Записки военного советника в Китае. Из истории Первой гражданской революционной войны (1924—1927)

ПЕРВЫЙ ВОСТОЧНЫЙ ПОХОД

Василий Константинович Блюхер родился в бедной крестьянской семье в деревне близ г. Рыбинска. За призыв к забастовке на мытищинском вагоностроительном заводе был арестован царской охранкой и три года отбывал тюремное заключение.

В первую мировую войну Блюхер служил рядовым и унтер-офицером, был тяжело ранен и уволен из армии в 1915 г. После этого Василий Константинович работал в Нижнем Новгороде на сормовском судостроительном заводе и в 1916 г. вступил в члены Коммунистической партии.

С именем Блюхера связано много легендарных походов и побед в годы иностранной интервенции и гражданской войны. Под его командованием были осуществлены сорокадневный героический рейд партизанской армии по тылам белоказачьих войск, бои за Каховку, Перекоп, Волочаевку. Василий Константинович в сентябре 1918 г. первым в Советской Республике был награжден орденом Красного Знамени. В 1921—1922 гг. он был главнокомандующим, военным министром и председателем Военного совета Дальневосточной Республики.

До приезда в Китай никто из нас, советников, работающих в школе Вампу, с ним не встречался. Известно было, что В. К. Блюхер в работе требователен, любит строгий порядок. Приехав в Гуанчжоу, Василий Константинович сразу же вызвал всех нас к себе.

К назначенному времени мы были у него. Через минуту вошел Василий Константинович. Он остановился около дверей, как бы желая рассмотреть нас со стороны. По-солдатски вытянувшись, мы внимательно разглядывали среднего роста, плотного, одетого в серый костюм человека. Меня поразил острый, словно всевидящий взгляд серых глаз под густыми мохнатыми бровями.

После того как мы представились, В. К. Блюхер поделился с нами наблюдениями, сделанными им за эти дни. Время от времени он задавал нам самые разнообразные вопросы, как бы желая проверить правильность своих выводов. Характер беседы нас слегка удивил: мы не могли понять, почему Блюхер предварительно не выслушал подготовленный нами доклад о школе Вампу. Лишь потом сообразили, что нужные фактические сведения он уже получил в аппарате главного советника в Гуанчжоу.

Позднее мы оценили метод работы Блюхера. Перед тем как принимать решение о той или иной операции, он никогда не выслушивал наших общих соображений. Вместо этого он заранее давал каждому отработать для него отдельный вопрос. По конкретным вопросам Блюхер обращался к китайским деятелям. Собрав все данные, Блюхер внимательно изучал их, потом принимал решение и объявлял его нам для выполнения.

Вначале мы даже обижались: как это так, главный советник перед принятием решения не выслушивает «старожилов». Но с первых же дней Восточного похода мы убедились, что для обид нет оснований. Василий Константинович обладал огромным военным талантом и подлинным даром предвидения.

«Война в целом, каждая операция, — говорил он, — прежде всего математика, расчет». И мы убедились, что рассчитывать, взвешивать все за и против Блюхер умел мастерски. Продолжительность первого Восточного похода и дата взятия Уханя в Северном походе не совпадали с его наметками всего на каких-нибудь два-три дня.

Во время нашей первой беседы Василий Константинович спросил: «Сколько стоит содержание одного курсанта?» Мы не смогли ответить, сославшись на то, что его предшественник на посту главного советника запретил вникать в эти вопросы.

«Но вы же прекрасно знаете, — возразил Блюхер, — что при организации школы Вампу доктор Сунь Ят-сен не располагал ни денежными средствами, ни оружием. Сейчас поставлен вопрос о расширении школы. При определении необходимых для этого дополнительных средств я должен был верить на слово китайским генералам, а мне нужно самому принять участие в расчетах. Так что вы должны во всех деталях знать экономику школы, полка или соединения, при котором состоите советниками. Иначе наши советы не будут полноценными».

Ко времени приезда Блюхера, как мы уже знаем, правительство Сунь Ят-сена контролировало только одну треть провинции Гуандун: коридор с севера на юг вдоль железной дороги Гуанчжоу—Шаогуань, р. Чжуцзян и дельты рек Сицзян и Дунцзян. Остальная территория провинции была занята войсками генерала Чэнь Цзюн-мина и его союзников (схема 1).

Главными факторами, определявшими общую военно-политическую обстановку, были разгром контрреволюционного мятежа купеческих войск и резкое изменение политической ситуации на севере в результате поражения чжилийской группировки милитаристов У Пэй-фу и Цао Куня. Угроза с севера со стороны войск У Пэй-фу была на некоторое время устранена. В эти дни между Сунь Ят-сеном и его вечно колеблющимися «союзниками» внешне установилось единство. Одержанная над «бумажными тиграми» победа, бегство их главаря Чэнь Лянь-бо упрочили положение Гуанчжоуского правительства и деморализовали контрреволюционное купечество.

Разбитые и разоруженные отряды мятежников отступили из города и соединились с «миньтуанями» — помещичьими «отрядами самообороны». Они тщетно предпринимали попытки организовать наступление на правительственные войска. Со временем «бумажные тигры» разбрелись по провинции, а часть из них вернулась в Гуанчжоу.

На военных фронтах в Гуандуне положение несколько стабилизировалось. Чэнь Цзюн-мин испытывал материальные затруднения и пытался разнять своих передравшихся генералов. Все это вынуждало его до поры до времени держаться пассивно. Фронт обороны проходил через Хумынь—Шуньдэ—Чэньцунь и удерживался юньнаньскими, гуансийскими и гуанчжоускими частями общей численностью около 20 тыс. солдат.

Юго-западный фронт по линии Лодин—Эньпин обороняли части 3-й дивизии Гуанчжоуской армии (численностью около 3 тыс. человек). Против них сосредоточились 8-тысячные войска генерала Дэн Бэнь-ина. Этот сторонник Чэнь Цзюн-мина контролировал юго-западную часть Гуандуна. Западная часть провинции находилась в руках генерала Линь Цин-тина, ориентировавшегося на Гуанчжоуское правительство.

Воспользовавшись этим, Сунь Ят-сен и командующий Гуанчжоуской армией генерал Сюй Чун-чжи договорились о совместных действиях с генералом Линь Цин-тином и поддержали его деньгами, оружием, боеприпасами. Последний обязался в случае перехода в наступление армии Дэн Бэнь-ина нанести ему удар с тыла. В свою очередь Гуанчжоуская армия должна была, если это понадобится, оказать такое же содействие армии Линь Цин-тина. Так было обеспечено равновесие на этом участке фронта.

Западный фронт проходил от г. Учжоу на север по границе провинции Гуанси. Торговый город Учжоу, расположенный на р. Сицзян, находился в руках 1-й дивизии Гуанчжоуской армии. Восточная часть Гуанси удерживалась армиями двух генералов, сферы влияния которых были разделены р. Сицзян. Оба милитариста занимали позицию дружественного нейтралитета по отношению к Сунь Ят-сену.

Такая концентрация «союзных» армий, содержание которых ложилось тяжелым бременем на население, создавала тяжелое экономическое положение в Гуандуне и лишала Гуанчжоуское правительство источников дохода.

Сунь Ят-сен стремился воспользоваться враждой между чжилийской и фынтяньской группировками милитаристов для осуществления Северной экспедиции[3]. Подготовка к Северной экспедиции и сосредоточение войск в районе Шаогуаня были начаты в сентябре еще до приезда Блюхера. Для Северной экспедиции Сунь Ят-сен специально выделил воинские части, пришедшие в свое время в Гуанчжоу из северных провинций:

Хунаньская армия Тань Янь-кая — 9 тыс. человек

Хэнаньская армия Фана — 5 тыс. человек

Хунаньский отряд Чэн Цяня — 1 тыс. человек

Несколько мелких отрядов, объединивших солдат из провинций Цзянси, Фуцзянь и др. — 3 тыс. человек

Полицейские отряды У Те-чэна — 2 тыс. человек

Юньнаньский отряд Чжу Пэй-дэ — 3 тыс. человек

Всего — 23 тыс. человек

Первые две армии были сняты с Восточного фронта, который был отведен к западу по линию Хумынь— Шуньдэ—Чэньцунь. В результате этой перегруппировки была снята осада крепости Вэйчжоу и отдана противнику значительная территория с городами Боло и Шилун, расположенными в дельте р. Дунцзян. Между тем г. Шилун имел тогда огромное значение как пункт, связывавший линии фронта, разделенного рекой.

Во второй половине сентября было закончено сосредоточение большей части намеченных для Северной экспедиции войск в районе Шаогуаня. Туда выезжал Сунь Ят-сен со своим штабом.

Между тем на севере произошло открытое столкновение между группировками милитаристов, которое привело к окончательному разрыву между чжилийской и фынтяньской кликами. Чжан Цзо-линь, глава фынтяньцев, официально объявил войну Пекинскому правительству. Обеими сторонами была спешно проведена мобилизация. У Пэй-фу стянул свои силы к северу, перебросив часть войск из провинций Хунань и Цзянси.

В результате этой новой перегруппировки сил некоторые милитаристы провинций Хунань, Цзянси, Сычуань выразили готовность подчиниться правительству Сунь Ят-сена.

Таким образом, общая военно-политическая обстановка на севере требовала активного выступления против чжилийцев.

После поездки Сунь Ят-сена в Шаогуань было принято решение развивать наступление в двух направлениях. Первое — через провинцию Хунань на Учан. В состав группы первого направления должны были войти отряд генерала Чэн Цяня в составе одного полка и двух рот курсантов и отряд юньнаньского генерала Чжу Пэй-дэ общей численностью 4900 бойцов.

Группе второго направления ставилась задача овладеть провинцией Цзянси. Наступление должно было развиваться на г. Таньчжоу и далее на север.

Осуществление этого плана должно было начаться еще в октябре, но тогда помешало отсутствие средств и мятеж «бумажных тигров».

Неопределенность позиции некоторых генералов, пытавшихся разрешить конфликт с «тиграми» путем уступок компрадорскому купечеству, вынудила Сунь Ят-сена срочно перебросить часть сил Северной экспедиции и полицейские отряды генерала У Те-чэна в Гуанчжоу.

После переворота в Пекине и окончательного поражения клики У Пэй-фу, связанной с английским империализмом, Сунь Ят-сен выступил перед войсками с речью, в которой заявил о своем решении поехать на север. Он надеялся помешать образованию в Пекине нового правительства в форме коалиции северных милитаристов. Их глава Дуань Ци-жуй телеграммой пригласил Сунь Ят-сена прибыть в Пекин для консультаций о создании центрального правительства Китая. Перед отъездом Сунь Ят-сен выступил с декларацией, в которой сформулировал свои требования о созыве общенациональной конференции. Проводы Сунь Ят-сена 13 ноября превратились в грандиозную демонстрацию.

Политическую миссию Сунь Ят-сена необходимо было подкрепить военными успехами в Гуандуне. Уже давно можно было нанести решительный удар противнику на Восточном фронте, но мер к практическому осуществлению этой операции не принималось.

Неопределенность обстановки в Пекине и растерянность генералов, контролировавших соседние с Гуандуном провинции, благоприятствовали проведению этого Восточного похода. Генерал Шун Хун-юн, занимавший северо-восточную часть провинции Гуанси и раньше придерживавшийся дружественного нейтралитета по отношению к Сунь Ят-сену, еще раз подтвердил свою позицию и предложил военную помощь. Генерал Фэн Цин-ин уведомил Сунь Ят-сена о своем выступлении против дуцзюня провинции Цзянси и переходе на сторону Гуанчжоуского правительства. Была установлена связь с наиболее энергичным генералом Чэнь Цзюн-мина — Линь Ху, который не прочь был нанести удар в спину своему патрону.

Вместе с тем все чаще стали поступать сведения о том, что Чэнь Цзюн-мин готовит наступление на Гуанчжоу. Значительную денежную помощь оказывал ему бежавший в Шаньтоу лидер «бумажных тигров» Чэнь Лянь-бо. Генерал Чэнь Цзюн-мин для финансирования наступления разместил среди шаньтоуского купечества заем в 400 тыс. юаней. В Гуанчжоу не придавали значения этим, вообще говоря достаточно правдоподобным, слухам. Трения внутри группировки Чэнь Цзюн-мина продолжались. Особенно острое недовольство возникло из-за дележа указанного займа, львиную долю которого пытался захватить командир 4-й дивизии генерал Хун Шао-линь. Это вызвало резкий протест генерала Линь Ху, призвавшего купечество воздержаться пока от выдачи денег. Не слишком тороватые купцы с удовольствием вняли этому призыву.

Поездки Сунь Ят-сена в Шанхай, а затем в Японию составляли главные события первой половины ноября. Правое крыло Гоминьдана попыталось в своих интересах использовать визит лидера партии в Японию. В Гуанчжоу открыто действовали разные японские эмиссары. Они боялись, что в результате пекинских консультаций Сунь Ят-сена будет создано центральное правительство, которое займет антияпонскую позицию. Японские эмиссары зачастили к руководителям Гуанчжоуского правительства и к командующему армией генералу Сюй Чун-чжи, несколькими днями раньше выступившему против империалистической политики Японии. При встречах Сюй с особенным удовольствием рассказывал В. К. Блюхеру о беседах с «японскими друзьями» и советовал познакомиться с ними. Правые гоминьдановцы в штабе и в школе Вампу с нескрываемой радостью обсуждали возможность приезда в Гуанчжоу японских инструкторов. Попытки В. К. Блюхера доказать Сюй Чун-чжи и Ху Хань-миню несвоевременность и опасность поездки Сунь Ят-сена в Японию успеха не имели. Наоборот, Блюхера убеждали, что эта поездка служит общим интересам Китая и России, что она укрепит позиции Сунь Ят-сена в борьбе с группировками северных милитаристов.

Этими японофильскими настроениями правительственные и правогоминьдановские круги тешили себя вплоть до приезда Сунь Ят-сена в Тяньцзинь. Затем японофильский угар постепенно пошел на убыль, и в первой половине декабря наступило отрезвление.

Эти политические дискуссии на некоторое время заслонили от правительства вопросы, связанные с подготовкой наступления. С отъездом Сунь Ят-сена «монолитность» правительства стала еще призрачнее. Оставшийся его заместителем Ху Хань-минь авторитетом не пользовался. Своеобразный президиум правительства — руководящая ответственная пятерка — собирался лишь один раз. Замещавший Сунь Ят-сена в командовании Северной экспедицией генерал Тань Янь-кай вскоре уехал в Шаогуань и появился в Гуанчжоу лишь с очередной просьбой о выдаче денег.

По предложению В. К. Блюхера Ху Хань-минь, Сюй Чун-чжи и командующий Юньнаньской армией генерал Ян Си-минь провели совещание для обсуждения положения на Восточном фронте. В. К. Блюхер советовал срочно готовиться к Восточному походу. Однако участники совещания, соглашаясь в принципе с необходимостью Восточного похода, указывали на отсутствие средств и на подозрительную позицию командира 2-го корпуса Юньнаньской армии генерала Фань Ши-шэня, который, по их мнению, собирался восстать против правительства. Они считали, что уход на восток верных правительству частей создает угрозу захвата Гуанчжоу Фань Ши-шэнем. Фань Ши-шэнь, подстрекаемый англичанами и компрадорами, мог в случае нажима Чэнь Цзюн-мина сразу же перебросить свои части в район Гуанчжоу, объединиться с помещичьими «отрядами самообороны» и распыленными остатками «бумажных тигров». На совещании был поставлен вопрос о наблюдении за частями Фань Ши-шэня и их разоружении в случае необходимости. Был выработан оборонительный план и проведена перегруппировка частей, чтобы иметь возможность своевременно помешать агрессивным действиям Фань Ши-шэня.

Таким образом, в конце ноября предложение Блюхера о наступлении на Восточном фронте было отклонено.

К этому времени обстановка в Гуанчжоу изменилась к худшему. Чэнь Цзюн-мину удалось в какой-то мере сгладить разногласия между подчиненными ему генералами. На военной конференции в Шаньтоу открыто обсуждался вопрос о наступлении на Гуанчжоу. Главнокомандующим будущего похода был назначен Чэнь Цзюн-мин. Гуанчжоуское купечество немедленно послало к нему ходоков с просьбой об освобождении города от «красного большевизма», обещало ему поддержку и денежную помощь. На секретном собрании в Гуанчжоу было принято решение о возрождении в городе отрядов купеческих войск. Газеты Гонконга, встретившие декларацию Сунь Ят-сена о единстве резкими нападками, теперь перешли к открытым выступлениям против Гуанчжоуского правительства. Англичане приняли меры для подкупа ненадежных генералов. Генерал Фань Ши-шэнь выступил с громогласной речью на банкете в честь консульского корпуса. Он заявил, что крестьянская политика ЦИК Гоминьдана опасна; разрыв с купечеством — крупная ошибка партии и правительства. Поэтому он, Фань Ши-шэнь, не видит иного выхода, кроме ухода в Юньнань. Под этим предлогом Фань Ши-шэнь немедленно сосредоточил свои войска в тылу Гуанчжоуской армии, обороняющей Восточный фронт.

В эти дни Ляо Чжун-кай и Сюй Чун-чжи все чаще говорили о ненадежности Фань Ши-шэня, провели ряд специальных совещаний. Командир 3-го гуанчжоуского корпуса генерал Ли Фу-линь, пользовавшийся поддержкой компрадорского купечества, отказался выполнить требования генерала Сюй Чун-чжи о поддержке крестьянских союзов в их борьбе с «миньтуанями».

Наряду с этим углубились внутренние противоречия в Гуанчжоуском правительстве. Недовольство правого крыла Гоминьдана политикой правительства в крестьянском вопросе приняло открытые формы. «Союзные» армии отдельных генералов не стеснялись никакими средствами, выколачивая доходы из занятых ими районов, и оставляли Гуанчжоускому правительству лишь жалкую часть. Генералы-пришельцы понимали, что правительство Гоминьдана терпит их присутствие в Гуандуне лишь из-за своей военной слабости. Они с опасением относились к реорганизации правительственной армии и формированию новой дивизии в школе Вампу. Все это, как в фокусе, отразилось в позиции генерала Фань Ши-шэня и группировавшихся вокруг него юньнаньских генералов.

Между тем в ноябре генерал Тань Янь-кай в соответствии с распоряжением Сунь Ят-сена закончил приготовления к Северной экспедиции и сосредоточил в Шаогуане необходимое для похода войсковое имущество.

В двадцатых числах ноября хунаньская группа генерала Чэн Цяня выступила из Шаогуаня на север в направлении Пинши и далее на г. Ичан, который и был занят без особенных трудностей. Однако при попытке дальнейшего продвижения Чэн Цянь неожиданно встретил противодействие со стороны хунаньцев.

Генералы Чэн Цянь и Тань Янь-кай, оба уроженцы Хунани, стремились занять руководящую роль в этой провинции и ревниво относились к успехам друг друга. Этим и объясняется, что Тань Янь-кай не придал частям Чэн Цяня отряд юньнаньского генерала Чжу Пэй-дэ. Казалось бы, чувство ответственности перед правительством и понимание важности единства для успеха операции должны были взять верх над личными побуждениями, но этого не случилось. В результате намеченное наступление было погублено.

Генерал Фэн Цин-ин из Цзянси телеграммой известил Сунь Ят-сена о присоединении к нему и о готовности выполнять его распоряжения, разбил войска других местных милитаристов и 16 декабря занял столицу провинции Наньчан.

1 декабря Тань Янь-кай решил перейти в наступление. Он присоединил наконец к главным силам отряд генерала Чжу Пэй-дэ, поставив его в авангарде. Генерал Чжу Пэй-дэ без боя занял 7 декабря Синьчэн; 8 декабря — Нанькан; 9 декабря — Ганьчжоу. В этом городе вскоре сосредоточились все войска Северной экспедиции, и 15 декабря туда же была перенесена главная квартира Тань Янь-кая. Внезапно генерал Фэн Цин-ин потребовал прекращения Северной экспедиции, показав неискренность сделанных им ранее Сунь Ят-сену заверений о преданности.

Тань Янь-кай двинул свои войска на север. 25-го числа они подошли к г. Цзиань и здесь у переправы через р. Аньфу завязали бой с войсками генерала Фэн Цин-ина.

К 20 декабря одна из бригад генерала Линь Ху, сторонника Чэнь Цзюн-мина, выдвинувшись из г. Мэйсянь, вторглась в юго-восточную часть провинции Цзянси с целью нанести удар в тыл Северной экспедиции.

Совершенно неожиданно в тылу Северной экспедиции появилась бригада хунаньских войск генерала Чжао Хэн-ти и вынудила войска Гуанчжоуского правительства поспешно отступить на юг.

Несколько дней с войсками Северной экспедиции не было связи. 2 января отступавшие сосредоточились частью в Ганьчжоу, частью в г. Суйчуань — в 35 км к северо-западу от Ганьчжоу. В тот же день генерал Тань Янь-кай телеграммой сообщил в главную квартиру, что войска отступили в крайне потрепанном состоянии. Хунаньские части стремились возвратиться в свою провинцию. Насколько серьезными были потери Северной экспедиции, установить сразу не удалось, но исходя из опыта прошлых боев, когда отступавшие войска в бегстве бросали оружие на произвол судьбы, В. К. Блюхер полагал, что Северная экспедиция понесла огромные потери, если не в людях, то в вооружении.

3 января при обсуждении создавшейся ситуации в Военном совете были выдвинуты три предложения: согласиться с требованием солдат и перебросить остатки Северной экспедиции в Хунань; отвести экспедицию в район Шаогуаня; экспедиции оставаться в районе Ганьчжоу, укрепиться здесь, привести войска в порядок, чтобы позднее, при переходе армии генерала Чэнь Цзюн-мина в наступление, ударить по его правому флангу в районе Мэйсяня или, если обстановка потребует, прямо на юг от Ганьчжоу.

Военный совет принял третье предложение, выдвинутое В. К. Блюхером, и тут же генералу Тань Янь-каю был передан соответствующий приказ.

Было ясно, что генералу Фэн Цин-ину перед походом на Наньчан удалось сговориться с Чэнь Цзюн-мином или непосредственно с генералом Линь Ху и хунаньским дуцзюнем Чжао Хэн-ти, и вся его переписка с Сунь Ят-сеном была всего лишь ловким маневром.

Хэнаньская армия генерала Фана вышла из состава Северной экспедиции еще до перехода в наступление. В первых числах декабря она двинулась горными дорогами на север к г. Тунчэн (провинция Хубэй), а затем, пройдя через провинцию Аньхуэй, в последних числах декабря достигла Кайфына.

В это время обострилось положение на Западном и Восточном фронтах.

К концу декабря устойчивость Западного фронта на север до границы с Гуанси — от города Учжоу заметно поколебалась. Дуцзюнь Гуанси генерал Шун Хун-юн, занимавший северо-восточную часть провинции с г. Гуйлинь, в последних числах декабря передвинул свои войска в направлении Учжоу. Цель этой перегруппировки понять было трудно. Мы знали, что генерал Шун Хун-юн, на словах давний последователь Сунь Ят-сена, не раз ему помогал и не раз с необыкновенной легкостью изменял. Последний раз он перешел на сторону Сунь Ят-сена весной 1924 г. В данном случае можно было предположить, что он рассчитывает захватить Учжоу и вытеснить из этого хлебного района Гуанчжоускую армию. Неблагоприятная для южного правительства обстановка, сложившаяся в результате поражения Северной экспедиции, и ожидавшееся нападение генерала Чэнь Цзюн-мина подкрепляли такое предположение. К тому же провинциальный парламент Гуанси принял решение поддерживать Дуань Ци-жуя и отказался присоединиться к декларации Сунь Ят-сена.

Имелись реальные опасения, что Шун Хун-юн не ограничится захватом Учжоу и что действия этого милитариста лишь часть общего плана ликвидации Гуанчжоуского правительства. В этом случае при дальнейшем продвижении на восток по р. Сицзян Шун Хун-юн мог использовать напряженную обстановку в районе Гуаннина, где уже несколько недель поддерживаемые правительством крестьянские союзы вели вооруженную борьбу с помещиками. Это заставило бы части 3-й дивизии отойти из района Лодин. Установив контроль над районом Гуаннина, противник мог перерезать железную дорогу Гуанчжоу—Шаогуань.

В течение всего декабря мы вели тщательное наблюдение за деятельностью Чэнь Цзюн-мина, готовившего поход на Гуанчжоу. Было известно, что Чэнь Цзюн-мин получил для этого крупные средства от гуанчжоуского купечества и из Гонконга. Снова заговорили о займе в 400 тыс. юаней, который Чэнь Цзюн-мину не удалось получить в ноябре. На участке Шантоу—Хучжоу и Шаньтоу—Шаньвэй (здесь располагался арсенал) велись работы по улучшению дорог. Чэнь Цзюн-мин объезжал свои дивизии, разбросанные к западу от Шаньтоу, и уговаривал генералов хотя бы некоторое время не ссориться. По агентурным сведениям, ему не удалось договориться только с генералом Линь Ху. Наконец 20 декабря были получены первые сведения о начале продвижения противника на запад. В торжественной обстановке генерал Чэнь Цзюн-мин официально принял звание главнокомандующего.

Генерал Сюй Чун-чжи, ведавший строительством оборонительных укреплений, потребовал скорейшего окончания работ и полностью согласился с предложением В. К. Блюхера создать линию обороны, непосредственно опоясывающую Гуанчжоу. С утра до позднего вечера производилась рекогносцировка местности. Три дня В. К. Блюхер и генерал Сюй Чун-чжи лазали по сопкам, расположенным вокруг Гуанчжоу, окончательно намечая линию, по которой должны были проходить окопы. К построенным укреплениям срочно подводилась дорога. Чан Кай-ши, не рассчитывая на устойчивость гуансийцев, решил было перебросить один стрелковый полк на Хумынь. В. К. Блюхеру стоило большого труда отговорить его от этого преждевременного шага, явно ведущего к распылению сил. Генералы Сюй Чун-чжи, Чан Кай-ши и В. К. Блюхер выехали на Восточный фронт и произвели смотр 7-й отдельной бригады. Выступая перед солдатами, Сюй Чун-чжи говорил, что Китай сможет успешно завершить революцию только при условии союза с Советской Россией, борьбы с империализмом и теми, кто его поддерживает.

25 декабря Чэнь Цзюн-мин в специальной телеграмме известил торговую палату о своем вступлении на пост главнокомандующего войсками. Уступая неоднократным просьбам гуанчжоуского купечества, говорилось в этой телеграмме, он решил начать наступление и освободить Гуанчжоу, при этом он рассчитывает на содействие торговой палаты. За неделю до этого, 18 декабря, в беседе с Ху Хань-минем В. К. Блюхер просил срочно принять меры к объединению командования в руках Военного совета при ЦИК Гоминьдана, а до этого провести расширенную военную конференцию генералов и командиров дивизий.

Такая конференция состоялась 22 декабря. Главнокомандующим Восточным фронтом был избран командующий Юньнаньской армией генерал Ян Си-минь. Ему было поручено решить все вопросы, связанные с разработкой не только плана обороны, но и наступления на Шаньтоу. На конференции было вынесено постановление о безусловном подчинении всех воинских частей приказам Ян Си-миня.

Генерал Фань Ши-шэнь на совещание не явился, но через начальника своего штаба сообщил, что решения правительства он исполнять будет и оставит Гуандун лишь после полной победы над армией генерала Чэнь Цзюн-мина.

24 декабря на совещании с участием Ляо Чжун-кая, Ху Хань-миня и В. К. Блюхера был сформирован Военный совет в составе Ляо Чжун-кая, Ху Хань-миня, генералов Сюй Чун-чжи, Чан Кай-ши, Ян Си-миня и в качестве советника В. К. Блюхера. Ян Си-миню вменялось в обязанность отчитываться в своей деятельности перед Военным советом.

26 декабря состоялось первое заседание Военного совета, на котором генералу Ян Си-миню было предложено срочно затребовать от всех армий сведения о их боевой готовности, разработать план обороны Восточного фронта и план наступления. В зависимости от полученных данных главнокомандующий должен был наметить план сведения частей в группы.

Предусматривалась организация общего резерва в районе Гуанчжоу в составе не менее 5—6 тыс. бойцов. Для проведения десантных операций против Чэнь Цзюн-мина создавался специальный морской отряд из нескольких судов во главе с крейсером. Было намечено также объединить кадры агентурной разведки при ставке главнокомандующего. Важное значение придавалось широкой агитации среди солдат и населения, особенно среди крестьян и рабочих. ЦИК Гоминьдана обязался выделить агитаторов для политической работы в армии и для контрпропаганды — распространения прокламаций в войсках Чэнь Цзюн-мина и среди крестьян прифронтовой полосы.

Второе заседание Военного совета состоялось 30 декабря. Присутствовали помимо членов совета генерал Лю Чжэнь-хуань и У Чжао-шу в качестве секретаря.

Был рассмотрен разработанный генералом Ян Си-минем план.

План наступления намечал движение на Шаньтоу тремя колоннами: северной — через Хэюань по р. Дунцзян, центральной — через Вэйчжоу на Хэбо и южной — вдоль побережья. Северную колонну образует Гуанчжоуская армия (10 тыс. бойцов), центральную — Гуансийская (10 тыс.), южную — Юньнаньская (15—18тыс.). Юньнаньцам отводилось кратчайшее направление на Шаньтоу с относительно благоустроенной сетью дорог. Это обеспечивало им захват побережья со значительным арсеналом в Шаньвэе и богатым районом Шаньтоу и освобождало «союзников» от наиболее тяжелой части наступления — штурма крепости Вэйчжоу. Рассчитывая направить юньнаньцев в качестве Центральной, а еще лучше Северной группы, В. К. Блюхер предложил Военному совету перенести обсуждение второй части плана главнокомандующего, т. е. конкретного распределения войск, на следующее заседание. При дальнейшем обсуждении было предложено усилить район Хумыня переброской туда всей Гуансийской армии, а оборону района от р. Дунцзян до Цзэнчэна возложить на юньнаньские войска. Им же предполагалось подчинить 7-ю отдельную бригаду гуанчжоусцев. Остальная часть Гуанчжоуской армии в составе 2-й дивизии и войск генерала Чан Кай-ши должна была составить общий резерв, расположенный в районе Гуанчжоу. Это предложение, поддержанное всеми членами совета, встретило, однако, решительные возражения генерала Лю Чжэнь-хуаня. Позднее в личной беседе Лю Чжэнь-хуань сообщил В. К. Блюхеру, что он, вообще говоря, согласен с поправками, но не принял их потому, что его командиры дивизий откажутся выполнять предполагаемую перегруппировку. Военный совет постановил: если генерал Чэнь Цзюн-мин будет пассивен, во второй половине января перейти в наступление самим. Ху Хань-миню было предложено срочно изыскать необходимые для наступления материальные средства.

Будет ли осуществлен поход генерала Чэнь Цзюн-мина на Гуанчжоу? Насколько опасно начатое к югу от Гуйлиня сосредоточение сил генерала Шун Хун-юна? Есть ли угроза с севера со стороны Хунани и Цзянси? Все эти вопросы требовали ответа.

Возросшая военная активность северных милитаристов объяснялась, конечно, политическими соображениями. Они стремились лишить Сунь Ят-сена влияния на дальнейший ход событий в стране, а для этого необходимо было ликвидировать его опору в Гуанчжоу. Вся китайская реакция объединялась для борьбы против правительства Сунь Ят-сена. Вынашивался план общего наступления на Гуанчжоу.

Сможет ли при таком положении правительство удержать в своих руках Гуанчжоу? В. К. Блюхер отвечал на этот вопрос утвердительно. И хотя Сунь Ят-сен был в отъезде, главный военный советник уверил правительство, что Гуанчжоу удастся сохранить. Объединенное наступление с севера против Гуанчжоу, по расчетам В. К. Блюхера, должно было встретить на своем пути ряд трудностей, которые будут тормозить согласованность действий противника.

У войск генерала Шун Хун-юна для выполнения наступательной операции не был обеспечен тыл. Захватить Учжоу ему, может быть, удастся, но дальнейшее движение на Гуанчжоу будет опасным: в тылу окажутся армии генералов, занимающих южную часть Гуанси, они по-прежнему придерживались дружественного нейтралитета по отношению к Сунь Ят-сену. Эти генералы давно терпеливо выжидали благоприятного момента, чтобы свести счеты с Шун Хун-юном. Кроме того, реальную угрозу Шун Хун-юну составляла армия дуцзюня Юньнани Тан Цзи-яо, который не прочь был оторвать часть Гуанси, чтобы быть сильнее при неизбежном столкновении с генералом Фань Ши-шэнем, намеревавшимся, как мы уже знаем, вернуться в Юньнань и занять место Тан Цзи-яо.

Положение генерала Чэнь Цзюн-мина было тоже не блестящее. Недостаток средств вынудил его авансом собрать с населения большую часть налога за 1925 г. Не удивительно, что этот феодал-милитарист искал выход из положения в расширении своих владений.

Для похода на Гуанчжоу генерал Чэнь Цзюн-мин мог собрать лишь 15—18 тыс. солдат, правда, лучше подготовленных, с более опытным в военном отношении командным составом, чем Гуанчжоуская армия. Войска такой численности значительной угрозы Гуанчжоу создать не могли. При всем разброде среди генералов, поддерживавших Гуанчжоуское правительство, у Сунь Ят-сена было достаточно сил для отпора.

Угроза измены генерала Фань Ши-шэня также отпадала. Было очевидно, что Фань Ши-шэнь использует дружественные отношения с Гуанчжоу для накопления сил и средств, чтобы в будущем овладеть провинцией Юньнань. Удержаться в Гуандуне в случае его захвата Чэнь Цзюн-мином он не смог бы. Захватив Гуанчжоу, Чэнь Цзюн-мин несомненно сразу лишил бы своего давнего врага всех доходов и привилегий, которыми он пользовался. Мы оценивали ситуацию так: Фань Ши-шэнь может и не пойти в наступление против Чэнь Цзюн-мина, но за Гуанчжоу драться станет и не изменит.

Больше всего беспокоила В. К. Блюхера несогласованность действий отдельных соединений правительственной армии. Пользуясь этим, Чэнь Цзюн-мин мог разгромить «союзников» по отдельности или во всяком случае нанести им большие потери.

Была ли опасность выступления со стороны внутренних противников Сунь Ят-сена? Попытки организации сил реакционерами предпринимались, но они все еще не представляли серьезной угрозы. У всех была твердая уверенность, что открытого выступления в ближайшее время не произойдет. Вместе с тем Блюхер призывал нас не упускать из виду возможности использования военных затруднений правым крылом Гоминьдана для давления на правительство с целью общего политического поворота вправо, особенно в крестьянском вопросе. До сих пор крестьянская политика верхушки Гоминьдана хотя и не отличалась ни устойчивостью, ни левизной, но по крайней мере не мешала крестьянскому отделу ЦИК Гоминьдана, где вся работа велась коммунистами.

Военные советники, приехавшие из СССР, были заняты тщательным изучением сложившейся обстановки. Нам многое было еще не ясно. Мы видели растущие симпатии масс к правительству Сунь Ят-сена, активно участвовали в повышении боеспособности НРА. Но нужно признаться, что мы тогда еще не научились учитывать всю важность личных отношений между лидерами Гоминьдана и генералами «союзных» армий.

С тех пор прошло почти сорок лет, и сейчас, возвращаясь к анализу положения на фронтах, изучая документы, самые разнообразные записки и воспоминания, понимаешь, какую огромную работу развернула в то время молодая Коммунистическая партия Китая среди рабочих революционного Гуанчжоу, гуандунского крестьянства и солдат разношерстных армий.

Мы видели, как в больших и малых делах раскрывался полководческий талант В. К. Блюхера, как мастерски он оценивал военную и политическую обстановку. С его уверенной логикой военачальника не могли не соглашаться даже правые элементы в Гоминьдане и эгоистически настроенные генералы «союзных» армий. В. К. Блюхер любил выражать свою оценку обстановки в схемах, в точном сравнении самых разнообразных факторов. Под натиском трезвого расчета В. К. Блюхера колеблющимся приходилось отступать и соглашаться с его доводами.

И все же возникало одно обстоятельство, создававшее большие трудности в работе главного советника.

Сунь Ят-сен и его ближайшие сподвижники придавали важное значение идее Северного похода против пекинских милитаристов. Сунь Ят-сен даже называл этот этап китайской революции этапом военных походов. Но вождь Гоминьдана не был военным человеком, он был далек от логики военного расчета. В. К. Блюхер опасался, что Сунь Ят-сен снова потребует немедленного осуществления Северного похода. В этом случае главному военному советнику Блюхеру предстояло решительно возразить против плана Сунь Ят-сена.

Мы понимали, что Северный поход начать невозможно, пока не будет достигнуто необходимое единство в рядах Национально-революционной армии. Нельзя было рассчитывать на успех при нависшей угрозе наступления Чэнь Цзюн-мина, неустойчивой общей обстановке в Гуандуне и тяжелых финансовых обстоятельствах правительства. Попытка начать Северную экспедицию, как мы видели, только что окончилась поражением. Было ясно, что Северная экспедиция была разгромлена не в ходе военных действий, а в результате ударов в тыл, столкновений отдельных генералов собственной армии. В. К. Блюхер и все мы были уверены, что юньнаньские милитаристы в Северный поход не пойдут: их вполне устраивает возможность извлекать выгоды из пребывания в Гуанчжоу. Вот почему необходимо было уговорить Сунь Ят-сена временно отказаться от проведения Северного похода, а вместо этого готовиться к наступлению на Шаньтоу против Чэнь Цзюн-мина.

Эту задачу В. К. Блюхер считал основной в своей работе. Он настаивал на переходе в наступление на Восточном фронте во второй половине января, если, конечно, генерал Чэнь Цзюн-мин еще раньше не нападет на Гуанчжоу. Вопрос о Восточном фронте Блюхер неизменно включал в повестку дня заседаний Военного совета.

В беседе с нами Василий Константинович говорил: «Удастся ли столкнуть этот вопрос с мертвой точки? Это будет больше всего зависеть от энергии Ляо Чжун-кая в его поисках средств, которых сейчас у Гуанчжоу нет. Но я надеюсь на его энергию, надеюсь на коммунистических деятелей Китая, с помощью которых нам удастся склонить руководителей Гоминьдана начать Восточный поход. Только после успеха Восточного похода возможен Северный!»

В январе 1925 г. В. К. Блюхер собрал советников и, улыбаясь, сообщил:

— Это парадоксально, но доказать правительству необходимость незамедлительно организовать и начать Восточный поход помог мне генерал Чэнь Цзюн-мин. Как вам известно, в середине ноября правительство получило данные о том, что Чэнь Цзюн-мин в Шаньтоу провел со своими генералами совещание, на котором они выработали план наступления на Гуанчжоу.

План Чэнь Цзюн-мина сводился к следующему (схема 2).

Правая колонна в составе четырех пехотных дивизий численностью 15 тыс. солдат под общим командованием генерала Линь Ху сосредоточивается в районе Боло и переходит в наступление на Гуанчжоу севернее железной дороги Гуанчжоу—Коулун.

Центральная колонна под командованием генерала Хун Шао-линя в составе пятнадцати отдельных соединений и отрядов (10—12 тыс. человек) сосредоточивается в районе Шилун—Шитань и во взаимодействии с войсками Линь Ху наступает на Гуанчжоу вдоль железной дороги.

Левая колонна под командованием генерала Лю Чжи-лю сосредоточивается к юго-востоку от Шилуна с задачей частью сил овладеть островами Хумынь и таким образом лишить Гуанчжоу всякой связи с другими районами страны; остальные силы этой колонны обеспечивают фланги и тыл основной группировки войск, наступающих на Гуанчжоу.

— Наконец-то, — продолжал В. К. Блюхер, — телеграмма Чэнь Цзюн-мина от 25 декабря торговой палате, в которой он обещает „освободить” Гуанчжоу, встревожила правительство. Передо мной был поставлен вопрос: как отвести угрозу, нависшую над Гуанчжоу? Я ответил: предупредить наступление войск генерала Чэнь Цзюн-мина своим наступлением, включив в операцию все лучшие войска.

Я рекомендовал (схема 3) 2-му и 3-му корпусам юньнаньцев под командованием командира 2-го корпуса генерала Фань Ши-шэня составить не Южную, как предлагалось на Военном совете, а Северную группу и двигаться по долине р. Дунцзян на Боло—Хэюань—Ухуа—Синнин. Практически наступать они, конечно, не будут, но, сосредоточившись на этом направлении, закроют путь наступления генералу Линь Ху.

Центральной группе, гуансийским войскам под командованием генерала Лю Чжэнь-хуаня, ставится задача овладеть крепостью Вэйчжоу.

Южной группе в составе 2-й пехотной дивизии (2 тыс. штыков), 7-й отдельной бригады (4 тыс. штыков), отдельного полка Гуанчжоуской армии (1 тыс. штыков) и двух пехотных полков школы Вампу (2500 штыков) под общим командованием генерала Сюй Чун-чжи поручается, очистив железную дорогу Гуанчжоу—Коулун до границы английской концессии, перейти в наступление кратчайшим и наиболее удобным путем через Даньшуй—Хайфын на Шаньтоу. В этом районе широко развито крестьянское движение под руководством коммунистов во главе с товарищем Пэн Баем. Во время Восточного похода Гуанчжоу прикроет с севера Хунаньская армия генерала Тань Янь-кая, с юго-запада — 1-й гуанчжоуский корпус генерала Ляо Хэн-кая. Будет подготовлен небольшой десант для высадки с моря в Шаньтоу.

— На одном из штабных совещаний, — рассказывал В. К. Блюхер, — против моего плана выступило несколько китайских генералов.

— Кратчайший и самый удобный путь на Шаньтоу, — говорили они, — заперт крепостью Вэйчжоу, где расположен гарнизон генерала Ян Кунь-ю, сторонника Чэнь Цзюн-мина. Мощные стены и естественные препятствия перед ними — цепь озер и рек — создали Вэйчжоу славу неприступной крепости. За две тысячи лет крепость эта ни разу не была взята. На глазах нашего поколения Вэйчжоу безуспешно штурмовали 38 раз. У нас нет артиллерии, способной разрушить ее стены.

— А мы обойдем Вэйчжоу! — отвечал я.

После долгих споров наш план был принят. В конце концов под давлением Гуанчжоуского правительства председатель Военного совета Ян Си-минь подписал приказ о наступлении.

«Обстановка для похода на восток благоприятна», — говорил В. К. Блюхер. В самом деле, начавшаяся в сентябре на севере война между чжилийской милитаристской группировкой прислужников английского и американского империализма и прояпонски настроенными генералами сорвала намерение маршала У Пэй-фу пойти в «крестовый поход» против революционного Гуанчжоу.

Огромная работа коммунистов по подготовке кадров Национально-революционной армии в школе Вампу начала приносить плоды. Выпуск курсантов школы обеспечил командными кадрами первые два полка новой армии.

Верному соратнику Сунь Ят-сена Ляо Чжун-каю к этому времени удалось надежно привлечь на сторону правительства войска Хунаньской армии во главе с генералами Тань Янь-каем и Чэнь Цянем, корпус Юньнаньской армии генерала Чжу Пэй-дэ и часть Гуанчжоуской армии во главе с ее командующим генералом Сюй Чун-чжи.

Под руководством наших военных советников был составлен план обороны Гуанчжоу, срочно возводились оборонительные сооружения на подступах к городу.

Одной из важнейших задач Коммунистической партии Китая была организация массового рабочего и крестьянского движения в провинциях Гуандун и Хунань.

«Наша сила — бурный революционный подъем в стране, рост национального самосознания трудящихся», — заявил В. К. Блюхер на одном из митингов в Гуанчжоу в годовщину смерти В. И. Ленина.

Митинги памяти Ленина были ярким выражением этого революционного подъема. Я присутствовал на нескольких таких манифестациях, и они остались в моей памяти на всю жизнь.

День смерти Ленина был рабочим днем в Гуанчжоу. Митинги на предприятиях проводились в обеденный перерыв, а вечером в некоторых пунктах города состоялись большие массовые демонстрации.

Ораторы говорили о героях революции Карле Либкнехте и Розе Люксембург, о расстрелянных забастовщиках — железнодорожниках Пекин-Ханькоуской дороги, о героях, павших за дело революции в Гуанчжоу. Выступали коммунисты, члены Гоминьдана, курсанты школы Вампу, слушатели школы руководителей крестьянского движения, студенты, рабочие.

Приведу записанные мною отрывки некоторых выступлений.

«Ленин открыл глаза человечеству. Он первый повел народ на борьбу за счастье, и благодаря этому в России победил народ. Мы, китайцы, томимся под гнетом империализма и сможем освободиться только тогда, когда претворим в жизнь заветы Ленина. О Ленине можно очень много говорить. Все народы любят Ленина. Его смерть — большая потеря для дела революции. Революционеры всегда жертвовали собой во имя счастья народа, и в этом их величие...»

Из другой речи: «Россия — социалистическая страна, там нет угнетенных и угнетателей. При капиталистическом обществе не может быть счастья для всех людей. В капиталистическом мире земля принадлежит помещикам, большинство голодает, а у меньшинства слишком много всего... Ленин умер, но его учение знает весь мир».

В день памяти Ленина, 21 января 1925 г., состоялся многолюдный митинг в Гуанчжоуском университете. Я был там вместе с группой курсантов.

Митинг открыл Ляо Чжун-кай. В президиуме вместе с гуанчжоускими руководителями — В. К. Блюхер.

После вступительного слова участники митинга спели китайскую революционную песню. Потом Ляо Чжун-кай предоставил слово В. К. Блюхеру. Советский полководец говорил о Ленине как о величайшем стратеге революционной классовой борьбы. О том, что с его смертью не только советский народ, но и все народы колониальных стран потеряли великого вождя. Закончил В. К. Блюхер свое выступление призывом успешно завершить национально-освободительную революцию в Китае. Его речь была выслушана с большим вниманием п часто прерывалась бурными аплодисментами.

Один из руководителей крестьянского движения рассказал собравшимся о шести агитаторах-крестьянах, отдавших свою жизнь за дело китайского народа. Курсант школы Вампу говорил о подвиге расстрелянного руководителя забастовки рабочих Пекин-Ханькоуской железной дороги.

В то время многие правые руководители Гоминьдана, впоследствии предавшие революцию, произносили громогласные революционные речи. Ху Хань-минь в своем пространном выступлении говорил о причинах победы русской революции. Генерал Сюй Чун-чжи сказал, что национальная революция без поддержки рабочих и крестьян обречена на неудачу.

На помост поднимались делегации союзов рабочих, моряков, крестьян с плакатами и знаменами и возлагали венки у портрета Ленина. Присутствующим раздавали фотографии В. И. Ленина, Карла Либкнехта, Розы Люксембург, доктора Сунь Ят-сена, текст китайского перевода «Интернационала» и различные прокламации.

В прокламации комитета китайской военной молодежи в Гуанчжоу говорилось: «Ленин умер за дело мировой революции. Его революционные деяния в странах Востока громадны. Он также заложил основы плана революции в Китае. Мы вспоминаем нашего великого революционного вождя Ленина с любовью в сердцах».

Митинги памяти Ленина в Гуанчжоу раскрыли всю силу революционного энтузиазма масс в момент угрозы со стороны контрреволюции.

За спиной генерала Чэнь Цзюн-мина стояли иностранные империалисты и феодалы-помещики. Они бахвалились: «Пусть гуанчжоуцы и вампусцы наступают. Чэнь Цзюн-мин эту горстку разобьет, а как только они побегут, их разоружат юньнаньцы».

Перед началом общего наступления была проведена частная операция по окончательному очищению от противника железной дороги Гуанчжоу—Коулун от Шилуна на юг.

2 февраля 1925 г. два полка школы Вампу и 16-й отдельный пехотный полк под общим командованием Чан Кай-ши были сосредоточены на островах Хумынь и Тайпин; 16-я пехотная бригада генерала Ли Фу-линя — в дельте р. Дунцзян на одном из островов против г. Дунгуань, 2-я пехотная дивизия и 7-я пехотная бригада под командованием генерала Чжан Мин-дэ — в районе оставленного противником г. Шилун (схема № 4).

Южной группе Чан Кай-ши было приказано перейти 3 февраля в наступление и во взаимодействии с 16-й бригадой овладеть г. Дунгуань. Северной группе Чжан Мин-дэ — в этот же день овладеть городом Шилун.

Военно-морские и военно-речные силы должны были нести охрану островов Хумынь, Тайпин и дельты р. Дунцзян; часть речных канонерок была выделена для содействия пехоте в овладении городами Дунгуань и Шилун.

Однако руководители флота всячески старались уклониться от активных действий. В частности, речники доказывали невозможность для них принять участие в операции на р. Дунцзян из-за отсутствия данных о габаритах железнодорожного моста: они-де не знают, могут ли суда пройти под мостом. Хотя Шилун еще был занят противником, телеграфная связь с Гуанчжоу существовала, и в Шилун был послан соответствующий запрос. Как это ни странно, ответ был получен. У канонерок, предназначенных для боевых действий, были обрезаны мачты и укорочены трубы.

Как потом выяснилось, «флотоводцы» боялись не столько противника, сколько своих «союзников» — юньнаньских и гуансийских войск. Советник по военно-морским делам Смирнов добился все-таки, чтобы часть речных канонерок вошла в русло р. Дунцзян. Пройдя километров 20—25 вверх по реке, головная канонерка села на мель, на этом закончилась вся «речная операция».

Мы готовились к штурму Дунгуаня, но противник отступил, и 16-я бригада неожиданно первой вошла в город без боя.

После овладения городами Шилун и Дунгуань генералу Чан Кай-ши было приказано очистить железнодорожную линию до границы с концессией и в дальнейшем быть готовым к переходу в наступление на Даньшуй.

7 февраля части нашей группы вышли на железную дорогу в районе Чанцин и при поддержке бронепоезда организовали наступление вдоль железнодорожной линии на юг (схема 4).

В голове колонны шел 1-й пехотный полк под командованием генерала Хэ Ин-циня. В помощь мне, советнику 1-го полка, В. К. Блюхер назначил артиллериста Бесчастнова и кавалериста Никулина. Полку была придана одна из двух имевшихся горных пушек системы «Арисака», которую на специально приспособленных носилках несли в разобранном виде солдаты батареи школы Вампу.

8 февраля мы узнали от пленного, что г. Даньшуй занимают части 13-го пехотного полка (приблизительно 1 тыс. человек) под командованием генерала Лян Ян-шэна, ловкача, получавшего одновременно деньги из Вэйчжоу от генерала Ян Кунь-ю и от англичан из Гонконга. По словам военнопленного, офицеры полка стремились скорее попасть в Гуанчжоу, солдатам, как всегда в милитаристских армиях, все было безразлично. Офицеры называли Гоминьдан партией бунтарей. Доктору Сунь Ят-сену они дали кличку «Сунь-пу» («Сунь-пушка»). Среди населения усиленно распускались слухи о том, что Сунь Ят-сен будто бы сговорился с иностранцами, раздает им должности и продает Китай.

Получив сведения о выходе частей НРА на железную дорогу к югу от р. Дунцзян, находившийся в г. Тяньсиньдуне тысячный отряд противника начал отход, частью на восток, частью на юг по железной дороге.

8 февраля в поезде на станции Шантан генерал Сюй Чун-чжи и главный советник В. К. Блюхер созвали совещание с участием почти всего состава правительства и М. М. Бородина.

Был принят уточненный план операции, в соответствии с которым предписывалось (схемы 4 и 5): Южной группе к середине февраля овладеть г. Даньшуй, предварительно полкам школы Вампу и 16-му отдельному полку очистить к 10 февраля всю железнодорожную линию и приготовиться к наступлению на Даньшуй из района Пинхусюй; 2-й пехотной дивизии и 16-му отдельному пехотному полку сосредоточиться в районе Тантоуся и приготовиться к наступлению на Даньшуй; 7-й отдельной бригаде выступить за 2-й пехотной дивизией с задачей прикрыть тыл и фланг Южной группы; Центральной группе — Гуансийской армии 9 февраля сосредоточиться в районе Шантан, перейти в наступление на крепость Вэйчжоу и 12 февраля овладеть ею; Северной группе — Юньнаньской армии оставить заслоны в районе Цзэнчэн, перейти в наступление на Боло с задачей овладеть им 12 февраля.

После совещания В. К. Блюхер пригласил военных советников к себе. Василий Константинович встретил нас радостно. Он был в том приподнятом настроении, в каком бывает военачальник при удачном начале операции. Прохаживаясь по салон-вагону, он пояснял нам план операции и поставил перед каждым конкретную задачу.

«Особенно надеюсь я на части, сформированные на базе школы Вампу, — говорил Блюхер. — Они должны стать ведущими, и роль наших советников при этих частях особенно важна. Вы должны показать свое военное искусство и революционный пафос. Ваши советы не должны оставаться только советами, их нужно умело претворять в жизнь. Китайских командиров, да и политических деятелей особенно тревожит судьба крепости Вэйчжоу. Они часто спрашивают, почему мы ее не берем штурмом, а обходим. Они опасаются вражеской диверсии в тылу наших войск. Особенно шумят по этому поводу юньнаньцы и гуансийцы. Для них это всего лишь подходящий предлог, чтобы оправдать свою пассивность. Они не верят в задуманную нами операцию и относятся к ее выполнению с преступной безответственностью. Это вам нужно всегда иметь в виду. Перед началом операции командующий Гуансийской армией генерал Лю Чжэнь-хуань не нашел ничего лучшего, как уехать, сославшись на какие-то дела в Гонконге. Он оставил заместителя, который ничего не хочет предпринимать до возвращения командующего. Командующий Северной, юньнаньской, группой генерал Фань Ши-шэнь также до сих пор не соизволил прибыть к своим войскам. Он, видите ли, безумно занят в Гуанчжоу. Главнокомандующий генерал Ян Си-минь совершенно не интересуется судьбой похода. Вся наша надежда, как я говорил, на гуанчжоуцев и особенно на полки школы Вампу. Если вас будут спрашивать о крепости Вэйчжоу, говорите, что не так черт страшен, как его малюют. Вот и все. Если вопросов нет, желаю успеха.

— Вперед, на Даньшуй!» — таким лозунгом закончил беседу с нами В. К. Блюхер.

Все советники, кроме меня, уходили в приподнятом настроении. Со мной случилось несчастье, которое я скрывал от товарищей: уже несколько дней я страдал от дизентерии. Я решил промолчать, не докладывать начальству и больным выступить в поход. Спасибо полковому врачу-китайцу, он сделал мне два укола имитана; но на этом медицинская помощь кончилась, имитана у него больше не было. Тогда я решил лечить себя диетой — у нас было несколько банок английских галет. Но это мало помогало. Болезнь делала свое дело — я очень ослабел. Между тем на два полка у нас была только одна верховая лошадь (да и то пони), принадлежавшая генералу Хэ Ин-циню.

Колесных дорог в этом районе не было. Продвигаться приходилось по пешеходным тропам. Правда, некоторые из них были выложены плитами. На ровной местности для перевозки грузов пользовались ручными тачками. В основном же все грузы переносились солдатами на коромыслах. Все необходимое для наших двух полков нес на себе целый батальон носильщиков из нанятых для этой цели крестьян. Основная оперативная работа у командиров была ночью, а день уходил на передвижение. В распоряжении командиров полков и высшего начальства имелись паланкины, где они отдыхали и высыпались.

Мы, военные советники, не могли позволить себе передвигаться в паланкине, который несли люди.

На пони Хэ Ин-циня я не рассчитывал, и мне пришлось идти пешком, по-прежнему скрывая болезнь от окружающих.

10 февраля, нагнав нашу часть на поезде, Блюхер вызвал Бесчастнова, Никулина и меня, похвалил порядок в 1-м и 2-м полках на марше и информировал нас об общей ситуации. От него мы узнали, что Гуансийская армия продолжает топтаться у железной дороги и не торопится выступать на Вэйчжоу. Северная группа скорее имитирует движение на Боло, чем действительно двигается. Под предлогом нежелательности «раздробления войск» командир 3-го корпуса юньнаньцев отказался выставить заслон в Цзэнчэн, чтобы обезопасить наш поход с севера. Для создания такого заслона Блюхеру пришлось попросить генерала Сюй Чун-чжи вызвать из Гуанчжоу полицейский полк У Те-чэна. Подступы к Шилуну укреплялись под руководством наших инженеров-советников Яковлева и Гмиры.

В. К. Блюхер сообщил нам, что он, учитывая назначенную на 11 февраля дневку, посоветовал генералу Сюй Чун-чжи выдвинуть части вперед на 5—10 км, чтобы 12 февраля они могли сделать сильный рывок. 2-ю пехотную дивизию целесообразно расположить на левом фланге уступом вперед, что даст возможность захватить противника в мешок.

10 февраля у станции Пинхусюй головные части нашего полка завязали бой с противником. При первых же выстрелах я предложил генералу Хэ Ин-циню подняться на небольшое возвышение неподалеку от железной дороги, чтобы лучше ориентироваться. Но с ним случилось что-то неладное: лицо его посинело, глаза закатились, а ноги отказались держать туловище. Трое вестовых (двое под руки, третий поддерживал сзади) с трудом втащили его ко мне на высотку, и он, как автомат, вряд ли понимая, что делает, повторял в виде приказа мои советы по развертыванию полка в боевой порядок. Вскоре лицо Хэ Ин-циня начало принимать естественную окраску, он постепенно пришел в себя и уже сознательно проводил в жизнь мои рекомендации.

Развернувшийся полк решительно перешел в наступление и выбил с железнодорожной станции отряд противника численностью 300—400 человек. К вечеру 11 февраля бронепоезд с десантом из 150 курсантов школы Вампу занял пограничную станцию Шэньчуаньсуй.

По дороге было проведено два митинга с участием местных жителей и розданы листовки. Отношение жителей к нашим войскам, вначале недоверчивое, явно изменилось.

По прибытии бронепоезда хорошо обученный дисциплинированный десант был высажен из вагонов и с развернутыми гоминьдановскими флагами выстроился у станции. Комиссар батальона, коммунист, произнес перед собравшимся населением яркую речь. Лозунг «Да здравствует революционный Китай!» был дружно подхвачен всеми.

При встрече В. К. Блюхер сказал нам, что, наблюдая за операциями, он все больше убеждается в необходимости переформирования войск близких к правительству.

— Главную роль должно играть не количество, а качество, — сказал Блюхер. — Трех-четырех дивизий трехполкового состава будет вполне достаточно. Генерал Сюй Чун-чжи в принципе со мной согласен. Он считает, что после разгрома Чэнь Цзюн-мина можно сформировать три дивизии: одну дивизию из полков школы Вампу и две — из состава Гуанчжоуской армии. Конечно, не все командиры старых соединений пойдут навстречу этой реформе.

— А как юньнаньцы и гуансийцы? — задал кто-то вопрос.

— Я спрашивал генерала Сюй Чун-чжи, можно ли надеяться, что после наших удачных операций эти герои не разбегутся по домам. Он считает, что гуансийцы определенно уйдут в свою провинцию, а юньнаньцы либо в Юньнань, либо на север, — ответил Блюхер.

12 февраля войска правительства Сунь Ят-сена перешли в наступление на Даньшуй. Мы, военные советники, были охвачены смешанным чувством радости и тревоги. Мы отчетливо представляли себе, что только активными действиями, предупредив наступление противника, можно укрепить революционную базу в Гуандуне. Но нам приходилось при наступлении отрываться от железной дороги, которая в какой-то степени напоминала привычные театры военных действий. Было страшновато попасть в совершенно незнакомые условия.

К тому же мы не имели в Китае топографических карт, какими привыкли пользоваться, вместо них у нас были лишь своеобразные схемы без масштаба (например, схема 6). На них совершенно не указывались рельеф, дороги и т. п., между крупными населенными пунктами проводились только прямые линии, обозначающие характер связи: телеграф, телефон. Никакими военно-географическими описаниями района мы, конечно, не располагали. Отсутствие материалов мы старались возместить опросом знавших эти места офицеров и широко пользовались услугами местных проводников.

Выступив от железной дороги на Даньшуй и далее на восток, мы оказались в положении первооткрывателей, капитанов кораблей, идущих в тумане. Не было возможности по-настоящему оценить находившиеся на нашем пути рубежи, и мы могли это сделать лишь при непосредственном соприкосновении с противником (так и случилось 10 февраля под Пинхусюй). С какого-либо возвышения мы взглядом оценивали местность. Горы чередовались с широкими или узкими долинами, дорога всегда проходила среди заливаемых водой рисовых полей.

В плодородных долинах обычно были расположены крупные поселки или городки с прочными каменными домами. В горах поселки встречались реже. Были они меньше, постройки беднее, образующие террасы рисовые поля становились все мельче и, наконец, площадь последнего поля не превышала доски обыкновенного письменного стола. Над пропастью, на дне которой где-то глубоко-глубоко бежал ручей или речка, тянулась тропинка, с другой стороны круто нависали горы. Местами, достигнув перевала, тропа шла по водоразделу, с которого далеко были видны вершины хребтов, как правило, голые, без леса.

При таких дорогах командирам частей необходимо было постоянно на случай боя двигаться в голове колонны. Они не могли, как у нас, проработав ночь, позволить себе, если допускала обстановка, отдохнуть, а потом на лошадях или автомашинах догнать войска и занять свое место в колонне.

В феврале в Гуандуне тепло. Солдаты были одеты легко: френчи, сшитые из синей хлопчатобумажной тонкой ткани, короткие, выше колен, брюки, сандалии, связанные из какой-то особой бичевы, обмотки, нашего типа фуражки с натянутыми на околыши клеенчатыми чехлами от дождя. За спиной у некоторых висели большие круглые шляпы, сплетенные из какого-то травянистого растения, у других имелись зонты или надетое скаткой прорезиненное полотнище от палатки. Все это предохраняло солдат в походе от тропических ливней. На плащи средств не было. Во время маршей у китайцев не принято делать, как у нас, короткие 10-минутные привалы после каждых 50 минут движения. При легкости обмундирования, вытянутости строя в колонну по одному солдаты меньше уставали. Привалы делали через 2—3 часа (в зависимости от крутизны дороги) минут на 15—20. Больших привалов для обедов также не устраивали, так как не было походных кухонь. Солдат кормили утром, перед походом, и вечером. Поскольку пища состояла в основном из риса и какой-нибудь зелени, она готовилась очень быстро.

Наша попытка сократить разрыв между солдатскими трапезами не увенчалась успехом. Мы посоветовали по утрам готовить двойные порции, а так как везти еду было не на чем, заранее раздавать ее солдатам для обеда на больших привалах. Однако, получив обеденный паек, солдаты задолго до назначенного часа съедали его. Пришлось все оставить по-старому. Вскоре мы убедились, что двухразовое питание, если оно регулярно, обеспечивает солдату силы, необходимые для боевых действий. Но поскольку пища не отличалась большой калорийностью, один раз ненакормленные вовремя китайские солдаты быстро слабели.

Уязвимым местом на марше оказалось охранение, особенно разведка. Как уже говорилось, у нас не было ни авиации, ни конницы. К нашим советам наладить надежное охранение китайские офицеры относились с прохладцей. Из-за этого, как мы увидим позднее, случалось много неприятностей. Сама жизнь заставила китайских командиров последовать в этом вопросе нашим рекомендациям.

Моя болезнь между тем развивалась. Питания галетами и чаем в походе было явно недостаточно. Я напрягал память, пытаясь припомнить, что же рекомендуют врачи при заболевании желудка, чем можно усилить мой рацион. Голод давал себя знать. Я решил, что моим «диетическим подспорьем» может стать какао. И как-то умудрился в одном из поселков купить и приготовить какао на молоке.

Я пригласил к себе на «банкет» Хэ Ин-циня. Результат был неожиданным: генералу очень понравился этот напиток и он приказал старшему вестовому взять у меня урок приготовления «коко-фэй». С этой поры началось в штабе полка, а позднее в дивизии и даже во всей армии «поветрие» на какао. «Коко-фэй» в походе истреблялось пудами. Теперь уже Хэ Ин-цинь раз пять в день угощал меня этим напитком. Я так «накокофеился», что, вернувшись в Советский Союз, лет десять не то что пить какао, но и смотреть на него не мог.

Чан Кай-ши, никогда не отличавшийся решительностью, передвигал свои части очень осторожно и к 15 часам 13 февраля сделал только 12-километровый переход до Лунгансюй, где и решил расположиться на ночлег. В 16 часов командир 7-й отдельной бригады сообщил, что около 9 утра слышал артиллерийскую стрельбу на участке 2-й пехотной дивизии. Чан Кай-ши счел это попыткой противника атаковать 2-ю дивизию, но не предпринял никаких шагов для выяснения положения.

14 февраля, несмотря на протесты советника В. А. Степанова, полки школы Вампу выступили поздно и медленно двигались к Даньшую, где в это время была слышна перестрелка. Оказалось, что 2-я пехотная дивизия под командованием генерала Чжан Мин-дэ, стремившегося первым войти в Даньшуй, по собственной инициативе решительно двинулась вперед. Отбросив небольшой отряд противника, дивизия к вечеру 12 февраля овладела Синьсюем.

В 8 часов 13 февраля противник атаковал 2-ю дивизию как со стороны Вэйчжоу, так и со стороны Даньшуя. Дивизия не только отбила атаку, но удачным контрманевром захватила около 300 пленных с винтовками и три пулемета.

Преследуя врага, войска Чжан Мин-дэ к вечеру 13 февраля вышли на подступы к Даньшую. Однако при попытке окружить отступающего противника 2-я дивизия сама была охвачена вышедшими навстречу частями гарнизона Даньшуя. Лишь благодаря расторопности командира дивизии охват был ликвидирован.

Генерал Чжан Мин-дэ был весьма оригинальным командиром. Встретившись с противником, развернув для боя дивизию, он спокойно спускался на откос возвышенности, которая служила ему командным пунктом, доставал из паланкина примус, продукты и принимался за приготовление, в зависимости от времени дня, завтрака или обеда. Иногда он поднимался на возвышенность, где был поставлен бинокль на треноге, осматривал поле боя и, если, по его мнению, все шло нормально, спускался вниз и продолжал готовить или осуществлять свою трапезу.

Как я уже говорил, Чжан Мин-дэ был больше купцом, чем генералом. Дивизия и два речных судна служили ему лишь средством обеспечения той или иной торговой операции или сбора налогов на подведомственных территориях. Поэтому-то он хотел раньше Чан Кай-ши захватить Даньшуй, а следовательно, и налоги с горожан. Под влиянием легкого успеха при подходе к городу Чжан Мин-дэ решил без предварительной подготовки в наступившей темноте ворваться в Даньшуй и выделил для этой цели одну роту из своей комендантской охраны.

Советник безуспешно уговаривал генерала Чжан Мин-дэ согласовать действия по захвату города с полками школы Вампу. Генерал настоял на своем и приказал роте захватить город. Выполняя приказ, рота попала у моста под пулеметный огонь и, потеряв командира и многих солдат, отошла на исходные позиции.

14 февраля 2-я дивизия, выбив противника из окопов на южных подступах к Даньшую, тщетно пыталась, опять-таки самостоятельно, овладеть городом. Дивизия имела только одну пушку, этого было мало, чтобы пробить брешь в городской стене.

Около 14 часов с юга начали подходить полки школы Вампу. В 5—6 км от города советник Полло, шедший в голове 2-го полка, заметил в бинокль гоминьдановские флаги 2-й дивизии на холмах вблизи города и сообщил об этом командиру полка генералу Ван Ма-ю. Ван Ма-ю не предупредил вовремя головные подразделения, и они обстреляли пушку и батальон 2-й дивизии. Перестрелка длилась 15 минут, к счастью, обошлось без серьезных потерь.

Как я уже говорил, боевое охранение в Восточном походе фактически отсутствовало. К тому же генерал Хэ Ин-цинь, основываясь на неизвестно откуда полученных данных, уверял, что город занят нашими войсками. Мы, советники, также были «хороши»: впереди полка беспечно подошли к городу, попали под сильный ружейный огонь с юго-восточной стены и лишь каким-то чудом уцелели. Пришлось отвести солдат за возвышенности, окаймляющие город с юго-востока.

Даньшуй был окружен, как и большинство китайских городов, каменной стеной. Стена толщиной до метра, высотой от 4 до 6 м, с бойницами и несколькими запертыми воротами защищала от ружейного огня.

Установив на высотах всю нашу артиллерию — две пушки, мы, советники, предложили своим командирам полков договориться с командиром 2-й дивизии о совместном штурме города. Но они заявили, что до подхода Чан Кай-ши не рискуют принять какое-либо решение.

К 17 часам Чан Кай-ши приехал и занял командный пункт у батареи. Он поделился с советником В. А. Степановым своим планом.

Чан Кай-ши предлагал: выдвинув 7-ю отдельную бригаду к северо-востоку от Даньшуя фронтом на Пиншаньсюй, обложить город частями школы Вампу с востока и 2-й пехотной дивизии с запада и ждать капитуляции противника. По мнению Чан Кай-ши, противник должен был сдаться дня через два.

В. А. Степанов резонно возразил, что ждать опасно, так как к противнику могут подойти подкрепления с востока. Следует немедленно приступить к подготовке ночного штурма. Он предложил основной штурм города произвести полками школы Вампу; главным силам 2-й пехотной дивизии — поддержать их с юго-запада и прикрыть боевые порядки наступающих с севера и востока; 7-ю отдельную бригаду оставить в резерве.

«Советник инженер Васильев спешно подготовит штурмовые лестницы, для этого ему необходимо выделить роту курсантов из полковой школы», — сказал В. А. Степанов.

После мучительных колебаний Чан Кай-ши одобрил этот план. Был намечен основной пункт штурма — угол юго-восточной стены. Для операции выделялся 1-й пехотный полк, была поставлена задача батарее — пробить в стене проход для наступающих (схема 7).

С наступлением темноты Васильев доложил, что курсанты успели приготовить только 18 лестниц. В 22 часа Чан Кай-ши предложил Степанову перенести штурм на 6 часов утра 15 февраля, мотивируя это усталостью солдат.

Степанов, согласившись, посоветовал заготовить побольше лестниц и до рассвета распределить их по полкам и подразделениям.

Около 7 часов 15 февраля пушки начали артподготовку. Бесчастнову, руководившему огнем батареи, с высоты хорошо было видно, что парапеты стены усилены мешками с песком. Снаряды для горных пушек мы, советники, приготовили следующим образом: укоротили гильзы снарядов, предназначенных для полевых пушек и «Арисаки», и на глазок насыпали в них порох. Разумеется, такие снаряды давали большое рассеивание. Но до цели было меньше километра, орудия вели огонь с открытых позиций, и руководил огнем бывший начальник артиллерии советской дивизии, поэтому попадания были довольно удачны. Шрапнель частью уничтожила, а частью согнала обороняющихся со стены. Гранатами была проделана в стене большая брешь.

Около 7 часов 30 минут 1-й батальон 1-го полка под прикрытием ружейно-пулеметного огня перебежками приблизился к стене. Но штурмовых лестниц, как на грех, не оказалось. Солдаты постепенно накапливались в исходном для броска на стену пункте, появилось ротное знамя, а лестниц все не было. Получилась неприятная заминка.

Чан Кай-ши, одетый в кавказскую бурку, нервно ходил взад-вперед за позицией батареи. Время от времени с воплем, похожим на карканье вороны, он взмахивал руками, приподымая полы бурки. Глазами, полными злобы, он посмотрел на советников, как будто кто-то из нас, а не он, Чан Кай-ши, был виноват в том, что ночью не доставили лестниц в штурмовые подразделения.

Много позднее, в 1937 г., мне рассказывали, что при обороне Нанкина от японцев Чан Кай-ши вместо благодарности также высказывал свое недовольство небольшому отряду советских храбрецов — добровольцам-летчикам, которые в героической борьбе с японской авиацией из-за своей малочисленности не всегда могли спасти Нанкин от бомбардировки японской авиации.

Генерал Хэ Ин-цинь, опять посиневший, как утопленник, прятался от Чан Кай-ши на склоне за кустами. Сбежав с высоты к солдатам, советник Никулин не знал, что предпринять.

В свое время, до военной службы, пробиваясь «в люди», как тогда говорилось, чтобы обеспечить себе возможность учиться, я сменил много профессий, довелось быть и пожарным. И тут под Даньшуем я вспомнил, как в добровольном пожарном обществе учили нас без лестниц влезать на стену. Мне даже однажды пришлось применить этот способ при тушении загоревшегося лесного склада на старом монетном дворе в Екатеринбурге (Свердловск). Способ такой: один из пожарных, наклонившись, руками упирается в стену, другой влезает ему на спину и на плечи; первый выпрямляется, второй хватается за край стены и оказывается у цели. «Вот выход из положения!» — подумал я. Поделившись своей мыслью со Степановым и Бесчастновым и попросив последнего вести тщательное наблюдение и своевременно поддержать нас огнем, я быстро сбежал с высоты и решил вместе с Никулиным практически показать солдатам, что нужно делать. Мы подбежали к пролому, Никулин наклонился, а я полез было ему на плечи, но подбежавшие китайский политрук и знаменосец сразу нас поняли и не пустили на стену. Секунду они спорили, кому из них влезать первым. Политрук признал довод знаменосца — знамя вперед! — убедительным, и солдат-коммунист со знаменем в руках очутился на стене, но тут же был ранен. Политрук подхватил знамя. И вслед за ним, напоминая гусеницы танка в движении, в пролом полезли солдаты и офицеры.

Изнутри были открыты ворота, и солдаты хлынули в город. Вскоре после этого преодолели стену и солдаты 2-го полка, имевшие лестницы. После короткого боя город был занят 1-м и 2-м полками школы Вампу.

Только 300 солдат противника избежали плена — из-за слишком медленного продвижения 3-го батальона 1-го полка к устью ручья, что севернее Даньшуя. Всего под Даньшуем были взяты в плен 700 вражеских солдат, захвачено около 1 тыс. винтовок и 6 пулеметов.

Преследование противника фактически не было организовано; за ним двинулись несколько разрозненных подразделений и на незначительное расстояние.

Потери с нашей стороны — около 10 убитых, 40 раненых.

В бою солдаты показали себя отважными и находчивыми. Отлично себя зарекомендовало большинство младших офицеров первого выпуска школы Вампу.

После боя 1-й полк собрался северо-западнее города. Два батальона 2-го полка и штаб Чан Кай-ши расположились в самом Даньшуе. 2-й батальон 2-го полка занял высоту 194,8 в 2 км к северо-востоку от города.

Около 10 часов мы заметили, что противник сосредоточивается на северо-востоке. Трудно было предположить, что к нему уже успело подойти подкрепление.

По-видимому, часть гарнизона занимала позицию для прикрытия отхода главных сил на Пиншаньсюй.

Не желая признаться друг другу, что они, генералы, перед тем как принять решение, советуются с нами, Чан Кай-ши и Чжан Мин-дэ около 12 часов дня встретились без советников и сами выработали план дальнейших действий. О своем решении как об окончательном Чан Кай-ши поставил в известность Степанова. Полки школы Вампу должны были выступить на восток вдоль побережья, в дальнейшем с подходом судов погрузить на них десант и высадить его в тылу противника, отступающего от Даньшуя; 2-й дивизии предписывалось двигаться на Пиншаньсюй, а 7-й бригаде — на Вэйчжоу. В. А. Степанова озадачил такой план. Предстояло действовать не кулаком, а растопыренными пальцами. В это время поступили сведения, что из Вэйчжоу на помощь к противнику подошли новые части — около 2 тыс. человек. Генералы вновь без участия советников выработали план действий на 16 февраля, в соответствии с которым 2-я дивизия и 7-я бригада, сосредоточившись на восточном берегу реки к северу от Даньшуя, должны были атаковать противника с охватом его левого фланга. Чан Кай-ши собирался 15 февраля перебросить на левый берег реки к западу от города свой 1-й полк. 16-го утром направить туда же 2-й полк и перейти в наступление в северном направлении с охватом правого фланга. Предполагалось, что эти части во взаимодействии со 2-й дивизией окружат противника. При перегруппировке намечалось ненужное перекрещивание частей (схема 8).

Мы не могли понять, какие соображения были положены в основу этого плана. Поскольку методы работы советника с командиром тогда только нащупывались, не все советники решались оспаривать неудачные решения, и приказ генералов был передан войскам.

Советники при Чан Кай-ши и Чжан Мин-дэ только собирались доложить обо всем по телефону Блюхеру, находившемуся в штабе главнокомандующего Сюй Чун-чжи, как положение резко изменилось. Около 16 часов противник перешёл в наступление, а части 2-й дивизии вместо предусмотренной переправы на восточный берег реки сгруппировались на западном и повели бой с наседавшим противником. В тяжелом положении оказалась 7-я бригада, которая вела бой к северу от Даньшуя с превосходящими силами противника. Мы с Никулиным посоветовали генералу Хэ Ин-циню не переводить на западный берег 1-й полк школы Вампу, оставив его на прежних позициях. Два батальона 2-го полка и 7-й полк 2-й дивизии в это время находились в городе. Никто не знал точно, что произошло на фронте, наступило явное замешательство. Советники при Чан Кай-ши и Чжан Мин-дэ поспешили к своим командирам.

Советник при генерале Чжан Мин-дэ застал 2-ю дивизию в затруднительном положении. Чжан Мин-дэ ввел в бой свой последний резерв, личную охрану, и уравновесил положение. 7-я бригада, не выдержав натиска противника, побежала частью через город, частью вдоль юго-восточной стены на юго-запад (схема 9).

В. А. Степанов предложил Чан Кай-ши до выяснения быстро меняющейся обстановки отложить исполнение приказа. Но тот с явным неудовольствием возразил, что приказ отдан и должен быть выполнен. Через 15 минут после этого разговора на улице у штаба Чан Кай-ши показались отступающие солдаты 7-й бригады. На бегу они ухитрились разграбить обоз. Чан Кай-ши испугался до полусмерти. Крикнув, чтобы отводили из города 1-й и 2-й полки, он присоединился к бегущим солдатам. Советники, тщетно пытавшиеся приостановить панику, вышли из города позднее. Мы увидели, что противник незначительными силами занял одну из высот на северо-востоке от города. Разыскав Чан Кай-ши, окруженного панически настроенными офицерами штаба, наши советники предложили ему немедленно прислать хотя бы роту на юго-восточную высотку, чтобы задержать дальнейшее продвижение противника. После шумной перебранки, возникшей между чинами штаба, рота все же была выслана, но... в другом направлении. Видя эту беспомощность, советники Степанов, Бесчастнов, Дратвин и Полло с пулеметом под огнем противника сами заняли высотку и открыли огонь по неприятелю. Лишь тогда Чан Кай-ши приказал батальонам 2-го полка двинуться за советниками. При виде наступающих солдаты противника без сопротивления начали отходить, а потом и побежали. Незадолго до этого советники 1-го полка школы Вампу, видя бегство 7-й бригады, посоветовали генералу Хэ Ин-циню перейти в контратаку в северо-восточном направлении. Стремительной атакой 1-го полка противник был опрокинут. Это дало возможность удержать город и выручить батальон 2-го полка, застрявший в районе высоты 194,8.

Противник отступил на Пиншаньсюй, но его и на этот раз никто не преследовал.

Уже темнело, когда генерал Хэ Ин-цинь, Никулин и я в приподнятом после удачной контратаки настроении отправились в город в штаб генерала Чан Кай-ши, чтобы доложить о результатах.

Нас несколько удивило, что охрану городских ворот несли солдаты 7-го полка 2-й дивизии генерала Чжан Мин-дэ, а не нашего 2-го полка школы Вампу.

В городе было темно, когда мы, петляя по узким улицам, добрались с помощью проводника до штаба. Сначала мы не заметили, что у входа нет часовых, окна не освещены.

— Туда ли ты нас привел? — строго спросил проводника Хэ Ин-цинь.

— Туда.

Во дворе было пусто. Удивленные, мы вошли в дом, осветили одну за другой комнаты электрическим фонариком и обнаружили лишь разбросанные в спешке бумаги и сдвинутую в беспорядке мебель.

Собираясь уходить, мы столкнулись с одним из офицеров 7-го полка и спросили его, куда перешел штаб Чан Кай-ши.

— Паола, Паола! (убежали!), — ответил офицер.

Часа через два мы наконец разыскали штаб и самого Чан Кай-ши в нескольких километрах от города в каком-то монастыре.

Не разобравшись в обстановке, предполагая, что сражение проиграно, Чан Кай-ши приказал отводить 2-й полк как раз в тот момент, когда противник побежал после нанесенного ему 1-м полком удара.

Чан Кай-ши, увидев нас, явно обрадовался. Выслушав донесение, он робко попросил возможно более скрытно отвести 1-й полк с занимаемой позиции на юго-восточную окраину города. Генерал все еще не мог осознать, что он победитель, а не побежденный.

— Противник отброшен. Даньшуй в наших руках. Зачем же лишать город прикрытия? Полк должен остаться на месте, — возразил я.

Меня поддержал В. А. Степанов, и после некоторого колебания Чан Кай-ши согласился с нами. Когда мы вышли, Степанов подробно рассказал мне и Никулину о бегстве штаба. Так Чан Кай-ши в матче с Чжан Мин-дэ забил мяч в собственные ворота: не желая того, передал город 7-му полку 2-й дивизии, который разобрался в обстановке и не поддался панике.

Подводя итоги событиям дня, мы отмечали доблесть солдат 1-го и 2-го полков и офицеров первого выпуска школы Вампу, не поддавшихся панике подобно их старшим командирам и даже в самые критические минуты точно выполнявших все распоряжения. Мы были свидетелями отчаянной паники генерала Чан Кай-ши, его штаба и командира 2-го полка генерала Ван Ма-ю. Вскоре Чан Кай-ши, забыв о собственном поведении, отстранил от занимаемой должности генерала Ван Ма-ю за то, что он не знал, где находились подразделения его полка во время боя. Командир 2-й дивизии генерал Чжан Мин-дэ показал себя в бою решительным и энергичным. Все говорили о беззаветной храбрости наших советников. Для меня было ясно одно — нам еще не удалось наладить должное взаимодействие с командирами в бою, мы еще не полностью взяли в свои руки оперативное руководство.

Выставив после боя за Даньшуй сторожевое охранение, генералы Чан Кай-ши, Чжан Мин-дэ и командир 7-й отдельной бригады ни о каких самостоятельных планах наступления и не думали. Они пассивно ожидали приезда генерала Сюй Чун-чжи и главного советника В. К. Блюхера.

Прибыв в Даньшуй 18 февраля, В. К. Блюхер сообщил нам, что юньнаньский генерал Тан Цзи-яо сговорился с У Пэй-фу и перешел в наступление на провинцию Гуанси. Теперь он находится в нескольких переходах от ее столицы. После захвата Гуанси Тан Цзи-яо предполагает сразу же продолжать наступление на Гуанчжоу.

В связи с новой угрозой союзники Гуанчжоуского правительства в Гуанси настаивают на том, чтобы 2-й корпус Юньнаньской армии под командованием генерала Фань Ши-шэня из района р. Дунцзян был срочно переброшен к р. Сицзян для встречного наступления против армии генерала Тан Цзи-яо. Об этом просит и сам Фань Ши-шэнь.

«И все же наибольшая опасность Гуанчжоу, — сказал нам Блюхер, — сегодня угрожает с востока, а не с запада. Союзники в Гуанси располагают достаточными силами, чтобы приостановить наступление генерала Тан Цзи-яо. Пока мы не нанесли решительного поражения Чэнь Цзюн-мину, переброска корпуса Фань Ши-шэня на запад нежелательна. Правда, юньнаньцы не торопятся продвигаться на Боло, а больше имитируют движение. Однако они маячат на этом направлении, и в случае перехода армии генерала Линь Ху в наступление они хоть сообщат нам об этом.

Гуансийские войска также делают вид, что двигаются на Вэйчжоу, а в действительности топчутся на месте. К тому же, — продолжал В. К. Блюхер, — поступают сведения, что командующий Гуансийской армией генерал Лю Чжэнь-хуань ведет секретные переговоры с Тан Цзи-яо. Положение Гуанчжоуского правительства тяжелое: средства иссякли. Ляо Чжун-кай пытается получить заем у купечества Гуанчжоу, но для этого необходима победа над Чэнь Цзюн-мином. Тогда и заем купцы дадут, и доходы у правительства увеличатся. Я уже поставил перед генералом Сюй Чун-чжи вопрос о пополнении действующей армии 6-й бригадой 3-й пехотной дивизии, одной из бригад 1-й дивизии и бригадой генерала У Те-чэна. Этих сил будет достаточно для закрепления нашего тыла при продвижении к Шаньтоу. Командующий в принципе согласен направить эти части на фронт.

В районе Пиншаньсюй против нас сосредоточен корпус генерала Хун Шао-линя и войска генерала Е Да-юй, всего около 7500—8000 штыков. Генерал Ян Кунь-ю заперся в крепости Вэйчжоу. Сведений о частях генерала Линь Ху у нас нет.

Китайских генералов, в частности Чан Кай-ши, как омут, притягивает крепость Вэйчжоу. Но ключ к победе не в крепости, а в разгроме главных сил Хун Шао-линя. Их нужно разбить до того, как мы развернем наступление на Шаньтоу. Я настоял на этом. 20 февраля мы выступаем. И без того мы потеряли много времени, засидевшись в Даньшуе.

Опыт начавшегося похода показал, — закончил свой обзор Блюхер, — что еще не все советники завоевали должное положение в войсках. Мы здесь находимся для того, чтобы помочь китайскому народу и его революционному авангарду вырваться из лап империализма и милитаризма. Помните, что еще неизвестно, будет ли признаваться нашей заслугой успех выигранного при участии советника боя, а вот каждый проигранный даже не по вине советника бой непременно будет ставиться ему в вину. Мы должны быть всегда в курсе общего положения дел и с должной твердостью убеждать генералов принимать наши советы. Это не значит, что надо подменять командира. Мы должны его растить, учить, но учить в походе, в бою. И, естественно, учить только на положительных примерах. Поэтому нельзя оперативные и тактические вопросы выпускать из своих рук».

Зарядка, которую В. К. Блюхер дал нам в этот вечер, была очень важной для дальнейшей работы всей группы наших военных советников. Я и сейчас вспоминаю об этой беседе с благодарностью.

19 февраля Василий Константинович сообщил нам, что принято решение начать наступление 20 февраля.

2-я дивизия и 7-я бригада должны были двигаться северной дорогой на Байманхуа и далее на Хайфын; полки школы Вампу — на Жэньшаньсюй—Хайфын.

20 февраля 2-я пехотная дивизия и 7-я бригада выступили с большим опозданием. Около двух часов войска тянулись через город и сконцентрировались к северу от него. В 10 часов разведка, высланная 1-м полком школы, неожиданно столкнулась с противником. Завязалась перестрелка на высотах к северу от деревни Литан. Полк быстро развернулся для боя. Вскоре на дороге Вандотань—Даньшуй была замечена еще одна колонна противника, которая грозила обойти правый фланг 1-го полка. По нашей просьбе правее нас вскоре вступил в бой 2-й полк школы Вампу.

Бой произошел на горном плато. До сих пор бои велись на отдельных направлениях силами небольших отрядов, поэтому иногда между войсками оказывались значительные участки неразведываемой территории. Разведка у нас была только пешая, а значит ограниченная расстоянием. Донесения старшим командирам направлялись также с пешими курьерами. Неожиданное появление незнакомой воинской части с фланга, даже с тыла было обычным делом. А кто это — свои или чужие, до самого столкновения разобраться было невозможно. Поэтому каждое подразделение имело отличающийся от других флаг.

Теперь же во время встречного боя на открытом горном плато передвижения с той и другой стороны были хорошо видны простым глазом. Все это напоминало нам военные занятия на огромном ящике с песком.

Развернувшиеся полки вели огневой бой с противником. С расстояния около километра наши подразделения либо не понимали сигналов командиров о переходе в наступление, либо ждали еще какой-то команды. Во всяком случае солдаты лежали на месте. Не исключено, что по секрету от советников Чан Кай-ши отдал приказ оставаться на месте. Как мы увидим позднее, именно такой приказ был отдан командиру 2-го полка.

Высланный в обход правого фланга противника по долине р. Даньшуй 3-й батальон вел ненужные перестроения, но вперед не двигался. Наконец он перешел реку вброд и остановился. Мы отправили посыльного с приказом командиру батальона как можно скорее двигаться в обход противника. Но когда он еще дойдет! Бой между тем развивался в «классической» для наемных войск манере: лежат, стреляют, пока есть патроны, потом побегут кто куда.

Нужно было во что бы то ни стало поднять полк в наступление.

— Надо показать им пример — пойти вперед! — предложили мы генералу Хэ Ин-циню.

— Ложись за пулемет, — сказал я Никулину, — поддерживай наступление огнем, а я поведу роту в атаку.

Я подошел к одному из взводов и на своем бедном китайском языке, больше при помощи рук, попытался объяснить солдатам задачу. Они лежат, не понимают моего «китайского языка»! Тогда я решил поднимать солдат по одному, по два, начиная с командира взвода. Наконец меня поняли. Солдаты стали подниматься, кричали, подавали сигналы другим, и вскоре весь полк решительно, как на ученье, тронулся стеной вперед. Не принимая боя, противник начал отход.

После этого генерал Хэ Ин-цинь долго извинялся, что из-за боли в груди не смог пойти со мной в атаку.

В это же время крупные силы противника стали спускаться с гор к Даньшую, но, почувствовав наше давление с севера, поспешно отступили на Пиншаньсюй. Бой показал, что в такой обстановке неожиданные встречи могут быть частыми и что противник — войска генерала Хун Шао-линя — отличается значительным упорством. Основательно потрепанные у Шилуна, на подступах к Даньшую и в самом Даньшуе, они все же пытались вновь атаковать нас.

Чан Кай-ши не командовал полками школы Вампу во время боя. Заслышав стрельбу, он остановился на дороге у мостика примерно в километре к северо-востоку от Даньшуя.

Советник В. А. Степанов вернулся с наблюдательного пункта и доложил в присутствии прибывшего В. К. Блюхера, что противник обходит наш правый фланг с юга и поэтому необходимо поторопить 2-й полк с переходом в наступление. Чан Кай-ши ответил, что, по имеющимся у него данным, противник бежал, а 2-му полку приказано его преследовать. Это была ложь. Примерно через час В. К. Блюхер подъехал ко 2-му полку, преспокойно стоявшему на месте, и спросил, почему полк не двигается. Чан Кай-ши вынужден был сознаться, что на самом деле отдал полку другой приказ — отбить наступление противника, занять высоты и остановиться.

21 февраля мы заняли Байманхуа и Пиншаньсюй. Так победоносно начался первый Восточный поход.

* * *

В ходе военных действий складывалась новая Национально-революционная армия Китая, солдатам которой были понятны цели национально-освободительной войны, сформулированные в политической программе Гоминьдана.

Эта программа, разработанная при активном участии китайских коммунистов, провозгласила главной задачей объединение и демократизацию страны на основе развертывания антиимпериалистической и антифеодальной революции.

Три народных принципа и выдвинутые Сунь Ят-сеном три основные политические установки — союз с Советской Россией, союз с компартией, поддержка крестьян и рабочих — определяли стратегическую линию Гоминьдана в тот период. «Национальная революция может победить только при участии крестьян и рабочих, — говорилось в манифесте Гоминьдана. — Гоминьдан оказывает помощь рабоче-крестьянскому движению, стремится развивать его и поддерживать экономические организации рабочих и крестьян, вовлекая их в национально-революционное движение».

Правительство Сунь Ят-сена начало претворять в жизнь лозунг «поддержка крестьян и рабочих», сыгравший в первом Восточном походе немаловажную роль.

15 июля китайские рабочие, возмущенные введением в англо-французской концессии на о. Шамянь оскорбительных для китайских рабочих и служащих правил (в определенные часы вход на остров запрещался, производились обыски и т. п.), забастовали и покинули концессию.

Правительство Сунь Ят-сена по предложению коммунистов расселило бастующих рабочих в городе, оказало им материальную поддержку и разрешило выставить пикеты против штрейкбрехеров. Положительно отнеслось правительство и к поддержке рабочих и служащих Шамяня со стороны железнодорожных рабочих дороги Гуанчжоу—Коулун, которые объявили забастовку солидарности. Правительство поддержало и стачку китайских моряков, работавших в Гуанчжоу на иностранных судах.

Ряд мероприятий наметило правительство и в крестьянском вопросе. В манифесте Гоминьдана говорилось: «Поскольку Китай — страна земледельческая, и крестьянство страдает больше всех других классов, Гоминьдан требует, чтобы безземельные крестьяне и арендаторы были наделены землей и средствами для ведения хозяйства».

В феврале того же года крестьянские союзы, созданные коммунистами во главе с товарищем Пэн Баем в уезде Хайфын и объединявшие 100 тыс. крестьян, боровшихся против помещиков-лиходеев за снижение арендной платы, были распущены генералом Чэнь Цзюн-мином. Крестьяне, как правило, помогали Национально-революционной армии в ее походе.

Перед началом Восточного похода в школе Вампу был создан пропагандистский отдел под руководством коммунистов. Работниками отдела были заготовлены 500 тыс. прокламаций к солдатам, 100 тыс. листовок для распространения среди крестьян, 50 тыс. экземпляров текстов революционных песен.

Все эти материалы распространялись во время Восточного похода. В крупных населенных пунктах организовывались митинги под такими, например, лозунгами: «Организация крестьянских союзов», «Снижение арендной платы». Крестьяне, особенно в уездах Хайфын и Луфын, радостно встречали части Национально-революционной армии, внимательно выслушивали пропагандистов, добровольно вызывались переносить имущество войск и во многих деревнях организовывали комитеты для встречи революционных солдат. Единодушная поддержка народа — первая важнейшая причина успешного начала похода НРА. Вторая причина — создание крепкого костяка новой Национально-революционной армии в виде 1-го и 2-го полков школы Вампу, состоявших не из профессионалов, наемных вояк, а из солдат-добровольцев. Эти солдаты, попав под благотворное влияние политработников-коммунистов и нового революционного офицерства, только что выпущенного из школы Вампу, прониклись революционным духом, поняли, за что они идут воевать.

При феодальной раздробленности Китая никакой централизованной системы комплектования армии не существовало. Каждый генерал-милитарист формировал войско по-своему, предпочитая вербовать солдат из «родной» провинции, чтобы играть на чувствах местного патриотизма землячества.

В городах Китая в то время была жестокая безработица, в деревне не хватало земли. Поэтому многие крестьяне соглашались идти в солдаты, чтобы пропитаться самим и что-то заработать для семьи. В среднем солдату-наемнику платили 8 китайских долларов в месяц, из которых шесть вычитали за обмундирование и пищу, а два выдавали на руки. Эти-то два доллара и привлекали «добровольцев», надеявшихся оказывать какую-то денежную помощь своим семьям.

Служба в войсках милитаристов, основанная на палочной дисциплине, была тяжелой. Солдатам были совершенно чужды цели боевых действий. У них была лишь надежда ограбить обоз противника да пленных офицеров и на этом «разбогатеть».

Как мы видели из обращения генерала Чэнь Цзюн-мина к населению перед походом на Гуанчжоу, милитаристы обычно обещали избавить народ от «тирании», не допускать грабежа населения и т. д. Разумеется, захватив власть в провинции, все они одинаково разоряли крестьян поборами.

Солдаты и офицеры «союзных» армий, временно поддерживавших Гуанчжоуское правительство, также не прочь были заняться грабежом. Разграбили, например, в Хайфыне дворец Чэнь Цзюн-мина. По словам командира 2-й дивизии Чжан Мин-дэ, офицеры пытались, но не смогли удержать солдат от этого. На деле грабеж был организован самим генералом.

Понятно, что у солдат милитаристских армий не было никакого стимула подвергать свою жизнь опасности. Каждый из них сам для себя разрабатывал «стратегический план». Лежит за укрытием, постреливает и выжидает, когда противник останется без патронов и побежит. Обычно ждать приходилось недолго. Даже в НРА лучше других снабжавшиеся части школы Вампу имели на солдата по 200—250 патронов на всю кампанию, т. е. патронов по 50 на бой. У большинства же милитаристов боеприпасов было еще меньше.

Поэтому солдат генеральской армии не рвался в бой, зато с резвостью оленя бросался преследовать уже бегущего врага, чтобы поживиться чем-нибудь из брошенного им имущества. Если же чаша весов в бою склонялась на сторону противника, «солдат-стратег», не ожидая команды, обращался в бегство, грабя по пути свои обозы, а если позволяло время, и покидаемые населенные пункты. Можно себе представить, как смотрело население на такие войска.

По-другому обстояло дело в НРА, особенно в полках школы Вампу. Солдаты не были заражены милитаризмом, большинство из них пришло из деревни. Китайские крестьяне-бедняки при хорошо поставленной политической работе становились настоящими бойцами революции. Политические работники школы Вампу и сформированных частей Национально-революционной армии донесли до каждого солдата живую идею борьбы за освобождение родины от империалистов и их пособников — китайских феодалов-милитаристов.

Вчерашний безземельный или малоземельный крестьянин, ставший солдатом НРА, верил, что с победой революции у него будет земля, и он дрался в бою на совесть. Не удивительно, что население скоро стало охотно помогать молодой НРА.

* * *

После встречного боя главные силы генерала Хун Шао-линя отошли на восток. Сведений о движении войск генерала Линь Ху не поступало.

Командующий гуансийскими «союзными» НРА войсками Лю Чжэнь-хуань вернулся из Гонконга в Гуанчжоу, но войска его по-прежнему были инертны. Юньнаньцы наконец-то заняли г. Боло.

Наша северная колонна (2-я дивизия и 7-я бригада), перейдя в наступление 21 февраля, заняла Байманхуа и Пиншаньсюй, под вечер 24 февраля вошла в соприкосновение с противником, сбила его и, энергично преследуя, 27 февраля в 10 часов утра овладела Хайфыном. Полки школы Вампу без серьезных столкновений с противником к вечеру того же дня подошли к Хайфыну.

Еще до этого рота курсантов школы Вампу была посажена на канонерскую лодку «Юн-Фун» для высадки в тылу противника. Однако, выйдя в море, командир судна из радиограммы узнал, что на перехват канонерки выходят неприятельские военные корабли, с перепугу высадил курсантов и удрал в Гуанчжоу.

28 февраля в Хайфын прибыли командующий фронтом генерал Сюй Чун-чжи и В. К. Блюхер. К этому времени разбитые и деморализованные войска генерала Хун Шао-линя бежали частью на Хэкоу, частью на Луфын.

Поступили первые сведения о том, что из района Хэюань началось передвижение частей генерала Линь Ху, решившего, по-видимому, от выжидательных действий перейти к активным.

Командир 2-го корпуса Юньнаньской армии генерал Фань Ши-шэнь начал отвод своего корпуса из Боло на запад в Гуанси, под Учжоу.

На юго-западе провинции Гуандун 1-я гуанчжоуская дивизия разбила части генерала Шун Хун-юна, который успел из «союзника» Сунь Ят-сена превратиться в союзника Чэнь Цзюн-мина.

Известие о наступлении войск Линь Ху удручающе подействовало на Сюй Чун-чжи и других генералов. Бодрее других был настроен командир 2-й дивизии Чжан Мин-дэ.

В. К. Блюхер предложил возможно быстрее продолжить движение на восток, чтобы добить войска Хун Шао-линя, не позднее 8—9 марта захватить основные базы противника Цзэян, Шаньтоу, Чаочжоу и подготовиться к встрече с войсками генерала Линь Ху на развилке путей у Цзэяна. Было принято решение немедленно снять из резерва 1-ю бригаду 1-й дивизии и 6-ю бригаду 3-й дивизии гуанчжоуцев и сосредоточить их в самом Гуанчжоу для предупреждения возможного мятежа Фань Ши-шэня против правительства. После того как юньнаньские войска пройдут через Гуанчжоу в Гуанси, направить эти две бригады вместе с бригадой У Те-чэна в Шилун и поручить им в последующем закреплять тыл войск, наступающих на Шаньтоу.

28 февраля был отдан приказ: полкам школы Вампу, 7-й бригаде и 16-му полку продолжать движение через Хэкоу, Фунин на Цзэян с задачей занять этот город не позднее 6 марта; 2-й дивизии двигаться через Луфын; откуда одну бригаду направить на Чаочжоу с задачей поддержать полки школы Вампу и 7-ю бригаду; 7-му полку занять Шаньтоу. С этим полком двигался и командир 2-й дивизии генерал Чжан Мин-дэ.

В пути поступали противоречивые сведения о противнике: по одним данным, войска генерала Чэнь Цзюн-мина уже оставили Шаньтоу, по другим — в городе неожиданно появился десант войск генерала Хун Шао-линя на трех кораблях и потребовал от купцов Шаньтоу 200 тыс. долл., угрожая в случае отказа разрушить город.

В перехваченной телеграмме Чэнь Цзюн-мина к Линь Ху говорилось, что он, Чэнь, погрузив свои войска на суда, направился 4 марта в Шаньтоу, но, изменив свое решение, 6-го вечером отбыл на военном корабле в Сямынь (Амой), а 7-го город был занят противником, т. е. нашими войсками.

Захватили мы и телеграмму генерала Хун Шао-линя, в которой сообщалось, что после поражения большая часть его войск отошла на Дапу, а сам генерал с двумя полками и охраной отступил на восток к Чаочжоу.

В связи с этим наше командование приказало бригаде генерала Мо, которая достигла к этому времени Фунина, идти форсированным маршем на Шаньтоу и атаковать город с севера. Серьезным препятствием на пути обеих колонн была река, которую удалось форсировать лишь 7 марта, причем один батальон 7-го полка, посаженный на канонерку под английским флагом, после незначительной перестрелки прорвался к Шаньтоу и занял город.

Северная колонна двигалась двумя эшелонами: первый эшелон (7-я бригада) находился обычно в двух переходах впереди второго (полки школы Вампу). 7-я бригада после боя в Хэкоу 3 марта донесла, что помимо пленных и винтовок она захватила документы, в которых имеется просьба генерала Хун Шао-линя к Линь Ху о помощи.

Около 22 часов 4 марта полки школы Вампу остановились на ночлег в районе Малу. Неожиданно были получены сведения, что части генерала Линь Ху идут к Хайфыну, причем передовые отряды уже появились километрах в 15 от Хэтяня, где должен был находиться штаб нашего командования. Узнав об этом, В. А. Степанов предложил Чан Кай-ши временно задержать движение полков школы Вампу, чтобы оказать помощь штабу. Но Чан Кай-ши заявил, что у главнокомандующего есть охрана, и вообще ради безопасности штаба не стоит задерживать движение. Впоследствии оказалось, что штаб генерала Сюй Чун-чжи, не останавливаясь в предполагавшемся пункте, ночью и ранним утром продолжал движение, чтобы поскорее догнать полки школы Вампу.

Утром 7 марта 7-я бригада заняла оставленный противником г. Чаочжоу. Полки школы Вампу 6 марта находились в Цзэяне, куда на другой день прибыл и штаб Сюй Чун-чжи. Так закончилась операция Чаочжоу— Шаньтоу.

Подводя итоги этого периода, необходимо отметить проявлявшееся еще у генералов стремление ранее других захватывать города и селения для извлечения соответствующих доходов. Это порой мешало взаимодействию частей в боевой обстановке. В больших населенных пунктах, таких, как Фунин, Цзэян, Чаочжоу, занявший их генерал немедленно назначал своего «приказчика» и начинал собирать налоги. Каждый из этих «героев» стремился вырваться вперед, не считаясь с риском поражения. Это порождало взаимную глухую вражду между командирами соединений. Командир 7-й бригады не терпел командира 2-й дивизии, который в свою очередь ненавидел Чан Кай-ши. А последний не выносил генерала Сюй Чун-чжи и т. п. Все это осложняло задачу советников по налаживанию оперативного руководства войсками.

12 марта 1925 г. в Пекине умер великий китайский революционер доктор Сунь Ят-сен. На другой день созданная им Национально-революционная армия одержала решающую победу над противником, и это была лучшая дань его памяти. Эта победа стала кульминационным моментом первого Восточного похода. После нее войска Гуанчжоуского правительства неудержимо двинулись вперед.

В первом Восточном походе приняло участие сравнительно немного соединений и полков. Казалось бы, обмен информацией между командирами должен быть не только ежедневным, но и ежечасным. В действительности было не так. Небольшая группа войск затерялась на огромной территории. Из-за скудных средств связи командиры не располагали своевременной информацией о боевой обстановке.

После взятия Шаньтоу советники полков школы Вампу Васильев, Полло, Никулин и я решили, что поход по существу уже закончен и мы можем на денек оставить свои части и осмотреть город. С разрешения В. А. Степанова мы отправились в небольшой уютный портовый городок, осмотрели его и, остановившись ночевать в гостинице, с удовольствием растянулись на нормальных постелях. Мы предвкушали приятную возможность сесть утром за «штатский» стол и позавтракать яичницей с колбасой. Но вдруг в гостиницу явился Шалфеев (Воробьев) и сообщил, что нас срочно вызывает к себе на станцию главный советник.

Мы поспешили. По перрону нервно прохаживался, поджидая нас, Василий Андреевич Степанов.

— Наконец-то, — сказал он не очень приветливо. — Идемте к начальству.

В своем вагоне Василий Константинович, мрачно взглянув на нас, жестом пригласил садиться и сказал:

— Наш поход еще в разгаре. Мы не достигли решающего перевеса и не можем позволить себе оставлять части для прогулок. В дальнейшем, — обратился В. К. Блюхер к В. А. Степанову, — всякие отлучки на любое время должны допускаться только с моего разрешения.

Поезд тронулся на Чаочжоу.

— Пока мы едем до вашей станции, я сориентирую вас в обстановке и укажу ближайшие задачи, — продолжал Блюхер. — От местных жителей и из захваченных документов нам стало известно, что 4 марта генерал Линь Ху сосредоточил свои силы в районе Синнин и выступает на помощь войскам генерала Хун Шао-линя в направлении на Хайфын. Передовой отряд его, до 2 тыс. человек, замечен в 15 км севернее Хэбо. 5 марта получены дополнительные, хотя еще не проверенные сведения. Главные силы противника (6—7 тыс. человек) пришли уже в Аньлюсюй с задачей продолжать движение на Хэбо. Войска генерала Хун Шао-линя, как мы узнали, отходят двумя группами: одна — на Дапу и Сункоуюй, другая — на восток от Чаочжоу.

— Наши войска, — уточнил В. К. Блюхер, — расположены так: 2-я пехотная дивизия с 16-м отдельным полком и штаб генерала Сюй Чун-чжи — в Шаньтоу, 7-я бригада — в Чаочжоу; полки школы Вампу, как вам известно, — в Цзэяне; 1-я бригада и бригада У Те-чэна — в районе Хайфына.

Генералы, особенно Чан Кай-ши, не поверили сведениям о противнике: они считали движение войск Линь Ху на Хэбо и Хайфын всего лишь демонстрацией. По их предположениям главный удар Линь Ху должен нанести с севера на Танкэнсюй—Цзэян.

Однако 10 марта окончательно выяснилось, что войска Линь Ху двигаются на Хэбо, а не на Танкэнсюй и передовые части его находятся уже в районе Малу. Только после этого генерал Сюй Чун-чжи принял мое предложение разбить противника в районе Хэбо. Для этого предназначались полки школы Вампу, 7-я и 1-я бригады и бригада У Те-чэна. 2-я дивизия должна была перейти из Шаньтоу в Чаочжоу и использоваться в зависимости от обстановки для наступления на север или северо-запад. До подхода 7-й бригады полкам школы Вампу было приказано перейти к обороне в районе Цзэяна, а затем вместе с 7-й бригадой наступать на Хэбо.

— 11 марта, — продолжал Блюхер, — были получены противоречивые сведения: одна версия — противник двинулся на Уцзинфу и Танкэнсюй; вторая, более поздняя, подтверждала ранее имевшиеся данные о том, что главные силы противника сосредоточились в Хэбо. Но даже после того как окончательно выяснилось, что противник находится в Хэбо, и было принято решение атаковать его на этом направлении, Чан Кай-ши по-прежнему продолжал настаивать на своей предвзятой идее. Он поэтому пытался сорвать выполнение нашей рекомендации и предлагал мне и Степанову послать на Хэбо только полки школы Вампу или только 7-ю бригаду.

Генерал Сюй Чун-чжи, вначале согласившийся с моим планом, под влиянием Чан Кай-ши стал колебаться. Вместо того чтобы направить на Хэбо все силы, он решил оставить в Цзэяне один полк 7-й бригады, две роты из частей школы Вампу и вообще оттягивал выступление войск из Цзэяна. Сюй Чун-чжи говорил, что он ожидает поступления каких-то новых данных.

Мне стоило большого труда убедить Сюй Чун-чжи и Чан Кай-ши вовремя двинуть на Хэбо все намеченные директивой войска.

— Поторопитесь к себе в части и не увлекайтесь прогулками! — улыбнулся Василий Константинович, сменяя гнев на милость, и крепко пожал нам руки на прощанье.

12 марта полки школы Вампу выступили через Фунин на Мяньху; два полка 7-й бригады из Цзэяна шли северным берегом р. Наньци. Главнокомандующего так и не удалось переубедить: один полк из состава бригады вместе с двумя ротами полков школы Вампу все же были оставлены в Цзэяне.

В 13 часов генерал Хэ Ин-цинь получил от местного жителя сведения о том, что противник якобы из Хэбо ушел на Танкэнсюй. Вслед за этим от встречных жителей были получены другие сведения: противник сегодня утром выступил нам навстречу двумя колоннами по 3 тыс. солдат каждая. Первая идет на Мяньху, вторая — вдоль южного берега р. Наньци на Лихусюй. Никакого движения противника на северо-восток эти жители не заметили.

Около 15 часов эти данные были переданы В. К. Блюхеру, который порекомендовал генералам Сюй Чун-чжи и Чан Кай-ши нанести противнику 13 марта главный удар правым флангом: 7-й бригадой и 1-м полком школы Вампу с целью отбросить его на юг. 2-й полк школы Вампу частью своих сил должен был оказывать поддержку 1-му полку, а остальными наступать на южную группу противника.

12 марта наши войска заночевали в следующих пунктах: 7-я бригада — на северном берегу р. Наньци западнее Цзэяна; 1-й полк школы Вампу — в Мяньху (один батальон на левом берегу р. Наньци), 2-й полк — юго-восточнее Мяньху; 2-я дивизия — в Чаочжоу (схема 10). От бригад, двигавшихся с запада на Хэбо, сведений не поступало, предполагали, что они находятся в полупереходе от этого пункта.

1-й полк должен был выступить из Мяньху на Малу 13 марта в 6 часов утра. Но генерал Хэ Ин-цинь задержал выступление, заявив, что ожидает какого-то распоряжения Чан Кай-ши. Был ли это очередной трюк Чан Кай-ши, не желавшего спешить (пусть основную тяжесть боя примет на себя 7-я отдельная бригада!), или ему все еще казалось, что войска Линь Ху наступают не с запада, а с севера, — осталось неизвестным. Наконец под нашим давлением полк все же выступил на Малу.

Командир полка, его штаб и мы, советники, обычно шли в голове колонны. На этот раз, чтобы не оттягивать выступление, мы посоветовали генералу Хэ Ин-циню приказать 1-му батальону, не ожидая нас, выступать в авангарде. Мы предполагали нагнать 1-й батальон в месте разветвления рек, к западу от деревни Шаньху.

По обыкновению командир батальона не выслал разведку и не организовал надежное охранение, ориентируясь лишь по расспросам местных крестьян, которые сообщили ему, что противник ушел на Танкэнсюй. Те же сведения получены были позднее и нами в первой попавшейся деревне.

В результате в 9-м часу утра авангардный батальон неожиданно попал под огонь противника у подножья горы, обозначенной литерой «Д» (схема 11), и развернулся для боя. По-видимому, накануне противник умышленно распространил слух о своем уходе на Танкэнсюй. Командир 1-го батальона принял эти «данные» на веру и проявил полную беспечность. Одним из первых в этом бою он был ранен и выбыл из строя. Завязав бой, мы поднялись на небольшую высоту «А» и попытались сориентироваться в обстановке, расспрашивая о характере местности работавшего в поле крестьянина. К счастью, местность знал он хорошо и, как мы потом убедились, ориентировал нас правильно.

Перед нами амфитеатром раскинулись горы.

С высотки хорошо было видно, как развертывались части противника. Казалось, перед нашим полком находится не более 2 тыс. человек, т. е. только одна из групп противника, вторая, по-видимому, действует против 2-го полка.

Поэтому мы с Никулиным, руководствуясь планом В. К. Блюхера бить противника правым флангом, предложили генералу Хэ Ин-циню еще до подхода 7-й бригады атаковать левый фланг противника на высоте «Б», оттянуть его силы на себя и тем самым дать возможность 7-й бригаде нанести удар во фланг и в тыл. Мы не знали точно, где находится 7-я бригада, но рассчитывали, что, заслышав стрельбу, она поспешит на помощь, а 2-й полк, как было согласовано, вышлет свой батальон для прикрытия левого фланга нашего полка.

На этот раз у Хэ Ин-циня значительно раньше, чем обычно, прошел припадок; приняв наше предложение, он приказал 1-му батальону наступать в направлении разветвления рек, что севернее горы «Д»; 3-му батальону, охватывая левый фланг противника, наступать на восточные склоны высоты «Б». Пешая разведка была направлена в стык между батальонами. Штаб полка оставался на вершине «А». Там же мы расположили орудие, которое должно было поддерживать атаку 3-го батальона.

Поскольку мы не обнаружили слева от себя обещанного батальона 2-го полка, то обезопасили фланг, выдвинув уступом учебную команду полка.

2-й батальон оставался в резерве. В нужный момент мы думали использовать его как второй эшелон для наращивания удара на правом фланге. Мы уже собирались отдать командиру 2-го батальона необходимые распоряжения, как противник с горы «Д» атаковал левый фланг 1-го батальона и несколько потеснил его. Батальон быстро оправился от удара и крепко вцепился в небольшую высотку. Одновременно мы заметили значительные силы противника, развертывающиеся по высотам «Г», «Д» и «Ж», особенно против нашего левого фланга. Как выяснилось позднее, это были подходившие к полю боя солдаты 1-й дивизии противника.

Перешедший в наступление наш 3-й батальон был остановлен свежими войсками противника на горе «Б».

От пленных мы узнали, что против нас развернулась бригада противника, имевшая на флангах по отдельному полку, а во втором эшелоне 1-ю дивизию — всего до 5 тыс. солдат. С учетом численности 2-го корпуса, о котором мы узнали позднее, противник располагал 9 тыс. солдат. К 11 часам наше орудие замолчало, израсходовав все снаряды.

Южнее горы «Д» перешли в наступление в обход нашего левого фланга новые крупные силы противника.

Наконец были получены сведения о приближении 7-й бригады, командир которой сообщил нам, что он перейдет в наступление севернее вершины «Б» во фланг и тыл противника.

Обещанный батальон 2-го полка все не появлялся. И где этот полк находился, мы не знали. Предполагая, что нас обходит 1-я пехотная дивизия и учитывая подход нашей 7-й бригады, мы решили использовать 2-й батальон для контратаки. Таким образом мы рассчитывали отбросить врага и намертво закрепить свой левый фланг. Командиру батальона было приказано произвести контратаку двумя ротами.

2-й батальон атаковал противника во фланг, смял и начал преследование, но у небольшого перелеска был неожиданно остановлен фланговым ударом подкреплений противника. Двигавшаяся уступом за левым флангом рота в свою очередь нанесла удар во фланг обходящему противнику и заставила его перейти к обороне.

Не помню, завтракали мы или нет, но помощник командира полка по хозяйственной части решил воспользоваться остановкой и приготовить для нас обед. Китайская походная пища — рис варится в котлах очень быстро, но его нужно немедленно раздавать, иначе он стынет, а при подогревании сохнет. Помощник командира в самый разгар боя настаивал: «Чи-фань, чи-фань!» (кушать!). А тут, на его несчастье, неприятель в третий раз начал обходить нас слева. По приказу генерала Хэ Ин-циня учебная команда решительно перешла в контратаку во фланг противника и заставила его несколько отойти, удлиняя свой фронт.

Были исчерпаны все наши резервы, кроме одного отделения учебной команды. Обстановка обостряется: 7-я бригада все еще где-то на подходе, а противник торопливо спускает с высоты 4-ю колонну глубоко в обход нашего левого фланга. Оставалось только одно — бросить в бой последний наш резерв. И вот совершенно неожиданно своим движением и огнем одно отделение заставило противника прекратить обход и ограничиться только удлинением своего фланга.

В 3-м часу 7-я бригада перешла в атаку (схема № 12). Одновременно двинулись вперед 3-й, а затем и 1-й батальоны. Вскоре высота «Б» была очищена, и противник начал отход. Только тогда, к радости помощника командира полка, мы сели за еду.

Вдруг со стороны высоты «Б» послышался орудийный выстрел, затем второй. Хэ Ин-цинь только раскрыл рот, чтобы палочками препроводить туда рис, как я взял его за рукав и указал на возвышенность «Б». Солдаты 7-й бригады беспорядочно отступали. Вместо того чтобы остановиться на какой-либо позиции и ответить огнем, пулеметчики со станковыми пулеметами тоже побежали.

Выяснилось, что командир бригады противника бросил в контратаку все, вплоть до личной охраны. 7-я бригада, которую за поспешность при бегстве под Тамсуем мы прозвали «кавалерийской», увлекла за собой и наш 3-й батальон. К чести солдат этого батальона, переправившись через реку, они остановились. Но брешь между 3-м и 1-м батальонами получилась очень большой и туда устремился противник. Он вплотную подошел к высотке «А», т. е. к нашему штабу и командному пункту полка.

Комендантская команда, штаб, командир, советники и даже помощник командира полка по хозяйственной части, так и не накормивший нас обедом, заняли оборону на высотке «А» и остановили противника.

Что же происходило тем временем на участке 2-го полка?

13 марта утром 2-й полк курсантов задержался с выступлением на 3 часа. Советник В. А. Степанов указал Чан Кай-ши на это опоздание, генерал злобно крикнул что-то в ответ. Степанов не расслышал. И только через несколько дней он узнал, что этим выкриком Чан Кайши приказал позвать к нему командира 2-го полка. Командир был в нескольких километрах впереди, и все же его вызвали. На это ушло еще более часа, лишь в 9-м часу полк двинулся вдоль р. Наньци на Лихусюй.

Около 10 часов командир 2-го полка и советник Полло услышали ружейную стрельбу. На расстоянии 4—5 км от них вел бой 1-й полк. Стрельба с перерывами продолжалась до 11 часов 30 минут, но командир 2-го полка не поспешил на выстрелы, как предусматривалось в приказе, и даже не выслал батальон для обеспечения нашего левого фланга, За 2 км до Лихусюй 2-й батальон, шедший в авангарде, услышал несколько случайных ружейных выстрелов. Не разобравшись в обстановке, командир батальона приготовился к бою: рассыпал две роты в цепь, а командир полка поспешил направить 3-й батальон за реку для обеспечения правого фланга. Противника поблизости, разумеется, не оказалось, и после получасовой бессмысленной толкотни полк продолжал движение на Лихусюй.

Около 10 часов Чан Кай-ши получил донесение от командира 2-го полка о том, что противника в Лихусюй нет, что он еще 12-го ушел на Малу.

Это донесение снова вернуло Чан Кай-ши к предвзятой идее — противник не на западе, а на севере, и он предложил В. А. Степанову повернуть 1-й полк школы Вампу и 7-ю бригаду на север на Уцзинфу. В. А. Степанов посоветовал подождать донесений от командиров этих частей.

Около 11 часов штаб Чан Кай-ши прибыл в Мяньху, в это же время было получено донесение командира 1-го полка, который сообщал, что в 9 часов утра противник, численностью приблизительно 2 тыс. солдат, обнаружен на высотах к северу от Лихусюй и полк готовится его атаковать.

В. А. Степанов рекомендовал немедленно приказать командиру 2-го полка переправиться в районе Лихусюй через реку, ударить противнику в тыл и тем самым оказать поддержку 1-му полку. Чан Кай-ши как будто бы согласился и послал такое распоряжение. Только через десять лет, работая во второй раз в Китае, я узнал от бывшего командира 2-го полка, что он получил тогда приказ Чан Кай-ши не наступать, как настаивал В. А. Степанов, а только обозначать движение на север.

Наконец в 14 часов полк выступил. Через полчаса впереди на горах были замечены большие группы солдат противника.

Командир полка и советник приняли решение атаковать неприятеля с фронта силами 2-го батальона, а 3-й батальон с двумя приданными ему пулеметами расположить на левом фланге (схема 12).

Заняв исходное положение в 2 км от противника, командир 2-го батальона направил 4-ю роту для лобовой атаки, 5-ю — для охвата с правого фланга, а 6-ю оставил в резерве за правым флангом.

4-я рота, поддержанная огнем пулеметов, без выстрелов решительно перешла в наступление. Противник, не проявлявший никакой активности во время развертывания батальона, неожиданно встретил роту сильным ружейным огнем с дистанции примерно в тысячу метров. Это не замедлило движения 4-й роты, она сблизилась с противником на 500—600 м и заставила его очистить высоту.

2-й батальон преследовал отступавших на расстоянии около 2 км. К 18 часам бой закончился. Всю тяжесть его вынес на себе 2-й батальон под командованием энергичного Лю, будущего героя штурма Вэйчжоу во время второго Восточного похода.

Ночью на командный пункт 1-го полка на высоте «А» прибыли В. К. Блюхер, В. А. Степанов и Чан Кай-ши.

Пока командир полка и командиры батальонов докладывали обстановку, Чан Кай-ши, закутанный в свою кавказскую бурку, издавал громкие вздохи.

Затем он обратился ко мне с вопросом: «Уйдет ли противник?». Он явно боялся услышать отрицательный ответ, как будто от моего желания зависело, чтобы противник за ночь отошел подальше.

— Если не уйдет, будет пленен. Для этого 7-я бригада и 2-й пехотный полк должны рано утром перейти в энергичное наступление на фланги и тыл скованного 1-м полком противника, — ответил я.

— И я пришел к тому же выводу, — подтвердил В. К. Блюхер.

Получив согласие Чан Кай-ши на наш план, главный советник сразу уехал, чтобы через генерала Сюй Чун-чжи отдать необходимые распоряжения.

Чан Кай-ши оставался еще некоторое время с нами, уточняя потери через командиров батальонов. Последние, не зная истинного положения, сильно преувеличили число убитых и раненых.

За ночь мы произвели необходимую перегруппировку и стали ожидать начала атаки 7-й бригады и 2-го полка. На высоте «Б» заметно было какое-то движение: противник не ушел. Но почему же не начинают бой наши соседи на флангах? Посоветовавшись, мы решили вновь первыми завязать бой и приказали командиру орудия открыть огонь по высоте «Б».

С первым же нашим выстрелом на высоте раздались сигналы труб и мы увидели поднятые... гоминьдановские флаги. Все объяснялось просто. Утомленные боем подразделения 1-го полка не вели разведки и в темноте не заметили отхода противника. Позорно бежавшая накануне 7-я бригада, узнав от местных жителей об отходе вражеских войск, еще до рассвета выслала свои подразделения на поле вчерашнего боя для сбора трофеев.

Позднее нами было захвачено донесение Линь Ху от командира одной из бригад, участвовавших в сражении под Мяньху. Донесение было написано из Аньлюсюя и датировано 16 марта. Из него мы подробно узнали о действиях противника и поняли, что нанесли ему огромный урон.

О беспримерную храбрость, выдержку и стойкость солдат, унтер-офицеров, офицеров, командиров взводов, рот, политических работников 1-го полка разбился в семь-восемь раз численно превосходивший противник. Революционная идея восторжествовала над милитаристской реакцией.

В этом бою было предпринято все, что возможно, для обеспечения успеха похода и окончательного разгрома армии генерала Линь Ху. По планам В. К. Блюхера вовремя были сосредоточены в районе Хайфына три бригады и надежно обеспечен тыл наших войск. 13 марта также по рекомендации главного советника была подготовлена ловушка для войск противника. Если бы Чан Кай-ши не задержал продвижение 2-го полка, западня эта захлопнулась бы намертво.

Командующий войсками противника Лю Чжи-лю должен был благодарить Чан Кай-ши за «золотой мост», который, как мы увидим в дальнейшем, этот вояка не раз еще предоставит неприятелю.

Чан Кай-ши неизменно останавливался со штабом далеко в тылу и ни разу за всю кампанию боем непосредственно не руководил, зато нередко своим вмешательством прекращал бой во вред операции.

Чтобы закончить полностью описание боев под Мяньху, мы коротко остановимся на действиях 1-й бригады Чэнь Мин-шу и бригады У Те-чэна (схема 10).

10 марта бригада У Те-чэна расположилась в Хайфыне, 1-я бригада — в Гунпинсине. Общая численность солдат в этих частях — 3 тыс. человек.

В 13 часов 11 марта командиры бригад получили сообщение от генерала Сюй Чун-чжи о том, что противник подходит к Фунину, и приказание к исходу дня 13 марта быть в Хэтяне. Утром 13 марта бригады подошли к Хэтяню (У Те-чэна — справа, 1-я — слева) и атаковали город, который занимал 2-й полк 2-го корпуса генерала Лю Чжи-лю.

Противник был застигнут врасплох, солдаты без сопротивления разбежались, оставив 103 пленных, в том числе командира полка и двух командиров батальонов.

13 марта в 18 часов на совещании с участием командиров бригад и советника Зильберта было принято решение с утра. 14-го атаковать Хэбо. Однако ночью противник без боя оставил город. Из Хэбо отдельный полк, двигавшийся в голове бригады У Те-чэна, был отправлен для преследования отступающих на север. В 5—6 км он натолкнулся на отряд противника в 600 человек и вступил в бой. Вместо помощи отдельному полку командиры бригад занялись совещаниями, спорами и время было упущено: войска Линь Ху окольными дорогами ушли на север.

В целом же действия двух бригад в тылу противника оказали большую помощь войскам, сражавшимся под Мяньху.

14 марта на поле вчерашнего боя собрался военный совет: генералы Чан Кай-ши, Сюй Чун-чжи, Хэ Ин-цинь, советники Степанов, Никулин и я.

По данным Сюй Чун-чжи, главные силы противника отошли на Уцзинфу и далее на Танкэнсюй. Чан Кай-ши охотно принял такую версию, поскольку эти данные совпадали с его прежним умозаключением о том, что генерал Линь Ху будет наступать не с запада, а с севера. Не соглашался он лишь с требованием Сюй Чун-чжи всеми силами преследовать противника. Чан Кай-ши предложил использовать для этого только 7-ю бригаду, а полки школы Вампу оставить на месте.

В. А. Степанов не доверял сведениям об отходе противника на Уцзинфу, куда почти не было дорог. Понимал он и основную мысль Чан Кай-ши — отсидеться подальше от выстрелов. Поэтому советник предложил компромиссное решение: 7-й бригаде выступить на север на Уцзинфу, а полкам школы Вампу — на Хэбо, навстречу Хайфынской группе. Он исходил из простого расчета, что в Малу станет ясно, куда отходят главные силы противника. Соединение с Хайфынской группой укрепило бы колонны полков школы Вампу. Генералы с В. А. Степановым согласились. 2-му полку школы Вампу было приказано достичь Хэбо 14 марта.

Поздно ночью в Малу, где остановились штаб Чан Кай-ши и 1-й полк, было получено донесение о соединении 2-го полка с частями Хайфынской группы. К этому времени в Малу прибыл В. К. Блюхер.

15 марта мы выступили из Малу на Хэбо.

После неожиданного (из-за отсутствия разведки и охранения) столкновения с противником 13 марта командование полка ударилось в другую крайность. Оно тщательно организовало разведку и охранение уже пройденного 2-м полком перехода, где никак не могло быть противника. И хотя в данном случае такие меры предосторожности были ни к чему, мы с Никулиным не возражали, а, наоборот, радовались: жизнь учила генералов осторожности.

Вечером в Хэбо было принято решение продолжать 16 марта преследовать войска Линь Ху в общем направлении на Синнин. Для решения главной задачи — уничтожения отступающих войск, по предложению В. К. Блюхера, была создана ударная группа из полков школы Вампу, 1-й бригады и бригады У Те-чэна под общим командованием Чан Кай-ши. Этой группе поручалось 19 марта занять Синнин и Ухуа, а 2-я дивизия, 7-я бригада и отдельный полк, подчиняясь непосредственно генералу Сюй Чун-чжи, должны были оказать ей содействие (схема 10).

Вечером 16 марта группа Чан Кай-ши достигла Аудинба, где от местных жителей были получены сведения о том, что передовые части противника находятся всего в 5 км от нашего сторожевого охранения, а его главные силы подготовили оборонительные позиции к югу от Аньлюсюя. Сообщалось также о выдвижении отряда противника численностью 1 тыс. человек к нашему правому флангу; против левого находился корпус генерала Ли И-бяо из 2 тыс. солдат. Всего по подсчетам штаба Чан Кай-ши против нас сосредоточились 10 тыс. штыков.

В распоряжении группы было только 5 тыс. человек. Генералы не знали что предпринять. Без возражений они приняли предложение В. А. Степанова атаковать главные силы противника полками школы Вампу и 1-й бригадой (до 3500 бойцов), а бригаду У Те-чэна (1500 бойцов) оставить в резерве. Наступление задумали вести концентрически тремя путями для тактического охвата противника с севера. Утром 17 марта противник неожиданно отошел, и Аньлюсюй был занят нами без боя. Из показаний местных жителей и перебежчиков выяснилось, что главные силы противника, около 7 тыс. солдат, отступили на север, а части генерала Ли И-бяо — на северо-запад в район Тюкансю.

Полки школы Вампу и 1-я бригада, форсировав реку частью по пешеходному мостику, частью вброд, поздно ночью сосредоточились в районе Тюкансю. Выяснилось, что противник прошел не здесь, а восточнее тропинками. Складывалась обстановка, благоприятная для скрытого и быстрого выдвижения наших частей в район Ухуа—Синнин. Было решено, проделав 50-километровый форсированный марш, 18 марта вечером занять Ухуа.

К 22 часам 18 марта части группы, преодолев чрезвычайно трудную горную дорогу, неожиданно для противника подошли к Ухуа и окружили город. Позднее выяснилось, что Чан Кай-ши, как обычно, не забыл оставить неприятелю лазейку: дорога, ведущая к Синнину, была свободной. По «золотому мосту» Чан Кай-ши 500 солдат противника ночью беспрепятственно отошли по дороге на Синнин, оставив два пулемета и телефонные аппараты. В плен попали начальник штаба 4-й дивизии и другие офицеры. Боясь обвинений в том, что он «выпустил» противника, Хэ Ин-цинь потихоньку от советников донес командованию, что вражеских войск в Ухуа не было.

Около 11 часов 19 марта 2-й полк школы Вампу и 1-я бригада выступили на Синнин. Из-за донесения Хэ Ин-циня наши войска шли без всяких предосторожностей и неожиданно подверглись обстрелу с окрестных высот. Правда, неприятель сразу отступил, но вести о занятии нами Ухуа докатились до генерала Линь Ху, который собирался выехать к своим частям на юг. Теперь же Линь Ху обратился с воззванием к купцам Синнина, предложив им покинуть город, так как он «решил защищать его до последней возможности».

Таким образом, внезапности уже не было. У городских стен наши части встретили организованную оборону. Между тем 1-й полк школы Вампу остановился на отдых в Ухуа. Мы получили сведения, что по дороге, которой мы пришли из района Хэнбэйсюй, движутся на нас около 2 тыс. солдат противника и передовые части этой колонны уже на подходе к городу.

Чан Кай-ши собирался было отменить наступление на Синнин и бросить все силы навстречу приближающемуся противнику, но энергичное вмешательство В. А. Степанова предотвратило эту затею.

Оставив 1-й полк школы Вампу для атаки появившейся колонны, Чан Кай-ши со штабом своей группы двинулся к частям, наступающим на Синнин. Около 16 часов в 2 км от Синнина он догнал резервный полк 1-й бригады. Командир бригады Чэнь Мин-шу сообщил, что боевой приказ от 19 марта выполнить не удалось. 2-й полк школы Вампу должен был атаковать южную стену, а 1-я бригада — северную стену Синнина, чтобы после захвата города сосредоточиться 2-му полку в деревнях за южной окраиной, а 1-й бригаде на путях к Мэйсяню.

На деле все получилось не так. Головной батальон 2-го полка встретил у городских стен организованный отпор и, после того как командир батальона был ранен, остановился и ограничился наблюдением за городскими воротами. Главные силы полка оставались «в резерве» — позади. 1-я бригада из каких-то туманных соображений одним полком заняла высоты в 3—4 км южнее города. Другой полк также остался «в резерве». Все войска стояли на месте, ничего не предпринимая. Казалось, что силы противника были ничтожны по сравнению с нашими, но стены и ров, наполненный водой, сдерживали наступление. Было принято предложение В. А. Степанова: пользуясь вечерней темнотой, с помощью лестниц, взять город приступом. Штурм должен был провести в 20 часов 2-й полк школы Вампу, главным пунктом атаки наметили южные ворота города, образующие исходный угол стены. 1-й бригаде приказали одним батальоном прикрыть атаку 2-го полка со стороны северных и западных ворот, а остальные силы сосредоточить в деревнях юго-восточнее Синнина.

В. А. Степанов, опасаясь подхода к противнику подкреплений с юга, торопил с атакой. И все же в назначенное время она не состоялась: 1-я бригада еще не успела сменить 2-й полк, когда противник окружил роту, стоявшую у южных ворот. В связи с этим В. А. Степанов предложил Чан Кай-ши штурм отложить до тех пор, пока не будет полностью отбита контратака.

Было получено сообщение о том, что бригада У Те-чэна после короткого боя у Хэнбэйсюя отступила на Сикэнсюй (схема 10). Чан Кай-ши немедленно пришла в голову новая «идея» — спуститься к Хэкоусюю, разбить группу противника у Хэнбэйсюя, а затем вернуться к Синнину. Чтобы не сорвать глубоко продуманную операцию у Синнина и в то же время успокоить Чан Кай-ши, В. А. Степанов предложил для предотвращения внезапного нападения с юга двинуть 1-й полк школы Вампу из Ухуа в район Гуаньиньпу, в 12 км юго-восточнее, что и было сделано 20 марта.

За ночь была завершена и перегруппировка у Синнина. С 6 до 9 утра 20 марта на высотах южнее Синнина происходила перестрелка. Защитники города безуспешно попытались сделать вылазку. В 10 часов было получено донесение от командира 1-й бригады о том, что противник, пытавшийся наступать с юго-востока, разбит, захвачено около сотни пленных и столько же винтовок. В 12 часов Чан Кай-ши, побывав на участке 2-го полка, решил в 16 часов начать атаку города с юга. Главный удар поручили 1-й бригаде, 2-й полк одним батальоном должен был оказывать ей поддержку, а затем в случае успеха атаки остальными силами штурмовать город.

В 14 часов из допроса пленных офицеров выяснились подробности утренней схватки 1-й бригады с противником.

Генерал Линь Ху 19-го утром приказал по телеграфу своей лучшей 3-й дивизии, находившейся в районе Фыншунь, спешно идти к Синнину. Дивизия в составе двух бригад общей численностью до 2500 бойцов в 11 часов выступила и к 23 часам, проделав 50-километровый марш, подошла к Синнину, где ее передовые части вступили в перестрелку с окруженной ротой нашего 2-го полка. В 4 часа утра, не разобравшись в обстановке, командир дивизии приказал своей 5-й бригаде атаковать высоты южнее Синнина.

Встречной атакой одного полка 1-й бригады с горы, а другого вдоль реки противник был окружен и пленен. К 8 часам с этой бригадой было покончено. Почти весь командный состав бригады попал в плен или был уничтожен. Всего было взято около 700 солдат и 50 офицеров, захвачено большое количество винтовок. К 14 часам пленные и трофеи были доставлены в штаб группы, 6-я бригада противника так и не приняла участия в бою.

Ровно в 16 часов, как было предписано приказом, 1-я бригада генерала Чэнь Мин-шу при поддержке единственной пушки и пулемета, «одолженного» во 2-м полку школы Вампу, перешла в наступление против 6-й бригады противника, располагавшейся на восточном берегу реки южнее Синнина. Около 22 часов Чэнь Мин-шу сообщил, что противник сбит с позиций и отступает на северо-восток; захвачено много винтовок и пленных. Около 24 часов 9-я рота 2-го полка школы Вампу ворвалась в южные ворота города, за ней последовал весь полк. В штабе об этом узнали около 3 часов ночи 21 марта. Между тем Чан Кай-ши по непонятным причинам без ведома советника в полночь отдал 1-му полку приказ выступить на Хэкоусюй навстречу бригаде У Те-чэна и вместе с ней двигаться на Мэйсянь. Получив известие об успехе штурма, советник разбудил Чан Кай-ши и попытался уговорить его двинуть 1-й полк не на юг, а к Синнину. Если бы удалось организовать быстрое преследование врага, можно было бы отрезать ему отход с севера и окружить. Чан Кай-ши после всевозможных уверток настоял все-таки на своем и обиделся на советника. Вопреки установившемуся обычаю

Чан Кай-ши 21-го марта уже в Синнине без предварительного обмена мнениями с В. А. Степановым дал 2-му полку и 1-й бригаде приказ о дальнейших действиях и лишь потом поставил советника в известность об этом. Приказ Чан Кай-ши был таков: 2-й полк школы Вампу выступает на Далунтяньсюй, а 1-я бригада одним полком — на Гэшуган, второй оставляет у восточных ворот города.

Какую цель преследовал Чан Кай-ши этими распоряжениями, неизвестно. Как выяснилось, он понятия не имел, где находится противник. Штаб Чан Кай-ши имел сведения только об остатках 3-й дивизии, которые ушли вместе с войсками Линь Ху в провинцию Цзянси; о южной группе вражеских войск ничего не было известно. Из этих соображений, а также для того чтобы дать войскам отдохнуть после ночного сражения, В. А. Степанов предложил выслать разведку к югу и подождать донесений от 1-го полка. Кроме того, необходимо было вернуть в Синнин 1-й полк школы Вампу и бригаду У Те-чэна. Чан Кай-ши на словах согласился. Головной батальон 2-го полка выступил по указанному направлению. Около 10 часов выяснилось, что двухтысячный неприятельский отряд под командованием генерала Ли И-бяо сосредоточивается для атаки в 6—7 км юго-восточнее города. И только тут В. А. Степанов узнал, что все подразделения фактически выполняют старое устное распоряжение Чан Кай-ши. На вопрос, где находится 2-й полк школы Вампу, Чан Кай-ши, как обычно, ответил «не знаю», а относительно 1-й бригады сообщил: «Может быть, она преследует противника на Гэшуган». В действительности до Далунтяньсюя прогулялся лишь один батальон 2-го полка, а 1-я бригада совсем не двигалась с места, ожидая письменного приказа. Короче говоря, не было известно точно, где свои части и где вражеские. В. А. Степанов предложил выслать повторную разведку. Оказалось, что противник действительно раньше был в районе, указанном первой разведкой, но затем отошел на восток. Было решено подождать донесений от 1-го полка.

После ухода полков школы Вампу и 1-й бригады на Ухуа бригаде У Те-чэна было приказано оставаться на дороге Аньлюсюй—Хэкоусюй для наблюдения за главными силами противника. В случае вынужденного отхода У Те-чэну предписывалось двигаться на Ухуа, оставив небольшой отряд для прикрытия грузов и снарядов. Бригада должна была 17 марта ночевать в Лиюйцзянсюе, 18 марта — в Сикэнсюе. Ухуа предполагалось занять 18 марта. Таким образом, бригаде У Те-чэна предстояло два-три дня находиться перед главными силами противника.

17 марта бригада до Лиюйцзянсюя не дошла и заночевала в 8 км южнее, в Хаоюане, а 18 марта пополудни подошла к Сикэнсюю и заняла его.

Из всех донесений вытекало, что против бригады У Те-чэна стоят главные силы противника — до 10 тыс. солдат.

В непосредственной близости от постов противника было выставлено сторожевое охранение, один батальон занял господствующую высоту. Бояться превосходящих сил противника не было оснований. Всегда можно было отойти к главным силам по дороге на Ухуа. Но настроение у исполнявшего обязанности командира бригады — командира 1-го полка (сам У Те-чэн как начальник полиции Гуанчжоу в походе не участвовал) и у всего комсостава было неважное. Советник Зильберт не мог положиться на их стойкость и справедливо полагал, что паника среди начальства может быть опасней противника. А тут еще стали поступать сведения, что 800 вражеских солдат обошли бригаду слева, т. е. отрезали путь отступления, а справа противник пытается продвинуться к Лиюйцзянсюю. Зильберт вынужден был согласиться на отступление. Под прикрытием темноты бригада отошла к Лиюйцзянсюю, где выставила охранение и провела ночь и половину следующего дня.

19 марта бригада снова пошла к Сикэнсюю. Когда выяснилось, что противник уходит из Хэнбэйсюя, Зильберт предложил организовать преследование, но сочувствия не встретил. Утром 20 марта было получено донесение о том, что противник покинул Хэнбэйсюй. Бригада, следуя за ним, к 18 часам прибыла в Шуйчжай, где и заночевала. Соприкосновения с противником так и не произошло. У Хэнбэйсюя неприятельские войска занимали великолепную оборонительную позицию и, видимо, предполагали именно там встретить наши главные силы. Только этим можно объяснить пассивность противника при встрече с бригадой У Те-чэна. Жители утверждали, что часть сил генерала Ли И-бяо отправилась на север, а остальные — на Шуйкоу—Мэйсянь.

В ночь с 20 на 21 марта Зильберт получил от меня письмо с просьбой перейти с бригадой в Хэкоусюй для совместных действий.

На Шуйкоу мы двинулись двумя колоннами: по правому берегу реки бригада У Те-чэна, по левому берегу 1-й полк школы Вампу. Идти пришлось по размытой дороге под дождем. У Шуйкоу застали 6-й полк 1-й дивизии противника численностью около 600 человек, сбили его и к вечеру заняли город. Бригада У Те-чэна захватила в плен 28 солдат и одного офицера и заночевала в Шуйкоу, 1-й полк расположился в деревне на левом берегу реки.

Со второй половины марта на юге Китая начались тропические ливни, которые тянутся целый месяц, а то и более.

Только теперь мы оценили зонты и широкополые соломенные шляпы китайских солдат. Только теперь мы поняли практический смысл устройства рисовых полей террасами на горных склонах. Нам стала понятна и необходимость сложной системы каналов искусственного орошения, созданной трудолюбивыми руками китайских крестьян. Вода с гор по желобам стекает на верхние террасы, а излишек по отверстиям в валах, ограждающих их, переходит вниз на следующий уровень. В конце сезона ливней отверстия в валах закрываются, вода задерживается на полях, а когда она больше не нужна, спускается вниз.

Мы условились с Зильбертом идти параллельно по берегам реки, чтобы не растягиваться по одной дороге. Ливни сорвали наши планы. Река, которая разделяла наши части, была так мелка, что, если бы не быстрое течение, ее, как говорится, могли куры вброд перейти. И вдруг на наших глазах она стала многоводной, свирепой и так поднялась, что мы практически оказались отрезанными друг от друга. Поэтому я попросил Зильберта быстрее переправиться на левый берег. Это оказалось весьма кстати: мы вскоре получили приказ идти на Синнин.

Накануне сезона ливней мне повезло: при перехвате донесения противника в качестве трофея взяли лошадь. Настоящую лошадь, а не пони! Генерал Хэ Ин-цинь обрадованно говорил мне: «Вот теперь и вы с лошадью». Как я уже рассказывал, у командира полка был пони. Несмотря на свой маленький рост, этот конек отличался буйным нравом: капризничал, ржал, землю рыл и даже на дыбы становился. Из деликатности (советники лошадей не имели) Хэ Ин-цинь им до сих пор не пользовался. Этим и объясняется радость генерала. Лошадь досталась мне после того, как мы отшагали в походе 700 км, а до конца его оставалось меньше 50.

У лошади не хватало одного глаза. Правое ухо, по-видимому, было посечено шашкой и висело, как сломанная ветка. На беду мы двигались горными тропами, которые узкими лентами петляли по карнизам глубоких ущелий. Обрыв был с той стороны, с какой у лошади не было глаза. Из-за ливней тропы стали скользкими, и я предпочел заканчивать поход, как начал, — «на своих двоих».

22 марта наш полк пришел в Синнин.

23 марта 2-й полк школы Вампу и 1-я бригада выступили на Гэшуган с задачей в дальнейшем продвигаться на Мэйсянь, преграждая противнику отход на север. На следующий день генерал Чэнь Мин-шу и командир 2-го полка сообщили, что утром противник прошел через Гэшуган на север. Наш 2-й полк прибыл туда только к вечеру. В результате «распорядительности» Чан Кай-ши противнику снова удалось без хлопот отойти из Синнина в провинцию Цзянси.

Бригада У Те-чэна и 7-я бригада прибыли в Синнин 23 марта. Поход был тяжелый, солдаты устали, кроме того, снова начались дожди, поэтому мы решили дать всем частям дневку в городе.

22 марта 2-я дивизия заняла Мэйсянь. Так окончилась операция против частей генерала Линь Ху. Первая задача — уничтожить живую силу противника — осталась невыполненной: большая часть наемных солдат Чэнь Цзюн-мина, хотя и в полном беспорядке, ускользнула от нас.

Вторая задача — захватить вооружение частей Линь Ху — была решена успешно. Трофеи только в одном Синнине составили 7 орудий, 600 снарядов, более 2 млн. патронов, около 2 тыс. винтовок, 20 пулеметов, комплекты обмундирования и много другого военного имущества.

Но главное достижение всей операции — освобождение большой территории, опорных баз войск Линь Ху.

В то время как группа, состоявшая из полков школы Вампу, 1-й бригады и бригады У Те-чэна, заканчивала бои с частями генерала Линь Ху, 2-я дивизия 16 марта достигла Линхуана, а 7-я бригада дошла до Танкэнсюя.

Ситуация в лагере противника на этом направлении по захваченным документам была такова: собственные войска Чэнь Цзюн-мина после эвакуации Шаньтоу были погружены на суда и, неудачно попытавшись захватить Шаньвэй, отплыли в Амой, где ждали победных известий от генерала Линь Ху.

Разбитые войска генерала Хун Шао-линя (1, 2, 10-я дивизии) отступали на Саньхэба и Дапу. Сам генерал с охраной и двумя отдельными полками ушел в Пинхэ (провинция Фуцзянь). Войска Е Цзюя и Ли Юн-чэна отошли на Дапу, часть их отступила на Тунсан (Фуцзянь). В Дапу этим войскам было приказано готовиться к контрнаступлению в направлении Саньхэба. Им была обещана помощь из провинции Фуцзянь. Генерал Хун Шао-линь с двумя отдельными полками 17 марта занял северную окраину г. Чаочжоу, который никто не оборонял. Части же, собравшиеся в Дапу, не выполнили приказа: не только не перешли в контрнаступление, а начали отходить на г. Юндин (Фуцзянь).

Чтобы не дать противнику закрепиться в Чаочжоу, командующий Гуанчжоуской армией генерал Сюй Чун-чжи выслал 17 марта две роты своего комендантского отряда, которые заставили неприятельские войска уйти из города. Одновременно генерал приказал 2-й дивизии вернуться в Чаочжоу, а 7-й бригаде рекомендовал не форсировать продвижение вперед.

Прибывший в это время из Хэбо В. К. Блюхер посоветовал Сюй Чун-чжи отменить распоряжение и продолжать энергичное преследование главных сил генерала Линь Ху. Сюй Чун-чжи согласился, но время было упущено. 2-я дивизия хотя и оказала давление на войска генерала Хун Шао-линя, которые после неудачи под Чаочжоу отступали через Дапу в провинцию Фуцзянь, но в главной операции — окружении войск генерала Линь Ху никакой роли не сыграла. 7-я бригада совершила прогулку, так и не встретив противника.

21 марта утром на внутренний рейд Шаньтоу прибыли 3 крейсера и 6 мелких судов неприятельского шанханского флота. Находившийся в этот момент в Шаньтоу Сюй Чун-чжи имел в своем распоряжении только роту охраны. Он пришел в необычайное волнение, когда разведка донесла, что на борту одного из крейсеров сам генерал Чэнь Цзюн-мин. Полагая, что Шаньтоу занят войсками Хун Шао-линя, Чэнь прибыл туда с отрядом в 600 человек. По счастью, Чэнь Цзюн-мин, увидев гоминьдановские флаги, не решился высадиться. Откуда было ему знать, что «гарнизон» города состоит из одной роты!

В это время из Гуанчжоу в Шаньтоу пришел транспорт «Юн-Фун» с гуанчжоуской школой курсантов и личной охраной генерала Сюй Чун-чжи — всего около 400 солдат, среди которых был наш советник сапер Гмира. Транспорт, разминувшись с судном, посланным ему навстречу для предупреждения об опасности, совершенно спокойно вошел в порт. Флот Чэнь Цзюн-мина открыл по транспорту артиллерийский и ружейный огонь, захватил его и отвел в Амой. Но поскольку руководители военного флота провинции Фуцзянь как раз в это время подумывали о переходе на сторону гуанчжоуцев, через 10—12 дней захваченные солдаты и офицеры, в том числе и Гмира, были отпущены.

На этом первый Восточный поход по существу закончился.

В тылу осталась крепость Вэйчжоу, но Блюхер считал, что для ее взятия достаточно одного полка школы Вампу. Нужно было помешать гуансийцам овладеть этим важным ключевым пунктом. Пока «операция Вэйчжоу» готовилась, были получены сведения, что гарнизон крепости (около 4 тыс. солдат) во главе с командиром Ян Кунь-ю уже сдался юньнаньцам на условии включения всех солдат и офицеров в состав Юньнаньской армии.

В донесениях командиры соединений сознательно преуменьшили количество взятых ими трофеев: боялись, как бы не пришлось с кем-то делиться. По грубому подсчету во время первого Восточного похода было захвачено: винтовок разных систем 12—13 тыс., пулеметов — 110, орудий старых — 30, современных горных орудий — 6, патронов разных калибров — 8 млн., снарядов — 1500, радиостанций полевого типа — 3 и арсенал в Шаньвэе.

На долю Вампу досталось не более трети общего количества трофеев. Больше всего было захвачено 2-й дивизией и 7-й бригадой.

Первый Восточный поход был блестяще завершен. Мы сумели при весьма ограниченных силах разбить численно превосходящего нас противника.

Следующие факторы были решающими для нашей победы:

Во-первых, тесное сотрудничество Гоминьдана и Коммунистической партии Китая. Благодаря этому заметно укрепилось положение революционного правительства Сунь Ят-сена, которое, борясь за национальное освобождение, пользовалось поддержкой и защитой народных масс.

Во-вторых, зарождение новой, Национально-революционной армии Китая, основу которой составили 1-й и 2-й полки школы Вампу. Именно эти части сыграли решающую роль в победном завершении первого Восточного похода.

Армия демократизировалась, в ней появился институт политических работников. Между армией и народом возникли отношения дружбы и взаимной помощи...

После окончания похода мы на лодке спустились из Синнина до Шаньтоу и оттуда на пароходе выехали в Гуанчжоу.

Здесь доктор сразу же предписал мне строгую диету и отправил в госпиталь на о. Хэнам.

ИЗМЕНА «СОЮЗНИКОВ»

«Союзные» армии юньнаньских и гуансийских милитаристов почти открыто готовили в Гуанчжоу мятеж. После первого Восточного похода положение в Гуанчжоу внешне было вполне устойчиво. Коммунистическая партия Китая и Гоминьдан готовились к проведению Второго всекитайского съезда профсоюзов и первого съезда крестьянских союзов провинции Гуандун. Но после смерти Сунь Ят-сена правые элементы Гоминьдана сразу подняли голову. Их по существу возглавлял один из руководителей Гуанчжоуского правительства губернатор Ху Хань-минь. Уход на восток надежных правительственных войск фактически привел к тому, что правительство очутилось в окружении «союзных» войск юньнаньских и гуансийских милитаристов. Правые гоминьдановцы искали в них опору в борьбе с верными соратниками Сунь Ят-сена.

Как мы видели, «союзники» палец о палец не ударили во время первого Восточного похода, чтобы помочь группе революционных войск в единоборстве с войсками Чэнь Цзюн-мина. Их возня давно вызывала подозрения. Все время существовала опасность, что «союзники» договорятся с Чэнь Цзюн-мином и предательски вонзят нож в спину.

При захвате штаба генерала Линь Ху были взяты документы, подтверждающие, что генерал Ян Си-минь вошел в соглашение с Линь Ху о совместных действиях против группы войск генерала Сюй Чун-чжи. Ян Си-минь, правда, заявил, что это «злоупотребление его именем» со стороны генерала Фань Ши-шэня, сам он якобы не знал о затевавшемся предательстве.

Главнокомандующий Гуансийской армией Лю Чжэнь-хуань, вместо того чтобы руководить осадой Вэйчжоу, стал слишком часто и надолго отлучаться в Гонконг и Гуанси. Как выяснилось впоследствии, он вел переговоры с юньнаньским генералом Тан Цзи-яо о совместном выступлении против Гуанчжоуского правительства. Всякий раз на запрос правительства о целях его поездок он отвечал уклончиво: они, мол, предпринимаются с ведома и по поручению главнокомандующего генерала Ян Си-миня.

После очередной поездки в Гонконг генерал Лю Чжэнь-хуань задумал подозрительную реорганизацию армии. При своей штаб-квартире он создал специальный учебно-кадровый полк из отборных солдат, увеличил число курсантов военной школы при своей армии до 500 человек, а у своей квартиры поставил сторожевые посты, которые останавливали уличное движение, проверяли документы у прохожих.

На запрос правительства, чем вызваны такие чрезвычайные меры, генерал Лю Чжэнь-хуань заявил, что он опасается нападения войск генерала Фань Ши-шэня, кроме того, у него часто бывают высокие гости из Гуанси, за жизнь которых он несет личную ответственность.

Постепенно пелена тумана вокруг возни юньнаньских и гуансийских милитаристов рассеялась. В начале апреля правительству стало известно, что между генералами Тан Цзи-яо, Лю Чжэнь-хуанем и Ян Си-минем при явном подстрекательстве английских империалистов из Гонконга и гуанчжоуских компрадоров заключено секретное соглашение. Главная цель — совершить переворот в Гуанчжоу. Основные пункты этого соглашения следующие: в Гуанчжоу создается федеративное правительство южных провинций Китая для борьбы с севером; Ху Хань-минь остается гражданским губернатором Гуандуна, генерал Лю Чжэнь-хуань становится губернатором Гуанси; правительство проводит в жизнь политическую платформу правого крыла Гоминьдана; к генералу Сюй Чун-чжи в Шаньтоу направляется представитель от Тан Цзи-яо для заключения соглашения; войска школы Вампу как «большевистские» немедленно разоружаются; с целью маскировки заговорщики делают заявления о том, что они не ставят перед собой задачу свержения революционного правительства в Гуанчжоу, а намерены «заключить с ним договор».

10 апреля руководители заговора потребовали от правительства установить коллегиальное управление арсеналом.

Генерал Чан Кай-ши тогда все время находился в школе Вампу и в Гуанчжоу не появлялся. Генерал Сюй Чун-чжи вопреки совету В. К. Блюхера вместо закрепления освобожденной территории занимался подготовкой нового похода — в провинцию Фуцзянь.

23 апреля, получив сообщение о том, что генерал Фань Ши-шэнь потерпел поражение под Наньнином от Тан Цзи-яо и отступает, реакционеры в Гуанчжоу заметно оживились.

Генерал Лю Чжэнь-хуань привез из Гонконга представителей Тан Цзи-яо, и его штаб стал местом лихорадочных совещаний, в которых принимали участие начальник штаба Ян Си-миня генерал Чжао Цзе-дэ и ректор Гуанчжоуского университета, видный деятель правого крыла Гоминьдана Цзоу Лу. Правительству стало известно, что на совещании вырабатываются условия объединения реакционных сил.

На специальном заседании правительства 24 апреля было решено послать в Шаньтоу Ляо Чжун-кая, Чан Кай-ши и В. К. Блюхера, чтобы договориться с генералом Сюй Чун-чжи о действиях против заговорщиков.

27 апреля по пути в Шаньтоу на пароходе эта делегация решила, что единственный способ подавления мятежа — вооруженная борьба. Это было результатом усилий В. К. Блюхера. Чан Кай-ши расценивал положение как безнадежное. Он советовал перевести школу Вампу в район Шаньтоу, полагая, что Тан Цзи-яо после захвата Гуанчжоу не поладит с генералами Ян Си-минем и Лю Чжэнь-хуанем и в тот момент, когда они передерутся, появится возможность начать военные действия. Иначе говоря, Чан Кай-ши предлагал без боя отдать Гуанчжоу. В. К. Блюхер доказывал, что потеря Гуанчжоу, хотя бы и временная, нанесет тяжкий, трудно поправимый ущерб революционному движению не только в Гуандуне, но и во всем Китае, что за Гуанчжоу необходимо драться и сил для этого достаточно. В. К. Блюхера поддержал Ляо Чжун-кай, и Чан Кай-ши вынужден был согласиться.

28 апреля представители правительства прибыли в Шаньтоу. Подготовка к военному походу на Фуцзянь в штабе Сюй Чун-чжи была в полном разгаре. Генерал Сюй Чун-чжи долго не соглашался с изложенным делегацией планом, но в конце концов признал поход на Фуцзянь несвоевременным. Было очевидно, что в первую очередь необходимо собрать все силы и разгромить мятежников. Сосредоточение правительственных войск решено было проводить под лозунгом борьбы с юньнаньской группировкой Тан Цзи-яо. Войска мятежников насчитывали около 20 тыс. человек. Правительство располагало 28 тыс., включая войска хунаньцев и корпус генерала Чжу Пэй-дэ.

Было решено поход Восточной группы на Гуанчжоу начать 5 мая под общим командованием Чан Кай-ши.

В тот же день в Шаньтоу прибыл генерал Чэнь Мин-шу. Он подробно доложил обстановку в провинции Гуанси и подтвердил сведения о сговоре генералов Ян Си-миня и Лю Чжень-хуаня с Тан Цзи-яо.

1 мая в Гуанчжоу была получена телеграмма генерала Фань Ши-шэня, опровергающая сообщение о разгроме его войск под Наньнином.

До середины мая и юньнаньцы и гуансийцы внешне поддерживали дружественные отношения с правительством, продолжали заверять его в горячей преданности, пытаясь замаскировать подготовку к мятежу.

В самом правительстве начались колебания: правая часть явно переоценивала силы мятежников, особенно после получения телеграммы Фань Ши-шэня, и настаивала на компромиссе.

В конце концов левое крыло победило: было решено военным путем разрубить юньнаньско-гуансийский узел и выдвинуть лозунг полного очищения провинции Гуандун от реакционных милитаристов.

2 мая в Гуанчжоу торжественно открылись профсоюзный и крестьянский съезды.

5 мая генерал Чан Кай-ши телеграфировал из Шаньтоу, что Сюй Чун-чжи намеренно задерживает выступление и не выполняет решения, принятые 28 апреля.

Ляо Чжун-кай уговорил Тань Янь-кая и Чжу Пэй-дэ выступить против гуансийцев, но против юньнаньцев эти генералы воевать боялись.

Генерал Лю Чжэнь-хуань обратился к Ху Хань-миню с просьбой разрешить гуансийским войскам вернуться в Гуанси.

Тем временем генерал Ян Си-минь демагогически упрекал правительство, что оно медлит с оказанием помощи войскам Фань Ши-шэня, и требовал послать Фань Ши-шэню воинские части, расположенные на западе провинции Гуандун. Ян Си-минь окончательно узурпировал сбор налогов, установил свою охрану в арсенале и захватил все ключевые позиции в Гуанчжоу. Правительство не верило больше клятвам юньнаньских и гуансийских генералов и 9 мая решило начать борьбу против реакционных милитаристов.

10 мая В. К. Блюхер предложил правительству план борьбы с мятежниками. План получил полное одобрение и 13 мая был подробно рассмотрен в Шаньтоу на совещании в штабе. Присутствовали Ляо Чжун-кай, Блюхер, Чжу Пэй-дэ, председатель политбюро Гоминьдана Ван Цзин-вэй, Сюй Чун-чжи и Чан Кай-ши.

Анализ обстановки и основные положения окончательно утвержденного плана Блюхера сводились к следующему.

Войска Фань Ши-шэня (около 6 тыс. человек) после неудачного боя у Наньнина отошли на восток на соединение с войсками гуансийских генералов, сторонников Гуанчжоуского правительства, Ли Цзун-жэня и Шун Хун-юна (4—5 тыс. человек). По-видимому, возможность наступления генерала Тан Цзи-яо на Гуанчжоу в ближайшее время исключена. Хун Шао-линь со своей армией (4—5 тыс. человек) отошел в Фуцзянь, Линь Ху (6—7 тыс. человек) — в Цзянси; с их стороны также не приходилось ожидать активных действий. То же относится к союзнику Чэнь Цзюн-мина генералу Дэн Бэнь-ину, войска которого (8 тыс. человек) занимали юго-западную и западную части Гуандуна. Они и во время первого Восточного похода никакой активности не проявляли.

Следовательно, мятежники могли рассчитывать только на свои силы, которые после перегруппировки во второй половине мая располагались так (схема 13).

Гуансийская армия из района Шилун с Гуанчжоу-Коулунской железной дороги перешла на северную железную дорогу Гуанчжоу—Шаогуань. Основные ее силы, 1, 2 и 3-я дивизии общей численностью 4—5 тыс. человек, расположились в районе Каоман—Синкай. Всего же в Гуансийской армии насчитывалось около 7 тыс. солдат, из которых она практически могла ввести в бой не более 5 тыс.

1-я, 2-я дивизии 1-го корпуса Юньнаньской армии (5 тыс. человек) находились в Гуанчжоу; 5-я и 6-я дивизии 2-го корпуса (5 тыс. человек) — к юго-востоку от Гуанчжоу; отдельный полк Ян Си-миня и офицерская военная школа (1800 человек) — в районе Шитаня—Цзэнчэна; 7-я и 8-я дивизии 3-го корпуса (4 тыс. человек) — в районе Вэйчжоу—Боло—Хэюань, имея один полк (600 штыков, 6 пулеметов) в районе Даньшуй— Пиншаньсюй.

Всего в Юньнаньской армии было около 26—27 тыс. человек, 120 пулеметов, 20 орудий. В бой практически могли вступить 20 тыс. солдат.

Итак, войска мятежников насчитывали 33—34 тыс. человек, из них в бой могли быть брошены до 25 тыс. В их распоряжении были железная дорога, хорошая связь и гуанчжоуский укрепленный район, подготовленный к обороне против Чэнь Цзюн-мина.

Правительственные войска располагались так.

На севере Гуандуна находилась Хунаньская армия Тань Янь-кая — 8100 человек. К ней примыкали на автономных началах отряд генерала Чэн Цяня — 1600 человек и хубэйцы — 500. Там же стоял корпус генерала Чжу Пэй-дэ — около 3400 бойцов.

На востоке провинции были размещены основные силы Гуанчжоуской армии — 18 тыс.

На западе стояли 1-й корпус генерала Ляо Хун-кая — 8 тыс. человек и 1-я дивизия генерала Ли Цзи-шэня — 3 тыс.

На юге было сосредоточено около 5 тыс. человек: 3-й корпус генерала Ли Фу-линя и школа Вампу с другими подразделениями.

Таким образом, правительство располагало армией численностью 47 500 человек. По плану В. К. Блюхера для разгрома мятежников создавались следующие группы.

Северная группа. Командующий Тань Янь-кай, численность 10 тыс. бойцов (из Хунаньской армии 7 тыс., из корпуса Чжу Пэй-дэ 2500). Хунаньцы должны были к 30—31 мая сосредоточиться в районе Шакоу—Хэту— Шаогуань; корпус Чжу Пэй-дэ в районе Сихэ. На другие войска этой группы возлагалась охрана подступов с севера.

Восточная группа. Командующий Чан Кай-ши, численность 12—13 тыс. бойцов. В эту группу вошли 1-й и 2-й полки школы Вампу, 4-я дивизия генерала Сюй Цзи (бывшая 7-я бригада), бригада У Те-чэна, 6-я бригада генерала Хэ Ти-ина, 1-я бригада генерала Чэнь Мин-шу. Они должны были 21 мая выступить из районов Шаньтоу, Мэйсяня, Синнина и к 2 июня сосредоточиться у Пиншаньсюй и Байманхуа. Остальные расположенные на востоке части (около 8 тыс. бойцов) под командованием генерала Сюй Чун-чжи оставались на месте с задачей охранять район от вторжения войск генералов Хун Шао-линя и Линь Ху.

Западная группа. 1-й корпус генерала Ляо Хун-кая численностью 6500 человек, включавший 12, 13 и 19-ю бригады, к 29 мая должен был сосредоточиться в районе Чаосина.

Южная группа численностью 6 тыс. бойцов разбивалась на три самостоятельные подгруппы с непосредственным подчинением ставке. 1-я подгруппа во главе с командиром 3-го корпуса Ли Фу-линем (2500 человек) к 27—28 мая сосредоточивалась на о. Хэнам. 2-я подгруппа под командованием У Те-чэна (1 тыс. бойцов) оставалась в Гуанчжоу. С началом мятежа она должна была отойти на о. Хэнам. 3-я подгруппа из курсантов школы Вампу и нескольких небольших отрядов (общей численностью до 1500 человек) первоначально имела задачу оборонять острова Хумынь и Вампу.

Таким образом, из имевшихся в распоряжении правительства 45—47 тыс. бойцов для разгрома мятежников предназначалось 30 тыс.

На флот по плану Блюхера возлагались следующие задачи:

1. Концентрация всех военно-морских сил, поддерживающих правительство.

2. Оборона переправ на острова Хэнам и Вампу.

3. Блокада города с моря и с р. Дунцзян.

4. Обеспечение переправы правительственных войск через Дунцзян и возможной десантной операции.

5. Обеспечение коммуникаций.

6. Осуществление связи между правительственными войсками.

К началу операции единственно надежной оказалась флотилия Гуанчжоуской армии. К 20 мая флотилия Соляного управления также заявила о своей верности правительству.

Офицеры флотилии генерала Фань Ши-шэня тем временем тайно вели переговоры с мятежниками.

Исходное положение для наступления на Гуанчжоу войска должны были занять 6—7 июня. Штурм намечался на 11—12 июня. Правительственная армия имела немало слабостей: большая разбросанность, неоднородность состава, огромные различия в уровне политической подготовки войск.

Если курсанты школы Вампу были сознательными солдатами революции, то, например, бойцы 1-го гуанчжоуского корпуса находились под влиянием правых гоминьдановцев. Ляо Чжун-кай сумел уговорить командира этого корпуса выступить на стороне правительства, только пообещав передать ему после победы над мятежниками все права по сбору налогов с населения.

В политическом отношении немногим отличались от 1-го корпуса и части Гуанчжоуской армии, входившие в восточную группу Чан Кай-ши.

Более надежными казались хунаньские войска и корпус генерала Чжу Пэй-дэ, который наряду с Тань Янь-каем входил тогда в левое крыло Гоминьдана. Окажись мятежники у власти, войска этих генералов были бы немедленно разоружены или в лучшем случае изгнаны из Гуандуна, а уходить им было некуда.

План В. К. Блюхера учитывал несколько вариантов действий противника, который по внутренним операционным направлениям мог обрушить главный удар на ту или иную группу войск правительства. Планом предусматривались вывод правительственных войск из Гуанчжоу и в случае необходимости эвакуация государственных ценностей на о. Вампу.

Ввиду ненадежности связи группам правительственных войск было приказано точно придерживаться последовательности действий, установленной планом В. К. Блюхера.

На совещании 13 мая было решено создать при губернаторе Ху Хань-мине главную квартиру со штабом и оперативным советом, при котором должен был находиться главный военный советник. Этим решением все оперативные вопросы были возложены на В. К. Блюхера. Остальные советники находились в войсках.

Совещание решило начать выступление против мятежников под лозунгом: «Поход против милитариста Тан Цзи-яо», а затем выдвинуть лозунги: «Долой милитаристов — грабителей населения!», «Долой изменников дела национально-революционного освобождения страны!»

14 мая Ляо Чжун-кай и Ван Цзин-вэй возвратились в Гуанчжоу.

15 мая перед отъездом Блюхера из Шаньтоу Чан Кай-ши обратился к главному военному советнику с просьбой «сократить его Восточную группу до 6— 7 тыс. человек, исключив из состава 4-ю дивизию и 6-ю бригаду Гуанчжоуской армии». Хотя Чан Кай-ши и не излагал истинной причины своей просьбы, было очевидно, что, избавившись от большей части гуанчжоуских войск, он рассчитывал ликвидировать влияние генерала Сюй Чун-чжи. В. К. Блюхер не согласился с Чан Кай-ши. Нельзя было ослаблять Восточную группу, перед которой ставилась основная задача по разгрому мятежников.

Во время подготовки к разгрому мятежа юньнаньских и гуансийских милитаристов политработники Коммунистической партии Китая, Гоминьдана и НРА провели большую политическую кампанию. Они разъяснили народу, кто его друзья, а кто враги, и обеспечили массовую поддержку революционных сил.

На первом этапе эта кампания велась под лозунгом «Спасайте Гуандун от гражданской войны, которую грозит развязать юньнаньский милитарист генерал Тан Цзи-яо!» Агитаторы говорили, что восток Гуандуна, район р. Дунцзян, уже очищен от милитаристов, но потребуется еще примерно год, чтобы установить мир и благоденствие во всей провинции.

Коммунисты заявляли, что после подавления мятежа будут удовлетворены три требования народа: организовать местное самоуправление, пересмотреть налоги на более справедливых началах, сократить армию до уровня, необходимого для поддержания порядка и защиты народа от бандитов.

Вот текст одной из прокламаций к населению, выпущенной в то время.

«Гоминьдан готовится провести в жизнь народные принципы своего основателя Сунь Ят-сена. Гоминьдан без народа ничто, но и народ без Гоминьдана не освободит Гуандун от грабежей и нищеты. Объединение усилий партии и народа сделает провинцию Гуандун счастливой. С момента умиротворения милитаристов в районе р. Дунцзян мы могли бы приступить к осуществлению этой задачи, но теперь снова враги хотят вторгнуться в Гуандун и разграбить его народ. Тан Цзи-яо намерен превратить Гуандун в свое владение — вторую Юньнань. Он несет жителям Гуандуна гражданскую войну. Можем ли мы допустить гражданскую войну? Нет, не можем, и поэтому мы должны восстать против тех, кто вторгается в нашу провинцию, и должны биться со всей силой и храбростью.

Долой гражданскую войну, долой агрессоров!

Да здравствует согласие и мир в Гуандуне!»

В конкретном плане политической кампании на первом этапе значились следующие пункты:

1. Выпустить от имени исполнительного комитета Второй всекитайской конференции профсоюзов манифест против милитариста Тан Цзи-яо.

2. Немедленно отпечатать и распространить листовки и плакаты.

3. Центральному исполнительному комитету Гоминьдана провести партийные собрания, на которых разъяснить членам партии сущность кампании.

4. Немедленно развернуть массовую работу в армии. Для этой цели созвать конференцию молодых солдат. Сообщить всем командирам задачи и методы пропаганды.

5. Направить членов Исполнительного комитета Гоминьдана на конференции и митинги.

6. Послать пропагандистов в Учжоу, Шаогуань, Вэйчжоу и другие важные города и районы.

7. Немедленно созвать совещание руководителей полиции, чтобы заручиться их поддержкой.

8. Начать подготовку всеобщей стачки рабочих Гуанчжоу.

План работы на втором этапе борьбы с мятежниками из соображений конспирации конкретно не разрабатывался. Было лишь решено, что впоследствии будут выдвинуты лозунги: «Долой изменников дела национально-революционного освобождения страны!», «Долой милитаризм!».

Предполагалось также созвать конференцию редакторов газет и заручиться их поддержкой.

17 мая состоялась конференция делегатов Союза молодых солдат, на которой присутствовали представители ЦИК Гоминьдана и было принято решение провести большую демонстрацию солдат, рабочих, крестьян и буржуазии.

Пленум ЦИК Гоминьдана 19 мая призвал правительство смещать тех начальников уездов, которые притесняют крестьянские союзы.

Вести политическую работу среди крестьян было особенно трудно. Главную роль в этой работе играли коммунисты. И они сумели добиться поддержки масс. Их пропагандистская деятельность помогла правительственным войскам не только при разгроме мятежников, но и при Втором Восточном походе.

Для организации крестьянского движения в Гуандуне решающее значение имело постоянное пребывание коммунистов-пропагандистов в деревнях.

Весной 1925 г. в 22 из 94 уездов провинции были созданы крестьянские союзы, объединившие 210 тыс. человек, главным образом безземельных арендаторов и мелких собственников земли. Вскоре выяснилось, что крестьянскому отделу ЦИК Гоминьдана не под силу охватить своим руководством бурный рост крестьянских союзов. Было решено провести 1 мая первый съезд крестьянских организаций Гуандуна и создать провинциальный крестьянский союз.

Во многих деревнях состоялись собрания — крестьяне выбирали делегатов на районные конференции. Каждая из районных конференций выдвинула по одному представителю на окружную. Окружные конференции выбрали делегатов на провинциальный съезд — не более 12 от округа.

На провинциальном съезде крестьянских союзов в Гуанчжоу были сформулированы следующие требования крестьян:

1. Запретить досрочный сбор налогов;

2. Установить максимум арендной платы;

3. Запретить ростовщичество;

4. Запретить собирать налоги на содержание «миньтуаней», помещичьих отрядов самообороны;

5. Реорганизовать отряды самообороны;

6. Предоставить землю крестьянской бедноте;

7. Строго наказать всех чиновников и шэньши, нападающих на крестьянские союзы;

8. Запретить принудительную мобилизацию крестьян в качестве военных носильщиков;

9. Обеспечить участие крестьянских представителей в деревенском самоуправлении.

В манифесте съезда говорилось о необходимости последовательной борьбы с империализмом, милитаризмом, алчными чиновниками и всеми врагами народа.

На съезде была утверждена единая организационная структура крестьянских союзов и избран Провинциальный комитет крестьянских союзов Гуандуна. Крестьянский съезд был крупной политической демонстрацией и первым шагом к объединению крестьянских организаций всей провинции. Он оказал большое влияние на дальнейшее развитие событий в Гуандуне.

Разъехавшись по деревням, делегаты укрепляли крестьянские союзы на местах и создавали новые, проводили политическую кампанию под лозунгом: «Спасайте Гуандун от гражданской войны!». Этот лозунг был понятен широким народным массам.

На востоке провинции Гуандун работа среди крестьянства велась одновременно с политическим закреплением освобожденных от войск Чэнь Цзюн-мина районов. Положение было нелегким. Крестьянские союзы были плохо организованы. Дело особенно осложнилось, когда правительственные войска ушли в Гуанчжоу для борьбы против мятежников. Это подбадривало притаившихся сторонников Чэнь Цзюн-мина и наводило генералов Линь Ху и Хун Шао-линя на мысль о реванше.

Среди населения, которое еще недавно с радостью встречало войска Гуанчжоуского правительства, теперь росло недовольство. Из письма В. К. Блюхера от 26 марта 1925 г., адресованного В. А. Степанову, мы узнали, что еще во время Первого Восточного похода Блюхер настойчиво рекомендовал Сюй Чун-чжи немедленно приступить к политическому закреплению районов. Для этого он советовал передавать функции начальников уездов вновь созданным революционным комитетам. Сюй Чун-чжи под разными предлогами уклонялся от проведения выборов в уездные и городские самоуправления и по-прежнему назначал начальников уездов из своего окружения. Предложение создать политотделы и ввести институт военных комиссаров во всех соединениях Гуанчжоуской армии он также отклонил.

На словах же Сюй Чун-чжи заверял руководство Гоминьдана в своей решимости следовать по пути, указанному Сунь Ят-сеном в его знаменитом завещании. Сюй заявлял, что «раскола Гоминьдана без особой нужды допускать не следует».

На первых порах население освобожденных районов не почувствовало особого отличия новой администрации от старой, существовавшей при Чэнь Цзюн-мине. Как

было при побежденных, так и осталось при победителях. Если не считать частей школы Вампу, то не было и особой разницы в поведении ушедших и пришедших солдат. Те выколачивали налоги, и эти едва появились — занялись тем же. Во время боев гуанчжоуцы (опять-таки за исключением курсантов) не оставляли без внимания того, что плохо лежит.

В этих условиях население примирилось с вечной генеральской «обираловкой». Крестьяне терпеливо вносили налоги в установленный срок, но решительно сопротивлялись, когда генералы требовали деньги раньше срока. А ведь иногда им под угрозой оружия предлагалось заплатить за будущий год или даже за несколько лет вперед. Милитаристы менялись, а установленные по традиции налоги оставались стабильными и увеличить их победителю было трудно. Нелегко было и получить налоги вторично, если за текущий год предшественники уже успели их собрать. Население восставало и шло на частичное удовлетворение таких требований, да и то под большим нажимом.

Предвидя, что им придется оставить насиженное место, генералы клики Чэнь Цзюн-мина приняли все меры, чтобы заблаговременно выколотить из крестьян налоги за 1925 г. Население в свою очередь знало, что они уйдут, и не спешило с уплатой. Не обошлось, конечно, без насилий и кровавых столкновений.

Захватив территорию, генералы Гуанчжоуской армии при молчаливом согласии Сюй Чун-чжи назначили своих начальников уездов и сразу приступили к выжиманию налогов. Они проявляли особую поспешность, так как опасались, что занятые ими районы могут отойти к другим, в частности к генералу Чан Кай-ши. Кроме того, они боялись, что с уходом большей части правительственных войск в Гуанчжоу Лин Ху и Хун Шао-линь могут перейти в контрнаступление. В штаб все время поступали от крестьян жалобы на вымогательства, а в отдельных случаях и на грабежи. Недовольство населения росло. Масло в огонь добавляли сторонники Чэнь Цзюн-мина, говорившие населению, что прежде оно привыкло к определенному «законному» порядку, а теперь очутилось во власти анархии.

Генерал Сюй Чун-чжи предвидел, что ему придется перебираться в Гуанчжоу, и пока что выжидал. Вместо организации политических мероприятий, которые обеспечили бы ему поддержку населения, он тайно через третьих лиц повел в Шанхае переговоры с разбитыми генералами. Таким способом он наивно надеялся задержать контрнаступление Чэнь Цзюн-мина на весьма ослабленную в военном отношении восточную часть провинции.

В красивом уголке Чаочжоу возвышался над озером дом генерала Хун Шао-линя. Оттуда открывался чудный вид на отдаленные горы. На стенах были развешаны свитки с различными надписями, сделанными генералом — выходцем из провинции Цзянси. Одна была особенно характерна: «На моей старой родине нет такого озера, нет таких гор...» Рассчитывать, что Хун Шао-линя обманут разглагольствования Сюй Чун-чжи и он не постарается при первой к тому возможности восстановить свое положение, было по меньшей мере глупо.

Через голову Сюй Чун-чжи члены правительства из левого крыла Гоминьдана, делегаты Первого провинциального крестьянского съезда и особенно коммунисты принимали меры по политическому закреплению района.

Из донесений, присланных советником при политическом отделе Восточной группы, стало известно, что в конце мая в десяти уездах — Чаочжоу, Шаньтоу, Чэнхай, Чаоян, Цзэян, Фунин, Хуэйлай, Тайну, Хаонин и Фыншунь — в организациях Гоминьдана состояло 4950 человек, в крестьянских союзах — 17 тыс. Кроме этого, в Шаньтоу были организованы союз моряков речного флота (500 человек) и союз парикмахеров (300 человек). Самые многочисленные крестьянские союзы были в уездах Фунин, Хуэйлай, Тайну — по 4 тыс. человек и в уездах Чаочжоу и Шаньтоу — по 2 тыс. человек.

«Вся эта крестьянская масса, — писал советник, — номинально состоит в союзах, но работа среди этих людей не ведется. На все эти районы всего 6 коммунистов и 16 членов союза молодежи. Для данной задачи силы безусловно недостаточны. Необходимо немедленно им помочь, в противном случае проведенная с большим успехом организационная работа не будет политически закреплена».

В уезде Шаньвэй было около 5 тыс. членов крестьянских союзов, существовали также пять рабочих союзов общей численностью 3500 человек. Начальником уезда был коммунист, и отношения между войсками и населением складывались неплохо.

Особенно хорошо организованные крестьянские союзы действовали в уезде Хайфын, на полпути между Гуанчжоу и Шаньтоу. Ведущую роль здесь играли коммунисты, возглавляемые товарищем Пэн Баем. Условия работы в этом уезде, казалось, были неблагоприятны для коммунистов. Из тысячи членов гоминьдановской организации более 700 придерживались правой ориентации. Несмотря на это, 9 коммунистов и 9 членов союза молодежи сумели сплотить вокруг себя около 300 левых гоминьдановцев.

В Хайфыне был создан и вооружен крестьянский отряд, который имел 150 винтовок и 20 револьверов. Вооруженным крестьянским отрядам было предложено в случае возвращения войск Чэнь Цзюн-мина уйти в горы и начать партизанскую войну. Коммунисты организовали военную школу для подготовки командного состава этих отрядов. Инструкторами школы были 13 курсантов Вампу, в том числе коммунисты. Была создана также вторая школа для подготовки крестьянских агитаторов. Здесь занимались 36 человек, в том числе 6 девушек.

Коммунисты этого уезда в своей политической работе выдвигали три требования:

1) освободить всех членов крестьянских союзов от непосильных налогов;

2) уменьшить арендную плату;

3) предоставить оружие крестьянским отрядам.

«Вся полнота власти здесь принадлежит крестьянам, руководимым коммунистами, — писал 30 мая из Хайфына советник политотдела. — Они ведут большую и интересную работу... Правда, чувствуется отсутствие агитаторских сил, но должен отметить, что организация поражает своей сплоченностью и той твердостью, которую она проявила. Организация сильна и здорова».

Я имел возможность во время Первого Восточного похода убедиться лично в правильности этой оценки. При вступлении наших войск в Хайфын 27 февраля 1926 г. нам был устроен горячий прием, повсюду развевались красные флаги и раздавались возгласы «Да здравствует революция!»

Сложнее в то время обстояло дело в уезде Луфын — будущем втором после Хайфына форпосте партизанской борьбы на юге Китая. Здесь в гоминьдановскую организацию входили 150 человек, из них только трое были коммунистами. Крестьянский союз объединял около 12 тыс. членов.

Виной всему в Луфыне был начальник уезда, назначенный командиром 2-й дивизии Чжан Мин-дэ. Сразу же он превратился в ярого защитника помещиков и купцов и пользовался их поддержкой. Подстрекали его и те бывшие офицеры войск Чэнь Цзюн-мина, которые перешли со своими частями и подразделениями на сторону Гуанчжоуской армии. В уездах Шаньвэй, Хайфын и особенно Луфын существовали тайные организации сторонников генерала Чэнь Цзюн-мина.

Шайки помещиков, торговцев и чэньцзюнминовцев, окружавшие начальника уезда Луфын, травили и где могли разгоняли крестьянские союзы. Так, например, в деревне Синтянь крестьян силой заставили закрыть союз. Члены уездного комитета крестьянских союзов скрывались в Хайфыне и только изредка наезжали в Луфын. Поэтому в Луфын вскоре были направлены пять коммунистов из школы крестьянских руководителей.

В других районах, где существовала угроза нападения Линь Ху и Хун Шао-линя, также развертывалась работа крестьянских союзов. В уездах Ухуа и Луцзинба крестьянские союзы объединяли по 2 тыс. человек, а в первом из них гоминьдановская организация насчитывала 500 человек. В уезде Синнин в крестьянских союзах было только 300 человек, а в рядах Гоминьдана — 500. В Мэйсяне и Хэкоусюе крестьянские союзы только создавались, но в Мэйсяне действовала сильная гоминьдановская организация.

Из-за отсутствия подготовленных кадров политработников и слабости руководства крестьянского отдела ЦИК Гоминьдана массовая работа в этих районах была поставлена слабо.

В целом в долине р. Дунцзян имелось к началу мая 1925 г. около 44 тыс. членов крестьянских союзов, около 6 тыс. организованных рабочих, более 8 тыс. гоминьдановцев и только 50 членов КПК и Союза социалистической молодежи.

Эти цифры наглядно характеризуют состояние работы по политическому закреплению районов в момент ухода главных сил на Гуанчжоу против мятежников.

После включения в Восточную группу 4-й дивизии Гуанчжоуской армии 1-й и 6-й бригад и бригады У Те-чэна в этих подразделениях также стало сказываться влияние политотдела. Командир 1-й бригады генерал Чэнь Мин-шу и командир 4-й дивизии Сюй Цзи попросили дать им советников и политработников. Оказалось, что выполнить эти просьбы невозможно. Политработники находились только в 1-м и 2-м полках школы Вампу, а генерал Чан Кай-ши на их перевод в гуанчжоуские части не соглашался.

Во время похода на Гуанчжоу у гуанчжоуских частей столкновений с населением стало меньше, дисциплина заметно укрепилась. Из попутчиков воинские части отдельных генералов постепенно стали превращаться в органическую часть Национально-революционной армии.

Но, конечно, не все шло гладко и в самом фундаменте Национально-революционной армии — 1-м и 2-м полках школы Вампу. Враги и тут пытались вносить раскол. Например, комиссар 1-го полка школы Вампу гоминьдановец Мяо организовал в своей части отделение так называемого Общества по изучению суньятсенизма, которое извращало революционный характер учения Сунь Ят-сена и выступало против единого национального фронта. В борьбу с Мяо вступил коммунист, комиссар 2-го батальона 1-го полка Ли Чжи-лун. Тогда Чан Кай-ши немедленно перевел его из боевой части преподавателем в школу Вампу. Ободренный таким оборотом дела, Мяо попытался организовать отделение общества и во 2-м полку, но получил должный отпор комиссара полка.

В целом активная политическая кампания не осталась безрезультатной. Население постепенно стало разбираться в обстановке и дружелюбно относилось к солдатам Восточной группы.

Между тем в стране происходили крупнейшие политические события, значительно облегчавшие действия правительственных войск.

30 мая 1925 г. рабочие и студенты Шанхая организовали демонстрацию протеста против убийства на японской фабрике рабочего-коммуниста. Демонстрация была расстреляна полицией иностранного сеттльмента. Эти трагические события вызвали революционный подъем во всей стране. Началось так называемое «движение 30 мая». По городам прокатилась мощная волна демонстраций, митингов, забастовок солидарности.

События 30 мая накалили обстановку в Гуанчжоу. Прогрессивные силы открыто выступили против происков юньнаньских и гуансийских милитаристов. На сторону Национально-революционной армии встали трудовые слои населения.

Семнадцатого мая Гуанчжоуское правительство переехало частью на о. Хэнам к западу от города, частью на о. Вампу.

Генералы Ян Си-минь и Лю Чжэнь-хуань совещались в Гонконге со своими английскими хозяевами о том, как им лучше организовать восстание. Они использовали имя Сунь Фо (сына Сунь Ят-сена), который якобы поддерживал их и вот-вот должен был приехать в Гуанчжоу.

Гуансийцы оставили в городе всего около 1 тыс. солдат для охраны штаба генерала Лю Чжэнь-хуаня, главные силы расположили по Северной железной дороге на ближайших к Гуанчжоу станциях. На набережной Гуанчжоу против о. Хэнам юньнаньские войска начали возводить баррикады и завалы из мешков с песком. Они выбросили лозунг: «Спасение Гуандуна от коммунистов». В газетах, особенно гонконгских, появились пасквили на Гуанчжоуское правительство.

Встревоженные купцы стали вывозить товары на иностранный сеттльмент в Шаминь и в Гонконг.

В ЦИК Гоминьдана царил полный разброд. Ван Цзин-вэй и Ху Хань-минь должной твердости не проявляли. В городе между тем проходили организованные левыми гоминьдановцами митинги, на которых раздавались призывы бороться против милитариста Тан Цзи-яо и его союзников.

В рядах мятежников тоже не было единства. Командир 5-й дивизии Гуансийской армии генерал Лю Шу-вэнь открыто порвал с Лю Чжэнь-хуанем и получил назначение начальником штаба в Главной квартире правительственных войск. Командир 4-й юньнаньской дивизии заявил о своем переходе к генералу Чжу Пэй-дэ, который оставался верным правительству.

20 мая Главная квартира направила заведомо ложную, «отвлекающую» директиву: командующим войсками Северной и Восточной групп начать передвижение через Гуанчжоу в провинцию Гуанси для прикрытия р. Сицзян от нападения войск Тан Цзи-яо. В этой директиве Юньнаньской армии была поставлена следующая задача: 3-му корпусу оставаться в Вэйчжоу, прикрывая Восточную группу с севера, а остальным войскам охранять порядок в Гуанчжоу. Гуансийская армия, давно лишенная доверия правительства, в директиве умышленно не упоминалась.

На другой день в соответствии с планом операции правительственным войскам была дана новая, на этот раз настоящая директива.

Находившиеся в городе небольшие подразделения правительственных войск были 22 мая переведены на о. Хэнам, и с этого момента Гуанчжоу остался в полном распоряжении мятежников.

20 мая гуансийцы совместно с 1-й юньнаньской дивизией начали наступление на север против Хунаньской армии.

3-й юньнаньский корпус перевел один полк в район дороги Даньшуй—Пиншаньсюй для наблюдения за движением войск Восточной группы. В это время Ху Хань-минь вел переговоры с командиром 3-го юньнаньского корпуса, надеясь привлечь его на сторону правительства.

Наконец, генерал Ян Си-минь официально потребовал от правительства приостановить продвижение войск Восточной группы к Гуанчжоу.

По-прежнему подозрительно вел себя командир крейсера «Чжун Шань», ежедневно торчавший в штабе генерала Ян Си-миня.

Бронепоезд, который невозможно было использовать в создавшейся обстановке, по приказу Главной квартиры был разоружен. Подвижной состав Северной железной дороги был переброшен в Шаогуань. Пришло сообщение о том, что войска генерала Фань Ши-шэня перешли в наступление против Тан Цзи-яо.

25 мая из Гонконга вернулся генерал Лю Чжэнь-хуань. В тот же день на совещании высших офицеров своей армии он заявил, что, поскольку правительство настроено к нему враждебно, он будет вынужден открыто выступить против правительства 26 или 27 мая.

Вернувшийся в Гуанчжоу на день раньше генерал Ян Си-минь 26 мая встретился с генералом Тань Янь-каем и попросил его выступить посредником в создавшемся конфликте. На другой день, 27 мая, Ян Си-минь обратился к начальнику полиции генералу У Те-чэну с просьбой вернуться в Гуанчжоу для наведения порядка. При этом главнокомандующий сообщал, что им отдано распоряжение генералу Лю Чжэнь-хуаню немедленно вернуть полицейским властям право сбора налогов в городе.

Генерал Лю Чжэнь-хуань на словах согласился помириться с правительством при условии удаления из него Ху Хань-миня. В тот же день вечером генералы Ян Си-минь и Лю Чжэнь-хуань встретились с Ху Хань-минем и обсудили условия «умиротворения».

Гуанчжоуское правительство предложило генералам Ян Си-миню и Лю Чжэнь-хуаню публично подтвердить свою лояльность. Некоторые члены правительства, в частности Ху Хань-минь, сбитые с толку заверениями мятежных генералов о готовности помириться, усомнились в правильности намеченных решительных мер. Эти колебания отразились в войсках: генерал Чжу Пэй-дэ в Северной группе, а также командующий Западной группой медлили с концентрацией войск вокруг Гуанчжоу, ожидая результатов переговоров.

30 мая наступил перелом. Все, кто пытался урегулировать конфликт мирным путем, окончательно убедились в предательстве Ян Си-миня и Лю Чжэнь-хуаня. Правительство перехватило секретную переписку Ян Си-миня с главой северных милитаристов Дуань Ци-жуем.

Необходимо было расправиться с мятежными войсками и укрепить положение правительства. В принятии окончательного решения исключительную роль сыграла до конца принципиальная позиция гуандунского комитета Коммунистической партии.

Командир 3-го корпуса Юньнаньской армии уведомил Ху Хань-миня, что его войска уходят из района р. Дунцзян на фронт против Тан Цзи-яо.

Гуанчжоу открыто готовился к бою. Купцы и семьи офицеров выезжали на пароходах на иностранные территории Гонконга и Макао. 1 июня эвакуировались учебные заведения. На территории иностранного сеттльмента в Шамине возводились оборонительные сооружения.

4 июня правительство переехало с о. Хэнам на о. Вампу под охрану курсантов школы. В этот же день хунаньские войска в Шаогуане разоружили 1-й полк 1-й юньнаньской дивизии. Этим событием и начались открытые военные действия.

С точки зрения политической и военной момент для выступления против контрреволюции был выбран очень удачно. Рабочие и крестьянские организации Гуанчжоу, а также национальная буржуазия выразили солидарность с правительством и заявили о своей готовности оказать ему всемерную помощь. Требование решительных мер против мятежников стало всеобщим. Такой поддержки Гуанчжоуское правительство, пожалуй, еще никогда не имело.

В Гуанси генералу Фань Ши-шэню в последних числах мая удалось нанести сильный удар Тан Цзи-яо под Наньнином. На востоке генерал Линь Ху занял выжидательную позицию и пока что отказался от попытки продвижения в северо-западную часть провинции.

Из-за трений между командованием Юньнаньской и Гуансийской армий мятежники упустили выгодный момент и не воспользовались разбросанностью правительственных войск. Они опоздали с переброской к Гуанчжоу 3-го юньнаньского корпуса, чтобы совместными силами разбить Северную группу до подхода войск Восточной группы. Когда они договорились, было уже поздно. Восточная группа настолько приблизилась к расположению 3-го юньнаньского корпуса, что он уже не мог подойти к Гуанчжоу раньше нее. Без 3-го корпуса генералы Ян Си-минь и Лю Чжэнь-хуань не решились начать операцию против Северной группы, они снова заговорили о своей готовности помириться с правительством, пытаясь, таким образом, выиграть время и задержать подход к Гуанчжоу Восточной группы.

Чтобы не позволить мятежникам произвести перегруппировку, Главная квартира директивой от 30 мая за № 06 предложила войскам к 7 июня сосредоточиться в следующих районах:

1. Хунаньской армии — в Нинванло. В дальнейшем наступать на Гуанчжоу с севера по линии железной дороги.

2. Частям генерала Чжу Пэй-дэ — в Чэньцуне. В дальнейшем действовать совместно с частями Хунаньской армии.

3. Западной группе — в районе Саньшуя. В дальнейшем наступать на Гуанчжоу с запада по линии Саньшуй-Гуанчжоуской железной дороги и севернее;

4. Восточной группе к 8 июня выйти в район Шилун—Шуньдэ.

5. Южной группе: частям генерала Ли Фу-линя оборонять о. Хэнам и готовиться к переброске для поддержки Западной группы или для удара на Гуанчжоу; частям, обороняющим о. Вампу, готовиться либо к переброске в тыл 3-го юньнаньского корпуса, если он будет оказывать сопротивление Восточной группе в районе Шилун—Шуньдэ, либо к захвату Гуанчжоу с о. Хэнам совместно с частями генерала Ли Фу-линя, либо к переправе через р. Чжуцзян в тыл противника, оказывающего сопротивление Восточной группе при преодолении укрепленного района.

Эта директива была четко выполнена войсками групп (схема 14).

Коммунистическая партия и Союз социалистической молодежи Китая организовали широкие массы рабочих и крестьян на поддержку революционного правительства. Под руководством коммунистов была обеспечена благоприятная для войск Восточной группы политическая обстановка. Ляо Чжун-кай развил энергичную деятельность по политической подготовке войск Западной группы, а также населения Гуанчжоу.

Оперативное руководство войсками правительство полностью возложило на В. К. Блюхера. Учитывая ненадежность связи, В. К. Блюхер большей частью писал собственноручно или диктовал подробные письма-директивы советникам о том, как нужно действовать в тех или иных обстоятельствах.

Эти директивы для сведения командующих обычно тут же переводились на китайский язык. Часто время не ждало, а переводчиков было недостаточно, тогда документы пересылались советникам при армейских частях на русском языке, а ими уже передавались китайским командирам.

В директиве от 28 мая, направленной советнику при Восточной группе товарищу В. А. Степанову, например, говорилось:

«Ваше письмо от 24 мая получено 27-го. В предыдущем письме я (т. е. В. К. Блюхер. — А. Ч.) уже сообщал, что 23-го из 3-го корпуса юньнаньцев был выдвинут один полк (600 штыков при 6 пулеметах). Сегодня разведка доносит, что в Шуньдэ прибыл один батальон из состава 3-го корпуса под командованием командира бригады Ян Кунь-ю. Движение наших армий к пунктам сосредоточения происходит нормально, за исключением группы генерала Чжу Пэй-дэ, которая может запоздать на один-два дня. Полагаю, что приказ Главной квартиры будет выполнен, если не в указанные сроки, то с опозданием не более, чем на один день».

Так оно и случилось: решительное сражение произошло не 11-го, как намечалось, а 12 июня.

Далее В. К. Блюхер рекомендовал командованию группы самому, независимо от генерала Сюй Чун-чжи, вступить в переговоры с Ян Кунь-ю.

«У юньнаньцев, — говорится в директиве, — есть стремление перебросить эти части подальше к северу от Вэйчжоу и вашей группы. Они боятся, что войска Ян Кунь-ю примкнут к вам.

Комбриг Чэнь Мин-шу — толковый командир и со своей бригадой справится. 4-я дивизия при плохом управлении Сюй Цзи может допустить большие ляпсусы, что не может не отразиться на общем успехе вашей группы. Поэтому ее следует обязательно взять под контроль и непосредственное руководство...

Если даже, — писал В. К. Блюхер, — бой разыграется под Пиншанем, то из района Байманхуа или Канчаосюй можно нанести противнику фланговый удар. Исходя из этих соображений, полезно ли ослаблять левую колонну, так как оставшаяся бригада Хо Туна одна ничего не сделает и может только без толку проболтаться? Схему предполагаемой связи Дратвин высылает вместе с этим письмом.

Политическое управление при Главной квартире приступает к работе завтра или 30 мая. Может быть, после этого будут поступать директивы по ведению политкампании. Сейчас же в своей работе руководствуйтесь тем планом, который был передан вам перед отъездом...

Генерал Лю Чжэнь-хуань, — сообщил далее В. К. Блюхер, — 25 мая заявивший на совещании высших офицеров своей армии об открытом выступлении против правительства 26 или 27 мая, теперь умолк и перенес свою ставку на станцию Чунтай по Северной железной дороге. Слухи об открытом выступлении затихают. В рядах противника чувствуется большая растерянность и былая воинственность упала. Второй день Ян Си-минь предпринимает усилия к мирному разрешению конфликта, заверяя правительство в своей лояльности. Вчера на втором по счету заседании «мирной конференции» он заявил, что Лю Чжэнь-хуань в данный момент готов признать необходимость борьбы против генерала Тан Цзи-яо. На предложение Ван Цзин-вэя выпустить декларацию против Тан Цзи-яо Ян Си-минь ответил, что Лю Чжэнь-хуань это сделает, но сейчас немедленно требовать этого от него не следует. Ян Си-минь добивался получения согласия на следующие два предложения: разрешить Лю Чжэнь-хуаню перейти в юго-западную часть провинции Гуандун и приостановить движение Восточной группы, так как юньнаньцы в дополнение к войскам генерала Чжу Пэй-дэ и 1-й дивизии гуанчжоуцев согласны выслать в Гуанси также часть своих сил, а при таком положении нет необходимости перебрасывать войска с р. Дунцзян.

Ху Хань-минь, по-прежнему маневрируя, ответил, что первый вопрос разрешить без согласия генерала Сюй Чун-чжи трудно, ибо движение гуансийцев затрагивает его интересы.

По второму пункту было сказано, что переброска Восточной группы — естественное явление: войска, выполнив свою задачу на р. Дунцзян, имеют право вернуться в Гуанчжоу для охраны его от гуансийцев и, наконец, им поставлена задача идти против Тан Цзи-яо, поэтому согласиться на приостановку движения нельзя.

Тенденция к мирному разрешению вопроса разделяется кое-кем и из нашей „головки”, но большинство по-прежнему считает путь борьбы и разоружения мятежников единственно правильным. Будем решительно бороться со всякой попыткой изменить принятый план...»

Приведенная выдержка из письма-директивы показывает стремление В. К. Блюхера лично информировать советников о политической обстановке, чтобы они узнавали ее из его уст, а не от генералов. Генералы могли намеренно исказить информацию, чтобы подкрепить свои предложения, преследующие порой частные интересы, как это было с Чан Кай-ши.

«В одной из телеграмм, — пишет В. К. Блюхер В. А. Степанову в том же письме, — Чан Кай-ши сообщил, что он считает свою группу в предстоящих столкновениях не решающей и что главную роль, по его мнению, должны играть Хунаньская армия, школа Вампу и части генерала Ли Фу-линя. С этим опасным для кампании настроением Чан Кай-ши надо бороться и вбить ему в голову, что именно его группе принадлежит эта почетная решающая роль, а все остальные лишь содействуют его успеху.

Поведение Чан Кай-ши в этом вопросе могло бы сыграть роковую роль в срыве проводящегося плана. Нужно как можно чаще возвращаться к мысли о необходимости покончить с юньнаньцами и гуансийцами. Сейчас политическая и военная ситуация позволяют легко достигнуть этого, а в будущем вряд ли это может повториться. Наконец, стремление к миру со стороны юньнаньцев всего лишь маневр для выигрыша времени, и их нападение в будущем все равно неизбежно».

Приведем еще для иллюстрации стиля руководства В. К. Блюхера его письмо советнику при генерале Чжу Пэй-дэ Ф. Мацейлику от 30 мая 1925 г.

«Вместе с этим письмом Вам направляется большая почта, в которой к директивам приложены мои письма в Восточную группу и командующим войсками. Директивы и посылаемая переписка дадут Вам довольно полную информацию о происходящем...

Добивайтесь точного выполнения директив, настаивайте на этом, убеждайте... Ваши сведения о численном составе войск генерала Чжу Пэй-дэ преувеличены и вызывают у меня сомнения. Постарайтесь получить более точные данные...

Для проведения забастовки созданы стачечные комитеты на всех трех дорогах. Подвижной состав угоняется к нашим войскам. На Северной дороге большинства подвижного состава загнано в Шаогуань, для сообщения с Кантоном оставлены лишь три паровоза, которые в любой момент можно привести в негодность. Отдельные механизмы паровозов рабочие уносят сейчас на свои квартиры. Перегонка подвижного состава на Кантон-Коулунской дороге проходит с меньшим успехом, и до сих пор сделано очень мало. Объясняется это отсутствием нужных средств. Мною предложено постепенно перегнать весь подвижной состав по Северной дороге к Шаогуаню, по Кантон-Коулунской — к югу от Пинху, там же создать необходимые базы топлива. Все, что не будет угнано, будет приведено в нерабочее состояние забастовщиками. Забастовка начнется или в момент выступления мятежников, или по нашему приказанию...

Крестьянские союзы для открытых выступлений использовать не следует, это их очень обессилит, а в будущем ослабленные они не смогут успешно бороться с помещиками. Вот почему их следует беречь и использовать только для связи, разведки и для дезорганизации тыла и связи противника, не упуская, конечно, такие случаи, когда крестьянские союзы могли бы захватить себе вооружение...»

В. К. Блюхер был не только блестящим полководцем, но и трезвым политиком, оценивавшим события не только с позиций нынешнего дня, но и с позиций будущего. Он умело использовал подготовленные коммунистами Китая среди рабочих Гуанчжоу, на железных дорогах и на морском транспорте стачечные комитеты и берег крестьянские союзы.

В. К. Блюхер напоминает Мацейлику, что с развертыванием политической кампании следует поторопиться, и продолжает:

«...Хунаньцы заверяют, что план ими будет проведен решительно и без колебаний. Теперь необходимо убедить в этом Чжу Пэй-дэ. Вообще не давайте развиваться соглашательским тенденциям. Докажите, что помимо политических соображений и огромных перспектив, открывающихся после ликвидации противника для правительства, проведение этого плана выгодно также и для самого генерала.

Тань Янь-каю и Чжу Пэй-дэ были выданы на значительную сумму суновские банкноты. Эти банкноты не были обеспечены валютой, поэтому их обоих просили банкноты до столкновения с противником в обращение не пускать, чтобы не вызвать крах банка. Несмотря на эти просьбы, они все же выбросили банкноты в обращение. Банк сейчас осаждают желающие обменять банкноты на валюту, и это при жалком запасе серебра и иностранной валюты. Если выпуск банкнотов будет продолжаться, банк может лопнуть. Об этом следует лишь намекнуть генералам, но не говорить открыто. Убедите Чжу Пэй-дэ держать банкноты у себя и выпустить их лишь с момента открытого столкновения. Банк нами будет закрыт с первым выстрелом и таким образом спасен».

Конечно, не всем советникам и не всегда было легко провести в жизнь указания Блюхера и добиться принятия нужного решения. Были случаи, когда командующие предлагали решение схоластическое, неграмотное, не соответствующее обстановке, и советнику стоило огромного труда доказать его нецелесообразность и настоять на проведении правильной линии. По-прежнему особенно трудно приходилось В. А. Степанову — советнику при Чан Кай-ши. Например, Чан Кай-ши предлагал войскам Восточной группы, сосредоточившимся 7 июня на дневку в районе Чжанматоу— Тантоуся—Чэнин, разделиться в дальнейшем на три колонны. Главные силы направить из Шилуна—Шитаня не по железной дороге, как рекомендовал советник, а восточнее, в обход мостов, чтобы, переправившись на северный берег, выйти на хорошие дороги и через Цзэнчэн двигаться на Гуанчжоу. Остальным же войскам двигаться двумя колоннами: средней — по железной дороге, левой — южнее.

В. А. Степанов настойчиво возражал против рассредоточения войск, да еще при полном отсутствии данных о 3-м юньнаньском корпусе, который мог оказаться в тылу наших главных сил. В таком случае Восточная группа подверглась бы атаке юньнаньских войск как с востока, так и с запада из Гуанчжоу. «Нужно идти быстрее, — настаивал Степанов, — кратчайшим путем по железной дороге к Гуанчжоу, где произойдет главное сражение, к которому мы должны подвести свои войска не утомленными тяжелыми переходами». Степанову пришлось долго и бесполезно убеждать Чан Кай-ши, он даже хотел поставить вопрос о доверии к советнику, но в это время прибыл офицер, побывавший со специальным заданием в Вэйчжоу и Боло, и доложил, что штабы 5-й и 6-й юньнаньских дивизий расположены в Боло и там находятся главные силы всего корпуса. Теперь план Чан Кай-ши оказывался гибельным. Только это сообщение заставило генерала уступить и принять предложение советника.

Приведем еще один пример упрямства этого «полководца». В конце дня 9 июня командование Восточной группы получило сведения, что 3-й юньнаньский корпус находится на пути из Цзэнчэна на Гуанчжоу. Вечером после долгих разговоров было принято предложенное советником решение: 10 июня 4-я дивизия выдвигалась на пути отхода 3-го корпуса противника и, преследуя его, 10 июня должна была достичь района Поси в 25 км к западу от Цзэнчэна, а 11-го — выйти в район Лючжун. Полки школы Вампу и бригада У Те-чэна 10-го должны были выйти в районы Чанту и Тачэн, а 1-я и 6-я бригады — в район Учэн. На 11 июня все части, кроме 6-й бригады, которая должна была наступать на Гуанчжоу по железной дороге, предполагалось сосредоточить против наиболее уязвимого места вражеского укрепленного района и на пути возможного отхода на северо-восток.

Чан Кай-ши боялся ослабить тыл своих войск, которому якобы мог угрожать отступивший от Шитаня противник. Поэтому он предлагал сначала занять Цзэнчэн, а затем уже двигаться за противником. В конце концов согласившись с советником, генерал все-таки без его ведома оставил в Шилуне кроме одного полка, усиленного пришедшим из Хумыня батальоном, еще и резервную бригаду 4-й дивизии.

Чан Кай-ши вспомнил об успехах юньнаньцев в конце 1923 г. в кампании против Чэнь Цзюн-мина, когда они нанесли главный удар по железной дороге на Шуньдэ и разбили войска противника. Под влиянием этих воспоминаний Чан Кай-ши, согласившись накануне с общим планом действий на 11 июня, вдруг отказался от его выполнения, а вместо этого предложил усилить 6-ю бригаду за счет ослабления ударной группы.

После длительной дискуссии В. А. Степанову удалось отговорить Чан Кай-ши от изменения плана и осуществить намеченный удар.

При отсутствии коммуникаций очень тяжелая работа выпала на долю советника по связи Михаила Ивановича Дратвина. В зависимости от характера писем, директив и конкретной обстановки Дратвин отправлял донесения и приказы на канонерках, самолетах, по радио, телеграфу, телефону. Последние три способа, казалось бы самые надежные, применять доводилось редко, тем более что вся сеть проходила через Гуанчжоу, в котором хозяйничали мятежники. Если технически не представлялось возможным послать директиву или донесение, приходилось обеспечивать связь через район, занятый противником. В этом помогали работники крестьянских союзов. Из одной деревни в другую они переносили наши документы, передавая их как своего рода эстафету другим членам крестьянских союзов.

Несмотря на эти трудности, вся информация, как правило, поступала вовремя. Например, донесение, посланное В. А. Степановым 24 мая, было получено В. К. Блюхером 27 мая. А директива Блюхера за № 06 от 30 мая была получена В. А. Степановым в Пиншаньсюе 3 июня в 20 часов, что давало возможность своевременно отдать необходимые распоряжения войскам.

Большую помощь связи и разведке оказывали наши летчики Василий Сергеев, Александр Кравцов, Христо Паков, штурманы Оскар Бажинаву, Джон Тельберг, которые без хороших карт при одном аэродроме с невероятной смелостью выполняли многочисленные задания. Будь тогда у нас звание Героя Советского Союза, оно было бы им присвоено.

Наконец очередь дошла и до выступления Южной группы. В первых числах июня В. К. Блюхер вызвал меня к себе, ознакомил с обстановкой и сказал:

«Гуанчжоу — это стул, на котором сидит противник. Ваша задача с помощью курсантов школы Вампу выдернуть из-под него стул. Для этого выделяется десантная, вернее ударная, группа, в состав которой войдет школа Вампу. Эта ударная группа сосредоточится 10 июня на о. Хэнам и утром 11 июня форсирует р. Чжуцзян и овладеет городом».

Я и раньше знал в общих чертах, что на завершающем этапе операции школе Вампу предстоит форсировать реку и выйти во фланг и тыл Юньнаньской армии, занимающей к югу от Гуанчжоу укрепленный район. С артиллерийским советником Гилевым, инженером Васильевым и советником по военно-морским делам Смирновым-Светловским мы выбрали место для форсирования реки южнее городского предместья Дуншаня. Это облегчало развитие боя после переправы. Высадившись во фланг и тыл противника и оставив заслон, мы захватили бы Дуншань и развернули наступление непосредственно на город. Между Дуншанем и г. Гуанчжоу лежал небольшой пустырь, на котором была возможность более четко организовать боевые порядки для атаки города, чем в варианте, предложенном главным советником. К тому же со стороны Дуншаня параллельно р. Чжуцзян по городу проходило несколько улиц европейского типа, что облегчало продвижение войск.

Я высказал свои соображения В. К. Блюхеру. С его твердым характером, обычным для него тщательным расчетом операции нелегко было ему отказаться от первоначально намеченной для ударной группы задачи. Василий Константинович настойчиво пытался меня переубедить, но я приводил все новые доводы, и он все же переменил решение. Это лишний раз доказывает, какой гибкостью и тактом обладал наш полководец. Блюхер никогда не забывал суворовское правило — на месте виднее.

10 июня В. К. Блюхер сообщил В. А. Степанову: «Десантная группа переправу произведет в районе деревни Ляода, откуда разовьет удар в направлении на деревню Синбэнцунь и далее к северу, на железнодорожную станцию Синхой в зависимости от обстановки по тылам закрепившегося в окопах противника или на город. Переправу войска начнут тогда, когда Вы подойдете к линии сопротивления юньнаньцев и завяжете бой».

Войска Гуанчжоуского правительства, подобно водопаду, устремились к городу.

Перед разгромом мятежа В. К. Блюхер 10 июня писал: «Противник окружен, наша победа гарантируется на 100 процентов. Действуйте смелее и добейтесь от командования должной постановки наблюдения за противником, чтобы не допустить его ухода».

Когда общий план был разработан, войскам не требовались повседневные указания. Достаточно было тех, которые поступали к ним через каждые два-три дня. Но в районе развертывания для наступления на Гуанчжоу мы уже нуждались не только в ежедневных указаниях, но иногда и в ежечасных. Между тем средства связи этого не позволяли, радиостанции поблизости не было, телеграфное и телефонное сообщение прервалось, в самый последний момент самолеты остались без горючего. Сказывалось также отсутствие в Западной группе советника, который мог бы следить за выполнением директив Главной квартиры.

В результате Западная группа, выставив заслон у Шиюэйтана, по собственной инициативе переправилась через р. Люцишуй значительно севернее, чем это намечалось, и заняла для наступления на Гуанчжоу в районе северной дороги позиции, предназначенные для корпуса Чжу Пэй-дэ. В результате войска Северной группы вынуждены были отвести свои боевые порядки к востоку и 11 июня вместо решительной атаки только слегка потеснили передовые части противника.

Из-за этого, а также вследствие нерешительности Чан Кай-ши, который боялся удара одной из отходивших частей 3-го юньнаньского корпуса и затормозил наступление полков школы Вампу и бригады У Те-чэна, пришлось штурм Гуанчжоу перенести на 12 июня (схема 15).

Часть 3-го юньнаньского корпуса, нагнавшая панику на Чан Кай-ши, была разоружена 13 июня.

Южная группа под командованием генерала Ван Пин-ху, при которой в качестве советника находился Рогачев, сосредоточилась у места переправы в ночь с 10 на 11 июня.

Наша Южная группа разделилась на два отряда.

Первый: 8 рот курсантов школы Вампу — всего 960 штыков; батарея из 2 старых безоткатных орудий системы «Арисака» под командованием советника Геннадия Гилева. Всего в отряде, не считая артиллеристов, 1420-штыков, командовал отрядом заместитель начальника школы Вампу генерал Ху, советником назначили меня. Почти все курсанты были членами Гоминьдана, а 115 из них — коммунистами.

Второй: 500 маузеристов генерала У Те-чэна и 1 тыс. солдат генерала Ли Фу-линя с двумя пушками.

Бывшая охрана Сунь Ят-сена, 210 штыков, и хунаньская школа, 250 штыков, были сведены в отдельный вспомогательный отряд под командованием советника Шалфеева (Воробьева).

Итого в Южной группе было 2880 штыков. Генерал Ван Пин-ху не имел своих войск в группе, поэтому он как-то стушевался перед генералом Ху, в чьи руки и перешло руководство операцией. Вся группа, за исключением отряда товарища Шалфеева, имела достаточное количество сампанов и буксиров для переправы.

По плану переправа должна была осуществляться в следующем порядке. Отряд У Те-чэна переправляется первым и захватывает кромку противоположного берега. Под его прикрытием высаживаются курсанты школы Вампу, занимают деревню Шипай и далее действуют по обстановке: атакуют тыл противника, занимающего оборону в укрепленном районе, или ведут наступление на предместье Дуншань и далее на город. Отряд Шалфеева поддерживает школу Вампу с востока. Отряд Ли Фу-линя занимает деревню Цицунь. Хунаньская школа — в резерве школы Вампу.

Первым эшелоном начали переправу маузеристы У Те-чэна. Почетная задача выпала на долю этого отряда потому, что он состоял в основном из личной охраны У Те-чэна, т. е. отборных солдат, и вооружен был легким оружием — маузерами. Но, как скоро выяснилось, мы их переоценили.

Встреченный ружейным огнем, отряд У Те-чэна растерялся, вместо быстрого форсирования реки «отборные» солдаты укрылись за крейсером «Чжун Шань» и, судя по всему, не собирались выполнять поставленную задачу.

Тогда мы с генералом Ху сделали то, что, по-видимому, должны были сделать с самого начала: сели в сампаны курсантов и, несмотря на сильный огонь противника, пошли к пункту высадки у деревни Ляода.

У берега курсанты, погружаясь по грудь в воду, выпрыгивали из сампанов и с криком «Ша!» («Бей!») неудержимо двигались к берегу. Затем, не останавливаясь, они стремительно двинулись на деревню Ляода и захватили ее.

Один за другим подходили сампаны с остальными курсантами школы, они так же быстро высаживались на берег. Под впечатлением их натиска приободрился и отряд маузеристов.

Совместными усилиями была захвачена деревня Шипай, и отряд вскоре овладел ключевыми постами к северо-востоку от нее. Противник в панике бежал по железной дороге частью в Гуанчжоу, частью на Шахэ.

Хунаньскую школу мы направили на восток для связи с левофланговыми частями Восточной группы, отряд Ли Фу-линя — на Цицунь, а отряд Шалфеева оставили в резерве;

С захваченных высот курсанты школы Вампу перешли в наступление на Дуншань и далее на Гуанчжоу, преследуя противника по пятам.

В 12 часов 30 минут я послал следующее донесение:

«Тов. Степанову Дуншань, около дома Ляо Чжун-кая, т. к. таковой закрыт.

В 12 часов Вампу и утечэновцы вошли в город и очищают его от противника.

Сообщают, что в городе сосредоточены войска противника. О Северной группе ничего не слышно. Хунаньцев и отряд Шалфеева подтягиваем в Дуншань, лифулиневцев частью оставили в деревне Боди. Других не могли удержать в Дуншане, потянулись за нами в город. Подробное донесение у Старика (т. е. у В. К. Блюхера. — А.Ч.)».

Заняв город, курсанты школы Вампу и хунаньской школы организовали охранение. Отряд Шалфеева севернее города атаковал отступающего противника и занял возвышенность у старых крепостных ворот.

Стремительные действия десантно-ударной группы раздробили оборону противника. Генералы Ян Си-минь, Лю Чжэнь-хуань и офицеры их штабов бежали частью на территорию иностранной концессии Шамянь, частью на иностранные пароходы. Оставленные без управления войска сдавались без боя.

Замечательно то, что население Гуанчжоу было уверено в силах правительства и его армии. Сразу же при появлении курсантов школы Вампу горожане выходили из домов, приветствуя их, а купцы открывали магазины.

В 15 часов правительство известило население о своем возвращении с о. Вампу в город.

Чан Кай-ши был назначен начальником гарнизона Гуанчжоу, состоявшего из курсантов школы Вампу. 15 июня правительство отдало приказ о выводе из города всех войск, кроме гарнизона. В этот момент правительство опрометчиво вложило в руки Чан Кай-ши опасное оружие. Чан Кай-ши выжидал удобного случая, чтобы нанести удар бурно развивающейся революции.

Количество трофеев установить было трудно. Каждый генерал старался утаить что-нибудь, чтобы позднее с большей убедительностью просить оружия у правительства.

По подсчету, всего было взято около 17 тыс. пленных, из них 500 офицеров. Трофеи: около 16 600 винтовок, 120 пулеметов, 20 орудий и 6 судов флотилии генерала Фань Ши-шэня с вооружением и командой.

Следует также иметь в виду, что гуанчжоуские генералы и офицеры рассчитывали после разгрома юньнаньцев стать хозяевами в провинции и улучшить свое материальное положение.

Решающую роль в победе вновь сыграли полки и курсанты военно-политической школы Вампу.

Большое значение имело то обстоятельство, что разгром мятежа фактически возглавил один из талантливейших полководцев Красной Армии — Василий Константинович Блюхер, а в войсках находились наши советники, напрягавшие все силы и умение, чтобы до конца выполнить долг пролетарского интернационализма.

УБИЙСТВО ЛЯО ЧЖУН-КАЯ

Движение 30 мая 1925 г. всколыхнуло всю страну. Коммунистическая партия обратилась к народу с призывом:

«Рабочие и крестьяне Китая! Весь угнетенный китайский народ! Поднимайтесь! Поднимайтесь, чтобы сокрушить жестокий и свирепый империализм! Да здравствует единый антиимпериалистический фронт! Да здравствует национальное освобождение Китая!»

Повсеместно развернулось движение протеста, происходили забастовки, организовывались демонстрации под лозунгами: «Долой империализм!», «Аннулировать неравноправные договоры!», «Вывести из Китая иностранные войска!», «Отомстить за смерть и страдания соотечественников!»

В ответ на призыв компартии к народным массам Гуандуна поддержать шанхайских забастовщиков и выступить на борьбу против империалистов, за отмену неравноправных договоров, за национальное освобождение 21 июня началась стачка рабочих в Гонконге. Через два дня в Шамяне, на территории англо-французской концессии, империалисты решили дать отпор.

23 июня в Гуанчжоу состоялась 70-тысячная демонстрация. Когда демонстранты шли по набережной канала, отделяющего о. Шамянь от города, по ним был открыт пулеметно-ружейный, а с крейсеров и артиллерийский огонь. «Цивилизованные» бандиты убили 52 человека и более двухсот ранили. Зверская расправа только увеличила размах революционного движения: забастовка рабочих Гуанчжоу и Сянгана (Гонконга) к 1 июля превратилась во всеобщую (политическую стачку. Начался массовый антианглийский бойкот.

Сянган-гуанчжоуская стачка против английского империализма продолжалась 16 месяцев, до 10 октября 1926 г., и вошла в историю мирового рабочего движения как одна из самых продолжительных. В рядах Гоминьдана происходила консолидация сил левого крыла.

Левые в Гуанчжоуском правительстве стремились реорганизовать армию на началах централизованного управления, взять под контроль финансы, упорядочить налоговую систему, освободить Гуандун от милитаристов и подготовить поход на север.

С левыми силами Гоминьдана тесно сотрудничали руководители коммунистической партии на юге страны. Их беспредельная преданность делу революции, огромный авторитет, которым они пользовались в народе, во многом обусловили революционные победы Гуанчжоуского правительства.

В Гуанчжоуском правительстве и среди верхушки Гоминьдана сформировалась правая оппозиция из буржуазных политиканов и милитаристов, напуганных подъемом революционной волны. Ее возглавил Ху Хань-минь, а позднее к ней примкнули назначенный военным министром Сюй Чун-чжи и начальник полиции У Те-чэн.

Правые гоминьдановцы при поддержке английских империалистов из Гонконга готовили еще один контрреволюционный переворот.

Генерал Сюй Чун-чжи, используя свое положение военного министра и командующего Гуанчжоуской армией, нащупывал почву, собирал силы для переворота.

Чан Кай-ши в то время не принимал активного участия в работе Военного совета. Удалившись на о. Вампу, он наращивал силы школы, рассчитывая в нужный момент использовать ее в своих интересах.

20 августа 1925 г. правые перешли к активным действиям. В 10 часов утра у здания ЦИК Гоминьдана жертвой наемного убийцы пал Ляо Чжун-кай — подлинный вождь левых гоминьдановцев, верный последователь Сунь Ят-сена.

Ляо Чжун-кай был членом Исполнительного комитета Гоминьдана, министром финансов, заведующим отделом ЦИК по делам крестьян и рабочих, одно время губернатором провинции Гуандун. Однако, занимая высокое положение в правительстве, он никогда не отрывался от масс, искренне и плодотворно сотрудничал с коммунистами Гуанчжоу. И часто рабочие и крестьяне, приходившие в канцелярию революционного правительства, обращались непосредственно к нему по тому или иному делу. Они не считали Ляо Чжун-кая посторонним человеком и искренне рассказывали ему о своей жизни. Ляо Чжун-кай много раз выезжал в Чжуншань, Дунцзян и другие уезды, выступал перед крестьянами, помогал организовывать крестьянские союзы, дружины и отряды самообороны.

В начале 1924 г., как уже говорилось, в Гуанчжоу были специально созданы курсы по подготовке кадров крестьянского движения. Ляо Чжун-кай, возглавлявший крестьянский отдел ЦИК Гоминьдана, полностью доверил руководство курсами коммунистам.

Ляо Чжун-кай придавал огромное значение рабочему движению, большое внимание уделял созданию школ для повышения грамотности рабочих. Он считал, что в тех условиях повышение общеобразовательного уровня трудящихся имеет большее значение, чем официальная система образования. Он любил рабочих и постоянно проявлял заботу о них.

Честный и неподкупный человек, Ляо Чжун-кай, будучи министром финансов, начальником департамента финансов, жил просто и скромно. Он считал, что хозяин страны — народ и государственные средства должны расходоваться на нужды народа. Ляо Чжун-кай внушал служащим министерства, что «чиновник не должен любить деньги, так как иначе народ обнищает и государство придет в упадок». В то время финансовое дело в Гуандуне еще не было централизовано, существовало множество налогов и поборов, произвольно взимавшихся различными милитаристами. Поскольку все эти вояки погрязли в коррупции, народные деньги беззастенчиво присваивались, а на нужды Национально-революционной армии средств не хватало.

По настоянию Ляо Чжун-кая в свое время была разослана циркулярная телеграмма, в которой ставился вопрос об унификации финансовой системы. В этом документе Ляо Чжун-кай требовал «ввести точный учет численности войск, считать число солдат по количеству оружия: одна винтовка — один солдат, и выдавать довольствие в соответствии с этим; все виды налогов и все военные расходы передать в единое ведение финансового ведомства; всем должностным лицам проявлять бескорыстие, не удерживать в свою пользу ни гроша».

Унификация финансов отняла бы у милитаристов жирный кусок, поэтому Ляо Чжун-кай навлек на себя их особую ненависть.

«В начале июля 1925 г. правые гоминьдановцы, — рассказывала мне вдова Ляо Чжун-кая Хэ Сян-нин, — провели в доме Ху Хань-миня совещание, в котором приняли участие больше 20 человек, включая Цзоу Лу, Дэн Цзы-жу, У Те-чэна, Линь Чжи-мяня, Ху И-шэна, Линь Чэн-миня. На этом совещании специально обсуждался вопрос о деятельности Ляо Чжун-кая».

Заговор правых был направлен в первую очередь против коммунистов и Ляо Чжун-кая. Для осуществления своих замыслов они выступали за сохранение старой системы единоличного руководства Гоминьданом, против укрепления коллегиального органа — Центрального исполнительного комитета. Правые гоминьдановцы возражали не только против реорганизации Гоминьдана, но и против реорганизации правительства. В то время тяжесть партийного и государственного руководства в значительной степени легла на плечи Ляо Чжун-кая и вполне естественно, что правые яростно ненавидели именно его.

В том же составе заговорщики провели 11 тайных совещаний.

Создавая всяческие помехи делу революции, правые гоминьдановцы организовали нечто вроде своего клуба — общество «Вэньхуа» («Культура»). Они выступали с разнузданными речами, поносили Ляо Чжун-кая и его политический курс. Особенно неистовствовали Ху И-шэн и Чжао Гун-би.

В условиях бешеного наступления правых Ляо Чжун-кай без малейших колебаний продолжал бороться за то дело, которое считал справедливым.

Это особенно ярко проявилось после того, как

21 июня 1925 г. началась Сянган-Гуанчжоуская забастовка. Ее участники под руководством Коммунистической партии Китая и при поддержке Отдела по работе среди крестьян и рабочих ЦИК Гоминьдана создали стачечный комитет и выставили пикеты. Отдел ЦИК наряду с созданием фонда помощи бастующим большое внимание уделял проведению агитационно-воспитательной работы для продолжения забастовки.

В эти дни Ляо Чжун-кай буквально забыл о еде и сне. Ежедневно он рано утром уходил из дому и только поздно вечером возвращался. В то время правые гоминьдановцы, прежде всего Гу Жан-цинь, также занимались «профсоюзной работой», но несколько иного характера: они предпринимали шаги для того, чтобы дезорганизовать рабочее движение изнутри. Созданная Гу Жан-цинем и его помощниками правая профсоюзная организация не принимала участия во всеобщей стачке, с ней самой пришлось вести борьбу.

14 августа Ляо Чжун-кай выступил в стачечном комитете на встрече с представителями общественности.

«Мы знаем, — говорил он, — что забастовка носит не экономический, а политический характер. Ее главная цель состоит в том, чтобы аннулировать неравноправные договоры с империалистами, добиться политической и экономической независимости Китая. Разве это не святое дело для всей китайской нации? Поскольку забастовка имеет целью освобождение страны, ее поражение будет поражением всей нации, ее победа будет нашей общей победой».

Это было последнее выступление Ляо Чжун-кая.

Правые гоминьдановцы выражали интересы компрадорской буржуазии и пользовались открытой поддержкой империалистов. Они не одобряли выдвинутого еще Сунь Ят-сеном требования взять под контроль Китая таможенные доходы и открыто выступали против всеобщей забастовки. На их пути стоял Ляо Чжун-кай. Правые гоминьдановцы провели еще одно совещание, на котором было принято решение разгромить левые силы, сорвать сотрудничество Гоминьдана с компартией, начать переговоры с англичанами и тем самым задушить всеобщую забастовку.

Заговорщики стремились во что бы то ни стало убрать со своего пути Ляо Чжун-кая. 20 августа 1925 г. перед входом в помещение Хуэйчжоуского общества в Гуанчжоу Ляо Чжун-кай был предательски убит.

Знаменателен факт — одна из шанхайских газет накануне убийства, 19 августа, опубликовала телеграмму о смерти Ляо Чжун-кая...

«Примерно за неделю до рокового события, — рассказывала мне Хэ Сян-нин, — стало известно о готовящемся покушении. В столе у одного студента университета Сунь Ят-сена, члена фашистской организации, было обнаружено письмо с такими словами: „Нужно во что бы то ни стало осуществить это, руководители чернорубашечников вас вознаградят”. Нам тогда было невдомек, — говорила вдова революционера, — кто это такие руководители чернорубашечников. Только впоследствии мы узнали, что имелись в виду главари фашистов в империалистических странах. Тогда же я посоветовала Ляо Чжун-каю из предосторожности взять себе еще двух охранников.

Ляо Чжун-кай ответил: „Увеличив число охранников, в лучшем случае можно схватить убийцу, но нельзя остановить их замысел. Я посвятил свою жизнь народу и, говоря откровенно, не чувствую угрызений совести перед партией, страной и народом. Если же они решили уничтожить меня, меры предосторожности не помогут. Меня они не запугают — я ни на шаг не отступлю от дела революции”. Конечно, то, что он говорил, было правильно, однако я все же считала необходимым принять дополнительные меры. Охранник в штатском платье стал сопровождать Ляо Чжун-кая. Об этом было известно начальнику Управления общественной безопасности У Те-чэну. Но кто мог знать, что У Те-чэн сам входил в группу, готовившую покушение на Ляо Чжун-кая.

20 августа после завтрака мы с Ляо Чжун-каем отправились на очередное заседание ЦИК Гоминьдана. Выехав на машине к зданию Хуэйчжоуского общества (где тогда находился ЦИК Гоминьдана), мы встретили товарища Чэнь Цю-ляня и вместе поехали на заседание ЦИК. У входа в помещение я увидела жену нашего товарища и уговорилась с ней о встрече: „Через полчаса я зайду в женский отдел, мне нужно посоветоваться с вами по важному делу, прошу вас подождать меня”. Не успела я это произнести, как раздался звук выстрела. Я подумала, что кто-то развлекается хлопушками, но, обернувшись, увидела лежащих на земле Ляо Чжун-кая и Чэнь Цю-ляня. Охранник был ранен и тоже упал. Я стала звать на помощь и наклонилась к Ляо Чжун-каю. Обычно у входа в помещение Хуэйчжоуского общества дежурит полицейский, однако на этот раз пост оказался пустым. Ляо Чжун-кай уже не мог ничего сказать. Склонившись над ним, я пыталась обнаружить рану. Над моей головой снова раздались выстрелы. После того как Ляо Чжун-кая подняли, на том месте, где он упал, осталась большая лужа крови. Кровь капля за каплей продолжала стекать с его одежды. Когда Ляо Чжун-кая привезли в больницу, было уже поздно. Видимо, еще по дороге он скончался».

Так закончила свой печальный рассказ Хэ Сян-нин.

В день покушения на пути следования Ляо Чжун-кая орудовало более 40 наемных убийц. Они были расставлены по всей улице и укрывались в переулках. Когда раздались выстрелы, они немедленно разбежались во все стороны. Только один участник покушения, раненный охранником в голову, был арестован. При обыске у него было найдено несколько бумажек. Одна из них — квитанция на заложенную в ломбарде одежду, другая, датированная несколькими днями позже, — чек на получение денег. В своих показаниях он сообщил: «Я получил несколько сот тысяч юаней за убийство "мэнжэня"» (на гуандунском наречии «мэнжэнь» — высокопоставленное лицо). Когда у него спросили: «Кто же имелся в виду под этим высокопоставленным лицом? Не Ван Цзин-вэй?». Убийца ответил: «Нет, высокопоставленные лица — Ляо Чжун-кай и Тань Пин-шань».

Арестованный Линь Чжи-мянь, один из главных участников убийства Ляо Чжун-кая, рассказал: «В Гонконге был создан специальный фонд в размере 2 млн. юаней для убийства революционеров».

Впоследствии командующий 3-м корпусом генерал Чжу Пэй-дэ сообщил, что некоторые лица пытались подкупить за 150 тыс. юаней одного из подчиненных ему офицеров. За эти деньги он должен был подстрекать войска к измене и свержению революционного правительства. Офицер не решился пойти на это предательство и сообщил обо всем Чжу Пэй-дэ. Провокация провалилась, однако кто мог знать, что через некоторое время будет совершено убийство Ляо Чжун-кая.

Присутствовавшие на траурном митинге были охвачены глубокой скорбью и в то же время выражали суровую решимость бороться до конца. «Мы должны разгромить контрреволюционеров!», «Мы должны вести решительную борьбу с империалистами!» — такие призывы многократно раздавались над гробом революционера. В траурной процессии приняли участие рабочие, крестьяне, курсанты школы Вампу, студенты, представители самых различных слоев населения — всего более 200 тыс. человек. Для Гуанчжоу это была невиданная процессия.

ВТОРОЙ ВОСТОЧНЫЙ ПОХОД

Разгром мятежников помог создать единую революционную базу на юге страны. Но по-прежнему перед силами революции стоял вопрос о подготовке в провинции Гуандун плацдарма для завершения формирования Национально-революционной армии, опирающейся на массовое движение, и проведения Северного похода.

Новая армия создавалась в сложных условиях. Попытки объединить армию и полностью подчинить ее правительству прежде всего натолкнулись на сопротивление феодально-милитаристских элементов внутри самой зарождающейся Национально-революционной армии.

У офицеров 1-го и частично 2-го гуанчжоуских корпусов, да и у военного министра Сюй Чун-чжи существовало предубеждение против усиления единой, централизованной НРА.

Вопрос об изоляции правых элементов и о судьбе ненадежных войск недавних «попутчиков», которые дальше не желали идти в ногу с революцией, приобретал особую остроту.

После убийства Ляо Чжун-кая в правительстве заметно проявилась растерянность. На экстренном заседании Военного совета, состоявшемся сразу же после покушения, была избрана руководящая тройка в составе Ван Цзин-вэя, Сюй Чун-чжи и Чан Кай-ши. В заседаниях тройки приняли участие М. М. Бородин и вместо уехавшего в Советский Союз В. К. Блюхера один из старших советников В. П. Рогачев.

Тройка долго заседала, но ничего не смогла решить. Связанный с правыми генерал Сюй Чун-чжи говорил: «Я вижу, что Ляо Хун-кай играет контрреволюционную роль, что он ненадежен; но он мой старый друг и трогать его нельзя».

В то же время Сюй Чжун-чжи стремился разделаться с поддерживающими правительство генералами Гуанчжоуской армии. В конце концов Сюй Чун-чжи, по крайней мере на словах, согласился с предложением решительно действовать против врагов революции. 25 августа он пригласил на банкет генерала Ляо Хун-кая и арестовал его.

В ночь с 25 на 26 августа части школы Вампу разоружили две бригады, пулеметную команду и штаб корпуса Ляо Хун-кая, расположенные в самом Гуанчжоу и в предместьях. Одновременно генералу Чан Кай-ши было приказано арестовать выявленных к тому времени участников убийства Ляо Чжун-кая — Вэй Пан-пина и других, но они успели скрыться. Несмотря на это, быстро проведенная операция по разоружению ненадежных частей подняла авторитет Чан Кай-ши среди местных купцов. На следующее утро они открыли магазины.

Командиру 1-й дивизии генералу Ли Цзи-шэню было приказано разоружить остальные части 1-го корпуса, дислоцировавшиеся к западу от Гуанчжоу. Но он разоружил только часть их. 19-я бригада генерала Сюй Кан-цина успела перейти к Дэн Бэнь-ину. А из 1-й бригады, которой командовал брат Ляо Хун-кая, Ли Цзи-шэнь сформировал для себя 12-ю дивизию, которая впоследствии во время второго Восточного похода также перешла к Дэн Бэнь-ину.

Правительство приказало также арестовать Ху Хань-миня, «идейного руководителя» убийства Ляо Чжун-кая. Арест был поручен какому-то сержанту и двум солдатам из частей школы Вампу. Они пришли на квартиру Ху Хань-миня и на вопрос его дочери: «Что вам нужно?» ответили: «Мы пришли арестовать Ху Хань-миня как контрреволюционера». «Подождите, посмотрю, дома ли», — сказала дочь, пошла во внутренние комнаты, предупредила отца, и тот бежал черным ходом.

Вскоре Ху Хань-миня все же удалось поймать. Однако по настоянию членов ЦИК Гоминьдана, он был не осужден, а отправлен за границу «для пополнения образования».

После разоружения 1-го корпуса и других решительных мер правительства внутреннее положение несколько улучшилось, но военно-политическая обстановка в целом все еще была напряженной.

Для разгрома юньнаньцев и гуансийцев из восточной части Гуандуна были переброшены главные силы Гуанчжоуской армии во главе с генералом Чан Кай-ши. После победы над мятежниками генерал Сюй Чун-чжи, остававшийся в Шаньтоу для обороны района от банд, организованных разбитыми войсками Чэнь Цзюн-мина, поспешил в Гуанчжоу. Ему хотелось принять участие в дележе добычи, а чтобы «легче было разговаривать», командующий захватил с собою с востока все основные части, в том числе наиболее боеспособную 2-ю дивизию Гуанчжоуской армии.

Перед отъездом из Шаньтоу Сюй Чун-чжи ничего лучшего не мог придумать, как заключить с недавними противниками «договор о распределении налогового обложения» в восточной части Гуандуна.

Как только правительственные войска ушли в Гуанчжоу, Чэнь Цзюн-мин, разорвав договор, двинул свои войска из провинции Фуцзянь и к концу сентября снова занял почти весь восток Гуандуна. Передовые части его армии достигли района Ухуа. Вдобавок генерал Ян Кунь-ю после ухода 3-го юньнаньского корпуса снова ставший хозяином района Вэйчжоу, перешел на сторону Чэнь Цзюн-мина.

На западе сторонник генерала Чэнь Цзюн-мина генерал Дэн Бэнь-ин успешно использовал отвод войск 1-го корпуса к Гуанчжоу и подвел свои части почти вплотную к р. Сицзян в районе г. Самшуй.

В августе 1925 г. из провинции Гуйчжоу через южную часть провинции Хунань прошли войска сычуаньского милитариста Сюн Кэ-у и заняли район р. Бэй-цзян. Во время неудачной Северной экспедиции осенью 1924 г. сычуаньцы должны были оказать помощь генералу Чэн Цяню при наступлении на Чанша. Но эти обещания не были выполнены, и, как мы знаем, войска Чэн Цяня на подступах к Ичану потерпели поражение.

Переходя в провинцию Гуандун, сычуаньцы рассчитывали, что противоречия между разными генералами в Гуанчжоу позволят им играть здесь более значительную роль, чем в провинции Хунань, где власть находилась в руках генерал-губернатора Чжао Хэн-ти.

В Гонконге неожиданно появились три китайские канонерки Северного флота, посланные Пекинским правительством генералу Чэнь Цзюн-мину, которого оно надеялось скоро увидеть хозяином Гуанчжоу.

Таким образом, после разгрома мятежников Гуанчжоуское правительство снова оказалось в таком же положении, как в середине 1924 г., но теперь соотношение сил резко изменилось в его пользу.

После событий 30 мая правительство приобрело надежную опору в массовом движении. Этому способствовала не только всеобщая Сянган-Гуанчжоуская стачка, но и деятельность крестьянских союзов провинции Гуандун. Крестьянские отряды, особенно в районе Хайлуфын, оказывали серьезное сопротивление войскам Чэнь Цзюн-мина.

Пытаясь продвинуться на восток, войска генерала Дэн Бэнь-ина неожиданно подверглись ударам в тыл со стороны вооруженного крестьянства.

К тому же теперь правительство располагало доходами, которые прежде были в руках юньнаньских и гуансийских генералов.

После реорганизации армии и разоружения ненадежных войск правительство имело в своем распоряжении шесть корпусов.

Первый корпус генерала Чан Кай-ши в составе: 1-я дивизия — три полка, около 3 тыс. штыков; 2-я дивизия — 4-й полк и два батальона 5-го полка — 1500 штыков; 3-я дивизия (бывшая 4-я гуанчжоуская) — около 3500 штыков; военно-политическая школа Вампу — 500 курсантов. Всего 8 тыс. солдат и 500 курсантов.

Второй корпус генерала Тань Янь-кая — около 11 тыс. штыков.

Третий корпус генерала Чжу Пэй-дэ — около 4 тыс. штыков.

Четвертый корпус генерала Ли Цзи-шэня в составе 10, 11 и 12-й дивизий, отдельной бригады и отдельного полка — около 11 тыс. штыков.

Пятый корпус генерала Ли Фу-линя — три отдельные бригады, отдельный полк. Всего около 4—5 тыс. штыков.

Шестой корпус генерала Чэн Цяня — четыре полка, около 2 тыс. штыков.

Кроме того, у правительства имелись 1-я отдельная дивизия генерала У Те-чэна — около 1500 штыков, и войска цзянсийцев, хэнаньцев, хубэйцев — в общей сложности 1500—2000 штыков.

Правительство располагало также 40 вымпелами военно-морского и речного флота.

С полной уверенностью правительство могло рассчитывать на части 1, 2 и 3-го корпусов (хотя последние два корпуса в это время были еще слабы) и на 4-й корпус, за исключением 12-й дивизии. 5-й корпус генерала Ли Фу-линя и 1-я отдельная гуанчжоуская дивизия расценивались как колеблющиеся между правыми и левыми силами.

Части генерала Чэн Цяня, цзянсийские, хэнаньские и хубэйские войска хотя и считались достаточно надежными, но особой силы не представляли.

В лучшую сторону изменилось положение и в провинции Гуанси, где генералы Ли Цзун-жэнь и Хуан Шао-сюн отбросили войска юньнаньского генерала Тан Цзи-яо, разгромили части генерала Шун Хун-юна и установили дружественные отношения с правительством.

Правительство правильно определило, что в такой обстановке главный враг, с которым нужно в первую очередь покончить, — войска Чэнь Цзюн-мина. Началась подготовка ко второму Восточному походу. Главнокомандующим вновь был назначен генерал Сюй Чун-чжи.

Генерал Сюй Чун-чжи возвратился в Гуанчжоу в надежде на то, что он после разгрома мятежников как командующий Гуанчжоуской армией унаследует привилегии, отвоеванные у юньнаньцев и гуансийцев, и будет играть первую скрипку в городе.

Но обстановка сложилась не в его пользу: 1-й корпус Гуанчжоуской армии, как мы знаем, был разоружен при его «участии»; 4-й корпус Ли Цзи-шэня его не признавал; неизмеримо возросли авторитет и влияние 1-го корпуса Чан Кай-ши и школы Вампу. Чтобы создать себе «руководящее» положение, Сюй Чун-чжи полностью блокировался с правыми элементами. Он открыто пытался тормозить работу Военного совета и ЦИК Гоминьдана. Назначенный главнокомандующим вторым Восточным походом и получив деньги на эту кампанию, он по чисто формальным поводам стал оттягивать выступление правительственных войск, дав тем самым генералу Чэнь Цзюн-мину возможность приготовиться к обороне.

21 сентября правительство предложило Сюй Чун-чжи немедленно оставить Гуанчжоу и выехать в Шанхай. Ему ничего не оставалось делать, и он вынужден был согласиться с этим решением.

Одновременно войска 1-го корпуса разоружили 2-ю дивизию и 6-ю бригаду гуанчжоуских войск, входивших в состав корпуса Сюй Чун-чжи, а его 4-я дивизия была «взорвана изнутри»: она изгнала из своих рядов офицеров, сторонников генерала Сюй Чун-чжи, в том числе командира дивизии Сюй Цзи. После этого в качестве 3-й дивизии она вошла в состав 1-го корпуса.

3 октября в Гуанчжоу был арестован Сюн Кэ-у. Перешедший в наступление против его войск 2-й корпус не был своевременно поддержан 3-м корпусом и гуансийской группой, и войска Сюн Кэ-у ускользнули от разоружения в провинцию Хунань.

Правительство, считая операции по разоружению ненадежных войск внутренним делом, разрабатывало и осуществляло их без участия советников.

Все это происходило в период с 15 по 22 октября.

Теперь оставался главный враг — войска Чэнь Цзюн-мина, и против него 23 октября начался Второй Восточный поход.

К началу второго Восточного похода Гуанчжоуское правительство полагало, что армия Чэнь Цзюн-мина насчитывает свыше 30 тыс. солдат, в действительности их оказалось около 20—22 тыс. По китайским условиям того времени они были достаточно хорошо снабжены и вооружены. Ядро армии по-прежнему составляли войска генералов Линь Ху и Хун Шао-линя — 11—12 тыс. солдат. Эти части упорно сопротивлялись НРА еще во время первого Восточного похода.

К 1 октября Чэнь Цзюн-мин занимал районы Чао-чжоу, Шаньтоу, Цзэян и выдвинулся на линию Хайфын—Хэбо—Ухуа.

Чэнь Цзюн-мин разработал план наступления на Гуанчжоу, который не отличался новизной и был похож на его замыслы перед первым Восточным походом. Он в основном сводился к следующему: правая колонна Лин Ху движется через Лунчуань вниз по р. Дунцзян на Хэюань—Боло—Цзэнчэн. Центральная колонна Ли И-бяо — из района Хэбо на Вэйчжоу и Шилун, где соединяется с правой колонной для наступления на Гуанчжоу. Левая колонна Хун Шао-линя — из района Хайфын на Даньшуй и далее на Хумынь. Резерв находится за центральной колонной (схема 16).

Командование НРА было осведомлено о намерениях Чэнь Цзюн-мина и, учитывая их, разработало подробный план второго Восточного похода, для проведения которого были выделены следующие силы:

1-й корпус — 6 тыс. штыков.

4-й корпус (без 10-й и 12-й дивизий) — 6 тыс. штыков.

Самшуйская группа (4-я и 9-я бригады) — 3 тыс. штыков.

1-я отдельная дивизия У Те-чэна — 1500 штыков.

Цзянсийские, хэнаньские и хубэйские части — около 2500 штыков.

Главнокомандующим вторым Восточным походом вместо высланного Сюй Чун-чжи Гуанчжоуское правительство назначило Чан Кай-ши.

На юго-западе Гуандуна против армии генерала Дэн Бэнь-ина были оставлены 10-я дивизия генерала Чэнь Мин-шу и 12-я дивизия генерала Ляо Фу-мина. Последняя была мало надежной и вскоре перешла на сторону противника.

Прикрывать Гуанчжоу с севера было поручено 2-му и 3-му корпусам.

Для обороны Гуанчжоу был оставлен гарнизон под командованием генерала Ван Лю-чуна. Задача обороны города была также возложена на флот и 5-й корпус генерала Ли Фу-линя. Но было известно, что из всех ненадежных генералов он самый ненадежный.

С отъездом В. К. Блюхера влияние советников на стратегическую и оперативную подготовку второго Восточного похода заметно ослабло. Главная роль теперь перешла к Чан Кай-ши.

Еще во время первого Восточного похода крепость Вэйчжоу, как омут, все время притягивала Чан Кай-ши, стремившегося любой ценой овладеть ею. Тогда этому воспрепятствовал В. К. Блюхер и, как потом подтвердилось, он был прав. На этот раз Чан Кай-ши решил ознаменовать начало похода штурмом Вэйчжоу (в чем опять-таки не было особой нужды), а затем нанести основной удар на Ухуа—Синнин—Мэйсянь, чтобы не дать возможности противнику отойти в провинции Фуцзянь и Цзянси, как это случилось в первом Восточном походе.

13 октября к началу штурма войска Восточного фронта сосредоточились северо-восточнее Вэйчжоу по линии Боло — станция Чжамото (схема 17).

Небольшая группа китайских офицеров во главе с Хэ Ин-цинем совместно с советниками-артиллеристами Бесчастновым, Гилевым, общевойсковым советником Полло, военным инженером Яковлевым и автором этих строк без всякого прикрытия выехала на катере для рекогносцировки. Не доезжая до крепости километра полтора, мы высадились, поднялись на высоту и подошли еще ближе. В бинокль просматривалась только северо-западная часть города. Мы обратили главное внимание на узкую полосу земли между озерами и р. Дунцзян против северных ворот.

Город-крепость Вэйчжоу расположен на левом берегу р. Дунцзян и разделен ее притоком р. Сицзян на две части (схема 18). Обе они были окружены шестикилометровой стеной высотою около 8 м (местами 10) и толщиною от 6 до 9 м. Внешняя облицовка стены и парапет высотою в рост человека были каменные, а за ними шел земляной вал. Бойницы парапета были укреплены мешками с песком и таким образом приспособлены для стрельбы из винтовок и пулеметов. В город можно было войти через несколько ворот, над которыми возвышались сторожевые башни. Восточная часть Вэйчжоу с трех сторон была ограничена реками, а с четвертой — рвом шириною до 7—8 м и глубиною до 4 м. Западная часть города прикрывалась с севера р. Дунцзян, с востока — р. Сицзян, с юга — рвом, а с запада — озерами, непреодолимыми вброд. Через озера кое-где тянулись к воротам дамбы. По дамбам войска могли бы двигаться только в колонну по одному. Лишь у высоких, массивных северных ворот между озерами и р. Дунцзян проходила полоска земли шириною 200— 300 м. В середине ее, метрах в 50—80 от стены крепости, проходила протока, через которую во время половодья сбрасывали из озер накопившийся излишек воды.

При первоначальной рекогносцировке мы наметили эту узкую полосу плацдармом для главного штурма, условившись вынести окончательное решение после детальной разведки, которая будет проведена, когда войска окружат крепость.

Для штурма выделялись 4-й полк 2-й дивизии и 3-я дивизия 1-го корпуса.

4-й полк 10 октября к 12 часам расположился против северо-западной части крепости, чтобы начать штурм в районе северных ворот. Справа от него на запад, юг и юго-восток от крепости к 18 часам должна была занять позицию 3-я дивизия, которой поручалось штурмовать наиболее уязвимый участок стены.

10 и 11 октября командный состав 4-го полка во главе с командиром, его советником Н. А. Шевалдиным, старшим советником-артиллеристом Бесчастновым, инженером Яковлевым, артиллеристом Гилевым, который фактически был командиром знакомой нам по форсированию р. Чжуцзян двухорудийной батареи, и китайским офицером, командиром двухорудийной горной батареи, произвел рекогносцировку. Выяснилось, что стены крепости на этом участке почти повсюду имеют высоту 12—14 м, с парапетом в рост человека и толщиной около метра. Основание стены, как мы убедились после взятия крепости, имело толщину от 8 до 10 м.

Это была самая неприступная часть крепости, но зато к ней имелись сухие подступы, как уже указывалось, шириною 200—300 м. Развалины ближайшей деревни давали возможность скрытно подвести войска, а проходившая у стены протока — укрыть их от огня перед последним броском на штурм.

Намеченная для штурма полоса простреливалась с северных и западных ворот. К западным воротам вела узкая дамба длиною 600—700 м. 3-му батальону 4-го полка с двумя горными орудиями было приказано занять позицию по обе стороны дамбы, чтобы своим огнем и угрозой атаки отвлечь внимание противника от главной штурмующей колонны.

В Боло я получил записку от товарища Шевалдина с просьбой оставить одну роту с двумя пулеметами на северном берегу р. Дунцзян против понтонной переправы, связывающей западную и восточную части города, чтобы прервать сообщение между ними. По распоряжению Хэ Ин-циня, при котором я по-прежнему был советником, на указанную позицию был поставлен батальон 2-го полка с четырьмя орудиями.

Во второй половине дня в распоряжение 4-го полка прибыли взвод саперов с лестницами и группа офицеров-артиллеристов. Поскольку командир полка не получал никаких указаний о подчиненности прибывших, он не решился по-хозяйски увязывать их работу с подготовкой к штурму и первое время каждый действовал сам по себе. Части 3-й дивизии подошли к отведенной им позиции с опозданием на сутки.

11 октября в 17 часов комиссар 4-го полка собрал на совещание всех политических работников. Комиссары при штурме должны были служить примером для солдат. Шевалдин обратил внимание на то, что комиссары не имеют оружия. Им выдали винтовки.

Всю ночь с 11 на 12 октября происходила не особенно интенсивная перестрелка.

12 октября в 11 часов командир 4-го полка получил боевой приказ о штурме. В приказе говорилось, что в первую очередь необходимо создать ударный отряд из 200 добровольцев; снабдить атакующих лестницами; с 10 часов 13 октября начать артиллерийскую подготовку. Штурм назначался на 14 часов.

В полдень в полк прибыли Чан Кай-ши и советник В. П. Рогачев. Осмотрев с наблюдательного пункта участок, выбранный для штурма, они подтвердили приказ, дали кое-какие указания артиллеристам, одобрили решение командира полка и отправились в расположение 3-й дивизии.

В полку был проведен митинг, на котором командование призвало солдат добровольно вступить в ударный отряд. После взятия Вэйчжоу каждому бойцу ударного отряда было обещано 30 юаней.

Приказ об отборе добровольцев и их вознаграждении был данью традициям милитаристской армии, где все сводилось к материальной заинтересованности. В данном случае он был не нужен. Но если уж создавать ударный отряд, то приказ о нем должен был появиться по крайней мере за две недели до штурма, чтобы можно было сформировать и подучить новую боевую единицу. Солдаты и офицеры были собраны из разных подразделений, которые в результате поредели, они не знали друг друга, и отряд получился крайне неоднородный. Но коль скоро он был укомплектован, оставалось, не теряя времени, как-то его подготовить.

В 18 часов отряд был собран, разделен на шестерки, группам были выданы лестницы и под руководством Шевалдина и инженера Яковлева началась тренировка на стене разбитого дома высотой 10—20 м. Яковлев показал, как нужно нести, подтаскивать, прислонять к стене лестницу, поддерживать ее, влезать, бросать на стену гранаты. Успех первого Восточного похода и разгром мятежников в Гуанчжоу вселили в солдат уверенность в том, что крепость будет взята. Настроение у всех было боевое.

Наконец, в 20 часов был отдан уточняющий приказ. Собрав офицеров полка, командир еще раз обсудил с ними все детали штурма. К 24 часам пехотные подразделения и батареи заняли исходные позиции.

В 10 часов 13 октября началась артподготовка (см. схему 18). Ответный артиллерийский огонь противника был быстро подавлен.

В 13 часов мы с генералом Хэ Ин-цинем переправились через р. Дунцзян и подошли к позиции нашей батареи. Артиллерийский расчет, состоявший из курсантов школы Вампу, работал слаженно. Командовал советник Гилев. Он почему-то был не в военной форме, а в белом полотняном костюме, пиджак лежал тут же, на ящике из-под снарядов. В одной рубашке, обтирая время от времени пот, Гилев сам наводил на цель оба орудия, командовал «Огонь!» и в такт команде энергично взмахивал своей круглой соломенной шляпой.

Артподготовка шла хорошо: были частью снесены, частью разрушены парапеты на башне северных ворот, на северной и северо-западной стенах и частично на юго-западных воротах, по которым вела огонь горная батарея. Противник перестал отстреливаться. По-видимому, нам удалось согнать защитников крепости со стены. Приближалось время штурма. Над нашими позициями и над Вэйчжоу пролетел самолет. В разрушенную деревню вошел для развития атаки штурмового отряда 1-й батальон. В 13 часов 45 минут точно по графику артиллерия перенесла огонь в глубину, чтобы не задеть штурмующих. Теперь по промежуткам между зубцами парапета открыли ураганный огонь пулеметы.

Но что случилось? Почему в назначенное время ударный отряд не бросился на стену? К нашему ужасу, оказалось, что он не успел сосредоточиться у протоки во время артиллерийской подготовки и теперь совершал последний бросок с расстояния не в 70—80, как намечалось, а в 200—300 м.

Возникла пятнадцатиминутная пауза. Противник оправился, вновь занял оборону за сохранившимися зубцами парапета и мешками с землей и, прикрытый таким образом от пулеметного огня, начал почти безнаказанно расстреливать наших храбрецов. К несчастью, перед походом нашим офицерам и политработникам были выданы кителя цвета хаки, а все солдаты были одеты в темно-синее. Поэтому стрелки Чэнь Цзюн-мина имели возможность прежде всего уничтожать командный состав. Одним из первых смертью храбрых пал начальник штурмового отряда.

Выбежав за протоку, откуда нужно было начать бросок, уцелевшие добровольцы очутились на открытом месте, без шанцевого инструмента и без лестниц, которые лежали на земле рядом с убитыми и ранеными. Артиллеристы, опасаясь попасть по своим, не возобновляли огня.

Здесь трагически сказалась бессмысленность аврального создания ударного отряда, никто друг друга не знал, возникла путаница, и оставшиеся в живых сгрудились в протоке.

— Надо включаться нам, — сказал я генералу Хэ Ин-циню.

— Здесь хозяин командир 4-го полка, — ответил генерал, — нам приказано оборонять Боло.

— Но ведь нам никто не запретит помочь штурмующим!

Перед уходом я попросил Гилева открыть огонь по северной башне, где, как выяснилось, противник построил крепкий блиндаж для пулемета.

Командира полка на наблюдательном пункте не оказалось, он ушел вперед. Мы двинулись на северную окраину деревни.

Командир 2-го батальона принял на себя командование ударным отрядом. Но и он вскоре погиб у самой стены крепости в группе бойцов, подносивших две лестницы. Отряд, потерявший половину состава, сгрудился в протоке.

Перешедший в атаку следом за ним 1-й батальон лишился комбата и всех ротных командиров. Часть его бойцов тоже остановилась в протоке, другая часть отошла и укрылась в развалинах.

3-й батальон, атаковавший другие ворота по узкой дамбе, успеха не достиг и отхлынул к пагоде, оставив много убитых и раненых.

В резерве оставался 2-й батальон.

Передав командование своему помощнику, командир полка Лю с комендантской командой перешел в протоку. Надеясь спасти положение, командир решил немедленно повести на штурм оставшихся в живых солдат. Но это решение было ошибочным. Лю не учел подавленного настроения солдат и не подтянул вовремя резервов.

Лю был кавалерист. В старину, когда кавалерия была основной ударной силой, в армии говорили, что у кавалериста вначале действует сердце, а потом голова. Не распределив солдат по подразделениям, не назначив старших, не доставив лестниц к стене, Лю выхватил из кобуры револьвер и громко подал команду:

— На штурм! За мной! Ша!!

Комендантский взвод и часть солдат ударного отряда бросились за ним, но, сразу попав под сильный огонь, только увеличили собою число жертв. Около самой стены упал смертельно раненный Лю. Его вынесли из огня, остатки отряда вновь укрылись в протоке.

Мы с Хэ Ин-цинем вышли на северную окраину деревни как раз в тот момент, когда из протоки переносили умирающего командира. Нам открылось все поле боя, как на ладони.

«Берите на себя команду, — посоветовал я генералу, — и доложите об этом Чан Кай-ши!» Но Хэ Ин-цинь отказался, снова сославшись на отсутствие приказа.

Помощник командира полка и советник Шевалдин решили повести на штурм резервный 2-й батальон.

2-й батальон, начав в 16 часов 30 минут движение под прикрытием артиллерийского огня, почти без потерь сосредоточился в протоке.

Артиллерийский обстрел стены подавил огонь обороняющихся. Заиграли рожки — сигнал к атаке. Послышалось громкое «Ша!», но штурм снова не состоялся. Для 2-го батальона в протоке не были освобождены участки, его солдаты влились в перепутанные подразделения штурмового отряда и 1-го батальона и рассеялись среди них. Не была использована и другая возможность — вести батальон на штурм перекатом через сгрудившихся в протоке.

В результате в атаку пошли только несколько офицеров и бойцов, они добежали до стены, но не смогли увлечь за собой других. Оставшиеся без командиров солдаты перебегали по протоке то вправо, то влево, но не двигались вперед.

В этот тяжелый момент мне наконец удалось уговорить Хэ Ин-циня принять командование и доложить об этом Чан Кай-ши. Вскоре были получены согласие командующего и записка Рогачева ко мне с приказом оставаться советником при генерале.

Приближалась темнота. Мы с Хэ Ин-цинем решили дать людям отдохнуть, перераспределить оставшихся в живых офицеров и унтер-офицеров и просить Чан Кай-ши заменить подразделениями 3-й дивизии 3-й батальон у западных ворот. Этот батальон мы предполагали выделить в ударный отряд и повторить штурм.

В темноте удалось подобрать раненых и убитых. Обороняющиеся осветили стены спущенными на проволоке факелами из бамбуковой щепы.

В 21 час артиллерия уже не могла стрелять по стенам, чтобы не поразить своих, бойцы снова попали под перекрестный огонь. Со стен на них сыпались камни, негашеная известь, куски бревен. Не хватало только кипятка и растопленной смолы, которые выливали на штурмующих в средние века. Штурм вновь захлебнулся. Солдаты измучились, нуждались в отдыхе и еде. Усилив полк 3-м батальоном, мы повторили штурм в 4 часа утра 14 октября и вновь потерпели неудачу. Наступил рассвет. Подразделения оставались в протоке.

Итоги первого дня и ночи угнетающе подействовали на солдат. Крепость Вэйчжоу казалась неприступной.

Начальник штаба Чан Кай-ши генерал Ху Чэн, не стесняясь присутствующих, заявил: «Никогда еще в истории мясо не пробивало камень». Колебался и Чан Кай-ши.

Но теперь требовалось во что бы то ни стало довести дело до победного конца, чтобы не допустить морального поражения наших войск.

Мы, советники, верили в революционное сознание солдат и твердо предложили, как следует подготовившись, повторить штурм 14 октября. Командование с нами согласилось.

Снарядов осталось немного. В случае новой неудачи пришлось бы либо отказаться от штурма, либо отложить его дней на пять, когда подвезут снаряды из Гуанчжоу. За это время противник мог прислать подкрепления гарнизону крепости и взять инициативу в свои руки.

По нашей просьбе к нам были присланы два батальона 8-го полка 3-й дивизии, которая в предыдущих штурмах не участвовала.

Не без труда мне удалось уговорить Гилева сопровождать штурмующих артиллерийским огнем почти до самой стены, обстреливая башни северных и западных ворот. Гилев долго не соглашался, опасаясь, что разрывы могут задеть своих.

«Это маловероятно, ведь ты, Геннадий, ведешь огонь прямой наводкой и не по основанию стены, а по парапету, — убеждал я Гилева, — без твоей поддержки противник вновь будет безнаказанно расстреливать наших. Необходимо подавить блиндаж на северных воротах». Гилев в конце концов согласился.

Мне вспомнился тогда штурм сибирскими и латышскими стрелками германских позиций на рижском плацдарме в ночь перед рождеством 1916 г. В целях внезапности он был совершен без артподготовки. Нужно было проделать в проволочных заграждениях врага четыре прохода для 2-го батальона 56-го сибирского стрелкового полка. Сводный отряд батальона гренадеров и ротных разведчиков под моим командованием выполнил это задание. Два правых прохода были проделаны ножницами, два левых — подрывом удлиненных снарядов. Места проходов мы наметили заранее. Ведущими я назначил лучших, храбрейших солдат и унтер-офицеров. А в затылок им на расстоянии 20—30 шагов одна от другой должны были идти группы по три человека — замена выбывшим.

Такой же порядок предложил я организовать при штурме Вэйчжоу — наступать цепочками одна за другой. Мы наметили между северными и западными воротами пункты для установки лестниц. Впереди должны были идти комиссары рот — коммунисты и тройки солдат с лестницами. Две другие тройки страховали каждую из штурмующих групп и были готовы ее сменить.

В подразделениях 4-го полка был образцовый порядок. Усиленные резервной ротой, они переместились левее, освободив место для батальона 8-го полка, который почти без потерь под прикрытием артиллерийского огня занял свой участок в протоке. Второй батальон 8-го полка остался в резерве, частью сил сковывая противника у западных ворот. Связь с Чан Кай-ши прервалась. И мы с Хэ Ин-цинем самостоятельно назначили время штурма на 14 часов 14 октября. Все 12 пулеметов 4-го полка были готовы к бою. Мы заранее распределили лестницы и еще раз подробно проинструктировали командный состав.

В это время прибыл В. П. Рогачев и сообщил, что Чан Кай-ши в отчаянии и просит еще раз взвесить, не лучше ли отложить штурм.

Мы решительно запротестовали. Инженер Яковлев сказал: «Нет сомнения, что мы возьмем этот китайский Измаил, здесь нет Суворова, но есть коммунисты».

Наконец все было готово. В 12 часов раздался первый выстрел артиллерийской подготовки. Ответный огонь со стены сразу замолк. Мы с Хэ Ин-цинем и Яковлевым из окна разрушенного здания на северной окраине деревни, в 100—150 м от протоки, наблюдали за полем боя. Правее нас около дверей стояли три человека, среди них молодой, статный командир 8-го полка. На нем особенно эффектно выглядели военная форма и висящий сбоку в деревянной кобуре маузер. Офицер, исполнявший обязанности командира 4-го полка, и советник Шевалдин находились в протоке. Я почему-то усомнился, пойдет ли на штурм элегантный командир 8-го полка. Смотрю: ровно за пять минут до начала штурма, подхватив левой рукою маузер, он вышел из укрытия и молодцеватой походкой направился к протоке.

Ровно в 14 часов из протоки вышли ведущие: правый с синим знаменем Гоминьдана, левый с красным войсковым. За ними понесли лестницы, потом тронулись страхующие тройки. Гуськом вытянулись передовые отделения. Ураганный огонь противника выводил из строя многих бойцов. Они падали, но лестницы тут же подхватывали и несли дальше их товарищи, шедшие сзади.

И вот первые 8—10 бойцов подбегают к стене, но не успевают приставить лестниц — их сражает огонь врага. Невредим лишь политрук роты, в руках у него под самой стеной развевается знамя. Солдаты цепочками совершают короткие перебежки. У стены уже человек пятнадцать.

Справа командир 8-го полка под огнем руководит своими подразделениями. Стоящий около него не то комиссар, не то помощник падает.

Знамена полощутся на ветру и словно притягивают к себе штурмующих. К этому времени артиллерия подавляет огневые точки на башнях, и перекрестный огонь врага прекращается, стреляют теперь лишь со стены, но перед нею образуется «мертвое пространство», где укрываются наши бойцы. Вдруг замолкает артиллерия.

— В чем дело, Геннадий? — кричу в телефон.

— Боюсь ударить по своим, и снаряды кончаются.

— Тем более надо помочь солдатам забраться на стену.

Раздаются новые выстрелы.

Через головы штурмующих наши пулеметы несут ураган огня на парапеты стен.

В 16 часов первая лестница приставлена к стене.

Первый боец-коммунист поднимается по ней. Напряжение достигает предела. Со стены летят самодельные гранаты, камни, сыплется негашеная известь, разносимая ветром пыль, похожая на дым пожарища. Но вот первый боец достает до основания парапета и швыряет гранату на стену. На какой-то момент все застывает... Слышится оглушительный взрыв. Еще секунда!.. Ура!! Боец — на стене.

Рядом другие лестницы, по ним с фантастической ловкостью карабкаются солдаты и офицеры. В 16 часов 10 минут на стене — знамя!

Приказав резервному батальону перейти в протоку, мы с Хэ Ин-цинем пошли к стене. Во время боя я как-то не заметил, что Яковлева нет рядом. И тут я его увидел. Он бежит с первыми волнами атакующих. Через минуту он уже на стене, скрывается за парапетом. Вспомнив его слова «Руки чешутся, самому пойти, но что скажут жена и дочь, если меня подстрелят», я невольно улыбнулся.

На стенах рвутся гранаты, слышится ружейный, пулеметный огонь. Солдаты кричат, охваченные восторгом победы.

С большим трудом нам удалось навести порядок и направить подразделения куда требовалось по ходу операции. Бежавший вдоль стены далеко впереди других Яковлев наскочил на бойцов 3-й дивизии. Не зная языка, он оказался в трудном положении. Его схватили. «Ну, — подумал он, — конец!» И вдруг наш герой полетел вверх. Бойцы на радостях в знак уважения к советнику принялись его качать.

Со стены мы увидели неожиданную картину: солдаты 2-го полка, забыв про свою задачу огнем помешать переправе противника в восточную часть города, сами на лодках переплывали через Дунцзян в город. Те, кому не хватило места в лодках, перебирались вплавь.

Чан Кай-ши фактически не руководил штурмом Вэйчжоу. При первой же неудаче он совсем потерял веру в успех. Даже место для своего командного пункта он выбрал на второстепенном направлении — на горе Фэйнэлин.

В этом бою, как и под Мяньху и при разгроме мятежников в Гуанчжоу, главную роль сыграло единство Народно-революционной армии и народа.

Крепость Вэйчжоу была по существу взята коммунистами, чья воля оказалась тверже неприступных стен.

Радость победы была омрачена похоронами павших товарищей. На траурном митинге было предоставлено слово и мне. В рукописном журнале «Кантон» № 7 за март 1926 г. сохранилась запись моего выступления. Привожу ее почти без сокращений.

«Во время боя для меня нет ничего заветного. Если это нужно для победы, я брошу все на верную смерть, но после боя меня охватывает бесконечная печаль по павшим товарищам. В этот момент мне хочется остаться одному, и нередко я плачу.

Особенно острую боль чувствуешь, когда в памяти вырисовывается образ погибшего друга, которого ты знал, с которым ты работал, о котором жизнь врезала в твоей памяти не одну страницу воспоминаний.

Такого друга, командира полка Лю, я потерял в бою под Вэйчжоу 13 октября 1925 г.

Я познакомился с ним год тому назад, возвращаясь на пароходе с о. Вампу в Гуанчжоу. Китайцы обычно при первом знакомстве сдержанны. Он же просто, без церемоний подошел ко мне, заговорил и через какие-нибудь десять минут мы были друзьями.

Наша беседа не отличалась изысканностью. Он знал несколько слов по-английски и "хорошо", "нехорошо" — по-русски, я говорил немного по-китайски, но людям, связанным общностью дела, не требуется много слов. Они понимают друг друга и молча.

Позднее нам приходилось совместно обучать курсантов школы Вампу и солдат новой армии, встречаться и на банкетах и в боях.

Полковник Лю был хорош на учении, приятен в беседе, крепок в дружбе и красив в бою.

Он был кавалерист со всеми присущими представителям этого рода войск положительными качествами: подвижен, жизнерадостен, принимал молниеносные решения в бою и вел в атаку свою часть, как ураган.

Часто я любовался им и прочил ему славу великих полководцев. Я мечтал, что, когда национальная армия выйдет за пределы Гуандуна, он сменит непривычную для него пехоту на легкую конницу. Однако трудно предугадать судьбу человека.

Когда атака его полка под стенами Вэйчжоу захлебнулась, он во главе знаменного взвода бросился вперед, чтобы вновь зажечь остывающий порыв пехоты. Из 40 бойцов, которых он вел в атаку, в живых осталось 18 человек. Среди них не было полковника Лю. Смертельно раненный он был вынесен плачущими от горя солдатами с поля боя и, не приходя в себя, умер.

На другой день его полк, оставшийся почти без офицеров, по трупам своих товарищей впервые в истории Вэйчжоу берет штурмом стены этой крепости и празднует победу. С грустью мы смотрим на гроб павшего смертью храбрых друга и командира.

В лице товарища Лю партия потеряла боевого участника революции — бойца, а солдаты — командира, которому сопутствовала победа.

Мир праху твоему, храбрейший!

Память о тебе надолго останется в наших сердцах, а боевые подвиги твои будут записаны на страницах революционной истории Китая. Они будут служить примером китайским юношам».

Так закончил я свое выступление на траурном митинге, посвященном памяти бойцов, павших во время штурма крепости Вэйчжоу.

ОСВОБОЖДЕНИЕ ГУАНДУНА

В дни ожесточенных боев за Вэйчжоу в Гуанчжоу снова создалось напряженное положение. 12-я дивизия 4-го корпуса перешла на сторону Дэн Бэнь-ина. Командир 10-й дивизии генерал Чэнь Мин-шу доносил, что у него не хватает сил сдерживать наступающего противника. Канонерки, присланные северными милитаристами, угрожали правительственному флоту в Хумыне на подступах к Гуанчжоу.

Агенты Чэнь Цзюн-мина распускали в городе панические слухи и организовывали поджоги. Диверсанты сожгли казармы 2-й дивизии школы Вампу и квартал вокруг центральной электростанции, которую едва удалось отстоять от огня.

Осложнилась обстановка и на Восточном фронте. Основные силы Чэнь Цзюн-мина сосредоточились не в районе Мэйсянь—Хэбо, как предполагалось, а значительно южнее. Чэнь Цзюн-мин двинул войска на Даньшуй с задачей, выйдя на железную дорогу Гуанчжоу—Коулун, соединиться с войсками Дэн Бэнь-ина и при поддержке флота северных милитаристов и империалистов Гонконга наступать на Гуанчжоу.

Поэтому первоначальный план наступления НРА был изменен. Основные силы Восточного фронта были направлены южнее (схема 19).

Теперь Южная группа под командованием Хэ Ин-циня (советник А. И. Черепанов) в составе 1-й дивизии школы Вампу и 1-й дивизии У Те-чэна. (советник Е. В. Тесленко) должна была наступать вдоль побережья на Хайфын и далее на Фунин—Шаньтоу.

Центральная группа под командованием генерала Ли Цзи-шэня в составе 4-го корпуса, усиленного 3-й дивизией школы Вампу (советник В. Н. Панюков), наступает на Цзянцзинь—Чаочжоу.

Северная группа генерала Чэн Цяня (советник Н. И. Кончиц) в составе двух дивизий наступает на Хэюань—Лунчуань—Ухуа—Синнин—Мэйсянь с задачей не допустить отхода противника в провинции Цзянси и Фуцзянь.

Между Центральной и Северной группами наступала Самшуйская группа под командованием генерала Фань Те-пэя. Она считалась ненадежной, и часть ее предполагали разоружить.

Наиболее сильная 1-я дивизия, которую у нас называли «тяжелая гвардия», во встречном бою без особого труда разбила войска Хун Шао-линя и, преследуя их, овладела Хайфыном, Хэкоу и Хэбо. Население всюду с энтузиазмом встречало победителей. Обычно на окраине деревни собирались для встречи гуанчжоуских войск толпы народа. Хлопушки трещали, как ружейные выстрелы. Генерал Хэ Ин-цинь обожал почести, он всегда старался первым войти в деревню. Иной раз перед въездом в населенный пункт он даже садился на своего пегого пони и, если позволяла дорога, подскакивал к встречающим рысью или галопчиком.

Мы, советники, пропыленные, загорелые, были одеты, как все, ничем не отличались от других, но нас, разумеется, сразу узнавали, особенно ребятишки. Они бежали за нами, громко выкрикивая: «Янгуйцзы!», что означает «заморский черт». Таким нелестным именем звали тогда в китайской деревне всех европейцев. За такое «приветствие» старшие давали своим потомкам шлепки и поправляли: «Бу ши янгуйцзы — Эгоды гувэньмынь, вомыньды сяньшэн» («Не заморские черти, а русские советники, наши учителя»).

После взятия Хэбо, казалось, нужно было продолжать преследование и спешить на Шаньтоу. Но интуиция мне подсказала, что слишком торопиться не следует. 1-я дивизия У Те-чэна находилась от нас в двух переходах. Мы тогда еще не знали, что ей было приказано идти на усиление Центральной группы. Не имея связи со штабом Восточного фронта и соседями, мы чувствовали, что далеко вырвались вперед и очутились в изоляции. Отступавшие до того войска Хун Шао-линя вдруг повернули назад. Обсудив положение, мы с моим помощником советником Полло нашли нужным остановиться в Хэбо и оглядеться. Не возражал против этого и Хэ Ин-цинь. Как выяснилось, я был прав.

Вечером в штаб пришел местный учитель и сообщил, что среди населения ходят слухи, будто войска Линь Ху нанесли тяжелое поражение Центральной группе. Мы тут же выдвинули один из полков к северо-западу от Хэбо с задачей закрыть подступы со стороны долины р. Хэнцзян и дороги из Аньлюсюя.

На рассвете следующего дня командир полка донес, что со стороны Аньлюсюя завязывается бой с наступающим противником. Оставив один батальон на пути возвращающихся войск Хун Шао-линя, мы главными силами дивизии обрушились на Линь Ху, разбили его и начали энергично преследовать (схема 20).

Примерно в переходе от Хэбо мы остановились на ночлег, а для преследования выделили небольшой отряд.

Генерал Хэ Ин-цинь после боя распорядился выслать в стороны от основного направления движения небольшие отряды для захвата оторвавшихся при отступлении групп противника. В тогдашних условиях это была бесполезная затея, и я возражал против нее. Но Хэ Ин-цинь в погоне за лишним «фулу» — пленным поступил по-своему. Узнав от местных жителей, что и сейчас к северо-востоку располагаются какие-то войска, Хэ Ин-цинь вместо небольшой разведки отправил в засаду целый батальон. Тот на рассвете при виде вытягивающейся из деревни колонны открыл огонь, стремительно атаковал и «захватил в плен»... головной отряд нашей 11-й дивизии, ранив при этом несколько человек, в том числе и брата командира.

Советник при 1-й и 2-й дивизиях 4-го корпуса С. В. Шалфеев информировал нас о положении Центральной группы. Осложнение обстановки на юго-западе Гуандуна заставило командующего Центральной группой командира 4-го корпуса Ли Цзи-шэня накануне решительного сражения просить у Чан Кай-ши разрешения оставить фронт. Думая только о том, как бы вернуться в свою «вотчину», Ли Цзи-шэнь недостаточно внимательно руководил войсками. В результате противник крепко потрепал его отдельную бригаду в районе Ланьтан и безнаказанно отступил (схема 21).

Наступавшая на правом фланге группы 3-я дивизия школы Вампу, дойдя до Лунцуня, узнала об отходе противника на Таньху и начала его преследовать.

В районе Таньху она столкнулась с главными силами Линь Ху, не поддержанная другими частями, понесла поражение и стала в беспорядке отступать. Так воскресла «традиция» бывшей 7-й бригады. Паника охватила двигавшиеся по дороге другие войска Центральной группы, а затем и штаб во главе с самим Чан Кай-ши. Правда, дивизии снова «повезло»: она снова разграбила брошенный штабом Чан Кай-ши обоз.

В связи с этим, своевременно не предупредив нас, Чан Кай-ши приказал 1-й дивизии У Те-чэна идти на усиление Центральной группы. Противник, считая, что он полностью разгромил Центральную группу, прекратил ее преследование и всеми силами обрушился на нашу 1-ю дивизию. В тыл противника на помощь нам была направлена 11-я дивизия, но она запоздала. Противник получил сильный ответный удар от 1-й дивизии, а затем, зажатый в горной котловине, без сопротивления сдался самой слабой части наших войск — Самшуйской группе. При этом были захвачены около 6 тыс. пленных и вся материальная часть: 15 орудий, 50 пулеметов и 6—7 тыс. винтовок, из которых более тысячи достались вооруженным отрядам крестьянского союза.

Разобравшись в обстановке, мы вернулись с дивизией в Хэбо, прогнали топтавшиеся перед оставленным нами батальоном войска Хун Шао-линя и без боя заняли Шаньтоу.

На этом закончился второй Восточный поход. Правда, после этого была проведена небольшая операция на границе Фуцзяни, где совместно с частями губернатора этой провинции мы разоружили остатки войск Чэнь Цзюн-мина.

К концу 1925 г. юго-восточная часть Гуандуна была очищена от противника. В январе 1926 г. правительственные войска заняли о. Хэнам.

Во втором Восточном походе поддержка Национально-революционной армии народными массами была полной и безоговорочной.

Решающую роль вновь сыграли сформированные на базе школы Вампу войска: при взятии Вэйчжоу 4-й полк, при разгроме главных сил Чэнь Цзюн-мина 1-я дивизия. Солдаты этих частей были дисциплинированными и политически зрелыми.

Политическую работу здесь вели коммунисты. Как и в школе Вампу, в дивизиях 1-го корпуса были введены политотделы, назначены комиссары полков, батальонов и рот. Политработники, в большинстве коммунисты, быстро завоевали доверие солдат.

Участвуя в работе гоминьдановских партийных организаций, коммунисты предохраняли ряды НРА от пагубного влияния «правых». Коммунисты создали настоящее революционное ядро армии.

В середине 1926 г. в НРА было около тысячи коммунистов, из них 60—70% в школе Вампу и 1-м корпусе. Это была та сила, которая организовывала и вела солдатские массы к победе.

В результате второго Восточного похода были созданы условия для осуществления поставленной Сунь Ят-сеном перед русскими военными советниками задачи — помочь в создании Национально-революционной армии, основанной на единых принципах управления, снабжения, боевой подготовки и политического воспитания.

Два года нашей работы прошли в обстановке непрерывно развивавшейся Первой гражданской революционной войны, в борьбе с неоднократными контрреволюционными выступлениями генералов-милитаристов.

Мы постоянно заботились об укреплении авторитета национального правительства, помогали объединению вокруг него всех революционных сил.

Успех наших действий всегда определялся большой предварительной работой с коммунистами и левыми гоминьдановцами. Советники проводили в жизнь свои рекомендации путем терпеливых переговоров с различными группировками в Гоминьдане и вне его.

По существу в начале нашей работы правительственных войск в Гуанчжоу не существовало. Правительство опиралось на разношерстные армии милитаристов, в нужный момент противопоставляя их друг другу.

Во время военных кампаний советники играли важную роль как в разработке плана, так и в его осуществлении.

Советник помогал командиру оценить обстановку, сделать соответствующие выводы, отдать необходимые приказания, предусмотреть возможные случайности и т. д.

Среди китайских военачальников было тогда немало совершенных профанов в военном деле. У некоторых были излишне развиты самомнение или ложный стыд. При принятии решений они избегали предварительного обмена мнениями с советниками, а в критический момент теряли самообладание и способность руководить военными операциями. Короче говоря, не было никакого стандарта во взаимоотношениях с командирами. Большинство генералов, особенно после первого Восточного похода, убедились в глубине военных знаний советников.

Лично я в оперативных вопросах, в боевой и политической подготовке полностью и без какого-либо труда проводил в жизнь свои рекомендации через генерала Хэ Ин-циня. Но вот, например, у В. А. Степанова по оперативным вопросам происходили резкие столкновения с Чан Кай-ши. Обычно Чан Кай-ши стремился сорвать те или иные необходимые мероприятия, предлагаемые советником. В. А. Степанов проявлял максимум настойчивости, вплоть до угрозы уйти со своего поста. Как правило, ретивый генерал все же уступал советнику полностью или частично.

«Неуступчивость» советников в основных вопросах оперативной и военно-политической подготовки всячески поощрялась Блюхером. И, наоборот, если советник пытался вмешиваться во всякие мелочи и портил из-за этого отношения с китайским командиром, его вовремя поправляли, а иногда даже переводили на другую работу.

Главное содержание деятельности советников составляла повседневная работа в воинских частях, соединениях и учреждениях. Советник старался возможно глубже изучить состояние войск, близко познакомиться с комсоставом, с солдатской массой. Он активно участвовал в боевой подготовке подразделений, в выработке различных инструкций. Нередко советнику приходилось читать лекции офицерам, организовывать показательные занятия. Советы наших товарищей в большинстве случаев принимались безоговорочно и проводились в жизнь.

В вопросах хозяйства, как я уже говорил, было сложнее. Тут командиры проявляли большую щепетильность, так как дело касалось их личного дохода. Они вежливо избегали говорить с нами на темы снабжения, финансов и т. п.

Все советники стремились провести в жизнь мероприятия по централизации армии на основе единых принципов организации и управления.

Коммунистическая партия Китая была тогда численно невелика, но влияние компартии во вновь созданных частях Национально-революционной армии росло очень быстро. Там, где оно было глубоким и охватывало всех солдат, боевые успехи были обеспечены.

Население с энтузиазмом приветствовало возвращение НРА на восток Гуандуна. Повсюду происходили митинги. Мне пришлось наблюдать демонстрации населения совместно с войсками в таких ключевых пунктах, как Шаньтоу и Чаочжоу.

Спустя два месяца после окончания второго Восточного похода я уезжал на родину. Советские и китайские товарищи тепло меня проводили в Гуанчжоу, затем в Шаньтоу, куда я заехал, чтобы сдать дела советника 1-го корпуса назначенному вместо меня товарищу Зильберту. И, точно не помню, в конце января или начале февраля я выехал через Пекин в Советский Союз.

Уезжая, я уносил в своем сердце любовь к китайскому народу, к солдатам НРА, к курсантам школы Вампу, к верным последователям Сунь Ят-сена и к Коммунистической партии Китая.

Как был далек я тогда от мысли, что, проделав огромный путь: Пекин — пустыня Гоби — Урга — Верхнеудинск — Владивосток, я снова вернусь в Гуанчжоу и приму участие в Северном походе...