Запахи моих воспоминаний

Несколько слов о себе

Я еще раз намереваюсь рассказать о моих похождениях, о моих внутренних исканиях, но в особенности мне хочется поведать о других.

О мужчинах, о женщинах, об их недугах, их жизни, разные короткие забавные истории.

Для того чтобы сделать это, я выбрал имя Сальваторе Э. Это молодой человек, который принципиально никогда не станет обсуждать свою или чужую сексуальную жизнь. С ним приключатся истории с женщинами, мужчинами, транссексуалами, истории сексуального характера, но прежде всего… истории любви… Сальваторе Э. окажется на улице, в тюрьме, переживет шантаж, изгнание, смерть, но прежде всего… любовь… и это отнюдь не пустое слово, потому что… любовь… таит в себе весь смысл земного бытия.

Я уверен, что и на других планетах есть существа, которые рассказывают друг другу истории о жизни… любви… я представляю их семиглазыми с десятком рук, как обычно нам показывают в фильмах или комиксах, и даже эти создания (я уверен) живут и рассказывают друг другу о… любви.

Название моей книги «Луна существует?», конечно же, метафора. Луна — это символ влюбленных, символ тех, кто страдает ликантропией, иногда луна — это воплощение зла, иногда она — добро, ведьмы и их шабаши, море, в котором она отражается…

Но Луна существует?

Исследование о любви? Нет! Любовь для жизни, любовь ради любви, любовь как дар, наконец, любовь как средство от одиночества.

Короткий рассказ, объединяющий в рамках одной тематики непрекращающиеся поиски любви, любовь к матери, материнская любовь, любовь друга, воображаемого любовника, любовь к настоящей мечте, несуществующая любовь.

Но после стольких поисков, когда любовь, наконец, приходит, всех охватывает необъяснимый страх, неуверенность. Почему? Мысли о страданиях и нерешительность поселяются в голове. Мы хотим засохнуть посреди каменной пустыни? Мы хотим пережить в душе природные катаклизмы, вроде землетрясений, пожаров и пробираться через обломки нашего тела?

Ну, вот еще!.. Послушайте несчастного человека (меня). Мы страдаем и плачем до тех пор, пока реки, в которых текут наши слезы, не пересыхают.

Жить! Вот что мы должны делать…

Наслаждаться мгновениями объятий, желания, здорового безудержного секса, а потом, когда ОНА-ОНО-ОН нас бросит… ну что ж! На все воля божья.

Все, о чем вы мечтаете в любви… наслаждайтесь этим!

Сальваторе Э.

Милан. Безымянная, плохо освещенная улочка, снующие туда и сюда машины, за рулем пожилые мужчины, они медленно подъезжают к молодым ребятам, переговариваются и кто-нибудь садится к ним, а если они не договариваются, то старики делают еще круг, возвращаются… и кто-нибудь да согласится.

Сальваторе Э. — один из этих ребят, что занимаются проституцией на безымянной грустной улочке Милана.

Ему двадцать лет, неаполитанец, он уехал из родного города вслед за обещанным местом работы, предложенным ему каким-то мужиком.

Он поклялся, что обо всем позаботится: жилье, еда и работа на фабрике…

Когда Сальваторе приехал в Милан, ему показалось, что он сошел на берег в Америке. В центре города у него была комнатушка с маленькой кроватью и крошечной ванной. Каждый вечер тот мужик приглашал его в ресторан, а потом на дискотеку.

Все это продолжалось лишь несколько месяцев, а потом он… исчез.

Сальваторе долго пытался разыскать его, но все было бесполезно.

Но он не принял это поражение, ему не хотелось возвращаться домой побежденным.

Сальваторе принялся искать работу и нашел место каменщика, очень тяжелая жизнь, мизерная зарплата, которая не позволяла ему даже оплачивать аренду. Он вновь взялся за поиски работы… В этот раз он устроился официантом в ресторан, восемнадцать часов в день. Сальваторе возвращался в свою комнатушку мертвый от усталости, но он пытался держаться просто потому, что у него не было выбора. В коридорах, что вели на кухню ресторана, он часто пересекался взглядом с другим официантом по имени Маркус, бразильцем. Украдкой подмигнув друг другу, они встретились в туалете. Они познакомились и договорились встретиться на следующий день.

Молодые люди сели в баре галереи и поведали друг другу о своей никчемной жизни. Маркусу было двадцать девять лет, десять лет назад он также приехал в Милан на обещанную работу. Он рассказал Сальваторе, что он сразу же начал работать на панели, он почти ничего не тратил из заработанного, экономил на всем. Через семь лет он купил себе дом в Бразилии и маленькую квартирку на окраине Милана… позже… тяжело перенесенный бронхит вынудил его оставить это занятие.

Сальваторе с интересом следил за рассказом Маркуса. Он разузнал о том месте, спросил, как надо договариваться с клиентами, как одеваться и как вести себя с другими ребятами, которые там работали. Маркус ответил на все его вопросы и добавил: Очень важно заставить клиента поверить, что… в тот самый момент… ты испытываешь наслаждение, но ты никогда не должен достигать оргазма.

В тот же вечер Сальваторе вышел на панель. Он оказался на месте очень рано, он был один, мимо не проезжала ни одна машина, он засмотрелся на луну, которая в тот вечер была идеально круглой и сияющей.

Нерешительный звук клаксона прервал раздумья Сальваторе.

Толстяк с пышными усами спросил женоподобным голосом: Сколько ты берешь?

Этот голосок, исходящий изо рта толстяка, смешил его. Но он даже не представлял, сколько разных странностей придется ему увидеть на пути проститута.

Договорившись о цене, он сел в машину. Мужик завез его в уединенное место. Он хотел мастурбировать под оскорбления Сальвароте. Тот выполнил просьбу своего первого клиента.

Шлюха, б…дь, грязная потаскуха, «сайтелла аппилата»!

И я орал на него «Сайтелла аппилата» (что на самом деле означает забившаяся нечистотами труба)! На этом ругательстве толстяк сильно вздохнул, потом застегнул ширинку, протянул Сальваторе пятьдесят евро и отвез его на рабочее место.

Сальваторе даже не мог подумать о таком… Чтобы заработать эти деньги, ему пришлось бы вкалывать два дня по восемнадцать часов! Но у него не было времени на раздумья. В тот вечер он непрерывно садился и выходил из машин.

Ближе к часу ночи, когда уже десятки авто наводнили маленькую улочку, Сальваторе вызвал такси и поехал домой. Он разделся и тут же принял душ, стараясь смыть с себя смесь дорогих духов. Но эти странные запахи никуда не исчезали, он намылился еще раз — бесполезно…

Сальваторе понял, что эти ароматы никогда его не оставят, он пронесет их через всю свою жизнь.

И пока к нему приходило осознание этого, его взгляд остановился на брюках, он увидел, что из кармана выглядывали деньги. …Деньги из боковых карманов, в задних карманах… деньги… много денег, он пересчитал их тысячу раз, ведь это была цена тех запахов, которые навсегда проникли ему под самую кожу.

На следующий день будильник пытался разбудить Сальваторе, но он зашвырнул его так, что тот разлетелся на мелкие осколки.

Он больше никогда не появится в ресторане, чтобы надрываться за ничтожную зарплату.

Он снова заснул, а после полудня решил пройтись по магазинам на улице Монтенаполеоне. Джинсы, куртки, футболки, все необходимое и нижнее белье. Потом новые простыни и много других вещей… он также зашел в цветочный магазин, заказал букет роз и отправил его Маркусу. Когда настало обеденное время, он направился в ресторан. Часам к четырем он вернулся домой и заснул в своей крошечной комнатке.

Вечером Сальваторе прилично оделся и вышел на улочку. Он чувствовал на себе взгляды остальных проститутов, завистливые взгляды, потому что Сальваторе на самом деле был очень красив, они понимали, что он уведет у них клиентов. Парень чувствовал себя в замешательстве и тут на помощь ему пришел звук клаксона: Красавчик… красавчик… давай запрыгивай!

Не договариваясь, Сальваторе быстро сел в машину, потому что взгляды вокруг напрягали его, и попросил клиента поскорее отъехать. И пока он блуждал потерянный в раздумьях, мужчина сказал: Тысяча евро… ты должен провести со мной всю ночь… у меня дома…

Молчание Сальваторе было ему ответом. Голые оба в огромной кровати… Мужик из внедорожника был волосатый, дряблый, вульгарный и надменный.

Я хочу, чтобы ты обращался со мной, как с женщиной.

Эти часы стали пыткой для паренька, но он справился. Утром тщедушный клиент отдал ему деньги и выставил.

Сальваторе не пошел домой, он чувствовал себя слишком уязвленным. Он добрался до квартирки Маркуса, и вот они уже сидят напротив друг друга с двумя чашками кофе.

Выслушав рассказ прекрасного Сальваторе, Маркус сказал: Ты обладаешь огромным даром… ты молод… ты очень красив… ты полон сил… но все это не будет длиться вечно. И я — лучшее тому подтверждение! Ты должен пользоваться этим мгновением, научись говорить «нет»! в нужный момент. Смотри на клиентов свысока… ты — объект их желаний… ты — их царь и господин, они — твои рабы, они бросятся к твоим ногам в слезах, отринув всякое достоинство.

Сальваторе внимательно слушал его, потом они попрощались, и Маркус отправился работать в ресторан. В тот вечер Сальваторе не вышел на улицу, он должен был продумать свое поведение на панели, он прекрасно понял смысл сказанного Маркусом.

Итак, следующим вечером он появился на месте во всей своей красоте. Он излучал уверенность, и это делало его еще более привлекательным, в тот вечер у него было очень много работы.

Ближе к ночи, только он вышел из очередной машины, как подъехала малолитражка, за рулем которой сидел красивый молодой человек лет тридцати, смуглый, с зелеными глазами, он пригласил его сесть к нему. Сальваторе решил, что это будет его последний клиент в этот день.

Они познакомились: Меня зовут Мауро, я — полицейский. Я очень нежный, ласковый и вежливый…

Ночь была крайне приятной… С первыми лучами солнца они пошли выпить кофе с булочкой, а потом еще долго бродили по улицам сонного Милана.

Мауро попрощался с Сальваторе и оставил ему номер мобильника. Он каждый вечер проезжал по улочке, где стояли проституты. Он гудел и улыбался, здоровался и уезжал. Сальваторе, улыбаясь, приветствовал его в ответ. Потом на следующий день он звонил и рассказывал о том, как прошел рабочий день или о каком-нибудь странном происшествии… Время от времени Мауро вмешивался в качестве полицейского, если кто-то досаждал парню. Иногда они были вместе. В общем, дружеские отношения, доставляющие удовольствие и при этом не осложненные всякими сентиментальностями.

Прошло несколько месяцев и юному проституту из Неаполя удалось скопить приличную сумму. Мауро помог ему открыть счет в банке, а еще сделать прописку. Дела шли неплохо: постоянные клиенты и истории, которые всегда заканчивались по одной и той же причине… а именно… каждый хотел его только для себя. И каждый обещал золотые горы.

Сальваторе уже получил свой урок, он пообещал себе больше не наступать на те же грабли. А потом, так он зарабатывал внушительные деньги! Зачем же что-то менять?

Конечно же, он и не думал, что его жизнь обернется таким образом… запах этих мужчин был очень настойчивым, нежеланные тела… он не хотел чувствовать этот отвратительный запах, а потом их садомазохистская манера расплачиваться с ним.

Конечно! Эти деньги были его спасением, но и его приговором…

Потом он оглядывался вокруг и понимал, что он не одинок. Глаза других парней на панели излучали эту же печальную истину.

Сальваторе. Рассказывает… Дора

Это произошло в январе. Той ночью был жуткий холод, я не чувствовал пальцев ног. Я ходил туда-сюда, стараясь согреться… Никто не проезжал, было слишком холодно, и я решил вернуться домой. Пока я собирался вызвать такси, к счастью… сейчас я понимаю, что к счастью… раздался голос: Эй, красавчик, забирайся ко мне!

У меня не получалось открыть дверцу, настолько заледенели мои пальцы. Еще раз послышался этот голос: Куда поедем? Я, не глядя, ответил: Я хотел уже вернуться домой, очень холодно, так что поехали ко мне.

Хорошо! Это может быть забавно… очень приятно, меня зовут Дора. Я обернулся и понял, что нахожусь в машине с женщиной… и какой женщиной. Очень красивая, шикарно одетая; от нее исходил сильный проникающий аромат, но очень нежный, как и все ее манеры и речь… черные глаза, изящные губы, статная, она казалась сошедшей с рисунка Донателло.

Я был просто обескуражен; это был первый раз, когда меня заказала женщина.

Она продумала все. Это было прекрасно… Первый раз со мной обращались не как с предметом, а как с мужчиной, которого желали, и на самом деле в ту ночь она меня любила… Мы наслаждались слиянием наших тел до самого утра и все не могли насытиться… меня охватил странный страх, страх непонимания… Несмотря на то, что я всегда пользовался чужим умом для осознания… но в тот момент я не понимал свой страх и не мог объяснить его.

Дора прервала мои раздумья.

Эх! Вы, южане, такие жаркие, страстные, ненасытные… скажи, сколько я тебе должна, а потом я сделаю еще небольшой подарок.

Эти слова ранили меня, потому что я не ждал от нее такой холодности… Эти слова вернули меня к реальности, к моей мерзкой реальности… я думал, что она была не такой, как все, в тот вечер я думал… о луне.

Я ничего не хочу… уходи, ты и твои деньги — с горечью сказал я ей. — Эй… Эй… говори нормально, я тебя не понимаю, скажи, сколько я должна, и я уйду.

Уходи, уходи… — продолжал я кричать. Я излил на нее весь свой гнев. Она убежала в слезах.

Я лег спать, не моясь, потому что несмотря ни на что я хотел, чтобы ее запах остался со мной, я хотел, чтобы мечта… не исчезала.

Думая о ней, я вдруг понял, что не помню ее имени. Очень неприятное ощущение, потому что это было уже моей проблемой… я был зол на нее, потому что после всего, что произошло… она обошлась со мной, как с обычной шлюхой. А я? Не помнил ее имени… как и любого другого клиента…

Чего же я тогда хотел?

Мои раздумья были прерваны молниеносным звонком в дверь. Я надел трусы и пошел открыть… Это была она.

Извини, я забыла сумочку… я заберу ее и уйду.

Она взяла сумочку и застыла… В комнате повисло неловкое молчание. Хочешь кофе? — спросил я. Мы посмотрели друг другу в глаза с невероятной нежностью. И она разрушила это наполненное смыслом мгновение, немое мгновение разговора.

Как меня зовут?.. — спросила она меня. Не смущайся… понятно… Мое имя — Дора, я очень богатая, скучающая, но не скучная женщина… Ты мне нравишься, знаешь… И это первый раз, когда я пошла с…

Шлюхой — добавил я. Не стесняйся. Ты можешь использовать этот термин… это реальность… а потом я уже привык.

Знаешь, Сальваторе… сейчас в ходу другой термин… Жиголо.

Дора назвала меня по имени, но я не помнил, чтобы представлялся ей.

Она говорила быстро, глубоко дышала в паузах, а паузы эти, казалось, возникали специально, чтобы можно было взвесить значение каждого слова. Манеры выдавали в ней крайне поверхностную дамочку, прямо гусыню. Но в ее робком, а порой меланхоличном взгляде проявлялась вся ее слабость… Ее внешний вид, механизированная болтливость и чрезмерно показная жестикуляция… все это было защитой! И даже когда она выставляла напоказ свои богатства: яхты, машины, все свои драгоценности… меня охватывало какое-то смущение, почти что нежность.

Все меня вгоняло в печаль, но в то же самое время и наполняло радостью мое сердце… Я следовал за ней повсюду с этим непреходящим смятением в душе, стараясь обращать внимание не только на слова, не только на жесты…

Но было что-то, что ускользало от меня, она мне очень нравилась, и я был уверен, что нравлюсь ей, так что же все-таки ускользало от меня?

Я не сомневался, что в один прекрасный день я пойму это, но я был уверен, что тогда будет уже слишком поздно, я уверился в этом еще больше, когда увидел очень странный сон…

ГНОЙ…

Стаи мертвых птиц с огромными черными крыльями, парящие в воздухе, они извергали кровь прямо на мое тело, на мое обнаженное, полное гноящихся ран тело. Я убегал, а они преследовали меня. Мне было страшно, но я чувствовал в себе невероятную силу; я направлял указательный палец на птицу, и та замертво падала на землю. Я повторял это движение, пока все птицы не стали одним длинным черным ковром. Вдруг огромная птица вылетела из вулкана, закрывая своими крыльями все небо… Вокруг все стало черным, даже лава, огонь, вырывавшийся из кратера вулкана. Большая птица хотела поглотить мои руки.

…Сальваторе, Сальваторе… проснись — я подскочил от голоса Доры. Я был весь в поту, даже подушка промокла.

Дорогой, тебе приснился кошмар… Вот выпей немного кофе… Я могу называть тебя Саси? Дора говорила так быстро, что я не успевал за ней и ответил «да», не задумываясь (хотя на самом деле именно уменьшительное Саси мне совсем не нравилось). Я рассказал ей сон.

Выслушав, она сказала: Саси, этот твой сон очень символичен: во-первых, большая птица — это олицетворение коварной любви человека, который по-своему любит тебя, и ему хотелось бы поглотить твои руки, чтобы ты никогда не мог касаться тел и душ; потом, птицы, извергающие кровь — это твои клиенты, а твой жест указательным пальцем и ощущение силы означает, что ты обладаешь способностью управляться со всем… Поясняю! Твоя работа очень непроста, потому что ты вступаешь в отношения с совершенно разными людьми и тем не менее у тебя получается контролировать всех и вся… в общем ты выходишь победителем… У меня возникает только одно сомнение — этот ковер из мертвых птиц… думаю, что тебя ожидает очень тяжелый жизненный путь… Но не беспокойся, я буду всегда рядом и, если захочешь, я помогу тебе… Саси.

Мне показалось очень правильным толкование сна, предложенное Дорой, и я задался вопросом, кто бы мог быть большой птицей, желающей поглотить мои руки. Я поговорил об этом с Дорой, и она посоветовала поискать среди моих друзей. Маркус… Мауро… нет, их я сразу исключил… я рассказал ей о нашей дружбе. Мы попытались вместе понять, но так ни к чему и не пришли.

Мы заметили, что проговорили уже несколько часов, как будто мы знали друг друга всю жизнь, как два мудрых любовника, и это было восхитительно.

Мы пошли в тратторию. Вернувшись домой, мы занялись любовью. В тот вечер я не вышел на мой тротуар, и это произошло в первый раз за долгое время… я остался дома… с женщиной.

На следующий день, проснувшись, я не обнаружил рядом с собой Дору. Я подумал, что она вышла за чем-нибудь, я стал ждать… доверчивый. Я прождал весь день. Я задавал себе тысячу вопросов, но ни на один не находил ответа.

Прошло несколько дней, а мои мучения становились все сильней. Я спрашивал себя, какую же ошибку я совершил, какая неуместная фраза, произнесенная мной, отдалила от меня эту прекрасную женщину, исчезнувшую так внезапно, будто молния.

Я решил вернуться к работе, пытаясь выкинуть ее из мыслей. Я поговорил об этом с Мауро. Если хочешь, я найду ее? — сказал мне полицейский. Я решительно ответил: Если она захотела исчезнуть, то, должно быть, у нее была на это веская причина, и я с уважением отношусь к ее выбору.

Знаешь, Мауро, — продолжил я — еще никто никогда не умирал от любви… Я ее забуду… все пройдет. Непоколебимый, но лжец… я знал, что обманываю сам себя. Но что я мог поделать? Месяцы пролетали быстро, так быстро, как десятки мужчин проходили через мое тело… они не задерживались надолго, я так хотел, и они были довольны… аминь…

Наступило Рождество. Я поехал навестить свою семью и еще раз убедился в том, что у меня никогда не было семьи. Я чувствовал себя чужаком, я был в замешательстве, никто не спросил у меня о работе, о доме, о друзьях. Ни о чем. Вообще ни о чем.

Я уехал обратно первого января. Ни с кем не попрощавшись.

На следующий день я вышел в мороз работать на свою миланскую улочку и постоянно задавался вопросом о смысле такой жизни… Жизни?! Машина для зарабатывания денег! А что я, собственно говоря, ожидал? Я думал и смотрел на луну…

Вдруг…

Прости меня — какой-то голос отвлек меня от моих раздумий — садись в машину. Это была Дора.

Я сажусь к тебе как к любому другому клиенту — холодно ответил я. На мгновение она засомневалась, но потом дала мне знак, чтобы я все равно сел. Поехали к тебе домой? Мне не хотелось обижать ее предложением проделать все прямо в машине. И мне была так нужна ее ласка. Итак, мы направились ко мне домой и, как только мы зашли в подъезд… мы тут же стали раздеваться… неуемная страсть завладела нами до такой степени, что мы принялись целоваться прямо на лестнице, до постели мы добрались уже голыми…

Еще раз ее нежный запах проник в меня, не знаю, сколько раз мы были на луне в ту ночь.

Я только знаю, что на рассвете мы курили косяк, и Дора начала разговор: Прости меня, Саси, я боялась, поэтому я исчезла.

Я с горечью спросил: Чего боялась? Она тут же ответила: Я не хочу ни в кого влюбляться! Саси… очень сложно объяснить… Я богата и страх, что кто-нибудь может быть заинтересован в моих деньгах, а не в том, что у меня на душе… я знаю… это обычные истории из черно-белых фильмов или старых романов, но это моя реальность… не обижайся. Саси, постарайся понять меня.

Я пытался сдержать свою злость, но не стерпел: Что это я должен понимать! Да знаешь, сколько мужиков пытались забрать меня с улицы, обещая золотые горы… Да, я продаю себя! Но если ты думаешь, что я стану твоим «мальчиком», то ты ошибаешься.

С раздражением в голосе Дора выдавила: Я не говорила, чтобы ты стал…

Заткнись, дура, это значит, что я никогда никого не использовал… Послушай, Дора, я могу понять твои надуманные романные страхи… но у меня нет желания бороться за то, чтобы ты смогла понять чувства, которые для меня самого загадка. Единственное, что я могу сказать тебе, что я не из тех, кого тебе стоит опасаться… А сейчас уходи и на сей раз навсегда… Я не могу себе позволить быть психоаналитиком женщины, которой не надо бороться, чтобы выжить…

Я смотрел ей прямо в глаза, чтобы она смогла увидеть мою душу: У меня другие проблемы… выходить на панель, садиться в машины к незнакомцам, не зная, чем все это закончится… я вынужден жить с постоянным чувством тревоги… Сколько раз я читал в газетах заметки о парнях, убитых или втянутых в темные истории… Нет! Дора, панель и панель!.. Но ввязываться в роман с непрекращающимися подозрениями с твоей стороны мне совсем не хочется!

Она посмотрела на меня и непроизвольно выдала: … тогда… оставь… оставь улицу. Я обо всем позабочусь… обо всем, что нам необходимо…

Ах, ну, я вижу, ты не просто дура, а полная дура, Дора! И чем же мне тогда заниматься? Сидеть сложа руки, как Катерина да Вигри, и ждать, что ты, наконец, поймешь, что я не твой «мальчик»? Об этом не может быть и речи. Сначала ты рассказываешь мне о своих страхах, а потом предлагаешь мне воплотить их в реальность. Я ничего не понимаю!

В растерянности Дора спросила: Что это за Катерина, где и когда ты познакомился с этой женщиной?

И она тут же направилась к двери, чтобы уйти. Я остановил ее, схватив за локоть: Катерина да Вигри — это святая, которая умерла в 15 веке, и она вот уже почти как пятьсот лет находится в сидячем положении…

Дора, меня обескураживают твои постоянные перепады настроения. Ты все время меняешь свое отношение: сначала ты меня хочешь, потом я уже тебе не нужен, затем ты начинаешь ревновать… Ты никогда не задавалась вопросом, чего хочу я? Или кто я такой? Тебе не кажется, что твое эгоистичное поведение просто разрушает мой разум, который и так каждый день подвергается испытаниям…

Давай сделаем так, мы не будем видеться какое-то время и постараемся понять.

Дора опять собралась уходить, совсем раздраженный я ее остановил.

Хватит! Ты должна покончить с этой скверной привычкой убегать каждый раз, когда я тебе что-то говорю — и я выдернул у нее из рук большую сумку. Да с тобой просто не возможно разговаривать! Неужели ты не понимаешь, что, если ты будешь вести себя подобным образом, мы ни к чему не придем?

Дора попыталась с силой вырвать обратно сумочку, и между одним рывком и другим все содержимое рассыпалось по полу. Помада, пудра, карандаши, духи и письма… много писем… Дора поспешила собрать в первую очередь именно их, она казалась крайне озабоченной тем, чтобы утаить от меня эту переписку.

Пока я собирал остальные вещи, я спрашивал себя, какой же секрет скрывали те листки. Незаметно подглядывая, я выяснил, что отправитель был всегда одним и тем же: Стефания делла Корте.

Кто же это такая, Стефания?.. После того, как все было собрано, Дора сказала мне: То, что между нами есть что-то больше, чем просто секс… думаю, это понятно! Нам только надо понять, что же на самом деле мы чувствуем друг к другу.

Ну, ты даешь!.. — ответил я — …а я тут, о чем распинаюсь, стараюсь вбить тебе в голову? Может, я говорю по-арабски или по-китайски? Она видимо испугалась по-настоящему моей словесной агрессии и поспешила успокоить меня: Ты прав, Саси! Иногда я поддаюсь этой гадкой привычке отвечать, не слушая, о чем мне говорят… но я не хочу быть далеко от тебя столько времени, давай встречаться почаще, посмотрим, что мы сможем сделать вдвоем. Со своей стороны я постараюсь… быть более спокойной и не убегать каждый раз, когда мы ссоримся и потом…

Звонок мобильного Доры прервал разговор.

Алло… Привет, Стефания… да, я получила твое письмо, я отвечу тебе как можно скорее… Что? Ты в Милане? Где?.. Хорошо, я сейчас же подъеду.

Дора быстро попрощалась со мной и оставила мне номер своего дорогущего мобильника. Я попытался привести в порядок комнату, но не стал открывать окно: мне хотелось, чтобы ее аромат оставался в воздухе.

Проклятая электрическая швабра! Чего тебя заклинило? Я посмотрел внимательно и увидел, что конверт застрял в отверстии пылесоса. Я взял его и заметил, что получателем была Дора, а отправителем — Стефания делла Корте. Я не один раз думал о том, чтобы ознакомиться с содержимым конверта, но моя работа на панели научила меня уважать частную жизнь других.

Поэтому я положил письмо в ящик, дав себе обещание вручить его Доре.

Прошли дни и месяцы. Отношения с Дорой развивались сами собой, между ссорами и ее постоянными бегствами мы очень близко познакомились и поняли, что любим друг друга.

В день моего рождения я пригласил на ужин Мауро, полицейского, и Дору — тех, кого я на самом деле любил. Мы пошли в один шикарный миланский реторан. Дора опаздывала.

Да, Мауро, она проникла мне в кровь. Я не смогу без нее, и я всерьез задумываюсь бросить уличную работу и найти что-нибудь достойное. Разумеется, это и ее желание тоже, а я хочу, чтобы она была довольна.

Мауро очень странно на меня посмотрел, а потом сказал: Не делай этого, Сальваторе!

Почему? — спросил я его. Но в этот момент пришла Дора и прервала нашу беседу. Вот и я, простите за опоздание! И, повернувшись ко мне: Привет, Саси, любовь моя. С днем рождения! И, поцеловав меня в губы, протянула пакетик. Потом она представилась Мауро: Очень приятно, я Дора, девушка Саси. Давай быстрее, Саси, открывай подарок. Я поспешил развернуть пакет и ничего там не нашел. Дора, но ведь он пустой! — ответил я ей разочарованно. Глупенький, в этом пакете вся наша любовь, и поэтому он не пустой.

Произнеся это, она принялась заказывать на троих, даже не спросив, что мы хотели бы. Мауро продолжал вопросительно смотреть на меня: в тот вечер он не говорил, он был нем как рыба. Дора, впрочем, тоже ограничилась несколькими коротенькими замечаниями в его сторону… и продолжила болтать со мной, не обращая внимания на моего друга.

В конце ужина она попрощалась с Мауро, сообщив, что для нас вечер только начинался: До свидания и спасибо за компанию!

Мы поехали домой, в машине она все не умолкала. Мне сразу же захотелось ей сказать, что она вела себя невежливо и чересчур назойливо. Но я не смог, потому что она не давала вставить и слова. Дома она, наконец, замолчала.

Слушай, Дора, я хотел… И тут она закрыла мне рот рукой и сделала знак, чтобы я посмотрел на кровать, что я и сделал. Я увидел огромную коробку. Я болтала весь вечер, потому что хотела отвлечь тебя, а потом преподнести этот сюрприз.

Я открыл подарок. Там был компьютер. Все это сопровождалось письмом, адресованным мне:

Уважаемый Синьор Э. Сальваторе,

ваш запрос принят. Вы сможете посещать наш курс информатики…

и дальше объясняли, чем и в какое время можно заниматься.

Я посмотрел на Дору: Мне бы хотелось, чтобы ты прошел этот курс, сейчас можно найти много предложений по работе, если ты владеешь компьютером, но не думай, что ты обязан сделать это. Это всего лишь подарок и, если тебе не хочется, не беспокойся, мы вместе найдем какое-нибудь другое решение…

Меня растрогала забота, проявленная этой богатой дамой. Я взял ее руки в свои, внимательно посмотрел на нее и в первый раз заметил, что ее руки были другими… они казались мудрыми…

Я долго целовал ее, а потом мы занялись любовью на луне… пока телефон продолжал разрываться от звонков.

На следующий день мы уехали на Капри и остались там на неделю. Мы провели каникулы, словно муж и жена. И даже купили котенка.

Путешествие… Загадка…

По возвращении, после нескольких счастливых беззаботных дней, Дора сообщила мне, что ей нужно было уехать на месяц. Пункт назначения: Америка, на какое-то совещание или для заключения какого-то договора.

Между делом, ходи на компьютерные курсы, Саси, — сказала она мне — а потом, когда я вернусь, ты мне расскажешь, что ты решил насчет работы.

Я хотел сказать, чтобы она не уезжала. Я хотел попросить ее выйти за меня замуж! В глубине души я был крайне недоволен этим расставанием, но моей милой зануде надо было оторваться от меня, чтобы проверить наши чувства и распланировать наше будущее.

Со следующего дня я начал посещать занятия по информатике, я очень увлекся этим неизвестным для меня делом. На вторую половину дня я договорился со специалистом по установке компьютеров, и в тот же вечер я уже сидел перед монитором, пытаясь наладить доверительные отношения с удивительным виртуальным миром.

Ближе к ночи я накормил котенка, оделся и пошел, как обычно, на работу. Сначала было двое клиентов. Потом приехал Мауро, который попросил меня сесть к нему в машину. У нас был секс… и для меня все было привычно, просто секс без каких-либо чувств, как со всеми остальными… Для него же… нет… Он проделал все даже с некоторой жестокостью.

Потом мы выпили кофе. Мауро вынул купюру в сто евро и протянул мне. Что это значит? Мне не нужны от тебя деньги. Мауро ответил: Возьми их, потому что впредь я буду для тебя только клиентом… Неужели ты не понимаешь, как ты со мной обращаешься? Ты и эта пустоголовая гусыня! Тот вечер в твой день рождения был отвратительным, я думал, что ты меня любишь хотя бы как друга! Да вы просто избавились от меня, как от неудобного надоевшего свертка. Ты не появлялся несколько дней, не отвечал на мои звонки… Ты даже не взял мой подарок, просто оставил его на столе… И все это по вине какой-то дешевой потаскухи.

Мауро был очень огорчен и уязвлен. Я объяснил, что мы уезжали на Капри. Но я не мог принять его нелицеприятных выражений по отношению к Доре, поэтому мы поссорились, упрекая и оскорбляя друг друга.

После этого выяснения отношений Мауро полностью изменил свое поведение. Мы дали друг другу слово возобновить нашу дружбу…

Он иногда помогал мне с компьютером. В общем, мы пытались наладить отношения. О Доре мы не говорили, а она продолжала звонить мне из Америки.

Во время одного из наших разговоров я собрался духом и признался ей: Мы с Мауром снова встречаемся…

Она не одобрила этого. Когда я вернусь, мы поговорим об этом полицейском. Мне он не нравится. Дора сказала это в нескрываемым раздражением в голосе.

Компьютерные курсы были рассчитаны на шесть месяцев… мне очень нравилось… и за несколько дней я уже многому научился. Между тем прошел месяц, но у меня не было никаких вестей от Доры. Меня тревожило это телефонное молчание, а потом я так хотел ее увидеть…

Наконец-то Дора! Я в Италии! Сказала она. Но из-за одного неотложного дела мне надо отлучиться в Болонью. Постарайся меня понять.

Я был рассержен, разочарован, обеспокоен. После тридцатидневного расставания могла ли Дора вот так похоронить нашу любовь у подножья Статуи Свободы? Я задавался тысячами вопросов, но не находил ни одного ответа. Я жил воспоминаниями…

Но безжалостная реальность была еще более жестокой.

Однажды вечером я вернулся домой, включил свет и увидел, что комната была перевернута вверх дном… я подумал, что это воры… но знакомый мне запах отдалил эти мысли… Дора… это был запах Доры… и она была там, на кровати… бледная, с ручейком крови, вытекавшим из носа, и платком вокруг шеи… слишком сильно затянутым вокруг шеи… Дора… она была мертва, я выплакал всю свою боль, несколько часов горьких слез… а потом отрезвляющая действительность: Кто же поверит уличному проституту?

Все было как в кино. Или как в газетной хронике… Не может такое происходить с обычным парнем.

Сейчас что мне делать? Я набрал номер Мауро, два гудка, я рассоединился. Мауро любит меня… он — друг, но он все же полицейский… Маркус? Нет! А если он все разболтает?

Столько вопросов, тысячи мыслей… потом я вспомнил об одном транссексуале из Неаполя, с которым я познакомился в поезде, Винченцо-Бесстыдница. Мы подружились, иногда созванивались, и она всегда мне говорила: Если тебе что-нибудь понадобится, я в твоем распоряжении. Я знаю практически весь Милан, хороший и дурной. Я помогу тебе с удовольствием, потому что я вижу, что ты добрый парень, а потом я всегда мечтала о брате. Ты понял, Сальваторе? Если что!

Я накрыл тело Доры простыней, направился к дому Бесстыдницы, постучал и все ей объяснил. Ты уверен, что она мертва? Меня охватило сомнение. Я промямлил, заикаясь… Ннннннне… не… не знаю… Не сказав ни слова, Винченцо-Бесстыдница надела шубу поверх ночной рубашки.

Она не захотела поехать ко мне ни на машине, ни на такси, мы добрались на автобусе.

Бесстыдница склонилась над Дорой и через несколько мгновений холодно выдала свое заключение: Мертва, закоченела уже.

Я впал в отчаяние, она дала мне несколько минут, чтобы успокоиться, потом сказала: Выхода нет… или вызывай полицию… или…

Я ждал, какой же у меня есть второй вариант действий, я даже задержал дыхание, мысленно говоря: Проклятая, да скажи же мне, что это за… («или!»)… давай быстрей, иначе я умру прямо сейчас. Давай, поторопись.

После целой вечности, длившейся одну секунду, она сказала: …или же постарайся узнать, кто это был. Возьми пару дней на размышления. Если у тебя получится — хорошо, а нет — ты должен сообщить полиции… Я поспрашиваю в бандитских кругах Милана, а ты пока включи кондиционер на самый холодный режим.

Бесстыдница направилась к двери, но я схватил ее за рукав шубы. Она вся потянулась к выходу, но я взмолился: Не уходи, мне страшно… не оставляй меня одного.

Погладив меня по лицу, она ответила: Если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, ты не должен впутывать меня ни во что. Я разузнаю все вокруг, а ты пока соберись с силами и постарайся прояснить что-нибудь… И, посмотрев на Дору: Действительно… она была настоящей красавицей. И ушла.

Голова раскалывалась… я был там один с трупом, трупом моей любимой… Мне вспомнился один старый фильм, где была очень похожая история. Я начал думать… рассуждать… сумка Доры… то странное письмо… письмо, которое я убрал в ящик, пообещав вернуть его Доре. Что я с ним сделал? Я достал из сумки мобильный и два конверта все с тем же отправителем: Стефания делла Корте. Я открыл письма и прочел их.

Любовь моя, я уже раскаялась в этом нашем глупом пари, я хотела бы пойти на попятный, но я знаю твой упертый характер, так свойственный овнам, ты настолько упряма, что никогда бы не отступила.

Я пишу тебе, потому что по телефону мы только и делаем, что ссоримся, поэтому единственно в письме я могу предложить тебе одну вещь. Я дарю тебе нью-йоркскую квартиру, которую бы я все равно проиграла, если бы Сальваторе влюбился в тебя, но помни о соглашении… ты влюбляешь в себя проститута, а я уступаю тебе квартиру, но, если у тебя не выходит, то ты мне отдаешь яхту «Венера», не забыла?

Но в нашем споре не было предусмотрено, что ты вдруг влюбишься, и поэтому я предлагаю тебе следующее: ты бросаешь Сальваторе, а я отдаю тебе квартиру. Надеюсь, ты согласишься, потому что я тебя слишком сильно люблю и не хочу потерять.

Твоя Стефания.

Не раздумывая, я вскрыл второй конверт.

Идиотка, бессердечная негодяйка, ты говорила, что любишь меня, но знакомо ли тебе это чувство?

Я на самом деле люблю тебе всем своим существом. После двух лет ты приходишь и заявляешь, что ты влюбилась в другого, но в кого? Лучше сказать, во что?

В убогого проститута, торгующего телом на улице, да ты отдаешь себе отчет? Да, идея с пари была моей, но я была уверена в твоих чувствах ко мне, я не могла бы и представить, что ты зашла бы так далеко.

Все, хватит! Знай, что, если ты бросишь меня, я убью тебя, раздавлю.

Все еще не раздумывая, я прочел письмо, подписанное Стефанией. Потом я взял мобильный и в сообщениях нашел «Стефания, Стефания и еще раз Стефания». На экране высветилась информация о звонке Доры Стефании незадолго до того, как я обнаружил ее тело.

Меня охватило странное ощущение, все вместе эти детали все больше подтверждали мои подозрения, ставшие практически твердым убеждением: Это она. Это была Стефания…

Сейчас я позвоню в полицию. Пока я набирал номер, какой-то голос в моей голове настаивал: Не делай этого. Я почувствовал, что начинаю сходить с ума, мне было необходимо уйти отсюда, и я направился к дому Винченцо-Бесстыдницы… ее не было.

Мауро! Сейчас со всеми доказательствами я могу пойти к нему. Я знал, что он был на дежурстве, и мне пришлось подождать в баре в его доме. Между тем как я потягивал пиво, я все думал о письмах и об их содержимом. Пари… я был предметом скучного пари между двумя любовницами, богатыми и коварными. Пока я был погружен в эти дурные раздумья, на полицейской машине приехал Мауро с коллегами. В порыве я поднялся и снова отправился домой к Винченцо. В этот раз она была дома. Я ей все рассказал, и она захотела прочитать письма… потом словно Куманская Сибилла молвила:

Прежде чем звонить в полицию, свяжись с этой Стефанией, постарайся узнать, кто твой враг.

Сначала пусть говорит она, ты должен понять, опасна ли она, есть ли у нее влиятельные друзья; вероятность велика, так как она богата.

Письма будут храниться у меня, и никому не говори, даже Мауро-полицейскому, что улики у меня.

Я продолжу расспрашивать об этом деле среди своих знакомых и буду все время в курсе происходящего.

Если тебя арестуют, я отнесу улики в нужный момент.

Сейчас найди в записной книжке Доры номер Стефании, позвони ей и просто попроси о встрече… Ни слова больше.

Я выполнил все, как сказала Бесстыдница. Я набрал номер с мобильного Доры, и мне сразу же ответил покорный плаксивый голос.

Дора, малышка моя, прости меня, умоляю, я обещаю, что изменюсь.

Ты где?.. Алло… алло… Ответь мне, не сердись на меня.

Сильный толчок Бесстыдницы придал мне храбрости, и я заговорил.

Я — Сальваторе… ты хорошо меня знаешь… проститут…

Случилось нечто очень серьезное… ты должна немедленно приехать ко мне.

Ее тон тут же изменился.

Что тебе надо, придурок? Кто тебе дал мой номер, где Дора?

Почему ты мне звонишь с ее телефона?

Я ей ответил: Ты прекрасно знаешь, где Дора. Бесполезно закатывать тут скандал. У меня есть доказательства… тотчас же приезжай ко мне в Милан. Сказал я ей решительно.

На мгновение повисла тишина, потом опять ее голос: Я не понимаю, на что ты намекаешь, но думаю, что на самом деле произошло что-то ужасное… я не могу выехать прямо сейчас, но через несколько часов я буду в Милане.

Мы условились о встрече, без лишних слов и объяснений.

Винченцо-Бесстыдница осталась довольна моим самообладанием. Потом она поняла, в каком жутком состоянием я находился, она заварила мне ромашку и предложила отдохнуть немного, поспать. Я с радостью согласился еще и потому, что не хотел возвращаться домой… я сразу же заснул…

Мне приснилась какая-то незнакомая тюрьма: суды, наручники и полицейские. Тяжелая рука Бесстыдницы внезапно разбудила меня. У меня было мокрое лицо и подушка вся в слезах. Бесстыдница своим голосищем предложила мне принять душ… Уже почти время вашей встречи — сказала она.

Прошу тебя, Сальваторе, никогда не произноси моего имени, иначе я не смогу тебе помочь. Я поцеловал ее в щеку.

Я приехал вовремя в условленное место. Я никогда прежде не видел эту женщину. Миниатюрная, умный взгляд, излучающий огромную силу. Она была в деловом костюме. Она подошла ко мне и сказала: Привет, Сальваторе, я — Стефания.

Меня она уже видела с Дорой на одной из фотографий, сделанных на Капри. Что случилось? Я очень сухо рассказал ей обо всем. У меня есть неопровержимые улики против тебя. Стефания побледнела, потом несколько раз пролепетала имя Доры. Она явно очень переживала, разумеется, за саму себя, она не плакала, не истерила. Она была виновна, я не мог ожидать иной реакции.

Мы смотрели друг на друга, прямо в глаза, будто животные. Каждый из нас ждал реакции другого, условный знак, который даст возможность впиться зубами друг в друга.

Стефания прервала молчание.

Дора… моя Дора мертва. Бесполезно говорить тебе, что это была не я… и я уверена, что и ты этого не делал… заключим соглашение. Ты отдаешь мне письмо, мой мобильный, а я тебя вознагражу за это… а еще мы можем сказать, что были вместе в Болонье, так у нас обоих будет алиби… не пугайся этой моей холодной расчетливости…

Я привыкла вращаться в деловых кругах, и я уверяю тебя, что нужно быть твердыми, как кремень… Не раздумывай слишком долго, Сальваторе… у нас мало времени…

Видя мое сопротивление, она еще более жестким голосом произнесла: У меня есть очень влиятельные друзья, обладающие властью закона… Я выберусь из этой истории. Но я не могу позволить, чтобы всплыла наружу моя история с Дорой, это бы навредило моему имиджу, а я сейчас переживаю очень непростой момент в карьере и жизни… Я должна выйти замуж через месяц.

Я позвоню своему юристу, он к тому же мой брат, и он единственный, кто знает о моей связи с… Дорой… подумай.

Она набрала номер. Алло, это Стефания… перестань шутить… случилось нечто очень неприятное… Я в Милане… через пару часов вернусь в Болонью, встретимся в твоем офисе… может… может быть, я приду не одна… Да, все на самом деле очень серьезно!

Она закончила разговаривать и вопросительно посмотрела на меня, я должен был немедленно принять решение, но я был не в состоянии думать. Потом Стефания направилась к машине с намерением уехать. Я, не мешкая, последовал за ней.

С дрожью в ногах я сел к ней в машину. Мы направились к шоссе, ведущему в Болонью. За несколько часов поездки ни один из нас не решился заговорить, может, чтобы не прерывать размышлений друг друга.

Стефания остановилась в одной из зон отдыха. Она сделала несколько звонков, а когда вернулась в машину, я понял, что она плакала. Странно, но мне было жалко ее, но как же так? Ведь она виновна в том, что забрала у меня единственного человека, которого я любил… и все же.

Она заговорила и, будто под гипнозом, рассказала мне о пари. Она сказала, что Дора хотела оставить ее ради меня. Они были вместе в Штатах, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Потом в Болонье по совместным делам. Доры больше нет! Длинная пауза… Знаешь, Сальваторе, мне известно все до мельчайших подробностей о вашей поездке на Капри. Я даже знаю о котенке, которого вы купили. Как я его ненавижу…

Да, котенок, я вспомнил о нем… ведь я его не видел в квартире, может, я просто не обратил внимания.

Наконец, мы приехали в Болонью. Она припарковала машину у роскошного старинного особняка. Солидный мужчина принял нас в кабинете, обставленном дорогущей мебелью.

Я представился. Потом Стефания рассказала брату все в деталях.

После долгой паузы он сказал: Вот видишь, Стефания, ты моя сестра, а я все не могу привыкнуть к твоей способности трезво мыслить, но я вынужден согласиться с тобой… Или выбрать путь совести и окончательно погубить свою репутацию… но здесь замешаны слишком большие интересы, включая и твое замужество, или же алиби… но мы можем доверять Сальваторе? Конечно! Он продемонстрировал хорошую выдержку. Но сможет ли он устоять под напором нескончаемых допросов?

Он задал мне кучу прямых вопросов и с подвохом тоже. Мы проговорили пару часов, глядя друг другу в глаза. Потом он заключил: Сальваторе, сейчас ты останешься здесь, в Болонье, на несколько дней. Вы будете появляться на людях. Ты, Стефания, прикупи одежды для вечеринок, на которые вы пойдете. Сальваторе будет женихом Доры, которая неизвестно куда запропастилась. Мы все привыкли к ее неожиданным и долгим отлучкам. Потом вы вернетесь сюда ко мне, и мы хорошенько продумаем алиби. Размести парня в нашем загородном доме, пусть он отдохнет, и постарайтесь выглядеть спокойными и веселыми в обществе других: ничто не должно выдать вас, понятно?

Он поцеловал сестру. Мы попрощались и поехали на виллу. Нет смысла описывать всю ее роскошь. Снаружи было все, что только можно себе вообразить, а внутри это было похоже на театр Сан Карло в Неаполе.

И тут я ощутил ком в горле, увидев фотографию Доры, прижавшей к щеке нашего котенка. И я опять вспомнил о нем. На самом деле у меня не было времени, чтобы по-настоящему привязаться к нему, но как бы то ни было, он был единственным, что мне осталось от Доры вместе с компьютером. Стефания как будто бы прочитала мои мысли, она взяла рамку, вытащила фотографию и разорвала на множество кусочков ту часть, где был именно котенок: Я всегда терпеть не могла этого кошака… я умоляла Дору взять нам такого, а она всегда отказывала мне в этом.

Стефания меня разместила в одной из спален, спросила, не желаю ли я отдохнуть или поспать. В общем, если тебе что-нибудь понадобится, то я в комнате рядом — сказала она. И вышла. Я попытался заснуть, но ничего не получалось, я лежал с вытаращенными глазами, вперившись в потолок и слушая громкие рыдания Стефании, не умолкавшие всю ночь.

На следующее утро Стефания повезла меня по магазинам, принадлежавшим ее знакомым. После обеда мы пришли к ее брату, чтобы проработать алиби. А вечером мы уже были на ужине с какими-то ее друзьями.

Когда мы оставались наедине, Стефания не открывала и рта, а когда мы оказывались в компании, она весело шутила. Меня уже порядком утомило такое монотонное времяпрепровождение. К счастью, оно продлилось всего два дня. Адвокат предложил мне вернуться домой. Спустя двадцать четыре часа я должен буду позвонить в полицию. Он попросил меня отдать ему письма и мобильный Доры. Вы все получите, когда этот кошмар закончится. Не беспокойтесь, они в надежных руках. Вы должны доверять мне… Потом я спросил: Почему мне надо подождать сутки, прежде чем заявить в полицию?

Адвокат, глядя на сестру, ответил: Хорошо, Сальваторе. Мы верим тебе… но знай, что тебе в любом случае придется провести несколько месяцев в тюрьме.

Я поговорил с одним прокурором… я постараюсь повлиять на ход событий и замедлить процесс, насколько это возможно. Но им придется повесить на тебя срок… ты просто станешь козлом отпущения, так положено… ведь по сути дела… прости, но… ты все-таки проститут, то есть совершенно неблагонадежный субъект.

Сильно задетый этими словами, я ответил: Ладно… хорошо, тогда улики, доказывающие вину твоей сестры этот проститут отдаст по окончании срока задержания… но имейте в виду, я не собираюсь сидеть больше трех месяцев. Когда меня арестуют, я позвоню, у тебя будет два часа, чтобы добраться до Милана, понятно?

Богатенький адвокат слащаво улыбнулся и сказал: Номер мобильного у тебя есть. Послезавтра я буду в Милане, мне не понадобятся эти два часа. Хорошо запомни, о чем мы тут говорили. на выходе из тюрьмы ты передашь нам письма и телефон, а мы вручим тебе чек на кругленькую сумму… Сальваторе, не хитри, мы рискуем жизнью… Тебе это может дорого стоить… А сейчас садись в поезд, увидимся послезавтра.

Через два часа я был в Милане и прямо с вокзала пошел домой к Винченцо-Бесстыднице. Я ей все рассказал, и она подытожила: Это была она, Стефания! Я тут пустила в ход все средства. Обнаружилась квитанция со штрафом, выписанным у дома Доры, а припаркованная машина принадлежит Стефании, у меня есть копия протокола, который неожиданным образом вдруг исчез из архива. Стефания из очень могущественной семьи. Ты правильно себя вел… ты принял их правила, но также предъявил и свои… Но… одно у меня не сходится… я, конечно, не уверена, но до Стефании в здание зашел какой-то мужчина… неизвестный мужчина… может быть, он шел в другую квартиру… Я еще поспрашиваю… В любом случае это была она, сейчас наберись сил и иди домой… Давай, маленький мой.

Я открыл дверь квартиры. Ледяной холод проник под кожу, добрался до горла, перекрывая мне возможность дышать, я разглядел труп Доры. Нет! Я не смогу провести здесь всю ночь, мне не хватит духу, я ушел.

Я бродил по городу, была уже глубокая ночь. Я решил позвонить Мауро, он был на дежурстве. Встретимся позже — сказал он, мы встретились как обычно в баре. Я ему все рассказал (почти все), я ничего не сказал о Винченцо-Бесстыднице. Мауро отреагировал очень жестко.

Он не выказал никакого сожаления. Я ведь говорил тебе, что мне не нравится эта женщина! В какую передрягу ты влип… у кого сейчас улики, куда ты их положил? Я сказал, что они спрятаны в надежном месте, от такого недоверия Мауро ожесточился еще больше: Если ты мне не доверяешь, почему тогда позвонил? Послушай моего совета, иди домой и сразу же заявляй в полицию… Мы с тобой никогда не встречались. И Мауро ушел, не попрощавшись.

Между тем рассвет был уже близко. Я вернулся в квартиру и позвонил в полицию.

Это было ужасно. Сначала приехала одна машина, потом набежало несколько десятков человек. Я был в оцепенении, наконец, приехал адвокат и ближе к вечеру увезли Дору. Один из полицейских обнаружил под кроватью котенка, мертвого, с размозженной головой… Стефания ненавидела его.

Меня отвезли в центральное управление, где подвергли нескончаемому допросу. Я ответил на все заданные вопросы: Я позвонил поздно… но… только потому, что последние два дня я провел в Болонье вместе с подругой Доры.

Меня арестовали и после четырех месяцев предварительного заключения меня выпустили на свободу. Следствие, вскрытие — все указывало на мою невиновность. Начался суд. Приговор: осужден на полтора года условно. Прежде я не имел судимостей и много других смягчающих вину обстоятельств… мне помогли.

На меня повесили статью 412 уголовного кодекса «сокрытие трупа»; в общем, все вышло так, как предполагал адвокат, то есть несколько месяцев и дальше все останется только в страшных воспоминаниях (вот что значит «сила власти»!).

После суда брат Стефании назначил мне встречу в Болонье. Я передал ему письма и мобильный Доры… моей Доры.

От предвиденного… к непредвиденному: Камилла и Мауро

Все произошло так, как и предвиделось. Но я изменился.

За всеми этими испытаниями я совсем забыл об обещанном вознаграждении…

Проверь, через несколько дней на твой счет будет сделан перевод, а потом, спустя пару месяцев, еще один и в конце концов последний… все переводы от имени одной благотворительной организации… Итак мы закрываем эту тему… навсегда!

Я вернулся в Милан и удостоверился, что деньги были переведены… огромная сумма… я купил однокомнатную квартирку в центре города. Я не хотел оставаться в прежнем доме. Впрочем, я и так там больше не появлялся с самого дня ареста. Я жил в убогом пансионе. Я только взял с собой компьютер, подаренный Дорой…

Наконец-то этот кошмар закончился, теперь мне нужно было начать новую жизнь…

Я продолжил посещать курс информатики, прерванный в связи со всеми свалившимися на меня несчастьями, которые закрутили меня в вихре судебных разбирательств. Другие студенты странно смотрели на меня и держались в стороне (конечно же, из газет они узнали, что произошло). Только одна девушка глядела по-другому, с улыбкой, я с удовольствием отвечал ей тем же.

Мне было необходимо общаться с кем-нибудь. Мауро, Винченцо-Бесстыдница, Маркус были частью моего прошлого, слишком горького. Они напоминали мне о Доре. Поэтому я сам отдалился от них. Мне было слишком больно.

Иногда я звонил Бесстыднице, чтобы рассказать о своей жизни, делах. На самом деле она мне очень помогла, а потом я очень привязался к этому гибриду грудей и сердца.

Наконец настал день, когда мне выдали сертификат об окончании компьютерных курсов. У меня даже были неплохие оценки.

Мои товарищи по курсам организовали ужин, чтобы отметить это событие, но естественно я не был приглашен.

Я уже собирался уходить, как чей-то голос меня остановил. Это была та улыбающаяся девушка: Ты куда, разве ты не идешь со всей группой на ужин? С горечью в голосе я ей ответил: Да меня никто и не приглашал, а потом мне не очень хочется.

Она не унималась: Я тебя приглашаю… а почему бы нам не пойти отметить вдвоем… естественно, если ты хочешь! Я согласился, мы направились в пиццерию. Мы говорили о ее проектах, о наших сокурсниках… мы смеялись до упаду (сколько времени прошло с последнего такого беззаботного вечера!).

У нее был мопед, после веселого ужина она отвезла меня домой. Когда мы были уже у подъезда, прощаясь с ней, я понял, что не знаю, как ее зовут, а она все улыбалась. Камилла… для своих Лилли… Она села на мопед и уехала.

В ту ночь я спал спокойно, и в самом глубоком сне меня разбудил голос. Я открыл глаза и увидел Дору: Саси, тебе приснился кошмар. Ты переволновался, весь вспотел. Ты даже плакал. Я так испугалась. Смотри, котенок тоже забеспокоился.

Я попробовал сфокусировать взгляд. я находился в старой комнате, и Дора была там, как живая.

Так значит все это было страшным сном?

Я ничего не понимал, я спал всего несколько часов, я видел во сне месяцы страданий, я мучился, я неожиданно оказался детективом… Залы судебных заседаний, тюрьма, полиция…

Конец этой истории не давал мне покоя, мой мозг переполнял страх и, пока я был погружен в свои размышления, Дора принесла мне травяной настой и, протягивая его, сказала: На, пей, и расскажи мне свой сон.

Я поведал ей обо всем, что пережил. Дора слушала меня, не раскрыв рта, а потом сказала: Сейчас постарайся опять заснуть и помни, что времени нет, а только лишь мгновение сменяет мгновение, и происходят события, на которые мы не можем повлиять. А мы не понимаем, что все меняется прямо у нас на глазах, потому что мы слишком увлечены тем, чтобы угнаться за временем… спи, душа моя! И я снова упал в объятья Морфея.

Меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Алло. Ответил я.

Привет, это Камилла… доброе утро. В голове путались разные мысли, я не хотел забывать слова Доры. Я был уверен, что в них было заключено очень ясное послание, но Камилла продолжала отвлекать меня своей болтовней. Ну, что ты скажешь, мы увидимся сегодня вечером в восемь у твоего дома?

Хорошо! Ответил я, даже не понимая, что она мне предложила. Весь день я провел в постели, вспоминая сон: Дора, котенок, время, мгновение, у меня не получалось вычеркнуть все это. Вечером, в восемь я стоял у подъезда дома. Камилла приехала вовремя на своем мопеде. Я забрался на заднее сиденье, и мы добрались до площади Сан Бабила, где несколько десятков парней и девушек уже ждали ее.

Сначала мы направились в пиццерию, а потом… на дискотеку.

Я провел совершенно беззаботный вечер среди своих ровесников. Все для меня было в новинку…

Поздней ночью Камилла отвезла меня обратно домой и, прощаясь с ней, я поцеловал ее. Еще не время… Пока, созвонимся завтра — сказала она, уходя. Еще раз слово «время».

Я захотел снова увидеть Камиллу, я рассказал ей все. Она выслушала меня без видимого волнения. В конце рассказа она долго молчала, а потом сказала: Я все знала. Я следила за твоим делом через прессу. Когда ты пришел на курсы, все разговоры были только о тебе. Мне было очень любопытно, но я была уверена, что все, что говорили, было неправдой. У меня было только одно сомнение: твоя работа. Это да! Хотя и это меня не то чтобы шокировало… Только один вопрос… ты все еще занимаешься этим?

Одна секунда. Потом мой ответ: Нет! Я отложил некоторую сумму. Сейчас я хочу работать, жить нормальной жизнью, хотя мне и не очень хорошо знакомо слово «нормальный»… Я найду что-нибудь, что будет мне по душе. У меня есть время, чтобы начать все заново, ведь по сути дела я еще очень молод…

Камилла погладила меня по щеке, сказав: Мы молоды! Знаешь, Сальваторе, мне бы так хотелось быть рядом с тобой… потому что я думаю, что я в тебя влюблена… Не пугайся, я понимаю, что ты еще, может быть, не готов… Я могу только обещать тебе, что я буду очень сдержана.

Камилла замолчала, посчитав, что она перешла черту, я захотел успокоить ее: Мне тоже кажется, что я что-то испытываю к тебе… но после событий последних месяцев я чувствую себя в таком замешательстве… давай дадим друг другу время… даже так, давай встречаться как обычная пара, не думающая о времени… Умоляю тебя… давай никогда больше не возвращаться к моему прошлому.

Вот так начался мой роман с Камиллой. Мы вместе нашли работу через агентство. Это была работа с частичной занятостью, где я за месяц получал столько, сколько за одну неделю на панели. Но я был спокоен.

Камилла познакомила меня с родителями. Очень хорошие люди с типичными ценностями и менталитетом жителей Сицилии, откуда они и были родом. Прошло чуть больше года. Дурные сны исчезли и оставались лишь нехорошие предчувствия. Мне все время казалось, что старые катафалки внезапно откроются, выпуская на свободу доисторических призраков.

Отношения с Камиллой привносили в мою жизнь безмятежность, я был спокоен, мы даже поговаривали о свадьбе… почему бы и нет? Я чувствовал, что я готов. Может, это и не было большой любовью, но я испытывал к ней глубокие чувства. Дора текла по моим венам словно кровь, а я продолжал фантазировать… вот Камилла с животиком… мы хотели двоих детишек… а потом я представлял себя дедом, мы так смеялись, когда планировали наше будущее.

Я купил машину, одним вечером я проводил Камиллу домой. После чашечки кофе с ее родителями я вернулся в свою квартирку. И пока я собирался подготовить работу на завтра, раздался звонок в дверь. Я задрожал и, без всякого на то основания, подумал о полиции. Я открыл, не спрашивая… Мауро…

А ты что здесь делаешь?.. как ты меня нашел? Чего тебе надо, придурок? Убирайся, я не хочу тебя видеть. Я попытался закрыть дверь, но Мауро с силой толкнул ее и вошел, он дал мне пощечину, от которой меня всего оглушило.

Он схватил меня руками за шею и сквозь рыдания сказал: Я люблю тебя, я всегда любил тебя, а ты так этого и не понял, ты вся моя жизнь… А если я тебя и бросил, то только потому, что ты должен был пройти тот путь один… я не мог тогда вступиться за тебя, там были замешаны слишком влиятельные люди. Я знал, что ничем не смог бы тебе помочь… но поверь мне, я пережил очень тяжелые минуты.

Я не испытывал к нему никакой жалости, а напротив огромную обиду, а он все продолжал плакать навзрыд. И без всякой жалости я снова и снова упрекал его, обвиняя… Ты меня бросил в самый тяжелый момент, а сейчас приходишь сюда в соплях и говоришь, что ты любишь меня… Где ты был, когда я захлебывался слезами, когда я, покинутый всеми, умирал от ужаса в тюрьме, от ужаса, что меня обвинили в преступлении, которого я не совершал? Я пережил суд, я противостоял стольким сильными мира сего и все это в полном одиночестве… и ни одного утешительного слова… ни одного совета… ничего! А сейчас ты заявляешься сюда поплакать… чего тебе надо?

Вдруг его покорность сменилась на жестокость. Злорадно глядя на меня, он стал угрожать. Даже голос изменился: А ты не спросил себя, откуда я знаю твой адрес? Мне известна вся твоя жизнь… Камилла? Ты хочешь жениться на ней? Давай! Кто тебе запрещает, работай с компьютерами… хорошо… делай все, что хочешь, но ты не оставишь меня, Сальваторе… никогда… потому что я не дам тебе сделать этого… ты был со всеми, ты — общий… но принадлежать ты будешь только мне.

Сказав это, он разделся и изнасиловал меня. Я лежал на кровати недвижный, как сломанная вещь, душа заблудилась в коридорах моего тела, разбитый на мелкие кусочки, разорванный, в сердце — крик боли… потом… (после всего) пока Мауро пил пиво, голый, с болтающимся мокрым членом, я пошел в ванную и выблевал всю желчь и слизь, изверг из себя все слезы, я был потрясен. Что со мной будет?

Еще раз мне приходится столкнуться лицом к лицу с загадкой. Войти в туннель. Моя жизнь снова в опасности. Господи, я был совершенно обессилен.

Когда я вышел из ванной, мой труп лежал без движения, выслушивая ничтожные слова, вылетавшие изо рта Мауро: Я попытался провести расследование, чтобы помочь тебе. Я хотел найти убийцу Доры и котенка, бедняжка, ему размозжили голову… Знаешь, я не уверен, что это была Стефания, но я так ничего и не смог раскопать… Скажи мне по правде, это был ты? Ну да, ты бы никогда мне в этом не признался… вот, сейчас ты считаешь меня своим врагом, но ты передумаешь, мы заключим четкое соглашение.

Мауро оделся и погладил меня по лицу холодной рукой, будто лезвие прошло по коже. Он ушел, не глядя на меня.

Марафон мыслей, моя голова походила на миксер, сталкивающиеся между собой противоречивые идеи. Что ему было известно о котенке с размозженной головой?

В газетах не было сказано ни слова об этом факте, еще и потому, что полицейский, нашедший его, быстро убрал его в пластиковый пакет и выбросил в мусорный бак. Почти никто не знал об этом эпизоде.

Может быть, кто-то из его коллег рассказал ему об этой детали. Навязчивая идея не давала мне покоя: неожиданно быстро переменившееся настроение Мауро.

И еще разные сомнения одолевали меня. Рассказать все Камилле? Жить двойной жизнью? Что делать с Мауро? Я решил подождать. Прошел почти целый месяц, полицейский исчез. Я надеялся, что он, возможно, все понял.

Когда Камилла заставала меня в путанных беспокойных раздумьях, я оправдывался, говоря, что всего лишь вспоминаю прошлое, свое прошлое, в котором некая часть меня была навеки сослана в черные лабиринты моей тоски. Но она все допытывалась и смотрела на меня влюбленными глазами. возможно, она догадывалась о чем-то.

Прошло еще некоторое время… Мауро вернулся еще более озлобленным… потом еще и еще… как правило один раз в неделю он принуждал меня к психологическим и физическим упражнениям. Я больше не мог терпеть этого, ведь и отношения с Камиллой, увы, испортились. Я решил попросить помощи у Винченцо-Бесстыдницы, и она вновь гостеприимно приняла меня в свои объятия между двух огромных грудей. Он никогда не нравился Доре, он никогда не нравился мне, Сальваторе, Мауро опасен, но я постараюсь что-нибудь сделать для тебя. Дай мне время… я тебе позвоню.

Прошло несколько недель, тем временем Мауро приходил, разряжал свою ожесточенность, и исчезал. Однажды ночью Винченцо-Бесстыдница позвонила. Она была перепугана и попросила приехать к ней немедленно, что я и сделал. Я открыл дверь и увидел кошмарную сцену! У нее были окровавлены лицо и ноги, она была один большой синяк, ее шатало.

Поехали в больницу — сказал я ей. Но она: Я не могу… Сальваторе, ты должен понять…

Ее дом был в еще худшем состоянии, чем она. Кто это был? — спросил я. Мауро… это опасный человек, страшный, он понял, что я наводила справки о нем… Но самое ужасное… я узнала… это он убил Дору. Да, Сальваторе… это был он, потому что он безумно влюблен в тебя… Оставь Камиллу, я думаю, он может и с ней что-нибудь сделать… Он не перед чем не остановится… его любовь коварна… Сейчас мне надо исчезнуть, на долгое время, я еду во Францию, я не могу тебе помочь, ты тоже беги… исчезни… он не отстанет от тебя, он тебя уничтожит, он разрушит все, что ты построил. Беги, Сальваторе, не думай ни о чем, ни о Камилле, ни обо мне, спасай свою жизнь. Я побледнел, эта шокирующая правда раздавила меня.

Что же мне теперь делать? — все повторял я.

После бессонной ночи я решил поговорить с Камиллой, я все ей рассказал. Она успокоила меня: Я готова противостоять всем опасностям. Но, рассуждая так, она даже не отдавала себе отчета, какую опасность представляет собой наш мерзкий враг.

Я позвонил отцу Камиллы и поговорил с ним. Стараясь опустить самые мрачные детали всей этой истории, я особо подчеркнул серьезность сложившейся ситуации и какая угроза исходила от Мауро. Папа Камиллы, сильный человек, отрезал: Исчезни. Позже я узнал (с невероятным облегчением), что он отправил Камиллу в неизвестном направлении. Я решил, что я не могу уехать. Мауро искал бы меня рядом с Камиллой, а опять втягивать ее в это…

Я не хотел, чтобы несчастная девушка страдала.

Спасительное бегство… Потом вся правда

После энной встречи с Мауро, после энного изнасилования я решил исчезнуть, вот так вдруг посреди ночи я сел в поезд и уехал в Германию.

Я сразу же нашел работу в ресторане. Хозяева, очень скрытные, никогда не задавали мне вопросов о моей жизни. У меня не было разрешения на работу, мне платили черную зарплату, а жил я в мансарде вместе с другими ребятами.

Я был очень предусмотрителен, я не проделывал никаких операций с банковским счетом. Я не поддерживал никакой связи со своей семьей, еще и потому, что, когда я был в тюрьме, никто не проявил никакого сочувствия ко мне… даже ни одного письма… В общем, я исчез и никто не смог бы меня выследить. Единственно, кто держал меня в мыслях — Камилла и Мауро, а в остальном никто и не вспомнил бы о Сальваторе Э.

Я мог умереть или быть похищенным инопланетянами, ничто и никто этого бы и не заметил. Я думал остаться в Германии с надеждой на то, что со временем Мауро забудет меня. Я не строил никаких планов.

Мансарда была разделена на две части стенкой из гипсокартона, и с другой стороны постоянно были слышны чьи-то тихие шаги. Позже я узнал, что там жила очень загадочная и очень красивая девушка, возможно… сумасшедшая… Меня распирало любопытство… я хотел понять, хотел увидеть ее, но в мансарду было два отдельных входа… Я узнал ее имя… Реджина.

Реджина… перламутровое сердце!

Одним воскресным утром меня разбудили нечеловеческие крики. Они раздавались из-за гипсокартонной перегородки… потом какая-то суматоха, еще вопли, сирена скорой помощи… потом неестественная тишина повисла во всем доме, во время рабочей смены лица управляющих дали нам понять, что не надо задавать никаких вопросов, но на кухне до меня донеслись некоторые обрывки фраз «скорая помощь забрала Реджину, сумасшедшую»… я все понял.

Я несколько раз пытался пробраться в комнату Реджины… и у меня получилось… Перевернутые стулья, неубранная постель… мне было очень любопытно увидеть ее хотя бы на фотографии… ничего… Когда я было уже сдался, одна шкатулка привлекла мое внимание. Я открыл ее и нашел там фотографию, блокнот и носочек новорожденного с вышитой надписью: «Реджина». Сначала меня поразила фотография: девочка с кудряшками цвета меди, фиалковые глаза, кожа цвета слоновой кости, горстка веснушек, разбросанная по щекам, она была одета в школьную форму… Я подумал, что это и есть Реджина.

Там была еще ее фотография, но уже более взрослой и в компании: сорокалетняя пара, девушка, парень и она, улыбающаяся, обнимала их всех. Какая она была странная… красоты необыкновенной… И я увидел еще одну необычную деталь: сравнивая разные фотографии, я заметил, что со временем она сохранила цветущее простодушное выражение лица девочки с первого снимка, но внутренняя печаль проступала в этих натянутых неестественных улыбках, как будто они были нарисованы на лице старой больной куклы…

Да! Она была больна… но неумалишенная. Ей было нехорошо. Я взял блокнот. Что-то вроде дневника и стал читать…

Вот ее воспоминания…

Я помню приют, его старинные стены, влажные и белые, монашек, внутренний дворик.

В четверг был день посещений, приходили бездетные пары и праздные группы благотворителей и волонтеров, милосердные и улыбающиеся. Кто знает, когда они возвращались в свои красивые дома, кто знает, вспоминали ли они о своем визите в приют, возможно, они говорили об этом на каких-нибудь приемах, так, между делом! Чтобы показать, какие они благодетели… благодетели, приносящие поношенную одежду и старые игрушки, иногда даже грязные. Это было ужасно, я осознавала, что я отличалась от других детей, я была умной, крайне взрослой и очень красивой… Все понимали это, я была первой, на кого обращали внимание, ко мне подходили, гладили, улыбались и хвалили, потом они удалялись и когда уже уходили, даже не прощались со мной, иногда до меня доносилось: «какая красивая девочка… странная», «какая красивая девочка… красивая… но от нее веет злом».

Злая — это слово закрепилось за мной на всю жизнь, как будто бы мне ввели его в кровь… я не хотела… но так получилось. Монашки, другие дети только способствовали этому, они испытывали ко мне необъяснимый страх, у меня всегда были самые красивые платья, куклы, игрушки, но я никогда не могла понять, почему мой взгляд приводили их в ужас.

Мне не нужны были секундные ласки и сострадательные взгляды, я хотела иметь семью, из тех, что приходили в приют, но нет, только восхищенные комплименты, а выбирали они других детей, некрасивых. Клянусь: я ничего такого не делала, я никогда никого не ударила, никаких оскорблений и капризов. Так почему же никто никогда не интересовался мной? Я пробыла в приюте до восемнадцати лет, занимаясь уборкой и кухней. Наверное, я могла бы и остаться, но добрые монашки очень постарались, чтобы я больше не крутилась у них под ногами, они устроили меня в зажиточную семью горничной.

Став взрослой, я отчетливо осознала путем самоанализа, насколько я была коварна… да, я была коварная, злая и опасная. Отчего так произошло? Этого я так никогда и не смогла понять, но потребность делать плохо другим всегда присутствовала в моем сознании, как у наркомана, нуждающегося в очередной дозе. Я сидела на этой «игле» злодейства, каждый раз опрокидывая очередную порцию на окружающих, кто бы они ни были. В тот день отъезда — ни праздника, ни «до свидания». Я уехала словно уличный пес, со своими скудными пожитками, среди которых носочек для новорожденного с вышитым именем «Реджина».

Я приехала на виллу к семейству, которое меня встретило очень радушно и гостеприимно. После знакомства мне показали комнатку, где мне предстояло жить, спросили, не хотела ли я отдохнуть, потом за обедом мне объяснили, что будет входить в мои обязанности. Зарплата и выходной. Я была довольна, потому что я наконец смогу стать независимой и, может быть, это мое злостное проклятие навсегда исчезнет… очень скоро я поняла, что обманывалась… На верхнем этаже находилась моя комната, простая и чистая, я растянулась на кровати.

Взволнованные голоса вызвали у меня любопытство, я увидела и услышала семейство, собравшееся вместе… они говорили обо мне. Семья состояла из родителей лет сорока, восемнадцатилетней дочери и двадцатилетнего сына… они оживленно беседовали… обо мне…

Отец — Бартоломео — говорил: «Мы все вместе приняли решение об этом удочерении, мы долго обсуждали, почему сейчас вы против? Мы ее даже не знаем, как мы можем судить о ней, давайте подождем».

Мать — Моника — возражала: «Но Бартоломео, она девушка, это огромная ответственность, нужно будет следить за ней, воспитывать по нашим правилам, приучить к нашему взгляду на жизнь».

Бартоломео: «И это говоришь ты! Ты забываешь, что мы делаем это из-за обета Мадонне, который мы дали, чтобы спасти тебя от той страшной болезни. Или ты забыла? Мы поклялись, что, если ты выздоровеешь, то мы возьмем домой беспризорную душу (обращаясь к детям) и вы двое были согласны».

Дочь — Мария — уточняла: «Да, это так… Папа… но она странная, в ней есть что-то необъяснимое, не знаю, что, мне не по себе от ее взгляда, в ней есть что-то звериное».

Сын — Бруно — отстранялся и эгоистично заявлял: «По мне уйдет она или останется — все равно, если только она не будет надоедать».

Собрание продолжалось еще какое-то время. Я укрылась в комнате и все думала о том, что их ко мне расположение было ни чем иным, как данным обетом, а кем же была я? На какое-то мгновение, но только лишь на мгновение, я поддалась иллюзии, что моя жизнь могла измениться, сейчас же, напротив, я осознавала, что моей участью было навсегда остаться проклятой душой с черным сердцем.

«Ну и ладно!» — сказала я себе. «Вы хотите, чтобы я показала вам все свое коварство… Договорились… Но я вас предупреждаю… берегитесь».

Я принялась за дело прямо на следующий день, подлая игра, первой жертвой я выбрала отца семейства… Бартоломео… Осознавая всю силу своей привлекательности, я провоцировала его жестами и словечками с намеком. Он делал вид, что ничего не понимает, но со временем он смягчился и мы начали игру в обольщение, которая завершилась в постели сексом. Я сказала ему, что я девственница. Я не могла признаться, что соблазнила монастырского садовника, а потом электрика, монаха…

В общем, я влюбила его в себя, подчинив его любому своему желанию. И вот уже семейная идиллия начала рушиться, потому что Бартоломео стал слишком нервным и истеричным. Я искусно крутила им, решая, когда и как я желала ему отдаваться, это сводило его с ума… он плакал и предавался отчаянию… а я безжалостно отказывалась… Я уничтожила его, используя самое древнее оружие на свете, и, пока он продолжал поедать антидепрессанты и успокоительное, я пошла дальше. Бруно — сынок…

Тут все было сложнее, потому что парень испытывал ко мне глубокую ненависть. Он терпеть меня не мог и открыто это демонстрировал. Я должна была подобрать правильный ключик к соблазнению. Я надевала немыслимые мини-юбки, ходила без трусиков. При любой возможности выставляла напоказ свои женские прелести, но он был безразличен к моим недвусмысленным коварным провокациям. Однажды, когда мы поехали вместе за покупками в супермаркет, по пути он заговорил со мной с язвительным высокомерием и крайне категоричным тоном: «Послушай, дорогая моя шлюшка… ты напрасно тратишь время и силы, продолжая доставать меня и показывать свою киску… как ты это проделываешь с моим папочкой… Неужели ты думаешь, что я такой же кретин, как он? Я не попадусь на этот крючок, напротив, я тебе прямо заявляю, что ты вызываешь у меня отвращение».

Я подождала нужного момента и, когда мы оказались в безлюдном месте… я разорвала юбку, взъерошила волосы и сказала ему: «Сейчас ты трахнешь меня… а если нет, то я скажу, что ты меня изнасиловал… я заявлю на тебя… мне поверят… я знаю, как сделать так, чтобы мне поверили». Лицо Бруно стало мертвенно-бледным… он испугался, он понял, что я его приперла к стенке, он начал оскорблять меня, потом вдруг стал покорным и, не отдавая себе отчета, возбудился… и изнасиловал меня… Животное соитие… когда он закончил, сказал: «Ты мне омерзительна, ты маленький дьявол, возможно, я трахну тебя еще раз… но ты по-прежнему будешь мне омерзительна».

В душе я улыбалась сама себе. Бруно не догадывался, что я на самом деле замышляла. Я продолжила играть с ним еще очень долго, давая ему поверить, что это он управлял ситуацией. Очень скоро он понял, что был всего лишь жертвой. Я пошла к невесте Бруно Аннализе. Бесцветная примитивная кукла. Вся в слезах я рассказала ей все, опуская, разумеется, истинную подноготную моей интрижки. Ведь в действительности я сама была творцом этой истории. А он только жертвой.

Аннализа выказала свое сострадание мне, она сняла маску серьезности и сказала, что она бы заявила на него. Я умоляла ее не делать этого, потому что тогда я оказалась бы вновь на улице. «Поклянись» — потребовала я, и она ответила: «Я ничего не скажу. Обещаю».

На следующий вечер Бруно вернулся домой, безутешно рыдая, и все повторял, что Аннализа бросила его без всякой на то причины. Несколько дней он пробыл в своей комнате, оплакивая имя Аннализы.

Что же делать с Марией? Я никогда с ней не говорила, я практически ничего не знала о ней, подслушав несколько телефонных разговоров, я поняла, что она очень дорожила своей репутацией. В общем, она была очень спокойная, сдержанная, девушка «дом-церковь», самой большой вольностью, которую она себе позволяла, был прием солнечных ванн на пляже в бикини. Я отправилась в типографию и заказала напечатать тысячу листовок с именем, фамилией и телефоном Марии, представив ее нимфоманкой, готовой на все и доступной всем.

Листовки разлетелись по всему городу, они были везде: в общественных туалетах, в школе, в почтовых ящиках, и даже расклеены на стенах. Домашний телефон звонил, не переставая, весь день, они были вынуждены отключить его. Мария закрылась в упорном молчании и отказывалась ходить в школу, выходить из дома. Она даже не посещала службу.

Мне оставалось разобраться только с Моникой, мамой, но я не могла придумать ничего такого, чего бы я уже не сделала, она также погрузилась в странное безмолвие, наверняка все происходящее просто уничтожило ее. Я поняла, что в конечном итоге все это стало ужасно скучным… никто не говорил, никто не ел… мне казалась, что я живу в мертвом доме.

Однажды вечером я внезапно проснулась с ощущением какой-то опасности, я услышала голоса в гостиной, я присмотрелась и увидела всю семью в сборе, все сидели, кроме Моники, которая стоя говорила ясным и громким голосом.

Моника: «Я знаю, как вам сейчас тяжело на душе, я знаю, что вы думаете о своей матери: отсутствующая, больная, не заботящаяся о своей семье. Но вы ошибаетесь!.. Реджина… ты, Бартоломео, позволил ей украсть свой покой, ты играл по ее правилам… глупый ты мужчина… Бруно, несчастный мой сыночек, Реджина была у Аннализы, Реджина забрала твое спокойствие… да, Реджина… Мария, листовки — это ее рук дело… Вы смотрите на меня растерянно… я ничего не могла сделать… мне было необходимо только одно оружие, которое бы покончило со всем… и я его нашла. Пока я прислушивалась к мыслям, к сердцу Реджины, я наводила справки о ее прошлом… С детства, с самого рождения она была такой, даже в приюте ее не терпели… они ее просто боялись. Родители отказались от нее из-за бедности… Я их разыскала и объяснила им, что Реджина сделала с моей семьей. Завтра утром они приедут и увезут ее навсегда, далеко отсюда…»

И, обернувшись к лестнице, продолжала говорить: «Реджина… я знаю, что ты сейчас подслушиваешь, спускайся, я хочу поговорить и с тобой… иди, садись… Вот она моя семья, которая смотрит и не узнает эту нелепую мамашу… да и ты Реджина смотришь на меня как на незнакомку… не пугайся, это я, Моника. Я всего лишь перестала прятаться за свой эгоизм больной женщины, чтобы защитить свою семью… я не спрашиваю тебя, почему ты так безжалостно поступила с нами, потому что я знаю ответ! Да, я знаю, что ты — порождение зла. Реджина, ты родилась дьяволом, твое сознание наполнено гноем и подлостью… Я проклинаю твою душу за все те страдания, что ты причинила моей семье, за все пережитое нами горе… Но я также и благодарю тебя, потому что твое гнусное поведение пробудило меня ото сна, я открыла в себе силы, о которых прежде и не подозревала».

И, посмотрев на семейство, добавила: «А сейчас поплачьте… я читаю стыд в ваших глазах, вы не должны беспокоиться, что вам стыдно. Сейчас нам надо постараться построить заново наш мир, я тоже виновата, вы видите меня такой сдержанной, холодной, я не плачу, все эти месяцы по ночам мне приходилось душить рыдания, сдавливать вопли…

Реджина, ступай наверх, собери чемодан, забери все, что принадлежит тебе, чтобы не осталось ни следа, ни одного волоска… иди… потом спускайся опять, мы не будем спать всю ночь».

Я чувствовала себя обессиленной, эта маленькая, глупая, нелепая женщина смогла заставить умолкнуть мою коварную суть… она знала… и не говорила… потому что знала, что ее молчание позволит ей побороть меня. Я поднялась и, пошатываясь, добралась до комнаты, собрала все вещи и снова спустилась в гостиную. Я увидела, как они спокойно обсуждали, как им вернуться к прошлой жизни. Они проговорили всю ночь, смеясь и шутя, но иногда и серьезно, но так, будто меня там вовсе не было.

На рассвете в дверь позвонили, Моника пошла открыть, пригласила располагаться, толстый вульгарный мужчина и маленькая коренастая женщина с бесцветными волосами посмотрели на меня с любопытством, но без всякого чувства, как будто я была животным, выставленным на продажу. Это и были мои родители.

Несколько слов, кофе и потом Моника, не церемонясь, попросила нас уйти.

Я переступила порог дома с двумя незнакомцами, будучи не в силах восстать против этого и, ни с кем не попрощавшись, села в старый «универсал». Через десять часов мы приехали в итальянскую тратторию, двое незнакомцев проводили меня в мою комнату, в мою тюрьму. Мужчина жестко заявил мне: «Мы не должны просить у тебя прощения, если мы тебя оставили, то потому, что хотели для тебя лучшего будущего, поскольку у нас не было возможности заниматься тобой. Сейчас у нас есть другие дети, к тебе мы не испытываем любви, а, учитывая твое прошлое, не думаю, что у нас вообще появится какая-нибудь привязанность к тебе. Моника связалась с нами и рассказала нам обо всем, что ты натворила… даже не думай больше приближаться к этой семье, в полиции лежит заявление на тебя… Не пытайся заниматься своими черными делишками в этом доме, иначе ты сразу же окажешься в тюрьме. Мы твои опекуны, у тебя будет работа на кухне ресторана и зарплата, никаких прогулок, никакой личной жизни».

Что происходило? Я ничего не понимала? Что за мужчина пытался нацепить оковы на мою проклятую душу? Как же я смогу прожить без своих злодеяний?..

Я стала кричать, будто помешанная, и никак не могла остановиться. Я исходила слюной и металась, бесчувственный мужчина, едва взглянул на меня, закрыл дверь. Через полчаса двое санитаров приехали забрать меня, они отвезли меня на скорой помощи в убогую психушку, где меня сразу же привязали к койке и поставили капельницу.

С того момента вся моя жизнь проходит на кухне и в лечебнице… Конец, конец Реджины…

Я положил дневник Реджины на то же место, где я его нашел, на автомате добрался до своей комнаты. Я растянулся на койке и стал мысленно перебирать в голове только что прочитанное и не находил смысла во всей этой истории. Я едва лишь смог вообразить запутанные перипетии злодеяний безумной Реджины.

Эта история вогнала меня в глубокую тоску и в то же самое время заставила меня задуматься, я поставил под сомнение все мое теперешнее существование, мою жизнь, я проанализировал свою собственную историю: парень, повзрослевший слишком рано. Я решил наплевать на все и уехать, вернуться домой, к моей действительности.

Реджина с рождения была злой или, может, все-таки безумной? Я не хотел озлобиться или потерять контроль над разумом. Я должен был бежать из этого мрачного места, я не хотел заразиться, у меня было ощущение, что если я останусь здесь, кто-то или что-то посеет во мне зародыш безумства, которого я так боялся.

Внезапно я встал с постели, собрал свои вещи, положил их в большую сумку и ушел, не предупредив никого.

На том холодном тевтонском вокзале я несколько часов прождал поезда, который отвез меня обратно в Италию. Я постоянно осматривался вокруг, потому что меня не покидало чувство, что кто-то меня преследует. Когда я занял свое место в поезде, я понял, что мои ощущения были верными: за мной следовали мои страхи… Реджина со своей историей привела в движение механизм. Да!.. механизм страха… но в тоже время я воспарял, я дал электрический разряд моему внутреннему умиранию.

Я должен был встретиться лицом к лицу со всем и со всеми… зачем убегать? Я разработал план: во-первых, я поеду в Болонью к адвокату, брату Стефании, чтобы разузнать обстановку, потом я хотел вернуться в Милан, чтобы разыскать Маркуса, Бесстыдницу, но, в первую очередь, самого себя.

Я приехал в Болонью и подождал время открытия офиса. Я позвонил в кабинет, секретарша попросила меня располагаться и удалилась. Через несколько минут она вернулась и сказала, что адвокат не желает меня видеть, и что было бы лучше, если б я ушел и не появлялся здесь больше никогда.

Я хотел было возразить, но у меня просто не было сил, я ушел с ворохом вопросов в голове. Между тем я подумал о Стефании. Я позвонил ей: Мы можем встретиться? Она не колебалась ни минуты. Мы увиделись в баре в центре. Я рада видеть тебя! Мне хочется поговорить о Доре, я чувствую себя виноватой. Знаешь, Сальваторе, ведь мы с тобой единственные, кто по-настоящему любил Дору. Я чувствую за собой вину, я должна была сражаться против всех, против моего брата, общества… Мауро.

Стефания заплакала… и все бормотала непонятные слова. Я постарался успокоить ее и отчасти мне это удалось. Что случилось во время моего отсутствия? — спросил я. Мауро… убийца Доры — Мауро… спустя несколько дней после твоего исчезновения Мауро явился ко мне с угрозами. Он хотел знать, где ты находился, он был не в себе, ударил меня… Тогда я рассказала все брату… и вместе с двумя надежными людьми мы отправились в Милан… Это было похоже на конец света, он стал нас шантажировать, утверждая, что ему известно о наших грязных играх. А если мы не скажем ему, где ты, то он заявит на нас в полицию. Мой брат постарался выиграть время. Он сказал Мауро, что попробует выяснить, но ему нужно было несколько недель на это. Он простился с нами все с теми же угрожающими заявлениями и уже со следующего дня стал названивать моему брату по поводу новостей от тебя.

Тем временем мы пытались выяснить, что за тип был этот Мауро. Мы узнали, что он был взяточником, что он продавал наркотики, в общем, промышлял всякими незаконными делами. Во время нашего расследования мы обнаружили неопровержимые доказательства того, что это он убил Дору.

Один наш друг, прокурор, помог нам. Мы пригласили Мауро прямо в кабинет прокурора. Мы показали ему доказательства его темных делишек и убийства Доры. Он никак не отреагировал… Он растерянно смотрел на нас. Мы предложили ему место работы… в Америке… он должен был исчезнуть навсегда, не знаю, напугала ли его перспектива сесть в тюрьму или все-таки из соображений здравого смысла… он согласился… но прежде чем попрощаться с ним, я спросила его, глядя прямо в глаза: «почему?»… меня шокировал его ответ: «Сальваторе обрек мою душу на страдания… я понял, что Дора заберет его у меня навсегда… Я пришел ее шантажировать, пригрозить, но я увидел перед собой женщину, уверенную в своей любви… и я потерял голову».

Я влепила ему сильную пощечину и он ушел… Он уехал навсегда, он работает охранником в супермаркете и ни при каких условиях не сможет попасть в Италию.

Я хотела поговорить с тобой, потому мне было нужно высказать всю свою боль, мне запретили встречаться с тобой. Эта история закрыта для всех… Но я все еще очень страдаю… Мне не хватает Доры… но через несколько месяцев я должна выйти замуж… ты тоже, Сальваторе, устрой свою жизнь. Доре было бы приятно увидеть нас счастливыми. Если тебе что-нибудь понадобится, звони мне… я сделаю всю, что смогу. Мауро исчез… и никогда не забывай Дору.

Я ушел, забирая с собой слова Стефании. я бы должен был почувствовать себя свободным и начать новую жизнь, но на сердце у меня немым грузом лежал один и тот же вопрос… А существует ли луна?..

В ту минуту я понимал, что луна была большой выдумкой.

Новые знакомства и много кокаина…

Я приехал в свою квартирку и меня сразу охватили грустные мысли, тысяча имен пролетала в голове. Мауро, Камилла, Дора… я закрыл дверь, зашел в банк, снял некоторую сумму денег, отправился в аэропорт, первый рейс — на Сардинию… Почему бы нет! — спросил я себя — Отдых для меня, для моей головы, для моего тела… В путь!

В тот же вечер я арендовал на пятнадцать дней апартаменты в гостиничном комплексе, с бассейном и другими удобствами. Я чувствовал, как все вокруг отдаляло меня от моих мрачных мыслей. Я познакомился с отдыхающими, они устраивали ужины, потом мы шли на дискотеку. Состоятельные мужчины с красивыми женами. Да, это был не мой мир. Но в тот момент мне как раз и не нужен был мой мир… наоборот… я познакомился с одной парой молодоженов, очень милые и веселые. У завязались приятные отношения, на самом деле в эти пятнадцать дней я ни о чем не думал. Джованни и Мэри (так звали молодую пару) пригласили меня провести несколько дней на их вилле в горах. Я с удовольствием согласился.

На следующий день мы, беззаботные, приехали на эту мега виллу, мне отвели огромную комнату. Вечером уже была запланирована вечеринка.

Приехали роскошные машины. А в них элегантные мужчины и прекрасные женщины. Музыка, фуршет, фокусники, разные забавы богачей… Ближе к ночи нас осталось немного. Все завершилось нюханием кокаина и оргией на десерт… но мне нравилось и это.

На следующий день — ужин для самых близких друзей, под конец — кокаин и оргия, а еще праздник в бассейне… кокаин и оргия.

В течение этих дней у меня сложилось впечатление, что все это было организовано специально для меня, чтобы позабавить скучающих хозяев… я, молодой и симпатичный, доступный и готовый ко всему. Я гнал от себя эту мысль, я очень полюбил Джованни и Мэри, я считал их друзьями и я не хотел разочаровать их, но в тоже время я не желал в который уже раз подвергаться коварному насилию. У меня были мои собственные принципы, мне хотелось оставаться верным им даже при моей такой противоречивой жизни.

Я высказал свои сомнения Мэри. Она поначалу слушала меня, задумчиво насупившись, а потом рассмеялась и сказала: Все это — игра… все мы, кто в большей, кто в меньшей степени, машины для получения удовольствия… Она говорила все это, но мне показалось, что она не очень верила в свои собственные слова, она пыталась выдать себя за ту, кем на самом деле не была. Почему?

Возможно — думал я с беспокойством — я нахожусь на пороге какой-то новой порочной игры. И скоро мне был предъявлен счет. Во время ужина Джованни попросил меня пойти удовлетворить толстого маленького старика. На мой отказ Джованни злобно улыбнулся, на следующее утро я обнаружил в своей постели голого дряблого деда. Я чувствовал горечь во рту и онемение во всем теле, я вообще не помнил, что же произошло. Единственное, что я понял, это то, что меня напичкали наркотиками, я набросился на Джовании, но он сказал мне, что ничего об этом не знал. Ты хочешь уехать отсюда?

Однако кокаин уже проник мне в кровь, а они давали мне его в неограниченном количестве. Почти каждую ночь я спал с престарелыми бабками, мужчинами и стерильными стариками. У меня не было ни моральных, ни физических сил противостоять этому, и очень скоро у меня начались серьезные проблемы даже с зубами. Я страшно похудел, я терял вес прямо на глазах. Я ни на что не реагировал, все катилось под откос.

Вдруг вечером — приступ. Три дня я лежал в горячем бреду, а они не хотели отвезти меня в больницу. Я поправился только через несколько недель. Мэри была очень заботливой, но когда мне стало лучше, их отношение переменилось. Они практически не разговаривали со мной, продолжали устраивать вечеринки и травиться кокаином.

До тех пор пока не произошел один очень неприятный инцидент. Мы сидели в гостиной, выпивали, вдруг я почувствовал в желудке непонятный жар, который все рос и становился сильней. Внутри что-то разорвалось, это что-то стало медленно подниматься, к горлу, ко рту, пока не выплеснулось наружу полноводной рекой, разливаясь через зубы, затапливая стол, забрызгав всех гостей, этой рекой была… кровь… я увидел, как их лица исказились, а глаза наполнились ужасом… потом я потерял сознание.

Я проснулся на пустынной дороге и прошагал несколько часов, эта дорога никак не кончалась. Было холодно, иногда проезжала какая-нибудь машина. Была поздняя ночь, но луны не было.

Некоторое время спустя я добрался до реки, к берегу была привязана маленькая лодка. Гигантская фигура поднялась из лодки и промолвила громогласно: Садись! Твое путешествие окончено. Я — Харон.

Я был мертв, я умер, не почувствовав боли, без сознания, я безвольно поднялся на лодку, и мы медленно поплыли. На берегу реки женская фигура взволнованно кричала: Харон, привези обратно моего сына, его время еще не пришло, ему дали еще один шанс. И, помахивая листком бумаги, продолжала: Вот посмотри, это его контракт на жизнь! Потом обратилась ко мне: Сальваторе, к мамочке своей приди, приди, я отвезу тебя домой.

Я открыл глаза и в стерилизованной больничной палате увидел лицо моей матери, ее заплаканные глаза, она держала мои руки в своих. Мама, что случилось? — спросил я.

Тебя нашли совсем уже умирающим, тебя выбросили, будто тюк со старыми тряпками на какой-то проселочной дороге. В тебе почти не осталось жизни, когда меня известили. Меня нашли по твоему удостоверению личности. Что произошло, Сальваторе?

Я не ответил.

Опять твое молчание, твои тайны. Ты никогда не желал говорить со мной, с отцом, ты появлялся молчаливым и исчезал, не сказав ни слова… почему? Ну да, я спрашиваю тебя, зная, что ты никогда не ответишь мне. Я невежественная женщина, я только и знала, что рожать детей, но я — мать и понимаю, что ты отличаешься от своих братьев и сестер, ты умнее, ты нашел свою дорогу и знаешь, как прожить ее, я никогда особо не переживала за тебя, только твои тайные раздумья меня беспокоили…

Твой отец только и думал, что о работе… Я не хочу оправдываться, но ведь и ты ничего не сделал, чтобы стать к нам ближе… Как я могу тебе помочь? Врачи сказали, что твоя жизнь вне опасности, но тебе потребуются месяцы на лечение от наркомании.

Возвращайся в Неаполь, умоляю тебя. Потом, когда ты поправишься, ты опять пойдешь по своей дороге.

Я долго плакал, мои слезы смешались со слезами матери. На следующий день, когда она уезжала, я пообещал ей, что как только мне станет лучше, я приеду в Неаполь. Пока я оставался в больнице, мы созванивались с ней. Я провел там очень много времени. Меня очистили от яда, я вернулся к своему прежнему внешнему виду. Я не был больше призраком, у меня было время, чтобы подумать…

По приезде в Неаполь я обнаружил сильно изменившийся город. Я увидел, что городская управа проделала отличную работу и заново отлакировала этот старинный город.

Моя семья приняла меня совсем по-другому, не как в последний раз, когда я был у них. Сестры рассказывали мне о своих ухажерах. Они смотрели на меня почти что с восхищением, я чувствовал себя спокойно, у меня еще оставалось прилично денег. Я решил превратиться в туриста и пройтись по моему городу. Я отправился в поход по музеям, по незнакомым мне переулкам и дорогам. По возвращении я всегда приносил какие-нибудь сувениры для своих домашних, постепенно даже отец начал оттаивать.

Я решил записаться на компьютерные курсы по новым технологиям. Я нашел институт, который продвигал региональные курсы. Поскольку у меня уже был диплом, мне не составило особого труда поступить туда. Я с интересом учился, завел много друзей, ребят из богатых семейств Неаполя. У всех уже было гарантированное место работы в отцовских фирмах.

Вечером мы ходили в пиццерию, а потом слонялись по улицам города Партенопея. Компания бесшабашных юнцов. Я не сказал им, что жил в рабочем районе, я боялся, что они отдалятся от меня. Девушки оказывали мне знаки внимания, может, потому, что я был не похож на всех остальных. Одна из нашей группы влюбилась в меня, но когда она мне во всем призналась, все призраки из прошлого предстали у меня перед глазами, как чудовища.

Я не помню имени этой девушки, но помню, что когда сказал ей, что не могу ответить ей тем же, ее глаза заблестели. Она спросила: Займемся любовью? Я не хотел задеть ее женскую чувствительность, и мы занялись любовью у нее дома, пока родители были в отпуске.

Все было очень нежно и прекрасно, мне вспомнилась Дора… и я испугался. Я не был готов, я боялся свого общественного положения, своего прошлого. Мы встречались какое-то время, потом я решил рассказать ей о своей жизни (ну, только о некоторой части!).

На следующий день весь институт знал об этой части моей жизни, и я почувствовал себя еще более одиноким, чем прежде.

Я не отчаялся, я намеревался получить аттестат и сделал это, да еще и с отличием. Я принялся за поиски работы и нашел одно место в небольшой компании. Я проработал три месяца с минимальной зарплатой. Когда срок контракта истек, меня уволили.

Я сообщил семье, что я собрался вернуться в Милан: с полученными сертификатами в области информатики я мог бы с легкостью найти хорошую работу. Родители попытались разубедить меня, но я объяснил, что смогу реализоваться, только уехав из Неаполя. Я пообещал, что я буду постоянно на связи с ними. Они предложили мне поехать вместе на несколько недель, они хотели удостовериться, что я хорошо устроюсь. Потом они бы вернулись обратно в Неаполь.

Если бы я отказался, то они бы отреагировали, понятное дело, крайне негативно. Я не мог опять потерять связь с ними. Ведь если хорошенько подумать, именно я был виновен в наших разногласиях. Мы отправились в дорогу, и, как только вошли в мою квартирку, мама тут же засучила рукава свитера и принялась за уборку. Папа помог мне, мы вытащили всю одежду из шкафа и практически все выбросили. Постепенно пыль и паутина исчезали.

Всего за несколько дней дом стал как новенький. Родители успели побыть и туристами. Однажды вечером они принесли занавески и много всяких безделушек, чтобы придать моей квартирке более строгий вид. Я тем временем должен был купить новый компьютер и искать работу. Я нашел. Хорошая зарплата и удобный график.

Довольные достигнутой целью они уехали обратно в Неаполь. А я еще раз начинал всю жизнь заново, но у меня появилась одна дурная привычка. Я внезапно оборачивался, как будто бы кто-то стоял у меня за спиной… Позже я понял, что там действительно был… Был мой страх.

Любовь… между Маркусом и Анной… Между страданиями и радостями

В моем времени не было времени.

Между тем проходили дни, недели, месяцы, на работе дела шли лучше и лучше, и уважение коллег только росло, потому что я очень серьезно подходил к выполнению своих обязанностей. Я был очень спокоен и старался достигнуть внутреннего равновесия, равновесия, которое я всегда искал, но так до сих пор не находил… К сожалению, я все еще ощущал внутреннее беспокойство, я боялся своего прошлого.

У меня не было обиды на тех, кто делал мне больно, я только лишь боялся, что все могло вдруг появиться вновь… я знал, что это нормально, что отчасти в этом была и моя вина… или это судьба… да, судьба… Что меня могло еще спасти? Кто знает, может быть, радость в сердце?

Прогуливаясь по улицам Милана, я встретился с одной молоденькой девушкой. Мы долго смотрели друг на друга, потом она мне улыбнулась очень знакомой улыбкой. Я вежливо спросил ее: Мы знакомы? Я был уверен, что уже видел ее раньше!

Я продолжал смотреть на нее… Какая она была странная… милая… но странная… слишком уж!

Слишком знакомая: Ты кто? — поинтересовался я. А она слабеньким голоском ответила: Выпьем что-нибудь горячего в баре?

Я в растерянности последовал за ней, не задавая больше вопросов. Мы сели за столик, она, не снимая больших темных очков, которые закрывали практически все лицо, сказала: Мне горячий ромашковый отвар. Знаешь, у меня очень болят груди. Я же заказал пунш.

Эта женщина хрупкого телосложения внушала мне доверие, хотя я и продолжал задаваться вопросом: …так что же я делаю в этом баре с человеком, которого, возможно, даже не знаю? Мой внутренний голос… мне говорил… Вставай! Уходи отсюда… но ее улыбка останавливала меня. Итак, Сальваторе, неужели ты все еще меня не узнаешь? Неужели я так изменилась? Надеюсь в лучшую сторону.

Разговаривая, она сняла очки… Маркус! — прокричал я, обнимая ее и плача как ребенок. Мои рыдания обратили на себя внимание других клиентов бара, которые обернулись посмотреть на нас. Маркус опять надел очки и, нежно гладя меня, сказал: Успокойся, Сальваторе, успокойся! Я знаю все, через что тебе пришлось пройти, ты хорошо делаешь, изливая душу в слезах… Но на нас все смотрят, пойдем отсюда.

Мы пошли под руку, я и Маркус, не проронив ни слова, мы дошли до его дома. Мое новое имя — Анна. Я хочу быть той, кто я есть: женщиной, не гибридом! Моя настоящая сущность проявилась так неожиданно, что я даже не сразу поняла. Я была охвачена страхом за мое будущее в плане денег, но как только эта проблема разрешилась, то мной сразу овладели мысли, я спрашивала себя, кем же я была на самом деле, чего я ждала от себя и от жизни. Мой психолог твердо заявил: «ты переживаешь глубокий кризис самоопределения. Мы должны хорошо изучить твой случай, прежде чем сделать важный шаг…».

Ну а ты? Давай выкладывай!

Я рассказал ей все, что произошло. Мы проговорили о наших жизненных испытаниях несколько часов. Я чувствовал себя опустошенным. Мы отправились спать очень уставшими, и это был безмятежный, но в тоже время освободительный сон. Утром мы проснулись в объятиях друг друга и, почти что ничего не осознавая, занялись любовью с большой буквы Л.

Пока мы курили, я принялся мучить себя тысячью вопросов: С Маркусом? Почему же именно с ним, может, просто встретились два одиночества, может, это судьба, может…

Но… мне не было страшно… Вот, что самое главное. Маркус прервал мои размышления… как будто бы прочел их: Не думай об этом, это случилось и все! Ты мне всегда нравился, я всегда была влюблена в тебя, но разные обстоятельства не позволили мне признаться тебе во всем. Мауро… Дора… Кто я была такая, чтобы вмешиваться в твою жизнь? Я умоляю тебя только об одном: никогда меня не бойся, не чувствуй себя обязанным… Я уже знаю, что продолжения не будет, но я довольна, потому что я хотела тебя, желала, и если сейчас ты исчезнешь навсегда, я буду жить с уверенностью, что это правильно, и я буду с радостью видеть во сне, как ты уходишь.

Ана (то есть Маркус) ошибалась, говоря: «продолжения не будет»… Я сильно обнял ее, поцеловал, она была моей, только моей… Мы занялись любовью.

Прошли месяцы… Наши отношения укрепились по всем фронтам. Я жил с Анной: утром я шел на работу в офис, а она работала продавщицей в бутике. Я сдал свою квартиру. У Анны были две небольшие квартирки, которые она сдавала студентам. В общем, с деньгами у нас все было в порядке.

Тем временем она все думала о важном шаге… полностью стать женщиной, с телом настоящей женщины. Она посещала курс коллективного анализа: это было обязательным условием, потому что перед хирургическим вмешательством, врачи должны были собрать достаточное количество свидетельств, чтобы предотвратить возможную перемену решения.

Я тоже в качестве друга посетил несколько встреч. В конце собрания Анна спросила меня перед всеми, что я думал о ее выборе и был ли я согласен. Я был в замешательстве: Я люблю тебя… — ответил я. Какое бы решение ты не приняла, я всегда буду рядом… Я хочу только, чтобы ты все обдумала спокойно и свободно. Подумай, никто тебя не торопит…

Это был первый раз, когда Анна спрашивала мое мнение. Между тем я все время поддерживал связь с родителями. Я рассказал им об Анне, и они захотели познакомиться с ней. Я пообещал, что как только это будет возможно, мы приедем в Неаполь.

От этой новости она расплылась в сияющей улыбке. Ей хотелось поехать немедленно: Анна! — сказал я ей… Анна, я не знаю, хватит ли у меня духу признаться моей семье, что ты женщина… да! …но все вместе это непросто… Постарайся понять ситуацию. У моих родителей свое воспитание, менталитет. И их надо уважать…

Она очень обиделась и ушла в спальню. Я сделал кофе, включил телевизор и, закурив сигарету, подумал, что Анна тоже имела право жить нормально в обществе. Нельзя было скрывать ее истинную сущность из-за ханжеской морали. Возможно, проблема была во мне: А хватит ли у тебя сил встретиться лицом к лицу с проблемами, бороться с предрассудками?

Но речь шла о моей семье, с которой мне с такими усилиями удалось восстановить хорошие отношения. Сейчас все было спокойно. Что же делать? Она пришла и села со мной рядом, в пижаме, без макияжа, простая в своей простоте, она была девушкой!

И она вслух сама себе сказала: Анна — девушка! — она посмотрела на меня и обняла меня за плечи. Решение принято: мы уезжаем в Неаполь.

Я позвонил родителям, мы обо всем договорились, мы проведем вместе выходные. Выезжаем в пятницу вечером.

В аэропорту нас ждали все: братья, сестры и, конечно же, родители… Поцелуи, объятия, знакомство. Анна была просканирована, сфотографирована, осмотрена с головы до ног. Потом они проводили нас в гостиницу и днем мы осмотрели достопримечательности города. После обеда мы пошли домой к родителям, и это было решающим испытанием.

Она превосходно справилась. Она каждому сделал небольшой подарочек и все были в восторге от манер и поведения этой маленькой женщины, которая раздавала советы, как одеваться, накладывать макияж, вежливая и обходительная.

Анна нашла общий язык с мамой. Она все расспрашивала ее о разных рецептах и хотела, чтобы она сама объяснила ей, как делать «пастьера», классическое неаполитанское пирожное, а моя мама: Девочка моя, секрет «пастьеры» — в тесте… а потом уже все остальное. Поняла? А еще топленый жир, ну как тебе объяснить… ну, свиной жир!

Все шло как нельзя лучше. Мы вернулись в Милан. Мама позвонила, чтобы узнать, как мы доехали, и, прощаясь, сказала: Поцелуй от меня Анну, она — не женщина… не неаполитанка… (сделав паузу) главное, что она тебя любит.

Жизнь текла спокойно, потом наступил день важного шага.

Анна должна была уехать. Мы пошли по магазинам. Накупили всего, что ей было необходимо в поездку и в больнице. Мы веселились как обычная беззаботная пара влюбленных. Но вдруг ее лицо погрустнело, и она сказала: Сальваторе, я поеду одна… я знаю, что мы решили пережить все это вместе, но я хочу взять всю ответственность только на себя. Будь что будет! Я… — она прервалась, две слезинки скатились по щекам. Сокровище мое, — сказал я ей — никто тебя не заставляет… сначала подумай хорошенько, а потом еще раз. Мы молоды, никто нас не торопит. Жизнь подарила нам время и с этим временем мы вольны делать, что угодно. Не мучай себя, отложи отъезд.

Она ответила отказом. Она хотела поехать. Только два месяца… потом она вернется… другим человеком. Я проводил ее в аэропорт, мы тепло попрощались… И она уехала… Я увижу ее только через шестьдесят долгих дней.

Сейчас я должен был устроить свою повседневною жизнь, мои минуты без нее. Что делать? Может быть путешествие? Может… может быть.

Охваченный меланхоличными воспоминаниями я решил отправиться на улочку, где началась моя история мальчика с панели. Я осознавал всю опасность, но я должен был пройти это испытание, хотя я не понимал, что я хотел этим доказать.

В тот вечер я хорошо подготовился, как я делал прежде, когда еще работал. Я вызвал такси, которое отвезло меня на место, я вышел из машины, и тысячи призраков предстали передо мной, от первого клиента до Доры, Мауро… бесконечная вереница, которая не закончится никогда… никогда…

Такси разворачивалось. Я немедленно остановил водителя.

Весь бледный, в поту, я попросил его отвезти меня домой.

Я открыл дверь. Направился к шкафу и собрал какую-то одежду. Уложил все в большую сумку, отправился на вокзал, посмотрел на расписание поездов… Первый попавшийся поезд. Направление: Сицилия. Билет… и в путь.

Я был без сил и сразу же заснул.

На станции Вилла Сан Джованни, пока поезд переезжал на паром, я проснулся, мне надо было подышать воздухом. Я вышел на большую палубу корабля, прошелся по галерее. Холодный освежающий рассветный воздух обнимал меня в течение всего пути через пролив Мессины, я ни о чем не думал, я был зачарован и ошеломлен.

Как только мы пришвартовались, я занял место в своем вагоне и, пока поезд продолжал свой путь, я все думал… Где мне выйти?

И пока я пребывал в раздумьях… Таормина — произнес голос. Я машинально схватил сумку и вышел из поезда. На выходе их вокзала я оказался немного разочарован: удушающая стена гор, несколько старых пансионов, рекламные плакаты опечалили мой взгляд, но, как бы то ни было, я уже был там.

Такси отвезло меня в Таормину, и по мере того, как мы поднимались, пейзаж радовал мое сердце все больше и больше. Я нашел пансион рядом с Порта Мессина, управляющая подсказала мне пляж… Белые Скалы, зона Спизоне… я с трудом нашел его… километр камней… свободное купание…

Я расстелил подстилку, лег, пока солнце поджаривало мою кожу, за спиной послышались вызывающие голоса: Эй, пуппи… Пуппи. Они раздавались из поезда, который медленно огибал пляж. Как только поезд скрылся, я снова принял позу «солнышкоподжарьменяиподмышкамитоже». Через некоторое время опять те же крики, еще один поезд: Пуппи, яруцци, пуппи…

Рядом я увидел группу парней и девчонок с фирменными кремами, с фирменными полотенцами, в фирменных очках, в фирменных купальниках. С любопытством я спросил: Простите, но чего этим надо, что они кричат?..

Один из компании, может, самый молодой, снял фирменные очки с переделанного носика (может, и он тоже фирменный) и сказал: Красавчик, да ты вокруг себя смотрел? Ты не понял, что ты на гей-пляже? Что говорят? Пуппо значит «гомик» на сицилийском диалекте.

И пока я озирался вокруг, я понимал, что я на самом деле находился среди сотен лесбиянок и геев. Не успел я опомниться, как у моей подстилки оказалась та группка, они засыпали меня вопросами. Мы познакомились, я удовлетворил их любопытство, а потом спросил их имена.

Все уменьшительно-ласкательные, типа: Паппи, Салли, Манди и тд.

Их занятия: стилисты, актеры, фотомодели…

Я был доволен, что познакомился с это компанией. Я провел замечательную неделю: море, дискотеки, рестораны… В общем, мы все время были вместе. Я отделялся от них всего лишь пару раз, когда ходил посмотреть на великолепный греческий театр, дворец Корвайя, городской парк и купить кое-какие сувениры: я купил подарки всем, а для Анны нашел альбом фотографий Барона Вильгельма фон Глодена.

Я веселился все время, мои новые суперфирменные друзья были очень веселые, остроумные, но я должен был возвращаться на Север.

Вечером перед моим отъездом мы устроили праздник, мы обменялись адресами и телефонами. Поцелуи, объятия и громкое… прощай.

На утро я снова встретил их на платформе номер один вокзала Таормины. Громкие и праздничные они прощались со мной: Пока Пуппо! Пока Яруццо! Они кричали мне, а поезд набирал ход, и мои соседи по купе смотрели на меня с ироничными ухмылками.

Я спрятался за газетой, делая вид, что читаю, и после погрузки на паром сел в другой вагон.

После этого небольшого праздничного отступления в Милане я вернулся к обыденной жизни: дом и работа. И одна паническая мысль: Анна. Прошло время (не помню сколько).

Однажды вечером, когда я сидел перед телевизором и смотрел старый фильм, неожиданно я услышал, как открывается дверь… Я прошел по коридору и лицом к лицу столкнулся с Анной. Мы обнялись, потом я помог занести в комнату чемодан, мы нежно посмотрели друг на друга и страстно поцеловались.

Очень осторожно Анна отодвинулась от меня и сказала: Расскажи мне… Что ты делал все это время? Я рассказал ей про Таормину, про работу и в особенности про то, как я был влюблен в нее. Мы еще раз поцеловались, и еще раз Анна высвободилась из моих объятий. Я понял, что еще было не время задавать вопросы. Но я хотел ее. Хотя я чувствовал, что было какое-то препятствие.

Мы решили сходить поужинать. Мы вошли в ресторанчик, мы ели в абсолютной тишине, тишина прервалась одним лишь вопросом: Анна… ты все еще меня любишь?

Она улыбнулась и долго посмотрела на меня. Потом сказала: Ты все, что я когда-либо могла пожелать от жизни, ты моя жизнь. Она встала прямо передом мной: Посмотри на меня, этот человечек принадлежит только тебе. И так будет всегда… Помни обо этом, Сальваторе, даже если ты больше не захочешь быть со мной, я всегда буду только твоей. Пока она стояла, я внимательно рассмотрел ее. Ничего не изменилось. Это была по-прежнему она, моя Анна.

Мы вернулись домой, и она спросила, мог ли я поспать в другой комнате. Я не задал ей никакого вопроса. Я старался быть сдержанным, принимая в расчет операцию. Я подумал, что не могу пока прикасаться к ней. Я подумал о той травме, что ей пришлось пережить… и… в потоке тысяч вопросов я заснул.

Проходили дни, наша жизнь шла своим чередом. Я устроил вечер со старыми знакомыми из Таормины, между бокалом вина и пастой я узнал, что никто из них не был ни актером, ни стилистом, а только продавщицы, бармены и несколько каменщиков, у них я тоже не потребовал никаких объяснений…

Я думал только об Анне, я хотел ее, а она убегала от меня… Время все шло. Я пошел к Винченцо-Бесстыднице, у нее был опыт. Она приняла меня с необычайным радушием.

Мы вспомнили прошлое, а потом я объяснил ей свою проблему. Бесстыдница была в недоумении и, потирая руки, она заговорила: Я не понимаю… по правде говоря, я не могу понять… Если он сделал операцию… она сделала операцию, то время выздоровления уже давно прошло, она должна была бы быть готовой к сексу с тобой… Ты говоришь, что она тебя любит… я не понимаю… может быть, она не приняла ампутацию… Возможно она глубоко травмирована этим… но почему она не поговорит об этом с тобой? Я совершенно не понимаю!

Бесстыдница посоветовала мне поговорить с Анной и прояснить все, потому что я был в праве узнать, что происходит.

Я вернулся домой, готовый, наконец, выяснить все раз и навсегда. Она сидела на диване, одетая в джинсы и толстовку, ненакрашенная… прекрасная в своей простоте. Сальваторе, ты помнишь ресторан, в котором мы познакомились? Я заказала там столик на двоих. Поторопись! Но прошу тебя, не задавай никаких вопросов. Я объясню тебе все в ресторане.

Пока мы добирались до места, я ощущал странный страх, закрадывавшийся в меня: Что такого Анна хотела бы мне сказать? Она хочет меня бросить?

Нет! Я хотел отогнать от себя подальше эту ужасную мысль. Но чем больше я пытался гнать ее, тем сильнее она терзала меня, мучение, гонение… Что мне делать без нее?

И я продолжал истязать себя: Если она бросит меня, то я покончу с собой. Чтобы такое придумать, чтобы вновь покорить ее? А если в ее жизни появился кто-то другой?

Я убью их… а потом от горя умру сам.

В ресторане мы практически ничего не съели, потом Анна сказала: То, что я должна тебе сказать, я скажу там, где мы познакомились, на кухне, ты помнишь? Я дала на чай повару… Пойдем, Сальваторе, нас пропустят без проблем.

Мы пришли на кухню, и за большим стальным холодильником Анна призналась: Посмотри на меня, Сальваторе, я — Анна… но я все еще Маркус, с которым ты познакомился столько времени назад… Я не сделала операцию… у меня не хватало духу сказать тебе об этом… прости меня…

Анна продолжала говорить… Я не слышал ее. Все мое лицо было мокрым от слез… Я был счастлив…

Я не думал об операции или о причине, подтолкнувшей ее оставить эту идею…

Горькая любовь, сладкие воспоминания

В один прекрасный день в старом небольшом пансионе я и Анна, мы сидим на краю бассейна. Я смотрю на отражение ее лица в хлорном зеркале воды. Она растянулась на лежаке, пляжное платье скрывает ее старые ноги. Огромная соломенная шляпа бросает тень на ее морщинистое, но все еще красивое лицо.

Сколько лет! Мы все еще вместе, мы все еще любим друг друга…

Я — бодрый старичок. Она, несмотря на свой возраст, не кажется старой, она все еще очень приятная женщина… Я даже иногда ревную…

Она никогда не говорила мне о причине отказа от операции. А я никогда не настаивал. Я был и до сих пор остаюсь очень счастливым человеком: она со мной, она никогда меня не оставляла.

У Анны рак простаты. Излечимая патология, но она с этим недугом чувствует себя преданной собственной женской сущностью и все говорит: У нас женщин нет этой железы. А значит, я и не больна? Значит, врачи дали маху… Что ты думаешь об этом, любовь моя?

Я нежно смотрю на нее и повторяю: Анна, жизнь моя, не переживай. Мы сделаем другие исследования, мы все хорошо проверим.

Главное — быть вместе.

Я СМОТРЮ НА ЛУНУ.

…И Я ПОНИМАЮ, ЧТО ЛУНА СУЩЕСТВУЕТ!..