Глава 6

Я аж бананом подавился. Вжал голову в плечи и воровато оглянулся, будто меня спалили на чем-то плохом. Выплюнул недоеденный кусок, похлопал себя по животу, встряхнулся и, уйдя в тень широких листьев, двинулся на шум.

Раскидистые деревья с толстыми гроздьями бананов отлично обеспечивали маскировку, а вот бесшумно идти не получалось все из-за этих же листьев. Отмершие коричневые и очень сухие, оттого и скрипучие они выдавали каждый шаг. А еще паутина, то с одной стороны, то с другой ветви и гроздья были затянуты белой плотной пленкой, навевая мысли о коконах с созревающим мерзким молодняком.

В принципе, я к паукам нормально отношусь, даже не убил ни одного за всю жизнь. В детстве в спичечный коробок всегда ловил залетных, бегающих по подоконнику, и в форточку вытряхивал, мол убивать примета плохая. Но те милые были, а здесь фиг поймешь, что может за шиворот свалиться.

Я забил на скрипучие листья и ускорился, с тем размахом, которым гуляли туземцы – барабаны, вой, топот и хлопки, я мог и на тракторе ехать, не услышали бы. Метров через тридцать, стало понятно, что и не увидели бы.

Первый часовой, на которого я натолкнулся, представлял из себя нечто среднее с пугалом и охранным идолом. Глиняный чурбан в человеческий рост, у которого некоторые части тела заменили полуистлевшими завяленными запчастями от людей. На широкой ровной стойке, в которую превращались плечи, установили три человеческих черепа – один старый, пожелтевший от времени с выбитыми передними зубами, только клыки оставили, и два почти свеженьких, причем неафриканских. Черепа развернули в разные стороны и вокруг глазных провалов нарисовали большие белые круги. На глиняной груди добавили неровные геометрические фигуры, напоминающие доспехи. А образ воина-часового дополняли две костяные руки, плотно вогнанные в глиняное основание на уровне живота с коротким ржавым копьем.

Я так и не верил в местную магию, но круги вокруг глазниц сделали с каким-то эффектом. Куда бы я ни повернулся, создавалось ощущение, что черепа пялятся именно на меня. Да, ну – бред. Просто страшилка для местных, а зомби тут мало просто потому, что глушь.


– Тьфу, ты, талантливые черти, намалевали объемную картинку, – я сплюнул, задумался, а потом еще два раза плюнул через плечо и сложил пальцы крестиком, – Плюнь три раза, не моя зараза. Ни мамы, ни папы, ни сестры…


Бормоча детскую считалку, я продвинулся вперед. Откуда уже можно было разглядеть поляну, на которой происходили туземные пляски. С одной стороны хозяйский дом и сараи, с другой – полукругом построили четыре клетки из толстых брусьев, в которых сидели пленники. В первой я разглядел оборванного и помятого Дедушку Лу – взлохмаченная седая борода потеряла весь свой хипстерский лоск, и хоть на черной коже сложно было разглядеть побои, но его точно били. Левый глаз заплыл и не открывался, а верхняя, итак, не маленькая губа, распухла, как от осиного укуса.

В следующей клетке вяло шарахались зомби. Тянули худые руки сквозь решетку, но настолько вяло, с таким отчаянием и без надежды на успех, что мне их даже жалко стало. Даже спасать их нет смысла, чтобы они помогли с колдунами разобраться, нужно будет им сначала мясо чуть ли не за ручку привести в эту клетку.

А вот в двух следующих клетках – вот оттуда гневом и жаждой крови несло так, что непонятно, почему вообще хоть кто-то живой еще на поляне есть. В первой клетке сидели мужчины и дети, а во второй женщины – но уровень злобы и нетерпения ощущался примерно одинаково. От женской даже сильнее.

Тоже туземцы, но какое-то другое племя. Умыть, причесать, вернуть одежду в состояние до плена – и прям готовая обложка для номера National Geographic про экзотический туризм. В обрывках одежды некогда преобладали голубые оттенки, у всех волосы средней длины, аккуратно подстриженные под горшок и заплетенные в десятки маленьких косичек. Спиральки-макароны напомнило, только черного цвета. На груди у некоторых видны остатки некогда массивных украшений из разноцветных камушков, бусинок или ракушек. Клетки не то чтобы большие, но человек по семь – восемь в каждую набилось, и у живых, и у мертвых, кроме одиночки Дедушки Лу.

В центре поляны горел большой костер, жарящий вверх почти на метр и чадящий черным дымом, рядом с ним установили широкое, где-то метровое ложе, похожее на алтарь для жертвоприношений. И на нем кто-то лежал.

Свободное пространство вокруг костра занимали зрители с разукрашенными белыми лицами и в соломенных юбках. Стояли полукругом с противоположной стороны от клеток. Первые ряды корчились на коленях и, размахивая руками, то бились лбами о землю, то вскидывали руки под бой барабанов. Второй и третий ряд покачивался в трансе, мелькнуло несколько барабанов, но многие держали в руках оружие: копья, духовые трубки, луки.

И всем этим странным действом управляло три странных существа. Вокруг костра в эпилептическом припадке тряслось три бабайки. Снились бы мне такие в детстве, неделю потом спать бы не смог.

Бесформенное одеяние из черной соломы шло от шеи и полностью закрывало тело и опутывало плечи. На руках от локтей до аналога наших варежек рукава из черной ткани. На голове черный шлем с резной маской вместо лица. Довольно ровно вырезана гармошка, имитирующая шею, потом маленькое толстое лицо, будто сумоист тужится, щурясь глазками-бусинками. А на лбу приделали гребешок и два ряда маленьких рожек по бокам.

Самый крупный выступал в роли заводилы и выдавал основную партию заунывного злобного воя, а два помельче задавали ритм. В руках главарь держал длинный кривой нож, а его подельники тлеющие сухие ветки.


– Кооосмооос! Ты гдеее? Спаси Али! – Дедушка Лу вскарабкался по прутьям и, просунув голову между прутьями, заголосил как резаный.


Фак. Но резаным был не он. Главный бабайка сделал шаг в сторону, открыв обзор на алтарь, и я разглядел связанного окровавленного Али, уже с одним глубоким порезом на лбу. Но парень был жив, пытался вырваться из веревок, хрипел и матерился совсем не по-местному. Французские слова довольно мелодично переплетались с эмоциональным русским матом.

Бабайка с ножом закричал и замахнулся для очередного удара.

Я покосился на глиняное пугало, в тени которого, стоял. Поплевал через плечо, и, чуть сместившись, поднял «мосинку» в сторону алтаря. Задержал дыхание и выцепил сквозь листву, толстую деревянную маску. Прикинул, по длине шеи, где за маской может прятаться лоб.

Все еще держа нож, занесенным над Али, колдун что-то прокричал, дождался, когда толпа ответит ему и сделал глубокий вдох, собирая силы для удара. В этот момент я выстрелил.

Маску разнесло вдребезги, окрашенные кровью щепки брызнули во все стороны, колдуна отбросило к костру. Сухой, чем-то пропитанный тростник моментально вспыхнул. Один из помощников сунулся к колдуну, но сам начал тлеть и дымиться. Отпрыгнул, колотя себя варежками, но для него все стало только хуже. Тростник вспыхнул, колдун бросился в толпу, надеясь на помощь, но только добавил паники и неразберихи.

Барабаны не стихали, задний ряд либо вообще не понял, что происходит, либо обрадовался новому огненному шоу. Несколько туземцев из первого ряда, застыли в разных позах, прекратив кланяться, и замерли, пытаясь понять, что происходит. Активным и действенным остался только второй помощник колдуна – сориентировался и заверещал.

Громкий голос почти перекричал барабаны, но в мои планы это не входило. Бабайка повернулся ко мне спиной, начал махать руками, что-то втолковывая толпе. И заткнулся на полуслове, рухнув на землю с простреленным затылком.


– Коооосмоосс! Открой макуто! – закричал Дедушка Лу, от натуги переходя на визг.


Кого? Чего? Ничего не понял, но методом исключения решил, что речь идет о племени в голубом. Сместился в сторону, пошел по диагонали, стараясь, чтобы меня не заметили с поляны. Где уже все разобрались, что что-то пошло не так. Барабаны смолкли, крики трансирующих обдолбышей сменились на резкое, четкое гарканье команд и воинствующие уханья.

Я еще трижды выстрелил, перебегая от дерева к дереву и выцеливая либо самых крикливых, либо тех, кто пытался подбежать к связанному Али.

Постепенно туземцы смогли организоваться, часть бросилась в банановую рощу в поисках обидчика, но не понимая наверняка, где я нахожусь. А вторая все еще кучковалась у костра, перестроившись к бою. Женщин и детей – там фиг разберешь, но тех, кто пониже и потолще, оттеснили назад и пытались спрятать за спинами и щитами.

Я закинул пустую винтовку за спину и взял вторую. Пять выстрелов у меня еще есть, а дальше придется в штыковую. Заметили меня в момент, когда я уже крался мимо клеток. Войны Макуто, что женщины, что мужчины притихли, смотрели на меня настороженно, но, когда Дедушка Лу крикнул что-то на местном наречии, взорвались приветственным воплем. А потом стали орать на беломордых, хватать сквозь прутья тех, кто бросился в мою сторону и с большим размахом трясти прутья клетки.

На пути у меня появилось трое – белые маски, короткие тростниковые юбки, в руках короткие копья, за спиной еще двое с духовыми трубками. Я пальнул в дальнего, уже надувшего щеки, и бросился по прутьям, как по лестнице, наверх клетки.

Перекатился по крыше и навис над замком, прицелился, краем глаза отметил дротики, летевшие мне в голову. Увернулся, балансируя на прутьях. Снизу аборигены поняли, что я хочу сделать и, не боясь, что попаду кому-нибудь по пальцам, развернули замок так, чтобы тот слетел уж наверняка. Остальные замерли, чтобы не расшатывать клетку, и я выстрелил. Попал ровно по платформе, в которую пряталась дужка.

Почти одновременно, сорванный замок еще не успел долететь до земли, ворота распахнулись и оттуда вылетело черно-голубое облако злых воинов. С боевым кличем полуголые мужики бросились на толпу беломордых. И те дрогнули несмотря на пятикратное превосходство в численности.


– Космос! Женщин открой! – орал Дедушка Лу, – у Макуто женщины воюют!


Я еще не отошел от напора, с которым мужики и даже дети ломанулись в бой, а тут, оказывается, что всего лишь домохозяек выпустил. Я прыгнул на соседнюю клетку и повторил процедуру. Шуганул только двух пацанов, уже ковырявших замок ржавым копьем, и снова без промаха сбил замок.

Честно, залюбовался. Знал бы на что обращать внимание, может, сразу бы понял, кто тут колдунов гонять будет. Подкаченные, поджарые женщины – рельефные бицепсы, высокие икры и попы, как упругие персики. Эх, бывшая бы убила бы за рецепт местного фитнеса. Фигурально, конечно. А вот эти убивали по-настоящему.

Будто и не сидели в клетке, столько энергии и злости, я мог объяснить только многовековой враждой между племенами. Я помог парочке безоружных женщин, с крыши расстреляв двух здоровых туземцев, чтобы они поделились копьями и щитами с дамами.

А сам побежал по крышам забирать Дедушку Лу. На клетке с зомбаками поскользнулся и провалился ногой внутрь. Потоптал чью-то гнилую лысину, матюкнулся, но успел выскочить, пока ошарашенные зомби додумались меня схватить.

В третий раз прострелил замок и выпустил Дедушку Лу. Не слезая с клетки, оценил картину боя. Соломенным юбкам неплохо досталось, но численное преимущество – это всегда численное преимущество, особенно когда в голых руках нет ни то, что автомата, а даже ржавой палки.

Макуто и женщины, и мужчины бились мастерски и разменивались один к трем, а то и к пяти. Но было ясно, что шансов у них нет – беломордых на ногах было еще несколько десятков. Ну хоть детей спасли, спрятавшихся в бананах, и от меня отвлекли внимание.

Я помогал. В меру скорости перезарядки «мосинки», прикрывал Дедушку Лу, пока он отвязывал раненого Али.


– Как он? – я крикнул Дедушке Лу, параллельно подстрелив туземца, нависшего над раненой девушкой из Макуто.

– Жить будет, но надо перевязать, – Дедушка Лу с кряхтением взвалил Али на плечо, – Давай в дом. Там должно быть свободно. Это психи из общины Поро, они в домах не живут.


В дом, так в дом. Я опять пошел по клеткам, уворачиваясь или отбиваясь прикладом от стрел и дротиков. Эффект от побочки снизился, но до обычного состояния было еще далеко. Рефлексы на взводе, но контроль идеальный. Ничего лишнего ни в движениях, ни в эмоциях – скупо, четко, по делу. И, главное, результативно.

Я стрелял по тем, кто пытался преградить дорогу Дедушке Лу и примкнувшим к нему двум женщинам Макуто. А когда клетки закончились, я спрыгнул на землю, и понесся за нашими, чередуя выстрелы, махи прикладом и штыком.

Хозяйский дом внушал – двухэтажный особняк в колониальном стиле либо реально древний, либо у владельцев был бзик чувствовать себя настоящими плантаторами. Дом построили из дерева и когда-то давно покрасили в белый цвет, только ставни на окнах в зеленый, давно выцветший и потрескавшийся на солнце. Колонны на первом этаже переходили в длинный балкон, опоясывающий дом по периметру.

Мы вихрем пронеслись до входной двери. Первыми шли женщины Макуто, формируя двухметровую зону отчуждения – там вертолет со своими лопастями позавидует той скорости и мясорубке, которую они устраивали копьями. Потом запыхавшийся Лу с Али на плечах. Замыкал я вместе с еще одним мужиком из Макуто, лоснящимся от пота и текущий из нескольких порезов крови.

Сил у него уже почти не было. Полуслепые взмахи длинным мачете, большая часть из которых в меня летела и мешала целится.

Сбив настрой преследователям, оттеснили их. Лучше всего работала «мосинка», причем не в моменты выстрелов, а когда я тряс ей над головой и орал что-то про огненную палку и гнев небес, подкрепляя их великим и могучим русским. Не спугнул, но как минимум, заставил задуматься – перегруппироваться, прятаться за щитами и наступать аккуратней. Несколько человек схватились за луки, а мы застряли на крыльце, толпясь перед закрытой дверью.


– Ломай ее, ломай ее полностью! – я поменял винтовки и, считая патроны, стал стрелять прямо в плетеные щиты, над которыми мелькали луки.


Послышался треск выбитой двери. Мимо меня протащили упавшего без сил мужика Макуто. Возможно, даже зря – из спины у него торчало два дротика и одна стрела. Черт, как же не хватает “калаша” или хотя бы пистолета. Как ни старался, каким бы результативным ни был, все равно не мог справиться со всеми.

В нас выпустили очередной залп, одновременно с тем, как я дострелил пятый патрон. Все. Теперь пустой в обеих винтовках. А поддать огня огненным палкам, мне уже не дадут. Внутренний визор отметил сразу четыре стрелы, и за ними следующий залп. Медленно, для моего текущего состояния, стрелы с ярким оперением по дуге летели в сторону крыльца. Как ни просчитывай траекторию, как ни танцуй хоть одна, но достанет.

Я развернулся и, сорвавшись с места, прыгнул в коридор.

Острая боль прострелила левое плечо, вспышкой отдалась перед глазами и сбила мне траекторию полета. А тупой гулкий удар по спине придал скорости. Послышался треск приклада «мосинки». Я рухнул вглубь коридора, проехавшись раненым плечом по прохладным гладким доскам. Еще одна вспышка боли от сломанной стрелы, застрявшей в руке. Плечо начало неметь, а в глазах потемнело – свет уходил будто слоями, постепенно затеняя взор.

Я поднялся и на четвереньках пополз от двери. Выругался, а потом рассмеялся, поняв, что стрела засела в прикладе, а темнота вызвана скрипнувшими, закрытыми дверьми. Чьи-то сильные руки подхватили меня и потащили куда-то вглубь и вверх здания, прополоскав по жестким ребрам ступеней.

Загрузка...