Радость мальчиков омрачалась вечным страхом: а ну, как увидят родные! Пропало все тогда! Тут попадет за все: и за доски, которых до сих пор, по счастью, не хватился Петькин отец, и за семена краденые, и за стекла, неизвестно каким путем раздобытые.
И Петька каждый раз, как начинали хмуриться густые отцовские брови, съеживался и старался удрать из дому куда-нибудь подальше.
Митька, работавший целый день на поле вместе с матерью, только вечером бегал за хлев и любовался вдоволь на пышно разросшийся парник.
А дело уже шло к концу. Лук стоял высокой крепкой стеной, из земли выглядывали красные бока редиски, желтые цветы огурцов сморщились и опали, и на месте их появились маленькие мохнатые, колючие огурчики, а капуста росла крепкая, хорошая.
Еще вначале мальчики подумывали о том, как бы пересадить молодую рассаду на материнские огороды. Но тогда открылась бы вся их тайна и, может-быть, всей затее был бы конец.
И приходилось ходить вокруг парников и зорко глядеть, чтобы чей-нибудь досужий глаз не подсмотрел, а досужий язык не растрезвонил по всей деревне.
Между тем на огородах у матерей еле-еле выполз чахлый лук, да кое-где редкими кусточками стлались по земле вялые листья огурцов.
Так было и по всей деревне, и не раз женщины, собираясь у колодца или у ворот, горестно вздыхали, поглядывая на свои жалкие огороды.
— Беда, Митька, лук поспел, надо скоро снимать, — говорил Петька, — а огурцы еще малы.
Но и огурцы долго не заставили себя ждать. Под жаркими лучами солнца они наливались крепким соком и скоро, почти бок-о-бок, улеглись в жирную землю крепкие зеленые овощи.
Рано утром Петька набрал в большую миску зеленых огурцов, посадил в промежутках ярко-красную редиску, украсил с боков все это зеленым луком и салатом и с бьющимся сердцем понес в избу.
Поставив миску на стол, он шмыгнул из избы и пристроился под окошком поглядеть, что будет.
Вошла мать. Она несла охапку дров для печки — и вдруг…
Дрова полетели на пол, а сама она, упершись взглядом в миску, долго стояла, не сдвигаясь с места.
Потом как девчонка бросилась из избы и понеслась к своему огороду. Там попрежнему, все было жалким и вялым.
Всплеснув руками, она снова помчалась в избу и, бросившись к столу, начала брать одну за другой молодые овощи.
— Эх, мамка! — не выдержав, крикнул в окно Петька. — Что ж ты мне всю постройку испортила.
— Ты ? Это твое ?
— А что ж ты думала, с неба свалилось?
— Да как же ты? Да откуда?
— А вон оттуда, — и Петька махнул рукой по направлению кустов сирени. — Пойдем, мамка, покажу.
Марья Семеновна с неохотой оторвалась от овощей.
За сиреневым кустом стоял парничок, накрытый стеклом, а под стеклом…
— Господи, боже! — крикнула Марья Семеновна. — Чудо какое!
— И никакого чуда, — ответил сияющий Петька. — Это мы с Митькой сварганили.
— С Митькой? Ну-ну?
— Ну, да. Потихоньку от вас.
— Потихоньку? Скажите на милость…
— А как же. Ежели б я хоть слово об этом вымолвил, пошла б руготня.
— Да разве ж я ?…
— Ты-то ничего. А вот батька. Нипочем не позволил бы.
— Ах ты… ах ты, милый мой!
— То-то. Теперь милый.
Марья Семеновна опустилась на колени и принялась разглядывать каждый листочек..
— Добра-то, добра сколько!
— Добра много, — солидно ответил Петька. — Это вот поедим, это на семена пустим, а это продадим.
— Продадим? Да ну тебя. — Марья Семеновна засмеялась. — Продадим! Ишь что сказал!
— А что ж. Это знаешь что?
— Салат? Нет, не салат. Что бы такое?…
— Не знаешь. Цветная капуста это. В городе ее больно любят. В такую рань за ее много дадут.
— Ну, и молодцы! Ну, и умники! — восхищалась Марья Семеновна.
— Теперь и умники. А что бы ты раньше запела?
— А семян где достали? — подозрительно уставилась на Петьку мать.
— Семян ? — Петька замялся. — Ну, уж так и быть, скажу, авось не заругаешь. — Нет, стой, — ты побожись, что не заругаешь.
— Ну, ей-богу.
— Скрал я. У тебя в кладовой.
— У меня? Ах ты, ст… — Марья Семеновна вдруг остановилась. Перед глазами ее встал собственный никудышный огород. — Ах ты, стервец, да что ж ты всего-то не скрал?
Петька, удивленный таким оборотом дела, только рот раскрыл. А мать сказала:
— Сейчас салат пойду приготовлю. Ты отцу молчок. Пусть спервоначалу поест. Ладно?
— Ладно, — ответил Петька.
Отец вернулся к обеду. Петька уселся за стол и, хитро поглядывая на мать, стал следить в то же время за отцом.
Мать, напрасно пытаясь скрыть довольную улыбку, поставила на стол миску, накрытую передником.
— А ну, открой, — обратилась она к отцу.
Потапов сдернул передник и тоже, как давеча мать, удивленно вытаращил глаза. Рука его с передником осталась в воздухе.
Мать засмеялась. Петька хихикнул.
Потапов встал со скамьи, перегнулся, и долго глядел на салат.
— Ну? — наконец выговорил он. — Это что?
— Салат, — пискнул Петька.
— Сам вижу, что салат, а не курица. Не слепой, чать. Что за штука? Откуда?
— Его дело, — сказала мать, подмигивая Петьке.
— Его? Да что ты голову, морочишь? Объясни толком.
Марья Семеновна объяснила. Потапов переводил глаза с Петьки на салат.
— Ай слово какое знаешь? Чудес-то ноне не бывает.
— Какое слово? — осмелев, заговорил Петька. — Не слово, а книга.
— Книга?
— Ну, да. Я книгу почитал, как парники делать, и сделал.
Потапов откинулся назад.
— Парники? Хм!.. Да, вот оно какое дело. А ну, покажь, покажь свою книгу.
Петька выскочил из-за стола.
— Вон она.
— О-го-род-ни-чес-тво, — с трудом прочитал Потапов. — Ну и ну!..
Петька решил итти на приступ.
— Видишь, батька, как по книге все складно выходит. А ты бранился. В школу меня не пускал. Говорил: без ученья вырастешь. А я хоть и плохо учился по твоей милости. — выучился. Книгу почитал и парник сделал. Семена посадил, и выросло.
Потапов переводил взгляд с улыбающегося лица жены на задорное сына, поглядывал на салат и мало-по-малу сам стал улыбаться.
— Значит, по книге?
— По книге.
— Так. А доски где достал? Тоже по книге ?
— Не-ет. В сарае.
— Так. А семена тоже по книге?
Петька ближе придвинулся к матери. Гроза надвигалась.
— У меня он взял, — вмешалась мать: — да жаль, что мало.
— Так. Так. А ну, давай попробуем твое мастерство.
Петька, хотя мать и наложила ему полную тарелку салата, почти не прикасался к нему. Зато отец потребовал вторую порцию и с хрустом разгрызая редиску, улыбался себе в усы.
— Так, так, — сказал он, когда вторая порция была съедена. — Значит, надо и нам, мать, за книгу приняться. Тебе за огородную, мне — насчет поля. А то выходит — сын-то у нас умней родителей стал.
Петька уговорил Марью Семеновну сходить с ним к Митькиной матери.
— Чтоб не очень ругалась, — объяснил он.
— Да чего она ругаться будет, если у Митьки так же уродило?
— Она будет, — убежденно сказал Петька: — она такая.
— Ну, пойдем, коли так.
Женщины разговорились о своих делах, а мальчики пошли к парнику и, выбрав самые крупные овощи, понесли их в дом.
Так же, как и Марья Семеновна и Потапов, Егоровна ахнула, так же всплеснула руками, А после, ничего толком не спрашивая, накинулась на Митьку и, не давая ему и рот раскрыть, ругала его почем зря. Ни Марья Семеновна, ни Петька, ни сам Митька не могли в толк взять, за что она ругается. Да и сама Егоровна, пожалуй, не знала, за что. Ругала, потому что надо ж поругать сына, если он сделал что-то тайком от нее.
Отведя душу, она успокоилась, и Марья Семеновна толково и тихо рассказала ей, как было дело.
— Ну уж, ладно, — сказала наконец Егоровна. — Только в другой раз, коли будешь делать что тайком от матери, — взлупку дам.
Потом она начала жаловаться гостье на свои дела, а мальчики, воспользовавшись этим, взяли корзины и пошли к парникам.
Набрали у Митьки полную корзину, набрали и у Петьки не меньше.
По дороге их останавливали на каждом шагу, дивились, ахали, и скоро по всей деревне прошел диковинный слух.
Набрав вторую корзину, мальчики пошли к кооперативу, а за ними двинулась и деревня.
Там, на прилавке, к которому как мухи к меду прилипли бабы и мужики, мальчики разложили свое добро.
Смирнов, улыбаясь и поблескивая черненькими глазками, поглядывал то на них, то на дивующихся крестьян, а на добро как будто и внимания не обратил.
— Ну, молодцы, зачем пожаловали?
— Долг отдавать, — бойко ответил Петька, а самому стало страшно: а ну, как не хватит. — За стекла.
— Что так скоро?
— Скоро уродило.
— Так. Ну, а у вас, почтенные, как уродило? — обратился Смирнов к бабам.
У мужиков руки полезли к затылкам. Бабьи глаза смущенно забегали по сторонам.
— Да что уж…
— Как же…
— Уродит у нас…
— А может — еще уродит? — сказал Смирнов. — А?
— Ни чорта не уродит. Сейчас одна дрянь из земли прет.
— Мусор.
— А вот у них уродило, — строго сказал Смирнов.
— Видим…
— Глаза во лбу есть.
— Да как же?..
— Какая такая причина?
— А такая причина, что взялись они за ум, хоть и малые еще, да в книгу поглядели, да почитали там, как парники устраивать, да как делать, чтоб овощ хорошо шел.
— Парники?
— Вон што!
— Так-то, почтенные. А к вам агроном приезжал?
— Ну, приезжал.
— А вы его слушать ходили?
— Это как говорится…
— Маловато было нас…
— То-то, что маловато. А теперь поучитесь у мальцов, поучитесь, а особенно бабы, что на огородах спины гнут, десять потов вышибают, пока дрянь всякая не вырастет. Что, хороши огурчики?
Смирнов взял огурец и поднял его высоко, так, чтобы все могли видеть.
— Отборные?
— Что и говорить!
— Хороши огурчики.
— А редис-то, редис!
— Шестьдесят лет живу, такого не видел, — сказал весь заросший сединой крестьянин.
— И еще шестьдесят проживешь, дедушка, если по-старинке ковыряться будешь. Ну, а вы, молодцы? — обратился Смирнов к мальчикам. — Что скажете?
— Так мы насчет долгу. Отдавать пришли.
— Ага! Сейчас узнаю.
Смирнов, сделав строгое лицо, вытащил из-под прилавка огромную книжищу, при виде которой сердца мальчиков екнули.
— Сейчас, сейчас посмотрим.
Смирнов начал переворачивать листы, долго разглядывал что-то на них, а Митька подтолкнул Петьку в бок и тихонько сказал:
— Все отдать надо будет. Гляди, какая книжища.
Наконец, Смирнов оторвался от книги и, посмотрев на мальчиков, серьезно и громко, так, чтобы все слышали, сказал:
— Причитается с вас за забранные в кредит стекла семь рублей восемьдесят пять копеек, но… принимая во внимание то, что вы постарались на улучшение хозяйства и показали этим пример всей деревне… долг этот вам прощается. Ну, — уже весело прибавил Смирнов, — забирайте свое добро и катите домой.
Петька и Митька удивленно, не зная, верить или нет, смотрели во все глаза на Смирнова.
— Где тут мой сынок? — раздался зычный голос в дверях. И Потапов с трудом пробирался к прилавку. — А, вон где ты! Ну что, товарищ председатель, как у него дела ?
— Хорошие дела, Потапов. Молодцы мальчики.
— Так. Значит, по книге?
— По книге, Потапов, по книге. Книга, брат, большое дело. Поучишься малость — а там, гляди, и поумнеешь, — сказал Смирнов. — А слыхал я, что ты своему сыну в школу не даешь ходить.
— Было дело, что греха таить.
— А теперь как? Опять за старое?
— Что вы меня так, товарищ Смирнов, перед всеми? Не то что в школу, в ниверситет погоню. Пойдешь, молодец, а?
— Пойду. Если пустишь, я не то что в ниверситет — в три пойду учиться, — ответил Петька.
— Экой ты шустрый! Ну, пойдем домой, что ли. Дела свои кончил тут?
— Чего торопишься, Потапов? — спросил Смирнов.
— Да… как его… хочу, чтоб книжку мне малость почитал, нет ли там чего насчет картофельного червя. Как есть, подлые, все разъели.