Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

Глава первая

Когда я впервые столкнулся с этой блондинкой, был холодный унылый вечер. Я только что приехал с Пенсильванского вокзала и едва успел открыть дверь в свою квартиру. Свернувшись на моем диванчике, она слушала мое же радио и потягивала свой собственный бренди. По крайней мере, я решил, что свой, потому что сам бренди не люблю и никогда его не покупаю.

При виде ее наряда я остолбенел. Черные трусики, черный лифчик — и все. Уютно подогнув под себя ногу, она мне мило улыбалась. Я раньше никогда ее не видел, и глазел с отвисшей челюстью, забыв даже войти и поставить свой пятидесятифунтовый багаж.

Это была длинноногая, пышногрудая особа с округлыми формами, канареечно-желтыми волосами и жемчужной кожей, потрясающе оттененной черным бельем. Даже алкогольный блеск не мог заглушить тепло и искренность ее глаз. Бывало и раньше, что женщины так на меня смотрели, но не в такой же ситуации.

— Джордан? — почти прошептала она.

Не отрывая глаз, я только кивнул.

— Вы немного опоздали.

Я поставил дорожную сумку и осторожно вошел:

— Напротив. Я даже рано.

Это правда. Я прибыл в город на борту «Королевы солнца» всего двадцать минут назад и на неделю раньше положенного. Недели в Майами хватило по горло. Бешеные скорости, проматываемые состояния, женщины с выпирающими из кукольных купальников грудями умопомрачительных размеров и сверкающие бриллиантами такой же величины — все это осточертело. Тамошняя страсть к наслаждению ужасает, поэтому под влиянием порыва я сбежал из Города Чудес, никого не предупредив в Нью-Йорке.

А здесь, дома, эта блондинка, смущенная не более гимнастки на трапеции. Одежда ее оказалась небрежно брошенной в угол. На кожаной подушке валялось платье цвета мха, пальто и шляпка в цвет с щегольским зеленым пером.

Я неловко остановился напротив, копаясь в памяти. Даже на таком расстоянии в ноздри бил запах жасмина, смешанный с алкогольными парами. А она полуприкрыла глаза и улыбалась. Бессмысленное выражение лица говорило, что она либо пьяна, либо успешно к этому идет.

— Пристраивайся, — ручка с бордовыми ногтями хлопнула по дивану рядом с собой.

Самец внутри меня шептал: «Не стой как чурбан, Джордан. Валяй. Дареному коню в зубы не смотрят». Но внутренний юрист протестовал: «Расслабься, старик, не спеши. Не все то золото, что блестит. Здесь отдает подлянкой». Мысли неслись вихрем. Она не ошиблась дверью, потому что назвала меня по имени. Ее не могли подослать знакомые со специфическим чувством юмора, потому что никто не ожидал моего приезда.

Я покачал головой:

— Слушай, сестренка, это все прекрасно. Я глубоко польщен. У тебя потрясающее тело, и в другое время я был бы рад. Но я покрыл тринадцать тысяч миль, я усталый, пыльный и не в настроении для развлечений. Мне нужна ванна и десять часов сна. Короче, я хочу побыть один. И я хотел бы знать, как ты попала сюда, и что это за шутка.

— Шутка? — ее губы дрогнули и застыли. Казалось, она смутилась. Но потом пожала плечами и пристально на меня посмотрела. — А, понятно, ты смеешься.

— Я грязен по уши, — уверил я.

Улыбка сбежала с ее лица, будто она откусила яблоко и увидела там только половину червяка.

— Скажи, — потребовала она ответа, — разве это не Драммонд?

— Да.

— Квартира 7Е?

— Верно.

— Ты Джордан?

— Если верить свидетельству о рождении, то да.

Она потянулась и опять заулыбалась:

— Тогда расслабься и предоставь все Вирне. Вирна знает, что делать.

— И что Вирна собирается делать? — поинтересовался я.

— Увидишь, — захихикала она. — Прямо сейчас. Иди сюда и расслабься.

Она взяла стакан и хлебнула бренди. Нет, она положительно меня беспокоила. Я нахмурился.

— Оденься.

— О, нет, — она затрясла головой. — Ты не понимаешь. Без одежды намного лучше, потому что…

Звонок в дверь оборвал ее тираду. Будто к дивану подключили ток — она подпрыгнула и резко оживилась: щелкнула зубками, как шелк с прилавка, соскользнула с дивана, толкнула меня на стул, ловко вскочила на колени и обвила мою шею руками. Склонив голову к плечу, она хрипло прошептала:

— Не обращай внимания.

И поцеловала. Крепко. А я сидел, ошеломленный, неподвижный и остолбенелый, как манекен.

Но даже без моего участия она была хороша, очень хороша, настоящий ас, и мной завладело мягкое сладкое головокружение.

И вдруг нам составили компанию.

В комнату бесшумно шагнул мужчина и застыл. Это был Джордж, наш негр-швейцар, с двумя бутылками имбирного пива, которые я мимоходом попросил принести. Нижняя его губа отвисла, он дважды быстро сглотнул. Потом столкнулся со мной взглядом, подмигнул, тихо поставил бутылки на пол и скрылся.

Вот так. Блондинка все еще сидела у меня на коленях, присосавшись к моему рту, а с меня было более чем достаточно. Я взял ее за подбородок и высвободился.

— Кто это был? — пробормотала она.

— Наш швейцар, — ответил я. — Слезай.

Она вцепилась мне в шею. Глазки блестели, бесформенный рот, мокрый от спиртного, голодно тянулся вверх.

Мне вдруг неодолимо захотелось, чтобы она исчезла. Из моей квартиры и из моей жизни, это красивое тело, пары бренди, либидо и все остальное в придачу.

Она поморщилась и угрюмо спросила:

— Я тебе не нравлюсь?

— Ты в порядке, — ответил я. — Только запах…

Я разорвал ее хватку и встал. Она слетела с моих колен и грузно рухнула у ног на ковер. И там и осталась сидеть, опираясь на руки и глупо моргая на меня пустыми глазами. В остекленевших глазах начинал зарождаться слабый проблеск сомнения. Губы задрожали, и она вдруг глупо обиделась:

— Ты сошел с ума. У меня духи из Парижа. Десять долларов за унцию. Они называются «Бедствие».

— Меня не волнует, даже если они называются «Катастрофа», — ответил я. — Вставай и одевайся.

У нее отвисла челюсть. Она была сбита с толку:

— Эй! Я не понимаю.

— Тогда я объясню, — я поднял ее одежду и швырнул к ее ногам. — Оденься и рассказывай. Если через пять минут ты не будешь одета, я вышвырну тебя в холл нагишом. Я не шучу. И меня не волнует, что подумают соседи. У меня дурное настроение, и оно становится все хуже. А теперь поживее!

Ее широко распахнутые глаза стали похожи на сливы-венгерки. Она недоверчиво уставилась на меня. Внезапно лицо ее переменилось, скривилось и стало жестким, непроницаемым, на глазах приобретая печать порочности. Она принялась грубо и со знанием дела ругаться.

Я рывком поднял ее, схватил за плечи и встряхнул. Далеко не нежно. Желтые волосы в беспорядке рассыпались по лицу. Зубы клацнули.

— Прибереги выражения, — прорычал я, — для того, кто их оценит. Отвечай, что ты здесь делаешь?

— Ой, — захныкала она, — мне больно.

В губах под толстым слоем помады не было ни кровинки, язык вывалился наружу. Я отпустил ее и отступил. Она пошатнулась.

— Я хочу выпить, — пробормотала она.

— Сначала скажи.

Губы упрямо сжались.

Я кивнул.

— Хорошо. Валяй. Только глоток. И можешь прихватить бутылку.

Она дотянулась до бутылки, налила себе порцию, которая свалила бы жокея-ирландца. И влила в себя одним махом, как лекарство. Это надо было видеть.

Я сказал:

— Надеюсь, это развяжет тебе язычок, милая. А теперь послушаем твой рассказ.

Она стукнула стаканом об стол и подалась вперед.

— Я расскажу, много чего расскажу. Никто не может так обращаться с Вирной и выйти сухим из воды. Кто-то заплатит. Подожди…

— Жду, — кивнул я. — И слушаю.

Ее лицо окаменело, ноздри раздулись. Она глубоко судорожно вдохнула и вздрогнула всем телом. На висках выступили капельки пота. Щеки покрыла желтоватая бледность, и она вцепилась в диван, чтобы не упасть назад.

— Ты знаешь, кто послал меня… потому что… потому что…

Слова сорвались в сбивчивый шепот, потом в тяжелое дыхание.

Она стояла напротив, пытаясь что-то сказать. Но из перекошенного рта не вылетало ни звука. Очень медленно ее зеленые глаза закатились и под тяжелыми веками остались только белки с прожилками.

Очень медленно, по дуге, словно в теле не было ни косточки, ни мускула, она плавно опустилась на пол, как оплывающая восковая свеча.

Глава вторая

Волосы рассыпались и искрились в свете лампы, а она лежала и храпела, как астматик-пропойца.

Плотно зажмуренные глаза, тяжелое рваное дыхание. Она была пьянее сотни матросов в субботнее увольнение.

Я выругался и стал обдумывать варианты.

Можно дать ей проспаться и снова попробовать расспросить. Можно вытащить на улицу, загрузить в такси и велеть водителю отвезти ее домой. Первое я отверг сразу. В ближайшие пятнадцать часов не получится. Второе требовало вначале кое-что выяснить.

Я вывернул ее сумочку на диван. Там было на удивление мало барахла. Отмычка, флакон духов, который я взял с величайшей осторожностью. Если бы он разбился, можно убираться из здания. Стодолларовая банкнота, новенькая и хрустящая. Ничего, кроме безделушек. Никакого адреса. Никаких данных о владелице. Ничего, кроме тридцати трех центов в кошелечке и обрывка плотной бумаги, на которой чернилами выведено мое имя и адрес: Скотт Джордан, 7Е, Драммонд.

Это уже чересчур.

В сумочку вернулось все, кроме клочка бумаги. Я нахмурился. Без адреса я не могу отправить ее домой. Но ясно одно: здесь она не останется. Я запихну ее в такси, и пусть шофер катает ее по парку, пока не протрезвеет. Свежий воздух этому способствует.

Одеть ее оказалось задачей не из легких. От нее, понятно, проку не было вообще. Прислонив ее к дивану и подняв ей руки, я умудрился натянуть на голову платье. Она была безвольной, как умирающая гусеница. Дважды она валилась мне на руки, и дважды я полной грудью вдыхал жасмин с алкоголем. Наконец я застегнул молнию на боку.

На плечи я накинул ей пальто цвета мха и застегнул пуговицу под подбородком — вроде накидки. Потом отыскал пару туфель, застегнул на ее босых ногах — чулок в зоне видимости не было — и готов был трогаться.

Меня беспокоило ее дыхание. Тяжелое, хриплое. Она рывками всасывала воздух. Лицо стало очень мокрым, румяна спеклись во впадинах под скулами. Это обычная реакция на алкоголь, но мне это не нравилось.

Я наспех обыскал спальню. Все в порядке. Кровать не смята, ящики закрыты, все под контролем. В действительности я не знал, что ищу, но после блондинки в гостиной в спальне мог оказаться брюнет или альбинос. Их там не было.

Спустившись на улицу, я махнул такси и направил его к служебному входу.

— Что случилось? — поинтересовался водитель.

У субъекта была квадратная челюсть и острые уши, которые не давали твидовой кепке съехать на глаза. Я сложил десятидолларовый билет и помахал перед его носом. Он втянул воздух, как легавая.

— Хочешь? — спросил я.

Он бросил на меня косой взгляд.

— Кого надо убить?

— У тебя совесть есть?

— Ага. Как у кошки.

— Хорошо. У меня тут наверху девица, которая перебрала спиртного.

— Упилась?

— В стельку. Я стащу ее вниз и положу в твою машину. Покатай ее, пока не протрезвеет.

— А потом?

— Высади у ближайшей подземки. Довези до Лос-Анжелеса. Отвези домой. Что ей захочется.

Он пристально на меня взглянул:

— А что, если она проспит всю ночь?

— Воздух приведет ее в себя. Если она очнется через десять минут, я денег назад не потребую.

Он в раздумье втянул воздух сквозь зубы:

— Где живет эта дама?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Ты получишь еще столько же, если доставишь ее домой и принесешь мне ее адрес. Зайдешь к Джордану.

Он все еще пытался увильнуть:

— А если она живет в Уайт Плейнс?

— Леди прекрасно экипирована. Она в состоянии заплатить. Десятка — только задаток.

Он загорелся и мотнул подбородком:

— Твоя взяла, парень. Тащи ее сюда.

Я оставил его и вернулся в квартиру. Блондинка опять развалилась на полу. Она была еще бледнее, лицо ужасно отекло, приоткрытый рот обнажил краешки зубов. Я нахлобучил ей на голову кожаную шляпку, сунул ее кошелек себе в карман и уже почти поднял ее с пола, как снова раздался звонок в дверь.

Пришлось отпустить ее, и она мешком свалилась на пол. Я стоял без движения с похолодевшей спиной, склонив голову на бок и навострив уши. Никто не знал, что я дома, и посетителей я не ждал. Мгновение было тихо, потом звонок задребезжал снова с настырностью пожарной сигнализации.

Звонили решительно. И пусть звонят. Через некоторое время все стихло, и я осторожно выдохнул.

Я уже начал улыбаться, когда звонок снова забился в конвульсиях.

Я шепотом бормотал молитвы на арабском, на хинди и на китайском — напоминание о последней войне. И замолчал только вместе с умолкнувшим дребезгом. Больше он не повторился.

Вместо этого в дверь забарабанил тяжелый кулак. Я ощетинился, как кот, резко выдохнул, широкими шагами подошел к двери и рванул ручку.

В коридоре стояли трое. Двое мужчин и девушка.

Стучавший мужчина уже снова занес кулак и едва не рухнул в комнату. На носу картошкой держались очки толщиной в ладонь. Нос огромный — просто бесформенный урод, прилепленный визажистом с мрачным чувством юмора. Черный котелок на голове, и длиннополое пальто бьет по коленям.

Сбоку стоял нервный молодой человек с нездоровым цветом лица и пустой ухмылкой. Я повернулся к девушке и одарил ее пронзительным взглядом. Она ответила тем же. У нее была стройная, изящная фигурка, волосы цвета полированной меди и живые голубые глаза. Она чуть приоткрыла ротик, глядя на меня, и на миг я почувствовал слабость. Казалось, когда-то давно мы с ней встречались. Ее прямые бровки сдвинулись…

И тут мужчина в котелке резко и гнусаво произнес:

— Ладно, заходите.

Тяжелые линзы очень увеличивали его глаза. Костлявая рука упала мне на плечо. Я мягко заметил:

— Расслабься. Куда ты собрался?

— Внутрь.

Я покачал головой:

— Подумай еще раз.

Он казался удивленным. Глаза засверкали.

— Что это — насмешка?

— Вряд ли. Что тебе надо?

— Я хочу войти, — ответил он.

— Не сегодня, братец.

Глаза девушки широко распахнулись. Она недоуменно тряхнула головой.

— Это — это не Боб, — сказала она.

Мужчина бросил на нее хмурый взгляд. Когда он обернулся ко мне, черные брови уже сошлись на переносице. Такие глаза подсматривают во многие замочные скважины и видят многие вещи, среди которых мало приятных. Он опорожнил легкие и сказал:

— В любом случае, давай посмотрим.

Я занял позицию поустойчивей и отрезал:

— Убери от меня свои лапы!

Он снял руку с моего плеча и положил ее мне на грудь. Не следовало этого делать.

— Ты сам напросился, — сказал я.

И я ему дал. Это был великолепный удар. По такому носу не промажешь. А я приложился всем весом. Кулак сработал, как поршень, и его голова неловко вывернулась назад. Он отлетел к противоположной стене. Черный котелок упал и покатился по ковру. Один миг все оставалось по-прежнему, а потом внезапно его нос превратился в раздавленный помидор.

Молодой побелел. Дефекты на его лице превратились в сыпь. Он попятился бочком, втянув плечи и судорожно глотая воздух.

Девушка не завизжала. Она вытаращилась на меня. Взглядом страстным, даже жадным. И словно в приступе желания закусила пухлую нижнюю губку.

Высокий вытащил большой серый платок, зажал им нос и откинул голову, давая крови подсохнуть. Через минуту он опустил подбородок и взбешенно взглянул на меня.

— Все еще горишь желанием войти? — вежливо поинтересовался я.

— Кто-то за это поплатится, — ответил он.

— Не я, — сказал я. — Дом человека — его крепость, и он имеет право защищать его до смерти. Я могу назвать прецеденты.

За прищуренными веками плескался смертельный яд. Он водрузил на место котелок и прошествовал к лифту. Молодой бросился следом. Девушка осталась на месте. Я улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ так, будто демонстрировала хит сезона.

— Ты Скотт Джордан.

— Так утверждает мое свидетельство о рождении. Но я уже начал сомневаться.

— Могу я войти?

Я подумал о лежащей на полу блондинке. Заметив мои колебания, она добавила:

— Я бы очень хотела поговорить с тобой.

Я качнул головой:

— Как-нибудь в другой раз.

Как-то странно она на меня посмотрела.

— Где… мы искали Боба Камбро.

— Его здесь нет. Когда я его найду, я его убью.

— Я… я не понимаю.

— Я все объясню на его похоронах.

Двери лифта с лязгом распахнулись. Лифтер объявил:

— Вниз.

Она одарила меня быстрой, какой-то прощупывающей улыбкой, резко повернулась и бросилась к кабине. Как лань при звуке выстрела.

Я закрыл дверь и постоял неподвижно, размышляя о Бобе Камбро со смешанными чувствами. Перед Майами я прокатился на юг, чтобы сговориться о продаже его лачуги на Палм Бич, маленького домика на пятнадцать комнат, с садом, бассейном и теннисным кортом. Боб был моим хорошим клиентом, хорошим по нескольким причинам. Мы вместе ходили в школу, у него было больше денег, чем он мог потратить, и он постоянно попадал в неприятности. Живя в Нью-Йорке, я дал ему ключ от своей квартиры. Теперь я это вспомнил, и это почти объясняло присутствие блондинки.

Я вошел в гостиную и нахмурился. Боб — отъявленный кобель. И безудержный транжира. Возможно, она — одна из его амурных шалостей. Он коллекционировал женщин, как другие коллекционируют марки или лошадей. Это было его хобби. Он был женат, но недавно развелся.

Блондинка все еще была в отключке и дышала прерывисто и неровно. Я поднял ее и отволок к грузовому лифту. Старик-лифтер распахнул дверь и впустил нас, не моргнув глазом. Еще одна пьянчужка не испортит репутации нашего здания. Кроме всего прочего, это не его здание.

Водитель такси выскочил и открыл дверь. Я уложил блондинку на заднее сидение. Она кувыркнулась вниз, юбка задралась до уровня округлого белого бедра. Водитель присвистнул:

— Парень! Вот это я называю конфеткой!

Я еще не успел вытащить десятку, как он ее уже схватил.

— Ты знаешь, что делать, — сказал я.

— Не волнуйся, парень. Я всегда знаю, что делать.

— Не открывай окна. Она вспотела. Слишком сильный сквозняк ей повредит.

— Будь уверен, — он спешил уехать.

Я швырнул кошелек ей на колени. Мотор заработал, и машина рванула вперед. Когда она скрылась за поворотом, я испустил долгий облегченный вздох.

Вернувшись в квартиру, я смешал «хайболл», отнес его в ванную, налил до краев горячей воды, разделся, забрался туда, закрыл глаза и расслабился. Спокойная, приятная вялость пробралась в тело, как ночной разбойник. Я дотянулся до бокала и сделал глоток. Я почти пришел в себя. Дремота тянула веки вниз, как два мешка с песком. В тумане я увидел медновласую девушку и подумал: неужели она тоже одна из подружек Боба Камбро? Мысль мне не понравилась.

Звонок снова забился в истерике.

Я застонал и с усилием встал. Мне не так многого хотелось. Только покоя и тишины. Я уже решил заклеить звонок бумагой, когда трезвон затих.

Только я расслабился, как снова услышал шум. Скрип шагов. В квартире.

Я встрепенулся. Там кто-то бродил.

— Эй! — заорал я.

Ни слова.

Тяжелые шаги пересекли спальню. Мой взгляд присох к двери. И тут материализовался он.

Это был крепкий смуглый мужчина. У него было квадратное, мускулистое лицо цвета дубленой конской кожи, плоский череп покрывали блестящие черные волосы. Швы серо-голубой формы офицера морского торгового флота, казалось, вот-вот лопнут на мощной груди. Он полоснул меня глазами, серыми, холодными и твердыми.

Я упал на край ванны и уставился на него.

— Где она? — спросил он сквозь стиснутые зубы.

— Кто?

На виске голубой диагональю запульсировала жилка.

— Умничаешь, да? Слушай, Джордан. Мне нужна Вирна. Я разыщу ее, даже если придется разнести все на части. Где она?

Я покачал головой:

— Слушай, я не имею ни малейшего понятия, кто ты такой и о чем ты говоришь. Даже больше, меня это не колышет. Это моя квартира, и проваливай отсюда к черту.

Он согнул правую руку, сжал кулак и посмотрел на него. Такой рукой хорошо корчевать деревья, если не нашлось топора. Он загрохотал:

— Она была здесь. Я видел, как она входила.

— Никого не было, — яростно заорал я. — Я был один — пока не явился ты.

Он твердо встретил мой взгляд. Меня же от его взгляда бросило в дрожь. Он вернулся в спальню. Я слышал, как он рыскал по ней. Вскоре он появился на пороге, расставил колонноподобные ноги, и меня обдало колючим морозом.

— Сейчас ее нет, — сказал он. — Но она здесь была. Я чувствую запах ее духов. Вот что, Джордан. Держись от нее подальше. Если ты хоть раз протянешь лапы к Вирне, я тебя убью.

С этими словами он повернулся и вышел. Здание содрогнулось, когда он шваркнул дверью.

Я весь превратился в большую рану. С какой стороны ни глянь, это бред. Врывается парень с баржи, которого я не знаю, и угрожает убить меня за то, что я дотронусь до девушки, которую глаза бы мои не видели.

Я вылез, наспех вытерся, почти добежал до двери и нашел ее приоткрытой. Я захлопнул ее и запер на ключ. Потом заклеил звонок бумагой. Потом открыл окно и выветрил запах жасмина.

Потом забрался в кровать и принялся за детектив, написанный престарелой английской леди, который начинался в доме приходского священника и развивался с неистовой энергией замордованной черепахи.

На третьей странице я уже спал.

Мне снился сон. Мне снилось, что я бегу за раздетой блондинкой, и что мужчина в серо-голубой форме пытается меня остановить. Он вцепился мне в плечо и тащит назад.

Глава третья

Я очнулся. Сознание явно не желало возвращаться. Меня трясли за плечо. Тяжелой рукой.

Далекий голос произнес:

— Пациент скорее жив. Слишком теплый для мертвеца.

Я вскочил. Вряд ли я проспал больше двух часов.

Голова чугунная, в глаза как песку насыпали, мышцы онемели и застыли. Распухший язык на вкус казался сухой тряпкой.

— Вшедело? — попытался я выплюнуть натолканный в рот пух.

Тощая морда с темными навыкате глазами расплывалась в фокусе. Я еще не знал этого лица, но мне предстояло запомнить его надолго.

— Джордан? — спросило лицо.

— Да, — моргнул я.

— Ладно, парень, вставай. Вылезай из постели, — он не собирался идти на компромиссы.

Я спустил ногу на пол, поднял голову и застонал. Я был абсолютно разбит. Я чувствовал себя отвратительно. Даже хуже, чем если бы совсем не спал. Подняв глаза, я заметил в комнате еще двоих мужчин. У одного были волосы цвета ржавчины, холодные глаза и лицо выразительное, как чемодан. Формы на нем не было, но все выдавало в нем копа. Рядом стоял старик-лифтер грузового лифта.

Плосколицый оглянулся на него и ткнул в меня большим пальцем:

— Эта пташка?

Старик закивал.

— Да, сэр. Это он, все верно. По-моему, его зовут Джордан. Я не знаю постояльцев по именам, но это он спускал даму в моей кабине. Он ее нес, думаю, она была пьяна. Я так думаю. Она очень похоже дышала. Я не сказал ни слова. Это не мое дело. Я просто лифтер и…

— Как она выглядела?

— Желтые волосы. Более желтых волос вы не встретите. Симпатичная. Не надо ей столько пить.

Я уже совершенно пришел в себя.

— Эй! — сказал я. — В чем дело? Что происходит?

Плосколицый сверкнул золотой бляхой, пришпиленной к кожаной книжечке.

— Лейтенант Джон Нолан, — негромко представился он. — Отдел убийств.

— Убийств?

— Успокойся, парень. Не трать силы попусту. Нам много о чем надо поговорить.

У меня похолодело внутри и засосало под ложечкой.

— Поговорить? — спросил я. — О чем?

Он не ответил и обернулся к рыжеволосому:

— Давай сюда задержанного, Верник.

Верник вышел, а Нолан принялся критически меня разглядывать. В темных глазах светился ум. Линия челюсти решительная, однако не агрессивная и не высокомерная. Вернулся Верник. Вместе с таксистом с помятым лицом.

Тот был напуган и нервно вцепился пальцами в воротничок. Бегающие глаза наткнулись на меня, и он затряс пальцем, дрожа от ярости.

— Это он! — проблеял он. — Сукин сын, который взвалил на меня девку. Он сказал, что она пьяна. Велел повозить ее, пока не протрезвеет. Когда я обернулся к ней, она валялась на полу машины мертвая, как камень.

Я вскочил. Мгновение я не мог говорить, глотку перехватило. Конечно, я это уже подозревал, но все же меня потрясло. Шумно выдохнув, я уставился на него.

— Ты! — вопил он. — Впихнул мне в машину мертвую девку и сунул вшивую десятку, чтобы от нее избавиться.

Я сглотнул.

— А сколько ты хотел — пятнадцать? — я пытался хохмить. Просто ничего другого не смог придумать.

Он рубанул ладонью воздух:

— Вот видите, он признает! Он знал, что она откинет копыта. Грязный сукин…

— Ладно, — оборвал Нолан. — Уведи его, Верник.

Верник вывел его вон.

Я посмотрел на лейтенанта:

— Я не понимаю. Она действительно мертва?

— Мертвее не бывает, — он и глазом не моргнул.

— Но как, когда…

— Ты не знаешь? — спросил он, бросив взгляд искоса.

Я развел руками:

— Откуда мне знать? Она была жива, когда я волок ее к такси. Я думал, она пьяна. Что ее убило?

— Яд. Возможно, в спиртном, которого она налакалась. Результаты мы получим вечером. Что она пила?

— Бренди, — ответил я.

— Это? — он вытащил из кармана бутылку.

Я медленно кивнул.

— Думаю, да.

— Твой?

— Нет. Я не люблю бренди и никогда его не покупаю.

Он скептически скривился:

— Как оно сюда попало?

— Не знаю. Должно быть, принесла с собой.

Верник вернулся и наблюдал за мной, сунув руки в карманы. Нолан спросил:

— Как ее звали?

— Вирна, — ответил я.

— Вирна — как дальше?

— Не знаю. Я никогда ее раньше не видел. Это звучит чертовски глупо, знаю, но ничего не могу поделать. Я только этим вечером вернулся из деловой поездки, а она была здесь — сидела в моей гостиной с бутылкой бренди. И чувствовала себя как дома. Клянусь, я не знаю, кто она и как сюда попала.

Верник фыркнул.

Я свирепо посмотрел на него.

— Как насчет ее сумочки?

Нолан покачал головой.

— Ничего. Итак, ты нашел ее здесь. Что случилось?

— Она здорово набралась и повисла на мне. Потом потеряла сознание раньше, чем мне удалось ее расспросить.

— И ты отнес ее вниз и сунул в такси.

— Точно. Здесь она мне не нужна. Я решил, что она протрезвеет и скажет водителю, куда ее отвезти.

Нолан повернулся:

— Приведи швейцара, Верник.

Штатский дошел до двери и вернулся через мгновение с Джорджем. Бедняга Джордж! Он тяжело глотал слюну, лицо его блестело от пота.

Нолан спросил:

— Ты помнишь, что сказал нам, Джордж?

— Да, сэр.

— Повтори.

Джордж облизал губы.

— Ну, сэр, когда мистер Джордан вышел из такси с багажом, он попросил принести ему имбирного пива. Я купил в аптеке, как он просил, но когда я позвонил, никто не ответил. Я подумал, он, может быть, в ванной, толкнул дверь — она была не заперта. И я вошел, — он запнулся.

— Что ты увидел? — подгонял Нолан.

Джордж загнанно посмотрел на меня.

— Я ужасно извиняюсь, мистер Джордан.

Я пожал плечами.

— Все в порядке, Джордж.

— Что ты увидел? — повторил Нолан.

— Мистер Джордан сидел на стуле с девушкой, блондинкой, про которую сказали, что она мертва, и она сидела у него на коленях.

— Что они делали, Джордж?

Он с усилием сглотнул.

— Они целовались, сэр.

Верник склонил голову.

— Силен, дружище. Превосходно для парня, который никогда в жизни не видел свою гостью. Господи, хотел бы я видеть, что бы было, если бы ты знал ее неделю! — он скривил губы. — Это я называю роковым обаянием. Один взгляд — и она у тебя на коленях. Два взгляда — и она мертва.

Нолан кивнул.

— Ладно, Джордан. Одевайся. Едем в управление.

Я беспомощно смотрел на него.

— Не думаете же вы, что я как-то связан с…

— Просто одевайся, парень.

Я машинально оделся, пытаясь думать, но это было бесполезно. Мозги расплывались, будто их неправильно упаковали в черепе.

Мы гуськом вошли в гостиную. Нолан замер и острым взглядом окинул мебель. Потом опустился на колени и посмотрел под всеми шкафами. Он залез под диван, а когда выпрямился, на пальце покачивалась перчатка. Сиреневая женская перчатка.

— Это ее? — спросил он.

— Думаю, да, — кивнул я. — Раньше я ее не видел.

Верник с отвращением фыркнул. Мы вышли на улицу. У обочины ожидала дежурная машина с копом в форме за рулем. Я сел назад между Верником и Ноланом. Все непринужденно, никаких наручников. Но я себя непринужденно не ощущал. Я нервничал, как канарейка в качающейся клетке. В мозгу роились мысли. Я думал о том, что случилось и что происходит. Меня, адвоката, почти обвинили в убийстве, которого я не совершал, девушки, которой я никогда не знал.

Мимо проносились улицы. Светофор подмигнул красным, но визг сирены разбросал машины по сторонам, и мы протиснулись между ними против хода. Да, хорош шоферюга…

Я откинулся назад и прикрыл глаза. Я думал о девушке. Девушке с желтыми волосами, грубой, чуточку безвкусной, но живой и страстной. Помешанной на бренди и употребляющей слишком много косметики. Девушке, которая выливала на себя слишком много духов под названием «Бедствие».

Ну и названьице для духов!

Глава четвертая

У инспектора Элмо Бойса была тяжелая челюсть, толстая шея и телосложение быка. Он восседал за ободранным столом в старом здании на центральной улице и разглядывал меня подозрительным взглядом человека, который имеет дело с изнанкой большого города много дольше, чем хочет. Я только что закончил излагать свою историю. Он скептически фыркнул:

— Сказки Андерсена. У меня уже несварение от кормежки такими рассказами.

— Это правда, — настаивал я. — Каждое слово.

Лейтенант Джон Нолан устроился на жестком высоком стуле, откинулся на спинку, чуть придерживая сигарету уголком рта, и щурился сквозь вьющиеся кольца дыма.

Бойс сказал:

— Ты мог позвонить ей, так что она уже дожидалась тебя, когда ты пришел.

— Мог. Но не звонил. У вас будет масса времени, чтобы это доказать. Дело в том, что я вернулся домой на неделю раньше срока, и меня никто не ждал.

— Что заставило тебя урезать каникулы?

— Мне не понравился Майами.

— Почему?

— Долгая история. В двух словах — я не люблю песка в плавках.

Он дернул головой:

— Тоже мне шутка.

— Послушайте, инспектор, не надо меня считать этаким зубоскалом. Ответы на некоторые вопросы всегда звучат глупо.

Он потер подбородок:

— Ты слышал версию швейцара?

— Да.

— И признаешь, что девушка сидела у тебя на коленях?

— Да.

— И все же настаиваешь, что почти не знал ее.

— Я вообще ее не знал.

Он раздражено заметил:

— Но она принялась тебя целовать.

— Верно. Знаю, звучит ненормально. Но так все и было.

— И чтобы доказать, что ты нормальный мужик с нормальными инстинктами, ты тоже стал целовать девушку, которую совсем не знаешь.

Я покачал головой:

— Вовсе нет.

Стул Нолана прочно встал на четыре ноги. Он сурово уставился на меня:

— Ты утверждаешь, что швейцар солгал?

— Не солгал, — сказал я, — а ошибся.

— Каким образом?

— Очень просто. Вы знаете, насколько ошибочным может быть свидетельство очевидца. Два разных человека всегда видят происшествие по-разному. Как часто очевидцы дают одинаковый словесный портрет подозреваемого? Джордж просто сказал, что он по его мнению видел. Фактически он видел женщину на моих коленях и подумал, что мы занимаемся любовью. Чего же еще ожидать от людей в таком положении? Поэтому он так и сказал. Но любовь — обоюдное действие, тут нужны оба партнера. На самом деле я не целовал девушку, а пытался вырваться.

Бойс раздраженно вздохнул:

— Парень говорит, как юрист.

Нолан вскинул на него глаза:

— Он и есть юрист. Я думал, ты знаешь, — он стряхнул пепел с сигареты. — До войны Джордан был почтовым инспектором, изучал по ночам юриспруденцию. Получил право адвокатской практики в суде за пару лет до призыва.

Нолан заметил мое изумление и сухо добавил:

— Мы много чего узнали. Например, ты был в Северной Африке, Индии, Китае; один из лихих парней спецслужбы Донована.

Бойс с отвращением поморщился:

— Прекрасно! Вот так история! Подозреваемый номер один на поверку оказывается юристом, остроумным молодым адвокатом, который знает все ответы. Он знает про ошибки очевидцев и про то, что они видят или не видят, но думают, что видят.

Я почувствовал, что вспотел, и повернулся к нему:

— Какого дьявола вам нужно? Чтобы я сказал, что знаю девушку, что мы жили вместе во грехе, что меня затошнило от духов, и я ее убил? Что я отравил ее в собственной квартире и отволок вниз в такси, где меня каждая собака знает? Вы думаете, я хоть на мгновение мог быть уверен, что скроюсь? С такой-то прислугой? Не отказывайте мне хоть в капле ума, инспектор. Может, я и не самый умный парень в мире, но если бы я задумал такое, то разыграл бы все куда лучше. Но только говорю я правду.

Нолан коротко буркнул:

— Ладно, парень, не кипятись, — и одарил меня долгим спокойным взглядом. — Хорошо, допустим, мы поверим в твою историю. Но есть такое, что проглотить сложнее. Ее одежда. По словам швейцара, на ней было только белье.

— Верно, — ухватился за его слова Бойс. — Почему незнакомая девушка оказалась в твоей квартире полуголая?

— Может, вы сможете объяснить, — вздохнул я. — Будь я проклят, если я могу. Она была раздета, когда я вошел. Зачем мне просить ее раздеваться?

Он зло сверкнул глазами:

— Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал?

Нолан вздохнул:

— Вот меня в моей квартире девушки никогда не встречали подобным образом.

— Тебе нужно их удивить, — ехидно посоветовал Бойс. — Нужно вернуться домой неожиданно.

— Очень смешно, — хмыкнул я. — Ха-ха-ха.

Нолан вынул сигарету и внимательно ее изучал.

— Что ты забрал из ее сумочки?

Я поднял глаза и столкнулся с его проницательным взглядом. Я ничего не ответил. Он был крайне умным мерзавцем, и почуял бы ложь моментально.

— Давай, давай, — подбодрил он. — Ты же не попросишь нас поверить, что не обшарил ее сумочку, пока она валялась на полу.

Я кивнул.

— Ладно, я проверил ее сумку. Но единственное, что я выудил — это клочок бумаги с моим именем и адресом.

— Ага… И что еще?

— Ключ, флакон духов, сотенную банкноту и горсть мелочи.

Нолан напрягся:

— Сотенную банкноту? Ты уверен?

— Несомненно.

— Верник! — взревел он. Впервые я услышал, что он повысил голос. В уголках вдруг ставшего неумолимым рта вздулись мускулы. В дверях показалась туповатая физиономия Верника.

— Тащи сюда таксиста, — бросил Нолан, — и не слишком деликатничай.

Верник исчез. Нолан потирал костяшки и мрачно качал головой.

— Упырь чертов! Обокрасть мертвую!

Я смотрел на него с удивлением. Полицейская ищейка, человек, который сталкивался со всеми мыслимыми убийствами — и осталось достаточно чувств, чтобы возмутиться обыкновенным мародерством! Сентиментальный коп.

Сейчас мы находились по разные стороны забора, но что-то в этом человеке мне нравилось.

— А как насчет ее одежды? — спросил я. — Метки химчистки или прачечной — что-нибудь для зацепки?

Он сурово покачал головой.

— Все было с иголочки. Каждый лоскуток. Все куплено в крупных специализированных магазинах. Опознать ее продавцы не смогут.

— Кто-нибудь заметит ее пропажу и покажется в морге.

— Мы не можем этого ждать, — загремел Бойс. — В случае убийства улики исчезают слишком быстро. След остывает, а память коротка.

— Но у нее должны быть родственники.

Нолан покачал головой:

— Знаешь ли ты, сколько окоченевших трупов мы ежегодно хороним в общей могиле? Сколько отдаем на медицинский факультет? Тела, на которые никто не претендует. Ни семья, ни друзья, никто. Можно подумать, их даже не находили в капусте, они так и продолжали там расти.

Зазвонил телефон, Бойс снял трубку, назвался и какое-то время слушал. Потом нажал рычаг и уперся в меня взглядом.

— Где ты брал бренди?

— В десятый раз повторяю, — устало промямлил я, — нигде я его не брал. Я ненавижу бренди. Меня от него мутит. Я никогда его не покупаю.

Нолан стрельнул в него глазами:

— Лаборатория?

— Да, — сказал Бойс. — Дозы хлоралгидрата хватило бы на целый полк.

— Хлоралгидрат, — задумчиво протянул Нолан. — Наркотик. В народе известен как «Микки Фин».

— Смертельное средство, да?

— Очень. В случае неосторожного употребления. Передозировка вырубит тебя надолго. Или навсегда.

Бойс закинул голову и уставился в потолок.

— Господи, ну что это такое! — загремел он. — Парень возвращается домой и находит в квартире голую девицу. Он ее не знает. Никогда раньше не видел. Она лакает бренди, напичканное смертельным ядом. Потом прыгает ему на колени и начинает любовные игры. Но он не отвечает. Сгоняет ее с колен. Он не из тех, кто трахает незнакомок. Вот такую историю он рассказывает, и мы должны в нее верить!

Огромной ладонью он ударил по лбу:

— Еще три года до пенсии. Три долгих, трудных года, если я не потеряю рассудок. Нолан, спроси его что-нибудь.

Нолан медленно поднялся и подошел к окну. Долго всматривался в улицу. Когда он повернулся, глаза были холодными и пустыми.

— Бренди был куплен у Нерона. Мы нашли клочок их оберточной бумаги. Мой человек над этим работает, — он смиренно пожал плечами. — Возможно, ничего и не выйдет. Спиртного, ежедневно продаваемого у Нерона, хватило бы, чтобы снести все дамбы Голландии.

Он снял крошку табака с губы и посмотрел на меня.

— Давай посмотрим под другим углом. Может, девушка ждала кого-то другого.

Я кивнул.

— Без сомнения. Сразу после того, как Вирна вырубилась, позвонили в дверь. Я открыл и обнаружил в холле двоих мужиков.

Я нарочно опустил даже малейшее упоминание о девушке. Тогда я не знал, почему.

Бойс уперся ладонями в стол и свирепо сверлил меня глазами. Нолан настороженно подался вперед и принял охотничью стойку.

— Мужиков? — переспросил Бойс. — Кто это был?

— Не знаю. Я их раньше не видел. Они пытались вломиться в квартиру.

— Валяй дальше. Да говори, будь ты проклят! Щипцами из тебя вытягивать? Что было потом?

— Небольшая драка, — равнодушно ответил я. — Я врезал одному из них по носу. Они струсили и сбежали. Если посмотрите внимательно, возможно, найдете следы крови на коврике перед дверью.

— Опиши их, — велел Нолан. В руках его появился маленький блокнотик.

— Первый высок, больше шести футов, и очень худ. Черный котелок, длинное темное пальто, довольно потрепанное. Тяжелые очки на самом большом и опухшем носу, который я когда-либо видел. Второму чуть более двадцати, прыщавый, тощий и зеленый от страха.

Нолан быстро писал. Потом отложил блокнот и пронзил меня взглядом. Лицо его окаменело.

— Ладно, Джордан. Пусть будет так.

Я вернул ему тот же взгляд.

— Что вы хотите сказать?

— Кто еще приходил к тебе?

Я сглотнул и уставился на свои руки. Они вспотели. Хорош. Очень хорош. Я начинал его бояться.

— Да, — медленно выдавил я. — Был еще посетитель, но он пришел после того, как я сплавил блондинку. Я принимал ванну, когда он вошел.

— Еще один незнакомец? — саркастически хмыкнул Бойс.

Я кивнул.

— Еще один незнакомец.

— А у тебя есть знакомцы?

— Да, но меня не должно быть в Нью-Йорке раньше следующей недели, помнишь?

— Давай дальше, — нетерпеливо проворчал Нолан. — Что ему было нужно?

— Блондинка. Он на этом очень настаивал. Обыскал все кругом, а потом предупредил, что убьет меня, если я хоть раз ее трону.

— Это потому ты залепил звонок бумагой?

— Отчасти. Мне нужно было хоть немного поспать. Нужно было прекратить это шастанье по квартире, будто это общедоступный музей.

Он склонил голову набок и поскреб затылок, не сводя с меня твердого и пронизывающего взгляда. И вдруг выпалил:

— Ладно, Джордан. А теперь вали все остальное.

Я моргнул.

— Все остальное. То, что ты утаил.

Я покачал головой:

— Вы слышали всю историю.

— Нет, — непреклонно заявил он. — Ты что-то или кого-то покрываешь. Позволь тебе кое-что заметить, Джордан. Мне не нужно долго спать. Я могу остаться на ногах всю ночь, завтрашний день и завтрашнюю ночь. Я могу добивать тебя, пока ты не сломаешься. Я могу задержать тебя как подозреваемого в убийстве или как главного свидетеля. Ты это знаешь, ты юрист. Пораскинь мозгами и колись. Потому что неотвратимо, как восход солнца, ты заговоришь — раньше или позже. Но ты можешь избежать мучений и сделать это сейчас.

Я молчал. Я сидел и прикидывал.

Он прав. Можно долго защищать клиента, еще дольше — друга, но в конце концов доходишь до того момента, когда все попытки бесполезны.

Я глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух.

— Ты прав. Один из приходивших мужчин посмотрел на меня и сказал: «Это не Боб». Думаю, я знаю, о ком он говорил. О Бобе Камбро. Камбро мой клиент, брокер. Возможно, его имя вам знакомо. Я ездил на юг, чтобы продать его собственность на Палм Бич.

— Почему они рассчитывали обнаружить его в твоей квартире? — спросил Нолан.

— Потому что я дал ему ключ.

Они переглянулись. Бойс кивнул и коротко бросил:

— Сдвинулись. Тебе нужно найти Камбро и…

Его прервал телефон. Рот его перекосился, лицо окаменело.

— Нет, еще нет, — буркнул он. — Результатов нет. Мы дадим тебе знать.

Он швырнул трубку на рычаг и повернулся к Нолану. Лицо приобрело колер кирпича, голос задрожал от отвращения.

— Достопочтенный Филип Лохман, генеральный прокурор округа Нью-Йорк. Ищет сенсации, чтобы протолкнуть себя в Олбэни. Урм-м! — он едва не рычал.

Я понимал, что он чувствует. Лохман, бывший консультант корпорации с обширными связями, выдвинул свою кандидатуру и был избран прокурором. Даже самое смелое воображение, за исключением, возможно, его собственного, не позволяло счесть его вторым Томом Дьюи или Уильямом Тревером Джеромом. Я видел его в деле. Не понравилась мне его самонадеянная тактика. К счастью, как бы то ни было, он поддерживал нескольких способных людей из прошлой администрации.

Нолан сочувственно кивнул.

— Господь нас не оставит, если Лохман сядет нам на шею! — он резко повернулся ко мне. — Итак, Камбро отправил тебя во Флориду и взял ключ от твоей квартиры.

— Забудьте, — я был выбит из колеи. — Тут ничего нет. Если вы думаете, что он намеренно выпроводил меня из города просто для того, чтобы воспользоваться моей квартирой для неприглядных делишек, вы не там копаете. Сделка на Палм Бич была запланирована давно.

— Почему ты дал ему ключ?

— Потому, что он только что разъехался с женой. Он жил в клубе, и я решил, что ему нужна перемена обстановки. Сказал, что он может пользоваться моей квартирой, пока я не вернусь.

— Где мы можем найти этого Камбро?

Я пожал плечами:

— Вероятно, в каком-нибудь баре.

Нолан взялся за шляпу:

— Ладно, Джордан. Ты знаешь его логово. Пошли.

Глава пятая

Я попал на сафари.

По жилам ночного Бродвея пульсировала неоновая жизнь. Этакая раздувшаяся толпа с неутолимым голодом на удовольствия. Окошечки касс заглатывали длинные очереди, в ушах стоял оглушительный рев транспорта. Электрические блики нервно хлестали по бесчисленным лицам, на 52 Стрит из такси рекой вытекали клиенты и вливались в роскошные ночные клубы, по сути обыкновенные притоны для отъема денег.

Нолан мотнул головой:

— Кажется, деньги есть у любого, кроме копов.

— Кроме честных копов, — поправил я.

Поиски Боба Камбро пока не увенчались успехом. Метрдотель в «Копа» сказал, что он здесь был, но ушел. Мы заглянули в задрипанные забегаловки на Шестой авеню, в «Грик» и в «О’Мелли», в пару тихих бистро у реки, куда он обычно забивался во время серьезных запоев, но его не обнаружили. Тогда мы забрались в дежурную машину и направились к Виледж.

Удача улыбнулась нам в первой же грязной подворотне.

Я обратился с вопросом к полногрудой смуглолицей женщине за прилавком у «Мамы Люсии» — это заведение в подвале старого здания, где подают выпивку и спагетти. Она печально кивнула и махнула рукой в сторону задней комнаты.

Крохотная каморка была отгорожена зелеными занавесками. Обстановку составляли четыре жестких стула и квадратный стол, покрытый скатертью в красную клетку. Вдоль стола, обнимая пустую бутылку «Наполеона», раскинулись две толстые ручищи, а на них покоилась большая рыжая голова Боба Камбро.

Выглядел он ужасно. Открытые красные глаза на опухшем багрово-синем лице были так же бессмысленны и пусты, как бутылка «Наполеона». На подбородке пробивалась двухдневная щетина. Он упился до состояния паралича, что, впрочем, не было для него в диковинку.

Я потряс его за плечо:

— Боб… Боб…

Я звал его, но не мог докричаться. Тогда я схватил его за волосы, запрокинул голову и отвесил пощечину.

Ни малейшей реакции. Он и бровью не повел.

Нолан сказал:

— Надо влить в него черный кофе.

Мы трудились над ним больше часа. Сначала черный кофе, потом прогулка по кварталу взад-вперед, волоча его под руки. Через какое-то время он начал постанывать, потом добрался до обочины и его вывернуло. Теперь он был просто слаб. Мы довели его обратно до «Мамы Люсии» и усадили в маленькой кабинке.

Он приветствовал меня с горестной усмешкой.

— Хай, Скотт, старина, — сказал он басом. — Что стряслось?

— Да порядочно, — угрюмо буркнул я. — Ты в порядке, Боб? Способен меня слушать? И думать логически?

Он не воспринял мольбы в моем голосе и уставился на стол.

— Где он? Кто высосал мой «Наполеон»?

— Никто. Ты сам.

— Один? — он был польщен. — Не разучился, значит. Давай закажем еще.

— Позже, — возразил я. — Сначала поговорим.

— Поговорим? — он с таким любопытством воззрился на лейтенанта, что, казалось, заметил его впервые.

— Познакомься с моим другом, — сказал я. — Джон Нолан.

Нолан важно принял неуклюжую пятерню Боба.

— Друг Скотта, — сказал тот, — друг Боба Камбро. Хочешь выпить? — он ударил по столу. — Давайте позовем официанта. Эй…

Занесенный кулак замер в воздухе, и теперь он с одурелым лицом и выпученными глазами пялился на меня.

— Мать моя женщина! — прошептал он. — Должно быть, я надрался. Мне начинает мерещиться. Тебя здесь нет, Скотт. Ты мираж. Ты во Флориде. Мне надо завязывать пить.

Я зловеще пробубнил:

— Это я, Боб. Я действительно здесь. Вернулся нынче вечером.

— Почему? Ты должен был там оставаться до…

— Знаю, — перебил я. — Но мне не понравилось.

Он тупо заморгал, брови сошлись вместе в диком усилии сосредоточиться. До него медленно доходило. Вдруг его черты неприятно перекосились, и он сел.

— Господи! Какой сегодня день?

— Четверг.

Стул отлетел назад и перевернулся, так резко он вскочил.

— Я… у меня свидание, — решительно заявил он. — Оставайся здесь, Скотт. Просто побудь здесь.

Я схватил его за руку.

— Не имеет смысла, Боб. Слишком поздно.

Он замер, не сводя с меня глаз и беззвучно шевеля губами.

— Ты… ты уже побывал дома.

Я кивнул.

— Она там была?

— Она там была, — тихо сказал я, — но теперь ушла.

Он поднял стул и медленно упал на него с крайне побитым видом. Потом положил красное лицо на руки и с шумом втянул воздух.

Бобу безумно везло: он унаследовал громадное состояние и каким-то образом умудрился не поддаться его влиянию, но все же я немного сожалел о былом Бобе. В школе он был большим, добродушным, мускулистым атлетом, но слишком много спиртного плюс слишком много женщин, плюс слишком много денег — и вот он превратился в мягкого, изнеженного гуляку Чарли, который сам роет себе могилу своей ненасытностью. Его вдруг затрясло, я с любопытством уставился на него. Когда он отнял руки, я увидел, что он покатывается со смеху. Задыхаясь, он спросил:

— Господи Боже! Ты что же, позабавился с ней, Скотти?

Нолан с живейшим интересом подался вперед.

— Да, — ответил я, — я с ней позабавился.

И вдруг без всякого перехода рассвирепел. Раскалился докрасна.

— Какого черта, Боб! Я дал тебе ключ от квартиры, чтобы ты там спал, а не превращал в дом свиданий с каждой шлюхой, которую подберешь на улице. Возможно, у меня раздутое самомнение, но это мой дом, а не дешевые курсы верховой езды.

Боб перестал улыбаться. Он был подавлен.

— Ты неправ, Скотт. Признаюсь, я хотел воспользоваться твоей квартирой, но не для того, что ты подумал. Дьявол, я даже не знаю, кто эта девушка. Я ее никогда не видел.

Я был поражен. Я сел и выпучился на него:

— Но у тебя с ней свидание.

— Ну, — согласился он, — можно называть это свиданием, но…

Взгляд его нерешительно переместился на Нолана.

— Можешь говорить, — подтолкнул его я. — Он свой.

Боб пожал плечами.

— Думаю, это не секрет. Ты знаешь, мы с Вивиан не ладили, и пару недель назад разошлись. Видит Бог, я не подарок, но и Вивиан не ангел. Наверно, нам вообще не следовало жениться. Как бы то ни было, когда ты уехал на юг, страсти закипели. Мы оба хотели развода. Ее адвокат связался со мной и… ну, ты знаешь единственное основание для развода в Нью-Йорке.

— Неверность, — кивнул я.

— Да. Мы обговорили это и…

— Об остальном догадываюсь, — язвительно хмыкнул я.

— Этот юридический девственник предложил тебе совершить благородный поступок. Позволить себя скомпрометировать. Позволить Вивиан обнаружить тебя в номере отеля с молодой незнакомкой, очень кстати раздетой.

Боб слабо улыбнулся и кивнул.

— Ну естественно, — сказал я. — А потом Вивиан подаст иск, ее свидетели торжественно заявят о твоей измене, и судья вынесет решение. В нужное время все придет к нужному финалу. Все шито-крыто и концы в воду. А могу я спросить, насколько похудел твой банковский счет на этот раз?

— На много. Вивиан по мелочам не играет.

— А молодая незнакомка, услужливо рискующая своей репутацией? О ней ты ничего не знаешь?

— Ничегошеньки. Моим вкладом была квартира. А адвокат Вивиан нанимал подсадную утку и свидетелей.

— Твоим вкладом, — горько сказал я, — была моя квартира.

— Да перестань, Скотт. Я был в ловушке. Все было назначено на этот вечер. Я нигде не мог найти комнату. Что было делать? В конце концов, ничего дурного не случилось.

— Если бы я тебя знал, было бы много чего дурного.

— Святой Петр! Давай не будем, — раздраженно фыркнул он. — Не надо лекций о морали и нравственности, пожалуйста.

Он, улыбаясь, потер лицо:

— И в конце концов, если что-то и случилось, все будет зависеть от того, как выглядела девушка. Какая она, Скотт?

— Недурна, — ответил я. — Но тебе не удастся к ней подобраться.

— Почему? Каждая женщина имеет цену, начиная от простой симпатии к тебе и заканчивая парой бриллиантовых серег.

Я печально покачал головой:

— Ты пресытился. Мы уходим от темы. Как девушка попала в квартиру?

— Я с утра отпер дверь.

— Но она называла меня по фамилии.

Он захихикал:

— Возможно, она подумала на тебя. Адвокат просто велел ей быть в квартире Джордана, 7Е, Драммонд.

Я повернулся к Нолану:

— Так вот почему девушка ждала меня, раздевшись до трусов. Когда я явился, она решила, что я будущий обвиняемый. А когда позвонил швейцар, была уверена, что пришли свидетели. Точно по инструкции она вскочила мне на колени и принялась целоваться. Чтобы наши объятия могли привести к разводу.

Боб Камбро язвительно поинтересовался:

— А на что ты жалуешься? Обнаженная девушка сидит у тебя на коленях и целует тебя. Вот я разве жалуюсь? Вовсе нет. Но я вынужден сидеть здесь и наливаться спиртным.

Нолан сбросил маску и принялся за Боба.

— Кто был адвокатом вашей жены, Камбро?

— Малый по имени Флойд Дилон.

Нолан кинул взгляд на меня:

— Знаешь его?

— Слегка. И насколько я помню, он не занимается бракоразводными процессами. У него смешанная практика, большей частью гражданская, но берется за все, за что платят.

— Думаю, нам лучше поговорить с Дилоном.

— Минутку, — вмешался Боб. — Где сейчас девушка?

— Забудь о ней, — бросил я. — Эта женщина уже никогда на тебя не взглянет.

— Чепуха. У меня рекомендации от лучших дебютанток года.

— Несомненно. Но для нее это не имеет ни малейшего значения.

Он дотронулся до моей руки:

— Давай, сынок, выкладывай. Не будь эгоистом. В одних трусах, и прыгает тебе на колени, да? Ну и как тебе? Скажи, где я могу ее найти?

— В морге, — отрезал я.

Он уронил руку и подозрительно отпрянул.

— Вот именно, — повторил я. — В морге. Она мертва.

Он закашлялся и побледнел.

— Ты надо мной издеваешься.

— Да, черт возьми, — грубо оборвал я, — я что, непонятно выражаюсь? Это лейтенант Нолан из отдела убийств.

До него постепенно доходило, он начинал верить и с ужасом повернулся к Нолану.

— Как… как это случилось?

— Яд, — ответил я. — В бутылке бренди. Ты оставлял бутылку бренди у меня в квартире, Боб?

У него отвисла челюсть. Непослушные пальцы скребли по столу, язык медленно прошелся по пересохшим губам. Он хрипло прошептал:

— Господи, конечно, нет! Моей ноги с утра там и близко не было. Господи Иисусе! Вот будет скандал!

Лицо его выражало крайнюю степень растерянности, и я подумал, что если он лжет, то играет сейчас лучше любой голливудской звезды.

Глава шестая

Сначала, само собой, надо было найти Флойда Дилона и выяснить личность девушки. История Боба практически сняла с меня подозрения, но Нолан взял меня с собой; он жаждал ответов на некоторые вопросы. Мы покинули послушного и временно трезвого Боба и покатили в город.

Нолан был тих и погружен в себя. Только вполголоса заметил:

— Это бракоразводное жульничество отвратительно.

— Да, — согласился я. — Это заговор, и это нечестно, но такова большая часть дел в этом штате. Суд чертовски хорошо знает, что происходит, но судья на все закрывает глаза, если только случай не из рук вон позорный.

Нолан нахмурился:

— Подозреваю, здесь как раз этот случай.

— Естественно. Единственный мотив развода — неверность. Для таких вещей создаются жесткие и твердые правила, но люди находят способы их обойти. В других штатах можно уйти от супруга по множеству причин — импотенция, мошенничество, уклонение от своих обязанностей, жестокость, даже алкоголизм. Но не здесь. Между прочим, это абсурдно. Вы только посмотрите. Люди не безгрешны, им свойственно ошибаться. Допустим, женщина настолько ненавидит своего мужа, что ее тошнит от одного его вида. И она должна всю жизнь нести эту ношу? Или лучше мирно попробовать начать все сначала?

— Почему не разъехаться? — спросил Нолан.

— Слишком неопределенный статус. Вы женаты, но спите в одиночестве. У вас есть обязанности, но нет привилегий. А потом однажды вы снова влюбляетесь и хотите жениться. Но у вас уже есть супруга. И это все, что позволено вам по закону. Вы оказываетесь в сложном положении — либо развод, либо двоеженство, либо грех. Делайте выбор.

Он заерзал:

— Но всегда есть Рено.

— Да, мой друг, — хмыкнул я, — всегда есть Рено. Рено пропускает их по конвейеру, часто нет даже подписанной бумаги. Маленький факт, но частенько грустный — парень, размахивающий разводом в Рено, может позднее быть обвиненным в двоеженстве в Коннектикуте.

Нолан нахмурился:

— Опять-таки глупая игра.

— Верно. Чтобы получить развод в любом из штатов, нужно быть жителем этого штата. Поэтому женщина едет в Рено на шесть месяцев — это необходимый срок для получения статуса постоянного жителя, получает свой развод и возвращается. Она думает, что разведена. Тогда в дело вступает Нью-Йорк и говорит: «Простите, ничего подобного. Ты нас не проведешь, сестренка. Ты никогда не была коренной уроженкой Невады. Ты приехала туда получить развод, и, как только развелась, уехала. Ты и не думала делать Неваду своим домом. Так что твой развод мы признать не можем».

Нолан щелчком послал сигарету за окно и поджал губы.

— Дрянная ситуация, с этим нужно что-то делать, — он откашлялся и посмотрел на меня. — Но не все разводы в Рено таковы.

Я развел руками:

— Нет, не все. Муж может нанять своим представителем местного адвоката. Или потребовать официальное подтверждение решения. Чтобы потом от него никто не мог отказаться.

Машина повернула на 59-ю стрит. По правую руку в темном и угрюмом Централ Парке вырисовывались корявые конечности оголившихся деревьев, а по левую переливались желтые и красные огни витрин блиставших роскошью отелей.

Нолан внезапно сказал:

— Следовало бы смягчить законы в нашем штате.

— Это, — отозвался я, — дело законодателей. А они очень чувствительны к тайному и явному влиянию. Многие могущественные организации против того, чтобы развод стал слишком простым.

Нолан на некоторое время замолчал, потом промямлил:

— Кто знает? Может, они и правы.

Машина тормознула перед глыбой огромного здания, мы выбрались наружу и вошли в подавлявший шикарной отделкой вестибюль — обшитый зеркалами, покрытый коврами, чуть мерцающий и такой современный. Охраняли его два дюжих старца в яркой форме. Лифт светлого дерева вознесся на двенадцатый этаж мягко, как ртуть в термометре. Мы нашли дверь Флойда Дилона, и Нолан дотронулся до кнопки. Дважды прозвонил колокольчик, глубокий и звучный, как соборный колокол.

Дверь открыл мужчина в вечернем костюме. Оглядев нас, он нахмурился:

— Да, джентльмены?

Нолан шагнул вперед:

— Мистер Дилон?

Еще одно «да» в ответ. Еще более сморщился длинный нос. Ему было далеко за тридцать, и выглядел он хорошо, если не считать небольшого брюшка. Темноволосый, холеный, тяжеловесно представительный, как римский сенатор, он производил впечатление человека, который всегда полагается на себя и неизменно доволен результатом.

Нолан представился, сверкнув бляхой:

— Управление полиции. Отдел убийств. У нас несколько вопросов.

Складки между бровей только углубились. Но внешне Дилон оставался учтивым и абсолютно спокойным.

— Не могу сказать, что понимаю, — он бросил взгляд через плечо. — У меня гости. Надеюсь, вы будете кратки.

Нолан ответил вежливо, но твердо:

— Думаю, нам лучше зайти.

Мгновение Дилон колебался, потом отступил и жестом пригласил войти. Мы прошли в гостиную и в удивлении остановились.

На длинном мягком диване с сигаретой в одной руке и бокалом в другой сидела женщина. Сногсшибательная брюнетка с волосами цвета воронова крыла и мягкими линиями тела, слишком явно вырисовывавшимися под нарядом цвета орхидеи. Мой взгляд потонул в ее, темном и диком, который перешел в приглашающую улыбку.

— Скотт Джордан! — воскликнула она. — Привет! Вот так сюрприз. Я думала, тебя нет в городе. Когда вернулся?

— Привет, Вивиан. Этим вечером.

Жена Боба — Вивиан Камбро. Я представил ее Нолану, сделав ударение на фамилии и отслеживая его реакцию. Лицо у него выразительное, как стена.

Она мелодично рассмеялась:

— Ну, Скотт, ты кажешься удивленным. Найти меня здесь… Я и сама изрядно удивлена. Не думала, что ты знаком с Флойдом.

— Он не знаком, — бесцеремонно вмешался Дилон. — Это деловой визит.

Она выгнула брови.

— В такой час?

— Адвокаты сродни врачам, — улыбнулся я. — Для болезней и преступлений времени не существует.

Во взгляде ее мелькнуло беспокойство.

— Что-то… что-то не так, Флойд?

— Вряд ли, — ответил он и успокаивающе улыбнулся.

— Ничего такого, чтобы волноваться.

Я смотрел на него и, как мне казалось, видел, как за этой холодной и надменной личиной проклевываются ростки понимания. Мы перебросились парой молниеносных смущенных взглядов, как бомбочкой с догорающим запалом, от которой каждый пытается избавиться. Почувствовав наше нежелание говорить при ней, Вивиан с медленной и томной грацией поднялась. При виде ее платья без бретелек и гладких оливковых плеч мне не составило труда понять, зачем такой старый распутник, как Боб, на ней женился.

Она сказала:

— Наверно, я лучше пойду. Нет, не беспокойся, Флойд. Все будет в порядке, я возьму такси. Позвони мне потом, дорогой.

Она накинула на плечи розовато-лиловую накидку, вежливо пробормотала что-то Нолану, выразила надежду вскоре увидеть меня, хотя не было у меня уверенности в этой ее надежде, и в сопровождении Дилона выскользнула на серебряных каблучках в фойе.

Он вернулся, демонстрационно скрестил руки на накрахмаленной груди и задрал подбородок. Он одаривал нас вниманием сверху вниз. Выглядело очень величественно, это, несомненно, впечатляет муниципальный суд из мелких клерков.

Громким тоном оратора он спросил:

— Итак, джентльмены, что все это значит?

Нолан поинтересовался:

— Как я понимаю, миссис Камбро получит развод?

— Прошу прощения, — нахмурился Дилон. — Какое ваше дело?

— Вы будете поражены, когда узнаете, — посулил Нолан. — Отвечайте на вопрос, пожалуйста. Без препирательств. Вы ее адвокат?

Дилон расцепил руки и насторожился:

— Да.

— Каково основание для развода?

— Послушайте, — закипел Дилон, — по какому праву…

— Отвечайте на вопрос, — взорвался Нолан. В голосе зазвенел металл, губы сомкнулись в тонкую полоску.

Дилон прочистил горло:

— В этом штате есть только одна причина для развода. Неверность.

— Именно. Вернемся к фактам, адвокат. Вы все приготовили. Вы спланировали сцену, разыгранную этим вечером в квартире Джордана. Пожалуйста, не перебивайте. Я знаю, что это правда. Еще я знаю, что Вы отправили свидетелей застать девушку и мистера Камбро за неприглядным занятием. Послушайте, мне наплевать на юридическую этику, это на Вашей совести и не мое дело, но я твердо собираюсь узнать имя этой девушки. Кто она, Дилон?

Флойд Дилон замер истуканом с пылающим лицом. Сквозь стиснутые зубы он процедил:

— Что? Вы? Сказали?

— Так и будет, — вздохнул я. — Он будет отрицать до посинения. Он до смерти боится, что скажет Комиссия по адвокатской этике, если дело получит слишком большую огласку.

Мускулы на его шее вздулись, он резко обернулся ко мне, скрежеща зубами от ярости:

— Повторите! Вы обвиняете меня в попытке купить лжесвидетельство?

— Если говорить вычурно, то да.

На мгновение мне показалось, что он теряет контроль над собой.

— Расслабьтесь, — резко бросил Нолан. — К чертям юридическую софистику! Я работаю над убийством. Мне нужно имя девушки.

Дилон выпрямился и прокашлялся.

Я сказал:

— Посмотрите на него, лейтенант. Он придумывает, что соврать.

Дилон свирепо обернулся ко мне, но Нолан приструнил его коротким окриком:

— Держите себя в руках! Петушиных боев здесь не будет.

Взгляд его был холоден и тверд.

— Теперь слушайте, Дилон. За сегодняшнюю вашу игру вас нужно закидать тухлыми яйцами. Провал. Спектакль был готов, но Камбро на сцену не вышел. Он валялся в Виледж мертвецки пьяным. Вместо этого домой неожиданно вернулся Джордан и обнаружил в квартире девушку. Ту, которую вы туда прислали. Она мертва. Ее отравили в квартире Джордана, и вы — единственное звено, через которое можно установить ее личность. Я хочу знать ее имя.

Флойд Дилон побледнел, раздул ноздри и не сводил с Нолана недоверчивого взгляда. Потом выдавил короткий деланный смешок:

— Не слишком весело.

— С убийством всегда так, — отозвался Нолан.

Дилон облизал губы и перевел взгляд на меня:

— Не могу поверить. В вашей квартире?

— В ней она наглоталась яду. А умерла в такси.

Он сглотнул, шумно вздохнул и понемногу снова взял себя в руки. Взгляд похолодел, он пожал плечами и сказал:

— Простите. Не думаю, что смогу помочь вам. Девушка, которую я нанимал, в последний момент позвонила мне и сказала, что приболела.

— Чисто, — саркастически кивнул я, — но не слишком. Как насчет свидетелей? Они явились как надо.

— Я не смог вовремя их разыскать.

— Это легко проверить, — многозначительно проронил Нолан.

— Естественно. Если я назову имя девушки.

Нолан сжал зубы и переступил с ноги на ногу. Он так и сверлил Дилона взглядом.

— Объясните понятнее. Вы отказываетесь нам помочь?

— Я этого не говорил, лейтенант. Я знаю свой гражданский долг. И еще я знаю свои обязанности и привилегии адвоката. Я сделаю, что в моих силах — в пределах разумного.

Нолан навис над ним:

— Вы поедете в морг опознать девушку.

Ему это не понравилось. Перспектива не из приятных. Но он покорно пожал плечами и кивнул.

Глава седьмая

Смерть была моей давней приятельницей. Несколько лет назад война швыряла в меня смерти в немерянных количествах. Я видел, как одна бомба сравняла с землей целую деревню. На Востоке я видел холеру и чуму, косящую жизни беспощадно и неотвратимо, как пинающий муравейник великан. Я видел, как люди мрут, как мухи, и тела гниют неделями из-за старых обычаев и примитивного страха. Все это я видел, но так и не смог привыкнуть.

И сейчас, когда мы входили в морг, по спине пробежал противный холодок.

Служитель, маленький ссохшийся старикан с безволосым черепом, поприветствовал Нолана.

— Хай, лейтенант. Кого ищете?

— К вам вечером поступала блондинка?

— Пару часов назад.

— Вскрытие уже делали?

— Нельзя было позволять ее трогать, — слюнявая беззубая улыбка, странно скорбные речи. — Стыдно резать такую голубку. Какая красавица!

Он покачал головой.

— Какие формы! Нет, мне никогда не везло. Оставаться всю ночь наедине с таким лакомым кусочком, а она холодна, как макрель.

— Пошли взглянем на нее.

— Ну конечно.

Он повел нас в холодную сырую комнату, одна стена которой напоминала картотеку кошмаров. Ее ужасное содержимое было аккуратно пронумеровано — убитые, случайные жертвы, неопознанные тела и бродяги, неотъемлемый атрибут любого большого города.

Смотритель схватился за ручку, и один из ящиков скользнул вперед.

— Вот она, джентльмены.

Несмотря на весь свой апломб, Дилон был потрясен. Может, это из-за угнетающей обстановки, а может, из-за того, что ожидал увидеть.

Открытое лицо Вирны выглядело ужасно. Окоченевшее, белое и напряженное. Ни один высокооплачиваемый гробовщик еще не прилагал к ней свое ужасное искусство, никакие румяна не смягчали отвратительный приговор смерти. Под Вирной не было атласных простыней, только голый железный поддон — а потом, наверное, не будет ничего, кроме простого соснового гроба. И это все, на что ей приходилось рассчитывать.

Дилон бросил на нее один только взгляд, и лицо его приобрело оттенок и вид нутряного сала. Казалось, он проснулся в кошмарном сне, чтобы включить свет, и обнаружил сидящее у себя на кровати привидение. Он издал низкий болезненный стон, резко повернулся и, спотыкаясь, ощупью проковылял в коридор.

Мы последовали за ним.

Нолан с любопытством его разглядывал.

— Надо понимать, Вы не любите трупы, Дилон. Или этот в особенности?

Дилон стоял ошеломленный, с обвисшими щеками. Он неспособен был ответить.

Нолан не отставал.

— Ну, Вы ее узнали?

Он медленно кивнул, поднял глаза и выдавил:

— Да…

— Эту девушку вы посылали в квартиру Джордана?

Он взял себя в руки и моргнул:

— Нет… Не ее.

На этот раз ошеломлены были мы.

— Но Вы ее узнали? — спросил Нолан.

— Да, узнал.

— Следуйте за мной.

По приказу Нолана ассистент патологоанатома предоставил в наше распоряжение кабинет. Там были дубовый стол, пара стульев с прямыми спинками и портрет Вашингтона. Но даже тому не удалось перещеголять Нолана холодностью взгляда. Флойд Дилон устроился на одном из стульев и принялся собираться с мыслями.

Нолан присел на край стола.

— Насчет девушки, — заметил он. — Давайте разберемся.

Дилон сказал:

— Она… она, скорее, была… свидетельницей в деле, которое я вел.

— Имя?

— Вирна Форд.

Да, эту девушку он посылал ко мне в квартиру. Но теперь увиливал. И все также не желал признавать факты.

— Где она жила?

Дилон назвал адрес в Квинс, добавив:

— Она была танцовщицей в каком-то клубе на Восточной 58-й стрит. По-моему, в «Волшебной лампе».

Нолан прикурил сигарету, выпустил две струйки дыма из ноздрей и наблюдал, как, мгновение неподвижно повисев в воздухе, они рассеялись и растворились под потолком. Потом одарил Дилона взглядом исподлобья:

— Позвольте мне объясниться до конца. Ситуация с разводом может остаться в стороне. Я не собираюсь подрывать вашу репутацию. Но мне нужна эта история, вся, как она есть, ясно? Никаких юридических уверток, никаких козырей в рукаве, никаких ловушек. Я понятно говорю?

Дилон кивнул:

— Ладно, валяйте.

Дилон начал:

— Вирна Форд была главным свидетелем в довольно простом деле о последнем умершем. Около двух недель назад несколько человек погибли в аварии. Они только что вернулись из Майами на самолете «Сазерн эйруэйс» и приземлились в муниципальном аэропорту. Было около двух ночи, и трое пассажиров поймали «Кадиллак» до Манхэттена. Шел мокрый снег. Дорога обледенела. Машину занесло, она перевернулась и врезалась в столб. Шофер и двое пассажиров погибли. Мужчина преклонного возраста и его молодая жена, Джеймс и Иви Перно.

Вирна Форд первой оказалась на месте происшествия. Шофер «Кадиллака» и Джеймс Перно уже были мертвы. Иви пока оставалась жива и ужасно страдала. Вирна мало что могла сделать и отправилась за помощью. Когда приехала «скорая», Иви уже умерла.

Я обернулся к Нолану.

— Могу я задать вопрос?

Он кивнул.

Я спросил Дилона:

— Вирна Форд была единственным свидетелем того, что Иви Перно пережила своего мужа?

— Именно.

— И у обоих, Джеймса и Иви, есть родственники, которые теперь претендуют на наследство?

Он кивнул:

— Верно.

— Тогда наша подружка Вирна чертовски ценна живой для одних и мертвой для других.

Дилон склонил голову и ничего не ответил.

Нолан поджал губы и окинул меня взглядом с ног до головы.

— Это не ново, — разъяснил я. — Такое случалось и раньше. Двое женатых людей в одной катастрофе. Вопрос, кто прожил дольше. Предположим, жена умирает первой. Мертвые не наследуют. Следовательно, она не имеет права на имущество мужа, и ее наследники остаются с носом. Но если она пережила его хоть на мгновение, наследство переходит к ней, а после ее смерти — к ее родственникам, а не к его.

Нолан переключился на Дилона.

— У Иви Перно есть брат, — сказал тот.

— Имя?

— Эрик Квимби, — Дилон добавил еще какие-то факты, которые Нолан занес в блокнотик.

— С другой стороны, — продолжал я, — если муж умирает после жены, наследство получают родственники мужа.

Дилон заерзал и кисло бросил:

— У Джеймса Перно есть племянница. Карен Элис Перно. Она цеплялась за это дело зубами и когтями.

— А-а, — мягко прокомментировал Нолан, — слетаются стервятники.

— Как всегда, — кивнул я.

Нолан чуть высокомерно смерил Дилона взглядом.

— Я так понял, что Вы представляли брата жены.

Дилон кивнул:

— Да. Я был адвокатом Квимби.

— Много Перно оставил денег?

— В пределах сотни тысяч долларов.

— Неплохие пределы, — сказал я. — Приличная сумма. А какой замечательный мотив для убийства!

Нолан мрачно буркнул:

— В прошлом году в Бруклине парня убили за тридцать шесть центов.

Он отошел к окну и выглянул наружу. Когда через мгновение он повернулся, взгляд его был задумчив.

— Похоже на то, что убийство можно пришить племяннице. Показания мисс Форд отправили бы все ее шансы на дядюшкины деньжата в трубу.

Дилон кивнул:

— Мне тоже так кажется.

Слишком уж настойчиво он это сказал.

— Это было бы слишком просто, — возразил я. — Племянница не единственная.

Нолан ожидал продолжения.

— Посмотрим с этой стороны, — сказал я. — Дилон — отнюдь не неискушенный новичок. Он наверняка заставил Вирну дать показания в письменной форме. Потребовал письменных показаний под присягой, засвидетельствованных и оформленных, как положено. Но Вирна была очень смышленой девочкой. Допустим, она вдруг осознала свою ценность. От ее истории зависела куча денег. И ей пришла в голову идея потребовать свое. Может, она угрожала изменить показания. При наличии записанной черным по белому истории неплохой идеей было вымарать ее из картины. Отправить ко мне домой с бутылкой отравленного бренди и дать ей…

Дилон взревел и вскочил с налитым кровью лицом. Он наступал, и я приготовился достойно его встретить.

Нолан вклинился между нами.

— Дьявол! — рявкнул он. — Прекратите вести себя, как две примадонны! Вы оба!

— Вы его слышали, — Дилон задыхался от злости. — Он практически обвинил меня в убийстве.

— Не будь таким сентиментальным. Сядь.

Дилон не тронулся с места и напыщенно заявил:

— Вирна Форд была моим главным свидетелем. Она нужна была мне живой. Мне нужны были ее показания. Я не стану выслушивать эти оскорбления и необоснованные нападки.

— Ну, парень! — восхитился я. — Ты действительно сделал дельце на этой птичке.

— Тихо, — вновь вмешался Нолан. — Успокойтесь, Дилон. Не обращайте внимания. Он зол и цепляется к пустякам. Он вернулся домой смертельно усталым, и вдруг такая штучка валится ему на колени. У меня другой вопрос. Вы сказали, что погибли только двое пассажиров. Как насчет третьего? Почему он не стал свидетелем?

— Потому что, — Дилон все еще кипел, — мы не можем его найти.

— Что это значит?

— То и значит. Третий пассажир «Кадиллака» пропал. Исчез. Растворился в воздухе. Вирна Форд утверждает, что его невредимым выкинуло из машины, и он просто потерял сознание, но, когда она вернулась с помощью, он исчез.

— А вы пытались его найти?

— Разумеется. Я нанял частного детектива. Я поместил объявления в газетах. Но он так и не появился. Он исчез, говорю вам, без единого следа, как талый снег в канаве.

Нолан с отсутствующим видом пожевал губу.

— Амнезия, — предположил я. — Удар головой мог это вызвать. Может, он потерялся и бродит в округе.

— Невозможно, — решительно заявил Дилон. — В отделе розыска пропавших — никаких следов. Мы проверили все больницы города. И извне запросов тоже не было.

Я поморщился:

— А морги вы проверяли?

Дилон казался озадаченным.

— К чему ты клонишь? — поинтересовался Нолан.

— Посмотри на него, — сказал я. — Только посмотри. На карту поставлено состояние, и свидетель исчезает при странных обстоятельствах. Парень пострадал в автокатастрофе, и никто не может его найти. Великолепно! Предположим, Дилон находит его, и его показания противоречат сказочке Вирны Форд. Счастье улетает, как туман. Влезь в шкуру Дилона. Вспомни, сколько денег поставлено на кон. Чтобы ты сделал, чтобы получить их наверняка? Убрать с дороги этого нового свидетеля. Спрятать тело, утопить в известковой яме, зацементировать в глыбе на Ист-ривер. Может, именно потому его и не могут найти…

Идея развивалась сама по себе и несла меня. Я не видел, как Дилон встал.

Его кулак звезданул меня по левому уху, и я навзничь рухнул на пол. Превосходный удар. Свои двести фунтов он вложил туда без остатка. Его лицо побагровело, на шее веревками вздулись жилы. Он абсолютно не владел собой. Как во сне я видел, что поднялась и начала опускаться его нога.

Нолан — вот кто меня удивил. В нем обнаружилось больше силы, чем я подозревал. Он мгновенно оказался рядом с Дилоном, выкручивая тому руки за спину.

— Отпусти, — свирепо выдохнул Дилон.

Я встал.

— Стой смирно, Джордан, — сказал Нолан. — Все-таки напросился! Ты всю ночь его доставал. Держи себя в руках, или я обоих вас упрячу за решетку за нарушение общественного порядка.

Я любезно осклабился:

— А ты лучше, чем я думал, Дилон. Как-нибудь попробуем еще разок, когда я буду внимательнее.

Его рот перекосило судорогой.

— Когда тебе будет угодно.

— Да прямо сейчас, — сказал я. — Закрой дверь, лейтенант. Пару баксов за это дадут в любой подворотне.

— Тихо, — проворчал Нолан. — По крайней мере, мне хватит ума не давать ему до тебя добраться. Мертвецы за дверью пытаются хоть немного отдохнуть. Они заслужили чуточку покоя.

Он отпустил Дилона.

— Проваливай. Не отменяй свидания со своей подружкой. Завтра я с тобой потолкую, и не советую срочно уезжать по делам. Ты мне нужен под рукой.

Дилон пронзил меня ненавидящим взглядом и поспешно вышел.

Нолан мрачно взглянул на меня и заметил:

— Мне нравится ход твоих мыслей, Джордан, но лучше тебе научиться держать язык за зубами. Если ты будешь продолжать изливать свои теории на всех окружающих, у меня на руках появится еще одно убийство. — Лоб его от напряжения пересекли морщины. — Ладно, что ты из этого вывел?

— Он лжет, конечно, — ответил я. — Мертвая девушка и девушка, которую он посылал ко мне домой — одно лицо. Она говорила, что ее зовут Вирна. Не самое обычное имя, это было бы слишком большим совпадением. Она была раздета и вела себя в точности так, как проинструктировал бы адвокат посредницу в деле о разводе.

— Думаешь, лжет?

— Конечно. Он — напыщенное ничтожество и боится, что широкая огласка раскроет всю подноготную дела и ту роль, которою играет он. Дрожит при мысли, что им займется Комиссия по этике.

— Ты знал, что он в дружеских отношениях с миссис Камбро?

— Нет, не знал. Я был удивлен, обнаружив ее там.

Полуприкрытые глаза Нолана застыли в одной точке.

— Они кажутся очень близкими друзьями. Возможно, именно потому он не желал увязывать развод с убийством мисс Форд. Может, он пытался сохранить имя миссис Камбро незапятнанным?

Я неохотно кивнул. Что ж, можно посмотреть и с этой стороны.

— Где, он сказал, работала Вирна Форд? — спросил я.

— «Волшебная лампа». Слышал когда-нибудь?

— Нет. Я не могу назвать себя завсегдатаем ночных клубов.

— Это самый обычный кабак. Танцы в зале, посредственная выпивка, фантастические цены. Хозяин — Лео Арним.

Он замолчал, но имя не произвело на меня ни малейшего впечатления. Тогда он продолжил:

— Арним — бывший жулик, который только что выбрался из тюряги. Несколько лет назад он ввязался в драку. Мелкий картежник отпустил пару шуточек по поводу жены Арнима, и Арним врезал парню. Тот упал и пробил череп об угол стола. Он умер, Арнима посадили за непредумышленное убийство. Пару месяцев назад его условно освободили, и он выкупил «Волшебную лампу». На аукционе торговались пара его старых приятелей с чистыми личными делами, но истинный владелец — он.

Я ничего не сказал. Арним выглядел вполне подходящим партнером для девушки типа Вирны. Мы немного это обсосали, и вдруг я понял, насколько измотан, и спросил:

— А что дальше, лейтенант? Что со мной? Вы собираетесь меня задержать, или я могу поехать домой и немного поспать?

Он вздохнул, оттянул нижнюю губу и причмокнул. Потом посмотрел на меня и улыбнулся:

— Марш домой. Проваливай.

Я откланялся, вышел на улицу и разбудил спящего за баранкой шофера. Пока мы ехали по городу, я бессильно валялся на заднем сиденье, но крутящиеся в голове шарики расслабиться не давали.

Думал я о многом. Я думал о старике и его молодой жене, погибших в автокатастрофе. Думал о брате невесты, Эрике Квимби, который зарился на деньги старика и нанял Флойда Дилона, чтобы их выбить. Еще я думал о племяннице старика, девушке по имени Карен Перно, которая тоже боролась за деньги. Интересно, неужели Вирна Форд в этом кипящем котле сама заварила кашу собственного убийства?

Я ясно видел ее на полу, знойную блондинку, которая танцевала в притоне бывшего жулика по имени Лео Арним. А потом я подумал об аккуратно составленных планах развода, которые закончились смертью блондинки и заставили меня с головой окунуться в это варево.

Выбравшись из такси, я вошел в лифт. Было поздно, и лифт без остановок взлетел прямо на седьмой этаж с такой скоростью, будто сбегал от налогового инспектора. Я открыл дверь, включил свет, успел сделать четыре шага по гостиной, потом увидел девушку и затормозил.

Свернувшись калачиком на диване, она мирно спала. В животе что-то противно засосало, и я подумал:

— Господи Боже! Приехали.

Глава восьмая

Я узнал ее с первого взгляда. Эта самая девушка вечером стояла у меня под дверью в компании мужчины с носом картошкой и его компаньоном.

При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Она была прекрасна. Такой свернувшийся клубочком котенок, ресницы бросают тень на оливковые скулы, медные волосы играют на свету, как начищенный пенни. И пара веснушек на носу. А хорошенький подбородок и губки так и хотелось куснуть. Небольшую, но очень ладно скроенную фигурку обтягивал твидовый костюм.

Любую другую девушку я бы взял за шкирку и вышвырнул в коридор.

Я осторожно протянул руку и кончиком пальца дотронулся до ее плеча, осторожно, почти благоговейно, и тут в затылок мне мягко выдохнул пропитанный алкоголем голос:

— Осторожно, старый чурбан, ты ее разбудишь.

Я крутнулся назад. Мне во весь рот улыбался Боб Камбро. Его глаза были все еще красны, но побриться он успел. И вообще выглядел лучше.

— Кто эта девушка? — шепотом спросил я.

— Дульси, — коротко бросил он, словно это все объясняло.

— А кто такая Дульси? — спросил я.

Он стал объяснять, и я смутно припомнил. Она Бобу наполовину кузина, когда-то давно навещала его семью, когда я у них ошивался. Такой длинноногий, подвижный подросток. Сейчас она приехала из Чикаго и живет у Вивиан, потому что найти квартиру невозможно.

— А что привело ее сюда? — спросил я.

— Она позвонила, — ответил Боб. — Она оказалась здесь и позвонила в дверь. Совершенно случайно я сегодня ночевал здесь. В любом случае, Вивиан нет дома, а Дульси так одиноко, поэтому я разрешил ей остаться.

Я припомнил ее первое посещение.

— А какой идиот с птичьими мозгами додумался прислать ее сюда этим вечером в обществе тех скользких типов, которые свидетельствовали твою моральную развращенность?

— Флойд Дилон. Он настоял, чтобы один из свидетелей лично знал обвиняемого. Ты же сам знаешь, опознание наверняка убедит судью, что не допущено никакой ошибки. И Дульси, дерзкую девчонку из Винди Сити, пригласили принять участие.

— Но она такая молоденькая.

— Ей двадцать два.

— Ну, выглядит она наивной…

Без всякого предупреждения Дульси села:

— Я совсем не наивная.

Глаза у нее голубые. Или фиалковые. А может, и то и другое.

— Ведьмочка! — ухмыльнулся Боб. — Так ты все это время не спала.

— Ну конечно, — она честно и открыто улыбнулась мне. И манеры у нее естественные и непосредственные.

— Привет, Скотт. Вот мы и снова встретились.

— Привет, — я не мог отвести от нее глаз.

— Думаю, ты не ожидал снова меня увидеть, и так скоро.

— Что точно, то точно, не сегодня, — согласился я.

Она мило рассмеялась:

— Спать годится маленьким детям и старикам. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в постели.

— О, — плотоядно хмыкнул Боб, — я бы так не сказал.

— У тебя порочные помыслы, Роберт, — кротко ответила она, — и ты плохо кончишь.

— Если серьезно, — вмешался я, — я устал, совершенно выбит из колеи, но очень рад видеть вас здесь.

— Спасибо, Скотт. Носы разбивать не будем?

Я ей улыбнулся:

— Во всяком случае, не вам.

Боб потер руки.

— Это совершенно необходимо немного обмыть. Что мы имеем насчет освежиться? — он порылся в баре и вернулся с бутылкой. В голосе слышался благоговейный трепет. — Две кварты шампанского! «Вдова Клико», не меньше! Да, да, да.

— Приберег для особого случая, — я веско взглянул на Дульси. — Думаю, он настал.

Она молча улыбнулась.

— Такую редкость, — сказал Боб, — совершенно необходимо правильно охладить.

И растворился в кухне.

Она села прямо, с торжественным видом. Я примостился рядышком, а она взяла меня за руку и сказала:

— Боб рассказал мне про убийство. Как это должно быть для тебя ужасно… Я очень сожалею, Скотт.

— Могло быть и хуже — если бы она умерла здесь.

— Полиция долго тебя терзала?

— Все в порядке. Мы довольно мило побеседовали.

Она подняла глаза:

— Я не могла понять, почему ты меня не пустил, когда я просилась. Теперь я понимаю.

— Тогда она еще была здесь, — ответил я. — Еще не мертва, но без сознания. И я был очень взвинчен. И скажу кое-что еще…

Я одарил ее улыбкой:

— Я ненавидел себя за то, что тебя выпроводил.

Она рассудительно кивнула:

— Я знала, что-то идет не так, когда мы обнаружили здесь тебя вместо Боба. Признаюсь, я немного ревновала.

Это меня озадачило. Она продолжала:

— Было очень странно. Я сразу же догадалась, кто ты. И подумала, что эта девушка сидит у тебя, и ты хочешь остаться с ней наедине.

— Ты очаровательна. Абсолютно безыскусна. И мне очень приятно, что ты так чувствовала, но ведь ты едва меня знаешь.

— Не смейся, — наставительно заявила она. — Ты зажег факел, когда мне было четырнадцать, и Боб иногда писал мне о тебе, чтобы не дать ему погаснуть. Я куда-то ходила, встречалась со многими мужчинами, но это меня совершенно не трогало.

— Не будь я трусом, я бы тебя поцеловал.

Она придвинулась:

— Смелее, Скотт.

Я потянулся к ней, и тут зазвонил телефон.

— Джордан? — спросил жесткий скрежещущий мужской голос.

Я ответил «да», и некоторое время в трубке были слышны только электрические разряды.

— Если Вирна проговорилась, — сказал голос, — тебе придется следить за каждым своим шагом, Джордан.

Я затаил дыхание:

— Кто это?

— Это неважно. Она всегда болтала слишком много. Видишь, до чего это ее довело. А ты будешь глух и нем, Джордан, понял? Запомни и живи. Ты ничего не знаешь. Только пискни, и ты закончишь жизнь в ящике рядом с ней.

Трубку повесили. Линия была мертвее Священной Римской империи. Я стоял и тупо смотрел на трубку. Меня поразила идея, и мысль эта была не из приятных. У кого-то был мотив убить Вирну, и если он думает, что она мне что-то рассказала… Я с шумом вдохнул полные легкие воздуха.

— Кто это был? — встревоженно спросила Дульси. — Ты выглядишь так, будто тебе привиделся кошмар.

Я приклеил на лицо веселую улыбку. Тут вернулся Боб с шампанским и снял напряжение.

— А вот и мы, — провозгласил он. — Небольшое возлияние поднимет дух.

Он отыскал бокалы и наполнил их.

Дульси немного отхлебнула и посмотрела на меня поверх бокала.

— Мне никогда не приходилось быть замешанной в убийстве, — сказала она. — Мрачное ощущение. Я слышала, что тебе убийства привычны. Боб говорил, что в последнюю войну ты убил семерых японцев.

— Боб тебя надул. Они вовсе не были японцами. Они были корейцами, и умерли от дизентерии.

Она сморщила носик:

— А девушка была хорошенькая, Скотт?

— Вирна Форд? Да, она была красива, но красива неприлично.

— Улики есть? — спросил Боб.

— Несколько. Бутылка бренди, парень-мореход и судебное дело по поводу крупной суммы денег, в котором Вирна была главным свидетелем.

Мне пришлось выдержать шквал вопросов о Флойде Дилоне, двоих истцах и таинственным образом исчезнувшем с места происшествия свидетеле.

Дульси серьезно заявила:

— Виновна, должно быть, племянница, Карен Перно. У нее самый серьезный мотив — убрать Вирну как свидетеля.

— Люди из отдела убийств рассматривают этот вариант, — сухо заметил я.

— Не следует быть слишком опрометчивыми, — добавила она. — Может, это сделал кто-то другой, кто хотел, чтобы она получила деньги.

— Убийца, — сказал я, — очень находчив — воспользовался делом о разводе, чтобы все запутать.

Дульси многозначительно покачала головой:

— Убийцы никогда не бывают находчивыми. Его обязательно поймают. При наличии токсикологов, спектрометров и сывороток правды вроде скополамина у среднестатистического преступника нет ни единого шанса.

Мы изумленно на нее уставились, а Боб беспомощно пробормотал:

— Будь я проклят!

Она рассмеялась:

— Да не смущайся ты так. Это совсем не странно. Я как-то слушала курс по криминологии, и мне нравятся детективы, особенно если мои мозги работают против преступника. Это очень возбуждает, — она откинулась назад и решительно добавила: — Есть только один способ успешно совершить убийство.

— Да? — спросил я. — Какой?

На губах ее играла озорная улыбка.

— Это довольно просто, и не требует особых ухищрений. Убийца должен действовать в одиночку. Сначала находишь выброшенный пистолет, предпочтительно — в мусорном ящике, потом темной ночью поджидаешь в темной аллее совершенно незнакомого человека. Стреляешь в него, аккуратно стираешь отпечатки пальцев, топишь пистолет в реке и отправляешься в поездку по Южной Америке. Никаких отпечатков, никаких улик, никакого орудия убийства и, самое главное — никаких мотивов.

Боб продолжал моргать. Я заметил:

— Вне всякого сомнения, это так. Но многие убийства остаются нераскрытыми.

Она грациозно повела плечиками:

— Удача. Грубая ошибка следствия.

— Мы можем провести так время до рассвета, — сказал я, но мозги мои уже ссохлись. — Берите свою шляпку, и я провожу вас домой.

Она тихо и покорно вздохнула:

— Ну почему у адвокатов такие дурные манеры? Да, как всегда — до завтра.

Мы оставили храпящего Боба на диване с пустой бутылкой в руке, а сами вышли на улицу. Такая чудесная, бодрящая, прозрачная ночь, и силуэты домов театральной декорацией высятся на фоне темно-синего неба…

Дульси вскинула к небу глаза:

— Как много звезд. Может, пройдемся, Скотт?

— Сейчас не могу, не сегодня.

Мимо проехал одинокий таксист и с надеждой притормозил. Я махнул ему, мы забрались внутрь и не спеша поехали через парк. Случайные блики света скользили по ее лицу, вспыхивали на медных волосах. Я накрыл ее руку ладонью, и мы очень странно молчали. Я лишился дара речи, хотел схватить ее в объятия, но сидел истуканом. Вот так бывает, когда от девушки действительно бросает в дрожь.

Она повернулась ко мне и быстро произнесла:

— Я думаю, лучше поцелуй меня, Скотт.

Такая неожиданность меня испугала. Она сидела ко мне лицом с приоткрытыми губами, а темные глаза раскрылись так широко, что я почти в них утонул. Я чувствовал себя очень неуверенно. А потом она оказалась у меня в объятиях, и мы целовались. И это не было случайным мимолетным происшествием. Со мной временами такое случается, но в этот раз все было иначе.

Потом мы разъединили губы, и она, запыхавшись, рассмеялась:

— Хватит состязаться. Что ты чувствуешь, Скотт?

— Слабость, — ответил я. — Слабость, но мне намного лучше. До этого я думал, что угодил в пропеллер В-29. Где ты скрывалась всю мою жизнь?

— Средний Запад, Чикаго.

— На сколько ты останешься?

— Может случиться, что я никогда не уеду.

— Я тебя завтра увижу?

— Да.

— А послезавтра?

— Да.

Я с трудом проглотил ком в горле.

— Послушай, Дульси, кажется, я сошел с ума, настолько перевернулась моя жизнь. Я всегда думал, что когда это случится, у меня много чего будет сказать, а сейчас я не могу выдавить ни слова. Мне хочется залезть на крышу и орать. Я смертельно устал, но кажется, я до луны допрыгну.

Она уютно прислонилась ко мне:

— Ты все уже сказал, милый. Я поняла.

Мы снова замолчали. Когда такси добралось к дому Вивиан на Парк-авеню, я проводил ее до двери, поцеловал и пожелал спокойной ночи.

— До завтра, — сказал она. — Спокойной ночи, дорогой.

Вот так все случилось. У меня появилась девушка. Я выбрался оттуда, добрался до дому и провалился в сон на пухлых облаках.

Глава девятая

Когда я наконец показался в офисе, был уже почти полдень. Кэссиди приветствовала меня тем, что ткнула в стопку газет на моем столе. Кэссиди — особа решительная, ей под сорок, и она очень квалифицированна. Она хранит в памяти любой юридический документ от простого вызова в суд до постановления высшей судебной инстанции.

— Значит, ты вернулся, — сказала она. — Добро пожаловать домой. Мы становимся печально известными, если не сказать, знаменитыми.

Мне пришлось рассказать ей историю от начала до конца.

— Ну и времечко у меня тут было, — пожаловалась она. — Репортеры. Сотни репортеров. В покое оставить не могут.

И широко улыбнулась.

— Случилась странная вещь. Просто дар Господен. Из рая спустился ангел, оценил ситуацию и сманил их всех вниз в бар обещанием сенсационных откровений.

— Очаровательное создание, — осклабился я, — с медными волосами и фиалковыми глазками? Тогда это Дульси. Что еще стряслось?

— Два телефонных звонка. Лейтенант Джон Нолан просил ему позвонить. Еще мисс Карен Перно. Кажется, это о ней упоминалось в утренних газетах. Мертвая девушка была свидетельницей по делу, в которое вовлечена мисс Перно.

Я поджал губы.

— Номер она оставила?

— На вашем столе.

Я захватил бумаги в кабинет.

История попала в заголовки. «Отравленная девушка найдена мертвой в такси». О разводе Боба не упоминалось, и благодарить за это нужно Нолана. Но роль Вирны в истории с автокатастрофой Джеймса и Ивы Перно освещалась широко, с причудливыми размышлениями по поводу пропавшего свидетеля. Перепечатанные фотографии изображали «Кадиллак», сложившийся в гармошку. Флойд Дилон уклонился от каких-либо комментариев от имени своего клиента, Эрика Квимби. Племянница старика, Карен Перно, отказалась встречаться с репортерами, хотя все понимали, что полиция ее допрашивала. Вирну Форд запихивали в мою квартиру непосредственно перед самой смертью, и снова принимались рассуждать о целях ее визита. Адвокат Скотт Джордан работает в тесном сотрудничестве с полицией.

Я нашел клочок бумаги с номером Карен Перно и набрал его. Ответил женский голос, очевидно, прислуги, холодный, безличный, и после некоторых неизбежных препирательств я услышал красивое контральто, низкое и старательно отработанное.

— Это Вы — Скотт Джордан, угодивший прошлой ночью в неприятности?

Я ответил утвердительно.

— Есть важное дело, которое следует обсудить. Вы не могли бы вечером зайти ко мне?

— В какое время? — поинтересовался я.

— Как Вам будет удобно, — голос тек, как сироп, и был таким же приторным.

— Справедливо, — согласился я. — А адрес?

Она назвала номер по Восточной 75-й. Мы вежливо поблагодарили друг друга, как два дипломата, договаривающиеся о займе, и повесили трубки. Через минуту я уже звонил в управление полиции.

— Джордан, — доложился я, услышав голос Нолана.

— Соня, — с ходу обвинил он. — Ты сейчас занят?

— Не настолько, чтобы мне понадобился батальон стенографисток. Почему ты спрашиваешь?

— Можешь сюда приехать?

Ясно. Он был взвинчен.

— Зачем?

— Мы нашли в квартире Вирны Форд мужчину. Районный прокурор собирается предъявить ему обвинение в убийстве.

— Поздравляю, — сказал я. — Твои парни на высоте. Кто он?

— Приятель Вирны Форд. Моряк, второй помощник на грузовом пароходе «Якоб Блок». Тот стоит на Стейтен Айленд.

— Такая квадратная челюсть? — взволнованно уточнил я. — Не грудь, а пивной бочонок, и слишком тесная форма?

— Именно.

— Это наш человек, — сказал я. — Парень, который вломился ко мне, пока я был в ванной. Как его зовут?

— Уолтер — Фрэнк Уолтер. Галопом сюда, Джордан.

Я повесил трубку и достал из шкафчика объемистый томик избранных пьес Шекспира. Пьес там не было ни одной, потому что пустота внутри предназначалась для четверти галлона «бурбона». Это был подарок Боба, и я им пользовался, потому что не желал, чтобы бутылка валялась в офисе на виду. Я не любитель выпить, но признаю, что время от времени глоток-другой позволяет мне устоять от превратностей жизни.

В нетерпеливом ожидании я протопал на своих двоих всю дорогу до Сентрал-стрит. Мир вертится, ничто не стоит на месте, а это добрый знак.

В управлении я обнаружил Нолана с инспектором Бойсом и высокого прилизанного мужчину, в котором сразу же узнал окружного прокурора Филипа Лохмана. Глаза его непрестанно мигали за стеклами без оправы, нацепленными на острый нос, который нависал над тонким ртом без тени намека на чувство юмора. Холодные и церемонные манеры были под стать белоснежной рубашке, висящей на тощем торсе.

Пока Нолан представлял нас, он не спеша смерил меня взглядом, потирая большим пальцем глянцевый лацкан, и казался крайне довольным собой. Мне он сразу не понравился.

Бойс сказал:

— Не уверен, что нам удастся навесить парню это дело. Но Лохман считает, что попробовать можно.

Я повернулся к Нолану:

— Вы нашли его в квартире у Вирны?

Он кивнул:

— Мы хотели осмотреть квартиру и наткнулись на него. В кармане нашли ключ. Он не хотел пройти с нами для небольшой беседы. Но со мной был Верник, тому пришлось немного выбить из него дурь, так что мы привезли его сюда. А когда он узнал, что девушка мертва, то словно с цепи сорвался. Пришлось запереть его в камеру, так он едва не выломал решетку.

— Он наш человек, все верно, — самодовольно заявил Лохман.

— Где он сейчас? — спросил я Нолана.

— Внизу.

Я кинул взгляд на окружного прокурора.

— Что навело вас на мысль, что девушку убил он?

Лохман одарил меня снисходительной улыбкой:

— Я скажу вам, Джордан, потому что вы причастны к делу, и я рассчитываю привлечь вас как свидетеля. У этого Уолтера в кармане была тысяча долларов.

— И каким образом это делает его виновным?

— Мы нашли чековую книжку девушки. Она вчера списала со счета эту сумму.

Я косо на него посмотрел.

— Валяйте. Должно быть еще что-то.

Он тихонько хихикнул. Явно чувствовал себя превосходно.

— Так и есть, есть и еще. Мы нашли у него бриллиантовую булавку для галстука в два карата, очень ценная вещь. Моряки редко носят такого рода украшения, и мы ее проверили. Булавка была изготовлена Лантьером, — он снял пенсне и ткнул им в меня. — Ее продали Джеймсу Перно, пожилому джентльмену, чью смерть засвидетельствовала девушка.

Я был потрясен.

— Как ты себе это представляешь? — спросил я Нолана.

Он пожал плечами:

— Это игра Лохмана. Ему кажется, что Уолтер украл булавку и деньги у девушки.

— А что говорит Уолтер?

— Утверждает, что нашел булавку в ее комнате и собирался потребовать объяснений.

Я повернулся к Лохману:

— Что еще? Должно быть еще что-то.

Он вел себя как монарх, упивающийся величественной церемонией.

— Конечно, есть. Мужчина признал, что влюблен в девушку. Мы можем показать, что совсем недавно он многое о ней узнал, много неприятного. То, что она лгунья, мошенница и шлюха. Она танцевала в клубе, где продавались не только напитки. Он узнал, что девушка собиралась отправиться в вашу квартиру, и его воображение помчалось впереди рассудка. Он взбесился от ревности. Дать девушке бутылку отравленного бренди, когда она направляется к любовнику — вот такое у него гротескное понятие о справедливости.

— Имеете в виду меня? — спросил я.

— В таком виде все представлялось Уолтеру.

Я угрожающе развернулся к Бойсу:

— Есть возражения насчет моего разговора с Уолтером?

Бойс стрельнул взглядом в Лохмана, солидно пожал плечами.

— Почему бы и нет? — он щелкнул рычажком и сказал в стоящую на столе коробку. — Привести Фрэнка Уолтера.

Мы расселись. Дверь открылась, и коп ввел задержанного. Выглядел тот чертовски плохо. Как после десяти раундов с Джо Луисом. Один глаз затек и распух, из носа свисал потек засохшей крови, дышал он тяжело, через рот, челюсть мертвенно-белая. И на лбу повязка. Когда он заметил меня, спина его окаменела, глаза стали зловещими и ожесточенными, а уголки рта недобро поползли вниз.

Я сказал:

— Слышал, тебя обвинили в убийстве.

Глаза его пылали, но он не издал ни звука.

— Послушай, — продолжал я. — Нет времени играть в молчанку. Воспользуйся своей головой каким-нибудь другим способом, чем просто мишенью для дубинки.

Он лязгнул зубами:

— Я требую адвоката.

— Я адвокат, — сказал я.

— Ты! — презрительно усмехнулся он. — Да я лучше в аду сгнию.

— Возможно, тебе и придется это сделать, — сухо ответил я. — Потому что у тебя всего одна извилина, да и та прямая. Если ты думаешь, что между Вирной и мной что-то было, то ошибаешься. Я ее вообще до прошлой ночи никогда не видел. Она пришла ко мне по профессиональным делам. Между нами ничего не было. И я понятия не имею, где она взяла бренди. Ты дал?

Он резко мотнул головой на Лохмана:

— Он так думает.

— А я — нет, — сказал я.

Лохман дернулся вперед и нахмурился.

— Послушайте, Джордан, Уолтера сюда привели не для того, чтобы вы…

— Ерунда! — прорычал я. — Человек имеет право на адвоката. Я буду представлять его, если он не возражает.

Щурясь и хмурясь, Уолтер наблюдал за нами. Всю сквозившую между нами злобу он пропускал через себя. Возможно, я ему не нравился, но Лохмана он просто ненавидел.

— Ладно, Джордан, — вдруг решился он. — Ты — мой адвокат.

Лохман стал синевато-серым.

— Довольно. Отведите этого человека обратно в камеру.

— Стоять! — рявкнул я. — Если Вы это сделаете, через полчаса я буду здесь с предписанием о пересмотре законности ареста. Что абсолютно законно. Уводите его — и в полдень мы выставим Ваши блистательные умозаключения напоказ в суде.

Он чуть не задохнулся. Пенсне упало. Губы превратились в крепко сжатую бескровную ниточку. Ему стоило видимых усилий держать себя в руках.

— Не могу понять Вас, Джордан. Я склонен был думать, что Вы захотите выяснить это дело как можно быстрее.

— Но не ценой невиновного человека, — презрительно бросил я. — Валяйте, волоките его в камеру. Тридцать минут никакой роли не играют.

Кипя от злости, Лохман ткнул дрожащим пальцем в Уолтера:

— Делай что угодно. Поддерживай его. Это твое право. Но позволь дать тебе один совет. Он совсем не чист, отнюдь. И это будет не впервые, когда адвокат засаживает клиента, чтобы очистить себя.

Уолтер крепко сжал губы:

— Я ставлю на Джордана.

— Хорошо, — сказал я. — Теперь давай послушаем твою историю.

Если выделить суть, она казалась вполне логичной. Его корабль 32 дня пробыл в море, шел из Калькутты и пришвартовался прошлым утром. До полудня он командовал разгрузкой, а потом зашел к Вирне. Та вела себя странно. Она его не приняла и не сказала, куда направляется. Расспросы приводили ее в ярость. Когда она залезла в ванну, он наткнулся на клочок бумаги с моим именем и адресом. А когда ушла, проследил ее до Драммонда. Некоторое время он шатался по вестибюлю, а потом, подстегиваемый ревностью, отправился наверх ее искать. В это время я нежился в пене. Но Вирна уже ушла, и он ее дожидался. Тогда и нашел его Нолан.

Я спросил о бриллиантовой булавке.

— Я нашел ее у Вирны в ящике. Решил, что она попала в передрягу, и решил ее спросить.

— А тысяча долларов?

— Мои собственные. Компания вчера выплатила.

— Это можно проверить, — сказал я.

Нолан стал оправдываться:

— После того, как мы взяли Уолтера, мы не слишком упорно искали. Я отправлю человека в квартиру Вирны, — он вышел из комнаты и окликнул кого-то в холле.

Дубленое лицо Бойса ничего не выражало. Филип Лохман уперся ногами в пол. Он кипел.

— Что насчет личной жизни Вирны? — спросил я Уолтера.

Он не отрывал взгляда от стиснутых рук:

— Она занималась в танцевальной студии. Там я ее встретил. Потом получила работу в «Волшебной лампе». Она так этим хвасталась, а когда я спросил, как все получилось, опять взорвалась. Просто визжала: «Я ведь умею танцевать, верно? И у меня лучшая фигура из всех, которую ты когда-нибудь видел, разве нет?».

Он поднял опухшее расцарапанное лицо. Отсутствующий взгляд наполнился болезненными воспоминаниями.

— Да, — тихо выдохнул он. — Фигура у нее была что надо. Господи, да она была красавицей! — губы его скривились, он посмотрел на свои лапы. — Хотел бы я добраться до ублюдка, который это сделал.

Я подождал, пока он успокоится.

— Что-нибудь еще?

Он взглянул на меня:

— Она обещала купить мне собственный корабль. Я думал, она надо мной смеется.

Я повернулся вместе со стулом к Бойсу:

— Какими будут выводы? Не хочешь освободить его?

— Спрашивай Лохмана. Это его затея.

Окружной прокурор процедил сквозь зубы:

— Мы его оставляем. Мои следователи с ним еще работают.

Я фыркнул:

— Слушай, Уолтер, если станут снова задавать вопросы, держись за свою версию. Если станут давить, вообще молчи. Держи рот на замке. Не говори ни звука. Я постараюсь, чтобы тебя завтра освободили. Им придется вытащить тебя в суд, а доказательств недостаточно, чтобы пришить хоть что-нибудь. Делай, что я тебе сказал, понял?

Он кивнул. Бойс опять поговорил со своей коробкой, вошел коп и увел Уолтера.

Лохман дышал с присвистом, от ярости у него раздулись ноздри и заострились скулы.

— Продолжай вести себя так же, Джордан, и неприятности я тебе гарантирую.

— Великолепно! — вспылил я. — Надо же набраться наглости предъявить парню обвинение в убийстве с такими жидкими уликами! У тебя нет ни малейшей зацепки. Как насчет бренди? Почему ты не привесил Уолтеру и его? Или не доказал, что у него мешок хлоралгидрата? Когда человек совершает убийство в состоянии аффекта из-за ревности, он не пользуется ядом. Он просто задушил бы ее голыми руками. Может, у него была очень странная возлюбленная, с каждым может случиться, но слабоумным он не был. Не мог он убить ее и сидеть в ее квартире, зная, что это первое место, куда заявятся копы. Тем более с украденной булавкой и тысячей баксов в кармане.

Я вскочил и гордо вышел из комнаты.

Нолан нагнал меня, когда я прошел уже половину коридора, и тихо сказал:

— Следи за каждым шагом. Лохман взбешен. Он накопает массу неприятностей.

— Да провались он, — буркнул я. — Он просто пустозвон.

Нолан тронул меня за руку:

— Давай зайдем ко мне.

Мы вошли и сели. Он просмотрел несколько отчетов, потом поймал мой взгляд.

— С бренди Нерон нам не помощник, — сказал он. — Слишком много людей снует весь день туда-сюда. Много она выпила?

— До моего прихода — не очень, судя по виду бутылки. Но глоток, который она сделала, прежде чем упала, сделал бы честь изнывающему от жажды грузчику.

Он кивнул:

— По словам Толни, нашего токсиколога, хлоралгидрат очень быстро действует с алкоголем. Смертельная доза — около сорока гран (гран=0,0648 г). Передозировка сопровождается комой, затрудненным дыханием, потом жертва умирает практически мгновенно.

— Так с ней и было, — сказал я. — Я думал, она напилась, но она, должно быть, впала в кому.

Он задумчиво смотрел на стол.

— Нам никогда не найти руки под эту перчатку. Но мы нашли у таксиста стофунтовую банкноту — он скривил губы. — Надо его прижать. Он утверждает, что заглядывал в ее кошелек в поисках адреса — и увидел купюру. Ему и в голову не пришло, что ее потеряла она.

— Нечестно, — сказал я, — но логично.

Нолан задумчиво протянул:

— Интересно, откуда она взяла булавку.

— Есть две догадки, — сказал я. — Или она ее украла, или ей кто-то ее дал. Она могла стащить ее у Джеймса Перно после катастрофы. Снять с трупа. Не думаю, чтобы она такое упустила. Эта красавица обчистила бы кружку слепого нищего. С другой стороны, ее мог дать ей этот малый, Эрик Квимби.

Нолан сидел неподвижно и смотрел на меня в ожидании объяснений.

— Как залог, — сказал я. — Залог сделки. Чтобы она продолжала свидетельствовать в его пользу. Она была из тех, кто просит оплату вперед. А Квимби мог найти эту штучку среди вещей сестры.

Нолан потер подбородок:

— На ее банковский счет на прошлой неделе был сделан огромный вклад.

Раздался стук в дверь.

— Войдите.

Вошел Верник и опустил на стол маленький розовый узелок.

— Взгляните на это, лейтенант.

Нолан потряс шелковые трусики, и на стол вывалилась пачка наличных. Стодолларовыми купюрами.

— Мы нашли это у нее в нижнем ящике, — пояснил Верник. — Вот так завернутые.

Я самодовольно улыбнулся:

— Это удар по версии Лохмана. Остальные его доводы рассыпаются в прах таким же образом.

Нолан с отвращением потянул носом.

— Жасмин, — прокомментировал я. — Духи Вирны.

— Надушенные деньги! — содрогнулся он.

— Может, это от ее трусиков? — предположил я.

— И на такие вещи льют духи?

— Некоторые — да.

Он широко открыл глаза:

— Как много я потерял!

Верник фыркнул. Нолан мрачно сверкнул глазами, и тот поспешно отпрянул.

Лейтенант взял карандаш, бесцельно покрутил его в руках и положил обратно.

— Мы проследили все вчерашние передвижения Вирны, — сказал он. — Как ты думаешь, куда она ходила?

— Продаваться на Бруклинский мост.

Это не вызвало у него ни малейшей улыбки. Он медленно произнес:

— Она отправилась по адресу Восточная 75-я стрит нанести визит мисс Карен Перно.

Я выпрямился и моргнул:

— Вы ее об этом спрашивали?

Нолан неловко заерзал.

— Мы с ней поговорили. С равным успехом можно было расспрашивать стенку, — он тяжело пожал плечами.

— Разве что-нибудь можно сделать, если столько дорогостоящих адвокатов грозятся дойти до самого мэра? — он скорчил гримасу.

Я откинулся назад.

— Она звонила мне сегодня утром.

Его брови полезли на лоб.

— Зачем?

— Хотела встретиться.

Он пропустил через пятерню густую шевелюру.

— Насчет?

— Расскажу после того, как побываю там. Кстати, я уже еду.

Он облокотился на спинку и потянул себя за мочку правого уха.

— Ну, не делай опрометчивых шагов, — медленно сказал он. — Парень, убивший Вирну, убил ее за то, что она что-то знала. Он может думать, что она тебе сказала.

Какая прекрасная мысль!

Я встал и оставил его в гордом одиночестве. Последние слова долго звучали у меня в ушах.

Я предчувствовал, что должна произойти катастрофа.

Глава десятая

Беленый фасад может и был белым во времена, когда Таммани Холлом правил Крокер. Теперь он, темно-оловянный, стоял зажатый между двумя жилыми башнями, этакий бастион уходящей эпохи. Я вскарабкался по ступенькам, заглянул за железную решетку и не увидел ровным счетом ничего.

На женщине, отозвавшейся на мой звонок, было черное альпаковое платье. Длинное безжизненное лицо старой рабочей лошади взирало хмуро. Мою визитку она взяла свысока и брезгливо, двумя пальцами, как дохлую мышь за хвост. Открыв дверь пошире, она позволила войти в мрачный, темный холл, там усадила меня на гнутый стул тикового дерева, удобный, как спина верблюда, и пробилась всем телом сквозь тяжелые красные портьеры в комнату, из которой неслись звуки фортепиано.

В тон мелодии глубоким контральто пела женщина, и голос нельзя было назвать неприятным. Минуту я слушал, пытаясь вспомнить неуловимо знакомую мелодию. Потом голос резко взлетел, чуть выбился из лада, неуверенно задрожал и вдруг сломался, как пустая яичная скорлупа в кулаке. Мужской голос с легким намеком на акцент произнес:

— Нет-нет, Карен. Держи звук в голове. Поймай представление о нем и спроектируй на гортань. Давай еще раз.

Пальцы пробежали по клавишам, голос помчался по ступеням гаммы. На этот раз она взяла ноту чисто и держала ее довольно неплохо, но ничего необычайного не было. У итальянок я слыхал и получше.

— Хорошо, — с энтузиазмом признал мужчина. — Хорошо. Так держать. Замечательно, Карен, замечательно.

Он явно льстил ей. Когда звук стих, он размашисто взял аккорд и оборвал пассаж.

Я сидел и ждал, держа шляпу на коленях. Со стены напротив из богатой золоченой рамы таращился, не глядя пустыми глазами ни на кого конкретно, мальчик в гофрированном воротничке. Интересно, это один из предков Перно, или картина куплена на распродаже?

Мужчина в комнате опять заговорил:

— Ты должна удерживать звуки диафрагмой, Карен. Следи за фразировкой и расслабься, — он тяжело вздохнул. — Ты будешь ярчайшей звездой моей оперетты. Все, что тебе нужно — это начать.

Он снова заиграл, она запела странную веселую мелодию, ту, что меня преследовала. В среднем регистре ее голос был вполне хорош, плавен и звучен. Она задержала долгий звук, а я задержал дыхание. Она меня побила на три такта.

Мужчина сказал:

— Закругли его и дай уплыть. Браво, — и повторил: — Браво!

Мелодия затихла. Послышались вялые вежливые аплодисменты, не громче хлопанья воробьиных крыльев.

Выглянула старая кляча:

— Сюда, пожалуйста.

Я протиснулся за ней сквозь портьеры в полукруглую комнату, залитую ослепительным светом люстр. По правде говоря, они несколько выбивались из стиля. За роялем сидел жгучий брюнет с длинным горбатым носом, длинными баками, тонкой ниточкой усов и раздвоенным подбородком. Жирные волосы и набрякшие веки дополняли общее впечатлением малого, который живет тем, что вальсирует со скучающими женами. На холеном лице не просматривалось никакого выражения.

Пожилой поджарый джентльмен поднялся со стула и на дрожащих ногах двинулся ко мне, протягивая тощую высохшую руку. Я взял ее и осторожно сжал, опасаясь, что она развалится в моей ладони, как черствый крекер.

На нем была рубашка цвета хаки, серебристый пиджак и брюки со стрелками. Изможденное, иссохшее лицо выдавало очень старого и очень усталого человека, который знает, что его время вышло, но не любит думать об этом. Кожа у него, казалось, просвечивала насквозь, как старый пергамент, и туго обтягивала лицевые кости. Зато на шее она свисала складками, как бородка у петуха. Пепел в его слезящихся глазах превратился в золу и давно остыл, несколько уцелевших шелковистых прядей цвета старого серебра с тихим отчаянием свисали с хрупкого черепа.

— Входите, сэр, — старчески проскрипел он. — Простите, что заставили вас ждать, но мистер Кассини ни за что не позволяет прерывать его уроки с Карен.

Он механически улыбнулся, продемонстрировав великолепный ряд фарфоровых зубов.

— Я Пейнтер, адвокат мисс Перно, — его ладонь описала небольшую дугу. — Мисс Перно — мистер Джордан.

Я взглянул на нее. Она стояла в прогибе концертного рояля «Стейнвей» и заслуживала внимательного взгляда. Темные глаза мерцали, бархатистый низкий голос произнес:

— Как мило, что Вы пришли. Что будете пить, мистер Джордан?

— «Бурбон», — попросил я, раз уж она спрашивала.

Она кивнула брюнету за роялем.

— Руди, пожалуйста… понемножку.

Он погладил ее глазами, чуть порозовел и вышел. Мне показалось, что он передвигается на носочках.

Она улыбнулась мне холодной улыбкой удивительно теплых глаз. Пары темных кошачьих глаз на алебастровом лице с чувственным ртом. Волосы цвета сажи были стянуты в тугой пучок, плотно облегая маленькую аккуратную головку. Черное бархатное вечернее платье было плотно стянуто вокруг тонкой талии широким фиолетовым поясом, усеянным медными заклепками. На рояле стояла фиолетовая сумка размером с атташе-кейс.

— Мы о Вас прочитали в газетах, мистер Джордан, — сказала она. — Я подозреваю, вы недоумеваете, почему я попросила вас прийти.

— Угу.

Она подперла левый локоток правой ладонью и одарила меня хмурым взглядом.

— Сейчас я объясню. Нам с утра позвонил некий лейтенант Нолан. Полицейский, — добавила она полушепотом, как маленькая девочка, узнавшая первое неприличное слово. — Думаю, Вы его знаете.

Я кивнул.

Она вздохнула:

— Было очень неловко. Так стеснительно. Столько вопросов…

— Ух, — вздохнул я. — Противные они ребята, эти полицейские.

Она покосилась, проверяя, не издеваюсь ли я над ней, и снова улыбнулась:

— Да. Неприятно, но необходимо. Только они должны знать свое место. Пришлось его осадить. Должна признаться, мне не понравились ни его тон, ни его намеки.

— Это послужит ему уроком.

— Не желаете сесть, мистер Джордан?

Я пристроился в кожаном кресле и закинул ногу на ногу.

Она продолжала:

— Он опрометчиво предполагал, что мне может быть что-то известно о печальных происшествиях прошлой ночи. О смерти той девушки.

— Это так? — я сохранял бесстрастное выражение лица.

— Естественно, нет.

— Абсурд, — эхом отозвался вошедший с тележкой Кассини.

— И как ему могло такое прийти в голову? — проворчал Пейнтер.

Я пожал плечами.

— Так всегда. Когда происходят убийства, допрашивают всех, кто может что-то знать. Им нужно найти виновного, чтобы пресечь такого рода вещи. Раз уж Нолан служит в отделе убийств, то это его работа — допрашивать каждого, кто мог бы быть заинтересован в смерти девушки.

Карен Перно выгнула бровь:

— Но почему я?

Я ей улыбнулся:

— Вероятно, Вы знаете ответ. Но в любом случае я скажу. Как раз потому, что Вы уклоняетесь от ответа и пытаетесь вызнать, что мне известно. Свидетельство Вирны Форд о времени смерти Вашего дяди должно было лишить Вас кучи денег. Вряд ли это могло вызвать у Вас к ней большую симпатию. Ведь она куда ценнее для Вас мертвая, чем живая.

— Чепуха, — она прикинулась задетой.

— Смешно, — эхом вторил Кассини.

Пейнтер протрусил три шага:

— Но Карен, этот детектив просто выполнял свои обязанности и…

— Ты! — ее взгляд испепелял. — Ты ничего не делаешь и только извиняешься, Роланд. Я порядком устала от этого. Та девушка была отравлена, она мертва, и рыдать я не стану. Мне ничуть не жаль, я не буду изводить себя или страдать. Не с чего. И я не буду сидеть спокойно и не позволю братцу Иви заграбастать денежки Джима. Это нелепо, просто нелепо. Человек с улицы! — голос ее взлетел на целую октаву. — Я этого не позволю, говорю тебе. Я этого не допущу.

Пейнтер слабо взмахнул рукой:

— Ты не поняла, Карен. Эти проблемы регулируются специальными законами. Дядя Джим не оставил завещания и…

Она сжала виски ладонями.

— Прекрати! Не желаю больше слушать. Ты знаешь, как это важно для меня и для Руди. А ты едва ли годишься в помощники.

Он беспомощно упал на стул.

— Это требует времени, Карен. Мы подали наши претензии…

— Времени, времени… — в глазах ее бурлил гнев, как кипяток в чайнике. Она обернулась ко мне. — А что вы думаете, мистер Джордан?

— Насчет чего?

— Насчет денег. Кому они достанутся?

Я пожал плечами:

— Решения принимают суды и судьи.

— Ваше мнение, — настаивала она. — Несомненно, у Вас оно есть. Неужели Эрик Квимби заслужил эти деньги только потому, что его сестра несколько дней пробыла женой Джима?

— У Вас уже есть адвокат, — сказал я.

Она эффектно выпрямилась:

— У меня есть адвокат! Конечно есть, потому что у моего отца и моего деда всегда были адвокаты. Перно никогда не меняются. Нелепо думать, что Роланд может решить это дело. Он десятилетия не был в суде.

Такое оскорбление оказалось чересчур для жидкой крови Пейнтера. Он затрясся от кашля, как бельевая веревка на сильном ветру. Минут через пять он вытер глаза и сказал:

— Я уже не так ловок, как десять лет назад.

Десять лет, черт возьми! Скорее тридцать. Да он, должно быть, удалился на покой вместе с администрацией Кливленда. Я откинулся назад. Я прекрасно представлял, что последует, и ждал продолжения.

Карен Перно в упор взглянула на меня:

— На это дело мне следует сменить поверенного, мистер Джордан. Вы возьметесь меня представлять?

Я кивнул на Пейнтера:

— Это будет неэтично.

— Кого это волнует? Возьметесь?

Я собрался было покачать головой, но она не отставала.

— Роланд возьмет отвод, правда, Роланд? — она произнесла это как сержант, приказывающий новобранцу вылезать из койки.

— Конечно, дорогая, — он одарил меня взглядом, полным надежды и даже мольбы. — Все в порядке, Джордан, правда. Карен необходим человек помоложе, я бы сказал, боец. По правде говоря, я практически удалился от дел. Последнее время совершенно ничего не делал, только мелкую текущую работу для старых клиентов. Я почту за одолжение, если Вы возьметесь — правда.

Я сидел бесстрастный, как статуя на городской площади.

Глаза Карен затуманились.

— Вот и славно. Значит, договорились, мистер Джордан? Что следует сделать?

Пейнтер поспешил вмешаться:

— Только формальности, дорогая. Я немедленно пошлю мистеру Джордану бумаги на замену, — улыбка его была несколько натянутой. — Это устраивает?

Я рассмеялся:

— Прекрасно сыграно. Кажется, меня втягивают в дело, хочу я этого или нет. Не вижу причины, почему бы ни извлечь отсюда выгоды.

Она решительно кивнула:

— Превосходно. Я счастлива.

Пейнтер спросил, потребуются ли еще его услуги, и, получив отказ, вдруг на несколько лет помолодел и протрусил за красные портьеры стремительно, как балетный танцор.

Карен Перно наполнила бокалы и один подала мне. Кассини свой уже держал.

— Хорошо, — сказал он, поглаживая усы. — Мы делаем успехи.

Я попробовал напиток и поглядел на него поверх края бокала.

— Как это глупо с моей стороны, — опомнилась Карен. — Вы же не знакомы. Это Рудольф Кассини, мой репетитор по вокалу.

Он щелкнул каблуками и перегнулся в талии. Манеры у него были фальшивее циркона.

— У меня главная партия в сочиненной Руди оперетте, — по секрету сообщила Карен.

— Я уже понял, — сухо откликнулся я.

— Ты будешь сенсацией, — заверил он ее.

Я бесцеремонно вмешался:

— И все, что ему нужно — это деньги на постановку.

Он поставил свой бокал.

— Прошу прощения?..

Я пропустил его реплику мимо ушей.

— Могу Вас поздравить, мисс Перно. Всучить мне это дело — вся операция была разыграна как по нотам! Подозреваю, Вы обо всем договорились с Пейнтером до моего прихода.

Она потупила глазки:

— Да. Вы очень умны. Это что-то меняет?

— Немного, — кивнул я. — Почему Вы выбрали меня, когда вокруг столько модных высокооплачиваемых светил юриспруденции?

— Синьор! — не отставал Кассини, обиженно прищурившись, ваш предыдущий намек…

Карен резко его оборвала:

— Руди! Пожалуйста, не мешай нам.

— Не удерживайте его, — сказал я. — Что Вы хотели сказать, Кассини?

— Смысл Вашего замечания, — заявил он, мрачно хмурясь и пытаясь выглядеть как член Общества Черной Руки. — Мне он не понравился.

— Ну-ну, — я небрежно отвернулся от него и посмотрел на хозяйку. — Могу я задать Вам вопрос?

— Конечно.

— Дядюшкины деньги Вам понадобились для затеи с этой опереттой?

Она покосилась на Кассини:

— Ну почему же… Да, я собиралась частично ими воспользоваться.

— И если бы Вы денег не получили, постановка бы не состоялась?

Она повела плечиками.

Я посмотрел на Кассини.

— Вот так. Это дает Вам мотив убить единственного свидетеля, который мог помешать притязаниям Карен на дядюшкино наследство. То, что Вы меня наняли, не остановит поисков убийцы, и если он окажется близким другом моего клиента… — я развел руками.

Она закинула головку, продемонстрировав прелестную алебастровую шейку, и залилась жемчужным смехом.

— Руди! — задыхалась она. — Вы обвиняете Руди? О, как это смешно?

Кассини побледнел.

— Не вижу ничего смешного, — он принялся нервно подергивать усы.

— Вернемся к первому вопросу, — предложил я. — Что заставило Вас нанять именно меня?

— А у меня должна быть причина? — спросила она.

— Угу. Роланд слишком стар. Хорошо. Но он скорее предложил бы кого-нибудь, кого лучше знает. В конце концов, здесь замешаны большие деньги, а я человек абсолютно посторонний.

Она опустила ресницы и нервно подергала пряжку пояса:

— Если бы у меня была другая причина, то какая?

— Может, эта, — предложил я. — Газеты намекают, что Вирна Форд могла мне что-то сболтнуть. Предположим, у меня есть такая информация, тогда, став вашим союзником, я могу ее использовать — или не использовать.

Она вскинула ресницы:

— Вы всегда так откровенны?

— Нет. Временами я покрыт мраком и тайной. Адвокат находится в особом положении. Проблемы клиента — это личные проблемы клиента. Если вы хотите, чтобы я вам помогал, мне нужно точно знать, что у вас на уме.

Она ослепительно улыбнулась:

— По Вашим словам, я кажусь очень сложной и хитрой. Но поверьте, я очень проста. Да, мы на самом деле ввязались в это не вслепую. Мы делали о Вас запросы. Мне нужны деньги, и в данных обстоятельствах Вы показались наиболее подходящей кандидатурой, чтобы их заполучить.

— Почему?

— Подумайте сами. Вы адвокат. Вирна Форд приходит к Вам, может быть, спросить совета. Кто-то, опасаясь этого визита, ее убивает. Но немного опаздывает. Вы были правы. Я думала, она Вам что-то сказала. И если нужно отразить притязания Квимби, то Вы выглядите очень подходящим для такой работы.

Она ничего не знала о разводе Камбро. Это абсолютно ясно. Я сделал еще глоток «бурбона». Кассини сидел на вращающемся стуле и мрачно пялился в стакан.

Без всякого предисловия я выдал:

— Вирна Форд была здесь вчера утром.

— Вот, — торжествующе воскликнула она. — Видите, я была права. Она говорила Вам. Она рассказала о визите.

Я не видел, чем это может повредить, и позволил ей и дальше так думать.

— Что ее сюда привело?

— Моя просьба, — невозмутимо ответила она. — Я попросила ее прийти.

— Не очень хороший способ — пытаться сговориться со свидетелем своего противника, — заметил я.

Она беспечно отмахнулась.

— Меня никогда не волновали такие вещи. Этика слишком мешает жить. Вы так не думаете?

— Расскажите мне о вашей встрече.

— Роланд барахтался, как щенок, никуда не поспевая, и я чувствовала, что должна что-то делать. Честно, мистер Джордан, я была готова на любые действия, которые обеспечили бы мне денежки дяди Джима.

— Даже убийство?

— Я об этом не думала.

— Или подкуп свидетеля?

— Если потребуется. Допивайте, я сделаю еще. Винные погреба в куда лучшем состоянии, чем мой банковский счет.

Виски скользнуло в глотку легко, как масло.

— До тех пор, пока Вы мой клиент, — сказал я. — Вам придется хорошо себя вести.

Она перестала наполнять бокал и вскинула сверкающие глаза.

— Тут замешаны огромные деньги.

— Деньги — это хорошо, — сказал я. — И удобно. Они мне нравятся так же, как вон тому малому, но не настолько, чтобы я согласился закрыть глаза, если окажется, что вы сделали что-то с бренди, которым ее поили.

Кассини грохнул бокалом по роялю и вскочил. Глаза его потемнели и налились яростью.

— Встать! — тяжело выдохнул он.

Я окинул его взглядом. Жилистый и плотный тип. Я медленно сделал глоток и вздохнул.

— Поднимайся, — голос у него сорвался.

Я капризным тоном бросил:

— Отошлите его. Уберите его отсюда, пока я его не покалечил. Он меня нервирует.

Из глотки Кассини вырывался яростный хрип.

Карен с любопытством посмотрела на него и сказала мягко, но твердо:

— Думаю, тебе лучше пойти прогуляться, Руди. Это бизнес. Тебе это неинтересно.

Мне понадобился громоотвод, чтобы выдержать взгляд, которым он меня одарил. Но он развернулся на каблуках и вышел. Я улыбнулся хозяйке. Мы были совершенно одни. Она скользнула на огромный бархатный диван, который ее сразу же поглотил, вытянула стройные ножки и устроилась поудобнее. Глаза ее чуть затуманились.

— Теперь, — нежно проворковала она, — куда лучше, правда? Мы совсем одни. Можем очень мило поболтать. Идите сюда и садитесь рядышком.

Я захватил бокал и неуклюже увяз в ковре. Сев рядом, я потрогал толстый ворс:

— Откуда это?

— Персия. Он довольно старый.

— Держу пари, здесь понадобятся снегоступы.

— Не позволяйте декорации себя одурачить, — усмехнулась она. — Этот дом заложен и перезаложен вместе с мебелью и всем прочим.

Я для пробы вдохнул. Духи у нее спокойные, слегка ускользающие и очень тонкие.

— Разорены, да? Но Вы хотите вложить деньги — если получите — в оперетку Кассини.

— Она совсем недурна, — тихо сказала она. — У него есть талант, и он разбирается в музыке.

— Он шарлатан. Тех вещей, что он наговорил, можно за вечер нахвататься в коридорах Карнеги-холл.

Она улыбнулась:

— Вы не оставляете мне свободы суждений.

— Женщины легковерны, — сказал я. — Вспомните, как была одурачена Распутиным императрица… Сколько денег оставил ваш дядя?

— Около полумиллиона.

Я тихонько присвистнул. Цифра была гораздо крупнее, чем предполагал Флойд Дилон.

Она приблизила бокал к моему, разглядывая меня сквозь ресницы.

— За нас.

— И за деньги дядюшки Джима. Уйма налички вылетит на шоу.

Она напряглась:

— А почему бы и нет? Я всегда хотела сделать карьеру на сцене. Это мой шанс. Даже если спектакль не пойдет, у меня будут опыт и реклама.

— Стоящая полумиллиона долларов?

Она казалась раздраженной.

— Столько не понадобится. И в любом случае, я знаю все возражения наизусть. Если шоу будет чего-то стоить, какой-нибудь почтенный продюсер вложит свои деньги. Можете назвать это тщеславием. Я иду на это с открытыми глазами.

— Конечно, — кивнул я. — Вы большая девочка. Давайте вернемся к Вирне. Как Вам удалось зазвать ее к себе?

Она наклонилась и вытащила сигаретку из лакированной коробочки. Я щелкнул зажигалкой. Она выпустила дым мне в глаза и откинулась, не отрывая взгляда.

— Мне обязательно отвечать?

— Да.

— Я пошла в «Волшебную лампу» — это клуб, где она танцевала — и послала ей записку.

— И она явилась вчера утром?

— Как раз перед ланчем.

— Что случилось?

Она сняла крошку табака с губы, глубоко затянулась, глотнула «бурбона», чтобы удержать дым, и заговорила с выражением, как школьница, отвечающая урок наизусть.

— Я хотела спросить, уверена ли она, что дядя Джим был мертв, когда она попала на место аварии. Я подозревала, что ее подкупили. Но возможности спросить так и не представилось. Она заговорила первой и нагло все выложила…

Карен замолчала и слегка куснула нижнюю губку.

— Что она сказала? — спросил я.

— «Милочка, я точно знаю, что у тебя на уме. Ты хочешь, чтобы я изменила показания. Может, я это сделаю, а может нет. Все зависит от тебя. Сколько это стоит?» — Карен покачала головой. — Я была шокирована.

Ну да, — подумал я, — шокирована как сержант, обкусывающий заусеницу.

Вслух же произнес:

— И сколько вы ей предложили?

Ее лицо застыло. Она стряхнула пепел с сигареты:

— Мне бы хотелось, чтобы вы не были таким резким.

— Мне бы тоже. Но я слишком стар, чтобы меняться. Вы договорились?

— Нет. Я только дала несколько туманных обещаний.

— Почему?

— Потому что маленькая шлюшка хотела ровно половину всего, что я получу.

— Вирна ни в чем не мелочилась.

— Да, — горько кивнула она. — Только не там, где замешаны деньги.

— Что случилось потом?

— Ничего. Я сказала, что мне нужно время подумать. Она была невозмутима. Только расхохоталась и сказала: «Половину или ничего, милочка. Ты знаешь, где меня найти». И ушла.

— А вы открыли окно, чтобы выветрился запах жасмина.

Она улыбнулась:

— Ужасно. Я несколько часов не могла зайти в эту комнату.

— И в тот же вечер она была мертва.

— Я так и понимаю.

Я откинулся назад, уставился в потолок и принялся усиленно размышлять. Она наблюдала за мной с невозмутимым лицом цвета камеи и чуть приоткрытым маленьким ротиком, так и ждущим поцелуя.

Я сказал:

— Вы, конечно, знаете, что один из пассажиров исчез с места происшествия. Пейнтер делал попытки его найти?

— Нет. Роланд боялся, что мужчина может поддержать показания Вирны. Он сказал, что одного свидетеля противной стороны уже достаточно, но двоих… — она сделала беспомощный жест.

Я кивнул:

— Резонно. Вернемся к Кассини. Вы обсуждали вопрос ссуды?

— Естественно, и не раз.

— Он здесь был, когда вы разговаривали с Вирной?

— Да.

— Когда он ушел?

Она не спеша затушила окурок, прежде чем ответить.

— Вы же не серьезно? У Руди на убийство не хватит характера. Он музыкант.

— Если человека долго и старательно провоцировать, практически каждый может совершить убийство. У него достаточно весомых мотивов.

Она наморщила лоб и долго смотрела на меня.

— Лучше бы Вы этого не говорили. Лучше бы Вы даже так не думали. Давайте сменим тему. У Вас очень загорелое лицо. Солярий?

— Не-е. Я весь коричневый.

Она с лукавой улыбкой медленно подняла и опустила ресницы.

— Можете доказать?

— Не сейчас, — сказал я. — Происходящее все еще считается деловой встречей.

Она надулась и придвинулась ближе, повиснув на моих плечах. Голос стал гораздо ниже.

— А разве мы с этим не закончили?

— Еще нет. Расскажите мне о Вашем дяде и девушке, на которой он женился.

В ее глазах стоял туман, казалось, что она поплыла, но она ответила:

— Дядя Джим был в порядке. Не красавец, но он в этом и не нуждался. Он унаследовал капитал и сумел его приумножить. Он никогда не был особенно привлекательным, и, подозреваю, этого стеснялся. Он никогда не вертелся вокруг женщин и столько лет прожил холостяком, что известие о его женитьбе вызвало шок.

— Все это случилось недавно?

— Меньше месяца назад. Он встретил Иви в «Коралловой крыше». Она там работала. Мне рассказали друзья. Дядя Джим таскал ее повсюду: Хайли, собачьи бега, все клубы и казино. Это был скандал.

— Некоторые этим живут, — заметил я. — Следуют повсюду за мужчинами за вознаграждение.

Она вскинула голову, нахмурилась и сжала губы:

— Но зачем ему было на ней жениться?

— Чем старше становишься, тем крепче влюбляешься — от любви начинает трясти, как от землетрясения. Он боялся потерять ее и сделал предложение. Для нее это был шанс обеспечить себя и даже жить в роскоши. А может, у нее было на уме другое — быстрый развод и большой куш. Сколько они были женаты?

— Только два дня.

— После шестидесятилетней холостяцкой жизни?

— Да.

— У них должен был быть медовый месяц.

Она шлепнула меня по щеке, нежно, словно взмахнула крылом ночная бабочка.

— У вас извращенные мысли. Хотите посмотреть на снимок, который Иви и дядя Джим прислали мне из Флориды?

— Очень даже хочу.

Она томно поднялась, раскопала в фиолетовой сумке на рояле конверт, принесла его и уселась практически мне на колени. Ее щека оказалась вплотную к моей, чтобы мы могли посмотреть вдвоем.

Это был четкий глянцевый снимок. Двое стояли у бассейна и старательно улыбались, как всегда улыбаются для фото. Худой лысеющий мужчина со срезанным подбородком и тощими белыми ногами положил руку на талию весьма зрелой рыжей красотки. Ее купальный костюм уместился бы в наперстке и вызывающе демонстрировал сильное тело, созданное для тяжелой работы. Джеймс Перно выглядел гордым явно неспроста.

Я тихонько присвистнул:

— Вряд ли дядя Джим подходил для таких дел. Он наверняка бы долго не выдержал.

— Как вы можете говорить такие вещи? — она явно не была задета.

Я усмехнулся. Она вернула улыбку с процентами. Наши губы были в двух дюймах друг от друга.

— Разве Иви не выглядит потаскухой? — спросила она.

Я просто кивнул.

— Не могу понять, — выдохнула она, — как он мог быть таким дураком?

Я поднял фото.

— Посмотрите на него — костлявый, застенчивый, вышедший в тираж. Это была мечта всей его жизни. Разве вы ни разу не видели, как на музыкальных комедиях или пародийных шоу он сидит в первом ряду с блестящими глазами и представляет себе все это? Как он желает заполучить одну из них, но слишком робок, что пойти и предложить. Затем он встречает Иви, молодую, привлекательную и сладкую, она с ним добра, это раздувает его Эго. Он боится потерять ее и делает предложение. Вот что заставило старика жениться на молодой цветущей девушке. Тщеславие или жажда обладания. Некоторые воображают, что получают любовь, другие знают, что просто покупают ее. На самом деле все они покупают кучу несчастий. Но эту цену старые дураки платят за то, чтобы оставаться старыми дураками.

Она восхищенно слушала.

— Похоже, Вы немало знаете о людях.

— Не очень. Как насчет ее брата? Эрика Квимби.

Имя сыграло роль катализатора. Реакция была неожиданной и неистовой. В глазах заполыхал гнев.

— Квимби! — она шипела, как вздыбившаяся кошка, и едва не задыхалась. — Это жалкий отвратительный воришка… — она захлопнула рот, пятна румянца медленно сползали со щек по мере того, как она брала себя в руки.

— Вы его не любите, как я понял.

— Я его презираю. А почему нет? Человек никогда даже не видел дядю Джима, а теперь жаждет его денег.

— Я бы тоже был уязвлен.

Ее брови вернулись на место, и она одарила меня сладкой улыбкой. Она меняла мины с легкостью хамелеона, меняющего цвета.

— Так-то лучше, — сказал я. — Теперь расскажите о нем.

— Первый раз я встретила его на похоронах. Иви в письме просила его открыть дом дяди Джима. Думаю, она послала ему ключи. После похорон он сам туда въехал. Он стал смеяться надо мной и велел мне убираться. Сказал, это его собственность, что он уже предвидит решение суда.

— Вы это говорили Пейнтеру?

— Конечно.

— Что он сделал?

— Ничего. Вы видели Роланда. Если он ответит на звонок, ему уже придется пить лекарство.

— Мы вот что сделаем, — сказал я. — Получим судебный ордер, дом опечатаем и вытащим его за ухо. Пусть думает, что дом достанется ему.

Она с наслаждением рассмеялась:

— Превосходно, хотела бы я быть там.

— Может, и будете.

Она сверкнула глазами:

— Я могу Вас поцеловать.

— Сначала поговорим о гонораре.

— Я… я не могу Вам платить больше, чем слугам.

— Мне вообще не нужно. Я работаю на пари. Я ставлю мое время, вы — процент наследства, если мы выиграем. Годится?

— О, да.

— Я не буду таким жадным, как Вирна. Как раз сейчас Квимби и Дилон довели дело до кульминации. Нам нужно доказать, что Вирна лгала или ошибалась. И неплохо бы найти исчезнувшего пассажира. Это займет немало времени и может быть опасно.

— Опасно? — нахмурилась она.

— Меня уже предупреждали. Кто-то мне позвонил и предложил устроить в ящик рядом с Вирной Форд, если я буду лезть в чужие дела, — я улыбнулся. — Но меня напугать не просто.

Я встал. Она тоже поднялась с дивана и замерла. Глаза пылали страстью. И вдруг она обвила мою шею руками и поцеловала. Она только казалась хрупкой, а хватка у нее — как у борца.

Раздвинулись портьеры, и в комнату вошел Рудольф Кассини.

— Карен!

Можно было подумать, он застал нас в постели. Она не спеша оторвалась:

— Мы скрепляем сделку, Руди.

Его рот перекосился. Он просто потерял дар речи.

Я вежливо откланялся:

— До свидания, мисс Перно. Буду держать Вас в курсе.

Я пересек комнату и вышел за портьеры. Рудольф Кассини продырявил меня взглядом.

Глава одиннадцатая

Пришлось вернуться в офис посмотреть, прислал ли Пейнтер бумагу о передаче дел. Для начала достаточно было ее. В конце коридора, прислонившись к стене и целиком уйдя в газету, стояло узкоплечее и длиннолицее существо мужского пола, одетое, как мошенник из Роузленда.

Я подошел к двери, повернул ручку и чуть не въехал лицом в матовое стекло. Дверь была заперта. Я нахмурился: она не имела права быть запертой. Только не в это время.

Пришлось воспользоваться ключом. Не было ни мисс Кэссиди за столом, ни записки, объясняющей ее отсутствие.

Очень подозрительно.

Я сел за стол и позвонил Пейнтеру. Чтобы узнать, что бумаги в пути. Оставалось только ждать.

Итак, у меня новый клиент. У меня шанс получить огромной гонорар. Значит, есть еще одна причина найти убийцу Вирны Форд.

Снаружи раздались шаги.

Я поднял глаза на открывающуюся дверь. Длиннолицый скучающий мужчина из коридора перепрыгнул порог, захлопнул дверь, припер ее спиной и оскалил острые края зубов в натянутой улыбке, даже отдаленно не пахшей весельем.

Тощий маленький скелет с впалой грудью; желтоватое лицо с косо приклеенными тонкими и плоскими губами. На скелете болталось узкое пальто и шляпа с узкими полями и голубой лентой. А потом я увидел глаза, их темную радужку и безмерно расширенные зрачки. Мне даже не было нужды искать следы укола на руках. Накачан наркотиками под завязку. Об этом вопили и глаза, и подергивавшийся клинообразный нос.

Он поспешил вынуть правую руку из кармана и продемонстрировать холодный блеск никелированного револьвера. Эта древняя, давно вышедшая из употребления модель, казалось, разлетится у него в руках, если нажать курок.

В нем было что-то смутно знакомое.

Он спросил странным жужжащим голосом:

— Узнаешь меня, Джордан?

— Не так скоро, — моргнул я.

Уголки его рта увлажнились и стали темнее.

— Уверен, что узнаешь. Подумай, Джордан. Вспомни отель Святой Клары и портье по фамилии Дан…

Я нахмурился, напряженно шевеля мозгами. Потом это всплыло. Я щелкнул пальцами.

— Дан! — сказал я. — Гарри Дан!

— Именно. Шесть лет. У тебя хорошая память.

Шесть лет. Это не казалось долгим сроком. Я работал тогда от почтовой инспекции, рыскал по третьеразрядным отелям в поисках пропавшей заказной почты. Ее я так и не нашел, зато обнаружил другое. Ночной портье Гарри Дан сдавал комнаты по поддельным регистрационным карточкам, позже уничтожал их и прикарманивал деньги. Компании это дорого обошлось, и они упекли парня куда подальше.

Я положил руки на стол и приклеил на лицо приятную улыбку. Она вышла натуральной, как стеклянный глаз.

— Когда ты вышел, Гарри? — спросил я.

— Держись подальше от телефона, — рявкнул он. — Скажи, Джордан, ты помнишь, кто меня заложил?

— Ты сам себя заложил, Гарри.

Он покачал головой:

— Нет. Ты. Почему бы тебе ни заниматься своими делами? Меня бы никогда не накрыли. А ты меня заложил. Шесть лет. Эти ублюдки так и не урезали мне срок.

Глотку разорвал кашель, он вытер рот рукавом. Пистолет не шелохнулся.

Я старался сохранить улыбку.

— Это игра, — сказал я. — Ты нарушил закон и попался.

— Ты крутил рулетку. Я выходил сухим из воды. Никто бы никогда не догадался, — рот его дергался в тике, глаза ненормально блестели, голос перешел в низкий скрежещущий шепот. — Долго я ждал этого, Джордан. Очень долго.

Во рту у меня пересохло. Я облизал губы:

— Нельзя же так решать дела, Гарри. Это нехорошо. Тебя посадят на электрический стул.

Он презрительно усмехнулся:

— Не посадят. Я умнее, чем шесть лет назад. Гораздо умнее. Как ты думаешь, кто убрал твою секретаршу из офиса?

Так вот оно что! Я ничего не ответил.

Он сухо и резко хихикнул:

— Я ей позвонил и сказал, что ты застрял в Бруклине, дело важное, и ей нужно приехать прямо сейчас. Она проглотила это и не поперхнулась.

Он шагнул вперед, вперившись в меня взглядом. Я сидел, не двигаясь, и старался выглядеть бесстрастным. Его лицо влажно блестело. Никелированный пистолет чуть дрогнул, но недостаточно. Я почувствовал, как на висках выступил пот.

Вдруг зазвонил телефон.

Звонок резко хлестнул по двум клубкам обнаженных нервов. Его глаза прыгнули туда, потом обратно на меня. На переносице собрались глубокие складки, зубы ощерились. Тик в уголке рта перешел в бешеную дрожь.

— Пусть звонит! — прорычал он.

Мы смотрели друг на друга, как дворняги на кость, а телефон надрывался громче пожарной сирены.

Неожиданно все смолкло. Он выпустил воздух, будто проткнули воздушный шар. И громко задышал раскрытым ртом. Пройдясь языком по губам, сделал еще шаг ко мне.

— Я сотру тебя, Джордан, как мел с доски. Ты даже не будешь…

Телефон очень вовремя оборвал его, вновь пронзительно и настойчиво зазвонив.

Я сел прямо:

— Слушай, Дан, это офис. И рабочее время. Лучше ответить на звонок, пока кто-то не пришел проверять, в чем дело.

Он тупо уставился на меня, все еще тяжело дыша.

— Ладно. Отделайся от него.

Я поднял трубку. В ней дрожал звонкий голосок Дульси.

— Привет, дорогой. Что у тебя за офис? Я звоню и звоню, а ты не отвечаешь…

Я сглотнул и резко ответил:

— Ничего не поделаешь, Фергус. Я не могу тебя сейчас принять.

— Это не Фергус, дорогой. Это Дульси. Помнишь?

— Нет, — рявкнул я. — На следующей неделе. Я занят. Я… У меня девушка.

— Скотт! — выдохнула шокированная Дульси.

Я прикрыл микрофон, мрачно посмотрел на Дана и сказал:

— Внизу парень. У него неприятности, и он хочет меня увидеть.

Гарри Дан нагнулся вперед, глядя на меня глазами холоднее стекла. Костяшки руки с револьвером побелели. Он паническим завертел головой:

— Нет. Скажи ему нет.

Я заговорил в трубку:

— Слушай, Фергус, меня не волнует, насколько это для тебя важно. Это не обсуждается. В другое время. Я… алло, алло…

Я медленно положил трубку. Потом поднял глаза, облизал губы и вытянул вперед ладони.

— Бесполезно, он все равно поднимается.

Лицо Дана сморщилось. Казалось, он расплачется.

— Ты… ты лжешь, — прохрипел он.

— Ладно, — сердито бросил я. — Тогда валяй, стреляй.

До него дошло. Пробилось через наркотический туман в мозгу. Я мог и лгать, но уверен он не был. В любой момент этот человек мог пройти ему навстречу через холл, чтобы присоединиться к нам. Глаза Дана неистово заметались по комнате.

Я указал на стеклянную дверь за моим столом. Эту дверь держали закрытой и никогда ей не пользовались, разве что когда я хотел избежать нежелательных посетителей.

Он пронесся мимо стола, схватил ручку одной рукой, а другой одновременно пытался спрятать с глаз долой револьвер. Дверь не поддавалась. У меня было столько времени, что стало противно. Я снял с ониксового письменного прибора зеленое пресс-папье и ударил его по затылку.

Он упал, как бык на корриде.

Я нагнулся и поднял револьвер «смит-энд-вессон» 32-го калибра. На первый взгляд достаточно древний, чтобы разлететься от первого выстрела. Потом упал в кресло. Сердце все еще бешено билось. Руки были двумя кусками холодного теста.

Гарри Дан перевернулся и посмотрел на меня остекленелым взглядом. Потом сел на полу, спрятал лицо в ладонях и затрясся в рыданиях. Я немного за ним понаблюдал, потом снял трубку и позвонил Джону Нолану.

— Слушай, Нолан, здесь парень по имени Гарри Дан. Он не так давно вышел из тюрьмы. Видимо, немного тронулся умом и решил, что я его засадил. Пытался взять меня за горло.

— Вооружен?

— Нет. Никакого оружия.

— Позвони в ближайший участок.

— Это не то, что я хочу, — сказал я. — Можешь сделать мне одолжение?

— Может быть, — осторожно ответил он.

— Пошли человека из вашего отдела. Мне нужно, чтобы этого Дана подержали пару дней, пока он не остынет.

— В любом случае тебе придется написать заявление.

— Ладно, — согласился я. — Но мне нужен один из твоих. И, между прочим, думаю, тебе надо знать, что меня только что наняла Карен Перно.

Он тихо втянул воздух:

— Да будь я проклят!

— Теперь у меня в этом деле официальное положение.

— Дилон знает?

— Еще нет. Но будет в курсе в течение часа.

— Ему это понравится. Все, что я смог вытянуть из этой дамы — море холода. Как тебе удалось?

— Обаяние, — самодовольно заверил я.

— Ага, а то, что ты нашел Вирну в своей квартире, к этому никак не относится.

Он был очень проницательный парень.

— Это помогло, — согласился я.

Нолан обещал сейчас же послать человека и повесил трубку.

Гарри Дан выглядел раздавленным. Сказывалось действие наркотика. С лица цвета мокрого цемента на меня смотрели безжизненные глаза. У него был вялый, больной вид человека, приходящего в себя после наркоза.

Я негромко сказал:

— Даю тебе передышку, Гарри. Сам не уверен, почему. Ты только что вышел из тюряги, и если я скажу, что ты пришел и наставил на меня пушку, ты знаешь, что будет. Это первый и последний раз. Если ты побеспокоишь меня еще, если я твою рожу еще увижу, я наставлю этот револьвер на тебя и посмотрю, что с тобой сделают.

Он ничего не ответил. Я сел за пишущую машинку Кэссиди и настукал двумя пальцами приказ на опечатывание дома Джеймса Перно в Ривердейле. К тому времени, как я закончил, прибыл посыльный от Пейнтера с бумагами о передаче дел. Практически тут же появился Верник и забрал Дана. Мы спустились вниз, чтобы подписать заявление.

Час спустя я уже ехал в Ривердейл.

Глава двенадцатая

Дом красного кирпича примостился на склоне горы на милой тихой улочке. Не слишком большой и кричащий — всего двенадцать комнат, вполне достаточно, чтобы холостяку было удобно и не тесно. Побуревшая лужайка была гладкой и широкой. Ограждавшая ее живая изгородь явно нуждалась в уходе. Венецианские шторы на всех окнах были задернуты. Я прошествовал по мощенной плитами дорожке, вдавил кнопку, и внутри четыре колокольчика проиграли бодрую мелодию. Когда никто не ответил, я сыграл на «бис», а потом давил до тех пор, пока не послышались шаги.

Дверь открылась. Ровно настолько, чтобы я увидел пол-лица мужчины. Выпуклые недобрые глаза сдержано меня проинспектировали.

— Да?

— Мистер Эрик Квимби?

— И что дальше?

Я продемонстрировал примирительную улыбку:

— Меня зовут Айра Клумбах. Я беспокою по поводу страховки номер… — я взглянул на клочок бумаги, как-будто освежить память, — … АА-3944, которое мистер Джеймс Перно оформлял в моей компании.

Глаза заискрились, в голосе прорезалась заинтересованность.

— Что за страховка?

— Страхование жизни.

Его интерес повышался, как ртутный столбик в стакане кипятка. Он стал почти сердечным.

— И что с ней?

Я мысленно похлопал себя по плечу. Денежки казались верным подходом к этому типу. Я огляделся. Он проглотил приманку, открыл дверь, и я вслед за ним вступил в гостиную. Вся находчивость дизайнера интерьера была вложена в белую современную мебель, сложную систему зеркал с потрясающими эффектами и пару картин Лотрека — все больше обнаженная натура. Мистер Джеймс Перно придавал большое значение формам.

У стены я углядел две коробки: одну запечатанную, другую наполовину заполненную фамильным серебром. Квимби не терял времени в реализации доставшегося ему имущества. Я перевел взгляд на него.

Длинное, злобное лицо с двумя бесцветными хитроватыми глазками навыкате, голова с жесткими черными волосами, плотно прилизанными к длинному черепу. Лицо человека, который слишком долго питался одними мечтами. На нем были штаны из шотландки и голубая шерстяная спортивная рубашка с открытой шеей. В вырезе клоками росли курчавые волосы. Он указал на стул, я сел и одарил его бессмысленной улыбкой.

Он напомнил:

— Насчет полиса?

— Ах, да, полис. Страховка не очень большая, — с сожалением сказал я. — Только десять тысяч долларов, но с этим надо что-то делать.

Его кивок не означал ничего, кроме ожидания продолжения.

Я сказал:

— Я прочитал об аварии мистера Перно несколько недель назад, и так как сам продавал ему страховку, то подумал, что мои услуги могут потребоваться. Вы знаете, заключение о смерти, все обычные формальности, заполнение бумаг. Я пытаюсь оказывать моим клиентам подобные услуги. Права должны быть оформлены как можно быстрее. Конечно, я не знаю в точности сути дела, но чувствую, что вы, вероятно, знаете.

Он удивленно разглядывал меня, стянув брови в черную черту над переносицей.

— Я вас раньше нигде не видел?

Я улыбнулся:

— Вполне возможно. Я каждое Рождество рассылаю календари со своей фотографией. У меня собственное агентство.

— В чью пользу была страховка?

— В его собственную, — сказал я.

Он смерил меня внимательным взглядом:

— Разве не странно — человек покупает страховку, не указывая имени наследника?

— О, да. Но не слишком странно в случае такого холостяка, как мистер Перно. У него была великолепная возможность получить эту страховку без медицинского осмотра, но решать следовало быстро.

Квимби отступил на шаг, голова его на дюйм высунулась из воротничка, глаза вспыхнули и засверкали.

— Ах ты сукин сын! — рявкнул он.

Я озадаченно переспросил:

— Прошу прощения?

Его зубы лязгнули, рот перекосило от злобы.

— Теперь я тебя узнал. В вечерних газетах был твой снимок. Ты тот мошенник — адвокат, Джордан.

Ну и ладно. Все равно я уже начинал разговор.

— Я догадывался, что Вы раньше или позже меня узнаете. Просто хотелось зайти оглядеться, посмотреть, что происходит. Это серебро, например, все еще не Ваше. Если вы его продадите, то нарушите закон. Вы же не хотите нарушить закон, правда, Квимби?

Его глаза извергали яд.

— Ты грязный ублюдок…

— Спокойно. Это ни к чему не приведет, кроме полного рта битого фарфора. Я не имею в виду себя, но моя мамочка очень чувствительна.

Ему даже сдавило глотку.

— Убирайся отсюда, — подавился он крепким словцом, — пока я не перебил тебе хребет.

— Держи себя в руках, — любезно посоветовал я, — а то удар хватит. Слушай и возьми себя в руки, потому что тебе это не понравится. Карен Перно только что сменила юриста и наняла меня своим адвокатом. С этого момента дело будет вестись по-другому, и начинаем мы с выселения тебя отсюда. Все дело с женитьбы Перно на твоей сестрице смердит, как арабский верблюд. Понял? И я собираюсь выветрить этот запах.

В его глазах вспыхнули недобрые красные пятнышки.

— Карен Перно! Она убила моего свидетеля.

— Конечно. И к тому же очень умно. Кстати, я помогал ей.

Это повергло его в шок. Глаза стали похожи на вишни.

— Превосходно! — пренебрежительно бросил я. — Твою свидетельницу убили только после того, как ее показания были даны в письменном виде под присягой. Что случилось, Квимби? Вирна потребовала большей доли? Ты испугался, что она переметнется к противнику? И показалось лучше ее убрать?

Он отскочил, как от удара, и завопил:

— Что? Ты пытаешься сказать, что я…

Остальное застряло у него в глотке и в перекошенном от бешенства рту.

Я пожал плечами:

— А почему нет? Газеты разбудили самого дьявола. В результате мэр напирает на комиссара полиции, тот дает жару своим ребятам, туда же районный прокурор с амбициями, и все рвутся выпустить пар, обвинив кого попало в преступлении. Чтобы не так жарко было. Говорю тебе, Квимби, я могу обтесать тебя под любой фасон.

Конечно, это была чушь, и я знал это, и он тоже знал, но судя по его встревоженному лицу, было немало вещей, о которых он не хотел бы рассказывать. Постепенно лицо его расслабилось и озарилось коварной ухмылкой.

— Кого ты думаешь одурачить?

— Не тебя, Квимби. Тебя никто не сможет одурачить. Ты знаешь все ответы.

— Знаю достаточно, чтобы держать тебя впотьмах, стряпчий.[1]

— Не употребляй этого слова. Оно мне не нравится. Куда ты дел яд, который подсыпал в бренди?

Он с недобрым видом подался вперед. Но я добавил:

— Есть еще один пункт. Бриллиантовая булавка твоего зятя, которой ты дал Вирне взятку.

У него отвисла челюсть, он облизал верхнюю губу и с прищуром пристально оглядел меня. Но я продолжал:

— Вирна мне кое-что сказала. У нее было нехорошее предчувствие. Она боялась. Боялась, что кто-то хочет отправить ее на тот свет.

Рот его превратился в узкую щель. Потом он расхохотался:

— Ты принимаешь меня за идиота?

— На самом деле ты не идиот, — заверил я. — Просто недостаточно умен. Может быть, коварен, но не сообразителен. Например, ты дал Вирне булавку, потому что не было достаточно наличности ее осчастливить. А серебро в углу, которое ты пакуешь для срочной продажи… Все это не умно, Квимби. Слишком много ошибок.

Его дыхание участилось.

— Ты взял неверный тон. Слушай, пошел вон!

— Когда я уйду, — покачал я головой, — мы уйдем оба. И запрем за собой дверь.

Кровь приливала к его лицу со скоростью наступления легкой кавалерии.

— Моя сестра была замужем за Перно, и тот оставил ей эту лачугу.

— Правда? Ты уверен? Только если Вирна Форд говорила правду, а это вопрос спорный. Предположим, я откопаю пропавшего свидетеля, и тот поклянется, что она лгала. Помни, Вирна не была врачом. Она могла ошибаться. Может, Перно был не мертв, а без сознания. Да, мой друг, в таких делах всегда много разных складок, но я собираюсь их разгладить.

Он хрипло выдохнул:

— Я тебя убью!

Женский голос за моей спиной спокойно произнес:

— Валяй, Эрик, скажи только слово, и я размечу его мозги по всей комнате.

Она вошла без единого звука. Я обернулся. Девушка стояла на площадке у открытой двери в заднюю часть дома. Маленький белый кулачок вытянутой руки сжимал короткоствольный «кольт» 32 калибра, тупорылый пистолет для банковских охранников. Она целилась в меня и щерила меленькие ровные зубки.

Она была коротконогой, плотной и немного коренастой. Лицо чуть широковато, но производило приятное впечатление благодаря искусно наложенному макияжу. На голове возвышалась корона заплетенных в косу черных волос. Цветастый шелковый халатик грозил распахнуться. Крошечные ступни были обуты в красные шлепки с белым кроличьим мехом. А глаза жутко враждебные и зловещие.

— Кто эта девушка? — спросил я.

Он сказал:

— Убери пистолет, Ольга. Я сам справлюсь.

— Ага, — презрительно усмехнулась она, — так же, как с тем парнем в Цинциннати.

— Ну, — сказал я, — вижу, у вас все готово для милой уютной зимовки.

— Продолжай, — выпалила девушка, — попробуй только!

— Убери револьвер, — сказал я ей. — Я от него даже не нервничаю.

— Умник! — взвизгнула она. — Думаешь, заговорен от пули?

Я тяжело вздохнул:

— С полдюжины людей знают, что я здесь. Если что-то случится… Так что убери его.

Пришла пора сосредоточиться на Квимби.

— Слушай, не нужны мне эти споры. Я хочу, чтобы ты собрал вещи и убрался отсюда ко всем чертям. Собирайте шмотки, оба, и выметайтесь. Найдите милый тихий отель в пригороде, коротайте друг с другом вечера, пока суд не примет то или иное решение. А пока очевидно одно — здесь вы не останетесь.

Ольга спустилась на две ступеньки и плавно скользнула по ковру. Остановилась она в двух шагах и тогда излила весь свой яд.

— Я знала, что от тебя будут неприятности, едва тебя увидела. Слишком ты умный, все вы проклятые юристы…

Она продолжала в том же духе, но я не слушал. Мастера дзюдо разработали несколько аккуратных приемов для укрощения человеком с оружием. Я ни одного из них не знал. Но даже я вполне могу увидеть, когда оружие на предохранителе. Это — и ее близость — все слишком просто и неинтересно.

Я схватил ее руку и сжал так, что она не могла пошевелить пальцами. Потом крутанул — и «банковский специальный» свалился на пол. Она взвизгнула и когтями левой руки полоснула меня по щеке. Я швырнул ее на Диван.

Свинг Квимби пришелся мне в висок, и в ушах заработала кузница. Он пригнулся, глаза жестко и влажно блестели.

Я провел обманный прием и врезал ему в живот. Это был великолепный удар. Словно пробка вылетела из бутылки. Когда он сломался пополам, я поднял ногу навстречу его подбородку, который, наверно, дошел бы до самых ботинок и поднял его до уровня плеча. Поясницей он упал на брошенный плед и проехал на нем по натертому паркету. Изо рта потекла кровь. Он сплюнул в руку выбитый зуб, сел и уставился на него безжизненными глазами.

Ольга ползла к пистолету. Я отшвырнул его из пределов досягаемости. Тогда она обвила мою ногу и вцепилась в нее зубами. У нее была крепкая челюсть и крепкие зубы. Я завопил и попытался пинком ее сбросить. Не помогло. Пришлось оттаскивать за волосы. Коса упала ей на плечи черным канатом. Она вонзила зубы мне в запястье.

Квимби с трудом поднялся на ноги. Я не думал, что ему это удастся, но по воле Божьей он опять передвигался. Он влез в драку, неуклюжий и оглушенный, как раненый носорог.

— Ну, парень, — сказал я. — Ты просто душка!

Я осторожно смерил его взглядом и рубанул по кадыку. Он сел, позеленел и вышел из игры.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка запустила в меня тяжеленной книгой. Я пригнулся, и со стены душем посыпалась штукатурка. Мы упали на диван. Она боролась ногами, руками и зубами. Она пинала, корчилась и изворачивалась. Ее шелковый халат свисал клочьями. Под ним на ней ничего не было. Ее бедра были белыми и мускулистыми, грудь крепкой, а кожа сияла, как свежая слоновая кость.

— Господи! — выдохнул я. — Если будешь продолжать в том же духе, придется тебя изнасиловать.

Последовал короткий яростный спазм, и она обмякла.

Ольга лежала обессиленная и задыхавшаяся. Я поднялся на ноги, обошел ее, поднял пистолет, вынул магазин и опустошил его. Потом посмотрел в казенник и убедился, что в стволе ничего не осталось.

У меня уже был никелированный револьвер Гарри Дана. Подбиралась коллекция, которую я совсем не хотел собирать. Швырнув этот в угол, патроны я сунул в карман. Потом вынул бумагу и помахал ею.

— Вы видите постановление суда на опечатывание этого дома до назначения опекуна наследства. Через тридцать минут я вернусь с шерифом, чтобы его исполнить. Если вы не упакуетесь и не уберетесь подальше отсюда, я обвиню вас во взломе, незаконном проникновении в дом, нарушении чужих владений, грабеже в особо крупных размерах, вооруженном нападении с неработающим оружием и всем остальным по кодексу, — я указал пальцем на упакованные коробки. — Серебро остается здесь.

Удалялся я как победитель. За собой я чувствовал две пары глаз, горящие от ненависти и крушения надежд. Я аккуратно прикрыл дверь.

Когда я вернулся через полчаса, ни Квимби, ни девушки уже не было.

Равно как и серебра.

Глава тринадцатая

Следующие два часа я провел в аэропорту Ла-Гуардия, делая различные запросы. Самолет, который перенес Перно на север, значился как рейс 07, и стюардессой этого рейса была девушка по имени Жанет Росс. Она оказалась тоненькой, хорошенькой и уверенной в себе. Жанет припомнила, что самолет сделал вынужденную посадку в Северной Каролине, большинство пассажиров занервничали и настаивали, чтобы остаток пути совершить на поезде. Осталось только восемь человек, и ей казалось, что она узнает каждого из них.

Потом я добрался до офиса администрации «Сазерн Эйруэйс» и получил список пассажиров, которые долетели-таки тем рейсом до Нью-Йорка. Я пролистал его на обратном пути в Драммонд. Двух женщин пришлось исключить немедленно, как и Джеймса и Иви Перно, так что оставалось четыре фамилии. Двое из них проживали в Квинс, и можно было предполагать, что не станут они ловить машину до Манхэттена. Но из оставшихся двух мужчин — Кеннета Таунера и Джорджа Гакстона — пропавшим пассажиром могли оказаться оба.

Когда я вывалился из такси у своего дома, уже почти стемнело. Я вошел в холл, и Дульси, такая очаровательная в леопардовом жакете и без шляпки на блестящих волосах, бросилась мне навстречу и взяла меня за руку. Ее улыбка осветила мрачный зал не хуже факела. Мы направились к лифту так, будто проделывали это уже сотни раз.

Когда мы вышли, она остановила меня в холле, повернула лицом и взглянула встревоженными глазами:

— Я тревожилась за тебя, Скотт. Твой сумасшедший бизнес, этот телефон — все эти разговоры о мужчине по имени Фергус — я знала, что-то не так, и…

Я обнял ее и поцеловал. Она страстно прильнула ко мне и выдохнула:

— Ладно, все в порядке. Это имело какое-то особенное значение?

— Твой звонок спас мне жизнь, — сказал я. — Один парень считает, что я его посадил, и вот он явился в офис, накачанный дурью по уши, и хотел меня пристрелить. Когда ты позвонила, это помогло мне его перехитрить.

Она разволновалась и дотронулась до моей щеки.

— Эти царапины, Скотт. Похоже, ты пытался соблазнить неприступную аллигаторшу.

Я оскалился и рассказал ей про Ольгу.

— Ну, — прошептала она, — хоть позволь мне промыть их, пока ты не заразился бешенством.

Не успели мы зажечь свет в гостиной, как обнаружили валяющего на диване спящего Боба Камбро и на полу возле его руки — бутылку «Хеннеси Пять Звезд».

Дульси покачала головой:

— Надо разбудить его и покормить. Он же не сможет существовать на спиртовой диете.

Она проводила меня в ванную и без лишней скромности смотрела, пока я раздевался до талии и намыливал лицо.

Я сказал:

— Спасибо, что сегодня утром очистила мой офис от репортеров и дала возможность Кэссиди немного поработать.

— Не думай об этом, — беззаботно откликнулась она. — Ты увидишь, что от меня всегда много толку. Длинными зимними вечерами, и дождливым днем, и когда тебе захочется кофе в постель…

— Звучит чертовски привлекательно, — промямлил я, скребя лезвием по подбородку.

— И у меня экстраординарные способности к дедукции. Если ты только мне доверишься… — она умолкла. — Ты немного пропустил. Полиция что-нибудь делает, или ты один работаешь над этим?

— Полиция работает, — кивнул я. — Немного мозгами, немного своими дубинками. Но не хочу недооценивать силы закона и правопорядка нашего города. Они нашли парня Вирны в ее квартире и арестовали. Окружной прокурор задумал показательный процесс, но сдается мне, я его переубедил. А парень нанял меня своим адвокатом.

— Он виновен?

— Сомневаюсь.

— А кто?

— Армянин по фамилии Тикисян, что живет в «Уолдорфе».

Она усмехнулась:

— Извини. У тебя было только двадцать четыре часа. Я даже не думала, что ты будешь настолько хорош.

Зазвонил телефон, она выбежала поднять трубку, тут же вернулась и сказала, что на проводе Нолан. Я вытер руки и прошел в гостиную:

— Привет, лейтенант.

— Ты когда-нибудь бываешь у себя в офисе? — недовольно спросил он.

— Случается. Что стряслось?

— Тебе это понравится, Джордан. Твой дорогой друг Гарри Дан улизнул.

Я стоял неподвижно, вцепившись в трубку. Мне нужно было, чтобы Дан пробыл в камере по меньшей мере два дня.

— Как так вышло?

— Все эта демократия, — фыркнул Нолан. — Я не могу держать парня в одиночке. Дан прибыл на предварительное слушание, был назначен залог, пришел парень и оплатил его.

— Кто этот добрый самаритянин? — поинтересовался я.

— Крупная шишка среди подонков, известный как Джанейро — Стив Джанейро. Слышал о нем?

— А что, должен?

— Может быть. Он крепкий орешек. Джанейро выполняет случайную работу для парня, о котором ты наверняка слышал. Некий мистер Лео Арним.

На скулах заиграли желваки, но я ничего не сказал.

— Да, — устало признал Нолан, — знаю, о чем ты думаешь. Лео Арним владеет «Волшебной лампой», и недавно оплаканная Вирна Форд работала на него. Есть ли связь? Может, это ниточка? Как Дан укладывается в общую картину?

— Не знаю, — вздохнул я. — Не знаю. И мне это ни капельки не нравится.

— Ну, я думал, тебе стоит это знать. Пока, — и он отключился.

Я медленно опустил трубку и почувствовал, как на виске пульсирует жилка. Я стоял неподвижно, крепко сцепив зубы.

Дульси наблюдала за мной.

— Если поговорить об этом, поможет? — мягко спросила она.

Я покачала головой, отбрасывая все прочь.

— Девочка, мы сегодня идем гулять. Будем танцевать в кабачке «Волшебная лампа».

Она кивнула, быстро сообразив, что что-то затевается.

— Я готова. Одевайся, я разбужу Боба.

Я зашел в спальню и влез в свежее белье. А потом в голубой костюм, белую рубашку и гранатовый галстук. Ощущение было такое, будто на мне висел револьвер 45-го калибра и небольшой арсенал крупнокалиберных пистолетов.

Когда я снова вышел в гостиную, Дульси в полной растерянности стояла над Бобом. Он все так же спал.

— Я не могу его разбудить, — пожаловалась она. — Его пушками не поднимешь.

Я нашел в баре бутылку спиртного, поднес ее вплотную к его уху и с громким хлопком вытащил пробку. Боб сразу сел, не моргнув и глазом.

— Двойной бренди, — просипел он. — И живо!

— Бросай ломать комедию, — сказал я. — Освежись, мы идем гулять.

— Время кушать, — добавила Дульси.

Он широко зевнул:

— Куда идем, ребята?

— В горячее местечко под названием «Волшебная лампа».

Он соединил брови в неровную линию. И одарил меня долгим настойчивым взглядом. Потом встал, вытирая руки о ляжки.

— Разве не в этом заведении когда-то танцевала Вирна Форд?

— Оно самое. Знаешь, кто им управляет?

Он пожал плечами, все еще странно меня разглядывая.

— Джентльмен по имени Лео Арним, — сказал я. — Я сегодня днем посадил одного малого под замок за попытку меня убить, а этот самый Арним вызволил его из тюрьмы. Хотелось бы осмотреть его притон и перекинуться с ним парой слов.

Боб кивнул:

— Ладно, пошли.

Мы вышли на улицу.

За обманчивым фасадом непримечательной внешности один пролет вниз — и «Волшебная лампа» уже пульсировала бешеным возбуждением. Ее атмосфера арабских ночей имела все атрибуты, созданные для выкачивания из клиентов денег — от разодетых в мешковатые панталоны и красные кушаки с кинжалами официантов до бронзовых ламп, укрепленных вдоль стен и извергающих клубы серого дыма. Все это здесь, в подвале нью-йоркского дома, выглядело фальшивее, чем улыбка ростовщика.

За танцплощадкой величиной не больше портсигара ютился маленький, зато шумный оркестр. Зал был нашпигован девицами с пустыми лицами, размалеванными, как куклы и скучающими, как глухонемые на лекции. Здесь были толстяки, которым не предоставлялось ни малейшего другого шанса поразвлечься с девочкой. Алкоголь из бочки и спертый воздух, хриплый смех и бесстыдная румба. Это был клуб Лео Арнима. Именно здесь Вирна Форд ночами демонстрировала свои таланты.

Главный официант во фраке с фалдами посмотрел на нас поверх носа и покачал головой. Боб сунул банкноту в его протянутую руку, и покачивание непостижимым образом превратилось в подобострастный кивок. Щелчок пальцами — и пара официантов втиснули среди других еще один столик.

Нет такого волшебства джина из лампы Алладина, которого не могла бы повторить холодная наличность.

Смуглый официант с мраморными глазами, вдавленным внутрь лицом и недобро перекошенным ртом подошел к нам, встряхнул салфетку и кивнул.

Я заказал «бурбон» себе, «дюбонне» Дульси, а Боб для себя — бутылку «Наполеона». За соседним столиком двое упившихся вдрызг кавалеров возбужденно спорили насчет девушки в вульгарном вечернем платье, которое открывало сзади спину пониже хвоста, а спереди свободный вырез просматривался до пупка.

Боб был покорен. Он пожирал ее плотоядным взглядом и пускал слюни.

— Посмотри на эту куколку? Похоже, я влюбляюсь.

— Держись подальше, — предупредил я. — Те пьянчужки как раз ее делят.

Дульси сказала:

— Ты дурно воспитан. Ранний закат не менее прекрасен. Тебе следует развивать эстетическое чувство, Роберт.

— Как-нибудь в другое время, — ответил он.

Дульси огляделась по сторонам и слегка пожала плечами:

— У меня мурашки от этого места. Несмотря на все шумное веселье, здесь есть что-то зловещее.

— А по мне — так золотые копи, — возразил я.

Боб кивнул:

— Вот-вот. Полюбуйся на притон, до стропил напиханный людьми, которые дерутся, чтобы выкинуть свое состояние. Здесь делают деньги. Если у тебя есть свободная наличность, позволь мне вложить ее за тебя, сын мой. Эта страна виновна в величайшем индустриальном буме за всю историю. Ты только понаблюдай за рынком и посмотри, что происходит.

— Смотри сам, — сказала Дульси. — Скотту нужно следить за мной.

— Ты обнажаешь свое сердце, маленькая девочка.

— Все верно, — кивнул я. — Замечательное сердце. Потанцуем, Дульси?

Она кивнула и встала, и мы протолкались на площадку.

— Пусть нас раздавят до смерти, — сказал я, — но не могу придумать другого способа заполучить тебя в объятия прямо сейчас.

— Умереть в твоих руках, — прошептала она. — Как здорово!

Она спрятала лоб мне под подбородок и придвинулась ближе:

— Видишь, как компактно я вписываюсь?

Это было прекрасно. Мы танцевали, и я сказал:

— Забавно, но даже ударные звучат неплохо, когда танцуешь с тобой.

— Спасибо, милый. Это действительно комплимент.

Кто-то толкнул нас, прижав Дульси ко мне плотнее, и я захотел его поблагодарить.

— Я тебе нравлюсь? — неожиданно спросила она.

— Очень.

— Пообещай?

— Все, что угодно.

— Будь осторожен, Скотт. Я боюсь. Мне здесь не нравится. Я боюсь за тебя.

— Ничего тут со мной не случится, — заверил я. — Я выполняю задание, и если получу много денег, собираюсь свозить тебя на Бермуды.

— В одной каюте?

— Угу.

— Вы мне делаете предложение, сэр?

— Я вам предлагаю работу.

— Нужны рекомендации? Я почти четыре года работала наложницей халифа Багдадского.

— Эта работа продлиться чуть дольше, — сказал я. — Скажем, почти всю жизнь.

Она помолчала. Глаза затянулись дымкой.

— Медовый месяц на Бермудах… А мы едва знаем друг друга.

— Я знал тебя всю свою жизнь, — сказал я. — Когда я вдруг вижу желанную добычу, то понимаю, что именно это и требовалось.

Я крутанул ее и сразу бросил танцевать. Я кое-что увидел. У стойки бара со стаканом в руке угрюмо сидел Гарри Дан. Я извинился перед Дульси, отвел ее к столику и медленно направился к бару. Опустившись на стул возле Дана, я небрежно бросил:

— На этот раз срок был недолгим, верно, Гарри?

Он резко обернулся. Глаза его сузились и стали жесткими. Он напряженно выдавил:

— Оставь меня в покое, Джордан. Отвали.

— Припомни, Гарри. Я оказал тебе сегодня немалую услугу.

— Чего ты хочешь — чтобы я тебя поцеловал?

— Мне нужна информация, — сказал я.

Он коротко невесело хмыкнул и молча уставился в свой стакан.

— Посмотри вот с какой стороны, Гарри. У меня остался твой пистолет с твоими отпечатками. Я могу изменить показания. Ты знаешь, что за этим последует.

Он облизал губы, но глаз не поднял.

Я не отставал:

— Ты сегодня был накачан наркотиками, Гарри. Ты не знал, что ты делал. Я дал тебе шанс. Я не сказал полиции, что ты вооружен…

Перед нами появился бармен, и я указал на стакан Дана.

— Дважды то же самое.

Бармен отошел и завозился с шейкером. Я продолжил:

— Я задам тебе несколько вопросов, Гарри, и хочу услышать ответ.

Он настороженно поднял глаза.

— Ты знаешь девушку, которая здесь танцевала? — спросил я.

— Какую из них?

— Блондинку. Вирну Форд.

Его глаза вспыхнули.

— Куколку, которая отдала концы в твоей квартире? — он пожал плечами. — Я видел ее здесь. Но не знал ее достаточно хорошо, чтобы ущипнуть за задницу и спокойно уйти.

Ладно, пусть так.

— У меня есть приятели в управлении, — сказал я. — Они мне сказали, что залог за тебя уплатил тип по имени Стив Джанейро. Поговаривают, что он вроде как работает на Лео Арнима.

Он поставил стакан и взглянул на меня:

— И что дальше?

— Я гадаю, насколько хорошо ты знаешь Арнима. Он несколько не твоего круга.

Дан поднял руку и скрестил два пальца:

— Мы приятели, видишь, как эти. Мы вместе выросли. И делили камеру на двоих.

— Подозреваю, ты в Синг-Синге не раз помянул мое имя.

— Ага, — слабо улыбнулся он. — Я много о тебе думал, Джордан. Слишком мало было о чем еще думать.

— И ты поклялся, что разделаешься со мной, когда выйдет срок.

— Я попытался, разве не так? — прорычал он.

Бармен толкнул два полных стакана по полированной стойке. Дан осушил свой одним глотком. Я последовал его примеру. И почувствовал себя глотателем мечей. Лео Арним, должно быть, разбавлял свое спиртное керосином. Я посмотрел на Дана. Мне не нравилась его история. Его претензия на дружбу с Лео Арнимом звучала не слишком правдиво.

Я небрежно бросил:

— Говорили, с наркотой дела стали плохи. Где достал вчерашнюю дурь?

Он застыл. Челюсть отвисла, он бросил на меня быстрый испуганный взгляд. Потом без единого слова соскользнул со стула, поспешил к маленькой двери за оркестром и исчез за ней.

Глава четырнадцатая

— Что это за странный человек? — спросила Дульси, когда я присоединился к ней.

— Почему ты такая любопытная?

— Просто хочу знать твоих друзей, дорогой.

Я кивнул:

— А разве есть у кого большее право? У этого парня очень интересное прошлое. Его зовут Алонзо Вега, и он был португальским бутлегером.

Медные фанфары оборвали ее комментарий. Свет притух, и желто-лимонный луч высветил ослепительный овал перед оркестром. Начиналось шоу.

Представление было еще то, точно такие же можно увидеть в сотне задымленных подвалов дальше по улице.

Малокровная особа женского пола в серебряном парике ласкала микрофон и пела осипшим прокуренным голосом. Потом в темпе адажио выплыли танцоры, демонстрируя в приклеенных улыбках все тридцать два фарфоровых зуба и доводя себя до высшей степени изнеможения. Баритон с лицом цвета сливы и женоподобными бедрами исполнил душераздирающую балладу и повторил ее на бис. И сногсшибательный финал — пять девиц с лицами от «Макс Фактор» и в нарядах для турецких бань выбежали рысью, позадирали ноги, потрясли ягодицами и ускакали. Все это срывало оглушительные овации, от которых заведение переворачивалось кверху дном.

Вот чем Лео Арним кормил посетителей, и им это нравилось. Неистово аплодировал даже Боб, но не могло же это быть всерьез?

Дульси неожиданно вскочил на ноги и завопила:

— Смотри! Вивиан! — она замахала рукой. — Иди сюда, Вивиан.

В самом деле, это была Вивиан Камбро. Она заметила Дульси и стала пробираться между столиками к нам. Приветствовав меня, она игнорировала Боба и заговорила с Дульси.

— Я искала тебя повсюду, дорогая. Пришла телеграмма, переправленная из Чикаго. Я думала, ты захочешь получить ее немедленно.

Пока Дульси ее вскрывала, Вивиан похвасталась:

— Я даже горжусь, какой великолепный из меня вышел детектив. Дульси так много о тебе говорила, Скотт, что легко было догадаться, с кем она. Я позвонила тебе домой, но тебя не было. Поэтому я взяла такси и поговорила со швейцаром. Он вспомнил: когда вы уходили, он слышал, как ты велел водителю отвезти вас сюда. Разве я не умница?

— Настоящая миссис Пинкертон, — пробормотал Боб.

Дульси подняла глаза.

— Это от моего брата. Он летит с побережья и хочет несколько дней провести со мной в Чикаго, — она нахмурилась. — Что я ему скажу?

— Все очень просто, — сказала Вивиан. — Если хочешь оставаться с нами, ответь, что ты в Нью-Йорке, и пусть прилетает прямо сюда.

— Превосходная идея, — поддержал я, уже протягивая пригоршню мелочи и вываливая ее в ладони Дульси. — Будка возле туалета. Можешь позвонить оттуда.

Она встала:

— Не уходите.

— Меня танком не сдвинешь, — пообещал я.

Она заторопилась. Я взглянул на Вивиан:

— Выпьешь за компанию?

— Вряд ли, — отчужденно бросила она.

— Не надо ничего из себя строить. Ты разводишься с Бобом, но это не еще значит, что ты глядеть на него не можешь. Мы уже не дети, нас даже слегка воспитывали, и если мы изо всех сил постараемся, то даже сможем себя вести как интеллигентные люди.

— Мне просто не нравится компания за этим столиком, — сказала она.

— Ты не всегда была такой привередой, — саркастически вставил Боб. — Помнишь номер отеля в Монреале перед нашей свадьбой?

Она сверкнула глазами:

— В то время я была во власти ужасного заблуждения. Я думала, ты джентльмен.

— Святой Петр! — простонал я. — Прекратите. Ваш брак канул в лету. Бывает. Это не значит, что вы должны в глотки друг другу цепляться. Прекратите цапаться. Садись, Вивиан.

Она казалась неуверенной. Я повернулся потребовать от официанта еще один стул, но в этом не было необходимости. Девушка в крайне смелом вечернем платье за соседним столиком вдруг разразилась пронзительным хохотом. Ее пьяный эскорт дошел-таки до точки. Один из них взмахнул бутылкой шампанского, выронил ее, и та ударилась о стол, взорвавшись великолепным фонтаном брызг и окатив второго с головы до него. Они принялись обмениваться неуклюжими тумаками.

Боб крутнулся на стуле и наклонился ко мне:

— Пари, Скотт? Два к одному на парня с усами.

— Идет, — сказал я. — Двадцать долларов.

Никто из нас не выиграл. Подлетела кодла официантов, сгребла их, как бульдозером, и без разговоров вышвырнула на улицу. Это было сделано аккуратно и быстро, и вся операция заняла не более двух минут. Так что для Вивиан освободился стул, и я придвинул его к нашему столику.

— Больше никаких споров, — сурово предупредил я. — Садись. Подозреваю, что Боб нас покинет, и я хотел, чтобы ты осталась с Дульси.

Она села. Боб вздохнул и влил в себя большой глоток.

Вивиан с любопытством разглядывала меня.

— Ты уходишь?

— На несколько минут. Нужно нанести один светский визит.

Она широко раскрыла глаза:

— Здесь?

Я кивнул.

— Кому, Скотт? Я его знаю?

Я вздохнул:

— Очень давно я выучился не задевать женское любопытство, если не рвался его удовлетворить. В противном случае тебя уделают до смерти или надумают Бог весть чего. Думаю, придется тебе сказать. Блондинка, которая должна была стать главным действующим лицом в твоем разводе, работала в этой дыре. Я хочу поболтать с владельцем. У него может оказаться полезная информация.

Боб с хлюпаньем допил бокал, оглядел нас красными глазами и громко икнул.

— Вот, — с отвращением сказала Вивиан, — и столько лет мне приходилось выносить такие вещи!

— Жизнь с тобой, любимая, — сказал Боб, — кого угодно доведет до пьянства.

— Довольно! — оборвал я. — Что будешь пить, Вивиан?

— «Мартини», очень сухой, пожалуйста.

— Без оливок, — отметил Боб. — Только немного стрихнина.

— Ха-ха-ха, очень смешно, — сказала Вивиан. — Кто писал тебе речи на сегодня?

Я затылком начал осознавать, что смуглый официант с вдавленным лицом стоит рядом со мной и пристально наблюдает. Это меня раздражало. Я сделал заказ, он забрал пустые стаканы и поднял стоящую передо мной латунную пепельницу. Я увидел клочок бумаги. Тот был сложен и засунут под нее. Я накрыл его ладонью и осторожно сгреб в карман, уверенный, что ни Боб, ни Вивиан не поняли, что произошло.

Я покосился на официанта. Его глаза были не выразительнее двух заклепок, поблескивающих на доске.

Он опорожнил пепельницу, поставил ее на место и плавно ускользнул. Мои ладони вспотели, и я вытер их об салфетку.

Вивиан спросила:

— Это правда, Скотт, что Карен Перно тебя наняла?

— Да. Кто тебе сказал?

— Флойд. Он немного расстроен.

— А где сегодня вечером этот выдающийся стряпчий? — спросил Боб.

— Работает, — подчеркнуто сказала она. — Не каждому повезло родиться с деньгами.

— Или мозгами, — не остался он в долгу.

— По крайней мере, он иногда трезв.

— Не могли бы вы прекратить травить друг друга? — спросил я. — Надеюсь, развод приведет вас обоих в лучшее расположение духа и вернет чувство юмора.

Боб посмотрел на меня:

— Как насчет него, Скотт? Пока моя вечно любимая супруга все еще здесь, что ты предложишь?

— Конечно, еще не один спектакль вроде последнего, — сказал я. — Этим я сыт по горло. Прими мой совет, отправь Вивиан в Рено и позволь мне связаться с тамошним адвокатом, чтобы он все подготовил к твоему появлению. Пусть все идет своим чередом. Как повод подойдет жестокое обращение.

— Что к тому же и правда, — не удержалась Вивиан.

— Прекрасно, — кивнул Боб. — Путешествие за мной.

— Нет, спасибо, я вполне способна оплатить дорогу.

— Да? — он поднял брови. — Я слышал от Джеймисона, что ты вляпалась в рискованное предприятие с канадскими месторождениями. Поэтому тебе понадобятся мои наличные, кошечка, и я…

— Нет, — холодно отрезала она. — Ты и так уже был более чем щедр. Флойд и слышать об этом не захочет.

Боб пожал плечами.

— Ладно, бери с него — если он сможет выгнать моль из своего бумажника.

— Ты становишься заправским остряком, — презрительно бросила она.

Боб оскалился и повернул стул в противоположную сторону, переключившись на девушку за соседним столиком, которая теперь, когда пьянчуг выставили, осталась без сопровождения. Он потянулся и провел пальцем по ее голой спине. Она крутнулась, словно обожженная. Глаза сверкнули огнем.

— Привет, — расплылся Боб. — Ты одна?

Она медленно прошлась по нему оценивающим взглядом. У нее было надменное, но не лишенное приятности лицо, которое выглядело так, как будто она всего десять минут назад вышла от «Элизабет Арден». Ярость таяла на нем, как расплавленный сыр. Губы медленно сложились в широкую улыбку, дружелюбную и более чем многообещающую.

— Меня бросили, — пожаловалась она.

Он передвинул стул к ее столику, прихватив бутылку «Наполеона». Не прошло и минуты, как их головы сблизились, словно у двух заговорщиков перед покушением.

Вивиан повела плечами.

— Это должно занять его на выходные, — она помахала рукой. — А вот и Дульси.

— Я все устроила, — с улыбкой сообщила Дульси, присаживаясь. — Брат будет здесь через несколько дней.

Она огляделась:

— А где Боб?

— Сзади тебя.

Она оглянулась.

— Грязный развратник! Подумать только, он нас покинул ради…

— Все в порядке, — сказала Вивиан. — Он ужасно оскорбился.

Я встал:

— Девочки, оставайтесь здесь и не цепляйте незнакомцев.

— Куда ты, дорогой?

— Короткий визит за кулисы. Если не вернусь к пасхе, вызывайте полицию.

— Если ты не вернешься через пятнадцать минут, я сама пойду искать.

Я сказал Вивиан:

— Держи ее за столиком.

А сам повернулся и взял курс на бар.

Под одной из бронзовых ламп, которая продолжала изрыгать дым, как нервный курильщик, я нащупал в кармане клочок бумаги из-под пепельницы и осторожно его развернул.

Печатные буквы были нацарапаны карандашом.

«Не лезь в дело Перно, Джордан. Убирайся, пока еще цел».

Я сунул листок обратно в карман. Глупая записка и глупая угроза. Тут я вдруг понял, что рот у меня открыт. Я поскорее его захлопнул. Потом попытался усмехнуться, но безуспешно. Тогда я вынул носовой платок, вытер пот с затылка, пожал плечами и направился к маленькой двери за оркестром.

Она открывалась в узкий коридор с множеством дверей с каждой стороны. Под потолком болталась голая лампочка. Одна из дверей вдруг распахнулась, вышла стройненькая девица в махровом халате с толстым слоем косметики на лице, застенчиво запахнулась и заинтересованно уставилась на меня.

— Где я могу найти Лео Арнима?

Широчайшая улыбка.

— А я не подойду, сладенький?

— Не сейчас. Найдешь меня на рождественском карнавале.

Улыбка с грохотом рухнула на пол.

— Клоун чертов, — сплюнула девица. — Последняя дверь налево.

Я был примерно в четырех шагах, когда последняя дверь налево распахнулась и извергла Гарри Дана. А сама мягко закрылась на пружинах. Дан увидел меня, его челюсть отвисла, он вжался в стену, стараясь исчезнуть, как тень. За последние полчаса в его облике появилось кое-что новое. Сочный кровоподтек цвета спелой вишни светился под левым глазом, который почти закрылся.

Я многозначительно указал глазами на дверь за его спиной.

— Твой приятель, да?

Дан был крайне напуган. Он сжал зубы, без единого слова просочился мимо, как краб, а потом пустился наутек.

Я взялся за ручку и повернул ее. Дверь открылась, и я бесшумно ступил в офис Лео Арнима.

Глава пятнадцатая

Небольшая комната, ничего вычурного, обычный деловой офис. Сейф, несколько кожаных стульев, шкаф для документов и массивный дубовый стол. За столом сидел мужчина, медленно потирая суставы правой руки и внимательно их разглядывая. Я дал двери тихо закрыться и прислонился к ней спиной.

— Арним?

Взгляд его подпрыгнул и пришпилил меня к полу, как бабочку булавкой. Тяжелые желтоватые глаза над широким носом и толстогубым чувственным ртом самым заурядным образом располагались на тяжелом лице, белом, как мясо устрицы, лице, на которое свети — не свети солнце, сильно не изменится, лице, не обезображенном интеллектом.

— Как ты сюда попал? — голос был сухой, ломкий и резонирующий.

— Обычным способом, — сказал я. — Ногами.

— Этим же способом и убирайся отсюда.

— Позже, Арним. Сначала поговорим.

— Поговорим? — две резкие вертикальные складки прорезали переносицу. — Да что ты за черт?

— Джордан.

Фамилию он знал. Глаза сузились и похолодели, лицо совсем побелело. Он прохрипел:

— Ты влип в убийство Вирны Форд.

Я кивнул.

— Убирайся. Не люблю юристов.

Я пожал плечами и пропустил это мимо ушей.

— Я не люблю юристов, — мрачно продолжал он. — Особенно я не люблю их, когда они суют нос в мои дела.

— Я не люблю сборщиков налогов, — сказал я, — но ничего не могу с ними поделать. К несчастью, наши интересы столкнулись на узкой тропинке.

— Каким образом?

— Убийство Вирны Форд. Я не просил, чтобы меня втягивали. Она свалилась мне, как снег на голову. Поэтому я завязан в деле. Она работала на тебя, и это объединяет наши интересы.

Его брови сошлись, он поднял стул на дыбы и одарил меня долгим деревянным взглядом. Потом позволил стулу толкнуть себя вперед и невозмутимо заявил:

— Выметайся! Выметайся, пока еще способен двигаться самостоятельно.

Я покачал головой.

— Бесполезно, Арним. Я просто буду делать свое дело чуть жестче, вот и все. Я нанял частного сыщика, чтобы он кое-что поразнюхал, и что бы ни случилось, это в любом случае выйдет наружу. Почему бы ни поговорить по-дружески и не сберечь обоим время и нервы?

Он сжал кулаки, обдумывая предложение и явно не испытывая от него бурного восторга. Желтоватые глаза очень внимательно изучали меня. Неожиданно он поджал толстые губы и буркнул:

— Хорошо. Валяй, говори.

— Начнем с девушки.

— Что с ней?

— Она работала на тебя.

— На меня многие работают. У меня процветающий клуб.

— Верно, но не всех их убивают.

Легкая улыбка едва тронула его губы.

— Читай газеты. Людей убивают постоянно.

— Верно. Но их работодатели от этого не отмахиваются.

— И ты думаешь, что мне плевать?

— Внешне — да.

Его лицо ожесточилось.

— Слушай, танцовщица из моего клуба идет на квартиру к парню и пропадает. Что мне предлагается делать? Неделю поститься? Отправиться на исповедь? Посыпать голову пеплом? На меня работает полдюжины девок. Меня совершенно не волнует их мораль или то, что они делают в свободное время, пусть их хоть покупают, насилуют или убивают. Это меня не касается до тех пор, пока я могу найти замену. У меня ночной клуб, а не биржа труда. Вирна Форд работала на меня всего неделю. Я ее едва знал. Ладно, итак, она в морге. Я ничего ей не должен и гроша ломаного не потрачу на ее похороны.

Это была целая речь, я почтил ее минутой молчания. Через некоторое время я спросил:

— Что тебя заставило дать ей место примадонны? Насколько я знаю, раньше она на публике не выступала.

— А почему нет? Она пришла в поисках работы. У нее оказалось прекрасное тело, приличная внешность, немного таланта и масса сексуальности. Мои клиенты такие штучки обожают.

— И ты ее взял?

— Конечно. Я поставил ее на оклад.

— У нее была личная жизнь. Что можешь сказать об этом?

— Ничего. Я не общаюсь с подчиненными.

— Но ты видел ее в клубе. Она любила выпить?

— Не больше, чем другие. Сейчас все пьют. Чертовски много.

— Какие-нибудь особые предпочтения?

— Откуда я знаю? Спроси бармена.

— А как насчет мужчин? Она была близка с кем-то из клуба — официанты, музыканты, посетители?

— Я слишком занят, чтобы следить за такими вещами, — презрительно фыркнул он. — Позволь задать тебе вопрос, Джордан. Копы тебя простили, да?

— Меня не обвинили в убийстве, если ты это имеешь в виду.

— Значит, ты чист. Почему ты про это не забудешь?

— По множеству причин. Случилось так, что у меня доля в этом деле.

Он взглядом ощупывал мое лицо.

— Что ты имеешь в виду?

Я спросил:

— О деле Перно читал?

Он кивнул.

— Вирна Форд была главным свидетелем по делу, и так случилось, что я представляю одного из участников.

Веки смежились.

— Когда это случилось?

— Сегодня. Меня пригласила племянница Перно.

Он некоторое время тихо выбивал дробь по столу.

— Думаешь, это разумно?

Я пожал плечами:

— Она втянула меня, предложив кусок будущего пирога.

Минуту он молчал.

— Подозреваю, человеку надо блюсти собственные интересы. Здесь другие причины.

— Да. Две. И обе — ты, Арним.

Неожиданно его глаза металлически заблестели. Он снова сжал кулаки и хрипло процедил:

— Хорошо, я слушаю.

— Убьем одним выстрелом двух зайцев, — предложил я. — Поговорим о Гарри Дане, экс-воре, который днем заявился ко мне в офис, до корней волос нашпигованный наркотиками, вооруженный неисправным пистолетом и дрожащий, как перепуганный солдат ночного патруля. Подумаем, что придало ему силы. Мне повезло, я ускользнул. Я мог сдать его копам с пистолетом и всем прочим, но я слишком мягок. Я хотел дать ему шанс обмозговать все в холодке, а вместо этого появляется некий тип и выкупает его свободу.

На лице Лео Арнима не дрогнула ни единая жилка.

— Любопытное стечение обстоятельств, — заметил я. — А может, вовсе не стечение. Этого типа зовут Стив Джанейро. Я слышал, Стив Джанейро работает на тебя. Я уже знаю, что Вирна Форд работала на тебя. Ну, может, Гарри Дан тоже на тебя работает. Может, он твое задание выполнял, когда ввалился ко мне в офис и сунул дуло мне в лицо?

Арним вцепился в подлокотники кресла так, что костяшки побелели. И с натугой выдавил:

— Дан мой друг. Я слышал, что он угодил в тюрьму, и выкупил его. Вот и все. За этим ничего не кроется.

— Твой друг! — зло усмехнулся я. — Тюремные товарищи! Я видел, как он только что вылетел отсюда с фонарем, который не получишь, наткнувшись на дверь. Скорее уж на кулак. И если мы дошли до этого, Арним, давай все уясним. Какая у тебя позиция? Почему ты пытаешься меня напугать? Ты думаешь, я сбегу, потому что твой официант подсунул мне записку?

Он напрягся:

— Что еще за записка?

— Валяй, — с отвращением бросил я, — разыгрывай недотепу. Пытайся напугать меня, как школьницу.

Он вытянул лапу вперед:

— Дай посмотреть записку.

— Ни за что в жизни. Нет, сэр. Ни за что. Эта записка отправится в управление. Ребята из отдела убийств займутся ею, если я вдруг попаду в аварию.

— Дай. Мне. Посмотреть. Записку, — прохрипел он, отчетливо разделяя слова.

— Не поможет. Считай это страховым полисом. Она останется со мной.

— Ты рискуешь своей шеей, Джордан.

— Не шеей, — не успел выговорить я, как почувствовал холодок, скользнувший по затылку, и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть закрывающуюся за мужчиной дверь.

— Расслабься, — пришелец широко ухмыльнулся. — Расслабься.

У него не было пистолета. Тот ему был не нужен. Он мог справиться со мной голыми руками. Эти руки свободно свисали по бокам, как кувалды. По бокам огромного неповоротливого корпуса в пропорциях портального крана. Прибавьте лицо, смутно напоминающее Примо Карнера. Лицо без мелких черт, с толстыми губами, тяжелыми веками, лопатообразным подбородком. Все в нем было как-то расхлябано, и его суставы, и то, как болтался на теле темно-синий смокинг. Маленькие недоброжелательные глазки прятались под свисающими бровями, сливавшимися на переносице в мохнатую линию. Черные прилизанные волосы чуть вились на висках.

Нолан попал в точку. Большой мешок дерьма. Такие парни обожают бои с быками, особенно если побеждает бык.

— Изящно, — похвалил я. — Очень изящно. Его можно вызвать кнопкой под ковром.

— Записка, — мягко повторил Арним. — Прошу последний раз.

Я покачал головой.

— У него в кармане бумажка, Стив. Возьми ее.

Пальцы Джанейро вцепились мне в плечо, как ковш экскаватора. У меня вся рука онемела, и я бешено содрогнулся в тщетных попытках освободиться.

— Убери свои лапы, — прорычал я.

— Записка, Джордан, — повторил Арним.

Я посмотрел на Стива Джанейро. Он улыбнулся неопределенной влажной улыбкой, поднял руки и направился ко мне с тяжеловесной неповоротливостью медведя на задних лапах. Я громко выдохнул через ноздри.

— А, черт! Возьми. Пусть уйдет. Убери его.

Я вытащил записку из кармана и швырнул на стол. Арним развернул ее, быстро проглядел и опустил в ящик.

— Я сохраню ее, — сказал он. — Не жду, что ты поверишь, но я этой записки не писал.

Я скривил губы и покосился на Стива Джанейро:

— Так вот каков наш милейший вноситель залогов, сердце которого разбивается при мысли о парнях, проводящих ночь в грязных старых каталажках?

— Я послал его, — сказал Арним. — И назову тебе причину.

— Простую, как правда?

— Простую, как правда, — Арним прикрыл глаза. — Скажи, Джордан, ты делился с полицией своими теориями?

Я пустыми глазами посмотрел на него.

— Ты сам упоминал о попытке все аккуратно упаковать вместе, — пояснил он. — Вирну Форд, Гарри Дана и меня.

— Копы не идиоты, — фыркнул я. — Связь очевидна. Они заметят ее раньше или позже.

Большое белое лицо скривилось и вдруг стало очень усталым.

— Одно слово, прежде чем ты уйдешь, Джордан. Я не хочу иметь никаких неприятностей с законом. Я не могу этого позволить. Сколько будет стоит не мешать мое имя в эту кашу?

Я посмотрел на него.

— Наличными, Джордан. Плачу сейчас. Сколько, чтобы я был чист?

Я покачал головой:

— Не знаю, что ты пытаешь купить, Арним, но что бы это ни было, не продаю. Девушку убили. Копы этим занялись, потому что это их работа. Я работаю потому, что это имеет отношение к моему случаю. Никогда нельзя предсказать, во что выльется лжесвидетельство.

Я подошел к двери, открыл ее и вышел. По узкому коридору, потом через дверь и к оркестру. Шум и дым ударили в меня с силой взрыва. Я стоял, моргал и думал, что все это нереально.

Когда я присоединился к девушкам за столиком, Дульси упрекнула:

— Тебя не было так долго, что я начала думать, ты нас бросил.

— Нет, дорогая, — сказал я, — пока при вас ваша молодость и красота.

— Не забудь мои деньги.

— Это всегда было в центре моих мыслей.

— А когда я состарюсь и сморщусь?

— Я покину тебя ради новой модели. Давай не будем беспокоиться о том, что будет через сорок лет.

Ее глаза крадучись обежали клуб.

— Давай подберем партнера Вивиан.

— Не беспокойся, — сказала Вивиан. — Я позже встречусь с Флойдом.

— Если он работает над делом Перно, — сказал я, — скажи ему, что он даром теряет время. Ему не выиграть.

Она улыбнулась.

— Он может попробовать, — и серьезно добавила: — Скотт, ты думаешь, девушка лгала, что видела в ночь катастрофы?

— Вирна Форд? Почему бы и нет? Люди способны и на большее, когда замешаны такие деньги.

Она многозначительно покачала головой.

— Но Флойд ведь не имеет ничего общего с лжесвидетельством?

Я расхохотался:

— Это ты сказала. Как трогательно! Слушай, милая, Дилон юрист, а не святой. А каждый юрист склонен подгонять факты под свое дело. Возьми, к примеру, свой развод. Предположим, все пошло по плану. Это была бы ложь, безвредная, но все же ложь. Придуманная, подстроенная и проведенная под руководством Дилона.

Ее улыбка стала кислой.

— Не совсем. Будь Боб с той девушкой в твоей квартире, супружеская неверность имела бы место.

— Ты права, — согласился я. — Скажи, Вивиан — Дилон все еще уклоняется от ответа — разве он посылал ко мне не Вирну Форд?

— Я не знаю. Флойд занимался сам…

Я покачал головой.

— Плохо придумано. И глупо сыграно. Если бы что-нибудь пошло бы не так, в гораздо более серьезном случае ее честность была бы поставлена под сомнение.

— Возможно, — чопорно заметила она, — развод для Флойда был куда важнее. Или она — единственная девушка, которую он смог найти.

Дульси попросила:

— Пошли отсюда. Ненавижу это место.

Я оглянулся в поисках официанта, и тут же бочком подскочил какой-то тонкий тип.

— Да, сэр?

— Где другой? Плосколицый с глазами-пуговицами.

— Прошу прощения, сэр?

— Официант, который раньше нас обслуживал.

Он едва повел плечами.

— Я думаю, его куда-то вызвали. Могу вам помочь, сэр?

— Ты так чертовски вежлив, — сказал я, — что я хочу попросить тебя сесть и выпить с нами.

— Спасибо, сэр. Простите, это против правил.

— Очень плохо, — сказал я. — Мы в любом случае уходим. Давай счет.

Пока он ходил за сдачей, я посмотрел на соседний столик.

— Что случилось с Бобом?

— Обычная история, — вздохнула Вивиан. — Возможно, он с той девушкой уже в Атлантик-сити.

Я тяжело вздохнул:

— Однажды его посадят за изнасилование!

Вивиан хмыкнула:

— Его нужно было кастрировать еще в детстве.

Я хотел было прокомментировать, но вернулся официант, мы встали и сквозь рискованные препятствия взяли курс на туалетную комнату. Резкая музыка поверх пронзительных голосов начинала бить по мозгам; смог висел гуще, чем в рабочий день над Питтсбургом. Я страстно желал убраться отсюда до начала следующего шоу. Оно меня бы доконало.

Вдруг я встал на дыбы, как упрямая лошадь. По спине поползли мурашки. Я изумленно таращил глаза, им не веря, и все же это должна была быть правда, потому что я это видел.

За столом, сблизив головы, сидели трое. Эрик Квимби, его доблестная подруга Ольга и Стив Джанейро.

Я разорвал завесу табачного дыма и навис над ними.

— Привет, ребята.

Три пары глаз взметнулись вверх и с ненавистью уставились на меня.

— Не могу поверить, — сказал я. — Невозможно. Если это совпадение, то я тибетский Далай-лама.

Ольга прохрипела:

— Кто поднял камень и дал гаду выползти?

— Ну, — продолжал я, — надеюсь, вы нашли приятную квартирку в городе.

Челюсть Квимби отпала, я увидел пломбы в его зубах. Джанейро неуклюже поднялся, посмотрел на меня сверху вниз тупыми мутными глазами и сказал странным скрипучим голосом:

— Тебя здесь не ждали, Джордан. Делай ноги.

— Конечно, — сказал я. — Конечно. Мои приветы Лео.

Казалось, я иду на взятых взаймы ногах, которые толком не прикрепили. В курительной комнате я присоединился к дамам и растянул в улыбке рот.

— Слушай, Гудини, — сказала Дульси, — иди-ка ты лучше впереди меня, чтобы я могла за тобой присматривать.

На улице Вивиан нас покинула и отправилась на встречу с Дилоном.

Глава шестнадцатая

Та ночь закружила нас с Дульси в водовороте, в вихре танцев, болтовни, смеха и просто счастья, что мы нашли друг друга. Мы пошли на карнавал, а потом в Сток-клаб поглазеть на знаменитостей. Мы были очень веселы и, может быть, чуть пьяны. Каждый раз, когда я сжимал ее в объятиях, в моих венах что-то взрывалось и бурлило. Мы добрели до реки и любовались сверкающим ожерельем огней. Потом нашли двухместный экипаж и под мерный стук копыт поехали по городу. Стояла ночь кристальной чистоты, с хрустящим воздухом и небом цвета индиго. Мы сидели, укрыв колени пледом, и держались за руки.

— Великолепный вечер, милый.

— Иди сюда, — и я ее поцеловал.

— Умм, — она удовлетворенно вздохнула. — Мне обязательно идти домой, милый?

— Да. Дело идет к рассвету.

— А можно мне пойти с тобой?

— Осторожно. Ты меня соблазняешь.

— А почему бы нет, Скотт? Я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу. Я хочу тебя, Скотт, и не хочу ждать.

— Прекрати меня заводить, — сказал я неожиданно хрипло и чуть грубовато. — Я не каменный. Ты заставишь меня затащить тебя в кусты.

— Разве это будет не забавно?

Я сгреб ее, яростно поцеловал и оторвался, только когда экипаж остановился перед домом Вивиан. Потом довел Дульси до двери и после долгих прощаний неохотно вернулся.

Асфальт под ногами казался мягкой губкой, небо было темнее темного, от уличных фонарей возносилось золотое сияние. Жизнь обретала смысл, и я не чувствовал усталости. Я решил прогуляться через парк под морозным светом далеких звезд.

Перемахнув через стену, я срезал путь через подмерзший дерн. Снега не было несколько недель, земля высохла и промерзла насквозь. Я все еще чувствовал вкус губ Дульси. А когда я пересекал эстраду на Мол, это вдруг и случилось.

Тишину ночи разорвал выстрел. Пуля взвизгнула возле моего уха и злобно вгрызлась в стену за спиной.

Я рухнул, как пустой мешок. Чисто рефлекторно. Фонарь бросал круг света на участок бетона, с которого я только что отскочил. С каким-то мрачным отчаянием я нырнул в тень, туда, где стена уходила в землю. Когда я падал, что-то твердое больно ткнуло в бедро. Это был никелированный револьвер Гарри Дана. Пришлось его вытащить.

Я лежал на холодной земле, практически не заметный, и практически не дышал. Медленно и осторожно я отполз туда, где тьма была погуще, и поднялся на ноги, втянув голову и прислушиваясь. Ни звука, только поскрипывала ветка дерева да где-то в глубине парка урчала машина. Моего противника поглотили тени.

Столь жестокая неожиданность меня еще не подстерегала. Из-за поворота аллеи вылетела машина, и пронзительный свет фар хлынул на стену, поймав меня в сверкающий круг. Громадная гротескная тень метнулась в сторону.

Пучок света поймал меня, как паук муху. Превосходная мишень. Этакое гигантское «яблочко».

Громыхнул еще один выстрел. Меньше чем в пятидесяти ярдах я заметил вспышку пламени, огненный плевок в темноту из-за дерева. Я скорчился, завизжал, как испуганная лошадь, выкинул вперед руки и вновь рухнул на землю. Если водитель что-то и слышал, он не остановился.

Где-то пронзительно взвыла полицейская сирена. Я снова стоял на коленях, приклеившись взглядом к дереву. От него отделилась тень, неуверенно постояла, потом повернулась и побежала. Я положил револьвер на левый локоть, прицелился и аккуратно надавил курок.

Револьвер конвульсивно содрогнулся. Бегун застыл, пошатнулся, потом бросился дальше. Вокруг него сомкнулась тьма. Я послал вдогонку еще выстрел просто наудачу, потом вскочил на ноги и рванул за ним. Я промчался по бетонной дорожке и перемахнул через скамейку. Перепрыгнул-то я чисто, но не заметил за ней низкого проволочного заграждения. В нем увяз носок моей туфли, и я грохнулся на землю, нырнув туда «рыбкой».

Послышались торопливые тяжелые шаги. Меня ослепил узкий луч карманного фонаря, сверкнувший на револьвере в моей руке.

— Брось! — отрывисто скомандовал голос. — Бросай!

Я бросил. Это оказался огромный коп, слишком толстый для таких пробежек. Он сопел, как паровоз, и явно был готов пустить в действие огромный кулак.

— Отшвырни его, — приказал он.

Я послушался.

Он с натугой, кряхтя, поднял его. Потом перевел дух и обрел уверенность.

— Он убежал туда, — сказал я.

— Кто?

— Парень, который устроил на меня засаду.

— Ага, — скептически буркнул коп. — Вы все так говорите. У тебя есть лицензия на это железо?

— Нет.

— Ого! Этого вполне достаточно, братишка, — он шумно втянул воздух через ноздри. — В кого ты стрелял?

— В голубей, — я все еще не отошел от удара, и голова кружилась.

Подбородок копа дернулся вперед.

— Что?

— В голубей, — сказал я. — Я был голоден.

— Умничаешь, да? Как зовут?

Я тяжело вздохнул.

— Стамбул — Феликс Стамбул.

— Откуда ты?

— Из Турции.

Меня начало трясти. Было холодно, но моя спина взмокла от пота.

— Слушай, — прорычал я, — убийца на свободе и улепетывает, пока ты со мной лясы точишь. Будь я проклят! Делай что-нибудь. Пошли кого-то в ближайший участок.

Невдалеке раздались шаги и голос окликнул:

— Мерфи!

— Здесь.

Из темноты материализовались двое мужчин. Большой коп посветил на них фонарем. Я увидел второго копа и человека, которого он тащил за собой, и кожа на груди у меня натянулась.

— Ну-у, — протянул я. — Какие люди!

Он был высок и худ, в котелке и хлопающем по коленям френче. Блики отсвечивали от толстых линз на грибообразном носу. В этот самый нос я давеча погрузил свои костяшки, пока Вирна лежала в моей гостиной.

Второй коп сказал:

— Я слышал, как стреляли, Мерфи, и схватил его, когда он врезался аккурат в меня. Вижу, ты тоже одного поймал, да?

— Ага. У твоего оружие есть?

— Кольт 32-го калибра в плечевой кобуре. Утверждает, что есть лицензия. Говорит, он частный детектив.

Мерфи прохрипел:

— Один из них, да? Из пистолета стреляли?

— He-а. Вот он. Полный магазин, и порохом не пахнет.

Мерфи посмотрел на мужчину с носом картошкой:

— Ты убегал от этого парня? Он стрелял в тебя?

Мужчина покачал головой.

— Ладно, пошли, — буркнул Мерфи, разворачивая нас взмахом пистолета.

Дежурный сержант, коп с мясистым красным лицом, даже не встал и заставил меня повторить всю историю. Потом покачал на ладони револьвер:

— Где ты его достал?

— Взял у немецкого адмирала. Слушайте, позвоните лейтенанту Нолану из отдела убийств. Возможно, он дома. Он поручится за меня.

— В этот час? — фыркнул он. — Да меня в порошок сотрут.

— Позвоните ему. Или вытащите из постели инспектора Бойса.

Сержант подозрительно меня разглядывал.

— Может, ты и мэра знаешь.

— Он мой крестный отец, — подтвердил я.

Сержант мигнул и повернулся к носатому.

— Имя?

— Эммануэль Скалли.

— Частный сыщик, да? Посмотрим документы.

Скалли вытащил кожаный бумажник и водрузил его на стол. После краткого просмотра сержант все вернул.

— Дело расследуешь?

Скалли кивнул.

— О чем?

Мужчина выдавил улыбку.

— Вы же знаете, сержант. Во всяком случае, ничего общего с этой перестрелкой.

— Это ты так говоришь. Что за дело?

Рот Скалли сжался в тонкую линию, он покачал головой.

Сержант нахмурился.

— Что ты делал так поздно в парке?

— Шел домой.

— Ну да! Иди других дурачь! — фыркнул я. — Он за мной шел, сержант.

— Да-а? Для чего?

— Спроси его.

— Я тебя спрашиваю.

— Спрашивай его. Он же должен знать, что делал.

— Он частный детектив. Он не обязан говорить.

— Я юрист. Я тоже.

Подбородок сержанта упал на воротничок, лицо нахмурилось.

— Не могу сказать, чтобы я юристов любил больше частных детективов.

— Это очень плохо. Вот мне интересно, как бы громко ты вопил, если бы на тебя повесили ответственность за сбор налогов со всех окрестных заведений.

Поначалу мне казалось, его хватит апоплексический удар. Лицо его набрякло, он ощетинился, как дикобраз. Некоторое время он бессвязно брызгал слюной, потом сгреб трубку, узнал номер Нолана и набрал его. Я услышал, как он представился и сказал:

— У меня здесь юрист по фамилии Джордан. Вы его знаете, сэр?

Пауза.

— Да, у него неприятности. Масса неприятностей. Ношение оружия без разрешения. Стрельба в Сентрал парк… Нет, не пьян. Говорит, кто-то пытался его подстрелить. Мне не нравится, как он выглядит, лейтенант, и совсем не нравится, как он разговаривает. Он назвался патрульному Мерфи другой фамилией. Думаю, он знает куда больше, чем говорит. Но не хочет оказывать содействия. Придется отправить его в каталажку.

Должно быть, теперь заговорил Нолан, потому что сержант прижимал трубку к уху, зловеще сверкал на меня глазами, и где-то через тридцать секунд без единого комментария сунул трубку мне.

Я сказал:

— Привет, Нолан.

— Мне что, приставить к тебе охрану или няньку? — рявкнул Нолан. — Что случилось?

— Ничего особенного, — сказал я. — Я шел домой через парк. Кто-то, должно быть, был у меня на хвосте, потому что когда я попал в луч света, он выстрелил. Пуля прошла так близко, что я ее слышал. Я шлепнулся на землю и замер. Потом, едва я поднялся, меня осветили фары проезжающей машины, и он выстрелил еще раз. Я сделал вид, что он попал, заорал и упал. Это заставило его выйти из-за дерева, где он скрывался, и кинуться прочь. Освещение было отвратительным, но я послал в него пулю и, похоже, ранил, потому что он зашатался. Потом он скрылся, и я потерял его, когда споткнулся о забор. Кто-то пытался меня пристрелить, и сержант это знает, потому что копы слышали четыре выстрела, и только два их них — из моего револьвера.

— Где ты взял револьвер?

— У Гарри Дана.

— Ты говорил, он не был вооружен.

— Я солгал. Хотел дать ему шанс.

— Ах ты гад! — зарычал Нолан. — Да ты просто напрашиваешься на неприятности. Я предупреждал, что однажды темной ночью кто-то подкрадется к тебе и всадит перо в спину. А ты шататься по парку в три часа утра.

— Что ты мне предлагаешь делать? — спросил я. — Купить танк?

— Нет, гроб. Есть идеи, кто это был?

— Конечно. У меня куча идей, но не могу я их свести воедино. Это мог быть Дан, или Арним, или Джанейро, или Дилон, или Квимби, или любой из дюжины прочих граждан, которые меня очень не любят.

Он ожесточенно выругался и спросил:

— Думаешь, ты парня задел?

— Уверен, что да.

— Ладно. Мы объявим розыск Дана, а когда его возьмем, разденем и поищем рану.

— Если кто-то ранен, он должен лечиться. Разве доктора не должны докладывать о таких вещах?

— Конечно, должны. И что с того? Когда это у нас были честные доктора? Если бы я получал по десять центов за каждого парня, которого доктора залатали и не пикнули управлению, я бы… Ладно, к дьяволу все! Ты как? Есть прогресс?

— Некоторый. Расскажу тебе утром.

— Хорошо. Давай сержанта.

Я вернул трубку, и после небольшого диалога сержант раздраженно швырнул ее на рычажки, злой, как петух, которого согнали с забора. Он испепелил меня взглядом.

— Лейтенант сказал отпустить тебя, — он ткнул пальцем в Скалли. — Ты… Разберемся с тобой. Что тебя заставило бежать от выстрелов?

— Слушай, сержант, — холодно бросил Скалли, — не надо лаять на меня только потому, что он забрал твоего козла.

— Отвечай на вопрос, — прохрипел сержант.

Скалли пожал плечами.

— Поставь себя на мое место. Что бы ты сделал? Я не ищу проблем. Я услышал выстрелы и побежал. Не хотел быть замешанным в убийстве в парке.

— Ты сидел на хвосте у этого парня и никого больше не видел?

— Нет.

Сержант яростно махнул головой на дверь:

— Вон, убирайтесь, вы оба! Пусть лейтенант сам разбирается с инспектором.

Небо снаружи приобрело оттенок грязной замши. В занявшемся рассвете у города был очень блеклый вид. Морозный воздух остро покусывал за нос. На тротуаре я схватил Скалли за рукав и рывком развернул. Он казался нереальным. Распухший нос, открытый рот, толстые стекла, сверкающие, как маслины, в зеленом свете станционных фонарей.

— Я и не догадывался, что ты у меня на хвосте, Скалли. Мне это не нравится. Держись от меня подальше.

— А если нет?

— Ты будешь мечтать, чтобы да.

— Ты меня напугал, Джордан.

Он вырвал руку, сплюнул в мою сторону и поспешно зашагал прочь. Сзади взревел грузовик и осветил меня фарами. Инстинктивно я вскинул руки и стремглав отлетел в сторону. Когда восстановилась тишина, я закрыл рот и прошел три квартала пешком. А потом поймал такси и отправился домой.

Глава семнадцатая

В управлении меня уже начинали узнавать, и дежурный просто коротко кивнул. Очень усталый и растерянный, Нолан сидел за столом. Я пытался устроиться на неудобном стуле, когда открылась дверь, и появился Верник.

Нолан сказал:

— Что у тебя за детективы? Иногда я думаю, ты не смог бы найти салями в гастрономе. Мне нужен Гарри Дан. Нужен сегодня. Понял?

Верник казался оскорбленным:

— А как мы можем быть уверены, что он уже не в Мехико?

— Ищи нюхом. Когда крыса напугана, ее учуешь за десяток миль. Ты коп. Город каждую неделю платит тебе жалование. Найди Дана.

Верник чуть заметно повел плечами:

— Ага, и что это даст? Мы его прижимаем, а кто-то отпускает. Слишком много лазеек. Выход под залог, заявление о неправомерности ареста, льготы за хорошее поведение, условный срок — Боже правый! Иногда я думаю, что законы писались для жуликов.

— Не принимается. Мне нужен Дан, — в голосе Нолана звучал неприкрытый сарказм. — Мне что, нанимать агентство Пинкертона для помощи департаменту полиции Нью-Йорка? Этот Дан — всего пять футов и два дюйма. Как ты думаешь, тебе под силу с ним справиться, или понадобится упряжка буйволов, если он заартачится?

— Слушай, лейтенант, я могу управиться с…

— Я знаю, с девицами из церковного хора. Слушай, Верник, я взял тебя из патрульных, потому что решил, у тебя есть мозги. Так шевели ими. Достань мне Гарри Дана. А то и черту станет жарко.

Верник заворчал, пробормотал что-то про работенку для Бюро пропавших без вести и удалился. Нолан с меланхолической улыбкой смотрел ему вслед.

— Верник найдет его. Он человек хороший. Но время от времени ему нужен небольшой пинок.

— Ты действительно думаешь, что в парке в меня стрелял Дан?

— Да откуда я знаю? Иногда мне самому хочется в тебя выстрелить, — он поерзал в кресле и прикрыл глаза.

— Ты был прав насчет прошлой ночи. Ты попал. Мы обнаружили капли крови на дорожке, по которой он бежал.

Он пожевал губами:

— Как бы мне хотелось посмотреть, нет ли чего на Дане…

— Ну, — самодовольно хмыкнул я, — Джордан — снайпер. В лунную ночь из револьвера не древнее Второй мировой я бы попал ему прямо в пупок.

— Ага. Это все, что нам надо, — он откинулся на спинку и потер подбородок. — Где ты был прошлой ночью?

— В «Волшебной лампе». У меня был разговор с Лео Арнимом.

Он поднял брови.

— Вот как… О чем?

— О записке, которую один из официантов сунул под пепельницу на моем столике. Предупреждение, чтобы я отказался от дела Перно, если хочу жить.

Глаза Нолана резко расширились, в них вспыхнула тревога.

— Какого дьявола! Дай посмотреть.

Я покачал головой:

— Не могу.

— Почему? — нахмурился он.

— Потому что Стив Джанейро ее у меня забрал, — я с шумом выдохнул через ноздри. — Ага, голыми руками.

В глазах Нолана выражения было ровно столько, как в двух кружках пива.

— Ты уверен, что записку положил один из его официантов?

— Я уже даже в собственном имени не уверен, — вздохнул я. — Как только я узрел этого парня, он мне сразу не понравился. Потом, когда все произошло, он исчез; его убрали из зала.

Я развел руками:

— Камбро был за столом, но для него я не могу придумать мотив. Его жена только что присоединилась к нам и даже не успела сесть, когда я нашел записку. И в любом случае, если ты сможешь пришить ее к делу Перно, я сниму шляпу.

— Ее приятель — один из адвокатов.

— Конечно. Я думал об этом. Но это слишком очевидно и слишком нереально.

Нолан снова откинулся назад и глубокомысленно поджал губы.

— Меня озадачивает линия Арнима. Честно, я не могу представить, зачем ему неприятности на свою голову. Помни, у него все еще условное освобождение.

— А как насчет его личной жизни?

— Здесь ничего нет, — медленно ответил Нолан, — по крайней мере, на поверхности. Однажды был женат, но жена сбежала на запад, пока он был в Синг-Синге. Последнее, что я слышал — что она добилась развода. С того времени он, кажется, остыл к женщинам — даже смотреть не хочет.

— Но зачем ему нужна эта горилла Стив Джанейро?

Нолан пожал плечами:

— Парень привык к телохранителю, когда занимался рэкетом. Этот Джанейро — не сахар. У него самого на совести немало, и он, конечно же, не избежит тюрьмы, но по крайней мере сейчас он на поруках.

Я вывалил остальные новости.

— Есть еще кое-что. Когда я уходил из «Волшебной лампы», Эрик Квимби, его девушка и Стив Джанейро сидели за одним столиком.

Нолан поднял лицо и твердо на меня посмотрел:

— Я этого не понимаю.

— Я тоже.

Он задумчиво проговорил:

— Предположим, Квимби пришел в «Волшебную лампу» разузнать насчет Вирны и таким образом сошелся с Джанейро.

— Возможно, — согласился я, — но было впечатление, что они близкие друзья.

Нолан встал и зашагал по маленькому кабинету, наморщив лоб и дергая себя за мочку левого уха. Наконец он обернулся.

— Я все еще думаю, что стрелял Дан. Мошенник вроде него может быть годами одержим местью, — взгляд его стал зловещим. — Если я только его заполучу, он заговорит. Из него как из лейки плескать будет.

Я удивленно взглянул на него и негромко сказал:

— Суровое лекарство.

Он мгновенно ощутил мой тон и окаменел лицом.

— Странный ты, Джордан. Я тебя не понимаю. Парень хочет нашпиговать тебя свинцом, а ты сидишь такой благочестивый и просветленный. Конечно, это заслуживает восхищения. Обращаться с ним вежливо, говоришь? Ну, у меня тоже были свои мысли насчет полицейской жестокости, и до сих пор есть. Но пообщаешься с преступниками — и вот уже готов отказаться от иллюзий. Бесполезно увещевать или убеждать хулиганов, рэкетиров и наемных убийц. Единственный довод, который они понимают — это удар под дых. Может, эти люди душевно больны, я не знаю. Скажи, как обращаться с норовистым ублюдком, который задушил старика за пригоршню мелочи? Уложишь на диванчик психотерапевта и займешься с ним психоанализом?

Я молчал. Это была самая длинная речь, которую я от него слышал, и отнюдь не лишенная красноречия. Я чувствовал, что в его словах что-то есть.

— Может, ты и прав.

— Я знаю, что я прав, — смягчился он. — И хочу, чтобы ты понял мое положение. Слишком много всего понакручено в этом деле. У меня такое предчувствие, что на этом убийства не кончатся, и будь я проклят, если знаю, как их остановить.

Он пожевал губами и добавил:

— Помнишь стюардессу из «Сазерн Эйруэйс», которая обслуживала рейс Джеймса и Иви Перно?

— Жанет Росс?

— Ага. Ну, так она пропала. Упаковала вещи, уволилась и сгинула.

Мне это не понравилось. Я заметил:

— Обстановка накаляется. Кто-то начинает дергаться.

— Насчет кого я дергаюсь, так это ты, Джордан. Перст на тебе. Кто-то хочет вывести тебя из игры и закопать поглубже. Что ты в связи с этим собираешься делать?

Я спокойно ответил:

— Я могу сделать только одно. Бросить это дело к чертям, жениться и завтра уплыть на Бермуды. Но, дьявол меня побери, этого я делать не собираюсь. Как ты думаешь, мне стоит вооружиться?

— Нет, — угрюмо буркнул он. — Я вообще не думаю, что кому-либо стоит таскать при себе оружие. И даже не думаю, что его стоило изобретать.

Он одарил меня кислой улыбкой:

— Я дам тебе бланк, ты заполнишь, и мы завтра же все оформим. У тебя что-то есть?

— Трофеи с войны. Японский «намбу» и замечательный «люгер».

— Патроны?

— Ни единого.

— Магазин напротив.

Итак, через двадцать минут все было устроено, и я отоваривался в оружейном магазине напротив управления. Доставая бумажник, я вдруг обнаружил клочок бумаги с двумя фамилиями: Кеннет Тайнер и Джордж Гакстон. До них двоих сократился список пассажиров «Сазерн Эйруэйс», и любой из них мог оказаться пропавшим свидетелем.

Первый, Тайнер, жил на окраине, и я около часа провел в безрезультатных поисках, пока не оказалось, что это мальчик одиннадцати лет, который навещал в Майами бабушку, поправлявшуюся после долгой пневмонии. Он нормально долетел, и в аэропорту его встретил отец.

Теперь оставался только Джордж Гакстон.

Поиск по телефонному справочнику подсказал мне, что он занимается импортом бриллиантов и проживает на Парк Лейн. Я прямо туда и направился. Парк Лейн идет по центру бриллиантового квартала, этакого здешнего Амстердама. В узком здании на третьем этаже простая табличка на двери из матового стекла гласила:

«Джордж Гакстон. Драгоценности»

Я открыл дверь и шагнул внутрь. Там заправляла весьма подтянутая смуглая красотка в черном бархатном платье. Лакированная копна волос, кожа цвета слоновой кости и яркое пятно малинового рта. Улыбка была просто неописуема.

— Могу я Вам помочь?

— Да, — сказал я, — но не здесь.

Он покраснела скорее от раздражения, чем от смущения.

— Я хотел бы видеть мистера Гакстона.

— Вы назначали встречу?

— Нет.

— В чем суть Вашего дела?

— Я из таможенного комитета.

Это подействовало. Она напряженно выпрямилась и пронзила меня взглядом, брови сложились в маленькие взволнованные складочки. Я вытащил визитку и положил на стол. Она взяла ее, изучила и изящно придавила ноготками.

— Могу я Вас спросить, по какому вопросу?

— Можете, — ответил я. — По делу о лжесвидетельстве, которое может вылиться во что угодно.

Она облизала губы.

— Разве мистер Гакстон… — начала она, но спохватилась и прикусила губку. — Мистер Гакстон — очень занятый человек.

— Естественно, — сказал я. — Уйму времени отнимает оценка камней, которые на прошлой неделе контрабандой провезли через таможню.

С лица сошла краска, губы неуверенно задергались. Она прикусила карточку зубками. Мозги ее работали на полную силу. Она подняла глаза до уровня моего взгляда. Бездны счастья в них не было.

Я подался вперед и с доверительным придыхом театрально шепнул:

— Слушайте, это срочно. Мой друг только что прибыл из Константинополя с рубинами из коллекции последнего царя. И еще несколько изумрудов и сапфиров, украденных из короны Романовых.

Она резко отодвинулась. Глаза потемнели от гнева, грудь величественно вздымалась. Схватив телефон, красавица нажала на кнопку:

— Здесь Вас хотят видеть… Юрист, и говорит, что это срочно… Да, я впущу его прямо сейчас.

Она повесила трубку и указала на дверь за своей спиной.

Я обошел стол, открыл дверь и очутился перед круглолицым человеком лет пятидесяти, с двумя подбородками, дружелюбными глазами, сердечными манерами и одышкой.

— Юрист, — добродушно вздохнул он. — Что же, будем надеяться, дело против меня пока не возбуждено.

И указал на красное кожаное кресло.

— Садитесь, сэр.

Я устроился, закинул ногу на ногу и приступил без предисловия.

— Как Вам понравилась Флорида, мистер Гакстон?

— Флорида? — он казался озадаченным. — Странный вопрос. Но если Вы настаиваете… Последний раз я был там в двадцать шестом году, в самый ураган. Невероятные порывы ветра. Буря утопила суда в Ки-Бискейн и подвесила «форд» на телефонные провода. Ужас что творилось! У Мальвины — это моя жена — на парике волосы дыбом стали. Она выглядела как сам черт! — его живот затрясся от хохота. — Да она всегда выглядит как черт.

Я подождал, пока он не успокоится. Потом спросил:

— А как насчет поездки три недели назад?

Он выпрямился и вяло моргнул:

— Кто — я? Три недели назад? Во Флориду?

Я кивнул.

Он спокойно покачал головой:

— Вы ошибаетесь, сэр.

— Вряд ли, — сказал я. — Позвольте освежить Вашу память. Чуть более двух недель назад Вы возвращались из Майами рейсом 07 авиакомпании «Сазерн Эйруэйс», приземлились в аэропорту Ла-Гуардиа и отправились на Манхэттен в «кадиллаке», который попал в аварию. Трое погибли, выжили только Вы. По каким-то причинам вы покинули место происшествия. Мне бы хотелось знать, почему.

Он буравил меня взглядом. Потом его губы дрогнули и с тревогой выдавили:

— Вы сумасшедший.

— Скоро буду, — кивнул я. — Слушайте, Гакстон, чтобы сберечь время, я выложу карты на стол. Вы читали в газетах о деле Перно?

Подбородок резко дернулся вверх-вниз, и он потемнел лицом.

— Тогда Вы знаете, что один из находившихся в машине исчез. Я проверил список пассажиров, некоторых отбросил, и наконец остановился на Вашем. Сбежать с места катастрофы — не преступление; возможно, у Вас были свои причины. Раскройте карты, и я готов эти причины уважать.

Казалось, его язык примерз к небу. Он опустил лицо в ладони и закачался взад-вперед.

— Сумасшедший! — наконец прохрипел он. — Вы сумасшедший! Я в жизни не садился в самолет. Я в жизни не летал. Я никогда не попадал в катастрофу. Я не был во Флориде двадцать лет.

Я заскрипел зубами:

— Ваша фамилия и адрес значились в списке пассажиров. Если две недели назад Вы не были во Флориде, то где Вы были?

Он запаниковал.

— Это… это шантаж! — запищал он. — Чего вы хотите?

— Правды. Где вы были?

Он обессиленно ссутулился:

— Я… я не могу сказать Вам.

Я пожал плечами:

— Тогда скажете полиции.

— Нет! — завопил он. Потом закрыл глаза и медленно их открыл. Руки сплелись в умоляющем жесте. Лицо взмокло от пота.

— Пожалуйста, обещайте сохранить это в тайне!

— Если понадобится.

Он мучительно сглотнул:

— Я был в Атлантик-сити. Сказал Мальвине, что улетел в командировку. А сам зарегистрировался в отеле как Сидней Джонсон. Можете проверить по записям. Не мог я быть в двух местах одновременно.

Я вежливо поинтересовался:

— Вы имеете в виду мистера и миссис Сидней Джонсон?

Он покрылся пламенным румянцем и кивнул.

— А девушка? — спросил я.

— Пожалуйста…, — он сделал умоляющий жест.

— Простите, но я должен быть уверен. Девушка из приемной?

Казалось, он заплачет. Эта Мальвина действительно его замордовала.

— Поздравляю, — сказал я. — Лакомый кусочек. И не тревожьтесь о Мальвине; наверняка она и сама не дура поразвлечься.

Я протянул ему клочок бумаги:

— Просто напишите здесь «Сидней Джонсон». Вот здесь, — я встал. — У вас мог быть однофамилец, не числящийся в справочнике. Или он вообще не из этого города. Желаю удачи, сэр.

Я вышел в приемную. На лице брюнетки — ни улыбочки, ни деловой, ни вообще какой-нибудь. Взгляд холоден, как льды Северного полюса. Я указал на шубку из чернобурки на вешалке. Такую на жалование секретарши не купить.

— Недурно в такой штуке в это время года в Атлантик-сити, верно?

Гусарский скок Джорджа Гакстона с любовницей был тут же подтвержден смятением на ее лице. Я улыбнулся ей и вышел.

Потом зашел в Мейден Лейд выкурить сигарету, но вдруг почувствовал такое отвращение, что отшвырнул ее.

Глава восемнадцатая

В шесть я забрал Дульси и отвез ее в аэропорт встречать брата, который ненадолго заскочил по дороге на восток. Гил Винсент оказался высоким добродушным малым, работавшим над каким-то проектом в Южной Калифорнии. После обычных бестолковых приветствий мы сразу сделались друзьями. Не выпуская его из объятий, Дульси сказала:

— Тебе лучше с ним познакомиться, Гил. Он будет твоим зятем.

Гил Винсент изумленно посмотрел на нас:

— Когда это все случилось?

— Очень, очень давно, — сказал я, — но вы не поймете.

Он сжал мою руку.

— Предупреждаю вас, Скотт, она всегда была бедовым ребенком.

Мы немножко поперешучивались, потом я извинился и отправился в управление «Сазерн Эйруэйс», но вызнал не более того, что уже сообщил мне Нолан. Жанет Росс уволилась без всяких объяснений и исчезла из виду.

После ужина я подумал, что Дульси с Гилом захотят поговорить наедине, поэтому оставил их. Было почти восемь, а так как планов у меня не было, я решил заскочить в офис и доделать кое-какую бумажную работу.

На окраине Манхэттена улицы были темны и пустынны, пронизывающий ветер кружил между зданиями. Я вошел в вестибюль. От стены отделились два копа и направились мне навстречу.

Это были солидных размеров парни с жесткими, но далеко не тупыми взглядами. Один выделялся маленькими недоброжелательными глазками и багровым цветом лица.

— Куда направляетесь?

— В офис, — ответил я.

— Ваша фамилия?

— Джордан.

Копы переглянулись.

— Проводи его, — сказал недружелюбный тип напарнику.

Мы вошли в лифт. Ночной лифтер нервно покосился на меня, его кадык дважды дернулся, и он отвел глаза. Да не надо меня просвечивать! Что-то не так, и в желудке засосало.

Наверху было столько полиции, сколько не найти нигде, разве что на параде. В моем офисе горел свет. И центр всеобщей суматохи явно располагался там.

Коп кивнул, и я вошел.

Джон Нолан стоял у стола Кэссиди. Лицо его было искажено, рот беспощадно сжат. Его темные неподвижные глаза угрожающе давили на меня.

Я подошел ближе, вопросительно глядя на него.

— Это случилось, — напряженно выдавил он. — Я тебя предупреждал. Еще одно убийство.

Я понял, какое чувство испытываешь в падающем лифте. Внутренности сжались в кулак.

— Господи! Не Кэссиди, Нолан?

Он не ответил, повернулся и быстро прошел в мой кабинет. Я — за ним.

На полу перед моим столом, оскалив зубы в смертельной гримасе и невидящими остекленелыми глазами пялясь в потолок, лежало тело Боба Камбро. Его лицо цвета цементного раствора ничего не выражало. На груди белой рубашки расползлось темное пятно. Рядом на корточках присел человек.

Я стоял и смотрел на него, разинув рот. Я чувствовал себя опустошенным. Тупая, пульсирующая боль как будто стальным обручем сжимала мозг, пытаясь выдавить из него остатки сознания.

Рука Нолана тяжело легла на плечо. Казалось, помогло.

— Когда мы получили донесение, я думал, это ты.

Человек рядом с телом хмыкнул, разогнулся и поднял беспокойные глаза на лейтенанта.

— Ну, док?

— Два выстрела, — ответил тот. — Обе пули, на первый взгляд, пробили сердце. Он умер раньше, чем упал. По виду ран, стреляли с близкого расстояния. Но никаких следов пороха. Пули, несомненно, прошли через стеклянную дверь.

— Калибр, док? Мы хоть будем знать, что искать.

— Сложно сказать наверняка. Смогу сказать определенно, когда мы их вытащим. Возможно, 32-й калибр с очень высокой начальной скоростью.

Он поднял черную сумку, кивнул и заспешил прочь.

Я посмотрел на стеклянную дверь за моим столом. И увидел две аккуратные дырочки, матово-белые по ободу и с разбегающимися трещинками. Нолан взял меня за руку и вывел в приемную. У меня дрожали колени.

Лейтенант примостился на краю стола и сказал:

— Уборщица нашла его около семи. Она вошла, чуть не споткнулась об него и завизжала. Насколько я смог восстановить события, вот что произошло: Камбро был здесь, в твоем офисе — ты скажешь потом, почему. Убийца прошел через холл и постучался в стеклянную дверь. Камбро услышал и пошел открывать. Его отпечатки на ручке изнутри. Свет падал сзади, и тень была очень четкой. Убийца стоял с пистолетом наготове и ловко им воспользовался. В здании в это время было практически пусто, и потому никто не слышал выстрелов.

Я молчал.

Взгляд Нолана колол почти физически.

— Ты знаешь, конечно, за кем приходили.

Я кивнул, оцепенелый и безмолвный.

Нолан уточнил:

— Когда убийца увидел тень на стекле, он решил, это ты.

Я провел языком по спекшимся пересохшим губам.

Он яростным взмахом взъерошил волосы:

— У тебя была сегодня встреча с Камбро?

— Нет, — апатично отмахнулся я.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Что тебя привело сюда в такой час?

Я рассказал ему о запущенной бумажной работе.

— Что привело сюда Камбро?

— Не знаю, — тупо сказал я.

У Нолана заиграли желваки.

— А я знаю, — коротко бросил он. — Он пришел сюда, когда твоя секретарша еще не закрыла, и сказал, что ты просил его подождать тебя.

Я не понимал. Это было бессмысленно.

Нолан сдержанно продолжал:

— Нечто подобное обязательно должно было случиться, особенно после выстрела в парке. Эти парни делают дело, — он горько фыркнул. — А ты не хотел говорить нам, что у Гарри Дана был пистолет. Но он не единственный. Лео Арним предупреждал тебя, что пора выходить из игры. Эрик Квимби ненавидит тебя, потому что ты вышвырнул его из дома. Фрэнк Уолтер, которого освободили сегодня утром, может все еще думать, что ты отравил его девушку. И нельзя забывать о Флойде Дилоне, которому ты поломал все планы.

Он пожал плечами:

— И это только некоторые мотивы. Может, есть еще куча народу, желающих твоей смерти. Может…

Дверь резко распахнулась, и вошел Филип Лохман. Прокурор холодно взглянул на меня и проследовал в мой офис. Через минуту он вернулся, адресовал лейтенанту несколько вопросов и мрачно выслушал то, что я уже знал. Потом уставился на меня прищуренными глазами:

— Так все это связано с Вами, Джордан?

Я оставил глупый вопрос без комментария.

— Где Вы были между шестью и семью?

— Ужинал с друзьями, — тупо буркнул я.

Он дернул носом и посмотрел на Нолана.

— Кто дежурил в лифте? Ночной сторож?

— Не до семи. В любом случае, это ничего не значит. Тут есть лестница. Убийцу не видели.

— Баллистикам есть работа?

Нолан покачал головой:

— Еще нет. Возможно, стреляли из револьвера.

Брови Лохмана сошлись.

— Что вы хотите сказать?

— Гильз в холле мы не нашли.

Он кивнул так, будто для него это было привычным делом.

— Естественно. Вы обыскали здание?

— Мы над этим еще работаем: холлы, туалеты, мусоропроводы, воздуховоды…

— Хорошо. Отпечатки на ручке снаружи?

— Только Джордана. Могли там быть уже очень давно.

Лицо Лохмана заострилось, он повернулся ко мне с каменным лицом:

— Я берусь за дело лично, Джордан. И от Вас больше не допущу ни нарушений, ни помех, понятно? С этого момента действовать будем мы. Вы слишком необдуманно и безответственно размахивали руками. Мне такое отношение с самого начала не понравилось. Теперь с этим покончено. Вы будете говорить, говорить сейчас же, и все без утайки.

Неожиданно я взвился от гнева. Ярость бушевала во мне. Глаза горели.

— Черт подери, так не пойдет, — взорвался я. — Дьявол, с кем вы так разговариваете — с попрошайкой на паперти? Моего друга хладнокровно убили, и никакими словами вы меня не запугаете, не помешаете делать то, что я считаю нужным. Ни вы, ни ваши дружки-политики меня не остановят. Зарубите себе это на носу.

Он побледнел. И, задыхаясь, выдавил:

— Вы не можете бросить вызов власти, данной мне народом… Я…

— Что — я? Валяйте, выкладывайте.

— Я посажу Вас за решетку как недружественного свидетеля.

— Вздор! Я ничего об этом не знаю, и Вы не сможете доказать обратное.

Я закружил по комнате. И неожиданно зло врезал по шкафу с документами, желая почувствовать боль в кулаке. Потом повернулся к нему:

— Мы все делаем неправильно, Лохман. Дьявол, я не хочу с вами бороться. Я хочу помочь поймать убийцу. Если у вас есть вопросы, валяйте, я отвечу. — Он отступил, удивленный и ничуть не смягчившийся. В серых глазах мелькнула злоба.

— Думаю, вы увидите, Джордан, что со мной стоит сотрудничать. Я за многие вещи могу поджарить вам шкуру. Полицейский рапорт о стрельбе в Централ Парк гласит, что у Вас не было разрешения на оружие. Помогите нам, и мы это забудем. Между теми выстрелами и этим убийством должна быть связь. В парке вы ранили мужчину. Кто он?

— Я не знаю.

— Вы достаточно хорошо его видели, чтобы попасть.

— Мне повезло. Я стрелял по силуэту.

Он поправил пенсне и прищурился:

— Вы пытаетесь кого-то покрывать.

Я тихо сказал:

— Вы шутите, Лохман, правда? Это ведь несерьезно. Зачем мне кого-то покрывать?

— Потому что его опознание может подвергнуть риску ваши шансы на успех в деле Перно.

Я уставился на него и выдавил короткий, режущий смешок.

— Вы не можете в это верить, Лохман, ей-Богу, потому что если верите, то Вы даже больший дурак, чем я думал.

Его челюсть дернулась, зубы клацнули. Он приблизил свое лицо к моему и проскрипел натянутым, как струны мандолины, голосом:

— Вы ходите по лезвию бритвы, Джордан. А за Вами много всего числится. Вирна Форд явилась к Вам, явно что-то имея в виду, и кто-то пытался предотвратить ваш разговор. Я хочу знать, что это было. Я хочу знать, почему вы так заботились об освобождении из-под стражи ее приятеля. И как вы уговорили Карен Перно нанять вас своим адвокатом. Вы виновны в нарушении профессиональной этики, сокрытии важных улик, препятствии расследованию убийства и участии в вооруженной драке. А теперь вы будешь делать то, что вам скажут, или окажетесь за решеткой.

Он остановился, тяжело раздувая ноздри.

— Вы закончили? — ехидно поинтересовался я. — Тогда слушайте меня, Лохман. Вы напыщенный безмозглый надутый пузырь. Ваши дурацкие идеи — плод упрямого и бестолкового ума. Это доказывает, насколько небрежно относится общественность к выборам. А теперь я ухожу. Если полагаете, что сможете меня остановить, — валяйте.

Я взглянул на Нолана:

— Пока, лейтенант. Поговорим как-нибудь в другой раз.

Я открыл дверь и вышел в холл. Лохман молчал. Копы даже не пытались меня остановить. Я вышел на улицу и зашагал прочь. Я был взвинчен и зол, и немного напуган. Не помню, куда я шел и как далеко забрался, но когда я взглянул на часы, прошло почти два часа.

В десять я уже держал палец на звонке квартиры Боба Камбро. Дверь открыла Дульси. Лицо ее было бледно и измученно, глаза покраснели от рыданий. Она молча кивнула, сжала мою руку и провела меня в гостиную. Мрачной тенью там высился Гил. Флойд Дилон сидел на диване, обняв Вивиан за плечи.

Лицо Вивиан изнуренно осунулось. При виде меня по щекам опять заструились слезы. Напряженными пальцами она нервно терзала платок. Под глазами проступили темные круги.

— О, Скотт… — судорожно прошептала она.

Что тут скажешь? Разве могут слова умерить боль утраты? Конечно, они разошлись, и убит был не тот человек, которого она когда-то любила. Но они были женаты и долго жили вместе, эти годы хоть что-то да значили. А уйти так, как он — это тяжкий удар. Я никогда не считал Вивиан бесчувственной. Она подняла руки к лицу и очень тихо зарыдала.

— Вивиан, — твердо сказал Дилон. — Тебе надо самой держаться.

Через минуту она подняла ко мне мокрое лицо:

— Полиция сказала, что это ошибка.

— Похоже, что так, — рассудительно ответил я.

Дульси подбежала ко мне и с неистовой силой стиснула руку:

— О, Скотт, они приходили за тобой!

Я ничего не ответил.

Гил крепко сжал кулаки.

— Но кто? Почему?

— Не могу ответить на первый вопрос, — сказал я. — Второй кажется очевидным. Кто-то уверен, что я знаю то, чего знать не надо.

Дульси сказала:

— Мы уезжаем, дорогой. Мы уедем до тех пор, пока все не кончится.

— Ты уезжаешь в любом случае. Возвращаешься со мной в Калифорнию, — буркнул Гил.

Она покачала головой.

— Нет, Гил, прости, но я остаюсь со Скоттом. Пожалуйста, не настаивай.

Гил поджал губы, но не стал обострять ситуацию.

Дилон чуть улыбнулся.

— Ну, — сказал он, — в любом случае это решило проблему развода.

Дульси подскочила, пронзив его взглядом.

— Как можно говорить такие жестокие вещи!

Он пожал плечами:

— Я просто честен. Камбро мертв, и все это очень трагично, но Вивиан его больше не любит, и лицемерием было бы умирать от горя.

Дульси недоверчиво смотрела на него.

— Но у него было ради чего жить.

— Имеются в виду деньги? — поинтересовался Дилон.

— Я вполне могу представить, что через год он умер бы от алкоголизма. Факт остается фактом, я не любил Камбро живого и не вижу причины любить его теперь, когда он мертв. Я достаточно честен, чтобы сказать это, а не казаться ханжой.

— Пожалуйста, Флойд… — взмолилась Вивиан.

Я кипел. Но держал себя в руках, потому что не время и не место было разделаться с Дилоном так, как мне хотелось. Поэтому я повернулся к Вивиан:

— Как только отдадут тело, я перевезу Боба в церковь.

Она поблагодарила меня взглядом, но тут же встревожилась.

— Скотт, — заколебалась она, — то, что случилось этой ночью, имеет какое-то отношение к делу Перно?

Я пожал плечами:

— Возможно. Мы над этой версией работаем.

Она съежилась на диванчике и горько вскричала:

— Вы, мужчины! Неужели вы не можете остановить этот ужасный беспредел и положить конец насилию? Вокруг нет мира, нет покоя. В любой момент что-нибудь может случиться с тобой или с Флойдом. Вы нигде не будете в безопасности.

Дульси оказалась ее верной союзницей.

— Она права, Скотт. Брось все, и давай уедем.

Дилон казался безразличным. Лицо выражало не больше эмоций, чем закладной камень Сити Холла. Он знал, что я еще ничего не раскопал, чтобы изменить положение дел, и балом все еще правит он.

— Ну, Дилон, — тихо спросил я, — а как насчет тебя?

Он заморозил меня взглядом на расстоянии.

— Отзови претензии Квимби, — сказал я, — и я посоветую своей клиентке дать вам по сотне баксов каждому.

Он вскочил с кушетки. На щеках пылали яркие пятна. Со сдержанным бешенством он заявил:

— Я сыт по горло твоей клоунадой, Джордан. И этот случай с Квимби, вышвырнутым из его дома…

— Его дома! — перебил я. — Если бы Роланд Пейнтер не был старым дряхлым идиотом, он бы его вышвырнул в тот самый день, когда он въехал.

— Скотт! — потрясенно вскричала Дульси.

Я взглянул на нее и покачал головой. Боб был мертв, дамы вне себя от горя, а я здесь спорю с Дилоном! Я чувствовал себя мерзавцем.

— Простите, — сказал я. — Если понадобится моя помощь, Вивиан, просто позвони. Увидимся завтра, Дульси.

Я кивнул Гилу и вышел.

Глава девятнадцатая

Мы похоронили Боба на их семейном кладбище в Вудлоуне. Помню, это было мучительно холодное субботнее утро. Свинцовое небо закрывали тяжелые серые тучи. Земля промерзла и не поддавалась. Рядом со мной дрожала Дульси. Лица Вивиан за черной вуалью не было видно, но плечи ее сгорбились и дрожали. Помню, я думал, какое жесточайшее испытание цивилизованное человечество навязало себе похоронами. Бессмысленно выставлять свое горе на всеобщее обозрение, должен же быть другой способ сказать последнее «прости». Могила — слишком зловещий финал. Все это очень подавляло, и я был рад, когда все кончилось.

После этого мы с Дульси отвезли Гила в аэропорт. Он отложил отъезд до похорон, и теперь сразу улетал на запад. Огромный четырехмоторный самолет развернулся и заложил в небе вираж. Гил посмотрел на Дульси и в который раз спросил, не поедет ли она с ним, по крайней мере до прояснения ситуации.

Она покачала головой:

— Я остаюсь со Скоттом.

Гил криво улыбнулся:

— Спорить с женщиной бесполезно. Береги ее, Скотт.

Его самолет уже подали под посадку, и мы ему помахали, когда он поднялся по трапу. Воздушный корабль превратился в точку на горизонте, мы вернулись к машине и поехали домой.

У меня дома мы нашли Джона Нолана, примостившегося на стуле с полузакрытыми глазами и тлеющим окурком сигареты во рту. На нем было все то же темное шитое на заказ пальто и бордовое кашне. Увидев Дульси — они уже встречались — он встал и объяснил, что впустил его консьерж.

Я косо глянул на него:

— Просто светский визит, Джон, или что-то случилось?

— Поговорить хочется, — ответил он.

— Прекрасно. Смешай пару коктейлей, Дульси. Ты знаешь, где что стоит, — я упал в кресло и вытянул ноги.

— Думаю, ты мог бы показаться на похоронах.

Он покачал головой:

— Не люблю кладбища. Меня увидят там только когда понесут закапывать, — он отвел глаза и принялся изучать пятно на стене. — Я думал приставить к тебе человека, Джордан, на всякий случай.

Мне ничего подобного не было нужно, о чем я ему и сказал.

— Ну, это твоя жизнь. Я делаю, что в моих силах. Двое моих людей выслеживают Гарри Дана по дешевым меблирашкам. Он не появлялся со времени убийства Камбро.

— Судя по тому, как ты пытаешься навесить на Дана эту волну убийств, похоже, в твоей мизансцене в момент выстрела ему отведено место возле моего офиса.

Нолан медленно покачал головой:

— Нет. Но мы знаем, что сразу после шести там был Уолтер.

Я резко выпрямился и пристально на него посмотрел:

— Что говорит Уолтер на сей счет?

— Ничего. Но только потому, что мы его не спрашивали. Не спрашивали потому, что не можем его найти. Он уже три дня не возвращается на судно.

Вернулась Дульси с «бурбоном». Нолан взял бокал, вслух поинтересовавшись, не умнее ли сделать химический анализ содержимого перед употреблением. Потом пригубил и поставил бокал. Дульси кинула возле моего стула подушечку и села. Нолан сунул в зубы новую сигарету и прикурил от старой. Я устроился поудобнее и нежно погладил пушок на шейке Дульси.

— Ты зациклился на Гарри Дане и Уолтере, хотя мне кажется, что твой клиент — скорее Квимби. Он понятия не имел, почему Вирна пришла ко мне. Но уверен, что она рассказала мне что-то губительное для него. Я дал ему кучу поводов меня ненавидеть. Во-первых, я вышвырнул его из дома Перно. Во-вторых, он полагает, что я пытаюсь лишить его вожделенного полумиллиона долларов.

Во взгляде Нолана ничто не дрогнуло.

— Как насчет Флойда Дилона?

— Да точно также. Он знает, что Вирна приходила ко мне, но не знает, что я сумел раскопать. Знает, что я работаю над делом. И даже может думать, что я нашел пропавшего свидетеля. Он хочет выиграть дело, потому что собирается жениться на Вивиан Камбро, а она — слишком дорогостоящее дополнение к его расходам. Победа принесет ему такой куш, о котором юрист может только мечтать. А в нашей братии деньги котируются как ведущий мотив для убийства.

Он выпустил кольцо дыма и смотрел, как оно проплыло вдоль потолка и рассеялось. Потом едва заметно улыбнулся:

— Справляешься. Что насчет Лео Арнима?

— Арним привязан к Вирне Форд, которая на него работала. А еще он каким-то образом связан с Гарри Даном. И он пошел на немалый риск, пытаясь напугать меня и выдавить из дела.

— Стив Джанейро? — спокойно продолжал он.

— Может быть. Джанейро — профессиональный гангстер-телохранитель. За хорошую цену он не побрезгует выбором средств. Мы знаем, что он работает на Арнима и, похоже, на короткой ноге с Эриком Квимби.

Нолан перегнулся и невозмутимо смахнул пепел в пепельницу. Потом поднял на меня глаза.

— Осталась твоя собственная клиентка.

— Карен Перно? Без всяких «но», давай включим и ее. Это убийство, и всех нужно поместить под микроскоп. Ну, что насчет нее? Она почти ангел, тоньше целлофана и в два раза прозрачнее, но все же давай посмотрим повнимательнее. У нее есть приятель — Рудольфо Кассини, якобы учитель пения и композитор, скорее же — платный партнер и шарлатан. Написал нечто похожее на мюзикл и обещал ей роль, если она поддержит постановку. Она страстно увлечена затеей — у нее навязчивая идея попасть на сцену — но денег нет. Так вот, она собирается воспользоваться дядюшкиным наследством, если его получит. Разделавшись со мной, они могут бросить подозрения на Квимби или Дилона и заварить крутую кашу. В наследстве, как к нему ни подойди, денег достаточно. Конечно, версия выглядит примитивной, но что может быть глупее убийства?

Нолан наградил меня задумчивым кивком:

— Хорошо. Мы перебрали всех, кроме тебя и миссис Камбро.

— Ладно. Я мог убить Боба и подстроить так, что пуля была как бы предназначена для меня. И, конечно, у меня была масса возможностей расправиться с Вирной Форд. Единственное, что тебе осталось придумать, это мотив. В качестве мотива для Вивиан Камбро попробуй вот что: она планирует выйти замуж на Флойда Дилона. Разгласив фиаско аферы с разводом, я мог добиться его отстранения и подорвать авторитет кормильца семьи. Не подходит? Тогда придумывай получше.

Улыбка Нолана вовсе не светилась удовольствием. Он положил сигарету и принялся терзать мочку уха. Потом посмотрел на меня и спросил:

— Как насчет того малого, который оказался в парке в ночь, когда тебя едва не подстрелили?

— Эммануэль Скалли? — я коротко кивнул. Мы почти забыли о человеке с носом картошкой. — Возможно, он ведет какое-то расследование. Я полагаю — по заданию Дилона. И если да, то вполне возможно, что он вляпался во что-то горяченькое. И ему пришло в голову, что при верной тактике тут можно погреть руки.

Дульси выпрямилась и перевела взволнованный взгляд с меня на Нолана.

— Слушайте, — возбужденно заговорила она, — если Скалли — шантажист, и Скотт мог испортить ему все дело, не мог он проскользнуть в здание и выпустить пулю через дверь? В конце концов, ночью он тоже был в парке.

Я улыбнулся Нолану поверх ее головы.

— Но его пистолет той ночью не стрелял, милая.

— Естественно, — вздохнула она. — Это было бы слишком просто. У него могло быть два пистолета, один он быстро закопал.

Нолан нахмурился, еще раз пригубил «бурбон» и встал:

— Нанесу-ка я мистеру Скалли визит. Присоединишься?

Я уже открыл рот, чтобы отказаться, когда вмешалась Дульси:

— Иди, Скотт. Мы сегодня остаемся дома. Я приготовлю ужин. Когда вернешься, все будет готово.

Я подозрительно посмотрел на нее:

— Быть не может! Ты еще и готовить умеешь?

Ее улыбка ослепляла.

— Как французский повар, дорогой. Утка, шотландская куропатка, суфле — все, чего твоя душа пожелает, а если у нас будут гости, я могу зажарить на вертеле целого поросенка.

— Но не в моей гостиной, девочка, — я поцеловал ее в макушку. — Это будет предварительный просмотр. Действуй, и жди меня примерно через час.

Дверь за нами еще не закрылась, а она уже гремела посудой в буфете.

Скалли мы нашли в маленькой квартирке с парой рассохшихся шкафов и запахом деревенской пивной. Когда он увидел меня в дверях, то подскочил, как испуганный кенгуру. Он пытался было завести песню про «сведения, не подлежащие разглашению», но Нолан скоренько его обломал. Совершены два убийства и назревало третье, так что если Скалли нравилась профессия детектива, он должен быть чист, или ему пришлось бы горько пожалеть.

Итак, Скалли заговорил. Первоначально Дилон нанял его, чтобы поймать Боба Камбро и Вирну Форд в моей квартире. Когда Вирна погибла, а я вышел на охоту, Дилон испугался, как бы я не нашел пропавшего свидетеля и не приперся с ним на суд. Скалли велено было висеть у меня на хвосте. Той ночью он приклеился к нам с Дульси и следил за мной до Централ Парка, но смертельно устал и решил, что я иду домой и до утра он свободен. Он направлялся к одному из выходов, когда услышал выстрелы и побежал. Поэтому он не видел моего противника.

Он не так много знал о Вирне. Она занималась в танцевальной студии Ирен и делила комнату с другой девушкой по имени Мюриель Эванс. Девушки жили в одном здании.

Мы отпустили его, вышли на улицу и полной грудью вдохнули кислорода. Нолан хоть и реагировал на реплики, но на самом деле меня не видел, потому что взгляд его был далеко, в мыслях, которые зарождались где-то в мозгу. Он собрал губы в трубочку и покачал головой, потом вздохнул и протянул:

— Девушку убили намеренно, мужчину убили по ошибке, и пока ты, Джордан, жизнерадостно резвишься, кто-то прикидывает, как с тобой разобраться. Гляди в оба.

Мой смех даже мне показался фальшивым. Пока мы шли к машине, больше ничего сказано не было.

— Как насчет вернуться ко мне перекусить? — спросил я.

— Ты не это хотел сказать, — тихо улыбнулся он. — На самом деле ты не хочешь меня там видеть. Она еще та девчонка…

Он забрался в машину, небрежно помахал и тронулся. Небо угрожающе темнело, вдалеке гремел приглушенный гром. Я поднял воротник пальто и зашагал назад.

Да, Дульси не давала пустых обещаний. Это было нечто божественное. Столик для бриджа, накрытый сложенной белой простыней, свечи на блюдцах — для уюта, струнный квартет из радиолы. И главный сюрприз — нежирное, нежное жаркое в горшочках, спаржа, хрустящие ломтики картофеля и бисквитный торт с клубникой — под занавес.

Мы открыли бутылку шампанского.

— Иди сюда, — сказал я, когда мы все съели, и притянул ее к себе на колени. — Ты потрясающа. Как тебе это удалось?

Улыбка осветила ее глаза.

— Я не могу тебе врать, дорогой. Это было довольно просто. Тебе нужно благодарить фирму «Фрозен фудс».

— Что?

— Угу-у. Все упаковано и готово к разогреву.

— Что следующее? — спросил я. — Мы делаем успехи. Скоро я смогу купить в супермаркете детей.

— Какая ужасная мысль! — она протестующе затрясла головой. — Нам это не понравится, правда, дорогой?

— Никогда. Традиционные методы вполне годились для моего деда, значит они достаточно хороши для меня.

На улице молния разрезала небо, несколько тугих капель дождя сползли по стеклу. Дульси осторожно шевельнулась у меня на коленях и развернулась так, чтобы меня видеть.

— Возня с обедом отвлекла меня, Скотт. Может, это от страха, но мне пусто, когда ты уходишь.

— Не волнуйся, — успокаивал я. — Страсти еще не успеют утихнуть, как убийца получит свое.

Она покачала головой и нахмурила брови:

— Я не уверена. Он сейчас испуган, боится, что ты догадаешься, кто он такой. И может решить быстренько ударить еще раз. Он может усыпить твою бдительность.

— Ты слишком переживаешь, девочка. Я веду прекрасную жизнь.

— Почему полиция ничего не сделает?

— Они работают. Но все очень запутано. Они бьются над всем сразу, рассчитывая на неосторожный шаг.

— У Боба не было такого шанса, да?

— Он не успел даже прочесть молитву. Убийцы всегда так работают — внезапно и без предупреждения.

Она взглянула мне прямо в глаза.

— Знаю, что безнадежно просить тебя бросить это дело, дорогой, и я не буду пытаться. Я знаю, как просто отступить, но я также знаю, что есть вещи, которые мужчины должны сделать. Возможно, тебя можно было уговорить, пока был жив Боб, но теперь слишком поздно. Он был твоим другом. Ты не сможешь этого забыть. И в конце концов, негоже давать волю дьяволу только от страха. Просто мне очень тяжело знать, что ты в опасности.

Я просто смотрел на нее. И молчал. Нам не нужны были слова. Потом я притянул ее к себе и поцеловал. Ее плечи под моими пальцами были такими тонкими и нежными…

Она сказала слабым и дрожащим голосом:

— Ты можешь сделать это еще, дорогой, если хочешь. Так случилось, что у меня брачный сезон, и я особенно чувствительна.

— Это дождь, — ответил я. — Дождь всегда на меня так действует. Стимулирует либидо. Может, лучше нам забыть про Бермуды и провести медовый месяц в Индии в сезон дождей?

— Вот здорово, мистер Джордан, — рассмеялась она. — Мне это очень нравится.

Мы сидели в сумерках и слушали шум дождя. Отсветы молний судорожно метались по стенам. Я поднял ее и встал на ноги.

— Становится поздно, девочка, — сказал я. — Думаю, лучше мне отвезти тебя обратно к Вивиан.

Она вздохнула, но взяла пальто. Мы подошли к двери и остановились. Мы стояли лицом друг к другу. Ее глаза светились. Я чувствовал ее дыхание. Мы кинулись друг другу в объятия с такой яростью, что я ее едва не раздавил. Я обнимал ее и целовал с какой-то голодной жестокостью.

Она тихонько всхлипнула. Рот ее был открыт. Я чувствовал, как в жилах у меня бурлит кровь.

— Скотт…

— Да.

— Я не хочу идти домой под дождем.

Я схватил ее на руки. Сердце бешено билось. Я нес ее через комнату и чувствовал вцепившиеся в плечи пальцы.

Глава двадцатая

Когда на следующее утро я проснулся, она еще спала. И улыбалась во сне. Ее медные волосы разметались по подушке, сверкая в солнечных лучах. Я побрился, принял душ и вышел, вдыхая аромат кофе. Потом достал утреннюю газету из почтового ящика. И тут зазвонил телефон.

Это была взволнованная Вивиан.

— Скотт, где Дульси? Она не ночевала дома.

— Она здесь, у меня, — ответил я.

Потрясенный вздох. И тишина.

— Не волнуйся за нее, с ней все в порядке, — заверил я.

Она еще долго не могла вымолвить ни слова. Потом произнесла:

— Я бы хотела поговорить с тобой, Скотт. Когда я могу тебя увидеть?

— Сегодня утром, у меня в офисе.

— Я приеду, — она повесила трубку.

Я зашел на кухню и из дверного проема уставился на Дульси. Она повернулась и одарила меня сияющей улыбкой. Ни фальшивой скромности, ни застенчивости, ни сожаления.

— Думаю, мне нужно будет сделать из тебя добропорядочную женщину, девочка. Лучше начать покупать приданое.

— Мне покупать сари, дорогой?

Я изобразил озадаченность.

— Если мы собираемся в Индию на медовый месяц, я имею в виду.

Я усмехнулся:

— Лучше остановимся на Бермудах.

— Ты какие яйца больше любишь, Скотт?

— Два. Поджаренные с каждой стороны.

Она накрывала стол, а я сел и стал листать газету. Дело Перно переместилось на четвертую страницу без каких-то дополнений. Подошла Дульси с тарелкой.

— Ну и как это выглядит, дорогой?

— Весьма зловеще, — хмыкнул я. — По мнению ученых Гарварда, мир обречен. Следующая атомная бомба может вызвать цепную реакцию, которая разорвет мир на куски.

— Я имею в виду яйца, глупый.

— О! Великолепно. Но не беспокойся. Вот статья другого ученого, который говорит, что гарвардский пророк вышел за пределы своей компетенции, и ничего подобного произойти не может.

— Это утешает. Ешь свои яйца, дорогой.

После завтрака я звонко ее чмокнул и вышел с уютным ощущением домашности. Когда я вошел в офис, Кэссиди с деланным изумлением подняла глаза.

— Только не говори мне, что ты действительно собираешься сегодня поработать.

Я наклонился и обнял ее.

— И не думай, — приняла она строгий вид. — Я должна немедленно уволиться и наняться к Братьям Маркс. Может, там я найду мир и тишину. Вот твоя почта.

Я забрал четыре письма. Первые три — обычная рутина. Но четвертое… Иллюстрированная реклама, выдранная из газеты. На картинке был черный гроб, открытый с одной стороны. Текст гласил:

«Исключительно прочные гробы. Отделка бархатом, обивка. Серебряные ручки. Гравированные таблички с фамилией. Весь сервис, включая бальзамирование, одевание, лимузин и дюжину складных стульев — всего 225$».

Я уставился на него, тихонько выдохнул и захлопнул рот. Не думаю, чтобы это была шутка. Убийца предупреждал меня, что вышел на дело. Я вытащил свой том Шекспира, тот, что с галлоном «бурбона» внутри, и наливал себе выпить, когда голос Кэссиди сказал по селектору, что меня ждет Вивиан Камбро. Я приказал впустить.

Черное платье смотрелось сногсшибательно. Даже в трауре она умудрялась выглядеть холеной и светской. При виде бутылки она подняла брови:

— Пьешь, Скотт? В такой час?

Я кивнул.

— Эту привычку мне пришлось выработать в не лучшие времена. Мне действительно нужен глоток. Ты не хочешь, Вивиан?

Она покачала головой и чуть улыбнулась:

— Спасибо, нет.

Я как следует хлебнул. Алкоголь влился в кровь, и я почувствовал, как дрожь слабеет. Я вернул «бурбон» великому поэту и убрал книгу. Потом сел в кресло и стал ждать, что она скажет.

Вивиан присела на краешек, открывая и захлопывая сумочку и неуверенно покусывая губы. Наконец она подняла глаза.

— Не думаю, что Флойду это понравится, — вздохнула она, — но ты адвокат Боба, Скотт, ты знаешь все его дела и у тебя большая часть его бумаг… Я бы хотела, чтобы ты вел мои дела.

Я кивнул, не слишком удивившись; просьба довольно обычная. Кроме того, она не хотела слишком близко подпускать Дилона к своим финансам.

— Буду рад, Вивиан. Ты обсуждала это с Дилоном?

— Еще нет. Я не буду первой заводить разговор. Подозреваю, налоги будут очень высоки.

— Естественно, — я объяснил по поводу налогов и предположительного размера наследства. — Пока ты здесь, ты могла бы подписать некоторые бумаги, и мы приступим к работе.

Пока я ходил в приемную отдать Кэссиди заполнить несколько бланков, она вынула маленькую золотую ручку и деловито что-то считала на конверте. Когда я к ней присоединился, она все еще трудилась над подсчетами.

Потом уныло улыбнулась:

— Кажется, я вошла в долю с Дядюшкой Сэмом, — глаза ее стали тревожнее. — Скотт, насчет Дульси…

— Не беспокойся, — сказал я.

— Но она не может жить у тебя, как…

— Забудь. Тут совсем другое.

Она пожала плечами.

— Ладно, раз ты не хочешь говорить об этом, — она сложила руки. — У полиции есть какие-нибудь успехи, Скотт?

— Небольшие. Они ищут парочку подозреваемых.

Уголки ее бровей взлетели вверх. Она опустила взгляд на руки и сказала тихо, почти шепотом:

— Я всю ночь не спала от ужасных мыслей. О Бобе и Дилоне. Они ненавидели друг друга и… О, я не знаю… Наверно, у меня разыгрались нервы. Я не смогу спать, пока все это не кончится.

— Мы все будем спать крепче, когда все кончится, — ответил я.

Она вздрогнула всем телом:

— Боже, я надеюсь…

Прожужжал звонок. Я поднял трубку.

— Посетитель, — сообщила Кэссиди.

— Мужчина или женщина?

— Мужчина. Мистер Лео Арним.

— Тогда… Что насчет бумаг Камбро?

— Почти готовы.

Я велел принести, и Вивиан проставила свою подпись. Я встал и пообещал позвонить ей, как только все решится. Потом я выпустил ее через простреленную дверь за моим столом.

— Ладно, Кэссиди. Впусти Арнима.

Лео Арним осторожно устроился в только что освобожденном Вивиан кресле. Его квадратное белое лицо было абсолютно спокойно. Он положил ногу на ногу и скрестил толстые руки. Я подчеркнуто заглянул ему за спину:

— Один? Никаких мускулистых парней, если наше интервью окажется неудачным.

Он покачал головой:

— Не слишком зарывайся, шутник.

— Чего тебе надо, Арним?

Его взгляд был непроницаем.

— Сделать тебе предложение. Мне нужен адвокат. Я хочу, чтобы ты представлял меня.

— В чем?

— В разрешении моих неприятностей.

Я поднял брови:

— Какого рода неприятностей?

— Пока их еще нет. Но могут быть.

Он вытащил из нагрудного кармана пухлый бумажник и извлек тонкую пачку банкнот. Не спеша, осторожно, одну за другой, он сложил их на край моего стола.

Пять банкнот. По тысяче долларов каждая.

Потом отодвинулся и посмотрел мне в глаза:

— Это твое, Джордан. Можешь их заработать, а можешь и нет.

— Ты ожидаешь неприятностей?

Он пожал плечами:

— Это в известной мере зависит от тебя.

Я посмотрел на деньги. Такие милые и соблазнительные. Пять тысяч долларов — куча денег. Дела шли в гору. Кажется, всем нужны мои услуги. Я и не думал, что я так хорош. Я наклонился к нему и сказал:

— Не думаю, что пять тысяч долларов это покроют.

Ни движения мускула на лице, ни блика в глазах.

— Я готов принять любые разумные требования. Сколько?

— Сложно сказать, Арним. Я могу назвать тебе точную таксу на слежку за профсоюзным активистом или устранение политического противника, но здесь немного сложнее. Ты предлагаешь мне деньги в случае, если окажется, что ты отравил Вирну Форд или застрелил Боба Камбро, и хочешь, чтобы я покрыл тебя или защищал тебя, если тебе нечего добавить к списку. В Федеральном Резервном Банке маловато будет.

Я взял карандаш и ластиком одну за одной столкнул банкноты со стола. Они, порхая, опустились на пол вокруг его ботинок. Лео Арним даже не посмотрел вниз. Он не отводил холодных и бесцветных глаз. Сосуды пульсировали на толстой глотке. Он хрипло выдохнул:

— Подними их, Джордан.

— Поднимай сам. Они твои, а не мои.

Мы уставились друг на друга, как два кобеля. Его лицо окаменело и, может, даже побелело, если оно было способно еще побелеть, но без всякого выражения. Ни эмоций, ни ярости. Человек, который способен так владеть собой — опасный соперник.

Он нагнулся поднять банкноты. В это время его рукав пополз вверх, и я кое-что увидел. Увидел край белого бинта на правом запястье.

Нужно промолчать. Нужно дать ему уйти и позвонить Нолану. Это самое умное, что можно сделать.

И конечно же, я перегнулся через стол, схватил его за рукав и рванул вверх.

Все так и было. Повязка, аккуратно и осторожно наложенная посередине предплечья.

Он со сдавленным стоном вырвался и подался назад. Теперь на его лице была масса эмоций. Нескрываемая ярость и ненависть. Глаза стали враждебными и опасными.

Я отступил. Голова гудела. Я сказал низким, ровным голосом:

— Я подстрелил парня в Централ Парке, Арним. Я мог попасть ему в руку. Повязка для этого? Чтобы скрыть пулевое ранение?

Он хрипло, задыхаясь, выдохнул. Глаза сузились и покраснели. Потом ярость постепенно прошла, и он надел обычную непроницаемую маску.

— Ладно, — сказал он. — Раз ты думаешь, что нашел, попытайся этим воспользоваться.

Он небрежно сунул деньги в карман, развернулся и быстро вышел из комнаты.

Я сел и подождал, пока дыхание не придет в норму. Потом поднял трубку, позвонил Нолану и рассказал ему всю историю.

— Тебе может понадобиться ордер, — сказал я, — но зато не придется искать дальше, если у него в руке дырка от пули.

Нолан поспешно ответил:

— Я немедленно этим займусь. Сиди смирно до известий от меня.

Я медленно нажал на рычаг. А потом сидел и гадал, есть ли у меня синица в руках. Я чувствовал себя взвинченным, как сбежавший с деньгами банковский клерк. Сейчас время дорого, а может пройти несколько часов, пока Нолан найдет Арнима, и еще больше, если Арним решил скрыться. Я откинулся в кресле и призадумался. Все еще оставалось очень много неясного. Эммануэль Скалли говорил о бывшей соседке Вирны, Мюриэль Эванс. Я надел пальто, взял шляпу и сказал Кэссиди, что уезжаю.

Хозяйка танцевальной студии Ирен оказалась мясистой женщиной в халате с блестками. У нее был восковой цвет лица, голос политика и несвежий запах, как в старых подвалах. Я сказал ей, что мне рекомендовали уроки самбы и особенно наказали спросить Мюриэль Эванс. В конце концов я выпытал, что Мюриэль Эванс взяла выходной.

В Квинс я добрался на метро. У мальчишки с утренними газетами я купил одну и прочитал заметку о Бобе Камбро. На фото он вышел довольно недурно.

Четырехэтажный дом без лифта недавно был оштукатурен и краснел пятнами пожарных лестниц. Почтовые ящики сказали мне, что Вирна жила на верхнем этаже, а Мюриэль Эванс — прямо под ней. Я поднялся пешком и остановился на последней площадке перевести дух. Квартира Вирны еще не была очищена от мебели. Я подумал, что полиция могла что-нибудь и пропустить.

Замок на двери был старый и самый обычный, он открывался после простейших манипуляций. Замок с секретом доставил бы известные проблемы.

В комнате были диван со множеством подушек, стол с откидной крышкой, два плюшевых стула и множество доказательств того, что здесь побывала полиция и не слишком старалась соблюдать порядок. Я прошелся по комнате с любовностью скупца, ласкающего кусок золота. Пощупал подушки, проверил диван, поднял ковер, изучил сиденья стульев, ничего не пропустил и ничего не нашел.

Потом отправился в спальню. Кровать, шкаф, туалетный столик и комод. Я подошел к комоду, выдвинул ящики и вывалил содержимое на кровать. Обычный хлам, привычный набор женских штучек. Ничего, что могло бы привлечь внимание. Я встал на четвереньки перед комодом, просунул голову между перекладин и зажег спичку. И тут нечто привлекло мой взгляд. Клочок бумаги, всунутый под внутреннюю обшивку.

Я осторожно его вытащил и кое-как разогнулся. Это была квитанция заклада. Дата говорила, что ей всего неделя. Я сложил ее и спрятал в бумажник. Потом побросал все обратно в ящики, вернул их на место, потом огляделся и направился к шкафу. Повернул ручку, потянул дверь — и содрогнулся.

Из-за дверей высунулся пистолет. Похоже, маленький автоматический «вальтер». Он смотрел шестью дюймами выше моего пупка. Пистолет почти терялся в огромной ладони Стива Джанейро. Он пригнул голову и сделал шаг вперед. Я отступил.

— Здорово, — выдавил я голосом, дрожащим, как китайский банк. — Но странно встретить тебя здесь…

Влажная ухмылка медленно растянула его неопрятный рот. Зубы у него были почти лошадиные. И сам он сейчас казался мне больше лошади. А взгляд у него был тупой и бессмысленный.

— А ты смелый парень, Джордан, — сказал он. — Кто тебя сюда послал?

— Ребята из отдела убийств, — сказал я. — Они дали мне ключ.

— Ты один?

Я покачал головой.

— Внизу в служебной машине ждут копы.

Он неуклюже попятился к окну и стрельнул взглядом. Взглянул буквально затылком и презрительно фыркнул. Но глаза его насторожились.

— Коп пойдет наверх?

Я безразлично пожал плечами:

— Это зависит от того, как долго я тут пробуду.

Он сунул пистолет обратно в кобуру подмышкой. Да тот ему и не был нужен. Брови его сошлись от напряженных размышлений. Нелегкая работка для него.

Я сказал:

— Кажется, мы думаем одинаково. Что ты искал, Стив?

Он вытер руки о штаны, бросил сердитый взгляд, но промолчал. Я закурил сигарету, чтобы показать ему, как я ее небрежно достаю, потом перевел взгляд на него.

— Я думал, Лео Арним Вирной не интересуется.

Стив Джанейро дернул головой:

— Лео и не интересуется.

Я вежливо, но насмешливо фыркнул:

— Не води меня за нос. Разве не Лео послал тебя сюда?

Взгляд стал зловещим.

— Нет. Я пришел сам.

— Неплохо было бы сказать, зачем, Стив.

Он уставился на носки ботинок в форме индейских боевых каноэ. Когда он поднял взгляд, хитрый блеск пробился сквозь их обычную муть.

— Это тебя не касается, Джордан. Но просто чтобы ты не наврал копам с три короба, я скажу, — он поднял два огромных пальца и крепко сжал их. — Мы с Вирной были вот так, ясно? Я дарил ей пару безделушек, и хочу получить их обратно. Их я и искал.

— Что за безделушки?

— Пара пустяков, которых не стоит видеть копам, — он клацнул зубами и пригнулся ко мне, сощурив глаза. — Я взял их как-то ночью в ювелирном магазине. И не могу позволит копам повесить это дело на меня. За мной и так много чего есть…

Он хрипло дышал.

— Скажи кому-нибудь, что ты меня здесь встретил, Джордан, и я тебя сломаю пополам, как спичку, понял?

— А почему ты прятался в шкафу?

— Услышал, как ты возишься с замком. Какого черта, что мне тут делать? Копы рады будут поймать меня за руку, когда я перейду черту, — он дернул козырек бейсболки и покосился на меня. — Я удаляюсь. Помни, ты меня не видел. Не хочу, чтобы закон дышал мне в спину. И Лео тоже. Особенно Лео, усек?

Он протопал мимо меня, открыл дверь и вышел. Я остался один с бешено стучащим сердцем и спиной в холодном липком поту. Безжалостные мутные глаза Джанейро говорили, что он убьет человека так же небрежно, как я раздавлю паука.

Больше ничего интересного я у Вирны не нашел. Я покинул квартиру, мягко захлопнул дверь и спустился на один пролет. Там остановился на площадке и прислушался. За дверью Мюриэль Эванс кто-то играл на фортепиано. Что меня смутило, так это мелодия. Несколько дней назад я уже ее слышал. В гостиной Карен Перно.

Я коснулся звонка.

Дверь открылась; платиновая блондинка с маленьким носиком и довольно крупным ртом вопросительно нахмурила очень умные глаза цвета старого аквамарина.

Я извлек свою парадную улыбку:

— Меня послала Ирен.

Это не было удачным началом. Мы оба знали, что это ложь. Ее глаза и ротик стали меньше.

— Ирен никогда никого сюда не присылает, — резко бросила она. — Что Вам нужно?

— Небольшая информация, Мюриэль.

Лицо ее оставалось настороженным и подозрительным.

— О чем?

— О Вирне Форд.

Она откинула голову назад и почти ударила мне дверью по лицу. Почти, да не совсем. Я подставил ногу к косяку, всем весом навалился на дверь, и она с испуганным возгласом отлетела назад. Мюриэль закусила пальцы, втянула голову в плечи и не отрывала от меня неподвижного испуганного взгляда.

Я переступил порог. Комната была почти точной копией верхней, не считая старого рояля около стены.

На вращающемся стуле спиной к инструменту сидел мужчина.

Это был Рудольф Кассини.

Глава двадцать первая

Он был удивлен не меньше меня. Но, кажется, ему это гораздо меньше понравилось.

— Отлично! — выдохнул я. — Маэстро собственной персоной.

Кассини не шелохнулся. Он сидел истуканом и испепелял меня взглядом, который становился все несчастнее.

— Очень милое убежище, Руди, — бросил я. — Даешь уроки пения?

Губы его перекосились, он уронил руки на колени и стиснул пальцы. Мюриэль Эванс, недоуменно моргая, метнула обеспокоенный взгляд на меня, на Кассини и обратно.

— Ты знаешь этого парня, Руди? — спросила она.

Он кивнул, но рта не раскрыл.

Я сказал:

— Или ты ищешь другого инвестора для своего шоу, Руди?

Он вскочил на ноги:

— На мой счет не полагайся.

Мюриэль всплеснула руками.

— Да что такое? В чем дело?

Кассини повернулся к ней, всем существом желая оказаться где-нибудь не здесь.

— Кто он? — требовала она ответа.

Длинные, тонкие пальцы Кассини отчаянно дрожали. Наконец ему удалось выговорить:

— Он… он адвокат. Джордан — Скотт Джордан.

Как будто из ее рук вырвался мяч, подпрыгнул и ударил ей в лицо. Она отпрянула. Лицо ее посерело и осунулось. Можно было подумать, что ей представили графа Дракулу. Загипнотизированно глядя на меня, она прошептала:

— Джордан!

И закрыла глаза, будто теряя сознание.

— Слушайте, Мюриэль, — поспешил сказать я. — Вы были подругой Вирны. Ее убили в моей квартире, и я знаю, что вы должны чувствовать. Вы слышали кучу чепухи. Я никакого отношения к ее смерти не имею. Поймите, это неправда. Я не знаю, кто ее убил, но хочу найти этого человека. Думаю, Вы мне можете помочь.

Она медленно открыла глаза и едва слышно спросила:

— Чего Вы хотите?

— Информацию, Мюриэль. Вы были ее единственным другом. Девушки друг другу доверяют. Мы стоим перед чистым листом, потому что так мало знаем о Вирне. Все, что угодно, любой обрывок сведений может перелистнуть страницу. Мне нужна Ваша помощь.

Она дрожала. Гибель Вирны ее напугала. Она не знала, что делать. Глаза ее искали у Кассини совета. Тот кивнул.

— Все в порядке, Мюриэль. Ты можешь говорить с Джорданом, — он незаметно продвигался к двери, и уже взялся за ручку.

— Когда я тебя увижу? — жалобно спросила она.

— Скоро, — торопливо ответил он. — Я позвоню.

Дверь открылась и захлопнулась. Я спокойно и ободряюще улыбнулся Мюриэль, вытряхнул пару сигарет и дал одну ей. Потом поднес спичку. Она глубоко затянулась дымом, тот двумя струйками выплывал из ее ноздрей. Лицо ее приобрело почти что прежний цвет.

Я решил не расспрашивать ее о Кассини. Но их совместные развлечения стали новым и смущающим оборотом. Стив Джанейро и Вирна Форд, Кассини и Мюриэль Эванс. Ниточки многих жизней сплетались в единый клубок.

Я спросил:

— Вы были довольно близки с Вирной, правда?

Она кивнула:

— Да. Я была ее лучшей подругой, по крайней мере пока пару недель назад она не изменилась.

— Изменилась? Каким образом?

Уголки ее губ опустились.

— Это трудно объяснить. Вирна, казалось, замкнулась изнутри, как будто у нее был секрет, и она хотела остаться с ним наедине. А потом появились деньги. Не знаю, где она их брала, но их было множество. Она принялась кутить и накупила новых вещей.

— Откуда были эти деньги?

— Хотела бы я знать, — Мюриэль криво ухмыльнулась. — Деньги были навязчивой идеей Вирны, едва не помешательством. У нее их никогда не было. Она из бедной семьи, жили они в трущобах, она привыкла вечно говорить о деньгах. И всегда верила, что однажды у нее их будет больше, чем она сможет потратить.

Она затянулась, замерцал огонек сигареты.

— Думаю, нет ничего, что Вирна не сделала бы ради денег.

Я стряхнул пепел:

— Вирна было хорошей танцовщицей?

— О, да. Действительно хорошей. Работа в «Волшебной лампе» была ее первой настоящей удачей. Она часто в свободное время появлялась в ночных клубах, пытаясь показать, что она умеет, — Мюриэль поджала губы. — Вирна внушила себе, что ночной клуб — лучшее место подцепить парня с толстой мошной. Ирен искренне огорчилась, когда она ушла. Она приносила студии немалый доход.

Я кивнул. Кто-то тушил кислую капусту, и запах пропитал все здание.

— А как насчет ее приятелей?

Она пожала плечами:

— Они приходили и уходили. Мужчины всегда волочились за Вирной. Но она умела с ними обращаться, — маленькая морщинка пересекла лоб и Мюриэль задумчиво протянула. — Был один парень, который вроде как нравился ей больше остальных.

Я встрепенулся:

— Можете его описать?

Она прищурилась, пытаясь вспомнить.

— Он был большой, такой атлет… Всегда приезжал за ней на такси. Я однажды столкнулась с ними на лестнице, но Вирна нас не представила, — она опять криво усмехнулась. — Поэтому я поняла, что он ей нравится.

Описание ничего не значило. В городе полно атлетов.

— А как насчет Фрэнка Уолтера?

— Уолтер! — фыркнула она. — Вирна вертела им, как хотела. Когда его судно стояло в порту, у него всегда было полно наличных. И Вирна быстро это просекла. Он покупал ей все, что пожелает. Просто был от нее без ума.

— Подружка одинокого матроса, — хмыкнул я. — Скажите, чью машину она вела, когда разбился «кадиллак»?

— Нашу. Мы купили вскладчину подержанную, и пользовались ей по-очереди.

— Она когда-нибудь рассказывала о деле Перно?

Мюриэль покачала головой:

— Вирна уклонялась от этого. Когда я ее спросила, она только улыбнулась в ответ. Однажды, правда, намекнула, что это большая удача, которой она и ждала.

— Как насчет Стива Джанейро?

— Кого?

— Джанейро. Большого безобразного мужлана, который работает на ее босса в «Волшебной лампе». Он говорит, они были близки.

— Никогда про него не слышала, — твердо сказала она.

Я встал и повернулся к окну.

— Но это могло происходить без вашего ведома.

— Да, догадываюсь, но… — голос ее оборвался. Она вскрикнула и поднялась. Я повернулся к ней. Стройное тело напряглось, как клюшка для гольфа. Она стояла, указывая на меня пальцем, неподвижная, как птичье чучело. Губы беззвучно шевелились.

Я изумленно выкатил глаза:

— Что такое?

Лицо ее словно остекленело. Я увидел черные корни ее платиновых волос и судорожно дергающиеся мышцы гортани. Она была на грани обморока.

Пришлось отвесить ей пощечину.

Медленно напухал красный рубец. Она моргнула и всхлипнула. Но напряжение спало. Я встряхнул ее за плечи.

— Что такое, Мюриэль? Что случилось?

— Это он! — напряженным шепотом сказала она. — Тот мужчина!

Она указывала на сложенную газету у меня в кармане.

Я ее развернул.

— Какой мужчина?

— Фотография, — выдохнула она. — Мужчина, которого я видела с Вирной.

Я посмотрел. Под заголовком «Убит брокер» красовалось лицо Боба Камбро.

Теперь я понял, что значит провалиться в прорубь.

— Вы уверены? — хрипло спросил я.

— Да. Точно, это он, — ее бледные глаза впились в мои. — А теперь он тоже убит.

Все это не имело смысла. Боб Камбро и Вирна Форд…

Или имело?

Они встречались. Ходили развлекаться. Приходили к ней домой. И за все время он ни разу не заикнулся — ни единым словом.

Я решил на нее поднажать.

— Вы хотите сказать, что раньше не видели фото?

Она покачала головой:

— Я не читаю газет. Они нервируют меня с того времени, как погибла Вирна.

— А девушки в студии никогда об этом не говорили?

— Нет. Ирен не любит таких разговоров.

Я стоял и пытался внести хоть какой-то порядок в этот хаос. Я могу работать только на малом газу. А сейчас мой мозг перебрал обороты, как перегретый мотор.

Я затушил сигарету и дал Мюриэль время прийти в себя. Потом попытался еще кое о чем порасспросить, но отвечала она коротко и сухо. Я поблагодарил и вышел на улицу.

В Квинс было холоднее. И на улицах шумно. Сорванцы гоняли мяч и крыли друг друга последними словами. Я вытащил бумажник, посмотрел на закладную, найденную в комоде у Вирны. Из-за угла вырулило такси, и я махнул рукой.

На полуденном солнце сияли три золотых пятна. Окна ломбарда были захламлены всем, чем угодно, от перламутрового лорнета до медных кастрюль. Я вошел. Открываясь, дверь задела колокольчик, из полутьмы задней комнаты выплыл человек и дернул за шнурок. Наверху зажглась подслеповатая лампочка. Он бочком пристроился у кассы, изучая меня проницательными оценивающими глазами и с лязгом поправляя языком вставную челюсть.

— Добрый день, сэр, — сказал он.

— В самом деле? — спросил я. — А разве отсюда видно?

Он хмыкнул. Ему это не казалось смешным, но все же он хмыкнул.

— Чем могу служить, сэр?

Я положил перед ним закладную. Он нацепил на нос очки, улыбнулся и принялся изучать квитанцию. Улыбка сбежала, как мышка в нору от кошки. Уголки рта опустились. Он холодно взглянул на меня:

— Вы не закладывали эту вещь.

— Естественно. Тем не менее я собираюсь ее выкупить.

— Почему девушка не пришла сама?

— Потому что послала меня.

Он соединил пальцы домиком и с бесконечной осторожностью принялся изучать меня.

— Вы знаете, что это за вещь?

— Скелет Александра Великого, — невозмутимо ответил я. — Давай, тащи его сюда.

Он обмяк и слегка оскорбился:

— У вас есть деньги?

— Вот, — я стукнул по нагрудному карману.

— Наличные?

— Наличные, чековая книжка и банковские векселя. Я люблю ходить богатеньким.

Его уклончивость начинала раздражать мое любопытство.

— Две сотни долларов?

— Элементарно, — заверил я. — Не волнуйтесь. Давайте вернемся к делу.

Он пожал плечами, повернулся, опустился на колени возле приземистого черного сейфа, повернул диск, открыл тяжелую дверцу, порылся внутри и извлек желтый конверт. Оттуда он с превеликим благоговением вытащил бриллиантовую заколку. Освещение в магазине было тусклым, но заколка ослепительно сверкала. Старик покачал головой и улыбнулся мне медленно и печально.

— Ах! Какая замечательная вещь! — казалось, он вздохнул всем телом. — Маленькая, но аккуратная — пятнадцать французских бриллиантов, оправа из платины и серебра, с рубинами и изумрудами… конечно, это только крошка, но какое мастерство! В магазине Лантьера за такую безделушку вы заплатите тысяч десять, — он ласково ее погладил. — Только то, что она у меня побывала, делает меня Морганом.

Я достал чистый чек и приготовил авторучку.

Он вскинул руку и пискнул:

— Нет, не пойдет. Никаких чеков.

Я посмотрел на него:

— В чем дело? Я похож на жулика?

Он пожал плечами:

— Кто в наши дни может отличить мошенника от честного человека? Только на прошлой неделе мне всучил искусно подделанный чек мужчина, выглядевший словно член Верховного суда. Пожалуйста, друг мой, вы сказали наличные — платите наличными.

Я заполнил чек и помахал им перед его носом.

— У Вас нет выбора. Берите или потеряете и это. Чек или копы.

Он неистово возражал, но знал, что проиграл. Наконец, сделка совершилась, когда я назвал себя. Но согласился он крайне неохотно.

— Откуда я знаю, что у Вас есть право на заколку? — спрашивал он с прикрытыми глазами. — Понимаете, я знаю, что случилось с девушкой. Я читаю газеты и помню ее имя.

Я сказал:

— Она нечестно поступила. Я представляю истинных владельцев и хочу ее выкупить просто ради экономии времени. Если предпочитаете, можете вернуть ее через полицию. Но Вы потеряете двести долларов.

— Двести долларов я терять не хочу, — заверил он.

Чек и заколка перешли из рук в руки.

— Почему девушка взяла так мало? — спросил я.

Он поднял руки:

— Думаю, все, что она хотела — хранить вещицу в моем сейфе.

Это звучало правдоподобно. Я оставил его предаваться сожалениям и немедленно отправился к Лантьеру на Пятую авеню, весьма внушительное здание с мрачной атмосферой похоронной конторы. Менеджер сразу узнал заколку.

— Мы сделали ее для мисс Карен Перно. Как подарок от ее дяди. Он был одним из самых уважаемых клиентов.

— Давно?

— Около года назад, по-моему. Могу проверить записи, если Вы подождете.

— Все в порядке. Спасибо.

На улице было свежо и чисто. Чего нельзя было сказать о моей голове.

Глава двадцать вторая

Я брел по Пятой авеню, едва замечая сверкающий поток женщин, плывущих мимо и пожирающих жадными глазами роскошные витрины. Атлант с земным шаром на плечах был ничто по сравнению со мной. На 75-й стрит я свернул на восток, перешел улицу и поднялся по ступенькам.

Та же служанка с лошадиным лицом в том же черном альпаковом платье впустила меня, провела в ту же полукруглую комнату и усадила на большой квадратный диван. Мисс Перно, обещала она, присоединится через секунду.

Не успели красные тяжелые драпировки за ней сойтись, как снова раздвинулись, и в комнату вошел Рудольф Кассини.

Его темное лицо было так же несчастно. Он прошел полпути до меня, неуверенно моргнул, облизал губы и сказал:

— Я… я хочу сказать Вам пару слов, Джордан.

— Валяйте, — разрешил я.

— Не могли бы Вы сделать мне одолжение?

Я пожал плечами:

— Возможно.

— Это… я насчет Мюриэль Эванс, — просительно начал он. — Не хотелось бы, чтобы Карен знала, что Вы меня видели…

Он сделал беспомощный жест:

— Карен очень ревнива.

— Да?

Он быстро и нервно оглянулся через плечо.

— Да. Можете Вы обещать не упоминать про…

Я сказал:

— Послушайте, Кассини, я обещаю только одно: если это не касается моих дел, Вам не о чем беспокоиться.

Его глаза загорелись.

— При одном условии, — добавил я.

— Что угодно, — пообещал он.

— Я хочу знать, что Вы делали у Мюриэль Эванс и как с ней познакомились.

Он застенчиво опустил глаза, ровно настолько застенчиво, как мог смотреть парень вроде Кассини.

— После смерти дяди Карен и появления Вирны Форд с ее историей я пытался провести небольшое расследование. Пришел в танцевальную студию, где она работала, и там встретил Мюриэль. Мы… — он выразительно пожал плечами, — ну, мы стали друзьями.

— Звучит логично, — отозвался я.

Он все еще благодарил меня, когда вплыла Карен Перно. Ее холеное тело было облачено в небесно-голубой халат, а лилейное личико украшала сердечная улыбка.

— Какой приятный сюрприз, — сказала она и переглянулась с Кассини. — Руди, дорогой, нам нужно кое-что обсудить. Приходи вечером. И пожалуйста, вели Кларе подать «бурбон».

Когда все было сделано, она присела на диван. Села так близко, что между нами не прошел бы штык лопаты. Рот ее был серьезен, темные глаза обеспокоены.

— Я была в ужасе, когда прочитала про ужасный выстрел в вашем офисе. Я пыталась найти тебя, но тебя не было, — ее пальцы обхватили мою руку. — Ты очень важен для меня, Скотт — я ведь могу называть тебя Скотт, правда?

— Можешь.

— Обещай, что будешь осторожен.

— Я буду осторожен.

— Хорошо, — она улыбнулась, будто мир сразу стал куда пригоднее для жизни. — Как продвигаются дела?

— Неплохо. Продвигаемся понемножку, ничего сенсационного, но надеюсь, все может измениться в любой момент.

— Возможно, мы еще отпразднуем, — сказала она. — Завтра мой день рождения.

— Какое совпадение, — удивился я, — а у меня есть подарок.

Она чуть сжала мою руку:

— Ты телепат. Я люблю подарки. Давай за это выпьем.

Карен налила немного «бурбона» в два высоких бокала, и мы чокнулись. «Бурбон» был неплох и мягок, как крыло колибри. Винокур явно не был холодным ремесленником. Она повернулась ко мне с сиянием в глазах:

— Я ужасно заинтригована. Что это?

Я вынул платок и развернул на ее коленях. Бриллиантовая заколка сверкнула под люстрой тысячей граней. У нее перехватило дыхание. Глаза были прикованы к украшению — темные, пустые и слегка испуганные. Потом она подняла голову и рассмеялась тонким, переливчатым смехом, на октаву выше ее способностей.

— Как прекрасно! — прошептала она. — Где ты ее достал?

— В ломбарде.

Она моргнула, стараясь удержать улыбку.

— Туда ее сдала Вирна Форд. Вопрос на засыпку: где взяла ее Вирна?

Она сделала глоток, глядя на меня поверх бокала. Потом повертела застежку в пальцах и сказала:

— Клянусь, она получила ее от Эрика Квимби.

— Почему?

Теперь слова хлынули потоком.

— Очень просто. Видишь ли, несколько месяцев назад я сломала заколку, и дядя Джим обещал ее починить. Он взял ее, но так и не вернул. Должно быть, Квимби нашел ее и отдал Вирне.

— Почему?

— Как взятку за свидетельство.

— Где дядя Джим собирался ее чинить?

— У Лантьера, полагаю. А какая разница?

— Разница есть, — вздохнул я. — Я там сегодня был, и они ни словом об этом не упомянули. И заколка, похоже, в порядке.

Она медленно краснела. Я искоса смотрел на нее, как смотрят на ребенка, заподозренного во лжи.

— Ты думаешь, что я лгу? — спросила она. — Да?

— Угу-у.

Она прикусила губу:

— А тогда почему ты не скажешь?

— Хорошо. Ты лжешь.

Она поспешно встала. Ее глаза потемнели. В голосе звенело раздражение.

— Ты самый подозрительный мужчина, которого я встречала.

— А знаешь, почему? — мрачно спросил я. — В последние несколько дней со мной случилось все, что только может случиться. Мне предупреждали и мне угрожали записками, письмами и картинками с гробами. В моей квартире отравили странную девушку. Копы вытащили меня из постели посреди ночи. На меня наставляли целый арсенал пистолетов, и некоторые даже стреляли. Я уже некролог себе придумал. «Скотт Джордан неожиданно скончался от свинца. Цветов не надо». Мне лгали и водили за нос с утра до ночи все, кому не лень. Ты мой клиент. Я пытаюсь тебе помочь. Как я могу это сделать, если ты мне тоже лжешь? Ты единственный человек, от которого мне нужна правда — теперь и впредь.

Она сцепила пальцы и надулась. Но уже через секунду ее глаза торжествующе сверкнули и она спросила:

— Ты не будешь сердиться?

— Не буду.

Она снова села, расслабилась и честно сказала:

— Я тебе лгала. Заколку Вирне дала я. Она была на мне в тот день, она пришла, увидела ее и обещала, что изменит показания. Я ей дала заколку в знак доверия.

— Что ты еще ей обещала?

— Двадцать процентов денег, которые получу в наследство.

— Но она умерла слишком быстро, — сказал я.

Она склонила голову:

— Да, слишком быстро.

— И почему ты мне этого раньше не сказала?

Она состроила гримаску:

— Ты обещал не ворчать. Я не думала, что это важно, раз Вирна мертва.

— Конечно, это важно. Вот посмотри. Предположим, она рассказала про твое предложение Квимби. Какой будет его реакция? Он захочет ее убить.

— Точно, — решительно сказала она. — Как раз это и случилось. Он ее убил.

Я уставился в потолок и пробормотал:

— Господи, дай мне силы.

— Ты можешь это доказать, — упрямо настаивала она. — Можно предъявить ему такое обвинение. О, как бы я хотела оказаться там, когда он поймет, что его ожидает. Я бы умерла со смеху.

Я покачал головой:

— До этого еще далеко. А пока ты должна мне двести долларов. Столько стоило выкупить заколку.

— Так мало? — она явно оскорбилась.

— Вирна ее не продавала. Просто отдала в залог, — казалось, это ее успокоило. Я добавил: — Предположим, Вирна тебя надула.

Она простодушно покачала головой.

— О, она не могла этого сделать.

— Я бы не сказал, — сухо прервал я. — Ты не знаешь Вирну.

Она помолчала:

— Тебе дать чек сейчас?

— Я могу подождать.

Снова молчание. Она положила голову на руки и взглянула на меня так, будто мы играли.

— Ты все еще злишься. Ты думаешь, у меня есть еще секреты.

— А они есть?

— Нет, — серьезно сказала она. — Честно. Я хочу, чтобы ты верил. С этого момента я буду говорить тебе правду.

— Это было бы превосходно.

Она медленно приблизила лицо к моему. Темные глаза стали прозрачными.

— Потому что я верю тебе, — нежно сказала она. — Ты мне нравишься. И мне хочется тебе нравиться.

— Ты мне нравишься, — заверил я, и от ее улыбки у меня ослабли поджилки. Я предпочел сменить тему.

— Есть кое-что еще, что тебе понравится. Эрик Квимби больше не живет в доме дяди Джима.

Она нетерпеливо вскочила:

— Что произошло?

— Я его вышвырнул.

Ее лицо пылало.

— Как замечательно!

— Вытащил за ухо, — добавил я. — Со всем барахлом. И с Ольгой.

— Ольгой? — озадачилась она.

— Девушкой, которая жила с ним.

— В доме дяди Джима? — с ужасом уточнила она.

— Это дом, — хмыкнул я, — а не монастырь.

— Но жить там с женщиной…

— Не будь такой наивной, — сказал я. — Ты не можешь этого остановить. Церковь, армия и наполеоновский кодекс пытаются уже годами.

Ее лицо опять переменилось. Она рассмеялась. Она меняла выражения и настроения, как другие женщины меняют шляпки.

— Боюсь, ты думаешь, что я ханжа. Это не так, — она подняла подбородок и медленно опустила ресницы. — Пожалуйста, поцелуй меня, Скотт.

Губы ее блестели от возбуждения.

Я поднял бокал и влил в себя остатки «бурбона». Но ничего не сделал. Через минуту она распахнула глаза. Я сказал:

— Ты забыла Руди.

— Руди! Он хорош для некоторых вещей. Но эта не из них. Так ты мужчина с принципами?

— С не очень твердыми, — ответил я. — Просто прошлой ночью я был не один. Не думаю, что до следующей недели мне стоит флиртовать.

— Не один? — она изучающе смотрела из-под полуопущенных век. — Она хорошенькая?

— Сносная. Кто-то же должен развлекать простушек.

Зубы сверкнули в улыбке.

— Конечно, ты шутишь. Она, вероятно, очень красивая. Ну, будь острожен, мой друг. Я обычно получаю, чего хочу.

— Ты избалована.

— Возможно, — она чуть пожала плечами. — Терпеть не могу, когда мне перечат. Я научилась получать то, что хочу, еще ребенком. С небольшими изменениями эти приемы еще работают.

— Женщина не должна выставлять себя напоказ, — сказал я.

— Ты все равно видишь меня насквозь, — любезно улыбалась она. — А так ты поймешь, что я до конца откровенна. Могу я завтра съездить к дяде Джиму?

— Нет. Все заперто и опечатано по приказу суда. И так останется, пока суд не назначит опекуна.

Она казалась расстроенной.

— Когда будет слушание?

— Через пару недель. Уже поставлено в расписание. Скажи, ты что-нибудь знаешь о бриллиантовой булавке, которую носил твой дядя?

— Да, конечно, — медленно произнесла она. — Но почему ты спрашиваешь?

— Лейтенант Нолан нашел ее среди вещей Вирны.

— Значит, — уверенно заявила она, — ее дал Квимби.

— Она могла забрать ее у твоего дяди после катастрофы.

— О, нет, — она энергично покачала головой. — Я видела ее в доме после его отъезда во Флориду.

Я в восхищении покачал головой:

— Не знаю, лжешь ли ты или нет, и на этот раз не уверен, хочу ли знать.

Она склонилась ко мне с напряженным лицом:

— Это правда. Мы обязаны выиграть дело. Я должна получить деньги.

— Чтобы оплатить шоу Кассини?

— Для себя, не для него. Как ты не понимаешь? Я всегда хотела петь. И всегда жаждала славы. Я хочу видеть свое имя на афишах. Слышать свой голос в театре, полном людей. Я хочу слышать гром аплодисментов. Разве это так странно? И ничто не помешает этой мечте, ничто.

Она встала:

— Разве я не смогу добиться успеха? Слушай…

Она села за рояль и заиграла одну из мелодий Кассини. Потом запела. Голос у нее был чистым, низкого тембра, и довольно красивым. Она не принадлежала к числу микрофонных шептунов. Голос наполнил комнату. Закончив, она выжидательно взглянула на меня.

— Ну?

— Мне понравилось, — сказал я. — Очень хорошо.

У нее неожиданно блеснули глаза.

— Слушай, Скотт, у меня идея. Почему бы тебе ни поддержать шоу Руди?

— Мне? — я покачал головой. — Ни малейшего шанса. Я юрист, а не ангел. Я делаю деньги своими руками, и не хочу их терять на других. Не так давно я оформлял документы о банкротстве продюсера, который в этом бизнесе был всю жизнь. Казалось, его суждения непогрешимы. И все-таки с последним шоу он свалял дурака, и в результате — провал и крах. Нет, спасибо. Уж лучше я спущу деньги на скачках.

Она покорно вздохнула:

— Это была просто идея.

Я потянулся было за «бурбоном», но решил, что норму выполнил и встал.

Она широко раскрыла глаза:

— Ты уходишь?

Я кивнул.

— Я скоро тебя увижу?

— Когда что-нибудь прояснится.

— Раньше, — сказала она, — если ты решишь нарушить свой обет.

Улыбка ее была жарче августовского солнца на Вайкики.

Глава двадцать третья

Меня одолело то усталое, томительное ощущение, которое возникает от слишком напряженных раздумий и слишком острых эмоций. Я брел вдоль улицы и гадал, как Нолан разобрался с Лео Арнимом, и что означала повязка у того на руке. Я припомнил, что Лео не мог удрать, потому что условное освобождение запрещало покидать штат, и он должен регулярно отмечаться в полиции.

Я нашел телефонную будку в аптеке и набрал номер управления. Нолана не было, и никто не знал, когда он вернется. Я торчал в будке, перебирал свои идеи и пересматривал их в свете новых фактов.

Казалось правдоподобным, что у Вирны были виды на Квимби. Она была из тех, кто хватается за любую возможность. А такие шансы на дороге не валяются. Если бы мне удалось доказать, что ее ложные показания попросту куплены, теория Дилона лопнула бы, как мыльный пузырь.

Я решил взглянуть на его владения и набрал номер офиса Флойда Дилона. Его не было на месте, и это стало моей первой удачей. Я заговорил с секретаршей жестким официальным тоном:

— Полицейское управление. Где нам найти Эрика Квимби?

Она долго сомневалась и заикалась.

— Выкладывай, сестричка. Это официальное дело. У нас нет времени на разговоры. Адрес у Дилона есть. Поищи его в бумагах и давай сюда.

— Минутку, сэр, — кротко ответила она. Трубка легла на стол, и через минуту в ней прозвучало. — Мистер Квимби снимает номер в «Марвине».

Я поблагодарил ее, повесил трубку, вышел и вскочил в автобус. Через пятнадцать минут я уже шагал по вестибюлю третьеразрядного отеля на Восточной двадцать девятой, который пропах столетиями и обставлен был жесткой мебелью и пальмами в горшках, которые никто не удосужился полить уже как минимум лет десять. Усталый портье даже не поднял на меня глаз. Я взял внутренний телефон и попросил Эрика Квимби.

В трубке раздавались настойчивые гудки, но ответа не последовало, и это была моя вторая удача.

— Мистер Квимби не отвечает.

— У нас назначена встреча, — раздраженно буркнул я. — Вы уверены, что соединили с нужным номером?

— Да, сэр — мистер Квимби, номер 405. Он не отвечает.

— Ладно, — я бросил трубку.

Портье так и не очнулся от своих раздумий. Я небрежно прошел к престарелому лифту и позволил скрипучей кабине поднять меня на четвертый этаж. Оставалось надеяться, что дверь Квимби не доставит мне особых проблем.

Крошечная женщина с курчавыми волосами пылесосила лысый палас. Она посмотрела на меня с беззубой улыбкой. Я ответил тем же. Потом остановился напротив номера 405 и принялся хмуро шарить по карманам. Она прервала работу и наблюдала за мной. Я достал из кармана полдоллара и направился к ней.

— Должно быть, забыл ключ внутри, — сказал я. — Не могли бы вы…

Она проглотила монету, как акула рыбешку. Теперь ухмылка стала достаточно широкой, чтобы заметить кое-где зубы. Потом сняла с гвоздя огромную связку ключей и повернула один в замке.

— Входите, сэр.

Я улыбнулся, поблагодарил и закрыл за собой дверь, так что щелкнул язычок. Теперь я остался один.

Квимби с Ольгой жили не так роскошно, как в Ривердейле. В комнате стояла продавленная двойная кровать, синюшные простыни выглядели так, будто служили полотенцами в общественной бане. Еще два стула, расшатанный стол и дверь в ванную. На крышке комода валялось столько предметов женского туалета, что хватило бы на целый кордебалет.

Я открыл шкаф. Вещи Квимби делили пространство с вещами Ольги. В его карманах не нашлось ничего более важного, чем пара зубочисток и две английских булавки. Я выдвинул и задвинул ящики комода, просмотрел их содержимое, пытаясь оставить все в точности так, как было до меня. Немного рубашек, много женского белья. Я узнал только, что сердце Ольги отдано персиковым комбинашкам с оборками.

Под кроватью виднелся тяжелый чемодан, накрытый чехлом. Я пригнулся и убедился, что он закрыт. Пока я с ним возился, в замке заскрежетал ключ, отчего я покрылся мурашками. В холле раздались голоса и женский смех.

Вернулись Квимби с Ольгой. Сердце мое неистово забилось. Если меня поймают здесь, и Нолан не поможет. Великолепно!

Взлом и вторжение в частные владения. Попытка кражи. И, кроме всего прочего, под угрозой моя профессиональная репутация. Юрист не может тайком проникать в комнату противника в поисках улик. Дилону это не понравится. Адвокатуре это не понравится. Возможно, это не понравится судьям на специальном слушании. Уже не говорю о законном праве Эрика Квимби совершенно безнаказанно пристрелить незваного гостя. Я попался в ловушку надежнее, чем туфелька толстушки в щель водосточной решетки.

Я прыгнул в прихожую и буквально втиснул себя в шкаф. Нет, первым делом они направятся сюда — повесить пальто и шляпы. Щелкнул замок. Мои глаза неистово заметались по комнате. Дверь начала открываться.

— Ну и денек! — басил Квимби. — Первым делом я собираюсь принять душ.

— А я хочу просто лечь и полежать, — сказала Ольга.

Даже гончие не могут двигаться быстрее. Я очертя голову бросился на пол и забился под кровать. И как раз вовремя.

Они вошли в комнату, сняли шляпы и пальто и повесили на вешалку.

— Когда пойдем обедать? — спросил Квимби.

— Позже, дорогой. Сейчас я слишком устала.

Квимби рассмеялся:

— Что тебе нужно, так это душ, детка. Чтобы встряхнуться. Пошли вместе.

— Ты сумасшедший, — хмыкнула она. — Постоянно только об этом и думаешь.

— Ну и что такого? — он тяжело плюхнулся на кровать. Пружины вонзились мне в спину. Я вжался лицом в ковер, пробуя его на вкус.

Ольга простонала:

— Господи, как я ненавижу эту нору! Если бы не ублюдок Джордан, мы так бы и жили в роскоши.

— За Джордана не волнуйся, — мрачно отозвался Квимби. — Такие типы на этом свете не задерживаются.

— Да-а? Я не могу ждать. Лучше бы той ночью вместо Камбро пришили его.

Ботинок Квимби шлепнулся на пол. Нога в носке покачивалась в двенадцати дюймах от моего носа.

— У меня такое чувство, что Джордан — следующий на очереди.

Она подошла и села рядом. Деревяшки ударили меня по спине, взметнув облачка пыли возле носа.

Квимби звонко рассмеялся.

— Каждый раз, как ты подходишь близко, детка, у меня появляется идея. Иди сюда.

— Перестань, Эрик…

Послышались приглушенные звуки недолгой борьбы. Ольга начала хихикать, но вдруг громко вскрикнула:

— Ох! Что это меня ударило?

— Ничего, — выдохнул Квимби.

— Это пистолет! — голос зазвучал пронзительно. — Ты опять таскаешь пистолет. Я думала, ты от него избавился. Ты же мне обещал!

— Забудь, — прорычал он.

— Нет. Слушай, Эрик… Пожалуйста, послушай! У нас есть, шанс впервые в жизни добыть немного денег. Смотри, не испорти все дело. Ты знаешь, какой ты, когда распсихуешься. Мы останемся без денег и с кучей неприятностей. Лучше избавься от этой железки.

— Да дьявол тебя подери, если ты думаешь, что это я прикончил Камбро! Господи, это у тебя на лице написано! Ты думаешь, я пришел за Джорданом и попал не в того? Пошевели мозгами, детка. Буду я прикидываться дурачком? Тысяча чертей, если бы я пришел за Джорданом, я бы приставил дуло к его глотке, прежде чем выстрелить!

— Ох, Эрик… — захныкала она.

— Да о чем ты, черт возьми? — грубо рявкнул он. — Ты становишься сентиментальной, детка?

— Я не сентиментальна. Я боюсь. Откуда мы знаем, что копы в любую минуту не выйдут на нас и не начнут допрашивать? Если тебя поймают с пистолетом, то станут копаться в вещах, о которых им ничего не надо знать.

Квимби минуту помолчал, потом задумчиво произнес:

— Я готов ко всему, что бы ни случилось. Кто-то играет очень серьезно и по-крупному. Просто помни, детка, если копы станут надоедать: в ту ночь, когда убили Камбро, мы были вместе. В этом самом номере, поняла?

— Да, — тихо и медленно произнесла она. — В этом самом номере.

— Вот этого, детка, и держись — он встал с постели. — Надеюсь, чертова горничная оставила полотенца.

Девушка тоже встала и остановилась перед ним.

— Расстегни мне молнию, прежде чем уйдешь, дорогой.

Он тихо рассмеялся, я услышал жужжание молнии и шорох ткани. И снова началась борьба. Этот Квимби был отличным парнем!

Ольга завизжала:

— У тебя руки холодные.

— Господи, детка, у тебя кожа как молоко. Прекрати вертеться…

— Не надо, Эрик… Дурак, сумасшедший… Не сейчас…

— Повернись, — тяжело просопел он.

— Эрик…

Они, барахтаясь, свалились на кровать. Я получил пыльный душ и чувствовал, как нестерпимо хочется чихать. Пришлось расплющить нос об пол и молиться про себя. Надо мной Ольга почти по-кошачьи мяукала. Лицо у меня горело. С меня градом лил пот.

Внезапно раздался резкий стук в дверь.

Воцарилась тишина.

— Кто там? — испуганно прошептала Ольга.

Бешено затряслась дверная ручка. Голос приказал:

— Откройте дверь.

Квимби встал, подошел к двери и слегка ее приоткрыл.

— Лео! — ошеломленно выдохнул он.

Дверь распахнулась, Квимби отступил. Вошедший пинком ноги захлопнул дверь. Потом Лео Арним спокойно спросил:

— Кто эта дама?

— С ней все в порядке, Лео.

— Избавься от нее.

— Слушай, ты… — задохнулась Ольга.

— Вышвырни ее отсюда.

— Да, конечно, Лео. Ольга, выйди вон. Нам нужно обсудить дела. Вернешься позже.

Она не спорила, а встала, взяла пальто и вышла, тихо притворив дверь. Двое мужчин стояли лицом друг к другу. Потом Квимби, задыхаясь, рассмеялся. В смехе не было ничего и близко похожего на радость.

— Рад был слышать, Лео, что тебя выпустили на поруки.

Арним фыркнул.

— Ты ни звуком этого не показал.

Тишина.

— Я слышал, ты пару дней назад был в моем клубе.

— Да, Лео.

Арним едва не мурлыкал:

— Почему не зашел поболтать? В конце концов, ты брат Иви. И знаешь, как я к ней относился.

— Я думал, ты занят, Лео. Не хотел тебя беспокоить.

— Какая деликатность! Ты меняешься, Эрик. Что привело тебя сюда?

— Просто хотел мир посмотреть, Лео.

— Что-нибудь увидел?

— Да, Лео, здесь очень красиво.

— Ты ведь сюда приехал не из-за Вирны Форд, верно? — спросил Арним.

— Вирна Форд? А кто она такая?

— Не валяй дурака, — голос Арнима стал язвительным. — Я знаю, что случилось с Иви. Читал в газетах. Так твоя маленькая сестренка подцепила во Флориде миллионера, да? А теперь она мертва, и ты пытаешься прибрать его состояние?

Квимби молчал. Молчание висело в комнате густым тяжелым туманом. Я затаил дыхание. Так Лео Арним знал Иви Перно? И Эрика Квимби тоже. Полный бред!

Арним заговорил снова, тихо и осторожно:

— Какое совпадение, правда, Эрик? Твоя главная свидетельница оказалась моей танцовщицей. Насколько я знаю Вирну, она могла тебя заставить плясать на проволоке. И ты явился в клуб, чтобы написать ее партию.

Эрик резко выдохнул. Его голос звучал тяжело и устало.

— Ладно, Лео. Если ты хочешь нас шантажировать, я ничего поделать не смогу. Мы возьмем тебя в долю. Денег достаточно, чтобы ими поделиться. Ты…

— Заткнись! — холодно бросил Арним. — Мне из денег Перно гроша ломаного не надо. Ни единого цента, понял? Я не хочу быть замешанным в деле. Я не хочу, чтобы меня втягивали в дело Вирны Форд больше, чем я уже влип. Я не могу себе позволить терпеть на хвосте копов. Я даже не хочу, чтобы они узнали, что я знаком с тобой и Иви.

— Конечно, Лео. Все, что скажешь.

Арним хмыкнул, подошел к двери, обернулся и сказал сдавленным от сдержанной ярости голосом:

— Держись подальше от клуба. И от меня тоже, понял? Мы не знакомы. Если ты еще приблизишься ко мне или к клубу, я тебя убью. Понятно?

— Ты можешь мне доверять, Лео.

— Ага, как подыхающей от голода крысе. Кто эта твоя потаскуха?

— Просто девушка, Лео.

— Она что-нибудь про меня знает?

— Ни капельки. Она нема, как рыба, Лео.

— Пусть так и продолжает, — Арним открыл дверь и мрачно добавил. — Помни, держись от меня подальше.

Дверь закрылась.

Квимби застыл неподвижно, рывками втягивая воздух. Потом полился поток хриплой и грубой брани. Вдруг он перестал материться и заскрежетал зубами, потом расхохотался, замолчал и отправился в ванную. Я слышал, как он задернул штору, и после этого раздался шум льющейся воды.

Не теряя ни секунды, я выкатился из-под кровати. Я вылетел оттуда, как жеребец на скачках.

Глава двадцать четвертая

Бежал я до тех пор, пока не наткнулся на телефонную будку в нескольких кварталах оттуда. Оттуда я снова позвонил в управление и узнал, что Нолан вернулся, но сейчас его позвать не могут. Ждать я не мог. Мне следовало срочно его увидеть и поговорить.

Я поймал такси.

Когда я влетел в кабинет Нолана, тот сидел за своим ободранным столом с унылыми глазами и хмурым лицом. Из забытой сигареты струился дымок. Он поднял на меня глаза и медленно и скупо улыбнулся.

— Ты видел Арнима? — спросил я.

Он кивнул.

— Что вышло?

Он пожал плечами.

— Ни хрена. Просто ничего.

— Но у него рука замотана. Я видел. Что-то должно было произойти.

Нолан швырнул сигарету в корзину.

— Произошло. Арним пару недель назад попал в катастрофу. Он вел свой «крайслер» по Бронкс Парквей, столкнулся с другой машиной и потерял управление. Его машина слетела с дороги и врезалась в дерево.

— Кто это сказал? — недоуменно спросил я.

— Арним — и два патрульных полицейских, которые засвидетельствовали все с начала до конца. Они ехали как раз за ним, когда все случилось. Казалось, он был в шоке, и они отвезли его к врачу в Маунт Вернон. Раздроблена кость предплечья.

— Ты все это проверил?

— Собственноручно. Запись об аварии есть в полицейских отчетах, я сам разговаривал с патрульными. И с врачом разговаривал, — Нолан скорчил гримасу. — Что за занятие быть копом! Поднимаешь камень, и никогда не знаешь, на что наткнешься — на водяного клопа или на змею.

Я кивнул:

— Я работал своими силами. И могу сообщить несколько любопытных фактов, но не спрашивай, как я о них узнал, потому что если я расскажу, тебе придется предъявить мне с полдюжины обвинений. Во-первых, я из собственных уст Джанейро услышал, что он был более чем простым знакомым Вирны Форд. Я также разузнал, что Лео Арним когда-то знал Эрика Квимби. И очень боится, как бы их не увидели вдвоем или чтобы полиция про это не узнала. Он знал и сестру Квимби, миссис Иви Перно. А если этого мало, то я узнал, что Боб Камбро ухаживал за Вирной Форд.

Нолан бросил на меня сердитый взгляд:

— Ну и какие из этого следуют выводы?

— Не знаю. Кажется, все повязаны крепким узлом. Хотелось бы мне, чтобы ты его распутал.

Он покачал головой и пустыми глазами посмотрел на меня. Я спросил:

— Есть какие-то следы Гарри Дана?

— Пока нет.

— Фрэнка Уолтера?

— Ни намека. Его судно завтра отчаливает, и ему придется вернуться, или он окажется без работы.

— Может, он не решается высунуться?

Нолан сверлил меня глазами.

Я сказал:

— Ты считаешь, что Уолтер был в нашем здании примерно в то время, когда застрелили Камбро. Предположим, он узнал убийцу, заговорил с ним — и немедленно был уничтожен.

Нолан пожевал губами:

— Еще одно убийство, и это отделение разнесут не хуже землетрясения. Хотел бы я…

Он замолчал, чтобы ответить на звонок. Послушал, потом прикрыл ладонью трубку и поднял на меня загоревшиеся глаза:

— Это Верник. Он только что вышел на Гарри Дана, который тайком вернулся к себе домой.

Я встрепенулся:

— Слушай, Нолан, оставь все как есть. Дай мне поехать туда и поговорить с Даном. Думаю, я смогу сговориться.

Он напряженно глядел на меня.

Я поспешно добавил:

— Держи Верника на связи. Если ничего не выйдет, ты всегда сможешь забрать Дана и применить свои методы. Но сперва дай мне попробовать.

Нолан пожевал губами, поиграл бровями, кивнул и принялся инструктировать Верника. Повесив трубку, он сказал:

— Мне нужно снова набрать форму. Я разрешаю тебе это по наитию. Не могу смотреть, как ты портишь все на свете. Валяй, — он протянул мне адрес и добавил. — Верхний этаж, дальняя дверь.

Я добрался до дома Гарри Дана через пятнадцать минут, но тени успели заметно удлиниться. В это время года рано темнеет. Я заметил Верника, торчавшего в дверном проеме дома напротив. Дверь в холл оставалась открытой. Я вошел, вскарабкался на четыре пролета по обветшалым вытертым ступенькам мимо отслаивающихся обоев. Тяжелый воздух пропитал кислый запах протухшей еды.

Сквозь дверь комнаты Дана было слышно, как он бессмысленно слоняется по комнате. Я постучал, все стихло. Я постучал еще раз. Через минуту он осторожно спросил, кто там.

— Джордан. Открой, Дан.

Ключ повернулся в замке, дверь открылась. Лицо Дана было белее мяса устрицы, в налитых кровью глазах бился страх. Он был взвинчен, изможден, раздражен. И досмерти напуган. Я видел трупы, которые выглядели куда здоровее.

Я вошел и прикрыл дверь. Маленькая комнатушка, гнетущая обстановка. Грязное прямоугольное окно на крышу нехотя пропускало то, что осталось от заходящего солнца. Чуть приоткрытая дверь выдавала, что ванная не больше шкафа для одежды.

Дан попятился, упал на край кровати, облизал губы и осторожно посмотрел на меня.

— Где ты был, Гарри? — спросил я.

— Здесь.

Я покачал головой:

— Так было бы лучше. Гораздо лучше. Но тебе придется объяснить множество вещей. Убиты двое. Отдел расследования убийств стоит на ушах. Газетчики, комиссары и возмущенная общественность швыряют в них камни. Им нужен виновный. С твоим-то прошлым и твоей связью с делом тебя им очень удобно подставить.

Его губы нервно задергались.

— Они ничего не смогут доказать.

— Я бы не был так уверен. Такое уже бывало. Я заключу с тобой сделку, Гарри. У тебя есть информация. Она мне нужна. Помоги мне, и я помогу тебе. У меня есть связи в полиции, ты сам знаешь, это не болтовня. В любой момент может быть подписан ордер на твой арест. Если копы тебя возьмут — а они обязательно возьмут, — в их руках ты запоешь громче, чем в опере Вагнера. Раскинь мозгами, Дан. Я могу уберечь тебя от множества проблем и их последствий.

Губы его снова дернулись, он весь корчился. Казалось, его разрывает на части.

— Что… что тебе надо? — шепот был едва слышен.

— Когда ты впервые пришел ко мне офис, где ты достал наркотики и пистолет?

Челюсть его задрожала, теперь он трясся весь. Он пришел в ужас и отчаянно стиснул зубы.

— Не будь дураком, — рявкнул я. — Я знаю, где ты все достал. И даже могу догадаться, что произошло. Арним боялся меня. Боялся, что я знал такое, отчего ему крышка. Он хотел остудить мой пыл, и выбрал тебя. Ты попался в ловушку. Он знал, как ты меня ненавидишь. И накачал тебя всякой дрянью. А потом отправил с пистолетом ко мне. Предполагалось, что ты меня пристрелишь. Но когда эта афера провалилась и тебя сунули за решетку, он испугался, что наркотики отпустят, и ты все копам выложишь. Вот почему он послал Стива Джанейро внести за тебя выкуп. И все это время ты думал, что он твой приятель. Ну и приятель! Разве это не смешно, Гарри?

Я остановился и дал ему время переварить. Все это плохо усваивалось.

— Арним дал тебе пистолет, верно, Гарри?

— Да, — прошептал он.

— И той ночью, когда я столкнулся с тобой на пороге его кабинета, у тебя был синяк. Он ударил тебя. Почему?

Дан недоуменно развел руками:

— Я не могу понять, Джордан. Все, что я ему сказал — что разговаривал с тобой. Он взбесился. Он ударил меня и поклялся, что если я еще раскрою пасть, он закроет ее навсегда.

— Чего боялся Арним, Гарри?

— Не знаю.

— Он что-то пытался скрыть. Что?

— Я не знаю.

— Ты лжешь, — сказал я.

Дан лязгнул зубами и нервно вцепился в покрывало.

Я приблизил лицо к нему.

— Лучше говори, Дан. Мне надоело уговаривать.

Его язык прошелся по губам.

— Слушай, клянусь…

— К дьяволу все! Убит мой друг. И это мог быть я. Говори.

Он обмяк, но продолжал качать головой.

Я схватил его за глотку, кипя от ярости. Я тряс его как мешок с костями. Зубы его стучали.

— Говори, дьявол тебя побери, говори…

Его лицо потемнело, глаза закатились. Губы посинели, он приглушенно хрипел. Потом стал виснуть на моей руке. Я отпустил его и сделал шаг назад. Он неистово рванул воротничок, глотая воздух. Из распухших губ вырывалось бессвязное бормотание. Я расслышал:

— Воды…

Пришлось зайти в крохотную ванную. Света что-то не наблюдалось. Я нащупал кран и пустил мощную струю воды. Потом нашел стакан и подставил под нее.

Сзади меня раздался резкий звук бьющегося стекла.

Я резко повернулся и увидел Дана, застывшего на кровати. Лицо воздето вверх и искажено невероятным ужасом.

На крыше, неподвижно глядя вниз, стоял на коленях Стив Джанейро. Он пробил стекло дулом пистолета, наклонился и теперь не спеша прицеливался. Появился он в тот момент, когда меня видно не было. И был настолько поглощен своей мишенью, что не заметил меня в сумрачном проеме двери.

Гарри Дан, с пепельным лицом и ошеломленными глазами не отводил от него взгляда. Он превратился в ледяную статую. Лишь губы шевелились, очень медленно, как золотая рыбка в аквариуме, но с них не слетало ни звука.

Стив Джанейро выстрелил трижды.

Удар отбросил Гарри назад с такой силой, что голова ударилась о стену. Стена не дала ему упасть. На рубашку потекло темно-красная жижа. Распухший язык вывалился, пальцы судорожно подергивались.

Мне удалось разок пальнуть, но было слишком поздно. Стив Джанейро уже слился с темным небом, и я только обрушил на кровать новую порцию стекла. Потом я стоял и тупо смотрел на завитушку дыма, лениво поднимающуюся из дула моего пистолета.

Изо рта Дана шли пузыри. Я посмотрел на него. Глаза все еще были открыты, но веки медленно опускались. На шее трепетал слабый пульс. Человек должен был быть мертв, но он был жив, и это было невероятно.

По лестнице загрохотали шаги, и в комнату ворвался Верник.

Он увидел Дана, увидел пистолет в моей руке, и взгляд его недоверчиво застыл. Он хрипло прошептал:

— Господи Иисусе! Теперь ты это сделал.

— Не будь идиотом! — хрипло выдохнул я, показывая на вдребезги разбитое стекло. — Это Стив Джанейро. Он ушел по крыше.

Верник рванул к двери, на ходу выхватывая из кобуры пистолет. Он летел вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Но я знал, что уже слишком поздно. Стив Джанейро давно скрылся.

Я посмотрел на Дана. Лицо стало белым, как бумага, и пальцы уже не шевелились.

Я быстро спустился вниз мимо напуганных лиц и вызвал «скорую».

Глава двадцать пятая

Мы с Ноланом сидели в клинике, в комнате для посетителей, и смотрели друг на друга как два политика в ожидании результатов выборов. В лучшем случае у Гарри Дана был небольшой шанс. По какому-то чуду все три пули прошли мимо сердца, но шок и потеря крови были слишком велики. Его жизнь висела на волоске, и сейчас ему делали уже третье переливание.

Нолан натужно выдавил:

— Если отбросить все лишнее, останется вот что: Лео Арним послал Дана убить тебя. Мы не знаем мотивов, видимо, это как-то связано с визитом в твою квартиру Вирны Форд. Когда Дан потерпел фиаско, он вытащил его из тюрьмы. Но потом, так и не поверив, что тот будет держать рот на замке, послал Джанейро стереть его с лица земли. К несчастью, там оказался ты и все видел.

Я нахмурился:

— Почему ты сказал «к несчастью»?

— А как же? Это несчастье для Джанейро, несчастье для Арнима и несчастье для тебя. Если Дан умрет, твои показания отправят Джанейро на электрический стул. Ему этого не избежать. Значит, он или Арним или какое-нибудь дарование со стороны будут стараться вывести тебя из игры.

Я похолодел:

— Так сделай что-нибудь. Джанейро скрылся, но ты можешь взять Арнима.

— За что? В чем его обвинить? Помни, мы только рассуждаем.

Открылась дверь, и врач сказал:

— Вы можете его видеть.

— Как он, док? — спросил я.

— Быстро теряет силы, но сейчас в сознании. Не знаю, надолго ли.

Мы прошли за ним по молчаливому белому коридору с острым запахом лекарств в маленькую белую палату.

На заострившемся лице Дана лежала печать приближавшейся смерти. Ввалившиеся глаза горели. Я подошел к нему и нагнулся к самому уху. Тихо и неторопливо я спросил:

— Ты меня слышишь, Дан? Это Джордан.

Глазные яблоки дернулись. Это был единственный знак, что он узнал.

— Мы оба знаем, кто в тебя стрелял, Дан, — сказал я.

— Но только ты знаешь, почему.

Его губы беззвучно шевелились.

— Это Арним послал за тобой Джанейро?

Голос доносился, как шепот со дна бездонного колодца.

— Нет… Они поссорились… Арним вышвырнул Джанейро из клуба…

Я почувствовал слабость. Очень хорошо. Это отметало одну из теорий.

Дан закрыл глаза. Лицо его стало цвета мокрой глины. Он отрывисто прошептал:

— Потому что я видел, как он… бинтует пулевую рану… на боку…

Дыхание Дана перешло в хрипящий свист, бескровные губы обмякли.

Решительно вмешался врач:

— Прошу прощения, но вы должны уйти.

— Только один вопрос, — настойчиво взмолился я и склонился снова. — Дан, ты меня слышишь? Пулевая рана — Джанейро получил ее, когда я стрелял в него в парке?

Подбородок слабо дернулся, потом лицо расслабилось и обмякло. И почти мгновенно застыло. Врач поспешно достал стетоскоп. Послушал, поднял глаза, пожал плечами, прикрыл лицо Дана простыней и буднично сказал:

— Это все, джентльмены. Он скончался.

Я шел за Ноланом по коридору. Потом он обернулся, и наши глаза встретились.

— Вот так, — уныло буркнул он.

— В мгновение ока, — отозвался я. — Граница жизни и смерти — мгновение.

Он кивнул:

— По крайней мере мы узнали, что в парке ты подстрелил именно Джанейро. Он мог стрелять в тебя по приказу Арнима.

Я задумчиво покачал головой:

— Вряд ли. Мы ошибались. Дан сказал, что Арним вышвырнул Джанейро. Если бы Арниму понадобилось убийство, он сделал бы все сам. Возможно, Джанейро хорош помахать кулаками, но Арним не стал бы посылать его на убийство, а потом выгонять и затевать свару. Вопрос в том, зачем надо было меня убивать?

— Потому что ты что-то знаешь.

Я покачал головой.

— Может, это где-то закопано, но откопать я не могу.

— Подумай, парень, крепко подумай.

Я сжал виски.

— Бесполезно. Голова раздута, как тыква.

Вышел врач, Нолан его подозвал:

— Доктор, сделайте мне одолжение. Нужно, чтобы смерть Дана некоторое время не получила огласки. Можете сохранить это в секрете?

Доктор кивнул и нахмурился.

— Возможно. Но я не понимаю…

— У меня есть предчувствие. Если мы захватим убийцу врасплох, что-то может раскрыться.

— Я сделаю все от меня зависящее.

— Прекрасно. Обратите внимание на дежурных. Если кто-то позвонит, его состояние без изменений, он может выкарабкаться.

Доктор поспешил распорядиться. Нолан предложил отвезти меня домой. Мы вышли и сели в машину. В голову мне пришла идея, и я сказал:

— Давай попробуем так: Уолтера видели возле моего офиса, когда был убит Камбро. Мы знаем, что Камбро волочился за Вирной. Может, тот узнал про это, выследил его и всадил в него пулю.

Нолан пожал плечами:

— Мне так не нравится. Все люди делятся на типы. Уолтер не из тех, кто стреляет в людей через закрытую дверь. Это не доставило бы ему удовольствия, будь его мотивом месть и ревность. Даже больше, я думаю, Камбро убили по ошибке. Убийца охотился за тобой. Не забывай, убийства Вирны и Камбро — части единой схемы. Ты скажешь, что Уолтер убил и Вирну? Сомневаюсь: тогда остаются в стороне интересы Арнима и последняя «шалость» Джанейро. Это исключает Дилона и Квимби, и все разборки по делу Перно.

Конечно, он был прав.

— Я не подумал, — согласился я. — Я слишком близко вовлечен во все, чтобы видеть под верным углом.

Нолан мастерски протиснулся сквозь пробку и ехал молча. Я сказал:

— Раз твои мозги так ловко вертятся, может ты объяснишь дружбу Камбро с Вирной.

— Это несложно, я над этим думал. Камбро приходил к Дилону обсудить развод и мог ее там увидеть. А бабник вроде него такую блондинку, как Вирна, пропустить не мог. Он за ней приударил. А она сразу поняла, что может дать такая связь.

Звучало логично. Я спросил:

— А что теперь с Арнимом?

— Организуем слежку, поставим несколько людей. Но не думаю, что Лео станет дергаться, — он сделал паузу. — А что до тебя, друг мой, я дам абсолютно бесплатно пару человек, чтобы следовали за тобой по пятам. Если мы не сможем помешать кому-то пустить пулю тебе в спину, мы, клянусь преисподней, хотя бы возьмем его за это.

— Не стоит беспокойства, — кротко возразил я. — Мне в голову пришла идея. Моя счастливая звезда такого не допустит.

Нолан затормозил перед моим домом. Я вылез, помахал ему, вошел в холл и поднялся наверх. Не успел я открыть дверь, как ко мне кинулась Дульси. Смотрела она убийственно серьезно.

— Слушай, дорогой, ты хочешь, чтобы я состарилась в монастыре?

— Небеса этого не допустят!

— Это неизбежно, если с тобой что-нибудь случится. Я слышала по радио о новой перестрелке.

— Не о чем волноваться, — заверил я. — Нолан окружил меня людьми из управления. Я в большей безопасности, чем младенец в колыбели.

Тут я потянул носом:

— Что это так дивно пахнет?

— Ужин. Сегодня мы остаемся дома, здесь я могу за тобой приглядывать.

— Ты можешь стать кому-нибудь превосходной послушной женой. Куда подавать заявление?

— Оно уже подано и отдано на рассмотрение. Иди мой руки. Ужин сейчас будет готов.

Я совершил необходимые омовения, и когда вышел, на столике для бриджа уже был сервирован ягненок на пару. Я искоса посмотрел на Дульси.

— Опять «Фрозен фудс»?

— Угу-у.

— Может, мне лучше жениться на них?

Дульси сделала строгое лицо и приказала наворачивать. Когда я наконец со стоном отвалился, она улыбнулась и вздохнула:

— Хотела бы я, чтобы ты остался на неделю.

— Великолепная идея, — кивнул я, — но нужно зарабатывать на жизнь.

Она насупилась:

— Когда это дело кончится, у тебя будет совсем другая практика. Я добуду тебе клиентов.

— Ты? Как?

— Есть способы, — беззаботно отмахнулась она. — Я могу засовывать юбку в эскалатор и протыкать колеса у автобусов. Все, что тебе потребуется — это немного изобретательности.

— Конечно, — кивнул я. — И медовый месяц мы проведем за решеткой.

— Тогда мы подкупим тюремщика, чтобы нас посадили в одну камеру.

Зазвонил телефон.

— Не отвечай, — попросила она.

Телефон продолжал звонить. Я подошел и взял трубку.

— Алло.

— Джордан? — голос казался знакомым, натянутым и хриплым.

— Слушаю.

— Это Стив Джанейро. Не пытайся отследить звонок. Я звоню из автомата и через минуту буду далеко. Я хочу поговорить с тобой, Джордан.

Я рассмеялся:

— Ты с ума сошел. Что ты можешь мне сказать?

— Слушай, — настаивал он. — Мне надо тебя увидеть. Я хочу заключить сделку.

— Заключай ее с копами.

— Никаких копов, — его лихорадило. — Только ты. Я тебе доверяю.

— Но я не доверяю тебе.

— Говорю тебе, я знаю такое, что разнесет вдребезги дело Перно и принесет тебе кучу денег. Я готов тебе это продать.

— За что?

— Ты будешь держать язык за зубами насчет того, что видел в комнате Дана.

— Невозможно, — возразил я. — Копы знают, что я там был.

— Скажи, что ты ошибся. Было слишком темно, чтобы узнать меня. Ты можешь передумать.

— Ты сам не понимаешь, чего хочешь. Я не могу пойти на лжесвидетельство ради потенциального убийцы.

Он громко клацнул зубами и заговорил звенящим от отчаяния голосом.

— Слушай, Дан еще не умер. Пока он не сыграл в ящик, меня не могут обвинить в убийстве. Но я в ловушке, понимаешь? Я попадался трижды, и если меня обвинят в вооруженном нападении, это будет стоить пожизненного заключения. Я рисковал, но не хочу поджариться.

— Ничего не могу поделать, — безразлично бросил я.

— Подожди. Если Дан умрет, сделка расторгается. Ты говори, что хочешь, а я свалю в Мексику. Это очистит твою совесть. Но если он будет жить, ты меня не узнал.

Я едва не расхохотался. Предчувствие Нолана оправдалось. Джанейро не знал, что Гарри Дан уже мертв. И я давал обещание, которое вовсе не было обещанием, и давал его без зазрения совести.

— Ладно, Джанейро, — сказал я. — Если Дан будет жить, у парня, которого я видел в окне, были рыжие усы и золотые зубы. Если он умрет, это был ты. Выкладывай свою историю.

Он тяжело вдохнул:

— Я режу дыру в собственном кармане. Это могло бы мне принести немалый куш. Ладно, будь что будет. Это насчет сестры Квимби.

— Иви Перно? Что с ней?

— Она никогда не была замужем за Джеймсом Перно.

— Ты несешь чушь. Я собственными глазами видел свидетельство о браке.

— Они были женаты, — хихикнул он, — но толку-то? Она уже была замужем.

Я застыл в ожидании.

— Кто?

— Это тебя прикончит. Она была замужем за Лео Арнимом.

Я замер, оглушенный, с отвисшей челюстью. Потом осведомился:

— Ты уверен?

— На все сто. У меня есть пара снимков Иви с Лео, на одном она в подвенечном платье. Я их тебе пошлю, мне они ни к чему. Пока, Джордан.

— Минутку, — завопил я. — Как ты это узнал?

Он уже торопился и зачастил скороговоркой:

— Я слышал, как Вирна Форд выжала из Лео тысячу зеленых. Он не знал, что я был за шторой. Я подумал, это как-то связано с делом Перно, и однажды ночью, когда он был в клубе, обыскал его кабинет.

— Что ты делал в квартире Вирны, когда я поймал тебя в шкафу?

— Искал еще улики. Я ухожу, Джордан. И так я слишком задержался.

Впереди забрезжил свет. Появилась еще одна ниточка. Я сказал:

— И ты пошел к Квимби и выжал из него часть будущих денег Перно за молчание.

— Соображаешь, Джордан. Верно.

Я спешил:

— Последний вопрос. Ты стрелял в меня в парке, потому что боялся, что я помешаю Квимби их получить?

— Ну да. У него на такое кишка тонка. Он трусливее кролика. Но ночью все кошки серы. Помни о своем обещании. Пока, приятель.

Связь прервалась.

Дульси выжидательно смотрела на меня затуманенными глазами. Мысли суматошно толпились у меня в голове, ища, где бы приткнуться. Они играли в чехарду, но постепенно начали располагаться в таком порядке, где уже просматривался некоторый смысл. Я кроме всего прочего узнал, почему Джанейро стрелял в Гарри Дана. Для трижды судимого обвинение в вооруженном нападении означало пожизненное заключение. Он никогда не верил Дану.

Я позвонил Нолану. Это уже стало входить в привычку. Выслушав мою историю, он приказал немедленно приехать в управление.

Дульси расстроилась:

— Опять ты уходишь!

— Совсем ненадолго, детка. Оставайся здесь, держи дверь на замке. И никому не открывай.

— Я сегодня ходила за покупками для нашего путешествия на Бермуды, — сказала она. — Купила замечательный купальник, совсем без лямок, практически без спины, и ну очень мало спереди. Если ты останешься дома, я разрешу тебе посмотреть, как я в нем выгляжу.

— Твои колдовские чары выше человеческих сил, — хмыкнул я. — Но придется им немножко подождать.

Она глазами проводила меня до порога.

Глава двадцать шестая

В кабинете инспектора было душно от густого дыма и напряжения троих внимательно слушавших меня мужчин. Бойс, Лохман и Нолан распределились по комнате. Бойс не выказывал никаких эмоций, Нолан усиленно размышлял, Филип Лохман весь подался вперед, выставив челюсть и враждебно буравя меня глазами.

Я говорил:

— Это все равно что заключать пари на скачках с парнем, который не знает, что скачки кончились. У Гарри Дана было что-то на Джанейро. Он подловил Джанейро, когда тот менял повязку, и немедленно понял, что случилось. Что Джанейро наверняка ранен моим выстрелом. После смерти Камбро Дан оказался в центре внимания. Джанейро боялся, что Дан попытается перевести стрелку. Как трижды осужденный, он не мог допустить, чтобы его хоть в чем-то обвинили. Ему необходимо было уменьшить риск, убрав Дана. А потом пришлось полагаться на мое свидетельство. Это блестящая удача. Он был в ловушке. Он не хотел поджариваться. Как и все убийцы, в душе он жалкий трус. Даже пожизненное заключение для него лучше электрического стула, и он готов был идти на любые уступки. Пытался выжить даже ценой продажи информации.

Лохман потер руки.

— Утром первым делом мы оформим обвинительный акт за подписью верховного судьи, — он посмотрел на Бойса. — Когда его доставят?

Бойс пожал плечами:

— Невод заброшен.

Он сердито свел брови в сплошную линию.

— Но я все еще не знаю, кто убил Вирну Форд.

Лохман наградил его снисходительным взглядом.

— Для меня все очевидно. Ее убил Арним.

— Не уверен, — пробормотал Нолан.

— Ну, а я да, — Лохман был без ума от себя. — У меня есть доказательства, о которых вы, джентльмены, и не догадываетесь. Один из наших сыщиков нашел мисс Росс.

Я выпрямился.

— Стюардессу «Сазерн эйруэйс»? И где ее нашли?

— В Нью-Джерси, в гостях у родственников. Ей заплатили две с половиной тысячи долларов, чтобы она убралась подальше.

— Кто? — оборвал я.

— Она не знает. Сделка была совершена по телефону, а деньги пришли почтой. Ей позвонил мужчина и сказал, что она получит эту сумму за исчезновение. Две с половиной тысячи — большие деньги для работающей девушки. Она согласилась и на следующий день получила деньги.

— Что заставило ее все рассказывать?

Лохман тонко ухмыльнулся.

— Страх, инстинкт самосохранения. Несколько человек уже убиты, она могла стать следующей в списке. Считайте, дело мы распутали.

Открылась дверь, и на пороге появился Дилон. Его глаза прошлись по комнате и остановились на окружном прокуроре.

— Ты посылал за мной? — на лице читалось беспокойство.

Лохман кивнул:

— Да. В связи с делом Перно. Садись. Мы намерены поставить все точки над «и», даже если на это уйдет целая ночь. Раз ты адвокат Квимби, я подумал, тебе следует в этом участвовать. Кроме того, мы хотим знать ответы на некоторые вопросы.

Дилон пристроился на одном из свободных стульев и изобразил обезоруживающую искренность.

— Я всегда готов сотрудничать.

— Прекрасно, — сардонически хмыкнул Лохман. — Пришлось убить всего троих, чтобы мы решились добровольно и чистосердечно сотрудничать. Ты знал, что брак Джеймса и Иви Перно означал бигамию?

Дилон забыл закрыть рот и приподнялся с места. Глаза его полезли на лоб.

— Что?

— А то. Когда Иви Перно выходила за Джеймса Перно во Флориде, у нее уже был муж.

— Кто? — прошептал Дилон.

— Лео Арним.

Дилон был покороблен до глубины души. Он тихо осел, не в силах вымолвить ни слова.

— Видишь ли, — наслаждался Лохман, — если ты знал об этом и продолжал поддерживать притязания Квимби, ты виновен в серьезном нарушении профессиональной этики, не говоря уже о лжесвидетельстве. И что гораздо хуже, твое молчание в свете всех этих убийств влечет за собой уголовную ответственность.

Дилон побледнел и попытался как-то оправдаться.

— Да знай я такое, я бы близко не подошел к этому делу.

— Естественно. Возможный шестизначный гонорар не повлиял бы на твои принципы. Вы, адвокаты, выше бесчестья, разве не так? Ну, посмотрим.

Дилон до боли сжал руками колени. Дверь отворилась, и заглянул Верник:

— Арним здесь.

— Веди его, — распорядился Бойс.

В комнату шагнул Лео Арним. Его тяжелое бледное лицо было уныло и безмятежно. Он не вынимал руки из карманов, выставив наружу большие пальцы.

Лохман махнул на стул:

— Садись, Арним.

— Простите, — возразил Арним, — я не могу задерживаться.

— Нет? — ухмыльнулся Лохман. — Ну, это мы посмотрим. Надеюсь, ты не против ответить на несколько вопросов?

Он был очень вежлив и изысканно ловок, и безумно собой наслаждался. Он играл на публику, — на нас, и показывал, какой он умница.

— Полагаю, Вы слышали о Стиве Джанейро и Гарри Дане?

Арним кивнул с непроницаемым лицом.

— Вы знаете, что Дан мертв?

Ни малейшей реакции. Арним холодно бросил:

— Меня это не волнует.

Лохман высоко поднял брови:

— Да, но Джанейро работал на тебя.

— Не в этом случае. Мы разорвали наши отношения. И я его уволил.

— Почему, могу я спросить?

— Не сошлись во мнениях.

— Насчет чего?

— Насчет убийства Троцкого.

Лохман чуть порозовел и выпрямился:

— Следи за языком, Арним. Ты не в том положении, чтобы шутить. У тебя серьезные проблемы. Совершено несколько убийств, и мы определенно можем тебя связать по крайней мере с одним из них.

Арним оставался невозмутимым.

— До сих пор я ничего не услышал.

Лохман выпятил челюсть:

— Тогда слушай: первая жертва, Вирна Форд, была свидетельницей в деле, связанным с гибелью женщины по имени Иви Перно. Эта женщина была твоей женой, — он замолчал, ожидая реакцию Арнима.

Лео Арним превратился в натянутую струну, глаза его стали острее края стертой десятицентовой монеты.

Лохман удовлетворенно кивнул:

— Вижу, тебя это задело. Если бы это стало известно, дело развалилось бы. Нужно было утаить секрет, чтобы Эрик Квимби через сестру мог унаследовать состояние Перно. Я утверждаю, что ты замешан в этой афере. Я утверждаю больше, что она была раскрыта Вирной Форд. Если верить Джанейро, девушка тебя шантажировала. Я утверждаю, ты убил ее, чтобы заставить замолчать. Дал ей бутылку отравленного бренди, она принесла его в квартиру Джордана, там выпила и умерла. Ты будешь это отрицать?

Арним набрал полную грудь воздуха и медленно его выпустил. Он стоял, сжав пальцы и не отрывая глаз от Лохмана. Потом спокойно заявил:

— Я буду отрицать. Иви не была моей женой. Она развелась со мной в Лас-Вегасе, пока я сидел в тюрьме. У меня есть все нужные бумаги.

Лохмана это потрясло. Его версия рухнула, и все вернулось на круги своя.

Это потрясло нас всех. Я сидел, словно палку проглотив, и напряженно работал мозгами. Развели Арнима или нет, но факт оставался фактом — Вирна его шантажировала.

А потом без всякого предупреждения в моей голове вспыхнул холодный неоспоримый свет логического объяснения. Должно быть, мои мозги очень долго решали эту задачу на интуитивном уровне.

Я медленно встал и облизнул губы. Потом тихо спросил:

— Скажи, Арним, а нет ли на твоем счету следов от снятия недавно двух с половиной тысяч долларов?

В его глазах царила пустота.

— К чему ты клонишь?

— К деньгами, которые ты заплатил Жанет Росс за исчезновение.

У Нолана дернулся подбородок.

— Арним? — раздраженно переспросил он.

— Учитесь думать, люди, — фыркнул я. — Ему нужно было от нее избавиться, потому что она могла опознать в нем пассажира рейса «Сазерн эйруэйс» из Майами — пропавшего свидетеля!

О взгляд Арнима за прищуренными веками можно было обрезаться. Он полуобернулся ко мне.

Мне было его даже жаль. И я мягко сказал:

— Да, Иви купила себе развод, но для тебя это был только клочок бумаги. Разницы никакой, ведь ты еще любил ее. Любил ее достаточно, чтобы рисковать свободой и будущим. И когда донеслись слухи, что она во Флориде, ты полетел с ней повидаться. Возможно, думал, что сумеешь уговорить ее вернуться. Ты полетел, естественно, тайком, потому что вышел на поруки и не мог покидать пределы штата. Ты зарегистрировался под случайно выбранным в телефонном справочнике именем. Но попал ты туда слишком поздно. Иви только что обвенчалась с Джеймсом Перно и собиралась возвращаться в Нью-Йорк. И сел в тот же самолет. Может, вы с ней договорились обчистить Перно. Это не имеет значения. В любом случае ты был в том разбившемся лимузине, когда они оба погибли.

Лео Арним тяжело дышал сквозь перекошенные губы. Лохман с Бойсом не отрывали от нас напряженных взглядов.

Нолан нахмурился:

— Ты имеешь в виду, что он выбрался без единой царапины?

— Вовсе нет. У него перелом предплечья. По сравнению с другими, он легко отделался. Такие странные катастрофы происходят постоянно. В прошлом году разбился самолет, и все погибли, кроме маленького ребенка. Арним, возможно, потерял сознание. Придя в себя, он понял, что надо сматываться, пока его не увидели. Иначе он бы снова угодил за решетку мотать срок до конца. Это была очень реальная угроза. Поэтому он уполз и каким-то образом добрался до города. Тогда он еще не знал, что Вирна его видела и ушла за помощью. На следующий день он сел в машину, поехал по Бронкс Ривер и инсценировал аварию. Подождал, пока его не заметил патруль, и аккуратно въехал в дерево. Патрульные обеспечили ему алиби для повреждений, полученных в первой катастрофе. Как оказалось, это алиби ему действительно понадобилось, когда ты его допрашивал.

Лицо Арнима походило на стиснутый кулак. Бисеринки пота проступили, как будто он только что попал под проливной ливень. Глаза пылали смертельной ненавистью.

Я осторожно продолжал:

— Потом однажды Вирна Форд заглянула в клуб и узнала его. Так легли карты. Она искала работу, и было только вопросом времени, когда она забредет в «Волшебную лампу». Вирна сразу поняла, что к чему. Она мгновенно оценила ситуацию и приперла его к стенке. Она хотела место прима-балерины, и он его ей дал. Он ничего не мог поделать. С таким же успехом можно силиться наполнить кувшин без дна. Вирна доила его беспощадно. Такая уж она была.

Лохман встал лицом к лицу к Арниму и четким голосом произнес:

— Арним, я обвиняю тебя в убийстве Вирны Форд.

Лео Арним тяжело сглотнул.

— Ты убил ее, чтобы покончить с угрозами разоблачить твой полет на юг. Ты пытался убить Джордана, потому что боялся, что он знает или может узнать правду, но по ошибке застрелил Камбро.

Арним отступил назад, оскалив зубы. В глазах застыла горечь.

— Это ложь! Я не убивал мисс Форд, я в жизни не видел Камбро.

— Мы это знаем, — вставил Бойс. — Ты выстрелил в него через дверь.

— Как насчет записки с угрозами, которую твой официант подсунул Джордану? — это атаковал Нолан.

Арним упрямо качал головой. В глазах его застыла пустота.

— Я требую своего адвоката.

Больше он ничего говорить не собирался.

Бойс приказал увести его. Лохман пошел общаться с репортерами. Я кинул взгляд на Нолана, но он смотрел куда-то вдаль, уйдя в себя и углубившись в собственные мысли. Казалось, обо мне забыли.

Я вышел и пошел по улице. Голову ломило, мышцы нестерпимо ныли. Не прошел я и двух кварталов, как позади раздались шаги, и меня тронули за руку. Это был Флойд Дилон.

— Я хочу кое-что тебе сказать, Джордан, — встревоженно начал он.

— Слушаю.

— Насчет дела Перно — думаю, мы должны прийти к соглашению…

— Конечно, — кивнул я. — Ты хочешь договориться, я тебя понимаю. Этот лас-вегасский развод не стоит и бумаги, на которой он оформлен. Иви никогда не была уроженкой Невады. Арниму не то что повестку не вручили, но он и заявления не подавал. Забудем о нем. Брак Иви с Джеймсом Перно недействителен, и притязания Квимби на наследство гроша ломаного не стоят.

Он неуверенно кашлянул:

— Ну, я не уверен…

— Слушай, — перебил я. — Я безумно хочу убраться из города. Я устал и до смерти всем этим измучен. Хочу убраться подальше. Давай зайдем ко мне в офис и вызовем наших уважаемых клиентов. Обещать ничего не могу, потому что Карен Перно Квимби просто ненавидит. С другой стороны, аннулирование развода и брака Перно сохранит кучу денег и времени. Если ты уговоришь Квимби на десять процентов, я попытаюсь убедить свою клиентку принять предложение.

Ему это не понравилось. Ему чудились высочайшие гонорары. Он глубоко задумался. Но благоразумие посоветовало выбирать из двух зол меньшее.

Я заметил:

— На самом деле даже десять процентов составят невероятно большую сумму.

— Ты не оставляешь мне выбора, — мрачно буркнул он. — Хорошо, согласен.

Мы направились прямо ко мне в офис. Я позвонил Карен Перно, все ей рассказал, она немного посопротивлялась — и дала зеленый свет. Что ее окончательно убедило, так это долгая отсрочка в случае, если она не согласится. Я протянул телефон Дилону, он набрал номер отеля «Марвин» и поговорил с Ольгой. Та сказала, что Квимби на минуту вышел, но перезвонит. Он назвал номер.

— Это нужно обмыть, — сказал я и потянулся за бутылкой, покоившейся в пустых внутренностях томика Шекспира. Наполнил два бокала и предложил один Дилону.

— Не стоит нам держать зла друг на друга, — сказал я. — Когда я женюсь на Дульси, а ты — на Вивиан, мы станем какими-то там родственниками.

Едва мы подняли бокалы, зазвонил телефон. Пришлось опустить бокал и схватить телефонную трубку.

— Алло?

— Мистер Дилон? — звонил Эрик Квимби.

Я передал трубку, Дилон взял ее свободной рукой.

— Привет, Квимби, — спокойно начал он. — Я звоню, чтобы сообщить о новом повороте дела. Не собираюсь выговаривать тебе за утайку некоторых… — он замер, поднял взгляд, трубка выпала из его руки и стукнулась об пол.

В глазах Флойда Дилона метался страх. Он не выпускал из рук пустой бокал, сжимая его все сильнее. Раздался хруст, стекло разлетелось вдребезги, с пальцев закапала кровь. Лицо Флойда посинело, тело сотрясали неистовые судороги. Глаза полезли из орбит, распухший язык вывалился наружу.

— Дилон! — хрипло заорал я. — Ради всего святого, что с тобой?

Он не ответил. Шею его свело, он вцепился в нее обеими руками, приподнимаясь со стула. Потом издал булькающий звук и рухнул, растянувшись на полу.

Я вскочил на ноги. Посмотрел на свой бокал и отдернул руку. Потом нагнулся над Дилоном, приложил ладонь к груди. Стук сердца быстро угасал. Черты оставались искаженными, но конвульсии прекратились, тело безвольно обмякло.

Я взвалил его на плечи, выскочил в холл и жал кнопку вызова, пока не приехал лифт. Почти мгновенно я оказался на улице и уже запихивал его в такси.

— В больницу! — завопил я.

Водитель оказался хорошим человеком. Он протискивался сквозь щели в пробках, не снимая руки с сигнала, пока мы не подлетели к подъезду «скорой помощи».

— Яд, — выпалил я врачу. — Около пятнадцати минут назад.

Он даже не стал пробовать пульс. Эти парни умеют работать быстро.

— Промывание желудка, — поспешно приказал он сестре. — Немедленно. Вперед.

Дилона увезли.

Я остался один, совсем обессиленный и выжатый, как лимон. Немного отдышавшись, нашел в холле автомат и позвонил Нолану. Потом вернулся в приемную.

Вскоре появился врач. Мне показалось, он вернулся так быстро, что я испугался.

— Все?

— Нет, — врач был такой молоденький… Он улыбнулся. — Им занимается доктор Прейсик. Мы его прочистили, и думаю, он выживет.

— Что это было?

— Цианид. Мне нужны некоторые сведения для полиции.

— Я все сделал, — сказал я. — Они уже в пути.

Врач кивнул и задал несколько обычных вопросов.

— Я чем-нибудь могу помочь? — спросил я.

Он покачал головой.

— Мы даем ему стимулирующее и кислород. Все почти позади, но это не повредит.

Он удалился.

Через некоторое время меня разыскал Нолан и подтащил стул. Рот его побелел от напряжения, челюсть окаменела. Я рассказал ему все, как было.

Он выпятил губы:

— Идеи?

— Кто знает? Ко мне в офис мог зайти кто угодно. Клиенты, уборщица, курьеры, моя личная секретарша, — я содрогнулся. — Я нес эту дрянь ко рту, когда зазвонил телефон. Второй раз меня в буквальном смысле спасает звонок.

Он кивнул.

— Ты выглядишь чертовски плохо. Иди, встряхнись немного. Что они делают с Дилоном?

— Что обычно: промывание желудка, стимулирующее…

— Шансы есть?

— Они так думают, но цианид — смертельный яд, случиться может всякое.

— Цианид? — на лбу его собрались складки. — Где бутылка?

— У меня в офисе. На столе.

Он подозрительно меня разглядывал.

— Уборщица уже была?

— Не думаю, — я игнорировал его взгляд. — А в чем дело?

Глаза Нолана сверкнули.

— Она может войти, заметить бутылку и глотнуть. Где телефон? Дьявол вас всех побери! Я сам поеду.

Он нахлобучил шляпу и поспешно выбежал.

Я долго сидел в ожидании новостей и в раздумьях. По коридору шлепали шаги. Где-то застонала женщина. Прошла нянечка и посмотрела на меня. Но я сидел, и внутри нарастало давление, как пар в котле, пока не переросло в настоящую боль в груди. Я встал и вышел на негнущихся ногах на улицу.

Глава двадцать седьмая

Вивиан открыла мне в вечернем платье из сверкающего серебра. Ее черные глянцевые волосы свободно струились по плечам потрясающе крепкого тела. В глазах сквозило удивление.

— Ой, Скотт! — воскликнула она. — Я думала, это Флойд. Заходи.

Хромовый шейкер, ведерко колотого льда, бутылки и два длинных сверкающих бокала ждали своего часа. Она усадила меня в кресло и оценивающе склонила голову:

— Ты сегодня мрачен, Скотт. Что случилось? Поцапался с Дульси?

Я покачал голову и принялся разглядывать свои ногти.

— Мужайся, Вивиан. У меня неприятные новости.

Улыбка потухла, глаза распахнулись:

— Ты… что случилось?

— Дилон, — тихо выговорил я. — Он в больнице.

Губы ее задрожали, она пораженно смотрела на меня.

— О, Господи! — простонала она. — О, Боже, он… он…

— Нет, — сказал я. — Успокойся, Вивиан, могло быть и хуже. Он не умрет. Он плох, очень плох, но он в хороших руках и поправляется.

Она осела в кресло и закусила дрожащие губы. Через минуту она выдавила:

— Я уже в порядке. Ты говоришь, он плох? Но что случилось?

— Яд, — просто сказал я. — Цианид.

Глаза распахнулись еще шире.

— Флойд был со мной, когда глотнул его. Он умирал буквально на глазах, но я успел отвезти его в больницу. Там его здорово прочистили, так что шансов у него пятьдесят на пятьдесят. И даже больше.

— Яд! — прошептала она. — Но почему, Скотт, почему? Откуда взялся яд?

— Из бутылки в моем офисе. Я его угощал.

Она с трудом проглотила комок в горле и подалась вперед.

— Мы обсуждали дело Перно, кое о чем договорились, и я предложил выпить, чтобы отметить соглашение. Сам я не наглотался этой дряни по милости Господней. Безумно повезло. Иначе там сейчас лежали бы мы оба. И остывали вместе.

Она проворно вскочила на ноги.

— Какая больница? Я еду к нему.

— Нет, не сейчас, Вивиан. Чуть позже. Ты ничего не можешь сделать, и тебя все равно к нему не пустят. Он без сознания. Ты побелела, как стена! Лучше выпей глоток. Не время падать в обморок.

Вивиан подошла к серванту и налила себе добрую порцию. Она возилась с бокалом спиной ко мне, и я видел, что все ее тело бьет крупная дрожь. Потом она повернулась и устало улыбнулась. Прихлебывая из бокала, встала рядом со мной.

— Ты сам неважно выглядишь, Скотт. Должно быть, это стало ужасным испытанием. Там на столе «бурбон». Налей себе.

Выпить мне было необходимо. Явно необходимо. Сильно бы не помогло, но я встал, налил бокал и вернулся в кресло.

Она облизала губы:

— Как случилось, что Флойд оказался у тебя так поздно?

— Мы встретились в управлении. Этой ночью все полетело вверх тормашками. Окружной прокурор только что арестовал Лео Арнима по обвинению в убийстве Вирны Форд.

Она ошеломленно уставилась на меня.

— Лео Арнима?

Я кивнул.

— Похоже, она опознала в нем пропавшего свидетеля. Он летел тем самым рейсом из Майами. Арним — бывший заключенный, полетев на юг, он нарушил правила. Его могли отправить обратно в тюрьму, и Вирна в него вцепилась. Говорят, он убил ее, потому что боялся, что она заговорит.

— Тогда он… он убил и Боба.

Я пожал плечами:

— Так утверждает прокурор. Я сомневаюсь.

Ее тонкие брови дрогнули. Глаза стали неспокойны.

Я продолжал:

— Я долго думал, Вивиан, и полагаю, что теперь знаю правду. Я расскажу тебе.

Немного поколебавшись, я поднял стакан, набрал полный рот «бурбона» и запрокинул голову. Потом покосился на нее сквозь прикрытые ресницы, раздвинув губы в судорожной ухмылке. Она держалась за горло, на лбу выступили капельки пота, и я увидел, как ее верхняя губа чуть дернулась.

Внезапно я поставил стакан и отупело на него уставился. Потом, шатаясь, поднялся на ноги, стакан упал и покатился по полу. Я задержал дыхание, пока судорогой не свело легкие. Но я держался и чувствовал, как к лицу приливает кровь. Свое лицо я видел в зеркале над камином напротив. Видел, как оно темнеет, наливается кровью, потом синеет. Колени задрожали, я покачнулся.

Вивиан застыла, кусая пальцы.

В голове у меня громыхало, в ушах ревело, я сделал несколько неуверенных шагов к ней, и она с испуганным всхлипом отпрянула. Животный хриплый рев вырвался из моей глотки, я пьяно споткнулся и полетел через кресло. Потом с трудом подполз к окну, вцепился в шторы, и они с треском рухнули, погребя под собою меня. Тут я обмяк и затих.

Тишина. Минуты шли нестерпимо медленно. Ни единого звука, кроме ее неровного хриплого дыхания. Время остановилось.

Потом я услышал стук каблучков по полу, щелчок поднимаемой трубки и ее спокойный холодный голос.

— Алло… Управляющего, пожалуйста… Мистер Кроули? Как дела? Это миссис Камбро из номера 604… Не могли бы вы сделать мне одолжение? Я уезжаю завтра за город, первым поездом, и хочу упаковаться. Не могли бы вы доставить мой багаж из камеры хранения? Один большой чемодан, пожалуйста, и заранее большое вам спасибо.

Я лежал очень тихо, почти не дыша. Она ходила взад-вперед. Звякнуло стекло. Вскоре раздался звонок, и она вышла открыть.

— Вы очень любезны, мистер Кроули, — долетело до меня. Просто оставьте его в прихожей. Вот так. Я сама справлюсь. И еще раз спасибо.

Дверь закрылась. Лязгнула задвижка. Скользнула на место цепочка.

Раздался скрежет — Вивиан волочила в комнату чемодан. А потом она оказалась надо мной, и занавеска с моего лица стала приподыматься. Носочек ее туфельки ткнулся мне в ребра. Она коротко и неприятно рассмеялась.

— Кончилось твое везение, дружочек, — ехидно бросила она. — Тебе во всем везло. Везло слишком долго. Я боялась тебя с самого начала. Полиция — тупицы, но ты, дружочек, ты был действительно опасен. А теперь можешь гнить в аду, где самое тебе и место.

Ее ледяные пальцы коснулись моей шеи, когда она ухватила меня за шкирку и потащила по полу. Она была невероятно сильной.

Пронзительно взвизгнул телефон. Она напряженно выпрямилась и прислушалась. Потом отошла, и я услышал:

— Да, это миссис Камбро… Понимаю, сестричка… Говорите, он пришел в себя? И попросил вас позвонить мне и сказать, что он в порядке? Спасибо. Вы очень любезны.

Вивиан вернулась в комнату, шагнула к чемодану и обмерла. Лицо пошло белыми пятнами. В разинутой глотке застыл неродившийся вопль. Глаза неистово заметались по комнате…

И тут она увидела меня.

Я удобно сидел на диване, положив ногу на ногу, и курил, с наслаждением пуская дым пижонскими кольцами.

Она сломалась, захныкала и затряслась.

— Наоборот, Вивиан, — сказал я. — Мое везение совсем не кончилось.

— «Бурбон»… — прохрипела она.

— На занавеске, куда я его выплюнул. Ты потеряла стиль, детка. С «бурбоном» получилось слишком примитивно. Ты слишком спешила — слишком безрассудно. Это нехорошо. Изысканное искусство убийства требует хорошего стиля и тщательного плана. Я слишком торопил тебя, да?

Она не могла закрыть рта, челюсть начала судорожно подергиваться.

— Я даже горд, что здорово изобразил отравленного, — продолжал я. — Неплохо получилось, верно? А знаешь, почему? Я только что видел, как то же проделывал Дилон. Только он не играл.

Ее глаза потухли.

А я спокойно продолжал:

— Сегодня, пока я ждал в больнице, я думал над тем, что однажды сказал Нолан: девушку отравили умышленно, а мужчину убили по ошибке. Он говорил о Вирне и Бобе. И меня поразила мысль, что он мог ошибаться. Может, все было как раз наоборот? Может быть, девушку убили по ошибке, а мужчину — намеренно? И чем больше я об этом думал, тем больше мне это нравилось.

Все так аккуратно складывалось! Все необъяснимые кусочки неожиданно укладывались на место. Вирна никогда не покупала бренди. Это ты принесла его ко мне домой, потому что знала, что это любимый напиток Боба, и была уверена, что он мгновенно его заметит. Ты знала — из того, что говорил тебе Дилон о разводе — что дверь у меня будет открыта. То, что Боб мог устроить пьянку вместе с Вирной, ни капельки тебя не тревожило. Ну, умерли бы двое. И что с того? В мире множество людей. Но Боб тебя подвел. Он напился еще раньше, так и не пришел, и вся твоя затея рухнула.

Ее рот искривился, она судорожно вдохнула:

— Нет, Скотт, это неправда. Ты не знаешь, что говоришь. У меня не было причин убивать Боба. Он давал мне развод и вел себя очень по-джентельменски…

— Тебе не нужны были ни Боб, ни развод. Что тебе нужно было — это его деньги. Ведь свои ты профукала на бирже. А лучший способ получить их — убить его, пока он еще твой муж.

— Скотт, послушай…

— Нет, — хрипло прервал я. — Ты слушай! Что ты можешь сказать после того, как пыталась меня убить? Что ты собиралась делать с чемоданом, дорогая? Бросить в горное озеро? Закопать в лесу? Недурная идея, но не оригинальная. Не такая остроумная, как застрелить Боба через закрытую дверь, чтобы это казалось убийством по ошибке. Вот это было действительно виртуозно придумано! Да, в некоторых вещах ты очень хороша. Как ты заманила его в мой офис? В общем-то, это не имеет значения. Ты его туда заполучила, и многих этим одурачила. Ты просто зашла в здание, поднялась по лестнице, приставила пистолет к двери, и когда Боб прошел мимо, выстрелила прямо через стекло. Где пистолет, Вивиан? Ты от него уже избавилась?

Ее глаза лихорадочно сверкали. Она не произнесла ни слова.

— А еще тебе на руку сыграла суматоха, поднятая вокруг дела Перно. Запиши себе очко, детка. А та записка с угрозами, если я не выйду из дела? Превосходнейшая «утка». У тебя она все время была наготове в сумочке и предназначалась для моего кармана. Но когда те пьянчуги в «Волшебной лампе» затеяли драку и привлекли всеобщее внимание, ты воспользовалась случаем сунуть ее под пепельницу. Бедный Лео! Он подумал, что кто-то пытается его обойти. Как он тебе подыграл, отобрав ее у меня! — я пренебрежительно покачал головой. — Но вот что банально — так это картинка с гробом, милая. Видимо, ты была действительно встревожена. Она никуда не вписывалась, и ты должна была знать: меня этим ни капельки не испугаешь.

Она скорчилась над чемоданом, изможденная столетняя старуха, увядшая и некрасивая. Губы дергались, обнажая белые зубы в агрессивном оскале. Наконец к ней вернулся дар речи.

— Ты несчастный тупой идиот! — выпалила она. — Ты только гадаешь. И никогда не сможешь этого доказать.

— Думаешь, не смогу, детка? Подожди, и услышишь, какое прекрасное обвинение можно из этого состряпать. Но это еще не все. В тот день, когда ты пришла ко мне в офис и попросила заняться состоянием Боба, ты видела, где я храню выпивку, и у тебя была масса времени приготовить мне цианистый коктейль. Я подобрался слишком близко, верно? И ты начинала меня бояться. Ты в тот день надевала перчатки? Вероятно, нет. Я не помню. Полиция уже проверяет бутылку на отпечатки пальцев. И подожди, моя секретарша расскажет присяжным всю историю… мотивы… возможности…

Ее руки взметнулись к горлу.

— Я этого не делала. Не делала… Ты лжешь…

— Разве? Кстати, о перчатках. Где пара к той сиреневой перчатке, которую ты обронила у меня дома, когда приносила бренди? До сих пор я думал, что она принадлежала Вирне, потому что не подозревал там другой женщины. Но на ней в тот день был зеленый костюм, а даже у Вирны вкус не настолько извращен для таких сочетаний. А на тебе, дорогая, было платье цвета орхидеи. Помнишь тот первый вечер у Дилона? Эти цвета великолепно сочетаются: орхидея и сирень. Перчатка все еще здесь? Полиция ее найдет, когда приедет.

— Полиция? — прошептала она.

— Конечно. А ты на что рассчитывала? Они уже в пути.

Она разогнулась с безумным блеском в кошачьих глазах и оперлась на чемодан. Этого она вынести не могла. Лицо ее внезапно изменилось, она трагически заломила руки. Если стонать на выдохе, голос делается таким тонким и трогательным…

— Не делай этого, Скотт. Ты можешь все устроить. Еще не поздно. Спаси меня. Я дам тебе все, что захочешь. Боб оставил денег больше, чем мы сможем потратить. Можешь забрать себе все. Только спаси меня…

— Ничего не поделаешь, — прервал я. — Я хочу жить сам по себе. И я не могу тебе верить.

— Можешь, Скотт, можешь…

Я покачал головой:

— Нет. Ты убивала и будешь убивать. Ты вошла во вкус крови. И никому не позволишь знать твой секрет и оставаться в живых. А я хочу спать спокойно.

Она воздела искаженное лицо:

— Я уеду, Скотт. Уеду из страны. Я сделаю все, что ты скажешь. Имей сострадание…

— Ради Бога, — хрипло рассмеялся я. — Это же смешно! Ты убила моего друга, только что пыталась убить меня, а теперь имеешь наглость искать у меня сострадания! Ничего не поделаешь, милая, ни единого шанса. Тебя ждет суд, потом — электрический стул. В этом штате не любят казнить женщин, но такое уже случалось. Стой спокойно, Вивиан. Не дергайся. Я не хочу, чтобы ты разбила эту бутылку «бурбона». Она станет гвоздем программы. Прокурор предъявит ее присяжным и покажет, как ты пыталась меня отравить. Твою третью жертву. И как ты попросила управляющего принести чемодан, чтобы избавиться от тела. Ты будешь чертовски забавно выглядеть, когда обреют эти роскошные черные волосы и на голый череп прилепят электроды. Не худший способ умереть, Вивиан, не хуже, чем яд или пуля. Гораздо хуже — знать, что это будет, и ждать. Вирна с Бобом не знали. Им повезло. Но долго это не продлится. Две тысячи вольт превратят тебя в уголь…

— Прекрати! — заорала она перекошенным ртом.

— Ведь ты убила Боба, разве нет? — безжалостно спросил я.

— Да, да, я его убила! Я ненавидела его. Я всегда его ненавидела. И всегда хотела его денег. Цена за жизнь с ним была слишком высока. Ты представить себе не можешь, что это было, — она двинулась ко мне, ломая руки. — Дай мне шанс, Скотт, пожалуйста. Ты можешь это сделать.

— Что случилось с твоими нервами, Вивиан? — беспощадно осведомился я. — Ты уже убила двоих.

Она была так близко от меня…

— Он довел меня. Он все время давил на меня, заставлял ехать в Рено. Мне нужно было что-то делать. Ведь я теряла все. Я растерялась. Я не знала, что делаю.

— Как ты заманила его ко мне в офис?

Она была похожа на утопающую.

— Я позвонила ему в клуб и попросила передать, что жду там.

— Но ты была растеряна, — саркастически заметил я.

— Не знала, что ты делаешь. Как думаешь, такое объяснение понравится присяжным?

Она неистово вцепилась мне в рукав:

— Я не могу им дать себя арестовать. Помоги мне, Скотт…

Я вырвал руку:

— Черта с два! Что я скажу копам?

— Это Лео Арним, — отчаянно захлебывалась она. — Полиция думает, что это он. Он просто гангстер. Никто по нему не заплачет.

— Нет! Арним мне несимпатичен, но я не собираюсь стоять и смотреть, как его поджаривают за совершенное тобой убийство. У меня все-таки есть совесть.

Она неистово сжимала мою руку, задыхаясь от отчаяния.

— Мы всегда были друзьями, Скотт. Как ты можешь быть таким безжалостным?

— Безжалостным? — фыркнул я. — Смешно! Как похоже на убийцу — не давать своим жертвам пощады, а потом вымаливать сострадание, прощение и жалость. Безжалостным? О чем ты думала, когда чуть раньше приготовила мне яд? Это была нежность, вечная любовь, желание спасти меня от дьявольского мира? И ты говоришь — безжалостным!

Она отпрянула, изменившись в лице, сведенные судорогой мускулы исказили тонкие черты.

— Ты должен мне верить, Скотт. Как только ты вошел, я поняла: ты знаешь, что случилось. И испугалась. Запаниковала.

— Ты была в панике, когда сыпала отраву в бутылку в моем офисе? За кого ты меня принимаешь, за недоумка?

Ее зубы оставили ярко-красный след на нижней губе — единственное цветное пятно на лице. Она с отчаянием взвыла:

— Это же деньги, Скотт… Сколько денег!

И вот тогда я бросил ей последний козырь. И коротко презрительно расхохотался.

— Деньги? Да, денег много. Ты права. Но я и так их получу. В любом случае. Видишь ли, детка, деньги Боба перейдут к Дульси. Она его кузина. А я собираюсь на ней жениться.

Ее зрачки потемнели и расширились, ноздри раздулись. Я никогда не видел в женском взгляде столько ярости и ненависти. Она резко повернулась и метнулась в спальню. Я не шелохнулся. И не пытался ее остановить. Дверь в ванной с грохотом захлопнулась, и щелкнула задвижка. Все кончилось, как будто я перевернул последнюю страницу книги.

Я стоял неподвижно. Лицо казалось хрупким, казалось, кожа лопнет, как старый пергамент, если я двину губами. Я не улыбался. У меня не осталось улыбок. Я стоял и слушал.

И я услышал. Глухой удар. Такой звук производит падающее тело.

Не знаю, сколько я так простоял, но через некоторое время я вдруг услышал, что звонят.

В двери возник лейтенант Нолан. Его глаза через мое плечо оглядели комнату, потом перескочили на меня. Холодные, ощупывающие, твердые как камень.

— Как ты узнал? — спросил я, когда он вошел.

— Я много думал, — сказал он, — и каждый раз, задав себе вопрос, я приходил к одному и тому же ответу.

Он кивнул на чемодан:

— Кажется, она собиралась сбежать?

— Она уже сбежала, — тихо сказал я.

Его глаза заледенели.

— Ты дал ей уйти?

— Только до ванной. Она там.

Он круто развернулся, быстро дошел до спальни и крутанул ручку. Потом ударил в притолоку кулаком. Но, разумеется, ответа не было. Тогда он медленно повернул усталое лицо.

— Хорошо, — в голосе никаких эмоций. — Я слушаю.

— Возможно, цианид, — сказал я. — Тот же, что получил Дилон. Кажется, у нее с этим проблем не было. Не знаю, что она пыталась дать мне, но…

— Тебе?

— Ага. Как раз перед твоим приходом. Когда она увидела мое лицо, то сразу поняла, что пришло время держать ответ. И тут же подала отраву. Я вроде поддался и изобразил, что проглотил ее. Сыграл роль до конца — конвульсии, синее лицо, все что надо. Потом свалился, и она решила, что я мертв. Для этого и чемодан: его принесли, чтобы она меня туда засунула. Но я встал и напугал ее до умопомрачения.

Уголки губ опустились.

— Зачем все так сложно?

— Потому что все, что у меня было — на самом деле лишь теория. Конечно, можно было все выстроить, подвести фундамент, слепить кусочки вместе и сварганить из этого дельце. Но тем временем она бы очухалась, наняла хорошего адвоката, и неизвестно, что бы вышло. Надо считаться с Лохманом, со слабостью присяжных, когда на смерть нужно отправить хорошенькое личико и коленки с ямочками. Я хотел разломать ее раковину, сломить боевой дух, заставить говорить, пока она еще была выбита из колеи. Я не знал, что она хочет отравить меня, пока не увидел, как она крутится вокруг бутылки. Игра вышла на зрителя, но это сработало.

— Сработало? — мрачно повторил он. — Как? Она заперлась там и покончила с собой?

Я пожал плечами:

— У государства нет денег. Чтобы ее осудить, понадобилась бы куча денег. И в конце концов ее не могли бы наказать суровее, чем это сделала она сама.

Его взгляд выносил приговор.

— Это ты ее довел. Ты вынудил ее это сделать. У тебя нет такого права, Джордан. Черт, кем ты себя возомнил? Господом Богом?

Я не ответил.

Нолан повернулся, и дверь содрогнулась под натиском его плеча. От третьего удара задвижка отлетела и дверь распахнулась. Ему хватило одного взгляда. Я даже смотреть не стал.

Он нашел телефон, позвонил в управление, вернулся и присел на краешек низкого дивана. Закурив одну из своих тонких круглых сигар, он полной грудью выпустил бледный дым. Когда он заговорил, голос казался бесцветным.

— Я бы не удивился, если бы ты умышленно разъярил ее до такой степени, только чтобы тебе не пришлось пару месяцев болтаться в суде как свидетелю.

Я сказал:

— Это предположение могло бы что-то значить, если бы я об этом задумывался.

Он испытующе покосился на меня:

— Может, ты не хотел давать своей девушке повода для затяжного семейного скандала.

Это я оставил без комментариев.

Он погрузился в размышления, потом пожал плечами.

— Что сделано, то сделано, — он помахал сигарой. — Арним много чего рассказал. Он старается прикинуться пай-мальчиком. Признал, что звонил тебе в первую ночь и пытался тебя запугать. Услышав про смерть Вирны, он испугался, что она намекнула тебе про него. Все, что он делал после этого, было вызвано страхом, что его свяжут с Иви и разоблачат нарушение условий освобождения. Забавно — он мог бы получить разрешение покинуть штат, стоило подать прошение. Но он боялся попросить, и не собирался отсутствовать больше суток. Все выглядело вполне безопасно. И он был настолько привязан к своей бывшей жене, что решил рискнуть.

— Ты с Квимби разговаривал?

— Ага. Мы прижали его к стенке и по капле выдавили все. Помнишь ту бриллиантовую булавку, которую нашли у Вирны?

Я кивнул.

— Она получила ее от Квимби. Она крутила им, как хотела, и с ножом к горлу требовала денег. Он нашел это в доме Перно.

Я сказал:

— Она со всех собрала дань. Ну, все, кажется, расставлено по местам, кроме дружбы Камбро с Вирной.

— Давай считать, что он подобрал ее в офисе Дилона. Ей просто в голову не пришло совместить его и развод, когда она явилась к тебе на квартиру делать свое дело.

Я взял шляпу:

— Я тебе не нужен. И еду домой. Скажи ребятам, что ты загнал ее в ловушку, она влетела в ванную и проглотила яд, прежде чем ты успел ее остановить. О многом ты догадался сам, что не так далеко от истины. Дьявол, я же не ваш сотрудник, мне с этого нет никакого проку.

Он темными суровыми глазами задумчиво следил, как я надеваю шляпу, и не пытался меня остановить. Я вышел и направился вниз по улице, когда у дверей взвизгнула тормозами машина и вывалила кучу его ребят. За ними прибыл старый унылый фургон. Я поглазел на их разгрузку и даже помог принять большую плетеную корзину.

Я шел через парк. Ночь была совсем прозрачная, бледная луна казалась смотровым окошком на нескончаемом черном потолке. Я покачал головой, как будто мог вытрясти воспоминания, но это оказалось непросто. Мне казалось, что я вожусь со слабо закрученными гайками, брошенными неосторожным механиком. И вдруг осознал, что рот у меня открыт и что я дышу, как житель пригорода, полной грудью и наслаждаюсь утренней свежестью.

Глава двадцать восьмая

Две недели спустя вечером в пятницу я стоял у окна отеля «Сент-Джордж» на Бермудах. Только три часа назад рейс «Панамерикэн Клиппер» выпустил шасси, но Нью-Йорк уже остался в другой жизни. Заходящее солнце брызгало чистым золотом сквозь занавески, воздух был теплым и ароматным, а небо светилось багрянцем, обнимая море. Фантастическое зрелище, но я отвернулся и покосился на большую мягкую постель. Дульси заворочалась на подушках.

— Давай поженимся, дорогой, — попросила она.

Я рассмеялся.

— Должно быть, этот перелет совсем лишил тебя памяти, детка. Мы поженились сегодня утром.

— О-о! Тогда иди сюда.

Я подошел, она обвила руками мою шею и потянула вниз:

— Скотт, как ты думаешь, сколько нам заводить детей?

— Двоих будет в самый раз, — сказал я. — Но, вполне возможно, у нас получится четырнадцать.

Она задохнулась:

— Так много!

— Ничего не поделаешь, детка. У меня бессонница.

Она затихла, зарывшись носом мне в ключицу. Потом, немного погодя спросила:

— О чем ты думаешь, милый?

— О том, что все устраивается как по нотам, — ответил я. — Дилон разделался с делом Перно, бросив кость Квимби. Арнима отослали обратно в Синг-Синг отбывать срок до звонка. Джанейро поймали и отправили на стул. Карен Перно нашла себе занятие и поет в «Лунной Террасе». А я заполучил тебя. И шум прибоя, рассыпающегося по гальке.

Мягкий бриз раздул занавески. В комнате сгущались сумерки. Было тихо и спокойно.

— Скотт?

— Да.

— А на Бермудах часто дожди?

Ее волосы шелком струились меж моих пальцев.

— А что, детка?

— Ну, помнишь, ты говорил о медовом месяце в Индии в сезон дождей, потому что дождь всегда делает тебя таким… таким… темпераментным…

Я расхохотался.

— Ну ладно, я надеюсь, дождь будет идти всю неделю, — страстно прошептала она.

Я обнял ее крепко-крепко.