Будем жить по-новому! Защитник. Книга 2

Глава 3. Высокая политика

По итогам трех диверсионных операций батальона и двух очень удачных радиопоисковых мероприятий я написал наградные представление на отличившихся, да собственно на всех участников данных групп, но разными рапортами, чтобы не сказали о том, что я весь батальон, по сути, подал на награждение. А так, тут взвод, там взвод, тут отделение и так далее – все проще подписать у начальства. Кстати, радиооборудование, найденное в результате поисковой операции в рамках РЭБ в подвале при штабе фронта, нам не отдали, передав его в распоряжение начальника связи фронта, ну и ладно, мы вот тоже автомобильный радиолокационный комплекс захватили. О судьбе пойманного Микуловым агента мне тоже ничего не было известно, посчитали не нужным доводить, сказав лишь, что все вражеское гнездо они накрыли и обезвредили.

В батальоне, по согласованию с Писановым и Малининым, была дополнительно введена рота РЭБ в составе двух взводов по 23 человека, включая двух командиров отделений и взводного, которую возглавил Киричёв Дмитрий. Место ПНШ-6 занял его помощник старший сержант Китов Александр, являющийся по своей военной специальности чистым «засовцем» – шифровальщиком, с добавлением ему еще шести штатных единиц. В связи с этим, остальные подразделения сосредотачивались на своих основных обязанностях, частично передав необходимое оборудование новому подразделению.

Завертелась эпопея и с немецкими автомеханиками и радистами. Евгений объяснил мне свою идею, почему он не стал уничтожать немецких специалистов и, как он видел перспективу использования их в нашем батальонном хозяйстве. Весь начальствующий состав батальона под председательством Горяева, как главного носителя советской идеологии, совещался по этому поводу. Объяснив немцам, какие у них перспективы, кадровики сняли с них все, к сожалению, непроверенные анкетные данные. Точнее сказать, проводилась лишь косвенная проверка анкет, путем отдельной беседы с каждым из пленных о своих сослуживцах. После чего все это сравнивалось и давало некую дополнительную информацию о правдивости анкет, которыми в последующие дни занимались армейские особисты. Можно сказать, что немцы давали вполне правдивую информацию о себе, все-таки лучше быть в составе интернациональной бригады немецких коммунистов, стоять на довольствии и работать по своей профессии, чем гнить в лагерях. Горяев мотался к Лобачеву, консультировался, и, в итоге, после ряда подготовительных мероприятий к нам прибыла целая делегация – особисты 16-й армии во главе с Коньковым, Лобачев, приглашенные из Москвы корреспонденты газеты «Известия» Евгений Петров, к слову сказать, тот самый соавтор Ильфа о похождениях Остапа Бендера, Евгений Кригер, знакомая нам Мария Сагаева. С кинохроникой приехал фронтовой кинооператор Роман Кармен, будущий лауреат многих государственных премий, он был одним из многих, кто тогда снимал на фронте материалы для будущего фильма «Разгром немецких войск под Москвой». Все это делалось в рамках агитмероприятия о том, как немецкие трудящиеся борются с фашизмом.

«Алексей Андреевич, обратился я к Лобачеву, кивнув на немцев головой, – может не стоит перечислять в статье фамилии немцев, а то какой-нибудь ретивый гестаповец перевешает их родных, сейчас они хоть какие-то деньги за пленных получают, на что-то живут в своей Германии – оно надо немцев будоражить?»

«Возможно, возможно, я распоряжусь, действительно мало ли, что там гестапо взбредет в голову, а нам нужны преданные немцы», – согласился дивизионный комиссар Лобачев.

По сценарию политработников и газетчиков немцы отказывались от своего фашистского прошлого, принимали присягу будущей свободной социалистической Германии и клались все силы положить на ее освобождение он нацизма совместно с Красной армией. Все это копошение заняло дня четыре, и вместо того, чтобы германцы начали тягачами подвоз и ремонт техники с полей сражений, а также совместной работы с радистами, к передачам их пока никто допускать не собирался, а вот консультировать – самое то, немцы что-то заучивали и отписывались.

В общем, все эти фашисты были обычными работягами, сменившими место работы на заводе на армейскую ремчасть, молодыми парнями по 18-25 лет, включая лейтенанта Карла Мая, только бывший майор вермахта уже товарищ Отто Лабанд и гауптман, или по-нашему капитан, Гельмут Шён, были лет 35-37 от роду.

«О чем он говорит?» – спросил Лабанд у Самсонова, стоявшего неподалеку.

«Говорит о том, чтобы ваши фамилии не называли, да и лица особо не показывали, чтобы дома вашим семьям проблем не было от гестапо, – ответил Самсонов.

«Спасибо, герр Самсонов, а то я слышу слова «немцы, гестапо», сразу подумал, что о нас речь», – ответил Лабанд.

«Теперь вы должны называть товарищ или хотя бы по-вашему «кamerad Самсонов», – усмехнулся Алексей.

Я же с бойцами, Серегой Ледковым и Димой Киричёвым 17 декабря, загрузив мотоцикл в полуторку, отправились в Москву. Мотоцикл надо было отдать по назначению, как обещал, а парням нужно было оставить заявки сразу, если получится, выбить себе пополнение для своих подразделений.

Встретившись с Григорием, мы откатили мотоцикл к нему домой, еще я подарил ему немецкий бинокль. Также прошел вместе с ним к снабженцу, где за бинокль и «Вальтер Р38» тот дал команду подчиненным, и мне подготовили накладные на получение спецтехники для нового подразделения РЭБ: индикаторы поля, пеленгаторы ручные и стационарный сканирующие радиоприемники «Чайка», наборы слесарного инструмента, радиомонтажника, тестеры и так далее.

В военкомате мы оставили заявку на 16-ю армии для батальона №777. Однако, дежурный офицер вспомнил нас, как мы разбирались со школьниками. Поговорили с ним о фронте, он высказал досаду о том, что его не отпускают на фронт. Я сказал, что грамотные офицеры в нашем батальоне требуются, а лейтенанту всегда найдется должность. Он порывшись в своих учетных книгах сообщил, что, если мы приедем через день, то здесь будет сборная солянка из призывников, из которых будет формироваться бригада ополченцев, но которые еще не распределены, и мы можем попытать счастья набрать себе «пиджаков», то есть гражданских.

Заехав на склад Разведуправления, увидели, что сегодня дежурит другой прапорщик, а вот подчиненный солдатик нас узнал. Без задержек получили выписанное имущество, пообщались, но сославшись на занятость, оставили им для поддержания боевого духа в складских дебрях флягу со спиртом, убыли в Сходню.

С раннего утра в назначенный день мы были у военкомата и навербовали себе почти сотню новобранцев, которыми также заполнили почти все тыловые подразделения батальона.

Приехав к обеду, я с «птичьей стаей», Ломовым, Бурятом, Малеевым, Лосевым, Филипповым и Евгением Киричёвым по распоряжению Заикина убыли в штаб армии. Немцы были там с самого утра.

С 13.00 началось торжественное мероприятие по образованию немецкого союзнического взвода, на котором они зачитали присягу новой Германии, им была вручена советская военная форма, звания им оставили прежние, только не вермахта, а народной армии Германии, но которые по статусу были ниже звания советского ефрейтора. В общем, политработники выкрутились достойно, и званий не лишили и статус определили, что они майоры только в своем взводе, а так обычные рядовые. Их сфотографировали, событие сняли на кинокамеру, у них брали интервью с переводчиками для центральной газеты – люди, точнее обычные военнопленные, неожиданно почувствовали себя причастными к большой политике. Как сказали бы сейчас, корреспонденты газеты «Известия» получило право на эксклюзивные интервью и материалы.

После этого события нас построили, к нам подошел Заикин и, торжественно зачитав приказ о награждении, вручил нам медали «За отвагу» и денежные премиальные примерно по 40 рублей каждому, за пригнанную немецкую технику еще под Оршей. Кроме того мне на батальон выдали премиальные из расчета 500 рублей за пригнанный автомобиль и по 200 за мотоцикл, которые я передал ротным.

В батальоне немцев решил не отделять от коллектива, пусть отделения будут немецкие, но живут и работают вместе с нашими. Пресса убыла к фронту, а я также получил приказ передислоцировать батальон к Волоколамску, куда мы выдвинулись 20 декабря. А вечером 19 декабря в батальон пришли пешком Воробьев и Трофимов с десятком наших старых «полковых» пехотинцев, выписанных из госпиталя утром.

«Здорова, славяне!» – выдав с порога ставшее традиционным, несмотря на разные национальности бойцов, батальонное приветствие, появившийся Джек Воробей. Командиры, да и старые бойцы, собрались в нашем спортзале-столовой, встречая вновьприбывших, заодно, и знакомясь. Евгению мы вручили денежную премию и медаль «За отвагу», которую он также получил за бой под Оршей. Обмыли встречу, знакомство и вступление в должность уже в батальон нового командира роты разведки. Женя рассказывал о госпитале, наших медсестрах, теперь работающих в госпитале, Михаиле и тех раненых офицерах, с кем довелось лежать в больничном отделении. Поговорили и о делах батальона.

– Понял, командир, столько я пропустил великих дел, которые вы тут без меня совершили, поэтому буду срочно восстанавливать свою форму, чтобы ребят не подвести во вражеском тылу. Эх, хорошо было в госпитале, тепло, спишь себе, сколько сможешь, с медсестрами болтаешь, но тянет к вам, мужики, по настоящим делам соскучился.

Уже второй день узкими, занесенными снегом, проселочными дорогами двигался караван машин с оборудованием, запасным боезапасом и хозимуществом, а за ним, вытянувшейся змеёй, топала колонна солдат батальона, направляясь к городу Волоколамску. Впереди бежали лыжники-разведчики, сменяясь друг с другом на отдых в кузовах автомобилей. Все офицеры, за исключением Аташева и фельдшера, как достаточно пожилых уже людей, шли пешком. Давно уже рядом со мной шли Лабанд и Шен, расспрашивающие меня, а я их, о порядках и организации работ в нашей и немецкой армиях. Разговаривали мы по-немецки, причем я просил поправлять меня, если ошибаюсь в правильности произношения и объяснять, что я неправильно говорю. А вот немцев Самсонов учил, а наши механики тренировали говорить по-русски.

– Отто, техники у нас много, топливо для них нужно, да и запчасти лишними не будут, как думаешь, где можно достать бензовоз или хотя бы бензин, да и механическую мастерскую б неплохо было бы разграбить еще, по типу вашей.

Вмешался Гельмут Шен: «Камерад капитан, когда мы наступали на город Клин, то в городке Тераво была наша опорная база, мы ремонтировали там танки наши и советские, там же был и заправочный узел, возможно сейчас там тоже что-то осталось».

Я развернул карту, и мы стали искать на ней, где этот город Тераво, который оказался деревенькой Теряево, в общем, недалеко от деревни Чисмены.

«Воробьев, Киричёв Евгений!» – заорал я, пытаясь докричаться до командиров.

«Командир, не надо заглушать грузовики, тут мы», – откуда-то совсем рядом сзади послышался голос Евгения.

«Так, не пререкаться с командиром, бойцы – слухай сюды», – и, отойдя из колонны на обочину, я описал диспозицию, рассказанную Шеном.

– Задачу улавливаете?

– Улавливаем, выдвигаемся, значит, взводом Киричева на лыжах, я тоже пойду, надо, в общем, и мне идти.

– Хорошо, у тыловиков взять все, что полагается, сроком на трое суток и радиста с собой берите, чтоб найти вас в лесах, если заблудитесь.

«Слушаюсь, командир!» – козырнул Воробьев и вместе с Киричевым убыл готовить взвод к марш-броску.

«Камерад капитан, разрешите и я пойду», – обратился ко мне молодой лейтенант Карл Май.

А вот это меня озадачило.

– Я не подведу и не предам, камерад капитан, тем более я знаю, что если я убегу, то вы расстреляете моих сослуживцев, я хочу тоже участвовать в «деле».

Вот что делать, запретишь, немцы обособятся, мол, не доверяем, хотя и приняли в новую социалистическую армию Германии, разрешишь, а он сбежит и аха, с меня погоны снимут, однозначно.

Я обратился к Лабанду.

– Обращаюсь к тебе, как к командиру взвода, разрешишь ли ты Маю уйти в разведку?

Немец задумался: «Мы стали взводом армии новой Германии, поэтому считаю, что он честно выполнит свой долг».

– Товарищ лейтенант, получить у Киричева довольствие, оружие, пойдешь в составе группы. Самсонова тоже берите с собой. Через полчаса группа ушла на лыжах вперед, её путь лежал в район, расположенный немного севернее.

День клонился к закату, сумерки все настойчивее вступали в свои права, когда по обочине, обегая едущие навстречу тягачи, подкатил лыжник.

– Товарищ капитан, вам надо самому увидеть, а колонне может пора на привал устраиваться. Бурят просил затормозить колонну.

На что-то Бурят наткнулся, раз такое дело, что колонну ему тормозить потребовалось.

«Колонна! Привал, встаем на ночлег», – скомандовал я и, надев лыжи, рванул вслед за разведчиком.

Пройдя километра три, увидел десяток нашего авангарда с восседающем на перевернутом «Виллисе» Бурятом.

– Добытчики, чего нашли, думаю, ради джипа вы меня дергать не стали бы.

«Командир, тут видать полковую кассу везли, вон сотрудники военно-полевого банка в машине сидят убитые, документы ведомости и вещмешки с деньгами, – проговорил Бурят, – почти как осенью».

«Так-с, товарищи, деньги, все деньги пойдут в фонд батальона на закупки дополнительного имущества, кстати, всем командирам вернем долг за оплату разгрузок и рюкзаков. Все мы сейчас считаем, сверяемся с ведомостями, и передаем Филиппову, пусть ведет учет расходов-доходов. По пути мы собирали документы всех встречаемых нами погибших советских солдат, чтобы не числились пропавшими без вести, поэтому все собирались сдать одной кучей. Машина была сильно повреждена: расстреляна из авиапулемета и на скорости въехавшая в дерево.

«Командир, решил не брать деньги?» – спросил Бурят.

«Нет, Ардан, этих красноармейцев я не знаю, да и зачем нам сейчас деньги, а вот на нужды батальона они очень пригодятся», – ответил я.

– Тоже верно, сейчас они нам не нужны.

На следующий день к обеду мы прибыли в Волоколамск, заняв одну из окраинных школ. Город бурлил, части, подразделения прибывали, выдвигались на передовую. Батальон обживал территорию школы, похожую на усадьбу какого-то помещика, налаживал централизованное батарейное отопление, идущее из пристройки – котельной, протапливая помещения печками-буржуйками. Радисты оборудовали себе рабочие места, разведчики осваивали самый большой класс под тренажерный зал, развешивая щиты для метания ножей, расставляя самодельные подобия гантель и штанг, механики осваивали пристройки под автомастерскую, в бывшей конюшне устанавливали электрогенераторы, закапывали металлические опоры и устанавливали небольшую кран-балку с лебедками. Территория школы, огороженная забором, была достаточно большой, чтобы вместить все наши автомашины.

С утра Горяевым было проведено заседание нашей партийной ячейки батальона, с участием в заседании комсорга Ивана Грачева, на которой были поставлены следующие вопросы по партийной линии:

– подготовка коммунистами батальона новых кандидатов в члены коммунистической партии с учетом их боевых заслуг и моральных принципов, и принятие достойных в партию;

– проведение политинформаций с обзором газет, сводки Совинформбюро и всякой разной «политнакачкой» рядового состава, которую возьмет на себя лично Горяев с привлечением командиров батальона, а точнее, меня и Недогарова, к выступлениям по отдельным темам;

– агитация и принятие в комсомол всех неохваченных бойцов, в основном это были сибиряки из далеких деревень, к слову говоря, я и не знал, что в то время не все молодые люди были комсомольцами;

– ведение политработы с немецким взводом и образованием там коммунистического актива, то есть надо было внушить командирам немцев, что самое время вступить в коммунистическую партию, причем СССР.

Это было поле деятельности Горяева, поэтому хоть и без энтузиазма принимал эту часть жизни батальона, но она была обязательно в это время. Скажем прямо, коммунисты, находящиеся на фронте в окопах, или принимаемые в нее бойцы действительно были достойные звания коммуниста люди. Лично я был назначен ответственным за агитацию о вступлении в партию всех своих командиров рот и взводов. Я был согласен с этим, поэтому когда мы собрались одни, без Горяева я по-простому сказал: «Товарищи командиры, кто не подаст заявление о приеме партию – набью морду! А если серьезно, то в нашем случае, командный состав батальона должен стать партийным – это плюс всем будет, и Горяеву, и нам, и в будущем все это нам пригодится в гражданской жизни».

После объяснения плюсов этого членства, а также того, что сейчас это проще сделать, чем будет в мирной жизни, все написали заявления. После этого в каждом взводе прошли свои собрания, после чего бойцы сами поддержали своих лидеров, то есть бойцов, пользующихся авторитетом рядовых красноармейцев, которые также написали заявления.

Всеми ПНШ, командирами подразделений, в том числе и командиру немецкого взвода, вошедшего в подчинение Воронову, так же привлекаемому на такие «производственные» совещания, были уточнены или составлены ежедневные планы работ и учебы. Бюрократия – наше всё! Хотя в армии планы, циркуляры и инструкции, описывающие порядок действий, последовательность операций нужны. Те же поисковые мероприятия должны проводиться по четкой программе, с прописанной последовательностью операций. Просто нужно четко определять, что бюрократия должна помогать правильной организации процесса, а не существовать ради бумагомарания.

Наутро механики приступили к техобслуживанию всей нашей автотехники. У бойцов началась учеба. К вечеру прибыл Воробьев. Приехал он на четырех танках, трех бензовозах, паре колесных 9-тонных грузовиках «Форд», сделанных на бельгийских заводах компании. Каждый танк тянул на сцепке за собой еще по подбитому немецкому танку. Их поставили на ремонт в нашу автомастерскую.

Воробьев рассказал, что в Теряево они ничего не нашли, деревня была полностью пустая, везде трупы жителей, двинулись в сторону Волоколамска по проселочной дороге. Наткнулись на деревню или село Стеблево, которое было занято немцами. Разведчики, обойдя село по лесу, взяли его в кольцо, а Май, переодевшись в найденную про пути форму немецкого обер-лейтенанта, изображая отступающего немца, вошел в село, где был взят немецкими часовыми в плен. Выяснив, что это свой же, его отвели в избу, где собрались немецкие офицеры. Все было спокойно, никто из фрицев не начал бегать, значит, Май не переметнулся к своим бывшим. Когда совсем стемнело, один из охотников-сибиряков в маскхалате и Самсонов подобрались поближе к избе и залегли во дворе. В это же время была проведена смена часовых на въезде-выезде деревни и двух «секретов», сидящих рядом в лесу. Поэтому разведчики выяснили, сколько и где сидят часовые.

Потом на улице появился Май и стал жестикулировать, приглашая нас. Самсонов шепотом спросил, что он хочет. Немец объяснил, что офицеры пьют, не зная, что делать дальше, но из изб не хочется уходить и технику бросать, чтобы топать пешком через леса, поэтому заняли оборону в селе, надеясь на то, что немцы снова отбросят русских к Москве. Их около роты: танковый взвод и тыловики из танковой дивизии под командованием генерала Штрауса армии Гудериана. Вчера сунулись к развилке на Волоколамск-Ярополец, но нарвались на русских и, потеряв четыре танка, отступили.

Разведчик уполз к нам, а немец зашел в избу.

Операция по очистке деревни Стеблево началась, вначале уничтожили секреты и часовых, потом заняв позиции возле танков, ручными пулеметами контролируя пару улиц, аккуратно вошли в избу и захватили сидящих за столом офицеров. А дальше началась зачистка домов, пришлось нам и пострелять, но убитых нет, восемь человек оказались ранены. Их отдали в епархию Тяпова.

Видя, как жестоко были убиты многие жители деревни, в плен никого не брали, оставив в живых только четырех водителей-механиков танков, чтобы доехать на нашу базу.

Немцам-танкистам Горяев зачитал обвинительный приговор, Самсонов перевел и за городом их расстреляли. А в курс подготовки разведчиков с Карлом Маем в качестве инструктора вошел курс вождения на танке, каждый должен был уметь водить танк, заряжать и подготовить танк к стрельбе. Мы с ребятами, которые участвовали в осеннем рейде в Волоколамск, прошли по местам нашего рейда, вспомнили то время, постояли со снятыми шапками возле места, где были повешены комсомольцы диверсанты. Через несколько дней в Волоколамске Горяев принес «Известия», в которых прочитали заметку Евгения Петрова и Евгения Кригера, написанную в день освобождения города, как говорят «по горячим следам»: «Первое, что мы увидели в это хмурое зимнее утро на Солдатской улице, была виселица. Толстое бревно одним концом было прибито к опутанному проводами телеграфному столбу, другим концом к двум березам. Те, кто был повешен немцами 5 ноября, лежали на снегу с веревками на шеях, их сняли первые же бойцы Красной армии, вошедшие в город. Женщина, неподвижно стоявшая над телами погибших, сказала: «Их допрашивали в моем доме. Вот этот, высокий – их старший, он все время молчал. Их сначала расстреляли, а потом повесили. В него стреляли шесть раз, и он все не падал. А эта девушка, совсем молоденькая, на допросе сказала: «Я ничего не скажу. Я люблю свою Родину и умру за нее». Кинооператор Роман Кармен на кинокамеру задокументировал это преступление фашистов.

Но наша работа продолжалась. Взвод РЭБ мотался по полкам 16-й армии, проводя мероприятия и повышая свои профессиональные навыки, красноармейцы учились этому новому для себя виду противодействия врагу – тайной, невидимой глазу человека войне. Хотя в этих поисковых операциях РЭБ ничего не было найдено из вражеских «жучков», но в этом был и положительный результат – немцы не наладили в данных командных пунктах такой съем информации, что радовало.

Интересные моменты наши радисты стали реализовывать с подключением, как консультантов, к делу немецких радистов. С целью введения летчиков немецких самолетов в заблуждение о своем месте нахождения, что приводило к потере ориентировки в небе и срыву выхода их бомбардировщиков или штурмовиков в заданный район, наш батальон стал применять ретрансляционные радиопомехи, подменяя советскими радиоцентрами настоящие немецкие сопровождающие радиостанции. Так, например, первый и пока единственный раз наш радиоприемный центр принимал передачи приводной немецкой радиостанции, а две наши станции помех, находящиеся одна в районе Тулы, а другая в районе Клина, эти передачи ретранслировали. Это привело к тому, что немецкие самолеты ушли с заданного курса на Москву. По этим мероприятиям мы часто взаимодействовали с 490-м отдельным радиодивизионом, боевые задачи которого были сфокусированы на определении аэродромов базирования бомбардировщиков и планов их воздушных ударов. Информация от 490-го дивизиона поступала непосредственно в Ставку Верховного Главнокомандования и послужила основой успешных действий советской ПВО. Мы же были заточены на информирование руководства армии и фронта.

Для этого была проведено несколько совещаний на уровне фронта, чтобы организационно и технически скоординировать эти действия. Кроме того, ребята набивали руку по наведению помех на передающие немецкие радиостанции, в итоге немецким радистам приходилось повторять передачу радиограмм, бывало, что передавали до двадцати раз одну и ту же радиограмму. За полмесяца работы для радиодивизиона радистом Сергеем Кимом был установлен своеобразный рекорд – за смену он сорвал 40 передач радиограмм врага. Немецкие радисты нашего взвода передали секретные коды для кодирования шифрограмм соответствующим подразделениям фронта и нам, естественно.

Также из Москвы мы получили Руководства и Наставления по организации связи, рекомендовавшие с целью радиомаскировки соблюдать меры скрытности и ограничивать применение радиосредств, особенно до начала операций. Все они были выработаны на основе опыта первых месяцев войны. Эти меры повысили эффективность противодействия радиоразведке противника.

Еще порадовали наши радисты тем, что несколько раз были запеленгованы немецкие радиостанции, работающие в советском тылу в прифронтовой полосе. По тревоге поднималось несколько отделений разведчиков первой роты для точечного прочесывания предполагаемых мест, откуда велись передачи. произошедших в течении пары недель. В течение десяти дней из восьми, выявленных нашими радистами случаев, когда предполагалось, что вражеская радиостанция работает в нашем тылу, разведчики-следопыты дважды смогли выследить и задержать немецких радистов, которых мы передавали в контрразведку армии.

Бойцы второй роты и роты глубинной разведки ходили за линию фронта, устраивая отстрел офицеров и различные диверсии путем минирования и подрывов техники, железнодорожного полотна и других объектов военного назначения. Всё, что было посерьезней – фотографировалось, потом ротные фотографы, вначале под руководством Савенко, а далее самостоятельно, проявляли пленку и печатали фотографии, создавая боевой архив. В эти же дни к нам в часть подошли двое мужичков, своим видом напоминающих интеллигенцию в очень тяжелом финансовом положении, и попросились записать их в часть.

Часовой, вызвав начальника дежурной смены, передал ему визитеров, а сам продолжил свое дежурство.

«Кто такие и чего вы хотите?» – задал вопрос сержант.

Мужички представились артистами Волоколамской театральной студии при доме железнодорожников и выразили желание записаться в армию для борьбы с врагом.

– Хлипкие вы, товарищи, у нас тяжело будет.

– Мы знаем, что вы разведчасть, и у вас большие требования к кандидатам, но мы тоже хотели бы помочь нашим.

В это время я возвратился из штаба армии, и застал этот разговор.

«Здравия желаю, товарищ капитан, – приветствовал меня старший караула, и добавил уже для мужичков, – вот наш товарищ командир, обратитесь к нему, может быть и найдет для вас дело».

Я повторил вопросы сержанта, касающиеся того, кто они такие вообще.

– Артисты, говорите, куда б вас тогда бы пристроить, товарищи артисты.

– Вообще-то мы не совсем артисты. Мы обслуживающий персонал, гримеры мы, но иногда и к ролям привлекались в эпизодах.

– Гри-и-имеры, а есть у вас инвентарь по профилю вашему?

– С собой нет, но кое-что есть дома, а кое-что должно остаться в кладовке в доме культуры.

– Сержант, организуй-ка, пожалуйста, дежурную машину.

Водитель, я и оба мужичка сели в нее, и мы поехали, для начала, в дом культуры. По пути мужики рассказали, что они отец и сын работали в театре, с подходом немцев театр закрылся, они с другими горожанами рыли окопы перед городом, потом перебивались случайными заработками, типа разгрузи-принеси, в том числе и на немцев. Вначале считали, что не дело интеллигенции в окопах сидеть, но насмотревшись на оккупантов, изменили свое мнение и твердо решили вступить в ряды Красной армии.

В доме культуры располагался штаб с сопутствующими службами танкового полка. Я договорился о пропуске нас в помещение кладовки и изъятии специнвентаря. Там мы увидели лежащие в запустении парики, старые наряды, камзолы, какие–то канделябры с подсвечниками, атласные шторы и прочего театрального реквизита. Я отправил водителя за полуторкой и десятком бойцов, чтобы быстро вывезти это к нам. Отдельно стояла косметика от «Dior” в советском исполнении, то есть кулечки с мелом, сурьмой, какими-то красителями, накладками на волосы и лицо.

– Что дома у вас?

– Более цивильное, и все то, что смогли сохранить в чистоте: наборы парикмахерского и макияжного инструмента, вкладыши в нос, рот, накладки на руки, парики, которые получше, тональные мази и крема.

– Вас проверят наши кадры, всю ли вы о себе правду сказали, после чего будете зачислены в батальон или переданы в комендатуру.

Через два дня отец Митрофан Иванович и сын Василий Перовы были зачислены рядовыми в батальон под руку Конышева. А на следующий день начались двухчасовые занятия с группами бойцов по гримированию, одна группа заканчивала занятия и на урок приходила следующая. В состав занятия входила теоретическая часть и условно практическая из-за необходимости беречь материалы. Филиппову поручалось где угодно, хоть в Большом театре, достать инвентарь по списку, выданному старшим Перовым. Вася больше вел практические занятия, а отец его результат.

Все командиры также ходили на эти лекции, сидели и слушали о приемах гримирования. Митрофан Иванович смог увлечь своим рассказом и показом, и все мы сидели, раскрыв рты. Действительно, человек был энтузиастом своего дела, рассказывал и тут же показывал это на Василии.

– Гримирование – это искусство изменять внешность. Характер грима зависит жанра и стиля роли, костюмов и световой партитуры, а также физических данных актера и его пластической трактовки образа. Но помните о том, что основа грима человека – это смена вашего выражения лица и привычек: походки – вы ходите ровно, так ссутультесь или легко прихрамывайте; вас привыкли видеть в очках, а вы идите без очков, делаете стильную прическу – взъерошьте волосы и так далее.

Я вспомнил случай из своей прошлой службы, когда мой начальник, как-то пожаловался, что «снял очки и меня никто не узнает в коридоре, я здороваюсь с людьми, а на меня смотрят, как непонятно на кого».

Лектор продолжал.

– В самом общем виде типы грима можно разделить на «реалистический» и «условный». Наша задача, товарищи бойцы, будет в кратчайшие сроки научиться реалистичному гриму, чтобы на коленках вы смогли изменить себя. Главная цель реалистического грима – достижение высокой степени жизни-подобия изображаемого персонажа, то есть гримировать надо не только лицо, но и все открытые участки тела, в первую очередь – руки и область декольте. Скажем, когда молодая актриса играет возрастную роль, то гладкая, без морщин шея может разрушить правдоподобие образа. Например, если вы загримировали лицо под негра, но будете с белыми руками или шеей – вы провалитесь.

Краски меняют лицо актера живописными приемами, но сильного изменения формы лица добиваются с помощью разнообразных наклеек, как плоских, так и объемных. Например, сделать курносый нос или азиатский разрез глаз можно с помощью специального пластыря. Увеличение носа, изготовление шрамов производят с помощью специальной пластической массы, так называемого гуммоза, из которого лепят нужные детали, прикрепляют их с помощью театрального клея, а потом уже маскируют гримировальными красками. А также важнейшим средством грима являются различные постижерные изделия (парики, усы, бороды, шиньоны и другие волосяные накладки и наклейки). Они изготавливаются как из настоящих, так и искусственных волос и широко применяются во всех видах грима.

Существуют два основных технических приема гримирования: живописный и скульптурно-объемный.

1. Живописный прием выполняют, используя гримировальные краски, так же, как пишет свои произведения художник, соблюдая те же принципы, что и в живописи.

2. Скульптурно-объемный прием грима отличается от живописного тем, что в нем используют кроме красок вставки, налепки, наклейки, аппликации, подтяжки, постижерные изделия. В выполнении его много общего с работой над скульптурой по передаче объемной формы. Используя скульптурно-объемный прием грима, можно изменить лицо до полной неузнаваемости, чего нельзя сделать в живописном приеме. В скульптурно-объемном приеме используют разнообразные материалы: вату, папье-маше, кожу, пробку, пластические детали, постижерные изделия.

Теперь переходим к технике грима. Вы, товарищи бойцы, узнав основы грима, так сказать фундамент, сами выработаете свои правила гримировки применительно только к своему лицу, к своей индивидуальности.

Работаете вы не в кабинете и, как такового рабочего места у вас не будет, поэтому с рабочим местом у вас, как получится, но надо запомнить такую последовательность грима – протирание лица, наложение общего тона и румян, подводка деталей лица, бровей, глаз, губ, носа. Если в гриме применяют так называемую растительность – усы, бороду, бакенбарды, брови, то те места, на которые они будут наклеиваться, вазелином или общим тоном не покрываются. Клеят растительность после окончания гримирования. Это делается для того, чтобы не запачкать волосы гримом, пудрой и не испортить формы. Все налепки из гуммоза, ваты, поролона, а также пластические детали клеят на насухо вытертую кожу перед началом гримирования. Чтобы налепка лучше держалась, кожу лица припудривают или промазывают гримировальным клеем.

Тут надо понять, что с одной стороны удачный грим – это только индивидуальный подход, имеющий бесконечное разнообразие своих конкретных проявлений, и в тоже время это природный закон. Попытаюсь объяснить это на примере: «Круг, проведенный на щеке касательно носа, глаза, уха» и растушеванный к центру щеки, создает впечатление толстой щеки, – это закон, так как всегда шарообразный объем, переданный по закону светотени, будет создавать иллюзию выпуклой щеки. Но это вовсе не значит, что всякую толстую щеку следует передавать указанным приемом. Ведь толстая щека также может иметь самые разнообразные характерные формы: она может быть толстой, обрюзглой, со складками. Закон светотени останется, как и останутся в силе приемы тушевки шарообразной формы. А вот само построение изменится совершенно, и никакого «круга, касательного носа, глаза, уха» уже не будет, а будет растушеванная черта «под складку». Таким образом, каждый прием в гриме должен найти свое особое решение для выполнения конкретной творческой задачи, с учетом анатомических особенностей вашего лица и имеющихся материалов. Следовательно, изучая приемы грима, мы должны не механически запомнить тот или иной прием, а понять закон построения лица и возможности его изменения.

Особое внимание уделите, как это будет выглядеть на свету – если грим будет казаться неестественным – вы провалитесь. Свет, падая на любое непрозрачное тело, частью отражается от него, частью поглощается им. Белая поверхность отражает в равной мере все падающие на нее лучи. Поэтому, если осветить белую поверхность белым светом, она будет казаться белой. Если же белую поверхность осветить красным светом, она будет казаться красной, так как никакого другого света, кроме падающего на него красного, она не отражает. Цветная поверхность отражает падающий на нее луч не в одинаковой мере. Например, зеленая поверхность при освещении белым светом отразит лишь однородные световые потоки различных зеленых оттенков и поглотит все остальные. Если же зеленую поверхность осветить красным светом, то от поверхности вообще ничего не отразится, так как зеленая поверхность красный свет поглощает. Зеленая поверхность, освещаемая красным светом, будет казаться черной. Подобные же изменения происходят и с гримом на человеке при дневном и ламповом освещении.

Теперь подробнее рассмотрим практические приемы. Женский парик надевают после окончания гримирования, чтобы рукой при гримировании не помять прически. Мужские парики со лбом надевают до гримирования, чтобы наклеить шифоновую ленту и замаскировать рубец перехода от искусственного лба к естественному. Прически из естественных волос делают в два этапа: перед гримированием завивают волосы и закалывают их шпильками, для того чтобы они остыли, а после гримирования укладывают в прическу. Если прическа требует густых волос, то используют накладные элементы: шиньоны, косы, локоны. Одежду надевают через ноги, если такой возможности нет, то через голову, а лицо на этот момент покрывают куском тонкого шелка и аккуратно продевают в отверстие ворота. Это делается для того, чтобы материя костюма, скользила по шелку и предохраняла от гримировальных красок. Снимают костюм сразу после окончания спектакля. Затем снимают парик, различные постижерные изделия, разгримировываются, используя крем. Грим будет только тогда удачен, когда соблюдена полная гармония между всеми компонентами.

Для учебного использования у нас в батальоне было мало клея и красок, но вот одевание париков, шиньонов, как управляться со шпильками, закалывая волосы, движения пальцами при нанесении грима, установка накладок и вставок для утолщения носа и щек – все это нам показывали теперь уже красноармейцы Перовы. Но сначала тренировали самое простое по изменению внешности, и на что требовалось обратить при этом внимание.

Занятия у нас вели еще и… немецкие офицеры. Занятия они вели по очереди, но в основном это был Лабанд. Он учил нас быть немцами: как одеваются разные немцы, как ведут в магазинах, разговаривая с продавцами, выбирая одежду, какие дают чаевые и когда, как разговаривают с прислугой или с представителями органов власти, как общаются эсесовцы и с эсэсовцами, подчиненные с начальством, как общаются с дамами, как курят, пьют и что пьют, что обычно едят на завтрак, обед, ужин и, как едят. Мы не изучали правила этикета, мы изучали, как это принято у немцев. Обыгрывали эти ситуации на занятиях, а немцы смотрели со стороны и указывали на ошибки. Кстати, выяснили, что в Австрии и Германии не принято звать официанта, как это делают в России, крича на весь зал «официант». Достаточно лишь немного поднять руку, чтобы дать понять кельнеру, что требуются его услуги. Они работают по принципу «профессионал все увидит» и, если будешь орать на весь зал, то тебя обслуживающий официант, даже лишаясь чаевых, может передать другому официанту, как невоспитанного клиента, мол «я с деревней не работаю».

Фронт несколько застыл на месте, ни у кого не хватало сил нанести решающий удар, да и некоторые дни были с такой холоднючей и снежной погодой, что техника не заводилась, потому что замерзали технические смазки и масла, подшипники в автомобилях, танках, самолетах. Нашим шоферам приходилось эти части на машинах отогревать горелками.