.

Стоя у закрытых ворот гаража, она горестно махала вслед отъезжающей машине.

Потом Сит охватила паника. Кто такой Кол Виреак-бот? Она зашла в Интернет и ввела это имя в поисковик. Пришлось читать про войну. По коже пошли мурашки. Бесчисленные группировки и фракции перемешались у нее в голове: АНС, НАДК, КПР, КПНЛФ. Сами названия звучали так, будто их произносили давно забытые голоса.

Вскоре ее терпение иссякло. Она распечатала фотографию Виреакбота и решила вставить ее в рамку — вдруг Дара как-нибудь зайдет в гости.

Кол Виреакбот оказался обладателем круглого лица и отеческой улыбки. Добрые проницательные глаза его, казалось, были слегка скошены к переносице. Он погиб, когда в его автомобиль подложили взрывчатку.

Всю ночь Сит слышала шепот.

Утром в лотке принтера оказалась черно-белая фотография другого человека.

На Сит с листа бумаги смотрела женщина с вытянутым лицом и торчащими зубами. Сит отметила про себя недочеты в ее внешности. Вьющиеся волосы женщины лежали на голове как попало. Ей бы нужно их выпрямить и добавить каких-нибудь украшений. Глаза женщины словно хотели просверлить ее насквозь.

— Она ничего не может мне сделать, — прошептала Сит и оставила фотографию в принтере. Не став завтракать, она сразу поехала к Даре.

Под глазами у того лежали тени, форменные брюки и рубашка были выглажены плохо.

— Покупай сразу весь магазин, — сказал он. — Ребята из «Кей-фор» рассказали мне, что вчера какая-то девушка в голубых джинсах купила у них два домашних кинотеатра. Один для салона, сказала она, и один для террасы на крыше. Заплатила за оба сразу и велела доставить их в дальний конец Монивонга.

Сит вздохнула.

— Один я буду возвращать. — Она надеялась, что это покажет ему, насколько умеренны ее потребности. — Он слишком блестящий для моих занавесок.

Пауза.

— Еще она купила робота-собаку Аидо за полторы тысячи долларов.

Сит расстроилась из-за того, что Дара узнал о собаке. Это была просто дурацкая игрушка. Ей не приходило в голову, что собака может столько стоить, пока она не увидела счет.

— Им бы лучше не рассказывать о делах своих покупателей, а то скоро они без них останутся.

Дара смотрел на нее так, будто думал: «Это не просто красивая девушка».

— Мне вчера понравилось, — произнесла она голосом тоненьким, как облака высоко в небе.

— Мне тоже.

— Нам ведь не обязательно кому-то рассказывать о моей семье, правда? — Она серьезно испугалась, что потеряет его.

— Да, но, Сит, это как-то глупо. Твоя семья, моя семья — мы же не ровня.

— Это ничего не значит.

— Ты обманула меня. Не все твои родственники погибли. У тебя известные дяди.

Действительно. Дядя Иенг Сари, дядя Кхиеу Самфан, дядя То Мак — всю клику Пол Пота называли ее дядями.

— Я их плохо знала. — Это тоже было правдой.

Что ей делать, если она больше не сможет покупать вещи в «Сория маркет»? Что ей делать без Дары?

Она начала умолять:

— Я не сильная личность. Иногда мне кажется, что я совсем не личность. Я всего лишь пространство.

Лицо Дары вдруг сделалось злым.

— Ты всего лишь кредитная карточка. — Сказав это, он смягчился. — Извини. Не нужно было так говорить. Ты очень молода, я старше тебя и должен заботиться о тебе.

Сит была на грани отчаяния.

— Но это же хорошо, что у меня столько денег!

— Я не товар, который можно купить.

Он работает в магазине и посылает деньги домой, семье, лишенной отца. И этот человек говорит, что он не продается!

Маленькое сердце Сит было плохо приспособлено для чувств, но голова соображала отменно. Она прекрасно понимала, что это дело деликатное: все равно что сорвать цветок и не испортить соцветие.

— Давай… Давай просто сходим в кино.

В конце концов, она была красивой и воспитанной; она знала, что глаза у нее большие и округлые. Ее маленькое сердце наполнилось болью.

На этот раз они посмотрели «Тум Теав», римейк старого фильма, снятого в шестидесятых. Если фильмы были не кошмарами про привидений, его создатели старались сохранить камбоджийское настоящее. И когда, думала Сит, они снимут кино о будущем Камбоджи? В основе «Тум Теав» лежала классическая история любви молодого монаха к девушке из богатой семьи. Мать девушки противилась их связи, и в конце влюбленные совершили самоубийство, чем навлекли проклятие на свою деревню. Весь фильм Сит просидела с каменным лицом. Я не стану героиней, умирающей в конце мелодрамы.

Дара снова предложил подвезти ее домой, тогда-то Сит и узнала, что у него «хонда дрим». Он с гордостью показал ей сверкающий мотоцикл молодых людей, не боящихся скорости. Сит почувствовала себя загнанной в угол. Один раз она уже пыталась купить его. Предлагать ему снова ехать в ее машине означало подвергнуть его новому унижению.

Поэтому она нарушила правило номер семь.

Дара закинул сумку за спину, когда они с ревом проносились по полночному бульвару Монивонг мимо бездомных, проституток и уставших поваров, бредущих домой после работы. Начался дождь.

Сит понравилось. Даже очень. Бьющий в лицо холодный ветер, еще более холодные капельки дождя на ресницах.

Она вспомнила себя пятилетней, как в сезон дождей она ходила в лес и танцевала. Она обвила руками талию Дары, чтобы не упасть с мотоцикла, и вдруг обнаружила, что прижимается щекой к его спине. Она захихикала от страха, но испугалась она не дождя, а своих чувств.

Он довез ее до самого дома. Внутри было темно, только на принтере горела зеленая лампочка. В лотке оказались две новые фотографии. Одна — ребенка, мальчика, держащего школьную грамоту, другая — пожилого мужчины с умными глазами, ироничной улыбкой и горькими складками возле рта. Смотрели они прямо на нее.

Они знают, кто я.

Поднимаясь по лестнице в спальню, она услышала тихий плач, как будто кто-то плакал в соседнем доме. Она приложила руку к стенам. Они слегка вздрагивали в такт всхлипам.

В спальне она вытащила из клубка спутанных проводов один из многочисленных айподов и включила на полную мощность группу «Систем оф Даун». Это помогло ей заснуть. Металлические гитары гремели словно в самом ее сердце.

Пронизанным солнцем утром ее разбудил звонок во входную дверь, находившуюся многими этажами ниже. Она услышала, как Джорани, экономка, открыла дверь. Сит какое-то время не могла выбрать, какие джинсы и топ надеть, а когда спустилась, увидела, что ее водитель и экономка угощают чаем Дару.

Дара, как солнечный свет, разогнал призраков.

— Привет, — сказал он. — У меня сегодня выходной. Я подумал, мы можем съездить на мотоцикле за город. Что скажешь?

Только не за город! Нельзя ли провести этот день в «Сория маркет»? «Нет, — ответил он, — в Пномпене полно других мест, которые стоит посмотреть».

Он повез ее по лабиринту узких улочек. Как может город дойти до такой нищеты? Откуда здесь столько грязи?

Они зашли в новый современный магазин фирменных компакт-дисков. Дара знал все самые крутые новые группы, в основном собранные кхмеро-американцами, возвращавшимися из Лонг-Бич и из Комптона: «Сдей», «Пномпень Бэд Бойз», «Кхмер Кид».

Сит купила двадцать дисков.

Они съездили в Национальный музей и увидели прекрасную голову короля Джаявармана VII с ликом Будды. Дара, не задумываясь, сложил руки в молитве. Потом они поужинали во французском ресторане со свечами и вином, и было это точно как в видео для караоке: парень, девушка, и все ее деньги уходят за один вечер.

Они посмотрели представление в театре «Сованна Фум», и им повезло увидеть прекрасный номер с сэмплированной музыкой из французского фильма сороковых годов и современной кхмерской хореографией.

Когда Сит вернулась домой, сердце ее пело. Дара, Дара, Дара.

В спальне начал звонить мобильник. Снова и снова. «Вызов 1» высветил экран, но не указал ни имени, ни номера. Следовательно, звонивший не значился в списке контактов Сит.

Она выключила телефон. Но он продолжал звонить. И тогда у нее рассеялись сомнения. Она засунула телефон под подушку в свободной спальне, сверху положила еще одну подушку, потом закрыла дверь.

Начали трезвонить все сорок два ее мобильных телефона. Они звонили из шкафов, из ванны, где она их забывала. Они звонили с террасы на крыше и даже из туфли под кроватью.

— Я упрямая девушка! — закричала она духам. — Вам не запугать меня!

Она включила айпод погромче и наконец заснула.

На заре она разбудила своего шофера, спавшего в гамаке.

— Мы едем в «Сория маркет», — сказала она.

Водитель посмотрел на нее удивленными глазами, потом вспомнил, что надо улыбаться, и уважительно склонил голову.

Но лицо его изменилось, когда он увидел сорок два мобильных телефона в одном большом черном полиэтиленовом мешке.

В такую рань «Сория маркет» был еще закрыт, и они стали ездить кругами. Солнце светило им прямо в глаза. На улицах люди тащили тележки, как вьючные животные, или несли товары на старый Центральный рынок. Старый рынок располагался в куполообразном французском здании блевотного цвета в стиле ар-деко. Сит никогда там ничего не покупала.

— Может быть, вам стоит съездить к матери, — сказал водитель. — Она любит вас. Семьи на то и нужны, чтобы было кому вам помочь в трудную минуту.

Мать Сит жила в Таиланде, и они не разговаривали. Семья матери постоянно о чем-то просила: дать денег, познакомить с нужными людьми, устроить на работу. Она прекратила с ними общаться.

— От моей семьи одни неприятности.

Водитель замолчал.

Наконец настало время открытия «Сория маркет». Сит направилась прямиком к Даре и высыпала перед ним на прилавок все свои телефоны.

— Можешь принять их обратно?

— Мы только замены делаем. Я могу дать новый телефон в обмен на старый. — Дара задумался. — Не беспокойся, оставляй их у меня. Я продам их одному парню на Центральном рынке и завтра отдам тебе деньги. — Он одобряюще улыбнулся. — Разумное решение. — Один из телефонов, с видео и электронной почтой, он протянул ей обратно. — Это лучший, оставь его.

Дара был таким уверенным, он так много знал, что ей захотелось приникнуть к нему, как к мягкой подушке, и остаться с ним. Она просидела в магазине весь день, наблюдая за его работой. Один парень из магазина видеоигр этажом выше спросил его:

— Что это за прекрасное создание?

Дара с гордостью в голосе ответил:

— Моя девушка.

Дара отвез ее домой на мотоцикле и у двери заулыбался:

— Не хочу уходить.

Она приложила палец к его шаловливым губам, улыбнулась и убежала в дом, прочь от своего счастья.

Она зашла в гараж на первом этаже. Там услышала звук, похожий на крысиную возню. В сумке зазвонил телефон. Какое право имеют эти люди надоедать ей, даже если они мертвые? Она выхватила из сумки телефон, нажала зеленую кнопку и приложила его к уху. Из трубки доносился звук, похожий на шелест ветра.

А потом с ней заговорил ребенок. Прерывающимся голосом, как будто плакал:

— Они связали мне пальцы.

Сит строго произнесла:

— Откуда у тебя мой номер?

— Я здесь совсем один!

— Так позвони кому-нибудь другому. Родственнику.

— Все мои родные умерли. Я не знаю, где я. Меня зовут…

Сит выключила телефон. Открыла багажник машины и швырнула его внутрь. Когда тебе названивают призраки, это так… несовременно. Как может Камбоджа надеяться стать передовой державой, если в ее телефонных линиях водятся привидения?

Она поднялась наверх, в гостиную. Со стола из коробки на нее смотрел робопес за полторы тысячи долларов. Сит побрела еще выше, на самую крышу с террасой, чтобы быть как можно дальше от всего, что находилось в доме.

Проснулась она в темноте от раздающегося внизу звука ударов.

Звук был глухой, металлический. Как будто кто-то не мог выбраться из машины. Сит включила погромче айпод, но отчего-то музыка звучала неровно, прерывисто. Она покопалась в клубке из проводов и достала другой проигрыватель, «Ксен», но тот тоже барахлил: музыку прерывали голоса.

Ей показалось, или действительно что-то заскрежетало? Она сняла наушники и услышала шаги на лестнице.

Этот звук был тихим, отрывистым, каким-то неуклюжим. В голову Сит полезли мысли об искалеченных детях. Ледяной холод сковал ее, она замерла, не в силах пошевелиться.

На террасу, жужжа, поднялась собака-робот. На верхней ступеньке она остановилась. Ее нос с камерой нацелился на Сит, в бесполезных глазах загорелись вишневые огни.

Собака-робот произнесла теплым, приветливым голосом:

— Меня зовут Фалла. Я пыталась купить лекарства сестре, и за это меня убили.

Сит хотела сказать «уходи», но рот ее не открывался.

Собака склонила голову набок.

— Никто даже не знает, что я умерла. Что делать с теми людьми, которых не оплакивают?

У Сит вырвался смешок и поднялся облачком пара в воздух.

— Никто не приглашает нас на поминальный пир, — пожаловалась собака.

Сит от страха захихикала и покачала головой:

— Я ничего не могу сделать. Ничего.

— Ты смеешься? — Собака подобралась и запрыгнула к ней на гамак. Она развернулась, подняла чистый пластиковый хвост и выложила рядом с Сит самую настоящую какашку. В ней явно просматривались короткие каштановые волосы, даже куски скальпа, и в коричневой массе виднелся единственный плоский белый человеческий зуб.

Сит пронзительно взвизгнула и вывалилась вместе с собакой из гамака. На полу собака уткнулась в нее носом и начала петь старую детскую песенку о птичках.

Снова раздались шаги на лестнице. Теперь к террасе поднималось что-то тяжелое. Сит всю затрясло, но тело ее словно окоченело, и она не могла сдвинуться с места. Собака продолжала петь тонким мелодичным голосом. Над лестницей показалась большая тень, и смех забулькал в горле Сит, когда она попыталась заговорить.

— В машине что-то стучало, но я никого не нашел, — сказал водитель.

Сит облегченно обмякла на полу.

— Призраки, — сказала она. — Они вернулись. — Она поднялась на ноги. — Мы уезжаем отсюда. Позвоните в «Хилтон», узнайте, есть ли у них свободные места. — Ударом ноги она отправила игрушечную собаку вниз по ступенькам. — Уезжаем немедленно!

Они вместе, дрожа от страха, погрузили вещи в машину. Дом оставался во власти призраков. Пока ехали, в багажнике не переставая звонил телефон.

Новый «Хилтон» (которого в действительности не существует) высился на берегу реки прямо напротив Министерства культов и религиозных дел. Высокое мраморное, сияющее чистотой здание, хрустальные люстры, фонтаны, деревянные и медные ручки в лифтах. Среди ночи свободным оказался только номер для новобрачных, но в нем имелась отдельная комната для родителей, в которой могли разместиться водитель с женой. На высоте двадцать первого этажа ночь искрилась огнями, и все городские звуки казались приглушенными. Камбоджа осталась где-то далеко внизу.

После этого призраки перестали тревожить ее. На какое-то время.

Каждый день они с Дарой ходили в кино или в ресторан, не забывая и про магазины. Она сунула ему деньги, и он купил себе красивый костюм. Как-то за гамбургером в «Лаки 7» он сказал:

— Знаешь, я рассказал родителям, что познакомился с девушкой.

Сит улыбнулась и подумала: и наверняка упомянул, что я богатая.

— Я решила пожить в «Хилтоне», — сообщила она.

Может быть, мы смогли бы пожить в «Хилтоне». Милая улыбка намекала на это.

Сезон дождей закончился. Последние тучи дыбились в небе темно-серой громадиной с пеной из белых облаков, точь-в-точь как готовая обрушиться гигантская волна.

Пришел сухой, более прохладный воздух.

Однажды после работы Дара убедил ее погулять вдоль реки перед королевским дворцом. Когда он пошел в мужской туалет переодеваться в свой новый дорогой костюм, Сит подумала: он начинает представлять, как будет жить со всеми этими деньгами.

Пока они шли по набережной, у всех на виду, Сит внутренне содрогалась. Повсюду гуляли подростки. Некоторые из них носили лохмотья, что обнадеживало, но некоторые были действительно прекрасно одеты. Сыновья высокопоставленных чиновников, сознающие свою безнаказанность и непредсказуемые. Сит неожиданно резко свернула, чтобы даже не видеть их. Но Дара в новом бежевом костюме выглядел так, как один из них, и генеральские сыновья кивали ему, вопросительно поднимая брови и, очевидно, гадая, кто это. Перед королевским дворцом у самой воды стоял павильон, а рядом с ним играл что-то старомодное оркестр народных инструментов. Сотни людей собрались вокруг маленького храма. Дара дернул Сит за руку, и они остановились посмотреть.

Люди молились, поднимая руки со связками цветков лотоса и благовониями, и бросали подношения в храм. Монахи тут же выгребали цветы и ароматические палочки через заднюю дверь.

За храмом дети в футболках и шортах, черных от грязи, копошились среди мертвых цветов, тлеющих палочек и старой кокосовой скорлупы.

Сит спросила:

— Зачем они это делают?

— Ты такая наивная, — усмехнулся Дара и покачал головой.

Синий с золотом вечер был прекрасен. У Сит было достаточно времени, чтобы понять, что ей не хочется возвращаться в отель и что единственное место, где она чувствует себя счастливой, — это здесь, рядом с Дарой. Все вокруг представлялось ей темным и запутанным. Дара с большим чувством предложил ей руку и сердце.

Сит как будто подготовилась к этому заранее.

— Нет, это невозможно, — сразу ответила она. — Как ты можешь предлагать такое? Тебе даже не у кого спросить разрешения. Ты говорил со своей семьей обо мне? Твои родственники узнавали, кто я?

Это ее действительно интересовало.

Дара покачал головой.

— Я объяснил им, что ты сирота, но их это не смущает. Мы — скромные люди. Они будут счастливы, если буду счастлив я.

— Ничего подобного!

Сит сердито нахмурилась, но нашла способ обратить ситуацию к своей выгоде.

— По крайней мере, они должны сходить к прорицателям. Я могу помочь. Узнай у своих родственников имена тех, кому они доверяют.

Дара стыдливо улыбнулся.

— У нас нет на это денег.

— Я дам денег, а ты скажешь своим, что сам заплатил.

Дара напряженно смотрел на нее.

— Я не хочу этого.

— А как иначе они узнают, будет ли брак удачным? А твоя бедная мать? Как ты можешь просить ее принимать такое решение, если ей ничего обо мне не известно? Ты узнаешь у семьи имена хороших профессионалов, которым они доверяют, и я им заплачу. А я тем временем схожу к личной прорицательнице премьер-министра Хун Сена, и потом мы сравним результаты.

Таким образом она в очередной раз показала, кто в их отношениях главный.

В старых романах родители не одобрили бы такой союз, и прорицатель сказал бы, что этот брак обречен. Сит не собиралась руководствоваться какими-то там романами.

Она дала семейным прорицателям то, что они потребовали — машину, ферму, — и взамен попросила предоставить их суждение в письменном виде. Все они согласились, что их брак имеет крайне благоприятное будущее.

Потом она устроила встречу с личной прорицательницей премьер-министра Хун Сена.

Кру Тэу оказалась женщиной в строгом деловом костюме, с длинными, похожими на когти хищной птицы ногтями, которые, впрочем, были идеально ухожены и покрыты прозрачным лаком.

Она была из тех вещунов, которые одержимы чужой душой. Она сидела за столом и смотрела на Сит немигающими глазами, как рыба, сложив перед собой руки. После самых коротких приветствий она сказала:

— Принимаю только доллары. Двадцать пять тысяч. Мне нужно купить сыну квартиру.

— Это очень большой гонорар, — заметила Сит.

— Это не гонорар. Это вознаграждение за тот ответ, который вы хотите услышать. Гонорар — еще двадцать пять тысяч долларов.

Они поторговались. Сит понравилось, как держалась Кру Тэу. Все, что Сит думала о жизни, подтвердилось.

Гонорар удалось несколько сбить, но сумма вознаграждения осталась неизменной.

— Оплата вперед, — сказала Кру Тэу.

Чек она не примет, зато, как большинство лучших ресторанов, она принимала кредитные карточки иностранных банков. Швейцарская кредитка Сит сработала безотказно. Ей был предоставлен неограниченный кредит на тот случай, если придется бежать из страны в спешке.

Кру Тэу сказала:

— Я скажу семье мальчишки, что знамения благоприятствуют браку.

Тут Сит поняла, что до сих пор и словом не обмолвилась ни о мальчишке, ни о его семье, ни о браке.

Кру Тэу улыбнулась.

— Я знаю, истинное будущее вас не интересует. Но по доброте душевной я совершенно бесплатно скажу вам, что ваш брак действительно будет счастливым. Все остальные прорицатели сказали бы то же самое без взятки.

Глаза Кру Тэу сверкнули самым неприятным образом.

— Поэтому вам не нужно было покупать им фермы и машины, а мне платить лишние двадцать пять тысяч долларов.

Она посмотрела на свои идеальные ногти.

— Вы будете очень счастливы. Но только после того, как вся ваша жизнь полностью переменится.

По коже Сит пошли мурашки, как от холода. Ей бы стоило рассердиться, но она вдруг почувствовала, что улыбается. Почему?

И почему она должна быть вежливой с этой старой ведьмой? Сит развернулась и, не прощаясь, пошла к двери.

— Ах да, еще насчет вашей второй проблемы, — сказала ей в спину женщина.

Сит повернулась и замерла в ожидании.

— Враги, — веско произнесла Кру Тэу, — могут становиться друзьями.

Сит вздохнула.

— О чем вы говорите?

На лице предсказательницы появилась улыбка, широкая, как капкан на тигра.

— Миллион людей, которых убил ваш отец.

— Не миллион, — холодным голосом произнесла Сит. — Где-то от двухсот пятидесяти тысяч до пятисот тысяч.

— Этого достаточно, — улыбнулась Кру Тэу. — Мой отец был одним из них. — Она улыбалась еще какую-то секунду. — Непременно сообщу премьер-министру, что вы заходили ко мне.

Сит презрительно фыркнула.

— Я сама ему сообщу.

Но до своей машины она бежала бегом.

В ту ночь Сит долго смотрела на бриллиантовую россыпь городских огней. Потом легла в кровать и включила айпод.

Кто-то завопил на нее. Она выдернула из ушей наушники и подскочила к окну. Оно не открывалось. Сит начала трясти его, выкручивать ручку, и наконец рама неохотно приподнялась на дюйм. Этого хватило, чтобы выбросить айпод из окна двадцать первого этажа.

На следующее утро она проснулась поздно и сразу же услышала работающий телевизор. Она открыла двустворчатую дверь в гостиную и увидела прижимающуюся к стене Джорани.

— Телевизор… — заикаясь, произнесла Джорани, тараща на нее округлившиеся от ужаса глаза.

Водитель сидел рядом с собранными сумками. С печальным, как у бладхаунда, лицом он встал.

То, что происходило на широком экране телевизора, можно было принять за видеоклип для караоке, только с очень старомодной музыкой. И что это за клип, в котором показывают умирающего от голода человека, который ест сырую кукурузу в поле? Жуя кукурузу, он то и дело в страхе оборачивался. Слова, загоравшиеся на экране, повторяли слова песни, которую пела собака-робот. Голодающий остановил взгляд на Сит, и из его рта посыпалась каша из пережеванных зерен.

— Это не прекращается, — сказал водитель. — Я выключил телевизор из розетки, но он продолжает показывать одно и то же по всем каналам. — Он старался говорить спокойно, но выглядел несчастным. — Моя жена хочет уехать отсюда.

Сит стало стыдно. Как это мерзко и неприятно, когда тебя мучают призраки. Конечно же, кому захочется иметь с ней дело!

— Хорошо. Я могу ездить на такси, — сказала она.

Водитель кивнул и ушел с женой в другую комнату, где они начали шептаться. Потом они собрали вещи и извинились.

Дверь закрылась за ними почти без шума.

«Так будет всегда, — горько подумала Сит. — Куда бы я ни поехала. Будет то же самое, что происходит с Дарой».

Зазвонил гостиничный телефон. Она не стала снимать трубку. Сит накрыла телевизор одеялом, но жуткая старая мелодия продолжала греметь, и она обессиленно опустилась на край кровати, глядя в пустоту.

Придется уехать из Камбоджи.

В магазине Дара выглядел еще более жизнерадостным, чем обычно. Все прорицатели сказали, что брак будет удачным. Его мать приглашала Сит к себе домой на праздник Пчум Бен, день поминовения предков.

— Завтра можем поехать на автобусе, — предложил он.

— Там пахнет? Когда много людей в одном месте собираются?

— Там пахнет освежителем воздуха. Потом возьмем такси, а потом тебе придется немного пройти по дороге. — Дара неожиданно захохотал, аж за бока взялся. — Но тебе это пойдет на пользу.

— Там будет грязно?

— Везде! Ты в грязных «найках» только лучше выглядеть будешь.

«По крайней мере, — подумала Сит, — там не будет телевизоров с телефонами».

Через два дня Сит шагала по чавкающей грязи на раскисшей дороге, втягивая голову в плечи под ветками деревьев. Земля облепила ее туфли. Дара шел сзади, то и дело посмеиваясь, из-за чего она думала, что ему тоже страшно.

Вдруг она услышала странный дребезжащий звук.

— Что ЭТО?

— Это коза, — сказал он. — Мама в апреле купила ее мне в подарок.

Коза. Что-то более сельское трудно себе представить. Сит никогда не видела коз и даже не представляла, что когда-нибудь увидит.

Дара пояснил:

— Я их продаю мусульманам. Это сельскохозяйственная диверсификация.

Деревья были повсюду. Их тени ползали по земле, как змеи. Ей сделалось дурно. Один комар, пообещала она себе, только один комар, и я заору и убегу.

Она представляла себе большой хороший загородный дом, установленный на бетонных столбах высоко над землей, с резным фронтоном. То, что она увидела, разительно отличалось от ожидаемого. Маленький дом стоял на тонких кривых подпорках. Кухня, отдельная хижина еще меньшего размера, располагалась прямо на земле, вовсе без свай, и сделана она была из панелей, изготовленных из пальмовых листьев. Электричества здесь не было. Светильник на потолке соединялся проводом с автомобильным аккумулятором. Стол заменяла бетонная платформа, на которой горел огонь для приготовления пищи. Повсюду стоял запах жареной рыбы.

Сит это понравилось.

Дым внутри хижины отгонял комаров. Мать Дары, госпожа Нон Кунтеа, приветствовала их с улыбкой. Сит неожиданно для себя ответила вежливым поклоном. Она сама не поняла, как это получилось. На столе-платформе стоял пластиковый пакет, полный сушеных креветок.

Не задумываясь, Сит села на стол и принялась извлекать соленых креветок из панцирей.

Почему я это делаю?

Потому что я делала это дома.

Сит вдруг вспомнила лес. Круглую, огороженную забором площадку. Папа спал в одном доме, а женщины в другом. Сит разговаривала с поварами. Чтобы чем-то заняться, она резала овощи и чистила креветок. Потом приходил папа, садился на стол-платформу, а она, маленькая Сит, устраивалась у него на коленях.

К обеду пришел и старший брат Дары Ют. У него было брюшко, и работал он таксистом. Резкие движения делали его похожим на злобного старикашку. Когда он потянулся за рисом, Сит почувствовала запах его подмышек.

— Видишь, как мы живем? — обратился к ней Ют. — Вот что мы получили за то, что поддержали не того лидера. Сианук решил, что мы были антироялистами. Для Хун Сена мы враги. Помнишь программу «Работа за деньги»?

Нет.

— Для нас у них работы не нашлось. Как будто мы были красными кхмерами!

«Прошлое, — подумала Сит, — почему они не могут просто оставить его в покое? Почему они продолжают хвастаться своими минувшими войнами?»

Госпожа Нон Кунтеа ласково засмеялась.

— Мой старший сын родился злым, — сказала она. — Его девиз: мстить можно и через десять лет.

Ют снова взялся за свое.

— К старому чудищу Пол Поту лучше относятся, чем к нам. Но он был важным человеком. Если сходишь в его ступу[56] в Англонгвзнге, увидишь, что люди оставляют ему подношения! Они просят его указать выигрышные лотерейные номера!

Он нахлобучил на голову старую зеленую шапку и сказал:

— Рад знакомству, Сит. Дара, для тебя она слишком хороша. — Но, произнося эти слова, он улыбался.

Когда он ушел, тарелки собрали в пластиковый таз. И снова Сит, не задумываясь, взяла этот таз и понесла к тому месту под почерневшими ветками деревьев, где журчала проточная вода.

— Вам не нужно работать, — сказала мать Дары. — Вы гость.

— Я выросла в лагере беженцев, — сказала Сит, и, по большому счету, так оно и было.

Дара посмотрел на нее взглядом, в котором смешались любовь, гордость и благодарность судьбе за богатую жену, которая не гнушается работы.

И это лучшее, на что могла надеяться Сит. Эта семья ей подойдет.

Под вечер все четыре брата с женами собрались на окончание праздника Пчум Бен, когда души мертвых могут ходить по земле. Люди разбрасывали рис на полу в храмах. У некоторых призраков рты маленькие, поэтому используется особенный рис.

До сих пор Сит ни разу не участвовала в празднике Пчум Бен. Разве могла она пойти в храм и сыпать рис для Пол Пота?

Вся семья разместилась на кухне. Но их разговоры, шутки и смех Сит слушала, как в тумане. У всех были предки, которых они почитали. К удивлению Сит, один из дядей предложил записать имена умерших и сжечь их, чтобы мертвые знали, что о них не забывают. К празднику Пчум Бен это не имело никакого отношения, но идея понравилась, и вся семья принялась записывать имена.

Сит сидела, засунув ладони под мышки.

Мать Дары спросила ее:

— Разве вы не хотите написать имя, Сит?

— Нет, — ответила Сит тихим голосом. Могла ли она написать имя Пол Пота? Наверняка он там, в аду, только и ждет случая вернуться. — У меня никого нет.

Дара погладил ее по руке.

— Есть, Сит. У тебя есть особенное имя.

— Нет.

Дара подумал: «Она не хочет, чтобы они узнали, что ее отцом был Кол Виреакбот», поэтому наклонился и прошептал:

— Обещаю, его никто не увидит.

У Сит перехватило дыхание. Он взяла бумажку и расплакалась.

— О, милая, — полным жалости голосом произнесла мать Дары. — Каждый в этой стране пережил горе.

Сит написала на бумажке: «Кол Виреакбот».

Дара взял сложенную бумажку и, не раскрывая, поймал ее взгляд. «Видишь, — как будто хотел сказать он, — я сохранил твою тайну». Бумажка сгорела.

Гром отвесил небу хлесткую пощечину. День был не особенно солнечный, но ливень обрушился на землю так же стремительно, как падает полог на двери. Откуда ни возьмись появился ветер, он отогнул одну из пальмовых стен, как будто в гневе хотел ворваться в хижину.

Почти все семейство, крича и смеясь, высыпало из кухни под дождь и принялось прилаживать стенку на место.

Но Сит знала, что происходит. Враг ее отца оказался на кухне.

Вскоре дождь прекратился, и снова появилось солнце. Семья, шумно болтая, расселась вокруг стола или на нем. Все взяли тарелки с едой и начали есть, беря рис и рыбу пальцами. Сит сидела ровная, как струна, ожидая чего-то недоброго.

Что дух Кол Виреакбота сделает с дочерью Пол Пота? Перевернет стол и обсыплет ее едой? Нашлет на нее комаров, которые искусают ее, и она заболеет? Высосет из нее все ее деньги, чтобы помешать браку и лишить новой семьи?

Или же добрый дух просто захочет, чтобы всем камбоджийским детям больше не пришлось вспоминать прошлое?

Неожиданно в сердце Сит воцарился покой. Она как будто заново увидела солнечный свет и тени, и все ее чувства изменились самым чудесным образом.

Она вдруг ощутила аромат душевного волнения, сладкий и волнующий одновременно. Музыка из кассетного магнитофона соседей мягко прикоснулась к ее руке. Слова упали солнечным светом на кожу.

«Не бывает злых людей, — сказало ей солнце, — но люди могут ошибаться».

«Ошибаться? Как?» — молча спросила Сит, искренне удивляясь.

Солнце улыбнулось желтозубой стариковской улыбкой.

«Ты прекрасно знаешь как».

Воздух наполнился запахом еды. Деревья удовлетворенно вздыхали.

Жизнь истинна. Сит увидела, как пар поднимается над рисом и клубится в ветках. Смерть фальшива.

Солнце встало из-за стола, собираясь уходить.

«Скажи ему».

Мир снова потускнел и принял прежний облик.

Ночью Сит, лежавшая в гамаке в одной комнате с остальными женщинами, резко поднялась и села. В голове у нее было слишком ясно, чтобы она могла заснуть. Она видела, что будущего у них нет. Она не могла выйти за Дару. Какое она имеет право просить его стать мужем той, кого преследуют призраки миллиона мертвых? Как объяснить ему, что она — дочь Пол Пота, что она наврала ему обо всем?

Мертвые не позволят ей выйти замуж. Мертвые не допустят, чтобы она была счастлива. Так кому молиться дочери Пол Пота? Куда идти за мудростью?

«Лоак кру Кол Виреакбот, — едва слышно произнесла она. — Прошу, укажи путь».

Темнота была строже света.

«Чтобы стать такой фальшивой, какая ты есть, — произнесла темнота, — тебе нужно было сначала солгать себе».

В чем заключалась ложь Сит? Факты были ей известны. Ее отец являлся главой правительства, которое подвергло пыткам и погубило сотни тысяч людей и нерадивым руководством обрекло народ на голод.

Я знаю правду.

Просто я никогда не думаю об этом.

Я этого не видела.

«Правда так же темна, как я, и ты живешь во мне, темноте».

Она читала книги, по крайней мере, первые главы книг, и бросала их, как будто они жгли ей пальцы. В книгах правды было не найти. Правда, которая ее ждет: одинокая молодость, унылая зрелость и покаяние.

Расти.

Пальмовая стена колыхнулась, как будто открываясь для призраков.

Во время долгого возвращения на автобусе она не проронила ни слова. Дара тоже сидел, молча повесив голову.

В огромном пустом гостиничном номере ее ждала темнота. Телевизор и телефон по ее указанию убрали, и теперь шаги здесь звучали особенно глухо. Джорани осталась ее единственным другом.

На следующий день она не пошла в «Сория маркет». Вместо этого она пошла в музей геноцида «Туол Сленг».

У входа в отель дежурили молодые люди в бейсболках с новенькими мотоциклами. Но Сит остановила симпатичного парня постарше с разбитым и ржавым мотоциклом.

По дороге она спросила мотоциклиста о его семье. Он жил один, и у него никого не было, кроме матери в Компонг-Том.

У ворот «Туол Сленг» он сказал:

— Я учился здесь, когда тут еще была школа.

В одном крыле здания находились ряды одиночных камер. В каждой стояла железная кровать с кандалами, а на полу виднелись пятна. На стенах висели фотографии, на которых можно было увидеть скрюченные тела, лежащие на этих самых кроватях в том виде, в каком их застали освободители. На одном снимке был опрокинутый, как будто в спешке, стул.

Сит вышла из музея и посмотрела на прекрасное здание за оградой на другой стороне улицы. Высокий белый дом, похожий на ее собственный, с колоннами, террасой на крыше и бугенвиллиями, дом чьей-то современной дочери. О чем она думает, когда смотрит со своей террасы? Как она может жить в таком месте?

В траве на ухоженном газоне прыгали птицы. Люди красили ставни тюрьмы в голубовато-серый цвет.

В среднем крыле находилась фотогалерея. Люди на снимках смотрели на нее, как лица из ее принтера. Были ли среди них одни и те же?

— Кто это? — спросила она какую-то камбоджийку из посетителей.

— Это их же люди, — ответила женщина. — Красные кхмеры присылали тех, кто оказывался неугоден начальству. Обычных камбоджийцев не стали бы так изощренно пытать.

Среди лиц были молодые и красивые. Были здесь и дети, и благообразные старухи.

Женщина пошла рядом с ней. Ей нужна компания? Догадывается ли она, кто к ней обратился с вопросом?

— Им было мало просто забивать до смерти провинившихся. Они присылали их сюда вместе с семьями. И детей, и родителей. Для убийства детей и жен у них были отведены специальные дни.

Невинного вида мужчина улыбался с одной фотографии так же приветливо, как подвозивший ее мотоциклист. Он смотрел прямо в камеру своих мучителей. Наверное, он ждал от них понимания и благородства. Казалось, он вот-вот произнесет: «Товарищи!»

Лицо на фотографии изменилось. Улыбка стала шире, мужчина собрался что-то сказать.

Взгляд Сит метнулся в сторону. Увидев следующее лицо, она почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

Это не был незнакомец. Это был Дара. Ее Дара, в черной рубашке и черной кепке. Задохнувшись, она посмотрела на свою спутницу. Та кивала головой, то опуская лицо со впалыми щеками, то поднимая. Она тоже призрак?

Сит выбежала из здания и прижала к лицу ладони. Она не знала, как долго еще выдержит. Слезы покатились по ее щекам, к горлу подступила тошнота, и она повернулась спиной к зданию, чтобы никто ее не увидел.

Потом она подошла к мотоциклисту, сидевшему в тени, и, не говоря ни слова, села на мотоцикл, злясь на это место, на правительство, которое его сохранило, на иностранцев, которые приезжали глазеть на него, и вообще на все.

Мы не такие! Я не такая!

Мотоциклист занял свое место за рулем, и Сит спросила:

— Что случилось с вашей семьей?

Это был жестокий вопрос. Ему пришлось изобразить улыбку. Его отец держал магазинчик. Однажды они уехали в деревню, да так и не вернулись. Они с братом жили в джеум-рум, лагере беженцев в Таиланде. Потом вернулись в Камбоджу воевать с вьетнамцами, и брата убили.

Она собиралась сказать ему, чтобы он вез ее обратно в «Хилтон», но вдруг ей стало стыдно. За что? Как долго ей еще бежать?

Она попросила отвезти ее к старому дому на бульваре Монивонг.

Пока мотоцикл петлял по узким улочкам, объезжая лужи жидкой коричневой грязи и пешеходов, ее переполнила злость на отца. Как он смел вовлечь ее в это? Сит жила маленькой жизнью и не могла судить о вещах в их истинном масштабе, поэтому она думала: это все равно, как если бы мне в салоне покрасили волосы, и они все выпали бы. Или если бы мне прокололи уши и внесли инфекцию, отчего уши сгнили бы полностью.

Она вспомнила, что никогда не испытывала к отцу сочувствия. Ей было двенадцать, когда он предстал перед судом, старый и больной, да еще устроил целое представление со своей тростью, на которую так усердно опирался. Все в его жизни было представлением. Она вспомнила, как то и дело закатывала глаза от стыда. Перед аудиторией восторженных студентов он чувствовал себя как рыба в воде. О, он умел пустить пыль в глаза. Они считали его просвещенным. Он разговаривал фальшивым мягким и добрым голосом, и иногда казалось, что это не он говорит, а дублер. Он учил Сит цитировать Верлена, Рембо и Рильке, хотя убил тысячи за «иностранное влияние».

Я не знаю, что мне нужно было сделать в прошлой жизни, чтобы заслужить такого отца, как ты. Но в прошлой жизни ты не был моим отцом и не будешь им в будущей. Я отказываюсь от тебя полностью. Я никогда не напишу твое имя на листочке и не сожгу его. Можешь хоть каждый год до конца времен пытаться вырваться из ада, но я буду молиться, чтобы ты там остался.

Я не твоя дочь!

«Если ты был ложью, я должна быть истиной». При ярком дневном свете ее дом казался заброшенным, закрытым и невинным. У порога она повернулась и бросила пригоршню долларов мотоциклисту. Мысли ее путались. У нее даже ноги путались, и все плыло перед глазами.

Зайдя в дом, она сняла рюкзак в виде медвежонка и пошла наверх, в кабинет. Аидо, пес-робот, двинулся, жужжа, ей навстречу. Она сломала ему заднюю лапу, когда столкнула с лестницы. Теперь он хромал, повизгивая, как живая собака, и наклонял голову, чтобы его погладили.

К облегчению Сит, в лотке принтера ее ждала только одна картинка. Кол Виреакбот смотрел на нее с листа. Мужчина средних лет, красивый, многое повидавший, мудрый. Жалость и доброта светились в его глазах. Зазвонил городской телефон.

— Юл пром, — сказала она призракам. Договорились.

Она сняла трубку.

Раздался голос мужчины.

— Меня зовут Йин Бора. — Его голос булькал, как будто он говорил из-под воды.

В принтере замигал огонек. Быстро выехала распечатанная фотография. На нее смотрел жизнерадостный студент, запечатленный на каком-то семейном торжестве. У него были «битловская» прическа и рубашка в полоску.

— Это я, — произнес голос в телефонной трубке. — Я играл в футбол.

Сит кашлянула.

— Что я должна сделать?

— Написать мое имя, — ответил призрак.

— Пожалуйста, не кладите трубку, — словно загипнотизированная, промолвила Сит. Она нашла ручку и написала на фотографии: «Йин Бора, футболист». Он казался таким милым, таким счастливым. — У вас нет никого, кто оплакивал бы вас, — догадалась она.

— Нас всех некому оплакивать среди живых, — сказал призрак.

А потом в телефонной трубке раздался ужасный звук, как будто разом застонали тысячи голосов.

От неожиданности она положила трубку. Потом прислушалась к сердцу и подумала о том, что делать дальше. Сит вставила в принтер последние листы бумаги, и он тут же начал печатать новые лица. Снова зазвонил телефон.

Она вышла из дома и нашла терпеливо дожидавшегося мотоциклиста. Попросила его купить две пачки бумаги для принтера. В последнюю секунду вспомнила о ручках, писчей бумаге и спичках. Он поклонился и улыбнулся. Потом поклонился еще раз, довольный, что нашел патрона.

Она вернулась в дом и дрожащей рукой сняла трубку.

Следующие полчаса она разговаривала с мертвыми, находила фотографии и подписывала их. Женщина тосковала по своим детям, Сит искала фотографии их всех и складывала вместе: отец, мать, трое детей, дяди, тети, двоюродные родственники, бабушки с дедушками — их портреты она клеила на стену. Идея соединять семьи ей понравилась. Она начала вешать на стену и другие портреты.

В дверь позвонили, и на пороге оказался мотоциклист с бумагой и ручками в руках.

— Я купил вам супа.

Суп с рисом и креветками был аккуратно упакован. Она поблагодарила и щедро заплатила ему. Он засиял и снова принялся кланяться.

Фотографии появлялись весь день. Стемнело, а телефон все так же звонил, имена все так же записывались до тех пор, пока непривычные к письму руки Сит не заболели.

В дверь позвонили, и на пороге снова появился кланяющийся мотоциклист.

— Прошу прощения, госпожа, сейчас уже поздно, я волнуюсь за вас. Могу ли я принести вам ужин?

Сит улыбнулась такой материнской заботливости. Они строят с тобой отношения, а потом ты уже не можешь без них. В былые дни она бы прогнала его парочкой крепких слов. Теперь же она отправила его с новым поручением.

И снова принялась писать.

Вернувшийся мотоциклист казался счастливым.

— Я вам еще фруктов купил, госпожа, — сказал он и добавил робко: — За это платить не нужно.

Что-то ухнуло под Сит, как будто она ехала на мотоцикле и угодила в яму, и она вдруг произнесла:

— Входите. Вам тоже нужно поесть.

Мотоциклист с благодарностью поклонился, и, как только он переступил порог, телефон перестал звонить.

Они сели на пол. Он закинул голову и стал смотреть на портреты на стенах.

— Это все ваши родственники? — спросил он.

Он прошептала:

— Нет. Это призраки умерших, которых некому оплакивать.

— Почему они приходят к вам? — изумленно спросил он.

— Потому что мой отец — Пол Пот, — не задумываясь ответила Сит.

Мотоциклист поклонился. Он пожевал, проглотил и снова посмотрел на стену.

— Наверное, это очень тяжело, когда тебя все ненавидят.

Сит еще раньше заметила, что, в какой бы части комнаты она ни находилась, глаза на фотографиях всегда были устремлены на нее.

— Я ничего не сделала, — сказала она.

— Вы делаете что-то сейчас, — сказал таксист. Он поклонился и встал, удовлетворенно вздыхая. С сытым желудком и патроном жизнь была хороша. — Если я вам понадоблюсь, госпожа, я буду снаружи.

Фотография за фотографией, имя за именем.

Юк Ачария: танцор.

Проеунг Чхей: школьный инспектор.

Сар Котида, девочка семи лет: умерла «от опухоли».

Сар Макара: ее мать, медсестра.

Нат Митапхип: чиновник, из семьи фермеров.

Чор Монират: жена инженера — лауреата премии.

Йин Сокунтеа: лидер ячейки красных кхмеров.

Она посмотрела на лица и поняла. Дара. Я делаю это ради Дары.

Город вокруг дома затих, и она вдруг осознала, что уже очень поздно. Наверное, стоит отправить мотоциклиста домой.

Он, как и обещал, дежурил на улице перед домом.

— Все в порядке. Можете теперь ехать домой. Где вы живете?

Он радостно махнул рукой на север.

— На Монивонге, как и вы. — Он усмехнулся, осознавая абсурдность подобного сопоставления.

Неожиданно у Сит родилась идея. Она сказала:

— Завтра вы можете приехать пораньше и привезти еды побольше? Рыба, рис, зелень, свинина. Приправы, масло, кебаб. — Она щедро заплатила ему за услуги и наконец спросила, как его зовут. Его имя означало «Золотой».

— Спокойной ночи, Сованн.

Остаток ночи она работала быстро и четко, как секретарь-телефонистка. «Это все равно что делать уборку в доме перед праздником», — размышляла она. Голоса мертвых стали привычными, знакомыми. Почему люди боятся мертвых? Мертвые не могут сделать тебе ничего плохого. Мертвые хотят того же, чего хотите вы, — справедливости.

Фотографии с именами заполнили стены лестницы, гаража и кухни. Сит нашла цветные нити Джорани и начала соединять семьи.

Она писала, пока электрический свет не стал казаться бесцветным, как головная боль. Она спросила призраков: «Могу я немного поспать?» Телефоны замолчали, и Сит с облегчением плюхнулась на полированный мраморный пол.

Проснулась она в некотором смятении, все еще лежа на полу. Солнечный свет наполнял комнату. Лица на фотографиях уже не казались распухшими и избитыми. Лица не были ни осуждающими, ни скорбными. Они улыбались ей. Ее окружали друзья.

Взвизгнув, начал печатать принтер, зазвенел телефон. Сыграл мелодию дверной звонок. У двери стоял Сованн, на заднем сиденье его мотоцикла возвышались набитые продуктами белые картонные коробки. На нем была та же голубая рубашка, что и вчера, дешевая подделка «Лакост». Разошедшийся шов подмышкой. Это его единственная рубашка, поняла она и представила, как он каждую ночь ее стирает в тазу.

Сит и Сованн передвинули большие столы к окнам. Сит впервые достала свои дорогие скатерти и бронзовые блюда. Пир устроили, как на Новый год. Сован привез еще бумаги и ручек. Он знал, для чего они нужны.

— Я могу помочь, госпожа.

Он был достаточно взрослым, так что детство его прошло в довоенные времена, когда в стране работали школы, и умел писать красивым почерком старого образца. Они вместе записали имена мертвых и сожгли их.

— Я хочу написать имена и своих родных, — сказал он. Когда они горели, из его глаз текли слезы.

Комната наполнилась сладостными ароматами и звуками вздохов. Бумаги на столе зашевелились от ветра. Пепел наполнил корзины, но даже после целого дня работы Сит и мотоциклист почтили лишь половину имен.

— Спокойной ночи, Сованн, — сказала она ему.

— Вы сделали большое, доброе дело, — сказал Сованн, но только из вежливости.

«Если я вообще могу сделать что-то доброе», — подумала Сит.

Он ушел, и в ту же минуту заработал принтер, зазвонил телефон. Она работала всю ночь и остановилась только из-за того, что закончилась вторая пачка бумаги.

Последней напечаталась фотография Кол Виреакбота.

Дара, пообещала она себе, следующим будет Дара.

Утром она позвонила ему. «Можем встретиться в обед и снова погулять по набережной?»

Пока Сит дожидалась, сидя на мраморном парапете и наблюдая за стариком, ловящим рыбу в Тонлесап, ей стало понятно, что она любит свою страну. Любит ее трудолюбивый, улыбчивый, безропотный народ, который никогда не желал ей зла, даже после того, что с ним сделала ее семья. Знаете ли вы, что здесь, среди вас, сидит дочь чудовища?

Неожиданно у Сит появилось желание, которое вытеснило все остальные: ей захотелось быть одной из них. Монахи, спешащие куда-то служащие в белых рубашках, болтающие ногами лентяи, молодые люди, которые одеваются, как американские рэперы, и продают что-то сомнительное: либо наркотики, либо секс.

Она увидела Дару, неторопливо приближающегося к ней. Он был в новой рубашке и улыбался, но не выглядел спокойным. После их последней встречи прошло два дня. Он знал: что-то случилось, она хочет ему что-то сказать. Он принес им обед в маленькой картонной коробочке. «Может быть, в последний раз», — подумала она.

Они поздоровались почти как родственники. Он сел рядом с ней и улыбнулся, а Сит хихикнула, испугавшись того, что собиралась сделать.

Дара спросил:

— Чего смеешься?

Она не могла остановиться.

— Ничего, — сказала она, сделала глубокий вдох, чтобы избавиться от смеха, но страх снова защекотал ее, и она рассмеялась. — Я обманула тебя. Кол Виреакбот — не мой отец. Моим отцом был другой политик. Ты о нем слышал…

Все это было настолько страшно и абсурдно, что смех сжал ее, точно в кулак, и она не могла говорить. Она смеялась и плакала одновременно. Дара уставился на нее.

— Моего отца звали Салот Сар. Это его настоящее имя. — Ей было очень трудно об этом говорить. Но мотоциклисту она сказала, так почему не может сказать Даре? Она сделала над собой усилие. — Моим отцом был Пол Пот.

Ничего не произошло.

Сидевший рядом Дара не пошевелился. Люди продолжали идти по своим делам, лодки все также покачивались на воде.

Через какое-то время Дара сказал:

— Я знаю, что ты делаешь.

Сит не поняла.

— Что я делаю? Что ты имеешь в виду?

Дара был мрачен и зол.

— Да, да, да, да. — Он отвернулся от нее. Смех Сит наконец затих. Она смотрела на его затылок и ждала. — Я говорил тебе, что у меня скромная семья.

— У тебя замечательная семья! — воскликнула Сит.

Он выпятил подбородок.

— Знаешь, у них тоже есть вопросы о тебе.

— Не понимаю.

Он закатил глаза. Посмотрел на нее через плечо.

— Если хочешь разорвать отношения, есть способы попроще.

Он спрыгнул с парапета и пошел прочь, не оборачиваясь, быстрым уверенным шагом. Здесь, у реки, все были равны. Подростки развалились на парапете, бедные матери собирали стайки детей, торопливо проходили иностранцы, делающие вид, что не прячут в ремне деньги. Три толстых девочки-подростка едва не налетели на калеку в инвалидном кресле и повалились друг на друга, хохоча во весь голос.

Сит не знала, как быть. Она не могла сдвинуться с места. Отчаяние связало ее по рукам и ногам, заставило повесить голову.

Я потеряла его.

Солнечный свет как будто примостился рядом с ней, выпрыгнув из волн, поднятых проплывающим катером.

Нет, не потеряла.

Запах реки наполнился доброй заботой. В звуках проезжающих мимо машин слышалась терпеливость.

Пока еще.

В Камбодже нет прощения. Но здесь есть непрекращающееся чудо сострадания и признания.

Сит была благодарна даже за мгновение такого чуда. Она вспомнила, как мотоциклист принес ей суп. Решила довериться чуду.

Не произнося ни звука, Сит завела разговор с солнечным светом. «Дедушка Виреакбот, спасибо тебе. Ты рассказал мне все, что я должна была знать».

Она встала с парапета, и перед ней словно из ниоткуда появился мотоциклист. Он отвез ее к магазину «Хэлло фоунс».

Дара не хотел смотреть на нее. Он суетился за прилавком, хотя делать ему особо было нечего. Сит обратилась к нему как обычный покупатель.

— Я хочу купить мобильный телефон, — сказала она, но он не отвечал. — Мне надо кое с кем поговорить.

Подошла еще одна покупательница. Она тоже была прекрасной девушкой, и он обслужил ее с подчеркнутой вежливостью. Даже отпустил комплимент:

— Вы изумительно выглядите.

Девушке это явно понравилось. Дара бросил взгляд на Сит.

Сит ждала в кресле. Теперь здесь был ее дом. Но Дара не замечал ее. Она достала телефон и набрала его номер. Он поднес свой телефон к уху и сказал:

— Иди домой.

— Ты — мой дом, — ответила она.

Большой палец его руки нажал красную кнопку «С».

Она ждала. Тени удлинялись.

— Мы закрываемся, — сказал он, остановившись у двери и не поворачиваясь к ней.

Сит, стыдливо наклонив голову, прошла мимо него.

Мотоциклист, ждавший у входа в «Сория маркет», сидя на корточках, играл в кости с другими мотоциклистами. Увидев ее, он поднялся.

— Они говорят, мне очень повезло получить в клиенты дочь Пол Пота.

Осмотрительности в Камбодже тоже не было. Теперь об этом узнают все, поняла Сит.

Дома ее ждали стопки распечатанных портретов. Сит поела вчерашней холодной еды. Вкуса в ней не осталось. Начали звонить телефоны. Она заснула, прижимая к уху радио.

На следующий день Сит вернулась в «Сория маркет» с коробкой распечатанных фотографий.

Коробку она бросила на голубую пластиковую стойку «Хэлло фоунс».

— Из-за того что я дочь Пол Пота, — сказала она Даре, протянув ему пачку листов, — все неоплаканные жертвы моего отца печатают свои фотографии на моем принтере. Смотри. Это люди, потерявшие столько близких, что их даже некому вспомнить.

Она заметила, что у нее дрожат руки и она не может удержать пачку бумаг. Та выпала у нее из пальцев, но Сит отошла и сложила руки на груди. Дара, молчаливый и серьезный, присел и собрал бумаги, посмотрев на некоторые лица. Сит протянула ему мятую зеленую карточку. Визитную карточку ее семьи.

Он прочитал ее. Осторожно, с величайшим почтением положил пачку фотографий на столик рядом с визиткой.

— Возвращайся домой, Сит, — сказал он, но без злости.

— Я же сказала… — горячо начала она, но не смогла продолжить тем же тоном. — Я же говорила: мой дом там, где ты.

— Я тебе верю, — промолвил он, глядя в пол.

— Тогда… — Сит не нашла нужных слов.

— У нас ничего не получится, Сит, — сказал он и поднял пачку портретов. — Что ты будешь делать с этим?

Что-то заставило ее сказать:

— А что бы ты сделал с ними?

На лице его отразилось удивление.

— Это и твоя страна тоже. Как бы ты поступил с ними? А, я знаю, ты бедный парень из бедной семьи, что ты можешь? Но у тебя есть семья, а у многих людей нет никого. Ты можешь покупать новые рубашки, а у некоторых людей рубашка всего одна.

Дара протестующе выставил ладони и рассмеялся.

— Сит?

Ты, Сит, обвиняешь меня в себялюбии?

— Ты тоже в долгу передними. — Сит указала на лица. — Думаешь, мертвые не пытаются и с тобой разговаривать?

Их глаза встретились. Она сказала ему, что он может сделать.

— Я думаю, ты должен устроить выставку. Я думаю, «Хэлло фоунс» должна спонсировать ее. Ты им об этом скажешь. Скажешь, что дочь Пол Пота хочет исправить ошибки отца и выбрала их. Скажи им, что мертвые разговаривают со мной по мобильному.

Резко развернувшись, она вышла, оставив фотографии ему.

Ночью они с мотоциклистом устроили новый пир и сожгли оставшиеся имена. Их были многие тысячи.

На следующий день она снова побывала в «Хэлло фоунс».

— Я тебя еще кое в чем обманула, — сказала она Даре. Она достала записки прорицателей и повторила ему слова личной прорицательницы Хун Сена: — «Знамения благоприятствуют браку».

— Это правда? — с тоской в голосе спросил он.

— Не нужно верить всему, что я говорю. До тех пор пока я не заслужу твоего доверия. Сходи сам, спроси у прорицателей. На этот раз ты платишь.

Лицо его замерло, взгляд остановился на чем-то гораздо ниже пола. Потом он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я сделаю это.

Впервые за всю свою жизнь Сит захотелось смеяться не от страха. Ей захотелось смеяться от счастья.

— Пообедаем в «Лаки 7»? — предложила она.

— Конечно, — согласился он.

Все телефоны, какие были в магазине, сотни телефонов, одновременно начали звонить.

Водопад трелей, звонков, жужжаний, отрывки старых песен и последних хитов.

Дара ошеломленно замер, потом взял одну трубку и приложил к уху.

— Это тебя, — сказал он и протянул ей телефон.

На экране не было ни имени, ни номера.

«Поздравляю, доченька», — произнес теплый добрый голос.

— Кто это? — спросила Сит. Выбор был совсем небольшой.

«Твой новый отец, — ответил Кол Виреакбот. Звук ветра, а потом: — Я удочерил тебя».

Тысячи голосов произнесли разом: «Мы удочерили тебя».

В Камбодже с призраками в доме уживаются примерно так же, как уживаются с пылью. Вы слышите шаги мертвых вместе со своими шагами. Можно подмести пол, но звук не исчезнет.

В районе Тра Бек на бульваре Монивонг есть дом, который хозяева покинули из-за призраков. Можно попытаться закрыть входную дверь, но на следующее утро она окажется открытой. Можно даже попытаться заколотить дверь, как это делали соседи, но она все равно откроется.

Днем рядом с домом всегда можно увидеть пять-шесть человек, желающих войти, или боязливо жмущихся поодаль. Под стенами лежат подношения: цветы лотоса, кокосы и ароматические палочки для курений.

Стены, полы и потолки здесь сплошь покрыты фотографиями. Гостиная, кухня, лестница, кабинет и пустые спальни покрыты фотографиями китайцев и кхмеров на свадьбах; кхмерских чиновников на пикниках; монахов у мечетей; вьетнамских рыболовов, с гордостью демонстрирующих улов; идущих в школу мальчиков в шортах; велорикш перед их старыми необычными повозками; жен, помешивающих суп на кухне. Все счастливы, на всех лицах — улыбки, и фоном у всех фотографий Пномпень, каким он был, когда считался самым красивым городом Южной Азии.

На всех фотографиях старомодным почерком написаны имена.

На столе — тысячи бумажек с именами. Рядом со столом — спички и тазы для пепла и воды. Предназначение у этих предметов простое: сожги бумажку с именем и сделай добро неоплаканному мертвому.

Рядом стоит небольшой знак на английском языке: HELLO.

Каждый Пчум Бен эти имена разносят по всем храмам города. На каждую бумажку наносят золотую фольгу, потом к ней прикрепляют пакетик с рисом. В восемь часов утра монахам доставляют еду, горячий рис и рыбу, вместе с кипами новой одежды. В десять часов приносят еще еду, для калек и бедных.

И каждое утро прекрасная дочь Камбоджи прогуливается вдоль слияния рек Меконг и Тонлесап. Как и сама Камбоджа, она восхищается всем современным. Она одета по последней моде. В ее наушниках камбоджийский ар-энд-би. Она останавливается перед каждой новой постройкой на берегу, хоть сколоченной вручную из досок, хоть возведенной при помощи кранов. Она покупает лапшу у сварливых торговцев с крошечными плитками. Она носит с собой книгу или сидит на невысоком мраморном парапете, чтобы писать письма и смотреть на лодки и дождевые тучи. Она разговаривает с бликами света, отраженными от реки, и называет их «отец».