Записки судового врача

Шивилла

Глава 1. Ценный урок

Прошло еще две недели плаванья. Считанные дни отделяли наших героев от колониального порта — конечной точки на их пути из пункта «А» в пункт «Б»…

Океан в это время года не бушевал и не волновался чрезмерно. Погода была благосклонна к «Золотой сколопендре» и ее обитателям, позволяя всем прийти в себя и зализать свои раны. Судовой лазарет потихоньку пустел, но морские черти, к счастью, больше не получали с этого борта «парусиновых конвертов». По мере того, как все моряки оправлялись от полученных ран физических, их лекарь приходил в себя от ран душевных, тоже не безуспешно. Вскоре к нему в лазарет снова могла переселиться девочка-подмастерье… впрочем, теперь ее, наверное, рациональнее уже будет называть бывшим подмастерьем. Странно было осознавать, что некоторые до сих пор свято верили в то, что это коротко стриженное зеленоглазое чудо — маленький мальчик по имени Олли, а Лауритц Траинен, в то же самое время, был единственным человеком, видевшим в этой корабельной замарашке Ее Высочество, принцессу Молиру Дриорскую. На этот раз он снова позволил себе непозволительное и лично принял решение не посвящать в эту тайну никого. Лучше уж так, чем еще большие проблемы, а когда они вернутся в Порт-Каллат, то придумают, что делать… Нужно только спокойно вернуться. Сама же особа королевских кровей в последнее время проявляла завидное, так не похожее на нее, благоразумие, не хулиганила и сама свела до минимума критические ситуации, которые могли привести к ее дальнейшему разоблачению. Правда, кажется, ее наивная детская дружба с доктором Траиненом, к сожалению, рассыпалась, как карточный домик. Разговаривать она с ним не хотела, и даже медальон обратно наотрез отказалась принимать… Лауритц решил, что это и к лучшему, пускай пока у него побудет в гарантированной безопасности. Ему было искренне жаль ребенка, не по-детски страдающего над отвергнутой любовью, но у него и помимо того было много дел. К тому же, у лекаря имелась своя зазноба…

Шивилла Гайде тоже быстро шла на поправку. На девушке, как она сама с гордостью утверждала, любые раны заживали, как на морской губке. И пусть это было явным преувеличением, ее жизни и здоровью действительно больше ничего не угрожало… в том была немалая заслуга судового врача. Самое удивительное, что с помощью доктора Траинена и еще пары доверенных офицеров Шивилле удалось сохранить свой недуг в строжайшей тайне от остального экипажа. На то была ее личная прихоть… Ведь мало того, что отлеживаться сутками в койке она не хотела, так еще и орать благим матом временно выведенная из строя рука ей совершенно не мешала.

А одним утром, очень-очень ранним, когда буквально только начинало светать, судовой врач плавно вырулил из своей каюты, зевая на ходу (явно не для того, чтоб просто подышать свежим воздухом или помедитировать на восходящее солнце), и услышал с обычно довольно тихой в такое время верхней палубы мерный звон двух клинков, перемежающийся отборной руганью неповторимым голосом Шивиллы и, периодически, хрипловатым смешком первого помощника. Не нужно было иметь ума палату, чтобы догадаться, что капитанша, жаждущая поскорее вернуться в прежнюю форму после полученного ранения, втайне ото всех упражняется на саблях с единственным человеком, которому доверяет все (или почти все) свои секреты. Упрямая женщина… А могла бы, хоть для приличия, посоветоваться по этому вопросу с судовым врачом. Даже просто спросить совета, пусть даже потом пренебречь им… Могла, но не посчитала нужным, лишний раз продемонстрировав ему четкую границу, которой заканчивается ее доверие.

В утро того же дня, когда судно уже окончательно проснулось и оживилось, доктор с необычайной, даже для него, вежливостью отсалютовал капитану треуголкой и попросил разрешения подняться к ней на мостик.

— Доброе утро, мадам капитан. Как вы себя чувствуете?

— Тоже мне, доброе… Да хватит тебе уже хлопотать вокруг меня, как наседка. В порядке я, в-по-ряд-ке.

— Извините, если кажусь вам назойливым… Но лишняя предосторожность никогда не помешает. А то знаю я таких людей, которые сначала говорят: «Я в порядке», а буквально через полдня падают замертво. Ваша рука точно достаточно зажила и уже не беспокоит? Потому что если вдруг резко начать подвергать ее чрезмерным нагрузкам…

— Ларри, отстань, — отмахнулась Шивилла. — Просто оставь меня в покое и не позорь перед людьми.

— Как же я вас позорю, мадам?

— Ты в последнее время слишком зачастил навещать меня в каюте со своими мазилками и перевязками… А парни могут подумать, что мы от нечего делать завязали интрижку.

— Интрижку? — судовой врач удивленно поднял брови, но через секунду его лицо приняло уже самое серьезное выражение. — Мадам, если вам кажется, что я вас компрометирую, мы можем немедленно сказать всем, что вас всего-навсего ранили и я, выполняя свой первостепенный долг…

— «Всего-навсего»?! Нет! Пускай лучше думают, что ты меня там в каюте жаришь, как по расписанию, раз в три дня, — Ларри отвернулся, всем своим сдержанно-воспитанным видом показывая: «тра-ла-ла, бла-бла-бла, а я вас совсем не слушаю!», — чем будто я только недавно перестала ползать, как чайка с подбитым крылом.

— Если сказать им, они бы все поняли, я думаю, — заметил Лауритц, когда убедился, что со стороны рыжей пока больше не прозвучит никаких пошлостей.

— А мне не нужно, чтобы меня понимали. Когда начинаешь полностью понимать человека, то постепенно перестаешь восхищаться и уважать, — капитан, кажется, дала понять, что на этом разговор окончен, и демонстративно принялась рассматривать в подзорную трубу акваторию и проходящие в пределах видимости торговые суда. — Бушприт им в корму… Да они все пялятся!

— На нас?..

— На кого, «на нас»? На меня! На мою «Сколопендру»! Эти собаки, — имела она в виду, разумеется, пиратов, — оставили моей красавице вмятину в борту! Теперь все это видят и смеются надо мной… какой же капитан должен позволить такому прекрасному кораблю оставаться таким покоцанным?..

— Да разве это проблема… Вы сможете решить ее, как только зайдете в порт. Тут же только немножко заделать, подконопатить и покрасить — как новенькая будет, никто и не заметит, — попытался «утешить» ее доктор. Утешитель из него, к слову, кажется, тоже был неважнецкий — он даже с десятилетним ребенком справиться не мог…

— Заделать и подконопатить??? Да это вы у себя в лазарете будете заделывать и конопатить! А мне «Сколопендра» как родная, ее нужно холить и лелеять.

— Могу и подконопатить… — пожал плечами рыжий. — И вас тоже, мадам Гайде, если потребуется и столько, сколько потребуется. Потому что фехтование больной рукой может не пойти вам на пользу.

— Как ты узнал? — о, ей и невдомек, что Ларри-невидимка умудряется совершенно случайно оказываться в нужном месте в нужное время…

— Об этом свидетельствует… положение руки, в котором вы держите ее на рулевом колесе. Видно, что мышцы находятся в гипертонусе на фоне несистематической нагрузки. А, применив логическое мышление и элементарную индукцию, нетрудно было догадаться, что вы, скорее, станете именно фехтовать, чем делать что-либо иное… — доктор постарался донельзя повысить концентрацию «вумных» слов на одно предложение в надежде на то, что девушка его не поймет. Сработало.

— Надо же, от тебя ничего не утаишь… — на какое-то мгновение в изумрудных глазах даже промелькнуло искреннее изумление. — Ладно, ты прав, я фехтовала. Но это не доставило мне никаких неудобств. Чтоб ты знал, я ничуть не потеряла форму и по-прежнему сделаю в бою кого угодно… Хочешь проверить?

— Что-то не очень хотелось бы… — осторожно попытался съехать со скользкой темы Траинен. Он, в отличие от самой мадам-капитанши, не велся на «слабо».

— Ты умеешь фехтовать?

— Нет.

— Так же, как и плавать?

— Нет. Плавать я умею… Но это тоже, пожалуйста, давайте не будем проверять.

— Лауритц, а хочешь, я преподам тебе урок обращения с холодным оружием? — заметив, как судовой врач всеми невербальными сигналами уже начинает показывать свое несогласие, Шивилла поспешила добить его аргументами, пока он еще рта не раскрыл. — Не каждый день тебе выдается возможность поучиться у такого мастера, как Шивилла Гайде. Этот уникальный шанс не каждому дается… Или ты сомневаешься в моей компетентности?

— Н-нет, мадам. Может быть, как-нибудь, потом… я бы с радостью.

Конечно, путем своих логических умозаключений лекарь догадался, что Шивилла еще плоха в плане самочувствия и не уверена в собственных силах ровно настолько, что хочет набить руку на самом слабом противнике, какого только может сейчас себе позволить. Но, соглашаясь, Лауритц не подозревал, что это «когда-нибудь» наступит так внезапно и принесет ему столько радости…

Из сладких объятий сна судового лекаря выдернули довольно-таки грубо — бесцеремонно тряся за плечо. Не без труда разлепив заспанные глаза, Ларри в очередной раз убедился в том, что никто, кроме капитана не позволяет себе с ним так «нежничать».

— М-м-м… мадам Гайде?.. Что-то случилось? — с легкой тенью испуга тут же спросил он. Судя по предрассветным сумеркам, лившимся в окошко лазарета, рань была несусветная, а если Шивилла пришла к Траинену лично, да еще и в такое время, значит, на судне внезапно вспыхнула эпидемия какой-нибудь чумы, не меньше. Ну, хоть сама она не при смерти, и то радует…

— Доброе утро, — миролюбиво проговорила она и даже улыбнулась уголками губ. Нет, здесь явно никто не умирает.

— Тоже мне, утро… Доброе «до рассвета еще полчаса ползком», капитан. Позвольте… — он зевнул, прикрыв рот ладонью, — поинтересоваться, зачем я вам понадобился в такую рань?

— Не ты мне, а я тебе понадобилась. Вставай, Лауритц. Помнишь, ты хотел научиться фехтовать?

— Нет, не помню, — честно признался рыжий, потирая щеку, на которой отпечаталась подушка.

— Так я напомню. Мы позавчера об этом разговаривали, и я сказала, что могу тебя как-нибудь немного поучить. Поздравляю, это «как-нибудь» уже наступило. Собирайся, я жду тебя на квартердеке. Пока все спят, тебе будет обеспечено часа два незабываемой тренировки и уникального опыта. Две минуты на сборы, — обычным приказным тоном добавила она, сверившись со своими золотыми карманными часами.

— Но, мадам капитан… Мне кажется, это не самая удачная идея. Я не уверен, что это дело такое срочное и необходимое, тем более, учитывая ваше ранение… Надеюсь, вы сами не встали в такую рань исключительно ради меня?.. Может быть, как-нибудь в другой раз?

— Одна минута и пятьдесят секунд, — спокойно констатировала девушка, — и давай поживее, чтоб был мне при полном параде. Я не одобряю выходов в подштанниках.

Любой, оказавшийся в тот момент на месте доктора Лауритца Траинена понял бы, что у него просто не оставалось иного выбора. Так что через минуту и примерно пятьдесят шесть секунд Ларри уже стоял перед капитаншей на условленном месте, как она и просила, при полном параде, как на праздник. На палубе в это время было замечательно безлюдно, и пусть эти двое и находились сейчас, как на сцене, их комедия не имела бы зрителей. Первый помощник так вообще подремывал (вернее, конечно, просто создавал вид мирно дремлющего, а так он и одним закрытым глазом следил за окружающей обстановкой повнимательней, чем некоторые — двумя открытыми) у рулевого колеса на «вахте жаворонка». Шивилла окинула судового врача коротким оценивающим взглядом и одобрительно кивнула. Только сейчас ее новоявленный ученик обнаружил, что в руке она держит две сабли: одну свою, роскошную, даже немножко чересчур богато украшенную, как и подавляющее большинство ее вещей, а вторую — заметно попроще, без каких-либо изысков, явно для Лауритца.

Девушка совершила характерное движение рукой, словно хотела подкинуть саблю своему партнеру рукоятью вперед, но вовремя одумалась, решив, что для доктора такие фокусы пока неуместны, и просто протянула ему оружие. Лауритц взял саблю левой рукой и тут же с интересом стал рассматривать гарду и лезвие, хотя там не оказалось ровным счетом ничего, достойного созерцания.

— Что за черт, — тихо ругнулась Шивилла, — как следует возьми! В правую руку!

— Прошу прощения, мадам, но я левша.

— Ах, да… — капитанша словно внезапно вспомнила, что и такое бывает, и тут же великодушно признала права левшей наравне с праворукими, — знаешь, пожалуй, так даже лучше будет. Противнику-правше будет сложнее сориентироваться, непросто защищаться, фехтуя с «зеркальным отражением»… — рыжеволосая приняла стойку и направила острие своей сабли в сторону Ларри. — Ну-ка, можешь повторить стойку зеркально? Хочу посмотреть на тебя, «Отражение»…

И Лауритц встал. Вернее, ему самому показалось, что он принял в пространстве положение, приближенное к фехтовальной стойке… Конечно, к нему сразу закралась мысль, что что-то не так, и эта мысль только подтвердило нескрываемое неудовольствие на даже в гневе красивом лице капитана.

— Ты издеваешься?

— Никак нет, мадам…

— Ох, не думала я, что все будет так запущено… Дай сюда! — Шивилла тут же отобрала у своего нерадивого великовозрастного ученика саблю и отложила оружие в сторону. — Нельзя научить бегать того человека, который не умеет даже стоять… Тебе придется начинать с самых азов.

— Простите, мадам Гайде… — Лауритц виновато потупился. Для него самого не было совершенно ничего приятного в том, что в этой сфере он оказался абсолютно некомпетентным, и что девушка еще и поспешила ткнуть его носом в то, о чем он сам был, в принципе, в курсе. — Если вы считаете, что мое обучение — дело заведомо бестолковое, то, может быть, давайте сразу прекратим?.. Я как-то жил раньше без фехтования и сейчас обойдусь. Просто не хочется вас утруждать и обременять своей бездарностью…

— Нет, Ларри, — Гайде прицокнула языком и покачала головой с каким-то совсем уж нехорошим, подозрительным видом, — раз уж взялись за дело, нужно доводить его до конца. Шивилла Гайде никогда не сдается, — ну, это и так все уже поняли, — и если я брошу все сейчас, это будет означать, что мне не под силу научить держать саблю какого-то судового докторишку. А это не так! Для меня нет невыполнимых задач.

— Хорошо, если так, — обреченно согласился человек, у которого сегодня вообще не было никакого выбора, — я могу вам только пожелать, чтобы мое обучение оказалось самой сложной из задач, которые в дальнейшем встретятся на вашем жизненном пути… — судя по лицу рыжеволосой, на этом моменте она слегка упустила нить разговора, и Лауритц поспешил задать вопрос на другую тему: — Кстати, а многих людей вы учили фехтованию?

— Так, чтоб именно специально целенаправленно учила?.. — она задумалась… а разве можно учить как-то иначе?.. — Никого… Да, никого, пожалуй. Но начать никогда не поздно.

Такое чистосердечное признание предвещало еще более интересную тренировку, чем думалось сначала. Можно было догадаться, что педагогического опыта у Шивиллы — ноль целых, ноль десятых… Ведь хороший преподаватель должен быть не только знатоком и мастером своего дела, он должен еще и умело, правильно контактировать с учениками, быть хорошим эмпатом, чего за рыжекудрой бестией никогда не наблюдалось. Учитель должен проявлять терпение и терпимость, определенную долю чуткости и прочей канители, которую в своем поведении эта девушка часто упраздняла. Да, пожалуй, преподавательница из нее вышла бы не самая лучшая. Задумавшись на эту тему, Лауритц нечаянно представил себе капитаншу учительницей начальной школы, в темном платье, из-под которого виднеются белоснежные накрахмаленные манжеты и воротничок, и в кружевном чепце… Не сдержав смеха, он удачно сделал вид, что чихнул.

— Будь здоров, док.

— Спасибо.

— Ладно, давай уже учиться правильно на ногах стоять… — девушка начертила носком сапога на палубе невидимую линию. — На этой линии ты стоишь. Правую ногу вперед… Ах, дьявол! Левша! Прости, забыла. Тогда левую ногу вперед… вот так… правую назад и ступню разверни… да не так сильно, ты же не балет танцуешь!.. — отступив назад и подперев рукой подбородок, Гайде скептически покачала головой. Видимо, увиденное ее не порадовало. — Удобно стоять?

— Честно сказать?.. Нет.

— Вот именно, — она резко подшагнула вперед и подсекла «переднюю» ногу доктора.

— Ай!.. Я же чуть не упал! — чуть не падая, озвучил Ларри.

— Вот именно! А стойка должна быть устойчивой! Ты должен быть пружиной, а не деревянным чурбаном, ты должен быть готов двигаться в любой момент в любом направлении, и это должно быть удобно… Ставь ноги в прежнее положение. Плечи! — не дожидаясь, пока рыжий сообразит, в какую сторону ему вертеться, капитанша сама развернула его корпус под нужным углом. — Колени согни, чуть присядь… Между ногами должен быть определенный угол, — девушка резко присела, скользнув руками Лауритцу под колени и поведя их выше, примерно так, как если бы снимала мерку на пошив штанов… Видимо, работала над созданием того самого «определенного угла»… И она бы там досоздавалась, честное слово.

— Давайте обойдемся без рук! — Лауритц вспыхнул и отшатнулся от нее. — Вы бы еще за транспортиром сходили… — мало того, что саму ситуацию он находил несколько напряженной и совершенно неуютной, так его еще и дополнительно специально в краску вгоняют.

— Ладно-ладно, мой истеричный друг, — поспешила успокоить его мадам-учительница Гайде. — Обойдемся и без рук. Теперь делай всё сам. Возвращайся в стойку.

Лауритц и представить себе не мог, что стоять, всего-навсего правильно стоять окажется такой сложной задачей. Если же это только начало, то сам процесс фехтования должен был оказаться вообще непосильным… А со стороны ведь все так непринужденно смотрелось, почти как танец… по крайней мере, в исполнении капитанши «Сколопендры». Теперь же судовой врач понимал, сколько усилий на самом деле скрывается за визуальной легкостью движений. Он и раньше об этом догадывался, то теперь точно в этом убедился. А Шивилла, тем временем, вооружившись не своей, а лауритцевой временной саблей, лупила его плашмя почем зря. Как и обещала, руками рыжая к нему больше ни разу не прикоснулась.

— Спину держи! — доброе наставление сопровождал воспитательный удар по спине, как линейкой в школе. Лауритцу было такое знакомо… Все-таки недооценил он капитаншу. Получилась бы из нее школьная учительница, да такая, что дети в ее классе или стали бы все поголовно отличниками, или убежали бы к родителям и навсегда забыли бы о такой глупости, как образование. — Плечи! Задницу подбери! — еще один удар пришелся чуть пониже спины.

— Давайте, может, оставим в покое мою задницу?.. — взмолился врач, забыв уже напрочь о своей внутренней цензуре. Он уже не знал, плакать ему тут или смеяться. Но наставница намеренно пропустила его реплику мимо ушей.

— Какой же ты деревянный! Это все потому, что все время сидишь у себя за столом ссутулившись, нет, чтоб собой заняться… И живот втяни! — она легонько кольнула Ларри острием сабли в живот, тем самым заставляя его мигом подобраться.

— Ай!.. — он уже думал как следует возмутиться, но не смог сразу найти подходящие слова. По большому счету, больно ему не было… Пожалуй, унизительно было, да… Но кто он такой, чтобы жаловаться?.. — А эта сабля тренировочная? — наконец решился он заговорить.

— Ага, тренировочная… Мы же на ней тренируемся, логично.

— То есть, она не острая?..

— Ну, как тебе сказать… — Шивилла хитро ухмыльнулась и слегка поддела лезвием одну из пуговиц на жилете лекаря. Маленькая латунная полусфера так и отпала, словно и никогда пришита не была, со стуком на палубу и покатилась по ней.

— Эй!.. — таки возмутился Лауритц. — Я так не играю!..

— А, по-моему, кому-то тут просто надо меньше есть, тогда и пуговицы от жилетки отлетать не будут, — рыжекудрую девушку это всё явно забавляло, она рассмеялась и сама подняла с палубных досок пуговицу, подавая ее доктору. Тот протянул ей руку ладонью вверх, но она не спешила опустить туда пропажу. — О! Идеальная рука, док! Отлично, запомни это положение. Вторую руку отведи в сторону и назад… Вот так, оп!.. — пока доктор засовывал срезанную пуговицу в карман и возвращался в исходное положение, Шивилла снова сделала шаг назад и окинула взглядом, без преувеличения, творение своих рук. — Прекрасно! Вот видишь, всего каких-то десять минут позора, и ты стал похож на человека. Теперь уж и за саблю можно взяться… — она вложила в руку молодого человека рукоять сабли и сама достаточно мягко сомкнула на ней его пальцы. Честно сознаться, Ларри в это время отнюдь не на постановку пальцев смотрел… — Держи крепко, но не сжимай слишком сильно, иначе моментально устанешь, да и не сможешь задать движение нужной амплитуды, — она сама стала двигать его рукой, сгибая ее в локте и запястье. — Представь, что сабля живая, сожмешь слишком сильно — придушишь, не удержишь достаточно крепко — вылетит… А позволить ей вылететь нельзя ни в коем случае. Эта банальщина уже оскомину набила, но, все-таки, скажу, что оружие должно быть продолжением руки. Лишиться клинка в бою равноценно потере руки. Ты ведь не хочешь лишиться руки?

— Не хочу, мадам…

— Вот и я не хочу. Чтоб ты лишился… Руки у тебя золотые, — непонятно к чему вдруг отметила она, один комплимент немного странно всплыл в море пинков и подзатыльников. — Ты когда-нибудь вообще саблю держал в руках? Шпагу? Рапиру? Любой клинок длиннее тех лилипутских штучек, которыми ты чикаешь живых людей у себя в лазарете.

— Боюсь, что нет… Отродясь в руках не держал. Хотя… Может быть, раз-другой и держал, но исключительно в шутку. Я бы даже сказал, в насмешку над фехтованием как процессом, наукой и искусством вместе взятыми.

— Понятно… — девушка попружинила на полусогнутых ногах и приготовилась к легкому тренировочному поединку. — Без приветствия мы обойдемся, у нас тут не классическое, академическое фехтование. Пираты с тобой расшаркиваться не будут и ждать не станут, пока ты им отсалютуешь… — она коснулась своим клинком докторской сабли и отвела его чуть в сторону. — Крепко держи, контролируй оружие, это тебе не шутки. Делай выпад в мою сторону.

— Как?.. Как угодно?

— Как такой широкий шаг… Стремишься вперед всем телом, слегка шаркающий выпад правой ногой… ну, то есть той, которая у тебя левая… руку в локте выпрямляешь, и сразу, желательно, назад. Бейте, сэр доктор! — Траинен старательно попытался изобразить что-то толковое, а Шивилла легко отвела его клинок от себя. — Неплохо. Правда, неплохо, после всего, на что я тут уже насмотрелась, думала, что будет хуже. Только куда ты целился, если не секрет?

— Я… Не знаю.

— А должен знать! На человека никогда не нападают просто так, наобум. Даже если бой ненастоящий. Здесь задача не в том, чтобы нанести с противником друг другу как можно больше ударов «покрасивше», а поразить цель. И не пытайся прикинуться дурачком, док, ты и сам прекрасно понимаешь, что это значит, — рыжая кивнула в сторону пояса Лауритца, где тот всегда теперь носил свой боевой трофей — пиратский пистолет, — ты ведь «вумный». А это — тоже наука. Есть наука — читать, есть наука — писать, есть — следить за звездами или лечить людей… А это наука — людей убивать. Ты как врач скажи, куда следует бить клинком, чтобы ты сам потом не мог вытащить противника с того света? — Шивилла слегка развела руки, открывая себя незащищенную, и застыла в такой позе. — Ну же, я жду. Может быть, даже расскажешь мне что-нибудь новенькое… хотя я в этом сомневаюсь.

Лауритц почувствовал себя слегка некомфортно. Он привык вытаскивать людей, стоящих на краю могилы, а не отправлять их на тот свет, и психологический барьер, возводимый годами, сломать было уже невозможно. Тем не менее, судовой врач собрался и, очень серьезно подойдя к вопросу, перечислил основные «мишени» на человеческом теле, осторожно очерчивая их клинком, как указкой, на теле морячки, которая словно специально для этого здесь и встала. Шея… Подмышки… Левое межреберье… Подреберье… Живот… Пах… И, как бы странно это ни звучало, Ларри готов был поспорить, что девушке было… приятно, когда острие сабли мягко, как кончик пера, касалось впадинки между ее ключицами или очерчивало плавную дугу между ребрами под левой грудью. Впрочем, урок занимательной анатомии продлился всего несколько минут, затем же Шивилла перешла от теории к практике. Нужно было перестать точить лясы и отработать хотя бы пару основных ударов и, что даже более важно, приемов защиты, чем они и занялись.

Спустя определенное время подобных занятий Ларри узнал о себе много новых интересных фактов. Например, то, что оружие он держит то так вилку, то как веер, то, вообще, как вязальную спицу (хотя откуда капитанше могла быть известны еще и техника вязания на спицах — непонятно). И что руки его золотые у него растут вовсе не оттуда, откуда он думал всю свою сознательную жизнь, а демонстрируют альтернативную анатомию… Хотя и научиться он тоже успел некоторым полезным вещам.

— Ну-с… — выдохнула Гайде, во время небольшого перерыва откидывая со лба чуть влажные от пота волнистые пряди. Здесь стало, действительно, жарковато, пусть косые лучи утреннего солнца еще не успели прогреть воздух над водой. — Предположим, ты хочешь убить меня, Ларри, — веселое, жизнерадостное начало.

— Мне не хотелось бы вас убивать, мадам капитан.

— Какой ты зануда… Это же не по-настоящему. Да, к тому же, у тебя бы это никогда не вышло, даже если бы ты правда хотел.

— Все равно… Противника необязательно убивать. Давайте лучше предположим, что я хочу вас обезоружить с целью взять потом в плен, идет?

— Хммм… В плен? А что ты будешь со мной там делать, сэр доктор? — хитро поинтересовалась рыжеволосая.

— Перевязывать несмертельные раны, которые нанес вам до этого в бою, вестимо, — улыбнулся Лауритц.

— Идет. Так уж и быть, я согласна, — рассмеялась Шивилла и вдруг, кажется, совершенно некстати поинтересовалась: — Лауритц… Скажи, а у тебя есть отец?

— Конечно, мадам. Мы, доктора, знаете ли, такие же люди, почкованием не размножаемся.

— Ох, очень смешно, щас помру от смеха… Так твой папенька разве не считал, что каждый порядочный юноша обязан уметь сражаться?

— Нет, мой отец считал, что порядочному юноше для полного счастья будет достаточно всего лишь уметь считать деньги.

— Он был беден?

— Вовсе не сказал бы… И не «был», а «есть». Он сейчас вполне себе жив и спокойно здравствует сейчас в окрестностях Мриолана.

— Тогда почему вы сейчас не сидите с ним в славном стольном граде и не считаете вместе семейные деньги? Я все помню про любовь к морю и все такое… Но почему родители вообще отпустили от себя такого наследничка?

— Потому что я — младший сын. Ни земли, ни наследства, как такового, мне не положено. А те деньги, которые я получил от отца на совершеннолетие, я сразу же вложил в свое образование.

— Да, давненько это было… Это тебе было тогда восемнадцать…

— Еще давнее. Шестнадцать, — напомнил доктор. Действительно, по законам Миртлиарского королевства девушки считались совершеннолетними с восемнадцати лет, а юноши — уже с шестнадцати. Глуповатый закон, на первый взгляд, но на самом деле он имел свое четкое применение. Теоретически, совершеннолетние девы имели полное право самостоятельно принимать решения о своем образовании, работе или замужестве. На деле же их, пока еще практически бесправных и полностью зависящих от родителей, успевали выдать повыгодней замуж еще до наступления восемнадцатилетия. Эти два года форы нужны были семьям, считающим приданое и заключающим брачные договоры… Так, а о чем речь, собственно шла?.. Об отцах.

— Знаешь, а я ведь единственный ребенок в семье. И как часто я жалела, что не родилась мальчиком… — словно между делом, Шивилла открыла про себя такую необычно-личную подробность и даже продолжила в том же духе: — Тогда я бы сразу получила все, что хотела, просто по праву рождения. А так мне приходилось постоянно доказывать отцу, что я достойна называться его дочерью и наследницей… И, чтоб меня черти драли за дырявый грош, если мне этого не удалось! Мой папаша, прекраснейший человек в своем роде, чтоб ему лежать и не ворочаться, должно быть, до сих пор мной гордится. Вот уж не знаю, с эфирных небес ли, из огненной геенны, или со дна морского, но он точно смотрит на меня с восхищением и говорит: «Это Моя Дочка… якорь мне в глотку»! — Лауритц, деликатнейший из представителей морской братии, вежливо промолчал. Он уже был в курсе, кем являлся печально известный батюшка Шивиллы «Рыжебородовны» Гайде, но не был намерен афишировать свои знания. Не собирался, если бы капитанша не проявила чрезмерную словоохотливость… — Более того, я до сих пор иногда жалею, что не родилась мужчиной. Быть женщиной-моряком — оригинально, быть женщиной-капитаном — уникально… Это слава и восхищение с одной стороны, но и такой… драный ад с другой стороны! Вечно доказывай всем на каждом шагу, что у тебя помимо упругой задницы, сисек и смазливой мордахи есть сила, отвага и власть! Это несправедливо, что такой размазне, как ты, Ларри, дано быть мужчиной, а такой сильный дух, как у меня, заключен в кукольное тельце!

— Раз… размазне??? — ну, все, в Лауритце, наконец, разбудили зверя. Пожалуй, это должно было выглядеть, как эдакий небольшой, в меру упитанный мангуст… Но и то неплохо. — Да чтобы вы знали, сейчас уже давно не каменный век, и мужество не заключается в том, чтобы врезать кому-то посильнее дубиной по башке и усесться на его место. А ежели вы думаете иначе, так это просто признак духовной незрелости… Доказать свою значимость может кто угодно, и для этого есть масса мирных способов. И нету ни достоинства, ни чести в том, чтобы первым делом браться за разбой, наживаясь и утверждаясь за счет невинных людей. Вы так не считаете, мадам-капитан Гайде? Или вам больше нравилось, когда вас называли Шейлой?.. — в этот момент, кажется, даже чайки над «Сколопендрой» на секунду заткнулись, а старпом где-то за штурвалом всхрапнул почти что удивленно…

— Что? Да откуда ты знаешь? — Шивилла удивленно обернулась через плечо и поглядела в сторону первого помощника. Она уже догадывалась, кто слил доктору конфиденциальную информацию… — Да что ты, вообще, себе позволяешь?! Ах, ты… маленький… рыжий…

Страсти вокруг этой странной пары накалились настолько, что разворачивайся действия в каком-нибудь любовном романе, за этим неминуемо последовала бы очень пикантная сцена… Ну а тут на этом моменте урок фехтования внезапно продолжился. «Кукольное тельце» ростом под шесть футов налетело на молодого человека с остервенением. Хотя, видно было, что Гайде все еще помнит, с партнером какого уровня имеет дело, и наступала лишь вполсилы. Но для Ларри и этого было многовато, он еле успевал кое-как защищаться и с каждой секундой все больше сдавал позиции… Он уже успел подумать о том, что судовые врачи на этом корабле, наверное, одноразовые и как только один из них кончит жизнь самым трагичным образом, капитан спешит взять нового в ближайшем порту на своем пути… Как тут девушка сдавленно застонала, опустив саблю, и невольно потянулась к больному плечу здоровой рукой, но усилием воли пресекла это бессознательное движение. Стоит ли говорить, что Лауритц моментально забыл обо всем, чем они здесь до этого занимались, и тут же беспокойной наседкой, как поддразнивала его Шивилла, подлетел к ней. Все произошло в считанные доли секунды, а в следующий момент рыжеволосая, с неизвестно откуда взявшейся прытью, выбила у доктора клинок, вывернула ему руку и прижала его к основанию мачты. А в довесок ко всему, как вишенка на пирожном, выхватила у него из-за пояса его же пистолет и прижала холодное дуло ему под подбородок.

— Боишься? — хрипло прошептала она, тяжело дыша.

— Нет, — почти спокойно, как для подобной ситуации, ответил Лауритц, — он ведь не заряжен.

— А в бою будет заряжен! — неожиданно злобно рыкнула рыжая. — Почему ты застопорился?! Надо мной, что ли, сжалился???

— Но… Мадам… Шивилла… У вас ведь рука…

— А я притворялась, — грубо отрезала капитанша. — Нельзя верить противнику в поединке!

— Что-то мне не кажется, что вы…

— Джентльменов убивают первыми, сэр доктор, — каждое слово рыжеволосая выговорила холодно и четко, словно отчеканила, глядя в такие невинные, васильковые глаза судового врача. — На сегодня урок окончен.

Лауритц ошибался. Из нее вышел хороший учитель…

Глава 2. Делу — время, потехе — час

Наконец-то на пути показалась Белая Полоса… Не фигурально, а самым буквальным образом выражаясь. Белой Полосой эти земли назвали еще давным-давно первооткрыватели. Возможно потому, что первым делом их взгляду открылись длинные пляжи с белоснежным песком (которых теперь уже, кстати, почти не видать, так как берег застраивают, используя всю полезную площадь), а может быть, просто путешественники решили, что эта долгожданная удача, наконец, наступила в их судьбе, когда их нога ступила на землю, где лето царит практически круглый год… Кстати, за Белой, как положено, водилась и Черная Полоса (названная так то ли в честь темнокожего коренного населения, то ли из-за того, что у кого-то уже просто не хватило фантазии на сочинение новых географических названий, то ли еще из-за чего…), но туда королевские колонисты и путешественники забирались уже крайне редко, так что и к делу это не относится.

На Белой Полосе процветало плантационное земледелие. Плодородная (и не очень) земля здесь была разделена на мелкие лоскутки, на каждом из которых рачительный хозяин старался вырастить что-нибудь диковинное — кофе, какао, хлеб, который растет на деревьях, который не нужно молотить и молоть на мельнице, а только поставить в печь, орехи, из которых безо всякого рогатого скота получают масло, ничем не уступающее сливочному… и прочие полезные культуры, которые не перенесли бы первой дождливо-промозглой зимы северо-западного архипелага. Товаров на экспорт здесь производилось раз в сто больше, чем для внутреннего потребления, и многие предприниматели приезжали сюда, чтобы сделать одно из двух — или многократно обогатиться, или окончательно лишиться всего.

Когда до берега оставалась буквально половина суток пути, то акватория вокруг оживилась настолько, что приходилось уже совершать маневры для того, чтобы разминуться с другими торговцами, а особо чуткие моряки могли уже уловить в воздухе запах заморских специй и… денег. И вот он, настал, наконец, долгожданный момент, «Золотая сколопендра» смогла пришвартоваться у причала в шумном порту.

Шивилла Гайде, которая всегда предпочитала самостоятельно решать финансовые вопросы, засела в своей каюте в компании початой бутылки вина и одной рукой сосредоточенно щелкала косточками счетного аппарата, периодически делая кое-какие пометки в списке, а другой не глядя перебирала гладкие бусины янтарных четок. Каждому члену экипажа, соответственно его должности, положено было выдать месячное жалование, пусть даже не заботящиеся о дне грядущем матросы спустят всё за один единственный вечер — это уже не проблема капитана. Да, к тому же, сколопендровцам полагалась определенная компенсация за участие в бою с пиратами. Это было уже необязательной «премией», но мадам-капитан Гайде славилась своей щедростью и считала нелишним подкрепить расположение своих людей таким образом. К тому же, деньги нужно было выделить и на косметический ремонт корабля, да еще и так, чтобы на все хватило и все остались довольны…

— Как вы и просили, мадам-капитан, — судовой врач положил на стол перед девушкой исписанный аккуратным почерком листок бумаги. Кстати, чрезвычайно аккуратным у доктора сегодня был не только почерк. Перед выходом в порт он тщательно прихорошился, чуть подбрил отросшую бородку, придав ей форму, оделся во все чистое и светлое и даже сменил просоленные сапоги легкими туфлями на пряжках… Авось, и капитанша оценит, — список тех, кому, по моему мнению, «сильнее всех влетело в драке».

— Угу… Спасибо, Ларри, — пробормотала Шивилла, не отрывая глаз от своих подсчетов. Выглядела она сейчас, можно сказать, даже забавно — такая строгая, собранная и, одновременно, озадаченная… будто никак не может отыскать пару ко второму чулку. — Ларри, постой, не уходи! Для тебя у меня тоже кое-что есть… — рыжекудрая отперла ящик стола и извлекла оттуда небольшой худой кошелек, в котором позвякивали монеты, номинал которых и металл, из которого они были отчеканены, с лихвой окупал их небольшое количество. — Твой персональный приз, — девушка очаровательно улыбнулась.

— За что?.. — насторожился Лауритц, застыв с протянутой рукой и ожидая какого-нибудь подвоха.

— За убитого пирата, — улыбка стала еще очаровательней.

— Мадам… ну, это как-то… Я ведь, право, не охотник за головами.

— Да ладно тебе, святоша! — капитанша шумно выдохнула и закатила глаза. — Я ведь обещала тебе отдельную награду. За то, что лечишь хорошо и язык умеешь держать за зубами. Бери, тебе это не будет лишним. И вот это прихвати, — помимо кошелька, она вложила ему в руку еще и маленький прямоугольничек бумаги, — я думаю, тебе это пригодится… Хватай и беги, пока я не передумала!

— Благодарю, мадам, — рыжий слегка поклонился. — А вы не…

— Что?

— Не беспокоитесь по поводу пиратов?

— А что не так с пиратами?

— Не так? А что с ними может быть «так»? На нас ведь напали! Нужно же что-то сделать… куда-то заявить…

— Напали в нейтральных водах. И не смеши меня… не суетись, курочка-наседка. Куда ты пойдешь и кому что заявишь? Здесь свои законы. И своих пиратов хватает. А то, что мы еще и своих, местных где-то подцепили, так это наши проблемы, это никого не волнует. Каждый день такое происходит.

— Ладно, как скажете. Мое дело полюбопытствовать…

Выходя из капитанской каюты в состоянии явной заинтересованности, Лауритц поближе рассмотрел врученную ему карточку. Он уже был готов ко всему, например, что Шивилла шутки ради посоветует ему контакты какой-нибудь дорогущей куртизанки или, может быть… другого капитана и его корабля, чтобы Траинен проваливал устраиваться судовым врачом уже туда. Так что, приготовившись к самому худшему, молодой человек был приятно удивлен, обнаружив там надпись «Часовая мастерская» и аккуратно начерченную схемку, как пройти по нужному адресу.

А на верхней палубе уже собралась толпа, внимавшая вещавшему со шканцев первому помощнику. Видимо, если капитанша считала это лишним, то Бертоло был не прочь провести среди этих здоровых лбов инструктаж на тему того, что такое хорошо и что такое плохо.

— Монгоней — городок небольшой, особенно по сравнению с Порт-Каллат, — рассказывал старик с видом городского экскурсовода. — Кто никогда здесь раньше не был, подняли руку. Поднимаем, ребята, не стесняемся! — Лауритц сначала хотел прикинуться бывалым путешественником и просто тихонько послушать, но совесть заставила и его потянуть ладошку вверх. — Ага, хорошо! Так вот запомните, что здесь многое отличается от королевства. Например, бордели. Здесь над домами терпимости не вешают цветных фонарей, а отмечают их лентами-флажками. Красная лента — самые традиционные утехи, зеленая — девочки помладше, желтая… — со стороны большинства раздавался воодушевленный гомон, но Ларри слегка отвлекся от таких подробностей и вернулся к речи только на словах: —… Но чтоб ни один скот руки не распускал и не смел приставать к порядочным женщинам в порту или на улицах! Здесь всякие вольности не к месту караются строго. Еще здесь в прислуге принято иногда держать рабов… С ними там тоже отдельные законы действуют, но черт их разберет, честно говоря… Помните, парни, что от дурной головы ногам тошно. И если кто-нибудь учинит пьяный дебош, задираясь с местными или, там, перепутает божий храм с кабаком… — он окинул собравшихся хитрым взглядом единственного глаза, мол, а чего вы хотите? В жизни и не такие ситуации случались, не стоит сразу зарекаться, — то пеняйте потом на себя.

После всех мыслимых и немыслимых сборов и моральных приготовлений, судовой врач уже спускался по трапу на пристань, как его нагнал мастер парусов.

— Эй, доктор Лауритц! Куда намылился такой красивый? Как собираешься оторваться на суше?

— Не то, чтобы оторваться… Я хочу заглянуть в одну часовую мастерскую, мне тут посоветовали.

— К часовщикам? Я с тобой! Может, тоже себе чего-нибудь прикуплю… Кстати, я уже показывал тебе свою коллекцию? — не дожидаясь ответа, который бы все равно оказался отрицательным, черноволосый парень выудил из кармана свои часы, совсем простенькие, которые лучше всего подошли бы, пожалуй, школяру из семейства средней руки… Но чем только они были дополнены! На маленьких кругленьких часиках болталась с полдюжины цепочек из разных металлов и больше десятка всевозможных брелоков, одни из которых напоминали дамские украшения, а некоторые — вообще какой-то хлам непонятного назначения… — Ну, каково?

— Здорово, — Ларри улыбнулся, подцепив пальцем и рассматривая повнимательней перламутровую ракушку, подвешенную на серебряной цепочке.

— Ага! Я в каждом порту приобретаю какую-нибудь эдакую штучку. Надеюсь, что и сейчас мне попадется что-нибудь интересненькое…

На пристани эти двое сразу миновали столпотворение девок, которые за ломаный грош согласны броситься на шею каждому моряку, как прождавшая его целый год любящая невеста, и барыг, готовых купить и тут же продать практически всё, что угодно. Прошли мимо внушительных механизмов, разгружающих суда и по конструкции отдаленно напоминавших «журавли», которые прилаживают к некоторым колодцам в сельской местности для подъема ведер. По пути еще и пообедали чем-то невероятно острым, но очень вкусным в харчевне, мимо которой пройти мимо уже не смогли…

Когда молодые люди достигли, наконец, порога часовой мастерской, из нее как раз выходила какая-то молоденькая дамочка весьма приятной наружности, явно состоятельная и немаловажная персона, так как сам хозяин-мастер этой лавочки провожал ее до дверей и уважительно раскланивался на пороге, забавно потряхивая в воздухе тонкими, как паутинки, серебристо-серыми волосами. Дама же отвечала на его церемонный поклон лишь сдержанным вежливым кивком. В ней, должно быть, смешалось немало кровей, что и отразилось на ее экзотичной, но, одновременно, очень близкой к северным представлениям об идеалах красоты внешности.

— Мадам, — проникнувшись важностью момента, Элоиз за неимением шляпы стянул с головы бандану, покрывавшую его роскошную шевелюру, широко улыбнулся и галантным жестом пропустил даму. Только в его сторону она даже не посмотрела, а уделила крупицу своего высокого внимания почему-то Лауритцу, растерянно замершему рядом со своим спутником, и даже одарила его очаровательно-загадочной полуулыбкой, прежде чем пройти мимо, шелестя пышными, развевающимися шелковыми юбками.

— Какая женщина… Я бы пересчитал ее юбчонки, — шепнул Эльза лекарю на ухо, когда прекрасная незнакомка удалилась.

— Тебе же говорили, что здесь это еще более не принято, чем где-либо еще. Поймают на распускании рук — церемониться не станут, как у нас, а сразу ампутируют что-нибудь.

— Да ладно тебе… Уж и помечтать нельзя. Я ж знаю, что тут красотки есть, да не про нашу честь… Хотя, тебе хорошо говорить, на тебя она та-ак посмотрела… Интересно, почему?.. Может быть, это все из-за докторской треуголки? Многим нравятся приезжие интеллигенты… Слушай, а давай мы тебя на невольничьем рынке продадим, а? Ты парень еще молодой, рыжий, это как бы в диковинку, еще и врач… Да я сорву на тебе большой куш! Нет, не хочешь? Ну, ладно… Доктор Ларри, а дай-ка мне свою шляпу поносить!

— Не дам, обойдешься, мастер Эльза.

— Ну и зануда. Зажимистый зануда.

Про них впору было писать новую сказку «Красавица и Зануда». Вернее, «Красотка… и Наседка», как в насмешку прозвала судового врача капитан Шивилла.

Хозяин часовой мастерской увидел в них (по крайней мере, в чистеньком и отутюженном паиньке-докторе) людей в меру состоятельных, поэтому сразу уделил максимум внимания лекарю, желавшему обзавестись часами. Рыжему гражданину Королевства показали много разных достойных образцов часового искусства, из драгоценного металла и из бронзы, стальных, похожих на какое-то оружие, и инкрустированных каменьями, как дамская брошь, со створками из черепахового панциря и слоновой кости… Ему все нравилось, но и, одновременно, все было что-то не то. Ничего не вдохновляло.

Говорили, что подходящие часы не нужно слишком тщательно искать, они должны найти тебя сами. Как только ты возьмешь их в руку, то сразу поймешь, что они должны принадлежать именно тебе, а не кому-то другому… Только если тебе их не подсунул на шестнадцатилетие отец, потому что посчитал, что именно их покупка будет рациональна для семейного бюджета. А ты взял и обрадовался вне зависимости от того, понравилось тебе или нет, только из вежливости и ради того, чтобы не обидеть родителей…

Следующим в руки Лауритца попал гораздо более занятный хронометр. Судовой врач взвесил часы в руке, они были крупными — занимали почти всю ладонь, и довольно массивными. Впрочем, он ведь и не девица, чтобы гнаться за тонкостью и изяществом подобного аксессуара… Створки часов были выполнены из чуть тронутого чернением серебра и с обеих сторон украшены гравировкой. В две окружности были заключены две перенесенных на плоскость полусферы, миниатюрное изображение карты звездного неба. В этот предмет Лауритц влюбился с первого взгляда и уже знал, что купит именно его, хотя еще даже и не взглянул на циферблат. Эту симпатию сразу заметил и часовых дел мастер.

— Хороший выбор, господин! Сразу видно, что вы ценитель по-настоящему уникальных вещей. Если вы возьмете эти часы, то не пожалеете. Видите, что они выглядят почти как новые? Но на самом деле их корпусу уже больше ста лет, а чеканка на нем — копия античной карты, которая практически полностью совпадает с современными. Механизм же внутри новенький, я сам лично собирал его в начале года, так что эти часы исправно послужат и вам, и вашим сыновьям и внукам… Ну как, вы что-то решили, сэр?

— Да, мне, действительно, очень понравилось… — тихо проговорил Ларри, рассматривая поблескивающий циферблат, на котором отсчитывала секунды тонкая серебристая стрелка, а затем прислушался к мерному, успокаивающему тиканью. — Честно признаться, я не настолько хорошо разбираюсь в часах. Но я склонен полностью довериться вашему мнению. Мне вас посоветовала одн… один хороший человек, которому я тоже склонен верить.

— А кто, если не секрет? — поинтересовался часовщик. — Я едва ли не каждого своего клиента помню в лицо и по имени…

— Капитан Гайде, если вам это о чем-то скажет.

— О, как же, как же… Золотой аммонит с изумрудом в десять карат, конечно помню. Как же запамятовать такие роскошные часы… и такую женщину.

— Да, вы правы. Действительно роскош… ные у нее часы. А эти я буду брать, сколько они стоят?

Владелец мастерской не озвучил цену, а записал ее доктору на клочке бумаги. Лауритц был самую малость поражен, но согласился с тем, что хорошая вещь не может стоить гроши, и расплатился чистым золотом, которое пожаловала ему мадам-капитан. Серебряные часы, теперь уже полноправная собственность Лауритца Траинена, перекочевали к нему в правый жилетный карман, а цепочку он выпустил наружу и зацепил за пуговицу. В этот момент, стоя перед зеркалом, он испытал пусть мимолетное, но настоящее счастье.

— Ладно-ладно, ты красавица. Хватит перья распускать, — одернул его Элоиз, возвращая с небес на землю. — Пойдем уже, если ты купил все, что хотел.

Еще раз сердечно поблагодарив часовщика, лекарь покинул его лавку.

— А зацени теперь мою канительку! — молодой брюнет продемонстрировал тоненькую и короткую золотую цепочку, которую он уже прилаживал к своему хронометру.

— И когда ты успел?..

— Стянул, пока ты мастера отвлекал.

— Ты что?.. Ты ЧТО??? Так нельзя! Пошли обратно, ее нужно вернуть. Она же денег стоит, и немалых.

— Именно поэтому я и не собираюсь ничего возвращать, — недовольно фыркнул Элоиз. — Зануда. А знаешь, куда я теперь хочу тебя сводить? Ну, в первую очередь я, конечно, хочу сводить туда себя… В какой-нибудь хороший веселый дом.

— Я не думаю, что это очень удачная идея…

— Тогда ты сразу перестанешь ворчать и снова вспомнишь, что значит быть действительно довольным жизнью. Что ж я, не понимаю, что у нас негде, некогда и не с кем… Если вы только с Гайде не того, а то что-то ты частенько у нее бываешь в последнее время.

— Нет, — Ларри коротко и немного нервно рассмеялся, — мы с ней не «того» и не «этого». Ты, верно, шутишь… Ты хоть сам себе это представляешь?

— Да… да, пожалуй, с этим я загнул, — парень расхохотался. — Ладно, пойдем возвращать себе здоровый цвет лица. Только сначала дай мне примерить свою шляпу.

— Я уже сказал, что не дам. Шляпа — это святое.

Впрочем, в голове у Элоиза, как и в парусах, с которыми он возился круглые сутки, гулял ветер. Объяснять ему что-либо было бесполезно, если он что-то себе надумал, то обязательно сделает по-своему. Стоило Лауритцу буквально на секунду отвернуться, как парень аккуратно стащил с его головы треуголку и увенчал ею свои смоляно-черные, блестящие волосы.

— Не возмущайся, дядя Ларри, — весело заговорил он, — мне ненадолго поносить. Чисто для завлечения девиц.

— Там, куда мы направляемся, — вздохнул Лауритц, не разделявший столь бурного веселья своего товарища, — для «завлечения» тебе ничего, кроме кошелька не потребуется…

— Да ладно тебе, выше нос! Не занудствуй, а то…

Он так и не успел договорить речь о последствиях докторского занудства. На пути молодых людей показалась запыхавшаяся девица в довольно экзотичном на их северный вкус платье, стремительно выбежавшая из здания, находившегося у них прямо по курсу. Судя по пучку разноцветных лент, постыдным стягом развевавшемуся над его входом, в нем легко можно было распознать публичный дом, и профессия всполошившейся девицы тоже не вызывала вопросов. Выглядела жрица любви так растерянно, словно не знала, куда ей бежать, но стоило ей лишь издалека приметить двух членов экипажа «Сколопендры», как она стремглав бросилась на них и едва ли не налетела на парусных дел мастера.

— Доктор! — выдохнула она, хватая брюнета за руку и с неожиданной настойчивостью тут же попытавшись потащить его за собой. — Какая удача, доктор из Королевства!..

— О, вот оно! — подмигнул парень. — Что я говорил — стоило только надеть шляпу, как меня тут же все захотели!

— Доктор, пожалуйста, не откажите помочь. Одной из наших девочек очень нужен врач.

— Оу… послушай, красавица, вынужден тебя разочаровать. Я не врач, врач — он, — Элоиз вернул красноперую треуголку ее настоящему владельцу и, для пущей верности, демонстративно ткнул в его сторону пальцем. — Ларри, это уже по твоей части. Небось, какая девка на сносях… фе, какая мерзость. Впрочем, я бы тоже заглянул в это славное местечко, но только на правах гостя.

Девушка, которая поначалу, кажется, не совсем поняла, в чем дело, сориентировалась и ухватила за рукав рыжего. Ей было все равно, кого вести, лишь бы поскорее… И все трое поспешили под гостеприимные своды дома терпимости.

Практически с порога их встретила высокая, богато одетая мулатка неопределенного возраста — судя по всему, владелица данного заведения. Она сама взялась проводить Траинена наверх, в комнаты для посетителей, в то время как Красотка Эльза задержался внизу, где было пошумнее да народу побольше.

— Да, это настоящий доктор, — вещал он, уже успев ухватить за талию одну девку посмазливей, — он со мной, это я его привел. Нет, сам я не врач, но тебя, сладенькая, осмотрю с удовольствием!..

Лауритц тем временем уже поднимался по скрипучей лестнице с едва ли не до блеска отполированными сотнями пар ног ступенями, вслед за темнокожей матроной.

— Что случилось? — сразу же перешел он к делу.

— Один клиент поранить мою девочку, — с акцентом заговорила бордельная хозяйка, выходя вперед и показывая судовому врачу дорогу. Они прошли по узкому коридору, по обе стороны которого располагались гостевые комнаты. Одни из них пустовали, а из-за других же запертых дверей доносились недвусмысленные звуки. — Марике, ей осемнадцать, славная крошка, очень умелая, пользоваться большую популярность. Этот мужчина выглядеть достойно и не предупреждать, что хотеть причинять женщинам боль. У нас не висеть на входе черные ленты, мы не предоставлять таких услуг! Он заплатить тройную цену, но покалечить Марике, — она распахнула дверь одной из спален, пропуская доктора вперед.

Внутри ему открылась следующая картина — трое работниц заведения испуганно окружали четвертую, которая лежала на постели, завернув обнаженное тело в окровавленную простыню, и рыдала в три ручья, прижимая правую руку к груди. Рядом с ней на полу стоял таз с водой, розовой от крови, видимо, подруги уже поухаживали за несчастной в меру своих сил.

— Кыш-кыш! — шикнула на них матрона. — Хватит тут торчать! Я привести настоящего врача. Идите работать, девочки. Бегите, клиенты ждать вас внизу!

— Ей уже получше, но она все время плачет… — шепнула одна из девушек, шурша подолом платья, проскользнув в дверь.

— Марике, не реви! — строго приказала хозяйка, когда все посторонние покинули комнату. — Тихо! Иначе ты мешать гостям в комнатах вокруг, — девушка утерла покрасневшие от слез глаза краем простыни и попыталась совладать с собой, но все еще продолжала судорожно всхлипывать. — Вот доктор… как ваше имя, господин?..

— Траинен.

— Расскажи ему, что случиться. За что он тебя так… Ты сделать что-то, что ему не понравиться? — в ответ на этот вопрос молодая блудница только разразилась новой волной рыданий, темнокожая женщина только руками всплеснула и закатила глаза. — Не реви, девочка моя. Не хотеть говорить — не говори. Потом… Пожалуйста, доктор.

Лауритц присел на край кровати и, стараясь лишний раз не смотреть в глаза своей пациентке, аккуратно взял ее за так неловко прижимаемую к корпусу руку. Конечность была замотана уже пропитавшимся кровью полотенцем, а когда врач его осторожно размотал, то увиденное даже его на секунду заставило вздрогнуть. Он, конечно, всякого успел насмотреться за время своей практики… Но каким же нужно было быть зверем, чтобы так поиздеваться над невинной… то есть, ни в чем не повинной, совсем юной девушкой?.. Кисть руки Марике была красной и липкой от крови, а ее безымянный палец был отрублен. Подчистую, до зверски раскуроченного сустава последней фаланги. Она вся тяжело пульсировала, нетрудно было представить, что бедная девочка сейчас не чувствует ничего, кроме боли…

— Силы небесные… — прошептал судовой врач, а затем добавил уже громко: — К сожалению, при мне нет никаких инструментов. Если можно, распорядитесь, чтобы сюда принесли горячую воду, соль и спирт… что-нибудь вроде рома, сгодится любой самогон. И чистую простыню на перевязку.

Хозяйка снова призвала одну из девиц и приказала, чтобы всё было сделано, как велит Лауритц. А затем все покинули их, предоставляя врачу возможность работать в одиночестве.

— Я оставить вас вдвоем. Марике, если доктор только этого захотеть, заплати ему потом.

«Чего хотеть доктор», это ему самому было еще невдомек. Так что он пока всецело сосредоточился на том, в чем хорошо разбирался — на крови, мясе и костях… и неважно, кому они принадлежали, особе ли благородного происхождения или обыкновенной шлюхе. На теле девушки обнаружилось несколько синяков и ссадин, но это было ничто по сравнению с изувеченной рукой.

— Я не делала ничего, что бы могло ему не понравиться… — вдруг заговорила Марике, пока Ларри возился с ее пальцем… вернее, с тем местом, где тот совсем недавно находился. До этого же девушка вообще не проявляла никаких признаков заинтересованности происходящим. — Он был всем доволен… — ее всхлипывания участились, кажется, она была готова вот-вот разреветься с новой силой.

— Нет-нет, ты ни в чем не виновата, — поспешно заговорил Лауритц, заставляя себя взглянуть в ее глаза… это были просто глаза напуганного олененка… — Я уверен, что ты… очень хорошо выполняешь свою работу. Хозяйка тебя хвалила. Ты молодец, а кто бы так с тобой ни поступил, он — настоящее чудовище.

За неимением другого успокоительного и хорошего обезболивающего, приходилось использовать доброе слово, которое, как ни странно, возымело определенный эффект.

— Сначала он был добр и ласков… — бледными губами бормотала девица, искоса поглядывая на совершаемые медицинские манипуляции. — Говорил, что не прочь на мне жениться… Хотел подарить кольцо… а потом… потом он достал нож… — она захлебнулась рыданиями.

— Чшшш… Тише-тише… Марике. Все уже позади, его здесь нет, больше он не станет тебя трогать.

— Доктор… Что теперь со мной будет?.. Вы пришьете мне палец? Вот он… — только сейчас Ларри заметил, что на прикроватном столике, рядом с подсвечником, на подносе с пустыми бокалами и графином вина, в довершение картины лежит отсеченный дамский пальчик. Видимо, на лице у лекаря сразу же отобразилось все, что он подумал по этому поводу, и Марике сразу это заметила. — Не пришьете? Не сможете?..

— Нет, боюсь, не смогу. Это в принципе невозможно. Я не знаю практически ни одного человека, который взялся бы за эту задачу, и еще меньше людей, у которых бы это получилось. Его остается просто… выбросить.

— Ах… — девушка поморщилась от боли. — Ну и ладно… Мне не так уж и важна эта рука, я и без нее могу быть красивой и хорошо работать…

— Да-да… Ты не беспокойся, ты и так красивая. А на руку внимания никто и не обратит… наверное.

Когда кровь удалось остановить, а увечная рука была туго перебинтована от самого запястья, Ларри смог спокойно передохнуть. Перегнувшись через лежащую Марике, он взял со столика бокал, протер его платком и налил себе вина. Оно оказалось красным и весьма неплохим — все-таки, далеко не последний у них бардак… Подумав немного, он налил еще и проститутке — все же за счет заведения, и устало откинулся на подушки, надвигая треуголку на глаза… Ну а что — понимает ведь человек, что не на приеме во дворце находится, что здесь и такое поведение вполне сойдет за приличное.

— Чтобы скорее восстанавливать силы и поправляться, — заявил он, отхлебнув из бокала, — тебе нужно правильно питание. Хорошее вино, молоко, мясо нужно кушать…

— Тогда вырастет новый палец?.. — оживилась прямо таки по-детски наивная девица.

Ну и вопросик… Над таким впору сентиментально расплакаться, но Лауритц постарался ответить спокойно.

— Нет. Он уже никогда не вырастет.

Еще некоторое время они пролежали в полной тишине, нарушаемой лишь негромким поскрипыванием кровати за стеной. И представляли они собой, стоит заметить, весьма странное зрелище — обнаженная юная красавица, завернутая в некогда белоснежную, а теперь запачканную кровью простыню, аки какая языческая богиня, требующая жертвоприношений, а рука — на перевязи, и молодой мужчина, одетый по нездешней моде, в докторской шляпе и туфлях, и каждый с бокалом вина в руке…

— Доктор… — снова заговорила Марике. — Спасибо вам, доктор.

— Не за что, — коротко ответил Ларри. И чуть не добавил по привычке: «обращайся, если что», но вовремя осекся. Не нужно ему больше такого «счастья»…

— Доктор?.. Я могу вас отблагодарить, доктор… У меня сейчас нет денег… Но я могу сделать все, что вы захотите.

Лауритц вопросительно посмотрел на обратившуюся к нему девицу. А ведь она была хороша собой, даже очень… Неудивительно, что такая, судя по словам хозяйки, пользовалась… спросом. Миниатюрное, стройное, красивое, даже несмотря на следы побоев, тело, блестящие волосы цвета красного дерева и темно-карие, почти черные глаза, контрастирующие на фоне белой кожи нежного личика… Да что же это, в самом деле, она ведь просто бледна от кровопотери… Но сказать, что доктору не нравилась в некоторой степени эта беззащитность, значило бы покривить душой. Ведь внутри Лауритца всегда жил Рыцарь, избавиться от которого было невозможно никакими противорыцарскими препаратами, а он периодически настойчиво требовал спасать обиженных и беззащитных… особенно прекрасных дам… Ах, каков рыцарь, такие ему, видимо, и дамы попадались.

— Кхм… А сможешь ли?.. — наконец удалось ему выдавить из себя вопрос, не самый удачный, честно говоря…

— А для этого мне совсем не понадобится рука, — спокойно ответила Марике и даже улыбнулась. Опершись на левый локоть, она склонилась к уху Траинена и что-то ему нашептала, отчего судовой врач плавно переменился в лице.

— Серьезно, что ли?.. — девушка кивнула, а лекарь все еще сомневался, но не так уж и долго… — Л-ладно… давай.

Блудница улыбнулась. От уха рыжего она переместилась прямо к его лицу, склонившись над ним, еще одно мгновение, еще один взгляд, который никто не осмелился бросить друг другу в глаза, и она прильнула к нему в поцелуе. Девчонка знала свое дело, однозначно… Но вот губы шлюхи были на вкус… никакими. Безвкусными, доктор бы даже сказал, почти стерильными. Словно девушка тщательно вымыла рот с мылом, а затем еще неоднократно прополоскала его водой, обеззараживающим раствором… а потом снова водой. Положив ладони ей на плечи, Лауритц мягко отстранил ее от себя и опустил чуть ниже, чтобы та оставила эти прелюдии и сразу перешла к делу. Марике поняла все без лишних объяснений…

А примерно в то же самое время, в комнате напротив и через две двери направо по коридору разворачивалась совсем другая сцена. Там мастер парусов «Золотой сколопендры», успевший даже повысить градус своего веселья, уже уединился с одной из местных нимф, и теперь они оба хохотали, пока парень разматывал на девушке платье затейливого покроя и тискал ее за аппетитные округлости.

— О, вот это я понимаю — платье, — со знанием дела и без отрыва от процесса заявлял Элоиз, — не то, что у нас — девка напялит на себя десять одежек, и, вроде, всё, что надо, напоказ, а как возьмешься раздевать, так и в кровь собьешь все пальцы, пока справишься со всеми этими шнурками и крючочками… Отличное платье! Но без него ты мне нравишься еще больше…

Лишь только они собирались перейти непосредственно к предусмотренным природой любовным утехам, как в дверях их временного номера, которые кто-то непредусмотрительно оставил незапертыми, появился здоровенный детина, явно навеселе. Окинув парочку, слишком увлеченную друг другом, нетрезвым взглядом, он расплылся в улыбке от уха до уха.

— Ну надо же! Две девахи любятся! Мамзели, позвольте я к вам присоединюсь!.. — и в довершение своей краткой, но емкой речи, с размаху шлепнул широкой ладонью по тощей заднице мастера парусов.

— Чего??? — Красотка Эльза обернулся к незваному гостю, скорчив возмущенную мину на безбородой физиономии и сдувая упавшие на глаза длинные пряди. Астеничное сложение, водопад густых распущенных волос цвета воронова крыла, как говорится, шелком струился по худым плечам, и все такое прочее… Нечаянно принять его за девицу, действительно, было можно, особенно со спины, особенно по пьяни. Но это не значило, что парень воспринимал это как норму со спокойной душой… особенно по пьяни, особенно в такой неподходящий момент.

— Ох, ну и девка, плоская, как доска… — огорченно покачал головой детина, по габаритам, кстати, напоминавший средних размеров платяной шкаф.

— Да ты вообще страх потерял, молодчик, мать твою?! — гаркнул Элоиз, опешивший от такой наглости и запутавшийся в завязках собственных штанов. — «Девка» без грудей и с инструментом где надо! Тебе что, повылазило? Не видишь — мужик я!!! Мужик!

Широкое лицо вошедшего парняги осияло внезапно снизошедшее озарение.

— Ааа… Так тут еще и для любителей мальчиков того… этого. Тьфу, срамота! А если б не увидел с лица, так, пожалуй, и вжарил бы…

Единственная настоящая проститутка, находящаяся в это время в помещении, ничуть не стесняясь, хихикала над таким забавным недоразумением. В принципе, все это можно было свести к шутке и решить мирным путем, но юный Элоиз, мнивший себя первым самцом всея округи, не терпел подобного к себе отношения. Глумиться над «Эльзой» было позволительно только друзьям, а другим — ни-ни, ни под каким предлогом, и извольте, пожалуйста, отправиться на энную комбинацию букв…

— Да я тебе щас как вжарю, мигом прозреешь! — парень залепил обидчику нехилую затрещину, только не рукой. Для убедительности он для этих целей ухватил со стола так кстати оказавшийся там металлический поднос.

После того, как у обознавшегося искателя любовных приключений отзвенело в голове — то есть, примерно через несколько секунд, — обнаружилось, что он тоже человек очень ранимый и обидчивый. А для того, чтобы это доказать, он, в свою очередь, вооружился стулом.

Быстрый и ловкий, как обезьяна, Эльза выскочил из комнаты в коридор, успев при этом распрощаться со своей дамой и не в силах удержаться от того, чтобы не выкрикивать на ходу оскорбления в адрес мужчины. Впрочем, даже в такой ситуации он не потерял оптимизма и мог немного порадоваться тому, что пусть досуг и не удался, но зато он как следует облапал красивую девушку совершенно бесплатно.

— … Ах ты, каютная шлюха!..

— Шлюха??? А-ну, сымай портки и нагибайся, я тебе покажу, кто здесь шлюха!

На середине примерно такого диалога Элоиз, босиком, в одних штанах и расстегнутой рубахе, влетел в спальню, где после своих трудов как раз начал отдыхать Лауритц Траинен. Как можно догадаться, на этом досуг для судового врача на сегодня тоже отменился.

— Ларри, спрячь меня! — выпалил черноволосый, подпирая спиной дверь, и только сейчас заметил, что доктор, вообще-то, тоже как бы занят. — Ой… Неужто я помешал чему-то более интересному, чем медосмотр?.. Ну, извините… А теперь спрячьте меня, иначе этот полудурок меня прибьет!

Ларри защелкнул пряжку на ремне и откинулся на подушки с обреченным видом и без особых признаков жизни. Марике испуганно отползла на край кровати, кутаясь в свою простыню.

— Хэй, спасите-помогите, ребята, — обиженно взмолился мастер парусов, чувствуя за спиной удары пудовых кулаков в дверь и заперев ее на щеколду.

— Я боюсь… — у черноглазой блудницы, кажется, вот-вот должен был случиться новый приступ истерики.

— О, не бойся! Это я боюсь! — уверил ее моряк. — Тот парень просто на дух не переносит длинноволосых юношей…

— А я-то тут при чем?! — скорбно простонал Лауритц, выползая из постели.

— А ты — со мной. Ты мой друг, старший товарищ, должен быть умнее и благоразумнее, и все такое… следить за мной, короче, — Элоиз раздвинул шторы и задумчиво посмотрел вниз. — Пожалуй, нам придется выйти через окно.

— Второй этаж…

— Ничего, там внизу кусты какие-то растут! Милочка, — обратился он к Марике, — эти кустики, случайно, не колючие?..

— Нет-нет… Знаете, кажется, их специально для того там и высадили. Не вы первые, кто уходит отсюда таким путем… Кхм… — девушка машинально потянулась пригладить свои волосы правой рукой, но вспомнила, что та перебинтована. — А как же мы с доктором? Я хотела с ним рассчитаться…

— Да хрен с ним! Рассчитаешься натурой… тьфу, то есть, деньгами! Занесешь нам в порт, на, — название он выговорил шепотом, — «Золотую сколопендру».

И два товарища покинули это гостеприимное заведение. Почти, как через дверь… только если бы порог был высотой ярда в четыре. К счастью, кусты оказались действительно неколючими и, пусть это и не перина, но выполнили свою амортизирующую функцию.

Спустя несколько минут два невезучих дурака, иначе их и не назовешь, один рыжий, а другой чернявый, опрометью неслись по извилистым улочкам в неизвестном направлении. Как Лауритц когда-то и говорил, бегал он, и правда, хорошо, только вот сейчас его настигло чувство, будто бы они уже заблудились в незнакомом квартале.

— Зачем мы бежим? — выдохнул он. — Разве за нами кто-то гонится?..

— О, да! Еще и со стулом!.. — вроде бы даже и не шутя ответил Элоиз, уже минуты три не сбавлявший темп. — Нужно разделиться! На счет три! — резко выпалил он на бегу. — Раз!.. Два!.. — на ближайшем повороте Эльза со всей недевичьей силы толкнул Лауритца в какой-то переулок, придавая тому ускорение по прямой, а в спину доктору раздался только выкрик: — Встретимся на корабле!

Глава 3. Маленькие слабости больших женщин

Топографическим кретинизмом доктор Траинен не страдал. Ну, разве что, в ранней молодости, когда только поехал учиться в столицу… Тогда, еще зеленым юнцом-студиозусом, он мог час потратить на то, чтобы перейти из одного корпуса университета в другой, расположенный едва ли не напротив, зато имел возможность между делом вскользь ознакомиться с местными достопримечательностями… Но в незнакомом городе, в другой стране, да и вообще в части света, в которой он готов был засомневаться даже в точности показаний компаса, Ларри почувствовал, что заблудился. По своему обыкновению он был готов сперва испытать глубокую фрустрацию, а затем смириться с мыслью, что «Сколопендра» уйдет без него… но этого не случилось. У Лауритца выдался сегодня настолько насыщенный день… да и не только сегодня, что такой мелочью его уже нельзя было вывести из душевного равновесия.

Блуждая по лабиринту до неприличия узких, но, тем не менее, приятно чистых улочек, Ларри остановился передохнуть в тени под натянутыми от дома к дому бельевыми веревками, на которых, как стяги, полоскались ветром цветастые одежды. Ему и невдомек было, как он близок к своей цели, и что стоит ему миновать еще пару переулков, и он спокойно выйдет к порту…

— Милейший юноша! — вдруг раздался оклик рыжему в спину.

Сэр доктор Траинен далеко не был уверен в том, что он выглядит таким уж милым и таким уж юным, конкретно в данный момент, но, тем не менее, обернулся, исключительно на всякий случай. И не прогадал — обращались действительно к нему. Его окликнула пожилая женщина в свободном, струящемся балахоне цвета сухого киселя и пестром платке-шали, под который были аккуратно собраны седенькие волосы, стоявшая за небольшим прилавком под навесом, прямо у стены одного из домов. Она кивнула лекарю, что мол, да, это именно его она звала, никого другого, и улыбнулась так дружелюбно, что тот просто не мог пройти мимо.

— Добрый день! — Ларри уже почувствовал бы себя последним хамом, если бы не поздоровался по-человечески с этой миловидной старушкой. Между делом взгляд его невольно зацепился за пестрый товар на ее прилавке — разномастные коробки и коробочки, банки и блестящие свертки…

— Мне кажется, или вы немного печальны? — участливо и крайне доброжелательно спросила торговка. Причем говорила она так быстро, что Лауритц и возразить ей ничего не успел, хотя хотел, вон даже рот раскрыл. — Зачем такому симпатичному молодому человеку понадобилось грустить в такой, как вы сами сказали, добрый день? У вас что-то стряслось? Может быть, любимая не отвечает вам взаимностью?

— Эммм… как бы… вообще-то, сударыня… — неуверенно промямлил рыжий, мигом растеряв всю свою манерность. Какой-то извилиной он понимал, что старушка-то про него ничегошеньки не знает и «стреляет» наугад, такое она могла сказать любому прохожему и оказаться правой с примерно пятидесятипроцентной вероятностью. Но как же эффектно оказалось это случайное попадание в самое уязвимое место…

— Приворотного зелья не изволите? — поинтересовалась она так невозмутимо, словно предлагала пастилки от кашля.

— Нет! — возмутился доктор. — Нет-нет-нееет… Вы что?! Это же… — он оглянулся по сторонам и серьезно прошептал, — незаконно.

— Да ладно вам, молодой человек, — непринужденно рассмеялась пожилая женщина, — не нервничайте вы так, ничего плохого я вам предлагать не буду. Я просто пошутила, — невинная улыбочка озарила ее румяное, морщинистое лицо, — уж и пошутить нельзя… Но я все-таки могу предложить вам кое-что, что непременно понравится и вам, и вашей подружке, — она торжественно провела рукой над своим прилавком и жестом заправского фокусника открыла несколько коробок и коробочек, демонстрируя их содержимое. — Издавна мужчины пытаются завоевать сердце женщины разными подарками, но редко что пользуется большей популярностью и успехом, чем сладости.

Лекарь мог бы сейчас ввернуть что-нибудь о том, что некоторые женщины, как оказалось, больше предпочитают крепкий табак и не менее крепкий алкоголь… но не смог произнести ни слова, так он был восхищен увиденным. Перед судовым врачом драгоценной россыпью предстало не что иное, как конфеты. Разнообразные, самых причудливых форм и расцветок… а запах, который они источали… в общем, понятное чувство — возникшее желание забрать все и сразу.

— Нравится? Я знала, что понравится, — довольно хмыкнула торговка. — Ну, так как, милейший юноша, сколько вам завернуть?

— Погодите… А попробовать можно? — деловито поинтересовался Ларри. Во-первых, если он собирался покупать что-то для мадам Гайде, то должен был удостовериться, что это «что-то» наивысшего качества (в чем уже имела возможность убедиться одна небезызвестная цветочница из Порт-Каллат). Во-вторых же… он просто был не дурак покушать конфет задаром.

— Можно, — кивнула она, — выбирайте любую, за качество всего товара я отвечаю.

Сделать выбор из такого разнообразия было не так-то просто, поэтому Лауритц наугад взял нечто более классическое — шоколадный шарик, увенчанный миндальным орешком. Пожилая дама в розовом протянула ему маленькую белоснежную салфеточку, чтобы вытереть пальцы, и одарила заинтересованно-одобряющим взглядом.

— О, силы небесные, да это же восхитительно! Да это лучше, чем… кхм… неважно. А еще можно?.. Нет… ну, само собой… Я возьму вот эту коробку, большую, пожалуйста.

Траинен чувствовал себя несколько неловко, расплачиваясь за коробку конфет целой золотой монетой. Но у торговки, по счастью, оказалась сдача. Правда, отсчитывать ее пришлось долго, и в итоге она всыпала в ладонь судового врача целую пригоршню более мелких монет, которую он не глядя отправил в карман.

— Ах, да, и еще один вопрос хотелось бы задать…

— Заблудились?

— Да…

— Куда вам нужно попасть?

— В порт. Желательно, к торговым причалам, но туда я уж и сам доберусь, знать бы только, куда идти…

— Так это совсем просто! Если вы сейчас пройдете до конца этой улочки, повернете направо, а после пройдете в первый поворот налево, то безошибочно выйдете прямо к порту. Если не упомните, то спросите там дальше кого угодно из прохожих.

— Прямо, направо, налево, прямо… Я запомнил. Премного вам благодарен, сударыня, хорошего вам дня!

— И вам я желаю хорошего, веселого дня. Он далеко не подошел к концу, так что, уверена, он еще может резко измениться… в лучшую сторону, разумеется.

Раскланявшись с этой на редкость дружелюбной бабушкой, Ларри направился по указанному пути, а через один поворот от нечего делать запустил руку в карман и решил пересчитать свои деньги. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что его обсчитали. Причем, что вообще из ряда вон выходит, обсчитали в его пользу. Торговка сластями дала ему сдачи больше, чем должна была… И истинный джентльмен с северного архипелага не мог оставить все, как есть, и просто порадоваться жизни. Совесть заставляла его вернуться и вернуть избыток. Только вот, вернувшись обратным путем, этот честнейший из врачей… никого не обнаружил. Ни прилавка, ни навеса у стены, ни конфет, ни старушки в розовом. Ничего, что напоминало бы о ее существовании, даже конфетного фантика на земле не было. Улочка казалась настолько пустой, что только перекати-поля не хватало на ней для полного счастья. Разумеется, Лауритц немало удивился, но списал все это на свой топографический кретинизм и паршивую ориентировку на местности. Видать, просто не в тот переулок свернул, а дома-то ведь здесь все похожи один на другой… Делать нечего, пришлось искать. Не слишком активно, чтобы не заблудиться по второму кругу, но с долей азартного интереса. Побегав таким образом еще с четверть часа и никого нигде не обнаружив, доктор удовлетворил свою гипертрофированную совесть и почувствовал себя вправе махнуть рукой на пару лишних медяшек и с чувством выполненного перед общественностью долга идти, куда шел.

По дороге Траинен решил перепроверить и содержимое своего картонного ларчика — всего ли там хватает и нет ли чего лишнего. Открыв коробку, он с удовольствием еще раз рассмотрел настоящую коллекцию сладких произведений искусства и не удержался от того, чтобы не попробовать еще одну. Эта конфета таяла, как масло, оставляя после себя фруктовое послевкусие. А потом еще одну… честное слово, последнюю, а то как-то не очень красиво было бы не донести коробку и выжрать половину по пути… Вторая была из радикально-черного, как мысли закоренелого пессимиста, шоколада. Она была горькой, острой, жгучей от какого-то местного перца, какой угодно, только не сладкой. Ларри задумчиво поморщился, но решил, что и такое очень даже подошло бы под ром, который так любит мадам… В общем, в отличном настроении и с придремавшей бдительностью судовой врач прямо-таки взлетел по трапу на борт «Золотой сколопендры», большая часть команды которой была уже занята погрузкой закупленного товара.

Не привлекая к себе лишнего внимания, остановившись на палубе, Лауритц лицезрел следующую картину. Красотка Эльза как раз выслушивал поток брани от мадам-капитана.

— Банник тебе в глотку, чертов оболтус! — критически замечала Шивилла. — Вечно только о себе и думаешь!..

В это же время к лекарю подкралась «подмастерье», остававшаяся в последнее время тихой, скромной и незаметной. Так что Ларри даже растерялся слегка, когда она первая с ним заговорила.

— Здравствуйте, сэр доктор! Ой, а у вас кровь на рукаве… Что-то случилось?

— Случилось… Только не со мной. Так что не беспокойтесь… ся.

— Ах, понятно… Красивая у вас коробочка. А что в ней?

— Там… ничего.

— Знаю я вас… «Ничего» так красиво обычно не упаковывают, — вздохнула девочка и как-то сразу погрустнела слегка.

— А… Олли, не знаешь ли ты, что там происходит? — Лауритц кивнул в сторону капитана.

— Ищут…

— Кого?

— Вас.

— Меня? Ну, надо же…

— Да, если хотите, можно тут тихонько постоять и посмотреть, как мастеру Элоизу влетит за то, что он вас «потерял». Будет забавно.

Только «забавляться» за чужой счет Лауритц не хотел, поэтому предпочел сразу подойти к спорящей парочке, пока дело не дошло до рукоприкладства… Звонкая затрещина, уже отвешенная Шивиллой парню в воспитательных целях, разумеется, рукоприкладством еще не считалась.

— Сейчас сам пойдешь и будешь его искать! — продолжала негодовать рыжеволосая. — Он ведь совсем не приспособлен к нормальной жизни…

— Доброго дня, мадам капитан, — чинно поклонился доктор, вроде как: «А вот и я! Не ждали?». — Простите, что невольно подслушал ваш разговор… Интересно, а кто это к нормальной жизни не приспособлен?..

— Ты, — хмыкнул Элоиз, потирая ушибленный затылок. — Ну вот, мадам, а я ведь говорил, что ничего с ним не станется, а вы верить не хотели.

Шивилла же сделала вид, что ничего не произошло. Поворчав лишь немножко о дисциплине и том, что судового врача они, в случае чего, и нового найдут, не такая уж это и редкость, она собиралась удалиться в свою каюту. Ларри же попытался задержать ее в дверях.

— Вы не искали меня, мадам капитан?

— Нет, не искала, — невозмутимо отрезала девушка, потянув на себя дверную ручку.

— А я вас… Мадам Гайде. У меня для вас небольшой подарок, — лекарь невинно улыбнулся, протягивая ей коробку, но морячка посмотрела на презент строго, с большим подозрением, совсем не торопясь его принимать.

— Только не говори, что ты такой дурак, спустил все данные тебе мной деньги на подарок мне же.

— Нет, мадам, если я и дурак, то не настолько. Я же сказал — маленький подарочек, в знак моей благодарности и… дружеского расположения.

— Ну, раз дружеского, то давай сюда… — Шивилла резким движением выдернула из рук врача коробку и прошла в свою каюту. — Ты тоже заходи, пожалуй, у меня есть к тебе одно небольшое дельце.

Сняв шляпу и приземлившись на стул, Ларри с нетерпением ждал, пока его зазноба расположится за своим столом и откроет подарок. Сейчас его почему-то не волновала мысль, что если Гайде что-то не понравится, это может плачевно закончиться для дарящего… Открыв коробку, капитанша дважды переменилась в лице.

— Медузу мне в рот… — умиленно прошептала она, и ее изумрудные глаза почти что по-детски просияли. — Ларри, да это же конфеты! — констатировала она. — И это же… отлично!

— Лучше, чем «веник»?.. — кротко поинтересовался врач.

— Намного! И практичнее… — ее тонкие, длинные, с коротко остриженными ногтями пальцы потянулись к коробке, извлекая первую конфетку. — М-м-м… обалденно! Док, вот с этим ты мне вмастил! Я вот сейчас подумала и вспомнила внезапно… да я же обожаю шоколад. Только мне его почему-то никто никогда не дарит. Оружие… — рыжая достала еще одну конфетку и, рассмотрев ее с пристрастием ювелира, отправила в рот. — Табак… Спиртное… — продолжала она с набитым ртом, — все тащат, хоть горы городи. А шоколад не дарят.

Следующий отрезок времени Лауритц, затаив дыханье, завороженно наблюдал за тем, как капитанша, сдвинув все «лишнее» к краю стола и водрузив по центру заветную коробочку, поглощает конфеты. Разные… с орешками и марципаном, с кусочками фруктов и специями, с засахаренными цитрусовыми корками и лепестками цветов, еще с невесть чем и просто из цельного шоколада… Жадно… хищно, как львица над еще теплым трупом антилопы, облизывая губы и обсасывая пальцы… И глупец тот, кто скажет, что бесконечно можно смотреть только на то, как течет вода и горит огонь. Только спустя некоторое количество минут Ларри очнулся от оцепенения, отключил идиотски-счастливое выражение лица и учтиво поинтересовался:

— Эм-м-м… Мадам, не хочу показаться назойливым, но я как врач не советовал бы вам съедать за раз целую коробку конфет. Это не совсем полезно, и…

— Заткнись, зануда.

— Молчу-молчу, — так была мгновенно пресечена его попытка давать добрые советы, — Шивилла, а вы, если мне не изменяет память, приглашая меня сюда, хотели мне что-то сказать.

— В самом деле?.. — девушка вытерла руки какой-то подвернувшейся бумажкой, подняла, наконец, взгляд от приговоренной коробки сладостей на судового врача… и этот взгляд чем-то ему не понравился. — Нет, не помню… И вообще. Разве это важно? Что ж это ты, не можешь просто ко мне заглянуть, без того, чтоб «серьезные разговоры» не разговаривать? Ты заходи просто так, по-дружески… Ларри, скажи честно… ты мне друг?

Резко вставая из-за стола, она неосторожным движением едва не смахнула какую-то… штуку. Эти приборы имели свои определенные названия, но судовой врач их все обзывал «астролябиями», чем вызывал вечное недовольство людей сведущих. Если бы Ларри вовремя не подорвался с места и не подхватил сию хрупкую конструкцию на лету, ее ждало бы неминуемое столкновение с полом, но капитанша на это даже внимания не обратила.

— Ну так, отвечай сюда! Друг ты мне или нет?

— Конечно, мадам, не сомневайтесь… — «Даже больше, чем друг. Будьте уверены…». — А куда поставить… астролябию? — добавил он, уже приготовившись выслушать очередное замечание о своей некомпетентности… но этого не произошло. Гайде лишь расплылась в умильной улыбке, развернулась на каблуках, задумчиво протянула:

— Астролябия?.. Астролябия… астролябия… астролябия… Если много раз повторить, слово теряет смысл! — и заливисто рассмеялась.

И тут у сэра доктора внутри что-то похолодело. Он вдруг понял, что никогда раньше не видел капитана пьяной… В употреблении лошадиных доз алкоголя Шивилла могла дать фору любому мужчине, ежедневные возлияния в любое время суток было для нее делом обычным и не мешали работать, упрекать ее за это и «наставлять на путь истинный» было уже давно бесполезно. И пусть судовой врач никогда этого не одобрял, он, действительно, ни разу не видел ее пьяной… ни разу… до сегодня.

Чертовы конфеты, будь они неладны! Да с ними, в любом случае, что-то не так… Доктор нервно икнул, он ведь тоже их ел. Правда, всего пару штук, и на нем это вроде бы никак не отразилось… пока. Коварная «бабушка в розовом» таки подсунула ему какую-то дурь, а он и рад был… Ларри запустив руку в карман, где раньше лежала мелочь, и тихо выругался, когда оттуда на дощатый пол полетели кругляшки, вырезанные из цветной бумаги.

— Ты что-то сказал? — оживилась Шивилла. Видимо, услышала знакомые слова из собственного словарного запаса.

— Ничего, — доктор заглянул в блестящие, расширенные зеницы девушки и даже позволил себе повести рукой у нее перед лицом, чтобы проверить реакцию. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Отлично!.. О, конфетти! Можно я заберу себе все красные? — мгновенно переключив свое внимание с занудного Траинена на интересные разноцветные бумажки, взрослая женщина, опытный капитан, известный и весьма уважаемый в определенных кругах, уселась на пол и стала мирно играться, аки дитя малое.

В это же время, как назло, в каюту кто-то постучался. Судовой врач мигом просочился в толком не успевшую открыться дверь и оказался лицом к лицу с одним из старших матросов.

— Здрасьте, сэр доктор, — поприветствовал парень. — А можно к капитану?

— Нельзя! — чуть не выкрикнул Ларри, но тут же взял себя в руки и ответил уже спокойнее, чтобы не вызывать подозрений. — Нельзя, она сейчас очень занята. Дело срочное?..

— Да нет, не сказал бы…

— Так и нечего отвлекать человека всякими пустяками, — строго заметил лекарь, поскорее выпроваживая матроса с глаз долой. — Пошли бы, на крайний случай, к первому помощнику.

Итак, чем мы располагаем на данный момент… Кораблем в чужом порту, который на днях должен будет снова отправиться в путь. Экипажем, который ждет дальнейших распоряжений. И капитаном, который впал в совершенно недееспособное состояние… по вине одного судового врача, который, как всегда, оказался сам во всем виноват и должен был теперь расхлебывать заваренную кашу. Лауритц понятия не имел, что это за помешательство. Оно могло продлиться пять минут, могло пять дней, а могло и вообще никогда не закончиться (чего, конечно, хотелось меньше всего). Ясно было только одно — капитану нельзя показываться перед командой в таком виде, и нужно срочно придумывать этому оправдание, а если еще и отплытие придется из-за этого откладывать…

— Ларри, не стой в проходе! — отворяющаяся изнутри дверь капитанской каюты толкнула Лауритца в спину. Шивилла была недовольна тем, что ей мешают выйти.

— Куда вы, мадам? — испугался судовой врач.

— Гулять. Какого это дьявола вы все ходите гулять, а я одна вкалываю, как ломовая лошадь?.. Кстати, док, а не осталось ли у тебя еще тех конфет?

— Нет, конфет больше нет и не будет!

— Жаль… Очень уж они замечательные…

— Да, я заметил, что вам понравилось…

— Ну, тогда я пошла.

— Мадам, я вам не советую. Возвращайтесь в свою каюту. А чтобы вам не было скучно, я посижу с вами, — «До тех пор, пока вы снова не начнете походить на саму себя».

— Зану-у-уда… Ладно, будь уж по-твоему, — недовольно протянула девушка, но, кажется, смирилась со своей участью и собралась вернуться в каюту.

— Вот это благоразумный посту… — не тут-то было, развернувшись на сто восемьдесят градусов, капитан оттолкнула судового врача со своего пути и бросилась вперед, радостная, как девчонка, которой удалось обмануть школьного учителя. В рекордные сроки преодолев все стадии шока, обиды и разочарования, Ларри ринулся ее ловить, позабыв даже шляпу надеть…

Вот когда впору благодарить небо за примечательную внешность… Такую даму, как Шивилла Гайде, трудно было потерять в толпе, и даже когда доктор вынужденно дал ей фору и уже не успел сцапать на причале, отследить ее перемещения было не слишком тяжело.

Девушка с развевающимися рыжими кудрями неслась, как ветер, сбивая на пути матерящихся матросов и тунеядцев, опрокидывая корзины возмущенным портовым торговцам и легко перемахивая через образовавшиеся препятствия. За ней бежал, спотыкаясь, смущенный и перед всеми извиняющийся Лауритц, по воле случая становящийся объектом для выплескивания гнева, на самом деле адресованного неуловимой Шивилле. У одного из кораблей под неизвестными флагами капитанша «Золотой сколопендры» проскользнула прямо под брюхом у исполинского зверя, каких Траинен раньше только в книжках видал, покрытого дубленой кожей, с ногами, как молодые древесные стволы и длинным носом, которым животное послушно поднимало тяжеленные тюки и ящики… В общем, судовой врач немного отвлекся и потерял из виду «гуляющую» мадам Гайде…

В порт вела только одна большая улица, по ней молодой человек и направился. Но от нее шло столько ответвлений, а сколько тупиков и переулков было между такими похожими приземистыми домиками, отличающимися только цветом стен… И, заглядывая за каждый угол и ловя на себе странные взгляды прохожих, Лауритц постеснялся покричать, как заблудившийся в лесу… Все. Потерял. Потерялись. Тут сразу мысли возникают о том, какие градостроители молодцы, и как хорошо тут улиц понагородили и домов понастроили, и как тут все четко и понятно, и чтоб им всем здоровьица привалило на долгие годы… Ларри сомневался в том, что нашел бы сейчас девушку, если бы где-то совсем рядом, в соседнем переулке, не прогремел пистолетный выстрел. Конечно, судовой врач подумал, что эта пиратка кого-то порешила, а что ему еще оставалось думать? Сориентировавшись по звуку, он очутился на «месте преступления», где его взору предстала торжествующая капитанша. С замка ее пистолета еще струился дымок, сама она с довольным видом поглядывала куда-то вверх, а у ее ног валялась распростертая жертва — несчастная птаха, отдаленно напоминающая голубя, только крупнее. А на улице вокруг нее сразу стало так пусто и свободно, даже окна на первых этажах позахлопывались.

— Дичь! — рыжая подняла пернатый трупик с земли за хвост. — Зажарим? — и, не дожидаясь ответа, принялась ощипывать местного «голубя». — Не скажу, что я готовить умею, но в походных условиях, если развести костер…

— НЕТ! Мадам Гайде… Шивилла! Это отвратительно… Вытри руки, — Лауритц протянул девушке свой носовой платок, — и… выбрось каку.

Скрепя сердце и едва ли не со слезами на глазах, Гайде пришлось расстаться с трупом птички. С возгласом «Лети, теперь ты свободна!» она отшвырнула останки на пару шагов от себя, где они были тут же пойманы и утащены бродячим котом.

— Как я рад, что я вас все-таки нашел, — выдохнул рыжий. — Пойдемте обратно на корабль?

— Нет, я не хочу обратно, я только оттуда. И вообще, почему это я должна тебя слушать?

— Потому что из нас двоих сейчас я один мыслю адекватно.

— Но я твой капитан!

— А я ваш врач.

— А у меня есть пистолет.

— А он не заряжен, вы же только что выстрелили.

— Ну, твоя правда… А ты знаешь, каким путем нам возвращаться?

— Насколько я заметил, большие улицы здесь радиально сходятся к центру города и расходятся к берегу… А порт в северной стороне…

— А север там, — продолжила за него Шивилла, — где мох растет. И на мне он тоже вырастет, если я еще минуту простою на месте. Давай еще немного прогуляемся? — мирно предложила она. — Я даже не буду от тебя убегать, правда.

Мадам Гайде широко шагала по улице и рассматривала все вокруг сияющими и восхищенными глазами домашнего паиньки-ребенка, которого впервые отпустили погулять. И вела она себя, действительно, более-менее прилично, как и обещала. Траинену только иногда приходилось одергивать ее, чтобы та не ржала, как лошадь, над собственными шутками или не показывала пальцем на заинтересовавшие объекты… Но в этом, вероятно, сказывалось даже не действие проклятого шоколада, а воспитание, вернее, его отсутствие. По мере приближения к центру города дома становились опрятнее и красивее, фасады радовали глаз уникальными росписями и мозаиками, а на совершенно плоских, что непривычно для человека из дождливых краев, крышах разрастались настоящие сады. Вдоль улицы росли деревья, ветви которых склонялись под тяжестью плодов — только руку протяни, и сможешь сорвать. У стен через равные отрезки пути встречались маленькие фонтанчики и скульптуры, по некоторым из них вообще невозможно было понять, что они собой изображают. Высказав свои предположения на эту тему, Ларри с удивлением обнаружил, с каким вниманием и интересом Шивилла внимает каждому его слову… Эх, жаль он сам ничего не знал об этих местах, и экскурсовод из него был ровным счетом никакой.

В итоге наша замечательная парочка вышла на какую-то площадь. На самом деле у «какой-то» площади, конечно, было свое название. Оно, даже, судя по всему, было начертано на бронзовой табличке… но такими буквами, которые гости со «Сколопендры» читать не умели. В центре площади располагался огромный фонтан. Белоснежный бассейн правильной круглой формы, в центре которого красовалась скульптурная композиция из десяти полуфантастических животных, из пастей которых журчали кристальные потоки воды.

— Смотри, блюющие зверушки, — заметила Шивилла, кивнув в сторону этого культурного памятника, но что доктор только и смог, что обреченно закрыть лицо ладонью.

Несмотря на то, что время клонилось к вечеру и небо потихоньку окрашивалось в закатные тона, у фонтана толпилось много народу. Женщины разных возрастов периодически подходили к нему с сосудами, замирали на пару секунд, а затем зачерпывали воду и снова отходили, дети тихо играли, сидя на мостовой, кто-то просто отдыхал на резных скамьях вокруг. В рыжей морячке, должно быть, взыграло стадное чувство, она тоже решила подойти поближе и стала с интересом рассматривать дно фонтана.

— О! Монетка! — воскликнула девушка, протягивая руку, и, перегнувшись через бортик фонтана, плюхнулась в воду.

У стоявшей рядом женщины от удивления с головы на землю упал полный воды кувшин и разлетелся на пару десятков осколков. А Шивилла вынырнула, как ни в чем не бывало, со своей находкой в руке и протянула денежку этой случайной незнакомке со словами:

— Конспирация материального ущерба, — но женщина, лопоча что-то на своем языке, спешно убежала, позабыв о кувшине.

Окружающие, включая доктора Траинена, как по команде впали в ступор. А Гайде тем временем неспешно сняла сапоги, аккуратно вылила из них набравшуюся воду, а затем спокойно разделась, оставив свое облачение мокнуть где-то на дне фонтана.

Стоит отдать должное «аборигенам» — они отреагировали на эту нетривиальную сцену более-менее спокойно, даже чуть расступились, от греха подальше, а то мало ли, вдруг это рыжее существо еще и опасно для общества… Люди негромко переговаривались, некоторые показывали на «купальщицу», матери закрывали своим чадам глаза и старались немедленно увести их прочь, некоторые мужчины одобрительно присвистывали. А «главному действующему лицу» же было все до лампады, она беззаботно плескалась в кристально-чистой воде, разбрызгивая ее в радиусе двух метров от себя, и распевала какую-то матросскую песенку далеко не самого пристойного содержания.

В душе же у Лауритца в это время боролись два противоречивых чувства — жгучий стыд, так и подмывающий сделать вид, что они не вместе и он впервые видит эту неадекватную женщину, и необходимость немедленно вытащить Шивиллу из этой безобразной ситуации. Второе чувство победило…

— Шивилла… золотце… — заговорил он, пробираясь к фонтану, — ты меня слышишь? Узнаешь меня?..

— Ты что, за дуру меня держишь? — удивленно поинтересовалась Гайде, забираясь верхом на какую-то мраморную антилопу, и ее строгий тон совершенно не вязался с ее внешним видом. — Разумеется, сэр доктор. Чего тебе надо? И, кстати, почему ты в общественном месте и без шляпы?

— Пойдем домой, — взмолился молодой человек и протянул ей руку, — пойдем на корабль, пожалуйста!

— Не хочу… Я хочу бегать по улице голой! Го-о-оло-о-ой! — девушка расхохоталась и обрызгала бедного доктора водой, но он не сдавался.

— Шивилла… капитан… одумайтесь. Мадам капитан? Вы точно не хотите на корабль? На свою «Золотую сколопендру». Вы ведь любите свое судно? Оно ведь уже заждалось…

— «Сколопендра»?.. — рыжеволосая сползла со спины каменной скульптуры и плюхнулась в воду, а когда поднялась на ноги, в ее глазах промелькнула осмысленность. — А кто там сейчас за главного? Бертоло?

— Да-да, он самый… Пойдемте, Шивилла, нам пора.

Лауритц вытащил это позорище из фонтана, снял с себя тонкий льняной камзол цвета светлого песка и надел на нее, к счастью, обошлось почти без сопротивления. Одежка пришлась Шивилле примерно до середины бедра, получилось нелепо и не совсем прилично… зато сухо… и хорошо, что здесь лето, так она хоть не простудится…

Насыщенный вечер плавно подошел к своему логическому завершению. Судовой врач, бормоча извинения и стараясь ни на кого не поднимать взгляд, увел нарушительницу общественного порядка сквозь нехотя расступающуюся толпу, а потом до самого причала тащил ее под руку в сгущающихся сумерках, по извилистым улочкам с зажигающимися фонарями и следил, чтобы она больше никуда не встряла. Как им удалось в обход вахтенных прокрасться в капитанскую каюту, то вообще была отдельная история… И будь Гайде в тот момент самой собой, она бы обязательно сказала, что Траинену с такими задатками нужно было заниматься не медициной, а воровством и шпионажем.

— Ну, вот мы и дома… — выдохнул Ларри, запирая дверь и прижимаясь к ней спиной.

Лекарь выдавил из себя такую несчастную, страдальческую улыбочку, которой улыбаешься тогда, когда лучший друг уронил тебе на ногу пушечное ядро, но ты, тем не менее, из последних сил делаешь вид, что все в порядке.

— Шивилла, горе мое, ты, наверное, устала? Как себя чувствуешь? — осторожно поинтересовался он. — Ты же столько всего сегодня наделала… А теперь тебе надо бы проспать… то есть, поспать. Пора баиньки, в капитанскую кроватку, угу?..

— Нет, я совсем не устала, — запротестовала рыжеволосая и добавила почти что своим обычным, нормальным тоном: — Все-то ты хлопочешь вокруг меня, курочка-наседка… Неужто не понимаешь, что я уже взрослая девочка и мне ничья опека уже давным-давно не нужна? А чувствую я себя отменно… Да я вот что тебе скажу, давненько мне не было так хорошо и весело! — в довершении тирады она уселась, закинув ногу на ногу, на край стола, обмакнула кончик пальца в чернильницу и принялась усердно выводить на старинной полированной столешнице улыбающуюся рожицу. — А давай еще куда-нибудь сходим? — между делом предложила она. — Мы же еще так мало видели, а город, оказывается, такой красивый и интересный… Давай пойдем туда, где у самого моря всю ночь напролет играет музыка, и вино льется рекой, сладкое, как слезы феи!

В любой другой день, при других обстоятельствах, Траинен был бы несказанно счастлив услышать такое от объекта своих воздыханий и ответил бы лишь: «Сейчас, только шляпу надену!..». Но сейчас от такого предложения у него только глаз пуще прежнего задергался.

— Нет, сегодня мы уже никуда не пойдем. Хватит.

— Глупо, — Шивилла встала и скорчила доктору рожу, — и кто же меня остановит? Ты?

— Я, — гордо кивнул Ларри.

— Да? — не унималась рыжеволосая. — Да ты… ты… ты такой смелый! — тут уж она совсем неожиданно поцеловала доктора в щеку, чем вызвала у него состояние глубокого ступора. — Ларри, я тебе никогда этого не говорила, но ты действительно смелый, отважней многих, кого я знаю. Легко быть храбрецом, когда ты здоровый бугай, вооруженный до зубов, в этом ничего удивительного нету. Но вот ты… Это совсем другое дело. И вот эти все твои вечные «пожалуйста», «извините», «приятного аппетита» и что там еще, я так даже не умею. И ты такой маленький… это так мило! Кажется, что можно посадить тебя в кармашек, и ты всегда будешь со мной!

Когда неожиданный поток комплиментов иссяк, морячка опустила ладони на плечи доктора и прижала его к стене. Ларри попытался вывернуться и проскользнуть у нее под локтем, но Шивилла не пустила, продолжая всячески его смущать.

— А эта твоя борода… — она пощекотала его пальцами под подбородком. — Она такая шелковистая… Ты с ней делаешь для этого что-нибудь специально, нет?.. И такая… рыжая. Скажу по большому секрету, мне нравятся мужчины с рыжей бородой. У моего папы была рыжая борода, но совсем не такая, как у тебя. То есть у тебя не такая, как у него. Но у тебя просто замечательная… — девушка прижалась лицом к его щеке и слегка потерлась. — М-м-м… У кого это такие пушистые щечки… прямо как персик!

Что же она творит… зачем прижимается к нему, зачем ластится, как рыжая кошка… Врач, он ведь, в конце-то концов, существо не бесполое. Он ведь не каменный и не святой, у него тоже есть какие-то чувства… И вот уже его руки обнимают капитана за талию, за что Лауритц готов укорять себя, но прекратить уже не может.

— Шивилла… Иди ты… спать, — прошептал он, ткнувшись носом в ее ухо. — У тебя вон, пульс учащен… Мне тоже лучше уйти, иначе это плохо кончится.

— Вам что-то не нравится, сэр доктор? — спросила девушка, мягко обвив руками его шею и уставившись в его синие глаза, а в ее собственных, изумрудных, в это время плясали озорные искорки.

— Наоборот… — доктор помотал головой.

Мадам Гайде мягко улыбнулась, и в следующее мгновение ее алые уста сомкнулись на губах судового врача. И Ларри сразу ответил на этот горячий поцелуй со сладким привкусом шоколада и горьким — моряцкого табака, чувствуя себя при этом последним негодяем… Разумом он понимал, что это совсем неблагородно — воспользоваться ситуацией, когда девушка не отдает себе отчета в своих действиях. Настоящий джентльмен на его месте уложил бы даму спать и торжественно удалился бы в свои покои (плакать и лезть на стенку от безысходности). Ведь теперешнее желание рыжеволосой красавицы по шкале нелепости располагалось сейчас где-то между «сожрать в одно лицо коробку конфет» и «бегать по улицам голышом». В этом нет ничего естественного, на трезвую ей бы такое и в голову никогда не пришло… Хотя, кто знает. На секунду Лауритц даже испугался, что один поцелуй сейчас, в лучших традициях народного фольклора, тут же развеет чары, Шивилла станет самой собой и ему придется объясняться или даже просто сразу проваливать на все четыре стороны. Но этого не случилось. Не произошло ничего непредсказуемого. Одно неосторожное движение, и легкий докторский камзол, накинутый на женские плечи, практически сам собой, без посторонней помощи, скользнул вниз и упал к ее босым ногам…

Глава 4. Нам бы вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною…

Первые утренние лучи застали судового врача отскребающим кончиком перочинного ножа чернильную рожицу с поверхности капитанского стола. До рассвета он уже много дел успел переделать, например, осознать всю никчемность своего поведения, понять, как же, все-таки, неудобно спать, сидя на стуле, и даже свыкнуться с мыслью, что с сегодняшнего дня он уже здесь не работает. Лауритц вон уже даже пожитки свои скромные собрал в рундук, дожидающийся его сейчас в лазарете… После всех свершений вчерашнего бурного дня ему было бы в самый раз сматывать удочки и пускаться в бега, пока ускорения пинком не придали. Сесть, например, на первое попавшееся судно, благо, в порту долго искать не придется. Но с корабля бегут только крысы, а Ларри сейчас свинцовым грузом ощущал на себе ответственность за мирно дремлющую в своей постельке Шивиллу. Он должен был во что бы то ни стало дождаться, пока она проснется, и убедиться в том, что с ней все в порядке… или не в порядке. И плевать, если у нее проснется желание открутить ему голову за вчерашнее… или еще какие-нибудь желания.

Стоит ли говорить, что время тянулось для лекаря целую вечность, но вот, наконец, произошло то, чего он так ждал и одновременно боялся. Капитанша перевернулась на спину и потянулась, ее спутанные рыжие кудри отлипли от подушки, покрывало сползло с девичьего тела, открывая одну из многочисленных капитанских сорочек простого мужского покроя, с излишком водившихся в ее сундуке… Когда мадам Гайде разлепила глаза, доктор Траинен вытянулся по струнке, и пусть он в этот момент должен был выглядеть глупо, ему было не привыкать.

— Лауритц?.. — засекши судового врача в поле своего зрения, спросонья проговорила Шивилла, негромко, словно проверяя собственный голос. — Какого черта ты забыл в моей каюте? Что-то случилось?

Этот вопрос прозвучал беззлобно и без лишнего волнения, скорее с ноткой любопытства в голосе. И настолько обыденно, что Ларри даже немного растерялся. Страдая от бессонницы, он успел пару десятков раз прокрутить в голове возможные варианты сцены пробуждения Шивиллы. Но, как оно всегда и бывает, ни один из них не совпал с реальностью, так что доктор понятия не имел, как нужно себя повести.

— Доброе утро, мадам… Вы в порядке?..

— В полном порядке, — девушка тряхнула головой и села на кровати, вдевая ноги в сапоги. Благо, у нее была не одна пара сапог, так что Лауритц предусмотрительно подставил ей «новые», когда «старые» она благополучно утопила в фонтане. Разницы она, к счастью, не заметила. — У меня к тебе тогда будет встречный вопрос… А ты сам-то в порядке? Заявляешься ко мне в… который сейчас?..

— Шесть часов десять минут.

— Приходишь тут ко мне в десять минут седьмого только для того, чтобы поинтересоваться моим самочувствием? Я и раньше от тебя такой заботы не наблюдала.

Потихоньку до Лауритца начало доходить, что Шивилла вернулась в свое обычное состояние и что она притом ничего не помнит. Пока лекарь не определился, ликовать ему или все-таки печалиться по этому поводу, но приличная прореха в капитанской памяти была налицо. Ведь Гайде человек такой — если что не так, она не стала бы вежливо отмалчиваться, а сразу же сделала бы из доктора колбасу. Ее бы назвали «докторской»… Но ничего подобного пока не произошло.

— Шивилла, раз уж я все равно здесь, позвольте, я вас мельком осмотрю.

— Ну, раз уж ты преодолел столь долгий путь, док, валяй, осматривай… — было заметно, что простое обращение по имени зацепило капитаншу больше, чем сам факт присутствия нежданного гостя в ее каюте.

Сейчас мадам Гайде великодушно снизошла до того, чтобы допустить судового врача к своему телу, а знала бы она, что вчера себе позволяла… Ларри же мирно присел у капитанской кровати, правой рукой аккуратно обхватил запястье Шивиллы, а левой достал карманные часы.

— Красивые часики, — тут же заметила рыжая.

— Спасибо. Самому нравятся. Я их вчера купил…

— Да уж не сегодня… Ну как, много насчитал?

— Не могу ответить, — честно признался врач, — вы немного сбили меня со счета. Но пульс точно в пределах нормы.

У капитана все оказалось «в пределах нормы», и даже лучше. Ее здоровью многие могли бы позавидовать… Но Траинен все не унимался, ему никак не верилось, что все в порядке. В последний раз он волновался почти так же сильно, когда ее ранили в бою.

— Точно все хорошо? Никаких необычных ощущений… или желаний не возникает?..

— Да точно, точно, — Шивилла строго пригрозила молодому врачу пальцем. — И не устраивай больше такой цирк на ровном месте. А то ты даже меня, честно говоря, напугал самую малость. А я ведь, правда, прекрасно себя чувствую. Только, пожалуй, есть чертовски хочется… И сон мне сегодня такой странный приснился… О, конфетка! — неожиданно девушка заметила и достала из-под стола закатившуюся туда последнюю конфету, завернутую в блестящую фольгу, развернула ее и, невзирая на немой протест судового врача, съела. — Вот, теперь все вообще идеально.

«Поправив здоровье» коварной шоколадкой, капитан деликатно выдворила Лауритца со своей личной территории и приступила к обычным делам.

Сегодня «Золотая сколопендра», как истинная барышня, получила заслуженную порцию косметических процедур. Кораблю наконец отремонтировали борт, пострадавший в стычке с пиратами, и теперь он пуще прежнего лоснился угольно-черной краской. Трюмы флейта, не такие просторные, как у большинства «торговцев» и подходящие для транспортировки исключительно ценных товаров, сравнительно малый объем которых с лихвой компенсировался их стоимостью, уже почти под завязку были наполнены «милыми мелочами» вроде нескольких сундуков с редкими южными специями, а главное — плодами дерева какао. Так что судну пора было отвыкать от запаха устриц и водорослей и приобретать новый, благородный аромат.

Судовому врачу тоже скучать не пришлось, и ему нашлась работа по плечу. У одного из матросов, полдня провозившегося среди ларцов с какими-то мудреными перцами, начался жуткий кашель, тот едва не задохнулся. Бедолага, правда, и в таком состоянии не потерял здорового оптимизма. Сказал, что помереть среди горы дорогущих пряностей, даже щепотку которых он себе дома позволить не может, будет для него роскошной, «королевской» смертью… Право, лечить таких — одно удовольствие. И это помимо нескольких товарищей, на радостях вновь ощутить под ногами сушу оказавшихся на пороге запоя… Но это все ничего страшного, дела обыденные.

Но даже когда ничто уже не предвещало беды, чувство безотчетного беспокойства все равно не покидало Лауритца. Оно досаждало ему, как крохотное темное облачко, неожиданно нарисовавшееся на фоне безупречной небесной синевы… и сразу не поймешь, то ли это колечко дыма, которому суждено растаять через несколько минут, то ли огромная черная туча, которая через несколько часов приблизится настолько, чтобы разразиться грозой над твоей головой… Ларри готов был поспорить, что предчувствие его не обманывает. Он сам с удовольствием проиграл бы в этом споре… но опять оказался прав.

Первыми предвестниками бури стала пара странных господ, подозрительно прогуливавшихся вдоль причалов и не менее подозрительно остановившихся аккурат у «Золотой сколопендры». Этих двух мужчин можно было бы принять просто за чудаковато одетых (и, к тому же хорошо вооруженных) зевак… если бы не знать, что они являются служителями городской стражи. Один из них был темнокожим, коренастым обладателем густых, как щетка, и черных как смоль усов, другой же — чуть повыше ростом, бронзовый от загара, но при этом с выгоревшими почти до пепельного волосами (возможно, приезжий… или его отцу просто посчастливилось обзавестись наложницей с северо-востока). Мало того, что дуэт сам по себе смотрелся колоритно, так они еще и держали на цепи и в собачьем ошейнике… кота. И ошибется тот, кто сейчас представил себе нежного домашнего мурлыку.

На севере в лесах водились большие кошки, некоторые любители экзотики даже держали этих пушистых дикарей в качестве домашних любимцев. Но чтобы настолько больших… Этот котяра был похож на карикатуру на своих более мелких собратьев — огромный, поджарый, с яркой, охристо-рыжей шкурой, покрытой контрастными пятнами, словно кто-то хватал его за бока пальцами, вымазанными в саже, а на морде — черные полосы, будто хищник от большого огорчения плакал чернильными слезами.

Безо всяких предисловий котовладельцы окликнули экипаж «Сколопендры»:

— Эй вы, на борту! Этого ли судна капитан зовется Шивиллой Гайде?

— Я Шивилла Гайде, и это мой корабль, — гаркнула капитанша, моментально очутившись на верхней палубе. — Здравствуйте, коли не шутите, и чего вам нужно?

— Подняться на борт, — сухо ответил «светленький».

— Что?.. Нет, без крайней нужды я этого никому не позволю. Да вы и права на это не имеете. «Золотая сколопендра» — моя личная собственность, и находится она на службе Миртлиарской Торговой Гильдии. Что вам может понадобиться на моем судне?

— Если вы будете препятствовать нам сейчас, капитан, в следующий раз нам придется применить силу. На вашем месте я бы не делал глупостей и поговорил пока по-хорошему… У нас есть приказ на ваш арест.

Многие из тех, кто услышал эту новость, должны были приложить некоторые усилия, чтобы не разинуть от удивления рот слишком широко и предотвратить падение челюсти на палубу. Даже у Шивиллы брови удивленно поползли вверх, но девушка быстро взяла себя в руки, и недоумение на ее красивом лице сменилось полупрезрительной насмешкой.

— Нет, это ошибка, господа. А если это какая-то шутка, то очень глупая и совершенно неостроумная, — уверенно заявила она, и среди ее матросов прокатился негромкий, одобрительный смешок.

— Вы так думаете, капитан Гайде? — переспросил блюститель, совершенно не впечатленный девичьей удалью, развернул и показал издалека какую-то внушительного вида бумагу. — Вот документ с печатью городского совета старейшин. Я охотно дам вам с ним ознакомиться… А ежели вы не обучены грамоте, то зачитаю вслух.

— Поднимайтесь на борт, — ответила она сквозь зубы. Последняя фраза, отдававшая неприятным душком сарказма, похоже, вывела рыжую из состояния хрупкого душевного равновесия. Зеленые глаза очень неприветливо блеснули из-под нахмуренных бровей, и про себя она явно уже успела представить не одну сцену расправы с наглецом, но на деле же великодушно позволила ему взойти на судно, — милости прошу. Только зверюгу свою оставьте внизу.

— О нем вам стоит беспокоиться в последнюю очередь. Зверь очень аккуратен. И послушен.

Стоило городским стражам ступить на палубу и представиться, они, не расшаркиваясь более ни секунды, приступили к зачитыванию обвинения, которое ни с чем не могло сравниться в своей абсурдности.

— Шивилла Гайде. Вы обвиняетесь в непристойном поведении в общественном месте, в нарушении спокойствия, в создании условно-опасных для жизни и здоровья ситуаций, в смущении порядочных горожан, в растлении малолетних детей путем демонстрации неподобающих сцен, в порче городского имущества, а главное, в осквернении священного источника.

— Чего?.. — наконец выдавила из себя капитан, когда мужчина прервал свой монолог-скороговорку для того, чтобы перевести дыхание. Она уже пожалела, что сразу не пригласила их любезно пройти в свою каюту и обсудить все тет-а-тет. — Вы что… Вы точно меня ни с кем не путаете? Здесь явно какая-то ошибка. Там действительно так написано?.. Дайте-ка, сама посмотрю… Вы ошибаетесь, это не может быть правдой.

— Вот только не нужно строить из себя невинность. Отпираться бесполезно, — поморщился «блондин», а его чернявый коллега вынул из заплечного мешка сверток, на деле оказавшийся капитанской одеждой, давеча замоченной в фонтане, поэтому имевшей сейчас весьма плачевный вид. Вчера никому в голову не пришло вытащить ее из воды и забрать с собой, было как-то не до того…

— Это ваши вещи?

— Мои, — мрачно подтвердила Шивилла, машинально протянув руку к свертку, поверх которого покоился один из ее боевых пистолетов. Уже испорченный водой, его не так-то легко будет вернуть в надлежащее состояние… А она-то думала, что могла его куда-то нечаянно положить и позабыть…

— Нет, мы вам их не возвращаем! Это вещественные доказательства.

— Так это был не сон… — едва слышно прошептала Шивилла, неожиданно присмирев и растерянно потупив глаза.

Примерно в этот момент на сцену незаметной лисичкой прошмыгнул судовой врач. Юнга вытащил того прямо из лазарета многообещающим заявлением о том, что «капитана пришли повязать». Гайде одарила Лауритца очень красноречивым взглядом и то ли тихо прошептала, четко артикулируя, то ли очень громко подумала, внезапно обретя дар передачи мыслей на расстоянии: «Почему ты мне ничего не сказал???». Доктор, в свою очередь, еще не сообразил, что именно здесь происходит, но липкий холодок обреченности уже завладел им.

— Очень громкое обвинение, господа, — вступился в беседу первый помощник Бертоло, пока все остальные отходили от шока. На самом деле одноглазый старик не раз и не два выручал прекрасную, взлелеянную в мечтах многих плебеев задницу Шивиллы из разных неприятностей и делал это обычно так мягко и ненавязчиво, что капитанша зачастую не видела в том ничьей заслуги, кроме своей собственной. Вот и сейчас он хотел разобраться, что почем и что к чему. — Вы очень много сказали, но при этом не сказали толком ничего. Что именно вы подразумеваете под своим обвинением? Если бы у нас каждого «нарушителя общественного порядка» арестовывали, то тюрьмы и каторги были бы переполнены, а порты остались бы открытыми только для абсолютных праведников… то есть, пустовали бы.

— Охотно растолкуем, — уверил усатый стражник, почесывая за ухом гигантского кота. Зверь, кстати, на протяжении всего разговора сохранял на морде самое флегматичное выражение и лишь изредка лениво помахивал хвостом, делая вид, что его происходящее интересует менее всего. — У нас есть пара десятков свидетелей тому, как обвиняемая палила из пистолета на улице, выкрикивала непристойности, оскорбляющие слух каждого порядочного человека, который понимает ее наречие… Но это все, скажу прямо, пустяки. Мы привыкли к тому, что приезжие ведут себя так, как привыкли у себя дома, и никакие меры на них не действуют. Но один возмутительный факт мы уже не могли оставить безнаказанным. Обвиняемая Гайде осквернила священный городской фонтан.

— Интересно. Каким же образом?

— Она купалась там. Нагишом.

Секунды на две повисла театральная пауза. Шивилла могла бы удивить больше, пожалуй, только если бы появилась на палубе своего корабля в пышном, нежно-розовом платье с рюшами.

— Да кто же их разберет, — сердито пробормотала она, — на нем что, написано, что он священный? А выглядел, как обычный себе фонтан…

— Ага! Так вы признаете, что совершали эти кощунственные действия?

— Нет. Не совсем. Я признаю, что я там была. Но я… не могу точно вспомнить, что я там делала.

— Ничего страшного, за вас это уже вспомнили два десятка возмущенных горожан. А для нас не новость, что на севере все пьют, не просыхая… говорят, у вас там холодно… — тут Гайде зарделась и метнула не самый прицельный, но прожигающий взгляд в сторону судового врача. Обидно же. Она ведь всего-навсего съела пару конфет. Только никому этого не объяснишь, рыбам на смех. Всего пару-тройку конфет… ну, может четыре или пять. Но она ведь взрослая женщина и может делать все, что хочет, не так ли?.. — Незнание законов не избавляет от ответственности. А то, что это за фонтан, вы бы сами легко узнали, если бы проявили хоть небольшой интерес и уважение к краю, в который приезжаете. Но нет, «мы деловые белые люди, нас интересует только то, как бы купить подешевле и продать подороже»… Вы ведь здесь, наверное, не в первый раз, я прав?

Блюститель порядка, оказавшийся человеком очень щепетильным и весьма эмоциональным, активно жестикулируя и забавно шевеля усами, поведал благодарным слушателям о том, что в центре города, оказывается, располагается главный и единственный фонтан, посвященный сонму из десяти священных животных. Чистая пресная вода на Белой и Черной Полосе, как можно догадаться — один из ценнейших ресурсов, а засуха — одно из худших зол. Поэтому попусту транжирить воду здесь считается кощунственным — поля орошаются хитрыми мелиоративными системами, для технических нужд используется вода из залива, и еще масса на первый взгляд неочевидных примеров… Богачи могли позволить поставить у себя во дворе как символ роскоши маленький фонтанчик, непривычному глазу напоминающий поилку для птиц или декоративную стенку, по которой по непонятной причине струится вода. Но настоящий Фонтан в городе (да и то, не в каждом) был один. Люди всех сословий относились к нему с благоговейным уважением, лишь в строго определенные часы позволяя себе набрать в нем чистой воды или омыть руки и лицо… Так что можно представить, в каком свете теперь предстала невинная, на первый взгляд, детская шалость Шивиллы.

— Неважно, нечаянно или умышленно, но вы глубоко оскорбили высокие чувства людей, пришедших на площадь отдохнуть от мирской суеты, и совершили преступление против городской святыни. Из-за вас сегодня на площади проводили обряд очищения и изгнания злых духов. А за все свои преступления вы должны будете предстать перед судом старейшин… — вволю выговорившись и выплеснув свое искреннее негодование, мужчина успокоился и отвлеченно заглянул капитану за спину, устремив взгляд куда-то вдаль. — Ну и ну… Поглядите, капитан.

— Ох, очень остроумно! — раздраженно тряхнула кудрями девушка. — Я сыта по горло вашими шуточками! Не собираюсь я никуда оборачиваться.

— Нет, правда, посмотрите. Вам это должно быть интересно.

Нехотя обернувшись, капитан Гайде узрела то, что все уже с таким любопытством рассматривали. В акватории, прилегающей к порту, не так далеко от берега остановился фрегат Королевского Флота, роскошный, как треуголка со страусиными перьями на фоне пестрых аборигенских платков. Крупному судну, видимо, сразу не нашлось места для швартовки, поэтому пришлось пока бросить якорь в отдалении от причалов.

— Корабль. Военный. Наш, — без особого энтузиазма констатировала девушка. Да, увидеть такое в торговом порту в другой стороне света было немного странно… но не более того. Мало ли, кого где черти носят. — Действительно, необычно, но мне сейчас до него нет никакого дела.

— Вот и славно, — снова заговорил светловолосый стражник, — тогда продолжим наш разговор. Я попрошу вас написать вот здесь свое полное имя. Не беспокойтесь, вы этим самым ни под чем не подписываетесь… пока, — капитану ничего не оставалось, как нацарапать на предложенном клочке бумаги то, что ее просили. Хуже она себе все равно уже не сможет сделать. — Вот, пожалуйста, даже почерк сходится. Вчера вечером кто-то… и у меня уже не остается сомнений, что это были вы, нацарапал кирпичом на стене в одном из переулков неподалеку от порта… простите… «Шивилла Гайде — самый обуенный капитан». Кстати, за это мы вам даже благодарны. Иначе найти вас было бы в разы сложнее. Этому вы тоже не верите и хотите посмотреть своими глазами, пока это безобразие еще не отчистили?

— Верю… — процедила девушка, тут же разрывая на несколько частей листочек, который только что подписала.

— Так вы признаете свою вину?

— Нет. Но и отрицать не могу.

— Но и это еще не все… — уже страшно было представить, что еще можно вменить в вину эксцентричной сладкоежке. — Также пара свидетелей утверждает, что капитан Гайде была не одна, а в сопровождении мужчины. Молодого рыжеволосого мужчины… — не так-то уж и много было в экипаже людей, подходящих под это описание, раз-два и обчелся. А самым рыжим оказался доктор Траинен, так что на этот раз все взгляды невольно устремились на него, и мужчине пришлось выступить вперед. — Будьте любезны назвать свое имя.

— Лауритц Траинен. Судовой врач, — стараясь сохранять спокойствие, представился Ларри.

— Мда, ваше имя не говорит нам ни о чем… Но сами вы расскажите, где вы были вчера вечером?

— Со мной! — раздался неожиданный возглас, и все дружно повернули головы к говорящему. — Господин доктор был вчера вечером со мной.

У сходни стояла молодая, вызывающе одетая девушка с длинными распущенными волосами и перебинтованной рукой. Никто из присутствующих не понял, откуда она взялась и как тут очутилась, но появление нового свидетеля в деле оказалось как нельзя кстати.

— А это кто такая?

— Меня зовут Марике. Я работаю в доме удовольствий «Красный шелк», — спокойно отчиталась девица.

— И ты утверждаешь, что этот человек провел вчерашний вечер с тобой?

— Да, — лишь на секунду она задумалась, покосившись на Лауритца и проследив за его реакцией, и уверенно продолжила: — мы провели вместе с этим мужчиной вчера всю вторую половину дня, до самой ночи.

— И что же вы делали все это время?

— Ну… Неужто трудно догадаться? — блудница непринужденно отставила ножку в сторону, привычным движением отдернула юбку и как бы невзначай оголила стройную, точеную голень. — Я, конечно, могу в подробностях рассказать, чем мы там занимались, и даже показать… Только за это уже придется заплатить по нашим расценкам.

— Кхем… мда, — кажется, проститутке удалось слегка смутить этих взрослых, серьезных мужчин. Она сыграла в рискованную игру и чуть не перегнула палку, но риск оправдал себя. — Тут, и правда, не поспоришь.

— А если не верите, то приходите в наше заведение и спросите нашу хозяйку. Госпожа охотно подтвердит мои слова, — под конец Марике расхрабрилась ровно настолько, чтобы с очаровательной улыбкой прорекламировать свой родной бордель. — Даже если вы не захотите никого допрашивать, все равно можете заглянуть к нам в любое время, просто для того, чтобы отдохнуть после тяжелого рабочего дня.

Таким образом, с судового врача все обвинения спали, еще не успев как следует прицепиться. Конечно, «алиби» у него получилось сомнительное и для репутации не самое приятное, но главное, что оно было. Только бедная Шивилла после эпизодического просветления, наступившего в памяти, снова перестала понимать, что происходит вокруг нее. Похоже, в ее буйной рыжей головушке реальные события крепко переплелись с полунаркотическим бредом, и понимать, что из происходящего — правда, а что ей только пригрезилось, становилось все сложнее. Но на судового врача она сейчас поглядывала так, словно перестала его узнавать. Был ли он с ней вчера вечером, или только сегодня утром, а, может быть, и ночью… она бы не смогла точно ответить на этот вопрос, даже если бы ее под дулом пистолета заставили поклясться говорить правду. Зато на шлюху она бросила взгляд самого убойного калибра. Словно бы они с Траиненом лет десять уже состояли в законном браке, а тут она застукала его с этой блудницей прямо в постели. Не такой уж он и святоша, как казался на первый взгляд… Но самое обидное, что капитанше совершенно не в чем его обвинить, потому что, с какой стороны ни посмотри, лично он не сделал ничего предосудительного.

— Марике… девочка моя, ты меня просто спасла! — тем временем обратился доктор к девушке, чья минута славы на сегодня закончилась с большим успехом. — Можно я тебя обниму?..

— Что же вы так несмело, господин врач… Да можно, конечно. Это вам не будет ничего стоить, — бледное лицо девушки озарила улыбка, такая милая, прямо как у гимназистки, получившей на балу долгожданное приглашение от кавалера, а Ларри на пару секунд заключил ее в объятья и слегка похлопал по спине.

— Спасибо тебе огромное. Если бы Элоиз спьяну не сболтнул тебе название нашего корабля и если бы ты сама не решила сюда прийти… Даже не знаю, что бы я тогда делал.

— Ой, да не за что. Это я была вам должна и хотела вас отблагодарить. Рада, если оказалась полезной. А теперь я побегу на работу… Меня ведь и отпустили ненадолго только потому, что я, как бы, болею…

— Кстати, как твоя рука?

— Лучше. Все еще болит, но не так сильно, как вчера. И выглядит не так ужасно, как вчера. Мы сегодня повязку сменили…

— Это хорошо… Тогда я желаю тебе скорейшего выздоровления… И порядочных клиентов, которые будут хорошо к тебе относиться.

Немного странно было произносить подобные вещи вслух, но что еще можно было такого хорошего, дельного ей пожелать, не «успехов» же «в профессии» и «карьерного роста». А Марике была преисполнена искренней благодарности и так довольна, словно это ее только что уберегли от острога. Хотя девушки ее сорта, на самом деле, обычно мечтают о том, что рано или поздно какой-нибудь «порядочный клиент» выкупит их или выкрадет, в общем, вырвет из опостылевшего существования во грехе и обеспечит им новую, достойную жизнь… Если так, то она могла не строить «доктору из Королевства» свои оленьи глазки, он все равно не подходил на эту роль. Просто так сложилось, что на него иногда находил праведный порыв защищать слабых и обиженных… Ларри-Защитник-Шлюх… смешно. А что поделать, если с ними ему оказывалось проще найти общий язык, чем с женщинами, с которыми он хотел чувствовать себя на равных, но которых на подсознательном уровне стеснялся…

Глава 5. Кто как обзывается, тот сам так называется

Кто-то мог назвать происходящее на «Золотой сколопендре» возмутительной несправедливостью, а кто-то — просто неудачным стечением обстоятельств… Ведь что, по сути, есть справедливость? Заслуживает ли человек каждый кнут или пряник, которых удостаивает его мадам Судьба? А если не верить во всемогущую руку Провидения, то получается, что в каждом происходящем событии человек встречается с отражением своих прошлых поступков, со своим собственным творением. Как брошенный в воду камень вызывает на потревоженной глади широкие круги, как неосторожный выкрик в горах провоцирует бурную лавину, так и поступки, кажущиеся на первый взгляд незначительными пустяками, влекут за собой последствия более чем серьезными. Так кто же виноват в случившемся казусе — может быть, отец Шивиллы, который слишком любил единственную дочь и позволял ей слишком многое, отчего в сознании выросшей девушки размылись грани между «можно» и «нельзя», «хочу» и «должна»? Или тяжелая работа, требующая большой силы воли и концентрации, которую не всегда выдерживает даже сильный человек и срывается с катушек? Или, все-таки, несчастный судовой врач, который из лучших побуждений купил ей коробку злополучных конфет, в которых человек менее романтичный и более скептически настроенный сразу заподозрил бы подвох… Кого угодно нужно было обвинить в своих бедах, лишь бы не саму себя, лишь бы гордо пройти мимо «сюрприза», которым судьба хотела преподать именно тебе тот урок, который ты все равно не в состоянии извлечь и понять.

— Ладно, сударь, — не без труда взяв себя в руки и нацепив маску благоразумной учтивости, капитан Гайде общалась в своей каюте с блюстителем, вид которого ей показался более цивилизованным, — я понимаю, что я виновата. Да, согрешила, с кем не бывает… Но это же не значит, что нужно сразу тащить меня под суд?.. Я — опытный мореплаватель, поверьте, я прекрасно понимаю, что такое пресная вода и знаю ей цену. Ну, да, я ошиблась один раз… по незнанию! И уже раскаиваюсь в своем поступке, вы даже представить себе не можете, как… — девушка бросила на вершителя правосудия очень выразительный взгляд зеленых глаз и чуть склонила голову на бок, всем своим видом выражая вопрос и заинтересованность. Возможно, она рассчитывала мимолетом обаять его какими-нибудь «женскими штучками»… Но Шивилла годами намеренно отвыкала от того, чтобы вести себя, «как баба», так что и по малейшему желанию становиться робкой и беззащитной она не умела. — Я с радостью искуплю свою вину. Но мне кажется, что на свободе я смогу искупить ее эффективнее, чем за решеткой. Я же уже говорила что… я — опытный мореплаватель. И очень, очень хорошо зарабатываю. Так, может быть, мы с вами найдем общий язык?.. — она сложила пальцы щепотью и совершила всем понятный жест, словно бы отсчитывала монеты.

Но городской страж лишь демонстративно отвернулся и презрительно фыркнул. Мужчина был неумолим, эффекта на него не возымели ни женские прелести капитанши, которые сами по себе, как оказалось, вовсе не являлись оберегом от нападок, ни сомнительное раскаянье, ни даже посул щедрого вознаграждения. Хоть кол ему на голове теши, он не желал сдвинуться ни на шаг, чтобы пойти на уступки…

— Вы хотите нас купить?

— Нет… — помотала девушка рыжей головой. На самом деле она хотела ему просто врезать, но это было категорически запрещено, а поэтому невозможно. — Я всего лишь хочу предложить вам материальную компенсацию за… нанесенный мной ущерб. А уж вы должны лучше распорядиться тем, куда конкретно направить деньги…

— Нет, капитан Гайде, так не пойдет. Об ущербе стоило думать прежде, чем его наносить. А теперь степень вашей вины и меру наказания решит суд, до которого вы будете содержаться под стражей.

— Хорошо… — сухо произнесла Шивилла тоном человека, с достоинством смирившегося со своей незавидной участью. — Но, пока еще никто не в силах отменить моего командования на моем собственном корабле, я желаю немедленно вызвать ко мне моего судового врача.

— Это которого? Того рыжего, с проституткой?

— О, да… — девушка хрустнула костяшками пальцев. — Он у нас вообще потворщик блуда и аморальный тип.

— Ваше право, — мужчина согласился на эту незатейливую просьбу и вышел из каюты, а Шивилла уселась боком на стул и положила ноги в сапогах на край стола с видом глубочайшего безразличия.

Нарушить ее спокойствие не смог даже не громкий, но подозрительный гомон снаружи, а затем даже короткое звериное рычание — не трюмные крысы такие звуки издают. От невеселых раздумий капитанша очнулась только тогда, когда дверь снова отворилась.

— Ах ты, маленький, мерзкий… — рыжеволосая девица обернулась и застыла на полуслове, увидев вошедшим вовсе не того, кого ожидала увидеть. — Здравствуйте.

— Приветствую вас, — поздоровался с ней совершенно незнакомый мужчина в форме королевского флота и коротко кивнул. — Смею заметить, ваши манеры, мадам, оставляют желать лучшего.

Взявшийся непонятно откуда, он выглядел так, словно только что сошел с цветного плаката, призванного агитировать мечтательных мальчишек вступать в военно-морской флот. Высокий, стройный, с идеальной осанкой, в безупречном форменном костюме (и как ему только не жарко при полном параде, в сапогах и даже перчатках), а главное, удивительно юный. Капитану (а по нашивкам на его мундире чин определить было делом нехитрым) на вид можно было дать немногим больше двадцати, но назвать его «юнцом» язык бы не повернулся. Форма сделает из любого мальчонки юношу, но в мужчину превращает служба…

— Виллем Вейдвальдс, — чинно представился он. — Капитан военно-морского флота Его Величества. Мой фрегат «Ветрокрылый» вы имеете честь лицезреть в гавани.

— Капитан Шивилла Гайде, — девушка встала со своего места, подозрительно оглядывая незнакомца.

— Шкипер, — поправил он с выражением, на котором в его тоне вежливость едва не уступила место пренебрежению. Весь его вид при этом утверждал: «Единственный капитан здесь по закону я. А вы просто правите кораблем».

— Чему обязана столь неожиданным визитом? — поинтересовалась мадам-шкипер, пропустив оскорбительную колкость мимо ушей, а все ее естество в это время возмущалось: «Какого же черта здесь происходит?!».

Прежде чем она получила ответ на свой вопрос, в ее скромную обитель друг за дружкой пожаловали еще несколько господ — первым вошел ее старпом в сопровождении какого-то младшего офицера флота (тот был «младшим» только по званию, на деле же самым юным в помещении оказался Вейдвальдс). Еще один следовавший за ними офицер держал в руках изорванную в лоскуты треуголку, чернокожий городской страж пытался объяснить тому, что «это не домашний кот и чесать его за ушком опасно для жизни», а его светловолосый коллега замыкал шествие на пару с доктором Траиненом.

— Если вы тоже пришли меня арестовывать, так пожалуйте становиться в очередь — вон, тут уже достаточно желающих, — невесело сострила Гайде.

— В очередь?.. — с пугающе искренним изумлением переспросил капитан Вейдвальдс. — Неслыханно. Еще никогда мне не приходилось «стоять в очереди» затем, чтобы взять кого-то под арест.

— Стойте-стойте… Затянувшаяся шутка — это уже не остроумно… — Шивилла предупреждающе выставила указательный палец. — Или… вы не шутите, сэр?..

Сэр не шутил. На этот раз Шивилле Гайде (впрочем, на всю ее команду это тоже распространялось), предъявили обвинение… в пиратстве. Но прежде, чем капитанша успела возразить что-нибудь категоричное, ее симпатичный юный обвинитель довольно ловко обосновал свои слова. Весь фокус заключался в том, что экипажу «Ветрокрылого» посчастливилось в бескрайних океанских просторах подобрать шлюпку с двумя моряками, представившимися матросами с потерпевшего крушение судна. И корабль их, якобы, это крушение потерпел именно по милости «Золотой сколопендры», которая в их рассказе выступала пиратским судном, агрессором и инициатором боя.

— Постойте, вы не можете арестовать эту женщину, — включился смуглый стражник, поглаживая украшенную кистями рукоять сабли на боку.

— Почему же не могу? Имею полное право.

— Потому, что мы ее уже арестовали. Ее ожидает суд за нарушение местного закона.

— Я предлагаю нам договориться, чтобы не доводить дело до суда, — молодой человек примиряющее улыбнулся, ослепив всех сверкающей белизной своих зубов. Наверняка он их чистит по два раза на дню, не курит и не забывает разнообразить свой рацион свежими овощами и фруктами… — Я могу выкупить арестованную. От лица Короны.

Услышав предложение столь великодушное, капитан Гайде снисходительно усмехнувшись. Как не понравился ей с самого начала этот прилизанный парнишка с казенной улыбочкой, который строит из себя великого капитана за неимением других, но сейчас у нее промелькнуло к нему чувство, близкое к симпатии. Все-таки, пусть прожженный мореплаватель — человек без национальности, но менталитет ведь не пропьешь, не прогуляешь… Приятно видеть человека, который мыслит так же, как и ты… и наталкивается при этом на ту же самую преграду. Разумеется, «договориться» и у Виллема не получилось.

— Нехорошо получается, — молодой капитан снял шляпу, покрывавшую красивые светло-каштановые волосы, пару раз обмахнулся ей и снова надел. — Мне ведь нужно провести расследование государственной значимости. У меня и свидетели есть…

— Очень мне интересно, откуда на самом деле взялись ваши «свидетели», — подала голос обвиняемая. — Как они выглядели?

— Один из них будет постарше тридцати и хром на правую ногу из-за недавнего ранения, а другой несколько моложе и… — Виллем задумался. — Затрудняюсь ответить. Я бы сказал, что это — человек без особых примет.

— Я готова поспорить, что это — не какие-нибудь «простые матросы», а их старпом и капитан! Первыми сбежали с судна, как последние крысы… И они нагло лгут! Мы не топили их корабль, только повредили мачту, одну из трех, заметьте!..

— Так вы признаете, что у вас был бой с судном «Серая Чайка»?

— Я не знаю, как оно называлось. У судна не было названия. Да они могут переименовывать его в каждом порту… Хоть «Серая Чайка», хоть «Синяя Каракатица», хоть «Капитанская Бабушка»!.. Да, бой был. Только с точностью до наоборот. Пираты — они, это они на нас напали. Где они сейчас???

— Эти несчастные опознали ваше судно, но побоялись прийти с нами, в целях собственной безопасности… И теперь я их понимаю.

— Капитан права, — заметил первый помощник Бертоло. — На пути в порт Монгоней мы столкнулись с судном типа шебека без опознавательных знаков, которое оказалось пиратским и взяло нас на абордаж. Это подтвердит любой из членов нашего экипажа, от юнги до судового врача, который ухаживал за ранеными, — присевший в углу Лауритц активно закивал, в этой сцене спектакля ему отвели не слишком большую роль. — А мы ни разу не нарушали закон с тех пор, как получили королевское помилование, о чем и бумага имеется.

Но капитан Вейдвальдс твердо стоял на своем.

— Их рассказ прозвучал убедительно, и у меня нет причины им не поверить. А вам — есть. Начиная с пиратского прошлого вашей небезызвестной в некоторых кругах «капитанши», о котором я вскользь осведомлен, и заканчивая не самой лучшей репутацией и законопослушностью, которую она подтвердила сегодня. И показания команды значат не так уж и много. Экипаж с высокой долей вероятности будет выгораживать своего предводителя… из любви, уважения или страха — не суть важно. Но это не значит, что я не собираюсь провести расследование, чтобы прояснить подробности этого дела. К тому же, вам предъявляется обвинение не менее серьезное — похищение. Я могу с высокой долей вероятности утверждать, что вы скрываете на судне одного человека. Ребенка. Девочку знатного происхождения, десяти лет от роду.

Если бы в детстве Шивилла была смирным ребенком и любила тихие, интеллектуальные игры, ей было бы знакомо то чувство, когда полдня собираешь затейливый рисунок, разбитый на множество неравных осколков, и вот последний элемент становится на свое место, мозаика складывается, и ты, наконец, можешь взглянуть на нее по-новому и рассмотреть, что же на ней изображено. Вот сейчас рыжеволосая красавица испытала нечто очень похожее, у нее словно громко щелкнула в голове какая-то до этого заклинившая шестеренка, и в мозгу все заработало так, как надо. Странная девочка, с переменным успехом притворяющаяся обычным маленьким мальчиком, нападение пиратов, которому предшествовали странные требования… все сошлось воедино.

Девушка подошла к одному из ящиков, и все слегка напряглись, когда она стала в нем что-то искать. Но морячка извлекла лишь бутылку рома, и пусть ее называют грубой и невоспитанной, на этот раз она не забыла о правилах приличия.

— Кто-нибудь будет ром?

Все присутствующие безмолвно отказались, только один из офицеров в треуголке с надгрызенным диким котом пером думал кивнуть, но, поймав на себе строгий взгляд своего начальника, тоже помотал головой. «Что ж, не хотите — как хотите, мне больше достанется» — пожала плечами Шивилла и откупорила напиток.

— Следите, чтобы она не наклюкалась. Иначе опять раздеваться начнет.

— Не дождетесь, — она отпила из бутылки. — Так откуда у вас такая информация, капитан Вейдвальдс?

— Я не обязан оглашать свои источники.

— Хорошо, не оглашайте… Впрочем, я и так уже догадываюсь, откуда. И вот, что я вам скажу. На «Золотой сколопендре» действительно есть ребенок, подходящий под ваше описание. Но я не имею ни малейшего понятия ни о ее происхождении, ни вообще о том, откуда она взялась. Я взяла ее на борт в Порт-Каллат как простого портового бродяжку, потому, что она сама об этом просила, переодевшись мальчиком. Кстати, пользы от нее на корабле не было практически никакой… ах, мне бы стоило догадаться, что с ребенком, который не привык работать, что-то не так. Так что с превеликим удовольствием я выдам вам девочку и буду очень рада, если после этого вы оставите меня в покое. Кстати, где она?.. — колючий, испытывающий взгляд изумрудных глаз требовательно впился в доктора Траинена. Лауритц почувствовал, как его сердце сбилось с ритма.

— Я… Не видел ее со вчерашнего вечера…

Судовой врач, которому было это поручено, свое подмастерье не нашел. «Золотую сколопендру» обшарили от киля до клотика, а потом еще раз, от клотика до киля, сперва матросы, а потом и еще несколько подоспевших солдат. Девочка нигде не обнаружилась, она словно испарилась, или ее вообще никогда здесь не было. Забавно, а ведь если бы капитан Гайде захотела соврать и сказала бы: «Знать не знаю никакой девочки», после обыска эти слова бы подтвердились… А теперь вся команда «Сколопендры» оказалась в затруднительном положении. Все до единого очень убедительно удивлялись и свято клялись, что они понятия не имели, что Олли на самом деле — девочка, не говоря уже о том, что за нее можно требовать какой-нибудь выкуп или прятать с целью других манипуляций, так что основные подозрения пали на узкий круг людей.

— Кастрюлька тоже пропала, сэр! — доложил капитану Вейдвальдсу запыхавшийся юнга.

— Что?..

— Кастрюлька — это наша черепаха, — пояснил Луи. — Вроде как корабельный талисман…

— Что за бред… Не на черепахе же она уплыла! — возмутился молодой капитан, потихоньку теряя свой лучезарно-оптимистичный вид. — Здесь хоть кто-нибудь располагает достоверной информацией о том, где находится девочка и что с ней? Кто последним видел ее на судне?

— Я ее видела последней, — из толпы выступила Марука, корабельный кок, — девочка после ужина забегала ко мне на камбуз, помогла с посудой, а потом пожелала спокойной ночи и ушла… Олли стала проводить у меня много времени, с тех пор, как вот этот вот коновал, — она ткнула пальцем в судового лекаря, — развел у себя в лазарете кровищу, чем напугал бедного ребенка до смерти. Тогда я и поняла, что никакой она не мальчик… правда, говорить ей ничего не стала — хочется дитю притворяться, пускай притворяется. А у меня ведь и сыновья есть, и дочери, а я между ними большой разницы не делаю…

— Это правда, сэр доктор?

— Да, сэр капитан… Только я всего-навсего выполнял свою работу, а смотреть на это или даже помогать мне я никого не принуждал. Кстати, если бы не пираты, которые на нас напали… во что вы, к сожалению, упорно не желаете поверить… этого всего бы не было.

Действительно, ничего бы не было, если бы не те разбойники. А теперь они обскакали их всех, оставили с носом, воспользовавшись правом первенства. Вывернутая ими наизнанку правда оказалась такой убедительной, что любое оправдание наподобие «Это они пираты, а не мы!», «Это не мы хотели похитить девочку, а они!» выглядели вяло и безынтересно, как детская дразнилка «Кто как обзывается, тот сам так называется!».

— Никого не принуждал? — отчего-то не затихала женщина. — А я хорошо помню, как в самый первый день плаванья доктор активно настаивал на том, чтобы Олли стала его подмастерьем. Даже отнял это тепленькое местечко у моего сына, даже капитана не послушал…

— Рыбонька моя, уймись, пожалуйста, — Бертоло положил поварихе руку на плечо. — У тебя, кажется, суп на камбузе выкипает.

— Да я просто хочу помочь законному делу. И у меня, вроде как, нет…

— А ты, все равно, сходи проверь.

— Доктор Траинен, это правда, что девочка, которую здесь называют именем Олли, на протяжении всего плаванья была вашим подмастерьем?

— Правда. Как только я заметил, что это — остриженная и переодетая девочка, я просто пожалел ее и решил не оставлять на черной работе.

— Для того, чтобы настоять на своем, вы ослушались своего… капитана?

— Отчасти… Я не ослушался, а просто доказал свою позицию.

— Гайде с самого начала знала, что новоявленный «юнга» не тот, за кого себя выдает?

— Нет.

— Это она сама так сказала?

— Да, но…

— Никаких «но». Понятно… Вы всегда подчиняетесь приказам своего начальства?

— Да, сэр…

— А если бы эти приказы противоречили законам чести и совести?

— Не было таких.

— А если бы были? Стали бы выполнять? Ну же, доктор Траинен, не заставляйте меня усомниться в порядочности образованного, интеллигентного члена общества.

— Нет, не стал бы.

— О, я в вас не сомневался… Гайде вообще посвящала вас в какие-либо свои планы?

— Нет. Я вообще служу на этом судне всего первый рейс.

— Связывают ли вас с капитаном какие-либо отношения, кроме деловых?

— Нет!.. — неожиданный вопрос застал Лауритца врасплох и ответил он чуть более эмоционально, чем следовало бы.

— Стали бы вы укрывать правду и выгораживать мадам Гайде, если бы знали, что она совершила противозаконные действия?

— Нет…

А что ему еще оставалось ответить? Шивилле он бы лучше все равно не сделал, а себе вполне мог еще и навредить… Зато капитан Вейдвальдс остался доволен молниеносным допросом. Единственное, чем Виллем доволен не остался, это тем, что арестантку пришлось делить с кем-то еще. Девушку должны были, как и обещалось, посадить в городскую тюрьму, где уже королевским служащим великодушно позволялось допрашивать ее в свободное время, сколько душе будет угодно. Когда мадам Гайде уводили под конвоем, еще и защелкнув на запястьях позорные кандалы, словно она стала бы оказывать сопротивление, некоторые матросы даже поснимали головные уборы, словно провожали капитана в последний путь.

— Мадам-капитан! Шивилла!.. — поравнялся с ней Лауритц. Пафосную прощальную речь он подготовить не успел, поэтому выпалил первое, что пришло на ум. — Только не падайте духом, — конечно, ему легко говорить. — Я найду способ все исправить… сделаю все, что в моих силах, чтобы очистить ваше доброе имя. Поверьте мне, я знаю, что…

— Ах ты, крысеныш! — девушка широко замахнулась своей отнюдь не белой и не холеной ручкой и, не дав доктору договорить, залепила ему смачную, звонкую пощечину. — Предатель! Я так и знала, что от этих судовых врачей ничего хорошего не жди. Если у тебя станет духу еще раз появиться мне на глаза, я надеюсь, что ты принесешь хорошие новости, иначе я тебе не позавидую.

Вот и распрощались…

Нетрудно представить, что настроение у сколопендровцев после ареста капитана было, мягко говоря, подавленным. Те, кто вник в суть происходящего, роптал, те, кто не понял толком ничего, роптал еще больше. Дабы подавить ненужные настроения среди матросов, боцман каждого пригрузил полезной работой. Те же, кто по долгу службы были избавлены от необходимости тягать канаты и швабрить палубу, в свободное время оккупировали недавно пополненный запас спиртного на корабле… Далеко не каждый обладал пиратским прошлым, поэтому большинство людей считали шокирующим тот незатейливый факт, что капитан или кто-то из руководящего состава периодически нуждается в том, чтобы его вызволяли из каталажки.

Судовой врач стоял на корме, одиноко привалившись к фальшборту, задумчиво почесывая поросшую мягкой щетиной щеку, на которой уже давно перестал гореть след от капитанской пощечины, и предавался одному из злейших пороков — унынию. Взгляд его был устремлен туда, где на фоне темнеющего неба белел парус королевского фрегата «Ветрокрылый»… На мачте военного корабля гордо реял флаг Королевства — на бело-синем фоне коронованный ястреб хватает из воды рыбу. На раздуваемом ветром полотне казалось, что птица вот-вот оживет — она будто хлопала крыльями, а жертва в ее когтях трепыхалась беспомощно и безрезультатно… Ларри подцепил пальцами цепочку за воротником, достал золотой медальон, украшенный точно таким же гербом, коротко им полюбовался и снова опасливо спрятал. Судовой врач стал обладателем (временным, разумеется) этой занятной вещицы почти что случайно, когда без колебаний согласился принять ее «на хранение». Настоящая хозяйка все равно больше не горела желанием владеть фамильной безделушкой, а учитывая нрав Олли, Траинен решил, что носить такие знаки отличия на корабле девочке просто небезопасно. Удивительно, как она, с ее-то удачей, не умудрилась еще раньше уронить медальон в суп на камбузе… А теперь мурашки пробегали по коже от мысли о том, что было бы, вздумай Вейдвальдс просто так, на всякий случай обыскать судового врача. Тогда бы его не спасло уже ни одно «алиби», ни один товарищ с сомнительной репутацией не смог бы его выгородить, и все, сушите сухари, доктор…

— Доктор Ларри? — тяжелая рука опустилась судовому врачу на плечо, от чего тот едва не подскочил, хватаясь за сердце. Но это оказался всего лишь первый помощник… — Что ж ты скис совсем, друг мой ситный? Одним твоим видом можно брагу заквашивать. Кстати, хлебнешь для настроения? — старик протянул рыжему флягу.

— Может, лучше не надо?..

— Надо-надо. Поверь, я знаю, о чем говорю. Если бы ты сам сейчас хлестал ром, я бы, наоборот, отобрал, чтоб не спивался. А так можно и влить в тебя пару глотков, вреда от этого не будет.

Ларри отпираться не стал, послушно отпил из горла и поморщился, в очередной раз поражаясь, как же этот ром, все-таки, пробирает до мозгов. Впрочем, пьют его далеко не ради вкусовых качеств, это врач давно еще понял…

— Вот так-то, сынок… — усмехнулся Бертоло. — А теперь рассказывай, что тебя беспокоит. Потому что я вижу, что тебе известно гораздо больше, чем остальным. А я люблю быть в курсе дела. Ну, Ларри, что случилось?

— Я случился. Меня угораздило появиться на свет, с тех пор и берут начало все несчастья…

— Нет, давай, начинай не так издалека. Когда я говорил, что хочу знать все, я не имел в виду настолько Все. Что произошло вчера, ты можешь толком объяснить?

— Вчера… Вчера Элоиз затащил меня в бордель, — здесь у людей срабатывает подсознательное желание себя обелить. «Затащил» — очень уж негативно окрашенное словцо, тем не менее, доктора никто не связывал и ни к чему насильно не принуждал… — Мы вчера были с Элоизом в борделе. Можно, я не буду вдаваться в подробности… Были мы там вместе, а на корабль возвращались раздельно. Я немного заблудился в городе… крепко заплутал, как мне тогда показалось. А по пути мне попалась странная старушка, которая торговала всякими мелочами. И она спросила… — Ларри запнулся и нервно сглотнул, припоминая мелкие детали и подробности, — не нужно ли мне… приворотное зелье… А мне не нужно, честное, благородное докторское слово! Но тогда она предложила купить конфет, и отказаться я уже не смог. Клянусь, это были вполне обычные конфеты! Я сам их ел, и со мной ничего не случилось… Но Шивилла… Капитан Гайде… я ведь предупреждал ее, что съесть целую коробку за раз — не лучшая идея, но она меня, разумеется, не послушалась.

— Разумеется, — кивнул старпом, который до этого слушал очень внимательно и не пытался перебивать и без того немного сбивчивый рассказ.

— Ох уж это капризное ребячество!.. Знаете, я ведь и раньше дарил женщинам конфеты. У меня есть в этом опыт, я наобум ничего стараюсь не делать… И все они после того вели себя более чем благопристойно. Но Шивилла… я никогда не видел ее пьяной… О, силы небесные, лучше бы я купил ей ящик рому. От него эффект был бы менее разрушительным…

— Ну, начнем с того, что Шивилле вообще нельзя шоколад. В этом мы убедились еще лет двадцать назад… да, если быть точным, восемнадцать. Тогда отец впервые купил ей на каком-то из южных островов коробку этой чертовщины, так она после того чуть судно наше по досточкам не разнесла. Сам бы ни за что не поверил, что маленькая девочка на такое способна… если бы своими глазами не видел, — Лауритц ничего не ответил, только тихо взвыл, проклиная свою невезучесть, но Бертоло поспешил его утешить. — Не кори себя сынок. Ты ни в чем не виноват, тебе просто не повезло.

— Я не знал, что делать, и хотел для начала просто запереть ее в каюте, чтобы она не навредила ни себе, ни другим. Но она оказалась шустрее и сбежала в город… — продолжил Ларри совсем убитым тоном. — А там уже… В общем, все, что было рассказано сегодня — чистая правда, ничем не приукрашенная. Я не смог ничего поделать, в тот момент меня куда больше волновало не общественное спокойствие, а то, чтобы Шивилла нигде не убилась.

— Понимаю… А приворотное зелье как? Подействовало? — этот вопрос заставил судового врача смущенно вспыхнуть. — Ладно-ладно… вопрос снимается. Я вижу, ты не врешь, врать тебе ни к чему. Сам я себе это примерно так и представлял… Но вот вопрос поинтереснее — что с девочкой? Я, честно говоря, сразу понял, что никакой это не мальчишка — один мой старый глаз двух молодых стоит, меня провести не так-то легко. А девчонка-то необычная… И я надеялся, что тебе все-таки известно, куда она делась.

— Нет, я понятия не имею… Я сейчас с ужасом осознаю, что последний раз видел ее вчера днем, она могла даже не ночевать в лазарете. Сбежала, не иначе, в противном случае ее бы просто так не выпустили на берег… Не на черепахе же она уплыла, в самом деле, — Ларри коротко и нервно рассмеялся. — Если это так, то ей пришлось провести ночь в порту, а стоит мне представить, что там и днем-то творится и кого там можно встретить… — от таких мыслей доктор, судя по собственным ощущениям, слегка поседел. — Бедное дитя! Прошло уже больше суток, с ней могло случиться все, что угодно! Не за той дамой я следил, ох, не за той… А ведь Олли мне так доверяла, а я этим пренебрег… Уделяй я ей побольше внимания и относись к ней поделикатнее, уверен, ей бы и в голову не пришло убегать. Это я во всем виноват, — тут Лауритц почувствовал, что начинает предаваться истерике, как модница над порванным чулком. В горле встал колючий комок, а глаза защипало, невзирая на это, он гордо шмыгнул носом и продолжил самобичеваться. — Я не оправдал ничье доверие. Я всех подвел…

Не дав продолжаться трагическому монологу, старик без предупреждения, с самым невинным выраженьем на лице влепил судовому лекарю оплеуху.

— Так лучше? — заботливо поинтересовался он, словно предложил страждущему глоток воды в полуденное пекло.

— Да… Лучше, спасибо, — вежливо поблагодарил пришедший в себя доктор, потирая щеку. Теперь симметрия восторжествовала.

— Слушай, Ларри. Ты мужик или баба?

— Ну, как бы… — неуверенно начав было изрекать тираду о своей гендерной и социальной принадлежности, Ларри вовремя заметил, что над ним нависла угроза новой затрещины, поэтому поспешил уверенно ответить: — Да мужик я, мужик!

— Вот, это другое дело. Хвалю. Наш человек, — довольно улыбнулся Бертоло. — Так вот теперь ты возьмешь себя в руки и сделаешь все, что должен. Потому что, чувствую я, без тебя из этой ситуации мы не вырулим. А я возьму на себя экипаж, мне не впервой…

Глава 6. Все покупается, все продается

Без капитана сколопендровцы стали какими-то странными, и на судового врача матросы с самого утра поглядывали такими недобрыми взглядами, словно бы они на необитаемом острове без пищи и воды, а его как раз брали с собой в качестве провианта. Их можно было понять — ребята рисковали получить когнитивный диссонанс. После того, как мадам Гайде обозвала вчера Лауритца подлецом и предателем, они, привычные доверять своему капитану, никак не могли определиться, плохой Ларри, или, все-таки, как они привыкли, хороший. В интересах Траинена было поскорее восстановить свою хорошую репутацию в глазах товарищей, а для этого он планировал найти пропавшую девочку, которая, в свою очередь, сама могла оправдать несправедливо обвиненного капитана «Сколопендры»… Ну, разумеется, тут в первую очередь он думал все-таки не о себе и даже не о своей зазнобе, а о беззащитном ребенке, потерявшемся в незнакомом городе. Лауритца терзали смутные сомненья — уж не из-за него ли она сбежала? Эгоцентризмом он не страдал, но почему бы и нет… Теоретически, девочка могла обидеться на то, что доктор притащил Шивилле подарок, а потом очень насыщенно провел с капитаншей вечер… Кто их разберет, ведь нет зверя страшнее ревнивой женщины, и никто не знает, на что она способна, даже если ей всего десять лет.

Команда «Ветрокрылого», разумеется, тоже была уже занята поисками, да только в успех их операции, кроме их командира, мало кто верил. У семи нянек-то дитя без глаза… Кстати, интересно, рассказывал ли Бертоло когда-нибудь такую историю о том, что в детстве у него было именно семь нянек?.. В общем, Лауритц Траинен сам возложил на себя миссию по проведению спасательной операции, сам себя на нее благословил и аккурат после завтрака направился на поиски.

Лишь спустившись по сходне на причал, судовой врач замер в раздумьях. Он собирался во что бы то ни стало найти Молиру, и если бы кто-то решил поинтересоваться, что он собирается для этого предпринять, Ларри бы пожал плечами и просто ответил, что «будет искать, пока не найдет». Этот план был гениален в своей простоте, но реализовать его было намного сложнее, чем можно себе представить. В порту затеряться проще простого, а уж если при этом иметь намеренье спрятаться, да если это еще и произошло это больше суток назад… Первым делом Лауритц попытался абстрагироваться и вообразить, куда бы он пошел первым делом, если бы был на месте Олли. Но фантазия его настолько оскудела, что не смогла предложить ни одного варианта поведения маленькой, растерянной и напуганной или, напротив, обиженной и решительной «девочки благородного происхождения».

Потолкавшись без особого толку немного у причала, рыжий принялся осторожно выспрашивать случайных незнакомцев — моряков и грузчиков, купцов и менял, торговок и шлюх о предмете своих поисков. Но расспросы не дали никаких результатов. Те, кто оказался настолько любезен для того, чтобы не послать доктора сразу куда подальше, а выслушать, чего же он от них хочет, не имели ни малейшего понятия о пропавшем ребенке, вне зависимости от того, мальчиком его называл Ларри или девочкой. За все это время он еле отвязался от пары барыг, интересовавшихся, продает он что-нибудь или покупает, от какого-то сумасшедшего, навязчиво предлагавшего приобрести у него слиток «почти настоящего золота», и от возницы, обещавшего доставить его в любую точку города по самой низкой цене… Успев убедиться в неправильности выбранной тактики, молодой врач задумчиво подошел к прилавку, на котором здоровяк в кожаных штанах и фартуке, частично прикрывавшем массивный торс, ловко разделывал рыбу. Зрелище было довольно захватывающим и немного жутковатым, поэтому уже собрало в «первом ряду» праздных зевак из числа тех, кто не брезговал быть слегка забрызганным рыбьей кровью и потрохами. Мужчина мастерски орудовал огромным ножом, перебрасывая громадных, еще живых рыбин легко, как циркач, жонглирующий платками, хвосты летели в одну сторону, пучеглазые головы — в другую, чешуя слетала искристыми брызгами, а икра отправлялась в большой блестящий таз. Этот торговец рыбой выглядел, как палач, карающий государственных преступников с особой жестокостью… или это судовому врачу просто с недавних пор везде стали мерещиться палачи.

— Эй, в треуголке, чего тебе? Хочешь что-то купить? — окликнул он доктора, заметив, с каким интересом тот глазеет.

— Нет, прошу прощения, я хотел только спросить. Вы, случайно, не видели здесь маленького мальчика? Вчера днем или позавчера вечером…

— Ну, видел, — коротко ответил мужик, не отрываясь от своей не самой эстетичной работы. Но не успел Ларри обрадоваться, как тот продолжил: — И позавчера, и вчера, и сегодня, и завтра увижу. Да я каждый день здесь толпы мальчишек вижу, они тут носятся, как воробьи стаями.

— Да уж… — вздохнул Траинен, сам понимая, как по-дурацки он сформулировал вопрос. — Я имею в виду маленького мальчика, лет девяти-десяти, со светлой кожей и темными волосами…

— Вот этого? — здоровяк ухватил за ухо и подтащил к себе какого-то мелкого сорванца, как раз крутившегося у бочки с разными морскими гадами и только выудившего оттуда краба.

— Нет…

— Тогда, может, вон того? — торговец уже явно просто насмехался, отобрав ракообразное у одного мальчика и прогнав его пинком от прилавка, и указав на другого, тоже смутно подходившего под описание.

— Нет, — Лауритц помрачнел и поджал губы.

— Вот и не пудри мне мозги, уважаемый. А, хотя, знаешь, что… — вдруг добавил он, когда лекарь собирался уже уходить, — если ты хочешь что-то разузнать, попробуй поговорить с вот этим типом, — рыжий проследил за направлением, в котором указывал вымазанный в рыбьих кишках палец мужчины, и увидел мирно примостившегося чуть поодаль от всеобщей суеты нищего. — Он сидит здесь день-деньской с утра до ночи, если уж здесь кто-то что-то и может знать, то только он.

Поблагодарив оказавшегося очень любезным торговца, доктор Траинен ухватился за новую возможность так, как утопающий хватается даже не за соломинку, а за тончайшую волосинку, и направился к упомянутому попрошайке. При ближайшем рассмотрении нищий этот оказался колоритным представителем своей братии — неопределенного возраста, тощий, сухой, как палка, он был одет в некогда красивый и роскошно отделанный, а теперь же превратившийся в грязные лохмотья, шелковый халат на голое тело, его мышиные волосы, которые вполне могли оказаться и седыми, длинными засаленными прядями свисали на лицо, а шею украшала какая-то тряпочка, должная, видимо, изображать галстук. Рядом с ним на земле валялась пара костылей и широкополая шляпа для подаяний, а сам он сидел недвижимо в позе сломанной марионетки, глядя перед собой то ли совершенно пустым и невидящим, то ли, наоборот, чрезвычайно сконцентрированным взглядом. Он этого взгляда судовому врачу стало несколько не по себе, настолько, что он пристально разглядывать этого человека побоялся и чуть не прошел мимо. И прошел бы… если бы этот странный тип не выставил резко вперед свой костыль, а после того, как Ларри споткнулся о него и едва не запахал носом, невинно поинтересовался:

— Ищете что-то?

— Кхм… Я… Да. Я обратил внимание, что вы сидите здесь все время и, должно быть, в курсе того, что здесь происходит…

— Я старый, больной и плохо слышу, — плаксивым голосом перебил его оборванец, одной рукой демонстративно указав на ухо, которым он повернулся к говорившему так, словно пытался его расслышать, а другой приподнял и встряхнул шляпу, в которой позвякивала мелочь.

Делать нечего, его требования оказались понятны, и Лауритц подбросил нищему мелкую монету.

— Так вот, я хотел спросить, не видели ли вы здесь случайно…

— Не видел ли я?.. Я старый, больной и плохо вижу, — посетовал попрошайка, и только после того, как в его шляпу отправилась еще одна монетка, уже покрупнее, он похлопал ладонью по земле возле себя и даже великодушно подвинулся, гостеприимно приглашая молодого человека присесть рядом с собой. — Вот так-то лучше, это другое дело, теперь и поговорить не грех. Так чего вы изволите, любезнейший?

Ларри удивленно округлил глаза, но, тем не менее, осторожно присел на корточки в дорожную пыль рядом с этим мужчиной. Пренебречь приглашением было бы… невежливо, а доктор не хотел показаться невоспитанным. Тем более, кто знает, что у этого юродивого на уме…

— Я был бы очень рад и признателен, если бы вы что-то знали и могли помочь мне в моих поисках. Я ищу кое-кого, одного ребенка, мальчика десяти лет. Внешне он типичный северянин — у него светлая, чуть загорелая кожа, темно-каштановые волосы… и еще зеленые глаза. Предположительно, он еще позавчера во второй половине дня сошел с вот этого корабля, — он указал в сторону пришвартованной «Золотой сколопендры», — и затерялся в порту.

— Да уж… — нищий задумчиво пожевал губами. — Вот вы и сами ответили на свой вопрос. Ваш мальчик потерялся в порту. А от меня-то вы что хотите? Здесь каждый день бывают сотни людей, взрослых и детей, я не волшебник… к сожалению… я всех не упомню по цвету глаз.

— Я не знаю… Ну, может быть, вы видели… Он такой… он только на первый взгляд обычный. Если присмотреться, он должен выглядеть чище и опрятнее любого портового мальчишки, он такой щупленький, хрупкий… И язык у него хорошо подвешен. Он здесь никого и ничего не знает, так что мог обратиться к кому-нибудь из взрослых за помощью, или еще за чем… Эх, ладно… На самом деле это девочка, переодетая мальчиком. Но выглядит она точно так, как я и описал. В принципе, как обычный юнга с наших кораблей.

— Ах, вот оно что… Это уже немного интересней, — кстати, на первый взгляд обычный нищий не уставал удивлять судового врача своей хорошо поставленной, грамотной речью. — Я бы и рад вам помочь, да вряд ли смогу. Если бы ваша девочка пропала еще сегодня, можно было бы что-то решить, а сейчас… Искать ее почти бесполезно. Самое рациональное, что я могу вам посоветовать — смиритесь с тем, что она потерялась.

— Нет, это исключено! — отчаянно воскликнул лекарь. — Я сделаю что угодно, лишь бы ее найти… Вы ведь сказали «почти бесполезно»! Это ведь не то, что «совсем бесполезно»?.. Значит, есть у меня хоть маленький шанс? Должен же быть какой-то способ?

— Шанс есть всегда… — юродивый кивнул и выудил откуда-то из складок своих лохмотьев короткий и толстый окурок от скрученных веретеном табачных листьев. — Огоньку не найдется? — покопавшись в карманах, Ларри достал коробочку, в которой лежали три спички, зажег одну и дал нищему прикурить. — Благодарю… Вот истинное блаженство — второй день уже закурить не мог… А вы курите? — мужчина предложил собеседнику затянуться от своего огрызка, но лекарь предпочел воздержаться от такого омерзительно-радушного предложения, мотивировав отказ тем, что совсем не курит. — Ну, как хотите… Так вы очень настойчивы, любезнейший. Ищете свою сестренку? — Лауритц помотал головой. — Дочку? Нет?.. Значит, «просто девочку»? Если она сбежала с корабля, то могла и на другой корабль пересесть, и поминай, как звали.

— Нет, это исключено, такого она бы делать не стала… я надеюсь.

— Хорошо. Тогда… — он указал пальцем в сторону видневшегося вдалеке военного фрегата, — там вчера «ваши» бросили якорь, в порту шастают солдаты… К ним она не могла обратиться?

— Могла… Но если бы это произошло, я бы об этом уже узнал.

— Болтливая она, говорите?.. Это может быть не очень полезным качеством… Боюсь, могла она встрять в какую-нибудь неприятность. Жалко девочку…

— А что могло случиться? — рыжий насторожился, весь обратился в слух и приготовился к худшему.

— Ее могли легко сцапать поставщики живого товара. Этих ребят здесь вовсе не мало, внешне они ничем не выделяются, но если увидят «ничейного» ребенка, совсем одного, которого, скорее всего, никто и не хватится, то, не раздумывая, увезут на рабский рынок… Тем более, девочку. Здоровых девочек можно продать подороже.

— И что дальше?.. — бедный доктор нервно сглотнул, с ужасом представляя, что такая участь могла постигнуть совершенно неприспособленную к жизни в жестоком мире Олли. — Куда потом обычно попадают такие дети?

— Мальчиков часто отправляют в поле, на плантации, или ходить за животными. Иногда детей покупают для такой работы, где нужны скорость и проворство, маленький рост и маленький ловкие руки… иногда их заставляют воровать… Девочки же сгодятся как домашняя прислуга на разную работу. А иногда их покупают хозяйки «домов удовольствий», чтобы воспитать из них первоклассных…

— Нет! — воскликнул лекарь, не желая дослушивать то, что уже и так было понятно, и резко вскочил со своего места, не обратив внимания на то, как от сидения затекли ноги. — Нет, — повторил он, — такого нельзя допустить!

— Нельзя-нельзя, — поспешил согласиться оборванец, сделавший вывод, что судовой врач из них двоих — больший сумасшедший. — Но я не могу вам гарантировать, что все произошло именно так, как я сказал. Я всего лишь предположил.

— Но ваша версия кажется вам похожей на правду?

— По крайней мере, самой вероятной из того, что приходит в голову.

— Тогда, пожалуй, я должен проверить невольничий рынок…

— Дело хозяйское… Поступайте, как знаете, только я вам вот что скажу — так, как ищете вы, может искать или дурак, или фанатик. У вас очень мало шансов на успех, но я вам его желаю.

— Спасибо… И еще один момент. Если кто-нибудь еще будет интересоваться, кто здесь был и о чем спрашивал, то вы меня не запомнили, — в старую запыленную шляпу полетела третья монетка. — Вы ведь старый, больной и плохо видите…

— Понял, сударь, — нищий хитро улыбнулся, блеснув широким фронтом работ для зубного врача. — Помню, подходил ко мне сегодня один, про потерянного мальчика спрашивал… а сам он был такой старый, лысый и горбатый… а еще спички мне подарил.

Судовой врач молча достал из кармана и коробок с двумя оставшимися спичками и вручил их своему первому советчику, который за сегодня смог порекомендовать ему что-то дельное. Очень, очень странный нищий, вроде, что-то в нем не так, но и ни к чему конкретному не придерешься… вряд ли Лауритцу удастся скоро забыть его, а если его совет еще и окажется дельным, так вообще, по гроб жизни будет ему благодарен. К тому же, такое знакомство в очередной раз доказывало, что иногда нужно быть терпимей и лояльней к людям, так как к какому бы социальному слою они не относились, среди них встречаются более чем достойные представители.

Дрожащими пальцами почти что успевший отчаяться доктор уцепился за предоставленную ниточку и надеялся, что та не оборвется, а приведет его к запутанному клубку событий. Наконец-то его хаотические метания приобрели направление, и не важно, что вектор этот задал какой-то грязный, «старый, больной, глухо-слепой» чудак. Ларри сейчас даже в голову не пришло, что нищий мог оказаться сумасшедшим и болтать полный вздор, молодому врачу почему-то захотелось довериться ему… Права на ошибку у него не было, и, встав уже на выбранный путь, он не хотел думать о том, не окажется ли он ложным.

Выискав взглядом в разномастной толпе того человека, от которого совсем недавно насилу отмахнулся, наш гений спасательных операций подошел к извозчику, молодому мужчине с кожей, как полированное черное дерево, с широкой улыбкой и в широкополой соломенной шляпе. Не успел Ларри поднять руку, чтоб привлечь его внимание, и рта раскрыть, как тот уже подскочил к нему, радостно вопрошая:

— Ну что? Куда ехать?

— На невольничий рынок сможете довезти?.. — спросил Лауритц так тихо, словно уличал себя в чем-то противозаконном.

— Невольничий рынок? — радостно гаркнул возница. — Не проблема, господин! Я везти тебя быстро, как бежать пардус! Твой глаз моргнуть один раз, и мы уже там… Только покажи сначала, что у тебя есть, чтоб платить.

— Деньги есть, — доктор достал из кошелька и показал серебряную монетку, и тогда темнокожий парень, сделавшийся еще услужливей прежнего, подвел его к своей маленькой двуколке, которая, на удивление, оказалась незапряженной. К ее оглоблям был приспособлен занятный механизм, за который водила уселся сам и приготовился крутить педали. Что ж, голь на выдумки хитра, и, подивившись тому, как можно сэкономить на скотине, Траинен легко вскочил в коляску и надвинул над собой козырек, защищающий от солнца.

— Хороший выбор, господин! — парень успевал не только крутить колесо и рулить объезжая встречающиеся на дороге телеги и повозки, но и болтать без умолку. — Этот рынок — самый большой рынок на побережье! Большой выбор, есть, что посмотреть… Белые люди часто приезжать туда и платить хорошие деньги. У вас дома держать рабов нельзя, но здесь с ними можно делать все, что хочешь. Твоя собственность — что хочешь, то и делай…

— Ты не мог бы ехать молча? — прервал его Лауритц, у которого от этой болтовни уже в ушах звенело.

— Молча? О, конечно, господин! Я молчать так, как молчать рыба в воде!..

И оставшуюся часть дороги они проделали действительно молча. Рикша провез судового врача через портовый квартал, мимо разноцветных домиков с плоскими крышами-террасами, свернул за холм, заросший плодовым садом, и остановился… Доктор не успел понять, что произошло, но его извозчик уже соскочил с двуколки и выхватил откуда-то нож.

— А теперь давай сюда кошелек и никто не пострадать, — приказал он все с той же улыбочкой от уха до уха.

Видимо, за последние пару дней Ларри настолько утомили и замучили, что сил на то, чтобы испугаться или даже элементарно удивиться, уже просто не осталось. Только неужели он и вправду всем кажется таким наивным, не способным за себя постоять лопухом?.. Чуть сведя брови на переносице и закатив глаза, он просто вытащил из-за пояса пистоль, со щелчком взвел курок и направил дуло на горе-грабителя.

— Уважаемый, — холодно проговорил он с таким спокойствием в голосе, которое удивило даже его самого. — Я и так сегодня в расстроенных чувствах, а вы хотите огорчить меня еще больше?

— О, нет, господин! Никак нет!.. Я не хотеть никого огорчить!.. — возница же явно не ожидал такого поворота событий и струсил не на шутку. Улыбка почти сползла с его лица, превратившись в жалкую, смехотворную гримасу, и он принялся скороговоркой оправдываться: — Я просто пошутить… Это просто маленький безобидный шютка.

— Нож свой давай сюда, — рикша робко протянул оружие рукояткой вперед, и Ларри, не сводя с него глаз, встал и поглубже всадил лезвие в ствол сухого дерева при дороге. На лице его при этом практически ничего не отразилось, но про себя он не без удовлетворения подумал, что если бы это видела мадам Гайде, то дважды поразмыслила бы, прежде чем обзывать его «размазней». — Если у тебя есть еще какие-нибудь сюрпризы, то выкладывай все сразу.

— Нет, больше ничего нет. Не стреляй, пожалуйста, — взмолился парень, заламывая руки. — Я что угодно сделать. У меня дома жена и дети, три штуки, всех надо кормить, всем денег давать. Не стреляй, а?..

— Поехали, куда договаривались. И чтоб без фокусов. И я тебя, так уж и быть, прощу.

— О, да! Я ехать так быстро, как лететь пуля…

— Ну, что касается пули, это ты явно загнул. Смотри у меня, а то я еще захочу проверить…

Остаток пути рикша крутил свои педали так резво, словно ему в спину все время был нацелен пистолет, хотя это и было уже не так…

Невольничий рынок географически располагался на границе Белой и Черной полосы, на самом выезде из городка Монгоней, именно там, куда приезжие еще безбоязненно высовывались, не опасаясь столкнуться с «дикими местными нравами», а все «дикости» были четко санкционированы законом. Лауритц Траинен еще никогда в жизни не видел ничего подобного, поэтому сравнить это место ему было не с чем. Он представлял собой огромную площадь, большой выжженный пустырь с ровной и твердой, вытоптанной сотнями ног, пыльной землей. Ни куста, ни травинки не росло на нем, а под палящим южным солнцем располагались помосты с цветными парусиновыми навесами, вроде уличных театров, только вместо актеров под ними ютились те, чья свобода им уже не принадлежала. Рабы стояли здесь, как скот на ярмарке, большинство из них — полуобнаженные, с аккуратно, чтобы ничего не повредить, скованной щиколоткой или запястьем, а их хозяева с готовностью демонстрировали заинтересованным покупателям состояние их зубов, ясность глаз, здоровье кожи, чистоту волос и ногтей. Каждого к такой жизни привела своя дорога, — некоторые были рождены в рабских семьях и не знали другой доли, кто-то просто смирился со своей участью, для некоторых она была одной из последних возможностей не умереть с голоду. Некоторые же влезали в настолько глубокие долги, что единственным шансом рассчитаться с кредиторами была продажа в рабство. Здесь были и помилованные преступники, радующиеся тому, что избегают таким образом казни, и пленники разбойников… Мужчины здесь покупали женщин, женщины — мужчин, человеческие жизни легко обменивались на тугие кошельки, а горькие слезы оборачивались звонкими монетами в кошельках рабовладельцев. В общем, порядочному, высокоморальному человеку здесь было делать нечего.

Наибольшим спросом пользовались, разумеется, все-таки молодые девушки. В основном это были аборигенки и жительницы ближайших островов, экзотичные, как местные цветы и плоды, название которых никогда не удавалось запомнить с первого раза. Многие из них даже конкурировали за места в первых рядах, стреляли глазками и изо всех сил старались привлечь к себе больше внимания. Но были здесь и белые девушки — брюнетки и шатенки, русые и рыжие, даже типичные миртлиарские красавицы с голубыми или зелеными глазами. Были даже пара бледных светловолосых уроженок восточных фьордов, но они держались особняком — такие обычно страдали от нещадного солнца и лихорадок, или, наоборот, приносили с собой свои болезни, которыми легко заражали другой товар и которые почти никто здесь не умел лечить… Страшно было представить, как они все здесь очутились, но явно очень малая их часть попала сюда добровольно. Избавлялись ли таким образом живущие за гранью бедности родители от лишних, не выданных замуж дочерей, были ли там обманутые и обесчещенные какими-нибудь негодяями девицы или обездоленные молодые вдовы, неизвестно. Но пусть все они, держа «товарный» вид, улыбались, скрыть заплаканные глаза было не так-то просто. Некоторых из них по дешевке сдавали в бордели, если знали, что по-другому реализовать их вряд ли получится, других же ценителям женской красоты приходилось выторговывать на аукционе. Законы Королевства, например, запрещали держать рабов, но здесь этот закон не действовал, поэтому богатые приезжие могли за свои деньги позволить себе любой каприз, наложницу, обязанную удовлетворять любые их прихоти и не имеющую права ни на что пожаловаться. И ничто, в принципе, не мешало такому человеку по приезду домой выдавать рабыню за простую служанку или свою любовницу…

В большом шелковом шатре за баснословные деньги демонстрировали и предлагали купить специально обученных, юных, девственных красавиц, которые гарантированно умели грамотно вести домашнее хозяйство, стряпать изысканные кушанья, рукодельничать и были «посвящены во все теории таинства любви». Некоторые из них к тому же еще и музицировали и умели поддержать светскую беседу, но стоимость таких уже приближалась к ценам на небольшой, хорошо укомплектованный корабль.

— С такой рабыней тебе никогда не понадобится жениться! — рекламировал зазывала, и на такое чудо собралось посмотреть уже великое множество народу. Но пока еще никто не рискнул вложить свои деньги в такое приобретение. — Мужчины, не будьте скрягами! — продолжал гаркуша. — Не стоит наивно полагать, что рано или поздно какая-нибудь прелестница сама пойдет с вами под венец, чтобы потом обслуживать и услаждать вас совершенно бесплатно! Поверьте, так вы за всю жизнь потратите гораздо больше средств на подарки, наряды и украшения…

Если бы Лауритцу было лет пятнадцать-шестнадцать, и он узнал бы о таком месте, как это, он мог бы пофантазировать о том, как приедет сюда, найдет и выкупит (на какие деньги — неизвестно, видимо, откопает какой-нибудь клад) самую красивую девушку с самыми грустными глазами (и, наверное, самой трагичной историей жизни), и та его сразу полюбит всей душой как своего спасителя, и будут они жить-поживать, как говорится, наживать всякого… Но сейчас он был уже взрослым, не настолько наивным и романтичным и понимал, что, во-первых, всех людей спасти невозможно, даже если иметь для этого кое-какие средства и очень стараться, а, во-вторых, что настоящая любовь вот так вот просто ниоткуда не возникает, и что человека нельзя «натаскать» любить, как натаскивают зверей для того, чтобы те показывали разные трюки. Так что увиденное сегодня просто ввело судового врача в глубочайший шок, граничащий со ступором. На первых порах он настолько растерялся, задыхаясь в этой атмосфере аморальности, что даже слегка подзабыл об изначальной цели своего визита.

— Молодой человек что-то ищет? Я могу что-нибудь подсказать? — обратился к нему один из услужливых торговцев.

— Нет, спасибо, — сухо отрезал Ларри, — молодой человек сам посмотрит. Я просто посмотрю…

После его ответа торгаш что-то пробурчал себе под нос и тут же отошел обрабатывать других потенциальных клиентов. Едва ли не половина толпившегося на площади народу обычно приходила сюда для того, чтобы «просто посмотреть» на творящееся здесь ежедневно действо, настоящее бесплатное представление, за неимением других увеселительных мероприятий. И пусть стража здесь регулярно гоняла явных бродяг и тунеядцев, пропуская только тех посетителей, которые выглядели более-менее «прилично», то есть платежеспособно, праздношатающихся зевак было все равно слишком много.

— Доктор! Вы же доктор? «Сэр» к вам принято обращаться, верно?.. — окликнул судового врача очередной продавец людей. Траинен не снизошел до того, чтобы с ним заговаривать, но торговцу было достаточного одного лишь взгляда в свой адрес, и он продолжал: — Не желаете ли приобрести живое пособие по анатомии, сэр? — мужчина указал в сторону невысокого старичка, такого тощего, что его коричневая, пергаментная кожа туго обтягивала скелет, и такого старого и несчастного, словно бы он всю жизнь провел на таких рынках и уже отчаялся быть купленным уж хоть кем-нибудь. — Если этот вам не нравится, то у меня в закромах есть настоящий скелет… И, вдобавок, парочка еще более уродливых выродков, если вас интересует… — но доктора это не интересовало.

— Свежий товар — только вчера быть на корабль, уже сегодня продавать вам! — примерно это выкрикивал какой-то парень с небольшого помоста на окраине площади сразу на трех языках, компенсируя качество своих лингвистических навыков количеством. — Здоровый маленький дети! Болезни — нет, вши — нет, красивый маленький дети! Мальчик — пять золотой, девочка — шесть золотой!

Вот это уже интереснее… Проложив себе дорогу поближе к подмосткам, Ларри остановился, вглядываясь в ряд малявок, практически все мальчишек, всех худющих, слегка загорелых, словно бы и правда, как и сказали, с корабля, с растерянными взглядами, в наспех чиненной одежде… Учащенное сердцебиение себя не оправдало, — того, кого ожидал, он здесь не увидел. Но в данный момент в душе затеплилась кое-какая надежда. Возможно, торговля детьми даже в среде работорговцев считалась не самым почетным ремеслом, а, может, просто потому, что от детей было больше хлопот при транспортировке и содержании, они создавали больше проблем, были менее выносливыми и часто плакали, а не каждый хорошо переносит детский плач… Но фактом оставалось то, что это — единственное место за сегодня, где были, да будет прощен этот оборот, в ассортименте представлены дети до двенадцати лет. Прочие шли здесь обычно «в довесок» к матерям или еще кому-нибудь… А здесь, тем более, сообщалось, что товар прибыл только вчера. Вряд ли кто-то стал бы оглашать все источники поставок и говорить открытым текстом, что кого-то из несчастных малышей просто выкрали играющими на улице, так что доктор Траинен почувствовал оправданную необходимость познакомиться с этой презренной лавочкой поближе.

Работорговец общался посредством переводчика, который и сам-то далеко не блестяще владел языком, поэтому втолковать им что-то оказалось действительно сложно… Или они просто притворялись, что тоже не исключено. Но когда врач наивежлевейшим образом попытался объяснить, что ему очень хочется по возможности взглянуть на списки «продаж» за последние два дня, ему более чем грубо отказали и едва не выгнали взашей, не смотря на то, что Лауритц пытался оправдаться вопросом едва ли не жизни и смерти. Так, не солоно хлебавши, лекарь пристыженно отошел в сторонку, но своего наблюдательного пункта не покинул. Так домашний кот терпеливо отирается у кастрюльки с кипяченым молоком, о которое едва не обжегся, но при этом его не покидает надежда, что лакомство рано или поздно остудится. Только главное, чтобы оно не успело скиснуть, прежде чем остыть…

— Мам, а кто эти мальчики? — молодую женщину в толпе потянула за складки платья девочка лет пяти. — Что они здесь делают?

— Они тоже рабы, — спокойно отвечала мать. — Если у кого-то есть достаточно денег, он может купить их, чтобы они прислуживали или выполняли работу.

— Как моя няня?

— Да, именно.

— Но им же нужно ходить в школу? Как они будут работать и ходить в школу одновременно?

— Они не будут никуда ходить, если хозяин не захочет. Это невыгодно, тратить столько средств на образование чужих детей…

— Но они же еще маленькие! — продолжала лопотать девчушка. — Им нужно ходить в школу и играть… А где их родители?..

— Все, хватит, — прервала ее мама. — Солнышко, это еще слишком сложно для тебя. Когда вырастешь, ты поймешь эти взрослые вещи…

Но малышка встала, как вкопанная, не давая родительнице идти дальше по своим делам. Наивное дитя, такое опрятное, разодетое в красивое платьице, умытое, причесанное, сытое, с любопытством разглядывало маленьких рабов. И совершенно не испытывала при этом того стыдливого чувства, которое человек состоятельный порой ощущает, сталкиваясь с проявлениями крайней нищеты. Вдоволь налюбовавшись, девочка стала рассматривать толпу, ее глазки остановились на стоящем неподалеку докторе и она робко улыбнулась. Траинен, заметивший это краем глаза, тоже ответил рассеянной улыбкой… в конце концов, такие чада умиляют, а он, к тому же, привык всегда отвечать добром на любые появления добра, даже маленькие… Но нужно было видеть, как сразу же взвилась мать ребенка, шикнув на дочку, заставив ее отвернуться и быстро уводя за руку прочь… А рыжего незнакомца она при этом наградила взглядом, в котором четко читалось: «Держись подальше от моего ребенка, извращенец!». Обидно. Но ее можно было понять…

В следующие десять минут Лауритц настолько засмотрелся и при этом погрузился в свои мысли, что совершенно перестал обращать внимание на происходящее у него под боком. Пробудился от размышлений, неожиданно вздрогнув, он только тогда, когда почувствовал, что припекающее солнце куда-то пропало, а на него упала большая тень. Непонимающе обернувшись, Ларри увидел прямо рядом с собой молоденькую женщину, держащую над собой и теперь уже и над доктором раскрытый расписной зонтик от солнца.

— Добрый день, — незнакомка очаровательно улыбнулась.

— Здравствуйте, — ответил лекарь, прикоснувшись к полям своей шляпы, и невольно окинул случайную встречную взглядом.

Легкие, многослойные юбки ее шелкового платья всех оттенков тропического заката почти невесомо колыхались от малейшего движения, а изящный, но лишенный излишней худобы стан был, на манер корсета, перетянут длинным и широким, богато расшитым черным кушаком. А в ее, стоит заметить, весьма красивом лице было что-то неуловимо-знакомое… Оливковая кожа, темные глаза, очень мягкие, тонкие черты лица, каштановые волосы, уложенные в простую, но изысканную прическу…

— Прошу прощения, сударыня, не могли ли мы раньше где-то встречаться?.. — полюбопытствовал Лауритц, надеясь, что его вопрос не покажется бестактным и не будет истолкован превратно.

— Возможно… — девушка снова улыбнулась. — Часовая мастерская, сударь. Я видела вас с товарищем на пороге часовой мастерской. Так что вы тоже вполне могли тогда меня заметить.

— Ах, да, точно… — теперь в памяти четко всплыла та сцена, когда Элоиз раскланивался перед незнакомой красавицей в городе, а та не удостоила его даже взгляда… — Надо же, какое совпадение.

— Да, действительно, удивительное совпадение. Признаюсь честно, я еще тогда обратила на вас внимание… Вам никто никогда не говорил, что у вас весьма примечательная внешность? Впервые вижу такие рыжие кудри… И вот, я поспорила сама с собой, что, как это ни прискорбно, но больше ни разу вас не увижу… Но этот спор я себе проиграла.

— Надеюсь, не на деньги спорили? — попытался пошутить лекарь.

— Нет. На обещание, что непременно подойду и познакомлюсь, — дама негромко, звонко рассмеялась, от чего Траинен тоже волей-неволей улыбнулся. — Кстати, мое имя Нейла.

— Лауритц.

— Случайных совпадений не бывает, милый Лауритц… Позвольте спросить, какими судьбами вас занесло на невольничий рынок? Присматриваете… хотите купить что-то… или кого-то?

— Нет-нет, не подумайте ничего такого!.. Я здесь, на самом деле… просто так. А вы?.. — вырвался у него встречный вопрос.

— Я? — Нейла на секунду задумалась и непринужденно ответила. — Да вот и я тоже — просто так, ничего особенного.

После этой пары невинных реплик, простой дани вежливости, которую отдавали друг другу люди незнакомые и ничем не обязанные и за которой могли скрываться какие угодно мотивы, между случайными собеседниками на несколько мгновений повисло неловкое молчание. Тишину нарушила девушка.

— Не сочтите меня бесцеремонной, но осмелюсь предположить, что ваше «ничего» будет посерьезней моего. Я наблюдала за вами из толпы уже некоторое время — у вас был разговор с работорговцем, явно неудачный, потом вы стояли в глубоких раздумьях, явно невеселых, благородную белизну вашего лба не раз перечерчивали напряженные складки, а в одухотворенных глазах читалась тревога… — пока дама говорила, брови доктора удивленно поползли вверх, как раз на его «благородную белизну». Зачем она так пристально за ним следила? А ведь человеку наблюдательному и за такое короткое время нетрудно было бы сделать правильные выводы… Да вот только странная она какая-то. Впрочем, жаловаться на это не приходилось. Судовой врач и сам мог сойти за знатного сумасшедшего. — Лауритц, прошу простить меня за то, что лезу не в свое дело. Если я сказала что-то не так, вы можете меня смело прервать. Быть может, мне лучше уйти?..

— Нет… — рыжий, сам от себя того не ожидая, коснулся локтя девушки, когда та уж было собиралась отвернуться. — Не надо уходить. Пожалуй, я никому уже не наврежу, если расскажу, что случилось на самом деле. Понимаете… Есть вероятность, что произошла одна очень большая ошибка и не того человека продали не туда… Один мой знакомый… ребенок… потерялся, и я боюсь, что он мог угодить на рынок. Поэтому я хотел попросить всего лишь одним глазком взглянуть в учетную книгу — вдруг какая-нибудь запись наведет меня на след. Я понимаю, что этого делать нельзя… Но должны же быть хоть какие-то исключения? Это, можно сказать, вопрос жизни и смерти…

Загадочная молодая особа с серьезным интересом внимала каждому слову отчаявшегося врача и кивала симпатичной кудрявой головкой. Когда же тот закончил говорить, она даже слегка переменилась в лице и глаза ее сверкнули решительностью.

— Теперь мне все ясно, — твердо заявила она, — я сочувствую вашей беде. И, знаете, возможно, у меня получится сделать то, что не удалось вам… Я сама могу попробовать с ними поговорить.

— Что вы! — Ларри еще больше смутился и запутался. — Я не могу позволить вам обременять себя моими проблемами. Тем более, это бесполезно…

— Нет, вы не правы, дорогой Лауритц. Полезно или бесполезно — это уже не вам решать. Я понимаю, что воспитание не позволяет вам просить об услуге… но оно же и не должно дать вам отказаться от добровольно предложенной помощи, не так ли? Не волнуйтесь, я человек азартный, мне самой уже интересно, что выйдет из этой затеи, — и, не дожидаясь ответа, девушка подхватила развевающиеся юбки и птицей вспорхнула на помост. Это казалось настолько абсурдным, что доктор уже абстрагировался от происходящего и, как пьесу, наблюдал то, как прекрасная незнакомка оживленно спорила о чем-то с богатым дикарем-работорговцем и его не блещущим особыми качествами помощником. Но, менее чем через десять минут, Нейла снова спустилась сияющая и довольная, будто отходила не важное дело уладить, а прическу поправить. — Не скажу, что договориться было очень просто… Но я добыла для вас нужную информацию, — она протянула новому знакомому два листа бумаги, исписанных крупным неразборчивым почерком, с таким видом, как благодетельная аристократка подавала бы нищему ребенку кусок праздничного пирога.

— Неужели?! — вскричал Лауритц. — О, я даже не знаю, благодарить мне вас сейчас или не все-таки не поверить своим глазам! Как вам это удалось? Когда я к ним подходил, они чуть не вызвали стражу…

— Ах, не благодарите так истово, — благодетельница очаровательно улыбнулась. — Это не стоило мне таких уж серьезных усилий. И ваш прежний провал не так уж удивителен, вы же не виноваты, что не родились женщиной, — она, как бы невзначай, кокетливым движением поправила пояс, обхватывающий ее стан под пышной грудью. — В те щели, куда молот не вобьет долото, может легко просочиться вода. А мне вот пришлось лишь правильно улыбнуться… Да, к тому же, не стану скрывать, что мое имя в городе имеет кое-какой вес.

— К большому сожалению, мне ваше имя ни о чем не говорит. Но, если бы я только знал… — молодой человек опустил глаза на свои запылившиеся туфли и скрутил в руках драгоценные бумаги. — Даже не знаю, как мне вас благодарить.

— А мне и не нужно ничего особенного… Видите ли, все, что я захочу, я обычно и так получаю своими силами. Но, если пожелаете, отблагодарите как-нибудь.

Ларри попытался прочитать предложенные бумаги сперва слева направо, а потом — справа-налево, но смысл от этого не изменился. Нет, это был не палиндром, просто судовой врач не то, что слов, он даже букв знакомых там не нашел. Тут Траинен сильно пожалел о том, что в университете штудировал только медицину и естественные науки, а к иностранным языкам едва ли притронулся.

— Проклятье… — раздосадовано пробормотал он. — Фиалку мне в петлицу, опять неудача!..

— Что-то не так?.. — участливо поинтересовалась Нейла, встав у молодого человека за плечом.

— Я не понимаю, что здесь написано…

— Печально, но я тоже… Тут уж я ничем не смогу вам помочь. Хотя… Знаете, возможно, у меня… — девушка замолчала, задумавшись, и махнула рукой. — Ах, нет, это пустяки. Неважно.

— Что? Скажите, пожалуйста, Нейла.

— Ничего… Просто у меня дома есть такой хороший, обстоятельный словарь… Я хотела вам его предложить — вдруг пригодится… Но нужен ли он вам?

— Хм… словарь… А, почему бы и нет?.. Я же собираюсь как-то расшифровать эту тарабарщину, а ваше предложение избавило бы меня от необходимости искать грамотного толмача, который умеет читать и писать на двух языках… Да я буду несказанно рад, если вы мне еще и в этом поможете.

— Вот и отлично! Тогда не сочтите за труд прокатиться до моего особняка…

Глава 7. Двойной визит

«Особняк» — это уже звучало многообещающе. У Нейлы, к тому же, оказалась своя коляска, запряженная животным, внешностью напоминающим антилопу, а габаритами — крупного пони, править которой она предпочитала сама. По дороге новые знакомые вели ни к чему не обязывающую светскую беседу о погоде, работе, путешествиях и ценах на сахар, но получилось так, что разговаривал в основном Лауритц, а собеседница внимательно слушала, умело вставляя в диалог то один, то другой вопрос. После немного неравноценного обмена информацией, Нейла знала достаточно о том, кто такой Траинен и с чем его едят, а сама девушка сообщила ему о себе только то, что она безраздельно владеет самой большой и самой известной кофейней в городе. Как оказалось, кабаки и прочие питейные пользовались неизменным успехом у низших слоев населения и у приезжих, а те, кто причислял себя к элите и интеллигенции, или просто любителям прекрасного, предпочитали заведения более изысканные. Вот и сейчас коляска, запряженная рогатой зверушкой, подкатила ко входу в большое и красивое, как по местным, так и по субъективно-докторским меркам, двухэтажное здание со стенами, на которых чередовалась красная и белая штукатурка, стройными резными колоннами и террасой, утопающей в сочной зелени.

— Вот это мое заведение, — не без гордости сообщила Нейла. — На втором этаже я живу, а на первом принимаю посетителей… Кстати, не желаете ли выпить со мной чашку кофе?

— Я вам благодарен за предложение… и не только за предложение, но я вынужден отказаться. Не обижайтесь, но я, правда, очень занят и спешу.

— Ладно, я все понимаю и не настаиваю… — девушка театрально вздохнула, смиряясь с тем, что ее уже покидают. — Тогда давайте зайдем на минутку, и я только отдам вам книгу.

Изнутри кофейня оказалась еще привлекательней, чем снаружи, и ею можно было невольно залюбоваться. Интерьер, оформленный в теплых тонах, был лишен вычурностей вроде лепнины и позолоты, но все равно выглядел богатым благодаря разнообразию шелковых драпировок и разных элегантных, со вкусом подобранных мелочей. Несмотря на послеполуденный зной, внутри было достаточно прохладно, газовые занавески колыхались от легкого сквозняка, ажурные скатерти переливались перламутром в свете лампадок… В этой уютной атмосфере за одним столиком умилительная парочка влюбленных с рук кормили друг друга сластями, один старичок пил кофе и курил у приоткрытого окна, а больше посетителей в зале не было.

Но самым примечательным здесь был… запах. В воздухе распространялись пьянящие ароматы ванили, корицы, жареного миндаля, шоколада и свежесмолотого кофе… Лауритцу с детства нравилось то, как пахнет в булочных — свежевыпеченным хлебом и сдобой, пирогами и пирожными… Но разница между пекарнями дома и атмосферой, которую он ощутил здесь, была разительней, чем между амбре давно нестиранных портянок и дорогого, изысканного сыра. Доктор невольно повел головой, пытаясь определить направление, из которого исходят эти божественные флюиды, но ими, казалось, было равномерно пронизано все пространство, и от учуянного у него потекли слюнки.

— Ну так как, Лауритц, вы не передумали? — хозяйка хитро сощурила ореховые глаза. — Может быть, все-таки чашечку кофе? А то книжку не отдам… — и, черт возьми, непонятно было, шутит ли она или говорит серьезно. — Отказываться от радушного приглашения невежливо. К тому же, мне кажется, что вы уже мой должник.

Как ни крути, она оказалась права. Как бы Ларри не ссылался на свою занятость и на то, что, в принципе, предпочитает чай, отпираться было практически бесполезно. Так что он согласился, решив, что от одной чашечки все равно никому хуже не будет, а лишних пятнадцать минут погоды уже не сделают. Не успели двое расположиться за столиком в нише, отделенной от общего зала легкими, полупрозрачными занавесками, безмолвная и аккуратная служанка уже принесла поднос с кофейным набором на две персоны.

— Замечательное место, оформление такого не обошлось без тонкого художественного чутья, — сделал Ларри предсказуемый комплимент, разбивая ложкой плотную кремовую пенку на черном кофе (который, стоит сказать, на запах показался ему лучше, чем на вкус). — Но я вижу, что здесь сравнительно мало посетителей… Так всегда бывает?

— Иногда бывает больше… — ответила дама, — иногда так, как сегодня… иногда совсем никого… Но, будьте уверены, кофейня себя окупает сторицей. Это недешевое заведение, но истинные ценители готовы платить любую цену за наивысшее качество, лишь бы побаловать себя. О, только вы не нервничайте, — Нейла рассмеялась, умилившись выражению, промелькнувшему на лице доктора, — вам я не стану выставлять счет. Сегодня вы — мой личный гость.

Удивительно радушная хозяйка очень заинтересовалась личностью судового врача и расспрашивала его о многом, Лауритц же был вынужден развлекать ее застольной беседой. В целях предосторожности, для того, чтобы не сболтнуть ничего лишнего, лекарь ни слова не сказал о «Золотой сколопендре», и его немало удивило то, что довольно простое жизнеописание показалось собеседнице весьма увлекательным, а его персона может вызывать такой живой интерес к себе лично, а не как довесок к видному капитану. Незаметно, как нечто само собой разумеющееся, за первой чашкой кофе последовала и вторая, вроде бы даже вкуснее первой, а к ней на столе присоединились уже и пирожные, глазированные сухофрукты и прочие мелочи, с которыми вприкуску будет приятно выпить даже кружку простого кипятка. Только вот чрезмерно пристальное внимание не давало доктору покоя, он разве что не чувствовал себя диковинной букашкой, которую рассматривают под увеличительным стеклом. Какая-то неведомая сила, зависшая где-то между элементарной вежливостью и гипнозом, не позволяла ему просто так встать, развернуться и уйти, но сидел он как на иголках.

Однажды, будучи еще на первом курсе университета, маленький умненький Ларри записался на лекцию одного очень именитого профессора, которого давно мечтал послушать. Аудитория в тот день была забита битком, и юный студент, особо не выбирая, занял первый свободный стул… До сих пор неизвестно, по роковой ли случайности или по чьему-то злому умыслу, но стул оказался с подломленной ножкой. Траинен постеснялся подать вид, что что-то не так, чтобы никому не мешать и не привлекать к себе лишнего внимания. А так как лекция уже началась, а пересесть все равно было уже некуда, бедняге пришлось полтора часа балансировать на своей хромой табуретке, силясь не упустить важную информацию и при этом не упасть. Таким сосредоточенным и напряженным, как тогда, он после этого еще никогда не был… до сегодня.

— Так вы уже успели прилично попутешествовать?.. Нет, действительно, не отрицайте. Пусть вы и не открыли какой-нибудь остров или новый морской путь, и не совершали кругосветных рейсов, тем не менее, многие за всю жизнь не испытали того, что уже удалось вам. Да у вас, к тому же, много чего еще впереди.

— Признаюсь, у меня есть такая идея — когда времени свободного будет побольше, а темп жизни станет поспокойнее, сесть за написание книги. Знаете, что-нибудь наподобие путевых очерков… — вдруг судовой врач что-то вспомнил и резко спохватился. — Книга! Ох, силы небесные… — уронив серебряную ложечку в чашку, он достал из кармана серебряные часы и, пусть это и было не очень вежливо, взглянул на них, не скрывая досады за то, что оказалось уже так поздно. — Извините, что-то я непозволительно засиделся… Мадам, вы обещали принести мне книгу, не так ли?..

— Ах да, простите, доктор, я совсем вас уболтала. Кстати, часы у вас просто замечательные. Вы их здесь купили, не так ли? Я сама знаю толк в хронометрах, у меня даже есть коллекция с поистине удивительными экземплярами, ее я бы могла вам показать, будь у вас желание и еще немного свободного времени… Ой, опять я за свое. Всё-всё, полно мне, больше не стану вас задерживать, — хозяйка поднялась к себе и, обернувшись за несколько минут, принесла своему гостю увесистый старый томик, всем своим видом обещавший муторное чтение. Лауритц же уже встал из-за стола, привел себя в порядок, мельком глянув в одно из небольших круглых зеркал, висевшее на стене, и ожидал девушку едва ли не на низком старте, в глубине души опасаясь того, что ему опять предложат что-нибудь, от чего будет тяжело отказаться. — Пожалуйста, вот то, что я обещала. Не стану вас торопить, вернете тогда, когда вернете, самой мне эта книжка сейчас без надобности.

— Я вас уже благодарил сегодня многократно, вряд ли еще одна порция слов будет иметь большое значение, — от души проговорил молодой человек, пряча словарь за пазуху, — но, тем не менее, спасибо еще раз. Знаете, очень редко сейчас можно встретить человека, готового вот так просто взять и помочь незнакомцу, меня очень трогают такие поступки.

— До свидания, Лауритц, успехов вам в ваших поисках. Возможно, какая-нибудь случайность снова приведет вас к моему порогу, а если нет, так приходите сами. Один… или с друзьями… Я буду рада, — и тут на прощанье Нейла сделала что-то уж совсем неожиданное, удивила — попыталась совершенно непринужденно поцеловать доктора в щеку. Неудобно получилось — Ларри, не привыкший к таким повадкам, рефлекторно попытался отшатнуться назад, но девушка все равно его настигла и коснулась его щеки своей. Он так и не понял, что это вообще было…

А в то время как Траинен, позабыв о времени (что было, в принципе, не в его духе), расслаблялся и угощался кофием, его пока еще капитан Шивилла Гайде отсиживала свою прелестную пятую точку в городской тюрьме. Обошлись с ней более-менее гуманно, особенно если сопоставить условия содержания со степенью вины, которую ей вменили. Сидела она в одиночной камере, четыре шага в длину, три — в ширину, раз в день — кормежка казенным пайком, на полу — чистая тростниковая подстилка, а под самым потолком — даже узкое оконце, выходившее прямо на улицу. Правда, последнее капитанша сочла бы скорее недостатком, чем достоинством, так как дворовые мальчишки едва ли не ежечасно толпились у этого зарешеченного отверстия, дабы поглядеть на то, кого на этот раз посадили в тюрьму, а иногда даже выкрикивали что-то или бросали в камеру камешки, проверяя реакцию «рыжей женщины». Можно догадаться, что за такие проделки сорванцы были посылаемы далеко, надолго и каждый раз по-новому, так как запас нецензурной лексики Шивиллы, казалось, был неисчерпаем.

Помимо обычной тюремной охраны к пленнице был обязательно приставлен еще один из людей капитана Вейдвальдса. Последний же все еще активно мариновал девушку своими вопросами, по сути одними и теми же, только по-разному сформулированными, ожидая, что рыжая нет, нет, да и проколется где-нибудь. Но скандального изобличения все никак не происходило… А не считая этих досадных мелочей, обращались с ней вполне сносно, даже курить разрешили, когда она попросила. Правда, трубку и кисет из своей каюты она не удосужилась захватить, поэтому ее любезнейше угостили местной сигарой. Сперва морячка опешила от такой щедрости — уж не отравлен ли табак, но в итоге поначалу опасливо, а потом уверенно задымила веретенцем из сухих коричневых листьев.

Как раз за этим занятием, за бездумным копчением воздуха в пустующем тюремном крыле, в единственной занятой камере и застал ее неожиданный посетитель.

— Ты??? — воскликнула пленница, не веря своим глазам. — Ах, не будь я за решеткой…

— Я тоже рад нашей встрече. Привет… — беззаботно поздоровался с ней капитан того самого безымянного судна, напавшего на них еще в середине их пути. Был он без своей знаменательной шляпы, довольно опрятен и неплохо одет, но все же хорошо узнаваем. А манеры его выглядели так непринужденно, словно он заглянул на огонек к старой доброй подруге.

— Чего тебе от меня нужно? — прорычала Шивилла, встав со своей подстилки и остановившись в шаге от решетчатой двери. — Пришел полюбоваться на то, как ловко упрятал меня в каталажку и еще поглумиться?

— Ну, прежде всего я, может быть, хотел извиниться. За тот раз, когда я в тебя выстрелил. Прости… что не попал. Ах, да, ну и поглумиться тоже, само собой, — капитанше настолько захотелось стереть нахальную ухмылку, расцветшую в этот момент на его физиономии, что она готова была бы, если бы пришлось, содрать его лицо, как скальп.

— Ты просто омерзителен. К чему весь этот фарс? Проигрывать нужно уметь достойно. Или ты не смог смириться с тем, что я тебя один раз уже обошла, и испугался второго? Придумал весь этот цирк с девчонкой…

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, не так ли, прекрасная капитан Гайде? Ты отняла мою добычу и повредила мой корабль, тебе повезло дважды нанести удар по моему достоинству, но больше тебе этого не удастся. Еще ни у кого не получалось обскакать Алваро Триза и при этом уйти безнаказанным. Тем более какой-то женщине.

— Да если бы я по-настоящему нанесла удар по твоему достоинству, ты бы мог уже забыть о том, чтобы завести наследников… А, впрочем, им и унаследовать толком нечего будет — старое корыто да клоунскую шляпу, если ты и ее еще не потерял.

— Ах, какой острый язычок… — с насмешливым восхищением вздохнул Алваро и шагнул к двери камеры, проведя в воздухе рукой, на расстоянии обводя контур лица девушки. — Как жаль, что все так получилось… А ведь ты мне была глубоко симпатична еще там, в Порт-Каллат, пока я не знал, кто ты такая. Мы бы могли стать друзьями… но не судьба. И я тогда не шутил, говоря, что не прочь завладеть твоим кораблем. Вряд ли мне это удастся… в скором времени, хотя кто знает. Но, раз уж ты оставила меня с носом и пустила мой план крахом, то и сама пойдешь на дно вместе с ним. Дьявол с ней, с девчонкой, но раз уж это дело не принесет мне выгоды материальной, хоть моральное удовлетворение получу.

Шивилла невесело, иронично рассмеялась.

— Знаешь, что самое смешное? — собеседник покачал головой, улыбнулся и сделал вид, что обратился в слух. — Я понятия не имела, кто эта мелкая и она мне ни на кой черт аж ни разу не сдалась… Но если бы я знала, что ты от меня хотел, я бы не отдала тебе ее хоть бы по одной причине — из принципа.

— Вот он, типично бабский поступок. Я-то всегда знаю, из-за чего рискую. А ты готова пустить в бой своих матросиков ради того, сама не знаешь, чего? Видно, твои роскошные кудри корнями вросли в мозги и вытянули из них все соки. «Расхреначу весь корабль и команду пошлю на дно, лишь бы показать, какой я обуенный капитан», да? А потом еще: «Это не я, это все они винова-а-аты-ы-ы!», — тоном плаксивой, капризной девицы спародировал он. — Вот поэтому тебе никто и не верит. Гениально, не так ли? Я всегда говорил, что женщины не могут управлять. Как бы хорошо они ни смотрелись у штурвала, у печки и в койке они все равно будут выглядеть куда лучше.

— В таком тоне ты будешь со своей мамой разговаривать… — огрызнулась рыжекудрая, более всего уязвленная в свое самое больное место. Ее ведь нагло обозвали «женщиной»! — Ах, извини, забыла, — она же, наверное, очень занята, обслуживая дюжину вонючих бродяг в самом захудалом портовом борделе, — дерзко отвечала девушка, как ни в чем не бывало пожевывая кончик своей сигары.

— Дорогая моя, я бы с удовольствием предложил бы тебе заткнуть свой прелестный ротик чем-нибудь подлиннее и потолще этой штуки… — не успел Алваро завершить этот медовый обмен любезностями, как рыжая сгребла его за грудки прямо через прутья решетки и со всей силы приложила наглой мордой о дверь своего временного пристанища.

— Люблю девушек с характером… — хрипло прошептал он, облизывая кровь с разбитой от встречи с решеткой губы, но не переставая при этом улыбаться. Будь при нем оружие, пират, пожалуй, был бы давно уже мертв, так как Шивилла в порыве гнева не преминула бы им воспользоваться. Но Алваро был безоружен, как невинное дитя, поэтому девушке пришлось ограничиться только тем, что еще раз дернуть его на себя, припечатывая к прутьям. А мужчине хоть бы хны, он мог просто подумать: «Поиграли и буде» — и жалобно воззвал:

— Стража!..

Когда в коридор по первому зову вбежал солдат, Гайде уже отпустила мерзавца из цепкой хватки, бросила, как что-то невероятно гадкое, обо что и руки марать жалко. А пират (стоит отдать должное его актерским талантам), почуяв благодарного зрителя, тут же всем своим видом изобразил глубокий ужас, разве что штаны не подмочил для полной убедительности.

— Она… Она… — пролепетал он, одной дрожащей рукой указывая в сторону камеры, а другой сперва размазав пару капель крови по половине лица, а потом потирая шею так, словно до сих пор чувствовал, как его кто-то душит. — Чуть не убила меня!.. Это настоящая демоница… сделайте с ней что-нибудь.

Страж, дежуривший сегодня подле «опасной преступницы» был не слишком энергичен и явно не особо доволен своей работой, на лице его, уже избражденном следами прожитых лет, отражалось пренебрежительное неудовольствие. Причем в адрес обоих действующих лиц этой комедии.

— Что она вам сделала? — довольно-таки апатично поинтересовался он у «пострадавшего».

— Чуть не убила!.. — срывающимся голосом повторил пират, в страхе тараща глаза на Шивиллу. — Вцепилась прямо через решетку…

— Так зачем же вы к ней вообще полезли? Ну что за люди, ума вообще нету… — проворчал охранник, снимая с пояса связку ключей. — А с тобой, Гайде, разговор будет отдельный. Раз уж с тобой нельзя ни о чем договариваться, и вести себя по-хорошему ты не умеешь…

На улицу Алваро Триз вышел в приподнятом настроении, буквально сияя, как новенький золотой. Там же в сгустившихся сумерках от стены отделились две фигуры, явно ожидавшие пирата, присоединились к нему, и между ними троими завязался оживленный разговор. А, не успев далеко отойти, в круге света ближайшего фонаря они столкнулись с еще одной мужской фигурой в треуголке с красным пером.

— А ну-ка, стой, коротышка! — скомандовал Алваро, преградив путь судовому врачу и посмотрев на него сверху-вниз. — Что ж ты выглядишь таким знакомым… Второй раз вижу, а уже примелькался. А почему же без цветов? — поинтересовался Триз в своей обыденной манере. В чем, в чем, а в отличной памяти ему отказать было нельзя.

— А я вас без шляпы сразу и не признал… — на свой страх и риск парировал Ларри. — Эклектика уже вышла из моды?..

— Эй, кэп, это он вас «эпилептиком» назвал? — возмутился один из сопровождавших пирата парней. — Может, ему того, врезать разик — пущай не умничает?..

— Нет-нет, что вы! Ни в коем случае, не надо «того». Не трогайте нашего маленького рыжего друга, — великодушно предупредил едва не свершившуюся расправу капитан. — Не забывайте, что мы сейчас должны быть добродетельны и честны, как невеста, которая убеждает жениха в своей девственности. Иди своей дорогой, рыжий, — «смилостивился» Алваро, — … на этот раз. Но если будешь не по делу возникать вокруг своей капитанши, не удивляйся, если и с тобой вдруг случится что-нибудь нехорошее.

Ларри был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить себе смачно выругаться, и слишком осмотрителен, чтобы продолжать дерзить. Поэтому он нашел «золотую середину».

— Хорошего вечера, — отчеканил он, давая понять, что на этом разговор окончен. Разминувшись с этой форменной шайкой, Лауритц вошел в здание и машинально повторил свое пожелание хорошего вечера уже охране, и в уже более любезной форме. Когда же он спустился по узкой лестнице на нижний уровень, куда его без особого энтузиазма, но все-таки допустили, то столкнулся нос к носу с немолодым солдатиком в синем мундире.

— Вечер добрый, сэр, — поприветствовал служивый. — Мы врача не вызывали.

— В этом могу за вас только порадоваться. Но я здесь не как врач, я хочу повидать Шивиллу Гайде. Пожалуйста, если дозволено.

— Вы уверены, что хотите ее видеть? — с усталой иронией в голосе поинтересовался солдат. — Она вон одному посетителю чуть уже шею не свернула.

— Я уверен.

— Ну, тогда давайте, сэр. Скажите только, как вас звать?

— Лауритц Траинен.

— Хорошо, входите, доктор Траинен. Если что — зовите, я буду стоять здесь в проходе. Всегда к вашим услугам…

Уж больно явно прозвучал в последней фразе сарказм, но доктор и так искренне надеялся, что охрана ему не понадобится. Завернув в слепой отросток тюремного коридора, где одна напротив другой располагались всего две камеры, в одной из них Ларри увидел Шивиллу. Девушка возлежала на простом тростниковом тюфяке, поза ее выглядела настолько свободной и непринужденной, что можно было подумать, будто она спит. Единственный фонарь, висевший на стене, подарил ее уже давненько не видевшим мыла волосам блеск, какого модницы специально добивались маслами и помадами, а также удивительный винный оттенок. В этом слабом свете ее красивое лицо казалось спокойным и умиротворенным, будто бы она вовсе не в тюремной камере находится, а в своей постели…

— Шивилла?.. — негромко окликнул лекарь.

Девушка нехотя пошевелилась, приподнялась на своем аскетичном ложе и повернула голову в сторону говорившего, по-кошачьи щурясь.

— Кто здесь? — кто еще посмел нарушить ее покой?

— Это я, Лауритц.

— Ах, явился, не запылился… — протянула она, возвращая себе лежачее положение.

— Капитан… — сердце судового врача на мгновенье болезненно сжалось, а затем задало такой ритм, от которого он кому-нибудь из своих пациентов уже мог бы прописать что-нибудь успокоительное. — Как вы? Мы можем здесь свободно разговаривать?..

— Можем, отчего нет… Здесь никто не подслушивает… даже жаль.

— Вы в порядке? Они вас не…

— Что? Не обижали, не пытали, не насиловали всем скопом?.. Нет, ничего такого, — быстро ответила она тоном человека, которому умышленно скверно удается деланная беззаботность. — Только разговоры разговаривали. Умереть от одиночества мне здесь точно не дадут. И с голоду не помру, и не в стойле, вроде, ночую…

— Ну, и то хорошо… А еще здесь прохладней, чем на улице, это даже, в некотором роде, приятно…

— Нравится? Может, хочешь поменяться со мной местами? — грубо оборвала она его, повысив голос до тона, который не предвещал ничего хорошего.

— Прости… те, — прикусил язык Ларри. — Нет, я совсем ничего такого не хотел… Я вообще меньше всего хотел, чтобы вы здесь оказались…

— Кто ты такой, Ларри? — неожиданно спросила Гайде, уставившись прямо на собеседника, и ее глаза блеснули из тени.

— Ну, как же… Лауритц Траинен, доктор медицины. Ваш судовой врач… если я, конечно, еще не разжалован. И ваш друг, смею надеяться… если еще имею право им называться.

— Ой ли! Кто ты такой и откуда взялся? Откуда свалился на мою голову… может, тебя подослал кто? Это диверсия, заговор против меня?.. Неужели я действительно плохо разбираюсь в людях… — слова ее и сопровождающий их взгляд, уже не обвиняющий и не гневный, а презрительно-разочарованный, каким девушка могла бы окинуть скверно построенный корабль или неспелый манго, оказались оскорбительней пощечины. — Отродясь не видела еще людей, которые вот так одним движением с легкостью создавали бы вокруг себя столько неприятностей. Ты ведь знаешь, моряки — народ суеверный, и если на судне заводится что-то, что, как им кажется, приносит неудачу, от этого очень быстро избавляются.

— Никто меня не подсылал, — обиделся такому предположению судовой врач, не поняв, серьезно капитан говорит или все-таки изволит шутить, — я сам по себе… И вы будете несправедливы, если скажете, что во всем происходящем виноват я один. Нам всем просто не повезло оказаться в неподходящем месте в неподходящее время. Но лично я никогда, ни за что бы не причинил вам вреда… умышленно… Если не хотите, можете мне, конечно, не верить…

— Хотелось бы тебе верить… да что-то не очень выходит. Ты уже однажды спас меня, я это хорошо помню, моя благодарность за твой поступок никуда не исчезла. Но ты же и до ручки меня довел, это я тоже не забуду… Мой папаша всегда говаривал, что плохие поступки не марают хороших, а добрые дела не отмывают злых. Поэтому он мог одновременно выдать члену своей команды щедрую награду за доблесть в бою, а потом тут же велеть высечь его за недавнюю же провинность. Поэтому и «раскаявшиеся» пираты, как он говорил, всегда останутся пиратами, как их не прощай и не переименовывай… Так зачем ты пришел сюда сейчас, помочь или добить окончательно?

— Я хочу помочь.

— Девочка нашлась?.. — в голосе капитана властные нотки на долю секунды сдали позиции, уступив место робкой надежде.

— То же самое я мог бы спросить у вас, — вздохнул Ларри. О, как бы он хотел порадовать Шивиллу своим ответом, но радовать ему было пока нечем. — Но сам уже вижу, что скорее нет, чем да… Правда, у меня уже есть план, я думаю, хороший, и я уже встал на один довольно четкий след. Я надеюсь, он меня приведет к нашей маленькой принцессе.

— Так какого же дьявола ты тогда делаешь здесь, если она еще не нашлась??? Если есть план — так действуй, шевели шестернями! Тут каждый час на счету… Ее сейчас ищут в десятки пар глаз и рук, а результата никакого. На нашего вылощенного капитанчика «Ветрокрылого» рассчитывать нельзя. Знаешь, этот Вейдвальдс еще более-менее сносный малый… Дотошный, конечно, его расспросы мне уже в печенках сидят. Но я знавала и похуже… Только нет у него здесь той власти, какую ему хотелось бы иметь… Я бы даже позлорадствовала, если бы только от его неудач не зависела глубина задницы, в которой я очутилась, — темперамент капитанши не позволял ей смирно сидеть на одном месте, ожидая своей участи, поэтому нерастраченная энергия у нее уходила в бесплодный гнев. Гайде с ума сходила от того, что не может ничего сделать, и чувствовала себя человеком, который видит настоящих привидений, а ему никто не верит, еще и посмеивается за спиной — ощущение, как из кошмарного сна. Но от всех бед у рыжекудрой было одно лекарство. Тебе одиноко? Наори на кого-нибудь. Страшно? Наори матом. — А вот люди его — те еще дуболомы, — продолжала она. — Я не удивлюсь, если они будут искать нечто в пышном платьице из органзы и самоцветной диадеме, и, разумеется, ни черта не найдут. Только ты еще можешь более-менее представлять, где искать эту мелкую чертовку… Но и ты вместо поисков занимаешься непонятно чем!

— Не гневайтесь, капитан. Я только хотел удостовериться, что с вами все в порядке, и дать вам знать, что мы не сидим сложа руки, — мягко проговорил Ларри, пытаясь утихомирить девушку. Он понимал, что на него она будет злиться больше, чем на кого бы то ни было… Возможно, даже попытается учинить расправу, так что разделявшая их решетка оказалась кстати. Но молодой человек искренне хотел исправить ситуацию, а сил в этом ему лучше не придаст ничто, кроме как свидание с Шивиллой и, может, даже парочка ее бодрящих тумаков. — Что передать экипажу? Чем закончилась история с фонтаном?..

— Да ничем не закончилась. Суд назначили на следующую неделю. Вряд ли мне грозит здесь что-нибудь серьезнее штрафа, но они, похоже, специально издеваются. Хотят, чтобы я в полной мере осознала свою вину и раскаялась… сейчас же. Расскажи лучше, как команда переносит мое отсутствие?

— Команда? Ну… неплохо…

— Вот тут только не надо врать. Насколько плохо по десятибалльной шкале?

— Примерно на тройку.

— Ах, значит, бунтовать не собираются… И то ладно.

Разговор себя исчерпал, не зная, что еще добавить, собеседники погрузились в затянувшееся, неприятное молчание, с каждой секундой становившееся более напряженным. Было слышно, как где-то за стеной глухо раздаются чьи-то шаги и даже как звенят крылья роящейся вокруг коптящего фонаря мошкары.

— Ты еще здесь? — проворчала девушка, не глядя на врача и обращаясь куда-то в пустоту.

— Почти. Я уже ухожу, но собираюсь обязательно вернуться. Я обещаю… нет, я клянусь, я вытащу вас отсюда! Шивилла?.. — Ларри протянул раскрытую ладонь сквозь железные прутья, словно прямо сейчас мог за руку вывести девушку из темницы. Пленница же в ответ на этот жест не сдвинулась со своего места, только подняла повыше скованные запястья и демонстративно позвенела своими кандалами, как сказочный призрак. — Мне очень жаль… — прошептал лекарь.

— А уж мне-то как жаль, — вторила ему мореплавательница и отвернулась к стене. На этом беседа была окончена.

Не самая приятная получилась встреча, может быть, хоть в следующий раз будет лучше… Когда Лауритц выходил из здания тюрьмы, уже совсем стемнело. Он вздохнул, запустил руку в жилетный карман и нащупал там то, что не ожидал. Молодой человек извлек нечто прямоугольное, завернутое в белую салфетку и… вкусно пахнущее, а, развернув, обнаружил сахарное печенье, на котором глазурью был написан адрес небезызвестной кофейни. Печенье он не без удовольствия стрескал, а адрес надежно сохранился в его памяти.

Глава 8. Сладкая жизнь

Лауритц переминался с ноги на ногу, стоя на крыльце здания под большой блестящей вывеской «Первая кофейня». Судя по тому, что ему уже сообщили — первого подобного заведения, основанного в городе, лидера по качеству, первого в списках самых известных и дорогих, того, которое после единственного посещения навсегда окажется в вашей памяти, как первая любовь и первый поцелуй…

— Доброе утро, я принес вашу книгу… — репетировал он, обращаясь к отполированной дверной ручке. — Спасибо, книга мне очень помогла, но один момент… Нет… Здравствуйте, это я…

— Здравствуйте! — входная дверь распахнулась совершенно неожиданно, а на пороге появилась сама хозяйка, как всегда с сияющей улыбкой, облаченная в нежно-розовое, закрытое, но при этом полупрозрачное одеяние, а прическу ее украшала пышная чайная роза в тон наряду. — Я вижу, что это вы, Лауритц. Я очень рада, что вы так скоро пожаловали… Да вы не стойте на пороге, проходите. Чашечку кофе?

— Благодарю, но я обычно предпочитаю другим напиткам чай. Чай я предпочитаю, — повторил он, как волшебную мантру, надеясь, что она оградит его от нежелательных воздействий.

— Нет-нет, так не пойдет, здесь принято пить только кофе… Хотя, я, конечно, не стану настаивать… — двери захлопнулись как по мановению фокусника, упрятавшего кролика под потайное дно своего волшебного ящика, впуская доктора в уже знакомый, тепло и сладко пахнущий зал. — Вы ведь мне книгу принесли, не так ли?

— Да, только…

— Вот и хорошо, — быстро продолжила девушка, не давая и слова вставить между своих реплик. — Пойдемте со мной, занесем в мою библиотеку, поставим на полочку.

Второй этаж ее особняка оказался еще интереснее, чем первый. В общем зале там в стене было прорезано прямоугольное окно-ниша, застекленное со стороны обзора, а за ним располагался огромный аквариум. Вернее будет сказать, террариум, так как заполнен он был не водой, а влажной землей, усаженной папоротниками и цветущими травами. В разных его отсеках, разграниченных тонкой, почти невидимой, воздушной материей, обитали разные представители мира насекомых. Ближе всего к наблюдателям сейчас сидела причудливая бабочка, пестрые крылья которой, размахом больше сложенных вместе ладоней, напоминали разноцветный витраж, вставленный в черненую рамку. Насекомое замерло, словно позировало специально, но стоило Ларри протянуть к нему руку и коснуться пальцем стекла, как причудливый мотылек спорхнул со своего места.

— Вы увлекаетесь насекомыми? Ни за что бы не подумал… Честно говоря, я намного органичнее представляю вас с породистым домашним котом или какой-нибудь собачкой, знаете, маленькой такой.

— Да, это — одно из многих моих увлечений, могу наблюдать за ними часами… А эта бабочка мне, кстати, особенно дорога. Это — подарок. Был у меня не далее, чем в прошлом году, один знакомый натуралист, так он души не чаял в своих жучках да паучках, собирал их по всему свету…

— Был?.. — осторожно переспросил Лауритц.

— Да, был. А потом он… уехал. Все они рано или поздно уезжают, вот и вы тоже, и оглянуться не успеешь… — Нейла вздохнула, но через мгновение ее коралловые уста снова тронула улыбка.

— А это что такое? — полюбопытствовал молодой человек, указывая на причудливую громадину в самом центре нижнего яруса террариума. Ларри с детства отличался любознательностью и тягой к природно-научным дисциплинам, но одно дело просовывать соломинку в отверстие муравейника или наблюдать за метаморфозом личинки стрекозы на берегу ручья, а совсем другое — разбираться в экзотических насекомых, внешний вид которых в дикой природе вызвал бы желание не подходить к ним слишком близко…

Увлекшее его внимание существо было размером не меньше воробья, ярко-зеленого, как только распустившаяся листва, цвета, с толстым, чуть загнутым кверху брюшком, долговязой грудью, от основания которой расходились четыре длинные, точно паучьи лапы. На передние лапы насекомое не опиралось, они у него были похожи одновременно на клешни и на руки, одетые в расклешенные зеленые рукава. Эти «руки» оно сложило в молитвенном жесте и лишь слегка покачивалось на месте, глядя прямо в сторону людей крупными глазами-бусинами.

— О, это тоже один из моих любимчиков. Вернее, одна, это — самочка, самцы будут помельче… и поопасливей, — Нейла коротко рассмеялась. — Это — настоящие тигры мира насекомых. Как и эти хищники, они выслеживают свою добычу из засады, могут невероятно долго простоять в одной позе, без движения, слившись с окружением, а потом совершить один молниеносный бросок и ухватить жертву своими мощными лапками. Охотятся они на все, что не крупнее их самих… но в случае необходимости могут нападать и на тех, кто больше. Очень смелые существа.

Помимо удивительного наполнения, жилище Нейлы обладало и оригинальной планировкой. Из зала-прихожей, в который вела лестница с первого этажа, открывалась только одна дверь — в хозяйскую спальню, а от опочивальни уже, как лучи от центра, расходились все остальные комнаты. Должно быть, не очень уютно спать в комнате, целостность которой по всему периметру нарушена была множеством проходов. Но владелица кофейни объяснила, что так как давно живет одна, то так ей даже удобней — все необходимое находится в пределах досягаемости, на одинаковом расстоянии… Кстати, на свое «прискорбное одиночество» и «щемящую тоску» она не самым прозрачным образом намекала уже не в первый раз, Ларри уже устал делать вид, что в упор не замечает подаваемых ему сигналов. Пожалуй, последней каплей оказалась сама спальня, балдахин над широкой кроватью был отдернут, как занавес, бесстыдно являя взору гостя небрежно откинутое расшитое одеяло и чуть смятую шелковую постель, показывающую, что дама любит подольше понежиться в объятьях грез (ах, если бы только грез) и еще даже не потрудилась здесь прибраться или привлечь к этому прислугу. Эта неблагопристойная демонстрация почти склонила доктора к тому, чтобы встать на путь к отступлению, но хозяйка словно почувствовала это и грациозно преградила ему дорогу.

— Ах, Лауритц, а помните, я вчера обещала вам показать свою коллекцию часов? Поверьте, она вам понравится… И только не вздумайте ссылаться на занятость и недостаток времени, для этого у вас точно минутка найдется. А то ведь от своих шестиногих друзей мне пришлось вас самой оттаскивать, как мальчишку от кукольного театра. Так что не откажите мне в любезности, вам обязательно понравится, — добавила она елейным голосом.

Хваленая коллекция, для хранения которой была отведена целая комната, оказалась не слишком велика, но и не слишком мала — с три десятка экземпляров. Помимо часов здесь было еще несколько занимательных безделушек, каждая по-своему уникальная — табакерки, блокнот в переплете из тисненой кожи, золотое перо для письма и серебряные запонки, статуэтка жука-скарабея, катящая циферблат, как навозный шарик, уточка, выдутая из цветного стекла и один из тех «вечных двигателей», которым можно одним прикосновением задать движение на множество минут… Каждая вещица занимала свое место и, вроде бы ничем не связанные между собой предметы выглядели на удивление гармонично упорядоченными. А в самом дальнем углу стояла шкатулка, обитая черным бархатом с тонким золотым кантиком, и она, само собой разумеется, привлекла едва ли не больше внимания, чем все остальное, что стояло на виду. В ответ на вежливый вопрос о содержимом ларчика, Нейла сразу согласилась его открыть, но лишь на две секунды показала большой блестящий циферблат, покоившийся в ней на бархатной подушечке. Так же быстро она захлопнула его, мотивируя это древностью часов, на которые не должен лишний раз попадать солнечный свет, сказав что-то не очень убедительное про окисление, она поспешила перевести беседу немного в другое русло.

— А можно мне еще раз взглянуть на ваши часы? А то я их видела вчера только мельком, когда вы торопились от меня сбежать… — у Ларри не было причин отказать девушке. — Да, действительно, великолепная работа, чистое серебро, массивные, но при этом такие изящные… — восхитилась она, пристально рассмотрев часы и взвесив их на ладони. — Только вот они спешат на целых три минуты!

— Не может этого быть, — уверенно заявил Траинен, — они новые, и приобрел я их у проверенного мастера, которого и вы, кстати, должны знать.

— Может, да вы сами посмотрите. Так вот почему вы такой суетливый, — шутливо заметила Нейла. — Позвольте, я немножко переведу их и выставлю так, как надо… — и ее холеные пальчики ловко взялись за колесико завода…

А вскоре судовой врач уже сидел за столиком на очаровательной зеленой террасе, неизменно рядом с Нейлой, и потягивал горячий шоколад из беленькой фарфоровой чашечки. Кругом цвели широколистные деревья, ветви которых были унизаны одновременно и ароматными соцветиями, словно вылепленными из белого и желтого воска, и плодами — душистыми померанцами, крохотными разноцветными яблочками и глянцевитыми красными ягодами. Легкий теплый ветерок нагонял рябь на поверхности небольшого, в два обхвата, идеально круглого прудика.

— Нравится ли вам здесь, господин доктор?

— Отчего же не нравиться — нравится… — тихо проговорил он, поворачиваясь к хозяйке и аккуратно водружая чашку на блюдечко с голубой (а как же без этого) каемочкой, но тут по его лицу промелькнула едва заметная тень тревоги, словно он вспомнил что-то важное.

— Вы только не нервничайте, — поспешила успокоить его девушка, прикасаясь к его руке, — вы ведь доктор, вы и сами знаете, что излишние беспокойства не идут на пользу здоровью. Не жалеете вы себя совсем, а зря… За вас всегда будет кому поработать, а вы отдыхайте, Лауритц, расслабьтесь… Здесь вас никто не побеспокоит, уж я об этом позабочусь… — бархатным, вкрадчивым голосом добавила она и встала у него за спиной, поглаживая тонкими пальцами его медные кудри. В это время внезапный порыв ветра перелистнул у лежащей на столе книжки сразу десяток страниц, выдергивая и увлекая за собой несколько заложенных, наспех исписанных листков, ставших внезапно никому не нужными…

Как написал бы какой-нибудь провинциальный драматург между актами своей увеселительной пьески — прошло три дня. Три ужасно долгих, тягучих, как ириска, дня судовой врач больше нигде не появлялся. Те, кому до него было дело на «Золотой сколопендре», думали, что он или сбежал, или встрял во что-то очень серьезное… например, Шивилла его таки прибила. Капитанша тоже подозревала, что доктор позорно и трусливо дал стрекача, хотя в душе у нее еще ощутимо теплилась надежда на то, что он может быть занят поисками. Занятый теми же самыми безуспешными поисками Виллем Вейдвальдс включил лекаря, явно скрывшегося с места преступления и теперь заметающего следы, в основной список подозреваемых. А пираты, по серьезному просчету в вышеупомянутый список не попавшие, думали, что им удалось докторишку как следует припугнуть… Но на самом же деле он безвылазно провел все это время в «Первой кофейне».

Что он там делал, а главное, зачем, спрашивать было бесполезно, Ларри бы сам толком не смог ответить на этот вопрос. В основном он ел, пил, посиживал на шелковых подушках (на нейлином любимом диване так вообще должна была образоваться глубокая вмятина в форме судового врача), общался с разлюбезнейшей хозяюшкой, которая интересовалась им, как ближайшим, давно утерянным и внезапно вновь найденным родственником, и еще раз ел все, чем его от широкой души угощали. В этой до жути умиротворяющей праздности он залип, как муха из одного небезызвестного философского двустишья, севшая на варенье. А самое страшное, что из рыжей докторской головы каким-то чудесным образом напрочь вылетело то, что у него кто-то сидит в тюрьме, а кто-то простаивает в порту, кто-то потерялся и кого-то срочно надо спасать…

— Ты кушай-кушай, Лауритц. Мне так нравится, когда мужчина с аппетитом ест… — ворковала Нейла, подкладывая доктору очередной, уже сложно сказать какой по счету кусочек тортика. И Ларри ел, видит небо, уплетал за обе щеки, заправил за воротник салфетку, перестегнул ремень на две дырочки, но свою тарелку нужно же было оставлять чистой. В принципе, он вообще был не дурак вкусно покушать, только вот образ жизни к этому не располагал, а тут ему были и тортики, и кофе с пирожными, и молочко с печеньками, а главное — шоколад… Много-много божественного шоколада, а главное, совершенно бесплатно.

— Мне такая штука в голову пришла… — задумчиво протянул Ларри, выписывая десертной вилкой на тарелке шоколадные узоры. — Мне бы в порт сходить…

— Зачем, радость моя?

— Ну… не знаю. Просто так, захотелось отчего-то…

— Не нужно тебе это, — уверенно заявила Нейла. — Съешь же лучше еще этих мягких булок да выпей чаю… тьфу, то есть кофе, я хотела сказать. Ты меня уже запутал… Я устала, пойду — отдохну немного… Ты, главное, не скучай без меня.

Вскоре молодой человек остался почти совсем один — наедине с коробочкой маленьких кругленьких пирожных, сидевших в гнездышках из вощеной бумаги. В принципе, им уже был подписан приговор… Когда Ларри надкусил первое пирожное, на удивление, он вытащил зубами из теста маленький кусочек бумаги. При ближайшем рассмотрении это оказалось записочка, сложенная вчетверо, на которой пляшущим, но читабельным почерком было начертано: «Лауритц, ты слишком много ешь!» Доктор был настолько ошарашен неожиданной находкой, что перечитал ее еще трижды, дабы удостовериться, что ему не померещилось. Погрузившись в странные раздумья, он машинально надкусил и второе, в котором обнаружилась аналогичная «начинка», только уже с другим содержанием. «Я серьезно. Хватит жевать, сэр доктор!» — гласила она. Прекрасно. Вот он уже окончательно и бесповоротно съехал с катушек, раз уж с ним и пирожные начали разговаривать. Разломив третье, он прочел: «Не пора ли тебе делом заняться?»… И правда, а не пора ли?.. Судовой врач ведь не просто так сюда пришел. У него, несомненно, было какое-то дело, при чем важное, а то даже и не одно… А может быть, он и правда с ума сошел? Навыдумывал себе геройских миссий — куда-то бежать, кого-то искать, что-то спасать… Пусть этим другие занимаются. Зачем лишний раз напрягаться, совершать ненужные телодвижения, тратить душевные силы… когда можно просто схомячить вкусненькую пироженку. К чему Ларри с успехом и приступил. Но не тут-то было — навязчивые послания не оставили его, ведь они были вполне реальными, а вовсе не плодом его воображения. «Спустись в подвал! М.» — призывало последнее из них… Лауритц тряхнул кудрявой головой, отгоняя от себя наваждение. «Какой странный сон мне привиделся…» — мог бы он процитировать сейчас своего уважаемого капитана в одной печально известной ситуации.

— А что я, собственно, здесь делаю?.. — негромко поинтересовался молодой человек сам у себя, но ему никто не ответил, что, впрочем, неудивительно. — Чтоб мне всю жизнь аптекарем проработать! Да что здесь, вообще, черт возьми, происходит?!.

Провалами в памяти лекарь не страдал (по крайней мере, он был в этом уверен до нынешнего времени), но сейчас у него было очень странное и не очень приятное ощущение, будто он проснулся не в своей постели и совершенно не помнит ни то, каким образом здесь очутился, ни как собирается отсюда выбираться и что делать дальше. Во время внезапной вспышки сознательности он аккуратно припрятал найденные «сокровища» в карман к часам… то есть, в тот карман, в котором обычно лежали часы, но теперь их там почему-то не обнаружилось. Это оказалось последней каплей, окончательно раздосадовавшей доктора, и он не нашел ничего лучше, кроме как попытаться последовать инструкции.

Хозяйки кофейни в общем зале не обнаружилось. Более того, на первом этаже этого до неприличия милого и уютного заведения вообще никого не было. Несмотря на то, что на дворе еще не стемнело, газовые гардины и тяжелые портьеры были плотно задвинуты, в помещении царил полумрак, рассеиваемый разноцветными лампадками, источавшими не только теплый свет, но и сладкий аромат, гармонично подмешивающийся к общему приторному букету, к которому нос судового врача уже так привык и почти перестал замечать. Подозрительная тишина нарушалась только приглушенным, еле слышным и таким далеким шумом улицы, так что Лауритцу померещилось, будто он слышит даже то, как тикают часы на втором этаже. А для того же, чтобы испугаться, он был просто слишком сыт и ленив… Обойдя кругом сладкое царство, Траинен нашел то место, которое искал — неприметный коврик, скрывающий квадратную крышку люка. Он как раз недавно его обнаружил совершенно случайным образом — нечаянно пролив на него немного кофе, он решил сдвинуть половичок и обнаружил люк… решил тогда ничего не трогать. Но сейчас рыжий особо не мешкал и не раздумывал, спускаясь вниз, в неизвестность. Подобной решительностью обычно обладает спящий человек, абсолютно уверенный в том, что он сам хозяин своим грезам и в вымышленном мире ему не может ничего угрожать.

Узкая, крутая лестница, не освещенная ничем, кроме как светом, падавшим из оставленного открытым люка, казалась довольно травмоопасной. Но человека, привыкшего к жизни на корабле, такой планировкой было не удивить. Оказавшись на нижнем ярусе, о существовании которого до этого можно было только подозревать, Ларри погрузился во тьму и уже пожалел, что не захватил с собой лампу или свечу, но, вытянув руки вперед, он быстро нащупал дверную ручку. Незапертая дверь поддалась и, из своеобразной «прихожей» любопытный гость попал в то место… в общем, в то самое, в которое он так искусно влипал с самого начала своих приключений.

Вот что на самом деле скрывалось под шикарным особняком мадам Нейлы. И в этом, в принципе, не было ничего удивительного, вполне предсказуемо… В глаза, привыкшие к полумраку, ударил свет белых ламп, дополнявший солнечный, пробивавшийся из-под потолка, из подвальных окошек. Сощурившись, Лауритц рассмотрел огромную кухню… Хотя, если «кухней» назовут и любую закопченную каморку, в которой на ушлой печурке какая-нибудь неопрятная стряпуха варит баланду, то это скорее была мастерская. Как студия артели художников, где многочисленные подмастерья и ученики выполняют мелкие работы для своего великого мастера. Несмотря на кипящую работу, все здесь сверкало такой чистотой, что любо-дорого глядеть… А трудились здесь исключительно девочки, на вид самые обыкновенные маленькие девчушки, каждая стояла у своего рабочего места и тщательно выполняла отведенную ей функцию — одна разделяла яйца на белки и желтки и взбивала их в крутую пену, другая вымешивала тесто, третья подогревала, кипятила и помешивала что-то в маленьких кастрюльках на большой печке, кто-то в две пары рук выкатывал маленькие шарики конфет… Вернее, всем этим они занимались до тех пор, пока к ним не вошел доктор Траинен. После этого же они дружно устремили удивленные взгляды на него и, как по команде, замерли. У одной из юных кондитеров рот раскрылся от изумления, а растопленный шоколад, который она выливала на мраморную доску, заструился ей на передник. А младшая на вид девочка лет восьми, до этого старательно раскладывавшая конфеты по коробкам, от избытка чувств вообще попыталась спрятаться за дверцей буфетного шкафа. «Мужчина… Девочки, смотрите… Надо же… Это мужчина… И как он здесь очутился?.. Как сюда попал?.. Бедненький…» — дружный шепот прокатился по помещению, как шум прибоя. Но тут из общей стайки к рыжему чужаку выбежала невысокая, худенькая девочка в платьице и в белом переднике, как и у ее коллег, ее короткие темные волосы были спрятаны под белую косынку.

— Лауритц! — выкрикнула она, бросившись обнимать судового врача и уткнувшись лицом в его жилетку. Молодой человек слегка опешил от таких проявлений нежности, аккуратно взял девочку за плечи и слегка отстранил от себя, разглядывая ее с таким интересом, словно видел ее в первый раз в жизни.

— Привет… хм, да я тебя знаю!.. У тебя зеленые глаза, почти такие же красивые, как у капитана Гайде… Кстати, где она? Ах, да, ее ведь посадили в тюрьму, такая неприятность приключилась…

— Лауритц!!! — девчонка ошарашенно захлопала круглыми от удивления малахитовыми глазищами. Она не стала дослушивать странное бормотание своего друга, подбежала к столу, схватила стоящий на нем графин с водой и с размаху, не жалея, выплеснула его содержимое доктору в лицо. Лауритца это практически не смутило, он вынул из-за воротника тоже успевшую насквозь промокнуть салфетку и утерся.

— Это, пожалуй, было лишним, — флегматично-строгим учительским тоном заметил он, складывая свою салфетку, — Олли, вот никогда ты не отличалась особо изысканными манерами, несмотря на то, что твой папа и… Олли?! Это ты??? Это, правда, ты? Как ты здесь очутилась… постой, а как, собственно, я сам здесь очутился?.. — что-то оттаяло в засахаренных докторских извилинах и мозги заработали в привычном… или почти привычном режиме. Он встрепенулся и, не веря своим глазам, принялся осматривать девочку со всех сторон — не призрак ли это, цела ли она, и она ли это вообще.

— Сэр доктор Траинен!.. — недовольно воскликнула маленькая аристократка, явно напуганная неадекватным поведением судового лекаря, всегда казавшегося оплотом благоразумия и правильности. Ей бы стоило выбежать на улицу или хотя бы подойти к окну, дабы проверить, не обрушилась ли твердь небесная на твердь земную, если уж Ларри выделывает такие номера. Но она ограничилась только тем, что выплеснула свое возмущение. — Ты меня не узнаешь?! Узнаешь?.. Я думала, что ты пришел меня спасать, как настоящий рыцарь, а ты… ты… тут пирожными объедаешься??? Да ты же… врач! Что это значит? На кого только ты стал похож?.. — девочка стряхнула крошки с его жилета, и те посыпались, как и ее вопросы. — Забери меня отсюда!.. Забери-забери-забери… — совсем разнервничалась она и под конец добавила для ясности, пусть и неуверенно: — Это приказ.

— Извини, — смутился Ларри, в силу своего темперамента иногда бывший не в состоянии подстроиться под такие эмоциональные вспышки. — Как могла бы сказать ты, прости-прости-прости меня… Мне кажется, я сейчас, как ни прискорбно это осознавать… немного не в себе. А был, может даже, боюсь, и не немного… У меня до сих пор такое ощущение, что я сплю и вижу сон, и что если меня ущип… Ай!.. Благодарю, ваше высочество… Хотя, пожалуй, проснуться в своей койке на «Сколопендре» было бы тоже неплохо. Но скажи же мне, как ты сюда попала?..

— Вечером того дня, когда мы только остановились в порту, я… просто гуляла по палубе, а там…

— Ты сбежала, опять, — скорее констатировал, чем спросил лекарь.

— Нет, я не сбегала, честно-честно.

— Что-то, когда люди говорят правду, у них так глазки не бегают…

— Ладно… я сошла с корабля. Я знаю, что этого нельзя было делать, но мне просто хотелось…

— Это я себе примерно представляю. Я понимаю, что тебе пришлось очень несладко, но давай подробности я внимательно выслушаю потом. Сейчас у нас не очень много времени, так что постарайся рассказывать только по существу, сразу дальше, ближе к этому моменту, хорошо?..

— Хорошо… Я попала на этот ужасный, страшный, грязный… ладно-ладно, по существу… на невольничий рынок. Но мне не пришлось там долго стоять, мне сказали, что мне очень повезло… Меня забрала одна женщина. Она отдала торговцу деньги и сказала, что я должна идти с ней… Она меня купила… Она выглядела довольно прилично и говорила мне, чтобы я не боялась и что теперь я в хороших руках…

— А как выглядела эта женщина? — заинтересовался Траинен. — Она была молодая… красивая?..

— Нет-нет, — уверенно замотала головой Молира, — не молодая. Взрослая… как это говорят, чтобы никого не обидеть, «зрелая». Примерно, как наша кок… кокша… в общем, повариха на корабле. Может, даже чуть старше.

— Точно?

— Совершенно точно! Она привела меня сюда и дала работу, а еще сказала, что я поселюсь в комнатах с другими девочками и, если только буду быстро учиться и усердно работать, то меня ждет хорошая жизнь… Я, конечно, не хотела ее «хорошей жизни», но постаралась притвориться, что только ее мне и надо. Я думала, что смогу поскорее сбежать, но это оказалось не так-то просто — двери и окна здесь открываются и закрываются не тогда, когда мне хочется, а только тогда, когда надо… А потом появился ты. Я даже не знала, удивиться мне или обрадоваться, поэтому сделала это одновременно. Тебя я видела все чаще, подглядывая то в оконце, то в щель в полу… А потом решила тебя подтолкнуть.

— Как тебе только пришла эта идея с пирожными?.. Это, не побоюсь этого слова, гениально. Рискованно правда… откуда ты знала, что их буду есть именно я… именно в таком порядке, и что я их прочитаю?

— По-моему, я тебя уже хорошо знаю. У тебя же в лазарете всегда такой порядок, я помню, как ты нервничал каждый раз, как я брала какую-то вещь, а потом клала ее не на место. Ты и книги на полке расставляешь, как в библиотеке, в алфавитном порядке… Ты бы точно стал есть пирожные из коробки ровно так, как они уложены — если в ряд, то справа налево. И почитать ты всегда любил… Да у тебя даже беленые и небеленые сорочки в сундуке лежат, разложенные по тонам от белого до светло-серого! У меня даже камеристка в гардеробе такой аккуратности достичь не могла…

— Когда это ты рылась в моих вещах?..

Девчачьи голоса на кухне-мастерской, до этого напоминавшие шум прибоя, теперь стали похожи на нестройные перекликания крикливых чаек. Налюбовавшись на развернувшуюся посреди их рабочего места сцену (а, судя по их реакции, такое у них раньше вряд ли случалось чаще, чем никогда), дети дружно отмерли и принялись оживленно переговариваться и спорить друг с другом.

— Ему нельзя здесь находиться…

— Да ему вообще лучше убираться отсюда, пока не поздно…

— Уже поздно, как только они приходят, сразу становится слишком поздно…

— Это она во всем виновата, она его сюда притащила…

— Следи за сковородкой, а то кофе подгорит, Хозяйке это не понравится…

— Нужно позвать Хозяйку… кто не боится?..

— Да пусть уходят вдвоем, хуже все равно уже не будет…

— Стойте! — громко проговорил Лауритц, пытаясь перекричать девочек и одновременно утихомирить их. — Тому, кто потрудится и объяснит мне, что здесь происходит, я дам монету серебром, — ответом ему стало молчание, ни отказа, ни согласия. — Две монеты?..

— Нам не нужны деньги, господин. Мы здесь все равно никогда и ничего не покупаем, — вежливо заметила одна девочка со взбитыми белками.

— Ну, тогда… Я буду просто очень признателен тому, кто хоть что-нибудь сможет мне рассказать. Добрые девушки, сделайте милость — я ведь не враг вам, и вы мне (я надеюсь) не враги…

— Для начала, вам не надо бы здесь находиться. Это категорически запрещено. На кухню не входит никто, кроме Хозяйки и новых работниц. А нам строго-настрого наказано не общаться с посетителями, а уж тем более с мужчинами. Так что это нарушение сразу трех правил, — строго заметила сероглазая девица со сколотыми в пучок пшеничного цвета волосами. Выглядела она здесь самой старшей, на вид ей шел где-то пятнадцатый год.

— Тогда давайте сделаем вид, что меня вообще здесь не было, — осторожно предложил доктор. — И ни у кого не будет никаких проблем… Только я должен забрать эту девочку, — Олли юркнула молодому человеку за спину, — дело в том, что произошла большая ошибка, ее купили как рабыню, хотя не должны были этого делать.

— Ха! Нас всех тут купили. Может быть, у всех тут «большая ошибка» произошла? Так чем мы хуже… Хотя, Хозяйка говорит, что у нее могут работать только Хорошие Девочки. А Олли что-то не кажется очень хорошей. Если вы господин, пришли ее «спасать», так не беспокойтесь, ее и так выставят на улицу саму по себе. Вы бы лучше за себя побеспокоились…

— Так вы все здесь невольницы? Наверное, хотите на свободу?.. С этим нужно что-то делать…

— Нет, что вы, господин… — светловолосая рассмеялась чуть нервным смехом человека, которому угрожают игрушечным пистолетом. — С чего вы взяли, что здесь плохо? Нам-то как раз здесь очень даже хорошо… Мы должны каждый день благодарить судьбу за то, что оказались именно здесь. О таком многие из нас могли только мечтать! Работа кропотливая, но не грязная и даже приятная. Здесь тебе и жилье, и пропитание, и, между прочим, очень даже хорошее отношение. А в пятнадцать лет нас отпускают с отличным рекомендательным письмом, с которым можно устроиться служанкой в приличный дом, в таверну или на постоялый двор.

— Если кто-то из девочек особенно понравится хозяйке, она может оставить их ей прислуживать, а остальным по окончанию службы она даже разрешает выйти замуж за того, за кого хочется, — добавила еще одна из маленьких работниц. Эти слова девчонка протянула таким мечтательным тоном, что ее личные планы на будущее сразу стали ясны.

— Правда, правил надо много выполнять, но куда же без них… За провинности хозяйка не наказывает, а выгоняет с первого же раза, да только кому охота лишиться такого тепленького местечка? Лично мне совсем не охота. Между прочим, уже третий год хозяйка планирует взять себе ученицу, чтобы обучить ее не только мазать торты и лепить конфеты, а кое-чему посерьезней… Так-то. Так что ты, конечно, извини, Олли, но я расскажу всё про твои проделки. Пусть все знают, кто во всем виноват.

— Эй, Кира, — гордо обратилась к блондинке принцесса, — ежели доносчики у вас в почете — рассказывай, что хочешь и кому хочешь. Но только ты сказала сэру доктору, чтобы он сам за себя побеспокоился… почему? Что случилось?

— Ничего я не говорила, — девочка отвернулась и взялась за кастрюльку с остывающей глазурью, — вот Хозяйка придет, она вам сама все расскажет.

— Что за хозяйка? — переспросил Лауритц. — Нейла ее зовут?

— Мы не знаем, как ее зовут, — практически хором ответили, переглянувшись, сразу несколько девчонок, — мы всегда называем ее просто «Хозяйка».

— А как хоть она выглядит?

— Ну… Она такая… Не слишком молодая…

— Но и не слишком старая.

— Такого среднего роста…

— Скорее чуть-чуть высокого…

— И всегда одевается в красивое платье.

— А волосы у нее темные и прямые…

— Если она только не завивает их в кудри…

— Или не прячет под платок.

— Она почти никогда не готовит сама, только руководит процессом. Хозяйка говорит, что в этом и есть вся суть — то, что приготовлено маленькими невинными девочками, получается особенно… добрым, вроде как. Всегда слаще и вкуснее, вот почему всем так нравится.

— Но если она берется за что-то сама, то это получается… ого-го, — одна из рассказчиц изобразила руками жест, должный обозначать мировое величие. — Что-то совсем удивительное.

— Мы делаем большинство сладостей для кофейни, и еще чуть-чуть — на продажу. Хозяйка всегда сама приходит их проверять и забирает тогда, когда, как говорит, «хочет немножко развлечься»…

В итоге вывод можно было сделать один — никто толком не знал, кто такая хозяйка кофейни, несмотря на то, что некоторые работали здесь уже пятый-шестой год, зато все ее неимоверно уважали (едва ли не боготворили) и побаивались. Судовой врач от этого запутался еще больше. Он только-только начал более-менее соображать, а ему опять задали какую-то головоломку.

— Хорошо, — кивнул он, хотя ничего хорошего в этом не было, — а почему же лично мне стоит поостеречься?

Девчонки мгновенно разделились на два лагеря, один из которых утверждал, что их это не касается и говорить ничего не нужно, а другие предлагали все рассказать доктору, и пускай он поступает, как хочет. Споры продлились несколько минут.

— В прошлом году такое уже было, — робко заметил кто-то из младших.

— Да и в позапрошлом, и поза-позапрошлом, — добавили старшие.

— Раз в год она выбирает мужчину. Находит его и приводит к себе.

— Умного, красивого…

— Доверчивого, наивного, — ввернула Кира. — Такого, которого никто не хватится, обычно приезжего, без семьи, без особых друзей…

— Нам запрещено общаться с посетителями…

— … особенно с мужчинами, — закончил это правило дружный хор.

— Поэтому мы о них почти ничего не знаем и почти никогда не видим. Хотя, при желании, конечно, можно изловчиться и что-нибудь подсмотреть или подслушать… Так вот, она приводит своего избранника сюда… а потом… потом его больше никто не видит.

— Нет, это абсурд какой-то… — проговорил Ларри и тут же попытался сам себя обнадежить. — Что значит «никто не видит»? Вы ведь этого знать не можете, если ни с кем не общаетесь и никуда не выходите, не так ли?..

— Лучше не спорьте, господин. Вам-то тоже неоткуда знать. Вы спросили, мы ответили — вы этого хотели? Не хотите — не верьте… Но если сказано «никто больше не видит», значит, так и есть.

— Спасибо, девочки, — быстро поблагодарила Молира оказавшихся такими словоохотливыми коллег… пожалуй, уже бывших, — а теперь нам надо уходить. Было приятно с вами поработать эти несколько дней… Хотя я теперь точно знаю, кем никогда в жизни не стану, если вдруг будет возможность — шоколадницей… Доктор Траинен, — она потянула Ларри за руку, — мы уже идем? А то мне здесь нравится все меньше и меньше. Странное что-то здесь происходит, очень странное…

— Вам полчаса хватит? — поинтересовалась светловолосая Кира, апатично вымешивая в сотейнике тягучую помадку. — Идите, куда хотите, а мы немножко подождем и все равно расскажем, что вы сбежали.

Больше не мешкая, они покинули удивительный подвал и его обитательниц, которые трудились не покладая рук, как усердные гномы в своих подземельях, только вместо руды и драгоценных камней они дело имели с шоколадом и орехами. Ларри сперва подсадил девочку на лесенку, ведущую наверх, чтобы она ненароком не упала и не расквасила свой аристократический носик, а затем закрыл крышку люка и задвинул ее ковром, словно так и было. И, уже почти собравшись уходить…

— Мои часы, — вдруг резко вспомнил Лауритц, — они остались где-то на втором этаже, я должен их быстро забрать.

— Ты что, с ума сошел?! — изумилась Олли, красноречиво повертев пальцем у виска. — Да забудь ты про эти часы и бежим! Неужели это так важно, ты себе, что ли, новые не купишь потом?

— Такие — не куплю. Это необычные часы… И стоят они, между прочим, не намного дешевле, чем ты на рынке. Только не обижайся, это была шутка. Ах, а где-то еще должен быть мой пистолет!..

— Ну, точно, сумасшедший… Тогда я с тобой не вместе. Ты — сам по себе, я — сама по себе. Ты — как хочешь, а я стремительно катапуль… капитель… в общем, спасаюсь бегством, — девчонка бросилась к выходу, по пути дважды обернувшись на доктора, дабы проверить, не образумился ли он и не последовал ли за ней, и схватилась за дверную ручку. Впрочем, тянуть и толкать было бесполезно — входная дверь оказалась заперта на замок. — Проклятые двери! Действительно не открываются тогда, когда хочется…

— Не надо ругаться. Пойдем со мной, быстро заберем мои часы и, вполне возможно, найдем ключ. А, на худой конец, наверху есть терраса. Тебе когда-нибудь доводилось прыгать со второго этажа? Мне — да.

Делать нечего — Молира была уже достаточно взрослой и самостоятельной для того, чтобы принимать взвешенные и обдуманные решения, но она была еще слишком ребенком для того, чтобы следовать им, несмотря ни на что, поэтому девочка в очередной раз послушала судового врача, в надежде на то, что Ларри плохого не посоветует.

Проходя через пустующую (к большому счастью) спальню, они застали ее в гораздо большем порядке, чем когда Ларри увидел ее впервые. А в обстановке кое-что добавилось, а именно — большой стол, на котором стояли две глубоких, как супницы, керамических чаши, побольше и поменьше, рядом с ними в определенном порядке покоились инструменты, явно дорогие и старинные, похожие на хирургические, но давно вышедшие из обихода — скальпели, большие и маленькие ланцеты, проволочные петли, серповидный нож… А рядом покоилась толстая книга в темном кожаном переплете.

— Здесь почти так же интересно, как у тебя в лазарете… Все еще хочешь остаться? О, смотри, какая книжища…

— Есть какое-нибудь заглавие?

— Да. «Вкусные и полезные блюда из людей».

— Что, правда???

— Да нет же, шучу. Не написано на ней ничего. Правда, не думаю, что там сказки, которые она себе читает на ночь.

Миновав странную опочивальню, друзья оказались в «музейной» комнате. Пока доктор был занят поиском своих личных вещей, его подопечная с интересом разглядывала коллекцию. В жизни принцессе уже доводилось видать вещи более удивительные, поэтому сейчас она не выглядела особенно удивленной. Разве что…

— А здесь что такое?.. — полюбопытствовал ребенок, разумеется, указав на бархатный ларчик.

— Да ничего особенного, — отмахнулся Ларри, — там, как и везде — часы… Там — часы, здесь — часы… а, вот и мои! И пистоль тут же нашелся… Теперь мы можем со спокойной совестью…

— Милый мой Лауритц, ах, вот ты где… — медовый голосок раздался прямо у него за спиной, и рыжий в состоянии, близком к панике, обернулся, чувствуя, как по спине, несмотря на теплый воздух, расползается холодок. В дверях стояла королева этого сладкого царства, как всегда очаровательная и невозмутимая, точно увиденная сцена ее ни капли не удивляла. — А я тебя искала… Куда-то собрались?

— Прошу прощения, но я вынужден откланяться, — Лауритц изо всех сил постарался принять «непринужденный вид», так, будто бы он нигде не побывал и не узнал того, чего ему не следовало бы, но актер из него был не очень хороший. — И эту девочку я тоже должен забрать с собой… думаю, вы достаточно умны, чтобы догадаться, почему. Если потребуется, вам сегодня же возместят ущерб, который вы понесли из-за нее.

— Нет, к сожалению, это невозможно, — покачала девушка головой, слегка нахмурив брови.

— Вы меня не поняли. Это был не вопрос, а утверждение. Мы уже удаляемся, до свидания… а, в прочем, сам я, честно говоря, уже не рассчитываю на новую встречу.

— Это ты меня, видимо, не понял. Девочка, если нужно, пусть идет на все четыре стороны, но вот тебя я отпустить не могу. Не хочу я тебя отпускать… да и ты сам не хочешь покидать меня…

— Ошибаетесь, сударыня. Мне кажется, наша встреча была сплошным недоразумением. Я сам себе хозяин, так что если я хочу уйти, то уйду.

— Нет, не хочешь. Тебе же здесь хорошо… — вкрадчиво проговорила она, поманив к себе рукой. — Иди же сюда. И отложи свой пистолетик, все равно ты не сможешь им воспользоваться, — когда Ларри, не отрываясь от ее взгляда, медленно отвел руку с пистолетом в сторону и опустил его на полку, Нейла обернулась к Олли: — Уходи, девочка. Ты свободна, давай, беги, пока я еще добрая и не передумала.

— Еще чего! — возмутилась Молира, на которую никакие гипнотические уловки не действовали. — Я отсюда шагу не сделаю без сэра доктора.

— Ты мала еще и ничего не понимаешь. Убирайся немедленно, потом мне еще спасибо скажешь.

— По-моему, я как раз все прекрасно понимаю, — она попятилась чуть назад. — Но… пожалуй, я все-таки уйду отсюда, если вы мне ответите на один вопрос. Что лежит в этом сундучке? — девочка ухватилась за самые загадочные часы в коллекции.

— Нет!.. — взволнованно вскрикнула шатенка и добавила уже спокойно: — Положи на место, это очень ценные старинные часы.

— Да?.. Интересненько… Так они, наверное, еще и очень хрупкие? — девочка поиграла ими в руках и сделала вид, что вот-вот уронит на пол.

— Да! Нет! Прекрати немедленно! Положи их на место… а лучше отдай их мне сейчас же! Пожалуйста, будь умницей, — но поздно уже было строить из себя «добрую тетю», единожды показав настоящие эмоции, женщина дала маленькой шантажистке повод не на шутку расхрабриться. Олли вооружилась тяжелым бронзовым подсвечником, положила драгоценные часы на стол и занесла над ними канделябр, как карающий меч.

— Ой, а он ведь тяжелый, я могу и не удержать…

— Умоляю, не делай этого! — стоило Нейле сделать один шаг вперед, как девчонка замахнулась посильнее, и пришлось опять замереть. — Все, что угодно, только не эти часы! Да кроме них я разрешу тебе взять отсюда любую вещь, только оставь в покое…

— Отдайте ключ от двери, мы хотим уйти.

— Забирай… — помедлив с минуту, девушка извлекла из складок платья металлический ключ с незатейливой литой головкой и очень осторожно, держа буквально двумя пальцами, протянула его наглой девчонке. Она явно боялась, что от любого неосторожного движения маленькая растяпа может уничтожить ее сокровище.

Олли же опасливо сделала пару шагов навстречу своей «хозяйке и благодетельнице», чуть ли не дрожа выхватила из ее руки ключ и бегом вернулась на место. В этот момент лицо Нейлы на секунду исказилось злобой, но она быстро взяла себя в руки.

— А теперь верни мне часики… Хорошая, славная девочка… Олли, золотко мое, отдай часы, и спокойно идите, куда хотели. Вам никто не станет препятствовать.

— Правда? Вы обещаете, что нам никто не помешает?

— Честное слово, — задушевно пообещала девушка, приложив руку к груди, а затем скромно, но почти требовательно протянула ее ладонью вверх.

— Что-то, когда люди говорят правду, у них так глазки не бегают… — скептически произнесла Молира и покачала забавно остриженной головой, с которой уже успела стянуть дурацкую кружевную косынку. То ли Нейла переборщила с елеем, то ли девочка просто так захотела процитировать запомнившуюся ей фразу… Но Олли в мгновение ока снова вооружилась своим подсвечником и изо всех силенок ударила по хронометру тяжелой бронзовой подошвой. Тут же воздух сотряс душераздирающий женский крик, Нейла согнулась так, словно ей солнечное сплетение пронзили клинком, а пальцы руки, которую она продолжала беспомощно тянуть вперед, судорожно скрючились. А часики-то оказались крепкими, от одного удара на них только стекло треснуло, так что, для верности, их пришлось приложить еще. Трижды.

От истошного визга у доктора зазвенело в ушах, зато оцепенение как рукой сняло. Он поспешил к Олли и выхватил у нее из руки тяжелый канделябр, потому что девочка, кажется, не успокоилась бы до тех пор, пока не превратила бы дьявольскую вещицу в горстку золотой и стеклянной пыли. А разбитые часы обреченно упали на пол и покатились по ковру, на ходу теряя крохотные блестящие шестеренки и исходя тонкой струйкой дымка… что само по себе странно, ведь гореть в них должно было быть нечему. Но это никому не показалось удивительным на фоне того, что в этот момент происходило с их хозяйкой. Девушку, всего мгновение назад стоявшую ровно и спокойно, ломало так, как болезных, из которых некоторые религии настоятельно рекомендуют изгонять бесов. Судовой врач же, в силу профессионального образования, назвал бы это острым конвульсивным припадком… В страшном безмолвии, не проронив ни единого звука, кроме сбивчивого хриплого дыхания, она билась в своем припадке, выгибая спину, заламывая руки и царапая горло, словно задыхаясь, а еще она начала стремительно… седеть. Такого сэр доктор уже никогда в жизни не видывал, сей феномен с точки зрения обычной науки был необъясним, но Нейла старела на глазах. Ее былая красота увядала быстрее однодневных садовых цветов, распускающихся на рассвете или закате. Густые каштановые волосы, выбившиеся из прически, редели и белели, румянец сходил со смуглого лица, уступая место нездоровому, землистому оттенку, нежная кожа истончалась и покрывалась глубокими морщинами, а совсем еще недавно соблазнительные женские прелести дряхлели, из-за чего девичье платье повисло на иссохшейся фигуре нелепой, несуразной тряпкой. За каких-то четыре минуты ей прибавилось не менее сорока лет возраста, и пышущее здоровьем молодое тело согнулось под тяжестью лавиной обрушившегося на него времени.

— Силы небесные! — прошептал Траинен, не имея должностной инструкции о том, на какой угол молиться и кого призывать в подобных случаях. Самое страшное, что в какой-то момент превращения Ларри на пару секунд увидел лицо той самой «доброй бабушки», которая продавала конфеты в лабиринте переулков… или ему только померещилось… — Да это же магия! Раньше я о таком только читал, но не думал, что оно существует на самом деле… Подумать только, это настоящие волшебные часы, они ведь очень редкие, если вообще не единственные в своем роде… были. А ты их уничтожила. Ты сама-то как по ощущениям? Тебе от этого ничего не будет?.. — Олли, пребывавшая сейчас в еще более глубоком шоке, чем доктор, покивала, а затем помотала головой, что должно было означать, что с ней все в порядке.

Девочка неотрывно, практически не моргая, наблюдала за жутким метаморфозом, а когда он, казалось, завершился, старуха судорожно вцепилась в подкатившиеся к ней часы. Это произошло так резко, что Молира аж подпрыгнула, боясь, что эта ведьма ухватит ее за ногу. Но Нейле было уже наплевать на окружающих, дрожащими пальцами с неимоверно отросшими желтыми ногтями она неловко и безрезультатно пыталась запихнуть обратно в погнувшийся круглый корпус вываливающиеся золотые внутренности, снова завести часы, переставить стрелки назад, но сколько бы она не крутила ставшее бесполезным колесико завода, ничего не происходило. Тогда одряхлевшая красавица отползла в сторону и забилась в угол, разразившись истеричным плачем, стонами вперемежку с жутким хохотом. Она обхватила плечи своими костлявыми руками, и ветхое тело раскачивалось из стороны в сторону в такт рыданиям.

— Добились чего хотели… Забирайте ключ, все забирайте… И уходите!.. Прочь, вон, с глаз моих долой, больше никого видеть не желаю! Вы меня убили, убили меня… больше никогда мне не быть молодой и красивой… — причитала она, всхлипывая. — Ах, Лауритц, а ведь я тебя любила!.. Я их всех по-своему любила… А ты глупец… Ты можешь стать счастливейшим человеком, но из-за своей нелепой глупости рискуешь ничего не достигнуть в жизни…

Ларри удивленно вытаращил невинно-васильковые глаза, а в его беззвучном шевелении губ можно было различить: «Да как же так?..», «Что ж такое?..» и «Сударыня!..» Олли уже кралась у стенки к выходу, размышляя на ходу, не зря ли она разоружилась и, авось, канделябр ей еще пригодится, а судовой врач вдруг двинулся в противоположную сторону, в сторону старой рухляди, рыдавшей над сломанными часами.

— Ты куда? — остановила его принцесса.

— Я хотел только удостовериться, что с ней все будет в порядке…

— Да все с ней будет в порядке, сказочный ты дурень! Ей еще, может, получше нашего будет. Вот она бы тебя не пожалела.

— Я знаю, Олли, я уже это понял… от частоты того, как меня будут называть дураком, я глупее не стану. Но в моем желании не было ничего зазорного… Ладно, пойдем уже, — он открыл перед девочкой дверь, пропуская ее вперед. — А вот ей самой сейчас можно посочувствовать — она старая, жалкая, никчемная… минуту назад у нее было все, а теперь — только разбитое корыто… Хотя… ее «корыто» будет приносить хорошую прибыль до тех пор, пока люди пьют кофе и едят шоколад. Так что, ты права, пожалуй, все с ней будет в порядке, только злодейств творить будет меньше… я надеюсь.

Пересекая проходной зал, Олли замерла у застекленной стены, за которой во влажных зарослях миниатюрных джунглей копошилась разнообразная членистоногая живность.

— Ой… — выдохнула девочка, удивленно тараща зеленые глазенки на террариум. Там за стеклом «тигры мира насекомых» как раз находились в разгаре процесса продолжения рода. — А что это они делают? Выглядит, как верховая езда… но я подозреваю, что тут никто никого не катает… — тут же полюбопытствовала она, настойчиво поглядывая на доктора.

— Они… ну… как бы сказать… Тебе еще рановато на такое смотреть, — неуверенно пробормотал Ларри, но сам машинально продолжал следить за брачующимися насекомыми. Все-таки, в природе все задумано гармонично, и ни одно естественное зрелище не может быть безобразным… А, впрочем… Даже не дожидаясь завершения процесса, насекомое, что было покрупнее, молниеносно ухватило своего партнера передними лапами-клешнями, стащило со своей спины и… откусило ему голову. Продолжавшее рефлекторно двигаться зеленое, членистое тельце было смачно сгрызено внушительными жвалами, а под конец из челюсти того чудища, что в паре выполняло роль самки, торчали только концы полупрозрачных сетчатых крыльев и одна задняя лапа бывшего «мужа». От этого зрелища молодому человеку стало как-то нехорошо.

— А это что же такое происходит?.. — нервно сглотнув, задал он вопрос скорее риторический.

— А это, по-моему, уже тебе лучше не смотреть, — Молира покровительственно похлопала судового лекаря по плечу. — Пойдем домой, сэр доктор.

Глава 9. Типичная нетипичная принцесса

Судовой врач и девочка торопливо шагали по нагретым солнцем камням мостовой. Вцепившись в мужскую руку, Олли боязливо поглядывала по сторонам из-под серьезно насупленных бровей, впрочем, она чувствовала себя ведомой и поэтому не слишком сильно беспокоилась. Лауритц пока не подавал виду, что на местности он ориентируется лишь с переменным успехом, поэтому гулять таким образом может достаточно долго, так что все пока были более-менее довольны. Остановившись у одного большого, стоящего на пересечении двух улиц здания, Ларри воровато оглянулся, но все же осторожно зачерпнул ладонью воду, тонко струившуюся по спирали в мраморной раковине, прикрепленной к его стене. Доктор попил, умылся и смочил носовой платок.

— Эх, жизнь моя жестянка… — вздохнул он. — Меня сейчас мучают две вещи — жажда и вопрос «Что это было?». Ради ответа на него я был бы готов даже навестить того прославленного (в определенных кругах) часового мастера, на пороге чьей мастерской впервые столкнулся с этой дамой… вовек бы мне ее не видать…

— Ты чего! — взвизгнула Молира, тут же прикрывая самой себе рот ладошкой и переходя на жуткий шепот. — Совсем с ума сошел?! Лично я туда в жизни не пойду, да они там все сговорились! Это ужасный заговор!.. Откуда ты знаешь, может быть, здесь весь город такой, одни мы с тобой ни о чем не подозреваем… — высказала она страшное предположение и округлила зеленые глазенки. — Или подозреваем?.. Ну-ка, признавайтесь, доктор Траинен, а вы сами, случайно, с ними не заодно???

— О, горе мое луковое… — лекарь закатил глаза и наотмашь брызнул в девчонку водой. — Нет, я ни с кем не заодно, даже наоборот. По-моему, меня здесь вообще никто не считает нужным посвящать в свои планы. Только ты не устраивай, пожалуйста, истерик. Чем меньше ты будешь усложнять мне жизнь, тем быстрее я отведу тебя на корабль. Честное докторское.

— Ну… хорошо, — принцесса снова моментально сменила гнев на милость и озорно улыбнулась. — На самом деле, я никогда в тебе не сомневалась. Просто хотела проверить. Я знала, что ты придешь меня спасать… прямо как рыцарь… Только рыцарь из тебя, честно говоря, какой-то странный, чудной получается. Да и я, наверное, неправильная принцесса…

— Я и сам толком не знал, что явлюсь за тобой сюда… — молодой человек слегка покраснел. Ему была лестна похвала маленькой девочки, ведь оценка его качеств, чем бы ее ни приправили, оставалась высокой. Даже как-то неудобно стало оттого, что на самом-то деле он рисковал с треском провалить свою геройскую миссию, бесславно сгинув в коварной топи, умело замаскированной слоем взбитых сливок, шоколадной крошки и засахаренной вишенкой сверху. А ситуацию спас вовсе не он, а элементарная случайность, очень удачное стечение обстоятельств. Только сейчас Лауритцу не хотелось разочаровывать свою подопечную… Потом он, конечно, расскажет ей правду… когда-нибудь, позже… если будет время и подходящая ситуация… А сейчас Олли просто нужно было взять за шкирку, как котенка, и отнести, наконец, в отведенную ему коробку… то есть, на корабль. — Кто знает, может быть, ты бы и сама без меня справилась. Находчивость у тебя, должен отметить, на высшем уровне… А как ты обошлась с часами… Я не уверен, поднялась ли бы у меня самого рука сделать то, что сделала ты. Не ожидал от тебя такой кровожадности, твое высочество.

— И не напоминай. Как вспомню эту ведьму с ее часами, так до сих пор мурашки по коже бегают… бррр… гадость какая, — Олли передернула худыми плечиками и поежилась. — Я же не знала, что часы волшебные.

— Удивительно, как они к ней попали, и еще удивительнее, если их удалось смастерить кому-то из местных умельцев… Я ведь давным-давно читал про такой магический механизм, который по желанию мог в любом направлении изменять возраст своего владельца. Его впервые веков пять назад изобрел один великий мудрец… так, я, конечно, забыл его имя… ну, какой-нибудь Рахат-ибн-Лукум, что-то в этом роде. Он придумал часы для того, чтобы на старости лет сохранить энергию юноши, остроту молодых глаз и неутомимый в учении ум. Все для того, чтобы, как и положено, успеть постичь все тайны мирозданья и решить все загадки, которых так много оставалось неразгаданными… Но, к сожалению, мудрец немного ошибся в своих расчетах, и его изобретение было не в состоянии продлить человеческую жизнь ни на год более отведенного срока, а исправить этот недочет он уже не успел. Наш сэр мудрец канул в Страну Застывшего Времени, а его часики стали очередной сказкой-былью.

— А я слышала историю про мальчика, принца, который очень переживал из-за того, что был маленьким и слабым, и воспользовался такими часами, чтобы стать взрослым и сильным. В его стране началась война, и он очень хотел поскорее стать совершеннолетним, чтобы сражаться рядом со своим отцом. Поэтому он накрутил себе на какой-то такой штуке лет шестнадцать, а то и все двадцать сразу, и пошел воевать.

— Ах, да, ты права, эту историю я тоже помню. Хотя, она еще более спорна, чем та, которую рассказал я только что… Я читал, что тот юнец был не просто маленьким и слабым, он был… кхм… больным и умер вскоре после начала той войны. Поэтому его старшей сестре пришлось… а, впрочем, ты сама потом сможешь взять эту легенду в библиотеке. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в том, что я опять «научил тебя плохому». А ведь ты, на удивление, только на приличную девочку стала похожа, это так кстати… Эта Нейла и вправду колдунья. Если ее фокусы с гипнозом и скачками из девицы в старуху еще можно поставить под сомнение, то тот факт, что ей удалось заставить тебя носить платье, иначе как магией не объяснишь.

— Ладно, хватит мне сказки рассказывать, как маленькой, — девочка недовольно одернула ставший ей таким непривычным подол. Рабочее платье было для нее плохой репетицией дворцовых нарядов, если она намеревалась возвращаться домой… — Когда же мы уже вернемся на «Золотую сколопендру»?

— «Сколопендра»? — Ларри удивленно приподнял бровь, заставив свою спутницу на полсекунды испугаться. — Мы отправляемся сразу на «Ветрокрылый».

— Это еще куда?..

Оказалось, что Олли была не в курсе последних событий, ведь она исчезла с торгового судна как раз перед тем, как началось самое интересное. Девочка, невольно оказавшаяся «виновницей торжества», пропустила всю кульминацию, десерт, который сколопендровцам подавал капитан королевского флота Виллем Вейдвальдс. Но этот недочет было нетрудно исправить… Даже не верилось, что история с пропажей этой мелкой своевольной девицы подходит к концу… ну, почти к концу, ведь оставалось еще покарать пиратов, но это пускай остается на совести служителей Короны. Подписывая свой контракт, Лауритц Траинен не соглашался рыскать по морям в поисках пропавших особ голубых кровей и сражаться с морскими разбойниками, худшее, на что он рассчитывал по ходу службы, были вывихнутые руки и фурункулы на суровых матросских… спинах. Так что свою работу судовой врач уже выполнил и далеко перевыполнил.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — выдохнул Лауритц, любуясь уже красующимся у пристани двухпалубным фрегатом, когда они, наконец, оказались в порту. Но Олли, кажется, не разделяла его радости… Девочка замерла за уложенными внакат бочками и словно к месту приросла. — Так мы идем, или ты уже передумала и мне вернуть тебя туда, где взял?

— Я не пойду, — насупилась она.

— Ну, что еще случилось? Олли, почему?

— Не хочу. Просто не хочу, и все тут.

— О, приплыли… — всплеснул руками доктор, как чувствовавший, что без загвоздок у них ничего не обходится. — Все уже достаточно настрадались и исстарались для того, чтобы вернуть тебя домой. Ты даже не представляешь, как много для тебя сделали люди, которые тебя толком не знают. А ты теперь так запросто говоришь «не хочу»? Мне кажется, в тебе должны были воспитывать великодушие и заботу не только о своих интересах…

— Нет, Лауритц… Я уже так привыкла к этой новой жизни, что в старую вернуться уже не смогу. Мне там было плохо. А здесь — хорошо. Понимаешь?

— Не понимаю, твое высочество. Вот честно, можешь меня казнить (а до этого, боюсь, дело может и дойти), но я никогда не понимал, почему это высокородным особам не живется в блеске и роскоши, не спится на пуховых перинах и не обедается паштетами из гусиной печени с трюфелями. Чего же в этом плохого?.. Я уверен, что множество детей твоего возраста, да и взрослых людей тоже мечтают пожить такой жизнью хотя бы недолго. Даже я, честно говоря, не прочь бы попробовать.

— Ты так говоришь потому, что ты бедный. Те, кто бедно живут, всегда завидуют…

— Ой ли… Нет уж, ты не права. Тут я — далеко не самый «обездоленный» пример. В определенных кругах я могу отнести себя к элите, и такого статуса я добился сам, благодаря собственному уму и усердию. Не знаю, получилось бы у меня так же выбиться в люди, родись я в совсем нищей семье, но этому вопросу суждено остаться без ответа… Но, пусть в жизни у меня был и не очень светлый период, я никогда на нее не жаловался. И никогда не возникало у меня желания все бросить, плюнуть и пуститься во все тяжкие с друзьями сомнительной репутации, выпивкой, азартными играми и легкомысленными женщинами, которые сломали судьбу многим молодым людям… Куда бы не занесла меня жизнь, я везде и всегда буду гордиться тем, кто я есть. А ты? Портовая оборванка? Юнга? Девочка или мальчик? Подмастерье судового врача? Или, все-таки, внучка короля?..

На фоне криков чаек и благого мата портовых грузчиков можно было расслышать, как заскрипели девчачьи мозги, переваривая подобную проблему. Самоидентификация — вот незадача… Бедняжка чувствовала себя сейчас дикобразом на поле морских ежей или летучей мышью в ласточкином гнезде.

— Я уже много успела повидать… Людей, которым по-настоящему плохо живется, которым негде спать, нечего надеть и нечего есть. Понятно, что им повезло меньше, чем мне, — протянула девочка и, поймав на себе строгий взгляд доктора, добавила: — Ладно-ладно, им, по сравнению со мной, вообще не повезло в жизни. Но и у меня не все так замечательно. Да, за меня дома все делали слуги, все решали управители и воспитатели, которые получали приказы от моего папы… Но, несмотря на это, у меня не было ни минуты свободного времени! Мне было даже некогда просто выйти на улицу и немножко там погулять. Все боялись, что я могу простудиться, травмироваться, увидеть что-то, что не подобает моим глазам… Говорили, что такое времяпрепровождение не к лицу благородной даме. У меня дома не было никаких прав — сплошные обязанности. Утром меня поднимали с постели, и весь день до самого вечера был расписан по часам. И все сначала указывали мне, что делать, а потом говорили, что я все делаю не так — не так сижу, не так стою, не так ем, не так танцую, не так говорю… даже, когда я молчала, я делала это не так!.. Я не хочу туда возвращаться. Давай уйдем и сделаем вид, что я потерялась насовсем, будто бы меня никто так и не нашел? Пожалуйста…

— Нет. Нет, так не пойдет. Олли, это не игра в прятки… не знаю, играла ли ты в эту игру в своем персональном аду, как ты его описала, но это не она. Сотня взрослых дядек обрыскала море в поисках тебя, и если ты думаешь, что им кроме этого больше нечем заняться, то будешь неправа. Они уверены, что тебя выкрали и удерживают силой, причем вовсе не те, кто это сделал на самом деле. Между прочим, капитана Гайде посадили в тюрьму за похищение тебя, которого она и в помине не совершала. Ее нужно освободить, пока еще не поздно, а невиновность Шивиллы можешь доказать только ты, если расскажешь правду.

— Ну и что? — фыркнула Молира. — Ну и пускай посидит в тюрьме, мне-то что… Капитан никогда не была ко мне особенно доброй.

— «Ну и что»??? Да ее повесят! — воскликнул Ларри. — Как пиратку и клятвопреступницу только потому, что она была ровно настолько добра, чтобы приютить тебя на корабле!

— Ты ее любишь?..

— Что… я?.. Ну… нет… возможно. Мы все ее любим как капитана. Но это сейчас к делу не относится.

— Все ясно. Значит, любишь.

— Олли! Ты меня в петлю загонишь. Меня повесят из-за тебя. Сначала Шивилла спустит шкуру за то, что я ей не помогаю, потом пираты четвертуют за то, что я ей помогаю. А синие мундиры под конец возьмут то, что от меня осталось, обольют смолой и подвесят на цепях в порту, в назидание наивным и доверчивым судовым врачам. Такой участи ты мне желаешь?

— Нет… — девчушка нервно сглотнула и пристыженно опустила глаза.

— Вот то-то… Тем более, неужели ты не соскучилась по своей семье, по своему отцу? Я уверен, что он сейчас очень беспокоится за тебя и будет рад снова увидеть живой и здоровой.

— Ну… нет… возможно. Может быть, и соскучилась чуть-чуть. Но что-то не думаю, что он по мне тоже. Мне кажется, папе на меня уже давно наплевать — он никогда со мной нормально не общается, а если и общается, то постоянно тычет меня носом в мой «долг перед королевской семьей». Я всегда хотела, чтобы он мной гордился… но он говорит, что я его позорю… может быть, он будет только рад, что у него больше не станет такой неправильной дочери…

— А вот так не говори… — Ларри присел рядом с девочкой на колено, приподнял ее подбородок и заглянул в ее глаза. — Он не совсем прав, я уверен, что ты хорошая девочка… возможно, немного не такая как все, но ты не можешь быть «позором семьи». Даже если твой отец такое сказал, в душе он все равно любит тебя, как своего ребенка. И я уверен, что живая дочь, как бы она себя ни вела и во что бы ни наряжалась, будет радовать его гораздо больше, чем мертвая или пропавшая без вести… Ну так как, мы идем, или мне уже можно самому мылить веревку?

— Ладно, идем… Только подожди еще немножко, мне нужно подготовиться к тому, чтобы общаться с ними, как принцесса, а не как юнга.

И Лауритц принялся смиренно ждать. Если бы он курил, времени ожидания хватило бы ему на то, чтобы набить и раскурить трубку, ну а так доктор просто стоял и нетерпеливо поигрывал своими часами до тех пор, пока Ее Высочество не созрели для того, чтобы явить свою благородную особу простым смертным. Олли и правда выглядела уже более уверенной и даже решительной, волнение, по крайней мере, внешнее, как рукой сняло… а, возможно, оно никуда не делось, а перекинулось на судового врача. Потому что чем ближе они подходили к фрегату, тем больше он начинал нервничать.

— Ахой, на корабле! — окликнул Траинен вахтенных, дежуривших на верхней палубе. — Здравствуйте.

— Это то, о чем я думаю? — удивленно проговорил один из солдат, обращаясь то ли к доктору, то ли к своему напарнику. Последний многозначительно кивнул.

— Я судовой врач с «Золотой сколопендры», вряд ли вы знаете меня, но корабль помнить должны. Мы пришли с девочкой.

— А где вы ее нашли, доктор? И чем докажете, что это Та Самая девочка?

— Если позволите, я буду говорить об этом с вашим капитаном.

Уже через несколько минут к вахтенным солдатам присоединилось еще двое, на палубе собрался целый консилиум из самых что ни на есть «искушенных» экспертов и разгорелся оживленный спор.

— А она не старше должна быть?

— А не выше ростом?..

— А она не рыжая?..

— А то у нас до вашего здесь было уже две девчонки, так они и то были на принцесс похожи больше, чем эта.

Так бы они еще долго могли спорить, если бы, привлеченный диспутом, на горизонте не появился первый помощник «Ветрокрылого».

— Отставить разговоры! — рявкнул мужчина на подчиненных и смерил оценивающим взглядом незаметно переминавшегося с ноги на ногу Лауритца и полную безмолвного достоинства Олли. — Пропустить обоих! Поднимайтесь, сейчас я вызову капитана Вейдвальдса.

Спустя несколько мгновений с квартердека спустился безупречно аккуратный, отутюженный мундир, пара начищенных до блеска черных ботфорт, форменная шпага и треуголка с пышным страусовым пером. К этому радующему глаз великолепию в качестве начинки прилагался не менее прекрасный Виллем, внутреннее состояние которого сейчас выражал только лихорадочный блеск ясных голубых глаз, взгляд которых он устремил на пришедших. Чуть склонив голову набок, молодой капитан посмотрел на девочку ровно настолько внимательно, чтобы не показаться при этом неприлично дотошным.

— Сэр капитан?.. — проговорила Молира, сохраняя лицо, осанку и завидное спокойствие.

— Ваше Высочество, — ответил Вейдвальдс, слегка поклонившись. — К сожалению, я не имел чести ранее быть представленным Молире Дриорской, поэтому я вынужден предпринимать меры предосторожности и не имею права доверять каждому встречному. Очень скоро сюда прибудет сам Герцог, а я дорого поплачусь, подсунув Его Светлости фальшивку.

— Сам Герцог?..

На этом моменте «каждый встречный» в лице рыжего лекаря снял с шеи цепочку с наконец пригодившимся золотым медальоном и протянул капитану.

— Пожалуйста, сэр. Сдаю с рук на руки вместе с законной владелицей, — не полагал ли он наивно, что его за это сразу погладят по головке и наградят…

Военный довольно резко выхватил драгоценность, ему хватило одного короткого взгляда и едва заметного движения обтянутой белой перчаткой руки, чтобы подать сигнал своему старпому.

— Руки вверх! — это они к доктору обращаются? Ну да, разумеется, нашли козла отпущения… Ларри тяжело вздохнул, воздел глаза к небу с видом «и за что мне все это?..» и поднял руки ладонями вперед, а один из солдат в это время похлопал его по бокам, залез под камзол (ах, проказник) и вытащил из-за пояса пистолет. — Отойти от девочки и лицом на палубу, живо!

Получив удар прикладом мушкета между лопаток, несильный, но ощутимый и весьма красноречивый, доктор не особо мягко приземлился на колени и улегся на палубу так, как ему было велено.

— М-м-м… да здесь поразительно чисто, — заметил он, уткнувшись носом в шершавые доски. — И пахнет морской свежестью… Как вам только удается добиться такой чистоты? Вот что значит военная дисциплина…

— Спасибо, — скромно ответил Виллем, — мы стараемся — долг обязывает сохранять лицо во всем, начиная с таких, казалось бы, мелочей… — кажется, не договорив свой исполненный кроткой гордости, так и сквозившей в каждом его движении, монолог, юноша в момент стал мрачнее и строже. — Если вы считаете это очень остроумным, доктор Траинен, то ошибаетесь. Лежите себе спокойно и не умничайте. А зачем мы поддерживаем такую чистоту, вам должно быть известно еще лучше, чем мне. Как корабль Военного Флота Его Величества, находящийся на выполнении задания, мы должны быть круглосуточно готовы принять бой. На этой палубе могут оказаться раненые, а чистота может стать фактором, решающим их исход… Не мне вам рассказывать, что любая лишняя грязь, занесенная в рану, не красит ее, — в ответ на это Лауритц промолчал, поглядывая на свое жалкое отражение в глянцевой поверхности капитанских ботфорт. — Откуда у вас эта вещь? — строго вопросил Вейдвальдс, как маятником, покачивая в воздухе медальоном на цепи. — Признавайтесь, вы ее украли, отняли, заполучили обманом?..

— Я ему подарила! — переходя на сверхвысокие частоты, взвизгнула Олли, возмущаясь так, как умела только она, с взрывоопасной смесью избалованности, детской непосредственности, чувства собственной важности и сказочных представлений о справедливости. И сразу стало понятно, кто сейчас на корабле главный, к кому сейчас обернулись все головы… — Это моя вещь, и я вправе распоряжаться ею так, как хочу!

— Вы уверены… — мягко переспросил Виллем, склоняясь к девочке с высоты своих шести футов роста, — что это ваше?

— Разумеется, мое, сэр капитан, — Молира гордо вздернула носик. — Я вам могу подробнейшим образом доказать свои права на все, начиная этой побрякушкой и заканчивая троном, в очереди на наследование которого я стою, между прочим, пока аж четвертой… Только прекратите, прошу вас, этот цирк! За что вы вывозили по полу моего доктора, он ведь ни в чем не виноват!

— Истинно так, — кивнул в палубу Ларри, уже промолчав о том, что как бы присутствующие дамы не любили вешать на него ярлыки, он все еще оставался ничьим доктором, своим собственным.

— Я расскажу все, что было на самом деле, и доктор Траинен тоже. Только мы согласны на приличный разговор, а не допрос для преступников. Если вы сами сказали правду, и сюда действительно прибудет герцог, не хотите же вы, чтобы он узнал, что бы обращались с его дочерью и ее друзьями нелюбезно?..

Волшебные слова сработали — юноша опасался гнева вышестоящих инстанций и не желал поставить ни малейшего пятна на свою безукоризненную, как свеженакрахмаленная сорочка, репутацию, поэтому в его случае принцип «Лучше поверить врагу, чем не поверить другу» оказался действенным.

— Можете подняться, — сухо проговорил Виллем, при этом возвращая цепочку Олли, которую та не замедлила сунуть обратно врачу. — И я приглашаю вас в свою каюту побеседовать, но только, в знак уважения ко мне, прошу остаться безоружным.

Трое прошли в капитанскую каюту, оказавшуюся намного более просторной, чем на «Сколопендре», и в которой царил казарменный аскетизм. Галантно наполнив для девочки стакан из хрустального графина с водой, в котором плавали золотисто-желтые лимонные дольки, Вейдвальдс усадил ее напротив своего письменного стола, а судового врача оставил сидеть где-то возле двери. Якобы, чтоб тот не забывал, что это было не дружелюбное приглашение на глоток лимонада, а капитану его просто навязали. И оба приготовились выслушать занимательную историю о жизни маленькой девочки, которая на своем недолгом веку уже успела пережить несколько приключений…

Молира родилась в семье среднего королевского сына, Освальдра, герцога Дриорского, и девицы Адамины из рода Хартцов. Будучи поздним ребенком у любящих родителей и единственной наследницей женского пола, появившейся на свет за последние три поколения в королевской семье, девочка была взлелеяна с утроенной заботой. Учитывая то, что в первые годы жизни Молира была болезненной, впрочем, не более, чем другие слабые и бледные «цветы жизни» аристократических семей, она с младенчества была окружена штатом врачей и знахарей, отборных кормилиц и профессиональных нянек, к которым затем еще прибавились гувернантки, воспитательницы и многочисленные учителя, призванные сделать из малышки идеальную девушку, которую и замуж выдать будет приятно, и на трон (в случае чего) посадить не стыдно. До шести лет не видя ничего, кроме стен замка в герцогстве Дриор (далеко не самую живописной и веселой части Королевства), подлеченная и подученная, слегка окрепшая телом и умом наследница впервые была вывезена в столицу, ко двору своего венценосного деда… Где на королевском балу практически провалила первое предложенное ей испытание взрослой жизни. Тогда родители решили, что девочке еще рано так тесно знакомиться с высшим светом (свет еще не готов к таким нервным потрясениям), и Молира продолжила свое вынужденное затворничество. Подобный образ жизни, в котором ребенка с одной стороны держали в строгих рамках, а с другой умудрялись чрезмерно баловать и потакать ненужным прихотям, сформировал личность капризную и эгоцентричную, хоть при этом и не лишенную многих положительных качеств, почерпнутых от волевого, решительного отца и доброй, справедливой матери. Герцог и герцогиня при дворе считались идеальной четой и прекрасно дополняли друг друга, но идиллия их совместной жизни, к сожалению, продлилась недолго. Спустя семь лет после рождения дочери Адамина, будучи еще молодой женщиной, слегла, сломленная неожиданной болезнью, и вскоре, несмотря на все усилия медиков, герцогини не стало.

С тех пор герцог, скорбевший об усопшей супруге, сильно изменился. Злые языки поговаривали, что он даже потерял рассудок от горя, и доля правды в этом, к сожалению, была. Вдовец настолько был верен своей любви, что не только отвергал все мысли о повторной женитьбе, в его сердце даже для дочери места осталось не так много, как для покойницы. Суровый, местами даже жестокий нрав Освальдра больше ничего не смягчало и не уравновешивало, так что он пустился реализовывать себя в государственной службе так, как умел это лучше всего, прослыв черствым законником и неумолимым поборником преступности на суше и на море. На вежливые замечания о том, что он еще видный мужчина, и ежели ему не угодно заключить любовный союз, то брак из политических соображений был бы очень даже кстати, и что маленькой Молире, как ни крути, нужна мать, герцог безмолвно злился, пугая людей внешним хладнокровием. В итоге он довел все до такого абсурда, что, продолжая тихо ненавидеть официальную медицину и начав тяготеть к различным оккультным практикам, пригласил ко своему двору из Фьонуарана, далекой и недружелюбной страны, в которой люди поклоняются странным богам, так называемого «медиума», который позволил бы ему выходить на контакт с духом супруги… На этой части рассказал Лауритц не выдержал, воскликнув: «Да из такой семейки я бы тоже сбежал!» — а потом великодушно добавив: — «Продолжайте-продолжайте — я не буду больше перебивать».

В такой вот атмосфере Молира жила (кто-нибудь даже мог бы сказать — героически выживала) до тех пор, пока ей не исполнилось без малого десять лет. На первый серьезный юбилей маленькая девица выклянчила себе невероятный подарок — поездку в летнее именье, туда, где тепло и привольно, где вместо однообразных крыш в окно видишь горы, а главное туда, где практически за воротами плещется Море… Так как отец ее с молодых лет официально служил в Королевском Флоте, Олли втайне мечтала о море, хоть никогда не видела его вживую. Недостаток реальных знаний у нее компенсировался почерпнутым из книг и многочисленных маринистических полотен, которыми был украшен их дом, так что девочка, воспитание которой потихоньку начинало идти наперекосяк, любовно лелеяла свою навязчивую идею. Навязчивые идеи, кажется, были на роду у них написаны… Герцог, например, непременно решил обручить постепенно взрослеющую дочь с кем-нибудь «достойным» и оказался настолько великодушен, чтобы предоставить девочке самой выбрать из десятка кандидатов, которые должны будут прибыть на именинное торжество. Причем всех «принцев, лордов чего-то там и сыновей владык забугорных» бедняжке нужно было выучить со всеми родословными и биографиями, как таблицу умножения. «Придворный звездочет» тоже ненавязчиво советовал герцогу в кандидаты на зятья одного князька из своих земляков. «Такого уродливого, — ежилась Олли, рассказывая свою историю, — ему должно быть всего-то двадцать лет, а борода у него белая, будто вся уже седая».

Неудивительно, что замуж девочке совершенно не хотелось, и пусть под венец ее никто еще тащить не собирался, все эти тонкости ребенку объяснять никто не взялся. Поэтому назревающая помолвка стала одной из решающих причин побега. В летнем имении, располагавшемся в Порт-Каллат, заботы о маленькой, но многообещающей наследнице поручили вдовствующей графине, одной из дальних родственниц, и ее компаньонке — старой деве, успешно разменявшей четвертый десяток лет своей скучной жизни. Им, пожалуй, больше всего должно было влететь за пропажу девочки, и ради них Молира готова была бы вернуться… но не потому, что ей было жаль бедных женщин, а из интереса посмотреть на расправу. Просто ее отец за подобную провинность грозился разжаловать их в служанки и повыдавать за свинопасов, а из уст герцога это звучало вовсе не как остроумная шутка.

А дальше на арене появились те самые пираты, без которых всем дышалось бы намного спокойней… Один из них, кого Олли опознала как того самого старпома, который в свое время имел честь сойтись в бою с самим судовым врачом «Золотой сколопендры» и получить контрольный укус в ногу от гигантской черепахи, проник в поместье под видом садовника и втерся в доверие к мадам-компаньонке, которая, в силу не первой молодости и не блестящей красоты, мужским вниманием избалована не была и, как девочка, растаяла после первого же букета цветов. Здесь Ларри молча кивнул — действительно, серьезные дела иногда букетом вершатся с таким же, а то и с большим успехом, чем шпагой. Так фрейлина легкомысленно завертелась в том, что ей казалось бурной любовной интригой, а разбойник в это время собирал всю необходимую информацию. Когда Молира рассказывала про то, как раздобыла себе одежду простой служанки, прокралась мимо небдительной стражи и без труда отперла все двери, девочка искренне полагала всю проделанную работу результатом собственной гениальности. Но, на самом же деле, ее побег был хитро спланированной схемой для того, чтобы иметь возможность схватить девчонку прямо за воротами поместья. Правда, сама пришедшая в руки к пиратам принцесса имела возможность отыграться и, стоит отдать ей должное, уже исключительно своим умом улизнула с разбойничьего судна, когда преступники заблаговременно расслабились и начали праздновать победу. Раз уж Ее Высочество решили попутешествовать и повидать мир, не пропадать же такому замечательному плану, не так ли?

Также Олли поведала и про Шивиллу Гайде, которая приняла ее на корабль, свято считая мальчишкой, и про Лауритца с его нечищеными сапогами, с которым их судьба свела совершенно удивительным образом, и про «Золотую сколопендру», и про бой с безымянным судном, и про повторный побег в порту, и все новости, начиная с невольничьего рынка и заканчивая ведьминой кофейней… Под конец рассказа даже Виллему с его казенными нервами стало немного не по себе, и он твердо заявил, что на чем бы там девочка не настаивала, старую колдунью они арестовывать не собираются. Во-первых, вину такого рода доказать будет очень сложно, во-вторых, в кабаках чуть ли не ежедневно люди гибнут во время пьяных драк, и если где-то кто-то тихо пропадает раз в год, то это еще стоит под вопросом — считать ли это преступлением, а в-третьих, вся эта экзотика находится уже вне их сферы влияния… Зато с пиратов, подлейшим образом обведших вокруг пальца правосудие, капитан поклялся взыскать со всей строгостью по букве закона.

— Еще раз прошу простить наши действия, если они могли показаться вам оскорбительными, — Виллем до дна осушил свой стакан воды и продолжил: — но вы должны меня понять, я всего лишь исполнял свои обязанности. Раньше мне не доводилось сталкиваться с заданиями настолько щекотливого характера, так что я вынужден был подозревать всех и каждого.

— Ничего страшного, сэр, я все понимаю, и вы, и ваши люди славно потрудились… А какой сегодня день недели? — внезапно поинтересовался Ларри, почесав чуть отросшую бороду.

— С вашего позволения, понедельник.

— Якорь мне в… руку. Это же плохо.

— Вас что-то не устраивает, сэр доктор?

— Вообще-то, да. Но календари обычно составляют без учета моих пожеланий, так что… Сегодня состоится суд над Шивиллой Гайде. За ее… ну… административное правонарушение, — шепнул лекарь, отвернувшись от Молиры, так как не хотел в ее глазах окончательно ронять репутацию капитанши.

— Да, я помню… Право, очень некрасивая с ней получилась ситуация. И что вы предлагаете делать?

— Освободить ее из-под стражи. Как минимум, из-под вашей, капитан Вейдвальдс. Снять с нее обвинения и принести извинения…

— Лауритц, да ты поэт, — ввернула свои два слова Молира.

— Спасибо, я знаю, — усмехнулся врач, — надо записать, — авось, пригодится стих сочинить… Так вот, капитан, я уверен, что вы можете поспособствовать тому, чтобы вытащить ни в чем не повинную девушку из этой неприятности. Так сделайте же это, пожалуйста, очистите свою совесть, вам ведь никакого удовольствия нет карать несправедливо, не так ли?..

— Так. Вы правы, доктор! И ваши слова достойны настоящего джентльмена… Я немедленно отправлюсь в суд, чтобы выступить в защиту арестованной.

— Я с вами, сэр.

— И я! — оба мужчины наградили инициативную девчонку весьма скептическими взглядами. — А что такого? Может быть, меня тоже совесть замучила, и я хочу извиниться перед мадам капитаном за то, что из-за меня та попала в беду?

— А вы остаетесь на корабле, Ваше Высочество, — приказал капитан. — Мои люди о вас позаботятся. Мы не вправе больше ни минуты подвергать вашу жизнь опасности.

— Пф-ф-ф… Да разве же это опасность? — принцесса развалилась на стуле и окончательно вышла из «роли». — Не видели вы всех тех опасностей, в которых я уже до вас успела побывать. Тем более, ваши люди — это не вы, если вам я еще могу как-то доверять, то им — сомневаюсь… Так что, поверьте, всем будет намного спокойнее, если вы возьмете меня с собой. По-моему, я заслужила небольшой променад.

Глава 10. Желуди и наперстки

На Судебной площади, достаточно просторном пятачке на пересечении двух больших улиц, сегодня проходил процесс по делу «аморальной чужеземки, омывшей свои грязные телеса в священных водах городского фонтана». На импровизированном помосте за длинным столом восседали судья и девять присяжных, сама же подсудимая, ярко выделявшаяся на общем фоне своей огненно-рыжей шевелюрой, стояла со скованными за спиной руками у столба. Столб, вестимо, позорный. В прошлой жизни он был стволом какого-то дерева и, скорее всего, грезил о лучшем будущем для себя, например, стать корабельной мачтой, или сваей, входящей в основу добротного дома… Но мечты не всегда сбываются, даже у деревьев, так что сейчас наш давешний широколиственный знакомый вынужден был терпеть соседство с бывшей пираткой, а теперь — шкипером торгового судна, Шивиллой Гайде, которая на его фоне выглядела какой угодно — задумчивой, скучающей, раздраженной, но только не пристыженной. Поводя затекшими плечами, но стараясь сохранять при этом осанку, девушка вполуха слушала пространные разглагольствования судьи и горько ухмылялась про себя тому, что если уж здесь в такой культ возведено почитание воды, то этому законнику следовало бы экономнее лить ее между строк своих речей. Заблаговременно капитаншу осведомили о том, что с нее взыщут сумму за вынужденное освящение фонтана, накинув еще пару серебряников за так называемый «моральный ущерб», всего-то, но скандал из этого раздули неимоверный. Насколько она поняла местное законодательство об охране культурных и религиозных ценностей, то его суть заключалась в том, чтобы как можно больше унизить провинившегося, заставляя его раскаиваться и в полной мере осознавать никчемность своего поведения. Что-то подобное, только в меньших масштабах, практиковалось в элитных гимназиях, где нашкодивших учеников для их же блага заставляли выстаивать часами в углу коленями на горохе… Только вот Шивилла в своей жизни ни дня не проходила в школу, поэтому такие воспитательные меры были ей в принципе до лампады.

Живым барьером между центром площади и небольшой толпой любопытных зевак, уже умявших свой, по мере финансовых возможностей намазанный маслом и присыпанный солью хлеб, а теперь жаждавших зрелищ, служило несколько городских стражей, чуть в стороне же, в гордом одиночестве стоял и незаметно пожевывал соломинку солдат с «Ветрокрылого», в нагрузку приставленный к «пиратке». А в первых рядах зрителей вольготно расположился не кто иной, как Алваро Триз со своим прихрамывающим прихлебателем и еще примерно полудюжиной приятелей. Этому процессу он радовался, как светский лев радуется премьере года в столичном театре, и, заняв лучшую наблюдательную позицию, он не желал пропустить ни секунды унижения Шивиллы Гайде. А судья в забавном, обшитом золотой тесьмой колпаке продолжал монотонно бухтеть про то, как корабли благочестия под парусами совести бороздят бушующее море безнравственности…

— Если кто-то может сказать что-то в защиту подсудимой… — наконец выдал он знаковую фразу, заклинание, провоцировавшее появление из тени, как чертиков из табакерки, героев и нежданных защитников.

— Именем Короля! — на воображаемой черной доске куском воображаемого мела можно было приписать «плюс семь». На площадь, заставляя народ невольно расступиться, выступил капитан Виллем Вейдвальдс, один из его старших лейтенантов с маленькой темноволосой девочкой, трое простых солдат и судовой врач с «Золотой сколопендры». Они припозднились, но в данном случае лучше было прийти поздно, чем не прийти вообще. — Именем Короля… — повторил юноша, которого легко можно было представить себе предваряющим любое свое действие этой присказкой. — Приношу свои извинения за вмешательство в процесс, но это…

— Дело государственной важности, — шепнула Молира, кивнув со знанием дела, дабы подбодрить молодого офицера.

— Дело государственной важности, которое не терпит отлагательств. Так как подсудимая Гайде является гражданкой Объединенного Миртлиарского Королевства и представителем торгового флота, она подчиняется законам своего государства и, в соответствии с ними, объявляется важнейшим свидетелем по делу о пиратстве с усугубляющими обстоятельствами. Сумма, необходимая для освобождения обвиняемой, будет внесена за счет Короны.

— Они здесь!.. — девочка, распираемая любопытством и волнением, потянула Виллема за обшлаг форменного мундира, указывая пальчиком в сторону уже навостривших уши, но пока не привлекавших к себе внимания пиратов. — Это точно они, и их кэп с ними.

— Должен предупредить, что здесь присутствуют настоящие преступники, — громким, хорошо поставленным голосом продолжил Вейдвальдс, усиливая всеобщее недоумение. У судьи, например, аж брови на лоб полезли, едва не приподняв его золотую шапочку. Он, конечно, был наслышан о беспардонности северян, но не до такой же степени… — и прошу содействия в том, чтобы предать их в руки правосудия. Алваро Триз и Камп Кросби, — он указал на капитана и его первого помощника, — обвиняются в пиратстве, похищении с целью вымогательства, лжесвидетельствовании и клевете. Взять их! — скомандовал молодой капитан.

И тут началось… На глазах у недоумевающей публики, не ожидавшей ничего опаснее девицы, купающейся голышом в общественных местах, произвели задержание настоящих, опасных, ко всему еще и вооруженных преступников. Вернее, попытались произвести, чем спровоцировали лишь агрессивное сопротивление. Зато праздных зевак как ветром сдуло… Тем временем, доктор Траинен в начавшей подниматься суматохе подбежал к охранявшему Шивиллу с самой тюрьмы солдату.

— Вы слышали своего капитана, сударь? Больше не имеется оснований удерживать мадам Гайде под стражей. Можете освободить ее? — настойчиво поинтересовался он.

— Могу… — апатично ответил седоусый солдат. — Но вы видите, что здесь и без того есть, чем заняться. Ваш капитан, вы и освобождайте, если вам так не терпится, — и протянул доктору ключи от кандалов, позвякивание которых сейчас прозвучало приятнее каких-нибудь серебряных колокольчиков.

— Ваше Высочество! — быстро проговорил Виллем, отходя тем временем в сторону, уводя Олли себе за спину и обнажая шпагу. — Держитесь за мной, вам ничего не угрожает, пока я буду вас защищать.

А охранять, и правда, было от чего. Капитан не рассчитывал, что пиратов на самом деле больше, чем двое. И, что им не захочется добровольно сдаваться на милость правосудия, он тоже не подумал. Вот и расхлебывал теперь последствия… вернее, отдал приказ расхлебывать своим людям.

— Шивилла! — воскликнул окрыленный радостью встречи и опасностью ситуации лекарь, появляясь на помосте. Ларри поднял в воздухе ключ, одновременно демонстрируя, какой он молодец, и как бы спрашивая разрешения на вторжение в личное пространство, чтобы освободить прекрасную пленницу.

— Я уже… немало лет Шивилла, — проворчала рыжеволосая, но за показной суровостью ей было не скрыть того, что она все-таки чертовски рада видеть здесь именно Траинена. — Ну же, давай, действуй, доктор! О, как же у меня чешутся руки поучаствовать в этой драке… — приговаривала она, пока Ларри разбирался с замком на ее кандалах. — И я, как назло, безоружна!.. Так, как я понимаю, все закончилось в нашу пользу, и этот зализа Вейдвальдс, наконец, разует глаза и вставит пистон тому, кто этого действительно заслуживает?

— Так точно, капитан, — согласился доктор с эмоциональной речью девушки, снимая с нее наручники и как бы невзначай растирая ее запястья. — Только я бы сказал «почти» закончилось… Здесь все еще немного небезопасно, — добавил он и вздрогнул от, как по заказу, раздавшегося совсем неподалеку выстрела.

— Наших бьют, — скептически заметила Гайде, кивнув на упавшее тело в синем мундире. Какую бы неприязнь она не испытывала к флотским воякам, в любом подобном противостоянии положено разделить противоборствующие стороны на «наших» и «не наших», и принять соответствующую сторону.

— Я подойду и посмотрю, — встревожился Лауритц. — Врач я, в конце концов, или нет? А вот вам, мадам, я бы в бой ввязываться не советовал… Тем более, он окончится так же быстро, как и начался, — после секундных колебаний и раздумий, молодой человек все же решил оставить морячке свой пистолет. Пускай не чувствует себя безоружной, а, соответственно, беззащитной. Пистоль, вложенный в ее руки, оказался сейчас дороже всех конфет и букетов, вместе взятых, и лишь немного не дотянул по ценности до кольца с бриллиантом. — Заряжен, — шепнул Ларри на ухо девушке, и это было самое приятное, что Шивилле довелось слышать за последние несколько дней.

И рыжекудрая на время осталась одна, очутившись в центре событий, как в «глазу» циклона, когда везде кипят активные действия, а вокруг нее, как назло (или, все-таки, к счастью) ничего не происходит. Пока капитанша стояла у всех на виду, ее почему-то никто не хотел замечать, поэтому она решила остаться на лобном месте, оценивая обстановку. Пред ее зеленые очи предстала следующая сцена — пираты, имевшие количественное преимущество, но проигрывавшие по части вооружения, сражались с синими мундирами так отчаянно, как это умеют люди, которым не остается больше ничего другого. Городская стража, спешно эвакуировавшая судью и присяжных, в остальном предпочла сохранить прохладный нейтралитет, мол, «ваши пираты, вы с ними и разбирайтесь». Простые горожане, совсем недавно толпившиеся на площади и боровшиеся за место с наилучшим обзором, в страхе пустились врассыпную, и лишь некоторые, самые смелые, продолжали наблюдать за боем уже с безопасной дистанции. Все это, конечно, было занимательно, но Шивилла была увлечена другим. Ее интересовало, где сейчас находится капитан бандитской шайки, которому она не успела на прощанье сказать кое-что очень важное. Поэтому она зорко высматривала в толпе его шляпу, любовно поглаживая рукоять пистоля с единственной пулей. Девушка понимала, что Ларри росписью своих пуль не занимался, но ей приятно было думать, что на этой, одной-единственной, сидящей в стволе пистолета, было написано имя «Алваро».

Рыская глазами по полю боя, Гайде зацепилась взглядом за Виллема Вейдвальдса, почти блестяще сражавшегося шпагой одновременно с двумя мужчинами. Бедняге приходилось еще и следить за обмершей от страха неподалеку от него девчонкой… И это играло ему не на руку. Стоило юноше зазеваться, как один из противников занес свою саблю для решающего удара… Палец девушки, до этого машинально целившейся в движущиеся мишени, сам собой нажал на спусковой крючок. Им повезло — теперь отутюженный капитанчик не сможет хвастаться тем, что сам уложил целых двух пиратов одной рукой.

— Благодарю, мадам! — выкрикнул морячке приятно удивленный офицер, за что отчего-то был просто послан ею куда подальше. Шивилла жутко досадовала на то, что потратила единственную пулю не так, как собиралась, но доброе дело зато было уже сделано.

Не заботясь о том, сколь неженственно она сейчас выглядит, рыжекудрая села на корточки, прислонившись спиной к столбу, с которым уже успела так сродниться, опустила руки и принялась, не глядя, теребить звенья своих кандалов. Но на ловца и зверь бежит, и тот, с кем она так искала встречи, нашел ее сам…

— Капитан Гайде! — пират чуть ли не из ниоткуда вырос на помосте, заставив девушку подобраться, моментально напрячься, как натянутая тетива, но при этом сохранить внутреннее спокойствие. — Кто не спрятался — я не виноват, — почти пропел он, поигрывая внушительным ножом. Глупец… неужели он не обратил внимания на то, что Шивилла уже на свободе?.. Что ж, тогда ей стоило, в меру своих актерских способностей, изобразить на лице нечто наподобие испуга… — Что-то не фартит мне… ну, ничего, может, в любви повезет… Но не думай, что я вот так запросто тебе все прощу и так оставлю. Потерпи еще чуть-чуть, рыжик, и я пощекочу твою нежную шейку.

Гайде еле удержалась от того, чтобы злорадно расхохотаться, но вместо этого поддала еще совсем немного «напуганной девочки» — пускай этот болван подойдет еще чуточку ближе, на расстояние вытянутой руки… Когда пиратский капитан оказался в непосредственной близости от рыжеволосой, беззащитная жертва молниеносно сменила свое амплуа, пружинисто вскакивая на ноги и высвобождая руки из мнимых оков. Нож рассек воздух, даже и близко не задев ее тело, а сама она поймала лезвие цепью. Раздался противный скрежет металла о металл, и девушка, ловко орудуя обеими руками, выкрутила клинок вместе с кистью нападавшего. Наподдав мужчине под дых, Шивилла нырнула ему за спину и накинула на шею цепь, некогда сковывавшую ее собственные руки, удерживая ее за браслеты. Алваро тут же пришлось судорожно вцепиться пальцами в стальные звенья, на удивление не холодные, а согретые теплом чужого тела, но от этого не менее ужасные.

— Обвинение — пиратство… Вердикт — виновен… — прошипела девушка, туже затягивая цепь вокруг горла хрипящего и активно сопротивляющегося пирата. — Приговор… повешенье…

Лауритц Траинен же в это время как раз начал возиться с подстреленным солдатом, но и его ждал неприятный сюрприз в лице одного старого знакомого.

— О, какие люди, — послышалось у рыжего за спиной, заставляя того мгновенно обернуться и увидеть перед собой пиратского старпома. Тот держал наголо уже нечистую шпагу и выглядел не особо приветливым. — Помните, доктор, как я предлагал вам примкнуть к нашей команде? Не жалеете о том, что отказались?

— Не помню, — Ларри покосился по сторонам, отступать было некуда. — Я даже имени вашего не имел чести знать. Зато хорошо помню, как препроводил вас за борт.

— Шпага… Возьмите мою, доктор, — неожиданно предложил выведенный из боя вояка, слабо, из последних сил протягивая молодому человеку клинок эфесом вперед.

Благоговейно приняв служебное оружие, Траинен вызвал тем самым на лице пирата… нет, не испуг, а просто неприятную, ехидную гримасу, заставившую лекаря занервничать. А вдруг он уже что-то делает не так и выглядит смешным?.. Что ж, ежели враг умирает со смеху, это ведь тоже засчитывается за смерть.

— Как вам не стыдно, сэр доктор, — протянул мужчина, рукавом утирая брызги крови с лица и покрепче перехватывая рукоять шпаги, — нападать на хромого калеку? Ай-яй-яй…

— Если бы вы представляли, как я фехтую… — пробормотал Лауритц, в спешном порядке воскрешая в своей памяти все, что помнил о фехтовании из личных наблюдений и крайне немногочисленных уроков капитана Гайде, — то поняли бы, что мне уже не стыдно.

Судовому врачу очень везло на знаковые встречи и неслучайные случайности. Вот и сейчас он повторно увиделся с первым помощником пиратского корабля, которого когда-то, как казалось, уже очень давно, на абордаже, имел возможность пристрелить. Возможностью этой доктор не воспользовался, и неизвестно, не зря ли он пожалел тогда разбойника… Но, в любом случае, знакомые лица видеть приятно, среди них чувствуешь себя как-то комфортнее и уверенней, меньше теряешься. Вот и Ларри не растерялся. Хоть фехтовальщик из него бы не намного лучше, чем белошвейка, но и противник ему достался под стать. Пират против врача, правша против левши, хромой против двуногого… Лауритц сразу обратил внимание на то, что у мужчины повреждено сухожилие в щиколотке… мало, кто это знал, но рыжий помнил тот день, когда неудачливого парламентера цапнула за ногу безобидная на первый взгляд, травоядная черепаха.

Получив «приглашение на танец», доктор не мог отказаться. Первым шагом он уклонился от быстрого, агрессивного удара, чудом при этом не споткнувшись о ноги лежащего солдата (который, не будь он так слаб, мог бы сам высказать все, что думает о таких аттракционах невиданной ловкости). Вторым шагом Ларри попытался уколоть противника в плечо, но тот отвел его шпагу в сторону, а третьим еле отразил встречную атаку. Зато в дальнейшем пирату было к рыжему практически не подступиться. Он оказался не в состоянии сделать полный выпад на больную ногу, а лекарь, в свою очередь, этим активно пользовался, все время оказываясь справа от неприятеля. Пара минут клинкового боя оказалась гораздо утомительней, чем могло показаться со стороны. Смахивая свободной рукой каплю пота, сорвавшуюся с брови, Лауритц, уж было, даже к противнику проникся неким подобием сострадания, если бы не…

— Не плачь, я тебя не больно убью, — последняя реплика выставила мозги доктора в нужной полярности.

В одну из рокировок, заставлявшую пирата балериной вертеться на хромой ноге, Ларри ранил его под ключицу. Это произошло так быстро, как и все вокруг в это время, что лекарь даже толком не осознал, что сделал, пока морской разбойник не выронил свое оружие и не осел тяжело на землю. Траинен отбросил подальше клинок поверженного врага и, не теряя того из поля зрения, сделал несколько шагов назад, к истекающему кровью служивому.

— Что же вы, доктор, — прохрипел старпом, тяжело дыша после нелепого, но оказавшегося для него проигрышным боя, — не доводите начатое дело до конца?

— Во-первых, вас уже ждет законная смерть на виселице. Во-вторых, я врага не добиваю…

— А я — добиваю! — пират, до этого медленно тянувшийся целой рукой к лежащему на земле пистолету одного из павших товарищей, наконец, ухватил оружие и, направив его на судового врача, спустил курок с ухмылкой, злораднейшей из возможных.

В воздухе прогремел выстрел, очередной, так что сперва на него и внимания особого никто не обратил. Только Лауритц с секунду простоял недвижимо, прижимая ладонь к груди и глядя прямо перед собой растерянно, ошарашенно, широко распахнутыми глазами. Всем своим видом он воплощал чистое недоумение — ну как же такое возможно?.. Это же несправедливо… нечестно. Он ведь уже выиграл… Немой вопрос судового врача, адресованный бесстрастной пустоте, остался без ответа. Ларри пошатнулся и опустился наземь неподалеку от солдата, который совсем недавно так любезно предоставил ему свою шпагу. Даже не упал, доктору показалось, что он просто очень плавно прилег на спину, умудрившись приложиться при этом затылком об утоптанную землю. Выстрел выбил дыхание из легких, сейчас молодой человек пытался наполнить их воздухом, невзирая на ноющую боль в груди и судорожно вцепившись пальцами в ткань своего жилета.

«Какая глупая смерть… Каков я, такова и смерть. Надеюсь, Шивилла больше не держит зла на меня…» — вспышкой пронеслось в рыжей голове лекаря, тупо уставившегося в небеса. А небо казалось белоснежным, такое светлое и жаркое, ослепительное, не идущее в сравнение с синими, влажными докторскими глазами, оно заставило его устало прикрыть их. «Хорошо, что Олли все-таки нашлась… — продолжались пространные размышления, укладывавшиеся на самом деле всего в долю секунды. — Мне… нужен… врач… Жестокая ирония судьбы… да ведь я сам и есть врач. Как-то я себя чувствую… странно… Разве так должно быть?..»

— Ларри!!! — откуда-то издалека прозвенел взволнованный крик, возможно, даже не в один голос…

«Да-да, это я. Я вас слушаю?..» — лениво подумал врач, продолжая лежать неподвижно.

Короткий, неожиданный бой, тем временем, плавно подошел к своему логическому завершению — пиратская братия, которая еще держалась на ногах, сдавалась на милость служителям закона. Шивилла оказалась настолько шокирована тем, что увидела, обернувшись проверить, как там дела у доктора, что выпустила недобитого пиратского капитана, как кошка, которой вмиг наскучила игра с придушенной мышью. А Виллем Вейдвальдс, казалось, сейчас достанет из кармана бумагу и перо и начнет прямо на месте составлять протокол задержания…

— Силы небесные! Нет, так быть не может!.. — возопила Олли, которую Виллему не удалось деликатно удержать на месте, и уже собиралась бухнуться в пыль, грязь и кровь.

— Кыш, малявка! — прикрикнула рыжекудрая на принцессу, отодвигая ее с дороги и пробиваясь к «телу», чем, судя по крайне недовольному взгляду капитана Вейдвальдса, могла благополучно заработать себе с пару месяцев каторжных работ. Шивилле было уже все равно, не обращая внимания на внешние раздражители, она спешила дополнить трагическую картину с поверженным доктором собой и только собой. Девушка опустилась рядом с Траиненом на землю, плохо представляя, как вести себя в этой ситуации.

— Ларри?.. — позвала она неожиданно робко, почти испуганно, почти дрожащим голосом. Почти дрожащей рукой она потянулась к его рыжим кудрям и провела по ним ладонью. — Ты меня слышишь?

— Шивилла, — Лауритц открыл глаза и слабо улыбнулся. — Ты была совершенно права… — прошептал он, — джентльменов убивают первыми…

— Это я тебе такое сказала? Нет!.. Ларри, ты слышишь меня, не смей умирать! Это приказ капитана!.. — сдвинув с места его безвольно лежащую руку, девушка расстегнула пуговицы жилета и распахнула на лекаре сорочку, на мгновение замерла, а затем ее брови изогнулись в симметричные дуги. — Эй! — воскликнула она. — Хэй-хэй, док, да ты ни черта не умер!

На шее сэра доктора висела широкая золотая цепочка, та самая, которой он вначале не придавал большого значения, но которая, тем не менее, теперь не просто оказалась полезной, а даже спасла ему жизнь. Массивный чеканный медальон был деформирован и сплющен, ковкое золото приняло в себя свинцовую пулю и не желало так просто с ней рассоединяться. Подняв это нестандартное украшение, Шивилла осторожно, даже нежно провела рукой по груди Лауритца. Там, под не тронутой солнцем кожей контрастным пятном уже разливался багровый кровоподтек… но больше ничего не было.

— Не ранен! — с радостным облегчением выдохнула она и добавила уже строже, когда заметила, как на нее смотрит рыжий: — Ах ты, хитрец, симулянт, актеришка… напугал меня! Когда ты понял, что не ранен?

— Ну, секунд десять назад я это уже точно знал… — Ларри улыбнулся в усы и опустил свою ладонь поверх руки капитанши, чтобы та не торопилась ее убирать. — Между прочим, мне очень даже больно. Может быть, у меня трещина в грудине, а ты еще издеваешься…

— А где этот подонок?! — резко переключилась Гайде на то, чем была занята только что.

Но и за Алваро беспокоиться не стоило, с ним тоже было все в порядке… Настолько, насколько пират этого заслужил. Примерно за минуту до описанных событий, отвязавшись от морячки, которая явно не горела желанием делить своего личного врага с правосудием, мужчина что есть сил рванул с площади, трусливо и позорно оставляя своих друзей в руках солдат. Но далеко уйти ему не удалось. Как бы быстро ни бегал подлый пират, но пардус, надрессированный на службу, как гончий пес, все равно движется куда быстрее. Мерзавец не пробежал и ста ярдов, смешной форы, как один из стражей, оставшихся по периметру площади, спустил с цепи гигантского кота. В три прыжка пятнистая киска догнала пиратского капитана (пожалуй, его уже стоит называть «бывшим») и, будто играючи, повалила одним ударом лапы, набросившись сверху. От растерзания Алваро спасла только безупречная дрессура и воспитанность пардуса… ну, а также намордник на зубастой пасти.

— Траинен, вы в порядке? — участливо поинтересовался Виллем, препоручив арест своим подчиненным, и, осознав глупость заданного вопроса (в каком же «порядке» может быть человек, в которого только что стреляли и успешно), добавил: — Вы ранены? Если вам нужна помощь, ее смогут оказать на моем судне.

— Но-но, потише, сэр! — огрызнулась капитан Гайде, недобро зыркнув изумрудными глазами на молодого офицера. — Когда нам понадобится посторонняя помощь, мы сами об этом сообщим. А пока как-нибудь справимся, без ваших благородных подачек. — «И нечего любезничать с моим судовым врачом! — говорил ее колючий взгляд. — Что это вы с ним, дружить вздумали, или переманить решили? Я ведь хорошо помню, каким «добреньким» вы были в начале нашего знакомства…».

— Спасибо, сэр, — уже доброжелательней ответил Ларри, приподнимаясь на локте. — До «Сколопендры» я как-нибудь доползу, а там уж сам смогу о себе позаботиться. Мне повезло… Я, можно сказать, в рубашке родился. Пуля могла прошить меня, но угодила точно в медальон.

— В мой медальон??? — восхитилась Молира, которая пыталась суетиться вокруг и не знала, с какой стороны пристроиться к общей сцене. — Так выходит, он тебя спас?.. Можно даже сказать, что это я тебя спасла? — девочка просияла собственной догадке.

— Можно и так считать, — Лауритц улыбнулся уголками губ, слегка поглаживая пальцы Шивиллы, чувствуя, как напряглась ее рука, приятным бременем лежащая на его груди. Неужто суровой капитанше теперь угодно будет ревновать его к каждому столбу, начиная от капитана Королевского Флота и заканчивая маленькой девочкой (но, между прочим, уже завидной невестой)?.. Пусть же не беспокоится, сейчас сердце судового врача готово биться всецело для нее…

— Что ж, задержание настоящих преступников прошло далеко не самым гладким образом, но я рад, что обошлось без жертв, — подвел итог Вейдвальдс. — Даже жизнь пирата нельзя отнимать без законного на то приговора. Знаете, господа, что мне в голову пришло… — задумчиво добавил юноша, отряхивая пыль с рукава. — Если бы для того, чтобы поехать в другую страну, нужно было обладать каким-то специальным документом, то сюда его никому из нас больше никогда в жизни бы не выдали…

Глава 11. Возвращение блудной дочери

Возвращение капитана на «Золотую сколопендру» было сопровождено бурным ликованием экипажа и сдержанной, но искренней радостью первого помощника, который на пару с боцманом ежедневно не давал морякам забыть о том, что руководство корабля вовсе не «обезглавлено» и заключение Шивиллы — лишь временное затруднение. Гайде никому бы не призналась в легком волнении, которое она испытывала перед возвращением на корабль, но беспокоиться было не за что, и ее доверие к экипажу было оправдано. За время ее отсутствия на судне, к счастью, ничего не изменилось. Разве что двое матросов сбежали в самоволку, да так и не вернулись (что ж, туда им и дорога), а еще одного парня пришлось выпороть и вышвырнуть с позором за попытку кражи… Да еще мастер парусов и корабельный плотник, проявив чудеса изобретательности, совершили набег на камбуз и лазарет, соорудили из подручных средств самогонный аппарат и оба теперь находились в недееспособном состоянии. И неважно, что запас рома в трюме был еще вполне приличным — это не мешало творческим людям реализовать жажду эксперимента… Но это — всего лишь мелочи жизни, по сравнению с тем, что «Сколопендра» снова воссоединилась со своей рыжей хозяйкой. После решения некоторых рабочих моментов, описывать здесь которые было бы непозволительно скучно, освобождение капитанши было решено отпраздновать знатной попойкой. Настолько основательной, что бедный судовой врач, который едва оклемался после боя на Судебной площади, на следующее утро уже думать забыл о свежих травмах…

На «Ветрокрылом» обстановка тоже была вполне себе радужной. Если многие сколопендровцы уже и позабыть успели, что у них на корабле была какая-то девочка, выдающая себя за мальчика… или мальчик, выдающий себя за девочку — черт их разберет… — то представители королевского флота были несказанно рады, что маленькая аристократка нашлась. Но вздыхать с облегчением и вытирать пот со лба под форменной треуголкой было еще рано. Молира, почувствовав, что ее, наконец, ценят по достоинству, и каждый человек из ее окружения снова готов носиться с ней, как с писаной торбой и пылинки сдувать по первому требованию, начала бессовестно пользоваться обретенной властью. Мало того, что начала крутить капитаном Вейдвальдсом, как своей нянечкой, а тот не мог в силу воспитания и недостатка опыта пресечь ее детские шалости. Так она еще и наотрез отказалась перебираться на военный фрегат на время перед отплытием домой. Обнимая фальшборт «Сколопендры», принцесса в ультимативной форме заявила, что будет ночевать только в «своем лазарете, на своей любимой коечке», и перечить ей никто не осмелился. Для обеспечения безопасности к ней пришлось приставить целый отряд солдат, круглосуточно дежуривших у дверей и на палубе, что выглядело очень комично. А еще смешнее на следующий день смотрелось продолжение алкогольного мероприятия на фоне грустных, трезвых, как стеклышко, и завистливо облизывающихся синих мундиров…

— Ну, за любовь!.. За прекрасных дам! — то и дело слышались отовсюду провозглашаемые тосты вместе с глухим стуком ударяемых друг о друга оловянных и деревянных кружек, рыганием, смехом и околомузыкальным насвистыванием. — За капитана! За нашего капитана Шивиллу Гайде, которая в сотню раз лучше всех прекрасных дам!

— Это правда, — заметил доктор Траинен, с кроткой улыбкой поднимая взгляд на капитаншу, с которой они рядом сидели на верхней палубе и любовались кусочком морского пейзажа, открывавшегося между пришвартованных рядом судов. Кажется, при этом он даже покраснел слегка. Всего два слова из себя выжал, а уже смущается, как школяр…

— Спасибо, сэр доктор Траинен, — Шивилла рассмеялась, сняла с головы шляпу и, описав ею в воздухе затейливую фигуру, попыталась изобразить то, что должно было обозначать церемонный поклон. — В красноречии вам, как всегда, нет равных.

— Дамы не кланяются и, уж тем более, не снимают головного убора, — улыбнулся лекарь.

— Так ты хочешь сказать, что не причисляешь меня к прекрасным дамам? — с шутливым вызовом поинтересовалась девушка, шумно отхлебывая из своей кружки.

— Нет, я тебя ни к кому не причисляю. Раз уж ты спросила, то я считаю, что ты единственная в своем роде, уникальная… личность. Таких, как ты, я никогда не встречал и вряд ли еще когда-нибудь встречу, так что и сравнивать мне не с чем, — с полминуты помедлив, посмотрев на кончики своих пальцев, на руки Шивиллы и на ее рыжие кудри, он добавил: — Да, я сказал, что ты, пожалуй, не дама. Но я никогда не говорил, что не прекрасная.

— Отлично, Ларри! За это нужно выпить! — Гайде наполнила кружку и придвинула ее к судовому врачу, а сама перехватила за горлышко недопитую бутылку.

— По-моему, мне хватит… — попытался отказаться Траинен. — Я еще от вчерашнего не отошел.

— Давай, по чуть-чуть, — отрезала рыжая, а спорить с капитаном было бесполезно. — Твое здоровье, доктор! — подмигнула она, характерным жестом приглашая молодого человека выпить на брудершафт.

Их руки сплелись, и Ларри, глядя прямо в изумрудные омуты капитанских глаз, выпил очередную гадость, которую ему подлили, и даже не почувствовал вкуса… Вдруг прямо над ними послышался чье-то настойчивое, громкое покашливание. Двое дружно повернулись к источнику звука и узрели перед собой Вейдвальдса при полном параде. Тот нервно покусывал губы и выглядел слегка недовольным, словно бы застал сколопендровцев спаивающими его солдат (что, конечно, правдой быть не могло… ты им только раз предложи, а потом рома не напасешься).

— Здравия желаю, — без особого энтузиазма протянула Шивилла.

— Здравствуйте, мадам шкипер. Приветствую, сэр доктор, — поздоровался юноша. — Я пришел за Ее Высочеством. Она у себя?

— Да, — кивнул Лауритц, — она в лазарете играет с охранниками в какую-то игру… И, видимо, выигрывает. Буквально минут двадцать назад один из них пробежал по палубе, кукарекая, и так же быстро вернулся обратно.

— О… — выдохнул капитан с сочувственным выраженьем на лице, — очень хорошо. Мы сейчас же забираем ее, за ней прибыли Его Светлость, — на этих словах судовой врач чуть не подавился.

— Кх… как? Уже? Сам? Надо же…

— Да, именно. Светлейший герцог Дриорский, собственной персоной. «Адамина», его личное судно пришвартовалось вдали от простых торговых причалов. Я бы мог предложить вам наскоро распрощаться с девочкой… Но она настаивала, чтобы вас представили ее отцу. Так что, — Виллем совершил над собой маленькое усилие и выдал радушную улыбку, описывая театральный жест рукой, обтянутой белоснежной перчаткой, — прошу исполнить эту просьбу и сопроводить нас.

— Правда? Это так… неожиданно, — заволновался судовой врач. — Если бы я знал об этом заранее, я бы подготовился, а так… Мне нужно переодеться.

— Вам бы тоже не помешало, — деликатно заметил Вейдвальдс, поглядывая на Шивиллу.

— А мне-то что? — не поняла девушка, поудобнее усаживаясь на бочке и закидывая ногу на ногу.

— А то, что вы тоже приглашены, мадам.

— Ах, какая честь… Я только возьму шляпу и парадную перевязь с саблей.

— Саблю оставьте здесь. С оружием вас все равно не пропустят.

— Досадно… Ну, ладно, — рыжекудрая потянулась за своей широкой капитанской треуголкой и водрузила ее себе на голову, слегка прихлопнув сверху ладонью. — Я готова.

— А как же я?.. — переспросил Ларри.

— А у вас на сборы есть примерно две минуты. Вам хватит?

— Где-то я это уже слышал… — вздохнул судовой врач и поспешил приводить себя в такой вид, в котором не стыдно показаться на глаза особе королевской крови.

Через несколько минут, или немногим более, торжественная процессия в полном составе стояла на верхней палубе. Капитан Вейдвальдс скептически осматривал своих подчиненных, Гайде от нечего делать разминала кисти рук, сцепив их в замок. Судовая повариха, на правах единственной заботливой матери на этом корабле, причесывала Олли волосы, которые до этого напоминали шапку из шкуры овцы, которую перед смертью напугали так, что вся шерсть встала дыбом.

— От меня не пахнет спиртным? — озабоченно поинтересовался судовой врач, повязывая на шее чистый платочек-галстук, одергивая полы камзола и пожевывая какую-то веточку. В ответ на его вопрос капитанша молча принюхалась к его лицу, а затем, зайдя сбоку, практически уткнулась носом ему в плечо и шумно втянула воздух.

— Нет, — авторитетно заявила она. — От тебя пахнет весьма приятно… Я бы даже сказала, вкусно.

Ларри снова почувствовал, как кровь приливает к ушам. Может, это просто до сих пор треклятый шоколад не выветрился… Главное, чтобы Шивилла не вздумала опять терять голову. Хотя… Разве что, самую малость…

— У моего родного отца есть свой корабль, который называется в честь моей родной мамы, а я до сих пор об этом ничего не знала? — по дороге возмущалась Молира. — Почему мне никогда его не показывали… Я уж даже не просила меня на нем покатать… Это нечестно!

«Это он?» — спрашивала девчушка, поочередно указывая на каждой крупное судно по дороге, но каждый раз Виллем отрицательно качал головой. «Мы уже пришли? А долго еще?» — не унималась она, до тех пор, пока не увидела корабль, после которого все вопросы отпали сами собой. «Адамина» оказалась действительно королевским судном. Новым, но совсем непохожим на те кораблики, которые строят себе некоторые титулованные богатеи для морских прогулок вдоль побережья затем, чтобы потом заявлять, что всерьез увлекаются путешествиями. Это был очень красивый корабль в безупречном состоянии, подходящий для дальних плаваний и по-военному вооруженный. А на мачте реял королевский герб на фоне двух золотых полос. Впечатленная этим зрелищем и взволнованная предстоящей встречей, Олли уж было зашевелила губами и заикнулась, чтобы произнести свое «Я никуда не пой…», но на нее разом устремилось несколько возмущенных взглядов, и зеленоглазка разумно решила промолчать и успокоиться.

На палубе «Адамины» вахтенные отдавали честь капитану Вейдвальдсу, подозрительно поглядывали на парочку рыжих в штатском и вовсе боялись в упор смотреть на герцогскую дочку. Среди членов экипажа пронесся любопытный гомон, но все голоса стихли и люди молча расступились, когда вышел он… Герцог оказался строгим мужчиной средних лет, среднего роста, обладающим ничем особо не выдающейся на первый взгляд внешностью. Сменить ему богатый наряд на костюм попроще, и сторонний наблюдатель смог бы назвать его военным офицером, скорее всего, высокого чина, возможно, уже в отставке. И был бы не слишком далек от истины. Сухощавое телосложение и впалые щеки мужчины могли навести на мысль об истощении, но безупречная осанка и сила, чувствовавшаяся в его размеренных движениях, указывала на то, что этот человек не забывает о поддержании тела в хорошей физической форме. На висках, в его уложенных без особых модных изысков, темно-каштановых волосах густо пробивалась ранняя седина. Облик герцога мог показаться пресным, чересчур суровым, а оттого даже отталкивающим, только его темно-зеленые глаза блестели живо на худом лице, немного смягчая острые черты, они выглядели глазами юноши. Теперь понятно было, что у дочки папины глаза…

— Где моя дочь? — проговорил он достаточно негромко, делая тишину вокруг себя еще более безупречной.

— Ваша Светлость, — легким движением увлекая за собой Молиру, Виллем Вейдвальдс вышел вперед, и на фоне герцога он выглядел молодо, как никогда, совсем еще мальчишкой. А ведь юноша словно до последнего боялся, что притащит не ту девчонку… — Вот она.

— Отец?.. — пролепетала девочка, нервно теребя подол дурацкого платья и поднимая на мужчину виноватые глаза.

Пару минут, показавшихся всем присутствующим исключительно длинными, Освальдр Дриорский оценивающе смотрел на ребенка сверху вниз, и на его лице не отражалось никаких видимых эмоций — ни радости, ни гнева, ничего. Словно бы он ее впервые видел и не думал узнавать. Наверное, за этот краткий промежуток времени у бедняги Виллема пробился первый в жизни седой волос где-нибудь на затылке.

— Молира, — наконец произнес он, прищурившись и слегка нахмурив брови, — твой внешний вид не поддается никакому описанию. А недостойное поведение — и того хуже. Это возмутительно. Мать была бы очень недовольна, — на этих словах у кого-то отлегло от сердца, а кого-то, наоборот, словно камнем пришибло. Поджав дрожащие губы, Олли обернулась на вздохнувшего с облегчением, но без особой радости капитана Вейдвальдса, а затем на недоумевающего доктора Траинена. А герцог тем временем продолжил:

— Здесь не на что смотреть. Всем вернуться к своим обязанностям. А вас, господа, я приглашаю пройти в кают-компанию…

Кают-компания оказалась большим и светлым помещением в кормовой части корабля. Помимо стоящего ровно по центру длинного стола, предназначенного для обедов офицерского состава и важных совещаний, прочая мебель располагалась вдоль стен очень компактно, в каюте было настолько просторно, что при желании хватило бы места двум-трем парам станцевать вальс. Освальдр присел во главе стола и молча жестом указал дочери на сидение возле себя, гости остались стоять, а Вейдвальдс прикрыл входную дверь изнутри.

— Дочь моя, — сам герцог нарушил воцарившееся молчание. Говорил он тихо, его речь на расстоянии можно было различить, только напрягая слух. — Ты представить себе не можешь, как это все меня огорчило.

— Простите, папенька… — пролепетала девочка. — Я не хотела, чтобы так все получилось…

— Я думал, что ты уже достаточно взрослая, и я могу доверять тебе, как здравомыслящему человеку… — продолжал мужчина своим убийственно-спокойным тоном. — Возможно, в том, что случилось, есть и моя вина. Теперь я понимаю, что упустил что-то важное в твоем воспитании… Единственное, на что мне остается надеяться, так это на то, что еще не поздно что-либо исправить…

— Меня накажут?.. — робко спросила Олли. Видимо, отца девчонка боялась сильнее, чем пиратов, хотя как бы суров ни был герцог, он не создавал впечатление человека, способного родную дочь отправить в море по доске или протянуть под килем.

— Нет, тебя не накажут, — неожиданно удивленно ответил он. — Тебя как жертву подлого преступного плана можно обвинять в чем-то в последнюю очередь. Что ты, невинное дитя, могла поделать против бандитской шайки… Напротив, ты сделала все, что могла при таких обстоятельствах. Как доложил мне капитан Вейдвальдс, ты проявила смелость и находчивость в непредсказуемых ситуациях, и это достойно похвалы, а не наказания, — у Молиры чуть рот не разинулся от изумления. — Возможно, я и не смог воспитать в тебе все те качества, которые хотел бы видеть в своей наследнице… Но ты оказалась способной постоять за себя, а главное… выжить. За твою жизнь я готов был бы даже пойти наперекор своим принципам и вступить в соглашение с пиратами, предложив им выкуп… Но его никто не просил. Главное, чего я больше всего боялся, так это того, что ты погибнешь.

— А я всегда думала, что если меня не станет, тебе будет только легче… — додумалась дочка выдать папеньке свою «гениальную» мысль. — Никто не будет дома путаться под ногами, а на людях позорить тебя и «марать честь семьи»…

— Не заставляй меня разочаровываться в твоих умственных способностях… — вздохнул он. — Ты можешь представить еще хоть одного человека, ради которого я брошу все свои дела и на поиски которого отправлюсь сам, не доверив эту миссию даже хорошо обученным и специально нанятым людям? Неужели я кажусь тебе таким чудовищем?.. Прости, если это так, но я всегда делаю все возможное ради твоего блага. Я уже потерял жену и не могу допустить потерю еще и дочери.

Спустя каких-то пару секунд после такого откровения, Олли, всхлипывая, бросилась к отцу, а тот крепко прижал ее к себе и запечатлел на детском лбу сдержанный, строгий поцелуй. Немая сцена заставила всех присутствующих в кают-компании почувствовать себя лишними. От избытка чувств, витавших вокруг, воздух сделался густым, что сироп, и вдыхать его приходилось словно бы с дополнительным усилием… Судовой врач со «Сколопендры» сосредоточенно блуждал взглядом по помещению, пытаясь отыскать Ту Самую Точку, в которую положено смотреть во время всех неловких моментов, когда на людей пялиться просто неприлично. И его даже слегка напугало то выражение, которое он увидел сейчас на лице Шивиллы Гайде. Раньше ему такого наблюдать никогда не доводилось. Девушка выглядела такой вдохновенно-растроганной, будто бы сейчас сама подбежит к ним третьей обниматься. Но наваждение быстро рассеялось, и перед доктором вот уже снова стояла невозмутимая морячка. Худое лицо герцога ненадолго осветила полуулыбка, которая на его устах стоила очень дорого. Он аккуратно отцепил от себя дочку, ухватившуюся за него цепко, как осьминог со всеми своими липкими щупальцами, посадил ее обратно на стул и незаметно подал носовой платок, одними губами произнеся: «Веди себя прилично».

— Что ж, — продолжил Освальдр, — теперь я, пожалуй, должен по достоинству оценить того человека, без чьего вмешательства спасение моей дочери было бы невозможно… — на этих словах Шивилла ущипнула Ларри за руку. Чтобы заранее не радовался, и, как выяснилось, оказалась права. — Капитан Вейдвальдс, подойдите. От имени всей королевской семьи я официально выражаю вам благодарность за успешно проведенную операцию.

— Я всего лишь выполнял свой долг, — чинно поклонился юноша.

— Вейдвальдс, сколько вам лет?

— Двадцать один, ваша светлость.

— Хороший возраст для великих свершений… Учитывая то, что я знал о вас до этого, я могу предсказать вам блестящее будущее. Если, конечно, не растеряете боевой дух и рвение.

— Благодарю Вас. Для меня не может быть награды дороже этой похвалы от Вас. Я обещаю оправдать оказанное доверие… — Виллем только разошелся для того, чтобы выдать пространное художественное сочинение, которое он, возможно, готовил еще на выпускном курсе военно-морской академии, а тут, наконец-то, представился случай применить его на практике. Но его перебила сморкающаяся принцесса.

— Ой, тысячу извинений, сэр, — наигранно попросила прощения девочка, прикладывая ручонку с сопливым платком к груди. — Но вы ничего не забыли? Мне кажется, или вы спасали меня не совсем один? Или не совсем вы? Или совсем не вы?.. — капитан виновато покосился на ребенка и залился краской смущения.

— Кажется, я успел пропустить даже то, как моя маленькая дочь успела стать циничной… — строго заметил герцог. — Только вот держать язык за зубами в нужный момент ты так и не научилась. Сейчас я дойду и до твоих…

— Друзей! — подсказала зеленоглазка, когда ее отец не смог или не захотел подобрать нужного слова.

— Да, — коротко согласился он. — И ты несправедлива к сэру капитану. Он, к твоему сведенью, в своем отчете ничуть не умалял, а, на мой взгляд, даже в некоторой степени преувеличил роль этих людей. Вейдвальдс, будьте добры представить, — мужчина изволил наконец обернуться прямо в сторону «этих людей» и обратить на них свое высокое внимание.

— Шкипер Гайде и доктор Траинен. «Золотая сколопендра», торговый флот, судно второй категории.

— Капитан и судовой врач?.. — переспросил сын короля, переведя взгляд с Лауритца на Шивиллу.

— Наоборот, — осторожно поправил его Виллем.

— Ах, все ясно… — выдохнул он с выражением «куда катится этот мир», которое можно было прочитать в его зеленых глазах и горизонтальной морщинке, перечертившей лоб. — Что ж, вас мне тоже стоит благодарить за то, что вы любезно предоставили моей дочери временное убежище на своем судне, даже не зная о том, кто она… возможно, это было и к лучшему… и предоставили ей достаточную защиту. Мадам Гайде, я уже слышал, что это привело вас к стычке с пиратами. То, что ваше судно сейчас стоит в прекрасном состоянии в порту, а вы — передо мной, делает честь вашим способностям к ведению боя… Но и ничуть не умаляет ущерба, который вы понесли. Что вы теперь от меня потребуете? — спокойно поинтересовался герцог, посмотрев девушке прямо в глаза.

— Потребуем?.. — немного растерялась Шивилла. — Ваша Светлость… Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, мы не те люди и не в том положении находимся для того, чтобы что-то требовать. Мы ведь не пираты все-таки… вне зависимости от того, что вам мог рассказать вот этот капитан, — она коротко кивнула в сторону Виллема.

— При высокопоставленных свидетелях прошу у вас прощения за ложное обвинение, — если бы у молодого капитана не был таким приятным голос, можно было бы сказать, что он это отчеканил.

— Не прибедняйтесь, Гайде. Я не верю в существование людей, которые готовы работать за «спасибо». Энтузиазм, верность, благородство… это все прекрасно, но в нашем несовершенном мире на одном добром слове ни одна добродетель не сможет просуществовать бесконечно долго. Лгать — грешно, так что не лгите мне. Вы все равно не заставите меня поверить, что вам ничего не нужно. Берите, пока предлагают, пользуйтесь тем, что я у вас в долгу — вот в этом нет ничего зазорного… Волей-неволей вы сослужили мне службу и будете за нее вознаграждены. Один мой мудрый советник утверждает, что в мире все уравновешено и за каждое дело человеку воздается. Это может произойти в любое время и в любой форме, не важно, прямо или сложными, окольными путями. Так что долги лучше раздавать сразу, и свой я хочу вернуть немедля, чтобы в дальнейшем судьба не столкнула меня ни с какими неожиданностями.

— Что ж, спасибо, Ваша Светлость. Справедливо… — рыжекудрая прокашлялась. — С вашего позволения, я уже вторую неделю простаиваю в порту с товаром и безо всякого толку и мечтаю уже поскорее поднять паруса и смотаться, наконец, из этого места. Неплохо было бы получить за простой небольшую компенсацию, — увидев, что мужчина во главе стола слегка кивнул одобрительно головой, капитанша заговорила уверенней. — В бою «Золотая сколопендра» получила повреждение, которое мы ликвидировали своими силами. В моих записях есть стоимость всех материалов, плюс работа людей…

— Это все хорошо. А лично для себя чего вы просите? — такое ощущение, что у Освальдра Дриорского был план добрых дел, которые нужно было совершить. И, не осуществив его в срок, он рисковал навлечь на себя большие неприятности…

— Для себя я бы хотела, — заявила Гайде после кратких раздумий, — сменить торговый патент на стандартный. Четыре года назад я имела честь получить королевское помилование, но в связи с этим, как вам хорошо известно, вынуждена платить в государственную казну двойной процент от своей прибыли. Если это возможно изменить, я буду… бесконечно благодарна, — герцог молчал. Слегка нахмурившись и закусив губу, Шивилла уж было озаботилась, что ляпнула что-то лишнее.

— Гайде проверку на наглость прошла, — наконец спокойно выдохнул Его Светлость. — Вы получите все, что просили.

— Огромное спасибо! — Шивилла сделала то, что не подобает воспитанной даме… никаких непристойностей, просто сняла шляпу и поклонилась.

Тут темноволосая девчонка соскользнула со своего места и юркнула за спинку отцовского кресла, склонившись к его уху и сообщая сведенья, вестимо, повышенной секретности.

— Это судовой врач, который, как ты утверждаешь, тебя спасал? — девочка кивнула, а он подозвал рыжего лекаря жестом к себе.

— Лауритц Траинен, доктор медицины, Ваша Светлость.

— Можете поцеловать мне руку, — мужчина медленно протянул ладонью вниз левую кисть, пальцы которой были украшены простым золотым кольцом и массивным перстнем.

«Спасибо, что-то не очень хочется…» — подумал Ларри про себя, но на деле, конечно, не позволил себе такой дерзости. Геройство геройством, но зарываться никогда не нужно, особенно, зная крайне неприветливое отношение Его Светлости к медицинской братии, зародившееся после известных событий. Подумаешь, одним из многочисленных «пунктиков» умного мужчины было то, что все врачи — лжецы и шарлатаны, раз кто-то из них однажды не сумел спасти его возлюбленную супругу… А, коротко прикоснувшись губами к перстню, Траинен, как назло, вспомнил, как он целовал руку Олли, когда та порезалась на камбузе. Неуместное воспоминание едва не заставило его нервно рассмеяться, но он вовремя сдержался.

— Хм… Доктор… Вам выпишут благодарность на гербовой бумаге с печатью.

— Папа! — возмутилась Молира. — Ведь это… нечестно… Лауритц, может быть, стал моим лучшим другом! Он меня прятал, защищал ото всех, искал… А ты ему — «спасибо» на бумажке.

— Дочь моя, ты всегда была склонна приукрашивать действительность. Я не буду спорить с тем, что доктор Траинен (возможно) — хороший человек. Но этот человек менее всего кажется мне похожим на героя… К тому же, ты когда-то жаловалась, что у тебя нет друзей, которые общаются с тобой, не получая за это жалования. Не желаешь подтвердить или опровергнуть этот тезис?

— Я не успокоюсь, пока доктор не получит заслуженную награду. И вот не надо меня игнорировать, я не ребенок и совершенно серьезно говорю, что если его несправедливо обделят, то я… Я… Да я выйду за него замуж!

Ларри нервно сглотнул и пальцем ослабил галстук на шее, представляя, как вокруг нее затягивается пеньковая петля.

— Ее Высочество шутит… — севшим голосом выдавил он.

— Конечно, шутит, — ледяным тоном вторил герцог. — Ладно, о вас мы еще поговорим.

В двери кают-компании постучали, и, с позволения, внутрь заглянул один из вахтенных офицеров, сообщая, что разрешения войти просят некие дамы. Как оказалось, Его Светлость взял с собой на корабль пару незадачливых воспитательниц, которые умудрились прохлопать маленькую девочку в стенах родного дома. Герцог справедливо рассудил, что если наследница найдется, ей потребуется дамская компания и уход на протяжении пути, а если не найдется… Этого женщины боялись больше всего.

— Пускай войдут, — махнул кистью руки Освальдр. Сразу за тем в каюту, шурша подолами дорожных платьев, все равно казавшихся неуместно пышными, впорхнула сухонькая пожилая вдовушка-графиня и ее пышнотелая компаньонка — девушка не первой и уже даже не второй свежести. Придворные дамы присели в реверансах и, охая и ахая, заламывая белые руки, подбежали к девочке, которую это совершенно не обрадовало. Чудом умудряясь друг друга не перебивать, они начали хлопотать вокруг малышки, как квочки, и бурно выражать свое счастье пополам с сочувствием.

— О, силы небесные! Бедное дитя, что Вам только пришлось пережить… — причитала графиня.

— Ах, что случилось с Вашими прекрасными косами? У кого только рука поднялась на такую красоту?.. А во что Вас одели!.. — вторила ее спутница.

— Бедняжка, да Вас просто не узнать… А это что такое… загар? Какой ужас!

— Неужели Ее Высочеству довелось провести месяц с ними??? — дама с плохо скрываемой брезгливостью во взгляде покосилась на сколопендровцев.

— Какой кошмар, да ведь это настоящие пираты!..

— Скажи спасибо, что я надел чистую сорочку и галстук, — шепнул Лауритц своему капитану. — И произвел обо всей твоей команде впечатление, наилучшее из возможных. Представь только, что было бы, увидь они кого-нибудь из простых матросов?.. Тут бы без обморока, пожалуй, не обошлось…

— Дамы, вам очень повезло, что вы не видели настоящих пиратов, — сурово прервал эти бабские глупости герцог. — Хотя, они сейчас находятся под стражей капитана Вейдвальдса, и если вас они очень интересуют, у вас будет возможность познакомиться с ними поближе. Пока они еще живы.

Кстати, о пиратах. Они ведь остались последним неоконченным делом в этих землях, но с ними никто и не думал долго церемониться. Никто не собирался тратить пространство в карцере и переводить харчи, транспортируя осужденных на смерть преступников через океан, так что их казнили в тот же день, на закате, прямо на борту «Адамины». Необычное зрелище — восемь тел, болтающихся в ряд на рее, на фоне неспешно темнеющего неба и кроваво-красного солнечного диска, тонущего в окрашенных в закатные цвета водах, оценить его спорную эстетическую ценность имели возможность все желающие. Каждый, кому разбойники успели попортить немало крови, мог порадоваться свершившейся справедливости. Но, глядя на отплясывающие в воздухе последний судорожный танец ноги и головы в мешках, свисающие набок на переломленной шее, мало кому хотелось радоваться…

Зато на следующее утро, прямо на рассвете все три корабля дружно подняли паруса и отправились в обратный путь. Никогда еще «Золотая сколопендра» не ходила в эскорте, тем более, в таком. Капитан Гайде была от этого не в восторге, но ее никто не спрашивал, а просто удостоил такой чести. Зато теперь ни один пират не осмелился бы напасть в нейтральных водах на торговца, находящегося под защитой двух больших военных кораблей. На их фоне флейт «Сколопендра» казался совсем небольшим, а свою скороходность ему пришлось попридержать про запас, но чего только не сделаешь ради красивого, пафосного выхода… Правда, в первые дни обратного путешествия море немного штормило, но такая мелочь не могла помешать ни одному из опытных мореплавателей.

— Обложили со всех сторон, — вздохнула Шивилла Гайде, ненадолго оторвавшись от своей работы и подойдя к судовому врачу, стоявшему, привалившись к фальшборту, и апатично созерцавшему воду за бортом. — Куда ни глянь — везде Королевский Флот. Справа — «Ветрокрылый», слева — эта хоромина под парусами, «Адамина». Еще чуть-чуть, и я сама начну всем рассказывать, что служила… А еще этот Вейдвальдс, когда я нечаянно глянула в его сторону в трубу, заметил меня и помахал рукой. Вот козел, что ж он меня при людях-то позорит? Они ведь могут подумать, что мы знакомы, да еще и дружим… — девушка легонько толкнула рыжего локтем в бок. — А ты чего такой смурный? У тебя-то все в порядке?

Ларри помотал головой.

— Здесь все пропахлось ка-ка-о… — страдальчески протянул доктор, повесив голову и запуская пальцы в свои волосы. — Силы небесные, я лет пять как не страдал морской болезнью, но теперь меня тошнит от одного запаха…

— Ох, кажется, на борту появилась новая прынцесса? — пожурила его капитанша. — Запах ему, видите ли, не нравится… Тоже мне, велика проблема. Да ты спустись в кубрик и попроси всех матросов разом снять башмаки. Или у меня есть идея получше — если хочешь, можешь отсидеться у меня в каюте, а я специально для тебя буду курить и жечь винные пробки…

— Вот спасибо… — доктор слегка усмехнулся. И тут он заметил мелькнувший в воде продолговатый силуэт, а за ним еще один, и еще. Морскую рябь прорезало несколько треугольных плавников, а над волной высоко выпрыгнул и снова нырнул, поднимая сноп брызг, дельфин. Здесь их оказалась целая стайка, и они, серые, с блестящими круглыми боками, резвясь так, словно в их подводной жизни не существует никаких забот, с любопытством сопровождали корабли, присоединившись к почетному эскорту.

— О, посмотри, дельфины! Какие они славные… Это хороший знак. Пожалуй, плаванье должно оказаться успешным.

— Я не склонна верить в эти сказочки… Почему-то, если корабль столкнется с пиратами или, не приведи случиться, потерпит крушение, то во всем виноват будет капитан, а если дорога пройдет гладко, то за это нужно будет благодарить каких-то рыб? С какой это радости?

— Вообще-то, дельфины — это не рыбы, — учительским тоном заметил Лауритц. — Они вскармливают своих детенышей молоком…

— А ты откуда знаешь? Тебя что, вскормила стая дельфинов? — недоверчиво прищурилась Шивилла. — Или ты когда-нибудь это видел своими глазами?

— Эм-м-м… нет. Но я об этом читал.

— Эх ты, читатель… Я бы на твоем месте не верила всему, что написано, — тут взгляд Шивиллы привлек еще один объект, двигавшийся в воде с меньшей скоростью. — А это что такое? Можете мне ответить, о великий доктор-натуралист?

— Это… — Траинен присмотрелся и сам удивился. — Черепаха?.. А она как здесь очутилась?

— Подождем еще чуть-чуть. Если сейчас мимо еще русалка проплывет верхом на морском единороге, то я незамедлительно поверю во все без исключения приметы. Иначе не считается, — девушка еще немного помолчала и заговорила чуть тише, тоном, не сдобренным насмешливостью. — Знаешь, Ларри, я хотела тебе еще кое-что сказать, да что-то все никак собраться не могла.

— Да, мадам капитан, я внимательно слушаю, — судовой врач тоже сразу подобрался и посерьезнел, сам еще не зная, к чему приготовился.

— Я это… Ну, то самое… как бы… Да ты и так должен меня понять. Понимаешь?..

— М-м-м… Не совсем… — Лауритц заинтересованно склонил голову набок и внимательно посмотрел на капитана, выглядывая из-под полей треуголки.

— Я извиниться хотела. Вот, — наконец, выжала из себя Гайде. Похоже, такие слова она произносила ой как нечасто, и давались они ей с большим трудом. — Прости, пожалуйста. И не смотри на меня так! Ты прекрасно знаешь, за что… За все, что я тебе раньше успела наговорить. За размазню, за труса, предателя и все такое прочее… И за то, что сомневалась в тебе, хотя не надо было. Теперь, конечно, все вроде как хорошо, но я же понимаю, что на самом деле то, что было, никуда не делось. Ох, такое дерьмо, честно говоря, получилось… — рыжекудрая тяжело вздохнула и на секунду опустила глаза. — Как вспомню себя тогда, так и хочется той тетке хорошенько в глаз заехать, в целях профилактики, будто бы это вовсе и не я была.

— Ну, что же ты так… Чуть что, сразу в глаз. Не надо, — Ларри улыбнулся. От такого чистосердечного признания у него сразу как-то потеплело на душе. — Ту, как ты выразилась, «тетку» я уже простил. А на тебя так тем более зла не держу…

— Вот и хорошо, — приободрилась морячка и отшутилась, чуть разбавляя приторность момента: — А то с судовыми врачами лучше не ссориться — мало ли, что у них на уме.

Глава 12. Раздача слонов

Недели путешествия пролетели незаметно… Нет, это, конечно, неправда. Морские переходы бывают унылыми и однообразными, если ты — раб галерный, прикованный к веслу, или простой матрос в слабо пригодных для жизни и работы условиях. Бывают они увлекательными и запоминающимися, если ты — влюбленный в море приключенец, или просто находишься на «своем месте» в «подходящей компании». Но только не незаметными. К тому же, особую нотку всеобщему настроению придавало ощущение скорого возвращения домой для тех, кто считал своим домом определенный кусок суши, и спокойный отдых с временной сменой обстановки для всех остальных. И вот, пересекши невидимую границу, очерченную последним на пути теплым течением, и обнаружив, что воды за бортом приобрели узнаваемую зеленую окраску, все путешественники поняли, что их конечная цель уже совсем близка.

Лишь только «Золотая сколопендра» пришвартовалась во всем знакомом порту, ее капитанша с головой погрузилась в работу, нарочито забыв о том, что случилось ранее, и в чьем сопровождении она сюда прибыла. Матросы сновали, как муравьи, нагруженные тюками и ящиками, а Гайде постаралась незаметно спрятаться за их широкими спинами от своих высокопоставленных должников. Конечно, бывшая пиратка могла просто прийти и стукнуть господину герцогу кулаком по столу, требуя заслуженную награду, но Шивилла не хотела, чтобы в порту расползлись слухи о том, что она стала водиться с правительством. Но действия с противоположной стороны не заставили себя ждать — на «Сколопендру» заявился ливрейный лакей с письмом от Его Светлости, запечатанным свежим, еще мягким на ощупь сургучом.

— Траинен! — рыжеволосая девушка появилась на пороге судового лазарета. — Танцуй. Нам пришло письмо с «Адамины».

— И что пишут?

— Понятия не имею, — пожала плечами Шивилла. — Я же для того и принесла его, чтобы ты прочитал. Я ведь не умею, — подойдя к Ларри, капитан бесцеремонно приподняла его лицо за подбородок и захлопнула разинутый от потрясения рот. — Да шучу я, умею я читать. А ты еще в этом сомневался??? Я запомню… А пишут вот что. Завтра в час по полудню, в городской ратуше Порт-Каллат состоится торжественное мероприятие в честь повышения капитана Виллема Вейдвальдса в чин коммодора. Представляешь, этот мальчик уже такой важный офицер… Мне, что ли, возгордиться тем, что такая важная персона когда-то пыталась меня арестовать?..

— Неплохие новости. А что, лично я могу за него порадоваться…

— Ты можешь порадоваться еще больше, когда узнаешь, что нас туда приглашают. А потом еще нам предоставляется… ах, какая честь — возможность присутствовать на званом обеде в летней герцогской резиденции.

— Нас приглашают?.. Нам предоставляется?.. — уточнил Лауритц.

— Ну, да. Все в том же составе… Нужно же показать свету «героев из простого народа». Сама бы я вряд ли пошла, да и тебя одного хрен знает куда, к каким-то надушенным и накрахмаленным дамам и господам не отпустила бы. Свернут они тебя с пути истинного и к себе завербуют, а мне такой ценный кадр самой нужен… на корабле. А вместе можно и сходить. Не так ли, сэр доктор?

— Так точно, мадам капитан.

Поговаривали, что молодой офицер и так шел на повышение за успевшие накопиться в его послужном списке боевые заслуги, но с ним решили повременить до того, как будет выполнено последнее, весьма щекотливое задание. Кто-то считал, что это было странное испытание для капитана, а кто-то даже предполагал, что его шантажировали, мол, не найдешь девчонку — будешь всю оставшуюся жизнь сидеть и бумажки разбирать в адмиралтействе. Достоверно уже никому неизвестно, чем отличился или, наоборот, проштрафился этот симпатичный молодой человек, но своего он таки добился.

В не слишком большом здании городской ратуши собралось достаточно много гостей, большинство из которых были военными. Освальдр Дриорский, на правах действующего вице-адмирала Королевского Флота, вручил Вейдвальдсу знаки отличия и именную шпагу, с выгравированными на пяте клинка инициалами. Лауритц никогда не присутствовал на подобных мероприятиях, поэтому в его богатой фантазии уже нарисовался описанный в книгах обряд средневековой воинской инициации и посвящения в рыцари. А пока судовой врач мысленно примерял на герцога красную мантию, подбитую горностаем, обряжал простых солдат в сверкающие доспехи и думал, между какими предметами интерьера можно втиснуть тушку настоящего дракона, все уже и к концу подошло.

Когда часть публики уже начала расходиться, Ларри предложил своему капитану на широкой, устланной по торжественному случаю ковровой дорожкой лестнице взять себя под руку.

— Я что, — возмутилась девушка, — похожа на старую или немощную? Спасибо, но я как-то пока сама в состоянии передвигаться.

— Нет… Извини. Но так же принято…

— Ну, раз принято… — мгновение поразмыслив, капитанша все-таки приняла предложенную руку.

Шивилла, между прочим, в честь официального мероприятия даже совершила, на первый взгляд, невозможное — оделась в платье. Правда, ее одеяние было шито совершенно не по придворной моде и явно привезено из каких-то заморских стран — оно представляло собой огромный отрез расписного шелка, явно невероятно дорогого, и одному лишь черту было известно, как женщины умудряются наматывать его на себя. Схваченная поясом чуть выше талии и сколотая блестящей брошью ткань подчеркивала капитанскую грудь, а ее скрученные жгутом концы перекрещивались и были завязаны на шее, под волосами. На оголенном плече же белел достаточно свежий шрам, которого девушка совершенно не стеснялась. Правда, каково же было ее удивление, когда в сопровождении капитана… простите, теперь уже коммодора Вейдвальдса она увидела девицу в штанах. В обычных, узких мужских брюках из светлого материала, заправленных в высокие лакированные сапожки. И лаконичность этого наряда не портили даже многочисленные кружева и оборки, начинавшиеся от груди и продолжавшиеся до самой шеи (порой ведь и мужчины не брезговали подобными украшательствами).

— Ты посмотри! Ты посмотри на нее! — Гайде ткнула доктора под ребра и указала пальцем в сторону той молодой шатенки. — Деваха в штанах!

— Ага, вижу… Только руку опусти, а то заметит же. И что?

— А то! Ну вот, так и знала… Мне тоже нужно было одеться, как нормальному человеку. Так было бы намного лучше, и претензий бы ни у кого не возникло.

— Да ладно тебе, Шивилла. По-моему, ты сегодня великолепно выглядишь. То есть… — осекся Ларри, — ты всегда прекрасно выглядишь, во что бы ни была одета. Но сегодня ты прекрасна по-особенному. О, Виллем! — окликнул он оказавшегося рядом офицера, чтобы переключить разговор на другого собеседника и перестать нести банальный бред. — Примите еще раз наши поздравления. А, позвольте узнать, кто ваша очаровательная спутница?

— Спасибо, друг мой, мне очень приятно, — юноша ослепительно улыбнулся. — Из ваших уст поздравления в мой адрес звучат как-то иначе, чем от моих сослуживцев… Может быть это потому, что вы никогда в жизни не метили на мое место… А спутница — это моя младшая сестра. Позвольте представить, девица Даниэла Вейдвальдс. Даниэла, познакомься с доктором Лауритцем Траиненом и мадам Шивиллой Гайде.

— Рада знакомству, — девушка учтиво кивнула. — А вы… — она окинула внимательным взглядом доктора с капитаншей и осмелилась высказать свое предположение в самой доброжелательной форме, — семейная пара?

— Никакая мы не пара! — сдержанно отрезала Шивилла, отпуская руку судового врача, словно бы этот жест во всем виноват. От волнения на щеках морячки проступил легкий румянец, и ее злило то, что по нему окружающие могут заметить, что она занервничала. А от злости кровь еще больше приливала к щекам, вот такой замкнутый круг… — Мы работаем вместе. Сэр доктор работает на меня на моем корабле.

— О, мадам Гайде, так вы судовладелец? — восхищенно распахнула глаза девица.

— Да, именно. Я бы даже сказала, капитан.

Юная сестрица Виллема была приятно удивлена знакомством с женщиной-капитаном (очевидно, первой на ее веку) и тут же со знанием дела поведала ей о своих планах в будущем потратить свое приданное на приобретение небольшого судна и в дальнейшем зарегистрировать транспортную компанию. Польщенная позитивным вниманием к своей персоне, морячка посчитала своим долгом дать девочке пару дельных советов, при этом деликатно обойдя вопрос о том, каким путем она сама пришла в морской мир. Таким образом, между двумя девушками завязалось что-то неожиданно похожее на настоящую светскую беседу…

— У вас красивое перо на шляпе, — вдруг обратился к Лауритцу до этого тихо скучавший подле сестры коммодор.

— Спасибо, — немного растерянно кивнул Ларри. — Я ведь ношу его, потому что я — доктор. А к чему это вы?

— Просто так… Знаете, Лауритц, когда наши женщины начнут решать проблемы судоходства, нам только и останется, что обсуждать шляпки… — в этот знаменательный момент у Виллема Вейдвальдса было обнаружено серьезное подозрение на наличие чувства юмора.

Ближе к вечеру в том самом доме, откуда некогда так активно рвалась на свободу маленькая Молира, собрали избранных гостей. «Избранных» оказалось около двух десятков. Здесь, в основном, были старшие офицеры «Ветрокрылого» и «Адамины», некоторые с супругами, родственники новоиспеченного коммодора Вейдвальдса — младшая сестра и отец, благородный старик, увенчанный сединами ветеран, несколько придворных дам, фрейлин маленькой принцессы, и, само собой разумеется, две рыжих «неведомых зверушки», коими для публики казались Ларри и Шивилла. Гостей в просторном холле встречал сам герцог и, на правах почти что хозяйки дома, его десятилетняя дочь.

— Видишь, Шивилла, — негромко заметил Лауритц, — здесь не одной тебе ношение платья кажется пыткой, — и правда, Олли явно страдала в громоздком, пышном платье, уменьшенной копии тех, что носят взрослые дамы.

— Ха! Мальчиком ей было намного лучше, — хохотнула Гайде.

— Только не смейся над ней! Бедной девочке и так тяжело… — укорил ее судовой врач… и сам же первый прыснул со смеху, когда «прынцесса» не сумела с первой попытки раскрыть большой веер из пушистых страусовых перьев, нечаянно попала им себе в нос и чихнула.

— Уважаемые гости, дамы и господа, я рад приветствовать вас в своем доме, — обратился ко всем Его Светлость. — Не секрет, что я крайне редко, — точнее будет сказать, практически никогда, — не собираю здесь гостей. Но сейчас на то есть особый повод. Моя прекрасная дочь Молира снова со мной, и я хочу отдельно поприветствовать людей, благодаря которым наследница возвращена в отчий дом. Не только поприветствовать, но и должным образом отблагодарить. Прошу две минуты внимания, — герцог вызвал Гайде и Траинена на середину зала и величаво прошествовал к ним. Олли же тенью увязалась за отцом. Забавно было то, как девчонка пыталась копировать его походку, и еще забавней — то, что у нее совершенно это не получалось. — Мадам Гайде. Когда-то вы были вне закона и грабили государство, — Шивилла подняла глаза к потолку и беззвучно выдохнула. Вот не мог этот человек обойтись без ложки дегтя… — Указ моего милостивого отца даровал вам и таким, как вы, помилование, и все это осталось в прошлом. Теперь же вы можете грабить государство на законных основаниях. В ваше распоряжение отправляется торговый патент. Используйте его с умом.

— Благодарю, Ваша Светлость, — девушка развернула солидного вида пергаментный свиток, и ее радость от прочтенного не смог омрачить даже предшествующий этому унизительный поцелуй руки дающей — традиция, сохранившаяся еще с черт-те каких замшелых лет. Ведь новый облагающий ее налог был действительно грабежом средь бела дня, причем в пользу капитана Гайде.

— Доктор Траинен, — даритель перешел к следующей персоне. — Я уже наслышан о ваших подвигах… даже больше, чем хотелось. Говорят, что вы — мастер своего дела. Это хорошо, когда человек находится на своем месте… А квалифицированному врачу не пристало быть бродягой. Наш долг — поддерживать молодых, талантливых специалистов, поэтому примите от меня эту дарственную.

Как и положено было, рассыпавшись в официальных благодарностях и приложившись к герцогскому перстню, Лауритц развернул свою грамоту, не ожидая увидеть там что-либо сверхъестественное, и пробежался глазами по каллиграфически выписанным строкам. Герцог явно прибеднялся тогда, во время первой встречи с судовым врачом со «Сколопендры». Ведь сейчас он пожаловал ему дарственную на… земельный участок с домом на побережье, между прочим, в двух милях от порта.

— Что?.. Вы не шутите? — широко распахнутые глаза доктора заблестели, как у мальчишки, получившего в подарок на день рождения желанную игрушку.

— Я шучу? — Освальдр сопроводил вопрос взглядом повышенной суровости.

— Ах, да… Нет. Простите, Ваша Светлость. Благодарю за такую щедрость.

— Все, как ты хотел, Лауритц, — вступилась Олли, скромно выглядывая из-за папиной спины. — Я ведь запомнила… А желания, загаданные на падающие звезды, должны сбываться. Нравится?

— Нравится — не то слово… Спасибо!

— Щедрость — добродетель людей обеспеченных. Мне не оставалось делать ничего иного… Иначе мне, чего доброго, пришлось бы оставить вас где-нибудь в своей свите. Очень уж вы полюбились моей дочери… Но постарайтесь теперь держаться от нее подальше.

— Дай посмотреть! — спустя минут десять настойчиво попросила Шивилла. — Что там такое, пожизненное содержание, пенсия? Ах… дом… Что ж, тоже вполне неплохо, сэр доктор. Но советую пока не обольщаться. Вдруг он крохотный. Или находится в аварийном состоянии. Или там кто-то недавно умер лютой смертью… Но ничего, огорчаться тоже не спеши.

А за официальной частью последовал обед, плавно переходящий в ужин. В освещенной большой люстрой и множеством канделябров, сверкающей серебром и хрусталем столовой во главе стола расположился сам герцог, по левую руку от него разместилась дочка в окружении своих фрейлин, по правую — коммодор Вейдвальдс с семьей. Рыжую парочку отсадили настолько далеко, насколько позволяла длина стола, и они оказались сидящими аккурат напротив какого-то незнакомого старшего лейтенанта и его жены. Шивилла, сперва слегка озадаченная количеством положенных перед ней столовых приборов, быстро сориентировалась в ситуации и сосредоточилась на содержимом своих тарелок, не забывая регулярно напоминать лакею, чтобы тот не филонил, а наполнял ее бокал, как только тот опустеет. Лауритц больше внимания уделял своему окружению, ему было интересно наблюдать за тем, о чем шепчутся дамы и сдержанно переговариваются кавалеры. Тем для бесед оказалась масса, правда, далеко не во всех могли поучаствовать простые и беспафосные обитатели «Золотой сколопендры». Например, вот одна молоденькая дамочка задорно подметила, что «балы да обеды здесь не в почете, но на несостоявшейся помолвке они сэкономили немало средств, и теперь многое могут себе позволить», но тут же осеклась, поймав на себе гневный взгляд зеленых герцогских глаз. Осознав, какую глупость только что ляпнула, придворная побледнела и вышла вон под предлогом необходимости «припудрить носик» и больше не возвращалась.

— Все правильно сделала, — неожиданно заговорила Гайде, отвлекаясь от спаржи под белым соусом, которую она, к слову, ела так, что половина мужчин за столом завороженно оборачивалась. А капитан, как оказалось, тоже была начеку и не теряла бдительности. — Вот и нам с тобой надо будет так же смотать удочки в нужный момент, пока не погнали взашей. Это все, конечно, хорошо и даже приятно, не стану отрицать. Но лишь до тех пор, пока мы никому не надоели, так что палку лучше не перегибать и гостеприимством не злоупотреблять. Его Светлость уж больно смахивает мне на человека, который составляет себе годовой отчет свершений, подсчитывает, скольких людей посадил в тюрьму или казнил, а потом уравновешивает это ровным количеством добра. А как только решит, что лимит хороших дел исчерпан — тут уж держись…

— Между прочим, Его Светлость последние несколько лет активно занимается благотворительностью, — негромко заметил их сосед по столу, расслышавший реплику капитанши. — На собственные средства содержит два сиротских приюта — обычный и для детей погибших военных. Также он учредил ежегодную стипендию для курсантов военно-морской академии. А это все — далеко не шутки.

— Что ж, да я не далеко от истины ушла… Хороший он у вас… у нас человек. Долгих ему лет жизни, — девушка задумчиво пригубила вино за здоровье герцога.

А тем временем можно было заметить, что Молире не сидится спокойно на своем месте. Девочка ерзала на стуле и то и дело незаметно (по ее мнению) отправляла под стол кусочки еды со своей тарелки. А вскоре так вообще попросила разрешения выйти из-за стола, выволокла из-под низко нависающей над полом скатерти толстого, слабо сопротивляющегося мопса, утащила его в сторонку и принялась с ним играть. Песик был холеный, с блестящей короткой шерстью светло-персикового оттенка, с умными глазами на темной морде и чрезвычайно раскормленный. Так что вел он себя пассивно, лениво позволяя делать с собой все, что душе угодно. На этой умилительной ноте трапеза вошла в самую свою непринужденную фазу и начала неумолимо приближаться к логическому завершению.

Дождавшись, пока подадут, наконец, более крепкие напитки, Шивилла осушила стаканчик бренди и вышла освежиться на террасу. Но сбежать от общества ей удалось ненадолго, вскоре ее одиночество нарушил судовой врач, который вроде как тоже случайно пришел сюда подышать свежим воздухом. Но свежего воздуха ему не предвиделось… Жестом фокусника Гайде вытащила из своего декольте одну из коротких и толстых привозных сигар, чем вызвала недоуменную реакцию, написанную на лице лекаря.

— Да ладно тебе, брови опусти. Чего здесь такого? На этом платье нет ни одного кармана, а курить хочется… не могла же я туда засунуть трубку, кисет с табаком и еще спички в придачу?.. — она подошла к одному из фонарей, украшавших террасу по периметру балюстрады, открыла его стеклянную створку и прикурила от фитиля. Блаженно затянувшись табачным дымом, девушка выпустила в прохладный воздух пару сизых дымных колец и оперлась локтями на холодный мрамор перил, обхватив себя за предплечья. — Мда… Тут тебе не тропический климат… — протянула она безо всякой задней мысли. А в следующую минуту Траинен уже снял с себя камзол и накинул его на плечи капитанши. Теперь был черед Шивиллы взглянуть на молодого человека с небольшим удивлением, но она лишь слегка улыбнулась, а противиться не стала.

— Ты ведь хотела носить мужскую одежду, — в ответ улыбнулся Ларри. — Вот, пожалуйста, носи на здоровье, главное, не простудись.

Гайде ничего не ответила, только снова устремила рассеянный взгляд куда-то в пространство и стряхнула пепел с сигары прямо на цветущую внизу клумбу. Теперь к цветкам петунии и душистого табака присоединился табак не совсем душистый… Сейчас ее фигуру, так и выражавшую задумчивость и мечтательность своей позой, можно было перенести прямо на палубу корабля. Там бы она смотрелась органичней. Рыжим кудрям не хватало соленого ветра, а зеленым глазам — вида бескрайних морских просторов…

— Ну что, Лауритц, вот и подходит все к концу?.. — ни с того, ни с сего проговорила девушка, так и не оборачиваясь к собеседнику.

— Угу, — кивнул Ларри, становясь рядом с капитаном и сочувственно поглядывая на клумбу, — честно говоря, никогда до этого не выходил в настоящий высший свет. Мероприятие оказалось довольно утомительным… Неудивительно, что для многих дворян спать до полудня, а потом еще жаловаться на букет разных «благородных» болезней — обычное дело.

— Нет, я не об этом. Я имею в виду, что всё уже закончилось, — пояснила она, делая логическое ударение на этом «всё». — Наше путешествие. Эта дурацкая история. Совсем всё.

— Ну… Да, наверное, ты права. Все рано или поздно подходит к своему логическому завершению, и это всегда бывает даже немножко грустно… Но разве это плохо? История без конца — это как неприкаянный, проклятый корабль, который не может зайти ни в одну гавань.

— Теперь ты уйдешь? — девушка повернулась, вперив прямо в доктора испытывающий взгляд изумрудных глаз, казавшихся светлыми даже в полутьме.

— С какой это стати я должен уходить? И куда ты меня уже выгоняешь?

— Я? Я тебя никуда не выгоняю. Просто… — Шивилла затушила недокуренную сигару и с неожиданным раздражением зашвырнула ее в ближайшие кусты, — ты уже отслужил один рейс и умудрился заработать столько, сколько некоторые за всю жизнь не зарабатывают. Я думала, что теперь ты с чистой совестью начнешь вести спокойную жизнь, которая подобает человеку твоего типа. Это было бы… рационально. Ты ведь такой рациональный…

— Вот так вот запросто бросить завидное рабочее место? — искренне удивился Лауритц. Он смутно понимал, к чему клонит морячка, но не мог сообразить, откуда в ее прекрасной головке поселились такие мысли. — Никак нет, капитан. Да я, может быть, только втянулся и во вкус вошел.

— А мне казалось, тебе должно было не понравиться…

— Почему это?

— Ну, как же… Все эти неудобства, непредвиденные опасности, пираты, драки… Ты ведь на это не подписывался и будешь вправе разорвать контракт, я это пойму.

— А как же любовь? — неожиданно спросил доктор, сопроводив этот вопрос прямым и открытым взглядом.

— Любовь? — она посмаковала это слово, как мудреное название незнакомого города, которое ей нужно было быстро запомнить. — К морю?..

— Да-а-а… И к морю тоже… — нарочито наигранно поспешил согласиться Ларри, вдохновенно прикрыв глаза. А когда он пронаблюдал за лицом Шивиллы, его улыбка приобрела хитрый оттенок. Это было действительно забавное зрелище, в котором искренняя радость настойчиво пробивалась из-под маски скептической невозмутимости, создавая неповторимое выражение. Выражение в стиле капитана Гайде. — А просто так взять, сбежать, испугавшись трудностей, и отказаться от любви — это приравнивается к предательству, — продолжил он, сделав один шаг и приблизившись вплотную к капитанше, — а я любимых никогда не предаю… — почти шепотом проговорил судовой врач, выжидающе глядя девушке в глаза. А Шивилла, не отводя взгляда, слегка отступила назад и протянула доктору руку.

— Можете поцеловать мне руку, — задрав нос и понизив голос, спародировала она и сама же коротко рассмеялась, вовсе не насмешливо, а даже… с облегчением? Так же от души, как она веселилась когда-то, когда Ларри рассказывал ей анекдот про капитана, который путал право и лево, или… а, впрочем, это совершенно неважно.

— Можно? — подыграл Ларри. — Ах, какая честь, Ваше Капитаншество!..

Молодой человек мягко взял девушку за запястье и прильнул губами к ее чуть шероховатой от солнца и соленой воды коже на тыльной стороне ладони, а потом согнул ее руку в локте, сокращая расстояние между ними до какого-то жалкого дюйма. Рыжекудрая красавица положила ладони на плечи доктора, но не отстранила, не оттолкнула его за наглость, а наоборот, обняла, поощряя к дальнейшим действиям. Поднырнув снизу вверх, он легким, едва ощутимым, скользящим движением коснулся девичьей шеи и прижался к ее губам.

— Это злостное нарушение субординации, — прервав поцелуй спустя примерно минуту, выдохнула Гайде и облизнула губы.

— О, да, я злостный нарушитель… — признался Траинен, поудобнее обхватывая талию морячки и сцепляя пальцы в замок на ее пояснице. — И как ты планируешь меня наказывать, мадам капитан?

— Я готова уволить тебя только ради того, чтобы иметь полное право крутить с тобой роман.

— Это нерационально, — Ларри тряхнул кудрявой головой.

— Ах, да… Тогда бы ведь мне тоже пришлось остаться с тобой на суше, мой маленький рыжий доктор.

Глава 13. Все хорошо, что хорошо кончается

Выпустив наших героев из поля зрения на некоторое время (нужно ведь дать им заслуженную возможность отдохнуть после всех свершенных подвигов и наладить свои личные дела), мы имеем возможность вновь лицезреть их на острове Трилистника. Мало кто с первого взгляда мог бы узнать в худенькой девчонке в простом ситцевом платье и широкополой соломенной шляпке, украшенной глянцевитыми, уже подсохшими на солнце зелеными листьями, Молиру Дриорскую. А в красивом, стройном парне с каштановыми волосами, одетом в простой, чистенький мещанский костюмчик, — коммодора королевского флота Виллема Вейдвальдса. Какого черта они притащились сюда в сопровождении сколопендровцев — отдельный вопрос, ответить на который вкратце можно так…

Трифолиум Олли мечтала увидеть всегда, изначально именно сюда она стремилась, напрашиваясь в порту на первый попавшийся корабль. После всего, что ей пришлось из-за этого натерпеться, девочка убедила всех в том, что имеет право на осуществление желания… Так почему бы не показать ребенку один из самых светлых кусочков той жизни, к которой он стремился? А за безопасность ее ответственным назначили Виллема, с которым они уже успели как следует поладить за время путешествия. Согласия коммодора, разумеется, никто не спрашивал, поэтому ему пришлось сделать вид, что он вне себя от счастья предоставленному отпуску. А Лауритц Траинен, подгоняемый по-детски настойчивым «Ты обещал!», должен был показать им самое интересное, что было на острове… А самым интересным, по мнению Ларри, являлся Дом Спасенных Кораблей. Это было старое круглое строение, сложенное из грубо обработанного камня, с множеством маленьких окошек и крышей, покрытой блестящими на солнце металлическими пластинами. На шпиле его крутился флюгер в виде парусника, и над входом висел сколоченный из досточек кораблик… корабли здесь были везде. Дом являлся чем-то наподобие храма, в который толпами валили суеверные моряки, стараясь обеспечить себе тем самым благополучное плаванье или отблагодарить некие высшие силы за чудесное избавление от бед в пути. Каждый в меру своих возможностей нес туда ценности и какие-то безделушки, свечи и цветы, но главным подношением невидимым и безымянным духам были корабли. Маленькие и большие, простенькие бумажные лодочки или настоящие уменьшенные копии больших судов.

— Говорят, что раньше здесь было языческое капище, — объяснил Лауритц девочке, с которой они вместе все утро потратили на сооружение собственной модели «Сколопендры». — Люди надеялись задобрить таким образом злых духов. Считалось, что если они получат в подарок маленький, игрушечный кораблик, то умерят свою ярость и уже не захотят забирать в море большой, настоящий… Честно говоря, я не думаю, что эти духи были такими наивными и их можно было вот так провести на мякине… Но, раз уж храм стоит уже не одну сотню лет, значит, есть в этом какой-то смысл.

Возле храма всегда кучковались нищие, что неудивительно, ведь здесь их шанс получить действительно щедрую милостыню был в разы выше, чем где бы то ни было на острове. Это же порождало и высокую конкуренцию за «клиента», так что местные побирушки были самыми вежливыми, вместо брани и проклятий они выкрикивали прохожим разные любезности и комплименты, а за монету могли помолиться о здоровье дающего любому из божеств на выбор. Внимание судового врача привлек сидящий неподалеку от входа в дом бродяга с длинными мышиного цвета волосами, свисавшими на лицо, и парой костылей. И удивлению Лауритца не было границ, когда он узнал в этом человеке кого-то знакомого…

— Добрый день! — громко поздоровался рыжий, подходя к нищему.

— Бывали у меня дни и добрее… — меланхолично ответил тот.

— Да вы же… Вы меня не узнаете?

— Звиняйте, что-то никак не признаю. Плохо я стал видеть на старости лет… — оправдался попрошайка и «ненавязчиво» протянул вперед почти пустую шляпу для подаяний. Безо всяких раздумий Ларри вбросил туда крупную монету. — Вот, теперь другое дело, — удовлетворенно хмыкнул бездомный, — вот теперь и в памяти прояснилось. Узнаю. Вы тот любезный молодой человек, который в порту искал девочку… — он покосился на Молиру, подозрительно жавшуюся к молодому коммодору. — Как вижу, нашли. Поздравляю.

— Спасибо. Но как вы здесь оказались? Этого понять я не могу.

— А чего же здесь непонятного? — искренне удивился нищий. — С тех самых пор, как было изобретено колесо, добраться из одной точки в другую для человека представляется делом не таким уж проблематичным.

— Мда… Ну, и… Как ваши дела? — нашелся, что сказать Лауритц.

— Да все, как обычно… Я ведь старый, больной и все такое прочее… Но пока есть на свете добрые люди, и я еще сносно смогу пожить. А у вас?

— А у меня все неплохо. Я бы даже сказал, хорошо. Даже очень.

— Рад за вас, — усмехнулся мужчина, тускло блеснув металлическим зубом. — Молодая любовь — это всегда прекрасно…

— Знаете… Честно говоря, вы меня немножко пугаете своей прозорливостью. Можете этого не делать… пожалуйста?..

— Могу и не делать, — нищий пожал плечами, а доктор отправил в его протянутую шляпу еще одну монетку. Вот и поговорили. Дольше точить с ним лясы не было смысла, да и подозрительно это должно было смотреться со стороны, в то время как судового врача ожидали друзья…

В Доме Спасенных кораблей все, не сговариваясь, разбрелись по углам, рассматривая приглянувшиеся диковинки, и даже Вейдвальдс, которому по уставу удивляться было не положено, стоял с разинутым ртом, как мальчишка. Храм всецело оправдывал свое название, так как внутри все его свободные поверхности занимали корабли. Они выстраивались в нестройные ряды на украшенных цветочными гирляндами стеллажах, стояли на полу и даже свисали, подвешенные на тонких тросах, с потолка. Здесь было что-то наподобие библиотеки… где вместо книг — корабли. Некоторые даже стояли в поддонах с водой, где также плавали цветы и специальные плоские свечи. А несколько служек пристально следили за тем, чтобы ни одна вещица не воспламенилась от многочисленных источников огня…

— Я не думала, что ты такой жадный, — заявила Шивилла, глядя на довольно-таки убогое суденышко, которое бережно принес доктор. — Почему бы тебе было не купить с ребенком готовый кораблик, как это сделала я? Вон там, в шатре, в двух шагах отсюда один парень делает шикарные модели, почти как настоящие.

— А мы зато с душой сделали. Мне кажется, такие штуки даже больше ценятся, — рыжий многозначительно поднял взгляд.

— Да ладно тебе… Если как следует присмотреться, то ваш кораблик похож на старую туфлю.

— А ты тогда не присматривайся, — слегка обиделся Ларри, а потом добавил: — Ничего удивительного — туфлю мы и брали под основу.

И эта туфля с батистовыми парусами и почти идеально ровно прочерченной золотой полосой «по борту» заняла достойное место среди прочих произведений народных умельцев. А затем, оставив свою пассию еще подышать сладким дымом воскуриваемых благовоний, судовой врач вышел за порог попрощаться с дочкой герцога, с которой они так много успели вместе пережить.

— Прощай, Олли. Прощайте, Ваше Высочество… жаль, судового врача из тебя так и не получилось… А, может быть, до свидания. Только не сбегай больше, — Траинен усмехнулся в усы, — а то я вряд ли смогу продолжать тебя ловить.

— Спасибо, Лауритц. До свиданья, надеюсь, мы с тобой еще увидимся когда-нибудь. Ты заходи как-нибудь в гости… Чего ты смеешься? Правда-правда, заходи, папа не будет лютовать, я сейчас как раз начала заниматься его воспитанием, вот увидишь, он станет лучше и добрее. И если тебе вдруг что-то понадобится — не стесняйся, обращайся, — девчонка потешно подмигнула, — у меня во дворце связи.

— Хорошо… Хотя, надеюсь, мне ни от тебя, ни уж тем более от твоей семьи больше никогда ничего не понадобится.

— Ларри, а можно я тебя обниму?

— Ну… Можно, наверное. Если только господин коммодор меня за это не захочет арестовать, — Ларри посмотрел на Виллема с легкой, безобидной насмешкой.

— Что, простите? — обратился к нему до этого демонстративно отвернувшийся Вейдвальдс. — Я не расслышал — уже начал молиться о том, чтобы мой отпуск поскорее благополучно завершился.

Лауритц присел и позволил девчушке повиснуть у себя на шее и даже чмокнуть в небритую щеку. Он промолчал — ей потом нянечки популярно объяснят, чем такое поведение чревато для особы ее положения, и что это, возможно, был ее первый и последний поцелуй на ближайшие несколько лет…

— Все, полно уже… Пора расставаться. Видишь, меня уже ждет Шивилла, — доктор обернулся, поглядев на покинувшую стены храма рыжеволосую девушку.

— А ты сделаешь капитану Гайде предложение? — неожиданно превысила Молира все допустимые пределы любопытства.

— Что? Я? Ей? — растерялся от такой прямоты лекарь. — Да что ты такое говоришь?.. Мы же с ней только-только…

— Вы поженитесь? У вас будут дети, двое, один станет врачом, а другой — капитаном?

— Прекрати немедленно! — возмутился он. — Это наша личная жизнь. И на то она и называется «личной», чтобы посторонние туда свой нос не совали, — Ларри легонько поддел указательным пальцем нос девочки.

— Ну что, команда, все к плаванью готовы? — бодро воскликнула капитан Гайде, приблизившись к прощавшимся. — Эй, матрос, трави шкоты! — девушка ткнула пальцем в Виллема и расхохоталась. — Да ладно вам, сэр, вы же под прикрытием. Я помогаю вам сохранить инкогнито.

— А вы скоро еще куда-нибудь поплывете? — полюбопытствовала Олли.

— Скоро… А ты что, хочешь с нами? — хитро подмигнула рыжая.

— Ну, я, конечно, не напрашиваюсь…

— Нет, Ваше Высочество, вы именно напрашиваетесь, — вступился Вейдвальдс. — Основное путешествие, которое вам предстоит в ближайшее время, это дорога домой в моем сопровождении.

— А ведь это тоже не так уж и плохо, — девочка подняла на коммодора заискивающий взгляд.

Молодой офицер любезно распрощался с судовым врачом и капитаном «Золотой сколопендры», пожав им обоим руки и горячо поблагодарив за работу, проделанную совместно, и забрал свою маленькую принцессу, чтобы, наконец, вернуть ее к привычному, спокойному распорядку жизни. А самому немедленно отправиться на очередное задание и сразиться с парочкой пиратских кораблей для того, чтоб хоть как-нибудь развеяться и отдохнуть от утомительной работы нянькой…

— Ну, милейший мой сэр доктор, какие у нас теперь планы? На корабль? В гостиницу? Еще куда-нибудь, есть идеи?

— Шивилла, я надеюсь, ты не будешь против того, что мне предстоит еще одна небольшая встреча?

— С кем это еще? — насторожилась морячка.

— О… — мечтательно протянул лекарь, — с одной прекрасной незнакомкой, которая сегодня на рыночной площади тайно подсунула мне в карман надушенное любовное послание…

— Эй! Щас я тут кому-то устрою незнакомку!

— Не волнуйся так, дорогая, — Ларри рассмеялся. — Нервничать лишний раз — неполезно для здоровья, это я тебе как врач говорю. А мне нужно встретиться всего лишь с одним старым добрым другом, которому я многим обязан. Если бы не он, не стоял бы сейчас рядом с тобой, а продолжал бы грызть сухарики в самой дешевой съемной мансарде…

В назначенное время заявившись в таверну «Старая акула», судовой врач занял свободный стол и приступил к ожиданию и созерцанию окружающей обстановки. Харчевня выглядела точно такой, какой доктор ее запомнил в последний раз. Ее хозяин словно был каким-то колдуном, который умел останавливать время… Можно было даже провести эксперимент — вполне возможно, что здесь у мужчин борода замедляла бы свой рост, ножи не затуплялись, а оставленное в открытой посуде пиво не прокисало бы… Да вот только одна проблема — пиво здесь обычно не застаивалось, и глазом моргнуть не успеешь, как оно улетучивалось самым банальным, вовсе не магическим способом. Коротая время, Лауритц уже отделался от парочки пьяниц, предлагавших ему «скинуться на выпивон», и энного количества девиц не самого тяжелого поведения, которые дружно сочли молодого, хорошо одетого доктора весьма привлекательным. И вот, наконец, как всегда заставив себя дожидаться, явился тот, с кем у Ларри было назначено свидание.

Паоляйн, а это был не кто иной, как старый друг и бывший сокурсник Траинена, выглядел сейчас, стоит заметить, уже не тем франтом. Воротник его дорогого камзола был засален, тонкие кружева на сорочке успели слегка пообтрепаться, а края манжет потемнели — из этого можно было сделать вывод, что дела у парня идут не самым блестящим образом, раз ему приходится экономить на прачке и швее. Но, тем не менее, Пауль был все тем же добродушным и разгильдяистым весельчаком и, пока на его приятном лице цвела широкая улыбка, за его благополучие можно было не беспокоиться.

— Лауритц! — нараспев воскликнул он, издалека завидев друга. — Я лечу к тебе на крыльях… Ой, прошу прощения, — мимоходом извинился он, «нечаянно» столкнувшись с симпатичной служанкой, и, преодолев все возникавшие на его пути препятствия, проследовал к нужному столу.

Товарищи пожали друг другу руки и обнялись, оба были рады встрече, хотя и до этого виделись более чем нечасто. Паоляйн был тем еще жуком со специфическим чувством юмора, и по юности Ларри частенько встревал из-за него в разные казусы… но, тем не менее, все равно любил его, как друга. Лауритц был порой занудным умником, настолько умным, что этому часто можно было позавидовать, вот даже сейчас, например… но широта души не позволяла Паулю зацикливаться на таких мелочах и злобствовать тогда, когда время можно было провести намного приятней в хорошей компании.

— Рад видеть тебя, Пауль, — поговорил судовой врач, — а ты… изменился.

— Да ну! Правда, говорят, что мужчины моего типа с возрастом становятся импозантнее… Но не так же быстро.

— А я?.. — робко поинтересовался Ларри, нарываясь на комплимент. Как-никак, лекарь достаточное внимание всегда уделял внешнему виду, и не только для себя самого, но и ради производимого впечатления…

— Да, вроде, нет, — помотал головой Пауль, прекрасно зная, что сейчас врет и глазом не ведет. — Каким был, таким и остался… разве что… Нос у тебя обгорел, — заявил молодой человек, бесцеремонно потянувшись через стол, ухватив судового врача за кончик носа и пальцами сняв с него тоненькую полосочку облезшей кожи.

Лауритц скосил глаза на нос и через секунду рассмеялся, не выдержав абсурдности ситуации, а еще через секунду два друга глупо хохотали, как школяры, намазавшие учительский стул мелом.

— Хех… Ладно, рассказывайте, сэр судовой врач, каково вам на новой работенке пришлось? Вижу ведь, что неплохо. Ну как мадам капитан, научила тебя плохому? Ты уже пьешь, куришь, матом ругаешься, похабные песни распеваешь? — брюнет хохотнул. — Лишила она невинности благочестивого доктора Ларри?

— Перестань, — отмахнулся тот от несносного шутника. — Уж кому-кому, а тебе лучше других известно, с кем и при каких обстоятельствах я расстался с невинностью. Да благодаря тебе об этом знал весь курс.

— Можешь не благодарить меня спустя столько лет… мужик! — Паоляйн хлопнул Ларри по плечу. — Это были славные каникулы… Даже мне про них иногда стыдно вспоминать.

Мысленное путешествие в прошлое прервала служанка, подошедшая принять заказ.

— Полуштоф красного… И чай. С сахаром, пожалуйста, — попросил рыжий и, поймав до смешного жалобный взгляд приятеля, передал женщине несколько монет. — Все за мой счет.

Распивая принесенные напитки, молодые люди обсуждали путешествие «Золотой сколопендры», которое должно было оказаться самым заурядным, а превратилось в необычное приключение. Траинен хотел рассказать все вкратце, но история, тем не менее, растянулась у него на целых два часа. Он поведал другу обо всех своих приключениях. О том, какими усилиями он зарабатывал авторитет команды, поднявшись по иерархической лестнице от «судовой ромашки», над которой едва ли не каждый считал своим долгом посмеяться, до одного из важных и уважаемых членов команды. О забавных ситуациях из моряцких будней и о встрече с жестокими пиратами. О непривычных нравах и шокирующих обычаях дальней земли и о пропавшей дочери знатного семейства… Правда, о принадлежности девочки к королевской семье Ларри благоразумно умолчал, зная, что собеседник его — то еще трепло, да и без этого интриги хватало. И о своих неуставных отношениях с капитаном Гайде судовой врач тоже не распространялся. Во-первых, чтобы не компрометировать даму, которая и без того слыла женщиной более чем экстравагантной, а во-вторых, пускай друг зря не завидует.

— Вот это да… — только и смог ответить пораженный и восхищенный Пауль, когда история подошла к концу. — Знаешь… Надо было мне самому соглашаться на эту работу.

— Вот так и закончилось это, не побоюсь этого слова, приключение. Все его участники, прямо как в сказке, продолжили наслаждаться жизнью в меру своих возможностей и потребностей. Шивилла Гайде шумно разругалась со своим скупщиком товара, возмущенным тем, где это капитана носило целый месяц, и практически сразу нашла нового, на более выгодных условиях. Ее и без того неплохие дела стремительно пошли в гору, а когда капитан доволен, довольна и вся его команда… Молира Дриорская выиграла спор со своим отцом, который, скрепя сердце, согласился дать взрослеющей дочери больше свободы и еще пару лет, как минимум, не помышлять о ее замужестве, а также основала среди придворных дам повальную моду на короткие стрижки. А я… а что я? Я еще долго не мог смотреть на шоколад, да и Шивилла тоже. Впрочем, нам и без того было куда кинуть взгляд…

Экипаж «Золотой сколопендры» стал для меня настоящей новой семьей. Те недели, которые я провел здесь, научили меня очень многому. Например, тому, что не стоит судить о человеке по первому впечатлению, а иногда не бывает лишним положиться на свою интуицию, какую бы, на первый взгляд, нелепицу она не подсказывала. Что один глаз иногда может увидеть больше, чем дюжина. Что нищие и принцы очень часто меняются местами. Что принимать помощь тоже нужно уметь, точно так же, как и оказывать ее в нужный момент. И что любые излишества, даже когда речь идет о чем-то самом любимом и приятном, приводят к не очень хорошим последствиям…

В жизни должно быть место не только изюминке, но и щепотке перца… Знаете, как говорится, хоть и с перцем, но с добрым сердцем… я считаю, что кое-кому эта поговорка очень к лицу… Не обойтись и без пуда соли, который ты съешь с самыми верными друзьями. Не все то золото, что блестит…

— И не все то шоколад, что коричневое. Ларри, кончай уже разговаривать сам с собой и отрывай свою ученую задницу от стула. Нас ждут великие дела! — зеленоглазая красавица рыжим вихрем вломилась в дверь без стука, напрочь уничтожив атмосферу, способствующую лирическим размышлениям.

— Да, капитан! Сейчас, только последнюю страницу допишу…

Возможно, кто-то, прочитав эту историю, скажет: «Не верю!». Кому-то она может показаться скучной… Но где вы видели, чтобы в реальной жизни ежеминутно случались умопомрачительные события, кардинально меняющие судьбы людей и историю цивилизации? Вот то-то же, это только в сказках человек может, выйдя утром из дому за буханкой свежего хлеба, нечаянно спасти мир. А изложенное в этой книге — чистая правда от первого до последнего слова, за достоверность отвечает