Зарождение мистического пламени

— Я с вами согласна, леди Торнби, за исключением того, что семья мисс Уитлок имеет исторически сложившуюся традицию следовать велению сердца, — леди Чэдвик склонила голову. Шевелящиеся перья выглядели так, словно сдерживали смех.

— И что это им дало? — спросила леди Торнби. — Ничего, кроме трагедии и разрушения, насколько я могу сказать.

Герцогиня прикрыла глаза, как кошка, считающая себя слишком умной, чтобы признать простого смертного.

— Впрочем, они могли бы удерживать контроль в Ордене, если бы Генри был всё ещё жив. Он был худшим из них, ветреный зверь. Несмотря на это, ни один из романов Уитлоков, кажется, не ухудшил положение семьи в целом, в отличие от ваших тщательно организованных договорных браков, которые привели вас к слабоумию.

Я очень старалась не засмеяться. Правда, старалась, но слабая я душа, мне пришлось отвести взгляд, чтобы спрятать далёкое от раскаяния веселье. Леди Торнби, кажется, не заметила этого и без единого слова удалилась, а её дочь следовала за ней по пятам.

— Бог мой, думаю, что я могла её обидеть, — леди Чэдвик стукнула тростью по полу. — Интересно, что же я такого сказала.

— Шипы правды вонзаются глубже всего, — я взяла себя в руки, хотя и чувствовала, что с трудом сдерживаю улыбку.

— В самом деле, — она окинула меня осторожным взглядом. — Ты напоминаешь мне Генри. У тебя его дух.

— Следует ли мне расценивать это как оскорбление, поскольку вы сказали, что он худший из нас? — я с вызовом склонила голову набок.

— Что ж, полагаю, он остепенился, когда женился. Однако в молодости он был мужчиной, который мало что знал о сдержанности. Но Генри всегда танцевал на грани скандала и вызывал споры внутри Ордена, — она легкомысленно взмахнула рукой, словно говоря, что не желает это обсуждать, поэтому мне не следовало спрашивать об этом.

Весь шум разговора, наполнявшего стеклянный зал, казалось, в моей голове стих до едва слышного бормотания.

Если у моего дедушки были враги, то мужчина в заводной маске мог бы считаться одним из них.

Я хотела знать больше, но в то же время слишком боялась заглянуть за дым и зеркала, разоблачить иллюзию дедушки, как хорошего и уважаемого человека. Перспектива услышать о юношеских интрижках моего деда казалась неприятной. Честно говоря, эта мысль ужасала.

Я проглотила неприятный привкус во рту и продолжила.

— Не могу поверить, что мой дедушка мог быть замешан в скандале. Он всегда был джентльменом и никогда не участвовал ни в чём неприглядном.

Герцогиня рассмеялась.

— О, дорогое моё дитя, — она взяла меня за руку и помахала тростью перед своей юбкой. Толпа расступилась из чувства самосохранения. — Как ты мила. Возможно, такая невинность сослужит тебе хорошую службу. Я не должна её портить.

Я, конечно, не хотела слышать жгучих подробностей о давно минувших делах, особенно касающихся моего дедушки. Я хотела знать только одно.

— Неужели какой-то из этих скандалов заставил бы кого-то опуститься до убийства?

Герцогиня продолжила идти, размахивая своей тростью и явно наслаждаясь затягиванием моего беспокойства.

— Что ж, была неприличная история с Хэддоками, но это было немного до меня, на самом деле.

— Очевидно, что такая умная женщина, как вы, кое-что да знает, — я продолжала мягко держать старуху за руку, хотя мне хотелось отвести её в Скотленд-Ярд и как следует допросить. Вместо этого она нашла скамейку у края стекла и прогнала сидевших там людей, а затем уселась на неё, как гордая старая ворона.

Фоном я слышала, как возобновилась речь матери Люсинды о великих достижениях её мужа, хотя после выходки дочери её голос дрожал и прерывался от неуверенности. Некоторые вокруг нас повернулись, чтобы послушать. Холодное стекло изгибалось над нами, заставляя меня чувствовать себя втиснутой в дискомфортное уединение.

Герцогиня улыбнулась.

— Ричард Хэддок был наставником твоего дедушки и обращался с Генри как с сыном, которого он никогда не имел.

— Так что же в этом скандального? — я почувствовала, как нечто холодное капает на мою шею, и с подозрением посмотрела вверх на спай в стекле. Мне не хотелось думать о том, что произойдёт, если эти спаи разойдутся.

— Я действительно не могу упоминать о том, какой грязный бизнес вёл Хэддок. Собственно, и его имя мне не следует упоминать. Он нарушил правила Ордена. Меня никогда не посвящали в ход заседаний, связанных с его судом. Но что я знаю, так это то, что если бы твой дедушка дал показания в пользу Хэддока, то закончилось бы всё не так плачевно, — герцогиня не смотрела на меня. Вместо этого она, казалось, сосредоточилась на дрожащей прощальной речи. — Конечно, я не могу винить Генри. Влияние рода Хэддок стремительно слабело, а у твоего дедушки были огромные амбиции. Было бы глупо связывать с этим свою судьбу. Никому из нас не нужна Чёрная Метка. Лучше быть предателем, чем тем, кому приходится выносить такую судьбу.

Предателем? Мой дедушка был самым верным человеком, которого когда-либо создавал Господь. Он никогда никого не предал бы. В этом нет никакого смысла.

— Что за Чёрная Метка? — спросила я, ощущая лёгкую тошноту.

Герцогиня полировала платочком лоб орлиной головы на набалдашнике трости.

— Родословная просто стирается, и всё состояние, нажитое в Ордене, возвращается в казну. Если преступление достаточно тяжкое, ты лишаешься жизни. Твоему деду со стороны Рейхлинов поручили исполнить приговор по делу Хэддока. Он никогда не верил, что Генри не виновен в преступлениях, за которые погиб Хэддок.

Я тут же вспомнила вымаранное имя в дневнике Саймона. Должно быть, это было имя Хэддока.

— Что случилось с остальными из рода Хэддок? — спросила я. Любой из них имел бы основания желать зла моей семье, как Уитлокам, так и Рейхлинам.

— Они и до всего этого беспорядка пребывали в весьма плачевном состоянии. Самые суеверные из нас сказали бы, что их прокляли. Единственной настоящей семьёй Хэддока была его дочь. Глупенькая молодая девушка, вечно витающая в облаках и потерянная в своей собственной голове. Примерно в то время, когда Хэддок поссорился с Орденом, он отправил её жить к незамужней тётке на континент. Я думаю, он хотел избавить её от страданий во время суда над ним.

— Она вышла замуж? — если да, то род Хэддок мог бы продолжиться через неё.

— Нет, думаю, что замужем она никогда не была.

Я откинулась назад, мои плечи ударились о ледяное стекло позади меня. И это была последняя моя зацепка к личности человека в заводной маске. Лишь одно я знала наверняка. Мужчина в маске явно не был старухой.

— Не волнуйся, дитя. Твой дедушка знает, как играть в эту игру. Генри Уитлок — один из самых умных мужчин, которых когда-либо видел Орден. В то время он точно знал, что нужно сделать, чтобы обеспечить род Уитлоков. Даже расторгнутая помолвка твоей матери с покойным лордом Стромптоном не остановила его надолго.

Что? Я лишилась дара речи, что оказалось благословением, поскольку старая герцогиня продолжала, как будто она вовсе не разрушила всё мои представления о моей семье.

— Он воспользовался новыми связями с кланом Рейхлин и всё равно скрепил тщательно спланированный политический союз с Харрингтонами. Всё пришло к идеальному завершению, когда он организовал твой брак, хотя тебе не исполнилось и годика.

Я в шоке выпрямилась.

— Я прошу прощения? — прозвучало это как писк.

— А ты не знала, дорогая? Он договорился о твоём браке с лордом Стромптоном.

Мне пришлось схватиться за живот, так как меня чуть не стошнило на пол.

— Но он был таким старым, что в отцы мне годился, — внезапно в пузыре стало не хватать воздуха. Я ощутила себя в ловушке под стеклом.

Старуха расхохоталась, что заставило леди Стромптон прервать свою речь, и все собравшиеся повернули к нам свои бледные лица.

— Господи, да не с тем лордом Стромптоном, — сказала она, аж запыхавшись. — А вон с тем лордом Стромптоном.

С этими словами она указала набалдашником трости прямо на Дэвида.

Глава 15

Неожиданное сообщение леди Чэдвик о моей помолвке поглотило все мои мысли, пока я попыталась вернуть свою жизнь хоть к какому-то подобию того, что было до похорон лорда Стромптона.

Это не сработало.

Казалось, не проходило ни минуты, когда бы я не металась между ощущением глубинного предательства, разочарования и настоящим отвращением. Тайные связи, помолвки, скандалы, интриги — я сыта ими по горло.

Единственное место, где я обретала покой — это моя мастерская, где я могла сосредоточиться на загадке Хэддока. И все-таки, этот покой обходился мне дорогой ценой. Я ловила себя на том, что всю ночь жгу свечи, тщательно выискивая в записях Саймона Прикета любую информацию о роде Хэддок, и тем не менее, я ничего не нашла.

Имя Хэддока либо было хорошо вымарано, либо тщательно не упоминалось вообще.

Всё это дело привело меня в такое мрачное настроение, что меня не могло успокоить даже обещание сырных лепёшек с маслом. Я всё время чувствовала себя уставшей. Мускулы болели от усталости. Стало трудно собирать волю в кулак, чтобы вовсе двигаться. Порой я ловила себя на том, что смотрю на каминную полку, бродя взглядом по завиткам полированного дерева. Я не хотела думать. Голова кружилась, как будто под водой, но из какого-то тяжёлого чувства долга мне удавалось преодолевать день за днём.

Я боялась, что больше никогда не стану весёлой.

Семья, которая была так дорога моему сердцу, оказалась всего лишь деревянными куклами. Я наряжала их такими, какими мне хотелось их видеть, но я не знала ничего о том, кем они были на самом деле. Я видела их только снаружи.

Моя мама должна была выйти замуж за лорда Стромптона. Моя тихая мама, которая всегда была такой покладистой, разорвала помолвку с графом и сбежала с сыном человека, которого её отец считал виновным в ужасном преступлении.

Я не припоминала в ней такого мужества, а теперь, когда её не стало, мне казалось, что я не знала её на самом деле. И никогда уже не узнаю. Это разбивало мне сердце.

И мой дедушка.

Я всё ещё пыталась найти способ объединить свои воспоминания о добром и мягком мужчине, который танцевал со мной и пел глупые песенки, с правдой, если только эта правда не была всего лишь злой старой сплетней.

Я сжала руку на заводном ключе. Мой дедушка использовал меня и мои детские игры, чтобы обезопасить свой универсальный ключ, ради которого люди всё ещё пытались меня убить.

А теперь я обнаружила, что он был готов связать моё будущее, всю мою жизнь с любой семьёй, которая даст ему больше политической власти. Стромптон, должно быть, так жаждал этой сделки. Он никогда бы и представить не смог, что я стану ученицей и соперницей его сына. Я должна была стать невестой Дэвида и последним гвоздём в политическом помосте, который даст семье Харрингтон контроль над всем.

Что я должна делать с этим знанием? Я хотела выжечь его из своей души, но не могла.

Мой дедушка предал меня.

Возможно, было бы лучше, если он и правда умер.

Эту мысль я ненавидела больше всего.

***

В Академии дела шли всё хуже и хуже. Как я нашла в себе силы продолжать, оставалось для меня загадкой. И всё же мне удавалось посещать каждый урок и выполнять задания настолько хорошо, насколько это было возможно, несмотря на мучительные сомнения, что что бы я ни делала, этого никогда не будет достаточно.

Нынешнее распределение мест не помогало.

Теперь, заподозрив диверсию, директор пристально следил за мной. Меня заставили сидеть впереди всего класса и не разрешали ни с кем сотрудничать.

Это создавало трудности с тем, чтобы хотя бы поговорить с Питером. Я не могла поверить, что он был саботажником. Я должна найти способ доказать, что это не он.

Но не это самое худшее.

Я мельком глянула на потолок, когда Дэвид встал рядом со мной в своём идеально вычищенном пальто. Со всем высокомерием и самоуверенностью хозяина поместья он уверенно отвечал на вопросы учителя Барнабаса один за другим.

И похвала обрушилась градом на его идеальную золотую голову.

Я терпеть его не могла.

Садясь, он всякий раз косился в мою сторону, и на его губах появлялась та раздражающая улыбка.

Он вёл себя так, словно весь мир должен склониться перед ним, хотя он никогда не делал ничего, что, по моему мнению, заслуживало бы такого восхищения. Я принципиально отказывалась давать это ему.

Наверное, он знал о нашей предполагаемой помолвке. Поэтому неудивительно, что он обращался со мной как с жалким щенком спаниеля, которого кто-то подарил ему для развлечения. У него имелось больше всего причин саботировать мою работу, учитывая, что одна лишь я могла спихнуть его с позолоченного трона.

— Очень хорошо, Дэвид! — сказал учитель Барнабас, хлопнув в ладоши. — Блестяще, как всегда. Будьте добры, дайте мисс Уитлок инструкции по точкам давления, поскольку она, похоже, не в состоянии разобраться в тонкостях.

Я покорно вздохнула.

— Конечно, учитель. С удовольствием.

Дэвид посмотрел на меня, и что-то злобное и радостное блеснуло в его бледно-голубых глазах. И вот она, его чёртова ухмылка, когда он коротко кивнул учителю и сел.

Я отвернулась от него и выглянула в окно на вольер. Он по-прежнему был накрыт толстой тканью, памятник успеху моего саботажника. Затем мой взгляд привлекло кое-что другое.

Несколько человек появились во дворе. Трое из них были одеты в килты.

Моё сердце подскочило. Я поднялась, руки дрожали.

— Учитель?

Суматоха снаружи также привлекла его внимание, и он выглянул в окно.

— О! Прибыл корабль с Литейного завода, — комната ожила, и остальные ученики неожиданно прислонились к окну для того, чтобы посмотреть получше. Учитель Барнабас сердито посмотрел на нас. — Поскольку ясно, что многие из вас будут отвлекаться весь остаток дня, вы с таким же успехом можете хотя бы принести пользу. Когда прибудут грузы с Литейного завода, будет много работы. Идите по освещённым коридорам к подземному доку. Учитель Найджел должен быть там.

С грохотом отодвигаемых стульев все одновременно бросились к двери. Я последовала за группой в коридор и через двор, с трудом переводя дыхание.

Я не смела надеяться, и всё же моё сердце неуклонно набирало темп, несмотря на все мои усилия подавить энтузиазм. Он не мог приехать…

Или мог?

Я подхватила юбки и устремилась за своими товарищами-учениками вниз по склону, через бухту и вниз через прежде всегда тёмный туннель.

Сегодня он был освещён факелами. Мы спустились по второму склону в самое сердце катакомб под городскими улицами. Катакомбы представляли собой огромный лабиринт темных ходов. Несколько особенных туннелей были вырыты специально для Развлекателей под видом расширения новой городской канализации, и эти туннели были ещё совсем новыми, с аккуратными кирпичами, образовывавшими идеальные бочкообразные потолки.

Вдоль дороги имелось несколько небольших складских помещений, закрытых тяжёлыми железными воротами или массивными дверями, таинственное содержимое томилось там в ящиках или под толстыми тканями. Воздух ощущался прохладным и влажным на моих щеках, пока я семенила, отчаянно пытаясь не сорваться на бег по туннелям, освещённым факелами.

Наконец я что-то услышала: голоса эхом разносились по узкому холлу. Вонь от воды Темзы была вездесущей, когда я натолкнулась на большую открытую камеру. Я изумлённо уставилась на огромный пароход, пришвартованный в узком шлюзе. Казалось невозможным держать что-то настолько большое под землёй, под самыми ногами жителей Лондона, а они не подозревали, что оно там.

Я никогда не видела подобного корабля. Он был огромным, но в то же время обладал мощной плавностью. Я не видела большого колеса, как на других судах, хотя две трубы доходили почти до потолка. Он выглядел так, словно был построен и для силы, и для скорости, и, казалось, пришёл из другой эпохи, которую мы ещё не видели.

Несколько мужчин столпились вокруг, и мои товарищи-ученики растворились в толпе. Пристань переполнилась парнями, одетыми в красные жилеты и чёрные пальто Академии. Литейщики носили килты разных фасонов, белые форменные рубашки, чёрные жилеты с медными пуговицами, чёрные чулки до колен и чёрные шотландские береты с белой розой над левым ухом.

Меня влекло вперёд, пока я смотрела туда, и надежда переполняла сердце. Дородные мужчины перенесли по широкому трапу несколько больших шестерёнок и тяжёлых медных пластин, направляясь к людям, которые ждали у стен.

Я поймала себя на том, что всматриваюсь в их лица, выискивая любой знак…

— Мег!

Уилл стоял у перил, перевесившись через них так, будто собирался бросить вызов законам физики и спрыгнуть ко мне. Он казался совершенно другим. Он выглядел выше, а его грудь и руки раздались вширь от тяжёлого труда на Литейном заводе. Его тёмно-красный килт спускался до коленей, придавая ему некую дикость горного воина, но всё же на лице и в тёмных глазах он сохранил остатки своего наследия путешественника. Ни один человек не казался мне таким прекрасным.

Восторг и облегчение просто от того, что я вижу его лицо, переполнили меня, и я воспарила. Такое чувство, будто огромный феникс овладел моей душой и возродился в пламени удивительной красоты, избавившись от пепла прежней жизни.

Уилл протолкнулся по трапу, подбежал ко мне и подхватил на руки. Я прижалась к нему, так крепко держась за его шею, что не чувствовала ничего, кроме тепла и силы его тела. Его волосы пахли дымом, а кожа щёк казалась просто обжигающей.

Наконец, он поставил меня на ноги, и я едва улавливала весёлые возгласы и насмешки, доносившиеся с корабля. Мне было всё равно, что они говорят, главным образом потому, что я не понимала ни слова из речи литейщиков.

Уилл дотронулся до моей щеки, глядя на меня с таким страстным желанием в глазах:

— Не могу выразить, как сильно скучал по тебе.

Его собственный акцент усилился. Когда он жил в Лондоне, в его речи не было и намёка на неправильное произношение. Теперь это можно было назвать настоящим провинциальным акцентом, хотя Уилл отсутствовал только половину лета.

Я улыбнулась, а моё сердце готово было разорваться.

— Какой милый килт, — поддразнила я его. Когда Уилл выпрямился, я увидела кожу его коленей под складками тёмно-красного пледа с черными узорами. Это казалось таким опасно запретным.

— МакДональды из Гленко приютили меня, — Уилл взял мои руки в свои и сильно сжал, как будто не хотел никогда отпускать.

— Ты приходишься им родственником? — спросила я. Так здорово просто разговаривать с ним. Я так сильно скучала по нему.

— Не имею ни малейшего представления, — сказал он и рассмеялся.

Я также не смогла сдержаться и засмеялась.

— Уильям! Та ли эта молодая девушка, про которую ты нам рассказывал? — спросил молодой мужчина с аккуратно подстриженной бородой, одетый в красно-голубой шотландский плед. Он пошёл к нам в сопровождении ещё трёх человек с Литейного завода, с озорным видом скрестил руки на груди и посмотрел на меня. — Она не совсем Фиона с постоялого двора, но думаю, что сойдёт, — это заявление сопровождалось весьма неуместным жестом руками, демонстрирующими внушительные прелести Фионы. Я почувствовала, как мои щеки заполыхали, и в то же время мне стало немного жаль, что бедная Фиона, должно быть, таскает на себе такой груз.

Уилл бросил на меня извиняющийся взгляд и склонил голову в сторону друзей.

— Это МакБейн.

Шотландец выглядел оскорблённым.

— И что теперь, я не заслуживаю должного представления? — он низко поклонился, взял мою руку и оставил на тыльной её стороне совершенно неприличный поцелуй.

Уилл пнул его по ноге.

— Нет, не заслуживаешь.

— Мисс Маргарет Уитлок, — сказала я, убирая руку и улыбаясь суровому шотландцу. — Я бы сказала, что приятно познакомиться с вами, мистер МакБейн, но боюсь, это будет стоить вам очередного пинка.

Он хмыкнул.

— Я бы с радостью стерпел ради вашего удовольствия, девушка.

Уилл взял меня за плечи и потянул назад.

— Дункан, ты бы лучше следил за собой, пока я не бросил тебя в шлюз.

— Как будто ты можешь, — он поклонился на прощание, прежде сказав: — Найдите укромный уголок. А мы убедимся, что никто за вами не будет подглядывать.

— Спасибо, — сказал Уилл, взяв меня за руку, и повёл меня обратно в катакомбы. На полпути к каретному сараю, он неожиданно потянул меня вправо, вглубь тёмного коридора и в альков.

Каждая частичка меня хотела целовать его, пока у меня не закончится кислород, и я умру. Мне хотелось забыться на мгновение в его руках. Напряжение моего страстного желания встретилось с цепями моей сдержанности, и все чувства обострились, когда я посмотрела на мужчину, по которому так скучала.

— Как Шотландия? — спросила я, отчасти желая, чтобы Уилл сказал, что она ужасна, и он хотел вернуться ко мне.

— Прекрасна, — сказал он, и я чувствовала это в его тоне к своему немалому разочарованию. — Литейный завод удивительный. МакТэвиш взял меня под своё крыло, как и других МакДональдов. В данный момент я учусь управлять доменной печью, пока Дункан обучает меня созданию форм. МакТэвиш говорит, у меня настоящий дар для работы с металлом, точность, которой не хватает остальным.

Я вяло улыбнулась. Его глаза так сияли, даже в тусклом свете.

— Звучит замечательно.

— А ещё озера и лесистые долины. Ты бы видела озеро Лох-Несс с башни Гранта. Иногда туман цепляется за воду на рассвете…

Его голос замер, и я осознала, что давно не слышала от него столько слов. Уилл никогда не использовал цветистую речь, а это прозвучало почти поэтично.

Я чувствовала, как набежали горячие слёзы, а нос начало жечь, и я поборола желание потереть его.

— Я рада, что ты счастлив.

Ностальгия в его глазах сгустилась до тоски.

— Без тебя это не то же самое. Почему ты мне не писала? — боль в его голосе ни с чем нельзя было спутать. Уилл провёл костяшками пальцев по моей щеке, а затем пригладил выбившуюся прядь волос на виске.

— Уилл, прости меня. Я просто…

— Есть кто-то ещё? — он сделал шаг назад.

— Нет! — быстро запротестовала я. — Меня настолько завалили делами, что я была не в состоянии писать кому бы то ни было. Я едва смогла отправить письмо Питеру, когда он…

Уилл сделал ещё один шаг от меня, расправив плечи.

— Кто такой Питер?

Милостивый Боже на небесах, почему я не думаю, прежде чем сказать?

— Он мой товарищ по учёбе и друг, — сказала я быстро. — Ничего больше.

— Что ж, если ты писала ему… — продолжил Уилл.

— Хватит. Остановись сейчас же. Ты представления не имеешь, как всё было сложно. Я чувствовала себя так, будто меня на каждом шагу наказывали за принятые мной решения. Я изнуряла себя, изо всех сил стараясь изо дня в день не отставать от уроков, и всё это время меня постоянно дразнили и саботировали, — я находилась на грани срыва. Всё то, что я так тщательно подавляла, грозило взорваться, как клапан, который открыли слишком быстро. — У меня на самом деле нет никого, на кого я могу рассчитывать. Я не писала тебе, потому что ты казался настолько счастливым, что я не могла придумать, что радостного сказать в ответ. Возможно, всё это было ошибкой. Может, мне просто бросить это и вернуться с тобой в Шотландию. Мы можем жить в коттедже в лесистой долине, и я могу просто исчезнуть.

— Позволь напомнить, что этот выбор был твоим, — сказал он.

По моей щеке скатилась слеза.

— Я знаю, — прошептала я. — Не думаю, что смогу и дальше это выносить.

Уилл сгрёб меня в объятия и позволил опустить голову на его плечо. Тепло и комфорт его рук окружили меня, разбивая последние осколки моего хрупкого напряжённого состояния.

— Ты же говоришь не всерьёз, — прошептал он в мои волосы.

В этом то и была проблема. Я говорила серьёзно.

— Я устала, Уилл. Я просто больше не могу.

Он аккуратно отстранил меня, держа на расстоянии вытянутой руки так, чтобы он мог смотреть мне в глаза. Аккуратно смахнул слезы.

— Нет, ты можешь.

Я ждала, что он продолжит, произнесёт большую речь о том, как я могу достичь всего, к чему стремлюсь. Но он не стал. Он просто смотрел на меня с твёрдой убеждённостью.

— Я знаю, что ты можешь.

Я шмыгнула носом, и он снова притянул меня к себе, чтобы я могла поплакать в его тёмный жилет.

— Я всё ещё люблю тебя, — пробормотала я ему в плечо.

— Мне лучше не говорить этого Фионе. Она весьма ревнива, — пошутил Уилл. Я неэлегантно фыркнула. Он погладил меня по волосам. — Ты не сдашься. Это не в твоём характере. Вот почему я люблю тебя.

Я пристально посмотрела ему в глаза. Мою кожу начало покалывать, когда пьянящий прилив удовольствия окружил меня, как мягкое одеяло.

— Ты всё ещё любишь меня? — мне нужно было услышать это снова.

— Ты же знаешь, что люблю, — прошептал Уилл, когда его губы встретились с моими.

Уилл целовал меня много раз, но я никогда ещё не нуждалась в этом так сильно, как в это мгновение. Его губы ощущались одновременно приятными и волнующими. Я думала, что знала, как он целуется, но время в разлуке изменило нас обоих, и я чувствовала это в той глубине, с которой его губы касались моих.

Это наполняло мою душу надеждой и решимостью. Я никогда не хотела потерять веру Уилла в меня.

Он оторвался с тяжёлым дыханием и прислонился своим лбом к моему.

В этот момент кто-то прочистил горло.

Я отпрянула от Уилла, и моё сердце колотилось от унижения, что кто-то стал свидетелем поцелуя. Когда я повернулась, мой шок превратился в ужас.

Дэвид стол в нескольких футах от нас со скрещёнными руками и лисьим выражением на лице.

Я пропала.

Глава 16

— Так, так, что у нас здесь? — Дэвид сделал два осторожных шага в тень алькова. Мне не нравилось выражение его лица. Там было нечто тёмное, почти похожее на ревность.

— Стромптон, — сказал Уилл в знак приветствия, встав передо мной и чуть кивнув Дэвиду вместо полного поклона.

— Уильям, — Дэвид остановился прямо перед Уиллом, и Уилл выпрямился во весь рост, подняв подбородок. Хотя они и стояли лицом к лицу, Уилл был явно более внушительным из них двоих. Но это не означало, что Дэвид не был опасным.

— Вы знаете друг друга? — сказала я, пытаясь обойти Уилла. Эти двое были похожи на пару ощетинившихся псов, так и жаждущих вцепиться друг другу в глотку. Что бы я ни думала про Дэвида, я не хотела, чтобы они дошли до драки.

Дэвид натянуто мне улыбнулся.

— Конечно. Он долго был слугой Его Светлости, — он смаковал слово «слуга», как будто оно было какой-то гадостью у него во рту. — Во время выполнения своих обязанностей перед герцогом он лично доставил несколько писем моей сестре.

Я с вызовом уставилась на Дэвида. Он дурак, если думает, что я не знаю, какую игру он ведёт. Его Светлость, тоже мне. Он говорил про Оливера, который ненавидел пользоваться этим титулом без крайней необходимости. После того, что Оливер, Уилл и я пережили вместе, мне казалась смешной сама мысль о том, чтобы называть его по титулу.

— Теперь у меня новая жизнь, — сказал Уилл. — Согласно традициям Развлекателей, ты должен обращаться ко мне как к представителю клана, — Уилл скрестил руки и шире расставил ноги. Дэвид сделал шаг назад.

— Очень хорошо, МакДональд. Это мало что меняет, — Дэвид неторопливо вернулся в освещённый коридор.

— Ты прав, — сказал Уилл и притянул меня ближе. Дэвид оглянулся на нас через плечо. Его надменная самоуверенность слетела, оставляя после себя что-то неукротимое, но тем не менее мощное. Он определённо сохранял своё доминирующее присутствие.

— Что тебе надо, Дэвид? — спросила я. Если он хотел поиграть с именами, то я тоже могла играть в эту игру. Он повернулся ко мне.

— Директор созвал всех нас в центральный зал. Он хочет объявить о чём-то важном и поручил мне найти вас. Вряд ли стоит напоминать вам, что ваше положение здесь в лучшем случае неопределённое, мисс Уитлок, — он задержался на моём имени. — Вряд ли стоит вести себя так, как не подобает вашему статусу.

Моему статусу. Я возмущённо фыркнула. Он, возможно, полагал, что в Ордене я пользуюсь каким-то великим почётом, но я не забыла, что я дочь часовщика, сирота и бывшая бедная горничная. Если он намеревался возвести меня на какой-то романтический пьедестал, то не для того, чтобы улучшить мой статус.

— Мой статус тебя не касается.

Его взгляд пробежался по моему телу, затем поднялся обратно к лицу. Я почувствовала его, как прикосновение холодного ветерка, который прошелестел сквозь мою одежду.

— Если ты так настаиваешь.

Уилл напрягся позади меня, и я выставила перед ним руку. Как ни досадно это признавать, но Дэвид прав. Мне не стоило зарабатывать себе ещё больше проблем, а слух о том, что я улизнула в тёмные уголки, чтобы лишиться девственности с парнем с Литейного завода, едва ли сделает мою жизнь проще.

Кроме того, я не могла заставлять директора ждать.

— Хорошо.

Я взяла Уилла за руку и сжала её. Я не хотела прощаться. Он ласково поцеловал тыльную сторону моей руки, затем отпустил без единого слова, как будто тоже не мог произнести это вслух.

Дэвид повернулся к Уиллу.

— Тебе следует вернуться на корабль. Им нужен кто-то, чтобы бросать лопатой уголь, — он предложил мне руку, коротко кивнув, но я подобрала юбки и потопала в освещённый коридор, так и не взяв её.

Высокомерный ублюдок. Если он ревновал к Уиллу, то был прав. Меня не интересовал Дэвид. Нисколько. И я никогда не заинтересовалась бы. Вообще.

Я высоко держала голову, пока мы немного прошли по коридору. Дэвид догнал меня, и я позволила ему пройти мимо. В последний момент я оглянулась.

Уилл стоял, наблюдая из полумрака и ожидая меня. Я не знала, когда смогу увидеть его вновь. Я остановилась, глядя, как он стоит, гордый и сильный, как настоящий горец. Он поднял руку.

Я также коснулась воздуха, ощущая связь с ним, несмотря на расстояние между нами, и надеясь понять, что он хотел мне сказать. Он кивнул, затем исчез в темноте.

Дэвид неожиданно понял, что я остановилась, и сократил расстояние до меня. Я уронила руку, в то же самое время почувствовав, как вместе с ней рухнуло и моё сердце.

— Ты достойна лучшего, знаешь ли, — он взял мою руку за локоть и увёл меня.

Я отстранилась от его прикосновения.

— Нет. Это не так.

Мы преодолели оставшуюся часть пути в напряжённом молчании, пока поднимались по склону во двор.

Сэмюэл стоял там, чтобы встретить нас.

— Ты нашёл её, — презрительно усмехнулся он. — Что за шотландец задрал ей юбки?

Я сжала кулак, и одному Богу известно, как я нашла в себе силы сдержаться, потому что мне очень хотелось ударить его по лицу. Саботажник — это он. Я знала это нутром. Я повернулась к Дэвиду, понимая, что у меня есть всего несколько мгновений до того, как мне придётся терпеть жестокие насмешки Сэмюэла о поцелуе, который я разделила с Уиллом.

— Она была одна, — сказал Дэвид, его тон был холодным и небрежным. Его слова настолько удивили меня, что я едва не потеряла равновесие. Почему он солгал? Я думала, что из всех людей именно он с радостью и во всеуслышание закричит о моём падении. Он выгнул бровь, посмотрев на меня, затем взмахом руки указал на лестницу, которая вела в Академию.

— После вас, мисс Уитлок.

— То есть, она потерялась. Идиотка, — пробормотал Сэмюэл себе под нос.

Сэмюэл мог думать всё, что ему угодно. Мне нет дела до этого идиота. Меня беспокоил только Дэвид. Я задавалась вопросом, что он будет делать с увиденным. Шантаж? Возможно. Это в его духе. Не сегодня-завтра он пригрозит рассказать о поцелуе и заставит меня испортить проект, чтобы он сумел меня затмить. Тогда ему не придётся марать руки саботажем.

Полагаю, мне придётся подождать, пока Дэвид сделает свой шаг. Мне не нравилось, что он имел надо мной преимущество.

Мы вошли в зал собрания, и большинство учеников уже собралось в центре комнаты перед трибуной лектора. Под красными покрывалами возле подиума были спрятаны два предмета примерно в человеческий рост. Между ними стоял директор Лоренс, а справа — МакТэвиш.

Как только мы вошли, начальник Литейного завода тут же повернулся и уставился на нас. Его взгляд из-под тяжёлых век остановился на нашей маленькой группе. Я не могла прочесть выражение его лица. Его борода была густой, и только глаза выдавали его. Не знаю, что я там увидела, но это вызвало у меня дискомфорт. Директор взглянул на нас, затем раздражённо посмотрел на начальника Литейного завода, прежде чем снова повернуться к нам.

Да, мы пришли последними.

Если судить по лицам этих двух мужчин, можно было подумать, что мы шли на виселицу.

Директор Лоренс выпрямился.

— Теперь, когда все вы на месте и внимаете, у меня есть объявление.

Все смотрели на директора, поэтому я воспользовалась возможностью прокрасться вдоль задней части толпы и оказаться как можно дальше от Дэвида и Сэмюэла.

— Пришло время начать работу над вкладом Академии в предстоящее Развлечение, — объявил директор мощным и впечатляющим голосом. Я тут же ощутила волнение в воздухе, пытаясь припомнить, над чем Развлекатели решили работать на Собрании. Я была слишком занята бомбой, лежащей у меня на коленях, чтобы обращать внимание.

Теперь же бомба изучалась Орденом, но мне было интересно, насколько приоритетной её сделали директор Лоренс и остальные. При мне никто о ней не упоминал.

Однако бомба — это проблема для другого раза. На моих глазах Лоренс и МакТэвиш схватили покрывала и с размахом отбросили их в сторону.

На возвышении стояли два идеальных золотых робота. Тот, что слева, был мужского пола. Его лицо было пустым наброском, а тело покрывали сцепленные пластины. На локтях и коленях тщательно защищённые шестерёнки позволяли ему двигаться в суставах.

Справа стоял другой робот. Он был меньше, имел более заметные изгибы в талии и груди. И хотя его лицо также было пустым, этот робот явно создавался как женщина.

«О нет».

— Позвольте представить вам Адама и Еву. За годы Орден почти в совершенстве овладел искусством автоматики. Хоть мы и не ожидаем, что ученик разработает столь сложный механизм, у нас для вас есть трудное, но интересное задание, — у директора блеснули глаза, когда он погладил свою короткую бородку.

Я почувствовала, как мои внутренности завязываются в матросский узел, распутываются, а затем снова затягиваются ещё туже.

— Два главных ученика будут курировать этот проект. Каждый возьмёт одного робота. Что касается остальных, то вы вольны присоединиться к ним и помогать так много или мало, как вы сами пожелаете. Принимайте в учёт порядки Ордена. Те, кто способствует успеху, пожинают его плоды. Те, кто способствует неудаче… — он позволил своему голосу зловеще затихнуть. Мои ладони стали влажными.

Мне это не нужно. Не сейчас.

— Дэвид, будь любезен, сделай шаг вперёд.

Естественно, мужчина достанется ему.

Я видела, как он поднял голову, надувшись от чувства собственной значимости. Казалось, он ни капли не волновался, когда принимал приветствия и похлопывания по спине от своих почитателей. Он встал перед директором, заложив руки за спину. Я обошла парней перед собой, чтобы получше рассмотреть. Пальцы Дэвида крепко сжались, и он выглядел бледным в тусклом освещении зала.

— Как ученик с самыми высокими оценками, мужчину забираешь ты, — объявил директор Лоренс.

Дэвид подошёл к своему призу.

— Очень хорошо. — Лоренс одобрительно кивнул. — Следующий робот предназначен вам, — я опустила голову, ощущая страх от его следующих слов, — мисс Уитлок.

Господи Боже, о чём он думал? Если это идеальная приманка, чтобы выманить диверсанта, прекрасно. Всё это замечательно, но в то же время на меня взвалили проект, который явно породитконфликт с Дэвидом.

Мои ноги оставались вросшими в пол, не желая принимать такую ношу.

— Выйдите вперёд, мисс Уитлок, — в его голосе звучал строгий укор, поэтому я подчинилась, но не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. — Как второй по успеваемости ученик, вы получаете второго робота. Поздравляю.

Я посмотрела в лица остальных учеников и почувствовала, что он поздравляет меня со смертным приговором. В тот момент я предпочла бы посмотреть в лицо высокому мужчине в капюшоне и с окровавленным топором, а не безжизненной золотой женщине передо мной.

Проглотив ком в горле, я покосилась на Дэвида и обнаружила, что он смотрит на меня. Его губы решительно поджались, а сам он слегка кивнул мне. Я не сомневалась в том, что вскоре он будет окружён добровольцами, готовыми помочь с тем, что мы должны сделать с нашими новыми подопечными. Я не получу такой поддержки. А к любой поддержке, которую мне всё же добровольно предложат, надо относиться настороженно.

Что бы мы ни должны были сделать, мне нужно найти способ выполнить это в одиночку вопреки диверсии. Я нахмурилась. Что мы должны сделать с этими проклятыми вещами?

— Прошу прощения, директор, — сказала я. Он повернулся ко мне, как какой-то великий меценат. — В чём именно заключается наше задание?

Он доброжелательно улыбнулся мне. Как бы мне хотелось, чтобы он решил адресовать своё благоволение кому-то другому.

— Научить их танцевать, само собой. Как ещё они смогут присутствовать на Балу Роботов?

Глава 17

Комната разразилась пронзительным гомоном, пока я стояла там, выпрямившись, словно кол проглотила. Моя поза настолько точно соответствовала позе робота, что я не удивилась бы, если кто-то попытался меня завести. Вокруг машины Дэвида уже образовалась толпа. Парни размахивали руками и рассматривали шестерёнки, как будто Санта Клаус только что подарил всем им отличную новую игрушку.

Мои руки и ноги, казалось, застыли на месте, когда я осознала, что мне предстоит сделать. Это слишком много для одного человека. Ни один ученик не сможет справиться с этим в одиночку. Мне нужна помощь, и всё же в моем распоряжении нет заискивающей толпы.

Но не все повелись на успех Дэвида. Я сделала шаг в сторону немногочисленной группы отбившихся, которые не могли стоять вблизи огня его харизмы. Их часто отгонял какой-либо недостаток, который друзья Дэвида считали в них недостойным. Ни у кого из них не было повода саботировать меня, а также у них не было доступа к моим чертежам вольера. Они были самым безопасным вариантом, который у меня был. Конечно, я не считала их недостойными, и если они хотели участвовать в проекте, то у меня для них имелось предложение.

Ноа был ближе всех ко мне. Хотя я отчётливо помнила, как он разорвал свою связь со мной в начале лета, я знала, что в плане таланта он застрял где-то посередине. Однако его амбиции были такими же огромными, как и у любого в этой комнате.

— Ноа, — начала я, старательно сосредотачиваясь на самом выгодном аспекте проблемы из всех возможных. — Победа принесёт больше наград, если приз будет разделён на меньшее количество рук, — начала я.

Он медленно повернулся, неохотно оторвав взгляд от толпы людей, окружившей Дэвида. Он не мог скрыть выражение тоски на своём лице.

— Прошу прощения?

— Мне бы пригодилась твоя помощь с моей машиной. Обещаю, Сэмюэл приглашён не будет, — я слегка улыбнулась ему, пытаясь вспомнить те моменты из нашего детства, когда мы играли бок о бок. Беда только в том, что тогда он тоже меня игнорировал.

Мои слова привлекли внимание Майкла, паренька-ирландца. Он был сыном кораблестроителя и обладал неуклюжей походкой и манерой речи, которой недоставало некоторой утончённости. Он перевёл взгляд с Ноа на меня, как будто не зная, что ему делать.

— Майкл, — взмолилась я. — У тебя талант находить мельчайшие ошибки и устранять их. Я уверена, что создание переключающихся панелей для контроля над движениями вальса станет превосходной задачей. Я знаю, что ты способен на это, — я знала, что он расстроен тем, что, казалось, никто не верит в его способности.

А ещё был Манодж, парень из Индии. И хотя мы никогда не общались напрямую, я знала, что он был очень умным и искусно собирал зубчатые механизмы.

— Манодж? Разве ты не поможешь тому, кто нуждается в помощи? — я многого не знала о его обычаях и религии, но я знала, что в нём глубоко заложен кодекс чести.

Он скрестил руки на груди.

Я не могла поверить, что эта группа парней не хотела сплотиться для улучшения собственного положения внутри класса. Должен же существовать способ достучаться до них.

— Если у нас получится, то это будет триумф.

— На мой взгляд, — начал Майкл, — мы от этого ничего не получим. Стоит нам проиграть, и наши внуки будут нести бремя нашего позора, однако если мы выиграем, нашего робота не оценят лучше, чем другого.

Мне показалось, что он только что облил меня ведром ледяной воды.

— Что ты имеешь в виду?

— Что ж, потому что… ну ты знаешь, — увильнул он.

— Потому что я девушка, — моё лицо пылало.

Он пожал плечами.

Ноа вздёрнул подбородок в надменной манере.

— Мне жаль, мисс Уитлок. Ваши последние задания демонстрировали тенденцию к неудаче, — он дёрнул лацканы своего пиджака, а затем встретился глазами с остальными. Как овцы в чёртовом стаде, они повернулись к нему. — Вы должны признать вероятность такого исхода.

В этом не было моей вины!

— А что насчёт тебя, Манодж? Достаточно ли ты храбрый, чтобы противостоять этому?

Он склонил голову в вялом поклоне.

— Приношу свои извинения. Но остальные правы.

— Полагаю, вы все отринете свой долг перед Академией. Вы с готовностью отвергнете возможность создать что-то вместе и тем самым унизите всех нас, когда наши роботы потерпят фиаско. И чего ради? — пожурила я. — Что ж, храните свою дурацкую гордость, — я гневно посмотрела на немногочисленную группу. С краю стоял Питер.

Он с надеждой улыбнулся мне. Я тупо стояла, не зная, что сказать. Он был единственным человеком во всей Академии, которого я считала другом, и единственным, которому мне фактически приказали не доверять. Комната начала постепенно пустеть, потому что ученики покидали её маленькими группами.

— Я помогу тебе, — сказал он, как будто это было уже принятое решение.

Моё горло сжалось, и когда он подошёл ближе к роботу, я выставила перед собой руку. Он замолчал. Мои пальцы находились всего в нескольких дюймах от его груди.

— Я… — Хоть убей, я не знала, что сказать.

Его взгляд опустился, и я видела, как боль и разочарование отбрасывают тени на его милое лицо.

— Ты не хочешь моей помощи, не так ли?

Клянусь Богом, он подумал, что я в него не верю. Подавленное выражение в его глазах разбило мне сердце.

— Питер, это не означает, что я не хочу твоей помощи. Просто… — что я должна была ему сказать?

Он нахмурился, выражение его лица сменилось с боли на злость.

— Да, что ж, избавлю тебя от смущения. Забудь, что я вообще это предлагал, — с этими словами он повернулся и последовал за другими учениками вверх по ступенькам и вышел из зала, оставив меня одну в похожей на пещеру комнате.

Я стиснула кулаки.

— Чёрт подери, — пробормотала я.

Я промаршировала прямиком к роботу-женщине и посмотрела в её пустое лицо, видя там своё отражение.

— Черт. Подери, — я пнула машину по её чёртовой голени.

И тут же скорчилась от боли, как будто огонь пронёсся по моей ступне через ботинок и вверх по ноге. Я готова была поклясться, что почувствовала это кончиками пальцев на руках, когда допрыгала до одной из скамеек прохода и рухнула на неё.

Что мне делать?

Потирая ногу, я пыталась взвесить все варианты, несмотря на боль от травмы и удара. Это слишком масштабно. Я не могла проделать это в одиночку. Это задание и не предназначено для меня одной. Это должно быть групповым усилием, а у меня нет никакой помощи. Я была вынуждена отказаться от помощи единственного человека, который, казалось, находился на моей стороне.

Я сдержала отборное ругательство, прикусив его как какую-то кислятину во рту. Другие ученики ни за что не помогут добровольно, и просто несправедливо ожидать от меня попытки сделать всё самостоятельно.

Я не способна на такое.

Приподнимая ногу, я старалась беречь её, но мои юбки мешали. Поставив ногу на ступеньку, я уставилась на пустые руки, лежащие на коленях.

Я должна попытаться.

Записи Саймона Прикета могли оказать лишь некоторую помощь. Мне нужен способ разобраться в этом самостоятельно и мужество, чтобы сделать это.

И потому у меня оставался лишь один вариант.

Мне нужно поговорить с директором и попросить его разрешения на изучение некоторых рисунков в архиве. Нам не разрешалось брать их без спросу, так как многие из них были очень старыми и рассыпались. И всё же, если я расстелю тюфяк с клопами и поселюсь вместе с пыльными томами, возможно, меня посетит божественное вдохновение, и я найду выход из этой катастрофы.

Пока я шла по пустым коридорам, каблуки моих ботинок отбивали размеренное «тук-тук» по твёрдому камню, как будто моё время в Академии истекало. Но как только я дошла до кабинета директора, до меня донёсся другой звук.

Голоса.

Сердитые голоса.

Я замедлилась, не желая подслушивать. Это не моё дело, правда.

Я услышала, как что-то разбилось, затем забрякало по полу, и я застыла. Я была не в силах пошевелиться; меня приковало к месту раздирающее противоречие между желанием расследовать и всепоглощающим порывом сбежать.

— Она находится в таком положении только потому, что ты ей благоволишь! — я знала этот голос. К сожалению, я также была знакома с данным мнением. Это был Сэмюэл. Я тут же повернулась на каблуках.

— Нет, она в том положении, в котором находится, потому что она превзошла тебя на каждом экзамене и доказала свои умения как с проектами, так и с изобретательностью, — ответил директор Лоренс. — Возможно, если ты перестанешь полагаться на работу Дэвида как на костыль, то сможешь создать что-то стоящее.

— Мне не пришлось бы полагаться на Дэвида, если бы я мог положиться на тебя, — отрубил Сэмюэл. — Это несправедливо. У всех остальных есть отцы, которые вкладываются в успехи сыновей. А ты только критикуешь.

— Совершенно обоснованно!

Я сделала шаг назад. Я никогда не слышала, чтобы директор кричал. Я знала, что мне не стоило там стоять, но кажется, не могла пошевелить ногами. Такое чувство, будто мои ноги превратились в свинец.

— Мне не хватает слов, чтобы выразить разочарование, которое я испытал, когда забрал у тебя чертежи мисс Уитлок. На какое-то мгновение мне показалось, что это ты нарисовал их и на самом деле создал что-то стоящее, но не стоило и надеяться на такое.

Слова как будто повисли в воздухе пустого коридора. Солнечный свет, косо падавший через старинное окно, потускнел, когда мимо него проплыло облако, отмечая долгое молчание. Выражение отвращения, когда директор смотрел на мой чертёж, не имело ко мне никакого отношения.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь, — сказал Сэмюэл. Я никогда не слышала подобного тона в его голосе, и та боль, что звучала в нём, почти заставила меня простить часть его прежних бестактных шуток. Почти.

— Я хочу иметь сына, который на самом деле заслуживает то наследие, которое я передаю ему, — ответил директор, и удар его слов отразился в моей груди.

Это всё ужасно, и я давно уже упустила тот момент, когда мне стоило удалиться.

Когда я развернулась на каблуках, чтобы уйти, дверь распахнулась. Как можно быстрее я спряталась за ней. Затаив дыхание, я молилась о том, чтобы стать невидимой. Дверь медленно качнулась от меня, и я застыла на месте.

К счастью, директор пошёл в противоположную сторону и сразу же повернул за угол, скрывшись из виду.

Я выдохнула с облегчением. Я чуть не попалась.

Я подбирала юбки, когда звук, исходящий из кабинета, остановил меня.

Рыдания… надрывные, душераздирающие рыдания. Я заглянула в кабинет директора через щель в месте, где дверные петли встречались с косяком. Сэмюэл сидел в кресле отца, закрыв лицо руками, и его душа истекала кровью на огромный стол.

Я поборола желание войти и утешить его. Но я была последним человеком, которого он хотел бы видеть свидетелем такой душевной раны.

Честно говоря, хотела бы я не видеть всего этого. Я хотела ненавидеть Сэмюэла. И на самом деле ненавидела, но видя его таким разбитым, я не могла пробудить в себе подобное чувство.

Я быстро вздохнула и поспешила по коридору обратно к центральному залу, изо всех сил стараясь не перейти на бег.

Кожу на шее и руках покалывало ощущением, что кто-то меня преследует.

Вообще меня можно счесть торопливой, но ничто и никогда не заставляло меня двигаться так быстро. Признаюсь, последние несколько ступенек до актового зала я буквально проскочила и плотно закрыла за собой дверь.

Грохот эхом разнёсся по просторной зале, добавляя тихий аккомпанемент к бешеному стуку моего сердца. Я чувствовала себя также неустойчиво, как новорождённый жеребёнок, пока спотыкаясь, брела к верхним сиденьям галёрки и усаживалась на скамейку.

Что бы ни происходило между отцом и сыном, это гораздо глубже оценок и экзаменов, и это меня не касалось.

Нуждаясь в успокоении, я беспокойно постукивала ногой, чтобы заглушить дрожь в коленях. Мне определённо не хотелось разговаривать с директором, когда у него такое отвратительное настроение, и он явно разочарован в своём сыне.

Я встала на ноги, спустилась по ступенькам и встала перед своим роботом, размышляя. Должен же быть какой-то способ.

Дверь закрылась, и на лестнице раздались спускающиеся шаги, которые остановились позади меня. Я повернулась, не зная, чувствовать ли мне страх или надежду.

Это был Питер.

Сцепив руки перед собой, я опустила взгляд вниз на свои ботинки.

Питер крутил шляпу в руках.

— Скажи мне почему, — поля смялись в его хватке. — Когда я подвёл тебя?

Я забрала у него шляпу, чтобы не дать ему испортить вещь.

— Ты не подводил меня. Ты был моим единственным другом, — мои сомнения выплеснулись наружу. Я настолько сильно хотела верить ему, что это причиняло боль. — Я хотела бы, чтобы ты помог мне, но не могу этого допустить. И сказать, почему, тоже не могу.

— Бессмыслица какая-то, — казалось, он пребывал в искреннем замешательстве.

Это безумие. Питер не был диверсантом. Сама мысль об этом была абсурдной. У него точно нет причин для этого. Я доверяла ему, и будь прокляты все подозрения директора.

Наверху прохода закрылась дверь. Я проигнорировала это. Это не важнее, чем то, что я хотела сказать.

— Мне жаль, Питер. Ты прав. У меня нет причин не доверять тебе, — начала я.

Я услышала жестокий хохот позади себя и почувствовала укол страха. Я повернулась и посмотрела вверх, на проход между сиденьями. Там стоял Сэмюэл.

— Какая прелесть, — Сэмюэл сцепил руки под подбородком и заговорил тоненьким голоском: — «О, Питер, я так тебе доверяю!» Ты даже не знаешь его фамилии.

— Что? — я повернулась к Питеру. — О чём он говорит?

Питер не отвечал.

— Почему ты не скажешь ей, Питер? — Сэмюэл скрестил руки, и я поймала себя на том, что смотрю то на одного, то на другого, ища на их лицах ответы. Питер выглядел потрясённым… и виноватым. У Сэмюэла мелькнула жестокая улыбка, когда он продолжил: — Или мне следует называть тебя Рэтфорд?

Глава 18

Питер был наследником Рэтфорда. О Боже. Питер был наследником Рэтфорда. После пожара Рэтфорд взял меня к себе под видом горничной. В действительности он пытался заставить меня использовать ключ моего дедушки, чтобы помочь ему добиться успеха с машиной времени, которую он изобрёл и спрятал в руинах старого замка в Йоркшире. Всё, чего он хотел — это вернуться назад и предотвратить ужасную трагедию, но он не учёл, что его путешествие во времени могло бы изменить мир, каким мы его знали. Мой дедушка и ещё несколько человек заперли машину времени так, чтобы только дедушкин ключ мог открыть её.

Я была вынуждена остановить Рэтфорда любой ценой.

Именно моя рука разбила сердце машины. Я сыграла немалую роль в уничтожении лорда Рэтфорда.

Я ответственна за смерть члена семьи Питера, и что ещё хуже, я знала, что Рэтфорд получил Черную Метку, хоть на самом деле её заслуживал лорд Стромптон. Я не понимала. По идее, Питер не должен быть частью Ордена.

Вот, что имел в виду директор, когда говорил, что у Питера был мотив для саботажа.

Месть.

Я едва ли заметила движение. Я даже смотреть на Питера не могла, слишком охваченная шоком и ужасом.

— Уходи, Сэмюэл, — потребовал Питер, тяжело топая ботинками и поднимаясь по ступеням между скамеек галёрки. Я не могла не наблюдать за противостоянием со своего места в центре зала.

— С какой стати? — Сэмюэл вытащил из кармана жилета часы и небрежно завёл их. — Я имею такое же право быть здесь, как и любой другой, — он сунул часы обратно в карман и скрестил руки на груди.

— Потому что, если ты сейчас не уйдёшь, то я не могу гарантировать тебе, что через эту дверь ты выйдешь со всеми зубами, — ответил Питер.

Даже с моей точки обзора внизу лестницы Питер казался больше, более мощным, чем я когда-либо его видела. Сэмюэл по-прежнему был на полголовы выше него. Он смерил Питера глазами, затем поправил манжеты, как будто ему было все равно.

— Наслаждайтесь вечером, — сказал он, снисходительно кивнув мне головой.

С этими словами он вышел, пройдя по дорожке за верхним рядом сидений в проходе и направляясь к коридору, ведущему во внутренний двор.

Питер побледнел и снова спустился на пол прохода.

— Мег, — начал он, но я не хотела этого слышать.

— Ты солгал мне, — я посмотрела не него безжизненным взглядом. Это правда. Я не могла ему доверять.

Питер отшатнулся.

— Я не делал ничего подобного.

— Почему ты не сказал мне, что являешься наследником Рэтфорда? — мой голос звучал хрипло. Я пыталась взять себя в руки.

— Наши фамилии не должны иметь значения, — он переступил с ноги на ногу.

Я в неверии посмотрела не него.

— В тот первый день у нас состоялся целый разговор о том, кто ты и откуда, и ты не счёл нужным сказать мне, что ты наследник Рэтфорда? — мой голос эхом отразился от высокого потолка, и я прикусила язык. Поспешно вздохнув, я продолжила: — Как ты можешь говорить, что это не имеет значения?

Меня охватило ужасное предчувствие.

Он что-то скрывает…

Питер прищурился, его обычно милое лицо ожесточилось. Я узнавала взгляд его глаз. Я видела его прежде, это тёмное и расчётливое безумие.

— Моя фамилия ничего не меняет, — Питер согнул руку — ту, что была ранена.

— Неужели? — мои мрачные мысли вели меня по извилистой тропе, полной теней и сомнений.

В тот первый день, когда я поднялась по склону, Питер через считанные минуты подошёл ко мне, чтобы познакомиться. Это он подошёл ко мне, чтобы утешить и предложить дружбу, когда этого не сделал никто другой.

Я думала, что он был таким же брошенным и одиноким, как и я.

Я была дурой.

Ему нужно было подобраться ко мне поближе.

Питер потёр лоб, как будто мысли причиняли ему боль.

— Мег, послушай меня, — настаивал он. — Для меня это никогда не имело значения.

— Это имеет значение для Ордена, — я сделала шаг, в тот же момент сокращая расстояние между мной и моим роботом. Я не могла позволить ему дотронуться до него. — Я втянула твою семью в скандал. Перспективы твоей семьи висят на волоске из-за меня. Как это может не иметь для тебя значения?

— Потому что я твой друг, — он посмотрел вверх на потолок, потом снова вниз, разведя руками в стороны. — Именно поэтому я молчал обо всём. Есть некоторые секреты, которые не стоит рассказывать.

Я сжала руки в кулаки.

— Ты поистине наследник Рэтфорда. Он точно так же любил секреты.

— Я едва знал двоюродного брата моего отца! — закричал Питер, и его лицо раскраснелось. — Он погубил нас. Мы были носителями почётной фамилии, пока он не сделал то, что сделал. Теперь мы ничто, — он, казалось, задыхался от своих слов и опустил голову. Он снова повернулся ко мне. — Наша единственная надежда на искупление лежит на мне и моей репутации здесь, в Академии.

Он посмотрел на меня, как будто ждал, что я скажу что-нибудь, но для него у меня не было слов.

С отвращением покачав головой, он отвернулся.

— Хорошо. Будь безрассудной. Я всего лишь предложил помощь. Я могу понять, когда мне не рады, — он поправил пальто непреклонным резким движением. — Удачи тебе. Это задание невыполнимо.

— Я найду решение, — я стиснула руки перед собой. Я чувствовала присутствие женщины-робота, смотревшей поверх моего плеча. Она моя. Я никому не позволю её разрушить. — До свидания, Рэтфорд.

Питер схватил шляпу и с яростным гневом, горевшим в его некогда добрых глазах, поднялся по лестнице и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь.

Звук эхом разнёсся по залу, подобно падению огромного дерева, не выдержавшего ударов грозы. В воздухе снова повисло безмолвие, тяжёлое и удушающее.

В леденящей тишине я повернулась к своему роботу-женщине. Обнажённая и безликая, она смотрела на меня так, словно ждала шанса ожить. Я не знала, как помочь ей пойти, не говоря уж о том, чтобы заставить её танцевать.

Я даже не знала, как вытащить её из комнаты.

Сложив руки как для молитвы, я дотронулась ими до губ и прикрыла глаза, пока дрожь в моём теле не утихла, и я снова могла дышать.

— Я в полном замешательстве, — прошептала я себе, когда взяла руку робота и аккуратно подняла её. Когда я её отпустила, она опять опустилась вдоль её тела с серией трескучих щелчков.

Я медленно обернулась, но была совершенно одна. Возвышающиеся скамьи, казалось, нависали надо мной, в то время как пустая трибуна шептала: «Тебе здесь не место».

И, несмотря на все это, мне всё ещё было трудно поверить, что Питер мог быть диверсантом.

Я просто не могла знать наверняка, кто друг, а кто враг.

***

В течение следующей недели робот поглотил мою жизнь. Директор поместил его в свободную комнату в монастыре, где я могла спокойно работать над ним, однако пустая комната походила на тюремную камеру.

Чтобы помочь нам, занятия посвящались нюансам устройства робота и управления им, но я не понимала, как что-либо из этого могло мне помочь. Существовало два главных способа контролировать двух механических существ: либо они бегали по рельсам, как те, с которыми я столкнулась на заводном корабле во время инцидента с Рэтфордом, либо у них имелась сложная система переключателей. Мне нужно создать систему управления, которая заставила бы моего робота двигаться с возможностью реагирования на всё, что будет делать робот Дэвида.

В этом и состояла более сложная для меня задача. Дэвид может заставить своего робота неуклюже двигаться по комнате, как медленный бык, и это будет уместно, но если мой робот не сумеет следовать за этим движением, то именно он окажется тем, кто работает неправильно.

Мне нужно знать устройство сложных роботов, подобных Минотавру из лабиринта в Тэвингсхолле. Тот механический зверь без проблем отслеживал наши с Уиллом движения, когда мы бежали, спасая свои жизни, а он пытался забодать нас. Я выжила в схватке с этим монстром. Мне не хотелось испытывать судьбу ещё раз, просто чтобы изучить, как эта чёртова штука работает.

К концу недели я так ничего и не достигла. Моя робот-женщина по-прежнему стояла неподвижная и безмолвная в нашей тусклой маленькой комнате.

Раздражившись, я оставила её и отправилась к одному из учителей, чтобы поискать в архивах. Возможно, там можно найти некоторые ранние рисунки Минотавра из лабиринта Тэвингсхолла. Эта перспектива гораздо безопаснее, чем повторное посещение зверя. Я начала с кабинета директора, но его там не оказалось, поэтому я проверила нашу главную классную комнату.

Там оказался Оливер, устанавливавший миниатюрную рельсовую систему на переднем столе. Мое сердце подпрыгнуло. Я не разговаривала с ним после инцидента, но он был одним из немногих людей, которым я могла полностью доверять.

Он поднял на меня взгляд. Повязка по-прежнему прикрывала один глаз, хотя его кожа сейчас выглядела достаточно нормальной.

— Привет, Мег. Я как раз собираю наш следующий урок, — он дружелюбно мне улыбнулся. Его слова ощущались как тёплое одеяло, обернувшееся вокруг меня в очень мучительный день. Было здорово узнать, что он не злится на меня за катастрофу с вольером.

— Вижу, вы намерены подвергнуть нас испытанию. Как твой глаз? — спросила я, ужасно чувствуя себя от того, что он всё ещё не восстановился.

Он слегка нахмурил брови.

— Честно говоря, могло быть и лучше. Люсинда утверждает, что повязка сделала меня лучшим стрелком, — я постаралась не улыбнуться, когда он осторожно поставил на рельсы миниатюрную фигурку. У Оливера не было таланта к огнестрельному оружию.

— Мне так жаль, что ты пострадал.

— Мне приходилось и похуже, — он улыбнулся мне так, что я вспомнила наши совместные приключения. Он выбрался из них сильно израненным, едва не утонул и сломал руку. В таком контексте, наверное, эта ситуация не так уж плоха.

— Могу я задать вопрос? — было так хорошо разговаривать с Оливером.

— Конечно. — Он полностью обратил на меня внимание.

— Я невольно гадаю, почему среди Ордена так много тех, кто кажется склонным к безумию, — глядя на Оливера, я не могла не вспомнить, каким он показался при нашей первой встрече. — Рэтфорд, Стромптон — и другие.

Я знала, что не должна упоминать Хэддока или диверсанта.

Оливер казался задумчивым.

— Думаю, это часть нашей природы, того, кто мы есть и что мы делаем. Дай человеку силу Бога на небесах, и станет так просто поверить, что у него есть право использовать эту силу так, как он желает, — Оливер выглядел так, как будто проглотил что-то противное. — Нам полезно иметь некоторое смирение.

Я кивнула.

— Именно поэтому ты номинировал меня? Чтобы усмирить их?

— А вот это, Мег, нечестно. Я надеялся, что ты дашь всем нам какую-то перспективу, — он ухмыльнулся и покачал головой, словно не мог поверить, как хорошо сработал его план. — И ты это сделала, — он хлопнул в ладоши. — Ну, как у тебя дела с твоим проектом? — спросил он.

— Не так хорошо, как я надеялась, — я не знала, знал ли он о диверсанте. Я решила не упоминать его просто потому, что директор не хотел этого. — Я надеялась получить доступ в архивы.

Я наклонилась вниз, чтобы изучить путь, который он собирал. Он был сложным. Я не представляла, как мы могли создать в бальном зале нечто, столь же тщательно проработанное. Всем бы приходилось каждые несколько метров переступать через рельсы и колёсики. Это может сработать, но система определённо не будет функциональной или особенно элегантной.

— Разрешение получено, — констатировал Оливер, не поднимая взгляда. Он прищурил свой здоровый глаз, поворачивая рукоятку на одном из колёс управления, и фигура дёрнулась на пути. — Это нуждается в некоторой доработке. Это будет хорошей задачей для завтрашнего занятия.

— Оливер? — Мое сердце немного затрепетало от волнения. У меня имелось одно преимущество перед одноклассниками. Хоть у меня и не было семьи, чтобы помочь мне, у меня были хорошие друзья. — Не мог бы ты помочь мне с моим роботом?

Оливер выпрямился в полный рост, затем тяжело выдохнул, положив руки на стол.

— Прости, Мег. Хотел бы, правда, но не могу. Я работаю здесь учителем на полную ставку, и потому мне запрещено тебе помогать. Это выглядело бы как покровительство, и я бы потерял положение в Ордене. Боюсь, из-за нашей тесной связи меня и так подозревают.

Я проглотила горький комок в горле.

— Я понимаю, — опустив взгляд на ноги, я повернулась, чтобы уйти из комнаты. — Спасибо, Оливер.

Он ничего не сказал, когда я медленно закрыла дверь и вернулась в свою тюремную камеру. Я отошла в угол и изучила чертежи систем контроля, которые были представлены мне директором Лоренсом. Я положила локти на гладкое дерево стола и уставилась на непонятный лабиринт линий и заметок, нацарапанных на бумаге.

Когда я судорожно вздохнула, тяжёлая слеза упала на пергамент и впиталась, размывая чернильные линии, медленно растекаясь наружу.

В открытую дверь негромко постучали. Я быстро провела рукой по глазам, выпрямляясь и восстанавливая самообладание. Я не знала, кто мог бы побеспокоить бы меня так поздно. Для остальных уже давно прошло время возвращаться домой. Я договорилась, что Боб приедет за мной после наступления темноты, чтобы у меня было больше времени для работы.

— Я не хочу… — начала я, когда повернулась. Но тут мой голос оборвался.

В дверном проёме стоял Дэвид.

Глава 19

Я таращилась на него целую секунду. Моё сердце колотилось. Две секунды, три. Он наблюдал за мной, стоя в дверном проёме, опираясь на тяжёлую деревянную раму и перекрывая мне выход из комнаты. Страх пополз под моей кожей, и я придвинулась ближе к столу.

— Что ты здесь делаешь?

Дэвид склонил голову набок и ступил в комнату. Он шагнул в сторону, таким образом, больше не загораживая дверь, и царственно поднял руку, будто заставляя замолчать воображаемую толпу. Я сделала шаг к двери. В его светлых глазах отразился свет от моей лампы, и они сверкнули, невозмутимые и холодные, как поверхность замёрзшего озера.

— Я не замышляю ничего плохого. Подумал, было бы славно посмотреть, как поживает мой конкурент.

Он улыбнулся мне, видимо, самой победоносной из его улыбок. Тот факт, что приподнялась только половина его рта, разозлил меня, как будто я стоила только половины усилий.

— Ты хорошо знаешь, на что я способна, — сказала я, медленно сжимая свой самый тяжёлый гаечный ключ.

— И правда, — сказал он, делая очередной шаг к моему роботу. Он приподнял подбородок, всматриваясь в робота с большим интересом. — Однако это весьма внушительное задание.

— Вот поэтому тебе срочно нужно вернуться к своему собственному проекту и прекратить заглядываться на мой, — я держала головку гаечного ключа в ладони, и его тяжёлый вес холодил мою кожу.

Кривая ухмылка заиграла на лице Дэвида, как будто он забавлялся. Это была та самая ухмылка, с которой кот смотрит на мышь, когда держит её за хвост.

— До меня дошли слухи, что у тебя проблемы с поиском добровольцев, чтобы помочь тебе.

Я сильнее стиснула головку ключа, хоть мне и начинало казаться, что кто-то слишком туго затянул корсет.

— Ты здесь, чтобы позлорадствовать? — спросила я, поднимая подбородок и делая шаг к нему. — Если да, то можешь уходить.

Он снова поднял руку. Мне захотелось сбить её обратно вниз. Я не его служанка, которой он может приказать молчать взмахом руки. Может, за пределами этих стен он и граф, но внутри мы оба являлись учениками одного и того же Ордена. Я такого не потерплю.

— Прошу прощения, Дэвид, ты видишь муху?

— Нет, — он в замешательстве нахмурил брови, посмотрев на меня.

— Возможно, пчелу? — я склонила голову, чтобы соответствовать высокомерному положению его взгляда.

— Нет, вовсе нет.

— Тогда нет смысла махать рукой, — я с тяжёлым стуком положила гаечный ключ на стол. — А теперь, если в этом визите нет смысла, пожалуйста, уходи.

Ему хватило дерзости рассмеяться.

— Не нужно быть такой колючей. Я всего лишь хотел предложить помощь.

Я фыркнула.

— Ты предлагаешь помощь мне? — я скрестила руки, и взгляд Дэвида скользнул вниз лишь для того, чтобы вновь лениво подняться. — Почему-то я сомневаюсь в искренности твоего предложения.

Он качнул головой — едва уловимое движение, которое я практически не заметила. Затем уголки его губ на мгновение опустились, прежде чем он снова изобразил полуулыбку.

Он шагнул к столу и взглянул на чертежи робота.

— У меня больше помощи, чем я в этом нуждаюсь. Уверен, что смогу убедить некоторых своих помощников подсобить тебе до тех пор, пока я ясно даю понять, что все это — обоюдные усилия. Не стоит забывать, что два робота должны работать, как единое целое, и на самом деле, если думать об этом логически, это один проект, а не два. В конце концов, мы все в этом замешаны. Великая слава Академии — вот то единственное, что важно, не так ли?

Я коротко выдохнула, затем через секунду обнаружила, что мне трудно вдохнуть. Я приложила все силы, чтобы растоптать огонь гнева, и всё же не справилась. Этот огонь, должно быть, горел в моих глазах, потому что на его лице мелькнула тень сомнения.

— Ради славы Академии? — начала я, и слова жгли мой язык. — Или ради твоей?

Его ухмылка превратилась в линию напряжённо поджатых губ, а складка на лбу стала глубже. Впервые его фасад треснул. Он слегка наклонился вперёд, явно сконфуженный, как актёр на сцене, который внезапно забыл свою следующую реплику.

— Прошу прощения?

— Ты слышал меня, — я опустила руки и протиснулась мимо него, чтобы собрать чертежи и положить их на свою сторону стола.

Он опустил ладонь на один из моих эскизов, и мы оба замерли лицом друг к другу.

— Но не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

Я горько усмехнулась.

— О нет, мой лорд. Я уверена, вы бы не поняли бы того, что я имела в виду, — я выхватила бумагу из-под его ладони, свернула её вместе с остальными, сунула под мышку и пошла к двери. Если хоть немного повезёт, то мой извозчик приедет пораньше, и я тут же смогу уехать. Дэвид последовал за мной по пятам, пока я шла по коридору.

— А теперь послушай. Прекрати эту истерику и давай выясним всё без обиняков.

Такое чувство, будто я неожиданно попала в какую-то ловушку. Мои ноги застыли на месте, и я повернулась к нему.

— Я прекращу всю свою истерику, когда ты прекратишь своё невыносимое высокомерие.

— Высокомерие! — теперь пришёл его черед издать лающий смешок. — Да будет тебе известно, что я весьма скромен, — сказал он, поправляя свой роскошный шёлковый жилет. — Я не виноват, что у меня много поклонников. Я их не просил об этом. Неправильно с твоей стороны так резко судить о моём характере, тогда как я относился к тебе исключительно справедливо.

Я так сильно стиснула зубы, что заболела челюсть. Я попыталась сдержать поток слов, которые проносились у меня в голове, но это было бесполезно. Их натиск был слишком силен.

— Ты справедлив ко мне? Ты действительно так считаешь? — я развернулась и снова зашагала по коридору. Он схватил меня за локоть. Я вырвала свою руку из его хватки, случайно уронив рисунки на пол.

Я опустила стиснутые кулаки вдоль боков, но не наклонилась, чтобы поднять рисунки обратно. Я не доставлю ему такого удовольствия. Мои глаза защипало от напряжённого гнева.

— Тебе всё даётся так просто, чёрт подери, — ругательство тихо слетело с моих губ, но Дэвид вздрогнул.

На его лице не было ни следа улыбки. Он напоминал мне своего отца.

— Я проделывал ту же работу и сталкивался с теми же испытаниями, что и ты, — сказал он. — Мне ничего не давалось просто, и поносить других тебе не к лицу.

Я переступила с ноги на ногу, чтобы встать более устойчиво.

— О, я уверена, что ничего не даётся легко с твоим величественным титулом, твоим богатством, твоим образованием, твоими связями, — я махнула рукой в сторону его лица, — с твоей чертовски привлекательной внешностью.

Он приподнял бровь, и у меня возникло то же самое чувство, которое бывает, когда человек случайно обнаруживает себя в куче лошадиных экскрементов. Он выглядел так, как будто собирался что-то сказать, но я продолжила первой.

— Все остальные ученики продали бы души, чтобы оказаться в твоей милости, и, честно говоря, я нахожу это жалким. Ты думаешь, что поступаешь так великодушно, приходя сюда и предлагая забрать всё это из моих бедных маленьких рук. Что ж, ты неправ. Я не признательна за твоё предложение и не доверяю тебе. Честно говоря, ты можешь катиться ко всем чертям.

Я наклонилась и рывком подняла свои рисунки. Я не могла говорить. Слова застряли в сжавшемся горле. Я старалась смотреть на что угодно, только не на безупречный блеск чистых сапог Дэвида.

Он опустился на колени, поднял последний упавший лист и протянул его мне. Я выдернула бумагу из его руки и сложила в кучу с остальными.

— До свидания, Дэвид. Удачи с твоим роботом. Пусть победит лучший Развлекатель.

Я повернулась на каблуках и ушла, не оглядываясь. Моё сердце колотилось так сильно, что я чувствовала, как оно с каждым ударом прижимается к моему платью. Я спустилась по лестнице во двор, а затем по склону в каретный сарай и с облегчением вздохнула, увидев, что милый старый серый мерин Боба Бриндла терпеливо ждёт меня.

— Вы в порядке, мисс? — спросил Боб, пока помогал мне забраться в двуколку. — Вы выглядите немного взволнованно.

— Я в порядке, спасибо, — соврать получилось легко, хоть и моё тело обмякло на жёстком сиденье. — Просто отвези меня домой.

***

На следующий день я вернулась на наши лекции, ожидая, что найду Дэвида на своём обычном месте около меня, ухмыляющегося и завоёвывающего одобрение наших преподавателей, как обычно. Вместо этого его стул пустовал.

Сбитая с толку, я старалась не думать об этом, сосредоточившись на учёбе, но обнаружила, что каждые несколько минут поглядываю на дверь, ожидая увидеть, как он входит. Каждый раз, когда я это делала, внутри всё трепетало от нервозности. Я не хотела говорить с ним после того, что случилось прошлой ночью.

В то же время я невольно гадала, какой будет реакция. Будет ли он заниматься своими делами так, как будто ничего не произошло? Или он будет раскаиваться?

Вот уж маловероятно.

Моё беспокойство продолжалось до конца лекций и, казалось, заполнило всю комнату, когда я уселась работать над своим роботом. Время растворилось в тишине, пока я изучала старые рисунки, которые достала из архива. Я и не осознавала, что уже поздно, пока не обнаружила, что щурюсь над своими бумагами, забыв зажечь лампу. У меня оставался всего час или два, прежде чем Боб вернётся, чтобы забрать меня домой.

Со вздохом я чиркнула спичкой и поднесла её к фитилю старой масляной горелки. Мне не нравилось находиться в Академии в темноте. Казалось, я всегда слышала шаги.

— Добрый вечер, Мег, — позади меня раздался голос Дэвида.

Я взвизгнула и чуть не опрокинула лампу на бесценные старые рисунки из архива. Дэвид бросился вперёд с молниеносной реакцией, которая, вероятно, была отточена его уроками фехтования. Они окупились, когда он поправил лампу одной рукой.

— Что ты здесь делаешь? — я не потрудилась скрывать своё раздражение. Я была слишком утомлена.

— Я пришёл, чтобы загладить вину, — он сверкнул нервной улыбкой, которая впервые задействовала обе стороны его лица. Затем он достал коробку с великолепным шёлковым бантом.

Я подозрительно покосилась на неё. Ради всего святого! Он попытался откупиться от меня после того как я основательно отчитала его за то, что он воспользовался своим положением и деньгами.

Казалось, он не знал, как взять себя в руки, когда я не завизжала, как молочный поросёнок, и не выхватила у него из рук эту штуку. Наконец он поставил её на стол.

— Я понимаю, — начал он, пряча руки позади себя и выпрямляясь, — что моё предложение прошлой ночью могло быть неправильно понято.

— Неужели? — усомнилась я. Он хотел убрать меня с дороги, чтобы весь проект мог стать его заслугой. — А мне кажется, что я поняла, что ты имел в виду.

— Поняла ли? — он потёр голое запястье, и я заметила, что он закатал рукава. — В этом нет ничего простого. Правда в том, что ты мне нужна.

Я совершенно точно не расслышала его.

— Прошу прощения?

Дэвид развёл руками.

— Я имел в виду, что ещё до того, как прийти сюда вчера, я понял, что без тебя не смогу добиться успеха в этом проекте. Вот почему я спросил, нужна ли тебе моя помощь. Я не хотел тебя обидеть.

Я повернулась и прислонилась к краю стола.

— Я отказываюсь отдавать тебе своего робота.

— Ты и не должна, но, безусловно, к этому времени ты пришла к заключению, что если мы не будем работать вместе, обоих роботов ждёт сокрушительный провал.

Он прав. Ещё до того, как он переступил мой порог, я предвидела, что буду вынуждена подстраиваться под его робота. Я просто удивилась, что у него хватило смирения также увидеть в этом проблему. Зная, что это глупо и потенциально опасно, я решила выслушать его. Дэвид был последним человеком, которому я хотела бы доверять, но я не могла и дальше жить в этом тяжёлом облаке подозрения. По крайней мере, он впервые казался искренним.

— Что ты предлагаешь?

Прежде чем встретиться со мной взглядом, он посмотрел на свои руки. В его глазах горела решительность, и в тот момент он практически напоминал мне свою сестру.

— Перемирие и соглашение. Мы приложим все свои силы и решим между собой, чей способ управления роботами лучше. Если мы оба используем одну и ту же систему контроля, тогда обе машины будут работать сообща, и мы избежим ситуации, где один из нас спроектировал систему с рельсами, а другой — систему с переключателями, — он расправил плечи, явно ободрённый тем, что я готова слушать.

— Вполне справедливо, — сказала я, хотя по-прежнему не доверяла ему. Было бы слишком просто исключить меня и потребовать, чтобы я следовала его системе, но полагаю, с этой проблемой придётся разобраться по мере возникновения.

Дэвид взглянул на чертежи на моём столе.

— После этого каждый из нас может работать самостоятельно, но я предлагаю работать вместе в течение этой последней недели, прежде чем мы передадим роботов преподавателям. Чтобы убедиться, что две машины функционируют как одна, к худу ли, к добру ли. Я не прикоснусь к твоей машине, а ты не прикоснёшься к моей. Таким образом, мы можем удостовериться в честной игре.

Я медленно кивнула. С этими двумя правилами задача казалась почти выполнимой. Мне не нужно беспокоиться о разработке системы, которая позволила бы моему роботу реагировать. Он должен будет всего лишь следовать инструкциям. Такой вариант гораздо менее хлопотный. Несмотря на то, что многое ещё могло пойти не так, этот план лучше, чем ничего, и если у нас есть возможность проверить роботов вместе перед балом, тогда у меня появится хоть какая-то гарантия, что он не изменит своего робота в последний момент, чтобы досадить мне.

— Пока мы согласны на взаимный осмотр машин непосредственно перед балом, чтобы застраховаться от постороннего вмешательства, твоё предложение кажется справедливым.

Дэвид снова улыбнулся, и ухмылка сделала его взгляд тёплым.

— Спасибо, Мег.

Он осторожно поднял коробку и предложил её мне.

— Это для тебя. Пожалуйста, прими её.

Я чувствовала себя как статуя, не знающая, что делать и как двигаться. Он держал передо мной ящик, и я, как Пандора, протянула руку, чтобы взять его. Как бы я ни ненавидела его, я знала, что если Дэвид выкажет своё расположение ко мне, то и остальные последуют его примеру. Я не хотела в этом нуждаться, но нуждалась. Я устала чувствовать себя такой одинокой.

Неуверенными пальцами я потянула ленту. Она соскользнула, как серебряная вода, и я открыла крышку.

Внутри лежала музыкальная шкатулка. Я осторожно положила открытую коробку на стол и вытащила музыкальную шкатулку. На великолепном пьедестале застыли в ожидании две танцующие фигуры, которые выглядели так, словно только что вышли из дворца Людовика XIV.

— Поверни ключ, — сказал Дэвид, придвинувшись ближе к моему плечу. Его голос был тихим и полным выражения.

Я сглотнула и повернула изящный золотой ключ, прекрасно зная, что то, что он откроет, может быть опасным. Мелодичный вальс заполнил комнату, нежные ноты отражались в пределах каменных стен.

Дэвид сделал шаг назад, затем учтиво поклонился. Он медленно выпрямился и протянул руку.

— Разрешите пригласить вас на танец.

Взволновавшись, я повернулась и поправила бумаги на столе.

— Не говори глупостей. У меня слишком много работы.

Музыка продолжала разливаться в воздухе, взмывая и ниспадая, как лист, подхваченный ветром. Дэвид протянул руку и взял мою ладонь.

Я в шоке подняла взгляд, но не смогла отнять своей руки. Мои ноги стали неуклюжими, я попыталась сохранить равновесие.

Ясные голубые глаза Дэвида посмотрели в мои так, будто он был золотым принцем из давно забытой сказки на ночь.

— Мисс Уитлок, окажете ли вы мне честь потанцевать со мной?

— Я правда не могу. Уже поздно.

Дэвид сделал шаг ближе, обхватывая рукой моё запястье, он развёл наши руки в стороны.

— Давай, Мег. Потанцуй со мной.

Жар — коварный, распутный, греховный жар — вспыхнул в моей крови. Я не могла думать сквозь туман, когда сквозь толстые слои своих юбок я ощутила силу его ног и его бёдра, находившиеся так близко к моим.

— Я не могу, — прошептала я напряжённым голосом. — Я плохо танцую.

Его рука прижалась к моей пояснице, когда он притянул меня ближе. Я почувствовала, как его дыхание щекочет мне шею и ухо.

— Тогда я научу тебя, как это делается.

Глава 20

— Не думаю, что это хорошая идея, — произнесла я, затаив дыхание. Он стоял слишком близко, источал слишком много власти. Никто, кроме Уилла, не обнимал меня так. Я не могла этого сделать.

— Чепуха, — сказал Дэвид так, будто уверенность принадлежала ему по праву рождения. — Как ты собираешься научить робота танцевать, если сама никогда этого не делала?

Я напряглась и забеспокоилась, что моя ладонь стала влажной и липкой на ощупь.

Дэвид улыбнулся, словно знал какой-то секрет и не хотел его рассказывать.

— Расслабься, Мег. Это всего лишь танец.

И вместе с внезапным небольшим давлением на поясницу я повернулась, даже не подумав следовать его примеру. Я едва помнила, что должны делать мои ноги, но каким-то образом они справлялись. Моё тело находилось полностью под контролем Дэвида. От его легчайшего прикосновения мы описывали головокружительные круги вокруг одинокого робота, стоявшего голым в центре комнаты.

Это одновременно пугало и захватывало. На короткий миг я задалась вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы мои родители выжили. Как и все молодые девушки моего положения, я посещала бы балы и танцевала со многими молодыми людьми, совсем как сейчас. Они были бы моими поклонниками. Я не была уверена, почему эта мысль так меня обеспокоила.

Музыка в шкатулке начала замедляться, а вместе с ней и наш танец. Дэвид наклонился ближе, глядя через моё плечо, пока мы как одно целое пересекали комнату.

— Вы замечательная женщина, мисс Уитлок, — сказал он.

Я откинулась назад, чтобы посмотреть на него. Его глаза блестели и не отрывались от меня, когда он произнёс:

— Ты стоишь большего, чем сама себя оцениваешь.

Последняя медленная нота выплеснулась из музыкальной шкатулки, и я сделала шаг назад, но он удержал меня за руку и снова притянул ближе.

— Довольно, Дэвид.

— Неужели? — он заключил мою руку в ладони и поднёс к центру своей груди. Я чувствовала, как его сердце быстро бьётся под моей ладонью. — Мне интересно, действительно ли ты сделала выбор, или же отдала свою любовь, потому что думала, что это твой единственный вариант.

Я хотела вырвать руку, но он крепко держал меня, и его слова ледяным холодом пронзили моё сердце.

— Я имею право отдать свою любовь тому, кому захочу, — сказала я.

Дэвид подвинулся ближе, сокращая расстояние между нами. Моё сердце подпрыгнуло, как испуганная лань, пробивающаяся сквозь заросли с лающими гончими по пятам.

— Он говорил тебе, что ты красивая? — Дэвид прошептал это слишком близко к моему уху. Его щека коснулась моей, когда он наклонил голову и опустил губы так близко. — Ты могла бы получить весь мир, если бы захотела. Я бы дал его тебе.

Я не могла дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. Я как будто пылала, но в то же время пришла в ужас. Я не должна ничего чувствовать. Я должна оттолкнуть его. Но я не хотела этого делать. Я хотела, чтобы он позволил мне почувствовать его губы на своих. Я пьянела от этого.

Я была слабой.

Я была эгоистичной.

Но я не могла сделать этого.

Я опустила подбородок и медленно отступила назад.

Дэвид тяжело выдохнул, затем поднёс мою руку к губам. Они греховной лаской прикоснулись к обнажённой коже на тыльной стороне моей руки, а затем он отпустил меня.

— До новых встреч, мисс Уитлок, — он вежливо поклонился мне, повернулся и вышел из комнаты. В дверях он остановился и оглянулся через плечо, сверкнув насмешливой полуулыбкой. Затем он исчез так же внезапно, как и появился.

Я стояла в тишине, пытаясь осмыслить, что только что случилось.

Дэвид. Из всех возможных людей, Дэвид.

Что я наделала?

Я помахала перед собой трясущимися руками, яростно расхаживая по комнате.

Что я чуть не наделала?

Я не могла думать из-за шума в ушах. Сердце продолжало бешено колотиться в груди, а желудок то ухал в ботинки, то подскакивал к горлу. Когда я подошла к столу, мой взгляд упал на музыкальную шкатулку.

Что я хотела сделать?

О, милостивый Боже, я вымостила дорогу к собственной гибели и сделала это с радостью. Теперь невозможно будет встретиться с ним лицом к лицу. Я попыталась разом увязать всё, что мне о нем известно, с тем, что только что произошло, и как бы я ни старалась, мне это не удавалось.

Моим единственным утешением служило то, что никто никогда об этом не узнает.

Но об этом буду знать я.

Я остановилась перед столом и усилием воли взяла себя в руки.

Беспокойство о ситуации не решит проблему. Я провела рукой по чертежам из архивов. Сейчас, когда мы с Дэвидом договорились о совместной работе, у меня больше нет необходимости изучать, как заставить моего робота реагировать на внешнее воздействие. Я могла вернуть две трети чертежей, взятых из архивов. Формально я не должна находиться в архивах без присмотра, но я лишь собиралась вернуть то, что мне дали. Само собой, чертежи будут в большей безопасности в архивах, чем на моём столе, а прогулка вниз в подвалы во многом поможет успокоить мои нервы.

Было поздно, и Академия пустовала. Последние лучи тёмно-красного заката отражались в тусклых стёклах старых сводчатых окон. Бережно держа хрупкие чертежи, я свернула в узкий коридор и спустилась по каменной лестнице до самого конца.

Находясь одна в гнетущей темноте, я побрела вниз по широкому коридору к огромным архивам, располагавшимся в глубине старых подвалов. В винном и пивном погребах по-прежнему горели факелы, их огни трепетали над большими деревянными бочонками. Всё выглядело бы похожим на любой пыльный и старый винный погреб, если бы не большие железные якоря и шестерёнки, прикреплённые к стеллажам — они позволяли Развлекателям сортировать и извлекать любую бочку простым нажатием рычага.

Что-то щёлкнуло, как будто плеть ударила о каменный пол. Я метнулась вперёд и чуть не уронила лампу, быстро обернувшись. Тени удлинились, вытягиваясь из-под бочонков с вином и элем. Мне показалось, что я слышу треск, похожий на огонь, но я ничего не видела.

Страх сыграл шутку с моим разумом, но у меня не было на это времени. Взяв себя в руки, я промаршировала прямо к архиву и проскользнула за большую деревянную дверь в дальнем конце винного погреба.

В архивах царила темнота, но с маленьким кружочком света от своей лампы я сумела положить на один из больших столов всё то, что держала в руках. Я зажгла четыре большие лампы, привинченные к широким каменным колоннам в центре огромного помещения. Между колоннами тянулись полки, заполненные старыми книгами и журналами, а также большие щели для свёрнутых в рулоны чертежей.

Мне нужно поторопиться, чтобы вернуть каждый из чертежей на их место. Боб должен скоро приехать, чтобы забрать меня домой, и у меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Самый старый свиток я приберегла напоследок, потому что чтобы добраться до его места, мне нужно было вскарабкаться по высокой лестнице, прикреплённой к перилам на полках, а я не любила лестницы.

Подобрав юбки, я сумела удержать чертёж и аккуратно подняться по лестнице, хотя носки моих ботинок дважды наступали на подол платья. Падать мне не хотелось, и с высокого места наверху лестницы я воображала, как вижу собственное тело, рухнувшее на пол, и голову, расколовшуюся от удара о твёрдый камень. Мне не хотелось думать о том, сколько пройдёт времени до того, как кто-то обнаружит меня, или что крысы сделают с моим мёртвым телом.

Я задрожала, положив чертёж на место. Затем я начала спускаться вниз по лестнице. Носок ботинка опять зацепился за подол платья изнутри, и я поскользнулась. Я ахнула и вцепилась в лестницу обеими руками, а ноги свободно повисли. Лестница скользнула по перилам, качнув меня на четыре фута вправо, пока я барахталась, чтобы вновь обрести опору под ногами.

Сердце подскочило к горлу, но я сумела найти свою перекладину и снова обрела опору на лестнице. Я стояла там, часто и тяжело дыша, крепко зажмурившись и так крепко вцепившись пальцами в перекладину, что даже засомневалась, сумею ли когда-нибудь их разжать.

Открыв глаза, я обнаружила, что смотрю на тонкую книгу в чёрном, как смоль, кожаном переплёте, засунутую в самый конец, после записей и переплетённых протоколов Собрания. На корешке не было написано ни слова. Одно это уже странно, и этого хватило, чтобы пробудить моё любопытство. Я сняла книгу с полки и, дрожа всем телом от своего почти-падения, спустилась по лестнице.

Я отнесла книгу к столу и рухнула на стул, радуясь, что мои трясущиеся ноги сохраняли устойчивость достаточно долго, чтобы позволить мне дойти сюда. У меня всё ещё не было ни силы в коленях, ни самообладания, чтобы подняться по лестнице и выйти из подвала, поэтому я открыла книгу, чтобы отвлечься, пока не почувствую, что снова могу ходить.

Я пролистала начало книги, которое напоминало очередные протоколы собраний. Страницы содержали расшифрованные стенограммы, но большая их часть была написана на итальянском. Для меня мало прока. Я гордилась своим французским и немецким, но вот мой итальянский был ужасен.

Я переворачивала страницы, но только половина книги была заполнена. Остальная часть пустовала. Когда я положила её на корешок, страницы открылись на последней сделанной записи. Должно быть, она оставлена там недавно.

От прочитанного по тыльной стороне рук пробежали мурашки. Недавние записи были на английском.

«Решение о выдаче Чёрной Метки Улиссу Рэтфорду за обвинение в убийстве и мятежное изобретение».

Я бегло просмотрела следующие две страницы свидетельских показаний против Рэтфорда, которые включали в себя набросок той же самой машины, которую я помогла уничтожить, и свидетельские показания Оливера относительно того, что было найдено в подземелье замка в Йоркшире.

Дойдя до конца записи, я прочитала последний абзац три раза, прежде чем полностью осмыслила масштаб приговора.

«Согласно свидетельским показаниям Оливера Стэнли, герцога Чэдвик, действия Рэтфорда принадлежали только ему, и остальной семье Рэтфордов о них не было известно. Из-за отчуждения от нынешнего наследника для фамилии Рэтфорд будет сделано исключение до тех пор, пока нынешний сын показывает себя достойным Академии. Если он потерпит неудачу, имя будет вычеркнуто из истории Ордена на все времена».

Бедный Питер. Если ему это известно, должно быть, он подвергался ужасному давлению, а я лишь добавила ему бремени.

Хотела бы я найти способ, как убедиться в том, что он не был диверсантом. Я хотела, чтобы между нами всё было так, как в самом начале. Я хотела вернуть своего друга.

Я не могла дольше задерживаться на этой мысли, потому что понимала, что держу в своей руке. Это были записи о каждой Чёрной Метке. Эта книга могла раскрыть правду о том, что произошло между моим дедушкой и Ричардом Хэддоком.

Я быстро пролистала страницы назад, вчитываясь в округлые буквы почерка в поисках любого упоминания фамилии…

«Хэддок».

Вот он, яркий и наглый, как рука самого дьявола. Я поспешно прочитала запись.

«Решение о выдаче Чёрной Метки Ричарду Хэддоку за заговор с целью наживы на военном изобретении».

Изобретение оружия строго запрещено Орденом. Орден никак не выживет, если не будет сохранять нейтралитет в войне. Членство было международным, и одно лишь последнее столетие настроило бы половину членов Ордена друг против друга. Это являлось одной из причин строгого соблюдения правил секретности. Никто не хотел, чтобы из-за Ордена его заклеймили как предателя за связь с врагом Короны, и ни одному Развлекателю не хотелось разрушить Орден из-за политики войны.

Я гадала, что же намеревался изобрести Хэддок, и какую роль в этом сыграл мой дедушка. Я пробежалась глазами по свидетельским показаниям против него, но что бы Хэддок ни пытался изобрести, это было настолько опасным, что даже в этой записи оно упоминалось только как «машина».

В свою защиту Хэддок заявил, что машина предназначена не для войны, а для расчистки земли для установки будущих Развлечений.

Комиссия не поверила ему. По записи непонятно, достиг ли он результатов в создании этой «машины». Я задавалась вопросом, не была ли бомба частью этого оружия.

Мои глаза бегло просмотрели следующий абзац, чтобы увидеть, какая судьба выпала на долю Хэддока. Когда я дошла до последнего абзаца, то едва не выронила книгу.

«При попытке избежать тюремного заключения в ходе разбирательства Герхард Рейхлин свершил правосудие над Ричардом Хэддоком. Роду Рейхлин воздали почести за поимку и победу над таким гнусным преступником. Имя Ричарда Хэддока навсегда вычеркнуто из нашей истории.

Линия Хэддок мертва».

Внизу страницы находился спиралевидный символ, похожий на бараний рог с красным черепом, отпечатанным поверх чёрных чернил.

Я закрыла книгу и сделала глубокий вдох. Хэддок имел все основания мстить обеим сторонам моей семьи. Эта мысль заставила меня похолодеть. Очень хорошо, что он покоится в могиле.

Если только на самом деле он не мёртв.

Если комиссия ошиблась, и Хэддок каким-то образом выжил, ни у кого нет большей причины прилагать усилия к гибели моей семьи, чем у него. Он был Развлекателем и, несомненно, удивительным изобретателем, раз мой дедушка напросился к нему в ученики.

Если он выжил, то, возможно, нашёл способ продлить свою жизнь. Возможно, для этого и предназначалась заводная маска. Хотя подобное изобретение казалось невозможным, я видела, как машина искривляла само время. Продление жизни казалось простым по сравнению с этим.

Мне многое нужно было обдумать, пока я убирала на место книгу и гасила лампы. Боб будет в ярости из-за того, что я заставила его так долго ждать. Мне нужно вернуться в каретник. С поисками доказательства смерти Хэддока придётся повременить до утра.

Аккуратно закрыв дверь, я шагнула в винный погреб. Лампы по-прежнему горели.

— Эй? — позвала я. — Здесь кто-нибудь есть? — мне не хотелось оставлять лампы горящими. Они могли стать причиной пожара. Я медленно повернулась по кругу, прислушиваясь к ответу.

Щелк!

Я снова услышала громкий треск, похожий на выстрел, за которым последовал болезненный вскрик и хруст. Это не в моём воображении. Кто-то попал в беду.

Сильнее сжимая лампу, я побежала на шум и оказалась лицом к лицу со стеной из больших бочек, выстроившихся вдоль стены от пола до потолка. Это тупик… или нет?

Погасив лампу, я прошла через тени, ведя рукой по фасадам огромных бочек. Третья в нижнем ряду странно светилась в темноте, как будто свет пробивался сквозь щель в стене прямо за ней.

Я ощупала фасад, но не смогла найти спусковой крючок или защёлку потайной двери. Просунув руку между бочонками, я наткнулась на толстую пробку, затыкающую бочку. Под пробкой я нашла печать. Поэтому я использовала свой ключ, чтобы открыть её, и крышка бочонка распахнулась.

Через открытую крышку бочки пробивался жуткий зелёный свет. Я поставила лампу у ног и, пригнувшись, шагнула в огромную по размерам бочку.

У бочки отсутствовала задняя часть. Вместо этого там открывался проход в узкий коридор. Я последовала по нему, пока не дошла до приоткрытой двери. Зелёный свет полыхал подобно ударам молнии, треск и щёлканье стали более интенсивными.

Я заглянула в комнату и тут же в ужасе прижала руки ко рту.

Директор Лоренс сидел на стуле, привинченном к платформе, которая приподнималась на четыре-пять футов над землёй. Он был без рубашки, на бледной коже отражалось зелёное свечение большого стеклянного шара над ним. Металлическая корона, соединённая с креслом длинными витками проволоки, окружала его голову. Его глаза были закрыты, а лицо напряглось от боли. Сквозь звук энергии, хлеставшей в сфере, я едва могла расслышать, как вдоль внешних рычагов ужасной машины вращались жужжащие шестерёнки.

Очередной щелчок рассёк воздух, и я отпрянула назад. В стеклянном шаре я видела нечто, похожее на проекцию изображения. Я прищурилась от яркого света, не зная точно, что это за изображение.

Оно постепенно становилось яснее. Сцена представляла собой светящуюся реку струившегося пламени; тёмные железные ведра, подвешенные на тяжёлых цепях, погружались в пламя и поднимали в воздух густой расплавленный металл. Затем появилась птица, большая, с серой головой и искусной решёткой на груди. Её тёмные крылья хлопали над плавильней вокруг. Она была похожа на сокола.

Нет, не на сокола — на кукушку с ярко-жёлтым клювом.

Я не знала, что и думать о птице или о машине. Была ли она предназначена для того, чтобы выдать сны человека? Директор Лоренс вскрикнул, хотя его глаза оставались плотно закрытыми. Сама машина была кошмаром. Я должна ему помочь.

Я сделала шаг вперёд, но тут расплавленный металл из вёдер внезапно накренился и полился на летящую птицу. Она вспыхнула, превратившись в чёрный скелет, прежде чем упасть в огонь.

Директор рассмеялся.

Я отпрянула назад.

Встревожившись, я со всех ног пробежала через бочку и закрыла дверь. Я не хотела знать, чем занимался Директор Лоренс.

Его ужасная машина было Развлечением, к которому я не желала иметь никакого отношения.

Глава 21

На следующее утро я проснулась в своей мягкой постели. Тёплый свет солнца под углом падал на одеяло, свежий букет цветов из моего скромного сада стоял на туалетном столике. Где-то весело пела птица, приветствуя рассвет.

Это было прекрасное утро — утро, которое должно было вызвать у меня приятные чувства и желание жить.

Вместо этого я не могла выбросить из головы отголоски беспокойных снов. Я задрожала, холод пробирал меня до костей. Мне хотелось вернуться в Академию, и я уже придумывала отговорки, чтобы провести больше времени в архивах, разыскивая любую информацию, которую только можно найти про Ричарда Хэддока.

Со мной что-то всерьёз не так.

Чёртова птица продолжала петь, дразня меня тем, на что была бы похожа жизнь, если бы я ушла из Ордена. Но я знала, что никогда бы так не поступила. Я и так уже отказалась от слишком многого. Я отказалась от замужества и выбрала путь, который, казалось, становился только темнее, чем дальше я по нему шла.

Слушая пение птицы, я задавалась вопросом, что за извращённое воодушевление ведёт меня прямиком к опасности, как мотылька на пламя.

И я ощутила внезапное желание приютить бездомную кошку.

Быстро одевшись, я заплела волосы в тяжёлую косу и скрутила её в простой узел у основания шеи. В этот день в Академии уроков не было. Моим навязчивым мыслям придётся подождать.

В течение утра я без труда сводила записи в магазине и занималась инвентаризацией разных ярких игрушек, украшавших полки. Они все казались такими причудливыми.

В магазин зашли четыре разных покупателя, заполняя его хихиканьем, смехом, время от времени просьбами детей, не заботящихся ни о чём в этом мире, кроме страстного желания держать игрушки в руках. Хотелось бы мне быть, как они, видеть перед собой только прекрасное и не знать, какие тайны скрывались за полками.

Когда я отругала маленького мальчика за то, что он набил карманы разноцветными стеклянными шариками, за которые не собирался платить, они, к его огромному огорчению, высыпались через дыру в его кармане и застучали по отполированному полу. Когда я нагнулась, чтобы собрать их, серебряный ключ, который всегда висел у меня на шее, показался особенно тяжёлым, раскачиваясь на цепочке.

В этот самый момент зазвенел колокольчик на входной двери. Стайка разноцветных юбок ввалилась в магазин со знакомым гоготом.

Я сделала вдох, собираясь с силами. Мне следовало знать, что сбежать не удастся. Маленький мальчик удрал, и мне хотелось последовать за ним, послав к чёрту этот магазин.

— Мисс Уитлок, что вы делаете, ползая на четвереньках? — по помещению разнёсся голос безмозглой дочки Торнби. Заносчивый тон. Точно такой же, как на поминках Стромптона.

Господи помилуй.

Я поднялась, крепко держа скользкие стеклянные шарики в кулаке. Девушка была не одна. С ней пришли три её подруги. Их я не встречала. Хотя мне было всё равно. Они смотрели на меня так, будто я была чёрным, как сажа, пятном на их подолах. Я попыталась вспомнить имя девушки Торнби. Оно было каким-то простеньким, вроде Элис… нет, Мэри.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я своим самым вежливым голосом, несмотря на то, что моя рука яростно вцепилась в шарики.

Мэри подошла к марионеткам и лениво потянула за одну из ниточек.

— Мы только смотрим, — сказала она приторно сладким голосом. — Просто пытаюсь определить, есть ли здесь что-нибудь стоящее.

Остальные захихикали, и я почувствовала, как шарики стали горячими в руке. Я наградила её своим самым царственным взглядом и встала за секретер. Я бросила шарики в маленькую коробочку.

— Всё, что вы видите, имеет прекрасное качество. При условии, что вы можете себе это позволить.

Мэри развернулась, и её нос непривлекательно сморщился.

— Я могу позволить себе всё, что захочу, — сказала она, проводя пальцем по кружевной отделке одной из кукол. Она подняла её и поиграла с завитками волос под крошечной шляпкой. — Я действительно люблю приобретать вещи высокого качества, — она окинула прохладным взглядом моё скромное платье. — Но я полагаю, что у вас мало времени на изящество, учитывая всю вашу работу.

— Я справляюсь, — сказала я, быстро подсчитывая свои приходно-расходные книги. Возможно, если я проигнорирую её, она спонтанно воспламенится и сгорит.

— Хммм. Если вы настаиваете, — она положила куклу обратно на полку и повернулась ко мне. — Буквально на днях граф Стромптон потратил всё утро на приобретение действительно дорогостоящей вещи. По словам Пруденс, он потратил целое состояние на очень богато украшенную музыкальную шкатулку, прежде чем отправиться в монастырь.

Это поразило меня, и я не могла скрыть этого. Люсинда предупреждала меня о склонности к шпионажу в рядах Общества, но это просто нелепо.

Мэри явно ощутила, что попала в точку, и решила снова нанести удар.

— Учитывая, что музыкальная шкатулка, перевязанная серебряным бантом, едва ли является нормальной покупкой для молодого графа, мне пришлось задуматься, кому предназначался этот подарок.

Я изогнула бровь.

— Его матери?

— О, вы считаете себя такой умной. Вам следует быть осторожнее, дорогая. Мужчинам не нравится компания невзрачных женщин с острым умом, — теперь всё её лицо сморщилось, а натужная улыбка напоминала маленькую рычащую собачку.

Невзрачная. Ну серьёзно. Ей стоило бы придумать что-то получше. Как будто она сама обладала неземной красотой.

— Если это правда, и мужчины действительно предпочитают компанию фривольных женщин с недалёким умом, то у вас не должно быть недостатка в поклонниках, — я пожала плечами и вернулась к своим цифрам.

Мэри положила ладони на секретер и наклонилась над ним; в её жёлто-зелёных глазах горела отчётливая ярость.

— Не прикидывайся тут. Я знаю, какая ты. Ты можешь думать, будто ты такая выдающаяся из-за выдвижения в Академии, но ты всего лишь алчная шлюха. Я знаю о твоём любовнике-цыгане, а теперь ты положила глаз на лорда Стромптона. Я уничтожу тебя, если ты когда-либо подумаешь, что стоишь внимания лорда Стромптона. Директор, может, и взял тебя под своё крыло, но на самом деле ты пошла по стопам жены директора, — её голос едва ли был громче шёпота, но я ощутила её слова как пощёчину.

Я задрожала, внезапно почувствовав боль, как от физического удара. Слезы жгли глаза, но, разумеется, я не могла позволить им пролиться. Как она смеет называть меня шлюхой?! Она расхаживала по городу в дорогих платьях, с хихикающими подругами и отвратительными слухами. Это не я охотилась за богатым мужем, как бешеная собака. Но это я готова была расплакаться перед этой ужасной негодяйкой. Я точно не расплачусь. Я не собиралась доставлять ей такого удовольствия, хотя и чувствовала себя так, словно она только что пырнула меня ножом.

Она того не стоила. Мне пришлось проглотить горечь во рту. У меня имелась пара ласковых словечек, которыми я могла бы её наградить. Невысказанные оскорбления ощущались как яд на языке, но я отказывалась опускаться так низко. Вместо этого я прибегла к правде.

Я обошла секретер, держа одну руку на нем, чтобы не поддаться искушению и не ударить её.

— Лорд Стромптон будет добиваться расположения той, кого пожелает. Если вы чувствуете необходимость прийти сюда и донимать меня тем, что он предпочитает делать со своими деньгами и подарками, это мало что говорит обо мне. Зато это ясно указывает на его чувства к вам — точнее, на отсутствие таковых.

Мэри фыркнула, потом изо всех сил постаралась изобразить на лице натянутую улыбку, но вышло не очень. Я видела ненависть в ней, и её раздражение проявилось в том, как она стиснула свой ридикюль.

— Идёмте, дамы. Я не вижу здесь ничего ценного, — и они все, как одна, вышли за дверь, весело звякнув колокольчиком.

Я выдохнула, позволяя своим рукам задрожать. Я выиграла битву, но очевидно, что до завершения войны ещё далеко.

Вопрос был в том, как далеко она готова зайти? Похоже, она из тех, кто попытается погубить меня сплетнями. Один слух можно легко опровергнуть, но никто не в силах противостоять батальону лжи, исходящей от множества людей. Я не сомневалась, что её подруги радостно заработают языками.

Ибо какими бы ужасными и скандальными ни были эти слухи (особенно те, что касались директора) меня волновали только мои собственные слова. Я практически признала, что Дэвид ухаживает за мной, и вскоре подружки Мэри распространят этот слух по всему Обществу, с её помощью или без неё.

Нашу свадьбу спланируют за две недели.

Уилл не порадуется, услышав новости о том, что я предназначена графу. Даже если это никогда не было правдой.

Не считая одного танца, мы с Дэвидом едва ли обменялись хоть одним добрым словом. Ни у кого не было никаких оснований верить, что я испытываю к нему привязанность.

В шее и руках возникло покалывающее ощущение. Я скрестила их на груди. Дэвид также был надоедливой проблемой. Как только он услышит о том, что я сказала Мэри, его преследованию не будет конца. Он ясно выразил свои намерения.

Я окажусь в ситуации, где единственный мужчина, которого я хочу, будет ненавидеть меня, а тот мужчина, которого я не хочу, будет за мной ухаживать. Почти как у Шекспира, хотя не так смешно. Я лишь надеялась, что всё не закончится трагически.

Мне это не нужно. Ничего из этого. Мне не нужно тёмное пятно неуверенности в себе, медленно растекающееся по мне, как чернила, впитывающиеся в бумагу. Мне не нужны скандалы и обман. Мне не нужны бесчисленные мелкие инструменты, пружины и болты, которые я постоянно доставала из кармана каждый вечер. С меня довольно.

Ни один человек в здравом уме не стал бы продолжать эту пытку без всякой выгоды для себя. У меня нет друзей в Академии, только презрение. У меня нет одобрения, только саботаж; а восхищения, выражающегося в форме притязаний Дэвида на меня, я совершенно точно не просила. Оно не делало мою жизнь легче.

Довольно.

Я схватила с секретера кусок пергамента и написала простое и лаконичное письмо главе Ордена. Мой почерк выглядел нетвёрдым и корявым, но достаточно разборчивым. Я не была дурой и не собиралась мучить себя понапрасну, тогда как в Шотландии меня ждало совершенно прекрасное будущее.

В этом вся суть. Было время, когда я думала, что обучение в Ордене — это великолепно, и каким-то образом это сделает меня цельной. До сих пор Академия не давала мне ничего, кроме раздоров.

С меня хватит.

Миссис Бриндл вошла как раз в тот момент, когда я заканчивала запечатывать конверт. Она бросила на меня один взгляд, и на её лице тут же отразилось беспокойство.

— Всё в порядке, дорогая?

Я встала ровно с высоко поднятой головой.

— Конечно, — я протянула ей письмо резким движением руки, хоть оно и задрожало в воздухе. — Пожалуйста, немедленно отправьте для меня это письмо, а потом передайте Люсинде, что ей нужно найти нового владельца магазина. Утром я уезжаю в Шотландию.

***

Ранним утром следующего дня я упаковала все свои скудные пожитки в маленький чемодан. Я поставила его около двери и стала ждать, пока Боб запряжёт двуколку. Мне нужно успеть на электричку до Инвернесса.

В моём багаже не было ни единой книги. Я оставила дневники Саймона Прикета там, где они должны быть — в его мастерской. Больше я в них не нуждалась.

Как раз, когда я заканчивала последние счета, открылась дверь, и колокольчик звякнул, атакуя мои нервы.

— Мы закрыты, — рявкнула я.

— Нет, для меня не закрыты.

Я подняла взгляд и увидела стоящую в дверях Люсинду. У неё был угрюмый взгляд гувернантки, которая очень разочаровалась в своём ученике. Одна часть меня хотела ринуться к ней и покаяться во всех бедах. Другая часть ненавидела её за то, что она там стояла, потому что я знала её намерения.

— Ты не сможешь меня остановить, — я закрыла книгу со счетами.

Люсинда даже не моргнула.

— Тогда, полагаю, удачно сложилось, что я оказалась в Лондоне. Я могу проводить тебя.

— Спасибо, — насторожившись, я чувствовала, как она сверлит взглядом мою спину, пока я выходила из магазина, чтобы забрать шляпку и перчатки с камина в гостиной. Люсинда последовала за мной и осталась в дверях, преградив мне дорогу.

— Сбегать — это на тебя не похоже, — она сняла шляпку, легонько удерживая её за ленты. Как мило с её стороны устроиться здесь как дома. Она могла надевать свою шляпку обратно, потому что я не собиралась оставаться.