Боже, я обожаю картинки с пенисами
Когда Элли выходит из душа, я нахожусь в их библиотеке, окруженная фотографиями пенисов, которые приклеила скотчем на полки, и у меня затуманиваются глаза от счастливого конца.
Не такой счастливый конец, чудаки.
— С тех пор они жили долго и счастливо, — шепчу я Элли, поднимая книгу. — И у него есть апа.
Она кивает с улыбкой.
— Видишь? Я же говорила, что тебе это понравится.
— И у них все время был потрясающий секс.
Она снова кивает.
— Да. Прямо как у нас с Алексом.
Я пристально смотрю на неё.
— Я ненавижу тебя. Ты знаешь это? У тебя сказочная жизнь, винодельня и долбанная библиотека… Эй, подожди минутку. Ты очень сосредоточена на этом деле с апа. Уговорила Алекса сделать его?
Она удивлена, затем разражается смехом.
— Я люблю Алекса, и он потрясающий, но падает в обморок, когда у него берут кровь. Я думаю, что апа немного превышает его переносимость боли.
— Я знаю, каким будет мой свадебный подарок, — объявляю я, и моя гениальность неоспорима.
— Лучше бы ты не уговаривала Алекса сделать апа, — говорит Элли, и почему она должна меня так хорошо знать? — Время восстановления — месяцы. Я хочу хороший медовый месяц.
— Отлично. Я придумаю еще один потрясающий свадебный подарок, — обещаю я, и колеса уже крутятся. — Ты когда-нибудь думала о том, чтобы проколоть свой клитор?
— Разве это не было бы подарком для Алекса?
Хорошее предложение.
— Ты в последнее время делала эпиляцию воском?
Элли наливает еще одну чашку кофе.
— Да, я делаю бразильскую эпиляцию ежемесячно, и тебе придется придумать какой-нибудь другой способ мучить меня, чудачка.
— Это не очень приятный способ отблагодарить меня, — бормочу я. — В любом случае, это я познакомила тебя с радостями бразильской эпиляции.
Она блаженно улыбается.
— Спасибо.
— Не за что.
Она суетится на кухне, и я тоже суечусь, роясь в шкафчиках.
— Мне понадобятся кое-какие принадлежности для книжного клуба сегодня вечером, — говорю я ей. Она застывает посреди комнаты, медленно поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.
— Больше сотни фотографий пениса, которые ты уже разместила в библиотеке?
Выражение ее лица — стопроцентная паника.
Я хихикаю.
— Мне понадобится вино, игла, наручники и небольшой моток веревки… для начала.
Элли начинает надвигаться на меня, и я забегаю за ближайший столик. Она обходит с одной стороны, я — с другой. Мы ходим взад-вперед таким образом некоторое время.
— Что ты планируешь делать? — требует она, и мы оказываемся в тупике, потому что я не позволяю ей поймать меня. Я притворяюсь, что обманываю ее, и она ударяет по столу.
— Ничего, — настаиваю я. — Просто небольшое интерактивное развлечение. Боже. Ты хочешь, чтобы я руководила книжным клубом, я должна сделать это по-своему, Эллисон.
— Эллисон? — в голосе Элли теперь чистый ужас, потому что я никогда не называю ее полным именем.
— Просто скажи мне, где найти веревку. И сколько здесь будет людей? Потому что мне понадобится столько же баклажанов.
Мне кажется, что Элли едва держится на ногах.
— Предполагается, что ты облегчишь мне жизнь на этой неделе, — возмущенно говорит она мне. — Не доводи меня до сердечного приступа, прежде чем я стану миссис Александер Харрис.
Я игнорирую это.
— Мне также доставят сюда несколько коробок для твоего девичника, — говорю я ей. — Не заглядывай в них. Несмотря ни на что. И еще, если услышишь мычание, не пугайся.
Она останавливается как вкопанная.
— Я даже не могу. Не могу сейчас с тобой разговаривать. Я собираюсь примерить платье. Если тебе что-нибудь понадобится, найди это. Не отталкивай всех цыпочек из моего книжного клуба. Я серьезно.
И с этими словами она серьезно бросает меня в беде. Какого хрена?
— А что я такого сказала? — интересуюсь я, следуя за ней.
Она просовывает голову обратно в дверь.
— И их будет двенадцать. — Затем она уходит.
Отлично. Мне нужно найти двенадцать баклажанов.
К шести часам вечера я превращаюсь в очень занятую пчелиную матку. Я заезжаю в магазин и нахожу все, что мне нужно, покупаю изысканный сыр в кубиках и нахожу потрясающее вино. Я расставляю двенадцать подносов по всей библиотеке и создаю атмосферу с помощью многочисленных фотографий пениса и свечей в форме пениса.
Потому что ничто так не говорит о классе, как свечи в форме пениса.
Кто знал, что в этом маленьком городке будет секс-шоп?
Спасибо Богу за маленькие приятности. Держу пари, у Него действительно есть пенис.
— Что за… — Алекс делает шаг в библиотеку и сразу же выходит обратно. — Элли хотела, чтобы я проверил, как ты. Но, Господи Иисусе, я не хочу.
— Это из-за баклажанов?
Алекс смотрит на баклажаны, которые я подвешиваю к каждому стулу.
— Не волнуйся. Я использовала временные крючки. Они не повредят вашему потолку.
— Я не беспокоюсь о потолке, — заикается он. — Для чего они? Знаешь что? Не говори мне.
Он пытается убежать, но я хватаю его за руку.
— Хей. У меня есть двенадцать бутылок вина. Как ты думаешь, этого будет достаточно? Я не знаю этих женщин.
— Если нет, позвони. Я принесу еще, — обещает он, выдергивая руку и практически бегом направляясь к двери.
Я вяло смотрю ему вслед.
Трус.
Однако у меня нет времени обдумывать это, потому что раздается звонок в дверь и начинают прибывать женщины. Я поправляю свою диадему, потому что ничто так не веселит, как диадема, и приклеиваю улыбку на свои красные губы.
Давай сделаем это.
Не успеваю я опомниться, как оказываюсь перед комнатой, полной женщин, вина и баклажанов. Мечта каждой девушки.
— Я знаю, это может быть не тот книжный клуб, который вы ожидаете, — говорю я им. — Но я прочитала эту книгу сегодня утром, и она заслуживает большего, чем просто болтовня. Запомните мои слова — когда-нибудь мы с Кристен Проби станем лучшими подругами, но это к делу не относится. А пока я зажгла свечи в виде пениса. Чтобы начать сегодняшний вечер, я хочу обойти комнату, и каждый из нас скажет, что, по нашему мнению, самое лучшее в апа Нейта. Давайте назовем это нашей данью уважения Большому члену Нейта.
Дамы хихикают, но они готовы, и я слышу что-то вроде:
— Стимулирует мой клитор, потрет мою ягодицу.
— Давайте, девочки, — призываю я их. — Мы не на уроке здоровья. Используйте свои слова. Ваши настоящие слова.
Теперь мы разговариваем. Я слышу такие слова, как «член», «хватать», «киска» и мое любимое «любовный маффин». (love muffin — в сленге переводится, как вагина. Во множественном числе, таким образом, ещё называют женскую грудь с возбужденными сосками)
— Любовный маффин? — я хихикаю. — Я собираюсь использовать это в своих мемуарах.
Девушка краснеет.
— Как бы то ни было, — продолжаю я. — Каждый отпивает немного вина.
Они поднимают бокалы.
— Делайте это так, как вы этого хотите, — говорю я им, и они делают.
— Сейчас. Вы могли заметить, что перед вами баклажан.
Они все кивают, потому что невозможно не заметить гигантские фиолетовые овощи, которые висят прямо перед их носом.
— На вашем столе вы найдете повязку на глаза, большую иглу и металлический брусок. Я полагаю, вы знаете, к чему я клоню, но что вы собираетесь сделать, так это надеть повязку на глаза и сделать своему баклажану «апа». Победит женщина, которая сделает это быстрее и ближе всех к нужному месту — головке своего баклажанного пениса.
— Что мы выиграем? — спрашивает одна дерзкая женщина. Она снова делает глоток вина, и мне кажется, что она нервничает.
— Не волнуйтесь. Баклажан ничего не почувствует. Победитель получит шанс сфотографироваться с Бригадиром Сэмом.
Я придумала этот приз на лету, так как забыла купить призы, чего не осознавала до этого самого момента. Я быстро отправляю сообщение Алексу.
«Пришли, пожалуйста, Сэма.»
— Сэм согласился на это? — недоверчиво спрашивает одна из них, и я киваю.
— Да, он с нетерпением ждет этого.
Я лучшая лгунья в мире.
— Хорошо, дамы. Наденьте повязки на глаза.
Они подчиняются, и я чувствую себя самой могущественной женщиной в мире. Судьба этих баклажанных пенисов в моих очень ухоженных и нежных руках.
— Иииииии, вперед!
Баклажаны раскачиваются, когда женщины с завязанными глазами пытаются их проткнуть.
Это самая забавная вещь, которую я когда-либо видела. Я откидываюсь на спинку стула и потягиваю вино, наблюдая за развитием гениальной комедии.
Баклажаны бьют женщин по лицу, их протыкают в середину ствола, колют пальцы, чего, честно говоря, я не учла. Надеюсь, на меня не подадут в суд.
И именно в этот момент, когда женщины протыкают растительные пенисы окровавленными пальцами, решает войти Сэм.
Он резко останавливается, оглядывает хаос, и его сверкающий взгляд фокусируется на мне.
— Я чему-то помешал? — его вопрос звучит забавно.
— Вовсе нет, — говорю я ему. — Ты как раз вовремя. Выйди вперед, пожалуйста. Ты — приз.
Он смотрит на меня, не двигаясь.
Я умоляю его глазами. Расширяю их и смягчаю, затем смотрю на него своим лучшим взглядом из спальни.
Он остается неподвижным.
— Ты упрямый, — говорю я ему.
— Готово! — кричит одна женщина, снимает повязку с глаз, ее баклажан проколот.
Сэм смотрит на него.
— Это что…
Я киваю.
— Да. Мы делаем нашим баклажанам апа.
Он прикрывает свою промежность и начинает пятиться.
— Нет. Нет. НЕТ.
Я хихикаю, бросаюсь к его локтю и тяну вперед.
— Не будь дураком. Мы не собираемся протыкать твой. Приз — ты, а не баклажан.
— Конечно, — отвечает он. — Как я мог быть таким глупым?
— Иди сюда, — тяну я его. — Ты должен снять рубашку и лечь на стол.
Женщины начинают скандировать его имя, и Мишель, девушка, которая выиграла, встает, ее глаза блестят.
— Привет, Сэм! — приветствует она его, и я могу сказать, что она его знает.
Он смотрит на меня.
— Нет.
Я киваю.
— Пожалуйста. Ты мне должен.
— За что? — его голова может закружиться, из-за того как быстро он на меня посмотрел.
— Я пока не уверена. Но когда-нибудь ты поймешь, и лучше заплати сейчас.
— Ты смешна, — решает он.
— Сними рубашку.
— Нет.
— Пожалуйста, Сэм. Я в затруднительном положении. Я буду у тебя в долгу.
Он пристально смотрит на меня, но я вижу, что он колеблется, а потом, потом, потом, он, наконец, кивает.
— Хорошо.
Я решаю помочь ему и дергаю его за рубашку, Мишель помогает, и не успеваю я опомниться, как его рубашка оказывается у меня в руках, а на спине у него действительно татуировка.
И много мышц.
У меня женский стояк, и мои яичники ликуют.
— Оу, привет, — свищу я, приятно и тихо.
— Я не хочу делать то, что ты запланировала, — говорит он мне тихим голосом.
— Тебе понравится. — Обещаю я, усаживая его на стол и похлопывая рукой по его плоскому прессу.
Святые обезьяны.
— Сколько раз ты отжимаешься каждый день?
Он закатывает глаза.
— Я не отжимаюсь. Это называется физическим трудом.
— Мишель, — зову я. — Иди, забери свой приз.
— Не надо, — умоляет меня Сэм.
Но, конечно, я не слушаю, и Мишель тоже, поэтому я наливаю порцию текилы и ставлю ее на верхнюю часть бедренной кости Сэма.
— Закрой глаза и прикинь, где находится шот, — инструктирую я, и все улюлюкают и вопят. Пальцы Сэма обхватывают край стола, и он пронзает меня взглядом.
Мишель неуклюже и, как мне кажется, нарочно, хватает член Сэма, его яйца и все, что между ними, прежде чем, наконец, взять рюмку в рот и опрокинуть ее, как трофей.
Она допивает напиток, с грохотом ставит стопку на стол, и, прежде чем кто-либо из нас успевает ее остановить, снимает с себя рубашку и закручивает ее над головой, как лассо.
Она отпускает Сэма как раз в тот момент, когда Элли входит в комнату, и рубашка Мишель бьет ее по лицу.
Выражение ее лица меняется от ошеломленного до ужаса за одну секунду, а затем становится убийственным, когда она осматривает хаос в комнате.
— Сара! Что, черт возьми, ты делаешь с моим братом?