Запретная Зона

Иннокентий А. Сергеев

Запретная Зона

1

Она стоит на краю обрыва и улыбается, протягивая ко мне руки, и бросившись к ней, я срываюсь в бездну и падаю... И она стоит у моей постели среди других, и не улыбается мне больше. И я хочу падать к ней дальше, дальше, пусть никогда не наступит ужас пробуждения, когда она среди них, и я лежу на постели голый, беспомощный... Я не хотел, чтобы это случилось. Всё началось с того, что... Однажды я родился, далеко отсюда, в Башкирии. Это красивая страна, и я долго могу рассказывать о ней, но память коварна, и может быть, я вспоминаю не Башкирию, а своё детство. Едва ли я когда-нибудь захочу вернуться туда и жить, как если бы никуда не уезжал.

Я вижу, как она стоит на краю обрыва, протягивая ко мне руки...

Нет, она не может позволить себе этого, мы не можем позволить себе лишних жестов, движений, слов... Мы не можем позволить себе жить... Стоп! Позволить себе любить... Может быть, это не любовь. И нельзя, нельзя! Я должен проснуться!

И она будет среди них, и не будет улыбаться мне больше.

Я доказываю себе, что должен проснуться, и тогда всё станет понятно и ясно - я просто принял воображаемое за реальное, или наоборот, но неважно, всё неважно, когда все заодно! И я среди них. Она не увидит меня больше. Потому что это нельзя. И нельзя относиться к этому легкомысленно. Я переступил черту, пусть даже в темноте и не видя её, и вот я на запретной территории, и уже не вернуться...

Кажется, я переступил эту черту, едва успев родиться. Я вступил в чужой мир, на запретную территорию, и здесь у меня нет никаких прав.

Полно. Ведь я сам решил, что это так, а она стоит, протягивая ко мне руки, и может быть, нет никакого обрыва, и мы одни посреди пустыни снегов... Но откуда тогда столько чужих лиц, и почему мы одни из них? С чего всё началось...

С того, что мы встретились.

Она жена моего друга. У меня есть друг. Его зовут Сергей. А её - красивым именем Женя. А меня - Саша. Так меня назвали, когда я появился на свет, ещё не зная, что я лазутчик, и может быть, враг. Но мои родители не стали бы любить меня из-за этого меньше, а потому не всё ли равно, как они меня назвали. И как назвали её, и его, и как назовут нас всех завтра и называют теперь... Если это нельзя. И я сам решил, что это нельзя, а она ничего не говорила и почти ничего не сделала - просто улыбнулась мне, вежливо и почти равнодушно, и вдруг не смогла отвернуться, и наши взгляды встретились. И только. Меня не было в столице моей страны два года,- я уезжал, а тут вдруг вернулся, и конечно же, сразу позвонил своему другу, лучшему, да нет, единственному... Я позвонил своему единственному другу, и он сообщил, что успел жениться, и сказал: "Приезжай немедленно!" Он работал всё там же, но жил по новому адресу. И, купив по дороге бутылку вина и букет белых гвоздик, я приехал. И куда же нам теперь деться от этого? И надо проснуться, но невыносимо думать о том, что она может быть одной из них. Одной из других. Такой же.

2

Мне тридцать лет, а ей - двадцать шесть. Она посмотрела на меня и не успела отвести взгляд, а потом было уже поздно. Мы оба поняли. Легко соблюдать приличия, но невозможно не думать об этом. И вот уже утро нового дня, если только перемена дат в календарях могла бы что-то значить и изменить. Светает. На крышах чернеют окна мансард, ветер сдувает снежную пыль с карнизов и наметает снова. Мне некуда спешить, и я монотонно бреду по заснеженному тротуару и давно бы уже свернул с него, когда бы было куда свернуть. Но маршруты всегда возвращают нас к месту, откуда они начались, с тупой неизбежностью, снова и снова. И снова это окно кухни и прокуренный воздух квартиры, и этот день, который нужно переждать, потому что нужно остановиться, и постараться... Я снова бегу прочь, на улицу... И выйдя из подъезда, падаю, поскользнувшись на обледенелых ступенях. Женщина в шубе, с пакетом в руке проходит мимо и поворачивает в мою сторону голову. Я медленно поднимаюсь, подбираю свою шапку и, отряхнув её от снега, надеваю. Ничего не произошло. Я сильно ударился, но идти могу. Я дохожу до магазина и покупаю бутылку пива. В городе светло и пусто. Люди попрятались в квартирах и на работе, каждый на своей, и она не ответит мне. Мне нечего сказать ей. Мы всё поняли без слов. Скользко. Светофоры, лотки с почерневшими от холода бананами, киоски, снег, костры, революция, смерть... Я жду заката, но небо пасмурно, и я не увижу закат, руки коченеют в перчатках. Я допиваю бутылку и выбрасываю её в урну. Ещё можно сделать вид, что ничего не произошло. Никто из них ещё ничего не знает, всё продолжается как всегда, и я могу притвориться. И никто не узнает. Он не должен узнать. И нельзя столько пить, я почти не спал эти сутки и слишком много курю. Сегодня мы встретимся, и я возьму себя в руки. И объясню ей всё, и не нужно будет ничего говорить. Только не смотреть на её губы. Я выпью ещё и притворюсь пьяным. Этот город - чужой для меня. Эти люди прячутся друг от друга, и я умею делать это не хуже других. Над углями жарится мясо. Я голоден, но меня тошнит от вида еды. Нужно выпить ещё пива, потому что нельзя пить столько водки, или что-нибудь съесть. Руки мёрзнут в перчатках, хотя не холодно. Оттепель, снежная каша под ногами. Люди поскальзываются, падают, торопливо поднимаются, делая вид, что ничто не случилось. А ничего и не случилось, никто не заметил. Никто никого не знает, и легко затеряться. В магазинах тепло. Женщины и мужчины улыбаются мне с рекламных плакатов. Я никому ничего не должен, но он не должен узнать. Потому что ничего нет. Пока я знаю, что ничего не случилось, ничто не произойдёт. Я управляю событиями. Я решил уехать - и я уехал; я решил вернуться - и вот, я здесь. Нужно вспомнить, о чём я думал тогда, всегда, и всё станет просто. Это затмение. Сегодня пасмурно, так же было вчера, но это было тысячу лет назад. Какое сегодня число? Я упал, когда выходил из подъезда, и теперь у меня болит спина. Я лежал и смотрел на серое небо, как Болконский на небо Аустерлица, только на этот раз нет облаков, нет ничего, только серое небо, и высоко-высоко чёрные стаи. И голые ветви деревьев. И ветер. Они сжигают мои чучела. Эти люди сжигают мои страхи, картонные коробки, ветошь... Я - Че Гевара. И меня уже нашёл свет прожектора, и некуда отступать. И поздно делать вид, что укрылся в окопе - чёрный воздух поднебесья ночи рассекают нити трассирующих пуль. Они стреляют в меня, а я встаю и смеюсь им в лицо. И я приду к ним сегодня вечером, и мы будем делать вид, что ничего не случилось, и мы такие как все. И незачем в нас стрелять. Но я не выдержу. Я выдержу. Я увижу её и выдержу, потому что рядом с ней будет он. Она моя сестра, я не должен. Это нельзя. Мы знаем друг друга уже четырнадцать лет и за всё это время разлучались только однажды - на два года, когда я уехал, зачем-то, куда-то. Но я вернулся, и всё происходит так, как будто мы и не расставались. Вот только он женился. Что ж, очень приятно. Давайте знакомиться. Меня зовут Саша. А вас? Вы жена моего друга... Обледенелая рыба на льду. Я подхожу к рыбакам и долго наблюдаю за тем, как они неподвижно сидят, уставившись на поплавок, но поплавки остаются недвижны, и меня не отпускает мысль, что они принесли эту рыбу с собой и разложили её на льду, чтобы продемонстрировать свой улов. Купили её в магазине. Есть рыбные магазины и рыбаки, неподвижно сидящие у прорубей на льду, и я иду от автобусной остановки к метро. Сегодня я увижу её, и мы попытаемся... Я думаю об этом, и всё ноет во мне истомой, и нельзя думать об этом. Её тело - это всего лишь её тело, и ещё не поздно повернуть назад, к автобусной остановке, и вернуться домой. Я могу вернуться и с полдороги. Никто не заставит меня ехать. Я вхожу в метро, миную турникет и встаю на эскалатор. Когда месяц кончится, я куплю проездной. Скоро я привыкну к тому, что снова живу здесь. Ничто не изменилось, кроме того что он женился, и она стала его женой.

Или меня не стало. Или не было никогда...

3

Он открыл дверь и сказал: "Привет. Проходи". Я вошёл, и он включил свет в прихожей. Дал мне тапки. Мы вошли в комнату. Она стояла у окна и повернулась в мою сторону. "Привет",- сказал я. Она кивнула и, опустив глаза, вышла из комнаты. - Ты принёс что-нибудь?- спросил он. - Да,- сказал я. Я достал из пакета бутылку. - Ставь сюда,- сказал он, кивнув на журнальный столик.- А у нас сегодня фирменное блюдо. - Твоё? - Называется "баклажаны по-холостяцки", но готовит их Женя. - Обожаю баклажаны. - Да? - Мне надо руки помыть.

Я вымыл руки и вернулся в комнату. Сергей сидел в кресле и пил водку. - Ты уже?- сказал я.- А как же вино? - Хочешь, присоединяйся. - А вино? - Оставим его Жене. - Что-то случилось? - Садись,- сказал он, кивнув на диван. Я сел. Он подал мне рюмку и налил в неё водку. - Ничего не случилось,- сказал он, завинчивая крышку и ставя бутылку на пол.- Просто захотелось выпить водки. - Ну давай выпьем. Он кивнул мне. Мы выпили. Вошла Женя, неся тарелки. - Вы уже? А я? - А для тебя есть вино,- сказал он. - Ну так налей мне тоже. - Принеси штопор с кухни. Она принесла штопор и свою тарелку. - Садись,- сказал ей Сергей, хлопнув по подлокотнику кресла. - Там ещё оливки и всё остальное... - Садись,- требовательно повторил он. - Сейчас принесу,- сказала она и снова исчезла. - Она очень волнуется,- объяснил мне он.- Ждала твоего прихода и наготовила там всего... - Моего прихода? - А что, не заметно? - Да,- сказал я.- Заметно. - Ну что, ещё по одной? - Может, помочь ей? - Сиди,- приказал он. Женя принесла оливки, нарезанную ветчину, рис, салат из крабовых палочек, хлеб, вилки, ножи и бокал для себя. Сергей налил ей вина. - Надо зажечь свечку,- сказала она, вставая. Она зажгла свечу и поставила её на столик. - Ну вот,- сказала она и села на диван рядом со мной.- Приступайте. Я поднял рюмку. - За нас. И залпом выпил. Она отпила из бокала и поставила его на столик. - Надо включить музыку,- сказала она. - Сиди,- сказал ей Сергей. - Нет, в самом деле,- поддержал я. Он пожал плечами. Она поставила кассету и вернулась на место. - Не дуйся,- сказала она ему.- Ты можешь не дуться хотя бы сегодня? - Ничего я не дуюсь!- возмутился он. - Неприятности?- спросил я. - Да нет,- отмахнулся он.- Так... - Положить салат?- сказала она, повернувшись ко мне. Я кивнул. Она взяла мою тарелку и стала накладывать. - Хватит, всё,- остановил я её.- Не надо столько. - Правильно,- сказала она, подавая мне тарелку.- А то вдруг не понравится. - Я люблю этот салат,- сказал я. - Значит, ты его знаешь? - Нет, догадываюсь. - Может быть, кетчуп принести? - Можно. Она встала и вышла из комнаты. - Так что случилось-то?- спросил я. - Да на работе, так... ничего важного. И вообще, с чего ты взял, что у меня проблемы? Ты её больше слушай. - Ну мало ли... Вернулась Женя, неся бутылочку кетчупа. Поставила её передо мной и стала протискиваться между мной и журнальным столиком на своё место. - По-моему, здесь легче было пройти,- заметил Сергей.- И вообще, зачем ты принесла кетчуп, если горячего всё равно нет? - И в самом деле, - сказал я.- Зачем кетчуп? - К баклажанам. Ты же сам сказал... - Да? - Вкусно?- спросил Сергей. - Да,- сказал я.- Здорово. Хотя, вообще-то, это классика... - Что именно?- сказала Женя. - Баклажаны с чесноком. Вот только майонез... - Плохо? - Нет. Наоборот... Здорово. Всё очень вкусно. - Я рада, что тебе понравилось. - Ну как ты жил-то эти два года?- спросил я. - Да нормально... А что? - Что? - Почему ты спросил? - Что, почему? - Почему ты спросил? - То есть как, почему? - Ладно,- сказал он.- Успеем ещё поговорить. Давай лучше выпьем. - Давай. Он налил нам двоим водки. - Ну давай,- сказал он, поднимая рюмку.- За тебя. - За нас,- сказал я. Он кивнул. Мы выпили.

4

- Просто мне интересно, как ты жил всё это время... - Да никак,- сказал он, пожав плечами.- Как все. - А как жили эти два года все? - По-разному... - В этом городе, говорят, каждый день происходит масса событий, это правда? - А ты забыл? - Нет, но когда происходит так много событий, что-то может и измениться. - В этом Москва не меняется. - В переменчивости? - Да. И за это стоит выпить. Я придвинул ему свою рюмку. Он налил. - Это и значит, быть современным,- сказал он. - Что именно? Пить? - Нет. - А что? - То самое. - Жить в Москве? - Вот именно. - И что значит, быть современным? Каждый день менять своё мнение? И за этим ты остался здесь? - А зачем ты уехал? - Я вернулся. - Тогда зачем ты вернулся? - Не знаю. - Ты можешь и не знать, но что-то думать об этом должен же! - Я ничего не должен,- отрезал я. - Мне - нет. А себе? - Стоп,- сказал я.- Давай посмотрим на вещи просто: есть то, чего нельзя делать - это запретные зоны, табу. И если ты оказываешься перед выбором нарушить свои принципы, или уйти, то ты выбираешь второе... - Нет, это ты выбираешь второе,- поправил меня он. - А ты, стало быть, выбираешь первое? Чтобы быть современным? - А что значит, табу? - Это значит, нельзя. - То, что было нельзя вчера, сегодня оказывается можно. - Например, многопартийная система? - Хотя бы. - Нельзя - это то, что нельзя. То есть, если ты сделаешь это, ты перестанешь быть... собой... может быть, перестанешь себя уважать... Хотя на самом деле, последствия этого скажутся не сразу и окажутся куда глубже и серьёзнее, чем ты даже можешь себе представить... - Это страх,- уверенно заявил он. - Страх? Что значит, страх? Страх оказаться лжецом или страх перед правдой? - Просто страх, и всё. О каких принципах ты говоришь? Ты посмотри, что происходит вокруг! Ты отстал от времени. - А что происходит? - Дезориентация, девальвация... Всё каждый день меняется, и во всех этих переменах главным становится их темп, а не смысл, в результате чего самый смысл утрачивается... - И это тебя радует? - А тебя это огорчает? - Так в чём же смысл всех этих перемен? - Вспомни, как раньше, лет десять, может быть, пятнадцать назад всё было просто - мы знали, что одно хорошо, а другое - плохо. Что любовь и дружба - это хорошо, а... - А советская власть - это плохо. - Да. А теперь? Завтра американцы заявят, что любовь - это плохо, а дружба и вовсе отвратительна, и весь мир согласно залает: "любовь - это плохо, любовь - это плохо", и ты останешься в одиночестве. И все скажут, что ты несовременен. - Кто скажет? - Все. - Ну и ладно. - Что, ладно? - Ну и пусть несовременен. - Так ведь женщины не любят несовременных мужчин. Женщины любят тех, кто современен. - То есть, таких как ты,- заключил я.- Значит, для тебя главное быть современным. Только зачем тебе это, если у тебя уже есть жена. - И она меня разлюбит, как только я стану несовременным. - Это правда?- спросил я у Жени. - По-моему, вы два идиота,- сказала она.- А ты, к тому же, ничего не ешь. - Я ем,- сказал я.- Всё очень вкусно. Сергей усмехнулся. - Вот видишь,- сказал он.- И она тоже. А для тебя это тем более важно, потому что, я же чувствую, в чём дело - ты просто не можешь быть один. - Женщины любят богатых,- напомнил я. - Да,- согласился он.- Успешных, да. Но быть успешным - это и значит, быть современным. Толпа всегда хочет того же, чего хочет женщина. - Лучше налей по новой. - Наливаю,- кивнул он и налил. - Может быть, наоборот? Женщина хочет того же, чего хочет толпа, потому что её формирует среда, общество, или как это назвать ещё, конъюнктура, время... - Какая разница!- отмахнулся он.- Женщина всегда современна, если это женщина. И в этом вся суть. - То есть, конъюнктурна. - То есть, конъюнктурна, если, конечно, дело не касается природных инстинктов там... - Слушайте, а вам удобно обсуждать меня в третьем лице, ничего?- сказала Женя. - Ничего,- сказал Сергей. - Мне лично ужасно неловко,- признался я. - Так вот,- сказал он.- Какая разница, что и откуда? Главное, как. - По-моему, ты напился,- заметил я. - Нет. - Да? - Не напился. - Значит, чтобы нравиться женщинам, нужно предать свою родину? - Как это?- не понял он.- Объясни. - Петь хвалу американцам? - Ну в общем... в каком то смысле, да. В данный момент. - Кем данный? - Да никем. Просто. - А как это делать? - Я не знаю,- сказал он.- Я ещё не современный человек. Я только учусь. - А как стать современным? Уходить от острых вопросов, не выражать явно своё мнение, когда оно может войти в конфликт с чьим-то ещё? Приспосабливаться, всегда вторить и никогда не говорить первым? Что нужно делать для того, чтобы тебя сочли современным человеком? Затеряться? - Я не знаю,- сказал он.- Ты заговорил о каких-то табу, о каких-то нормах и рамках, а я сказал, что всё это уже неактуально. - Несовременно? - Ну да. Всё очень просто. Нужно быть нейтральным и ругать тех, кого принято ругать. В настоящий момент - Россию, а завтра, не знаю. Завтра современно будет ругать кого-то ещё... Может быть, индонезийцев. - Мне это неинтересно,- заявил я.- К тому же, эпоха американского владычества когда-нибудь кончится. - Ну, это будет ещё нескоро, и вряд ли мы доживём до этого. И потом, всегда будет кто-то ещё. Сегодня американцы, завтра китайцы или русские... Какая разница? - Вот именно,- сказал я. - Что, вот именно? - Падение Европы - это всего лишь новое падение Рима. И снова владычество варваров, снова Средневековье... - Ну, и?.. - Достаточно того, что здесь и сейчас мне это неинтересно. - А что тебе интересно? Как сделать яичницу, не разбив яйца? - Или решить, что важнее - яйцо или яичница. - Или сохранить своё собственное. - Какое именно?- сказал я. - Я имел в виду кокон, в котором ты живёшь. - Скорлупу? - Да. - Когда-то люди полагали, что небо - это скорлупа земли... - Но давно уже выяснили, что никакого неба нет. - Я хочу танцевать!- заявила Женя. - Да?- сказал Сергей.- А я не хочу. Она вопросительно посмотрела на меня.

5

Я положил руки ей на талию. - Ну что?- сказала она.- Ты рад меня видеть? Я посмотрел на Сергея. Он наблюдал за нами. - Да... Конечно. - Что?- она приблизила губы к моему лицу. - Да,- сказал я. - Я ждала тебя. - А я думал о тебе, но боялся позвонить. - Почему? - Потому что... - Ты боишься? - Да,- сказал я и снова посмотрел на Сергея. Он накладывал себе салат. - Скажи, что это правда,- прошептала она. - Это правда,- сказал я. - Нет, не так! - Всё равно это правда. И не всё ли равно, как об этом сказать. - Но ты чего-то боишься,- сказала она. - Сделай музыку громче,- сказал я, отпуская её.- Или давай я сделаю. - Зачем? - Затем, что так нельзя. Я подошёл к магнитофону и сделал музыку громче. Вернулся к ней. Положил руки ей на талию. - Чего ты боишься?- сказала она. Её глаза блестели. - Ты, наверное, пьяная уже? - Не говори со мной так. - Чего ты хочешь? - Правды. - Всё это правда. - Тогда чего ты боишься? - Я ничего не боюсь. - Ты боишься. - Есть то, чего делать нельзя. - Значит, ты не любишь меня? - Может, мы... - Нет, сейчас!- потребовала она. - Я не могу так,- сказал я. - А что ты можешь?- сказала она. - Тебе нужно верить в меня, ведь так? - Да. - Тогда просто поверь мне. Есть грань, которую нельзя переступить. - Значит, ты не любишь меня? - Я люблю тебя. Она опустила глаза. Я чувствовал, что близок к обмороку. Её тело под моими руками пылало, и от вожделения у меня кружилась голова, и во рту пересохло, каждое слово давалось с трудом, как будто слова были валуны, которые я перекатывал в пространстве, заведомо зная, что труд этот бесцелен. "Я буду корчиться от боли",- думал я.- "Будет больно, я не смогу дойти до метро. Нужно отпустить её, не смотреть на неё". Я посмотрел на Сергея. Он смотрел на нас, держа в руке рюмку. Я закрыл глаза. Мы медленно двигались в танце. Музыка кончилась. Я отпустил её. Мы стояли посреди комнаты. Она смотрела на меня. Я снова закрыл глаза, а когда открыл их, она уже вернулась к столу и наливала себе вино. Сергей пытался вырвать у неё бутылку, чтобы налить ей сам, и вино проливалось на скатерть. В комнате было тихо. Я подошёл к магнитофону и перевернул кассету. Музыка заиграла снова. Я вернулся за стол. - Я хочу поставить другую кассету,- резко заявила Женя и встала. Я убрал колени, чтобы пропустить её, но она вышла из-за стола мимо Сергея. Он посмотрел на меня. - Ты чего скис? - Я? Нет, ничего... - Давай выпьем,- сказал он, беря бутылку и свинчивая с неё крышку. Женя вернулась за стол. - Может, принести кофе? - Кофе? Он вопросительно посмотрел на меня. - Я пока не хочу,- сказал я, пожав плечами. - А ты сам-то знаешь, чего ты хочешь?- сказала она. - Да. - Да? - Да. - И чего же? - Ничего. - Ты ничего не хочешь? - Хочу, и ты знаешь, чего. - Ты очень сильно этого хочешь? - Да. Так сильно, что схожу с ума, и было бы счастьем сойти с ума, но у меня не получится. Это невозможно, и я не знаю, почему это так. В этом мире нет места для счастья. Если я это сделаю, это буду уже не я, а значит, счастлив будет кто-то другой, а меня просто не станет. Или просто не будет никакого счастья, ни для кого. - Ты так любишь свои слова? - Да что ты пристала к нему!- вмешался Сергей.- Оставь его в покое. Давай лучше выпьем! - Я не буду пить больше,- заявила она. - Ну как хочешь,- сказал он.- А мы выпьем, правда? - Да,- согласился я, беря свою рюмку. - Я вам не мешаю? - Да что с тобой сегодня!- возмутился Сергей.- Чего ты добиваешься? - Ничего,- сказала она. - Значит, ты ничего не хочешь?- сказал я. Она посмотрела на меня. - Уже ничего. - А я хочу танцевать,- сказал я.- Ты составишь мне пару? - Нет. - Я тоже хочу,- сказал Сергей и протянул ей руку.- Я приглашаю тебя. - Я сказала, нет! Налей мне лучше вина. - Ты же сказала, что не будешь сегодня больше пить. - Мне что, просить? - Вот такие они, женщины,- сказал он мне. - Они все такие, кроме одной. И вот она-то и есть женщина. - Это точно. Женя резко встала и вышла из комнаты.

- Поставь что-нибудь другое,- попросил он. - Нет,- сказал я.- Это выбрала твоя жена. А лучше её нет женщины в мире... - Что это с тобой?- удивился он. - Ничего. Просто зря ты так. - Что зря? Я не ответил. - Как тебе баклажаны? - Да,- сказал я.- Баклажаны, вино, салаты... - Слушай,- сказал он.- По-моему, это у тебя какие-то проблемы, а не у меня.

Женя вернулась в комнату. - Я ложусь спать,- заявила она.- Идите на кухню. - Что?- вздрогнув, сказал Сергей и посмотрел на неё.- Что ты сказала? - Я ложусь спать,- повторила она. - Зачем? То есть как, спать? - Мне завтра вставать. - Куда? - Какая тебе разница,- она выключила музыку.- У меня завтра собеседование. Утром. Мне надо выспаться, так что идите на кухню. - Мы же ещё кофе не пили! В чём дело? - Я сказала. - Да что такое!- сказал он.- Что случилось? - Ничего не случилось. - Пойдём,- сказал я ему, вставая. - Нет, подожди,- сказал он.- Я хочу знать, что случилось. - Пойдём,- повторил я.- И захвати бутылку.

6

Я поставил тарелку с баклажанами на кухонный стол. Они разговаривали в комнате. Меня пронзила острая боль. На лбу выступила испарина. Я опустился на табуретку. Теперь будет больно, нужно выпить. Как можно больше. Водка была в комнате. Когда же он, наконец, придёт! Я поставил кулаки на стол и уткнулся в них лбом. Он вошёл на кухню, неся бутылку и тарелку с салатом. - А рюмки? - Остались в комнате. - Принеси. Он ушёл и вернулся с рюмками. Закрыл дверь кухни. Я налил водку и сел за стол. - У тебя есть ещё? - Да,- сказал он,- в холодильнике. Ты не знаешь, что с ней? - Знаю,- сказал я.- Давай выпьем. Он сел за стол и взял рюмку. - И что же это такое с ней? - Не знаю. - Ты только что сказал, что знаешь. - Ну и что. Мало ли что я говорю. Важно только то, что происходит между вами. Мы были очень близки с тобой, но теперь есть вы двое, и по отношению к вам я человек посторонний. Так не всё ли равно, что я знаю или думаю, что знаю, не всё ли равно, что я думаю? - Мне не всё равно. - И в чём же ты меня подозреваешь? - Я?- удивился он.- Ни в чём... - Тогда почему тебе не всё равно? - Ну как... - И не будем больше об этом. Мы помолчали. - Вот так,- сказал он.- Весело живём, да? - Наверное,- сказал я. - Если хочешь, кури,- сказал он, взяв с подоконника пепельницу и поставив её передо мной. Он приоткрыл окно. - Вы же оба не курите, откуда у вас пепельница? - Она курит,- сказал он.- А ты не знал? - Нет,- сказал я.- Что я о ней вообще знаю? Только то, что она твоя жена. - Каждый знает только то, что для него достаточно. - Нет. Только то, что он позволяет себе знать. - Тоже верно,- согласился он. - Я вот что подумал. Ты зачем женился-то? - Кто, я? - Ну да. - Ну ты даёшь! Что это за вопрос вообще? - Нормальный вопрос. - Ну, не знаю... - Слушай, там в комнате моя тарелка осталась. Я бы ещё поел немножко, может, тошнота пройдёт... - Думаешь, тебя тошнит от голода? - Нет, конечно, это всё нервы, но надо же на что-то надеяться. - А тебя не вырвет?- с сомнением сказал он. - Может и вырвет,- сказал я.- Но будем надеяться на лучшее. - Ну давай надеяться. Только зачем тебе грязная тарелка? Возьми другую. Я встал и взял чистую тарелку. Он достал из кухонного стола вилку и протянул мне. - Так о чём ты спросил, я не понял. - Да ладно,- сказал я, отмахнувшись.- Всё ты понял. - Зачем я женился? - Ты уже ответил. - И что я ответил? - Ты сказал "не знаю". - Нет, подожди,- сказал он.- Конечно, я знаю, зачем. Просто ты так об этом спросил... Для меня это важно, да. Это постоянство, понимаешь? - Нет. - Ну, может, я не так выразился... Но это что-то постоянное в жизни. - Можно отстаивать то, чего нет, можно обмануться ложными обещаниями... Это не причина. - А ты?- сказал он.- Зачем ты приехал? - А почему ты не спрашиваешь, зачем я уехал? - Затем что это уже не актуально. Ведь ты вернулся. - А,- сказал я.- Ну да. - Так зачем ты приехал? - Зачем я вернулся? - Да. - Неважно. Может быть, это было важно вчера, а теперь уже нет... - Москва предъявляет слишком большие счета, и все силы здесь уходят на то, чтобы их оплачивать. Здесь можно жить только тогда, когда у тебя нет выбора. А если у тебя есть выбор, жить здесь или где-то ещё, то этот город не для тебя. - Значит, если я один раз уехал, то неминуемо уеду снова? - Ты не просто уехал. Ты жил где-то там, а теперь вдруг решил вернуться. - И снова уеду? - Да. - И что, это значит, не стоило и приезжать? В комнате погас свет. - Надо было магнитофон захватить. - Она уже легла,- сказал он. - Да. Так значит, это уже не актуально? - Что именно? - Всё. О чём я думал тогда, на что наделся, во что верил... - Слушай, давай сменим тему,- сказал он. - Не уверен, что получится, но давай попробуем. Как в анекдоте, знаешь? К настоятелю церкви приходит бизнесмен и говорит: "Святой отец, если я пожертвую вашей церкви миллион, я попаду в Рай?" Настоятель отвечает: "Не уверен, что получится, сын мой, но попробуем..." - Да, как в анекдоте. - Я кофе хочу. Ты не против? - Нет. - Будешь? - Да. Он встал, взял с плиты чайник и, открыв кофеварку, налил в неё воды. Достал жестяную банку с кофе. - Я ведь понял, о чём ты спросил,- сказал он.- Зачем я женился... Понимаешь, должно быть в этой жизни что-то моё, в этом городе, веке, в моей жизни... Это то, что я называю постоянством. Понимаешь? - Здесь и так ничего не меняется. - Каждый день меняется. - А я думал, это любовь,- сказал я. - Что? - Любовь.

7

- Ты чего не пьёшь?- спросил он. - Я не могу есть и пить одновременно, ты же знаешь. - Ты хочешь сказать, она не идеал, да? Ты это хотел сказать? - Да нет... - Ты это хотел сказать. Что она первая попавшаяся. Но это не так. - Я знаю, что это не так. - Я говорю тебе, это не так. Ты... - Я всё понимаю. - Не понимаешь. - Ну как хочешь,- сказал я.- А я вот сейчас подумал, что я-то вернулся совсем за другим. Да и не возвращался я вовсе, просто потому что вернуться никуда нельзя. Этот город и тот, из которого я уехал два года назад - это два разных города... - А ты? - Вот именно. - Ты изменился? - Вот именно. Есть что-то за пределами этого "я". Того, к чему я привык. - И ты думаешь, это "что-то" может быть лучше? - Есть что-то, что неизменно, и мне не нужно подтверждать это искусственно, и не нужно ничего искусственно закреплять. За собой. - Почему ты так в этом уверен? - Не знаю. - Если ты не знаешь, почему ты уверен, то ты не уверен? - Не знаю. - Если есть что-то, что ты не можешь переступить... - Да,- сказал я.- Что-то я не могу переступить. Как не могу предать свою страну... - В этом поиске нового. - Да. - И потому ты уехал? - Я вернулся. - Надо сказать, ты очень внезапно уехал. Это было похоже на бегство. - Не всё ли равно, на что это было похоже? - Кофе готов. - Да. - Давай, наливай, а то остынет. - Не остынет. Эта кофеварка с подогревом. - Ты хочешь успокоиться, а для меня спокойствие означает смерть. Даже не смерть - смерть прекрасна. Омертвение. - Я хочу успокоиться? - Ты сам так сказал. - Что я сказал? - Что ищешь постоянства. Но обустраивая тылы, ты отказываешься от наступления. Потому что невозможно наступать, всё время обустраивая тылы. И при этом ты хочешь непременно быть современным и готов принять любые новые правила. - Не понял. - Мы никогда не понимаем того, что может нас разрушить. Так мы защищаемся. - Значит, я защищаюсь от жизни? Ну спасибо. - Не обижайся. - Да нет уж,- сказал он.- Пожалуй, обижусь. - Ну как хочешь,- сказал я, пожав плечами. Он поставил на стол чашки и налил кофе. - Что-нибудь достать? - Я не пью сладкий. - Я имел в виду печенье там... - Мы идём разными путями, но к одной цели, а в чём эта цель, ни ты, ни я не знаем. Может быть, я знаю больше, чем ты, а может быть, наоборот. С другой стороны, несовершенное знание суть заблуждение. А всякое знание несовершенно... - Но есть факты. - Да. Но мы всякий раз интерпретируем их, и всякий раз по-разному. - Ну, не всякий раз. - Мы умеем не замечать того, что может нас разрушить. - Это не всегда удаётся. Я кивнул. - Да. Иногда мы видим то, чего нам не следовало бы видеть. - И что же нам делать? Я пожал плечами. - Иногда помогает слабость, иногда - сила. Я не знаю, чем всё это закончится. Моя жизнь ещё продолжается, а ты спрашиваешь о моих суждениях и ждёшь окончательных формул. - Но есть же в тебе что-то, что не меняется! - Да,- сказал я.- Переменчивость. - Значит, Москва - это твой город? Наверное, ты по нему скучал, потому и вернулся? - Да. И ещё. Мы знаем друг друга четырнадцать лет, и наверное, это что-то значит. - Да,- сказал он.- Но я не об этом. - То, что неизменно, и есть подлинное. - А ты спрашиваешь, зачем я женился. - Можешь считать, что я ни о чём не спрашивал. - Или ты хотел спросить, почему я женился именно на ней? - Какая разница? - Для меня большая. - Ты любишь её? - Да. - Так я и думал. - Я в самом деле люблю её. - Любовь - это разрушение. - Ну, может быть, я тоже ищу чего-то за пределами своего "я". - Хороший у тебя кофе. - Обычный. - Нет, хороший. - Хочешь ещё? - Да, но чуть позже. Ты знаешь, в городе, где я жил эти два года, есть ботанический сад. Я любил приходить туда, гулять среди деревьев, я полюбил его. И вот однажды в городе был ураган. Ветер срывал с крыш черепицу, вырывал с корнями деревья, обрывал линии электропередач... Я вышел на улицу. Фонари не горели, и вокруг было темно, в домах не было света, и ни одного человека вокруг, словно бы город вымер. И только этот ветер, который хотел свалить меня с ног, а я стоял, сопротивляясь ему, и он не мог одолеть меня, и такая радость, такое ликование было, я кричал что-то, орал, размахивая руками, мне хотелось, чтобы ветер дул сильнее, сильнее! Чтобы он повалил, уничтожил, стёр с лица земли всё вокруг, чтобы ничего не осталось, чтобы заново, всё можно было начать заново... А потом я вспомнил об этих деревьях в ботаническом саду, и мне стало так жалко их, что на глаза навернулись слёзы. Я представил себе, как они сгибаются на ветру, и возненавидел его. Я почувствовал, как им больно. Я не хотел, чтобы они погибли. Понимаешь? - Ты хочешь сказать, что... Для меня всё это как твой ботанический сад? - Что, всё? - Жена. - Жена? - Ты спросил, зачем я женился. - Я воспринимаю её только как твою жену, но ты не обязан воспринимать её только так. - Зачем тогда ты это спросил? - А почему бы мне было не спросить? - Ты спросил об этом слишком серьёзно. Не помню, чтобы раньше ты говорил о чём-нибудь без иронии. - Может быть, я изменился? - Нет. - Тебя это тревожит? - Да. Ты спросил меня об этом без иронии. Ты хочешь сказать, это мой ботанический сад. Ты хочешь, чтобы я уступил её тебе? - Что? - Ты хочешь, чтобы я уступил её тебе? - Ты не сможешь этого сделать, а я не смогу этого принять. Как же я могу этого хотеть? - Но ты хочешь этого? - Не так уж и важно, чего я хочу... - Почему иначе ты заговорил об этом? - Я говорил о другом. - Ты спросил меня, почему я женился. - Да, и что? - Зачем иначе бы ты об этом спросил? - Затем что есть ты, и есть я. И мы были, когда её ещё не было. - Знаешь, как мы с ней познакомились? - Ты расскажешь мне об этом. Давай сварим ещё кофе. - Давай,- сказал он. Он встал и, достав из кофеварки фильтр, промыл его под краном, засыпал новый кофе, налил в кофеварку воды и включил её. Я закурил. Он приоткрыл окно. - Мы познакомились с ней в метро,- сказал он. - В вагоне? - Да. Я увидел её и подошёл, а у неё на пальце было обручальное кольцо, и она сказала, что нарочно носит его, чтобы к ней не приставали на улице. - И вы поженились. - Да, через два месяца. - Долго же тебе пришлось её уговаривать. - А почему ты думаешь, что я её уговаривал? - Ты же знаешь, я обо всём говорю с иронией. - Ну и что же нам теперь делать? - Что?- сказал я. - Ты уехал, потому что этот город тебя разрушал, потому что ты не мог или не хотел переступить через что-то... И вот ты вернулся. И что? Что нам теперь делать? - Ложиться спать,- сказал я.- Ты во сколько встаёшь? - А мне некуда тебя положить. - А мне не на чем будет добраться домой, да и не хочу я никуда ехать. Мне с утра на работу, а отсюда добираться ближе. - И что? - Ничего,- сказал я.- Если у тебя нет лишнего матраса, я останусь на кухне. Ты сказал, что в холодильнике есть ещё водка, а значит, я могу просто не спать эту ночь. Посидеть здесь. Только вынеси мне из комнаты магнитофон. У тебя есть наушники?

8

Я проснулся от осторожного, но настойчивого стука. Некоторое время я продолжал лежать, безучастно слушая его и даже не пытаясь сообразить, где я нахожусь, и почему вокруг так темно. Потом включился свет, и я увидел, что лежу на кафельном полу ванной на расстеленном махровом халате. Я тяжело встал с пола и, пригладив волосы пятернёй, открыл дверь. Передо мной была Женя. - Что ты тут делаешь?- сказала она. - Теперь уже ничего,- хрипло сказал я.- Я здесь спал. - А почему здесь? - Не знаю,- сказал я.- Не помню. Наверное, просто захотел спать. - Ты что, спал здесь всю ночь? - А сколько сейчас времени? - Думаю, тебе лучше умыться,- сказала она. И закрыла дверь ванной. Я повернулся к умывальнику и включил воду. Потрогал. Сделал воду теплее. Стал умываться. Всё происходило очень медленно. Она ждала за дверью. Я умылся, вытер руки и лицо полотенцем и вышел к ней. - Ванная свободна,- сказал я.- Можешь умываться, а я пока сварю кофе. - Ты не знаешь, где что. Я сама всё сделаю. Не трогай ничего. Она закрылась в ванной. Я пошёл на кухню, включил свет и сел на табуретку за стол. Приоткрыл окно и, взяв с подоконника пачку сигарет, достал сигарету и закурил. ........................................................................ Она вошла на кухню. - Ты уже куришь?- сказала она.- Натощак? - Это вредно? - Конечно. Я затушил сигарету. - Больше не буду. - Я сейчас приготовлю завтрак. - Тебе помочь? - Не надо,- сказала она и открыла холодильник. Она выставила на стол маслёнку и блюдце с нарезанным сыром. - Ты что хочешь, яичницу или варёное яйцо? - Яичницу,- сказал я.- С сыром. - Не смотри на меня. Я не накрашена. - Ты лучшая женщина на земле. И что с того, что ты не накрашена? Когда солнце светит сквозь дымку, оно всё же остаётся солнцем. Просто потому что другого солнца у нас нет. - Ты очень быстро пришёл в себя,- заметила она. - Вовсе нет,- возразил я.- Я всё ещё в прострации. - Заметно. Она зажгла конфорку и, достав из духовки сковороду, поставила её на огонь и налила на неё масло. - Тебе два яйца? - Можно три,- сказал я.- А можно и ни одного. С меня хватило бы простого бутерброда с сыром. Только давай сварим кофе. - Ты не завтракаешь? - Когда как. - Я тоже,- сказала она.- Сейчас сделаю кофе. Она вылила на сковородку яйца, выбросила скорлупки в мусорное ведро и, ополоснув руки, вытерла их кухонным полотенцем и принялась за кофе. Я наблюдал за ней. - Тебе на работу?- спросила она. - Да,- сказал я.- А тебе? - Мне тоже. - На собеседование. - Да. - И во сколько? - Время ещё есть. А тебе? - Как приеду. - У тебя такая работа? - Нет. Просто такой уж я есть. - А,- сказала она.- Понятно. - Они могут уволить меня в любой момент, но вряд ли смогут изменить меня... - Я поняла,- сказала она.- Ты любишь сильно зажаренную? - Яичницу? Нет. Она достала тарелки. - А где грязная посуда?- спросила она. - Я помыл. Ночью. - Ты ночью мыл посуду? - Да, а что? - Да нет, спасибо конечно... Просто... - Мне нечем было заняться, вот я и вымыл посуду. - Спасибо. - У тебя яичница подгорит,- сказал я.- Ты сделала слишком сильный огонь. И забыла посолить. Она выключила конфорку и, сняв сковороду с плиты, опрокинула яичницу на тарелку. - А ты?- спросил я. - Я не хочу. - Ты сделала яичницу из четырёх яиц. - Да,- сказала она.- Сейчас будет кофе готов. Она поставила на стол чашки. - Сядь,- сказал я. - Тебе достать кетчуп? - Да. Она достала из холодильника бутылочку кетчупа и поставила её передо мной. - Сейчас будет кофе готов. - Да,- сказал я. Она опустилась на табуретку. Я протянул к ней руку, коснулся её руки. Она сидела, не глядя на меня. - Положи сыр,- сказала она,- а то не расплавится... - И что же нам делать? - Остынет, и не расплавится. Ты хотел яичницу с сыром. Она посмотрела на меня. - Я не могу иначе,- сказал я. - А мне?- тихо сказала она.- Думаешь, легче? - Ведь ты всё понимаешь... - А где ты работаешь?- сказала она, убирая руку. - Что? - Не мучай меня. - Я сопротивляюсь изо всех сил,- сказал я.- И лучше бы тебе оставить меня одного. - Я не могу,- сказала она. - Не можешь? - Нет. - Я тоже. - Мне на работу, я должна выпить кофе... Это было бы неправильно. - Да. Но так тоже нельзя. - Нельзя. Сейчас мы выпьем кофе, и ты уйдёшь. Она выключила кофеварку. - Да,- сказал я.- Именно так и будет. И я знаю, что это будет так, и ты знаешь, что иначе нельзя... Она наливала кофе. - ...Просто потому что нельзя, и всё. А у тебя сегодня собеседование, и ты тоже уйдёшь. И ему на работу, и он тоже уйдёт, мы все уйдём. И пусть без нас здесь всё решится само собой. - Что значит, само собой?- сказала она.- Вовсе не само собой! - Но это уже произошло. - Вовсе не само собой. - Ты борешься с этим... - У тебя остынет яичница, и сыр не расплавится... - Я не могу просто взять и уйти,- сказал я.- Потому что мне некуда бежать от этого. Потому что это и есть моя жизнь, весь мир. Куда же мне бежать от жизни? Есть только один путь, но и там, куда он ведёт, ты настигнешь меня... Мы не можем делать вид, будто ничего не произошло... - Не надо,- сказала она. - Да. Мы молчали. Я смотрел на её губы. Она замерла. Она смотрела на мои губы. Она стала медленно подаваться ко мне. Наши губы сближались. Я не мог остановить этого.

9

Я подумал, что он, может быть, проснулся и лежит сейчас в комнате, прислушиваясь,- а она закусывала губы, но всё же не могла сдержать рвавшихся из неё стонов,- и эта мысль нисколько не охладила меня, я только пришёл ещё в большее неистовство, словно бы мстя ему или всему миру... И она стонала, содрогаясь в оргазмах. А потом мы неподвижно лежали на полу. Было тихо. Кофе остыл. На столе стояла тарелка с яичницей. Я тяжело поднялся и сел на табуретку. Я закурил. Она продолжала лежать на полу. Потом я услышал её голос. Она сказала: - Раскури мне тоже. Я отдал ей свою сигарету, а себе взял другую. Мы молча курили. Я взял чашку и стал пить остывший кофе. Она медленно поднялась с пола и запахнула халат. Потом повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. Мы всё поняли. Она знала всё с самого начала. И я всё знал. Она села за стол и взяла свою чашку. Мы сидели молча. Я смотрел на её губы. Она подняла на меня глаза. - Нет,- тихо сказала она.- Я больше не могу. Я продолжал смотреть на её губы. - Я больше не могу,- снова сказала она. Я потянулся к ней. Она опустила чашку мимо блюдца. Я остановился. Она смотрела на мои губы. Она потянулась ко мне, и мы встретились.

Уже рассвело, и я встал и выключил свет. А потом ушёл в ванную и, опустившись на пол, долго сидел, бессмысленно уставившись в стену.

Он открыл дверь ванной и с удивлением посмотрел на меня. Я поднял голову. - Привет,- вяло сказал я.- Как спалось? - Ты чего тут сидишь? - Да так,- сказал я.- Устал. - Ты не спал, что ли, совсем? - Что? - Ты не спал, что ли? - А где бы я спал? - Ну да,- сказал он.- Извини. Я молча смотрел на него, а он всё не решался войти. - Ну, и что?- сказал я. - Что? - Что дальше? - Ничего,- сказал он.- Может, ты хочешь позавтракать? - Может быть. - Что-то мы вчера многовато, да? - Я выпил то, что было в холодильнике, но там было мало. - Да. Ничего, если я войду? - Входи,- сказал я, не меняя позы. - Да ладно,- сказал он, входя.- Давай, вставай! Сейчас будем завтракать. - Ты расцветаешь просто на глазах,- без выражения сказал я.- А я даже не могу встать. - Тебе помочь? Он подал мне руку. Я взялся за неё, и он попытался поднять меня с пола, но не смог. - Вот видишь,- сказал я.- Как всё непросто. - Ну ты что, придуриваешься, что ли? - Да нет. Кажется, на этот раз всерьёз... - Ладно,- сказал он, снова подавая мне руку.- Давай попробуем ещё раз. - Не нужно. Я сам. Я вцепился руками в край ванны и, собравшись с силами, рванул её на себя. Он подхватил меня и потянул вверх. Я встал на ноги и, пошатнувшись, прислонился спиной к стене. - Ну что?- сказал он.- Всё в порядке? - Нет,- сказал я.- Совсем не в порядке. Но ты умывайся, не обращай внимания. Я вышел из ванной и вошёл на кухню.

Женя стояла у окна спиной ко мне. Я стоял и смотрел на неё. Из ванной доносился шум воды. - Повернись,- сказал я. Она не пошевелилась. - Повернись,- повторил я. Она медленно повернулась. - Посмотри на меня. Она подняла взгляд. Мы смотрели в глаза друг другу. Её губы дрожали, и на глаза медленно наворачивались слёзы. - Я сейчас уйду,- сказал я.- Не бойся. Всё страшное уже позади. Она не ответила. - Я не знаю, что будет дальше. Я сидел на полу в ванной и думал, что же будет дальше, но ничего не придумал. Но что-то, уж точно, будет. Что-то должно быть, раз мы всё ещё живы. Она молчала. - Я хочу курить,- сказал я.- И мне пора на работу. Почему ты молчишь? - Я не молчу. - Теперь мы будем вместе. - Я позвоню тебе. - Когда? - Сегодня. - Может быть, сказать ему об этом сейчас? - Нет!- сказала она.- Не надо! Я прошу тебя. - Но это придётся сделать. - Давай подождём. - Ожидание ничего не изменит. - И всё-таки, давай подождём. Я позвоню тебе. - Ладно,- сказал я.- Мне очень легко сейчас. Потому что всё разрешилось, и теперь будет очень-очень хорошо. Ты веришь мне? Она молча смотрела на меня. - Ты веришь мне? - Да,- сказала она.- Я позвоню тебе завтра... - Сегодня. - Да. - Не бойся,- сказал я. - Я не боюсь,- сказала она.- Только ты уходи сейчас, ладно? - Я ничего ему не сказал. - Я позвоню.

Я кивнул, повернулся и вышел из кухни. Оделся в прихожей и, открыв дверь, вышел и захлопнул её. Я вспомнил, что оставил сигареты на кухне.

В городе было светло. Лежал снег, и дул слабый ветер.

10

Я шёл очень медленно, и меня обгоняли прохожие. На остановках толпились люди. Я посмотрел на часы. Сейчас я должен был подойти к своему столу и включить компьютер. Потом будет кофе и первая... нет, вторая сигарета за утро. Я опоздал на работу. Я вспомнил, что забыл сигареты и, сняв перчатку, полез в карман за деньгами. Купив пачку "Уинстон" (моих "Житан" не было) и вскрыв её, я вспомнил, что забыл и зажигалку. Я купил зажигалку. Я закурил и пошёл дальше. Мне некуда было идти. Этот день начался без меня, и меня не было в нём. А люди спешили, каждый по своим делам, и никто из них не догадывался об этом. Об этом знал только я. И может быть, она. Мне было радостно. Холодный воздух приятно освежал лицо, и было легко дышать им. Ноги то и дело подгибались, я с трудом держался и шёл очень медленно. У метро надо будет что-нибудь выпить. Хотя это можно сделать и сейчас. Я подошёл к ларьку и купил бутылку пива, попросил открыть. Сигарета мешала, и я выбросил её в снег. Потом я стоял, пил пиво и смотрел, как мимо проезжают машины, автобусы и троллейбусы.

Я вошёл в стеклянные двери метро. Меня обдало жаром. Я подошёл к кассе и купил проездной, но месяц ещё не начался, и на сдачу я попросил жетоны. Потом я ехал на работу, а когда приехал, оказалось, что на должность меня не берут, и я могу получить расчёт. Меня вызвали к директору, и он сообщил мне об этом. Мне показалось странным, что мне заплатят какие-то деньги. Наверное, я улыбался, потому что он сказал: - Я вижу, вы не очень огорчены. Я не ответил. Потом мне выдали деньги и я, не пересчитывая, сунул их в карман. По коридору сновали люди. Я ещё не успел ни с кем толком познакомиться, и со мной никто не здоровался. Я медленно шёл по коридору к выходу и улыбался. Я думал о ней. На улице было светло. Я пошёл по утоптанному снегу дорожки через двор к арке дома напротив. Вышел на улицу и повернул направо. Я шёл по улице, а мимо шли люди, и проезжали машины и общественный транспорт. Я прошёл мимо метро. Я лишился работы, и теперь в этом мире была она. И не стало меня. В этом мире больше нет меня, и не будет. Потому что мы из другого мира, и этот другой мир прекрасен. И так легко дышать, и хорошо. Я был свободен. И не нужно было даже пить, но в кармане у меня были деньги, и мне было всё равно, на что их потратить. Я купил бутылку "Хайнекен" и, увидев поодаль скамейку, направился к ней. Смахнув с неё снег, я сел и достал сигареты. Закурил. Я сидел и пил пиво. Я думал о том, что теперь всё будет совсем иначе, но мы должны скрывать это, поэтому внешне ничто не изменится. И я буду работать, но не сегодня. Сегодня будет всё по-другому. И завтра. Теперь всё будет совсем по-другому, но никто ни о чём не догадается и не узнает. В этом мире ещё нет меня, но уже есть она. И всегда была. Ещё вчера это было нельзя.

11

Я вышел на Садовое кольцо. У здания американского посольства стояла кучка людей с плакатами. - Против чего протестуем?- подойдя, спросил я пожилого небритого человека в дублёнке. - Против гадов,- лаконично ответил он. - Что-то мало у вас тут женщин,- заметил я. - Да,- согласился он.- Но мы не для этого здесь. - Понимаю. - А ты чего, с нами? - Конечно,- сказал я.- А иначе зачем я вернулся? - Откуда?- не понял он. - Да так, неважно. Раз уж я здесь, раз я вышел на улицу, раз никто не должен ни о чём догадываться... Наверное, я должен сказать речь? - Ну давай, скажи. - Минуту внимания!- громко произнёс я. Все повернулись ко мне и притихли. - Я хочу произнести речь, то есть, не речь, а просто сказать... Я не знаю, зачем вы здесь, то ли просите ускорить рассмотрение прошений на выезд в США, то ли протестуете против внешней политики этого государства, но так или иначе, а я скажу то, что думаю, и неважно по какому поводу вы собрались здесь, тем более что я не вижу среди вас симпатичных женщин, а значит, плевать мне на этикет и на то, какое впечатление я произведу, на условности, в общем... Я не настроен лицемерить. Гады они все! Послышался одобрительный гул. - Почему они так ненавидят Россию? Я имею в виду западный мир, Европу, Америку, всю эту натовскую сволочь... Почему? Только лишь потому, что наша страна не вписывается в границы их понимания того, что правильно, и что неправильно? Воля ваша, что-то тут не так. В той части истории, которую мы знаем достоверно, для этого нет никаких причин. Россия всегда вела себя деликатно по отношению к Европе, и никогда не позволяла себе лишнего. Мы оккупировали Польшу? Да, но то же самое делала и Германия, и тем не менее, к немцам у поляков нет никаких претензий. По Мюнхенскому сговору Франция и Англия предали Чехию, но у чехов нет претензий к этим странам. Так откуда же эта русофобия? Ведь нет такой низости, подлости, гнусности, на которую они бы не пошли, только бы досадить России, уязвить её, причинить ей вред. Это комплекс неполноценности? Россия - источник талантов, светоч культуры... это и теперь так, несмотря на геноцид, который устроили нам коммунисты... в этом всё дело? Или в чём-то другом? Наверное, есть и комплекс неполноценности, и вековой страх перед огромной империей... Но есть и что-то ещё. А что, не знаю. Может быть, та история, которую мы знаем, лжива, и какие-то факты скрыты от нас... Может быть. Но теперь эти сволочи, которых ещё вчера мы считали друзьями, в открытую поддерживают чеченских бандитов, которые крадут людей, отстреливают им пальцы, снимают это на видеокамеру и отсылают плёнку родственникам несчастных жертв, чтобы вытянуть из них деньги, эту мразь, которая распинает русских людей на оконных рамах и выставляет в окнах, насилует русских женщин, выкалывает глаза и отрезает головы, в том числе и этим сраным англичанам, которые их так любят, потому что слепо ненавидят Россию, нас с вами. Они думают об этом? Или им уже нечем думать? Они зажрались, их мозги заплыли жиром, и они не понимают, в какую пропасть мычащим стадом они бредут? Если животное при нажатии кнопки будет вследствие этого получать удовольствие, оно будет жать на неё непрерывно. Никакое развитие при этом невозможно - это тупиковая ветвь эволюции. А тупиковая ветвь эволюции означает гибель. Неужели у них не осталось даже инстинкта самосохранения? Американцы мнят создать взамен прежней европейской культуры свою, новую, и нам остаётся только уповать на то, что им это удастся. Потому что иначе крах и третья мировая война, потому что иначе нам придётся защищать цивилизацию - ту, которая уже умерла, и взамен не родилось ничего нового, и мы будем защищать призрак. Но даже защищая их же собственные ценности, мы будем ненавистны им. Почему? Россия победила Османскую империю, изгнала турок с Балкан, остановила монгольское нашествие, победила гитлеровский фашизм, дала миру сотни научных открытий, в том числе величайших, и тысячи изобретений, создала ценности, которые бриллиантами сверкают в сокровищнице мировой культуры, и после этого они нас ненавидят? Или боятся? Когда бы Россия хотела уничтожить или захватить Европу, она бы уже давно сделала это. Да в том же сорок пятом, что мешало нам дойти до Ла Манша? Что мешало нам захватить Европу, сделать своими сателлитами Францию, Италию, Грецию? Атомные бомбы, уничтожившие сто сорок тысяч японцев? Но человеческие жертвы никогда не останавливали коммунистических лидеров. Сталин истребил миллионы людей в лагерях, тридцатью миллионами жизней Россия заплатила за победу над Гитлером. Нет, дело не в этом, да и бомба у нас вскоре появилась тоже, а потом мы первыми вышли в космос... Если бы мы хотели, мы бы давно уничтожили Европу, но мы никогда не хотели этого. И теперь Россия, как когда-то, вступив в бой с татаро-монгольской ратью, истекает кровью, сражаясь с бандитской нечистью на Кавказе, защищая цивилизованный мир от этого ужаса. И где благодарность? Мы не можем рассчитывать на благодарность. А потому все эти ваши призывы бессмысленны. Идите по домам, глас вопиющего в пустыне не будет услышан. Возвращайтесь домой, бросьте свои нелепые плакаты и подумайте о том, что есть в вас самих. Потому что это и есть самое ценное, и не дай вам Бог предать это. Я закончил. Одобрительные возгласы, время от времени раздававшиеся до этого, сменились неодобрительным шумом - окончание моей речи им явно не понравилось. Я повернулся и пошёл прочь.

Меня нагнала средних лет женщина в зелёном пальто с меховым воротником. - Постойте! Я обернулся. Она остановилась. - Да?- сказал я. - Вы сказали, что не видите красивых женщин. Вы это сказали и обо мне? - Я вас не заметил. - Это ещё хуже. - Каюсь. - Значит, вы не считаете меня некрасивой? - Вы очень красивы. И очень мне нравитесь, и знаете, мне даже жалко, что я люблю другую, потому что я представляю, как здорово мы могли бы провести с вами время. - Мне тоже жалко,- помолчав, сказала она.- И я завидую вашей девушке. - Она пока ещё не моя девушка,- возразил я.- Она всё ещё жена моего лучшего друга. - Значит, это безнадёжная любовь? - Да, наверное, это называется именно так. Но я никогда не преклонялся перед устоями этого мира. - И что же вы будете делать? - Страдать. Или бороться. Сегодня мне кажется, что всё не безнадёжно. - Вы должны бороться,- с жаром подхватила она.- У вас всё получится! - А что думаете делать вы? Она растерялась. - Я?.. - Ещё немного, и вы, пожалуй, влюбитесь в меня, и тогда мои проблемы станут вашими проблемами. Пока вы всего лишь стоите у иностранного посольства с дурацким плакатом в руках, и готовы бороться за справедливость, а значит, у вас нет серьёзных проблем. Так не будем их создавать. Мы стояли молча. - Спасибо вам,- сказала она. - Не надо благодарить меня,- сказал я.- Я только что предал вас. - Меня зовут Лена. - А меня Саша. Я предал вас, Лена. - Но вы влюблены в другую.. - Да, и однажды она предаст меня. Но я не буду благодарить её за это.

12

Вечером я вернулся домой и приготовил ужин. Потом я лежал на диване. По привычке включил телевизор, но тут же выключил его. Я лежал и смотрел на свет люстры. Я подумал, что можно позвонить ей и посмотрел на часы. Она должна была быть дома. Я протянул руку к телефону, и в эту секунду он зазвонил. Я взял трубку и сказал: "Алло". - Алло,- сказала она. - Я собирался позвонить тебе. - Я знаю. - Где ты сейчас? - У телефона,- сказала она. - В прихожей? - Да. - А он? - Он сидит в комнате и смотрит телевизор. - Что там показывают? - Не знаю,- сказала она.- Я звонила тебе. Где ты был? - Ты уже не боишься? Она замолчала. Я засмеялся. - Что ты смеёшься?- сказала она. - Ничего. Просто я тоже боялся. - А теперь? - Нет. - И что нам теперь делать? - Он не услышит? - Ты боишься, что он услышит? - Уже не боюсь. - Ты ничего не боишься? - Мы можем делать, что захотим. - Нет,- сказала она.- Я знала, что ты позвонишь, и поэтому позвонила сама. - Ты сказала "нет", потому что всё ещё боишься. - Я не боюсь,- сказала она.- Но мы должны делать вид, что ничего не произошло. - Я думал об этом сегодня. - И что? - Ты сама сказала. - Да,- сказала она.- Я поэтому тебе и звоню. - Ты звонишь не поэтому. Она помолчала. - Что ты сейчас делаешь? - Лежу на диване и разговариваю с тобой. - Ты опоздал на работу? - Да,- сказал я.- Меня уволили. - Правда? - Да. Но какая разница? - Но это же очень плохо! - Вовсе нет. Будет другая работа, может быть лучше или хуже, но не настолько, чтобы говорить, что это хорошо или плохо. Всё это неважно. - А я весь день... - Я тоже. - И что же нам делать? - Говорить, пока мы слышим друг друга, а потом положить трубку и ждать звонка, или позвонить снова. - Я не об этом. - Ты уверена, что он нас не слышит? - Мне всё равно. - Тебе не всё равно. - Это тебе не всё равно, а я поняла всё с первого взгляда, как только тебя увидела. - Я тоже. - Это правда? - Да. Это правда. - Но это... - Нет,- сказал я.- Теперь уже нет. - И что же нам делать? - Я приеду сейчас. - Нет,- сказала она. - Ты не можешь запретить мне этого. - Я прошу тебя. - Ладно,- сказал я. - Обещай мне, что никогда... - Я ничего не могу обещать тебе,- перебил я.- Я ещё не знаю, какой я теперь. - И что нам теперь делать? - Ждать. - Чего? - Не знаю. Я ещё ничего не знаю, но что-то должно произойти. - Что? - Не знаю. - А если ничего не произойдёт? - Что-то обязательно произойдёт. Вопрос в том, сделаем мы это сами, или среагируем. - Ты весь день думал об этом, да? - Мне странно, что уже вечер. - Я хочу тебя. - Я тоже хочу тебя. - Что ты сейчас делаешь? - Улыбаюсь. - Я хочу тебя. - Мы всё равно ничего не сможем сделать с этим. Это случилось, и теперь мы на равных. - Что значит, на равных? - Ты знаешь. Она помолчала. Потом спросила: - Ты что-нибудь ел сегодня? - Да. Я съел два расстегая с рыбой в "Русском бистро". - И выпил, наверное? - Да. - А я ничего не могла есть и даже на ужин ничего не готовила. - Он ругался? - Нет. - Ну да. Он не стал бы ругаться из-за такой ерунды... - Это ужасно. Он ни о чём не догадывается. - Думаешь, ему было бы легче, если бы он что-то подозревал? - Нет. - Он остался там, где ему комфортно, где были и мы с тобой. - Ты говорил... - Да. Но теперь это уже неважно. - И что же будет теперь? - Ты боишься? - Мне не по себе,- сказала она. - Ты боишься? - Да, я боюсь. Я не знаю, что делать. - Ничего и не нужно делать... - Я приеду сейчас. - Я встречу тебя. - Нет. Мы больше не должны встречаться. - Мне приехать? - Нет. - Он мой друг, и он остался моим другом... - Я хочу тебя. - Да,- сказал я. - Это ужасно. - Я тоже хочу тебя. - Я не смогу уснуть сегодня, а завтра мне на работу. - Тебя приняли на работу? - Да. - И когда ты выходишь? Завтра? - Да. - Если ты не уснёшь сегодня, завтра ты не сможешь работать. Это будет уже вторая бессонная ночь. - А ты?- сказала она.- Ты сможешь уснуть? - Мне завтра никуда не вставать. - Ах да, тебя же уволили... - Сейчас ты положишь трубку, выпьешь чего-нибудь... или "элениума". У тебя есть "элениум"? - Что?- сказала она. - Неважно. Чего-нибудь. Дома есть что выпить? - Осталось вино. - Выпей хотя бы вина. А снотворное есть? - Да. - Выпьешь вина и снотворное, и ляжешь спать. Завтра я позвоню тебе... - Ты не знаешь моего телефона. - Какой у тебя телефон? - Я сама его ещё не знаю. - Тогда я позвоню вечером... - Нет! Я сама тебе позвоню. - Хорошо, я буду ждать у телефона. А теперь ложись. - Спокойной ночи. - Спокойной ночи,- сказал я. Она положила трубку. 13

Всё утро, а потом весь день я не отходил от телефона. У меня кончились сигареты, но я ждал её звонка и не мог выйти в магазин. Я пытался смотреть телевизор. Потом пытался читать. Потом у меня кончилась водка. Я включил радио, но оно стало раздражать меня, и я его выключил. Мне хотелось посидеть и спокойно подумать, но я не мог сосредоточиться. Я вскрыл банку фасоли и разжарил её на сковородке. Поел. Потом пожарил котлеты, съел их и доел остатки фасоли. Я ждал, что зазвонит телефон. Хотелось курить, но сигарет не было. За окнами стало темнеть. Стемнело. В начале двенадцатого я не выдержал и, сняв трубку, набрал номер. Она была дома. Она сняла трубку и сказала: "Алло". - Я ждал весь день,- сказал я.- Почему ты не позвонила? - Да. Я не позвонила. - Почему? - Ты знаешь... - Нет. - Что? - Я ничего не знаю. Он рядом? - Нет. - Позови его. Дай ему трубку. - Зачем? - Я прошу позвать его к телефону. - Зачем? - Он нужен мне. - Зачем? - Ты что, так и будешь повторять это слово? - Ну хорошо...- сказала она и позвала его. Он взял трубку. - Привет,- сказал я.- Ты можешь сейчас приехать? - Что случилось?- встревожился он. - Можешь или нет? - Конечно, если это нужно. А что случилось? - Это нужно,- сказал я. - Хорошо,- сказал он.- Я еду. - Я жду,- сказал я и положил трубку. Минут через пятнадцать она позвонила и сказала: - Что случилось? - Он уехал?- спросил я. - Да,- сказала она.- Что случилось? - Я ждал твоего звонка весь день. Она помолчала. Потом сказала: - Зачем он поехал к тебе? - Ты не позвонила. - Зачем ты это сделал? - У меня кончились сигареты, а я забыл сказать ему, чтобы он купил по дороге. Но я сейчас выйду и всё куплю. - Ты не отходил от телефона? - Да,- сказал я.- А теперь могу отойти, но он уже едет. Глупо всё, правда? - Да,- сказала она. - Глупо... - Что ты ему скажешь? - Ничего. Я хотел, чтобы он купил водки и сигарет, но сделал это как-то очень нелепо. И теперь думаю, а стоило ли вообще звонить. - Но ведь ты позвонил не ему, а мне... - Нет,- сказал я.- Я позвонил ему, потому что мне нужна помощь, а больше мне звонить некому, у меня нет других друзей, понимаешь? А тебе я обещал не звонить. - Ты не обещал мне этого. - Я помню, что обещал. - Ну и что, что ты помнишь. - Да,- сказал я.- Но что уж теперь поделаешь. Я повёл себя глупо. Может быть, я теперь всегда таким буду, не знаю. - А ты пьёшь водку? - Да. А ты не заметила? - Нет. И много ты пьёшь? - Нет. - Тогда зачем тебе водка? - Как ты спала? - Спала?.. Ночью? - Нет, на работе. - Нормально. Я выпила снотворное и уснула. - "Родедорм"? - Откуда ты знаешь? - Я и не знал. Просто подумал... - Он сейчас приедет к тебе. - Да. - Не говори ему ничего. Я... - Да,- сказал я.- Не оправдывайся. Никогда не оправдывайся передо мной. - Да,- сказала она и, помолчав, добавила:- А мне сегодня цветы подарили. - Да?- сказал я.- На работе? - Да,- сказала она.- И котёнка. - Котёнка? - Да. Он такой хороший... Он сейчас по полу ползает прямо передо мной. - Глазки уже открылись? - Да. Он такой смешной... - Серый? - Откуда ты знаешь? - Не знаю. Просто представил себе... - Ты видишь меня сейчас? - Да. Ты должна была приехать. - Да. - А не он. - Да,- сказала она.- Теперь думаю, как его назвать. - Котёнка? Она засмеялась. - Котёнка?- повторил я. - Ну да,- сказала она.- Смотри, он пытается забраться на мою ногу. - Хотел бы я быть на его месте. - Он такой смешной... - Ты уже любишь его. - Да,- сказала она.- Наверное. - Ты не сможешь сопротивляться,- сказал я. - Я знаю. Но мне нужен был этот день. - Значит, я не заплатил за него слишком дорого. - Завтра я позвоню тебе. - Я больше не буду ждать. - Да,- сказала она. - Он придёт сейчас. - Только не напивайтесь, ладно?

14

- Что случилось?- сказал он, входя. - Ты купил водку? - Да,- сказал он и протянул мне пакет с бутылкой. - А сигареты? - Нет. Я же не курю... - Это я знаю. Ладно, тогда не раздевайся. Я сейчас оденусь, и мы выйдем за сигаретами. - Так что случилось-то? - Это что, самый важный вопрос? Если хочешь, проходи, конечно, но я быстро. - Да нет,- сказал он.- Я подожду здесь. Я ушёл в комнату. Вернулся в прихожую и стал обуваться. - Не знаю, как ты, а я... - Да, да, знаю,- сказал я, взяв с вешалки шарф и пальто.- Ты не успокоишься, пока не будешь знать, что происходит. - Это у вас там так ходят зимой? - Так ведь ещё не морозно. И потом, где это, у нас? - А когда будут морозы, в чём будешь ходить? - У меня есть ещё дублёнка. Ну что, пошли? - Пошли,- сказал он. Мы вышли, и я закрыл дверь. - А свет не выключаешь? - Так ведь мы ненадолго. До киоска тут рядом. Мы вышли во двор. - Пойдём.- сказал я.- Туда, в ту сторону. - Как темно... Так что случилось-то, я не понял... - Ничего,- сказал я.- Ничего не случилось. Просто я хотел тебя видеть. - А другой дороги тут нет? - Нет, это самая короткая. - Просто хотел меня увидеть? - Меня уволили с работы. - А. И ты решил... - Да нет, ты не понял. - А что я должен был понять? - Да, сочувствие тебе неведомо. Об этом-то я и забыл. - Но ты же не из-за этого позвонил мне? - Слушай,- сказал я и, остановившись, повернулся к нему,- если ты будешь меня пытать, то лучше бы ты оставался дома. - Благодарность тебе неведома. Об этом-то я и забыл. - Мы очень долго не виделись. - Да,- сказал он. Мы пошли дальше. - Так долго, что ты даже успел жениться. - Ну это, как раз, дело недолгое. - Для кого как...

Мы вышли к киоску. Я купил сигареты. Закурил. - Давай постоим здесь,- сказал я.- Покурим. Он огляделся по сторонам. - Может лучше пойдём? - В общем, так,- сказал я.- Я влюбился. И я ещё ничего о ней не знаю. - Так всегда и бывает,- сказал он. - Да, но... Она замужем. - И что? - Как, что? - Ну так... А что? - По-твоему, это неважно? - Не знаю... А где ты с ней познакомился? - От этого всё зависит, да? - Что? - Ты сказал "ну и что". Что это значит? - Да ничего это не значит. Просто сказал, и всё. Машинально. Чего ты на меня накинулся? - Да ладно,- сказал я.- Ничего. - И кто её муж? - Один хороший человек. - Ты его знаешь? - Да. - А я? - Ты спрашиваешь, хороший ли ты человек? - Я его знаю? - А это очень важно? Что это меняет? - Значит, не знаю,- заключил он.- На работе, что ли, познакомился? - Да какая разница! - Для меня? - Для меня. - Для тебя должна быть разница. Я помолчал. - Да,- сказал я.- Ты прав. - Не зная подробностей, я могу ответить тебе только общей фразой. - Значит, всё дело в подробностях? - Конечно. Ты и сам это знаешь. - И нет общего ответа? - Конечно. - А ведь должен быть. - Она любит его? - Не знаю. - Ну так пусть она сама и решает. Ты не должен решать за неё. - Я знаю. Но её решение будет зависеть и от меня. - Это понятно,- согласился он.- Но я-то что могу тебе посоветовать? - Я думал, может, посоветуешь что-нибудь. - Не знаю,- сказал он.- У меня как-то никогда не возникало подобных проблем. Да и у тебя тоже. - Раньше. - Всегда есть границы, которые просто не нужно переступать, и тогда всё само собой разрешится. Ты сам об этом говорил, а теперь просишь, чтобы я повторил тебе твои же слова. - Да. Только я тебя ни о чём не просил, кроме того чтобы ты приехал. - А теперь пытаешь. - Нужно набраться терпения, да? - Может, и так. - Иногда бездействие бывает равносильно предательству. - То, что для тебя действительно ценно, ты не сумеешь предать. - Это в идеале, а реально мы то и дело создаём нелепые обстоятельства, последствия которых необратимы. Слушай, давай купим пива? - Зачем? У нас же есть водка. - А я хочу пива. - Смотри, покупай, если хочешь. - А тебе? - Я не буду. Я подошёл к ларьку и купил пива. - Так что,- сказал он.- Тебе нужен совет? - Нет. Уже не нужен. Я понял, что ты мне скажешь. - А что ты ожидал? Я ведь ничего не знаю о ней. Как её зовут-то хоть? - Женя. - Женя?- он усмехнулся.- Надо же, какое совпадение... - Да. Представляешь? - Да. - Слушай, может, пойдём всё-таки? Я не взял с собой паспорт, а там менты стоят... - Ну и что?- сказал я.- Я вообще живу без прописки, и что мне теперь, на улицу не выходить? - Знаешь, я не хочу лишний раз рисковать. Мне как-то не светит провести ночь в кутузке... - Да ладно. У тебя вполне приличный вид. - Это ничего не значит,- возразил он.- Меня уже один раз останавливали вот так. - И что? - Ничего. Показал паспорт. - Ну ладно. Пойдём, раз боишься. - Да ничего я не боюсь. Просто зачем нарываться на неприятности? - Ну да. Зачем?

Мы вернулись домой. - Давай, раздевайся,- сказал я.- Сейчас будем пить. - Да я, наверное, лучше поеду. - Нет уж! Да и метро через полчаса встанет. - Через час,- уточнил он. - Всё равно. Останься. Я прошу тебя. - У тебя что, очередная блажь? - Вот об этом-то мы и поговорим. Что значит, "очередная"? - Ладно, я поехал,- он сделал движение к двери. - Нет! Он посмотрел на меня. - Нет? - Нет. - Что, так серьёзно? - Не прикидывайся, будто ничего не понял. - Я, в самом деле, ничего не понимаю. - Всё равно. Не уезжай. - Ну ладно,- пожав плечами, сказал он и стал раздеваться.- Только позвоню Жене. - Позвони,- сказал я.- Мне нужно поговорить с тобой. 15

- Так что случилось-то?- спросил он, садясь на диван и придвигая к себе телефон.- Ты влюбился, и всё? - Нет, не всё. - А что ещё? - Я обещал ей не говорить тебе. Он положил трубку и посмотрел на меня. - Ты обещал ей ничего не говорить мне? - Я обещал вообще никому ничего не говорить. Никто не должен знать. - Но ты уже сказал. - Да. - Ну и..? - Ладно, я всё тебе объясню... постараюсь объяснить, потому что я сам ещё толком ничего не понимаю... - Ну давай, объясняй. - Ты собирался позвонить. - Это подождёт, объясняй. - Нет,- сказал я.- Давай так, сначала ты позвонишь, а потом мы выпьем и... - Ты так много пьёшь? - Не знаю. Сегодня я ещё толком и не пил ничего... - А вчера? - Вот и она об этом же спрашивает. Но какая разница, что было вчера? - Ты чего-то не договариваешь,- сказал он. - Я уже признался в этом. - И обещал, что всё объяснишь. - Да, но только после того, как ты позвонишь. - А какая тут связь? - Может быть, никакой. Понимаешь, она для меня - весь мир, но и ты тоже для меня - весь мир. Потому что, в каком-то смысле, ты - это и есть я. - Каким ты был. - Да, каким я был, и каким я остался... Я не могу создать новый мир и нового себя, это будет обман... - Значит,- перебил он,- вся проблема в том, что ты всё ещё жив? - Может быть, в этом. А может быть, и нет никакой проблемы. Мне просто повезло, что я её встретил. - Ну так что тебе мешает? - Она должна была позвонить мне сегодня и не позвонила, и я знаю, почему она не позвонила, но это так же, то же самое как то, что я знаю, почему мы не можем быть вместе, но это было вчера, даже позавчера... А сегодня всё уже не так, и она не может ничего знать, и я ничего не знаю, пусть даже всё осталось прежним, но всё уже не так... Не понимаешь? - Как я могу что-то понимать или не понимать, если ты не можешь ничего объяснить? - А тебе непременно нужны объяснения? - Но ты и не рассказываешь ничего. - Она сейчас сама позвонит, и тогда тебе придётся отвечать на звонок вместо того чтобы позвонить самому. А это уже совсем другое дело, и значит, разговор будет совсем другой... - Кто позвонит? - Твоя жена. - Женя? А причём тут она? - А разве ты не собирался позвонить ей? - Собирался,- сказал он.- Ну и что? - Ладно,- сказал я.- Давай сведём всё это к простой формуле: женщины делают жизнь невозможной, но без них совсем не жизнь. - Это понятно,- кивнул он. - Я и хотел, чтобы было понятно. - И что из этого следует? - Из этого следует, что мы тянем время. - Не понял. - Позвони ей и скажи, что ты добрался, что я не пьян... что-нибудь, скажи... что я напился в стельку... Он снял трубку. - Ладно,- сказал он.- Только потом ты мне всё объяснишь.

16

Он набрал номер и сказал: "Алло. Привет. Я здесь". Может быть, это затмение. "По плодам узнаете древо" - а значит, всё можно рассудить, но ничего не предвидеть. Я на чужой территории и должен скрываться как вор. Вор, укравший любовь. Если это любовь. Она не позвонила, и теперь говорит с ним по телефону. Я держал в руке эту трубку и говорил с ней, но лучше не вспоминать. Ни о чём не вспоминать и не оглядываться. И можно знать, что ничего не было. Я устроюсь на работу, а вечерами буду пить водку. Она знает, что я ничего не могу изменить. У меня нет для неё другого мира. Это будет всё тот же город, и наверное, всё те же мы. И уж конечно, всё та же жизнь. Мы ничего не изменим. Он говорит: "Да, уже поздно. Завтра я позвоню тебе". И никто никого не предал. Я не предал его, а она не предавала меня. Никто никого не предавал. И это проще, и наверное, правильно. Никто не должен никого предавать. Нужно держаться простых и ясных правил, и тогда можно закрыть глаза на всё остальное. Да и есть ли что-то ещё? Не всё ли равно, что там, на дне пропасти, если мы всё равно разобьёмся? Не всё ли равно, что там, на дне пропасти, если мы его не увидим!.. Есть мосты и средства коммуникации. И не всё ли равно, что там, между двумя концами телефонного кабеля, протянутого в ночи как нить над пропастью, что там, вокруг или внизу, потому что шагнуть в сторону значит, сорваться вниз... Если нам не увидеть, не дожить и, наверное, не спастись... Она не хочет отпускать его, и он, посматривая на меня, говорит: "Ну ладно. Завтра поговорим". И ему неловко от того, что я смотрю на него, но я не отвожу взгляд, и это моя маленькая месть за то, что я его не предам. Я никого не предам и умру как маленький барабанщик, бессмысленно и незаметно. Ни для кого. Мне нужно было бы создать весь мир заново, а я не умею создать заново мир, да это и невозможно, когда в нём живёт так много других людей, когда в нём живёт он... Она... И только увлечь её за собой в пропасть. А он не подозревает об этом и говорит с ней, зная, что завтра позвонит ей с работы. Будет завтра и ничто не изменится. Будет он, и будет она, а я... Можно сделать вид, что меня вообще не было. Есть мои принципы, и может быть, они и есть та нить, а вокруг пустота, и внизу пропасть... Или они - повязка на моих глазах, и я не вижу, куда я иду... Может быть, она думала обо мне сегодня, но она не позвонила. Она не сделала шаг, и я не должен думать о ней, потому что это нельзя. Не думать о том, что мы были вместе, как если бы этого не было, или это было в мечтах, может быть, во сне... В чьём-то сне, но не в моём, и не в её сне. И она не причём. Он говорит: "Нет. Ты же знаешь, я не пью без повода. А он, нет. Нет, трезвый",- и подмигивает мне. Он говорит правду, а надо бы выпить. Может, тогда всё станет проще. И будет проще. Или ничего не будет, и будет без разницы, есть что-нибудь, или нет. Я не могу без неё, ну и что с того? Значит, меня просто не станет. А он будет, и он знает, что он будет, и о том же знает она. Я ничего не боюсь, но она пожалеет, что доверилась мне, и уже поздно... Или нет? Ещё не поздно сделать вид, что ничего не было. Есть эта лампа дневного света и комната, есть телевизор, прихожая, и есть телефон, по которому он говорит ей: "Ну ладно. Нет. Ну всё, до завтра". И хочет положить трубку, но она не отпускает его, и он уже нервничает, поглядывая на меня, и наверное, я должен выйти из комнаты, чтобы они поговорили о чём-то, о чём он не хочет говорить в моём присутствии, и каждый раз перебивает её, но я остаюсь в комнате. Я смотрю на него, и он хочет закончить разговор и положить трубку, но она не отпускает его. Словно бы надеясь, что всё изменится само собой. И может быть, это правильно, и так и нужно, ведь чем менее мы правы, тем больше воли нам требуется, чтобы настаивать на своей правоте. А тому, кто прав, не нужна воля, а только события, жизнь, и в этом величие правды. Какие слова... Величие... Правда... Тому, кто прав, не нужны слова, чтобы оправдать то, что происходит с ним. Довериться и не думать... Что-то произойдёт, может быть, чудо... Что-то произошло и произойдёт ещё. Пусть не теперь, когда-нибудь, может быть, завтра. Может быть, это уже происходит, но не зная об этом, мы всё ещё делаем вид, что ничего не произошло, и продолжаем изображать тех, кем мы были вчера, позавчера, может быть, не были никогда, но должны быть. А всё уже бесполезно. Их разговор становится всё более натянутым. Я не понимаю, почему он никак не положит трубку, он уже три раза сказал "пока". Он кладёт трубку.

17

- Ну что, беспокоится? - Да,- сказал он.- О тебе. - Обо мне? - Как спать-то будем? У тебя есть ещё одна подушка? - Нет. - Понятно,- кивнул он.- Значит, ночевать мне придётся в кресле. - Что она сказала? - Ничего. Давай выпьем. - Давай,- сказал я, вставая.- Сейчас принесу стаканы. Я принёс стаканы. - Может, перейдём на кухню?- предложил я. - Как скажешь. Мы перешли на кухню. Я вскрыл водку и налил. Мы выпили. - Ну, рассказывай,- сказал он. - Рассказываю. Берёшь хлеб, намазываешь его маслом и кладёшь сверху колбасу. Это называется бутерброд. - Понятно,- сказал он.- И это всё? - Ты не голоден? - Я поужинал. - Значит, я опоздал со своим рецептом. - Или поторопился. - Это одно и то же. - И что теперь? - Не знаю,- сказал я.- А что ты от меня ждёшь? Исповеди? - Я не знаю, чего я жду. Ещё два часа назад я ничего не ждал, я собирался нормально лечь спать, чтобы завтра встать на работу. - И..? - Что, и? - И что? - Ничего. Поехать на работу. - Ну и поедешь на свою работу. Что такого случилось? - Ты спросил, чего я жду от тебя. А мне интересно, зачем я сюда приехал. - Чтобы выпить со мной. Он кивнул. - Так я и понял. - Ну так давай продолжим. Я налил ещё. - Я думал, ты уж тут вешаться собрался или что-нибудь такое... - Ну так что, мне повеситься, чтобы ты не переживал, что зря приехал? - А ты бы смог? - Не знаю, надо попробовать. Как ты думаешь... - Нет,- сказал он.- Лучше давай выпьем. Мы выпили. - Ну что, пошли?- сказал я. - Куда?- не понял он. Я взял со стола бутылку и вышел с кухни. - Подожди!- сказал он, вставая за мной.- У тебя что, какие-то планы? Я обернулся. - Когда ты сюда ехал, какие у тебя были планы? - У меня?.. - Вот и у меня никаких. Значит, ничего не изменилось. - Я не пойду,- заявил он. - Пойдёшь,- сказал я.- А хочешь, оставайся. - А зачем мне оставаться здесь? - Вот видишь,- сказал я.- Что бы ты ни решил, это ничего не изменит. - Не понял,- сказал он. Я обувался. - Пойдём, пойдём,- сказал я.- Никто ничего в этом мире не понимает, но вдвоём недоумевать всё-таки лучше. - Мы что, уходим? - Одевайся. Долго я тебя буду ждать? - Да я не собирался никуда уходить! - Я тоже. А теперь вот собрался. Нет, ты, конечно, можешь остаться... - Да ну тебя!- с досадой сказал он.

18

Мы вышли на улицу. - Как темно,- сказал он. - Да. Ты это уже говорил, и я, кажется, с тобой уже согласился. - Да нет, я вообще. Пасмурно. - Зато оттепель. Я предлагаю идти прямо, вон к тем огням. - А что там? - Ты знаешь, что. Мы там уже были. - Там менты. - Эй, ребята,- раздался рядом с нами в темноте женский голос. Мы повернулись. - Огоньку не найдётся? - Найдётся,- сказал я.- А кто вы? - Я стою рядом с вами и держу сигарету. Я достал зажигалку и поднёс ей огонь. Она закурила. - Спасибо,- сказала она. - Извините,- сказал я, поднося зажигалку к её лицу.- Я не успел вас рассмотреть. Она отпрянула. - Это ещё что! - Извините. Я думал, вы хотите познакомиться... - Вы не пугайтесь, девушка,- сказал Сергей.- Это он так шутит. - Вот интересно, как знакомятся в странах, где не курят, или где не принято прикуривать на улице у незнакомых людей? - А разве есть такие?- спросила она. - Не знаю... - Меня зовут Сергей,- сказал он. - А с чего вы взяли, что я собиралась с вами знакомиться?- сказала она. - Ну не морду же набить вы нам собрались,- сказал я. Она усмехнулась. - Ну да,- сказала она.- Меня зовут Катя. - А меня Саша,- сказал я и протянул ей руку, но она не увидела этого в темноте, и мне пришлось легонько пихнуть её в живот. - Ой,- сказала она. - Это моя рука,- объяснил я.- Я протянул её вам для пожатия. - А,- сказала она.- Понятно. - Ну и что? - Что? - Что вы решили? Пожимать её или нет? - Я заблудилась,- сказала она.- Вы из этого дома? - Мы тоже. - Что тоже? - Не слушайте его,- вмешался Сергей. - Мы тоже заблудились, как и вы. - Да?- сказала она.- И что мы будем делать? - Для начала разопьём водку. А там всё пойдёт как по маслу. - А что, у вас есть водка? - Может, лучше поднимемся в квартиру?- предложил Сергей. - Так вы здесь живёте? - Я предлагаю идти к тем огням,- сказал я. - А что там? - Менты. А ещё шоссе, машины, ларьки с сигаретами, пивом и шоколадом... Если мы доберёмся туда, то сможем выбраться отсюда. Ведь вы заблудились? - Можешь говорить мне "ты". - Ладно,- сказал он, отпихивая меня в сторону и подавая ей руку.- Раз уж ты заблудилась, позволь помочь тебе выйти на освещённое место. Раз ты не хочешь подняться в квартиру... - Он хочет трахнуть тебя,- сказал я.- Понимаешь? - Я понимаю,- сказала она и подала ему руку.

Мы вышли на свет фонарей. Она остановилась и повернулась ко мне. Секунду или две мы молча изучали друг друга. - Ну что?- сказал я.- Ничего? - Ничего,- сказала она. - Ты тоже. - И что дальше? - Ничего,- сказал я.- Теперь ты можешь уехать домой, или куда ты хотела. - Значит, не нравлюсь? - Нравишься,- сказал я.- Но я люблю другую. - Подождите,- сказал Сергей.- А я что, как бы уже не причём? - А причём тут ты?- сказал я.- Ты человек женатый. У тебя всё просто. Это мы всё никак не поймём, заблудились ли мы, или всё ещё куда-то идём, приближаясь к цели. И каждый раз, выйдя из темноты на свет, думаем, а не уехать ли отсюда совсем... Он недовольно пожал плечами. - Не понимаю, зачем всё так усложнять. - Ты слышишь?- сказал я.- Он не хочет ничего усложнять. Она кивнула. - Я тоже не хочу,- сказала она. - Тогда уезжай. - А зачем я тогда сюда приехала? - Не знаю,- сказал я.- Ты не первая задаёшь этот вопрос. - Так что, мне уехать? - Ты уже решила. - Да? Я кивинул. Она засмеялась. - Ну и чудной же ты! Она повернулась и, выйдя на дорогу, стала голосовать. - Может, удержать её?- предложил Сергей. - Она всё равно уедет,- сказал я. - Да, но пусть это будет утром... - Нет,- сказал я. - Что?- недоумённо сказал он.- Почему? - Ты не любишь свою жену. - Ну вот ещё!- возмутился он.- А ты не можешь просто... ну, я не знаю... Рядом с ней остановилась машина. Она открыла дверцу и, сев в машину, уехала. - Я кажусь тебе жутко правильным,- сказал я, глядя ей вслед.- Но не верь этому. Всё совсем не так. И даже наоборот. Но так уж есть, и я хотел бы сесть рядом с ней в эту машину и уехать отсюда. Но я остаюсь. - И что же тебе мешает? - Я остаюсь,- повторил я. - Понятно,- сказал он.- И что дальше? - Ничего не понятно. - Ну так что дальше? - Я предлагаю выпить. - Что, прямо здесь? - Нет. Зайдём за угол. Он поколебался. Потом махнул рукой. - А, ладно. Пошли. Раз уж ты всё испортил. - Ты приехал сюда, чтобы уберечь меня от неприятностей, быть моим ангелом хранителем. Так что не задавай лишних вопросов, а просто... - Я уже сказал, ладно. Что тебе ещё нужно? - Пошли,- сказал я.

19

Мы вышли из подворотни. Я остановился и, достав из кармана пустую бутылку, опустил её в урну. - Ну что,- сказал он.- Куда дальше? - А не всё ли равно. Я не знаю, куда нам теперь, и что нам с тобой дальше делать... - Тогда, может, вернёмся? - Куда? - Домой. - Хорошая идея,- согласился я.- Ну что ж, веди. Он уже повернулся, чтобы идти, и тут перед с нами возник автоматчик в форме милиционера. - Ваши документы,- сухо потребовал он. Сергей замер на месте. - Что?- несколько опешив, сказал я. - Ваши документы,- тем же тоном повторил он. - Видите ли, в чём дело... - Ваши документы. - Герр лейтенант, мы только что вышли из дома проводить девушку, двор тёмный, мало ли что... Посадили её на машину и теперь возвращаемся домой. Мы живём вон в том доме... его отсюда не видно... и документы с собой не взяли, тут идти всего две минуты... - Пройдёмте,- сказал он. - Но позвольте! К чему эти хлопоты? Мы сейчас же вернёмся домой. Ведь ничего же не случилось... - Пройдёмте,- повторил он. - Но мы только что вышли! У меня там чайник стоит на плите, а вдруг зальёт огонь, пойдёт газ, отравит соседей, а то ещё рванёт... - Вы весь вечер здесь, уже третий раз, так что давайте не будем, и пройдёмте. К нам приближались ещё два милиционера. - Постойте,- сказал я.- Мы всего лишь посадили девушку в машину... - А голосовать тем более запрещено, вы что, не знаете? - Нет,- признался я.- Я знал, что нельзя подвозить, но что нельзя голосовать... - Пройдёмте,- снова сказал он. И тут Сергей не выдержал. Он рванул в темноту и исчез. - Стой!- крикнул " герр лейтенант" и оглянулся на своих. Я оттолкнул его и бросился наутёк.

Мы бежали через двор, по снегу, туда, где горели освещённые окна многоэтажных домов...

А потом, неподвижно лежа в снегу и глядя в усыпанное звёздами небо, я думал: "Хорошо, что в этом мире есть что-то неизменное, что останется таким несмотря на суету и нелепость происходящего, всегда - небо, ночь, звёзды..." - Красиво,- услышал я его голос. - Да,- отозвался я.- Как небо Аустерлица. - Давно не бегал. - Я тоже. Да ещё и курю. Но ты упал первым, а я уж так, за компанию... - Но я и побежал первым. - Да. - Ну вот видишь,- сказал он. - Я вижу звёзды. - Что? - Ты спросил, куда нам теперь... А я вот лежу и думаю, а может быть, в космос? - Дело твоё,- сказал он.- Я возвращаюсь домой. - Подожди. Так хорошо... И снег, такой красивый... Может быть, ты приехал сюда только за тем, чтобы вот так полежать в снегу и увидеть это ночное небо и эти звёзды... - Откуда ты узнал, что он лейтенант? - Кто? А,- сказал я.- Да не знаю... Я сказал первое, что пришло в голову. - Может быть, он вовсе и не лейтенант... - Может быть. Только какая теперь разница, раз он всё равно не погнался за нами. - А ведь мог догнать. - Вряд ли это было бы ему в радость... - Ну что?- сказал он.- Пошли? - Подожди... - Что? - Видишь, вон там? - Что? - Поднимись, посмотри. Он приподнялся. - Где? - Вон, - я показал рукой.- Видишь? Кажется, костёр? - Ну да, бомжи какие-нибудь сидят, греются, и что? - Я хочу туда,- заявил я. - Что, мало приключений собрал, ещё хочешь? Зачем? - Не знаю,- сказал я.- Хочу, и всё тут. - Ладно,- сказал он. Он поднялся на ноги и отряхнулся от снега. - Тогда дай мне ключ. - Какой ключ? - От квартиры. Я возвращаюсь. - Подожди... - Нет,- категорично заявил он.- Не подожду. - Может быть, мы вышли в эту ночь из дома только затем чтобы придти к этому костру... - Может быть, ты затем и вышел, а я вообще не хотел никуда выходить, и вижу, что был прав. - Да мы ещё только вышли, а ты уже делаешь выводы! - Короче, ты дашь мне ключ или нет? - Да на, пожалуйста,- я достал из кармана ключ и протянул ему. - Я жду тебя дома. - Ладно,- сказал я,- жди. Только я могу придти не скоро, так что лучше, не дожидаясь меня, ложись спать. Тем более что тебе завтра на работу. Он повернулся и пошёл через снег к дому.

Я постоял немного, и направился в другую сторону, к костру вдалеке.

20

- Привет, ребята,- сказал я. У костра на деревянных ящиках сидели трое - два парня и девушка. Они посмотрели на меня. Я присел у огня. - Можно погреться?- я снял перчатки и протянул к костру руки. - Нельзя,- мрачно ответил один. - Грейся,- разрешил другой.- И проваливай. Девушка молчала. - А вы, не против?- сказал я, повернувшись к ней. Она пожала плечами. - Тебе чего надо?- спросил первый. - Прежде всего давайте представимся. Меня зовут Саша... - Ну и что теперь? - Меня Витя,- сказал второй и вяло протянул мне руку. Я пожал её и снова повернулся к девушке. - Надя,- ответила она. - Очень приятно,- сказал я.- А я сейчас от ментов убегал, запыхался, упал в снег, было жарко, а теперь чувствую, что начинаю замерзать. - Так зима, ё,- заметил Витя. Я кивнул. - Да, зима, а ведь было лето, и казалось, так и будет всегда, а теперь кажется, что навсегда этот холод, и больше ничего уже не будет. И так каждый раз. Если бы мы помнили об этом, может быть, мы меньше бы отчаивались и меньше бы возносились? - Тебе чего надо, слушай?- сказал первый. - Я не знаю, как вас зовут... - А тебе и не надо знать,- отрезал он. - Да ладно, чего ты,- сказал ему Витя.- Пусть сидит, тебе он что, мешает? - Мешает. - Может, и я тебе мешаю? - А я вот подумал,- сказал я,- что наверное, есть ведь и другие миры, а мы живём всю жизнь или долгое время в одном и думаем, что он и есть единственный. И в тех, других мирах проблемы, которые кажутся нам неразрешимыми, решаются очень просто - там их просто не существует. Так что иногда стоит попробовать поискать их, эти миры, а вдруг что-нибудь да получится... Между прочим, у меня есть деньги. Можно купить водки. - Ну, купи,- сказал парень, который не представился. - Как тебя зовут-то? - А тебе надо? - Ты говоришь, купи водки, а представиться не хочешь. - Ну, Костя. - Слушай, Костя, деньги у меня есть, это правда, но сходить за водкой я никак не могу, потому что там у ларька караулит тот самый мент, от которого я только что удирал. Поэтому сходить придётся тебе. - А почему мне? - Потому что я даю тебе деньги и прошу это сделать. Он посмотрел на Витю. Тот пожал плечами. Надя безучастно смотрела на пламя костра, и отсветы огня играли на её лице. - Ну ладно,- сказал Костя и с видимой неохотой поднялся на ноги.- Давай деньги. Я достал из кармана сотенную бумажку и отдал ему. - И пожевать что-нибудь захвати. - Что пожевать? - Не знаю,- сказал я.- Что хочешь. - Ладно,- сказал он и, спрятав деньги в карман, ушёл. Мы остались втроём. - Ну что, о чём молчим?- сказал я. - Да ни о чём,- сказал Витя.- Просто сидим... - А я вот пришёл к вашему костру, думая, что я что-то такое узнаю, чего не знал раньше. Осталось выяснить, что именно. - Ну давай, узнавай. - А куда торопиться?- сказал я.- Всему своё время. - Да я не против, мне-то что,- сказал он.- А сколько у тебя денег? - Подожди,- сказал я.- Ты ещё не спросил меня, сколько мне лет. - Ну, сколько тебе лет? - Тридцать. - Ну, поздравляю. - С днём рождения? - Слушай, чего ты к нему прицепился?- неожиданно вмешалась Надя. Я вопросительно посмотрел на неё. - Разве я прицепился? - Ну а что, нет? - Конечно, нет. Вы можете очень легко отделаться от меня, просто послав меня куда подальше. Я даже не буду претендовать на свою порцию водки. - Да ладно, чего,- сказал Витя.- Сейчас выпьем, всё нормально будет. Я смотрел на Надю. Она молчала. - Ну вы чего?- сказал он. - Да так,- сказал я.- Подумали об одном и том же. - О чём? Я не ответил. - А вы, наверное, моложе, и не помните то время, когда я вступал в пионеры,- сказал я после долгой паузы. - Куда ты вступал?- переспросил Витя. - В пионеры. - А. - Да, была такая организация. Вы-то, наверное, уже не вступали никуда... Но я к чему это говорю... забыл уже. Иногда всё решается очень просто, но чаще всего это только кажется, будто что-то решилось, разрешилось само собой или насильственно... Хотя, конечно, время - великая сила... Когда-нибудь кто-нибудь скажет, что мы были потерянное поколение, и всё. И для него будет неважно, жили ли мы вообще, достаточно обозвать нас какой-нибудь общей фразой. Подумаешь, поколением больше, поколением меньше... - Ты о каком поколении говоришь сейчас?- перебила меня Надя.- О своём? - О своём и о вашем. Потому что ничто не изменилось, и ничто не изменится. - Изменится,- возразила она.- Всё может очень легко измениться. - Если ты пошлёшь меня? - Хотя бы. - Но ты этого не сделаешь? - Я сделаю, как захочу. - Разумеется. - Ну и что тебе после этого неясно? - Тебе может всё казаться ясным, сегодня, сейчас, в этом времени, но будет завтра, и будет другое время, и другой мир. И всё может измениться, а прошлого не вернёшь. Понимаешь ли... - Я ничего не хочу понимать,- отрезала она. - А дома родители ждут, да? Она повернула ко мне голову и молча, с вызовом посмотрела на меня. - Я всё понимаю,- сказал я.- Не надо на меня так смотреть. - Что случилось-то?- сказал Витя. - Ничего,- сказал я.- Ждём, когда прибудет боекомплект и коротаем время в светской беседе. Вы не ждали, что я подойду к вашему костру, а я не ждал увидеть его. Но что произошло, то произошло, и того, что произошло, не изменишь. И честно говоря, для меня так и остаётся загадкой, в какой же момент мы можем изменить будущее. - В любой,- ответила Надя, глядя в сторону. - Ты полагаешь? - Да. - А в самом деле,- подхватил Витя.- Ведь всё одно и то же... - Что одно и то же?- набросилась на него она.- Ты сам-то понимаешь, чего сказал? - А что?- опешил он. - Зато ты всё поняла,- сказал я.- И что? - Что "что"? - И что? - Ничего. - То же самое ответил и я. - Кому? - Одной девушке, её зовут Катя. Она тоже спросила, как я сейчас: "И что?" И я ответил ей: "Ничего". - Ну и что? - Ничего. Витя засмеялся. - Да ладно,- сказал он.- Всё нормально.

21

Вернулся Костя с бутылкой водки и чипсами. - Держи,- сказал он, отдавая бутылку Вите. Витя вскрыл её и протянул мне. - Пей,- уступил я.- Давайте по кругу. Витя отпил и передал бутылку Косте. Тот, отпив, передал её Наде. Она, сделав глоток, передала мне. Я прильнул к горлышку, сделал глоток и передал Вите. Достал сигареты. Все закурили. Бутылка шла по кругу. Надя вскрыла пакет чипсов. - Хорошо,- сказал я.- Я вот сейчас лежал в снегу и думал, как хорошо, что есть простые и неизменные вещи. Помните, у Ремарка, "На западном фронте без перемен"? Да и в других книгах... Есть очень простые вещи, в них обычно и ищут эту самую сокровенную правду жизни. Да только жизнь вся правда. В жизни всё правда, даже то, что выглядит как ложь, или как то, что неправильно, и чего нельзя. Иногда это и в самом деле нельзя, а иногда - это просто дверь в иной мир... Или иной мир - это и есть мир того, что нельзя в этом мире? Тогда возникает вопрос, а лучше ли он, чем этот? Хотя конечно, всё дело в приоритетах, нюансах... - Ты не болтай, а пей,- сказала Надя, отдавая мне бутылку. - Когда-то, ещё совсем недавно всё казалось незыблемым - был Советский Союз, всё было ясно, и были совсем другие проблемы. И вдруг всё так быстро переменилось... Только мы не изменились. Не изменились хотя бы в том, что окружающее всё так же воспринимаем как единственную и навечно определённую реальность, порядок вещей... А границы миров незримы и всегда внезапны... - Да что ты со своим Советским Союзом!- возмутилась Надя.- Что, больше говорить не о чем? - Не понял,- сказал я. - Я тоже,- сказал Костя.- Чего ты привязался? - Я привязался? - Да ладно!- примирительно сказал Витя.- Чего вы, в самом деле? - Ладно так ладно,- сказал я.- Только что такого страшного в том, что я говорю? - Страшного-то ничего,- сказала Надя.- Тем более, что тебя никто не понимает. - Болтаешь ты слишком много,- заметил Костя. Он сделал изрядный глоток и, критически оценив количество оставшейся в бутылке жидкости, добавил: - А водки осталось мало. - Можно купить ещё,- предложил я. - Слушай, если у тебя есть деньги, тогда, может, мы лучше...- сказал Витя и вопросительно посмотрел на Надю. - Что он хотел сказать?- спросил я. - Он хотел сказать, что можно взять пару косяков,- объяснила она. - Можно и не пару, а больше... Костя, не отрываясь от горлышка, допил бутылку и забросил её в снег. - Говоришь, у тебя деньги есть?- сказал он. - Есть,- сказал я. - Много? - Хватит. - Хватит, это насколько? - Что, на все? - Это смотря сколько у тебя есть. Может, ещё и не хватит. Я достал из кармана деньги, пересчитал их. - Сколько стоит косяк?- спросил я. - Дай сюда. - Ты скажи, сколько надо. - А сколько у тебя? Дай. - Нет, подожди, давай определимся. - Ты сам сказал, что пришёл ни зачем, и тут же хочешь определиться,заметила Надя. Я посмотрел на неё. - Ты знаешь..- подумав, сказал я.- А ведь ты права. Я отдал деньги Косте. Он взял и пересчитал их. - Этого не хватит,- заявил он. - Не хватит на что? - А не всё ли тебе равно?- сказала Надя. - Нет,- сказал я.- Я думал, что мне всё равно, а теперь вижу, что нет. - Короче,- сказал Костя.- У тебя есть ещё? - Есть,- сказал я.- Только дома. Надо сходить. - Если хочешь, можем сходить вместе,- предложил Витя. - Пошли,- вставая, сказал я. Он поднялся. - Подожди,- я остановился.- Что-то я хотел сказать... что-то важное... - Сейчас самое важное - это деньги,- напомнил он. - Не для всех,- возразил я.- И не всегда. Меня можно убедить или заставить сделать то или это, но есть то, чего я не могу изменить, как бы ни хотел этого. И уже неважно, правильно это или не правильно, если я не в силах этого изменить. И это может давать надежду или стать источником страха... - Ну ладно,- оборвал он.- Мы идём?

22

Мы вошли. В квартире было темно и тихо. - Подожди здесь,- шёпотом сказал я, осторожно закрывая входную дверь. - А что такое? - Люди спят. - Кто спит? - А тебе не всё равно? Стой здесь. Я крадучись прошёл в комнату. - Я только что лёг и ещё не сплю,- послышалось со стороны дивана.- Так что можешь включить свет. Я замер. - Да?- сказал я.- А почему ты ещё не спишь? - А почему я должен спать?- ответил он вопросом. Я подошёл к выключателю и включил свет. - Я только возьму деньги. Он, жмурясь от света, смотрел на меня с дивана. Я открыл секретер и взял деньги, лежавшие в картонной коробке. - Куда ты собрался?- спросил он. - Меня ждут. - Кто ждёт? - Неважно,- сказал я.- Ты почему дверь не запер? - А как бы ты вошёл, если бы я запер? - Разбудил бы тебя. - Так ты и так разбудил. - Ладно,- сказал я.- Спи. Будильник завёл? - Ты куда собрался? - Да так, никуда. Спи. - Что значит, спи? Куда ты собрался? - А не всё ли равно? - А кто там, в прихожей? - Спи. Я выключил свет и вышел из комнаты. - Пошли,- сказал я Вите. Он двинулся в сторону двери. Я открыл дверь, и мы вышли.

Мы вернулись к костру. - А вот и мы,- сказал я.- Не ждали? - Взял деньги?- спросил Костя.- Давай сюда. - Подожди. Прежде чем я отдам тебе деньги, я должен знать, как и на что мы их истратим. - А тебе не всё равно? - Нет,- сказал я.- Я уже объяснил, что мне было всё равно до тех пор, пока дело не коснулось денег. - Ну, как хочешь,- сказал он.- Никто тебя не заставляет. - Что это значит? - Да отдай ты ему деньги,- сказала Надя.- Чего ты изображаешь? - Я изображаю? - Ну а кто? - Ладно,- сказал я и отдал деньги Косте. Он пересчитал их. - Хватит,- заключил он.- Ну что, идём тогда? - Может, лучше ты один сходишь?- предложила Надя. - Да нет,- сказал он.- С такими башлями можно на всю ночь. - А сколько там? - Слушайте,- вмешался я.- Может, я всё-таки имею право знать, куда мы собираемся пойти на всю ночь. Деньги-то, как-никак, мои... - Ну и что?- сказала Надя. - То есть, как, что... - Что тебе, отсосать за это? Я опешил. - Однако, мадемуазель, ну и выражения у вас... Костя усмехнулся. - А как надо было? - Ну... сделать минет... - Ну да, это большая разница... - Да, большая. - А по-моему, никакой. - А по-моему... - И вообще,- сказал он.- На хрена тебе что-то знать? Кто ты такой? - А тебе непременно нужно скрывать от меня свои намерения? - У меня те же намерения, что и твои. - Да?- недоверчиво сказал я. - Да,- сказал он. Я вопросительно посмотрел на Надю. - А что, нет?- сказала она. - Тогда чего мы ждём?- сказал я.

23

Мы подошли к подъезду. Костя набрал код замка. На нас обрушился электрический свет. Я зажмурился.

У лифта я посмотрел на своих спутников. При свете они уже не выглядели такими уверенными. Надя, потупившись, смотрела под ноги. Мы вошли в кабину, дверцы закрылись, и лифт стал подниматься по этажам. - Вот, кажется, и ночи нет больше,- заметил я. Лифт остановился.

Мы подошли к двери. Костя нажал на звонок. Долгое время никто не отвечал. Он позвонил снова. Потом ещё раз. - Кто там?- послышалось за дверью. - Это я. Последовала пауза. - Это ты? - Да, я. Дверь приоткрылась. - А кто это с тобой? - Свои. Дверь закрылась, человек с той стороны снял цепочку и впустил нас. В прихожей было темно. - Вы чего? - Нас башляют,- сказал Костя.- У тебя как сегодня? - У меня, вообще-то гости... Вы как собираетесь, здесь? - Это я башляю,- сказал я, протянув в темноту руку.- Меня Саша зовут. - Дёмыч,- представился хозяин квартиры.- Сколько вам? - Корабль,- ответил за меня Костя. - Целый? - Ну да. - Ладно. Правда у меня там люди... Мы прошли в комнату. Люди сидели на полу. На нас никто не отреагировал. Негромко играла музыка. Было темно. Дёмыч и Костя ушли куда-то в глубину комнаты, я хотел было пойти за ними, но Витя удержал меня. - Постой,- сказал он.- Подождём здесь. Дёмыч вернулся. - Ну что. Идите,- сказал он Вите и Наде и повернулся ко мне: - А мы с тобой, наверное, на кухню? Я пожал плечами. - Как скажешь. Мы вышли из комнаты, и Дёмыч плотно прикрыл дверь. - Пойдём. Мы вошли на кухню. - Садись,- сказал он, кивнув на табуретку. Я сел. - Ну что,- сказал он.- Кофейку, или лучше водки? - А что они там... - Да за травой пришли. Не выгонять же их. Ну так что, "белочки"? - Подожди, но я же с ними пришёл... - Да ладно тебе,- отмахнулся он.- Тебе-то что с ними делать? Они же дети ещё, пусть балуются... Он открыл холодильник и достал из него початую бутылку водки. - А мы с тобой водочки... - Думаешь... - Ну а ты как думал. - Всё безнадёжно? - Что значит, безнадёжно?- сказал он, доставая рюмки.- Или ты что, не хочешь? - Да нет, ладно,- сказал я.- Только деньги-то я платил... - А зачем?- спросил он, наливая. - Да не знаю... Хотелось где-нибудь провести ночь. - Ну так ты и достиг того, чего хотел. А они другое поколение, и мы с тобой им не нужны, если только продать что-нибудь или купить... Поверь мне. А хочешь, не верь. - Ладно,- сказал я, беря рюмку.- Хрен с ним со всем. - Вот это правильно. - Давай выпьем. - Давай,- кивнул он, беря свою рюмку. Мы выпили. - Или тебе Надя нравится?- сказал он.- Достать что-нибудь поесть? - Не хочу,- сказал я.- Я люблю другую. - Я так сразу и подумал, как только тебя увидел. - Да? Ты физиономист? - Физиономист,- сказал он.- Наливай. - Я трахнуть её хочу,- сказал я, наливая. - При них? - Да нет, не в этом дело... Она... - Оставь ты всё это. На кой тебе это надо? - Сколько ей лет? - А ты как думаешь? - Я ничего не думаю. - У тебя какие-то проблемы... - А у тебя нет? - И у меня проблемы,- согласился он.- А у них нет никаких проблем. - Так сколько ей лет? - Наде? Пятнадцать. - Не может быть,- не поверил я. - Я тебе говорю. - Это что, акселерация? - Когда-то и нас с тобой называли акселератами, помнишь? - Как же,- сказал я.- Помню. Но с трудом. Я выпил свою рюмку. - Продолжим?- предложил он. - У тебя можно курить? - Пока нет жены, можно. - Ты женат? - В настоящий момент нет. Дай мне тоже,- он взял сигарету.- Жена у тёщи. - У твоей? - Да. Всё ещё у моей. Вот уже пять лет. - Вот уже пять лет у тёщи? - Если бы так. - С ребёнком? - Да нет у меня никакого ребёнка,- сказал он.- С чего ты взял? - А что так? - Да так как-то... - Понятно,- кивнул я.- Давай выпьем. - Давай,- поддержал он.- А про них забудь. Зачем они тебе? - Вот и я думаю,- сказал я.- Хотя с другой стороны... - Ну да. Только началось всё не сегодня. - Позавчера. - Нет,- покачав головой, сказал он.- Много раньше. - Что, при Совке? - А причём тут Совок? - Вот и они так говорят. - Кто, они? А. - Они. - Ну да. Только я говорю не об этом. - А может не стоит ни о чём говорить, а просто пойти и покурить с ними? - Да забудь ты про неё. Из того, что она тебе скажет, она уже завтра ничего не будет помнить. А сейчас ты ей не нужен, ей и без тебя хорошо. - Ну да,- сказал я.- На мои деньги. - А ты зарабатывай больше. Будешь меньше думать о деньгах. - В этом я не уверен. - Ну и ладно,- сказал он.- Чего ты не пьёшь? - Я не могу так быстро. - Ну как хочешь... - Ты-то уже обкурился. - А хотел сказать, обтрахался. Но я сегодня не трахался, и не схожу по этому поводу с ума. - Я и вчера не трахался,- сказал я. - Я тоже. - Ну и что? - Ничего. - Это значит, "выпьем"? - Это может значить что угодно. - Ты сказал, что всё это началось не вчера. - Я думал о другом. - О чём? - Об истории. - Ну это понятно, а конкретно? - Конкретно? О Петре. - Апостоле? - Нет, царе. - Нашем? И что? - А ты не думал о том, что происходит в России? - Сейчас? - Последние лет триста. - Думал. Но в основном о том, что происходит последние лет десять. - О крахе советской империи? - В России может быть только одна империя - Российская. - Так что, о крахе империи? - О нашем поражении в холодной войне, после которого история России, да и вся мировая история зашла в тупик. И теперь миром правит тупой, жирный хам в спортивных штанах, жрущий поп-корн перед телеэкраном, на котором бравые безмозглые лётчики бомбят сербские города и загоняют детей и женщин в бомбоубежища... - Их уже не бомбят,- перебил меня он. - Какая разница! Геноцид сербской нации продолжается, просто война перешла в наземную стадию. Ты будешь с этим спорить? Или ты этого не знал? - Нет. Но дело не в коммунистах. - Но это им мы доверили вести войну, и это они её проиграли, не мы... - Да ничего мы им не доверяли! Они нас собственно и не спрашивали... - Это не снимает с них вины,- возразил я. - Всё началось задолго до них. - Так что, виноват во всём Пётр?

24

- А кто причинил России больше вреда? Да и всему миру. - Так ли уж и всему... - Я вообще не знаю, почему его называют великим. Я пожал плечами. - По привычке, наверное? - Вот именно. По привычке. - А у тебя поесть что-нибудь есть? - Есть,- сказал он.- В холодильнике. Я же тебе предлагал. - Это что?- спросил я, кивнув на прикрытую крышкой от кастрюли салатницу. - Это китайский салат из побегов бамбука с какой-то дрянью. Достать тебе тарелку? - Да нет. Может быть, чуть позже... Так о чём мы? - О Петре Великом. - А, да,- сказал я.- О так называемом великом. Кстати, а почему о "так называемом"? - Я не знаю, почему,- сказал он.- Почему злодеи называются великими людьми, и чем больше причинит вреда человек, тем более великим он считается... - Поправка,- перебил его я.- Только в том случае, если этот человек облечён властью. - Ну да, если он облечён государственной властью. - Не обязательно государственной. - Это неважно. Главное, чтобы этот вред был непоправимым, и последствия необратимыми. - Просто есть люди, которые берут на себя ответственность за необратимые действия и имеют волю совершить их, вот и всё. - На кой нам далась эта Балтика?- сказал он. - Балтика? - Да. - Ты имеешь в виду Балтийское море? - А какое же ещё? - А причём тут Балтика? - Я задал вопрос. - Да? И о чём ты спросил? - Я спросил, зачем она нам далась? Зачем мы воевали за неё со шведами, с немцами, с хреном лысым, ради чего? Ради маниакального пристрастия одного человека к северным морям? Пусть даже наделённого властью. - Вот именно что наделённого властью,- заметил я. - Ну да. Значит, велик был не он сам, а власть, которой он был облечён. - И его маниакальное стремление вклиниться в Европу. Он фыркнул. - Что значит, вклиниться? Россия должна была занять в Европе место, принадлежащее ей по праву. Что значит, вклиниться? - Я имел в виду Балтику,- сказал я. - А зачем нам была нужна была эта Балтика? Она никогда не будет русской, потому что это не наше. Где наша Финляндия? Где наша Латвия, Эстония, Литва? Мы всё потеряли. И какова же цена нашим завоеваниям? - Я лично ничего не завоёвывал,- возразил я. - Но ведь ты же русский? - А что, моя внешность позволяет в этом усомниться? - Ну да, узнаю наше поколение,- кивнул он.- Меня это всё не касается, государственные вопросы меня не касаются, я великая личность и живу в совершенно постороннем мире... - Не постороннем, а личном,- поправил его я. - Ну да. Индивидуальном. - Я как истый интеллигент, обо всём сужу, и ни во что не вмешиваюсь. Это нормально. - Ну да. - И что? - А то, что мы говорим о России,- сказал он. - И обо всём мире? Он кивнул. - И обо всём мире. Потому что то, что плохо для России, в конечном итоге плохо и для Европы, и для всего мира. Многие сейчас не понимают этого... - Согласен,- сказал я.- Наливай. - Ты допил? Я придвинул свою рюмку. Он налил. - Так вот,- сказал он.- Вместо того чтобы пытаться насильственно вклиниться в Европу, как ты выразился, вместо того чтобы собирать лоскутное одеяло из прибалтийских земель, которые ни по религии, ни по культуре никогда не смогли бы стать частью нашей империи... - Надо было делать совсем другое. - Да. - Балканы? - Значит, ты понимаешь? - Понимаю,- сказал я.- Но не до конца. - Ведь там ядро славянской цивилизации! Настоящая столица Российской империи - Царьград. - Это и ежу понятно,- сказал я. Он отрицательно покачал головой. - Не всем ежам это понятно. - А до ежей вообще туго доходит,- засмеялся я. - Ну да. Но Петра мы все называем великим. - Я и забыл, что мы говорим о Петре... - А значит, нужно было присоединять вовсе не Прибалтику, а Балканы с Сербией, Черногорией, Болгарией и православными греками, которые были бы счастливы войти в состав Империи и избавиться тем самым от турецкого ига. Румыны - тоже православный народ... - И одновременно коридор на Балканы... - Вот!- воскликнул он.- А религия - великая сила. Бессмысленно было уповать на то, что православная Россия сможет удержать католическую Польшу. Так же как протестантская Англия никогда бы не смогла удержать католическую Ирландию... - Ничего, если я возьму вилку и немного поем?- спросил я. - Ешь, конечно,- сказал он.- Это гости мои принесли. - Хорошие у тебя гости. Я открыл ящик кухонного стола и достал вилку. - А ты как будто здесь уже был,- заметил он. - Просто у меня на кухне точно такой же стол. - А. - Ничего, если я буду есть прямо из салатницы? Или лучше взять тарелку? - Лучше взять тарелку, но если лень вставать, то можно и из салатницы.

25

- Водка,- он кивнул на бутылку.- Вот и всё, что нам дала демократия. Дешёвую водку. - Ну нет,- не согласился я.- Намного больше... - А помнишь портвяш? - Нет, не помню. Зато хорошо помню "сухой закон" и бесконечные очереди в Столешникове, но там хотя бы всегда было, а в других местах спиртное заканчивалось прежде, чем ты успевал дойти до прилавка... - А талоны помнишь? - Да, помню. - А вот они не помнят. - Кто? - Нынешние молодые. - Да ладно тебе,- сказал я, наливая водку.- Не такие уж мы и старые. - А как быстро всё произошло, да? - Ты имеешь в виду Совок? Да. Это как "Титаник" - казался непотопляемым, а затонул за какие-то минуты... - Когда большой корабль тонет, он увлекает за собой в воронку многих... - Да, так сказал Пикассо, предвидя, что после его смерти все перегрызутся из-за наследства... На самом деле этой своей "холодной войной" коммунисты нанесли огромный вред нации. Впрочем, они только и делали, что вредили своей стране, с того и начали... - Но "холодную войну" начали не они, а Черчилль,- напомнил он. - Да какая разница, кто начал! Не надо было поддаваться на провокацию. Ведь всё, чего они добились - это сориентировали всю мыслящую часть нации на Запад. И это плохо. Именно из-за этого мы теперь и в шоке, когда до нас, наконец, дошло, что Запад вовсе не так хорош, как нам представлялось, и на самом деле они слепо ненавидят нас, а за что, и сами не могут объяснить, да и не спрашивают себя об этом. Они вообще себя ни о чём не спрашивают, но вот ненавидят, и всё тут. А всё потому, что Россия не вписывается в рамки их понимания, а рамки эти между тем становятся всё уже и уже... - А на кого надо было ориентироваться? На Восток? - Ни на кого. Мы - восприимчивая и творческая нация, и можем воспринимать ценности и с Запада, и с Востока, с Юга, из космоса, откуда угодно... - Всё это началось не с коммунистов. Я же говорю... - Они проиграли холодную войну, вот в чём дело. Потому что вели её неправильно, глупо, бездарно. И вся вина за нынешнее унижение нашей нации, да и всей мировой культуры лежит только на них, на коммунистах. - Потому что они проиграли войну? - Да. - А какое это имеет отношение к культуре? Коммунисты никогда не имели никакого отношения к культуре. - То, что плохо для России, плохо и для всего мира, ты сам это сказал, и это правда. А теперь Запад впал в прогрессирующий маразм, и как с этим жить? На самом деле Европа - это тонущий корабль, и как в своё время Советская империя, он многих увлечёт за собой на дно... - И в первую очередь нас. - Да. - Но главные события ещё впереди. Перемены ещё только начинаются. - Да, но мне от этого не легче. - А почему тебе должно быть от этого легче? Легче может стать от водки, от женщины... - Мне и от водки не легче. - Всё равно, пей,- сказал он, придвигая ко мне рюмку.- Надо относиться ко всему этому философски. - А я не умею. Не хочу и не могу я относиться к этому философски. Для меня не существует абстракций. Я не знаю, что такое абстрактная любовь или абстрактная ненависть, абстрактная правда или абстрактная ложь, для меня всё и всегда предельно конкретно. Когда именно, что именно, кто именно, как именно... "Любишь ли ты женщин?" "Любишь ли ты людей?" Для меня это вопросы, лишённые всякого смысла. "Любишь ли ты толпу?" Смотря какую. На концерте любимой группы или в "живом щите" у Моссовета - это одно... - А ты был у Моссовета в октябре девяносто третьего? - Да. - А я не пошёл никуда,- сказал он.- Я знал, что нафиг это не нужно. - Так это нафиг и не было нужно. Там собрались романтики вроде меня, от которых уже ничего не зависело. Всё решили танки. Но я никогда не забуду эти костры на Тверской у памятника Юрию Долгорукому, баррикады, и этих людей... Я грелся с ними у костров, пил с ними из одного стакана горячий чай... там привезли фляги с чаем, а стаканы захватить забыли, и вот, все выстроились в очередь, а холодно было - утро раннее, все замёрзли - и пили из одного стакана, человек двести, наверное, не меньше, и не боялись ничем заразиться... резали один пирог на много-много маленьких кусочков... Люди какие-то приходили, какие-то бабульки, приносили еду, домашние пироги... И ни одного пьяного не было, представляешь? - Так это и не толпа была. - А кто говорит, что толпа? - Ты говорил о толпе. - Разве?- сказал я.- Не помню. А ты что, пьёшь и не пьянеешь? - Не пьянею. - Я вот тоже думал, что не пьянею, но раз не помню, о чём говорил, значит, уже пьяный, да? - Не обязательно,- сказал он.- Может, у тебя просто такая память, избирательная... - Да? А это у тебя последняя? - Нет. Вон, за твоей спиной, там на полу стоит ящик. - Значит, пьём. О чём, бишь, я... О романтике. Да, всё было очень романтично. Помню, слышна была канонада, а кто стреляет, в кого стреляет... А потом Белый Дом горел, красиво так... - Теперь это уже история,- сказал он. - Для нынешних молодых?

26

- Кажется, им там неплохо,- заметил я, кивнув в сторону комнаты. - Ну и нам неплохо,- сказал он.- Тебе что, плохо? - Да нет, ничего, жить можно. Хотя, по правде сказать, не хочется... - Я говорю об одном, а ты мне... - О своих проблемах. - Вот именно. - То, что ты хочешь сказать, я и так знаю. - Да?- сказал он.- И что же ты знаешь? - Что всё началось ещё до коммунистов... - Да причём тут коммунисты! - Верно. Да и вопрос: "Кто виноват?"- уже не актуален. Актуальным стал вопрос "Кто платит?" - Опять не о том. - Да знаю я всё. Что ты хотел сказать? Что вместо того чтобы завоёвывать Балтику, нам надо было присоединять Балканы? Но что было, то было, и что случилось, того не изменишь. И им, я уверяю тебя, совершенно безразличны Балканы. - Кому? - Им. Тем, кому и так хорошо. - А ты на них ориентируешься, да? - Я ни на кого не ориентируюсь. - Ты ориентируешься на свои проблемы. - Я не ориентируюсь ни на что. - А вот и нет. - Да какая разница!- сказал я.- Если это ничего не меняет. Всё, что я могу изменить, я могу изменить только в худшую сторону. Воля уничижает человека. Подлинное величие исключает волю и свободу выбора, потому что подлинно великие решения однозначны... - Не великие, а просто правильные,- перебил он. - Ну хорошо. Правильные решения всегда однозначны, а значит, никакая свобода выбора не нужна. И какая разница, что я об этом думаю? - Это как посмотреть,- сказал он.- Ты просто задумайся, в каком мире мы живём. Ведь это недоразумение, этого всего не должно быть. - Но мы есть,- напомнил я. - Да, мы есть. - И что же нам с этим делать? - Это всё недоразумение. - Так может быть, всё началось не с Петра, а ещё раньше? - Может быть. - И что? - Как, что? - Какая разница, Балтика, Балканы... Если мы боимся поверить в любовь, если мы предпочитаем обман и всегда умеем себя оправдать... - Как какая!- возмутился он.- Такая, что Балканы наши по праву, в отличие от Балтики. - И что? - Шапка Мономаха - это шапка константинопольских императоров, и двуглавый орёл - герб и символ византийской империи. Создатели русской письменности, Кирилл и Мифодий, были болгары, а значит, византийцы. Мы из Византии наша религия, архитектура, государственность... Там наша земля, и там должна была стать наша столица! - А разве я спорю? Наша родина - Косово, и если бы мы были там, то бандиты не глумились бы теперь над православными святынями и не убивали наших братьев только за то, что они сербы... - Вот именно!- воскликнул он.- И не было бы нападения Австрии на Сербию, и первой мировой войны. А тогда не было бы и октябрьской революции, а значит, не было бы и Ленина, Сталина, Гитлера! Россия доминировала бы на Средиземном море, а это не какая-то Балтика с выходом в никуда. Россия заняла бы своё место в Европе, не будучи её врагом. И что вместо этого? Нас, русских, сейчас в три раза меньше, чем должно быть! - Зачем говорить о том, что уже потеряно... - Чтобы не потерять последнего. - Надежду? - Разум. - Вот именно так его легче всего потерять,- возразил я. - Нет,- сказал он. - Всё это я уже слышал. - Но от того, что ты это уже слышал, это не стало меньшей правдой. Вся наша история, начиная с петровских времён - это недоразумение. И мир, в котором мы живём - это недоразумение. Это ошибочный путь, и вряд ли можно рассчитывать на то, что нас на этом пути ждёт что-то хорошее. - Нас? - Всех. Включая меня и тебя. - Даже меня? - Даже тебя,- сказал он.- А ты думал, что сможешь остаться наплаву в своей каюте, когда весь корабль тонет? - Мой корабль уже давно утонул, я - призрак. А призраку уже ничто не страшно и на всё наплевать. Но мне не наплевать на то, что происходит в той комнате. - Думаешь, там происходит что-то интересное? - Для меня - да. - Там ничего не происходит. - Может быть, потому что там нет меня. - Ну так иди и трахни её!- сказал он.- Чего ты мучаешься? - Я не могу так,- сказал я.- К тому же, я люблю другую. - А ты уверен? - Да. - Именно её? - Да. Странно, правда? - В этом мире... - Да в этом мире. В этой исторической реальности. Ты говоришь о реформах Петра, а что тогда сказать об убийстве Павла? - Апостола? - Нет, императора. Или об октябрьском перевороте. Мы все ругаем революцию, но мы - её дети! - В каком смысле? - А ты не понимаешь? Если бы не переворот семнадцатого, мой отец никогда бы не оказался в городе, где встретил мою маму, и не было бы меня... Вот тебе простой и внятный пример. - Да,- сказал он.- Понимаю. Мы все - дети революции. - Но есть что-то, что происходит вопреки. Такова любовь, ведь любят не за что-то, а вопреки. Есть что-то, что происходит вопреки всему обстоятельствам, исторической реальности, законам и правилам этого мира... И всё светлое происходит именно так, и может быть, мы не так уж плохи. Во всяком случае, не безнадёжны... А иначе зачем я родился на этот свет? Если можно обойтись и без меня... Если и без меня всем неплохо, то зачем я вообще появился на этот свете?.. - Что значит, вопреки? - Тебе нужны ещё примеры? То, что у нас как нации не сложилась история, не мешает нам участвовать в истории других стран и народов. Многое из того, чем гордятся другие народы и даже считают своим национальным символом, создали русские. Мотоцикл "Харлей Дэвидсон", к примеру, или самолёты "Боинг"... - И что это доказывает? - Да ничего это не доказывает! Просто как бы то ни было, но раз уж мы родились, то что теперь пенять на то, что вместо нас должны были родиться другие люди и в другой стране! - Но забывать об этом всё же не стоит. - Забывать о чём? Что мы об этом знаем? Что мы знаем о мире, в котором бы не было нас? Не было бы мировых войн и революций? Да, может быть. Не гибли бы люди в Сербии, не взрывались бы храмы? Не было бы Сталина, Тито, Мао Дзэ Дуна, кого ещё... Нас с тобой? Да. Но может быть, в нём были бы ещё худшие войны и катаклизмы, кто знает. Ведь мы ничего об этом не знаем! - Но этот мир был бы другим. - Мы не знаем, каким бы он был. - Но мы не такие, какими должны быть... - Зачем нам об этом думать? - Ну хорошо, не думай об этом. Иди и трахни её. - Кого, её? - А кого ты хотел трахнуть? - Мы говорим о разных женщинах. - Да? - Да. - И какая из них настоящая? - Её муж - мой друг. И он для меня всё, что есть настоящего в этой жизни. Трава не перестаёт быть травой, если она выросла на полигоне. Пусть даже этот мир нелепость и несуразица, но жизнь - это жизнь, она настоящая. - И как он на это смотрит? - А он предпочитает этого не видеть. - В точности как ты. - Может быть. Не знаю, о чём ты говоришь. Кажется, мы говорим о разных вещах. - Мы говорим об одном и том же. - Не уверен. - Ты говоришь, что он для тебя то, что есть настоящего в жизни. А то, что не он, это что? Не настоящее? - Настоящее. Но для других. Не для меня. - Ага. Понятно. Значит, он для тебя - это твоё понимание жизни. - Просто он мой друг. Наливай.