Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник)

Евгений Лукин. На счёт три

Она обожала пересказывать сны, и остановить её было трудно. Не знаю, что ей там грезилось на самом деле, но изложение звучало всегда настолько монотонно и безлико, что из него не запоминалось ни словечка. Кроме, разумеется, заключительного восклицания: «Ну вот к чему это?!»

Видимо, к повышению цен. Как и всякое сновидение.

На моё счастье, хозяева рассадили нас так, что за праздничным столом я оказался на сей раз поодаль от неё – можно сказать, вне зоны поражения. А вот другому гостю, которого я видел впервые и с которым меня забыли познакомить, повезло гораздо меньше – он был помещён аккурат напротив нашей сновидицы. Подозреваю, хозяйка поступила так умышленно, исходя из соображений справедливости: остальные наслушались с лихвой – теперь очередь новичка.

Провозгласили тост, выпили по первой.

– Ой, слушайте! Что мне сегодня приснилось…

Одни лица привычно приняли страдальческое выражение, другие – глумливое.

И поползло на нас опять нечто тягомотное, бесконечное, сравнимое разве что с ежедневной логореей домохозяек: «Иду я сегодня на рынок, а навстречу мне Марья Ивановна, а от неё на той неделе муж ушёл, и вот она мне говорит…» При этом ни Марью Ивановну, ни ушедшего от неё мужа вы, естественно, не знаете и не знали.

Наверное, она и во сны уходила, как на рынок.

Усаженный напротив неё гость внимательно выслушал первые фразы, кивнул.

– Да-да, – рассеянно обронил он. – Помню-помню… Я этот сон уже видел…

И визионерка онемела. Первый раз на моей памяти.

С невольной симпатией покосился я на незнакомца. Наш спаситель обладал примечательной и, пожалуй, несколько гротескной внешностью: язвительный до клювовидности изгиб рта, укоризненно скорбные глаза. Судя по всему, озорник.

А когда уже стали расходиться восвояси, выяснилось, что мне с ним по дороге.

Последнее время я частенько просыпаюсь от ужаса и восторга, осенённый некой потрясающей идеей. Первые несколько секунд цепенею, заново осознавая случившееся, потом судорожно тянусь к стакану с холодным чаем – и обнаруживаю вдруг, что сновидение успело рассыпаться на фрагментики, обессмыслилось, стало откровенно нелепым, а главное: моё великое открытие, из-за которого я, собственно, и проснулся, – исчезло. Не могу его вспомнить.

Озадаченный, делаю глоток, другой, пытаюсь восстановить распавшуюся на звенья цепочку ночных событий – бесполезно. Невосстановимо.

Не исключено, что в момент пробуждения во мне срабатывает некий защитный механизм, разбивающий сон вдребезги. Непонятно, правда, с какой целью.

Ну и как бы я смог всё это вам изложить? Склеивши по осколочку? Используя воображение взамен эпоксидки?

– А в самом деле, – сказал я. – Почему не допустить, что некоторые сны транслируются? Какие-то они у неё, знаете… расхожие… малобюджетные. Сериал сериалом. Вы не находите?

Мы шли ночной улочкой. Фонари, припорошённые листвой, пустые тротуары. Изредка попадётся навстречу одинокий прохожий.

– Почему бы и нет? – не стал противиться мой попутчик. – Но в таком случае… Что вы думаете о режиссёрах? О сценаристах?

– О сценаристах её снов?

– Ну да…

– Бездари! – решительно сказал я. – Унылые бездари с улицы. Из подворотни.

– А ваши?

Я задумался на секунду.

– Н-ну… мои, конечно, уровнем повыше… Нет-нет, да и отчинят что-нибудь этакое… прелюбопытное…

– Например?

Я мысленно перебрал мою коллекцию сновидений.

– Вот… привиделся мне в детстве кошмар… Не бойтесь, пересказывать не стану! Так себе кошмаришко, ничего выдающегося… Интересно другое! На следующую ночь он повторился. Но уже в третьем лице.

– То есть?

– Первый раз всё происходило со мной. Лично со мной. А вот во второй раз я уже следил сам за собой со стороны. С нездоровым любопытством, учтите…

– Действительно, интересно… – вынужден был согласиться мой собеседник. – Ну а потом? Когда повзрослели…

– Тоже иногда случалось. Да вот не далее как позавчера. Проснулся среди ночи. Снова уснул. И приснилось, представьте, будто пересказываю кому-то предыдущее своё сновидение, причём умышленно вру…

– Хорошие у вас сценаристы… – с уважением оценил он. – А что за сновидение?

Я засмеялся.

– Не помню.

– А ещё что-нибудь?

– Да знаете, не хотелось бы уподобляться этой нашей…

– Так а вы и не уподобляетесь. Вы же не содержание перебираете, а так сказать, повороты сюжета… находки, изюминки…

Нас обдало со спины светом фар. По асфальту и по стене побежали косые долговязые тени. Обогнавшая иномарка устроила нам небольшую иллюминацию и, мотнувши сияющим, как Уолл-стрит, крупом, свернула в переулок.

– Ну вот, скажем… Принял однажды первую часть сновидения за явь…

– Это как?

– Н-ну… Сознавал, что сплю, а предыдущий сон считал явью. Обычно бывает наоборот: думаешь, что проснулся, а на самом деле спишь ещё…

– Да, бывает… – Спутник покивал, умолк. – Скажите, вы просто так собираете подобные случаи или пытаетесь всё же их упорядочить… объединить какой-то теорией?

Честно признаюсь, кое-что в нашей болтовне начинало помаленьку меня беспокоить. Он спрашивал – я отвечал. Беседа психотерапевта с пациентом. Однако тема подвернулась столь увлекательная, что я просто не мог удержаться.

– А чем мы, по-вашему, занимаемся в данный момент? Выстраиваем теорию. Анекдотическую, правда, но теорию. Разглагольствуем о трансляции снов, о режиссёрах, о сценаристах… И не исключено, кстати, что заглядываем в будущее.

– В смысле?

– Вот, допустим, отсняли фильм по какой-то вашей любимой книге… С каким чувством вы его смотрите впервые?

– М-м… Да по-разному вообще-то… А вы?

– С возмущением, – не колеблясь, ответил я.

– Почему?

– Потому что всё отснято неправильно… Совершенно не так, как я представлял! Догадываетесь, куда клоню? Пока читаешь книгу, невольно отснимешь по ней кино в своей голове…

– Сам себе режиссёр?

– Именно! – вскричал я. – Чтение – творчество! Труд! Вот и сон тоже… Поймите, как только человек прекращает творить, он вырождается! Если мы в будущем, не дай бог, научимся и впрямь транслировать сны, сделаем из них что-то вроде телефильмов, мы лишим людей последней возможности самовыражения!..

– А почему мы остановились? – спросил он вдруг.

Действительно, краткую свою тираду я произносил стоя в двух шагах от нашей арки, заполненной полумраком грязноватых оттенков.

Опомнился, огляделся, виновато развёл руками.

– Да пришли уже… Вот мой дом.

– Жаль, – признался он – и похоже, что искренне.

Постояли, помялись, соорудили неуклюжее рукопожатие.

– А вы где живёте?

– Квартала три отсюда.

– Ну так давайте я вас провожу…

И побрели мы вновь по ночным пустынным тротуарам. Неподалёку пролегал проспект. На каждом перекрёстке нас овевало справа невнятным шумом и прохладным полусветом.

– А с другой стороны, всё логично, – удручённо промолвил я. – От фольклора – к литературе, от литературы – к кинематографу…

– Речь шла о снах, – напомнил он.

– Совершенно верно. Говорят, дикари не различают границы между сном и явью. Если кто-то избил тебя во сне, ты имеешь полное право отметелить его наяву…

Не знаю, что я такого сказал, но спутник мой оделил меня долгим пристальным взглядом. Как будто заподозрил в чём-то.

– А к чему это вы?

И вопрос тоже. Как-то, знаете, насторожённо он прозвучал.

– Да видите ли… Всегда полагал, что изящная словесность началась именно с пересказа снов. Сидели первобыты у костра – ну и делились… видениями… А чем ещё можно объяснить такое обилие фантастики в древнем фольклоре? Врождённой склонностью к вранью? Сомневаюсь… Так что вся художественная литература, на мой взгляд, не что иное, как сновидение в письменном виде…

Попутчик успокоился, усмехнулся.

– И всё же вы немножко отвлеклись, – мягко заметил он. – Почему, например, сны вашей знакомой мало чем отличаются от реальной жизни, а ваши, насколько я понял…

– Может, у неё просто совесть чиста? – пошутил я.

– Вы хотите сказать, что ваша совесть…

– Нет-нет! – торопливо заверил я. – На самом деле всё просто… Дело в том, что не к ночи будь помянутая реальная жизнь – не меньшая бессмыслица, чем сон. Спросить: «В чём смысл жизни?» – можно лишь осознав его отсутствие… Согласны?

– Так-так…

– А нормальный человек не может жить без видимости смысла! И вот люди начинают сообща этот смысл сочинять. Придумывают себе обычаи, религию, мораль… Ну так если уж они ухитряются даже явь перекроить и упорядочить, то уж сон-то!..

– По краешку ходите, – то ли одобрил, то ли предостерёг он.

Комплимент (если это, конечно, был комплимент) я легкомысленно пропустил мимо ушей. А зря.

– Где-то я читал, будто сны вообще сочиняются нами наяву, – добавил я. – Проснёмся – и давай подсознательно выстраивать всю эту белиберду во что-то понятное, связное…

– Вы согласны с таким утверждением?

– Да нет, пожалуй… Если я, пробудившись, придумал половину сновидения, то что мне мешает придумать и всё остальное? Заполнить пробелы, например…

– Пробелы?

– Ну да… Те части сна, которые я забыл при пробуждении…

– А другие версии есть? Я имею в виду – ваши собственные.

– Ну а как же! Вот, скажем… Что, если сновидение – авральное складирование впечатлений? Так сказать, попытка навести порядок на чердаке в течение одной ночи?

– Погодите, – приостановившись, попросил мой спутник. – Дайте подумать…

Подумал.

– Ага… – удовлетворённо молвил он наконец. – Ну, если так… Живите себе спокойно… Приятно было побеседовать!

И протянул мне руку.

– Пришли уже? – с сожалением догадался я.

Он рассмеялся.

– Хотите, провожу? – в свою очередь предложил он. – Любезность за любезность…

И я согласился, дурак набитый!

Причина заключалась вот ещё в чём: меня, признаться, слегка задевало спокойствие, с которым он воспринимал мои дерзкие, чтобы не сказать, еретические выкладки. Выслушивал внимательно, с уважением, однако, повторяю: так обычно ведёт себя психотерапевт в беседе с пациентом. Или, скажем, контрразведчик, интеллигентно провоцирующий вражеского агента.

Проспект тем временем переместился влево, откуда нас и овевало теперь на перекрёстках полушумом и полусветом.

– Возможно, наяву человек просто занимается не тем, чем надо, а сновидение пытается это исправить…

– Необычная мысль… – вежливо откликнулся он. – Причём уже которая по счёту! Вы, наверное, часто об этом думаете?

– Да частенько… – покаялся я со вздохом.

– А какую свою версию вы считаете наиболее необычной?

Что бы ему такое отлить в бронзе? Что сон – единственная наша возможность снова встретиться с ушедшими? Что пребывание в толпе – сон наяву? Что сон Менделеева рождает периодические таблицы?

– Почему бы не предположить, – по наитию начал я, – что явь и сон равноправны? Что это всего-навсего две смежные области бытия? Одна охватывает примерно треть нашей жизни, другая – две трети. Здесь мы заснули – там проснулись. И наоборот!

Внезапно он перестал улыбаться, и я почувствовал: попал! Наконец-то попал в точку. Впечатлил.

– Существует граница, – вдохновенно продолжал я. – Когда мы засыпаем или пробуждаемся, мы пересекаем её! И в момент пересечения то, что было с нами во сне (или наяву!), – рассыпается, становится абсурдным, обрывочным…

Он остановился, хотя до моего дома оставалось ещё полквартала. Остановился и я, заворожённый собственной выдумкой. Граница… граница… А где граница – там пограничники, там таможенный шмон… Нет, вы посмотрите, как всё сразу выстраивается! Вот, скажем, просыпаюсь я от ужаса и восторга – привиделось, будто совершил великое открытие… А где оно? А нету! На границе конфисковали и уничтожили… Разбили вдребезги!

А сновидица наша, обратите внимание, запоминает свои грёзы преподробнейше… Почему? Да потому что нечего изымать! У неё же ни единой запрещённой к провозу мысли…

А что каждый раз изымают у меня? Уж не эту ли мою догадку?

Очнулся. Мы по-прежнему стояли лицом к лицу посреди гулкой пустой улицы. Чернели оконные проёмы. Граждане дрыхли без задних ног. Впрочем, пара-тройка окон ещё полыхала вовсю. Кое-кто, надо полагать, без задних ног бодрствовал.

– Стоим тут разговариваем… – пробормотал я, чувствуя, как губы сами слагаются в ошалелую улыбку, – а там, наверное, спим себе спокойно в своих постелях…

– Ишь ты!.. – хрипловато выговорил он. – Допёр-таки…

Я вздрогнул, взглянул ему в глаза – и чуть не попятился. Немигающие были глаза, беспощадные.

– Ничего, это мы исправим… – пообещал страшный ночной попутчик, подаваясь навстречу. – Сейчас я досчитаю до трёх – и ты проснёшься… Раз!.. Два!..