Записки одессита: часть вторая – послеоккупационный период

В коммуне обстановка…

К бедности все давно привыкли. Одесситы завидовали тем, кто проживал большой семьей в маленькой комнатке: такую легко протопить «буржуйкой» – в этом имелся большой плюс. Был и большой минус – в тесноте очень быстро разводились клопы. Они почти хрустели под ногами, нещадной вонью мстя за свою преждевременную погибель, и похоже, жили уже при коммунизме. «Жарили» их при помощи примусов и дуста (ДДТ) – его без проблем можно было украсть на любом предприятии города.

Когда кому-то в коммуне очень уж досаждали клопы, то вещи выносились «на калидор», а железные сетки кроватей обжигались примусами или паяльными лапами. Комплексно применялся и дуст. Клопы чернели и лопались, разбрызгивая черную кровь, очень вонючую. Запах распространялся по всей коммунальной квартире. Жильцы других комнат тяжело дышали и сердито посматривали на «борцов за свое счастье». Возможно, им было жалко пострадавших клопов… Соседи, не выдерживавшие запаха, выглядывали из окон на улицу, «хапали воздуха» и блаженно улыбались.

Конечно, не было времен, когда всем поголовно одесситам жилось бы плохо. После войны хорошо устроиться не могли те, кто побывал в оккупации, но зато появились вполне реальные шансы у молодых и энергичных коммунистов.

Младшей дочке Беренштейнов повезло выйти замуж за Фиму Геллера, очень быстро получившего должность директора ресторана «Волна». Фима проживал в нашей парадной на четвертом этаже в той же коммуне, в которой жил Ленька с мамой Дозей. Ефим Геллер занимал две лучшие комнаты в коммуналке, имел большой кухонный стол на общей кухне. Соседей-завистников он тоже имел…

Когда Фима поднимался к себе домой по мраморной лестнице, подпитые соседи так и норовили его подцепить:

– Фима, а щё твоя свояченица Зина сегодня клювала?

Они знали, что сестра его жены до войны переболела сифилисом – тайны в том не было, а в Одессе и быть не могло. У Зины отсутствовала передняя часть носа. Ефиму не нравились такие разговоры, и он их резко пресекал:

– Вам бы такое тоже поклевать! – выкрикивал он на ходу, и ускорял свои прыжки через ступеньки.

Когда соседи-завистники бывали трезвы, они здоровались с Фимой очень вежливо, даже подобострастно:

– Фимочка, ви сегодня так галантерейно одеты, так и хочется вас с чем-то поздравить!

– Ты мене уже вчера напоздравлял.

– То не я, то водка Вас поздравляла. Если я шото не так ляпнул…

Фима убегал, не ожидая, пока сосед, дышащий вчерашним перегаром, успеет обслюнявить его чисто выбритые щеки.

***

Электропроводка, проведенная еще до революции гибким проводом с хлопчатобумажной изоляцией, крепилась на фаянсовых роликах, и ее лучше было не трогать. Обычно в квартире был один счетчик, но в некоторых коммунах, где проживали «состоятельные жильцы», электросчетчиков могло быть несколько. Там все стены были покрыты переплетающимися проводами, а в туалете было столько же лампочек и выключателей, сколько и соседей.

Городское напряжение в 127 вольт было опасным для таких проводок. В квартирах, где был один электросчетчик, производились внезапные проверки комнат соседей для выяснения количества горящих лампочек. После сложных и спорных вычислений определялся процент оплаты каждой семьи за электроэнергию. «Коммунары», не согласные с начисленным процентом, громко требовали, чтоб «не пили их кров бандиты с большой дороги», производившие расчет. Это не помогало…

Единственный туалет по утрам никогда не пустовал, по его двери обязательно кто-то нетерпеливо стучал и до поры до времени просто нескромно выражался. Потом начинал пританцовывать, выражаясь уже не всегда цензурно. Назревал скандал, и повод был налицо: «Ты что, там газеты читаешь?!» – извивался в судорогах ожидающий своей очереди. «Не кричи, а то я и вовсе не смогу выйти!» – отвечал тужащийся сосед.

Крысы, мыши и клопы в комнатах веселили одесситов, обладавших фантазией. Жильцы придумывали анекдоты, а иногда запускали дворовых кошек в квартиры.