Это утро началось для Владимирова с резкой головной боли. Мигрени случались у него нечасто. Но предсказать их появление он никогда не мог. Накануне ничего не особо предосудительного не пил, с друзьями не кутил, ночь без сна не проводил. Но вот, как всегда неожиданно, утро начиналось с ноющей остроты в висках, которая растекалась потом по всей поверхности головы. Традиционные таблетки почему-то не помогали. И майор каждый раз обещал себе, что обязательно проконсультируется с врачом по поводу этого непонятно откуда берущегося состояния, однако каждый раз, когда спустя 8—10 часов боль уходила, он забывал о намерении.
В этот ноябрьский день Владимиров стоял у окна своего маленького кабинета и смотрел на стену противоположного здания. Кабинет располагался на втором этаже и выходил окнами во двор, поэтому смотреть ему было просто не на что: стена еще одного здания полиции, два хиленьких деревца, непонятно кем и когда тут посаженные, негустая растительность весной, летом и осенью и сугробы снега зимой. В этом году зима встала рано, поэтому во дворе уже лежала приличная снежная груда.
Владимиров вполуха слушал Егора Левина, который, хлебая из чашки быстрорастворимый кофе, весело рассказывал о своих новых любовных приключениях. Почему-то Егор всегда считал, что давно уже женатому Владимирову интересно узнавать обо всех тех треволнениях, которые испытывал Левин в своих амурных делах. Впрочем, он регулярно заверял Дмитрия, что именно сейчас нашел ту прекрасную даму, которой вот-вот предложит руку и сердце, однако грядущая свадьба Егора почему-то всякий раз пугала, и он спешил завершить свои так романтично начинавшиеся отношения.
Будничность их беседы прервал неожиданный вызов начальника на внеплановое совещание. Поднявший на четвертый этаж Владимиров и Левин были поставлены перед фактом того, что они прикрепляются к следственно-оперативной группе, которая уже пятые сутки без какого-либо результата расследует исчезновение женщины тридцати шести лет. Рядовое, казалось бы, дело осложнялось тем, что разыскиваемая оказалось популярным в сети блогером. Тысячи пользователей встревожились ее внезапной пропажей. Масло в огнь подлил один из ее френдов по виртуальному миру, который оказался другом в реальности. Именно он написал пост о том, что «снежная Флори» (таким был ник женщины) объявлена в розыск, ее местонахождение неизвестно и уже в полицию подано заявление. Этот пост быстро разошелся в сети, и сотни пользователей стали писать жалобы и предложения в высокие полицейские инстанции с просьбами ускорить это дело. Таким образом, начальник отделения оказался как бы под своеобразным гнетом «народного контроля», который его никак не радовал.
– Интернет – штука хорошая, – ворчал раздосадованный полковник, – но иногда нормально работать просто мешает.
Поняв, что от них требуется деятельное участие, Владимиров и Левин сели на указанные им места в кабинете начальника, где как раз и шло совещание с участием данной опергруппы.
Несмотря на головную боль, Владимиров достаточно быстро понял суть случившегося.
Пропавшую женщину звали Мариной Владимировной Филатовой. Она проживала в доме по улице Интернациональной, в двухкомнатной квартире вместе с матерью и десятилетним сыном. С мужем развелась давно. Работала дизайнером в крупном мебельном центре. Скромная, внешне ничем не примечательная. Филатова 7 суток назад пришла домой как обычно в 9 вечера. Поговорила с матерью. Проверила уроки сына. В 10 часов ушла в свою комнату.
Утром в этой комнате мать ее не нашла. Все ее вещи лежали на своих местах. Телефон, даже сапоги и пальто – все осталось не тронутым. Был включен компьютер, горел свет настольной лампы. Вместе с ней пропали ее повседневные вещи: джинсы, джемпер, сумочка с ключами от квартиры и документами.
Мать почему-то сразу тревогу не подняла: решила эта шутка со стороны дочери. День ее пропажи был днем ее рождения. Были у нее такие причуды: исчезать, оставляя все свои вещи, ничего никому не сказав. Но раньше она пропадала часов на двенадцать, не более. Потом всегда объявлялась. Могла позвонить из другого города. В итоге мать написала заявление в полицию только спустя двое суток, когда окончательно потеряла надежду на благополучный исход этого дела.
Квартира находилась на 12 этаже многоэтажного дома, оперативники проверили подъезд, прилегающие помещения, двор. Филатовой – живой или мертвой – нигде не было.
Были опрошены ее знакомые, друзья, родственники, соседи и коллеги. Никто ничего о ее исчезновении вразумительного сказать не смог. На учете в психоневрологической больнице пропавшая не состояла. Производила впечатление человека адекватного. Характеристики с места работы были положительные.
Увлекалась она как раз блогерством. Но главным для нее был аккаунт не в модном «Инстаграме», а в старом еще «ЖЖ» – «Живом журнале» – с характерными для него обсуждениями, разговорами по душам, фотографиями, постами и перепостами. Поэтому для работы был извлечен ее компьютер.
– Пока это вся собранная на сегодняшний день информация, – завершил свой доклад старший следователь, подполковник юстиции Ковалев, возглавлявший следственно-оперативную группу.
– Мало информации, – недовольно проворчал начальник отделения – полноватый холеный брюнет, всегда сияющий гладкостью своих свежевыбритых щек и свежестью безукоризненно отглаженного мундира. – Нам нужно установить, куда пропала, почему, есть ли криминальный след. Вот новых людей к вам в группу ввожу. Работайте. Мне нужен в первую очередь результат.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться, – заметил Ковалев, – в целом моя группа справляется с этим делом, поэтому нам нужны не новые люди, а новые свидетели и улики.
– Что же это вы, Ковалев, от подмоги отказываетесь? – обратился к подчиненному полковник. – Нам дело нужно быстрее раскрыть. Поэтому берите людей и давайте результаты.
Наблюдая за этим диалогом со стороны, Владимиров почувствовал внутренний укол: Денис Ковалев никогда не скрывал своей неприязни к нему. Родилась она давно, с первых лет после появления Владимирова в органах. Ковалев – тогда еще также, как и он, просто оперуполномоченный, старший лейтенант полиции – смотрел на него, как на недоразумение, которое, по его суждению, должно было с позором покинуть службу года через два или три.
Денис тогда был чрезвычайно уверен в себе: как не ему закончившему юридический факультет вуза службы исполнения наказаний, физически крепкому и успешному идти до самого верха должностной лестницы? Однако этот молодой карьерист не был лишен практичного ума, поэтому быстро стал замечать, что раскрываемость в целом у Владимирова выше, чем у него, начальство его ценит, с коллегами он находит общий язык, что не могло не задевать его самолюбие.
При этом Ковалев и Владимиров в открытый конфликт никогда не вступали, однако отношения у них были весьма и весьма натянутыми.
Вот и сейчас Владимиров сквозь ноющую головную боль с грустью подумал о том, что новое дело не сулит ему ничего хорошего.