Засекреченные войны. 1950-2000

Введение

Уже почти триста лет (с момента заключения Утредехтского мира) продолжается поиск универсального способа разрешения противоречий, возникающих между государствами, нациями, народностями и т. д., без применения средств вооруженного насилия… Уже не раз международные отношения пытались установить на правовой основе, неоднократно проводились «вечные и нерушимые границы» (Потсдамская конференция и Хельсинкские соглашения), великие державы приходили к согласию о политическом устройстве мира.

Но политические декларации, договоры, конвенции, переговоры о разоружении и об ограничении некоторых видов вооружений лишь на время снимали непосредственную угрозу разрушительных войн, но не устраняли ее совершенно.

Только после окончания Второй мировой войны на планете зафиксировано более 400 всевозможных столкновений так называемого «местного» значения, более 50 «крупных» локальных войн. Лишь на одном Африканском континенте с 1960 по 1990 г. произошло 18 локальных войн и вооруженных конфликтов достаточно крупного масштаба, зарегистрировано 11 случаев геноцида и массового политического террора.

Более 30 военных конфликтов ежегодно — вот реальная статистика последних лет XX в. С 1945 г. локальные войны и вооруженные конфликты унесли более 30 млн жизней. В финансовом отношении потери составили 10 трлн долларов — вот цена человеческой воинственности.

Еще большие затраты были осуществлены на ведение так называемой «холодной войны». Эта война вплотную подвела человечество к ядерной катастрофе. Угроза всеобщего уничтожения сделала новую мировую войну по форме «холодной», но в то же время она дала «раскрутку» огромному количеству локальных войн и вооруженных конфликтов (по сравнению с предыдущими периодами мировой истории).

Локальные войны всегда были инструментом политики многих стран мира и глобальной стратегии противоборствующих мировых систем — капитализма и социализма, а также их военных организаций — НАТО и Варшавского договора.

В послевоенный период, как никогда ранее, стала ощущаться органическая связь между политикой и дипломатией, с одной стороны, и военной мощью государств — с другой, ибо мирные средства оказывались хороши и эффективны только тогда, когда они опирались на достаточную для защиты государства и их интересов военную мощь.

В этот период главным для СССР было стремление участвовать в локальных войнах и вооруженных конфликтах на Ближнем Востоке, в Индокитае, Центральной Америке, Центральной и Южной Африке, в Азии и в районе Персидского залива, в орбиту которых были втянуты США и их союзники, для усиления собственного политического, идеологического и военного влияния в обширных регионах мира.

Именно в годы «холодной войны» произошла серия военнополитических кризисов и локальных войн с участием отечественных вооруженных сил, которые при стечении определенных обстоятельств могли перерасти в крупномасштабную войну (это и Карибский кризис и войны в Корее, Вьетнаме и т. д.).

И все же самое страшное средство войны — оружие массового уничтожения не было пущено в ход. Однако одним из главнейших итогов «холодной войны» стал распад социалистической системы государств и их военной системы — Варшавского договора. Союз Советских Социалистических Республик перестал существовать. И сейчас мы вынуждены признать поражение СССР в этой войне. И все же окончание «холодной войны» первоначально породило новые надежды.

В результате оказалась разрушенной сложившаяся после Второй мировой войны биполярная структура мира. Начался процесс активного распада многонациональных государств и геополитическая перегруппировка сил в глобальном масштабе. Появилась устойчивая тенденция пересмотра устоявшихся после Второй мировой войны границ.

Завершение идеологического противостояния двух социально-экономических систем не привело к снижению числа вооруженных конфликтов и военно-политических кризисов в мире. Не оправдались надежды Запада на то, что распад социализма создаст условия для лучшей прогнозируемости и контролируемости развития военно-политической обстановки в различных регионах мира. Более того, острейшей проблемой современности является то, что с каждым годом расширяется сеть стран, имеющих в своем арсенале новейшие системы вооружения.[1]

Российская Федерация как правопреемница СССР унаследовала прежде всего его поражение в «холодной войне». Именно ей «выпала честь» подписывать в Париже документ международного значения — Основополагающий акт о взаимных отношениях сотрудничества и безопасности между Российской Федерацией и организацией НАТО.

Подписанием Акта закреплен новый баланс сил на мировой арене и новая структура европейской безопасности, положено начало становлению новых «партнерских» отношений между НАТО и Россией. Могло в этот момент показаться, что мир вступил в новую эпоху, но последовали вполне конкретные действия стран НАТО, которые и показали, кто стал в мире «хозяином».

Североатлантический блок расширяется на Восток, принимая в свои ряды недавних союзников СССР (Венгрия, Польша и Чехия были приняты в члены НАТО в 1999 г.). Еще одним показателем неравенства «партнеров» явились военная акция против Ирака в декабре 1998 г. и особенно операция войск 19 стран НАТО против Югославии. Обе вооруженные акции проводились без санкции ООН и вопреки позиции Российской Федерации по этим вопросам.

Фактически были подорваны основы всей системы международной безопасности, созданной под эгидой ООН. Вашингтон недвусмысленно заявил о претензиях на исключительное право определить главные контуры системы международной безопасности в XXI в.

В последнее время целый ряд американских официальных лиц все чаще стали поднимать вопрос о пересмотре договоров по ПРО-72 и СНВ-1, а недавно американский президент Дж. Буш-младший официально объявил об одностороннем выходе из договора по противоракетной обороне и создании собственной национальной ПРО. Вооруженные Силы Российской Федерации (ВС РФ) стали слишком слабы, чтобы противостоять силам Североатлантического альянса.

И это действительно так. В ходе перманентного реформирования с 1990 по 1999 г. численность дивизий Сухопутных войск сократилась с 212 до 24, из них только 3 дивизии и 4 бригады находятся в постоянной боевой готовности (т. е. укомплектованы на 80 % личным составом и на 100 % боевой техникой). 21 дивизия и 10 бригад укомплектованы личным составом лишь на 10–15 %, а значит, по существу являются лишь базами хранения имущества. Доля современного вооружения в Сухопутных войсках составляет лишь 22 %. При этом новых средств ведения разведки — 7 %, оперативно-тактических ракет — 17 %, современной авиации — только 2 %.

По данным американских экспертов на декабрь 1997 г., «ВС России стали бледной тенью тех, что были в бывшем Советском Союзе. Их численность сократилась на 70 %, с 4,3 млн до 1,27 млн чел. На ²/₃ стало меньше танков и бронетранспортеров. Число артиллерийских установок уменьшилось с 29 500 до 19 150, самолетов — с 11 360 до 5160 и боевых кораблей — с 269 до 166. Закупки вооружения снизились до предела, а по таким видам боевой техники, как самолеты, танки и надводные боевые корабли, прекратились вовсе. Понадобится не меньше 10 лет, прежде чем Россия сможет возродить свои вооруженные силы.».[2]

В руководстве Министерства обороны РФ (МО РФ) выводы американских экспертов были восприняты в штыки. Количественные показатели в данном случае «не являются определяющими», заявили представители нашего военного ведомства. «Идет оптимизация самой структуры вооруженных сил».

Однако, как признают и наши военные руководители, проведение военной реформы требует еще больших затрат, чем сохранение вооруженных сил в их неизменном состоянии. Недофинансирование Министерства обороны ВС в 1996–1999 гг. привело к настоящему кризису армии и флота, фактическому «исходу» из боевых подразделений молодых офицерских кадров (остальные ждут пенсию и квартиру). Оказалась разрушенной и система мобилизационного развертывания — мобилизационные занятия и сборы так называемых «партизан» почти полностью прекращены.

По подсчетам специалистов, «ликвидация» воинской части полкового звена стоит столько же, сколько ее безбедное существование в течение трех лет на полном довольствии. И это без учета обязательств государства по социальной защите военнослужащих.

Итак, до марта 1999 г. и мы, и американцы, из лучших побуждений, старались делать вид, что нас связывают отношения, близкие к союзническим. Но события в Югославии расставили все точки над «i». И вот теперь один из «стратегических партнеров», ощутив свою силу и мощь, заставил другого испытать не просто чувство конфуза, а скорее шок от того, что агрессивная военная акция была предпринята Вашингтоном против дружественного России государства с полным пренебрежением к позиции Кремля.

В ряду многих объективных и субъективных причин нынешних политических и военных проблем России — забвение уроков мировой и собственной истории, а особенно военной истории новейшего времени.

До недавнего времени вся ответственность за возникновение локальных войн и вооруженных конфликтов (в идеологической системе координат) целиком возлагалась на агрессивную природу империализма, а наша заинтересованность в их ходе и исходе тщательно маскировалась декларациями о бескорыстной помощи народам, ведущим борьбу за свою независимость и самоопределение.

По этой причине существовал негласный запрет на систематизацию и изучение опыта участия советских войск в локальных войнах, возникавших после Второй мировой войны, равно как и опыта боевого применения отечественной военной техники и вооружения.

Национальная военная школа оказалась замкнутой на изучении опыта классических войн прошлого, главным образом Великой Отечественной войны. Эта ситуация не изменилась даже тогда, когда страна втянулась в длительный Афганский конфликт.

За это мы уже поплатились государственным престижем и боевыми потерями в Чечне, Абхазии, Таджикистане и других «горячих точках».

Без глубокого освоения исторического опыта, уроков локальных войн и военных конфликтов второй половины XX в. трудно осмыслить сущность тех явлений и процессов в военном деле, которые существуют и происходят в настоящее время, а тем более прогнозировать основные направления их развития в будущем.

Современные военные ученые считают, что в ближайшем будущем войны на истощение потеряют всякий смысл, а вместо массовых армий появятся компактные вооруженные силы высокой мобильности с новым боевым потенциалом. Однако, как показывает опыт истории, переход к войнам подобного рода — дело довольно проблематичное и трудное. К примеру, теория воздушной войны, выдвинутая итальянским генералом Дуэ в начале 1920-х гг., была лишь частично воплощена в жизнь в 1990-х. Поэтому в будущем вполне возможны любые формы конфликтов, известные XX столетию (кроме, пожалуй, глобальной ядерной войны, пока сохраняется угроза взаимного уничтожения).

При рассмотрении причин войн и конфликтов наиболее важными в современной типологии признаются социально-экономические, и лишь на втором месте — политические и прочие. Классовый же подход в настоящее время вообще считается неуместным. Анализ показывает, что возглавлялись «насильственные» действия людьми с приличным состоянием или же на средства третьей заинтересованной стороны. Выдвигаемые руководителями движений лозунги можно назвать «революционными» и «справедливыми» лишь условно. То, что в СССР называлось «революционной справедливостью» или «освободительной войной», на Западе трактовалось с точностью до наоборот. Как нам кажется, именно в этом и состояло существо соперничества двух супердержав.

Итак, в основе возникновения наиболее распространенных военных конфликтов, развязанных после Второй мировой войны, лежит экономическое соперничество государств на международной арене. Большинство других противоречий (политических, геостратегических и т. д.) оказывались лишь производными от первичного признака, т. е. от контроля за теми или иными регионами, их ресурсами и рабочей силой. Однако иногда кризисы были вызваны претензиями отдельных государств на роль «региональных центров силы».

К особому роду военно-политических кризисов следует отнести региональные, локальные войны и вооруженные конфликты между государственно оформившимися частями одной нации, разделенной по политико-идеологическим, социально-экономическим или религиозным признакам (Корея, Вьетнам, Йемен, современный Афганистан и т. д.). Однако их первопричиной приходится назвать именно экономический фактор, а этнический или религиозный являются лишь предлогом.

Большое количество военно-политических кризисов возникало из-за попыток ведущих стран мира удержать в сфере своего влияния государства, с которыми до возникновения кризиса поддерживались колониальные, зависимые или союзнические отношения.

Одной из наиболее общих причин, вызывавших региональные, локальные войны и вооруженные конфликты после 1945 г., явилось стремление национально-этнических общностей к самоопределению в различных формах (от антиколониальной до сепаратистской). Мощный рост национально-освободительного движения в колониях стал возможным после резкого ослабления колониальных держав в ходе и после окончания Второй мировой войны. В свою очередь, кризис, вызванный распадом мировой системы социализма и ослаблением влияния СССР, а затем и РФ, привел к возникновению многочисленных националистических (этноконфессиональных) движений на постсоциалистическом и постсоветском пространстве.

Военно-политическое содержание любых региональных, локальных войн и вооруженных конфликтов обычно включает в себя следующие типовые компоненты:

— военно-политические и оперативно-стратегические цели; способы ее (его) развязывания и предыстория конфликта; используемые силы и средства;

— формы и способы вооруженной борьбы, ход военных действий;

— методы политического урегулирования; итоги и результаты военной конфронтации.

Именно в таком ключе мы и постараемся рассмотреть наиболее важные конфликты, в которых принимали участие отечественные вооруженные силы после Второй мировой войны.

Уже после того как материал монографии был готов и сдан в издательство, произошли события, связанные с вторжением американо-английских войск в Ирак. Военная операция «Шок и трепет» была проведена несмотря на вполне серьезные возражения на дипломатическом уровне со стороны Германии, Франции и Российской Федерации. К моменту начала военной операции Ирак не представлял никакой опасности ни для соседних государств, ни для других стран и регионов мира, поскольку являлся в это время уже достаточно слабой страной как в военном (после первой войны в Персидском заливе 1991 г. и нескольких авиационных ударов в конце 1998 г.), так и в экономическом отношении (после десятилетней экономической блокады).

Обвинения в поддержке международного терроризма, предъявленные режиму Саддама Хусейна Соединенными Штатами, не имели под собой никакой фактической базы, а стремление свергнуть неугодный режим силой оружия является прямым нарушением норм международного права. Обвинение в производстве оружия массового поражения еще не дает права на применение силы. Работавшие в Ираке международные инспекторы до последних дней перед вторжением так и не обнаружили оружия массового поражения, впрочем его не нашли и американские военные, оккупировавшие территорию независимого государства.

Несмотря на резолюцию Совета безопасности ООН № 1441, которая позволила возобновить деятельность международных инспекторов, но не давала права на применение силы, администрация США выносит распоряжение о силовом решении «проблемы». Соединенные Штаты и Великобритания сосредоточивают мощную ударную группировку до 280 тыс. чел. при поддержке более 90 боевых кораблей и свыше 700 боевых самолетов, создавая ее из самых боеспособных частей и соединений. Этой группировке Ирак мог противопоставить лишь довольно многочисленные сухопутные войска (до 295 тыс. в составе армейских подразделений и до 80 тыс. республиканских гвардейцев) и 220 самолетов, в основном устаревших конструкций. Большинство иракских кораблей было потоплено еще в ходе первой войны, так что на море противопоставить американскому флоту Ираку было нечего.

Несмотря на возражение даже своих ближайших союзников по НАТО, 20 марта по решению Президента США Джорджа Буша, вооруженные силы коалиции вторглись в Ирак. В течение почти двух с половиной недель союзникам по антииракской коалиции не удавалось достичь сколько-нибудь серьезных успехов: англичане увязли в боях на полуострове Фао, а американцы, обходя населенные пункты, по пескам двигались к Багдаду, повсеместно встречая ожесточенный отпор. Но внезапно и неожиданно для большинства аналитиков исчезают фактически все 8 дивизий республиканской гвардии (а это 80 тыс. «штыков»), остальная иракская армия переодевается в гражданскую одежду и растворяется среди мирного населения, прекратив сопротивление.

Чуть более чем за двадцать дней военная операция была закончена; во все крупные населенные пункты были введены американские и английские войска, а страна погрузилась в пучину мародерства и хаоса, противостоять которым американские военные не торопились.

После свержения режима Саддама Хусейна в Ираке остается оккупационный контингент вооруженных сил США численностью от 50 до 200 тыс. военнослужащих. По сообщению главы Центрального командования ВС США генерала Томми Фрэнкса, силы эти будут базироваться на всей территории Ирака в течение двух лет, после чего их количество может быть уменьшено до 20–90 тыс. «штыков».

Итогом операции можно назвать разрушение всей системы международной безопасности и полную дискредитацию Организации Объединенных Наций как международно-правового гаранта. Мир как будто вернулся в период первобытно-общинного строя, где господствовало только «право силы». Какая из стран следующей будет объявлена Соединенными Штатами «изгоем» и подвергнута вооруженному разгрому — покажет время…