Зарницы смуты

Глава 1 Моркос

— Да иди ты сам в задницу, боров жирный! — я с лязгом захлопнул двери трактира.

Сквозь тонкие доски было слышно, как меня грозятся сдать местным органам правопорядка. Трактирщик орал что-то о треснувшем косяке и упавшей вешалке. В эту забегаловку теперь лучше не заглядывать… впрочем, это не так уж важно.

— Вот ведь дрянь. — Делать было нечего, кроме как набросить на голову капюшон, сунуть руки в карманы и брести по безлюдной мостовой. — Этой ночью мне ничего не обломится.

А ночь была холодной, промозглой; начинал накрапывать дождик. Огрызок луны скрылся за тяжелыми тучами, звезды гасли одна за другой; параллельно с ними разгорались огни в домах и ночлежках.

Тихо выругав себя за непробиваемую тупость и несдержанность, я свернул на улицу Углежогов. Желудок голодно урчал, а пораненный бок ныл просто невыносимо. Сукровица намочила рубашку — плохой знак.

— Нужно срочно заглянуть в Монастырь, — привычка разговаривать с самим собой у меня развилась давным-давно, — не хватало еще с заражением слечь.

В последнюю заварушку влип по собственной глупости, а живым, хоть и порезанным, выпутался благодаря счастливой случайности…

Пять дней тому назад в один из местных трактиров заглянул заезжий купец. Щеголь, видимо, никогда не слыхал о том, что в лордстве Ромбад существует район святой Халиты, где проживает очень мрачный и недружелюбный народец. И, вместо того чтобы нанять парочку громил для охраны и спокойно отдыхать, купец сорил деньгами и нализался как последняя свинья. Мне стоило сразу уразуметь, что на столь аппетитный кусочек найдется не один десяток голодных охотников. Ну и естественно, едва купец оказался на улице, его тут же увлекли в ближайшую подворотню и с удовольствием прирезали. Я успел как раз вовремя: поножовщина только начиналась. Говорят, что даже шакалы и те кое-как добычу делят, а тут люди словно с цепи сорвались. Кровь текла ручьем! Ну, думаю, была не была. И полез ножичком махать… Вот ведь дурья башка! Одного лезвием достал, другого кулаком по роже… но и сам не уберегся. Подлетел ко мне юркий малый, все лицо оспой побито, и всадил в ребра нож.

Отвратительное ощущение, скажу вам. Валяешься на полу, кровью харкаешь, а по тебе десяток ног топчется, еще и пинают, гады. Один щербатый, курва такая, все пальцы на левой руке отдавил!

Закончилась кутерьма совсем скверно — подоспели громилы Дормеса. Парни серьезные, при топорах. Что им ворье с ножами ржавыми? Тьфу — и растереть. Дормесовы орлы покрошили всех в капусту, лишь мне повезло, потому как сразу мертвяком прикинулся…

Минув скверик Праведного Суда, я сбежал по каменному пандусу вниз, к сточным водам, грязи и крысам. Вдохнув полной грудью халитский воздух, поморщился и сплюнул на землю. Вот он, кричащий аромат бедности, от которого хочется прополоскать рот и прочистить ноздри табаком! Вода в каналах была жирной, зеленой, почти неподвижной; над ней роились мухи.

Возле убогонького пирса болталась на привязи лодчонка, крытая латаной парусиной.

«О, Жубар вернулся!» — мысленно поприветствовал я контрабандиста и продолжил свой путь.

Сапоги по самую щиколотку утопали в мокрой глине, отвечающей на каждый шаг мерзким всхлипом. В тесных просветах между халупами громоздился мусор, там шныряли коты, собаки и крысы. С радостью набрасывались друг на друга, разрывая в клочья и наполняя воздух визгом… в общем, вели себя совсем как люди.

В верхнем городе сейчас зажигали фонари. В Халите о такой роскоши можно забыть. Здесь — самое дно. Нет хуже места на всем севере. Мы живем у русла «Дерьмовой речки», как именуют канал местные, и потихоньку сами превращаемся в дерьмо. Роднимся, так сказать.

Поднявшись по скрипящей лестнице, я ввалился в свой неуютный, полуразвалившийся домик. В воздухе все еще витал прогорклый запах жира для светильников; несмотря на мерзость, он хотя бы забивал неизбывный смрад сырости и плесени.

Сбросив мокрый плащ, поднялся на чердак и, поплотнее завернувшись в одеяло, завалился на продавленную кровать.

«Может, завтра повезет?»

О том, чтобы разжиться в трущобах работой, не приходилось даже мечтать. Выходца из Халиты на постоянную службу мог взять разве что слабоумный. Но иногда и на нашей улице случались небольшие празднички: из Верхнего города в клоаку спускались хозяева грузовых судов. Ни один местный идиот не смел грабить этих людей, потому как только они не брезговали нашей помощью и набирали в трущобах команды грузчиков. Пусть это и не постоянный заработок, но на прокорм семьи денег хватало. А иной раз хозяева судов могли подкинуть и мешок-другой муки или пшена.

Именно в такой счастливый день я сидел у хозяйского стола в убогой забегаловке «Судьба Барда». Каким образом судьба бродячего поэта была связана с этой дырой, затруднялся ответить даже хозяин — толстый и вечно потный старик Варкол. Он лишь задумчиво пожимал плечами и продолжал методично драить засаленный стол еще более засаленной тряпкой.

— Хозяин, налей-ка мне пива. — Громкий и уверенный голос нового посетителя заставил меня вздрогнуть.

С первого взгляда стало понятно, что этот тип не из местных: новенький шерстяной плащ, аккуратная бородка, на поясе висят ножны с мечом. Откуда он здесь взялся и почему до сих пор жив? Ведь с такой одежкой его бы мигом обобрали!

— Пожалуйста, — трактирщик вытер кружку той же тряпкой, которой вытирал стол, и налил из кувшина нечто пузырящееся, желтого цвета.

Посетитель положил на столешницу медяк и двинул его вперед. На всех пяти пальцах красовалось по широкому медному кольцу. На них был выгравирован рисунок, но я не сумел разобрать, какой именно.

— Скажи-ка, любезный, — меня этот гусь попросту не хотел замечать, сосредоточив внимание на хозяине, — есть ли в вашем районе люди, нуждающиеся в работе?

Я поперхнулся. Он чего, Хвороста обожрался? Да здесь за одно слово «работа» в губы прокаженного расцелуют!

Трактирщик невозмутимо кивнул:

— Конечно, это бедный район. Трущобы. А какую работу предлагает господин?

— Высокооплачиваемую. — Странный посетитель отхлебнул той ослиной мочи, которую здесь называли пивом, и… даже не поморщился. — Опасную. Сложную. Но высокооплачиваемую.

«Этот парень мне определенно нравится! — подумал я, внимательно разглядывая посетителя. — Интересно, интересно…»

— Тогда вы пришли куда нужно, — Варкол ухмыльнулся. — И кажется, один работник уже нашелся. Правильно, Моркос?

Я энергично закивал. Голос мой пропал окончательно, вместо него послышался сдавленный хрип.

— Прекрасно, — странный мужчина осушил кружку и хлопнул меня по плечу, — подходи в следующий вторник на причал «Надежда», что в Верхнем городе. Четвертый док, склад табака. Запомнил? И, хозяин, сделай милость — пусть об этом узнает как можно больше народу.

Он развернулся и двинулся к выходу. Только теперь я понял, что это был за тип. Широкая нашивка на правом плече не оставляла сомнений.

— Гвардеец? И не боится расхаживать здесь один.

— Похоже на то. — Хозяин был удивлен не меньше моего. — Вчера кто-то обронил, что в порту Верхнего Города причалила большая галендорская каравелла под флагами Каолита. Да и сдается мне, что и не гвардеец он вовсе. Говорили, что на каравелле той полным-полно Рубак…

«Твою ж мать! Рубака в нашем захолустье? Вот это номер. Пожалуй, он достаточно крут и опасен, чтобы расхаживать по Халите даже без оружия».

— Из какого они ордена? — спросил я, прикончив последнюю порцию бражки. Варкол достаточно много знал о мире, пожалуй, даже слишком много для простого трактирщика в отвратном кабаке, но всегда делился знаниями с окружающими. За это я его и уважал.

— Говорили, — пропыхтел он, продолжая наяривать столешницу, — что из ордена Стали. В народе их Рубаками кличут… Сам орден был основан чуть ли не в первый год становления Каолита, как раз тогда же, когда построили знаменитый университет. Больше ничего не знаю. Слухов, конечно, полно, да вот только стоит ли к ним прислушиваться? Ведь народ какой у нас — наврут с три короба, и рады! Но в одном все сходятся — лучше с этими парнями не ссориться. Целее будешь.

Я вернулся домой в хорошем расположении духа. Что случалось редко.

Остановившись возле лохани с водой, я скинул капюшон и посмотрел в мутное зеркало, украденное по случаю у зазевавшегося старьевщика. С той стороны на меня таращился худой, небритый и мрачный тип неопределенного возраста.

— Да уж, такой рожей только детей пугать! — Я вытащил из тайничка лакированный ящик с бритвенными принадлежностями. Повезло разжиться ими во время пожара в Верхнем Городе — стащил из груды вещей брадобрея. — Так, где здесь у нас помазок и бритва?

Я, насколько хватало ловкости и умения, привел лицо в порядок. Затем почистил сапоги, отряхнул старенький латаный плащ и повесил его сушиться возле очага, в котором дотлевали угли. Довольный проделанной работой, уселся в любимое кресло.

Первые волны щенячьего восторга схлынули, оставив за собой лишь кучу вопросов и сомнений. Чем может быть полезна толпа оборванцев людям Каолита? Вряд ли они пересекли Северное море, чтобы нанять грузчиков в порту захудалого лордства. Как ни крути, скорее всего, придется делать какую-нибудь гадость. Впрочем, Моркосу не привыкать. Он и так по локоть в крови и по колено в навозе…

Я решил провести остаток недели в Халите. Не хотелось искушать судьбу — благо, острых ножей, на которые можно напороться, кругом предостаточно. Но скверные предчувствия меня не оставляли. Выработавшееся за годы жизни в трущобах шестое чувство намекало, что не все здесь чисто. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее. Потому как внутреннему голосу я привык доверять.

В дождливый воскресный вечер в двери моего домика настойчиво постучали. Взяв со стола нож, я остановился напротив двери, прислушался; осторожно спросил:

— Кого там демоны носят?

— Не нервничай, Моркос, — с той стороны донесся скрипучий голосок. — Разве так встречают старого друга?

— Билл? — Можно было немного расслабиться. — Осел несчастный, ты меня испугал.

— Боги, ты сегодня просто душка! Давай, отпирай уже…

Я открыл дверь и окинул незваного гостя беглым взглядом. Билл, как всегда, выглядел растрепанным и немного встревоженным, его глаза так и шныряли из стороны в сторону. Парень был редким прохвостом и умудрялся выделяться своей бессовестностью даже здесь, в пропитанных грехом трущобах. Грабил старух, детей, даже калек иной раз не жалел. Билла не любили. И, наверное, ни для кого не станет неожиданностью, если в один из дней его выпотрошенный труп всплывет где-нибудь в канале. Но Билл почему-то уверовал, что я — его единственный верный друг, и всякий раз наведывался ко мне, когда придавливали обстоятельства.

— Чего пришел? Правила знаешь? Как стемнеет, к чужим домам ходу нет! В следующий раз я тебя из окна кипятком ошпарю.

— Ой-ой-ой, как страшно! — скривился он в ответ. — Где кипяток-то возьмешь? У тебя, поди, и дров-то нету…

Хитроумный стервец говорил правду. Дровишки нынче стоят дорого! Здесь, на севере, хорошие поленья частенько заменяют медяки и серебро: ими можно расплачиваться за еду, одежду и прочие «блага». Люди копят бревнышки, дабы зимой не метаться из кабака в кабак в отчаянной попытке не замерзнуть к демонам. Этой осенью дела у меня шли скверно. В карманах давненько не заводилось звонкой монеты, а последняя попытка разжиться чужим имуществом закончилась дыркой в боку и ушибленным самолюбием.

Едкое замечание незваного гостя заставило меня вспылить:

— Чего тебе надо? Говори быстрее, а то последнее тепло выдует. — Дверь была открыта, а этого мерзавца в дом пускать не хотелось. Еще утащит что-нибудь.

— Ну ты и хам! — делано оскорбился Билл. — Я, значит, к нему среди ночи спешил, напарником сделать собирался! А он… Э-эх.

Билл махнул рукой и попытался уйти. Выругав себя за несдержанность, я ухватил его за плечо.

— Постой, извини. Я сегодня не в духе, сам понимаешь… зима на носу, бок ноет, а в кармане только дыры. Некогда от радости плясать.

— Да ладно тебе, — он широко улыбнулся, — со всеми бывает! Вот, к примеру, Лобин Кунт, ну, тот, которого еще Козлиной Задницей зовут, на днях…

— Ты вроде хотел поговорить о деле? — я поспешил оборвать словесный понос прохвоста.

— Холодно здесь! — Билл картинно передернул плечами. — Может, в дом меня впустишь?

— Заходи.

Тот осклабился и нырнул в тепло.

— Крысеныш… — Я захлопнул дверь и задвинул засов. Поежился. На улице поднялся ветер, пухлые от влаги тучи грозили разродиться ледяным дождем.

Билл тем временем уселся в мое кресло и схватил со стола черствую краюху ржаного хлеба.

— Я тебе вот чего сказать хочу, — он откусил большой кусок и, давясь крошками, продолжил, — ты, конечно же, слышал про то, что Каолитские прихвостни у нас людей вербуют?

Я утвердительно кивнул, наградил Билла оплеухой и забрал у него хлеб.

— Жадюга, — обиженно и уверенно поставил диагноз гость.

— Ты ко мне не жрать пришел. Договаривай скорее.

— Ну, так вот: мой кузен, Пастакл Щербатый, выяснил — куда.

— Занятно. И как он это выяснил?

— Пьяный моряк сболтнул, перед тем как кузен ему карманы вывернул, что людей набирают для какого-то тайного обряда. Морячок-то с каравеллы галендорской оказался…

— Что ты мелешь? — Я почувствовал, как пальцы начинают дрожать. — Какой, к демонам, обряд? Они же не язычники какие, и не… колдуны.

— Ну, это не совсем те обряды, о которых подумал ты, — замялся Билл. — Вернее сказать, совсем не те. На кораблях, прибывших в Ромбад, были маги. Говорят, что нас, жителей трущоб, будут проверять на наличие дара…

— Зачем? Всех, в ком есть хоть крупица дара, забирают в университет. Да и вообще доводилось не раз слышать, что дар встречается только у людей из знатных родов. А откуда такое чудо в трущобах?

— Ай, кто ж знает! — мой собеседник махнул рукой. — Только половина из тех, кто подписываться собирался, в отказ ушли. Не хотят связываться с потомками колдунов… даже ради университета. Уж я-то знаю, что они могут, эти маги!

— Откуда, огрызок ты разнесчастный? — Не хотелось верить словам этого трепача, но сомнения уже подтачивали меня изнутри. — Может быть, твой кузен все это вообще выдумал? Чтобы охочих до работы поменьше стало? С вашей семейки станет!

— Нет, здесь все чисто! — отрезал Билл. — Пастакл — мужик правильный, врать не станет. Да и семья у него на шее, а он все равно от работы отказался. Но это так — глупости. Ты вот лучше послушай, какой я план намедни сработал! Денег можно заработать… тьму!

Я выпроводил Билла с легким сердцем. Его план оказался очередной мало осуществимой каверзой. Видите ли, он решил набрать команду отчаянных головорезов и грабануть фургон скупщика краденного, что наведывался каждый месяц в логово Дормеса. Меня это интересовало мало, да и в успех подобной аферы верил с трудом. Вряд ли фургонщик путешествует без охраны. Я попытался было убедить Билла не лезть на рожон, но тот уперся рогом и слушать моих доводов не пожелал. Оставалось только плюнуть на все эти глупости и с нетерпением ждать вторника.

Порт Верхнего города встретил меня гулом голосов, тяжелым запахом морской соли, смолы, водорослей и пота. Налетел хлесткий ветер, гвалт разбивающейся об волноломы воды заставлял всякий раз вздрагивать.

В доках было на удивление пусто: полдесятка торговых судов и несколько юрких боевых коггов Хранителей Порядка, что стерегли бухту от пиратов. По каменной набережной сновали моряки, грузчики — этих можно было узнать по шерстяным жилетам, надетым на голое тело, — и простые зеваки. Хватало любителей порыться в чужих кошельках. Даже один знакомый карманник из Халиты повстречался. Он весело подмигнул мне и скрылся в лабиринте из тюков, мешков, бочонков и накрытых парусиной ящиков…

Лениво зевнув, я еще раз помянул недобрым словом Билла. Вместо того чтобы вчера нормально подготовиться к вербовке, пришлось целый день разыскивать родственников этого болвана. Хотя о мертвых плохо не говорят… В обозе скупщика оказались пара опытных наемников из местной гильдии — у шпаны, понятное дело, шансов не было.

Четвертый док располагался на другом конце пристани, у самой кромки моря. Меня не сильно удивило, что люди Каолита выбрали именно его, потому как добраться туда можно было лишь по канатному мостику, что болтался над самыми волнами.

Еще на подходе к мосту меня остановила странная парочка. Старец и высокий молодой мужчина с восточным разрезом глаз.

— Стой. — Мужчина вырос передо мной словно из-под земли. — Что тебе здесь нужно?

— На работу нанимаюсь, — пришлось сильно постараться, чтобы наделить свой голос хоть граммом почтительности. Говорят, люди Каолита грубиянов терпеть не могут.

— Район святой Халиты? — Оказалось, что старец все это время стоял за моей спиной. — Бумаги есть?

Порадовавшись своей прозорливости, я протянул старцу сложенную грамотку. Тот быстро пробежался глазами по строкам, кивнул:

— Все в порядке. Можешь идти.

Доски тихо поскрипывали, а под ногами плескались зеленоватые волны. Мне стало немного не по себе. Ветер трепал старый, много раз залатанный плащ за плечами, игриво раскачивал мостик. Но взволновала меня отнюдь не перспектива сверзиться в воду.

— Значит, в Ромбад и в самом деле прибыли непростые гости, — привычные мысли вслух помогали взять себя в руки. Но в этот раз легче не стало.

На том конце моста пришлось пройти еще одну проверку. Дородный мужик с густой, но заботливо расчесанной бородой тоже потребовал грамоту. Затем приказал закрыть глаза и прикоснулся к моему лбу ладонью. Уж не знаю, чего он там хотел нащупать, но мне подобные проявления мужской заботы пришлись не по душе.

На старейшей в порту набережной народу оказалось не так чтобы много. Не больше сотни жителей Халиты, причем многие уже с сединой в волосах. Молодняка видно не было. Все столпились около широченного стола, установленного под полотняным тентом, и принимали из рук человека в красной куртке небольшие кулончики.

Я вклинился в очередь и, прихватив с собой воз терпения, начал ждать. Люди двигались довольно-таки быстро, что не могло не радовать. На каждого добровольца раздававший кулоны человек тратил не больше пяти секунд. Вскоре и мне посчастливилось получить диковинное украшение. Кулон был необычным: на тоненькой веревочке висел большой перламутровый шар, переплетенный позолоченными нитями и оправленный латунью. Человек в красной куртке посоветовал кулон надеть сразу и не снимать до конца вербовки.

Закончив наряжать будущих работников, мужчина встал из-за стола и направился в сторону многоярусного склада. Едва его фигура скрылась в широких дверях, как набережную заполнил гул голосов. Люди делились друг с другом мнениями, свежими новостями и домыслами. И, естественно, говорили все о предстоящей работе, благо почва для сплетен была плодотворной…

— Я слышал, — закричал один, — что нас собираются отправить на строительство новой твердыни. В Клэйтон, сердце Каолита!

— Хорошо бы! — отвечал ему другой. — А то мне рассказывали, что нас вербуют для работы в рудниках Дождливой Гряды.

— Нет, враки все! На войну вербовать будут.

— Что ты лепечешь, пенек трухлявый? С кем воюють-то?..

Куча сплетников.

Ничего полезного из разговора узнать не удалось, зато настроение испортилось окончательно: на рудники или войну совершенно не хотелось. Уж больно там людей много помирает… Да и присутствие настоящего Рубаки не вязалось ни с одной идеей, высказанной болтунами.

Зато слова Билла отчего-то перестали казаться глупостью.

Неожиданно вокруг воцарилась тишина, которую нарушал едва различимый ропот. Я обернулся. Судя по всему, новое начальство: от склада в нашу сторону неспешно шествовал десяток мужчин самого сурового вида.

Когда группа приблизилась, стало понятно, кто здесь главный. Верховенствовал крепкий поджарый воин лет пятидесяти — а в том, что этот человек воин, сомневаться не приходилось. Уверенная походка, ледяной взгляд, скупость движений и не напускная величавость не оставляли сомнений — перед нами отнюдь не рядовой гвардеец.

Люди за его спиной стояли тихо, пряча лица под глубокими капюшонами. Одежда их была одного пошива и различалась цветом: преимущественным был белый, но кое-кто носил и темно-синее облачение. Широкие штаны, просторные рубашки, поверх — странные жилеты с глубокими капюшонами…

Воин брезгливо осмотрел наши ряды и прокричал:

— Эй, голодранцы! Кто из вас, отбросов, моложе восемнадцати и старше пятидесяти пяти лет?

По толпе прошел недовольный гомон, но десяток рук все равно взметнулись к небу.

— Выйти из строя, — командир взмахнул рукой. — Вы нам не подходите.

Воздух огласили яростные проклятья и стенания — для кого-то этот шанс мог оказаться последним в жизни. Зима на носу, а работы нет…

— Прекратить! — гаркнул человек. — Все, кто не подошел — на ту сторону дока. Остальным, слушать меня!

Воин отколол фибулу, небрежно сбросил плащ, оставшись в поношенном колете и шерстяной рубахе. Вышел вперед и принялся прохаживать вдоль рядов.

— Сейчас наши маги проверят вас на предмет вранья. Вдруг кто-то из вас скрыл свой настоящий возраст, а? Есть такие хитрецы?

Мне показалось, что по телу скользит чей-то назойливый взор. Но это ощущение быстро исчезло, оставив после себя чувство крайней гадливости. Никогда ничего подобного испытывать не приходилось…

Осмотр был проведен, и врунов выставили из общей кучи. Теперь нас осталось не больше двух десятков.

Воин удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Отлично. Значит так, сейчас мы проведем один старый, но совершенно безопасный ритуал. Нам важно знать: есть ли среди вас обладатели дара.

По толпе пробежал взволнованный гомон. Совершенно неожиданно, но кузен Билла оказался прав. Все происходящее на набережной шло вразрез с общепринятым в Халите мировоззрением. Потому как каждый ребенок знал, что обладающих даром набирают только из знати.

— Эй-эй, да хорош галдеть уже! Вы не ослышались, — продолжал тем временем воин. — Все благодарности за это — Большому совету и вашему лорду. Их прямое распоряжение. Со дня на день Ромбад переходит под протекторат Каолита… хотя вам, ручаюсь, до этого и дела нет. Перейдем к главному: обряд начнется сразу после обеда. Ждите. Остальные, — он повернулся к тем, кто был старше или же младше необходимого возраста, — пройдите к вон той каравелле. Поработаете немного. За труды каждый получит по четыре клюдиция. Вам их на год вперед хватит.

Все знали, что люди Каолита держат слово. Вся жизнь в объединенных государствах держится на чести и взаимном доверии друг к другу. Мне подумалось, что остальным северным лордам следовало взять пример с правителя Ромбада. Он согласился на слияние с Каолитом, и, как мне кажется, не пожалеет об этом…

Громко разговаривая и удивленно оглядываясь на нас, мои не подошедшие магам земляки двинулись в сторону пристани.

На палубе расставляли длинные столы, помощники кока принесли деревянные тарелки, следом прикатили большой чугунный котел на необычной подставке с колесиками. В воздухе появился манящий аромат луковой похлебки.

Вот так Каолит и завоевывает любовь местного населения. Немного работы, немного денег и еды. Вот и все: люди смотрят на черное знамя с белым треугольником влюбленными глазами!

А в стане магов, тем временем, наметились перемены.

Трое — те, в чьей одежде превалировал белый цвет, — чертили на земле какие-то знаки. Линии, остававшиеся за их странными цветными мелками, едва заметно мерцали. Я почувствовал, как холодеют руки, а лоб покрывается испариной. Уж больно много леденящих душу легенд ходило про этих типов! Они повелевают стихиями, оживляют мертвецов и слушают звезды… Впрочем, многое тут походило на бабкины выдумки. Но и опасаться было за что.

Долгие годы обыкновенные люди жили с колдунами, предками нынешних магов, в относительном мире. Равновесие нарушилось в восьмом году по Старому Времени. Презрев мирный договор, колдуны создали могущественный артефакт — Кристалл Вечного Льда. До предела накачанный неведомой силой, он помогал трансформировать любые формы жизни, превращая людей и животных в послушных воле создателей чудовищ. До сих пор слабо представляю, как нам удалось разбить орды мутантов и изгнать колдунов за море, в безжизненные пустыни Фростдрима. Туда, откуда они и пришли на нашу землю.

Меня до сих пор колотит дрожь, когда думаю о тех временах. Предки совершили великое дело, заплатив воистину страшную цену…

— Эй, оборванцы! — окликнул нас лорд-протектор. Он стоял подбоченившись, задумчиво оглядывая нас. — Когда прикажут — каждый из вас войдет в свой рунный круг. Остальное объяснят маги… если понадобится.

И, отойдя в сторонку, сделал приглашающий жест одному из загадочных спутников в синей рясе. Тот робко шагнул вперед. Голос из-под низко опущенного капюшона звучал неестественно глухо, но вместе с тем ровно и мощно:

— Обряд Выявления не несет никакой угрозы испытуемому, — успокоил нас маг. — Через эту процедуру на протяжении вот уже двухсот лет проходит каждый ребенок из знатной семьи. Все, что мы хотим от вас — найти крупинки дара. Прошу.

Он повел рукой в сторону расчерченного участка набережной.

Я снова почувствовал легкую дурноту, скудный завтрак попытался выбраться через горло. Пришлось пересиливать себя и, судорожно сглатывая, переступить начерченную мелком линию.

С моря налетел холодный ветер. Он развевал свободные одежды мага, взобравшегося на бочку.

Из-под капюшона послышалось негромкое бормотание, руки, доселе покоившиеся на груди, маг поднял к небу. На ладонях забрезжил ослепительно белый свет. Я ощутил, как кожа начала слегка зудеть, и нервно передернул плечами. Только теперь стало заметно, что и остальные маги принимают участие в обряде. Их руки так же были подняты к небесам, а на ладонях играло бликами пламя…

Где-то совсем рядом ощутимо громыхнуло, и солнечный свет, как показалось, на мгновение погас. Затем мир вновь налился красками. Перепуганные жители Халиты удивленно таращились друг на друга. Я медленно опустил голову, сдавленно выдохнул — там, где раньше были начерченные мелками дорожки, теперь, словно раскаленные угли рассыпали.

— Четверо! — радостно прокричал маг, рывком скидывая капюшон. — Четверо, угасни во мне дар!

Я огляделся. Круги, подобные моему, пылали под ногами еще троих человек. Вот только светились они небесно-голубым… А мой — алым.

«И что все это значит? — закралась осторожная мысль. — Хорошо или плохо, что цвет у меня не такой, как у других?»

— Прекрасно! — Трэвор Сиглар, разжившись не понятно где виноградной кистью, подошел к магу. Выглядел лорд-протектор страшно довольным. — Крупицы дара есть у четверых из вас! Трое — имеют связь с магическими силами, и один…

Он повернулся к магу, словно задавая немой вопрос. Тот развел руки в стороны и проговорил, обращаясь ко мне и Трэвору одновременно:

— Этого нужно проверить еще раз. Явного дара у него нет, но это, впрочем, не исключает склонностей к Зову Стали или Ведовскому ремеслу и даже… даже к Синдрому Валиадо.

Последнюю фразу он произнес немного тише, и в ней прозвучало неприкрытое опасение. Сути его слов мне было не понять: какое-то ведовство, зов, чей-то там синдром… Так что оставалось лишь стоять покорно и неотрывно пялиться на две фигуры заморских гостей. А между ними едва разряды в воздухе не прыгали!

Тишину нарушил маг — что-то шепнул своему собеседнику, тот едва заметно кивнул. Шепотом ответил. Оба, словно по команде, повернулись к толпе. Выглядели при этом не сказать чтобы очень довольными.

Я сжал кулаки и опасливо косился по сторонам, пытаясь найти подходящий маршрут для побега.

«Главное — добраться до трущоб! А уж там меня сами демоны не сыщут…»

Но, как оказалось, бояться было нечего. Трэвор Сиглар просто поблагодарил тех, у кого не оказалось дара, и попросил их подойти к столу, где часом раньше раздавали кулоны. Каждый прошедший ритуал получал три клюдиция…

— Демоны вас задери! — выругался один из оставшихся рядом со мной оборванцев. — И на хрена мне эта магическая кутерьма? Лучше б просто денег дали, да потом в кабак…

— Ну-у, видели придурка? — присвистнул третий счастливчик; невысокий паренек в серой льняной рубахе и широких брюках из мешковины. — Если нас примут в университет, — а для чего ж еще нас проверяли? — ты сможешь купить себе сотню кабаков!

Тем временем лорд-протектор и маг спустились вниз. Они ни на мгновение не переставали что-то бурно обсуждать, причем использовали довольно крепкие ругательства.

Спорить перестали шага за три до первой линии, начерченной мелком. Остановились. Только тогда я смог разглядеть загадочного мага. Он оказался довольно молодым — не старше тридцати; лицо искусано оспой, под глазами черные мешки, губы тонкие, бледные. Лоб лоснился от пота. Я бы сказал, что выглядел маг смертельно уставшим, хотя холодные голубые глаза полыхали от внутренней силы.

— Трое из вас, — он указал на моих земляков, — сейчас же отправятся на корабль. Там получите рясы учеников и по два десятка клюдицев каждый. На палубе вас встретит магистр Ким — он отвечает за доставку новых послушников в университет. Если у кого в трущобах осталась семья — можете забрать всех с собой. Но жить во время обучения будете раздельно. Правила есть правила. Идите… и, кстати, если кто из вас решит присвоить денежки и остаться в той зловонной клоаке, которую здесь именуют районом Святой Халиты, знайте — мы запросто вас найдем и вытащим даже из мышиной норы. Уяснили?

Слова молодого мага действовали обволакивающе. Хотелось слушать его и выполнять команды, как дрессированный пес. Мои земляки покорно двинулись к каравелле; их лица светились от счастья. Не стал возмущаться даже тот мужик, что не собирался связываться с магией.

Я остался в окружении незнакомцев — к нам подошли и остальные, принимавшие участие в ритуале маги. Два десятка любопытствующих глаз рассматривали меня, как диковинное морское животное, выброшенное на берег во время шторма. Было неприятно и страшно. Но возмущаться не решился. Кто знает, что на уме у этих парней?

— Ну, молодой человек, — улыбнувшись, проговорил Трэвор Сиглар, — придется с тобой повозиться.

Он сделал шаг вперед и протянул мне ладонь. Снова улыбнувшись, представился:

— Как тебя зовут?

— Моркос.

— Рад встрече, — лорд-протектор хохотнул. — Что-то ты какой-то бледный, боишься, небось?

В ответ я неопределенно пожал плечами.

Губы молодого мага искривились в усмешке, наверное, он находил мое смятение забавным.

— Вам не о чем беспокоиться, — заверил меня он. — Скоро сюда прибудет мастер Гродверд. Он проверит вас на наличие Зова Стали… Сразу поясню: Зов Стали, это нечто вроде недюжинного таланта к владению оружием. Способности врожденные — как и у магов, — но их нужно постоянно развивать, совершенствовать свое умение… Ведовство выявить сложнее, но этим можно заняться и позднее. Сейчас самое главное — отсечь третий вариант.

Маг громко вздохнул. Его глаза на миг погрустнели, но сила, кипящая в них, заставила мое сердце сжаться в тугой комок. Едва заметно покачивая головой, он промолвил:

— Есть такой синдром, называется Синдромом Валиадо. Это когда дар у человека развивается не так, как должен. Встречается крайне редко — всего три случая за двести лет существования Каолита — и во всех трех нам не удалось удержать учеников от бездумного использования силы. Стоит ли говорить, что последствия были весьма плачевны! Если вкратце, то синдром значительно увеличивает способности мага, но забирает… хм-м… разум. А страшнее свихнувшегося мага, нет ничего. Ах, да! Был человек, в честь которого и назван синдром, который, в отличие от других собратьев по несчастью, обучения в университете не проходил. И дела его обстояли гораздо хуже.

— Моли богов, парень, чтобы в тебе проснулся Зов! — сказал Трэвор. — Нам, ручаюсь, что и тебе тоже, не нужны неприятности. А их не избежать, если дар в тебе искажен. На твое счастье в Ромбаде есть человек, способный проверить твои способности.

На мои плечи словно невидимая гора рухнула. В душе бил колокол отчаяния, холодный пот струился по спине. Очень хотелось убежать, скрыться в трущобах, разом забыв об этом кошмаре.

«Ага, как же, убежишь тут! Кто ж меня теперь отпустит, раз я — потенциальная угроза? Эх, нужно было слушать покойного Билла!»

Рабочие тем временем принесли круглый столик, четыре стула и небольшой медный котелок с подогретым вином. Воздух, наполненный запахами моря, разбавили острые ароматы пряностей. Наверное, восточных. Я не выдержал и без спроса ухватил тяжелую глиняную кружку, стоявшую на столе. Трэвор понимающе кивнул и указал на деревянный черпак.

Вино оказалось божественно вкусным. Даже на мгновение стало страшно, что до конца жизни буду с отвращением смотреть на ту мутную бодягу, что продается в местных трактирах и кабаках.

Алкоголь меня немного успокоил, и теперь можно было целиком сосредоточиться на мысли о предстоящем испытании.

«И чего я так разволновался? Одну проверку прошел, пройду и другую. А синдром… Ведь говорят знающие люди: всего четыре случая за три сотни лет! Да и способностей ведуна за мной никогда не замечалось. Зов Стали — вот это дело!»

Острый приступ боли в раненом боку напомнил, что с оружием у меня тоже пока не складывалось…

К столу подошел невысокий человек в мундире Каолитской гвардии. Коротко поклонившись лорду-протектору, он доложил, что мастер Гродверд прибыл. Трэвор довольно улыбнулся, откинулся на спинку стула.

— Мы будем рады видеть его за нашим столом незамедлительно, — промолвил он, наградив гвардейца многозначительным взглядом, — у нас здесь… хм-м, особый случай.

Солдат коротко кивнул и, развернувшись на пятке, двинулся в сторону склада. Я неотрывно следил за гвардейцем, пока он не скрылся за горой пустых бочек. Гвардия считалась еще одной особенностью Каолита. По закону, каждый из трех Домов, составлявших костяк союза, имел право содержать собственную армию, но при этом они обязаны были каждые три года поставлять на службу в гвардию по пять сотен рекрутов. Цифра была символической, но, тем не менее, объединенная армия союзников постоянно росла.

Я успел осушить еще один кубок, когда к нам, едва заметно припадая на правую ногу, подошел тот самый Гродверд.

— Мое почтение, лорд-протектор. Маги.

Неприятный хриплый голос будто прочистил мне мозги. Оторвав взгляд от пустого кубка, я с интересом разглядывал Рубаку. Это был невысокий человек, одетый в странный костюм, сочетающий в себе гвардейскую полевую форму и обычное облачение путешественника. Небритого, курчавого, неопределенного возраста, его можно было бы назвать неприметным, если б не один дефект — широкие плечи казались страшно перекошенными, а толстые жилистые руки свисали едва ли не до колен. Из-за этого мастер Гродверд становился похожим на кобольда, что обитали в глубинах Дождливой Гряды. К поясу пристегнуты длинные ножны, из которых выглядывала костяная рукоять палаша.

— Рад видеть столь прославленного воина и, вне всякого сомнения, отличного человека! — Трэвор весело улыбнулся, указал на свободный стул. — Будьте добры, присаживайтесь. Нам есть о чем поговорить.

Воин нахмурился, но кивнул, соглашаясь, и опустился на заботливо предложенный стул. Сняв перчатку, взял наполненный магом кубок и тремя могучими глотками осушил его. Я заметил десяток белесых шрамов на его кисти, а безымянный палец, как показалось, явно пришивали в Монастыре.

— Позвольте вам представить Моркоса, — Трэвор указал на меня. — Мы, как вы уже знаете, провели сегодня обряд Выявления. Повезло. Нашли троих магов и этого молодого человека тоже. Но здесь загвоздка… я бы даже сказал, проблема! Либо Зов Стали или ведовство, во что хочется верить, либо, что совсем скверно, Синдром Валиадо.

Я заметил, как Рубака вздрогнул. Он удивленно уставился на меня, словно не поверив в услышанное. Мне не понравилось то, как он смотрел, но еще сильнее напрягла ладонь, скользнувшая на рукоять палаша.

— Мы хотим, чтобы вы провели обряд, дабы удостовериться — с чем мы имеем дело, — закончил Трэвор, не заметив повисшего в воздухе напряжения.

— Можете на меня рассчитывать, — с расстановкой произнес Рубака. — Зов Стали проверить — сущий пустяк. Но вы уверены, что применять магию разумно? А вдруг как у него синдром, и что тогда?

Маг и лорд-протектор переглянулись. Трэвор покачал головой, его лицо не выражало ничего, кроме наигранной расслабленности.

— Мы думаем, что проверить все же стоит. Глупо терять очередной ценный кадр из-за простых опасений! Риск мал, синдром встречается очень редко.

— Пожалуй, соглашусь, — хмыкнул Гродверд. — Только вы должны будете поручиться, что в случае неудачи всю вину возьмете на себя. Мне не улыбается предстать перед Трибуналом за пособничество в уничтожении Ромбада.

Это прозвучало как угрюмая шутка, вот только смеяться мне не хотелось. Наоборот, стало совсем мерзко, будто вброд переходил босым незнакомую речку, дно которой устилал жирный ил. Здесь речь шла о моей судьбе, а эти трое вели себя так, словно обсуждали мешок с заплесневелым рисом. Выбросить или оставить? И что самое паскудное — любой мог прихлопнуть меня как муху.

«Нет, зря я сюда пришел! Не мой день сегодня, ох, не мой!»

— Согласен дать какие угодно гарантии, мастер Гродверд, — насупился Трэвор, — если выясните особенности дара этого человека. Нужно знать, чем все это грозит Ромбаду. Я лично отвечаю перед Верховным советом за это лордство.

Отставив в сторону кубок, Рубака поднялся. На его лице вновь проступила решимость, но ладонь по-прежнему стискивала резную рукоять из кости.

— Не будем откладывать. — Повернулся ко мне. — Особых приготовлений обряд не требует: кулон на твоей шее, а магический чертеж еще не утратил силы. Войди в круг и протяни мне ту руку, которой обычно держишь меч или нож.

Я перешагнул цветную линию и почувствовал, как снова зудит кожа. Ощущение не из приятных, но прежнего напряжения не вызывало. Гродверд расстегнул пуговицы на толстой дорожной куртке и вытащил из внутреннего кармана незатейливое серебряное кольцо. Надев его на указательный палец, сжал кулак и сделал осторожный шаг вперед. На серебряной поверхности кольца заплясали синие искры, лицо Рубаки расслабилось, словно он скинул с плеч суму, набитую камнями.

Одним коротким движением он выхватил палаш и несильно, плашмя, ударил меня по левому плечу, затем — по правому. Охнув, я попятился и, запнувшись о свою же ногу, вывалился за пределы магического круга. Ладонь правой руки яростно пекло, а в груди кололо. Изо всех сил сжал запястье, в слепой надежде немного унять боль; я увидел, как с ладони срываются жирные алые капли.

Глава 2 Легенда о Кукловоде

— Вашу ручку, молодая леди? — гнусавый голос тонул в людском гомоне.

Девчушка лет двенадцати скромно протянула ладонь невысокому, сгорбленному мужчине. За спиной ребенка весело и гордо улыбался отец.

Кукловод лукаво подмигнул и, не переставая церемонно кланяться, подвел девчушку к большому квадратному сундуку. Некогда дорогая коричневая обивка истерлась, серебряные звезды и диковинные звери, украшавшие стенки, со временем превратились в едва различимые силуэты. На ровной как столешница крышке неподвижно лежали три деревянные куклы — настоящие произведения искусства: принцесса, рыцарь и колдун в черной мантии. Оставив ребенка, кукловод перебежал на другую сторону сундука. Его ладони застыли над куклами. Толпа, заполнившая ярмарочную площадь, замерла, и лишь осенний ветер завывал где-то над крышами домов, выдувая из стоков сырые листья.

Кукловод сделал неуловимое движение рукой — куклы ожили, нехотя поднялись, вызвав зачарованный вздох у горожан. Рыцарь вскинул бутафорский меч, закрыв своим телом испуганно прижавшую руки к груди принцессу, а злобный колдун взмахнул резным посохом из тиса.

— Какой конец нашей сказки выберет прекрасная леди? — прогнусавил кукловод, обводя мрачным взглядом толпу. — Победит ли добро?..

Рыцарь сделал короткий шаг вперед. На лезвии маленького меча играли блики уличных фонарей, в начищенных доспехах из жести отражался месяц.

— Или же прекрасная принцесса останется в руках злого колдуна? — Кукловод щелкнул пальцами, и на верхушке тисового посоха загорелась красная искорка. — Решать вам, прекрасная леди.

Девчушка взволнованно закусила губу. В толпе разразилась настоящая буря: кто-то просил убить чародея, кто-то — наоборот, хотел, чтобы победило зло. На лицах горожан проступило нечто такое, что было присуще лишь истинным вершителям судеб — королям, царям, лордам, или же очень могущественным магам. Каждый чувствовал себя равным правителю. Их внимание поглотило необычайное зрелище, и они не замечали, как пара юнцов выворачивала зевакам карманы и срезала кошельки с поясов.

— Пусть колдун умрет! — пискнула девочка и, совсем как игрушечная принцесса, прижала кулачки к груди.

— Исполнено! — Кукловод хлопнул в ладоши.

Рыцарь взмахнул мечом, и голова злого чародея скатилась с плеч. Минуло мгновение, тело в черном балахоне охватили синее пламя и дым…

Толпа взорвалась овациями. Горожане смеялись, хвалили иноземного мастера, восхищались смелостью рыцаря и роптали на злого колдуна, что чуть не погубил прекрасную, пусть и игрушечную, принцессу.

Склонившись перед зрителями, кукловод выдвинул верхний ящичек сундука; тонкие обветренные губы расплылись в улыбке.

Спустя некоторое время Валиадо сидел на своем сундуке и подсчитывал заработок. Десять мелких крусанов от горожан и один серебряный клюдиций от отца счастливой девчонки — глаз у кукловода был наметан, найти в толпе самого обеспеченного горожанина не составляло труда.

Денег, заработанных за выступление, вполне хватит на пополнение запаса нафталина и хороший обед в лучшем трактире. Может, останется и на шлюху. Но Валиадо не придавал особого значения монетам, полученным за представление; ведь это крохи! Пусть и честно заработанные.

Из ночи вынырнули две долговязые фигуры. Молодые воры вразвалочку пересекли площадь, воздух донес до кукловода веселый посвист. Оба парня казались болезненно худыми и были бледными как приведения. У пояса одного из них висел метательный нож. Другой постоянно кашлял, утирая рот чумазой тряпицей, и отплевывался.

— Ну, как дела? — весело поинтересовался Валиадо. — Много собрали?

— Все гладко! — ломающимся голосом ответил доходяга. — Полсотни крусанов и десять клюдициев… Кхе-кхе… Вислоухий зевака — булочка с медом… кхрм…

— Какая наша доля? — спросил другой, как бы невзначай положив ладонь на нож. — Ты, надеюсь, уже докумекал, что большая часть — наша будет? Ага?

Вместо ответа Валиадо выставил перед собой кулак. Это движение стоило огромных усилий. Глаза обоих воров остекленели. Кукловод медленно проговорил:

— Сейчас вы отдадите мне все деньги, что есть у вас с собой. От меня получите пустые кошельки и несколько медяков — их отнесете Хранителям и сознаетесь во всем. Запомните, ни с каким Кукловодом вы никогда не встречались и дел не вели! Пошли вон, олухи.

Когда две человеческие куклы скрылись в подворотне, Валиадо зашелся хриплым смехом. Люди везде одинаковы! С тех пор как он освоил ремесло кукловода, еще не встретил ни единой провинции, где не удалось бы одурачить горожан и мелких воришек. Его пропускали в любой город — странствующий кукловод с коричневым сундуком на колесиках не внушал опасений, а ордены Каолита в последнее время не проявляли интереса к слабеньким магам. Как раз таким Валиадо себя и считал, но надежду посетить таинственный остров в Северном море лелеял вот уже десять лет… Тайны университета манили его.

Но все эти грезы невообразимо далеки, а жить нужно было сегодняшним днем.

Вновь хохотнув, Валиадо подхватил за ременную петлю сундук и, не торопясь, потащил его к домику местного представителя гильдии Накопителей. Деревянные колесики, приделанные к сундуку, легонько поскрипывали, стучали по новенькой брусчатке.

Кукловод улыбался. Сегодня он вновь пополнит свои запасы серебром и медяками! Осталось совсем немного, и он накопит достаточно денег, чтобы открыть собственную лавку или трактир где-нибудь на границе Эйфариноса с Мискареллем. А если потрудиться еще немного, можно обзавестись домом в Клэйтон Бриж и поставить у фасада небольшой лоток с поделками из нефрита и эбенового дерева. Жениться, настругать с пяток детишек и спокойно дожидаться старости… Скука смертная, конечно, но всяко лучше, чем в одиночестве бродить по дорогам, ютиться на постоялых дворах и жить милостью благодушных и щедрых горожан.

Обменяв деньги на заверенные подписью и тремя печатями грамоты гильдии, кукловод отправился на поиски трактира. Осенью в этих краях темнело рано, да и приближавшаяся зима давала о себе знать, сейчас не переночуешь в скирде с сеном, или, тайком от хозяев, пробравшись в конюшню. Кружка хорошего вина и жирный гуляш из баранины с печеным картофелем были бы нелишними. Ну и девку на ночь хотелось найти. Женщины всегда оставались для него слабым местом. Бродячему артисту, — к тому же, отнюдь не красавцу, — тяжело найти спутницу жизни. А женской ласки и тепла хочется всегда.

Заметив трех стражей с фонарями, Валиадо поспешил к ним. Те были заняты: двое вытаскивали из сточной канвы баграми труп, а третий переминался с ноги на ногу у них за спиной, сжимая в руках толстые жерди с раскачивающимися фонарями на концах. В стеклянных колпачках роились светлячки — когда их было много, один такой фонарь мог легко заменить пару-тройку смоляных факелов. Ровный зеленый свет падал на землю, придавая ей какой-то зловещий оттенок.

— Стой, кто идет? — Ближайший к Валиадо страж, отставил в сторону багор, ловко вытащил меч.

— Кукловод, — быстро ответил Валиадо, — Я в вашем городе спектакль показывал… Про колдуна, рыцаря и принцессу.

— А-а, знаю-знаю, — мужчина опустил оружие. — Моему сорванцу очень понравилось представление! Правда, говорят, нескольким горожанам карманы вывернули, но что тут поделаешь… К слову, воров уже поймали. Скорее всего, отправим мерзавцев на Дождливую Гряду. Хотя сейчас за воровство карают строго, и шибеницы долго не пустуют.

— Чего в такое время по улицам болтаешься? — спросил страж, что держал жерди с фонарями. — Вон, глянь, что бывает с теми, кто бродит по ночам где не следует! Клафин — опасное место, хоть и столица графства. Второго за неделю находим, между прочим.

— Ужас! — просипел Валиадо испуганно. — Умоляю, подскажите: где здесь можно на ночь остановиться? Я пришел издалека.

— Ступай в трактир «Слива Абаса», — посоветовал третий. — Кормежка приличная и кровати без клопов… почти. Там, кстати, гвардейский отряд квартирует. Так что если захочешь представление устроить — зритель найдется.

— Гвардейцы? — удивился Валиадо. — На юге?

— Ты не слышал? Челемпан в Каолит рвется. Пока все ограничивается протекторатом, но полное слияние — вопрос времени. Граф готов кому угодно задницу подставить, лишь бы соседи не донимали…

Распрощавшись со стражниками, Валиадо отправился в трактир. Мысли его бурлили: «Если Большой совет прислал отряд для защиты границ, в нем точно будут маги!»

Кукловод не считал себя особо одаренным человеком. Всех его способностей хватало на кукол да карманников. В то время как маги, — не говоря уже о колдунах! — могли мановением руки сравнять с землей дом или заморозить целое озеро. Но попытать счастье стоило. Пройди все гладко, и кукловода ждал загадочный университет, облачение мага, почет, слава… словом, все, о чем он грезил.

Возле трактира собралось человек двадцать. Судя по всему, праздные зеваки после кукольного представления отправились сюда, разглядывать гвардейцев. Здесь запросто могли находиться ветераны Великой бури, поэтому домохозяйки принесли корзины с выпечкой и глиняные крынки с молоком, — угостить избавителей.

Люди столпились возле коновязи и яростно спорили, размахивали руками, кто-то кому-то даже пригрозил набить морду. Валиадо кое-как сумел протиснуться сквозь толпу, и до порога оставалось всего несколько шагов, когда сзади послышался удивленный голос:

— Кукловод? — На него, раскрыв рот, таращился какой-то бородач в нелепой вязаной шапочке. — В трактир, что ли?

— Да-да, вы очень проницательны, — быстро закивал Валиадо. — Холодно здесь, сыро, да и устал я…

— Ну-у, — протянул сухопарый старик, стоявший возле колодца, — не думаю, что место для тебя найдется. Придется в курятнике ночевать! А чо? Покажешь спектаклю свою петухам и курам! Ха-ха!

Валиадо с трудом поборол желание подчинить себе разум старого пердуна и заставить сделать нечто очень мерзкое. Вместо этого Кукловод улыбнулся и спросил:

— А что стряслось? Мне стражи посоветовали заглянуть в этот трактир. Говорят, и постели, мол, и еда…

— Так каолитские вояки сюда нагрянули, — пояснил ему здоровяк. — А вместе с ними эти… ну… колдуны новые… маги, сожри и высри их волки!

Последнюю фразу он произнес полушепотом. Магов на юге, впрочем, как и везде, не любили и боялись. Молва сохранила страшные подробности времени, когда из Фростдрима на континент такая жуть перла, что до сих пор народу икается. И всем наплевать, что колдуны и маги, как волки с псами, не похожи друг на друга.

— Что ж, — пожал плечами Валиадо, — мне-то как раз к ним и надо. Дайте-ка пройду.

На вывеске двухэтажного сложенного из осмоленных бревен здания красовалась большая слива, жирно выведенная темно-синей краской. Из сливы выползал задорный червячок. Сквозь щели в дверях на улицу просачивалось доброе тепло, аромат каши, мяса и запах крепкого табака.

Сглотнув голодную слюну, Валиадо толкнул дверь.

Внутри было многолюдно. Столы, выставленные рядком вдоль стен, ломились от снеди, глиняных бутылочек с узкими горлышками и толстопузых пивных жбанов. За столами расселись люди, преимущественно мужчины, в одинаковых гвардейских табардах, надетых поверх кольчуг. Цвета одежды, темно-зеленые и золотые, давали понять, что воины принадлежат к дому Эйфаринос. Всего их было человек сорок: все как один жилистые, подтянутые, с обветренными суровыми лицами. Выделялись лишь трое магов в необычных одеждах, да широкий и могучий, как бык, мужчина в ярко-алом камзоле. Галдеж в зале мигом стих, многие удивленно смотрели на появившегося на пороге мужчину.

Валиадо почтительно поклонился, заложив левую руку за спину, а ладонь правой приложил к сердцу. Люди востока оценили жест незнакомца — в ответ на приветствие зал трактира наполнил гул удивленных голосов. Человек выказывал почтение так, как было принято в их землях.

Кукловод чинно разогнулся и обвел всех сидящих торжественным взглядом.

— Почетно бродячему артисту видеть столь достойных и мужественных воинов, посвятивших жизнь служению Каолиту. Также долго можно восхищаться силой и талантом магов, — теперь он поклонился в сторону людей в белых балахонах. Странствуя по миру, кукловод поневоле научился подобострастным речам.

— С кем имеем честь беседовать? — осведомился мужчина в алом камзоле. Его тяжелые кулаки уперлись в столешницу, грозя оставить вмятины на твердом дереве.

— Валиадо, — вновь склонился Кукловод, — странствующий кукловод. Неоднократно бывавший в прекрасном Лей-КванЧи и дававший в Парке Восходящего Солнца представления. Небезуспешные, стоит сказать.

— Кукловод? — удивился мужчина. — Интересно… и что привело тебя сюда, в трактир? Я уверен, тебе уже сообщили, что свободных комнат нет. Но я также уверен — под открытым небом ты не останешься. На юге, принять у себя дома талантливого мастера было бы честью для любого горожанина.

— В трактир я пришел по совету стражников. Но интерес мой распространяется гораздо дальше соломенного тюфяка и раскаленных углей в жаровне. Думаю, уважаемым магам будет небезынтересен мой талант.

— Талант? Я не ослышался? — подал голос из-под низко надвинутого капюшона один из магов. — У тебя есть дар?

— Ну, мои способности скромны и не идут ни в какое сравнение с умением истинных повелителей стихий и природы, — пожал плечами Валиадо. — Но, если вы разрешите, могу продемонстрировать свое умение.

Колдуны переглянулись, словно беззвучно обменялись мыслями. Затем один из них встал и поставил на стол перламутровый шарик на деревянной треноге. Внутри шара кружили белоснежные песчинки.

— Покажи все, что умеешь, — попросил маг, осторожно сжимая шар ладонями. — Нам нужны талантливые новички… Пусть и далеко не юные.

Валиадо развернул сундук. Открыв крышку, извлек фигурку рыцаря и поднял ее высоко над головой, чтобы каждый человек в зале видел. Захлопнул крышку и положил сверху куклу.

— Прошу заметить, что на фигурке нет нитей, — важно проговорил он. — А теперь, смотрите внимательно.

Ладони привычно вспорхнули над неподвижной куклой; часть его разума будто переместилась в деревянное тельце.

Слабо шевельнувшись, рыцарь встал и быстрым движением обнажил меч…

В зале стало тихо.

Маг, что все это время продолжал сжимать шар, с криком оторвал ладони от перламутровой поверхности. Песчинки внутри превратились в угли, в воздухе появился едва заметный запах паленого дерева и мяса.

— Как… как ты это делаешь? — прохрипел он, глядя на обожженные до черной корки ладони. — Кто тебя научил?!

Последнюю фразу он выкрикнул. Гомон в зале разбавил леденящий душу шорох стальных клинков, покидавших ножны. Кукловод остановился и удивленно посмотрел на десяток вооруженных бойцов, что спешно выходили из-за столов, окружая его плотным кольцом. Оглянулся на дверь — но там уже стояли, натянув луки, две женщины в лисьих шапках.

— Потомок фростдримской мрази! — прорычал мужчина в камзоле. Он тоже обнажил меч. — Разве наши предки не всех вас под нож пустили?

— Нет-нет, что вы! — замахал руками перепуганный кукловод. — Я родился в предместьях Мискарелля, в семье разорившегося мельника. А этому… этому научился сам. Просто всегда знал, что нужно делать!

— Я не верю ему, — уверенно заявил другой маг. Его правую ладонь охватило странное синее пламя. От него вверх поднимались клубы сизого пара, по залу расползался холод. — Сила, освобожденная здесь, не идет ни в какое сравнение с тем, что я видел доселе. Это сырая, грубая сила. Не магия! Такому просто невозможно научиться… ни в наше время, ни задолго до него. Ты был во Фростдриме после уничтожения Кристалла?

— Нет, нет! — замотал головой Валиадо. — Я никогда не был на севере! Даже про Хелленвейс знаю только из книг. Клянусь, всю жизнь путешествую между Мискареллем и Эйфариносом!

Маг долго стоял и смотрел в лицо кукловоду. Холод, идущий от руки повелителя стихии, словно вгрызался в кости Валиадо. Он затрясся как осиновый лист на ветру.

— Врет, — уверенно заявил маг, сверкнув из-под капюшона холодными глазами. — Пусть угаснет во мне дар, если говорит правду! Схватить! Отвезем его в Клэйтон Бриж. Пусть Трибунал решает, что с ним делать.

Не успел Кукловод и рта раскрыть, как кто-то сильным ударом послал его на пол.

Глава 3 Моркос

Я еле поспевал за Гродвердом, лихо лавирующим в толпе горожан.

От его скособоченной фигуры шарахались в стороны, в то время как мне приходилось подолгу продавливать плотные людские заслоны, выслушивая в свой адрес ругательства и получать подленькие тычки в спину. Да и на ноги здесь наступали с особым смаком и цинизмом!

Легкий мешок с наскоро собранными пожитками пришлось взять в руки, длинный тяжелый плащ с чужого плеча сковывал движения. Скинул бы его давно, да вот только холодно нынче на западе. Начало зимы…

— Скоро будем на площади! — бросил, не оборачиваясь, Рубака. — Не отставай. А то плетешься, как ишак полудохлый.

Очень хотелось нагрубить в ответ, но что-то сидящее глубоко внутри меня не давало. Скорее всего — благодарность… Тот день, тот миг, на причале, стал поворотным в моей судьбе. А обряд, проведенный Гродвердом, — отправной точкой в новую жизнь. Как сейчас помню, что было после того, как я поднялся с набережной…

— Зов Стали. — Гродверд утирал пот со лба. — Слабенький, но есть. Это не Синдром, сомнений быть не может.

— Отлично, прелестно! — прогромыхал где-то неподалеку веселый голос Трэвора. — Я так волновался, так волновался! Подумать только, еще и дня на новом месте прослужить не успел, а здесь такое! Синдром Валиадо! Охо-хо! Такое, демоны меня дерите, в жутком похмельном сне не приснится!

Я его радость разделял лишь отчасти — рука болела так, что хоть волком вой. Мышцы живота и ног рвали судороги, из глаз потоком лились слезы. Но душа пела. Правда с губ срывались отнюдь не слова из песни.

— Курва… как больно…

Трэвор засмеялся.

— Терпи, сынок. Это небольшая плата за обучение в университете. И пускай, твой дар слабоват, уверен, что и ему найдут достойное применение. Ну-с, к делу…

Посол дал день на сборы.

Новый набор в университете начинался в марте. К тому времени я обязан был явиться в земли Дома, которому служил Гродверд, и получить именные грамоты. По сути, бумагами я мог разжиться и здесь, но мой новый кособокий приятель справедливо решил, что деньги для него важнее моего потерянного времени. Дом, которому служил Рубака, был обязан заплатить ему за то, что распознал дар в новичке…

Спорить с ним — себе дороже. Пришлось подчиниться и бежать домой, собирать вещички.

Покинул лордство Ромбад я с легким сердцем. Меня никто здесь не ждал, и ничего не держало. Постоянной девушки не было, а родителей помнил смутно — толком даже не знаю, что с ними стряслось…

Сборы много времени не заняли. Наскоро собрал мешок, запер свой разваливающийся дом и, заглянув в «Судьбу Барда», оставил ключ на столике перед Варколом. Трактирщик оставался единственным человеком в трущобах, к которому у меня осталась хоть капля уважения.

Холодным и дождливым утром я взошел по трапу на палубу небольшого пассажирского судна под флагами Дома Мисакарелль. Предстояло долгое морское путешествие, в разоренные древней войной земли.

Когда доки Ромбада растаяли в утренней дымке, я глубоко вздохнул и плюнул через высокие перила в темно-зеленые воды Моря Ветров. Прошлое оставалось позади. Туда ему и дорога.

Мискарелль. Бедная, уничтоженная Бурей земля, в которой человеческих костей больше камня. Здесь до сих пор властвовали страх, боль и постоянное ожидание смерти. Городов на территории Мискарелля осталось не много, но все они напоминали могучие бастионы. В суровых землях доживали свой век искаженные силой Кристалла существа. Они по-прежнему были сильны, опасны, и так же, как двести лет назад, ненавидели род человеческий. Вот только пылу у них поубавилось. Гвардейцы и Серые рыцари нещадно вырезали поселения кронов и месшифов. Уж не знаю, зачем Каолиту понадобились истерзанные колдовством земли, вот только сюда ежегодно отсылают сотни и сотни гвардейцев…

Такие подробности о Западном Доме я узнал от отставного гвардейского капитана. Гродверд оказался на редкость скупым собеседником, и неохотно отвечал на расспросы, но на счастье, в общей корабельной столовой, мне повезло повстречать Манхандра Однорукого. Полевого капитана, дослужившего свой срок на стенах Бодхардума, столицы запада.

Седовласый ветеран, потерявший руку в одной из многочисленных схваток с кронами, не так давно завязал с военным делом. Жизненная сила все еще кипела в нем, глаза горели молодецким задором.

— Клятый возраст, — любил приговаривать он, после кружки-другой пива. — Уже чувствую себя трухлявым пеньком. Скоро начну мочиться под себя, и ворчать на молодняк… Это ж надо, даже оставшись без руки, я умудрился дослужиться до капитана! Проклятое увечье не мешало заниматься любимым ремеслом! А возраст, мать его так, свалил меня. Но глаз по-прежнему остер, точно говорю тебе. Знал бы ты, как лихо мои молодчики из баллист лупят…

Человеком капитан оказался веселым, знал кучу смешных баек и старинных легенд; не брезговал вином и пивом. По вечерам рассказывал о баталиях времен Бури, жизни в Мискареллье, расспрашивал о Ромбаде.

Долгое морское путешествие, как ни странно, повлияло на меня хорошо. Хотя ничего удивительного в этом нет: спал на мягкой кровати, трижды в день ел и дышал чистым морским воздухом; да и рану в боку залечил корабельный монах.

Порт прибрежного городка Паллериз встретил нас легким снежком. Для жителя Халиты снег — предвестник беды. Но меня он нисколько не волновал. Пускай здесь и было холодно, но, в сравнении с Ромбадом, где, наверное, уже вовсю мочь дули северные ветра, а дороги завалило сугробами, зима на западе казалась мягкой.

Распрощавшись с попутчиками, я и Гродверд направились на ближайшую почтовую станцию, где Рубака нанял повозку. Со слов капитана Манхандра, путешествовать по проложенным через вымершие земли дорогам можно и пешком, да вот только Гродверд отчаянно спешил. Потому и решил раскошелиться на повозку.

О перевозках в Каолите стоит рассказать подробнее.

С незапамятных времен, еще до того, как на континент перебрались первые колдуны, дорогами заправляли Орры. Древняя, нечеловеческая раса, они первыми додумались мостить тракты тесаными плитами. Об их облике известно мало и по сей день, они предпочитают скрывать его под бесформенными балахонами. Людей они сторонились, ограничиваясь торговлей. Но Буря коснулась и их. Колдуны жгли деревни, безжалостно убивали детей… Не будучи сведущими в военном ремесле, орры попросили помощи у людей.

Нашу повозку сопровождала пара наемников вооруженных топорами и луками. Кучер, сутулый и молчаливый орр, правил лошадьми, сидя на высоком облучке с откидными бортами. Рядом лежал заряженный шнеппер.

Занятно. Лишь у меня оружия не было. Впрочем, эту несправедливость исправили быстро.

— Вот, — Гродверд протянул мне старый корд, — раз в трущобах рос, управиться с ним должен. Только осторожней, лезвие старое, источенное. Может обломиться, если в кость попадешь.

Устроившись на лавке, он положил палаш на колени и ухватился за рукоять. Я сунул корд за пояс и забыл о нем. А сам, закутавшись в плащ, во все глаза разглядывал истерзанную колдовством землю…

Колеса сухо шуршали по старым плитам, над головой со скрипом раскачивалась лампа, а кованая решетка на окнах придавала унылому пейзажу колорита. Наемники от повозки отказались — предпочли жеребцов. Изредка выезжали на лигу-другую вперед, дабы разведать местность.

Ночами я слышал сдавленные стоны, всхлипы и даже чей-то далекий плачь. Спутники говорили, что это рыдают искалеченные земли… Ночевали мы прямо в повозке, запирая на ночь ставни и вешая на дверь толстую цепь с тяжелым замком. Орр держался от нас отстраненно, почти не разговаривал. Голос его казались низким, хрипящим, словно кучер постоянно задыхается.

Спалось плохо. Постоянно просыпался храпа, а однажды меня разбудил заунывный вой, разлившийся над бескрайней степью. Гродверд как-то обронил, что это воют месшифы — чудовища Кристалла. Это были странные твари с человеческим туловищем и головами пятнистых гиен. Пугливые и тупые, но уже с зачатками разума. Стая вооруженных кистенями и дубинами месшифов представляла серьезную угрозу.

Как-то утром, когда мои спутники еще крепко спали, я проснулся от ужасной тяжести внизу живота.

Сняв цепь с двери, выскочил в утренние сумерки и легкой трусцой отбежал к засохшему обломку дерева… Справив нужду, вернулся к фургону.

К моему удивлению, орр уже проснулся. Он сидел на облучке и ковырялся ложкой в странном глиняном горшочке. Ел.

— Ты первый раз в Мискарелле? — прохрипел он. Получив утвердительный ответ, продолжил: — Тогда лезь сюда. Посмотри, что сделали колдуны с нашей землей.

Скрыв удивление, я забрался на облучок. Вид оттуда открывался не из приятных.

Серая, изрытая трещинами земля простиралась во все стороны света, теряясь за пеленой утреннего тумана. Чуть восточней, в стороне, куда змеилась дорога, виднелись силуэты Клыков — двух скал по обе стороны тракта.

— Гляди на восток. Во-о-он там, где ямы с оплавленными краями и вздыбившийся грунт. Когда-то здесь был город. Последний город орров в обжитых землях. После удара колдунов, от него остались шлак и пепел.

Разглядывая раны на теле земли, я с ужасом представил, сколько же крови пролилось здесь.

— Мы — не люди, — кучер безжалостно отбросил глиняный горшок, — мы не умели сражаться. Нас интересовали только лошади и повозки. Еще дороги. Что и по сей день манят орров… Чем мы не угодили колдунам?

— Не знаю, — признался я. — А чем им не угодили люди? Колдуны — отвратительные твари, место которым под дерновым одеяльцем. Ты хочешь понять их поступки?

— Не хочу. Это риторический вопрос… если знаешь, что это такое. Меня устраивает судьба выходцев Фростдрима, но без боли на искалеченную землю смотреть не могу. Тяжко на сердце… И знаешь, что самое жуткое?

— Нет. Расскажи.

— Легион Павших. Слышал о нем? Нет? Коротка человеческая память. Расспроси на досуге своего спутника.

На том разговор и зачах. Но о Легионе я узнал. И, да, верно, это была самая страшная из всех историй Бури.

Среди Колдунов были такие, что научились поднимать мертвецов из могил. Легион Павших прошелся по Мискареллю, разбившись о стены Бодхардума. Западный Дом оказался изувечен, но не сломлен.

«Как мы смогли победить в такой войне? — думал я, разглядывая старый корд с хрупким лезвием. — Может, в университете найду ответ на этот вопрос…»

Дорога постепенно расширялась, все чаще на обочине попадались черные пятна старых кострищ. Где-то вдалеке торчали одинокие, измученные вековой жаждой деревья. Изредка встречались заросли колючего кустарника, проплешины с сухим коричневым мхом или низкая желтая трава, что на ощупь больше похожа на мочало. К концу четвертого дня из-за тяжелых свинцовых туч осторожно выглянуло солнце. Зима немного попугала мискарелльцев, до поры смирив свою ярость.

В один из вечеров, когда я пытался прикорнуть на лавке, Гродверд приоткрыл дверь и о чем-то спросил орра. Я не расслышал, что именно интересовало Рубаку, но в вопросе присутствовало слово «фонтан». Меня он слушать не стал, сказав только, что все узнаю в свое время… Если б не он открыл во мне Зов Стали, стоило серьезно подумать над тем, чтобы ночью напихать ему лошадиного дерьма в ботинки! Его ледяное молчание и наплевательское отношение бесило. Отмахивался, будто я — назойливая летняя муха. Оставалось только тешиться надеждой: «Ничего. Скоро наши совместные странствия закончатся…»

— Поворачиваем! — прорычал кучер.

Я вздрогнул, поглядел в окно. Сумерки сгущались, тусклое солнце опускалось за горизонт; оно выглядело призрачным сквозь дымку, что затягивала безжизненные степи. Повозка съехала с тракта на узенькую грунтовую колею. Заросли здесь были гуще, трава выглядела посвежевшей, да и на кряжистых деревцах порой виднелись листочки.

— Едем к фонтану Глэдис, — наконец пояснил мне Гродверд. — Во время Бури, когда страну заполонили орды колдовских выродков, Глэдис Тильмора сотворила пять волшебных фонтанов. Она был воистину могущественной Колдуньей, не только не одобрившей войны, но и выступившей против сородичей. Твари из Легиона не могли приблизиться к фонтанам на полет стрелы, и наши воины использовали островки безопасности, как сборные пункты. Сюда стягивались партизаны, отряды Серых рыцарей и простой люд. Фонтаны стали новой вехой в войне за запад…

Я не заметил, когда остановилась повозка — настолько увлекся рассказом. Один из наемников постучал в дверь:

— Приехали! Давайте к нам, будем устраиваться на ночь. Ай, красота! Какой же здесь воздух…

Я стрелой выскочил из повозки, во все глаза таращился на окружившие нас кущи настоящего леса. Конечно, со второго взгляда становилось понятно, что никакой это не лес, а ярок, но даже два десятка зеленых исполинов вселяли в сердце радость. После истерзанной земли вдоль тракта, казалось, что очутился в предместьях Новомирья.

Мы вышли на очаровательную полянку. Здесь бы очаг, рядом, в деревянном ящичке, лежали заготовленные кем-то березовые поленья. Кресало и трут, завернутые в промасленную кожу, нашлись там же.

Но то, что открылось моему взору дальше…

Между двумя дубами, что чудно переплели ветви, бил фонтан. Круглый бассейн, выложенный из булыжников, вместо задней стенки высокая каменная плита с высеченными рунами. Хрустальная вода стекала с плиты в бассейн, словно поток рождался в камне.

Я осторожно подошел к борту и посмотрел вниз. Вода бурлила, брызги взлетали высоко, медленно оседая на траву водяной пылью. Необычайная свежесть чувствовалась в воздухе. Мигом забылась гниль трущоб. Боль, страх, ненависть… все растаяло, как хрупкий ледок под весенним солнцем.

Хватило одного прикосновения к борту, одного глотка воды, чтобы ощутить волшебную силу этого места. Усталость как рукой сняло. Тревога, преследовавшая меня всю дорогу, отступила, мысли отчистились, на душе стало легко и свободно.

Чудное место…

— Пробирает? — понимающе кивнул мне старший из наемников, — Понимаю. Первый раз все стоят, раскрыв рот. Фонтан прекрасен, вот только построен на костях и кровью омыт. Запомни это. Пока Глэдис возводила это чудо, наши предки бились с Легионом, что охватил кольцом эту часть леса… Да, когда здесь была настоящая пуща.

— Это имена павших выбиты на плите? — догадался я. — Чтобы потомки помнили героев?

— Тебе лет сколько? — удивился наемник. — В добрые и красивые сказки до сих пор веришь? Те, кто лег в землю, унесли свои имена с собой. Некогда переписи проводить, воевать надо было! А на плите написано охранное заклятье.

Тем временем второй наемник, тот, что был помоложе, разжег костер. Поленья весело потрескивали, огненные блики плясали на земле и наших лицах. Говорить не хотелось, ужинали в полной тишине. Слышен оставался лишь скрип ложек по стенкам деревянных мисок, да журчание воды.

— Караул выставлять не будем, — мощно зевнув, проговорил старший наемник. — Те, что все еще бродят по ночам, к фонтану не сунутся. А разбойников в Мискарелле нет.

— А что стало с Глэдис потом? — спросил я. — Когда закончилась война?

— Она не увидела ее конца. Матерь угодила в засаду, когда направлялась к месту, где планировала возвести еще один фонтан. Колдуны отдали ее на поругание своим тварям. Последний раз ее видели во время осады Бодхардума. Глэдис Тильмору водили на цепи вдоль стен. Она была беременна и, как говорят, безумна…

Когда Гродверд залил костер водой, я поначалу не мог понять — почему на поляне по-прежнему светло? Но потом взглядом натолкнулся на фонтан. От воды шло ровное сияние, разгонявшее тени.

Под хрустальное журчание я уснул. И видел в ту ночь золотые сны.

А потом был Бодхардум.

Столица запада казалась одиноким солдатом в безжизненной степи. Два кольца городских стен, широкий ров, сторожевые башни, зорко глядящие во все стороны света, в самом сердце — цитадель на высоком холме. Пересчитать все равелины, бастионы, стрелковые площадки и прочие фортификационные премудрости я попросту не успел. Бодхардум выглядел непреступным городом. По сути, он таковым и являлся, ведь именно его стены остановили Легион Павших. Каждый участок стены был надежно защищен, пролеты между башнями простреливались с двух-трех позиций; скорпионы и катапульты хоть и покоились под полотняными чехлами, всегда оставались готовыми к бою. Расчеты дежурили здесь же.

На высоких шпилях реяли знамена, по крепостным стенам разгуливала вооруженная стража, а под крышами смотровых башен, как утверждал мой спутник, денно и нощно бдели маги. Нынешнее время с трудом можно назвать суровым, и огромный гарнизон западной столицы мог показаться неуместным, но обычаи в Мискарелле блюлись свято.

Каждый встречный мужчина походил на воина — суровые лица зачастую были покрыты шрамами, у многих, совсем еще молодых горожан, седые волосы выбивались из-под странных шапок с забавно вытянутыми верхушками.

Мы искали дорогу к большому городскому Собору. Тот самый, что заложили еще в первые годы Бури, чтобы поднимал боевой дух мискарелльцев своим величием. С годами собор обветшал, мозаики осыпались со стен, а узорные крылья на куполах, символы того, что здесь исцелят любого страждущего, покрылись ржой. Сейчас, когда в землях Западного Дома воцарился относительный порядок, рабочие реставрировали собор. Стены были окружены строительными лесами, воздух полнился тяжелым запахом штукатурки и свежих белил. Зодчие стремились завершить работы до наступления настоящей зимы.

— Загляну в Собор, — не оборачиваясь, бросил Гродверд. — Потом найду мастера ордена и доложу о своем прибытии. Ты можешь пока отправиться в таверну «Кайло» — она рядом с северными воротами. Подожди, пока улажу дела. Возьми, здесь три клюдиция… погоди, прихвати-ка и мой меч. В собор с оружием не пускают.

Прицепив мне на пояс ножны, он развернулся и растворился в толпе. Я остался стоять в людском потоке, растерянно таращась на тяжеленный палаш.

«И почему этот кособокий болван не носит его за плечами?»

Я хохотнул, и двинулся к северным воротам. Моряки, с заходивших в порт Ромбада судов, частенько рассказывали о вкуснейшем пудинге и черном эле, что подавали в тавернах Мискарелля…

В таверне было немноголюдно, если не сказать — пусто. Человек пять горожан, и трое странного вида мужчин, в жилетах из шерсти грубой выделки, надетых поверх стеганых рубах.

Хозяин «Кайла» стоял за высоким прилавком и, не торопясь, протирал глиняные кружки. В воздухе витал терпкий запах табака, ароматы подгоревшей каши и пива.

Следом за мной в таверну ввалилась группа рабочих. От них пахло белилами, волосы у многих казались притрушенными белой пылью. Они явно торопились, потому как едва ли не бегом ринулись к прилавку. Пропивали жалование, не иначе.

Повесив плащ на прибитые к стене оленьи рога, я неспешно прошелся через зал к стойке. Рабочие уже ухватили по паре кружек пива, и спешно приканчивали его, заедая странным жареным хлебом, покрытым коркой соли и перца.

Завидев меня, хозяин тепло улыбнулся и, отставив надраенную до блеска кружку, произнес:

— Гостю рады, — он покосился на ножны на моем поясе, — чего изволит воин?

— Две кружки черного эля и ваш знаменитый пудинг, — уверенно заказал я, доставая из кармана полновесный клюдиций.

— Пудинг? — он удивленно воззрился на меня. — Вы уверены?

— Ну да, а такое?

— Да нет, ничего, — хозяин пожал плечами, затем вытащил из-под прилавка резной деревянный ларец. — Пудинг так пудинг.

За заказ он взял на удивление мало — всего четыре крусана. Получив шесть мелких монет сдачи, я двинулся к дальнему столику под лестницей. Наконец-то, почти за месяц странствий, появилась возможность спокойно посидеть и привести в порядок мысли. В одиночестве.

Моя вялотекущая жизнь сделала настолько крутой разворот, что я до сих пор пребывал в легкой эйфории. Подумать только, месяц назад был нищим оборванцем в трущобах богами забытого лордства, а теперь вот, пью вкуснейший черный эль в таверне Бодхардума. А впереди маячит университет, горы клюдициев и служба ордену Стали. Чудеса!

— А жизнь-то налаживается, — прошептал я, с удовольствием отхлебывая из кружки. — Куда запропастился Гродверд?

Пудинг оказался не таким уж и приятным на вид — белая студенистая масса с розовыми прожилками, к тому же постоянно дрожащая. Пах он корицей, молоком, и какими-то неведомыми пряностями. Когда я уже занес над ним ложку, мою руку в воздухе перехватили чьи-то сильные пальцы.

Надо мной стоял Гродверд. Бледный, глаза возбуждено блестели, а на лбу выступили капельки пота.

— С ума сошел? — прорычал он, глядя мне прямо в глаза. — Даже и не думай есть эту отраву.

Резким движением он сбросил миску на пол, расплескав дрожащую массу по полу. Хозяин таверны недовольно заворчал у стойки, но одного взгляда, брошенного разъяренным Рубакой, хватило ему, чтобы благоразумно заткнуться. Потупив взор, принялся скоблить ножом несуществующее пятно на столешнице.

— Ты чего? — Суть происходящего от меня ускользнула.

— Эта дрянь, — он указал на пол, — похуже вашего Хвороста будет. Дай-ка угадаю — моряки рассказали, да? Так и думал… Вот ведь сучье племя!

Я сидел ни жив, ни мертв. Оказалось, что мореплаватели продавали в местные таверны, трактиры и закусочные какую-то странную приправу — смольнейк. Где они ее брали — не знал никто. Было известно одно: попробовав однажды местный пудинг, ты превратишься в раба смольнейка. Гродверд, злобно сжав зубы, рассказал, что в последние годы Большой совет издал указ, согласно которому торговля приправой будет караться смертью. Но моряки никогда в жизни не откажутся от столь жирного куска, что непременно повлечет за собой рассвет контрабанды и рост преступности… Вообще, Гродверд оказался умным малым. Сказывалось обучение в университете. Как раз то, к чему стремился я — хотелось узнать о мире как можно больше. Годы, прожитые в неведенье, давили тяжким грузом.

Настроение у Гродверда и без недоразумения связанного со мной оставалось препаршивым. Оказалось, несколькими днями ранее мастер ордена Стали отправился в паломничество к священной в этих землях Скале Слез, и вернется не раньше первого весеннего месяца. Так что выбор у нас был скудный: либо мы ждем мастера в столице, и я не успеваю к началу учебного года, либо нам придется отправиться прямиком в обитель Серых рыцарей. И то и другое решение не пришлись мне по душе, но опаздывать в университет было бы большей глупостью.

— А где этот обитель? И что это вообще такое?

— Трогдум. Замок на юге Мискарелля, — проговорил Гродверд, ковыряя вилкой остывший ростбиф. — Поганый край. Но устроились рыцари неплохо. Тренировочный лагерь есть, кузница своя, подводы продуктовые каждый месяц… Баб они, правда, не жалуют, но что уж тут поделать. Мир безумен — от желающих присоединиться к братству отбоя нет. Юнцы хотят ходить в пудах стали, с мечами у поясов и бить кронов…

Кроны. Я слышал о них еще в Ромбаде. Самые страшные создания Кристалла. Поговаривают, что в кронах смешались начала многих существ, при этом основой была не человеческая сущность. Не хотелось даже думать о том, как выглядят эти создания. Про путешествие через их земли вообще молчу.

— Значит, — сказал я, — отправимся в земли мутантов и рыцарей, предпочитающих доспехи — бабам?

— Боюсь, что бабам они предпочитают отнюдь не мечи… или — мечи, но не из стали. — Усмехнулся Гродверд. — Прогулка не из приятных, но делать нечего. Не сидеть же здесь до весны? А то от скуки сопьемся к демонам…

Мы прибились к небольшому отряду охотников, что последний раз в этом году отправлялись в мертвые земли. За толстую шкуру кронов неплохо платили местные кузнецы и скорняки, так что понять этих суровых людей, с длинными луками за плечами, можно было. К тому же, заморские богачи давали хорошую цену за рога, копыта и хвосты более редких мутантов все еще обитавших в пустошах. Многие местные мужчины выбирали для себя охотничью стезю, но лишь единицы из них доживали до старости. В мертвых землях опасность подкарауливала за каждым углом.

В столице поговаривали, что охотники годом ранее возвели небольшое поселение неподалеку от Трогдума. Предполагалось, что в скором времени там появятся первые дубильни, лавки и мастерские.

Серые рыцари смотрели на нежданных соседей сквозь пальцы. Преград не чинили, но и помощи от них ждать не приходилось. Воины посвятили жизнь борьбе с порождениями Кристалла, и всего остального мира для них словно не существовало.

— Эй, молодой! — окликнул меня невысокий бородатый мужик, в грубом кожухе с отороченным мехом воротником. — Ты б не сильно мельтешил здеся, а? А то мне во-о-он те вот кустики не нравятся…

В мертвые земли мы въехали дня три назад. Местность не особо изменилась, только стали чаще попадаться заросли колючего кустарника, да деревья росли кучнее и выглядели покрепче. Но, несмотря на ожившую, как казалось, природу, сам воздух здесь был пропитанным смертью.

Скорость передвижения отряда заметно упала, а ночью мы палили огромные костры, оставляя в карауле по три-четыре человека. Охотники и так ни особо протестовали, когда мы изъявили желание ехать с ними, а стоило Гродверду надеть на пальцы три серебряных кольца, на лицах мискарелльцев засияли довольные улыбки: мол, не прогадали с попутчиком!

В эту ночь я дежурил с двумя бывалыми ходоками: Хводром и Склазисом. Первый был полноватым, лысеющим мужичком лет сорока. Всю дорогу он травил байки, описывал свои приключения и хвастался добычей. Многих раздражал его постоянная болтовня, но только не меня — путешествовать в тишине, окруженным кислыми рожами, хотелось еще меньше. Хводр оказался эдаким заводилой, и не давал скучать в карауле. Склазис же был самым опытным и, что вполне понятно, самым знающим среди всех наших спутников, коих насчитывалось полтора десятка. Седой, крепкий и жилистый, он словно олицетворял собой мои представления о жителях Мискарелля. Однажды старый охотник обмолвился, что эта вылазка станет для него последней, и он надеялся как следует подзаработать напоследок…

Именно Склазис окликнул меня, походя, вытаскивая из большого, обшитого козьим мехом колчана длинную стрелу с цветным оперением. Наложив ее на тетиву, он сдвинул привычную мискарелльскую шапку-стручок на затылок, и чуть подался вперед.

— Эй, дед! — позвал его Хводр, нервно похлопывая ладонью по топорику у пояса. — Чего углядел-то? Кроны?

— Не, — отмахнулся старый охотник, — похоже, духи… упокой их земля. Поднимай-ка мужиков, не нравятся мне такие ночные гости!

Меня бросило в пот. Конечно, в мире хватает чудовищ, но всех их можно усмирить огнем или сталью, но духи! Тени прошлых лет, что бродят по Мискареллю…

Люди спешно повскакивали с лежаков, на ходу хватая луки и колчаны. Заскрипело, сгибаясь, тугое тисовое дерево, затрещали, исходя дымом и запахом смолы, факелы. Какой-то охотник спешно вытащил из кучи вещей длинный и широкий колчан, в котором хранились осиновые колья. Мужчина продел руки в лямки и, вытащив один кол, двинулся к узкой границе между светом от костра и мраком ночного леса. Там мелькали едва различимые тени. Студеный ветер налетел на наше стойбище, в мое разгоряченное лицо впились сотни ледяных игл. Пламя большого костра опасливо задрожало, словно раздумывая: погаснуть, или нет?

— Не вздумайте стрелять! — рыкнул на своих спутников Склазис. — Там бродят заблудшие души.

Над стойбищем повисла тишина. Охотники боялись и слово проронить, внимательно вглядывались в ночь. Там, за порогом света, едва заметно проступали очертания человеческих фигур. Мне казалось, что в фантомах я вижу павших защитников Мискарелля. Легкие стеганые доспехи, обшитые воловьей кожей щиты, кольчужные шапки, тяжелые топоры у поясов… призрачные воины оставались такими же, как и две стони лет назад. Вот только смотрели на изменившийся мир ледяным взором.

— Уходите! — прокричал Склазис. — Мы — ваши потомки, и не несем людям зла! Убирайтесь обратно в землю!

Ветер поменял направление. Мне послышалось, что участившиеся порывы доносят до нас тихий шелест голосов. Ночь за порогом света сгустилась, проглотив духов, а ветер унес их шепот дальше на юг.

— Уф, пронесло… — прошептал Хводр, смахивая перчаткой пот со лба. — Молодец Склазис! Не струсил. А вот у меня до сих пор поджилки трясутся.

Я запахнул полы плаща и придвинулся поближе к костру, в который кто-то бросил охапку сухих листьев. Желтые язычки пламени скрылись под коричневым ковром, воздух насытился сладким дымом.

Тепло боролось с внезапно навалившимся холодом, я почувствовал, как веки слипаются…

— Сегодня обойдемся без караульных, — спокойно проговорил старый охотник, опуская лук и пряча стрелу в колчан. — Ложитесь спать. Призраки распугают всю живое в округе.

В лагере стало тихо, многие люди уже крепко спали. Лишь Склазис сидел на вросшем в землю камне, да смотрел в ночь. Гродверд тоже пока не ложился — правил точилом лезвие палаша. Рубака насвистывал какую-то песенку, улыбался, чего раньше за ним не наблюдалось, и словно предвкушал нечто по-настоящему приятное.

Дальше лес пошел гуще, стали попадаться нити ручейков и речушек. Охотники разбивались на группы, расходились в разные стороны, разыскивали норы редких зверей.

Вскоре мы с Гродвердом остались вдвоем. Шли, ориентируясь по указателям — небольшим каменным обелискам, с насечками в виде стрелок. Природа, хотя местность и заметно оживилась, по-прежнему вела себя робко. Не было слышно пения птиц, стрекота цикад, привычного перестука красноголовых дятлов. Лес казался мертвым.

Признаюсь честно, ожидал трудного и опасного путешествия через мертвые земли, но все оказалось гораздо проще. И когда перед нами вырос приземистый замок с высокими стенами из потемневшего от времени камня, я лишь громко выдохнул — словно сбросил с плеч тяжкую ношу.

Замок был старым и массивным. Стены заросли вьюном, на шпиле донжона полоскались на ветру два знамени: с цветами Мискарелля и гербом Серых рыцарей. Подвесной мост опущен, свет… свет не горел ни в одном окне. На стенах не было видно дозорных, а дверь бревенчатой караулки оказалась распахнутой настежь.

Гродверд обнажил меч.

Я тоже был не в восторге от безжизненного с виду замка. Тишина, безраздельно царившая кругом, наводила на нехорошие мысли. Лишь шелест далеких деревьев, да негромкий посвист осеннего ветра, что гулял над замком.

От моста к лесу тянулась протоптанная дорожка. Похоже, вела она к поселению охотников.

«Можно было вначале наведаться к ним…»

— Будем ждать охотников, — будто прочитал мои мысли Рубака. — Сдается мне, что нынче обитель пустует. И это плохо. Глупо идти туда, где, как может оказаться, пропал целый орден опытных воинов. Нет, с охотниками туда идти тоже глупо… но так, по крайней мере, мы сигнал тревоги подать сможем.

— Кому? Разве здесь есть поблизости люди?

— На рубежах Мискарелля и Эйфариноса, а отсюда до границы рукой подать, постоянно снуют небольшие отряды. Бьют кронов, месшифов, ловят разбойников и контрабандистов. Будем надеяться, что кто-нибудь заметит сигнал и придет на помощь.

Я почувствовал, как желудок подкатывает к горлу. Неожиданно стало жарко, захотелось пить.

— Что-то не хочется в замок лезть. А где помощи дожидаться будем? Внутри?

— Не глупи! — прыснул Гродверд. — Пойдем в охотничий лагерь. Может, у них разживемся новостями.

— А если сразу к охотникам? — Очень уж не хотелось лезть в опустевший замок.

— Нет. Вначале — сигнал. Заметят нас пограничники, нет ли, дело второе. Вдруг, Серые на время ушли из обители? Так хоть внимание их привлечем… И, вообще, ты ж Рубакой стать хотел, нет? Привыкай шкурой рисковать. А если трусишь, всегда можно сменить меч на мотыгу. Выращивать репу и картошку — тоже почетное занятие.

Он раскатал на земле спальник, уселся сверху, скрестив ноги. Сосредоточенно рассматривал стены Трогдума, изредка хмурясь, касался пальцами широкого лезвия палаша.

— Возьми топор, — велел мне Гродведр. — В лесу полно валежника, так что можешь размять ноги и спину. Охотники будут здесь только к вечеру, так что грех не воспользоваться передышкой. У меня в седельной суме есть вяленое мясо и пшеничные лепешки. Мясо жестковато, но если в лепешку завернуть и над огоньком подержать…

Мысленно обругав Гродверда, я взял колун и побрел к темной полоске леса. Судя по внушительному количеству пеньков вокруг — рыцари пополняли запасы дров прямо тут.

— Так, — тяжелый топор придавал уверенности, но одному в лесу было неуютно, — где здесь у вас валежник?

Первая группа охотников появилась, когда небо окрасилось мрачными вечерними тонами.

На пустыре полыхал большой костер, мы сидели на бревнах и продолжали разглядывать твердыню. Мой спутник не проронил за все время ни слова, лишь многозначительно цокал, да елозил точильным камнем по лезвию.

— Что стряслось? — удивленно спросил Хводр, сбрасывая наземь большой тряпичный мешок. — Вас не впустили в обитель?

— В замке неладно, — спокойно проговорил Гродверд. Он убрал в сумку промасленную тряпицу, встал и отряхнул руки. — Нет ни дозорных, ни караула у моста. Решетка, кстати, поднята. В бойницах восточного крыла мелькали тени.

Я удивленно посмотрел на спутника. Почему он не сказал об этом мне? Не хотел пугать? Или не доверяет?

— Нужно подать сигнал.

Охотники стояли молча, многозначительно поглядывая друг на друга. Некоторые побросали мешки с дичью и шкурами, потянулись к лукам и колчанам. Хводр, как старший в группе, коротко распорядился, чтобы никто не покидал полосу света, когда стемнеет. Несколько парней помоложе спешно обматывали жерди просмоленными тряпками.

— Хоть бы Скалзис до сумерек вернулся! — задумчиво проговорил Хводр. — Я вот что думаю… а не разумнее двинуть в замок сейчас, покуда совсем не стемнело?

— Мысль хорошая, — Рубака пожал плечами. — Большой отряд нам ни к чему, но человек пять-шесть пригодятся. А потом, когда ваши подоспеют, двинем к лагерю.

Где-то на окраине леса хрустнули ветки. Тихо зашуршала палая листва, вновь усилившийся ветер вывел долгую, вгоняющую в ужас руладу. В прорехах между стволами мелькали огни, слышались хриплые мужские голоса. Вскоре на просеку вышел первый охотник; следом за ним показались и другие. Впереди всех шел Склазис. В меховом тулупе и кожухе, он походил на тощего медведя. И глядел он не на нас, отнюдь. На Трогдум, что тонул в бурлящих тенях наступающей ночи.

— Почему еще не горят сигнальные огни? — просипел старик, едва оказался возле костра. — Дозорных выставили?

— Нет, — холодно ответил Гродверд, — не выставили. И не выставим. В такой темноте все равно ничего не видно, а в стороне от костра — опасно. В замке кто-то есть. Нужно решить, как незаметно проникнуть внутрь и зажечь костер.

— А что потом? — уже немного спокойнее спросил Склазис.

— Если все пройдет гладко — вернемся к костру, — Рубака сбросил тяжелый плащ, оставшись в стеганке. — Наверх возьму пятерых. Четверо останутся на мосту; остальные будут ждать здесь. Моркос, внутрь тебе соваться рановато, а вот на мосту можешь пригодиться. Склазис, ты как?

— Пойду, чего бы не пойти-то? — улыбнулся старик.

— И я с вами! — Подбоченился Хводр. — Мой топорик всяко лишним не станет.

— Нет, — покачал головой Гродверд, — останешься здесь. Старшим. Натаскайте валежника, нарубите побольше дров, обустройте лагерь. Солнце садится, нужно использовать остатки света.

Поражало, как быстро он перехватил бразды правления. Всю дорогу молчал в тряпочку, а тут — раз! Все слушают, рты раскрыв. Даже опытный и много повидавший Склазис только кивает.

Старый охотник уже сменил тетиву и отобрал семерых парней для вылазки в Трогдум.

Не могу сказать, что обрадовался выбору Гродверда. Я не был бойцом, хотя Зов стали должен когда-нибудь себя проявить. Лучшее, на что способен сейчас старина Моркос, это на подлый удар из-за угла. Если Гродверд хотел проверить меня в деле, ему следовало готовиться к разочарованию.

— Закончили сборы? — Рубака оценивающе оглядел охотников.

— Закончили, — отозвался Склазис. — Взял самых лучших стрелков, и парней, умеющих обращаться с топорами. Балластом не станут, некоторым довелось в вольных отрядах лямку тянуть.

— Идем. — Воин развернулся, скорым шагом направился к замку.

Холодало.

Дыханье приближающейся зимы чувствовалось острее, и меня колотило не то от пронизывающего ветра. А может, со страху.

Остановились мы под аркой ворот. Не оставалось ничего другого, как запастись терпением и ждать.

Отряд Гродверда скрылся в тени небольшого яблоневого сада, что кольцом окружал замерзший фонтан. От него в сторону сигнальной вышки бежала мощеная дорожка. Чуть дальше от нее отделялся второй рукав, который вел к заиндевевшей глыбе донжона. Сердце замка казалось царством теней. Окна не окна, бойницы не бойницы, а будто черные зрачки. Ставни нараспашку. Слышно, как воет ветер в коридорах. Бр-р…

В нашей группе за старшего был Склазис. Он попросил парней немного выдвинуться из-под арки; затем — расставить полукругом факелы так, чтобы они образовывали эдакий огненный частокол.

— Плохое место, — прошептал Склазис, когда последний факел был водружен на место. — Смерть чую.

— Все чуют, — отмахнулся один из стрелков. — Ничего хорошего здесь нас не ждет.

— Уходить нужно, — вздохнул старик. — Прямо сейчас.

— А как же наши? — возмутился кто-то. — Бросить их здесь предлагаешь? Совсем из ума выжил, крокодил старый…

— Постыди меня еще, щенок! Будь я слюнтяем, вроде тебя, не дожил бы до седин.

— Угу. Седой — зато курва. Пусть и сдохну рано, зато мне в след плевать не станут…

Я стоял за спинами охотников, сжав в потной ладони рукоять корда. Нервную грызню их слушал в пол уха. Куда больше интересовала высокая скульптура, украшавшая мраморный фонтан. На большом изрезанном трещинами камне возвышался статный воин в громоздких латах. В правой ладони короткий меч, направленный в небо острием, а в левой руке — отрубленная голова. Башка эта, вне всякого сомнения, принадлежала месшифу — тех легко узнать по песьим рылам.

Пришлось даже себя отдернуть, настолько увлекся статуей. Место не самое подходящее, чтобы духовно просвещаться. Странно, но теперь, когда жизнь бежала в ином русле, я почему-то стал больше времени уделять окружавшему меня миру. Отчаянно хотелось узнать о народах, населявших его, их обычаях, порядках. Руки чесались от одной лишь мысли о настоящих книгах в библиотеке университета.

Небо заалело.

— Огонь!

Он разгорался на верхушке тонкой башенки, что возвышался над донжоном. Языки пламени встрепенулись, жадно заплясали, разогнав мрак над двором…

— Чтоб меня разорвало… — пошептал охотник за моей спиной. — Глядите!

Мы как по команде повернулись к выложенным тесаными плитами водостокам. Подернутая ледовой коркой жидкая грязь не могла скрыть полусгнившие останки человеческих тел. Серая краска на доспехах облупилась, на костяках — тронутые тленом, пепельного цвета тряпки с выцветшими гербами.

Я почувствовал, как желудок терзают рвотные судороги. Мир перед глазами померк. Повело в сторону, я рухнул на колени; меня несколько раз вывернуло. Порыв ветра принес тяжелый и густой запах тухлого мяса; будто для того, чтобы учуять вонь, нам следовало вначале увидеть останки Серых рыцарей.

От сигнальной башни долетел настороженный крик. Следом за ним двор наполнили лязг и скрежет. Охотники рванули к фонтану, на ходу вскидывая луки.

Встав с колен, я нетвердым шагом поплелся следом. Меня болтало как пьяного, звуки доносились приглушенные, смазанные. За спиной остался барьер из факелов, а впереди мелькали только тени и силуэты.

Мы обогнули фонтан, минули купу яблонь, и оказались на площадке перед сигнальной башней. Оттуда открывался прекрасный вид на жестокую мясорубку. Гродверд, залитый с головы до ног кровью, стоял на ступенях, ведущих в сигнальную башню, и отмахивался от месшифов. Это был первый раз, когда мне довелось увидеть тварей, созданных Кристаллом. Невысокие, на голову ниже взрослого мужчины, жилистые и крепкие. Тело человеческое, но голова больше смахивала на шакалью. Кожу покрывала рыжая шерсть, вся в язвах и лишае, в глубоко посаженных глазах, словно огонь горел.

Размахивая кистенями и дубинами, мутанты в очередной раз попытались достать Гродверда. Но тот уходил от атак, не давал загнать себя в угол, да еще и умудрялся огрызаться — на ступенях валялись три неподвижных туши. Рубака постоянно находился в движении, выписывая клинком восьмерки и не подпуская к себе чудовищ. Но месшифов оставалось слишком много — десятка полтора. Эта свистопляска не могла продолжаться долго.

Но Гродверд, даром, что скособоченный и коренастый, продолжал удивлять.

Увернувшись от очередной сучковатой дубины, ловко вскочил на резной парапет. Описав полукруг, палаш начисто снес голову ближайшему мутанту. Туша рухнула на ступени, но место погибшего собрата заняли сразу двое. Кистень слегка задел Гродверда по бедру, но даже этого касания хватило, чтобы воин потерял равновесие и слетел с парапета на брусчатку.

Быть может, это и спасло Рубаку — теперь, когда он не мельтешил перед охотниками, мутанты превратились в замечательные мишени. Захлопали тетивы, кто швырнул в скулящую свору факелом. Жалобно скуля и лая, месшифы растворились в ночной мгле, оставив на ступеньках с десяток мертвых тел.

Гродверд был уже на ногах. Грудь тяжело вздымалась, руки дрожали от напряжения и боевой горячки, но оружие воин так и не выпустили.

— Остальные… в башне! — крикнул он нам. — Сейчас спустятся… если успеют.

Леденящий душу вой снова прокатился над замком. В ночи мелькали огоньки глаз, слышалось утробное рычание. Там, куда не проникал свет, топтались порождения Кристалла. В бессильной ярости щелкали зубами, лаяли и скулили… Холодный ветер доносил до нас отвратительный запах мокрой псины, свежей крови и гниения.

Лица охотников в мгновение осунулись, побледнели, будто в них не осталось ни капли крови. Ауру страха, казалось, можно потрогать рукой.

Громкой стукнуло. Едва не стоптав Гродверда, по ступеням сбежали остальные охотники. Рубака зло выругался, но на ногах устоял. Опираясь на меч, как на заправский костыль, подошел к нам. От него пахло кровью, потом и смертью.

— Будем прорываться к остальным, — прохрипел он сорванным голосом. — С шавками что-то не так. Они организованы.

— Глупость какая-то, — начал было старый охотник, но Гродверд зло посмотрел на него, процедил сквозь зубы:

— Я не полный придурок. И не фермер с юга, где считают мутантов выдумкой. Видел их в деле не раз, и знаю, как себя ведут в свалке. Что-то заставляло их… думать.

— Уходим, — коротко бросил Склазис. — Не по нашим силам здесь беда, как есть говорю! Не по нашим. Уносим ноги.

Плотной группой двинулись в сторону моста. Рычание невидимых врагов заставляло воздух вибрировать.

Я старался держаться посередине отряда. По спине туда-сюда сновало стадо мурашек, пальцы мелко дрожали, холод пробирал все сильней. Хотелось не идти — бежать. Но паника может обернуться смертью, и об этом следовало думать в первую очередь…

Слова Гродверда не показались мне бредовыми. Было, было что-то в этой промерзшей каменной громаде. Жуть какая-то.

Мы покинули двор Трогдума побежденными, но не убитыми. Да и сигнальный огонь горел по-прежнему ярко.

Наши спутники тоже потрудились на славу — на пустыре было светло, как днем.

Чуть в сторонке от большого костра стоял на раскаленных камнях котелок — в нем бурлила похлебка из репы, мяса и лука. В воздухе витали ароматы трав, сушеного хвоща и поджаренного хлеба. Охотники, не теряя времени даром, разделывал мелкие тушки незнакомых мне зверей, с виду смахивающих на белок, но только с очень длинными и пушистыми хвостами. Мясо заворачивали в большие желтые листья, напоминавшие лопух. Хводр сказал, что это мясо будут коптить в дорогу.

Я устраивался у огня, когда моей щеки коснулось что-то холодное и мокрое. Раскрыл ладонь и поймал на нее кружевную снежинку.

Громко взревев, ветер обрушил на нас рой белых мух. Снег косо падал на землю, таял над костром, обращаясь в пар. Люди подсаживались ближе к огню, посильнее запахивали плащи, надевали шапки и перчатки. Из леса, стуча зубами и кляня непредсказуемую погоду, вернулись дозорные. На их плечах лежали настоящие сугробы рыхлого снега, а изо рта вырывались клубы пара.

— Бежать отсюда надо, — пробормотал Хводр, обгрызая мясо с ребрышек. — Этот снег уже надолго! К утру засыплет по самую жопу…

— Нельзя отходить от костра ночью, — перебил его Гродверд. — Местность кишит месшифами. Да и еще хрен знает кем. Дождемся утра. Если не перережут нас ночью — отправимся в деревню.

— Если ту еще по бревнышкам не разметали, — мрачно закончил один из охотников, зло уминая пальцем табак в трубке.

Завернув в лепешку кусок парующего мяса, я еще ближе придвинулся к костру и поджал ноги. Долгий и нервный день не смог отбить аппетита, нажитого за годы, проведенные в трущобах.

Снег ровно ложился на промерзшую землю, кое-где ветер уже намел небольшие сугробы. Наше стойбище окружал ореол тишины. И страха.

Глава 4 Кукловод

Пальцы кукловода сжимали прутья чугунной решетки.

Моросящий дождик орошал затянутые утренней дымкой поля, ветер шумел в кронах редких деревьев, мерно скрипели колеса. Изредка повозка застревала в мокрой глине, и тогда воины останавливались, с дружным уханьем вытаскивали ее на более пригодный участок дороги, каковых, к сожалению, встречалось все меньше и меньше — сезон дождей уже вступил в права.

Холодные капли падали на бледное лицо кукловода, стекали по щекам; ветер остужал разгоряченную кожу, принося временное облегчение. Вздохнув, Валиадо отцепился от решетки, лег на пол. От влажной соломы пахло гнилью и мочой.

Кукловод осторожно провел пальцами по полоске красной меди, что охватывала его голову кольцом. Заколдованный замок не оставлял шанса избавиться от нее, а маленькие и острые иглы с внутренней стороны причиняли постоянную боль. Именно так маги решили обезопасить свой разум от проделок кукловода — непрекращающимися муками. В первые дни пленения Валиадо пытался сорвать обруч, но потерял сознание от боли. Новые попытки следовало выбросить из головы сразу. Бесполезно.

Слезы наворачивались на глаза. Он никогда не был хорошим, честным человеком; на жизнь зарабатывал грабежом, прикрываясь, точно щитом, своим редчайшим талантом. Но ведь и отъявленным душегубом или мерзким насильником его не назовешь! Разве заслуживал он такого украшения, как проклятый обруч?

Пальцы вновь нащупали зачарованный замок. Легкое покалывание напомнило о неминуемой расплате за любопытство. На лбу выступили крохотные алые капельки. Валиадо опустил руки и крепко зажмурился.

Собственное бессилие угнетало не меньше плена. Боль не давала собрать мысли, направить их в нужное русло, и здесь можно было только подивиться изощренности магов — они лишил Валиадо единственного оружия. И если раньше, когда его только взяли под стражу, он не собирался причинять вреда своим конвоирам, то теперь с удовольствием отправил бы в Иномирье каждого гвардейца, каждого мага. Раньше ненависть была мало знакома кукловоду, скорее, он смотрел на мир сквозь призму сарказма. Но только не сейчас.

Повозка подскочила на очередном бугре, боль пронзила сдавленную голову. По виску потекла тоненькая багровая дорожка, спустилась на щеку… Кукловод нервно стер кровь рукавом, всхлипнул. Он ждал дня, когда они доберутся до Лей-КванЧи. Дальше терпеть не было сил, и даже смерть казалась избавлением.

На очередном привале его вытащили из повозки и загнали в реку. Маги сняли обруч, правда, тут же заставили выпить кружку терпкой настойки бело-серого цвета. Она одурманивала почище халифатских наркотиков. В воспоминаниях остались лишь обрывки: как бултыхался в холодной реке, смывая дорожную грязь и пот, как получил свежую одежду, как уплетал кашу с жареным мясом, улыбаясь гвардейцам и болтая околесицу.

А дальше и эти обрывки сменились чернотой. Кукловод оказался в плену у изломанной, искаженной реальности мира духов. Странный напиток на время лишил его рассудка, и большую часть дороги Валиадо провалялся на полу фургона, пуская пену изо рта и глядя в темно-коричневый потолок. Что он видел во время болезненного забвения — загадка. Но… последствия транса оказались совершенно неожиданными.

Пришел он в себя посреди небольшого лагеря, в незнакомом лесу. Какой-то человек в белой сутане плеснул ему водой в лицо, обтер мягкой тканью, что-то проговорил. Валиадо попытался сесть, но завалился на бок. Мир померк, растерял краски. Язык распух и с трудом помещался во рту, жажда иссушила горло, кукловод не мог говорить, только хрипел.

— Ты с ума сошел, Доро'Эш? — кричал кто-то. — А если бы я его не откачал? Ты бы привез в столицу закоченевшее тело грязного кукловода?

— А что такого? — в знакомом, ненавистном голосе мага проступило смущение. — Разве он настолько важен, Риасс?

— У него редкий дар, остолоп ты этакий! — выпалил незнакомец. — Откуда тебе знать, где он обучился управлять им? Боги… да он же может вообще не знать, что у него дар!

— Но куклами-то управлял, — огрызнулся Доро'Эш.

— При чем здесь куклы? Это разукрашенные деревяшки в цветных тряпках! Речь идет о людях, мой дорогой друг.

— Людях… — задумчиво повторил маг. — Я об этом подумал, едва увидел, как куклы слушаются его мыслей. Поэтому на него надели обруч, а потом опоили настойкой.

— Обруч — это страшное дело. Ты ведь и сам его нашивал, правда? — усмехнулся Риасс. — Очень сомнительная радость, наверное.

Немного пришедший в себя кукловод почувствовал, как воздух вокруг него сгущается. Доро'Эш был взбешен:

— Будь ты хоть трижды императорским лекарем, я никому не позволю меня оскорблять! Я — ренегат! И обруч схлопотал только из-за клеветы плененных собратьев. Если еще раз посмеешь намекнуть на мое происхождение… клянусь снегами Фростдрима, Риасс, я вспомню искусство былых лет.

— Успокойся, прошу тебя, — в голосе Риасса появились опасливые нотки. — Моя смерть не принесет тебе облегчения, зато неприятностей — сколько угодно.

Они еще долго разговаривали над неподвижным телом кукловода; тот лежал тихо и внимательно вслушивался в каждое слово. Было решено, что отряд двинется прямиком в Клэйтон Бриж. Валиадо должен предстать перед Трибуналом, чтобы там решилась его судьба.

Как ни увещевал Риасс колдуна-ренегата, тот слушать не стал и поступил по-своему.

Старый целитель лишь грустно смотрел, как безжалостная медная полоса вновь замыкается на затылке кукловода. Тот, в свою очередь, по-собачьи глядел в лицо Риассу. Хотя в душе не надеялся на помощь, но…

И вновь дни потянулись чередом. Мрачные, дождливые, подернутые дымкой постоянной боли и лишений. Валиадо все чаще стал проваливаться в тревожный, прерывистый сон. Он видел смутные тени, далекие страны, где из земли выглядывали черепа и кости. Их было так много, что сердце замирало. Приходили видения еще более странные. О севере, о ледяных пустынях, черных скалах и голубом огне, что горел в их недрах. О свече над морем, которую задула тень. Орды мутантов, разбегающихся по дальним уголкам обжитых земель. Рассыпающийся в прах Легион… радость защитников Бодхардума, их песни и пляски…

Зловонные болота…

Знамя Каолита, что реяло над полем боя…

После встречи с Риассом многое изменилось. Кормили хорошо, обращались тоже терпимо. Никто не говорил грубых слов, не издевался и уж тем более не бил. Объяснение такому странному поведению гвардейцев нашлось довольно быстро: никто не мог предположить, кем в конечном счете станет загадочный кукловод. Висельником или студентом университета.

Воины вообще вели себя достойно. Отцы и деды многих из них бились под объединенным знаменем во времена Бури, побывали на берегах Фростдрима, многое повидали и пережили. Им не было чуждо слово «честь».

Ренегат относился к нему с подозрением, маги — с опаской. Их единило другое — они видели в нем шпиона Фростдрима, врага, которого следует вздернуть на ближайшем дереве.

Шло время, менялись земли за решетчатым окном повозки, менялся и Валиадо. Боль, страх, злоба и наркотическое забвение изломали его.

Они приближались к столице Каолита, и это чувствовалось.

Тракт стал шире, на нем свободно могли разъехаться четыре телеги, вместо утоптанного грунта колеса стучали по ровным базальтовым плитам, за которыми рьяно ухаживали орры.

Не единожды на дороге встречались конные разъезды, на вершинах невысоких холмов виднелись сторожевые башни, а кое-где — и настоящие заставы, обнесенные частоколом. Но Валиадо редко смотрел в окно. Его больше интересовало содержимое собственной головы: мысли, чувства, тайные видения. Они редко оставляли его даже днем, а ночью заполняли все пространство маленькой темницы.

Клэйтон Бриж встретил их гулом голосов, букетом запахов, грохотом строящихся домов, стойким запахом ила и завесой из пыли. Здесь еще не возвели крепостную стену, не было казарм и оружейных. Три деревянные башенки дозорных магов, ров и земляная насыпь — вот и вся защита. За порядок в столице, как и в любом другом городе Каолита, отвечали хранители, и никто лучше не мог справиться с этой задачей.

В центре высился городской Монастырь, один из самых больших в обжитых землях, а на отшибе, куда еще и дороги-то нормальной не проложили, находился амфитеатр Трибунала.

Загнав повозку во двор небольшой таверны, воины, сопровождавшие кукловода, разошлись кто куда. Охранять пленника остались лишь четверо гвардейцев и молодой маг в темно-синем одеянии. Он опасливо косился на Валиадо и никогда не подходил к повозке ближе, чем на десяток шагов.

Один из воинов сходил в таверну, притащил запотевший жбан пива и мясо с сыром. Валиадо перепал большой, хорошо прожаренный кусок хлеба и ломоть сыра, кисло пахнущего плесенью. Но аппетита у кукловода не было. Желудок сжался в тугой комок, одежда пропиталась потом, исцарапанную кожу под обручем немилосердно саднило…

Солнце клонилось к закату, когда вернулись Риасс и Доро'Эш. Оба выглядели усталыми, но довольными. Первый подошел к повозке и заглянул внутрь. Увидев валяющуюся в соломе еду, строго сказал:

— Не глупи, парень! Силы тебе еще понадобятся. И не сверкай на меня глазищами, я тебе не враг, а лучше пожуй хлеба.

— Не хочу, — мрачно отмахнулся Валиадо. Приложил палец к медной полосе: — Вот это мешает.

— Потерпи еще немного, — подбодрил Риасс. — Трибунал завтра рассмотрит твое дело. Я, конечно, слабо разбираюсь во всех тонкостях, но, насколько могу судить, никаких законов ты не нарушал. Ты ведь не подчинял себе волю других людей, так?

Кукловод раздраженно хмыкнул. Но все-таки ответил:

— Нет. Я заставлял двигаться только куклы. Зрители платили мне сами. Им нравились мои представления.

— Завтра, когда начнут расспрашивать, так и ответишь! — прошептал целитель, прильнув лицом к прутьям. — Я не набитый дурак, как Доро'Эш. Вижу, что ты никакой не шпион. Но, что поделать, Трибунала теперь не избежать. Если сумеешь убедить их в своей невиновности — отправишься в университет. Если же тебя сочтут врагом… молись. Пусть помогут тебе Падшие Боги.

«Слишком часто он богов поминает, — думал Валиадо, когда ночь опустилась на землю. — В обжитых землях немногие еще верят в них… Интересно, почему Риасс помогает мне? Странно это все».

Амфитеатр Трибунала мог удивить кого угодно. Его широкие ступени брали начало от уровня земли и убегали глубоко вниз. Вместо стен — балконы и ложи, а в сердце амфитеатра торчал высокий каменный столб.

Заседание было закрытым. Как в прямом — над провалом в земле натянули толстый полог, — так и в переносном смысле — в зрительские ложи горожан не пускали.

Валиадо стоял у каменного столба; оковы лежали на земле, поскольку вину подсудимого еще не доказали. Рядом стояли три хранителя порядка с обнаженным оружием в руках. К основному составу Трибунала присоединился высокий, старый мискареллец с тяжелым золотым медальоном на шее: представитель Большого совета.

Вершители правосудия расселись за длинным столом из красного дерева. Многочисленные факелы отражались в отполированной столешнице, из-за этого казалось, что стол охвачен пламенем. Перед каждым заседающим лежал пустой лист, стояла шкатулка с песком и банка с чернилами.

По лестнице спустился темноволосый человек в красном дублете, черных брюках, сапогах с высокими голенищами и с деревянным тубусом в руках. Он поклонился судьям, представил Валиадо. Вытряхнул из тубуса пергамент, хорошо поставленным голосом зачитал обвинения.

Кукловод слушал вполуха. Его больше интересовали лица судей, что скрывались за безликими деревянными масками. Неживые физиономии были настолько похожи на лица марионеток, что Валиадо не смог сдержать улыбки. В масках он увидел очередную игру судьбы, приведшей его сюда. Лишь человек из Верховного Совета не пожелал скрыть свое лицо.

— Что может сказать в свое оправдание кукловод Валиадо? — спросил один из судей. Голос из-под маски звучал бесстрастно.

— Ничего такого, чего не было бы сказано мною раньше, — вздохнул Валиадо. — Я кукловод. Никогда не был за морем, до встречи с Доро'Эшем вообще не видел колдунов. Мое ремесло — представления. Отпустите меня. Прошу. Не поступайте так, как поступил проклятый ренегат…

— Тебе предъявлены серьезные обвинения! — холодно одернула его женщина. Ее густые каштановые пряди обрамляли лакированную маску. — Доро'Эш был вправе вздернуть тебя на ближайшем суку, но вместо этого доставил сюда! — Она обратилась к остальным судьям: — Взгляните-ка на этого кукловода! Его кормили, с ним хорошо обращались, а он поносит грязными словами героя войны. У него нет чести.

В ответ на ее пламенную речь Валиадо постучал пальцами по медному кольцу на голове.

— Не хотите примерить? Если это называется «хорошо обращались», то как у вас обращаются плохо? Заживо в землю зарывают или варят в масле?

Кто-то что-то записывал, другие переговаривались, многие просто таращились на подсудимого сквозь узкие щелочки в масках.

— Зря стараетесь! — неожиданно выкрикнул кукловод.

Трибунал замолчал. Лишь старик из Верховного Совета встал и, опершись руками о стол, нагнулся вперед.

— Поясни, пожалуйста, — вкрадчиво попросил он.

— Неверно, все неверно! — невнятно ответил Валиадо. Его глаза бездумно блуждали по залу. — Весь ваш Каолит и все ордены — это совершенно не то, что нужно миру. Война не закончилась! Ищите настоящего врага! Он ждать долго не будет… Колдуны всего лишь оружие. Но кто держал его в руках? Кто?

— Я тебя не понимаю, — старик покачал головой. — Что ты имеешь в виду? Откуда знаешь, что колдуны действовали не по свое воле?

— Услышал в мире духов. Увидел. Нечто затаилось там и ждет… ждет часа, чтобы вернуться.

Амфитеатр наполнился хохотом.

Кукловод затравленно глядел на смеющихся людей, и отчаянно жалел, что не может приказать хранителям изрубить всех в фарш.

— Он безумен! — вволю насмеявшись, проговорил один из судей.

— Его разум окутан туманом! — крикнул другой.

— Сослать в лепрозорий, и делу конец! — гневно воскликнула женщина с каштановыми волосами.

Старик из Верховного Совета громко кашлянул. Все замолчали, обернулись к нему. Взяв маленький деревянный молоточек, он ударил по медному диску, подвешенному над столом.

— Запишите ваш вердикт и сдайте бумаги. Наше время слишком ценно, чтобы тратить его на полоумных.

Глава 5 Моркос

Утро застало нас замерзшими, злыми и не выспавшимися.

За ночь снега натрусило много. Ветер намел большие сугробы, тропинки скрылись под рыхлым и искрящимся покровом. Над лесом повисла густая морозная дымка, стволы деревьев серебрились инеем в лучах по-зимнему яркого солнца.

Пока охотники сворачивали бивуак, а над костром исходил паром наполненный снегом котелок, я решил немного пройтись, размять ноги, и повнимательнее рассмотреть замок.

Мохнатая снежная шапки громоздилась на черепице донжона, такая же, но чуть поменьше, венчала сигнальную башню. Мох на стенах замерз, покрылся ледяной коростой. От Трогдума веяло могильным холодом. Ветер выводил рулады в щелях и закоулках, грохотал ставнями. Я почувствовал озноб. Как оказалось, не только мне стало не по себе от созерцания стен.

— Я тоже чую что-то. — Склазис подошел незаметно. Задумчиво поглядел на сигнальную башню, проговорил: — Нутром. Костями. Но я-то — старик. Мир привык ко мне. Я тоже привык к миру. Мы понимаем друг друга без слов… иногда. Но что привлекло твое внимание? Ведь по глазам вижу, тебя тоже что тревожит.

— Конечно тревожит. Там в сточных канавах несколько сот человек гниет. По-моему, веская причина, чтобы волноваться.

— Я не о том.

— А о чем?

— Это дар себя проявляет, — уверенно заявил охотник. — Не зыркай так, я хоть и в университетах штаны не просиживал, а читать обучен. Люблю книги. И кое-что знаю про таких, как ты. Чувствуешь тяжесть? Гнет?

— Верно. Будто мешок щебенки на плечах ношу.

— То-то и оно, что мешок. Как по мне, ваш дар — проклятие. Веками люди обходились без него, на кой же ляд он проявился теперь?

Мы некоторое время молча разглядывали замок. Каждый думал о своем. Наконец, я спросил:

— Ты действительно хотел бросить охотников в башне?

— Да. И тебе советую впредь поступать так же. Дольше проживешь. Спасибо за самоотверженность тебе никто не скажет, а за собой в могилу утянут… У меня жена. И дети. Реши сам — кто мне важнее.

Он развернулся и отправился к костру, на ходу раздавая команды своим спутникам.

Трогдум остался позади.

Мы с трудом пробирались по заметенной снегом тропе. Не помогали даже самодельные снегоступы из хвороста и коры.

Вдоль дороги тянулся густой лес; изредка в буреломах встречались узкие просеки, уходящие в чащу. Самих дорожек под снегом видно не было, но охотники хвастались, что запросто найдут их даже в середине зимы.

Поначалу мискарелльцы бодрились, даже пробовали шутить. Но чем ближе подходили мы к деревне, тем мрачнее и неуверенней становились наши спутники. Несколько раз от группы оделялись два-три человека, надолго пропадали в лесу. Видимо, искали тайники и секреты, надежно упрятанные в чащобе. Возвращались все такими же мрачными, словно не находили того, что искали…

Худшие опасения оправдались. Вместо шумного поселения мы наткнулись на большое пепелище, укрытое нехоженым снегом.

Наши разведчики, первыми вошедшие в разоренную деревню, сразу натолкнулись на последствия резни. Изуродованные тела поселенцев так и остались лежать на промерзшей земле. Из сугробов выглядывали почерневшие конечности.

В воздухе до сих пор витал терпкий запах гари.

Трое охотников побросали луки и колья. Вынув из заплечных мешков лопаты на коротких ручках, они принялись расчищать сугробы. Трупы были изуродованы, растерзаны. Огрызки, а не человеческие тела.

— Оставьте их под снегом, — металлическим голосом велел Склазис. — Яму нам все равно не вырыть — земля скованна холодом.

— А если до них доберется зверье? — спросил кто-то.

— Значит, так тому и быть. Мы не можем тратить силы на ковыряние мерзлого грунта, — поддержал старика Гродверд. — Если мутанты увяжутся за нами — нужно встретить их отдохнувшими и готовыми к бою.

Оставив в покое мертвых, мы ушли с места бойни и принялись за обустройство нового лагеря.

— Правильно, — пробурчал Гродверд, обернувшись ко мне. — Только падшие боги ведают, когда прибудет помощь, а зима ждать не станет. Хочешь, поделюсь наблюдением?

— Давай.

— На первом трупе, который вытащили из-под снега, заметны следы от удара лезвием. Может, топор. Может, секира.

— И что? — Я не понимал, что имеет в виду воин.

— А то, — он презрительно дернул щекой, — что месшифы не куют топоров. Огня они, кстати сказать, тоже побаиваются. Тебя не удивила сгоревшая дотла деревня?

Охотники натаскали из леса валежника, свалили несколько сухих стволов, кто-то отправился собирать мох.

Я старался быть полезным. Сновал между работающими людьми, подавал бревна, помогал вязать и стягивать ветви для крыши. А вот Гродверда, казалось, совершенно не волновало, что из всей группы только он не принимал участие в обустройстве лагеря. Просто стоял в стороне, на крутом пригорке, и мрачно оглядывал окрестности. Обнаженное лезвие палаша покрылось изморозью, ярко блестело на солнце…

К вечеру убежище было готово, костер разведен, а дозорные разбрелись по условленным участкам. Нас ждала еще одна ночь в месте, где сам воздух пропитан смертью. Сердце мое трепетало как у зайца, когда думал о том, что эта ночь может стать для нас последней… И мы так же останемся лежать в застывших лужах крови, под белоснежным саваном снега. А когда подоспеет пограничный отряд, какой-нибудь бывалый воин — вроде нашего Склазиса — посоветует не тревожить покой павших до весны.

Вздрогнув, я пододвинулся поближе к костру. Жаркий огонь избавлял от черных мыслей…

Пограничный отряд состоял из двух групп. Первая насчитывала десяток тяжеловооруженных всадников. На них были одинаковые стальные нагрудники и шерстяные плащи с капюшонами. Все вооружены копьями. Дубовые щиты, окованные железом, за спинами.

Во второй группе скакали легковооруженные воины. Кони у них были красивые, поджарые. Из брони на бойцах — длиннополые куртки из вареной кожи; вооружены короткими луками, у седел приторочены сабли. С отрядом путешествовали ведун, писарь, и важный, но совершенно бесполезный, как думалось мне тогда, слуга Каолита, именуемый креатуром.

Казалось, что от топота копыт дрожит земля. Всадники окружили лагерь плотным кольцом.

Капитан пограничного отряда выехал вперед. На его плече переливался серебром офицерский наплечник с вытравленным треугольным гербом. Длинный, подбитый мехом плащ имел золотые и темно-зеленые тона, выдавая принадлежность капитана к Дому Эйфаринос. Но отряд, судя по снаряжению и мискарелльским гербам на панцирях всадников с копьями, был смешанным.

— Кто такие? Что здесь стряслось? — с сильным восточным акцентом проговорил капитан. Как и большинство эйфариносцев, он сильно тянул шипящие.

Гродверд выступил ему навстречу. Протянув пятерню, ответил:

— Я - Гродверд Хейкард из ордена Стали. Рядом со мною путешествует будущий студент университета северянин Моркос из лордства Ромбад. Эти люди — свободные охотники Мискарелля.

— Рад встрече, почтенный Гродверд! — командир соскочил с коня, коротко поклонился. — Капитан Иридин Найхмули. Мы заметили сигнальный костер на башне Трогдума и сразу поспешили сюда. Неужто ордену в кои-то веки потребовалась помощь?

— Боюсь, что помогать уже некому, — хмыкнул Рубака. — Замок кишит мутантами.

— Кроны? — воскликнул мужчина в темной мантии креатура — высокий и седой, с реденькой бородкой. Он восседал на белом жеребце, сжимая в правой руке деревянный жезл.

— Месшифы, — ответил ему Склазис. — Большая стая. Стоки забиты трупами рыцарей. Охотничью деревушку тоже сожгли. Вряд ли кто уцелел.

— Дожили, — грустно вздохнул капитан. — Хочу взглянуть на замок. Все одно, доклад писать… Я эти земли знаю плохо, так что от помощи вашей не откажусь. Далеко до обители?

— Три мили по тракту, — Склазис указал на едва заметную дорожку. — Даже если не сильно нахлестывать скакунов, к Трогдуму доберемся засветло. Вместе пойдем. Нам все одно домой поворачивать.

— Ну, вот и работка для наших копий, — Иридин, несмотря на довольно громоздкие латы, легко взобрался в седло. — Гродверд, если не секрет, куда идете вы?

— Печать на грамоты поставить нужно, — недовольно пробурчал Рубака. — Да вот что-то не удается никак. Мастер моего ордена отбыл из столицы, рыцарей под нож пустили… Придется до весны в Бодхардуме киснуть.

— Почему же? — улыбнулся капитан. — Наш креатур — полноправный представитель Каолита в пограничных землях. У него и печать имеется и полномочия пошире, чем у многих. Советую поехать с нами в Дубовый Щит. Всяко лучше, чем бездельничать до самой весны. Таить не стану — не бескорыстно предлагаю. Отрядный писарь оформит на вас денежное довольство… скажем, на два месяца вперед. Оно ведь, монеты не лишние! И вам хорошо, и мы за вас лишний кубок опрокинем.

По лицу моего спутника было трудно понять, доволен он или нет. С одной стороны, не придется торчать в столице. Но и путешествие с отрядом вряд ли можно назвать приятным. Все-таки граница двух государств — место не самое спокойное, а Гродверд явно хотел передохнуть. Да и были у меня подозрения, что получил он от месшифов гораздо крепче, чем показывал.

— Мы с вами, — махнул рукой Гродверд. — Найму себе экипаж где-нибудь в Сестрах. В Щите гильдия Накопителей ведет дела? Да? Вот и отлично.

Охотники двинули на запад. Недовольные, замерзшие, изрядно напуганные. Дичи набили немного, время зря потратили, но, главное, всю дорогу приходилось трястись и шарахаться от каждой тени. Да и вести несли домой не радужные.

Нам же еще предстояло вернуться в Трогдум. Что, как справедливо заметил Гродверд, было глупостью неописуемой. Но капитан решения менять не собирался.

Замок казался еще мрачнее и пустыннее, чем в прошлый раз. Солнце скрылось за тучами, облака по небу плыли серые, плотные, готовые вот-вот исторгнуть из себя новый заряд снежинок.

Чуть в сторонке виднелось припорошенное наше кострище и следы спешно снятого бивуака.

— Здесь следы, — уверенно заявил один из отправленных на разведку пограничников. — Месшифы. Большая стая ушла на север. Но это еще не все. Есть и еще следы. Эти двинулись на восток…

— Слишком много мутантов в одном месте, — угрюмо сказал протектор. — Неужели тоже месшифы?

— Нет, — покачал головой разведчик. — Мы с Бродди так и не смогли разобрать, кому они принадлежат. Не кроны и не месшифы.

— Тогда кто же? — удивился капитан. — На западе только эти и остались… Остальных перерезали давно.

Пограничники удивленно переглядывались, словно не могли поверить услышанному.

— Когда я оказался у стен замка, — мне захотелось нарушить тягостное молчание, — почувствовал… какую-то тяжесть. Склазис, старший из охотников, тоже ощутил что-то похожее.

— Старики находятся ближе к миру духов, чем мы, — пробормотал капитан. — И ведуны. Будевейн, есть там что-нибудь?

Тот направил свою пегую кобылку к мосту. Как и любой другой ведун, перешагнувший сорокалетний рубеж, он жестоко расплачивался за свой дар. Всю его кожу покрывали мелкие язвы и гнойники, а руки туго были замотаны бинтами.

— В замке никого нет, — дрожащим голосом молвил Будевейн. — Аура смерти сильная, но ничего необычного не чувствую. Мутанты, смерть, мучения… ох! Какой странный запах. Человек… но в то же время и не человек вовсе. Нечто среднее.

— Так не бывает, — покачал головой Иридин.

— Сам знаю. Но это так.

Креатур кивнул. Писарь вытащил толстую книгу в кожаном переплете и деревянную колбу для хранения грифелей.

— Замир, не нужно, — остановил его Иридин. — Эта запись совершенно ни к чему.

— Но отчеты…

Капитан так выразительно посмотрел на писаря, что тот поспешно спрятал книгу в седельную суму.

— Убираемся отсюда! — зычно выкрикнул Иридин. — Пусть замок остается пустым. Я не хочу, чтобы кого-нибудь из моих парней потом отправили сюда таскать трупы. Да и ведунам здесь тоже делать нечего. По седлам!

Пограничники, конечно, в седла впрыгнули. Но мы с Гродвердом остались стоять на обочине, утопая по колено в снегу. Рубака вопросительно поглядел на командира отряда.

— Придется вам прогуляться пешком, — не без сарказма произнес тот. — В семи милях отсюда вторая часть отряда разбила лагерь. Там заводные кони есть. А пока — увы.

Он слегка пришпорил скакуна.

Заложив вираж, отряд вновь выбрался на тракт. Под аккомпанемент ругани Гродверда мы двинулись следом.

Я устал, замерз и зверски проголодался. Бредя по утоптанному, местами даже подтаявшему снегу, несколько раз поскальзывался и падал в слякоть. Хорошо еще, что позади нас не было воинов с рубежей, а то, чего доброго, еще бы на смех подняли.

Рубака шел медленно, еле переставляя ноги. Ночной бой и рейд к сожженной деревеньке отнял у него последние силы. Клубы пара вырывались изо рта все чаще, лицо покрылось нездоровой испариной. Он то и дело одергивал промокший плащ, без нужды поправлял ножны. Несколько раз касался левого ребра, болезненно морщился.

— Давай меч понесу? — Дальше смотреть на его мучения не хотелось.

— Нет. Со мной все в порядке… разве что устал немного. Да и ребро, мать его в темя, побаливает.

Я оббежал его, повернулся и продолжил идти спиной вперед.

— Ты сейчас мордой в снег рухнешь. Если собрался помереть в пути, то, будь так любезен, сделай это, когда у меня на руках будут все необходимые грамоты.

Воин вновь ругнулся, отстегнул от пояса тяжелые ножны и бросил их мне под ноги. Я хмыкнул, но ножны поднял. Лед намерз на лакированной коже. Клинок со скрипом выходил из своего убежища.

Палаш был тяжелым, надежным, от него словно веяло пролитой кровью.

«Сколько жизней забрало это стальное чудовище? — подумал я, разглядывая простую, без затейливых украшений рукоять из пожелтевшей от времени кости. — Даю зуб, что далеко за сотню!»

Гродверд немного ожил: прибавил шагу, перестал постоянно спотыкаться и хрипеть.

Тракт петлял между густым лесом и голыми полями выжженной колдовским огнем почвы. Мимо нас проплывали присыпанные снежком холмы, несколько раз встречались странные овальные проломы в земле, из которых веяло то могильным холодом, то несло жаром преисподней. Я собственными глазами видел, как таял снег вокруг кромки. Но проходили секунды, и талая вода застывала льдом. Эти ямы, как рассказал мне повеселевший Гродверд, также являлись наследием Бури. Колдуны частенько устраивали подобные ловушки, и не один отряд погиб, провалившись под землю.

Пару раз к нам подъезжали бойцы, присланные капитаном. Привозили горячее питье, кусочки тягучего, пахнущего необычными приправами мяса.

В целом дорога к стойбищу отряда оказалась не такой уж и трудной, как можно было предположить. Не прошло и трех часов, как мой нос уловил едва различимый запах горящих поленьев и аромат жареного мяса. Сделав очередную петлю, тракт вывел нас на длинный, очищенный от снега участок дороги. По левую сторону была старая, поросшая мхом и сухой травой трясина. Над вечно горячими водами корячились чахлые деревца. Трясина тянулась далеко на восток, скрываясь среди серого лысого леса.

По другую сторону дороги раскинулось безжизненное, словно выжженное летним палом поле. Именно там и был разбит лагерь пограничников. Десяток просторных шатров, сколоченная на скорую руку коновязь, огромный костер в середине и несколько костерков поменьше.

Мы вошли, а пограничники въехали в лагерь, когда небо только начало наливаться густыми ночными тонами. С наступлением сумерек на землю обрушился шквалистый ветер. Жгуты холодного воздуха хлестали по лицу, выдували последнее тепло из окоченевшего тела. Где-то звонко хлопала под порывами ветра холстина шатра.

Подобравшись к огню, я присел на корточки и протянул вперед окоченевшие руки. От мокрых перчаток повалил пар; меня начало немного потряхивать — холод покидал тело.

Рядом со мной присел Гродверд. Он скинул плащ, снял рукавицы и куртку, оставшись в кольчуге, надетой поверх плотной шерстяной рубахи. Только теперь, при ровном и мощном свете костра, я заметил, насколько странной работы была его броня. Обычная кольчуга составлялась из плотно нашитых колец или наклепаных на тонкую кожу пластин, но эта скорее напоминала рыбью чешую.

— Ну, как вы? — к нам подошел довольный, румяный от долгой скачки на морозе капитан. Он оттряхивал перчаткой налипший на полу плаща снег.

— Добрались нормально, — мрачно ответил Гродверд. — Вот только место твои люди для стоянки выбрали не самое удачное.

— Чем тебе поляна не по нраву? — удивился Иридин. — Хорошее место, открытое…

— Ага, колдовским огнем сожженное, — хмыкнул Рубака. — Да и Девичья трясина рядом.

— Какая трясина? — не понял капитан. — Девичья?

— У писаря своего спроси, пусть в летописи заглянет, — отмахнулся мой спутник. — Я устал и хочу есть. Говорить недосуг. Но вот тебе совет — выходить нужно завтра же, слышишь? Не стоит особо рассиживаться здесь.

Капитан нахмурился, но спорить не стал. Кивнул и отправился к своему шатру, возле которого на ветру реяло каолитское знамя.

— Что за топь? — поинтересовался я, когда помощник отрядного повара принес нам по глубокой миске с гуляшом и кашей.

— Дурное место. Как и весь Мискарелль, — пробурчал Гродверд, орудуя ложкой. — Говорят, когда Буря только разыгралась, сгинули в этих краях послушницы из какого-то древнего капища. Это ведь сейчас у нас одни безбожники кругом, а раньше с верой было строго! Себя не щадили, зато святыню спасать кинулись. Но разговор про другое. Так вот, угодили послушницы в колдовскую ловушку. Их всех — всмятку. Крови расплескало на десяток шагов по всем сторонам света. Но вот, поди ж ты, одна девка не померла. Прокляла, со злости, богиню, которой раньше поклоны била. Оно и понятно, помощи от богов люди так и не дождались.

— И что дальше? — Несмотря на подкрадывающуюся дрему, мне хотелось узнать, чем закончилась история.

— Прикончили девку колдуны. Капище сожгли, из алтаря сделали подставку для книг… А земля испортилась. Почва смягчилась, деревья гнить изнутри начали. Вот, спустя поколение, и появилась трясина. Ни одному проводнику так и не далась она. Каким бы опытным ни был, все одно — оступишься и захлебнешься тухлой водицей.

— А кому она нужна, трясина эта? Зачем туда ходить?

— Не знаю. Может, и не нужна никому. Пробраться в леса за топями никому еще не удавалось. Что в том лесу теперь — неизвестно… Вдруг, колдуны прячутся?

Он захохотал.

Ночью я спал на диво крепко. Разбудил меня не в меру веселый и задорный рев рога. Не боевого, как оказалось, но возвещавшего, что утро уже наступило.

Зевая и щурясь, я подошел к железному чану в углу шатра. Холодная вода немного взбодрила, прогнала остатки сна. В животе голодно заурчало, намекая, что стоит заглянуть к отрядному повару.

Оглядев шатер, я с удивлением обнаружил, что Гродверда нет в кровати. То ли встал ни свет ни заря, то ли вовсе не ложился. Странный он, этот Рубака.

Набросив на плечи просохший и пахнущий дымом плащ, я вышел из шатра.

За ночь утоптанный снег подмерз, схватился ледяной коркой, что звонко хрустела под сапогами. По лагерю сновали вооруженные люди, где-то лязгал металл, воздух пропитался запахами кожи и оружейного масла. На отшибе лагеря уже начали сворачивать шатры, несколько пограничников усердно сбивали намерзший за ночь лед с канатов и креплений. У коновязи суетились отрядные конюхи, снимали с лошадей теплые попоны, подтаскивали мешки с фуражом и талой водой.

Мои ноздри уловили запах мясной похлебки. Голодная слюна наполнила рот, но я решил повременить, и отыскать Гродверда.

Недолго думая, отправился к капитану. Его шатер уже начали сворачивать, а сам Иридин стоял возле флагштока со знаменем Каолита и пытался счистить лед с полотна.

— Синц Иридин! — я выудил из памяти вежливое обращение, принятое на востоке.

Капитан обернулся. Его тонкие губы тронула едва заметная улыбка:

— Синц? Ты ошибаешься. Я уроженец Старого Халифата, а обращение «синц» — это к раскосым жителями Империи.

Я почувствовал себя полным придурком.

— Извини, капитан. Спросонья перепутал… Ты сегодня Гродверда не видел? Не могу найти.

— Он пошел к тракту, — коротко пояснил воин. — Караульные говорят, что отправился туда еще затемно. Взял с собой факел и меч. Если найдешь дружка — поторопи. Я велел моим людям седлать коней.

Утро было теплым, солнце впервые за три дня выглянуло из-за мраморных туч. Светило ослепительно, блики играли на чистейшем нехоженом снегу.

Прикрываясь рукой от яркого света, я быстро взбежал по пригорку на тракт. Приземистая фигура Рубаки, окутанная паром, возвышалась над широким бочагом. Стоял воин на поросшей жухлой травой кочке, что-то внимательно разглядывая в незамерзающей воде.

— Гродверд! Капитан велел поторапливаться, хватит грязь месить.

Тот медленно обернулся, махнул рукой, словно подзывая. Возвращаться он точно не собирался.

Ругнувшись, я спустился на мягкий, пропитанный тухлой водой грунт. Под подошвами сапог противно чавкнуло, из земли выступила, пенясь, зеленая жижа. Приходилось ступать по едва различимым следам, что не провалиться в трясину. Но, несмотря на предосторожности, изредка оступался, и тогда теплая вода переливалась через голенище сапога, а я громко и забористо ругался.

Пускай с некоторыми трудностями, мне удалось пробраться через нескончаемую череду неглубоких ям и луж с жидкой грязью.

— Если зря сюда полз, — мой голос сочился недовольством, — ночью тебе в постель ушат болотной воды выверну.

— Смелое заявление, — спокойно проговорил Рубака. — Где твоя благодарность? Хотя, от вас, оборванцев, и не такого дождешься… Гляди-ка, что видишь?

Я склонился над удивительно чистой водной гладью. На дне были видны очертания какой-то фигуры.

— Что это? Тело?

— Нет, — Гродверд покачал головой. — Мраморная статуя. Или гипсовая. Древняя.

— Откуда ты знаешь?

Вместо ответа он протянул мне какой-то маленький, продолговатый предмет. Это был искусно высеченный человеческий палец. Гладкий, теплый, внутри него словно тлел крохотный уголек.

Почему-то у меня заслезились глаза. От переносицы ко лбу поднялась боль.

— Смотри сюда, — он указал на кромку леса, граничащего с топью. — Там тропа. Чуть в стороне грунт, будто плугом перепахан. Не так уж лес и необитаем. Да и статую эту, сдается мне, притащили сюда недавно. Следы на грязи свежие.

— Глупость какая-то. Кому это нужно? И как они прошли через топь… Да и вообще, тебе-то это зачем? Мозги лишний раз размять?

— Я любопытный, — ухмыльнулся он, — а статуя не простая. Чую. Вот с какой целью, и кто ее притащил — большой вопрос. Не стоит отмахиваться от того, что на первый взгляд кажется несущественным. Попрошу капитана отправить сюда отряд следопытов.

— Так он тебя и послушает…

— Послушает. Есть у нашего ордена кое-какие привилегии. Не зря же мы эти кольца и мечи носим? Ладно, идем в лагерь. Может, успеем поесть.

Капитан со всей серьезностью отнесся к совету Гродверда, чем немало меня удивил. Отправил в лес десяток всадников, с которыми поехал и ведун.

Полевую кухню уже разобрали, так что довольствоваться нам пришлось солониной и сухарями.

Я оказался никудышным всадником.

Лошадь меня не слушалась, постоянно сворачивала с дороги, выбивалась из колонны. Ветер сек лицо, крепко держать поводья мешали неудобные перчатки, но снять их — сразу отморозить пальцы. К вечеру, после всех мучений и нескольких часов позора, я ощутил ноющую боль в спине и бедрах. Задница превратилась в сплошную мозоль.

На привал остановились как раз тогда, когда меня уже одолевала мысль слезть с седла, пристукнуть топориком норовистую кобылу, и никогда, ни при каких обстоятельствах даже на шажок не приближаться к проклятому седлу.

Хромая и постанывая, я рухнул на скатку с одним-единственным желанием — поскорее умереть…

Во время ужина отрядный писарь обмолвился, что к Сестрам мы доберемся вечером следующего дня. Эта новость меня порадовала, а уверенности добавляло по-весеннему чистое небо и подтаявший на тракте снег.

Шатры разбивать не стали, ограничившись костром и грудой камней, выложенных рядом у кострища. Когда булыжники нагревались, от них шло приятное тепло, и сохранялось оно довольно долго.

Ужинали снова солониной, жесткой, тягучей, как подметка, и сухими рисовыми лепешками. Интендант от щедрот своих выделил всем по кружке браги. Сытый и изрядно захмелевший, я улегся спать едва ли не в самом костре, прижавшись ноющей спиной к теплым камням.

Сон пришел быстро.

Сестры. Так здесь называли десяток сторожевых башен, что растянулись вдоль границы Мискарелля с Эйфариносом. В каждой башне имелся небольшой, но крепкий и хорошо вооруженный гарнизон. Несколько метательных орудий и конный отряд. Именно с этих башен отслеживались сигнальные костры в близлежащих поселениях по обе стороны границы, и именно из них отправляли гонцов в главную твердыню в смежных землях — форт Дубовый Щит.

Первая Сестра, встретившаяся нам на пути, оказалась непохожей ни на одно из видимых мною укреплений. Здесь уже сказывалось влияние востока, особенности местной культуры и зодчества. Наследие цивилизаций, упоминания о которых сохранилось лишь в древнейших летописях.

Башня выглядела изящной и грациозной, как подарочная свеча из Карохара, но вместе с тем было в ней что-то могущественное. Эдакий стальной клин — простенький с виду, но попробуй его согни…

У подножья башни располагалась невысокая, но довольно длинная пристройка — конюшня. Именно под ее крышей ждали своего часа скакуны знаменитых «летучих» отрядов Эйфариноса. Летучими их прозвали за стремительность.

Давным-давно коневоды Старого Халифата вывели новую породу лошадей — схарцаммов, что на общем языке звучало как «восьмикопытные». Писарь, любезно поделившийся со мной частичкой истории, говорил, что в названии породы заключен тонкий намек на одну из народностей, что входила в состав Эйфариноса — большое кочевое племя, именующее себя схарцианами. Когда Восточный Дома еще не был единым, Империя не единожды предпринимала попытки подчинить коневодов своей воле. Соперничать с многочисленно превосходящими силами схарцианы не могли и поступили на диво мудро — попросили защиты у Халифата.

Мы натолкнулись на возвращавшийся с дежурства разъезд.

Легко одетые воины выглядели уставшими, их сапоги и штаны пропитала грязь — на границе третий день хлестал дождь, иссушенная земля жадно впитывала влагу. Всадники, все как один невысокие, худощавые, под стать скакунам. Из оружия лишь короткие луки да узкие кривые сабли. На головах странные тряпичные косынки с нашитыми кольчужными кольцами, лица крылись за серыми платками.

— Схарцианы, — пояснил Замир Цуалдан. — В строю от них мало толку, зато как разведчики и ловцы разбойников просто незаменимы. Видишь, у седел кнуты подвешены? Жуткие штуки — кожу секут почище сабель.

От башни брал разбег широкий тракт, утопающий в грязи. Орры почему-то на дух не переносили Восточный Дом, и за дорогами здесь ухаживали мастера Каолита. А они, мягко говоря, уступали оррам в мастерстве.

Высокий каменный обелиск, словно выраставший из земли у обочины, сообщал путникам, что они вступают в земли объединенного Эйфариноса. Самого большого, богатого, загадочного и противоречивого из всех Домов. Многотысячные города, древние библиотеки, необъятные рынки, сотни дорогих борделей и жесткие, безжалостные законы — все это Эйфаринос. Цветущие сады и безжизненные пустыни Халифата, остовы древних строений и полноводные реки, сладкие фрукты и отравленные клинки — и это тоже Эйфаринос. Родина величайших ученых и лучших наемных убийц, прекрасных, как распускающиеся лилии женщин и вспыльчивых мужчин… Я мог бы много рассказывать об этом месте теперь, но в те дни меня не интересовало ничего, кроме жесткого седла и сбитых в кровь бедер.

Народы севера и запада недолюбливали восточных собратьев, не без основания считая тех редкими хитрецами и прохвостами. Правда, это не мешало им ценить хорошие клинки, сработанные мастерами городов Тац-Цао и Нинан-Науи, и вдоволь дымить табачком с ароматами ванили и редких трав, поставляемом из Халифата.

Есть еще одна особенность, про которую упоминал раньше, но так и не удосужился подробно описать. «Единым» Дом был только по названию. На деле Эйфаринос оставался разделен на Империю и Старый Халифат. «Заклятых друзей» строивших друг другу козни не одну сотню лет… Император и Халиф до сих пор вели заочное соревнование, в котором, по всеобщему убеждению, победу одерживал первый. Но на деле, как и во всем остальном Каолите, Домом правил Большой совет.

Остаток дня занял путь к Дубовому Щиту.

Скучное путешествие, скрашиваемое болтовней писаря.

Мимо нас проплывали поля, небольшие поселения отшельников и глинобитные хижины приверженцев старых религий. Благо, ручейков и озер в этих местах хватало. Меня интересовало решительно все — от крытых соломой крыш, до одежды местных жителей и ковки подков.

— Не понимаю, зачем нужны Император и Халиф, если все решения все равно принимает совет? — Настало время отвязаться от Замира и завалить вопросами Гродверда.

— Пес их разберет, этих правителей — отмахнулся он. — Я многое знаю о битвах, правильной заточке мечей, неплохо знаком с тонкостями жизни в Мискарелле и быте наемных отрядов. Пару легенд помню. Но политические игры для меня — темный лес. Дам тебе хороший совет: не забивай голову этой ерундой.

К вечеру мы добрались-таки до Дубового Щита. Это был даже не форт, а большой каменный блок на холме, с десятком стрельчатых окон, неглубоким рвом и смотровой башенкой. Писарь говорил, что строился форт в спешке, — когда первый «ветерок» Великой Бури достиг земель Эйфариноса, — но добротно и старательно. Стены толстые, внутренний двор надежно укрыт покатой крышей из просмоленных досок и черепицы. На стенах хватит места для трех сотен стрелков. Правда, ров пришел в негодность: с годами размытая дождями земля заполнила его, и теперь искусственная преграда поросла сорняками.

Городские ворота был распахнуты настежь, а в небольшой караулке несли стражу хранители порядка. На плечах — белые плащи, доспехи начищены до блеска. Рядом с ними воины местного гарнизона казались невзрачными в своих серых стеганых куртках и мешковатых штанах.

Капитан пограничного отряда сплюнул и выругался, когда один из бойцов, пробегая мимо нас, засмотрелся, запнулся о собственную пику и шлепнулся в грязь.

— Доложите коменданту, что отряд воротился, — процедил Иридин сквозь зубы, когда солдат закончил отряхиваться. — Пусть созывает офицеров к ужину, есть что обсудить.

Мы въехали в форт.

В нос ударил запах сырости, холод каменных стен остудил мое разгоряченное скачкой тело. Я соскочил с лошади и поморщился от боли. Ноги словно одеревенели, спину простреливало всякий раз, когда делал шаг. В голове появилась счастливая мысль о кровати, горящем очаге и миске солдатской каши, заправленной салом и луком.

— Советую не медлить и сейчас же отправиться в штаб к креатуру, — развеял мои грезы Гродверд. — Поторопиться не мешало бы. Близится время штормов, навигацию закроют до весны, и тебе придется куковать три месяца в порту Квар-Муа. А на это никаких денег не хватит.

Креатур капнул на конверт красного воска и придавил тяжелой печатью с гербом Каолита. Подписал грамоту и вручил ее мне. Вместе с кошелем.

— На дорогу должно хватить, — пробурчал он, делая запись в гроссбухе. — А если будешь рачительным, сможешь протянуть на острове до самой весны. Если деньги кончатся — иди в Монастырь. Там накормят, койку выделят… в общем, на улице не останешься.

С Гродвердом попрощаться я так и не успел — уехал на продуктовом подводе, что направлялся за фуражом в город Чуан. За время нашего путешествия я с ним так и не сдружился. Голова моя в то время была забита другим — предстояло интереснейшее путешествие через бесконечные пески Вурды-Дуона.

Глава 6 Кукловод

Валидо задумчиво разглядывал маленькую книжицу в жестком переплете. Редкого света, что попадал в фургон через зарешеченное окно, едва хватало, чтобы разглядеть позеленевшие от времени латунные завитки на углах. Переплет был не простым — с секретом. Книжицу не удавалось открыть вот уже четыре дня, со дня отбытия из застенков Красных башен. Кто-то подбросил ее кукловоду в мешок с вещами…

Два года он провел среди слабоумных. Далеко на юге. Там, где Парусный мыс врезается в беспокойное море туманов.

Под неусыпным оком ведунов, каждый день проходил через жуткие процедуры. Окунание в бадью с ледяной водой, бесполезное и бесконечное созерцание пересыпающихся песчинок в часах, ингаляции едким дымом, кровопускание и «лечение» голодом. Утешало одно: вечером ему разрешали снимать обруч и сидеть на берегу озерца в яблоневом саду. Несмотря на постоянную хандру и грудной кашель, кукловод находил свое положение терпимым. Он ожидал худшего.

Зато появился простор для полета мысли. Куча свободного времени располагала к размышлениям, изредка прерываемым всхлипами соседа по келье.

Еще были сны.

Их-то Валиадо боялся больше всего! Темные, мрачные, непонятные и пугающие. Они оставляли в памяти яркие образы: золотое солнце, черное солнце, зеленое солнце. Тени…

Когда появляются тени, мир наполняет шелест…

Кукловод вздрогнул и едва не выронил книжку. Погрузившись в воспоминания, не сразу заметил, что повозка остановилась. Конвоиры о чем-то жарко спорили.

Дверца со скрипом отворилась, в проеме появилась приземистая фигура Тойшао — отрядного мага. Кукловода теперь не считали опасным и решили не отрывать ведунов от работы в Красных башнях, а обойтись магом, тремя арбалетчиками и семеркой наемных бойцов из южан. Лысый, пухлый Тойшао не выглядел грозным. Но первое впечатление бывает обманчивым.

— Вылезай, — он поманил кукловода толстым, похожим на сардельку пальцем.

Конвой остановился у границы леса. В начале весны незамощенные дороги представляли собой жуткое месиво. Пробираться по ним — сплошная мука. Приходилось постоянно вытаскивать повозку из грязи и чаще обычного давать отдых жеребцам. Люди мокли под моросящим дождиком, спорили, срывали друг на друге злость.

Валиадо глядел на них с улыбкой — в фургон влага почти не просачивалась.

— Сегодня заночуем здесь, — недовольно проговорил десятник, командовавший вооруженным эскортом. — Река вышла из берегов и размыла тракт.

— А что же завтра? — подал голос седовласый проводник, нанятый в небольшой деревеньке по дороге. — Или командир думает, что дорога подсохнет за ночь?

— Не подсохнет, — согласился десятник. — Но завтра мы натаскаем бревен из леса и соорудим небольшой мосток через жижу. Людей у нас много, должны управиться.

— Проще съездить в ближайшую деревню, — предложил какой-то молодой всадник явно расстроенный решением командира. — Наберем мужичья, инструментов и нескольких быков с телегами пригоним. Всяко быстрее выйдет, чем самим возиться!

— Не нужно. Добровольно с тобой никто не пойдет. Силой заставим — поднимут вой. Да и вряд ли королю Тускена понравится, что мы его народ гнобим. Разве только заплатим деревенским…

В толпе зароптали. Интендант возмущенно упер руки в бока. Валиадо мрачно улыбнулся. Никто не хотел тратить монеты на столь неблагодарную затею. Но рубить лес всадникам хотелось еще меньше…

— Есть обходной путь, — негромко проговорил один из мечников. От других наемников его отличало то, что поверх кольчуги он носил потертый табард с вышитым на груди гербом Каолита.

— Что ты сказал? — переспросил маг.

— Говорю: есть другая дорога — через Мон-на-Мор. Место тихое, дороги сносные. В прошлом году, когда еще к вам не прибился, охотился за разбойниками в тех краях. Только заплутать легко. Сами не пройдем.

— А проводник на что?

— Не-не, мы так не договаривались! — неожиданно заголосил проводник. — К руинам не пойду. Там призраки водятся.

Десятник заржал. Остальные поддержали командира хохотом и колкостями. Даже Тайшао не сдержал улыбки.

— Старик, мы не боимся призраков! — давясь смехом, проговорил тот самый всадник, что предлагал съездить в деревню. Его ладонь легла на рукоять меча. — Я ж говорю — годом раньше мой отряд разбивал там бивуак. Самое страшное, что может с тобой случиться — подотрешь задницу борщевиком. Его там мно-о-ого растет.

— Верно, — все еще давясь смехом, десятник утер слезы. — Духов боятся малые дети да вислоухие селяне. Что за Мон-на-Мор? Кто знает?

— Развалины. Глыбы песчаника, остовы башен, плющ, вьюн, пыль и бурьян, — принялся объяснять маг. — Раньше там был город… не скажу точно — чей. Может даже одного из мертвых народов.

— Руины как руины, — пожал плечами мечник в табарде. — Помню, что было холодно и сыро. Сквозняки. Ничего особенного.

Десятник хмыкнул, развернул коня и подъехал к проводнику. Свесился с седла. Глаза воина оказались на уровне глаз старика.

— Проведешь нас к развалинам? Или утереть тебе сопли и дать на прощание кусочек жженого сахара? Решайся. Ты давно вырос из детских штанишек.

— Отведу, — недовольно пробурчал проводник. Лицо налилось краской, но он продолжил: — Только кроме обещанных монет дадите мне нож со стальным лезвием и десяток стрел с четырехгранными наконечниками.

— По рукам. Хрен знает, зачем тяжелые стрелы в этой глуши… Повозку оставим здесь. Бартол, Локол! Сторожите ее. Если объездной путь окажется сносным — пришлю за вами кого-нибудь из ребят.

Проводник сказал, что нужно вернуться назад. Туда, откуда начиналась узкая тропка, петляющая через лес.

Валиадо кутался в плащ, пытаясь сберечь остатки тепла. Впрочем, без особого успеха. Спасал хмельной отвар из фляг наемников.

На ходу перекусили сыром и размоченными в воде ржаными сухарями. Еда казалась кукловоду гадкой. От нее в животе словно гранитный блок образовался.

В лесу еще встречались сугробы, ноздреватые и серые. С голых ветвей вязов срывались капли, над землей начинал стелиться вечерний туман. Сам воздух казался пропитанным влагой, густым, как каша.

Кукловод закрыл глаза. Он мечтал о горячей похлебке с репой и сушеным мясом, которую воины готовили на ночных стоянках, и кружке горячего вина с корицей и душистым перцем… От мыслей не отвлекало даже нацеленное в спину острие арбалетного болта. Смерть принесла бы облегчение. Тревожил лишь Тайшао. Маг был примером того, как человек, не обладающий могучим даром от рождения, может отточить мастерство до остроты клинка. Пусть повелевал Тайшао лишь ментальными потоками, но делал это мастерски. Валидо то и дело ощущал невидимые пальцы, осторожно касавшиеся его сознания. Маг следил за ним, готовый в любую секунду жестоко наказать за неповиновение.

Лес то редел, то деревья вновь выстраивались плотно друг к другу, как пехотинцы на поле боя. Попадались срубы лесничих, землянки с обвалившимися крышами. Всадники изредка разъезжались в стороны, громко разговаривали и размахивали факелами, чтобы отпугнуть лесных хищников и предупредить разбойников — мол, не вздумайте сунуться. Валиадо находил это пустой тратой сил и времени, так как считал, что ни один вменяемый грабитель не будет устраивать засаду в подобном месте, где путников днем с огнем не сыщешь. Именно поэтому всегда выбирал для странствий такие тропки — вблизи от считавшихся проклятыми развалин, мрачных трясин и полей битв. Обычно не прогадывал. Зато на оживленных трактах его грабили трижды, а один раз главарь шайки заставил Валиадо неделю развлекать своего сосунка кукольными представлениями… И еще к нему проявила интерес кашеварка. Тонкая, как обглоданная кость, и такая же привлекательная. Однажды ему пришлось уступит…

Кукловод поморщился, будто надкусил зеленую сливу.

— Приехали! — гаркнул вернувшийся из очередного разъезда бородатый детина в промокшей стеганке с меховым воротником. — Дальше лес кончается. Впереди три дряхлые башни.

— Хорошо, — оценил новость десятник. — Заночуем в одной из них. Ночью опять будет моросить, а мне до смерти надоело посыпаться мокрым! Култон, поезжай-ка за парнями к тракту. Дорога в лесу терпимая, повозка проедет… а застрянет — вытолкните. Не криви рожу!

Коней стреножили, напоили, накормили овсом и завели под своды накренившейся башни. Бойцы разложили два больших костра, на крепкой жерди подвесили чугунный котелок, наполнив его из бурдюка водой. Вскоре в воздухе разлился запах перченой каши.

Стоя под мелкой моросью предсказанной десятником, Валиадо задумчиво разглядывал остовы башен. Еще в детстве он слышал, что Мон-На-Мор был самой древней постройкой, когда-либо упоминавшейся в летописях. По крайней мере, в обжитых землях. Первым о них написал знаменитый путешественник Болионад Аджвени в году 896 по Старому Времени. Уже тогда руины были безжизненными и пустовали не один век. С тех пор многие графы, лорды и даже простые торговцы и крестьяне пытались обжить Мон-На-Мор. Здесь возводились дома, небольшие замки и сторожевые заставы. Но теперь их и след простыл, а башни и стены из красного песчаника по-прежнему стоят, вбитые в землю грузом минувших столетий.

Вернувшись под темный свод башни, Валиадо выпросил солдат факел и уселся в углу, рассматривая книжицу. От долгожданной похлебки и вина клонило в сон, но кукловод продолжал внимательно изучать заколдованный переплет. Книга никак не хотела открываться, и это только подогревало интерес…

— Что у тебя там такое, одержимый? — Маг появился словно из неоткуда.

— Книга, — отрывисто бросил Валиадо. — Взял из библиотеки, когда собирался уезжать.

— Позволь взглянуть, — Тайшао протянул пухлую ладонь. — Ты получишь книгу обратно, даю слово.

«А чего, собственно, боятся? Он ее не все равно откроет…» — подумал Валиадо и передал Тайшао книгу.

Толстый маг задумчиво покрутил ее в руках. Провел пальцем по латунной окантовке, попробовал открыть. Безуспешно. Нахмурился, бросил угрожающий взгляд на кукловода.

— Что за шутки? Как отрывается замок?

— Не знаю, — пожал плечами Валиадо.

— Здесь должна быть защелка…

Маг долго возился с книжкой, но так и не сумел открыть. И решил использовать свой талант. Кукловод почувствовал, как воздух сгущается. Вокруг рук Тайшао появилось бледноватое свечение. Мгновение, и послышался звонкий щелчок.

— Зачарована! — Маг, несмотря на промозглый ветер и вечернюю прохладу, обливался потом. — Чтоб тебя… да ведь это колдовство. Гр-р-рх…

Валиадо не понял, что произошло. Он просто увидел, как из груди мага, разрезав балахон, высунулось окровавленное острие. Послышался душераздирающий скрип — лезвие провернулось в ране. Маг хрипел, на губах пузырилась кровавая пена. За спиной Тайшао стоял тот самый воин в табарде с гербом Каолита.

Мечник освободил свое оружие, презрительно толкнул ногой в спину Тайшао. Маг, еще совсем недавно грозный и надменный, с глухим хлопком упал на заросшие жухлой травой камни. Дернулся и затих.

Валиадо застыл, не в силах пошевелить даже пальцем. Воин стоял понуро, опустив руки и склонив голову так, что подбородок касался груди. Люди у костра, обернувшиеся на шум, медленно поднимались. Скрипнула сталь — кто уже успел выпростать меч.

Убийца вскинул голову. Улыбнулся кукловоду. Глаза воина застлали черные бельма, по щекам текли струйки крови. Кровь лилась изо рта, носа и ушей. Подмигнув, человек завалился на бок. Его рвало кровью.

Шелест…

Обруч на голове Валиадо задрожал, стал обжигающе холодным. Острые зубья терзали кожу, боль сделалась просто не выносимой.

Трое воинов двинулись вперед. Один остался чуть позади — спешно заряжал арбалет. Впереди всех шел сержант. Он выставил перед собой клинок, ловя лезвием блики костра.

— Ублюдок! — прорычал командир.

Валиадо, терзаемый болью, понял, что оправдываться бессмысленно. Он хотел бежать, но какая-то сила приковала его к месту. Обруч продолжал дрожать и рвать в клочья кожу на голове. Если не бойцы, то он точно его доконает…

Кукловод вцепился в медный обод и что есть силы дернул вверх. Об боли сознание едва не померкло. Снять зачарованный обруч не удалось, пришлось сделать еще рывок.

Удачно.

Тут же хлопнул арбалет. Болт прошел совсем рядом с головой Валидао, оцарапав висок и вырвав клок волос, со скрежетом воткнулся в стену.

«Свободен!» — Мысли были на диво ясными и четкими.

Ярость, ненависть и отчаяние, накопленные за годы заточения в Красных башнях, вырвались на волю.

Кукловод легко завладел сознанием двух воинов. Они обрушили мечи на ничего не подозревающих соратников. Затем обменялись смертельными ударами, и кровь вновь оросила каменные плиты.

Арбалетчика сбежал. Оказался покрепче остальных, и завладеть его сознанием не получилось.

Было тихо, лишь стреноженный лошади испугано ржали у импровизированной коновязи.

Валиадо вернулся к трупу Тайшао и поднял книгу. Теперь она открылась легко… Мигом позже, кукловод выскользнул на улицу.

Дождь хлестал землю, ветер нес водяную пыль, рвал плащ — мокрая накидка звонко щелкал по воздуху под напором бури.

Валиадо бежал.

Оскальзывался, падал в грязь, но всякий раз поднимался. Громады полуразрушенных башен обступали его со всех сторон. Ветер ревел в бойницах, пыльных залах, стонал в арках и осыпавшихся дверных проемах. Звуки сливались в монотонный, загробный гул.

Добежав до края поляны, Валиадо вломился в лес.

Кукловод был свободен.

Глава 7 Моркос

Пока весь остальной континент заваливало снегом, а яростный ветер выл за окнами застывших под ледяной коркой домов, в Вруды-Дуоне господствовало лето. Это не мои родные северные края, где солнце лишь изредка высовывает свое блестящее рыльце из-за туч. Здесь этот багровый шар занимал четверть неба. Пекло так, что мозги начинали потихоньку закипать. Местные жители посоветовали обвязать голову платком, а то меня точно бы удар хватил.

Жизнь здесь кипела лишь в городах. Мне они напоминали муравейники. Тесные улочки, всюду грязь, вонь, постоянный гомон и духота. Стен не было, дома строились, как кому заблагорассудится. От оазисов, вокруг которых в былые годы вырастали города, остались только воспоминания.

Я, по мере сил, старался не задерживаться в этих муравейниках, предпочитая ночевать в фургоне или под открытым небом, но дышать чистым воздухом. До сих пор подташнивает, когда вспоминаю, какой смрад стоял в крупном городе Ашменаль, славном своими мыловарнями.

Каолит был щедр к своим будущим защитникам. На полученные от креатура деньги я нанял повозку, закупил впрок воды в глиняных кувшинах, и путешествовал в удовольствие. Особенно красиво было вечерами. Когда раскаленное солнце клонилось к закату, пески наливались багрянцем, а небо казалось нежно-нежно розовым. Смотреть на него в такие мгновения — душу радовать.

Мы ехали по мощеному широкими плитами тракту. Дорога была слегка присыпана песком, кое-где ветер нагнал небольшие барханчики.

Я поинтересовался у возницы, как часто орры чистят тракт. Ответ меня удивил.

— Зачем чистить? С этим управятся бури. Ливень прибивает песок, ветер выдувает его с тракта. Орров здесь нет. Плитам же веков больше, чем самому старому королевству на юге…

Тогда, конечно же, я не поверил этому сморщенному черносливу в тюрбане.

«Скажет тоже — дождь! Похоже, приезжих дурачат везде. Не только у нас в Ромбаде. Да и разве может дорога просуществовать так долго? Ведь как по маслу катимся!»

Дикий оазис я видел лишь однажды. Первые впечатления кажутся сейчас смешными.

«Вот тут-то без магов точно не обошлось! — думал я, глядя на раскидистые пальмы, кристально чистую воду и свежую поросль травы на берегу. — Чудо…»

Вокруг озерца высились шатры из тонкой кожи. Днем в них прохладно, ночью — тепло. Спать — одно удовольствие. У вкопанных в песок жердей, заменявших коновязь, лениво пережевывали жвачку чудные горбатые животные. Верблюды. Мне их вытянутые морды сразу не понравились. Так что когда одна из животин надумала плюнуть в вашего покорного слугу, я был готов и увернулся от плевка размером с грушу.

Погонщики верблюдов сочли это хорошим знаком. Корабли пустыни почтили меня вниманием. Ура.

Странные они, люди пустыни. Мудрые, улыбчивые, скрытные… но не упускающие возможности поделиться знаниями. Многое я узнал той ночью, у костра. Внимательно слушал слова сморщенного, иссушенного жаром песков человека. Он помешивал угли длинной железной жердью, внимательно следил за искрами, что взмывали к темному звездному небу.

Ел местный люд мало, но вкусно. Не скупясь на изыски и лакомства. Отдавали предпочтение фруктам, овощам, перченому вяленому мясу. Похлебок здесь не варили, каши готовили непривычно жидкие, без сала или жира, приправляя сушеными фруктами. Запивали неплохими персиковыми и сливовыми винами, охлажденным чаем или же столь любимым мною шербетом. Заедалось все диким количеством сладостей из теста, сахара и, до сих пор плохо себе представляю это, лепестков роз.

Осколки древнейшей империи в обжитых землях все еще сверкали. Мудростью в словах пустынников, остовами пирамид и башен, выглядывающих из-под песка. Пустыми городами и храмами, высеченными в редких скалах.

Квар-Муа обозначил себя рядом высоких колон. Их верхушки венчали металлические шары. Мой извозчик рассказал, что ночью в этих шарах разгораются огоньки, дабы каждый путник мог без проблем добраться сюда. Оказывается, похожие столбы — правда, пониже этих — были разбросаны по всей пустыне, служа чем-то вроде маяков для заплутавших путников.

Курорты — единственное, что позволяло правителям Вурды-Дуона гордо держать голову. Единственное, что не давало Каолиту подмять под себя этот чудной край. Владыки песков бросили все ресурсы и силы на то, чтобы превратить побережье в уголок Новомирья в обжитых землях. Не прогадали. Вся знать из лордств, королевств и Домов стремилась побывать здесь…

Пески уступали буйству цивилизации. То тут, то там виднелись рядки пальм, озерца, мраморные бассейны, купальни, настоящие дворцы из белоснежного гипса и мрамора. Фасады строений увивал плющ или виноградник, вместо заборов цвели и зеленели ухоженные палисады. На балконах задорно топорщились зонтики их тонкой кожи и перьев, а под ними прятались от солнца какие-то люди.

Я с грустной усмешкой осмотрел себя. Потертый стеганый жилет, домотканая рубаха, штаны из грубой мешковины и солдатские сапоги.

— Потрепанный путник и сверкающее великолепие Квар-Муа. — Оставалось только ухмыляться. — Вор и убийца в обители роскоши.

Жизнь порой выкидывает такие фортеля, что любой драматург обзавидуется. Даже Эймануль Сульский, над романами которого рыдают женщины Каолита…

Возница остановил повозку у высокой платформы из оструганных досок и бревен. Я как раз собирался выходить, как заметил двух молоденьких девиц, неспешно прогуливающихся вдоль зеленых насаждений. Они с интересом разглядывали повозку, словно ожидая — кто же этот новенький, приехавший на побережье? Мне в одночасье перехотелось выходить.

Только когда девицам надоело ждать, и они ушли, я выбрался на платформу. Жилет спрятал в мешок, расшнуровал до груди рубаху и потопал в гильдию перевозок. Путешествие через пустыню обошлось в семь клюдициев — крепко, но каждая монетка стоила полученных впечатлений.

Воздух на улице полнился ароматами диковинных цветов, запахом зеленой травы и вечноцветущих фруктовых деревьев. А где-то вдали — мне не было видно из-за громоздких дворцов и постоялых дворов — шумело море. Бриз выдул из головы тревожные мысли. Хотелось просто идти по улицам, мощенным разноцветной брусчаткой, зачарованно разглядывая витрины, выхватывая взглядом из толпы красивых девушек в кокетливых шляпках и с зонтиками в руках.

Правда, последние на меня внимания не обращали. Видимо я был похож на слугу, или того хуже — попрошайку, невесть как добравшегося сюда.

— Милостыню не даем! — Управителю хватило одного взгляда в мою сторону, чтобы все для себя решить. — Давай-ка, парень, уходи подобру-поздорову… Чего смотришь волком? Кликну стражу!

Мужчина еле помещался за письменным столом. Перед ним на столешнице лежала кипа бумаг, стояла чернильница, рядом — подставка для перьев и печать в коробочке. Все аккуратно, со вкусом. В общем, другого ожидать не приходилось — место не простое.

— Не тужься. Штаны замараешь. — Я положил на стол бумаги.

Толстячок внимательно рассмотрел оттиск треугольника Каолита, потом долго таращился на подпись креатура. Наконец пробормотал:

— Вроде все в порядке. Смотри, парень, если спер ее у кого-то — лет шесть на рудниках камень крошить будешь. Кто таков?

— Моркос. Еду в университет. В вашем городе задержусь ненадолго — пока не подышу подходящее судно. Если нужно, могу показать и другие бумаги.

Я вытащил из мешка деревянный тубус. Управитель хмыкнул, но спорить больше не стал. Лишь когда подписывал разрешение на заселение, пробубнил, сохраняя при этом напыщенно-важный вид:

— Извиняюсь, не сдержался. Это только с виду к нам тяжело добраться, а так — от бродяг и попрошаек проходу нет! Перетопить бы их море… Ах, о чем это я? Ну да. Спутал вас, за что уже извинился, с воришкой. Хм-м, а обычно я редко в людях ошибаюсь.

— Вы и в этот раз не ошиблись.

Управитель, который оказался не таким уж и плохим человеком, помог с заселением и даже подыскал корабль. Он мог бы отправить меня в тот же день на небольшой ладье под Хеленнвейским стягом, да я не захотел. Хотел немного послоняться по побережью.

Следующим утром отправился купаться, прихватив особый муанский хитон — белый, с золотой вышивкой на груди, — плетеные сандалии и коврик из тростника. Так что теперь от остальных отдыхающих я отличался лишь буйной шевелюрой и обветренным лицом. Хотя, последнее свойственно большинству северян, независимо от положения в обществе и образа жизни.

На побережье солнце не обжигало, но приятно грело. Высокие перистые облака представлялись тысячами молоденьких барашков, гуляющих по небосводу. Бриз остужал разгоряченное тело, шелестел листвой палисадов…

Песок на пляже разительно отличался от того, что в пустыне. Здесь он был белым, как мрамор в местных дворцах. Море — светло-голубое, чистое, непривычное взгляду северянина. Волны медленно накатывали на песок, обдавая пеной и солеными брызгами стайки игравших у воды детишек. Родители сидели под широкими зонтами и степенно попивали вино или же ели большие полосатые ягоды в твердой кожуре. Бросалось в глаза, что одиночек на пляже почти не было.

Раскатав коврик, я лег на спину и закрыл глаза. Солнце припекало, но приятный ветерок, дувший с моря, уносил зной в сторону городка.

Кажется, я задремал.

— Кокосовое масло?

Возле меня стояла девушка — судя по оливковой коже и темным глазам, родом из Халифата. В ее угольно-черные волосы был вплетен белоснежный цветок с алой сердцевиной. Короткое белое платье с цветной вышивкой на груди. На шее — ожерелье из ракушек и мелких драгоценных камней.

— Ты сгорел, — девушка забавно сглатывала окончания слов, говорила торопливо, и понимать ее удавалось с трудом. — Возьми. Лучше тебе на солнце не сидеть. Прячься под зонтом или купайся вечером. Как только садиться солнце — на пляж сбегается молодежь. Приходят музыканты, мы пьем вино и пляшем! Приходи, если хочешь, будет весело.

Улыбнувшись, она неспешно пошла дальше по берегу, весело разбрасывая песок ногами. Я взял глиняную банку, а взгляд не отрывался от оливковой кожи и белого платья…

— Северянин! — Теперь возле меня выстроилась целая куча каких-то парней и девушек. Все они были смуглыми, глаза горели весельем — в воздухе висел легкий запах вина и фруктового табака.

Впереди всех стоял паренек лет двадцати. Может, немного старше. На шее толстенная цепочка с медальоном, а на указательном пальце медное кольцо. Смутно знакомое.

— Да вы поглядите! — пропищала какая-то рыжая деваха, с толстым слоем румян и пудры на щеках. — Он ведь белый, как сметана! Ой, теперь весь красными пятнами пошел!

Ее шутка показалась спутникам удачной и все просто покатились со смехом. Вот еще не хватало! Чтобы юнцы надо мной потешались.

— Не вижу ничего смешного. Шли бы вы отсюда?

— Ого, да у него и выговор не наш, — удивился курчавый парень с медным кольцом. — Ты северянин? Откуда?

— Ромбад…

Договорить мне не дали. Просто засыпали вопросами:

— Твой папа лорд?

— Вы уже вступили в Каолит?

— Никогда не видел настоящего северного лорда!..

— А правда, что у вас до сих пор молятся забытым богам, а женщин перед сном бьют?

— Я не лорд! Не бастард. Не дворянин. Не сын купца… Нет, и сам не торгую мехами и медом! Вас не касается ни мое прошлое, ни будущее. Но, чтобы вы отвязались поскорее, скажу, что еду в университет.

Ну да. Не смог сдержаться. Похвастался. Но оно того стоило — мои собеседники удивленно замолчали. Лишь курчавый усмехнулся и спросил:

— Дар? Какой?

— Зов стали.

— Правда? Интересно. У меня тоже. К слову, я — Мелгер.

Отделаться от назойливой компании так и не удалось. Они толклись вокруг меня весь день, а вечером затащили в Сады солнца, где танцевали разряженные в пух и прах девицы, пели менестрели, было много, много и еще раз много вина, сладостей, перченого мяса, свежих соков и красивых женщин столько, что голова кружилась.

Я плюнул на все условности. Никогда так не веселился! Правда, вечер омрачило одно происшествие — когда на сцену выбрались темнокожие певцы и жонглеры с далеких островов, столбы и каркасы беседок, которые оплетали виноград и вьющиеся розы, как по команде обрушились. Никто серьезно не пострадал, но веселье было испорчено. Потом нагрянули хранители и перевернули все вверх дном, разыскивая следы возможного саботажа. Насколько мне известно — не нашли ничего.

Утро застало меня врасплох. Обожженная кожа зудела, сильно хотелось пить, а ноги болели так, словно провел весь день в седле. Одевшись, я выхлестал кувшин шербета и отправился на прогулку. Но далеко, впрочем, не ушел.

Меня будто порыв ветра подхватил. Закружил, развернул и впечатал во что-то твердое с такой силой, что сознание на мгновение погасло. Пробуждение было не из приятных.

«Почему стало темно? Голова болит… Не могу пошевелиться…»

— Не дергайся. Станет хуже. И смотри на свет — быстрее проморгаешься.

Верно. Помогло. Правда, боль в голове не исчезла, зато я мог видеть, кто меня так ловко приложил. Напротив стояла женщина в серых бесформенных одеждах. На голове вязаная шапка, из-под которой выбивались сальные русые локоны. Взгляд пронзительный, зрачки черные-черные. В руках — тяжелый фонарь.

Я прижимался спиной к холодной стене.

Попытался добраться до спрятанного в рукаве корда, но не смог даже руку поднять — тело словно веревками опутали.

— Мать твою… — прошипел я. — Это ты меня так по башке огрела, курва?

— Выбирай выражения, северянин, — проговорила незнакомка. В проулке запахло дождем. Меня еще сильнее вжало в кладку. Голос у девки был на удивление низким и хрипловатым.

Сказать, что я испугался — ничего не сказать. Даже стая месшифов и беспокойные души мискарелльских воинов не произвели на вашего покорного слугу такого впечатления!

— Перестань ерзать! Представь, что ты в трясине. С каждым движением тебя все сильнее затягивает вглубь.

Послушно замер, прикидывая, как бы слинять от этой стервы, но ничего дельного на ум не приходило. Пришлось дальше играть в покорность.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Замечательно. Люблю умных мужчин. Чтобы избавить себя и тебя от лишних разговор — вот. — Она сняла с шеи деревянный медальон. На нем была изображена пятиконечная звезда. В каждом луче — символ пяти основных элементов. Знак ментальной магии — человеческий элемент, как называют его ученые, — мерцал.

— Орден магов. Понял, — кивнул я и тут же пожалел. Невидимые ремни врезались в кожу. — Может, отпустишь все-таки? Слово даю — мстить не стану.

Незнакомка пожала плечами. Меня обдало морозом, воздух вновь наполнился запахом дождя, и путы звонко лопнули.

— Знаешь, можно было бы просто подойти, похлопать по плечу и поздороваться, — сказал я, лежа на земле.

— Извини. Не хотела испугать.

— В следующий раз лучше пугай… В чем дело? Это какой-то ритуал, которым приветствуют новичков?

— Нет, — мрачно усмехнулась девушка. — Отчаянная мера. Меня, к слову, зовут Райвелин.

— Моркос. Так что за мера такая? В чем трудности?

— Дело особой важности. Не Каолитского масштаба, конечно, но жизнь осложнить может многим.

— Я весь внимание.

— Вчера ты видел, как обрушилась беседка в садах Солнца. — Она не спрашивала, а утверждала.

— Видел. Грустное зрелище. Мне там понравилось.

— Так вот это, — она не обратила внимания на мою ремарку, — следствие древних чар. Колдовства.

Меня замутило. От одного лишь слова «колдовство» веяло неприятностями.

— Так… — протянул я. — И что дальше? Для чего ордену нужен даже не студент, а кандидат в студенты?

— Дело касается дипломатии. Причем — трехсторонней. Это сложно. — Райвелин вздохнула. — Ни в коем случае нельзя допустить шумихи. Ты мне нужен, чтобы провернуть одно дело. Сразу оговорюсь — выбрала тебя, поскольку остальные отдыхающие не подходят. Ты — тот, кто недавно на побережье. Темная лошадка для всех в округе. Незнатного происхождения, а внешность… хм… подозрительная. Селишься в одном из лучших особняков, соришь деньгами. Загадочная личность. Вызываешь интерес.

— Тогда я не подхожу. — Меня это даже порадовало. Не хотелось связываться с колдовством. — Нужен человек неприметный.

— Нет. Тебе не обязательно быть тенью, чтобы помочь ордену.

— Занятно.

— В общем, есть одна особа — дочь Халифатского посла. Ношиа Кельви. Капризная, строптивая интриганка, помешанная на магии и колдовстве. Дара в ней нет. И это не дает гордячке покоя.

— Предлагаешь очаровать ее?

— Нет. Я бы нашла кого-нибудь посимпатичнее и более знатного рода. — Снова улыбка. — Глупышка приобрела на черном рынке обруч. С виду ничего особенного — безделица из медной проволоки. Но в ней есть сила. Наш орден не против некоторых игрушек, доставшихся обжитым землям после Бури: вроде колец, распознающих яды, или нефритовых палочек, кипятящих воду. Не знаю, откуда выплыла эта вещица, но печать колдовства на ней иная.

— Ага, слышал про такое. — Наконец-то появилась возможность показать магессе, что я не круглый дурак и дикарь. — Наделение — самое сложное и опасное из видов колдовства, верно?

— Удивил. Верно. — Райвелин пустилась в объяснения: — После того, как уничтожили Кристалл, многие артефакты начали работать не так, как задумывали колдуны. Обруч притягивает несчастья. Причем носителя они нисколько не касаются. Достается лишь окружающим и, насколько мы можем судить, со временем станет только хуже. Ментальные потоки искажены, не иначе.

Я вспомнил, как меня шибануло балкой по плечу.

— Какая нехорошая особенность!

— Ты даже не представляешь, насколько… Ношиа отказалась внять гласу рассудка, заявив, что обруч — ее собственность, и орден не имеет права диктовать свою волю на нейтральной территории. Здесь она права.

— Сложное дело.

— Сложное, — согласилась Райвелин, — но это лишь два угла конфликта. Третий — правители Вурды-Дуона. Есть договор о том, что на территории курортов не должны применяться ни колдовство, ни магия. Ответственность за это несет орден. В обмен Каолиту открыли торговые пути через море Туманов и часть Восточного моря, а в порту Квар-Муа не взимаются пошлины с судов гильдий.

— Ага. Кажется, начинаю соображать. Если кто-нибудь прочухает, что дело в колдовстве, и орден не может силой отобрать побрякушку у девки, а неприятности все множатся, — разразится скандал?

— Именно, — кивнула Райвелин. — Отношения с правителями Вурды-Дуона, понятное дело, такой мелочью не испортить, да и игрушку у дочери посла все равно отберут, но гораздо разумнее замять дело сейчас. Так, чтобы никто вообще ничего не узнал.

— Резонно. Но какова моя роль?

— Сыграешь опального мага, — девушка ухмыльнулась. — Всего-то и нужно, перехватить Ношию, напустить туману и вручить записку. Тщеславие не даст посольской дочери проигнорировать такое предложение. Ни с кем из ордена эта дурочка разговаривать не станет, меня она знает в лицо, зато среди ее знакомых водится много магов-нелегалов… Таким тебе и предстоит стать. На время. Представительство ордена в Квар-Муа твою кандидатуру одобрило.

— А дальше?

— А дальше — я вступлю в игру. Приведи Ношию к монастырю. Ночью. Девушка не пострадает… если не будет глупить.

— К слову, а сама-то ты кто?

— Глаза и уши ордена. Чуть реже — руки.

Я согласился.

Почему? Хотел набрать вистов. Так или иначе, мое дело не окажется забытым. Каолит честен, а орден магов непогрешим. Так что в университет я приеду, имея за спиной небольшие заслуги.

Обмануть дурочку, помешанную на колдовстве и магии? Что может быть проще. Я решил, что эта история станет эдаким прощальным подарком прошлому. И заделом на будущее.

Найти Ношию Келвьи не составило труда — каждое утро девушка начинала посещением бассейнов с лечебной грязью. Вот подобраться к дочери посла оказалось сложнее. За ней по пятам шествовали три наперсницы с широкими зонтами в руках, угрюмый лысый распорядитель, оплачивающий любую прихоть девицы, и пара крепких, плечистых охранников. Оружие им заменяли широкие ремни с массивными пряжками.

Девушка мало походила на уроженку Карохара. Светлые волосы, темно-зеленые глаза, белая кожа. В теле красотка.

Райвелин надела мне на правую руку довольно неудобный медный браслет — метку всех магов, не принадлежавших к ордену.

Натянув поглубже капюшон легкого серого плаща, я старался не показываться на глаза компании, но все время держался неподалеку, чтобы не терять из виду. Шанс представился, когда один страж отправился за кувшинами с водой, а другой увлекся курчавой наперсницей, с аппетитом уплетающей большой персик. Признаться честно, меня самого пленили капельки сока, стекающие по шее к ложбинке между грудей, но мысль о том, что тружусь на благо Каолита, пересилила плотский интерес.

Скользнув за спиной увлеченного охранника, я незаметно срезал кошелек с пояса лысого. Не переставая двигаться, бросил кошель на брусчатку. Медные кругляшки, звеня и подскакивая, покатились в разные стороны. Распорядитель всплеснул руками, и бросился собирать монеты.

Я вытряхнул из рукава пергамент. Проходя мимо Ношии, закатал рукав, показывая браслет. Глаза у девушки расширились.

— Прочитай. — Пергамент скользнул ей в корзинку, а я свернул в проулок между домами, спиной чувствую удивленные взгляды наперсниц.

«Повезло…»

Ночью у Монастыря прохладнее, чем где бы то ни было на побережье. Впрочем, такая уж особенность монастырей — летом в них прохладно, а зимой — чем злее стужа, тем теплее камни. Жаль, что на севере нет подобных строений. Думаю, нищие оценили бы их по достоинству.

Здесь же монастырь почти пустовал.

Но яблоневый сад цвел буйным цветом, дорожки были тщательно выметены, трава между деревьями аккуратно подстрижена. Неподалеку от сада — пасека. Это притом, что ухаживали за всем здесь всего семеро послушников, две сестры и пара монахов.

Лишь позади удивительного пятиугольного строения раскинулся безжизненный клочок земли, утыканный старыми и новыми родовыми обелисками, а еще высокими урнами из толстой глазурованной глины. Кладбище. Обелиски внутри полые, южане высыпают в них пепел и прах, оставшийся от погребальных костров.

Как и завещали давно всеми забытые боги — никакой жизни не должно было быть на кладбище. Землю посыпали солью, безжалостно выпалывали сорняки и траву. Безжизненная проплешина. Не самое приятное зрелище, надо признать, особенно — ночью. Только в урнах, наполненных песком, торчали букеты засохших роз. Мертвые цветы для мертвецов.

Я стоял в тени сторожки, в которой, судя по всему, хранились заступы, щебень, песок, цемент, ведра и прочие необходимые для поддержания порядка на кладбище вещи.

Как и условились — я зажег лучину, когда колокол пробил полночь.

Долго ждать не пришлось.

Ко мне, хрустя гравием узкой тропинки, направлялась невысокая фигурка в простом хитоне.

Девушка явно торопилась… Что ж, ее можно было понять.

Конечно, я не удержался и раскаленным ножом вскрыл сургучовую печать на свитке. В послании говорилось, что, дескать, маги-нелегалы — в моем лице! — предлагают Ношии в полной мере раскрыть могущество обруча. Потому что он — могучий артефакт, в который колдуны заключили великую силу. Якобы, носящий его потихоньку раздувает в себе искорку дара.

Ну, как говорят у нас на севере, человеческая глупость — страшное оружие. А наивная глупость — смертельное. Причем именно для того, кто этим оружием обладает.

— Приветствую, маг! — Вблизи, да еще без дорогой одежды, корсета, румян, помады и прочих женских хитростей, девушка не выглядела красавицей. Но и дурнушкой такую назовет только круглый дурак.

— Не здесь. — Я потушил лучину. — Следуй за мной.

Мы пошли, петляя между высоченными, широкими, массивными и изящными обелисками. Мою кожу словно морозец пощипывал, а глаза чесались и слезились. То ли кладбищенская земля так подействовала, то ли просто нервничал. Хотя, с чего бы вдруг?

У меня в кармане лежал оправленный бронзой кристалл, который горел во тьме ярче любого фонаря, но я пока не хотел его доставать. Луна в достаточной мере освещала дорогу, а привлекать к себе внимание колдовским светом не хотелось, — хранители с ряженым проходимцем церемониться не станут.

— Положи обруч сюда. — Мы остановились напротив большого рассохшегося дубового стола, окруженного четырьмя обелисками семейства Ялирити.

Ношия водрузила на столешницу обруч, завернутый в шелковый платочек.

— Стой смирно. Сейчас разбужу в тебе дар.

Девушка затрепетала. От нее пахло волнением и ароматическими маслами. Я осторожно развернул платок. Что же. Вещь и вправду не выглядела чем-то особенным. Витой обруч из меди, украшенный крупным янтарем.

— Никогда бы не подумала, что в нем скрыта такая сила, — прошептала дочь посла.

Я властным жестом велел ей замолчать. Вспомнил, как вели себя ментальные маги на причале во время обряда Выявления. Поглубже натянул капюшон. Поднял руки к небу. Голову опустил на грудь. Выждал…

Хлоп!

Воздух сотряс негромкий взрыв. Меня уже знакомо обдало морозом. Я вскинулся испуганно.

Ношия, казалось, ничего не заметила.

«Что за дьявольщина? Неужели обруч проявляет себя?»

Ничего другого не оставалось, кроме как продолжить игру…

Отвлек меня от всего этого маскарада сдавленный вздох девицы. Янтарь на украшении начал едва заметно мерцать. Пожалуй, днем этого не заметишь даже. Зато в ночи выглядело внушительно. Налилась пылающей зеленью медь. Воздух над ней заметно трепетал, как над раскаленным песком в пустыне. Обруч задрожал, запрыгал, рассыпая искры. Вокруг него сгустился, наэлектризовался воздух.

— Да. Кажется, у тебя есть дар, — сказал я.

Радостно запищав, Ношия бросилась мне на шею, трижды горячо поцеловала.

— Спасибо! О! Благодарю! Я знала! Знала! Это лучший день в моей жизни! Уж теперь-то я покажу всем этим курицам, смеявшимся надо мной в Карохаре. Не верили, стервы, что и у меня в роду были колдуньи…

Даже в столь жарких объятиях мне сделалось холодно. Вновь накатила головная боль. Я пошатнулся и едва не упал, повезло, что рядом находился стол.

— Что такое? — спросила девушка. — Тебе плохо от моего могущества? Может…

Ее прервал жуткий скрежет. Обдав нас колючим облаком из пыли, цементного крошева и праха, ближайший обелиск развалился на четыре части. Вазы взорвались песчаными фонтанами. Воздух сделался густым, как студень, лип к рукам и ногам, мешал двигаться быстро. Я увидел, как Ношию слегка приподняло над землей и бросило в сторону. Девушка приземлилась на зад, сдавленно вскрикнув. Вокруг ее ладоней зарделось багровое сияние…

Второй обелиск обратился облаком пыли. Из него, дикое воя и размахивая руками, на нас устремилось нечто, закутанное в старый саван. Глаза чудовища горели холодным и плотоядным огнем голубого цвета.

Даже ожидая чего-то подобного, я чуть сознания не лишился. Ношия же закричала так, что у меня заложило уши.

— Беги! — Пришлось воздеть девчонку на ноги и подтолкнуть. — Беги! Ты подняла покойника!.. Некромантка!

Девушка припустила так, что схарцианские жеребцы позавидовали бы. Вазы за ее спиной взрывались, обдавая несчастную песком и пылью. Когда девчонка скрылась из виду, раздался заливистый хохот Райвелин.

— Ну ты и вырядилась! — Я тоже не удержался и рассмеялся.

Вблизи магесса походила на нищенку, проведшую зиму в пыльном и затянутом паутиной подвале. Натертое мелом лицо, распущенные волосы, подведенные углем глаза… Никогда не видел таких длинных и пышных волос! Да еще и угольно-черных.

— Замечательно! Все прошло даже лучше, чем можно было бы предположить! — Она была страшно довольна. Подхватила обруч и тут же нацепила на голову.

— Чего творишь? — Мне стало не по себе. — Это ведь опасный артефакт?

— Ага. Опасный! — вновь заливисто захохотала девушка. — Для того, кто пытается отнять его у меня.

Магесса разительно изменилась. От сдержанной, холодной служительницы ордена не осталось и следа. Передо мной было пламя эмоций и страсти, заключенное в довольно аппетитное тело.

— Демоны бы тебя побрали! Кто ты такая и, ради всех забытых богов, что мы сейчас сделали?

— Небольшая месть. Сладкая, как спелый финик. — Она сбросила с себя тряпье, отряхнула роскошные волосы от праха и песка. На девушке было красивое дорожное платье, целиком, казалось, состоявшее из атласа, кружев и вышивки. — Она знала, как мне дорог обруч. И все-таки выкупила его у ростовщика! Лучше бы Ношия его в море утопила или переплавила в бесполезный кусок меди. Но нет! Шлюхе все было мало! Она нацепила мой обруч на ручную обезьянку одной из своих наперсниц…

Я молча схватил ее за плечи, развернул к себе лицом.

— Ты меня надула?

— Конечно.

Нечто подняло и отбросило меня в сторону. Я приземлился на плечо и зашипел от боли. В тело, обездвижив, будто тысячи ледяных игл впились.

— Вот, — девушка бросила в меня мелкой медной монеткой. — За труды. Из тебя получился отличный дурак.

— Я доберусь до тебя! — Во мне говорила злость. Что можно противопоставить колдовству? Корд? Умение незаметно кошелек срезать? Смешно.

— Какие мы сердитые. — Вновь насмешка. — Малыш, найди меня, если тебя не примут в университет. Я напишу тебе отличную рекомендацию. А что? Станешь людей веселить в Карохаре. Может, когда-нибудь дорастешь до звания придворного шута.

Она сорвала с шеи медальон и сжала в кулачке. Через мгновение он обратился пеплом.

— Пока, дорогой! — Райвелин сдула пепел в мою сторону и скользнула в ночь.

Никогда я не чувствовал себя таким идиотом! Ни до, ни после нашей встречи.

Было обидно. Злость клокотала в горле. Но я встал и поспешил прочь с кладбища, потому что от монастыря в мою сторону двигались три фигуры с фонарями в руках.

Как хорошо, что корабль мой отплывал утром! Иначе эта история могла оборваться где-нибудь здесь, и последним ее штрихом стал бы клинок хранителя порядка.

К слову, тот медный браслет я по-прежнему держу у себя. Как символ глупости, женской мстительности и того, что нельзя доверять никому.

Глава 8 Кукловод

Валиадо сидел под старым, раскидистым дубом и глядел на узкую полоску заросшей бурьяном дороги. Холодный утренний дождь шелестел по палой листве, маленькие ручейки стекали по изрезанной трещинами и морщинами коре прямо за шиворот кукловоду, но того мокрая одежда нисколько не волновала. Он три дня плутал в чаще. Да не просто плутал, а убегал от жуткой тени, неотступно преследовавшей его от самого Мон-на-Мора.

Появлялась она по ночам: стоило остановиться на ночлег, как где-то близко, едва ли не над самым ухом, слышался шелест: Протяни руку… Не бойся… нас…

Валиадо зажимал ладонями уши.

— Я этого не слышу! Тебя нет! Тебя не может быть! — кричал так, что болело горло. Днем тварь оставляла его в покое. Лишь в краткие утренние часы кукловоду удавалось прилечь, зарывшись в сырую листву.

Было трудно дышать — боль распирала ребра, страшно хотелось есть и спать. Но едва Валиадо засыпал, сны превращались в череду непонятных картин. На них рисовались горящие города и замки; выжженные поля, заваленные человеческими трупами реки, воды которых позеленели от гнили. Неведомый берег, озаренный тысячами огней. Разноцветные бутоны роз, опутанные черными нитями. Тотемы и топи. Пирамиды и подземные залы, освещенные кристаллами мерцающей соли.

Однажды ему приснилось громадное войско, что двигалось через заснеженные равнины.

Метель, лед, обветренные лица… Голод… Лишения… Лошади умирают прямо под седоками…

Теперь даже для снов сил не осталось.

Протяжный скрип вытащил Валиадо из мира грез. Кукловод подскочил, привалился плечом к дубу, но сама мысль о беге внушала отвращение и страх. Не лучше ли позволить преследователям схватить себя, чем продолжит бессмысленное шатание по лесу?

Валиадо в тупом оцепенении уставился на дорогу.

Это были не наемники. И не гвардейцы. Даже не кроваво-красный фургон охотников за головами.

Повозка, — старая, с натянутым на каркас полотняным тентом, — раскачивалась на ухабах. Дородный возница едва удерживался на козлах, всеми силами стараясь не свалиться в грязь. Вдруг, свистнул и сильно потянул поводья.

— Дальше не повезу! — крикнул он. — Колея неровная, одни колдобины да ямы. Если оси сломаются — назад на своих двоих добираться будем.

Взметнулся полог, двое мужчин соскользнули в бурую дорожную жижу.

— Да и хрен с ним! — Один из них, длинноволосый здоровяк в поношенном кожухе и мешковатых штанах, заткнул за пояс топор. — Надоело трястись в твоем поганом сарае на колесах…

— В следующий раз верхом на осле поедешь, рожа бесстыжая! — толстяк погрозил кнутом.

— Заткнитесь уже, трепачи, — третий, немолодой коротышка с охотничьим ножом в руках, указал острием внутрь фургона, — кончаем страшилище и едем домой. До утра хочу свалить из Тускена. Желательно — с деньгами.

Возница слез с козел, принялся помогать подельникам. Они с большим трудом выволокли из повозки огромный тюк. Кукловод вздрогнул — с одного конца тюка торчали ноги.

Толстяк мотнул головой в сторону леса. Мужчины потащили пленного к деревьям. Валиадо даже привстал, чтобы получше разглядеть происходящее. Ему вдруг стало не по себе. А случайно ли он оказался тут, у дороги? Ведь здешние леса густые и территории занимают настолько огромные, что в них можно плутать до бесконечности. И все же он здесь. Что если тень гнала именно сюда? К размытому тракту?

Пленник отчаянно дергался, что-то хрипел. Кукловод, спрятавшись за широким стволом дуба, продолжал наблюдать за происходящим. Длинноволосый душегуб вытащил из-за пояса топор, примерился и крепко приложил связанного обухом по голове. Тот содрогнулся, зарычав от боли, но дергаться и биться в путах не перестал, чем изрядно удивил Валиадо. Удар-то увесистым был.

Сглотнув, кукловод прикрыл глаза и призвал дар. Разум здоровяка открылся даже легче обычного, нарисовав полную ненависти картину.

Молоденькая красивая девушка, ряды деревенских домов, речка… Перекошенное лицо пленника, — не такое, изуродованное шрамами и залитое кровью как сейчас, а чистое лицо обыкновенного юноши. Он улыбался…

Мысли развернулись в другую сторону: Кровь, меч, выскальзывающий из ладони, полные боли и отчаяния глаза верзилы, два тела возле его ног. Парня обступает толпа. Горят факелы, где-то вдали горько плачет женщина…

Валиадо встряхнул головой, освобождаясь от плена чужих мыслей. Внутри здоровяк клокотал от чувств! Ничего подобного кукловод никогда не ощущал в людях, никто не мог делиться с ним воспоминаниями. Закусив губу, сосредоточился на коротышке, занесшем над жертвой нож. В последний миг рука убийцы дрогнула, и вместо того, чтобы прикончить здоровяка, ударила длинноволосого в живот. Взвыв, подельник уронил топор и повалился на землю. Коротышка отточенным движением перерезал себе горло, захлебываясь кровью, рухнул на спину.

Крик, наполненный ужасом, разлетелся над лесом. Грузный возница взлетел на козлы. Щелкнула плеть, повозка рванула вперед, разбрызгивая грязь и дико раскачиваясь на ухабах…

Валиадо сплюнул кровь — прокусил губу насквозь. Глубоко выдохнув, как после тяжелой работы, оттолкнулся от дуба и поплелся к пленнику. Тот, ворочаясь в луже крови, негромко всхлипывал.

— Сейчас-сейчас, — приговаривал кукловод, вспарывая путы ножом. — Да не дергайся! Я помочь хочу.

Он попытался завладеть разумом брыкающегося парня, и… ничего не получилось. Здоровяк, казалось, оградился непробиваемой стеной.

— Клогарт, говоришь?

Пришлось изрядно потрудиться, прежде чем кукловод разжег огонь. Хорошо еще, что у убитых нашелся мешочек с кресалом и сухим трутом. Ветви кругом были сырые, горели плохо, но давали хоть какое-то тепло.

Валиадо уже порядком подзабыл, что это такое — греться возле костра.

— Ларт Клогарт. Из города Саарша, что у границы королевства Ит и Хехора. — Парень был необычным. Курчавые волосы редкого серо-пепельного оттенка, круглое лицо, чуть раскосые зеленые глаза. Поразительно высокий и крепко сложенный. Пожалуй, Валиадо не встречал никого выше. Плечи как у кузнеца, ладони широкие, мозолистые. На пахаря или лесоруба этот молодой мужчина не походил. Да и на гребца — тоже.

— Ты разбойник? — Валиадо подбросил в огонь более-менее сухих веточек, собранных под деревьями.

— Нет, — клацая зубами, выдохнул Ларт. — Рубака… был им, во всяком случае. До вчерашнего вечера. Кто теперь — не знаю.

— Неужели? — удивился кукловод. Он почувствовал легкий укол зависти. — Нужно очень постараться, чтобы влипнуть в такую заварушку, будучи учеником университета.

— Я не ученик, — нахмурился Клогарт, — а полноправный брат ордена! Самый молодой за всю историю университета, между прочим. Мне было девятнадцать лет, когда получил кольцо. До вчерашнего дня у меня их было три.

Он замолчал. Что-то терзало его душу, рвалось наружу. Парню нужно было выговориться. Валиадо понимал, что останавливало Рубаку: перед ним сидел незнакомец — грязный, рано постаревший человек с безумным взглядом. Разве о таком собеседнике мечтаешь, когда на душе тяжело?

Но Ларт не сдержался:

— Я так любил ее! Бросил ради ее улыбки орден, провалил задание, порученное мне мастерами! А она… — В его глазах разгоралось безумие. Жуткое, черное. — Шлюха! Тварь! Ненавижу! Презираю…

— Не стоит говорить об этом, раз тяжело даются слова, — торопливо проговорил Валиадо. Ему сделалось жутко. — Я видел кое-что и кое о чем догадываюсь.

— Видел? — Парень нахмурился.

— Потом объясню. У всех свои тайны. Не стоит забивать голову такой ерундой, когда живот пуст. — Кукловод давно не ощущал подобного прилива сил и бодрости. Обруч не истязал его, проклятая тень исчезла, от преследователей ни слуху, ни духу… можно было сосредоточиться на насущном. — Что это за лес? Далеко мы от Клэйтона?

Было видно, что Ларт смутился.

— Лес как лес, названия не знаю. Меня привезли с юга, из деревни Тыквенный Дол. Где-то здесь течет река Кавага, значит, от столицы Каолита мы не так уж и далеко. Двадцать дневных переходов… А куда нам, собственно, надо?

— Нам? Я тебя с собой не звал. Или так нужна компания? Не постесняешься путешествовать с кукловодом?

— Кукловод? — теперь уже улыбался Ларт. — В детстве я любил кукольные представления… А назад мне все равно дороги нет.

Он показал Валиадо обрубки указательного, большого и безымянного пальцев левой руки. Затем расстегнул ворот грязной рубахи — на груди, обрамленное воспаленной кожей, вздулось тавро, каким обычно помечают домашний скот.

— Орден не прощает. Я пролил кровь братьев, нарушил указ мастеров… Сайтар Мейральд, мой друг, не стал слушать объяснений. Он мог бы позволить уйти, но не захотел. Заплатил тем душегубам, чтобы мне глотку перерезали в лесу, подальше от людских глаз… Когда-нибудь мы вновь встретимся с Сайтаром. Тогда он пожалеет, что не прикончил меня в Тыквенном Доле своими руками.

В его глазах вновь появилась искорка безумия. В этот раз — кроваво-красная.

Сняв с убитых не испачканную кровью одежду, забрав деньги и собрав все, что только может пригодиться в дороге, кукловод и опальный Рубака вышли на тракт. Ларт прихватил топор, — сунул в ременную петлю на поясе, что больше подходила для ножен. Лишь когда они двинулись по дороге, Валиадо осознал, насколько могучим станет Клогарт, когда войдет в мужской возраст — кукловод еле поспевал за спутником, настолько размашисто и резво шел Ларт.

Местность, окружавшая их, была одинаковой и лишенной красок; Валиадо казалось, что они ходят кругами. Куда ни глянь, всюду полуголые ряды деревьев, чахлый кустарник. Редкие полянки сменялись непроходимыми буреломами. Дождь неистово хлестал по капюшонам дорожных плащей. Земля превратилась в густую бурую жижу, в которой утопают ноги.

— Деревенские говорили, — Клогарт стучал зубами, — что в сезон дождей Кавага может выйти из берегов. Хотелось бы до зимы перебраться на другую берег. Меня могут преследовать. Орден никогда не прощает предателей. Мы — плевок в лицо всем мастерам… Нужно надежное убежище. Но лучше — убежать как можно дальше.

— Будет тебе убежище. Зима настанет — выгонишь медведя из берлоги, — буркнул Валиадо. Он устал, промок до нитки и страшно проголодался. — А насчет преследования… мне, пожалуй, тоже стоит поостеречься. Как можно перебраться через Кавагу?

— В приречном городе Маленькая Бухта есть паром, — Клогарт легко перескочил огромную лужу, а кукловод снова набрал полные сапоги воды и грязи, — правда, идти придется по тракту. Это опасно, ведь меня будут искать… да и тебя, по всей видимости, тоже.

— Хорошо, — кукловод, взвесив все «за» и «против», решил согласиться. — Если пойдем чащобами — не успеем и к следующей зиме. Вряд ли нас так быстро хватятся… меня уж точно. В кошеле есть немного монет, так что какое-то время протянем. Может, еще и на комнатушку на постоялом дворе выгадаем.

— Мне нужен меч, — неожиданно заявил Ларт.

— Зачем? — не понял Валиадо.

— Я не могу жить без оружия, — горячо затараторил юноша, — оно для меня как хлеб и вода! Вырос с клинком в руках, с ним же и умирать буду. Зов Стали не зря прозвали именно так. Мечи манят Рубак, просят напоить кровью. Три дня без оружия — уже руки дрожат…

Кукловод задумался. Он еще не решил, чем стоит заняться прежде всего: найти загадочного Риасса или попытаться отомстить Трибуналу? К первому взывал разум, ко второму — ненависть. «В любом случае, — Валидо покосился на Ларта, — здоровяк обеспечит хорошую защиту».

— Будет тебе меч, — пообещал Валиадо. — Если в Маленькой Бухте есть оружейник, обязательно купим. Почему бы и нет? Но тогда останешься без горячей еды и крыши над головой.

К вечеру они выбрались на тракт. К вящему недовольству обоих, он был изрядно загружен. Торговые караваны, телеги крестьян и пешие путники — все торопились перебраться на другой берег Каваги до холодов. На Ларта удивленно таращились дети, мужчины завистливо покачивали головами, а женщины бросали полные восхищения взгляды. Валиадо нервничал, вздрагивал каждый раз, когда замечал в толпе белые плащи хранителей.

— Ссутулься, болван! — шикнул на Клогарта кукловод. — Ты слишком приметный.

Смеркалось, когда они, смешавшись с толпой, вошли в Маленькую Бухту. Это был уютный, небольшой городок на берегу реки, выросший здесь по милости Каолита. Одноэтажные деревянные дома под дощатыми крышами, пара трактиров, большой постоялый двор и казарма — вот и все, чем могла похвастать Бухта. Главное ее достояние — крохотный причал и ряды торговых палаток со всякой всячиной.

На паром выстроилась внушительная очередь.

— Пойдем в таверну, — предложил Валиадо. — Нужно обсохнуть и… демоны! Так хочу горячего вина с перцем!

Ларт улыбнулся.

— Если спросят, кто мы такие, что отвечать будем?

— Положись на меня, — после того, как отделался от тени, Валиадо почувствовал невероятную уверенность в себе. — Заставим всех думать, что я — странствующий историк из королевства Ит, а ты — молчаливый и злой охранник. Идем. До смерти надоело мокнуть.

Глава 9 Моркос

Три недели минуло с тех пор, как наше судно покинуло Восточное море и оказалось во власти моря Льдов. Оно встретило нас ветрами и грохочущими волнами серо-стального цвета. Здесь дыхание зимы ощущалось острее, а морозы крепчали с каждым днем.

На палубу я поднимался редко, укутавшись толстым шерстяным плащом с облезшим меховым подбоем. Подолгу стоял, ухватившись за штормовые леера, и смотрел на бушующую воду.

Время штормов еще не наступило, так говорил наш кормчий, но скоро Северное море превратится в бушующий, опасный котел, и навигация закроется до первого месяца весны.

В первые три дня морских странствий я дико страдал от солнечных ожогов. Кожа немилосердно чесалась под рубахой и слезала лоскутами. Здорово выручало кокосовое масло, да и корабельный монах изредка давал отвар, на время успокаивающий зуд. Гораздо хуже было осознавать, как обвела меня вокруг пальца та девчонка — Райвелин. Кто она? Неужели, весь спектакль разыграла ради глупой мести? Пожалуй, хорошая взбучка стерве не повредила бы… Но — руки коротки. С тем же успехом можно грозить голубю, нагадившему вам на новенький дублет.

Я выбросил из головы Райвелин. Лучше наслаждаться морским путешествием, чем клокотать от бессильной злости. А идти к острову оставалось недолго…

Огромное судно казалось мне пустым и заброшенным — пассажиров было всего десять, да и собирались мы лишь за обеденным столом, в остальное время предпочитая одиночество.

На остров университета не попадают случайные люди, так что остальных, как и меня, вели туда дела и заботы. Богатые пожилые супруги с юга, например, собирались навестить сына. Или группа знаменитых зодчих, приглашенных для проектировки и возведения очередного университетского крыла. Из учеников, кроме меня, никого больше не было. Что, в общем-то, легко объяснялось: до начала учебного года далеко, и вряд ли кто-либо торопился расстаться с семьей и друзьями.

Дни шли, сливаясь в сплошной поток. Сумерки опускались на мир все раньше, ветра усиливались. Севернее, там, где море сковывали льды, где невозможно судоходство и бушуют штормы, где сгустилась мгла, раскинулась безжизненная пустыня. Фростдрим. Меня радовало, что нас разделяла морская бездна.

Весь путь занял немногим меньше месяца, погода окончательно испортилась, и когда на горизонте замаячили грозные силуэты «дракков» северян, матросы как раз заканчивали сбивать с оснастки намерзший лед.

Боевые корабли морских волков Хеленнвейса быстро приближались к нашему судну; грациозные и стремительные. Носы «дракков» украшали резные морды змеев и бурых медведей; на белых парусах сиял древний герб Северного Дома — огненное зубчатое колесо божества Амнор.

Когда «дракки» приблизились, мне удалось разглядеть знаменитых яронов, яростных воинов и непревзойденных мореплавателей. Именно они покорили три моря, колонизовали все мало-мальски важные архипелаги и острова; благодаря их картографам мы знаем, какие очертания имеет наш континент. Яроны первыми добрались до Фростдрима, встретились с колдунами и привезли их послов на материк… Впрочем, это сомнительное достижение, о котором лучше лишний раз не упоминать.

— Эй, на пассажирском! — зычно крикнул высокий мужчина в бесформенном тулупе. — К острову плывете?

— Да, куда ж еще! — Капитан стоял, подперев плечом стенку бака и набивал трубку. — Спокойной Воды тебе, Эйрих!

— И тебе спокойной Воды, старый демон! — хохотнул мореплаватель. — Давненько тебя не видел… На обратном пути заходите в нашу бухту. Ты знаешь, где мой фьорд…

— Зима на носу. Успеть бы до материка добраться.

— В пучину морскую твой материк! — Эйрих плюнул за борт. — Перезимуете у нас. Мяса мы накоптили вдоволь, в подвалах полно репы и хлебных клубней, а женщины сварили пива столько, что моим парням за жизнь не вылакать! Но с твоим-то пузом, думаю, управимся дня за три…

«Дракки» отстали, ветер погнал наш корабль дальше. Я остался на палубе, хотя вновь посыпал снег, да и качало судно немилосердно.

Сквозь вечерний туман можно было разглядеть скалистый берег. Именно отсюда начинались земли Северного Дома. Тогда у меня появилась еще мечта — побывать в Визмерграде, чудесном, древнейшем городе, где все строения возводились из бревен и досок. Главным чудом в столице считалось большое укрепление, которое горожане называли кремлем. Сам Виземград пережил с десяток крупных осад, мелким подходам к стенам вообще нет счета, а во время Великой бури был разорен и сожженной колдунами. Возродился еще более прекрасным и удивительным. Сердце севера.

Остров.

Он появился неожиданно, словно прятался и ждал, когда мы окажемся достаточно близко. Высокие отвесные утесы, обросшие ледовой броней и ощерившиеся сосульками, принимали на себя удары волн.

Пока мы в поисках бухты огибали остров, я насчитал четыре охранные вышки, возвышавшиеся на скалах. Сквозь бойницы пробивался яркий свет, у подножий башен виднелись силуэты укрытых парусиной баллист.

Путь в бухту проходил через короткий рукотворный тоннель, пробитый в скалах. Сам проход перегораживала толстая цепь, натянутая локтях в десяти над волнами.

Где-то заскрипели невидимые глазу механизмы, цепь медленно опустилась в воду. Из двух сторожевых башен, что располагались по обе стороны туннеля, высыпали вооруженные арбалетами люди. Капитан сказал, что это такой странный обычай — встречать приплывающие суда при полном вооружении и в боевой готовности.

Мир погрузился во мрак, едва мы оказались под гранитной аркой, но вскоре тьму озарили сотни факелов и ламп — это воины гарнизона вышли на боевые посты. Вдоль стен тянулись балкончики, на которых стояли защитники острова. Все в черных кожаных доспехах, в руках арбалеты и луки. Солдаты казались безликими и страшноватыми. Но вот впереди замаячил белый свет, и мы вновь оказались перед корабельной цепью. И снова вышки-близнецы по краям, снова люди с оружием, снова скрип механизмов…

Я удивленно разглядывал переливавшийся магическими огнями древний обелиск на выступающей из воды скале. На гладкой поверхности были выбиты слова приветствия на всех наречиях, которые только существовали в обжитых землях. От вида некоторых букв становилось не по себе. Было в них что-то жуткое.

На берегу нас встретила группа молчаливых людей в темно-синих сутанах, расшитых золотыми и серебряными нитями. Лица они прятали под глубокими капюшонами.

Маги.

Чуть в стороне от пирса виднелось небольшое поселение — четыре двухэтажных строения и целая россыпь одноэтажных домиков; еще дальше, выглядывая из-за невысокого холма, притулилась широкая, но невысокая башенка с пристройками — казармы. В центре поселения высился молчаливый и прекрасный в своей гротескной красоте Монастырь. Все было построено из камня.

Под молчаливым присмотром магов мы прошествовали к приземистому зданию с черепичной крышей. Человек в темно-зеленом кафтане долго и тщательно изучал наши путевые бумаги, после чего подписал каждую из них и заверил печатью.

Дальше за дело взялся рыжебородый капитан хранителей порядка. Он увел всех прибывших, за исключением меня, к таверне.

— А мне куда? — Я удивленно поглядел на молчаливых магов.

Один из них пожал плечами, ответил:

— Ты будущий ученик. Раз начало учебного года еще не скоро, придется какое-то время провести в Монастыре. Настоятель с радостью примет будущего Рубаку… Читать умеешь?

— Немного, но только на всеобщем языке. У нас дома не шибко научишься.

— Ничего, — отмахнулся маг, — монахи помогут. В пристройке есть хорошая библиотека, полистаешь летописи, жизнеописания и научные труды. А там, глядишь, и весна наступит. Можешь, конечно, остановиться в таверне… но это накладно.

Меня и вправду поселили в храме. Это место было единственным на острове, где за проживание не надо платить ни крусана. Хоть и приходилось изредка помахать метлой или колуном во дворе, но это было лучшее, что мне могли предложить. Так что жил я в свое удовольствие. Кормили до отвала, разрешали читать летописи военного времени и трактаты о разных тварях, созданных Кристаллом. Местные послушницы не обременяли себя венцом безбрачия, а в подвалах было полно терпкого сливового вина, необходимого для обрядов и лечения. В общем, жизнь в храме оказалась на диво веселой и даже интересной.

Несколько раз мне разрешали покинуть поселок, и когда снегопады были не такими уж сильными, я прогуливался по мощеным разноцветными плитами дорожкам, разглядывал сторожевые башни, подолгу глазел на гипсовые и мраморные статуи древних полководцев. С самого высокого пригорка была видна длинная петляющая дорога, что бежала от ворот в сторону широкой каменной гряды. Вела эта дорожка прямиком к университету.

Снега сошли.

Небо очистилось от туч, багровое, помолодевшее за зиму солнце изливало на промерзшую землю робкое тепло. На семнадцатый день первого весеннего месяца в порт вошел маленький, но красивый корабль. Принадлежал он какому-то богатому купцу-южанину — на парусе неизвестный мастер искусно нарисовал весы и несколько бочек.

На мощеный камнем пирс по трапу сошла целая делегация: женщины, дети, мужчины — все в дорогих нарядах, золотых украшениях, надушенные так, что у меня закружилась голова от обилия запахов. Следом шли многочисленные слуги и наемные работники. Грузчики тащили на закорках всяческий скарб, необходимый семейству купца в путешествии. Видимо, в сыне торговца также обнаружили какие-то крохи дара, и вся родня решила присутствовать при столь грандиозном событии, как поступление в университет.

Когда люди покинули причал, в воздухе еще долго не мог рассеяться стойкий запах духов и притираний. Чета торговца целиком заняла один из местных трактиров — хозяин вывесил табличку, уверяющую, что мест больше нет…

С этого дня начался массовый наплыв будущих студиозов. Кого здесь только не было! Люди богатые, люди бедные, ремесленники, землепашцы, охотники и матерые воины — народ наводнил некогда тихий и спокойный припортовый поселок. За место даже на самом захудалом постоялом дворе порой разворачивались настоящие сражения, с оскорблениями и рукоприкладством. Никто не хотел ночевать в неуютных шатрах, растянутых в местном парке скульптур и статуй.

К двадцать пятому дню начавшейся весны, порт превратился в настоящий муравейник.

В один из вечеров, предшествующих Дню Приема, я неспешно прогуливался по набережной. Волны медленно накатывали на высокий пирс, разбивались тысячью соленых брызг, водной пылью оседая на покрытые водорослями и мхом камни. Воздух оставался сырым, но свежим и приятным. В нем чувствовался привкус зимы, разбавленный слабыми ароматами наступающего тепла.

— Эй, северянин!

Со стороны постоялого двора ко мне направлялся высокий человек в алом дублете с серебряными заклепками. Поначалу я даже не признал в нем Мелгера.

— Так ты уже здесь? — он улыбнулся. Следом за ним семенила невысокая девчушка лет пятнадцати. На ней был красивый подбитый мехом плащик, дорожные брюки из мягкой кожи и высокие расшитые бисером сапожки.

— Полтора месяца в Монастыре живу. — Мы обменялись рукопожатиями. — А это что за красотка? Сестра?

— Похожа? — Он снова улыбнулся и положил руку ей на плечо. — Навязалась с нами, хочет посмотреть, как меня зачислят на второй курс.

— Ничего я не навязывалась! — зло отмахнулась девчушка. — Просто не хотела оставаться дома с тетей Фэрис… А на тебя, Мелгер, я вообще смотреть не хочу! Ты мне дома надоел со своими железяками.

Она развернулась и быстро потопала в сторону постоялого двора.

— Маленькая змеючка… Хотя насчет тети Фэрис Арная права! Несносная женщина старого воспитания… Руками не ешь, не кидай камнями в котов, не щупай служанок.

— Веселое у вас семейство, — я покачал головой. — А откуда вы? В смысле, где живете?

— Хладный Рубеж. Да-да, именно на нашей земле взяла разбег Буря… Мой отец служит Хеленнвейскому трону — отставной сотник с границы. Живем на отшибе царства. Зато, если стоять на самой высокой башне нашего замка, в лунную ночь можно увидеть очертания Крук'Альиона. Мы с отцом частенько рассматривали руины в подзорную трубу… жаль, что он не смог приехать.

В голосе Мелгера проступили нотки горечи. Я решил сменить тему, дабы не сильно расстраивать нового знакомца:

— Ты бывал в столице? Мечтаю хоть одним глазком взглянуть на Визмерград. Он что, действительно весь из бревен?

— Абсолютно, — заверил Мелгер.

— Странно. Ведь камень-то понадежней будет! А ну как опять война? Я видел Бодхардум — вот это дело. Скала неприступная. Не то что доски и бревна… Визмерград ведь сжигали однажды.

— Сгоревшим стенам города лет было больше, чем нашим отцам, дедам и прадедам вместе взятым! — Казалось, что он немного удивлен моей глупостью. — Никогда не слышал про железные ели из хеленнвейских тундр? Они плохо поддаются топорам и редко падают даже от старости. Древняя ель, обожженная в огне, в сотни раз прочнее камня. В городе есть даже хранилища для готовых стволов.

— Так вот оно что…

— Стены неприступны. Другое дело, что ко времени разгара Бури колдуны пробрались внутрь города. Ворота были открыты — Визмерград пал…

Он ненадолго замолчал. Видимо ждал, пока я переварю все услышанное.

— А ты был в Бодхардуме? — неожиданно нарушил молчание Мелгер.

Я вкратце рассказал историю о недолгом, но интересном путешествии с Гродвердом. Глаза Мелгера загорелись восторгом, когда он услышал о Серых рыцарях и их мертвой крепости. Парень грезил странствиями, восхищался воинскими подвигами, которые воспевают северные скальды…

Вскоре мы распрощались. Он ушел к постоялому двору, а я направился в сторону Монастыря. Нужно было помочь послушникам снять деревянные саркофаги со статуй во дворе и наколоть побольше дров. Старое каменное строение еще хранило в себе остатки стужи.

Долгожданный день приема наконец-то наступил. Хриплый гул сигнального рога возвестил об этом, когда я, надев самый лучший дорожный костюм, уже вышел на улицу припортового поселения. Воздух был наполнен самыми разнообразными ароматами, голоса сливались в рокот, дома украшали цветные флажки и ленты, над некоторыми постоялыми дворами и тавернами ветер трепал знамена с родовыми гербами и символами Домов. По улицам сновали скоморохи, странствующие певцы, кукловоды и лоточники.

Ближе к празднично украшенному помосту зевак становилось больше, и проталкиваться сквозь толпу удавалось с трудом. Люди кидали на меня озлобленные взгляды, но я демонстрировал большой латунный медальон, и они расступались. Так и добрался до самого помоста, — окруженный улыбками и подбадриваемый зеваками.

Каолит представляли трое: пухлый и румяный креатур, черноволосый мужчина из Малого совета и довольно молодая женщина в богато расшитом парчовом платье. Высокопоставленные гости сидели в креслах с узорными спинками, за длинным, крытым зеленой скатертью столом. На столешнице не было ничего, кроме трех штофов и семи кубков.

— Что это за женщина? — спросил я у соседа справа. Он, судя по одежде, был островитянином. — Мужик, похоже, из торговой гильдии. А она кто?

— Сафания Куд'Барун, — пояснил он. — Бездарная дочь одного из отцов-основателей университета.

«Ренегатка! — впервые в жизни я видел потомка колдунов. Это было волнительно и захватывающе. — Но ничего особенного в ней нет…»

Сафания выглядела как самая обыкновенная женщина. Каштанового цвета волосы, острый подбородок, близко посаженные глаза и тонкие губы.

— Гляди, маги пожаловали! — сосед указал на три фигуры в разноцветных балахонах. — Значит, скоро и настоятель подойдет.

Дахтер Саргун, тот самый настоятель университета, оказался стариком лет семидесяти от роду. Низкий, щуплый, седой как лунь. На плечах скромненький плащ, зато пояс оттягивали ножны. Но судить о мастере Саргуне по внешнему виду было неправильно. Пальцы старца унизывали золотые кольца ордена Стали.

Разговоры смокли. Все смотрели на настоятеля, а он, в свою очередь, разглядывал гостей.

— Поздравляю вновь прибывших! — громко проговорил Дахтер. — Приветствую и вас, почтенные родственники студиозов и просто честные жителей обжитых земель. Как всем давно известно, двери университета всегда открыты для тех, в ком еще спит, или уже проснулся Дар…

Он выдал долгую, но довольно интересную речь о том, как в разгар Бури Ненависти некоторые колдуны отреклись от сородичей и перешли на сторону простых смертных. Ренегаты в час нужды взялись отыскивать в людях крупинки дара и развивать их в нечто большее. Тогда дар смертных не шел ни в какое сравнение с истинным могуществом создателей Кристалла. Позже, когда полчище мутантов было разбито и рассеяно по континенту, колдуны и одаренные люди, которых в ту пору уже величали магами, возвели на острове в море Льдов университет.

Когда Дахтер Саргун закончил говорить, я с удивлением обнаружил, что жутко проголодался, а солнце уже давным-давно в зените. Уходя, настоятель объявил о скором начале Переходного Испытания и попросил зрителей не расходиться.

Пока рабочие подготавливали арену к испытаниям — туда целую неделю подвозили мешки с песком и галькой — все внимание к себе приковали лоточники. У них можно было купить любые вкусности, какие только существовали в обжитых землях. Леденцы из жженого сахара, медовые коврижки, лимонные пирожные, пряники с клюквой, засахаренные фрукты и замороженное молоко. Вина на любой вкус: от терпкого и крепкого сливового, так любимого на севере, до бархатного и ароматного вина из Карохара и королевства Ипат. Было здесь несколько сувенирных лавок, у которых выстраивались длинные очереди. Многие хотели оставить себе память об острове — будь то газовый шарф, атласные ленты, или же резные фигурки из можжевелового дерева и поделочной кости.

«Что за развлечение придумали нам в университете?» — подумал я, когда увидел, как с одного из кораблей у пирса спускают большие, укрытые холстиной клетки.

Первыми к испытаниям приступили молодые маги. Никогда раньше не видел их игру со стихиями — это потрясающее зрелище, хотя я ждал большего. Рой искр, превратившийся в настоящий вихрь; фонтаны воды, вырывающиеся из бочки в такт барабанному бою; и самое незаметное, но ощутимое — ментальный шторм, устроенный какой-то темноволосой девушкой. Не могу объяснить, что именно увидел, но ощущения остались неописуемые. Мир словно изменился, пошел рябью, цвета перемешались, звуки стали совершенно незнакомыми. Но спустя бесконечное мгновение все вернулось на круги своя. Южная красавица изящно поклонилась и, не обращая внимания на возмущение реплики некоторых мастеров, удалилась с арены…

Я ее узнал. По жестам, по гордой осанке и озорному блеску в черных глаза. Райвелин!

— Глазам не верю! — восхищенно пробормотал согбенный старик, что стоял у самого ограждения арены. — Восхитительное мастерство, но… не маг она.

— Да? И кто же она?

— Колдунья. Возможно, одаренная дочь какого-нибудь ренегата.

Он повернулся. Мне стало не по себе. Лицо старика было изрезано глубокими морщинами, лоб покрывали старческие пятна, кожа на подбородке обвисла, но глаза были молодыми и полнились скрытой силой. Старец усмехнулся — зубы белые и ровные, хотя в его-то возрасте даже пара пеньков за редкость.

— Не бойся. Я — ведун. Если интересно, мне всего тридцать четыре года… Плоховато сохранился, да? — Смешок его был нервным.

— Дорого за силу расплачиваетесь. — Я почувствовал легкий холодок в душе.

— Честно сказать, — ведун достал из кармана сверток с жевательным табаком, — выбор у нас есть. Не пользуйся даром — и забудь о расплате. Вот только я готов еще и правую руку в довесок отдать, лишь бы дар во мне не угас. Это ни с чем несравнимое блаженство: чувствовать мир, а не видеть его.

Он замолчал. Уставился себе под ноги и улыбался.

Мне было смешно. Выходит, Райвелин ученица? Но, забытые боги, она колдунья! И, судя по всему, не из слабых. Пожалуй, я поступил верно, забыв про месть…

Следом к испытаниям приступили воины. Их было всего семеро. Семеро! И это на целый курс. Зов Стали и вправду был редким явлением.

Среди испытуемых оказался и Мелгер, но первым на песок арены вышел не он. Высокий смуглый парень с мечом в руках выглядел довольно уверенно. Длинные волосы завязал в косу, снял кожаные латы, оставшись в кольчужной безрукавке. Испытуемый первым делом поклонился мастерам и только потом поприветствовал почетных гостей.

К арене на телеге прикатили клетку. Она дрожала, из-под тяжелого полога доносился глухой злобный рык.

— Медведь там, что ли? — спросил я у ведуна.

— Нет, — тот покачал головой, — кое-что похуже.

Рабочий сорвал полог с клетки. По толпе прокатился испуганный гул. За решеткой стоял огромный, на голову выше любого человека в толпе, монстр. Кожа грязно-серого цвета, острые уши торчком, мясистые ноздри словно вывернуты наизнанку, глаза с крупными желтыми зрачками близко посажены к носу.

— Ах, вот оно что… — выдохнул ведун. — Мутант! То-то у меня на языке привкус гнили появился… Это, кажется, крон. Да-да, именно крон! Видишь, какие короткие ноги, а ручища громадные?

Я не ответил — был поглощен разворачивающимся на арене действом. Рабочие потянули за цепи, вынимая клинья из запоров. Одна из решетчатых стенок рухнула, и крон оказался на свободе. В тот же миг мутант ринулся в атаку, готовый растерзать ненавистного человека, осмелившегося встать у него на пути. Сложно представить, как грузное создание, спаянное из тугого мяса и мышц, может двигаться с подобной скоростью. Вроде бы только что крон стоял у повозки, а теперь его могучий кулак едва не раскроил череп молодому воину. Но испытуемый оказался готов к подобному повороту событий. Легко качнувшись в сторону, словно обтек гротескного мутанта, пропустив его вперед. Легкий клинок с тонким, слегка изогнутым лезвием, вспорхнул как бабочка. Алые капли оросили лицо воина — толпа взвыла от радости. Крон громко хыркнул, сделал два шага и повалился на живот. Из рассеченной шеи хлестала темная кровь, превращая песок в мерзкое, вязкое болото. Народ неистовствовал! Им так понравилась смерть мутанта, что они скандировали: «Еще! Еще!».

Я мрачно глядел на тело крона, утаскиваемое рабочими с арены. Теперь о смерти существа напоминала только горка свежего песка на месте кровопролития. Мне стало жалко этого мутанта, и даже сам не мог понять — почему? Но что-то в нем, несмотря на жуткий внешний вид, вызывало жалость… правда, далеко не у всех.

— Как он его… р-р-раз! — Размахивал руками толстый ребенок в шикарном белоснежном дублете. — Кровищи-то!

Отец мальчугана, рыхлый купец в расшитом красном кафтане, тоже улыбался во весь рот. Видно, чужая смерть доставляла удовольствие и ему.

Тем временем на арену вышел Мелгер. Его меч немного отличался от оружия предшественника. Короткий, с широким лезвием и простенькой гардой. Не будучи искушенным воином, я так и не смог понять, зачем нужно такое неудобное оружие. На Мелгере была куртка из вареной кожи, голову защищал остроконечный полушлем с бармицей.

Здесь обошлось без мясорубки — мастера выбрали для моего приятеля иное испытание, где нужно было проявить не столько умение убивать, сколько уходить от ударов. Испытуемого окружили трое бойцов в форме наемничьей гильдии, вооруженные укороченными алебардами и мечами. Дрались они в полную силу, в поддавки не играл никто. Несколько раз тяжелое лезвие алебарды едва не достало Мелгера, но тот в последний миг умудрялся уклоняться. Впрочем, совсем без крови не обошлось — один из наемников все-таки достал Мелгера мечом, ранив в предплечье. Положение моего приятеля осложнялось тем, что бить в ответ он не мог, только парировал и отводил самые опасные выпады. Конец испытания возвестил звонкий арбалетный щелчок. Мелгер резко выставил перед собой меч. Звякнуло, в толпе испуганно вскрикнула женщина.

Северянин сумел отразить болт с затупленным концом.

Мастера поздравили моего приятеля с переходом на второй курс. Довольный, парень вприпрыжку побежал к служителям монастыря, перевязать раны и отдохнуть.

Остальные испытания уже не были столь захватывающими и леденящими кровь. В основном экзаменуемые демонстрировали какие-то связки ударов и сложные пируэты, понять которые, не будучи опытным фехтовальщиком, довольно сложно.

Когда последнему из молодых Рубак повесили на шею медальон второгодки, был объявлен большой перерыв.

Люди разбрелись по трактирам и лавкам. Обсуждали увиденное, делились впечатлениями и спорили. Больше всего народу понравились маги огня, да и убийца крона не остался обделенным вниманием. Я заглянул в одну из закусочных, где купил бумажный сверток с мелкими булочками с повидлом и кружку горячего молока, подслащенного медом. Уплетая нехитрую снедь, отправился прогуляться к пирсу. Теплый ветер, запахи моря… здесь было хорошо и тихо. Покончив с едой, решил спуститься с каменной набережной. Редкие волны накатывали на берег, мокрая галька шуршала под подошвами сапог, где-то на скалах кричали птицы. Вдруг мое внимание привлек шум. Причем доносился он не с площади или арены, а от самого дальнего причала, подходы к которому обычно преграждали цепь и вооруженная стража. Сейчас там собралась изрядная толпа: маги, хранители порядка, офицеры гарнизона и, что совсем удивительно, креатур. Все они толклись возле трапа, приставленного к кораблю под оранжевым парусом.

Но вот вновь зазвучали трубы, возвещавшие, что представление продолжается. Пока люди выбирались из-за столов, спешно допивали пиво в тавернах и тушили трубки, я быстренько протиснулся к самому борту арены. На песок уже выкатили пузатые чугунные котлы, поставили рядом высокие стеллажи, на полках которых лежали какие-то колбы, реторты, баночки, перегонные кубы, резные деревянные ларцы и шкатулки из кости.

Мастера вывели на арену молодых алхимиков. Их, как и магов, было не в пример больше Рубак.

Началось эдакое соревнование: кто сильнее удивит мастеров и зрителей, причем условия выдвинули довольно суровые. Учеников, выступивших хуже других, ссылали на год в приграничные земли между Хехором и южными королевствами, или на один из многочисленных остров в море Туманов.

Соревнование алхимиков меня захватило.

Вода в котлах кипела, меняла цвета, испарялась, обращалась в лед или же горела, как сухая трава. Какой-то паренек умудрился превратить варево в красный песок, чем заслужил отдельную похвалу от старшего мастера над алхимиками. Небо над ареной заволокло разноцветным паром, воздух полнился разнообразными едкими запахами, от которых чесалось в носу и слезились глаза. И здесь второй шанс получил один из не сдавших экзамены магов. Паренек настолько раздухарился новой возможностью, что поднял сильный ветер, угнавший облако пара далеко в море, чем приятно удивил всех мастеров.

Небо заалело, солнце скрылось за скалами, когда объявили об окончании Переводных Испытаний. Всех новичков, имеющих необходимую протекцию и бумаги, попросили подойти к учетному столу. Колонна будущих учеников растянулась на добрую сотню шагов. Хорошо еще, что двигались мы споро — писари ловко управлялись с кипами бумаг и бесчисленными грамотами. Мастера стояли в стороне отдельными группками, рядом с каждой полоскался на ветру герб их школы: меч, котел алхимиков и пятиконечная звезда магов.

Как только последняя печать украсила мою грамоту, я быстрым шагом направился к высокому молодому человеку в нарядной куртке. Он стоял, опершись спиной о каменную стену таверны, и завистливо разглядывал галдящую толпу, что окружала представителей школ магии и алхимии. Под гербом с клинком было всего шесть человек, считая меня. Мастер добродушно улыбнулся, спросил:

— Зов Стали? Отлично. Становись-ка рядом. Дождемся, когда толпа разбредется. Вдруг еще кто-нибудь подвалит? В этом году отбор ведут по-другому, так что, может, и изменится чего…

Он оказался прав. К нашей группе присоединилось еще семеро будущих Рубак.

— Очень хорошо, — молодой мастер потер ладони. — Значит, задумка с просеиваньем простого люда не так уж и глупа. Урожай хорош! В прошлом году было всего трое… Значит так, ученики, мы уходим из поселения. Кто захочет перемолвиться словечком с родными и близкими — поторопитесь! Мы будем ждать отставших за той каменной грядой, на небольшом лодочном причале. Опаздывать не советую. Если кто-то проявит нерасторопность, неважно, зажимал он там свою деваху в темном углу или же пускал сопли в мамашин подол, тот будет добираться до острова вплавь. Вода холодная, а замок наш далеко, так что торопитесь…

Многие непонимающе уставились на Рубаку. Мастер заметил смущение подопечных, хитро ухмыльнулся:

— Удивлены? Думали, вас сразу отведут в прекрасный, полнящийся загадками университет?

Один совсем еще юный южанин пролепетал:

— Ну…да. Дома все только об этом и говорили.

— Забудь все, что слышал о нас дома. Первые два года ученики проводят в замке ордена на другом берегу озера.

Он сделал два шага вперед, развернулся на пятке и внимательно посмотрел на притихших подопечных:

— Чего замолчали-то? Ваш дар — штука полезная, редкая, но и очень опасная. А магия… забытые боги, да она в десятки раз опаснее! — Его рука метнулась в сторону женщины в красном балахоне, что в тот миг сосредоточенно наставляла юных магов. — Их отвезут в Башню Грез, где продержат до следующей весны. Поверьте мне на слово: им будет гораздо хуже!

— Почему? — Я был самым старшим среди новобранцев и поэтому решился задать вопрос первым.

— Дар уже проснулся. Но детишки не могут его контролировать, и в этом кроется большая опасность. Любая вспышка гнева или затаенная обида могут повлечь разрушительные последствия. Им нужно научиться контролировать эмоции и силу — мастера вколотят это в их головы. Также будет и с вами! Драки у нас запрещены уставом… но любой, кто захочет решить спор с помощью силы, вправе вызвать противника на дуэль.

Откуда-то из-за каменной гряды послышался трубный гул. Мастер кивнул непонятно кому, сказал:

— Уходим. Раз никто не захотел повидаться на прощание с родичами, не будем напрасно терять время. Кстати, зовут меня Шедор. Я подмастер, и буду приглядывать за вами весь первый год обучения. Можете звать меня просто — Шед, если так удобнее.

Стражи никогда не разрешали выходить за пределы поселения, так что я во все глаза разглядывал нагромождение серых скал, что обступили узкую, не мощеную дорожку, бегущую далеко на север. Где там, среди утесов и мелких озер, притаился университет — тайна, от разгадки которой меня отделял, по меньшей мере, год.

«Так близко…. И так далеко…»

Шед свернул на едва заметную тропку, что робко ныряла в расщелину среди скал. Мы шли за ним, спускаясь к самой кромке большого озера. Жутковато-черные воды бились о берег, большая ладья колыхалась возле узкой каменной полосы пирса. На берегу нас уже поджидали второгодки. Их предводитель, коренастый, седой мастер с уродливым рубцом на правой щеке, весело скалился, глядя на нас. Целых зубов у него почти не осталось, нижняя губа казалась сшитой из лоскутов.

Пока мастер с подмастерьем неспешно переговаривались, оценивая пополнение в рядах Рубак, меня окликнул Мелгер. От парня сильно пахло лечебными травами и вином.

— Ну, как тебе представление? — негромко шепнул Мелгер. Он был страшно доволен собой и постоянно поглаживал медальон второгодки. — Ловко я от тех тюфяков отбивался?

— Ловко, — согласился я. — Особенно мне понравился фокус со стрелой…

— А как тебе маги? Потрясающее зрелище!

— Не сильно они меня впечатлили… да и вообще, к магии отношусь с опаской. Не могу отделаться от мыслей о Буре и колдунах… Зато алхимики порадовали. Правда, в толпе говорили, что у них от испарений рассудок мутится.

Мелгер огляделся, наклонил голову и шепнул:

— Корабль на пристани видел? Маленький такой, под оранжевыми парусами?

— Видел, — так же тихо ответил ему, — а что такое?

— Это послы из Хелленвейса. Оранжевые паруса у нас — знак. В Каолите неспокойно. Охрану в порту острова усилили, а гарнизон теперь несет дозор не в четыре, как раньше, а в две смены. Удвоили силы на стенах и в башнях.

— А что могло произойти? Уж не пираты ли?

— Мне-то откуда знать? Хотя из-за пиратов такую бучу не подняли бы.

Договорить нам не дали. Мастер и подмастерье загнали всех в ладью, гребцы оттолкнулись длинными шестами от пирса. Мы скользили по темной воде, теплый осенний воздух был пропитан запахом соленой воды и водорослей. Смеркалось, ветер заметно окреп, наше суденышко изрядно покачивало.

Я внимательно разглядывал берег, что приближался с каждым ударом весел. Обитель ордена представлял собой уродливый каменный блок, высотой в три этажа, с широким, крытым черепицей ристалищем перед фасадом. Вместо жировых светильников или волшебных огоньков в лампадках, на крепостных стенах полыхали смоляные факелы. От замка веяло холодом и сыростью.

Недалеко от берега, между скалами, возвышались над водой руины. Обломки колонн покрывали коралловые наросты и зеленые водоросли, кое-где виднелись полуразрушенные арки, мраморные ступени густо покрывал ил.

У небольшой пристани нас встречала делегация из учителей, мастеров и простых рабочих при замке. Но поприветствовал нас лишь старый кастелян — все остальные хранили молчание. Старик сказал, что работники замка покажут, где наши комнаты.

Места в обители было полно — замок явно строили с расчетом на большее число учеников! — и на каждого приходилось по небольшой, прилично обставленной коморке. Мой провожатый, молчаливый юнец в сером балахоне, зажег светильник и оставил на столе глиняную бутылочку с жиром и пару фитилей, завернутых в просмоленную кожу.

— Вот так будет лучше! — Я закрыл дверь за пареньком. — Теперь можно и осмотреться.

Возле северной стены, завешенной старым гобеленом, стояла широкая кровать, на которой лежала аккуратная стопка свежего постельного белья. Возле кровати находился небольшой сундук с откинутой крышкой; у восточной стены — шкаф. Половину западной стены занимало большое окно, наглухо закрытое тяжелыми ставнями. Сквозь небольшую расщелину в старом дереве виднелся кусочек ночного неба, затянутого тучами.

Насвистывая веселую песенку, подошел к шкафу и открыл дверцу. Внутри он был разделен на три неравные части. В каждой лежал набор одежды. В одном — легкая коричневая рубашка с нашивкой новичка, серые бриджи и легкие туфли на однослойной подошве. Вторую полку занимали: плотная куртка из вареной кожи и шерстяные штаны, усиленные на коленях кожаными вставками; внизу стояли высокие, по колено, ботфорты. В третьей части было пусто, но полки там были не в пример массивней предыдущих. Хмыкнув, я захлопнул шкаф.

Вскоре две женщины принесли небольшую лохань с водой и пару полотенец. Одна из них ловко растопила небольшой очаг и сказала, что скоро начнется праздничный ужин. Но меня еда уже нисколько не интересовала. Смыв с себя пот и пыль, я улегся на мягкий матрас и вскоре уснул, предвкушая начало учебы.

Глава 10 Кукловод

Клонер Файк даже не поморщился, когда капля горячего воска попала на пальцы. Он отнял печать от конверта, оставив стилизованный оттиск буквы «К». Креатур удовлетворенно кивнул и спрятал конверт в верхний ящик стола. Небрежным взмахом руки отослал двух дюжих гвардейцев, что в удивлении застыли на пороге его приемной, и едва воины скрылись за дверью, Файк немигающим взглядом уперся в столешницу. Зрачки остекленели, но губы продолжали едва заметно шевелиться…

Толстый гобелен, скрывающий нишу в правой стене, едва заметно колыхнулся. Оправив дорогой дублет со вставками красного и лазурного бархата, Валиадо бухнулся в старинное кресло с резной спинкой и, закинув ногу на подлокотник, громко выдохнул. Ему удалось обвести вокруг пальца проклятых ищеек!

Кукловод со спутником не провели в Бухте и трех дней, когда гонец привез из Клэйтон Бирж приказ. «Живым или мертвым». Причем за голову опального Валиадо назначили приличное вознаграждение, ради которого многие душегубы из кожи вон лезли.

Именно приказ толкнул кукловода на рискованный шаг — подчинить городского креатура. Это разом избавило беглецов от многих проблем: не нужно было платить за постоялый двор, прятаться по сырым подвалам и амбарам от гвардейцев. Зато появился страх перед ведунами и магами. Но сейчас куда ни плюнь, везде риск. Да и представителей ордена в Маленькой бухте не было.

Еще оставались тени. Они появлялись редко, приходили ранним утром и шелестели во мраке. Кукловод спал с тремя горящими лампами в комнате, но даже такого яркого света не хватало, чтобы отогнать бесплотных созданий.

Зато от неприятностей другого порядка кукловода защищал мрачный великан Ларт Клогарт. Как раз в тот миг он занимался очередной бандой головорезов, явившихся в Бухту на поиски беглецов.

Четыре деревянных фургона представляли собой эдакое подобие городской стены. На крыше одного из них сидел худой лысый мужик с арбалетом на коленях и, пуская кольца табачного дыма, таращился в ночь. Между повозками горел внушительных размеров костер, невдалеке от него громоздилась гора сухого валежника. Вокруг огня собрались вооруженные люди. Некоторые из них даже на ночь не снимали кожаных доспехов; женщины не были исключением. Шестой день отряд безуспешно прочесывал леса, насколько позволяла погода. Следов беглецов так и не нашли. Воины зарабатывали на жизнь тем, что отлавливали преступников и особо опасных разбойников. За головы многих полагалась приличная награда, так что эти суровые люди всегда оставались и при деле, и при деньгах. А работа здесь казалась легче легкой — подумаешь, беглый кукловод! Да еще и умом тронувшийся… Им доводилось убивать магов и ведунов.

Хранители не подпускали охотников за головами к городам ближе, чем на лигу, так что пришлось разбивать лагерь у кромки леса.

Ларт наблюдал за бивуаком, притаившись в глухих зарослях шиповника. Ладонь, размером с большую глиняную тарелку, лежала на оголовье меча. Пусть кусты больно впивались шипами в тело, зато гиганта здесь не мог разглядеть даже зоркий дозорный. Цена ошибки — полуметровый арбалетный болт. Нагрудник из прессованных слоев бычьей кожи не выдержит подобного удара, а умирать молодой воин не собирался. Действовать нужно было осмотрительно.

Стараясь не создавать лишнего шума, Клогарт выбрался из зарослей. Присел на корточки и вытащил меч из ножен. Дважды негромко ударил оголовьем в щит…

Лес ожил. Переодетые в форму гвардейцев наемники покинули убежища.

Охотников за головами было не больше пятнадцати, в то время как наемников набралось почти два десятка. Все благодаря полному клюдициев сундучку креатура. Их хватило с избытком, чтобы набрать достаточное количество мечей.

В ночи зло стукнул арбалет. Один из «гвардейцев» развернулся и с негромким всхлипом повалился в траву. Ларт оскалился — за каждую смерть придется доплачивать, уж лучше, если все наемники полягут под мечами охотников…

Люди Клогарта осыпали лагерь стрелами. Закричали раненые, кто-то ревел о перемирии и взывал к гласу рассудка; лысый арбалетчик рухнул на землю, пронзенный тремя стрелами. Следом заполыхали повозки. Некоторое время наемники носились по лагерю и добивали ошеломленных охотников. Те, откровенно говоря, разочаровали Ларта. Никакой выучки, никакой дисциплины. Стадо перепуганных баранов. Кое-кто все же ухитрялся отбиваться, даже четверых «гвардейцев» убили, но надолго запала не хватило.

Вскоре все было кончено. Повозки тлели в ночи, над разоренным лагерем кружил пепел.

Ларт остался доволен проделанной работой. Потеряли восьмерых человек, но это не страшно. Денег хватало, а жалеть наемных убийц он не собирался. Можно было смело рассчитываться с главарем отряда и отправляться в Бухту.

— Что здесь происходит? — за спиной Ларта раздался удивленный возглас.

Человек в мундире хранителя порядка соскочил с лошади. В одной руке у него был факел, другую положил на обух боевого топора. Немолодой воин быстрым шагом подошел к разоренному лагерю. Взглянув на скорчившуюся в луже крови женщину, обомлел.

— Кто позволил? — взревел хранитель, выхватывая топор. — Вы что, с ума посходили? Где капитан гвардии?

Ларт вздрогнул. Он и забыл, что хитроумный Валиадо велел нарядить разбойников в гвардейские мундиры! Вот почему хранитель не побоялся спешиваться в окружении вооруженных мужчин. В кармане у великана лежало письмо Файка, заверенное печатью Каолита. Клогарт сунул руку в карман… вдруг, заметил на пальцах хранителя три серебряных кольца.

Изгнанный из ордена воин потерял рассудок. Швырнув измятую бумагу в траву, тремя ударами повалил изумленного хранителя наземь. Четвертый удар отсек оглушенному воину кисть, пятый — лишил жизни.

«Вы отняли у меня кольцо!.. Отняли меч!.. Разрушили мечту!..»

Он остановился, когда понял, что рубит землю. Трава на три шага вокруг покрылась кровью, а от хранителя осталась бесформенная туша.

Слезы брызнули из глаз Ларта, он упал на колени, откинул меч. Рыдания сотрясали гиганта, воин с корнями вырывал пучки жухлой травы и старался стереть с лица и рук кровь.

Много повидавшие на своем веку наемники молча стояли в стороне. Они не осмеливались даже рта раскрыть, настолько страшен в своем безумии был Клогарт. Просто стояли и ждали, пока к нему вернется рассудок.

— Убил? — Валиадо не хотел верить в услышанное. — Зачем? Почему? У тебя ведь были бумаги!

Ларт Клогарт стоял перед ним невозмутимый, как скала. Лицо в запекшейся крови, одежда перепачкана глиной, в волосах застряли сухие стебли травы. Руки великана по локоть в земле, несколько ногтей сорваны до мяса. В глазах — спокойствие.

— Он не поверил, — ровным голосом проговорил воин. — У меня не осталось выбора.

— Дурак… какой же дурак! — застонал кукловод, ухватившись за голову.

— Прости. — Ларт неловко поклонился. — Виноват. Впредь буду осторожней. И убедительней.

— Уходи, уходи с глаз долой! — махнул Валиадо. — Если понадобишься — найду.

Кукловод не мог видеть холодной улыбки, что играла на губах Клогарта, когда он выходил через заднюю дверь во двор.

Валиадо откинулся в кресле. «Если меня не прикончит Каолит, эта образина точно доконает…»

Положение требовало решительных действий. Кукловоду не нравилось то, что придется сотворить — так можно и внимание к городку привлечь! Но как иначе, если единственный союзник — косноязычный болван?

— Будут трупы…

Набросил плащ, нахлобучил на макушку широкополую шляпу с мягкими полями. Торопливо засеменил к выходу, спуская креатура с невидимого поводка. Файк не очухается до утра — будет сидеть и пускать слюни на рубашку. Валиадо выскользнул на улицу.

Охваченный спешкой и страхом, кукловод не заметил притаившегося возле амбара невысокого толстячка. Одет тот был неприметно: дорожная куртка, штаны из мешковины, на ногах — ботфорты. На одутловатом лице читалось разочарование.

— Чем ты занимаешься, несчастный? — горько выдохнул толстяк, по привычке поправляя небольшую сумочку на поясе. — Разве ж для этого тебя спасали?

Вздохнув, Риасс нырнул в людскую толпу. Ему хотелось схватить кукловода за шкирку и оттащить туда, где безопасно. Но пока слишком рано для решительных действий. Он не один в этом городе жаждет заполучить Валиадо.

Лекарь покосился в узкий просвет между домами. Там, подобно густому дыму, клубились тени.

На городской площади, где публично вздернули убийц капитана, царило оживление. В народе хранителей порядка любили и уважали, так что когда восторжествовала справедливость, радовались стар и млад.

Душегубов нашли быстро, и многие видели в этом руку добросовестного креатура Клонера Файка, который неожиданно преобразился. Стал за собой следить, опрятно одеваться, любезничал с простыми жителями Маленькой бухты. Вот и теперь он шел сквозь толпу, приветливо улыбаясь горожанам.

Позади помощников и прислуги, покорно склонив голову, семенил неприметный худощавый мужчина в широкополой шляпе…

У Валиадо словно камень с души свалился! Ухитрился провернуть все так ловко, что ни у кого не возникло ни малейших подозрений, кто на самом деле убил хранителя.

Душегубами оказались наемники, разыскивающие Ларта. Они заявились в Бухту спустя два дня после смерти хранителя, потрясшей город. Устами Фейка кукловод пообещал им всяческую помощь, а как только те ушли, на столешнице перед креатуром появился приказ о задержании. Небольшой допрос, учиненный Лартом, и головорезы сознались во всем. Им обещали помилование, но…

Валиадо отделился от толпы и свернул в проулок, по которому можно быстрее всего добраться до трактира. После удачного дела можно было пропустить кружечку-другую пива.

Он не прошел и десяти шагов, как из-за груды бочонков, выставленных рядком вдоль стены, вынырнул коренастый человек. Кукловод лишь охнуть успел, когда получил жесткий удар в подбородок. Мгновение, и его прижали лицом к стене. Злой голос прошептал в ухо:

— Глупец засраный, бросай свою мышиную возню! — Злоба звенела в каждом слове.

Кукловод попытался завладеть разумом незнакомца, но тот, словно почувствовав легкое прикосновение, вынул нож. Острие уткнулось Валиадо в шею, пришлось оставить попытки подчинить напавшего человека своей воле.

— Ты кто? — прошептал кукловод, страшась повернуть голову. — Чего тебе от меня нужно?

Давление ножа усилилось, по шее потекла теплая капелька крови.

— Чтобы ты не сдох раньше времени, — незнакомец хохотнул и развернул Валиадо лицом к себе. — Если не перестанешь привлекать внимание, окажешься в петле довольно скоро.

Кукловод обомлел. Перед ним стоял Риасс — дворцовый лекарь из Эйфариноса. Мясистое лицо осунулось, кожа на подбородке и возле глаз обвисла. Взгляд был холодным, недобрым.

— Удивлен? — усмехнулся лекарь, пряча нож. Он вытащил из рукава платок и протянул кукловоду: — Вытри кровь. Дублет испачкаешь… Ну-ка, иди за мной, нужно поговорить в каком-нибудь тихом местечке.

Приложив платок к порезу, Валиадо хрипло проговорил:

— Пойдем в особняк креатура — там точно не подслушают.

— Нет! — вскрикнул Риасс. — Больше ни ногой туда.

— Это еще почему? У меня там деньги, одежда…

— Пойдем-ка, кое-что покажу! — Толстяк ухватил кукловода за ворот и потащил за собой.

Они забрались на задний двор прачечной, прошли берегом реки и оказались между причалом и сушильней, где на ветру полоскалось свежевыстиранное белье. Сильно пахло мылом и хвоей. Отсюда открывался хороший вид на городскую площадь и особняк Файка.

— Отсюда наблюдаю за тобой пятый день, — проговорил Риас. — И не только за тобой. Посмотри-ка на старый колодец.

У сложенного из нетесаных глыб основания стоял мужчина. Лица с такого расстояния не разглядеть, но кожа у незнакомца была темного, почти черного цвета. Одежда неброская, мешковатая, голова покрыта платком.

— Кто это? — Валиадо облизнул пересохшие губы.

— Убийца, — спокойно ответил толстяк. — Не простой головорез. Г'янва. Мучитель, если переводить на всеобщий язык. Может заставить говорить даже камень… и инструментов много не нужно. Всего-то молоток и пара гвоздей потолще. Догадайся, кого убийца поджидает?

— Меня?!

— Не дрожи, — Риасс поморщился. — Как умудряешься делишки проворачивать, если такой трусливый? Предвижу вопросы и потому отвечу сразу: он работает не на Каолит. Если интересно — ему даже не заплатили и не заплатят за твою голову. Есть вещи дороже серебра и золота.

— Ничего не понимаю.

— Все объяснения — потом. Сейчас лучше сосредоточиться на побеге. Беда в том, что я не уверен, что мучитель в городе только один.

— А если заманить их в ловушку? — Валиадо отчаянно трусил, но, как это с ним уже бывало, в такие моменты начинал соображать гораздо лучше. Решения находились сами собой. — Ларт — настоящий мясник, он десяток таких, как этот урод, по стенам размажет. Вряд ли их, кем бы они ни были, целая армия. А уж если заставлю гвардейцев под мою дудку плясать…

— Убить мучителей можно, но это ничего не даст. Пришлют новых.

— Послушай, Риасс, — кукловод разозлился, — либо ты сейчас же расскажешь, кому я так сильно помешал, либо выбирайся из города без меня…

— Это ты послушай, осел безмозглый! — Лекарь снова ухватился за нож. — Представь, что колдуны — марионетки в руках тех, кто желает твоей смерти. Марионетки!

Валиадо почувствовал приступ тошноты, пришлось несколько раз быстро сглотнуть, чтобы не расстаться с завтраком. Ноги задрожали, дыхание стало тяжелым, как после долгого бега.

— Я бы на твоем месте закрыл рот и следовал указаниям человека, знающего несравненно больше, — бубнил Риасс. — А именно — меня.

Тем временем темнокожий убийца уже вошел во двор особняка и, не обращая внимания на оклики стражей, поспешил к двери.

— Они перешли к решительным действиям! — почти пропел лекарь, указывая пухлым грязным пальцем на падающего наземь стража. — И кому ты должен сказать спасибо за очередное спасение?

Второй страж рухнул, пронзенный стрелой. Витраж на первом этаже разлетелся в дребезги, и чернокожий человек забрался в особняк. Тем временем во двор вбежала еще пара убийц.

Поднялся крик. Горожане, привлеченные шумом, прыснули в разные стороны.

— О да, — толстяк улыбался, — они на многое готовы. Будут убивать всех и себя не пожалеют…

— Сейчас попробую найти Ларта! — прошептал Валиадо, с трудом перебарывая тошноту.

Громила по утрам частенько просиживал штаны в трактире «Приречном». Дешевом, грязном местечке, где можно хорошенько напиться, посплетничать и, не страшась угодить за решетку, разбить кому-нибудь морду.

— Здоровяка придется бросить! — махнул рукой Риасс.

Первый убийца впустил в особняк подельников. Вскоре строение наполнилось криками и звоном оружия.

— Не могу его здесь оставить, — решительно проговорил Валиадо. — Я трус, но не предатель.

— Глупец! — взревел лекарь. — Как не поймешь, что твоя жизнь стоит десяти клогартов! Сотни!

Темнокожие выбрались во двор. Их руки и одежду покрывала кровь.

Примерно тогда же появились хранители порядка. Арбалеты и пики не оставили шансов легковооруженным убийцам.

— Не думал, что начнется так рано, — пробубнил Риасс. — Они накопили достаточно сил, чтобы устроить резню, значит…

Договорить лекарю не дали — сквозь узкую щель между строениями протиснулись двое. Г'янва. Каждый сжимал по паре странных кинжалов с треугольными лезвиями, темные лица лоснились от пота, глаза были белыми и без зрачков. Убийцы рванули к кукловоду, что-то громко крича на неизвестном языке.

Валиадо действовал быстро — страх вновь придал остроты уму, помог найти верное решение. Первый остановился, выронил оружие и удивленно хлопнул ладонью по лбу… В следующий миг догнал напарника и ударил локтем по затылку. Оглушенный убийца рухнул на колени, непонимающе обернулся. Получил сапогом в лицо и отлетел к стене.

Риасс спокойно зарезал обоих.

— Кто они такие? — Валиадо нервно облизнул губы. — Откуда?

— С дальнего юга, — лекарь вытер нож об одежду мертвеца, — и я рад, что послали именно мучителей… Хозяева зверей гораздо хуже. Как и каннибалы, живущие у русла реки Хоур. Нам стоит поспешить! На первом же пароме переправимся на другой берег и пойдем трактом на восток, в пустыни Халифата.

— Без Ларта — с места не сдвинусь, — отрезал кукловод. — Его меч еще послужит нам.

После дневного нападения в городке воцарился хаос. Валиадо пришлось контролировать всех помощников креатура, капитанов хранителей и гвардейцев, так что к вечеру чувствовал себя обессиленным и едва держался на ногах. Вдобавок ко всему, пришлось разыскивать Клогарта, который как сквозь землю провалился. В суматохе, охватившей город, эта задача оказалась воистину невыполнимой, и кукловод, мысленно обругав воина последними словами, побрел во временное укрытие.

— Убираемся отсюда, — толстяк поджидал его у входа в заросший бурьяном подпол, что остался на месте давно сгоревшего дома. Как оказалось, лекарь прожил под землей неделю, пока наблюдал за кукловодом и его другом.

— Давай хотя бы перекусим! — взмолился Валиадо. — Я с ног валюсь, а голова раскалывается от боли. Если придется пленить чей-то разум, боюсь, ничего не получится.

— Плевать, — отмахнулся Риасс, забрасывая за спину мешок. — Мучителей перебили, а если что-то пойдет не так — у меня есть нож.

— Забавно будет посмотреть, как орудуешь ножом против пики или гвизармы, — хмыкнул кукловод. Он поднял с земли бурдюк и обильно полил себе голову водой. — Ух… хорошо!

Лекарь покосился на него, но ничего отвечать не стал.

Дорога стелилась широкой серой лентой. Ныряла с холмов, оббегала озерца и густые участки лиственных лесов, коими так богат юг.

Стоял довольно теплый, ветреный день. Большая повозка ехала навстречу поднимающемуся солнцу, колеса стучали по тщательно подогнанным, одна к другой, плитам.

Правил лошадьми Риасс. Он переоделся в длиннополую мантию, голову покрыл странной шапкой из мягкой кожи и шерсти. Рядом с лекарем пристроился Ларт. В кольчуге, толстой кожаной безрукавке и с мечом на коленях, он укутался бесформенной накидкой, скрывая снаряжение от глаз случайных встречных, вжал голову в плечи, но все равно казался ожившей горой. Валиадо устроился под тентом, окруженный бочками. Под голову подложил мешок со сменной одеждой, лицо накрыл шляпой. В фургоне воняло рыбой, зато не так докучал ветер… и толстяк, что безустанно твердил о важности общего дела.

«Общее дело! — кукловод поморщился. — Когда что-то делаешь вместе, принято делиться с напарником тайнами».

Риасс говорил много, но когда речь заходила о том, кто прислал мучителей, замолкал. Стоило на него надавить — фыркал, обижался и вел себя как полный болван, чем изрядно Валиадо раздражал.

«Но сейчас лучше держаться него, — решил кукловод. — Многое знает, имеет хорошие связи в Халифате. Обещал защиту и помощь».

Для маскировки лекарь купил в приречном поселении старую повозку и много рыбы. Толстяк собирался прикинуться торговцем, чтобы без лишних хлопот добраться в Карохар.

— Рыбу мы везем в город Таль-Самор, — объяснял он спутникам. — Там на карасей и щук большой спрос, а торговая гильдия не так сильна. Вопросов возникнуть не должно. Нам важно, не привлекая внимания, перебраться через эти земли. Пусть тут много гвардейцев и хранителей, зато, если за нами тянется хвост, враги побоятся вступать в открытую схватку.

Сейчас они находились где-то на полпути к Таль-Самору и, если верить Риассу, уже приближались к землям Восточного дома.

— Чудо новой столицы в том, — рассказывал лекарь зевающему Ларту, — что расположена она на пересечении всех крупных трактов в обжитых землях. Три крупные реки огибают город, по ним ходят корабли и торговые баржи. В Клэйтон Бирж есть большой порт, и охраняют его десятки боевых коггов, построенных северянами.

«В столице я видел только стены темницы и ярусы Трибунала», — мрачно подумал Валиадо.

Повозка медленно ползла на холм, лошади недовольно всхрапывали, но Риасс правил умело и животные слушались. Он вообще производил странное впечатление…

— Риасс, — позвал его кукловод. — Мы долго путешествуем вместе, но я так и не знаю, кто ты. Простой лекарь? Смешно. Служишь халифу? Верится, но слабо… Кто ты? Зачем помогаешь?

Тот что-то недовольно забубнил, разговор грозил оборваться, так и не начавшись, но Валиадо напирал. Ему надоели недомолвки:

— Отвечай как есть.

— Какая разница? — отмахнулся лекарь. — Я помогаю вам выжить, неужели этого мало?

— Верно. Мало. Ты даешь мне книгу с загадочным рисунком, постоянно угрожаешь какими-то силами, что хотят моей смерти! Откуда все это узнал дворцовый лекарь?

— Тебя это не касается, — Риасс терял терпение.

— Ларт!

Здоровяк работал поразительно быстро, когда дело касалось драки — за это Валиадо его и ценил. Клогарт без обиняков приставил острие кинжала к горлу лекаря и слегка надавил. Толстяк булькнул, едва не упустил повода. Лошади почувствовали испуг возницы, заржали и остановились.

— Мне жаль, что приходится поступать именно так, — проговорил кукловод, перебираясь из фургона на облучок. — Но ты сам виноват.

— Ладно… ладно, — Риасс тяжело сглотнул. — Будь по-твоему. Только скажи своему мяснику, чтобы кинжал убрал.

Ларт отнял оружие от шеи толстяка.

— Внимательно слушаю, — молвил Валиадо.

— Зря я в это ввязался… — пробормотал лекарь. — Пойдем по порядку. Ты видел в книге рисунок тени?

— Да… эта тварь преследовала меня. Долго.

— Не стоит их бояться. Они безобидны, хоть и выглядят жутко…

— Одна из них вселилась в гвардейца! — вскрикнул кукловод. — Он устроил резню той ночью, когда я бежал.

— Это невероятно, — проговорил Риасс. — Хотя… Может быть, ты правильно делаешь, что опасаешься. Тени — они всегда окружают и окружали нас. Немногие люди способны видеть их, но, уверяю тебя, в обжитых землях ты далеко не единственный. Чего они хотят — неизвестно. Но в летописях упоминаются всякий раз, когда в мире происходят важные события. Так было во времена Бури и за сотни лет до прихода на материк колдунов — в Медвежьи войны, к примеру. Раньше тени никогда не проявляли интереса к людям, но… тогда не было магии, колдовства. Твоего дара древний мир тоже не видел… Все меняется.

— Ладно, оставим их, — поморщился Валиадо. Он не был удовлетворен ответом, но предстояло вызнать еще многое: — Кто ты? Кому служишь?

— Я служу Халифу! — вполне серьезно ответил толстяк. — Мой предок был одним из основателей монастырских объединений, знал и хранил секреты врачевания. Позже я перенял этот опыт и еще двадцатилетним юнцом был принят на службу во дворец… в гарем. Не ухмыляйся так! Это самая сложная работа на свете: тебя окружает полтора десятка прелестниц, а ты даже осматривать их боишься, потому что не хочешь быть обезглавленным или оскопленным!

— Ну, хватит, — кукловод подавил смешок. — Твое отрочество, уж извини, меня мало волнует. Лучше расскажи, почему помогаешь мне? В чем корысть?

— Нет никакой корысти, — устало покачал головой Риасс. — Ты, впрочем, как большинство в обжитых земель, не понимаешь сути монастырских объединений и ордена лекарей.

— О, так у лекарей все-таки есть свой орден? — неожиданно в беседу вмешался Ларт. До этого он просто сидел и делал вид, что происходящее его не касается.

— Что тебя так удивило? — нахмурился Валиадо. — В Каолите принято объединяться… кстати, почему?

— Наш разговор ушел не в ту сторону, — теперь настал черед улыбаться лекарю. — Ордену проще отстаивать свои интересы. Основателями монастырей был написан устав. Каждый, кто нарекает себя лекарем, обязывается делать все, ради сохранения мира и порядка в обжитых землях. Не допускать кровопролития.

— Ты человеку горло перерезал!

— И сделаю это снова, если понадобится. Мир редко достигается беседой или красивыми поступками… лучше я пролью кровь убийцы сейчас, чем через столетие ему подобные зальют ею улицы наших городов и деревень. Ты спрашиваешь, для чего помогаю тебе? Хочу сохранить редчайший дар, когда-либо появлявшийся в обжитых землях! Мы боимся севера, но настоящая опасность где-то на юге. Я говорил со многими ренегатами, знаю цели колдунов, начавших войну. Их вынудили на нас напасть! Понимаешь? Вынудили!

— Кто и зачем? — вновь влез в разговор Клогарт.

— Так ли это важно сейчас? — Риасс устало вздохнул. — Война выиграна, враг разбит и вряд ли появится снова. У них свои дела за морем, у нас здесь — свои.

Он тряхнул поводом, свистнул. Лошадки тронулись с места, оси повозки заскрипели.

— Кто за мной охотится? — спустя какое-то время спросил Валиадо. Ветер стих, кукловод долго глядел на затянутые дымкой поля. — Почему хотят убить?

— Юг плохо изучен, — немного помолчав, начал рассказывать лекарь. — Землеописатели никогда не забирались дальше Гнезда Виверн. Лишь Сэмелиди Баль-атен прошел вглубь топей, но он был безумцем и многие его работы — чистейшей воды бред. Топи лишь малая часть Хехора, это мы знаем, а вот что дальше… загадка. Я могу познакомить тебя с человеком, который побывал на другом берегу реки Хоур. Он из нашего ордена и ему можно доверять. Пусть попробует объяснить цели истинных хозяев юга, я же не могу.

— И последний вопрос, — Валиадо уже собирался перебраться обратно в повозку, так как солнце затянули серые тучи и заморосил дождь, — зачем нужен мой дар?

— Когда увидел тебя в первый раз и услышал слова Доро'Эша, описывающего твои способности, меня словно громом оглушило. Твой дар — клинок из уникальной стали. Он прекрасен. Но вот вопрос — в чьих руках окажется это оружие? Что важнее для мира? Один-единственный клинок или — руда, из которой можно выковать новый?

— Опять говоришь загадками! — воскликнул кукловод.

— Нам нужен не твой дар. Твое потомство.

— Но… зачем?

— Всему свое время, кукловод… всему свое время. И последнее. Вот тебе еще кусочек правды: если мы ошибаемся, наши враги не станут убивать тебя, а попытаются взять в плен. Если так — я без раздумий перережу твою глотку, как только станет понятно, что дело проиграно. Запомни это, кукловод.

Валиадо усмехнулся и покосился на Ларта. Тот провел ладонью по покрытым дождевыми капельками ножнам.

Глава 11 Моркос

Утром во дворе замка трижды пробил колокол.

Умывшись теплой водой из лохани, я стоял перед шкафом. Выбрал легкую одежду и удобные туфли. Рубашка оказалась великовата, так что пришлось закатать рукава и подпоясаться, как принято у северян. Кусок мыла и острая бритва помогли избавиться от щетины. Я распахнул ставни, впуская в каморку свежий воздух.

Колокол зазвонил в четвертый раз и умолк — следовало поторопиться, чтобы не опоздать на утреннее построение.

Собрали нас в длинном, узком коридоре между залом мастеров и библиотекой. Было жарко и тесно. Многие новички не преминули облачиться в доспехи из шерсти и вареной кожи, о чем сильно пожалели, когда начали обливаться потом и краснеть. Вдоволь над несчастными поиздевался грандмастер ордена — Тарий Лавитри. Высокий, широкоплечий и довольно молодой человек.

— За стол тоже в доспехах садитесь? — Он ухмылялся. — А над отхожим местом в них же трудитесь? А с женой как? В полной выкладке? Веселенькая жизнь вас ожидает!

Тарий внимательно оглядел нас. За ним тянулась настоящая колонна мастеров. Их было даже больше, чем новичков, что несколько удивляло.

Тем временем грандмастер продолжал:

— Наш орден — из старейших в Каолите, и построен на дружбе, верности слову, и служению тем, кого мы обязались защищать. Мастера научат держать меч, защищаться, бить самим. Научат думать как воинов. Закалят ваши тела и укрепят дух. Вы многое получите в стенах этого замка, но обязуетесь дать миру гораздо больше. Если понадобится — а так, скорее всего, и будет, — отдадите жизнь. Дар, как и мастерство, каждый будет оттачивать до последнего вздоха. Рубака перестает тренироваться, когда уже не в силах держать меч, а только лежит и попердывает в продавленный матрас. Тогда же заканчивается и Соревнование. Конечно, о нем говорить еще рано, но вы должны познакомиться с особенностями ордена сейчас. Как только Рубака покидает стены университета, для него начинается Соревнование. Дуэли. Каждый может вызвать на бой каждого. И ставка в бою — серебряное кольцо ордена. Деритесь хоть каждый день! Собирайте кольца, оттачивайте умение владеть мечом. Чем больше наград соберете — тем сильнее будут уважать вас братья. Проиграете все — не беда! Всего-то и нужно, что вернуться на остров и попросить новое кольцо у меня, грандмастера. Правда, в обмен придется послужить на благо Каолита, и работа будет не из легких, обещаю. Ладно, и так уже достаточно сказал. Оставляю вас на мастера Доркеса. Именно станет вашей бородатой мамой на все время учебы…

Грандмастер развернулся и направился к выходу. Его место занял коренастый чернобородый мужчина. Толстую шею туго оплетала золотая цепь с необычным кулоном, напоминавшим мускулистую руку. Сам мастер казался неповоротливым и громоздким из-за мощных плеч и широкой груди.

— Вы теперь в моих лапах, новички! — весело сообщил нам Доркес. — Я Ахтер Доркес, мастер над всем этим богатством…

Он указал на площадку, где рабочие вовсю трудились над полосой препятствий и собирали спрятанные на зиму тренажеры.

— Работать с телом нужно осторожно, — принялся рассказывать мастер. — Стоит переусердствовать с упражнениями — и ты потеряешь скорость, ловкость. Но тренируясь умело, вы получите кое-какие преимущества. Если враг лучше обращается с мечом, сильнее бьет и прекрасно защищается… вы, скорее всего, умрете. Но можно пойти на хитрость. Измотать его. Быть проворным, неутомимым, взять лук… Ну да ладно. Для этого еще будут лекции. А сейчас отправляйтесь к кастеляну. Самое время познакомиться с нашим гнездышком.

Кастелян, дряхлый и лысый старик, первым делом познакомил нас со сводом законов. Таковых оказалось не много, и они по большей части касались запретов на драки и всего, что дурманит голову. Затем мы побывали в конюшнях, где растрепанный и нервный новичок по имени Леор вывозился в навозе. Потом было стрельбище, глубокий мраморный бассейн и кузница. Скорняк занимался доспехами, но, не отрываясь от работы, пообещал сделать заплатку на заднице, если вдруг кому понадобится.

На выходе из мастерской нас поджидал Шэд.

— Сейчас будет интересно, — пообещал он. — Момент важный, так что ушами не хлопайте… забытые боги, да это один из самых важных дней в вашей жизни!

Он отвел нас к дальнему концу озера, туда, где заканчивался деревянный причальный настил. На каменных колоннах над водой возвышалась постройка из темно-коричневого дерева. Окон нет, печных труб тоже. Оббитая железными полосами дверь распахнута настежь. Пахло смолой и опилками.

— Вот, — подмастерье указал на постройку, — хранилище вашего будущего оружия. Внутри никого нет, так что искать придется самим. В темноте.

— Искать? А что? — спросил какой-то курчавый паренек, с кожей цвета эбенового дерева.

— Заготовки из хеленнвейской железной сосны! — с благоговейным трепетом проговорил Шэд. — Найдете заготовку, которая позже станет вашим оружием. Идите, не стойте, раззявив рты!

Мы, как зачарованные, устремились во тьму хранилища. Тайны, загадки… они всегда манят людей. Запах смолы, пыли, восхищенный шепот новичков. Именно таким мне запомнился выбор: восторг, граничащий с волнением.

— А чего она такая тяжелая? — послышался возмущенный голос Леора. — Что за дрын я схватил? С меня ростом!

— Взявший заготовку — не вправе от нее отказываться! — прокричал от двери Шэд. — Кто был первым? Леор-зануда? Давай на выход! Запомните, это не вы ищите оружие, а оно ищет вас…

Под злорадный смех Леор потащился к выходу.

Я остановился у стеллажей. Многие уже обрели оружие, нас, не определившихся с судьбой, осталось совсем мало. Спешить не стоило, но и заставлять сотоварищей ждать не хотелось.

«Ну, что там меня ждет?»

Пальцы ухватили пустоту. Протянул левую руку — ладонь легла на гладкую доску. Почему-то стало жутко и холодно. Но пот потек по лицу, словно я стоял под солнцем. В дикой спешке принялся обшаривать полки, нахватал заноз и перепачкал пылью руки, — все впустую. Развернулся, бросился к груде чурбанов, мимо которых уже проходил… ладонь жадно обхватила гладкую рукоять. Меня обуяла радость! Хотелось танцевать и смеяться!

Сердце продолжало лихорадочно стучать, ноги ощутимо дрожали.

— Поздравляю, новички! — улыбнулся Шэд, когда последний из нас вышел на улицу. — Теперь ваша учеба началась по-настоящему. Вечером, после ужина, каждый получит инструменты для работы над сосной. Сами придадите форму заготовкам. По весу это дерево вполне схоже со сталью. Сосна еще молодая, работать над ней тяжело. В конце года наши кузнецы изготовят по вашим поделкам настоящее оружие, так что старайтесь изо всех сил — вам с ним не расстаться до самой смерти.

Я поглядел на заготовку. Прямая палка, тяжеленькая, довольно длинная. Как из нее выстругать макет оружия? Время покажет. Сейчас это не так уж и важно…

По дороге к замку мы только и говорили о заготовках из «железной» сосны. Удивительно наблюдать мальчишескую радость на лицах взрослых мужчин! Наш выпуск, как удалось узнать позднее, был уникальным. До этого года в университет набирали лишь отпрысков знатных родов, да и то лишь тех, кто не достиг двадцатилетнего возраста. Теперь все изменилось. Шарп был старше меня лет на шесть, Хим Кван — настолько же моложе. Леор, Клэвис и темнокожий Орзус примерно одного возраста — восемнадцать весен…

Кто-то уже начал размахивать заготовкой, вопя во все горло, кто-то шел молча, замкнувшись в себе. Леор заявил, что не пройдет и двух дней, как он сломает свой дрын. А если и не сломает, то обязательно выточит из него нечто такое, за что его, Леора, на следующий день вышвырнут из университета.

— Твое самомнение погубит тебя… зануда, — подбодрил его Клэвис. Невысокий паренек с широченной улыбкой и плутоватыми глазами. — Веселей надо быть! Ты — Рубака! Почти… ну, совсем чуть-чуть, но уже Рубака.

Насытившись, я буквально повис на спинке стула. Сыто отдуваясь, покосился на Клэвиса. Тот уплетал мясо за обе щеки — как столько еды влезало в его тщедушное тело, было совершенно непонятно. Леор(?) гречневую кашу и мягкое куриное мясо — от свинины у него случалось несварение.

Внезапно скрипнули двери. В зал размашистым шагом вошел грандмастер Тарий. Следом за ним семенил высокий человек, с ног до головы закованный в тяжелые доспехи темно-зеленой эмали. Больше всего меня поразил шлем — литой, со стрелкой, закрывающей нос. Вместо шишака на макушке топорщилась тонкая змеиная шея с плоской головой; короткие крылья придавала шлему поистине странный, если не дурацкий, вид.

— У нас еще один новичок, — громко проговорил грандмастер. — Он должен был начать обучение вместе с вами, но… из-за неприятностей в пути пришлось задержаться. Лестер Нест, из Гнезда Виверн. Примите его как брата.

Тарий вышел из зала.

— Гнездо кого? — не понял Клэвис. Он только сейчас оторвал затуманенный взгляд от тарелки, в которой аккуратной горкой лежали обглоданные кости.

— Виверн. Гнездо Виверн, — пояснил Леор. — Большой замок где-то в Хехоре. Когда-то был важнейшим аванпостом старых королевств. Позже, когда разыгралась Буря, форт и прилегающие к нему земли перешли в руки лорду Балестеру Ан-Мураган. Тот умудрился отбить клок земли у населявших ее язычников и разгромить три крупные стаи мутантов, бежавших в болота. Кстати, если парень носит фамилию Нест — он бастард. Так уж у нас заведено, на юге…

Тем временем новичок, бряцая доспехами, прошел через зал и уселся на самом краю лавки. Когда проходил мимо нас, мне показалось, что от него исходит запах сырости и… холод. Не понял тогда точно, что ощутил. Но было странно.

Усевшись на лавку, Лестер расстегнул ремень и снял шлем-виверну. Короткие, придавленные подшлемником волосы серые, глаза такого же цвета. В них крылся… испуг?

Бастард был молод.

— Не люблю этих… из болот, — пробормотал Леор. — Как говорят у нас в Тускене: «От Хехора ничего хорошего не жди!»

Знал бы я тогда, насколько мудрыми окажутся южане…

На следующий день, после легкой разминки и пробежки вокруг замка, новичков ожидала первая лекция.

«Теория Боя».

Сопровождал нас Шэд. Он дружелюбно хлопнул по плечу Лестера:

— С прибытием. Как там у вас на болотах?

— Мокро. И много комаров. — От слов бастарда веяло холодом. Сам он походил на стальную глыбу: чешуйчатая кираса, поножи; на плечах — тяжелый плащ, расшитый вивернами.

«Хоть шлем снял! Нужно быть сумасшедшим или фанатиком, чтобы изо дня в день таскать на себе такую тяжесть…» Меня ввергает в уныние даже самая легкая кольчужная безрукавка, а эти куртки из вареной кожи, шерстяные рубахи… жуть!

— Да ты болтун! — Шэд продолжал улыбаться. — Ладно, становись в конец колонны. Давайте к делу. Сегодня мастер Хомла Кровлик познакомит вас с азами боевого искусства. Лекция будет небольшой, но интересного узнаете много.

— Про оружие? — переспросил Леор.

— Нет, про любовь быков с козами! Ты проявляешь поразительную догадливость, мой угрюмый друг. Мастера не хотят, чтобы в первом же учебном бою вы проломили друг другу головы… Идемте, отведу вас к шестому залу.

Шестой зал походил на амфитеатр. На небольшом возвышении, окруженном рядами скамеек, стояла тумба из мореного дуба, рядом — кресло. В нем сидел пожилой мужчина в жилете лимонного цвета, рубахе со шнуровкой у горла и шерстяных штанах. Мастер был обрит наголо, лишь с левой стороны цирюльник оставил несколько прядей седых волос, что доставала до плеча.

— Этот из Чубатых, — тихо поясни мне Леор. — Я читал про них в Истории Великих Домов. Они из Хелленвейса, какое-то братство воинов… не помню точно.

На лавках были расставлены чернильницы, подставки для перьев и коробочки с песком. Пергамент приходилось класть на ровную, покрытую лаком доску и держать ее на коленях.

— Слушай, Леор, — шепнул я южанину, — а у тебя есть какие-нибудь книги?

— Есть, — тот разглядывал расплывающуюся на пергаменте кляксу. — Три тома «Обжитых Земель» и «Свен Мореход». Советую взять последнюю, потому что три другие — нуднейшая история…

Я решил взять историю.

Зал огласил сочный бас мастера:

— Приветствую, ученики! — Он положил на столешницу огромный фолиант в золоченом переплете. — Меня зовут Хомла Кровлик. «Рубака: хозяин или раб стали?» — вот мой предмет. Теорию читать буду дважды в неделю, когда хоть немного поумнеете, начнутся практические занятия. Мастер Доскрейт Болтлиш, хоть и практик, цену теории знает. Поэтому не ковыряйтесь в носу, а прислушивайтесь и записывайте мои слова. Лучше потрудиться сейчас, чем выглядеть дураками потом.

Мастер Хомла оглядел зал. Глаза его весело блеснули, он произнес:

— Ну, начнем. День первый. Лекция первая: «Меч — друг или враг?»

Потянулись учебные дни. Мы с утра и до самых сумерек бродили от одного зала к другому, писали, читали, слушали лекции мастеров и работали по замку. Мастер Доркес нещадно гонял нас по полосе препятствий, не скупясь при этом на крепкое словцо. Постоянные вывихи, синяки и ссадины сделались вечными спутниками учеников. Нрав у мастеров был крутой — никакой жалости, никаких поблажек. Не раз я видел слезы в глазах учеников. Шэд изредка подбадривал нас, говоря, что без этого не обходится: «Все мы — люди! — рассказывал он. — Слезы высыхают, обида проходит — но крепкий дух и тело остаются. Держитесь».

Весна медленно переродилась в лето. После холодов и лихих ветров яркое солнце сводило меня с ума. Никогда не любил жару! В залах было душно, окошки под потолком казались слишком маленькими. Временное облегчение приносили лишь прохладный бриз да влажные полотенца.

Наконец, когда миновала середина второго летнего месяца, состоялся первый учебный бой. Общая схватка. Мастера — Доскрейт Болтлиш, Хомла Кровлик и Шэд, — от души посмеялись, глядя, как мы неистово лупим друг друга плохо оструганными деревяшками по спинам и плечам. Бить по голове запретили, но иногда все равно доставалось так, что искры из глаз сыпались!

Некоторое время мне удавалось сдерживать натиск темнокожего Орзуса — здорово выручали ловкость и инстинкты, выработавшиеся за годы жизни в трущобах. Атаковать не получалось, зато защищался не плохо. Правда, недолго. Лестер словно из-под земли вырос! С поразительной легкостью обезоружил Орзуса, добил, обернулся ко мне. В руках у него была не деревянная заготовка, нет. Искусно вырезанный меч. Длинный, ровный, с опасно заостренными краями. Лицо бастарда не выражало никаких эмоций. Словно не на арене бился, а читал скучнейшую книгу. Он двинулся ко мне. Пришлось немного отступить. Я хотел найти возможность для атаки, но… оказался на песке быстрее, чем успел что-нибудь придумать. Левый бок горел от удара, а один из рабочих арены уже присыпал меня охрой — так у нас отмечали убитых…

Я привстал, морщась от боли в боку, и побрел к остальным неудачникам, рассевшимся на лавках вокруг арены.

— Ты шестой! — крикнул Шэд. — Не так уж и плохо для твоего дара…

Тем временем мой обидчик схлестнулся с Кваном. Рядом отношения выясняли Леор, который оказался весьма неплохим бойцом, и огромный северянин Форад. Больше на арене никого не осталось. Все наблюдали за битвой, что уже не казалась детской забавой — бойцы почувствовали вкус сражения…

Лестер наседал на противника, загнал в угол и уже готовился добить, но Кван увернулся от удара и пнул в пах бастарда. Тот рухнул на колени, правда, меч из рук не выпустил. Восточный хитрец попытался закончить дело, но нарвался на череду жестких ударов и ретировался.

Форад, несмотря на бычью силу и поразительную скорость, умудрился проиграть Леору. Наш зануда был из старого знатного рода и прошел хорошую школу фехтования еще в детстве…

Но удара в спину не ожидал.

Кван продолжал удивлять, казалось, что желтокожий уроженец Эйфариноса не признает никаких условностей, его интересует лишь победа. Торжествующе улыбаясь, он обернулся к Несту и нарвался на полный холодного презрения взгляд.

— Сейчас что-то будет! — предсказал подковылявший к нам зануда. У него была разбита губа, а рубаха пропиталась потом.

Лестер ринулся в атаку, вновь осыпав Квана градом ударов. Хитрец из последних сил отражал выпады. Уклонялся то влево, то вправо, отводил удары, отпрыгивал и несколько раз даже перекатывался по песку. Во время одного из таких перекатов, Хим ухватил горсть песка и запустил им в лицо Несту.

Бастард отшатнулся, сощурив глаза и закашлявшись.

Я поглядел на мастеров. Шэд, красочно жестикулируя, что-то рассказывал мастеру Кровлику. Болтлиш лишь одобрительно кивал, глядя на бой. Они не обращали на подлые приемы никакого внимания! Словно так и должно быть…

Кван, воспользовавшись замешательством соперника, бросился вперед. Лестер, вместо того чтобы защищаться или же прекратить бой, со всего маху запустил мечом в лицо противнику. Хрустнуло, Хим, держась за лицо, опрокинулся на песок.

— Первая кровь! — восторженно крикнул мастер Болтлиш, бодрым шагом направляясь к арене. — Я уже и волноваться начал — будет ли?

Лестер побледнел сильнее обычного, губы сжались в жесткую линию. Холодные глаза смотрели мимо мастеров, осматривающих Квана.

— Хороший бой, — кивнул Кровлик. — Очень поучительный.

— Поучительный? — рыкнул Форад. — Да они оба подло сражались! Били в спину…

— Замолчи, — оборвал северянина Болтлиш. — Запомните накрепко: общая схватка — хаос. Если ты не готов окунуться в него, отринуть правила и условности, долго в настоящем бою не протянешь. Твой враг должен умереть, если не хочешь кормить червей сам. В бою нет места милости, а честь — пустой звук. Она хороша лишь в книгах.

Шэд вышел на арену. В руках держал завернутый в полотно меч. Настоящий, стальной.

— По итогам первого учебного боя победу одержал Лестер Нест! — Подмастерье кивнул победителю. — В награду за проявленную смекалку, мастерство и мужество он получит три занятия с оружием.

Вздохи удивления и горького разочарования вспорхнули над ареной испуганными голубями. Ученики, все как один, не могли дождаться дня, когда им разрешат тренироваться с настоящими мечами…

— Шэд, отведи-ка Квана в монастырь, — мастер Хомла устало махнул рукой. — Пусть сестры приведут в порядок его мордашку. Нос подозрительно посинел и распух…

— Идем! — подмастерье ткнул носком сапога в бок раненому ученику. — Да хватит ныть, что ты как девчонка! Вам «Крепость Духа» преподают? Да? Тогда заткнись и вспоминай уроки уважаемого мастера Стегнора.

После общей схватки мы сосредоточились на оружии. Даже после отбоя можно было услышать, как кто-то ошкуривает железную сосну. У меня с мечом… не клеилось. То ли дерево было слишком старым, то ли плотник из меня никудышный. Не мог ни шкурить, ни опиливать! Ко всем бедам, во время тренировочной дуэли с Клэвисом клинок моего меча переломился. Шэд посоветовал не выбрасывать обломок. И у меня для него нашлось применение. Я выстругал корд. Работа шла на диво легко и гладко, словно сосна вмиг смягчилась, стала податливой, как теплый воск…

Конец первой части