Запасная столица

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ В САМАРЕ

Остановимся.

Дом № 126 по улице Молодогвардейской. Посольство Болгарии.

Здесь в критические дни осени 1941 года, когда решалась судьба Москвы, обсуждались ошеломляющие и ныне события. О них рассказывает, со слов маршала Москаленко, Д. Волкогонов в книге «Триумф и трагедия»:

«…При разборе дела Л. Берии в 1953 году он показал, что в 1941 году Сталин, Берия и Молотов обсуждали вопрос о капитуляции. Они договорились между собой отдать немцам Прибалтику, Молдавию и часть других республик. Пытались связаться с Гитлером через болгарского посла. Посол заявил, что «никогда Гитлер не победит русских, пусть Сталин об этом не беспокоится». Сталин в беседе с послом молчал. Говорил Молотов, назвав предложение «возможным вторым Брестским договором». Посол отказался быть посредником в этом сомнительном деле, сказав, что, «если вы отступите хоть до Урала, то все равно победите». После войны болгарский посол Стаменов подтвердил все это».

Другой автор, Б. Соколов в книге «Цена победы. Великая Отечественная: неизвестное об известном» указывает, что об этом же факте намерений Сталина есть устные свидетельства и маршала Г. Жукова.

Дом № 80 по улице Чапаевской. Посольство Японии.

В конце 1941 года в Самаре посол И. Татекава обратился к зам. наркома иностранных дел А. Вышинскому с просьбой о продлении советско-японской конвенции на 1942 год, предоставлявшей Японии возможность рыболовства в русских водах Дальнего Востока. Тогда это было очень выгодно Японии. Мирясь с собственными издержками, Вышинский подписал конвенцию как некоторый залог добрососедских отношений со страной, правительство которой в 1941 году еще вынашивало агрессивные планы против СССР, пристально следя за развитием военных событий на фронтах России.

Может быть, и это, немногое, сыграло тогда определенную роль в умиротворении грозного по тем временам соседа.

Предвидя неизбежность войны, Сталин использовал и малейшую возможность улучшения дипломатических связей с Японией. Интересное подтверждающее свидетельство оставил истории бывший посол Германии в СССР Шуленбург. В конце марта 1941 года министр иностранных дел Японии по пути из Берлина в Токио остановился в Москве. И был принят самим Сталиным.

«…Я лично не был приглашен на большой банкет в Кремле, – вспоминает Шуленбург, – но я присутствовал на проводах Мацуоки на вокзале. Я увидел невероятное. Сталин своей собственной персоной провожал гостя к поезду».

Подтверждение этому неординарному событию приводит Молотов в беседе с писателем Ф. Чуевым 29 апреля 1982 года:

«Сталин был крупный тактик. Гитлер ведь подписал с нами договор 1939 года о ненападении без согласования с Японией… Япония после этого сильно обиделась на Германию, и из их союза ничего толком не вышло. Большое значение имели переговоры с японским министром иностранных дел Мацуокой. В завершение его визита Сталин сделал жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никого не встречал и не провожал. Японцы да и немцы были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать…»

На родине министра сказали бы: «Его превосходительство «потерял свое лицо». В Москве проще: «Японец-то в стельку напился».

С изрядной долей сомнения следует, очевидно, отнестись к последней фразе Молотова. Если бы так просто все совершалось в международных отношениях! Впрочем, кто знает, – какую-то роль, положительную, столь торжественные проводы, хлебосольные по славянскому обычаю, и сыграли. Русская водка в обильном застолье, она, матушка, всемогущественна, средство, веками проверенное. Значит, действительно, понравились Мацуоке проводы, если, по словам Молотова, он с японцем даже попробовал на два голоса спеть «Шумел камыш, деревья гнулись».

Рассказ Молотова и его слова: «Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть не внесли его в вагон» нашли свое подтверждение в книге М. Иванова «Япония в годы войны». Автор собственными глазами видел цветную фотографию на обложке журнала «Асахи гурафу», причем фотограф сумел схватить совершенно неожиданный кадр: будто Сталин держит Мацуоку в объятиях.

В архиве Министерства иностранных дел России читал я документ, вроде бы и не относящийся к разряду дипломатических. Явствует из него: по приезде в Самару японский посол, старик генерал И. Татекава немилосердно мерз в своем особняке и даже ночевал в кухне у теплой плиты.

О чем и рассказал в беседе с Вышинским, посетовав на самарские, по суровой зиме, неудобства. Посочувствовал бы зам. наркома, да и весь разговор. До того ли ему? Нет, распорядился сыскать для посольства нового истопника, старательного. А тот, вскоре выяснилось, вовсе пьянчужкой бросовым оказался. Генерал Татекава при следующей встрече сказал, правда, в шутливой форме: «Я впервые увидел такого плохого русского». И опять пришлось Вышинскому вмешаться ради добрых отношений с послом и, стало быть, с самой Японией. В 1941 году это стоило очень многого.

На границе Дальнего Востока была сосредоточена миллионная Квантунская армия.

Сегодня история располагает фактами, весьма убедительно характеризующими огненно опасное состояние дел на Дальнем Востоке России. Еще 1 июля 1941 года министр иностранных дел Германии Риббентроп телеграммой в Токио требовал от Японии-союзницы по тройственному пакту, – немедленного открытия военных действий против СССР. К этой дате, оказывается, план нападения Японии на Дальнем Востоке под шифром «Кантокуэн» (особые маневры Квантунской армии) уже был разработан, и даже при активном участии германского генерального штаба.

Телеграмма Риббентропа обсуждалась на совещании под председательством императора Хирохито уже на следующий день, 2 июля. Здесь было принято решение о нападении на СССР, но… с восточной мудростью, только после того, как Германия добьется реальных успехов на фронтах и тем самым вынудит русских снять войска с Дальнего Востока. О воинственных намерениях японской военщины 1941 года свидетельствует, совершенно не стесняясь, газета «Ниппон». 9 июля 1941 года она опубликовала план возможной со дня на день войны: «Передовая линия японской обороны должна проходить на севере от Карского моря по Уральскому хребту к Каспийскому морю, далее к Кавказскому и Курдистанскому хребтам, Персидскому заливу, доходя через Саудовскую Аравию до Адена на юге».

Разумеется, столь откровенные и ненасытные притязания стали скоро известны Правительству СССР. В такой обстановке зам. наркома иностранных дел Вышинскому ничего не оставалось делать, как подписать в Самаре выгодную для Японии конвенцию о рыболовстве. Может быть, хоть чем-то смягчить положение. Тут и на большее согласишься. Впору хоть самому идти в истопники к послу Татекаве.

Уже после войны из трофейных материалов стало известно и другое: генеральный штаб Японии, тщательно разработавший план военной операции против России «Кантокуэн», даже и дату завершения операции определил – 5 октября 1941 года. Не позднее: генералитет еще очень хорошо, по 20-м годам, помнил, что означает сибирская зима. Заставляло торопиться и другое обстоятельство: в руководящих кругах Японии появилось что-то вроде теории: с учетом успешного наступления Германии против Красной Армии дождаться, «когда Россия, как спелая хурма, сама упадет в руки». Однако высказывались и опасения: «Не опоздать бы к последнему автобусу».

Характерно, что воинственный пыл министров несколько остужал генеральный штаб. После событий на Хасане и Халхин-Голе он трезво оценивал силы и возможности Красной Армии. На основании разведывательных данных, собранных и проанализированных 5-м отделом генштаба, осенью 41-го года в военное министерство был представлен аргументированный доклад «Оценка нынешней обстановки в Советском Союзе». Главный вывод документа состоял в следующем: «Даже если Красная Армия в этом году оставит Москву, она не капитулирует. Намерение Германии быстро завершить решающие сражения не осуществится…»

Поспевшая хурма сама собой в руки не упала. Последний автобус ушел пустым. Определенную лепту в трезвые оценки генерального штаба внесло, оказывается, и посольство Японии в Самаре, занимаясь, кроме дипломатической обычной деятельности, еще и разведывательной работой. В конкретном выражении выяснилось это уже после войны, в мае 1945 года, когда в Берлине был задержан сотрудник японского посольства Нахара. При нем оказались документы, содержащие шпионские сведения о состоянии военной промышленности СССР, о боеспособности и дислокации воинских соединений Красной Армии. Нахара сообщил, что разведывательные сведения в 1941-45 годах поступали от посла Японии в СССР генерала Татекавы. Причем, оказалось, не только в японский генеральный штаб, но и в германский вермахт.

Замерзая в своем самарском особняке, Татекава-сан, некоторым образом, согревал старчески медлительную кровь детективными разработками в шпионских поисках.

Япония отказалась от широкого плана «Контакуэн». Однако ее военно-морские силы, по-азиатски коварно, занялись морским разбоем на Дальнем Востоке. Подводные лодки выходили в районы плавания советских транспортных судов, перевозящих из США грузы по ленд-лизу. За годы войны субмаринами японцев были задержаны для досмотра 178 судов СССР и даже потоплено – 18.

А министр иностранных дел Мацуока-сан, отплатил ли он добром широкое гостеприимство Москвы? Из послевоенных трофейных документов стало известно: в июне 41-го в генеральном штабе японской армии состоялось совещание, где обсуждалась политика Японии относительно СССР.

И здесь Мацуока убеждал императора Хирохито в необходимости, после начала германской агрессии, «денонсировать пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941 года и оккупировать Сибирь вплоть до Иркутска». 22 июня 41-го Мацуока обратился к императору с предложением немедленно напасть на СССР. Имея в виду захватнические интересы Японии и на севере, и на юге, министр рекомендовал нерешительному императору: «Нужно начать с Севера, а потом пойти на Юг. Не войдя в пещеру тигра, не вытащишь тигренка».

Дом № 130 по улице Степана Разина. Посольство Ирана.

Взаимоотношения России и Персии-Ирана всегда складывались сложно. Вспомним хотя бы трагическую гибель в Тегеране в 1829 году А. С. Грибоедова. Перед началом Великой Отечественной войны и уже во время ее вопрос о южном соседе приобрел значение стратегического масштаба. Собственно, в Иране тоже шла война. Бескровная пока, между Германией, более чем заинтересованной в возможном союзнике-агрессоре с юга, и СССР, пытавшимся дипломатическими средствами нейтрализовать активность германского фашизма на южных границах. Достаточно будет упомянуть, что к 1941 году германская агентура занимала руководящие посты и должности в половине иранских учреждений. Немецкие разведчики обосновались на военных предприятиях. Готовя диверсии против СССР, в приграничных районах создавались тайные склады с взрывчаткой и боеприпасами. Советское правительство в переговорах с иранским по дипломатическим каналам добилось того, что германская агентура в Иране была нейтрализована. А в сентябре 1941 года по договоренности в Иран вошли войска: с севера – части Красной Армии, с юга – войска Великобритании. Это позволило осуществлять через территорию южного соседа поставки военных материалов и оружия Красной Армии союзниками. В январе 1942 года уже окрепшие отношения были закреплены договором о сотрудничестве между Ираном, СССР и Великобританией.

В Самаре решался вопрос и шла подготовка к проведению конференции глав трех держав – Сталина, Черчилля и Рузвельта, какая состоялась в декабре 1943 года и приобрела значение исторической Тегеранской.

Дом № 165 по улице Чапаевской. Посольство Польши.

Осенью 1941 года в Самару прибыли Председатель Совета Министров Польши, Главнокомандующий вооруженными силами генерал Сикорский, командующий польской армией на территории СССР генерал Андерс и начальник штаба генерал Климецкий. О том, какое значение придавалось вопросу формирования польских войск и участию их в войне, говорит тот факт, что генерала Сикорского принял в Самаре 1 декабря 1941 года М. И. Калинин и 3 декабря сам Сталин. В Москве была подписана Декларация правительств СССР и Польши о дружбе и взаимопомощи.

«…Польская армия, – было зафиксировано в ней, – будет вести войну против немецких разбойников рука об руку с советскими войсками…»

7 декабря 1941 года в Самаре, в посольстве состоялся прием, после которого генерал Сикорский в сопровождении Вышинского выехал в г. Бузулук, Тоцкое и Татищево инспектировать формировавшиеся там польские части.

В Бузулуке генерал Андерс сказал перед офицерами достойные союзника слова: «Для меня лично было бы счастьем получить первый оперативный приказ советского командования о выступлении на фронт».

К февралю 1942 года, с материальной помощью советского правительства в 300 миллионов рублей, польская армия сформировалась в составе 6 дивизий – 73 тысяч солдат и офицеров. Генералу Андерсу был сделан личный подарок – легковой автомобиль «ЗИС».

Генерал Андерс не был искренен на торжественном приеме в Бузулуке, лукавил. О «счастье получить приказ советского командования» он говорил только в присутствии Вышинского. В октябре 41-го, накануне отъезда посольства из Москвы в Самару, посланник Кот информировал генерала Сикорского в Лондоне: «Сегодня у меня был Андерс, который, прощаясь со мною, заявил, что, по его мнению, Москва, совершенно очевидно, падет в самом ближайшем будущем. Так как здешние органы власти будут нуждаться во все большей помощи, то американцы могли бы многое выторговать, но для этого они должны уметь диктовать условия…»

Посланник Кот полностью разделял взгляды генерала Андерса.

Андерс был известен как противник Советов, особенно после раздела в 1939 году, по нынешней терминологии, Польши между Германией и СССР. В более узком кругу при посещении Бузулука генерал Андерс высказывался как нельзя более откровенно: «Я очень рад этому выбору, так как предназначенная нам территория достаточно удалена от фронта и военные действия не будут нам метать в период обучения. А когда Красная Армия развалится под ударами немцев, что произойдет не далее, как через несколько месяцев, мы сможем пробиться вдоль Каспийского моря в Иран. Являясь тогда единственной вооруженной силой на этой территории, мы сможем делать все, что хотим».

В библиотеке иностранной литературы в Москве я отыскал интереснейшую книгу, мало кому известную. Автор ее ротмистр Войска Польского Ежи Климковский в течение ряда лет являлся адъютантом генерала Андерса.

Свою книгу он так и назвал: «Я был адъютантом генерала Андерса». Судя по стилю, ротмистр Климковский был человеком объективным. Это важно отметить потому, что в его книге мы находим важные подробности, характеризующие очень трудный процесс формирования польских воинских частей в СССР. Генералы Сикорский и Андерс уже на приеме у Сталина в декабре 1941 года выражали настойчивые желания согласиться с их планом: вооружить польские части в СССР и разрешить им передислоцироваться в Иран. Сталин был очень недоволен таким оборотом переговоров.

«Я человек достаточно опытный и старый, – заявил он полякам. – Я знаю, что если вы уйдете в Иран, то тогда уже не вернетесь».

В конце концов Сикорский и Андерс просто-напросто выломали из Сталина согласие. Отягощенный куда более трудными заботами, Верховный главнокомандующий, по свидетельству Е. Климковского, сказал, что «если поляки не хотят сражаться, пусть уходят».

Тем временем формирование польских частей уже шло полным ходом. Еще со времен царизма в России проживало много поляков. Посольство разослало во все концы страны своих уполномоченных. Им предписывалось направить людей, годных к военной службе, в Самару. По свидетельству Е. Климковского эта сложная операция была организована посольством и военной миссией из рук вон плохо. Его слова подтверждает и посланник Кот. В телеграмме от 20 октября 1941 года он пишет генералу Сикорскому в Лондон: «…В дороге (имеется в виду дорога из Москвы в Самару) я видел толпы наших бедных людей, больных и голодных, направляемых без плана…»

В ноябре 41-го года Андерс, без согласования с командованием Красной Армии, направил прибывшие в Самару и Бузулук 2000 поляков к берегам Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, в районы, совершенно непригодные для обитания.

Многие из них скоро погибли от тифа, малярии и других болезней.

Некоторые характерные детали приводит Е. Климковский из поездки Сикорского и Андерса в Бузулук, Тоцкое и Татищево. Вместо серьезного инспектирования боеспособности частей – сплошные парады с последующими обедами в присутствии приглашенных гостей: русских, англичан, американцев, чехов. Оркестровые туши, гимн после каждого тоста, причем столь слащаво националистического, что однажды генералу Сикорскому стало невмоготу от шляхетского куражу и празднословия и он в раздраженном состоянии покинул гостей и обед.

Сплошное пиршество. Будто и войны нет, и родина, Польша, не в страдании.

2-е Главное Управление госбезопасности в Самаре не оставляло без своего внимания политические взгляды военнослужащих польской армии, их настроения. По агентурным сведениям, явный антисоветизм генерала Андерса, его желание уйти от борьбы с фашизмом на русско-германском фронте сочувственно разделяли и многие офицеры меньшего ранга. Разумеется, обо всем этом информировалось командование Красной Армии. Наконец советское Правительство пришло к единственно верному, очевидно, решению и ускорило эвакуацию польских частей из СССР в Иран.

Выезд воинских формирований проводился через Красноводск на Каспийском море в порт Пехлеви. К 1 сентября 1942 года из СССР в Иран выехало около 70 тысяч польских солдат и офицеров.

Позднее, уже в 1943 году, по инициативе и усилиями истинных патриотов Польши в СССР были сформированы 1-я и 2-я армии Войска Польского. Ими командовали генералы С. Поплавский и К. Сверчевский. Активное участие этих воинских соединений в боевых действиях второй половины Великой Отечественной войны, и особенно в освобождении Польши, явилось заметным вкладом в победу над Германией.

Агентурно-оперативными мероприятиями 2-го Управления госбезопасности в Самаре было установлено: оказывается, польское посольство, наряду с дипломатическим представительством, усердно занималось и антисоветской разведывательной работой. Военный атташе генерал Воликовский собирал сведения военного характера. В конце концов он настолько скомпрометировал себя недозволенным, что посол Кот (он был повышен в ранге) вынужден был обратиться к Сикорскому в Лондон с просьбой заменить атташе другим. Что и было сделано. Как шпион разоблачен и ротмистр Пшездецкий. Один из сотрудников посольства, изрядно выпив в ресторане «Гранд Отеля», забыл опрометчиво свой портфель. При осмотре его чекистами в нем оказались всего-навсего инструкции посольства и, в частности, советника Табачинского по разведывательной работе, а также донесения о состоянии в СССР железных дорог, транспорта, о настроениях населения. Разразился скандал.

Советское правительство объявило посла Кота персоной нон грата, и он был вынужден оставить пределы России.

Дом № 11З по улице Фрунзе. Посольство Чехословакии.

Здесь решался вопрос об организации на территории СССР воинского формирования чехословацкой армии. В октябре 1941 года правительство Чехословакии, находящееся постоянным пребыванием в Лондоне, обратилось к советскому правительству с просьбой о помощи в формировании воинских частей на территории СССР. Сперва этот вопрос подымался в Великобритании, но англичане, по каким-то своим соображениям, отказали в вооружении.

Наше правительство пошло навстречу просьбе. 22 января 1942 года Вышинский в Самаре подписал Соглашение о беспроцентном займе в 5 миллионов рублей, необходимых для формирования бригады.

В России со времени 1-й мировой войны проживали тысячи чехов и словаков. Посланник Зд. Фирлингер, руководитель военной миссии полковник Пика и назначенный командовать еще не существующим первым батальоном подполковник Л. Свобода стали собирать живущих в России соотечественников в г. Бузулуке Оренбургской области, где советским командованием было определено место дислокации батальона.

Л. Свобода в книге «От Бузулука до Праги» вспоминает, что Новый, 42-й, год он встречал в Бузулуке всего с тринадцатью первыми военнослужащими-соратниками.

Формирование, а потом и боевая учеба начались с помощью командиров Красной Армии. Уже 28 августа 1942 года в письме на имя Верховного главнокомандующего Сталина Л. Свобода писал:

«…Батальон закончил в основном свое обучение в тылу и ждет получения необходимого вооружения и приказа об отправке на фронт… Я надеюсь, твердо убежден, что Вы не откажете в искренней просьбе всех наших бойцов и командиров».

А в телеграмме от 22 ноября 1942 года уже полковник Л. Свобода информировал Сталина:

«Имею честь доложить, что 1-й батальон чехословацкой воинской части в СССР 9 декабря 1942 года в 24.00 будет готов к выходу на фронт. Прошу назначить дату выезда батальона из Бузулука 10 декабря 1942 года на один из участков советско-германского фронта согласно Вашим указаниям.»

Славный боевой путь начался.

7 ноября 1943 года теперь уже 1-я отдельная чехословацкая бригада за успешные боевые действия была награждена орденом Суворова II степени.

Мне довольно часто случается бывать в г. Бузулуке. Там и до сих пор сохранилась добрая память о чехах и словаках.

Дом № 106 по улице Степана Разина и дом № 62 по улице Некрасовской. Посольства Великобритании и Соединенных Штатов Америки.

Отступив от принятого порядка изложения, я намеренно объединил эти два посольства в один раздел. Их деятельность в годы Великой Отечественной войны во многом и главном идентична. Великобритания и США вместе с Советским Союзом входили в антигитлеровскую коалицию как союзники.

В коротком очерке просто немыслимо дать полную картину и особенности внешнеполитической деятельности этих стран. Да, как представляется, и нет нужды повторяться, потому что о взаимоотношениях Великобритании, СССР и США в годы второй мировой войны написаны десятки, если не сотни, исследований со стенографическими отчетами о встречах на высшем уровне, с комментариями, датами и географическими координатами. Достаточно будет сейчас упомянуть, как подробнейший документ, опубликованную переписку между Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем. В ней интересующийся читатель найдет все необходимое для анализа и оценок дипломатической деятельности союзников тех лет.

Здесь мы остановимся только на некоторых фактах, за давностью лет призабытых. Многие из них относятся к деятельности посольств Великобритании и США в Самаре.

С первого же дня Великой Отечественной войны, когда посольства Великобритании и США еще не помышляли о переезде из Москвы в Самару, отмечается бурное оживление дипломатической работы.

Уже 22 июня Черчилль выступил по радио с обещанием всему миру о всесторонней помощи СССР в начавшейся войне против Германии. Однако, как бы заранее суля трудности в намечаемом антигитлеровском союзе, он не удержался от эмоций:

«За последние двадцать пять лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни единого слова, которое я сказал о нем».

24 июня с осуждением агрессии и обещанием помощи СССР выступил Рузвельт.

Уже 12 июля 1941 года было подписано Соглашение между Великобританией и СССР «О совместных действиях в войне против Германии».

Страница летописи военного сотрудничества Великобритании и СССР открылась в конце июля 41-го, когда в порт Архангельск, в сопровождении эскадренного миноносца «Сокрушительный» прибыл английский минный заградитель «Адвенчур» с грузом глубинных бомб и магнитных мин.

18 июля 1941 года Сталиным впервые был поставлен вопрос перед Черчиллем о необходимости открытия второго фронта, на западе.

В ответ – ничего конкретного.

3 сентября 41-го Сталиным снова поднят вопрос о втором фронте и о военной помощи сражающейся в одиночестве Красной Армии.

Переговоры о военных поставках проходят мучительно трудно. Великобритания и США пытались прогнозировать развитие и ход войны в России: как долго выдержит СССР мощный удар вермахта? Стоит ли помогать ему, если он обречен на поражение в ближайшем времени? Только 28 июля британский объединенный разведывательный комитет, работавший, очевидно, по заданию правительства, сделал вывод: в ближайшем будущем полного краха СССР ожидать нельзя. В США определенные круги ожесточенное сопротивление Красной Армии рассматривали как очередное «русское чудо».

Американские газеты 41-го года писали: «Русские удивили мир. СССР выстоит, может продержаться и до лета 1942 года».

Ждали. Присматривались.

В сентябре-октябре 1941 года вооружение со стороны союзников начинает поступать в СССР, но в количестве явно недостаточном. С 1 октября 41-го по июнь 42-го года, в труднейшие дни войны, было поставлено союзниками всего 267 бомбардировщиков, 278 истребителей, 363 средних и 420 легких танков, 16500 автомобилей. Это составляло меньшую половину запланированного на совещании в Москве. С 1 октября 41-го по 30 июня 42-го года план поставок вооружения из США в СССР был выполнен: по самолетам на 30%, танкам – 35 и грузовикам – 20%. Качество поставляемой техники оказалось не соответствующим военной необходимости. Наши летчики жаловались на слабое вооружение боевых самолетов и серьезные конструктивные недостатки. Так, вначале американцы поставляли самолеты, резиновые детали которых – покрышки колес, шланги и т. п. – не выдерживали даже и слабых русских морозов. Дело кончилось тем, что наркомат внешней торговли СССР направил американским самолетостроителям рецептуру морозостойкой резины. На истребителе «Кобра» при исполнении фигур высшего пилотажа корпус самолета возле хвостового оперения деформировался, что создавало аварийную ситуацию. Замечания советских специалистов фирма «Белл», поставлявшая истребители, признать состоятельными отказалась. Посланный в командировку летчик-испытатель А. Кочетков в демонстрационном полете доказал и наличие дефекта, и его опасность. Самому ему даже пришлось прыгать с парашютом из потерявшего управление самолета.

В ноябре 41-го Сталин упрекнул Черчилля:

«…Нельзя, однако, не сказать, хотя это и мелочи, что танки, артиллерия и авиация приходит в плохой упаковке, отдельные части артиллерии приходят в разных кораблях, а самолеты настолько плохо упакованы, что мы получаем их в разбитом виде».

Более серьезный упрек Сталин был вынужден сделать Рузвельту. В своем послании, касаясь качества американской техники, он писал:«…следует иметь в виду, что самолеты «Китигаук» не выдерживают борьбы с нынешними немецкими истребителями».

О состоянии броневой техники, поступающей в качестве помощи от союзников воюющей Красной Армии, оставил впечатления Н. Колосов в журнале «Коммунист вооруженных сил». В 1942 году, будучи полковым комиссаром, он был включен в группу военных специалистов по приемке танков. Английские бронемашины поступали через Мурманск, американские – через Иран. В долгом пути Атлантикой танки «Матильда», «Шерман» и «Валлентайн», находясь, по явному нерадению отправителей, в корабельных трюмах с неоткачанной морской водой, оказывались негодными для немедленного направления их во фронтовые части. Морская соль своими агрессивными отложениями выводила из строя топливную и электрическую системы машин. Сгрузив с кораблей, танки сразу же отправляли на горьковский автозавод для ремонта. Совершенно непригодными машины показали себя и на грязных дорогах. Оборудованные гладкими траками гусениц, они на ходу сползали в кюветы. Русские умельцы нашли средство: стали наваривать на траки шипы. Но и после реконструкции командиры танковых частей принимали в боевые порядки заграничные танки только под давлением начальства, считая, что воевать на них – хуже наказания и не придумать.

Сталин писал Рузвельту:

«Считаю долгом предупредить, что, как утверждают наши специалисты на фронте, американские танки очень легко горят от патронов противотанковых ружей, попадающих сзади или сбоку…»

В феврале 1943 года, после неоднократных и серьезных претензий с нашей стороны, поставка средних и легких танков из США была полностью прекращена.

Но в общем плане всей войны помощь союзников была существенной. Против прежнего опубликованного, сегодня мы располагаем не заниженными по чьим-то соображениям цифрами, отражающими военные поставки.

Первый морской конвой PQ-1 в составе 6 английских и 1 советского транспортов благополучно прибыл в Архангельск 31 августа 1941 года.

Плавание северными районами Атлантики и в мирное-то время таит в себе постоянное напряжение и нередко даже опасности. Вспомним хотя бы гибель «Титаника».

В годы войны к стихийным сложностям – близость арктических льдов, глухие туманы, знаменитые атлантические штормы – прибавилась угроза встречи на долгом пути в 2000 миль, в условиях полярного дня, с германскими охотниками за морскими караванами. Немецкая разведка не задержалась установить маршруты конвоев с оружием для России. Американские и английские суда в исландском порту Рейкьявик группируются в караваны, не менее 20 единиц, и под охраной военных кораблей выходят в открытое море курсом на Россию. Для постоянного дежурства в северной Атлантике был отправлен германский линкор «Тирпиц». Кроме него, в поисках караванов с целью их уничтожения, были задействованы линкоры «Адмирал Шеер», «Лютцов», крейсеры «Принц Евгений», «Кельн», «Нюрнберг». Стаи подводных лодок скрытно караулили тихоходные транспорты союзников. К 1943 году 210 немецких бомбардировщиков и истребителей стали базироваться на аэродромах северной Норвегии, совсем близко от маршрутов, и в любую минуту самолеты готовы были подняться в воздух. Помощь союзников обходилась дорого. Сейчас хорошо и в подробностях известна, особенно по роману В. Пикуля, трагедия конвоя PQ-17, оставленного, преступно, в открытом море военными кораблями охранения. Не менее тяжкая участь постигла и конвой PQ-18. Из 39 кораблей каравана в Мурманск дошли только 27. Потери конвоев, как видим, были более чем значительны. Только на Севере, в 41-42 годах, немцы потопили 64 транспорта.

На Юге, при поставках вооружения через Ирак и Иран, в годы войны погибло 36 американских и советских судов. После трагедии караванов PQ-17 и PQ-18 премьер-министр. и главнокомандующий вооруженными силами Великобритании У. Черчилль запретил использование Северного морского пути в полярный день, длящийся целых полгода. Во избежание новых потерь. Но полярную ночь не было времени ждать. Союзники избрали более безопасный путь для транспортировки военных поставок -через порты Ирака и Ирана в Персидском заливе.

Через территории этих стран, со сборкой после морского пути на одном из иранских аэродромов с участием советских специалистов, доставлялись в Россию английские истребители «Харрикейн», «Спитфайр», а также бомбардировщики «Москито» и другие. Этим же путем, своим ходом на Кавказ, поступали из США истребители «Китигаук», «Томогаук», «Эркобра», «Тандерболт», бомбардировщики «Бостон», транспортные самолеты «Дуглас» и летающие лодки «Каталина». Тысячи грузовиков, так необходимых фронту, преодолевая более чем тысячекилометровый путь в сложнейших горных условиях, в жаре и пыли пустыни, шли колоннами к советской границе.

По ленд-лизу стали поступать в российский флот и морские корабли: военные фрегаты, тральщики, противолодочные и спасательные катера. Транспортные сухогрузы типа «Либерти» в 10000 тонн водоизмещением, танкеры типа «Виктория» и ледоколы. Они послужили Отечеству в годы войны и после достойно. Это я могу засвидетельствовать лично. В молодости, став моряком, ходил я в Черном море на бывшем американском пароходе, названном нами «Ижора», и в Тихом океане – на «Риге». Плавал я сперва кочегаром, потом четвертым и третьим механиком. Славные «коробки», как говорят моряки и до сих пор, простые в устройстве и управлении, оборудованные, заботливо, до мелочей, всем необходимым в открытом море оборудованием. Начиная от сальниковой набивки к насосам и до неприкосновенного запаса в спасательных шлюпках.

Да и заморской тушенки россиянами было съедено изрядно. По голодному времени войны – весьма вкусной и питательной. Однако, помнится, американцы, в качестве продовольствия, присылали нам и муку из рыбьих костей, какая шла у них за океаном не более чем в удобрения.

Но сейчас будем это считать просто ошибкой поставщиков. Мука тоже была, условно, конечно, вкусной в военном бесхлебье. Отведал я ее в Самаре, и даже с удовольствием.

И на том – спасибо!

Поставки военной техники и снаряжения Великобританией и США Советскому Союзу, как выясняется сегодня, не были односторонними. За годы войны СССР, в свою очередь, встречно, доставил в США 30000 тонн хромовой руды, 32000 тонн марганцевой руды, платину, пушнину и другие материалы.

Вот как, цинично, оценил эту сторону взаимоотношений между странами-союзницами бывший министр США Дж. Джонс:

«Поставками из СССР мы не только возвращали свои деньга, но и извлекали прибыль, это было далеко не частым случаем в торговых делах…»

Еще более откровенно высказался но этому же поводу американский историк Дж. Херринг в своей книге «Помощь России»:

«Ленд-лиз не был самым бескорыстным актом в истории человечества… Это был акт расчетливого эгоизма, и американцы ясно представляли выгоды, которые они смогут из него извлечь».

Российская кровь на неоглядных полях сражений и – «расчетливый эгоизм». Есть ли пример большего кощунства!

Насколько сложно было строить союзнические отношения Рузвельту, а значит и нам тоже, особенно Рузвельту, более благожелательно настроенному к Советскому Союзу, нежели Черчилль, свидетельствуют факты. В интересной книге В. Исраэляна «Дипломатическая история Великой Отечественной войны» приводятся весьма характерные по тому времени высказывания высокопоставленных американских чиновников. Так, в конце кровопролитного лета 1941 года, когда в правительстве обсуждался вопрос о реальной военной помощи России, министр внутренних дел США Г. Айкес отметил:

«По-видимому, мы стремимся к тому, чтобы русские передавали нам свое золото в уплату за поставки, пока их золотой запас не будет исчерпан. Тогда мы и примем закон о ленд-лизе».

Военный министр США Стимсон в меморандуме от 23 июня 1941 года рекомендовал президенту Рузвельту в политике с русскими исходить из следующих соображений:

«1) Действия Германии против СССР представляются как ниспосланные Богом.

2) Для нанесения поражения Советскому Союзу немцы будут основательно заняты минимум один и, может быть, максимум три месяца…»

Военно-морской министр США Нокс:

«Наилучшее мнение, которое я могу выразить: Гитлеру потребуется так или иначе от шести недель до двух месяцев для того, чтобы покончить с Россией.»

А сенатор Трумен, в недалеком будущем президент США, в интервью по поводу выступления Рузвельта 24 июня 1941 года высказался как нельзя более недружественно:

«Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии. И, таким образом, пусть они убивают как можно больше.»

Подобным же образом выразился и английский министр Д. Мур-Брабазон.

Каково же было нам, с началом войны, в Москве, а затем и в Самаре выстраивать дипломатические, союзнические отношения в откровенно антисоветской направленности политики руководящих кругов Великобритании и США! Особенно с Великобританией.

Наиболее емко, представляется, оценил внешнеполитическую деятельность британского правительства генерал де Голль в своих мемуарах:

«Трудно вообразить все богатство английских методов дипломатического давления на союзника; чередование угроз, любезностей, ультиматумов и уступок… Главная трудность в том, что у английских дипломатов и генералитета никогда нет такого общесоюзного дела, которое было бы решено твердо и бесповоротно, – любое согласованное с англичанами решение никогда нельзя считать окончательным».

Наиболее важным и конкретным из дипломатической деятельности и организации ее в Самаре следует отнести создание при посольствах Великобритании и США военных миссий, наделенных чрезвычайными полномочиями.

Эти миссии являлись координаторами в ответственном деле поставок Красной Армии вооружения и стратегических материалов для оборонной промышленности России.

И еще одно событие в Самаре: в мае 1942 года правительство США обратилось к Вышинскому с предложением установить прямую радиотелефонную связь между Вашингтоном и Москвой. Это, вскоре исполненное, позволило более оперативно, без промежуточной инстанции в посольстве, решать вопросы неотложных межгосударственных отношений.

А что же другие посольства, имеющие быть в Самаре в 1941-43 годах? Их обычная представительская деятельность не оставила заметного следа в дипломатической истории военной поры. Или нам в будущем еще предстоит открыть и листать их секретные документы? Посольств Турции и Японии, в частности, что видится наиболее интересным из того времени.