Завистливая душа

Последняя Охота выдалась на диво тяжелой. Микаш скрючился на приземистой серой кашлатке, от дробного хода которой нещадно трясло. Бросало то в жар, то в холод. Внутри сосала пустота. Из правой ноздри сочилась кровь — никак не хотела униматься, паскуда. Ощутимо саднило левое бедро. Голову вело, тьма беспамятства то накатывала, то отступала, когда Микаш кренился с седла так, что почти падал. Выдергивал себя из дурманного сна и садился прямо. На ранение и истощенный резерв жаловаться было бесполезно. Сказали бы, не ной, иди сдохни под забором, как бродячий пес, коим он без сомнения и являешься. Да, бродячим псам нужно заботиться о себе самим — никто руку не подаст. Нет, конечно, старый милорд Тедеску проследит, чтобы он не сдох раньше срока, иначе кто ему будет приносить доход за защиту знатных молокососов? Десятка зубатых палесков в Доломитовых горах оказалось недостаточно, чтобы Микаша завалить. Оставалось только молить костлявую, чтобы она поскорее послала ему что-то такое, что бы прервало это жалкое существование раз и навсегда.

Впереди показался большой степной замок, обнесенный глубоким рвом и толстыми стенами. Медленно с натужным скрипом канатов опускался въездной мост. Лошади нетерпеливо взрывали копытами землю, также нетерпеливо переговаривались всадники, обсуждая богатую добычу и похваляясь славными подвигами. Палески неплохи, да, не самые сильные демоны, но их очищенные от плоти челюсти будут смотреться в трофейном зале милорда очень внушительно. Особенно учитывая, что добывать их Микашу пришлось одному. Остальные только мешали. Жаль, нельзя было оставить их в лагере и идти самому. Приходилось растрачивать драгоценные силы на то, чтобы сохранить их всех невредимыми.

Вот наконец и въехали в широкий внутренний двор. Спешились. Один Микаш остался сидеть в седле, как приклеенный. Любое движение отдавалось дикой болью в суставах. Темные пятна слепили глаза.

— Эй, чего расселся, увалень! — прикрикнул на него сварливый наследник милорда Тедеску, Йорден. — Расседлай лошадей и задай им сена. Никто за тебя твою работу не сделает.

— Да, господин, простите, господин, — забормотал он уже привычное, стараясь не привлекать лишнего внимания, сполз на землю и потащил лошадей в стойло.

Конюшие, такие же простые люди, как он сам, забрали животных, быстро догадавшись, что дело плохо.

Микаш дополз до пустого денника, застеленного чистой соломой и тяжело опустился на нее, опершись спиной о стену. Веки сомкнулись, навалилась милосердная тьма.

Проснулся он уже у себя в каморке во флигеле для прислуги.

— Эй, — позвал камергер милорда, когда Микаш еще и глаза продрать не успел. — Ешь побыстрее, да одевайся в самое приличное — милорд Тедеску уже ждет.

Вот и утекли последние мгновения покоя. Пресную кашу он запихивал в себя руками, облизывая перемазанные пальцы. Невкусно и не хочется, но надо. Еда — жизнь. Любой, кто когда-нибудь испытывал голод, хорошо знал. Умыться, одеться и бежать, чтобы его светлости не пришлось ждать ни мгновения лишнего. А все тело словно тяжестью налитое, болит и ломит, отдается лихорадочной пульсацией в голове, мешая думать.

Нужно завязывать.

— Я хочу уйти, — начал Микаш с порога, не позволяя старому грузному милорду с абсолютно лысой за исключением пышных усов головой вставить и слова.

— Уйти? — заявление явно выбило его из колеи.

— Меня обещали посвятить в орден за хорошую службу. Но я хожу в оруженосцах уже который год, а вы все время кормите меня пустыми обещаниями. Мне уже не двенадцать лет. Я прекрасно понимаю, что к рыцарству меня никогда не допустят. Так дайте тихо уйти. Я уже и так достаточно сделал.

— Ах ты, неблагодарный щенок! — мясистая ладонь со свистом врезалась в щеку Микаша, аж из глаз искры посыпались. Голова загудела еще сильнее, потекла кровь из разбитой губы. Но он стоял, ни одним движением не выдавая слабость. — Сколько раз я тебя с того берега вытаскивал? Сколько раз латал и выхаживал, когда твои кишки наружу вываливались? Забыл, кто научил тебя сражаться и читать, а, паскудная дворняга?

— Вы делали это только для того, чтобы я и дальше прикрывал высокородных спиной и добывал для вас трофеи. И я делал это исправно. Моими стараниями, моим потом и кровью вы заполнили весь этот зал.

Микаш обвел рукой выставленные повсюду чучела, рога, зубы и когти, шкуры на стенах и полу, огромные круглые панцири.

— Я заплатил за вашу милость с лихвой.

— Бешеных псов убивают, как только они пытаются откусить хозяйскую руку, которая их кормит.

— Вы, кажется, перепутали собаку с волком. Убивайте, коли хочется. Терять мне нечего.

Микаш отвернулся. Молчание затягивалось, становилось густым и будто искрило от напряжения.

— Хорошо, — первым сдался старый шакал. Молодой, стремительно матереющий волк явно стал ему не по зубам. — Последнее повеление исполни и иди отсюда на все четыре стороны.

Микаш обернулся и сложил руки на груди. Милорд смотрел презренно, но без былого гнева.

— Мой сын едет знакомиться с невестой в Белоземье, — милорд взял со стола медальон, открыл его и бросил Микашу. Внутри был портрет очень красивой и отчего-то грустной девушки. Микаш засмотрелся на искусную работу неизвестного художника. Глаза — просто чудо, как живые в душу заглядывают. — Сопроводишь его туда. Война. На дорогах неспокойно. К тому же, белоземцы славятся крутым нравом. Гордые они. Любую вольность за оскорбление принимают. Приглядишь заодно, чтобы мой пострел глупостей не наделал и не ославил меня на весь орден. Ты же знаешь, он порой делает и только потом думает.

Микаш бы сказал иначе, но промолчал. Слишком ему запал в душу чудесный портрет. Провел пальцем по ободку. Принцесса. Эх, почему все трофеи, слава и даже лучшие девушки всегда достаются другим?

В дороге хорошо, в дороге силы быстрее возвращаются, когда нет времени думать о боли и слабости. Ветер помогает, простор, бескрайнее небо над головой. Как не пытайся, видно, волка приручить, все равно на волю смотреть будет. Вот и сейчас на волю хотелось нестерпимо. Хотя и непонятно, что делать придется. Всю же жизнь за него решали: матушка, милорд Тедеску. Волшебное слово «надо» вдолбили в голову основательно — не скоро выветрится. Да и что он умеет? Демонов по долам и весям гонять да высокородных грудью прикрывать, а коли меч заберут, так совсем худо будет. Он уже как часть тела стал, рука или нога. Калека без него. А может и вправду отдать и стать нормальным? Как все? Не сможет разве к селу победнее прибиться, вспомнить былое ремесло?

Да не был ты никогда как все, дурень, тебя ведь даже в родном селе чурались. Не простолюдин и не высокородный, а так… что-то среднее без судьбы и смысла.

В нескольких днях пути от Ильзара, белоземского замка Стражей, встретили люди милорда Веломри, отца невесты. Затеяли дневку, пышную, с гуляньями, чтобы хоть немного развеяться перед большим событием.

Йорден постоянно на что-то жаловался: то на мошкарье, то на холод, то на тяжесть пути через топи и дремучие леса. Совсем несносным сделался из-за предстоящей женитьбы. А во время стоянки отыскал себе среди чужих слуг девку погрудастей и посговорчивей и потянул ее в свою палатку. Микаш запыхался за всеми бегать, смотреть, чтобы не напортачили нигде, вот и пропустил. Но оплошность тут же исправить решил. Окликнул и отвернул полог. Йорден уже тискал полуголую девку за груди с непотребным видом и хрипло шептал несуразности:

— Я тебя с собой увезу. В шелках ходить будешь и в золоте. Хозяйкой замка сделаю.

Ага, то-то ты сам в шелках и золоте не ходишь. Микаш закашлялся.

— Какого демона тебе надо?! — взъярился высокородный выродок. — Что, подглядывать повадился, раз на самого девки не клюют?

Микаш скривился:

— Что вы творите? Вас невеста ждет!

— Тебе-то какое дело? Не твоя же.

— Ваш батюшка велел присмотреть, чтобы вы не ославились тут.

Микаш уже успел понаблюдать за белоземцами. Они действительно отличались от зареченцев. Такие тихие и спокойные снаружи, с плавной речью, не допускающие лишних эмоций, будто они истощают их телесно, а внутри горят, как сталеплавильные печи, вспыхивая то гневом, то страхом, то раздражением. Прав был старый милорд Тедеску, такие унижения не простят и помнить будут долго.

— Так батюшки здесь нет. И ты быть не обязан. Лучше найди себе кого-нибудь, а то так и проходишь всю жизнь девственником. Слышишь, дорогая, этот пентюх ни разу с женщиной не был.

Микаш покривился.

— И все же я вынужден настаивать, чтобы вы вели себя прилично. Милорд Веломри могущественный человек. Если ваше поведение заденет его честь, то проблемы будут у всех и замять их даже вашему батюшке не удастся.

— Да что ты все нудишь, как нянька старая? Кто ты вообще такой, чтобы мне указывать? А ну как велю тебя высечь при всех, сразу всю спесь забудешь.

Еще в детстве, когда сестра с матерью были живы, белоглазая старуха предрекла, что у него внутри приютился жуткий зверь. Иногда Микаш чувствовал, как он скребется когтями изнутри. Обычно это помогало во время битв, когда силы были уже на исходе, воспаляло кровавую ярость, превращало в неистовый стальной вихрь. Именно за эту несокрушимость и приглянулся он милорду Тедеску. Но иногда, как сейчас, эта ярость становилась настолько нестерпимой, что хотелось выпустить зверя на волю и всех порешить. Всех, кто издевался, смеялся и плевал в его сторону. Пока его самого не заколют, как дикого зверя.

— На! — Йорден швырнул в него медальон с портретом невесты. — Полюбуйся на бледную мышь, раз никого лучше сыскать не можешь.

— Как знаете, — прошептал Микаш, крепко сжимая медальон в руках, и вышел.

Забился ото всех подальше, укрывшись прохудившимся одеялом, и долго рассматривал потрет. До чего же красивое лицо! Каждую черточку можно изучать часами и восхищаться совершенством. Интересно, какая она в жизни. Только это любопытство и гнало вперед.

Они с немолодым уже камердинером Олыком, приодетые, как вся прислуга, стояли в толпе у дверей приемного зала. Ильзар выглядел куда помпезней и богаче замка милорда Тедеску, хотя красота эта была сумеречная, холодная, как и все в этом суровом северном крае. Было в нем свое очарование. Правда, думалось Микашу, что отец невесты решил пустить пыль в глаза женишку дочери. Не слишком хорошая идея, учитывая завистливый норов Йордена.

Ждали невесту.

— Почему молодой хозяин так предубежден против своей невесты? — осторожно поинтересовался Микаш.

— Да что ж ему не предубежденным быть, он чай ее не знает. Говорят, серая мышь, невзрачная и скучная.

— А на портрете красивая.

— Так художники всегда льстят, чтобы побольше золота выручить. Да ты ж знаешь, какие лица у высокородных. Печать презрения и надменности даже красивых портит.

Да, только это меня и спасет.

— Идут! Идут!

Возбужденный шепот стих. В зал торжественно прошествовал милорд Веломри под руку со своей дочерью. Они подошли близко. Микаш подался вперед, ближе, только потому что она не смотрела в его сторону. Сердце пропустило удар и болезненно затрепетало в груди. Еще красивее, чем на портрете. Тонкая, изящная, хрупкая. Волосы дивного лунного цвета приподняты в высокую прическу, обнажая стройную шею. Глаза! В такие глаза можно смотреться, как в кристальные озера этого сурового края. Выделяющиеся алым на бледном лице губы как нежные лепестки розы. Так и манят прикоснуться. А платье… дурацкое пышное платье не шло ей абсолютно, наоборот отвлекало, портило всю невероятную красоту этого запредельного создания.

— Какая… — вырвался тяжкий вздох.

— Да обычная, — пожал плечами Олык.

— Да нет же, разве вы не видите? Разуйте глаза, она прекрасней всех женщин в этом зале.

— Мальчик, ты не болен? — Олык приложил ладонь к его лбу. Микаш тут же ее смахнул.

— Я серьезно. Во всем Мидгарде не сыщется никого, кто бы смог ее затмить.

— Точно болен. Любовной лихорадкой, — Олык усмехнулся. — Только ты смотри, на высокородную рот не разевай — проблем не оборешься.

— Да все равно она на меня даже не взглянет.

— Почему это? Ты парень видный. Не думаю, что у нее тут много ухажеров сыщется при таком-то строгом папаше. Смотри, как на молодого хозяина смотрит. Будто голову оторвать хочет, не меньше.

— Спорим? Я подойду к ней так близко, что смогу прикоснуться, а она меня даже не заметит.

— Ну, спорим, — нерешительно пожал Олык подставленную руку.

Микаш подошел к одному из слуг с подносом с закусками, забрал его и направился к центральному столу, где сидели невеста с женихом. Наглость, немного везения и капельку внушения. Телекинетиков здесь нет — вряд ли кто засечет легкое вмешательство. Йорден с наперсниками так и вовсе никогда не понимают, что ими манипулируют.

Неловкость между ними Микаш ощущал прекрасно. Принцесса спрашивала про дорогу, Йорден самозабвенно жаловался на все подряд и клял ее край последними словами. Она злилась, поджимала губы и теребила салфетку. Он сыпал комплиментами, а она быстро просекала их неискренность и переводила тему.

— А много вы их убили, ну демонов?

Йорден стушевался. Вот оно. Они слишком заняты разговором и не заметят. Стоя позади них, Микаш протянул ладонь и аккуратно провел по ее оголенной шее, такой уязвимой, кожа гладкая и нежная, как самая дорогая шелковая ткань. Нет, лучше! Не удержался и подался чуть ближе. Аромат волос, мята и ромашка, дурманили голову. Хотелось больше, еще больше. Прикоснуться губами. К этому чуду. Нет, это было бы слишком опрометчиво.

— С сотню, должно быть. Я не считал, — лепетал меж тем Йорден.

— Мне казалось, вы только-только испытание прошли, — в ее голосе проскальзывали нотки сарказма.

— Да… в Доломитовых горах.

— По дороге туда вы повстречали целую сотню демонов?

Микаш едва сдержал смешок. Умная девочка.

Я бы прошел для тебя все дороги, которые только есть в Мидгарде, одолел все невзгоды, убил всех демонов, достал звезду с неба, бросил весь мир к твоим ногам. Я бы смог… А если бы не смог, то вырвал свое пламенеющее сердце. Но нет, я не стану тебя тревожить. В моих жилах не течет древняя кровь высокородных. Я никогда не стану тебя достоин.

Они собирались танцевать. Микаш поспешил убраться. Милорд Веломри уже оборачивался, подозрительно рыская взглядом по углам.

— Ну ты и пройдоха! — похлопал Микаша по плечу Олык. — Держи монету, честно заработал.

Микаш спрятал медьку в карман.

— Почему он предпочитает ей служанок?

— Да это у высокородных всех так. Верность для них пустой звук. Муж спит с камеристкой, жена с садовником. Все путем! И ты счастья попытай, чего сохнешь так-то? Может, глянешься ей.

— Нет, не хочу так.

Хочу быть им. Сейчас, как никогда раньше. Танцевать с ней. И плевать, что не знаю ни своих, ни этих чопорных высокородных танцев. Говорить с ней, держать в руках, называть своей, не отпускать никогда. Никогда и ни с кем не делить.

— Ох, пострел уже побежал, гляди-ка.

Слова Олыка хлестнули плетью. Микаш распахнул глаза и в последний миг успел перехватить Йордена у дверей.

— Не уходите! Оставить невесту в день помолвки, чтобы барахтаться в простынях со служанкой — верх неучтивости!

Йорден вырвал у него свое запястье.

— Да что ты себе позволяешь?! Ты мне не мамочка. Дражен позаботится об этой дурочке. А если я проведу с ней еще хоть минуту, то просто сдохну. Она не только уродлива, она еще и тупа, как пробка! Вот уж наградили невестушкой.

— Перестаньте, — холодно укорил его Микаш. Зверь царапался когтями куда неистовей, чем прежде. — Вы оскорбляете ее только за то, что она поняла вашу ложь и не смогла это скрыть.

— Ох, защитничек нашелся! Прям под стать этой овце. Ну так иди, отдири ее, если так хочется. Пентюх!

Йорден шел прочь, а Микаш представлял, как захрустят позвонки в его цыплячьей шее, если ее свернуть. Он обернулся к танцующим. Дражен кружил ее по залу.

Свиньи! Тоже мне, избранные богами защитники. Обжираются тут, веселятся, а где-то селяне от очередного нашествия погибают. От голода, от испоганенных посевов. А ведь одного блюда с этого стола хватило, чтобы кормить большую семью неделю.

И вдруг стало плевать, что будет дальше. Просто хотелось, нестерпимо хотелось хоть на миг побыть на их месте, получить свою вожделенную награду. Она его по праву, хотя бы потому что только он ее оценил и только ему она нужна больше воздуха. Как ни деньги, ни слава, ни трофеи, ни даже рыцарство нужно не было. И пускай… пускай уже все равно!

Зверь рванулся на волю. Легко прошелся меж толпы и нырнул в тело Дражена. Микаш легко усыпил его сознание, а сам чувствовал и управлял всем. Принцесса сама прильнула ближе, прижалась щекой. Он гладил ее волосы, гладил в спину, вдыхал божественный аромат. Все муки стоили этого.

Как же ты хороша, просто чудо! Жаль, что уроду достанешься.

«Каждый получает, что должно, — ясно зазвучал в голове ее тихий мелодичный голос, как будто его же дар к телепатии обернулся против него. — Кто-то рождается селянином, чтобы работать на земле, кто-то ремесленником или купцом. А кто-то отмечен божественным даром и за свою неустанную борьбу с демонами получает награду: титулы, золото, земли. Стражи защищают людей, а люди платят им десятину. Такой порядок установили боги. Не нам их судить».

Посмотрела осмысленным взглядом. Словно видела его настоящего.

«Кто ты?»

Нет, не может быть!

«Клянусь, что отрекаюсь от всех женщин, кроме тебя, и не возьму в постель другую, пока ты жива и даже после смерти», — ответил он все той же безмолвной телепатией, доступной лишь им двоим, и впился в губы.

С него слетела темнота, проникла в нее, опалила. Будто нежные лепестки иссохли и опали в руку. А следом и она сама. Мертвая, бездыханная.

Микаш очнулся мгновенно, в несколько скачков преодолел разделяющее их расстояние. Как раз вовремя, чтобы подхватить ее на руки прежде, чем она успела рухнуть на пол. Гости вокруг зашумели, все озирались, шептались. Дражен тупо моргал, не в силах постичь происходящее.

Сосредоточиться было трудно. У Микаша самого голова гудела от отдачи. Дрожащими пальцами он попробовал ослабить шнуровку на корсете.

— Воздух, ей нужен воздух! — просил Микаш наступавших со всех сторон гостей, но они будто не слышали.

— Унесите ее отсюда, скорее! — позвал неровный старческий голос.

Микаш нашел глазами говорившую, еще одна служанка милорда Веломри. Может, нянька его детей? Она звала за собой, и он пошел, не зная, что еще делать. Они поднялись на второй этаж и зашли в небольшую комнату, уставленную сундуками с одеждой.

— Лучше бы на улицу, — запоздало пробормотал Микаш, но женщина не расслышала.

— Клади сюда, здесь никто не помешает.

Микаш уложил принцессу на кушетку и снова принялся бороться со шнуровкой корсета дрожащими пальцами. Со злости хотелось ее разорвать, но Микаш боялся причинить вред принцессе.

Пожалуйста, пожалуйста, только живи! Я не хотел!

Старая служанка оттеснила его к двери и взялась за дело сама. Микаш спешно отвернулся, чтобы не видеть обнаженного тела. Теперь боялся сделать хуже себе. Дверь громко хлопнула, и в комнату ворвался милорд Веломри собственной персоной.

— Что происходит? — строго вопросил он.

— Что происходит?! Я тебе отвечу, душегуб проклятый, что происходит! — вызверилась на хозяина старая служанка — тот аж опешил. — Ты же чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и весь твой орден поганый вместе с ними!

— Помолчи, Эгле. Все с ней в порядке будет. Не сахарная — не растает, — гулко ответил он и обернул горящий взор на Микаша. — А ты кто?

— Я слуга мастера Йордена. Ей стало плохо, и мне велели перенести ее сюда.

— Где твой хозяин?

— Отлучился. Устал с дороги.

— Побрезговал моей дочерью?

— Что вы, как можно! Она такая красивая!

Нет-нет, слишком много эмоций.

Милорд Веломри в голос расхохотался. Конечно, он тоже телепат, все понял.

— Проваливай отсюда, голодранец! Не смей больше ни прикасаться, ни даже смотреть в ее сторону, иначе я велю своим живодерам тебя выпотрошить и выставлю твое чучело в трофейном зале среди демонов.

Микаш покорно опустил глаза.

— Да, милорд. Простите, милорд.

— Ступай. И ни слова, слышишь, ни слова о том, что здесь было, — милорд Веломри швырнул ему увесистый кошель.

Последний короткий взгляд на бледное, без кровинки лицо принцессы, и Микаш вышел за дверь. Там прислушался. Ее тихий нежный голос успокоил. Все будет в порядке. Несуразные, навеянные паникой мысли о том, что он и впрямь какое-то жуткое темное существо, разрушающее все, к чему прикасается, уступили место рациональному осознанию. Это все дар, принцесса каким-то чудом отразила его телепатию и направила против него. Это выжало из нее все силы. Вон как ее отец перепугался. Говорят же, дар жены проклятье для мужа. Для такого, как Йорден, уж точно, хотя Микаш бы справился, если бы только ему предложили. Нет, ее отец прав, нечего голодранцу с принцессой делать.

Я больше тебя не потревожу. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.

Он ушел на конюшню, как в замке милорда Тедеску, зарылся в теплую солому в пустом деннике и до изнеможения мечтал о несбыточном.

Спозаранку разбудили конюшие. Они везде добрые, видно, лошади смягчают характер. Сказали, что милорд Веломри велел возвращаться в Заречье поскорее. Чтобы подготовить свадебную церемонию, достойную его дочери, им придется очень постараться. Надо же, сколько презрения к будущему зятю можно выразить несколькими чопорными словами. Не то, чтобы Микаш был не согласен. Ага, еще и подарок преподнесли — большая честь — горячий караковые жеребец, к которому даже конюхи подходить побаивались. Вот Микашу и велели его седлать после того, как вещи хозяина соберет в дорогу. Да поживее, увалень!

В денник входил осторожно. Чувствовался в жеребце дикий норов, похожий на его собственный. Только зазеваешься, повернешься спиной — тут же зубами вцепится и вырвет кусок кожи с мясом. Но несколькими тумаками по мягкому пузу и неусыпной бдительностью Микаш справился. Уже вел бестию во двор немного размять, перед тем как хозяин всенепременно решит пустить всем пыль в глаза и помчаться с места в карьер.

Но уже у выхода дорогу заступил младший Веломри. Смазливый, во взгляде такое же надменное презрение во взгляде, как у отца.

— Так быстро уезжаете? Это неучтиво, — усмехнулся он, явно издеваясь.

— Свадьба — дело хлопотное, — вздохнул Микаш. Чего ж ты к Йордену не пристаешь? Кишка тонка? — Не хотелось разочаровать вашу сестру и отца.

— Да, сестра у меня самая лучшая и достойна самого лучшего.

— Да.

Они на мгновение посмотрели в глаз друг другу, как в зеркало, и тут же разорвали порочную связь.

— Ну ничего, зато отец подарок преподнес знатный. Лучшего жеребца во всем Белоземье не сыщешь! — он хлопнул коня по крупу.

Тот прижал уши и навострился цапнуть Микаша за плечо, но он успел вовремя щелкнуть по наглой морде ладонью.

— На таком коне только рыцарь сможет ездить, только его доблести он подчинится, — продолжал издеваться младший Веломри, с кривой ухмылкой глядя, как Микашу раз за разом приходится доказывать коню свою силу.

— Ну, бывай, счастливого пути! — пожелал младший Веломри и, наконец, удалился.

Микаш пошагал с конем по внутреннему двору, постоянно увертываясь от зубов и копыт, которые конь пытался поставить ему на голову. Стали собираться другие слуги, подогнали повозки и кареты. Подтянулись господа. Последним заявился сам Йорден, желая лишний раз подчеркнуть свою значимость. Микаш выправил стремена, подвел коня к скамейке и заставил стоять смирно. Но стоило Йордену потянуться за седлом, как жеребец шарахнулся в сторону — Микаш едва на ногах устоял. Йорден тоже чуть не рухнул и непристойно забранился. В живот врезался острый нос сапога. Микаш к такому привык. Если вовремя напрячь мышцы, не так уж и больно.

Только противно, что она смотрит. Полный жалости взгляд жег спину. Но странное дело, то, что самого его доводило до неистовства, успокаивало зверя внутри, заставляло сворачиваться клубком и благостно урчать, словно ласкаясь к хозяйке, которую он так долго и отчаянно искал.

Микаш сдержанно посоветовал Йордену не красоваться перед господами, а подождать до дома, где норовистую тварь объездят зараченские умельцы. Тот не послушал, бранясь пуще прежнего, показывая, как он зол, что семья невесты оказала ему непочтение. А ведь Микаш предупреждал, что белоземцы не будут терпеть его выходки. Но кто же слушает голодранца?

Йорден, наконец, взобрался в седло.

— Пусти! — приказал он.

Микаш тяжело вздохнул и отступил на шаг. Ну пускай грохнется, может, это спеси в нем поубавит. Конь тревожно заперебирал копытами, подскочил вверх на задних ногах. Йорден бултыхался на нем, кренился в разные стороны, вот-вот грозя выпасть. Но все-таки удержался. Конь замер. Йорден победоносно позвал своих друзей. Совсем рядом просвистел мелкий камень и врезался в конский круп. Жеребец взвился на дыбы и помчался к распахнутым воротам. От неожиданности Йордена качнуло вперёд. Он повис на одном стремени, изо всех сил цепляясь за гриву. Послышался треск. Йорден вместе с седлом рухнул в пыль, а конь понесся прочь от замка, звонко стуча копытами по брусчатке. Присутствующие дружно засмеялись, пока Йорден бранился совсем уж непристойно, пытаясь отскрести себя от мостовой.

Микаш поднял его на ноги и принялся отряхивать, молча снося тумаки, оплеухи и оскорбления. А когда закончил, обернулся к парочке, наблюдавшей за ними с крыши ближайшей башни. Близнецы Веломри. Принцесса и ее несносный братец. Отвлек разговорами и подрезал подпругу на седле. Ну что за детская выходка? Микаш усмехнулся.

Я знаю, тебя терзает та же мука, что и меня. Любовь недостойных сердец, тех, у которых никогда не будет на нее права. Наш мир — мир глупых условностей. То, за что мы готовы отдать все, достанется тому, кто этого не оценит. Оттого мы и полнимся бессильной злобы на всех, а сделать ничего, совсем ничего не сможем. Заложники крови, я — нечистой, ты — родной.

«Глупые дети!»

«Сам ты глупый! Как твое имя?»

«Никак. Забудь».

— Чего стал, увалень?! Лови лошадь давай! — продолжал горлопанить Йорден, присовокупляя к словам подзатыльники.

Кто-то из слуг догадался подвести к Микашу коня. Не сказав ни слова, он вскочил в седло и вжал пятки в конские бока с такой силой, что лошадь выпрыгнула с места на несколько саженей и помчалась вслед за паскудной тварью, поднимая столбы пыли. Микаш уже не слышал, как за спиной белоземцы восхищенно присвистывали:

— Горячий парень! Зареченская кровь огнем кипит!

Старый милорд Тедеску встретил их на полпути в Заречье. Вид был — черней грозовой тучи. Сразу ясно, буря. Всех слуг как ветром сдуло, дружков Йордена тоже. Вдвоем они остались — бежать некуда.

— Что вы натворили?! — начал орать старый милорд, едва спешившись с лошади. — Она сбежала из дома вместе с братом. Ее отец поднял на уши весь орден. Требует, чтобы ее вернули, и обвиняет во всем тебя!

Он ткнул жирным пальцем в сына.

Ну надо же, все-таки сбежала. А Микаш нет. До сих пор нет. Слабак!

— Да что я такого сделал?!

Милорд Тедеску не стал слушать и повернулся к Микашу.

— Я же просил приглядеть, чтобы все было прилично.

— Ну извините, что ваш сын не может держать своего дружка в штанах и не бросаться на первую встречную бабенку.

Милорд Тедеску замахнулся, чтобы отвесить ему затрещину, но Микаш легко перехватил его запястье. В отличие от сына отец умел правильно оценивать силы противника.

— Передайте милорду Веломри, я верну ее целой и невредимой.

Микаш сделал несколько шагов в сторону своей лошади, но милорд Тедеску его остановил.

— Все будет прилично. Мой сын и его наперсники поедут с тобой. Йорден вернет ее милорду Веломри и получит прощение.

Снова обуза? Снова отдать заработанный собственной кровью трофей другому? Быть может, оно и к лучшему.

Я сделаю все чужими руками. Спасу, а ты никогда и не узнаешь, как сильно я люблю тебя.