Завистников черные песни

Ранние рассказы

Часы веры

Маленькие люди чувствуют лучше разницу между жизнью и смертью. С возрастом у людей пропадает та чувствительность души и они уже слабо различают, где правда, а где ложь.

Когда я был маленьким человеком, не ложился спать до ночи, тихо лежа на кроватке в своей комнатке, стараясь не дышать слушал звуков часов в маминой комнате. Часы в маминой комнате не были теми часами, которые, вы, случайные читатели этой записи могли приставить. Это не были старинные часы с кукушкой, которая строго отсчитывает каждый час. Это не были механические часы с маятником. Эти часы так же не походили на классические круглые стрелочные часы. Эти часы не обладали цифровым экранам, как у электронных часах, и в этих часах не было песка как в старинных часах древних фараонов, ныне же использующихся в санаториях или в больницах с целью засечь ту минуту, отведенную на процедуру. Нет. Это были иные часы.

Внешне они напоминали Луну. Такую луну, что рисуют в альбомах художники-футуристы. Очень странную луну. Это Луна ни была ни блином, ни сырной планетой, словом той Луной, которую мы видим, смотря в ночное, ясное небо. Скорее мамины часы походили на такое разноцветное блюдце. Расписанное цветами, всеми цветами радуги. А в центре блюдца было выцарапана надписью Луна. От этой надписи исходили в разные стороны лучи, нежно- серебристого цвета, отдаленно напоминающие стрелки обычных часов. Только вот эти стрелки не стучали, и не проявляли признаков жизни. А просто исходили из блюдца. И летели вверх, сочась куда-то в потолок нашего домика, жидким дымом. Хотя, не дымом.Стрелки эти не были дымом. Они не были просто светом. Эти стрелки не были стрелками. Просто они были. И это тогда казалось совершенно нормальным явлением. Просто быть. Существовать без какой- либо формы и надобности.

Сейчас, уже став относительно взрослым, я считаю эти часы, частью моего детского больного воображения, тогда же они были насколько же реальные, как моя нога. Днем часы стояли около окна в маминой комнате, и отражали, как лупой падающие косые лучи солнца. Они молчали, как обычное мертвое блюдце молчит в буфете. Но ночью часы пели. Пели, как поют сверчки в поле. Пели ровно до двух часов ночи. А потом замолкали.

Казалось, только я мог слышать эти звуки. Когда в первый раз я услышал этот меланхоличный сверчковый треск? Я это- точно не помню, но знаю что значительную часть своего детства, я слышал их очень отчетливо.

Слышала ли мама эти звуки? Не знаю. Думаю, что нет. Потому что, когда я спрашивал у нее на прямую о часах, она упорно отмалчивалась и делала вид ( а может и не делала), что не понимает о чем я.

В одну из ночей, когда я ясно услышал пение часов. Я встал с кровати, подошел вплотную к двери, и на вострил свои уши. Мне четко слышалось звуки "чирк- чирк". Звучали они не громко, но и не тихо. Если можно так выразится приглушенно звонко. Через полторы минуты я решился выйти из комнаты.

В коридоре было темно, что логично, и на удивление жарко. Я на цепочках подошел вплотную к двери маминой комнаты. Звуки стали чуть- чуть приглушеннее чем раньше. Когда я посмотрел в щелку двери, то увидел закутанную в одеяло маму. А около окна эти блюдце- часы. Эти стрелки нежно- серебристого цвета сочились вверх, образовывая на потолке маминой комнаты своеобразный туман. Этот туман сочился с потолка и расходился по всей комнате. Цвета он был такого же как и стрелки.Красиво. Искренно говорю, что это было очень красиво.Туман напоминал серебристое поло облачко, поло тучку. Очень нежную и красивую тучку.

После того как я проснулся, не считал увиденное сном. Может поэтому эти стрелки так и продолжали петь мне каждую ночь. А я каждую ночь ждать их звучания. Но так было не долго.

Как бы это банально не звучало, но оказывается достаточно повзрослеть, и в твоей душе, а соответственно вокруг не будет чуда. Так же случилось и с пением этих чудо-часов. А блюдце куда-то потерялось. И вот, когда исчезло физическое доказательство этого крайне необычного не от мира сего предмета, я и сам сомневаюсь в его существовании. А жизнь текла своим чередом. Я закончил с троичным атестатом 9 классов, поступил в ПТУ на слесаря, не доучился, выгнали за саботаж, уже и не помню в чем было. Начал пить. И плыть по течению, но так до двадцати трех, потом я опомнился, завязал и начал стремиться к тому, чтобы поступить семинарию, Духовную Академию. Мама меня очень сильно поддерживала в такие моменты, и я искренно очень старался поступить, я тренировал свой ум, читая разного рода духовную литературу. Я сутки проводил в работе, созерцая и стремясь обоготиться и очиститься внутреннее. И тогда, когда я работал,я чувствовал временами, как буд-то снова слышал звук, звук часов моего детства.

Меня приняли в семинарию, но не сразу. Первые два экзамена меня валили, а на третий приняли. Мама узнав эту новость очень обрадовалась, она скакала по комнате, трясся пригласительный листок. Я же находился в оцепенении.Я был удивлен.

Я был рад, конечно же.но не мог не как показать внешне свое внутреннее торжество. Просто, мне показалось, на этот миг, когда объявили о том, что я поступил, самое настоящее счастья, я боялся потерять этот миг, волна накрыла меня с головой,и я под ней не мог пошевелится. Я только остро чувствовал, вот сейчас моя жизни примет координально другое русло, и вместе с этим боялся, этой координальности. Я был счастлив и напуган в тот миг, когда мои труды принесли плоды, и я понял что означали эти звуки часов, как буд-то понял, я подумал: что эти звуки и были той самой загадочной, и не кому до конца непонятной верой, ни в коем случае не уверенностью в себя. Да и верой, не совсем, или же вообще со всем себя, а во что-то большее. Но это было не долго. На всякие часы веры приходят часы уныния. Но об этом я уже говорить не буду, так как, больше не вижу смысла в разговоре. Я поступил и закончил с отличием семинарию, и ушел в Омский монастырь. Там я дал обед молчания.

Мат

Мат в старших классах стал чем-то ни то что обыденным, ни то что естественным, но скорее вошел в систему обучения, так же как и высшая, математика или химия. Матерились все и юноши и девушки и профессора. Матерились учебники, тетрадки, карандаши. Матерился портрет Пушкина на классной стене.

… Было Христово воскресенье, и я вместе со всем классом пошел в церковь. Утро стояло знойное. Неторопливо шла электричка. Марь Ивановна села рядом со мной, шепнула на ушко. «Причащаться, будешь?»Я отрицательно закачал головой. «Чего?» « Не готов» Марь Ивановна понимающе кивнула, сделала вид что задумалась о чем-то важном, запустив бессмысленный взгляд в окно, насупилась и зевнула. На второй станции ко мне подсел мужик с авоськой полной дачных плодов, такой уже в возрасте дедок. На третьей станции мы приехали в Храм.

Около храма стояли нищие и просили падания. Мы сбросили с человека по рубль в деревянный ящик слепого, сняли шапки, покрестились и вошли в собор. Наш класс не отличался религиозным духом, мы были простыми юнцами, сосущими в тайне от предков спирт по гаражам, играющие подвальный рок и мечтающими подсознательно о чистой взаимной любви к Родине. Мы не были ни патриотами, ни диссидентами, мы были молодыми людьми, и мы любили жизнь, и жили только для себя. «Поколение эгоистов» – так ворчали старики, и были поверхностно правы.

Поверхностно, потому что мы любили лишь себя, но так же отрицали себя, и не только себя, а все вокруг, и нам казалось что это независимость.

… Наш класс не отличался особым религиозным духом, но государство нуждалось в Боге, и мы не могли ему отказать, хотя бы из-за спортивного интереса, постичь непостижимое, «объять необъятное». Нам дали сверху задачку и мы ее решали, хоть по минимум, то есть ездили каждое воскресенье ближайшее от школы церковь и причащались. Мы не понимали службы: но мы блаженно закрывали глаза, открывали, закрывали рты, и представляли Его большого белого мудрого Всемогущего, восседающего на вершине какого-нибудь условного эвереста, с головой дурманом. В нашем представлении Бог был этакой индийской чайкой в сувенирной лавке, запертой в свою оболочку, в форму. Иными словами изреченная религия- убийство Бога.

И вот тут я совершенно осознанно возвращаюсь к сальным словам. Дело в том, что бы изречь, выразить любую условную мысль, перевести ее на общедоступный массовый язык, нужна энергия Ра, и харизма Иисуса, нужен навык упрощать форму усложняя содержание, слово должно умереть, реинкарнироваться из воробья, в пластилин. И тогда можно строить все. Можно стать всеми, но только ни самим собой, потому что «я» это всего лишь самоопределение, условность. И вот тут чтобы отсечь отразить все лишнее и помогает мат.

Маты- слова сорняки, мешающие прорасти полезным плодам на огороде изречености, это бесспорно, но в моем становлении как личность, матерное слово повлияло огромное влияние, и открыло для меня такую силу и властности, в отсечении всего лишнего от моего Я.

"2019 год."

Девочка ангел

Андрей включил компьютер, зашел привычным движением руки вконтакте попал на страницу какой-то девочки. Вначале, по фотографии на лице страницы, то есть аватарки она показалась ему совершенно обыкновенной, но потом присмотревшись он увидел за ее спиной как бы сияние, как бы свечение, и присмотревшись он увидел самые настоящие ангельские крылья, вначале они были не большие, еле заметные, но по мере того как он смотрел крылья все росли и росли, и в конце концов уже скрывали всю спину девушки.

Андрей был в шоке. Сглотнув он начал шарить по странице. Стена ангела была заурядной, таких вконтакте миллиарды. Поняв, что тут ничего интересного не найдешь, Андрей нервным почерком записал номер висевшим на странице.

На другой день, нервничая он набрал номер. В трубке послышался медовый сладострастный голос.

– Алло. -Андрей растерялся. Он совершенно не знал что говорить. Наконец- помедлив он выдавил – Здравствуйте. Я наткнулся на вашу страницу вконтакте, оттуда взял и номер. Вы такая красивая. У Вас такие крылья. Они настоящие?