Глава XIII ЭСКАДРА

— Дорогой Кержан, объясните мне, пожалуйста, — если вам удалось понять это — порядок чиноначалия в правительстве Индии. Несмотря на все усилия, я не могу разобраться в нем. Только и слышишь, что субобы, набобы, падишахи, раджи да магараджи… Значит, всякий в этой прекрасной стране — царь?

Этот вопрос задал Бюсси своему другу Кержану, сидя в изящной коляске, которая мчала их на «Королевский Бег» — модное гулянье.

— Я горжусь, что могу ответить вам, — сказал Кержан. — Как прикажете начать: сверху или снизу?

— Мне кажется, что логичнее начать сверху!

— Будь по-вашему! Только неизвестно хорошенько, что в данном случае важнее — верх или низ. Ну так вот: прежде всего существует падишах, или Великий Могол, которого мы называем императором. Это, так сказать, монарх Индии, верховный судья, царь царей. Все от него исходит и к нему возвращается. Его резиденция там, у черта на куличках, в Дели, великолепном, но наполовину разрушенном городе. Теперешний Великий Могол называется Ахмед-Шах. Двор его — место козней и заговоров; он держится за свой престол, который многие оспаривают, не считая маратов и других.

— Я понимаю, что такое Великий Могол, — сказал Бюсси. — Это — гвоздь всего, вершина довольно зыбкой пирамиды.

— Вот именно. Но один человек не может управлять такой непокорной и обширной страной, почти в половину Европы. Поэтому-то она разделена на субобства, или губернии, управляемые субодарами, которых мы для краткости называем субобами.

— Теперь я вникаю: губернии оказались, в свою очередь, тоже очень большими; и их разделили на провинции, отчего и появились набоб.

— Точно так. Субобы и набобы, прежде простые офицеры Великого Могола, стряхнули с себя, насколько возможно, его иго и стали настоящими королями, имеющими свой диван, визирей, армию и казну. Политика, в сущности, самая простая — собирать налоги. Набоб обворовывает субоба, который обкрадывает императора. Последний часто прибегает к войне, чтоб получить деньги.

— По-видимому, по части заговоров и козней дворы набобов и субобов не уступают двору в Дели.

— Вы не можете себе представить, что это за плуты, — сказал Кержан, смеясь. — Они проводят время в том, что режут друг друга.

— Но какое место занимают индусские принцы на этой шахматной доске? Это меня интересует больше всего.

— Ах, сейчас: видите ли, победителей меньше, чем побежденных, приблизительно один на десять; и они не могут занять всей страны. Как вам известно, до завоевания Индия была разделена на множество больших и маленьких царств. Мусульмане оставили те, которые согласились быть данниками Великого Могола и признать его владычество. Если цари хорошо платили, что всегда стояло на первом плане, то им предоставляли царствовать, как им заблагорассудится, в их государствах, иногда равнявшихся величиною Франции, иногда состоявших только из одного города. Отсюда произошли раджи и магараджи: цари и царьки.

— Благодарю, — сказал Бюсси. — До сих пор я знал только сказочный и священный Индостан, поэзия которого привела меня в такой восторг; и я думал, что найду все в таком же виде.

— Я не такой поэт, как вы, — сказал Кержан. — Я разделяют мнение Великого Могола: дань — прежде всего. И я думаю нажить себе хорошее состояние в этой чудесной стране. Однако, благодаря вашему уроку истории, я совершенно забываю смотреть на прекрасных дам.

«Королевский Бег» был расположен вдоль вала, на взморье. Здесь встречалось все высшее общество, и трудно было представить себе более великолепную прогулку. Сюда съезжались, когда солнце садилось за город и роскошная зелень садов, аллей, огромные пальмы, возвышавшиеся над стенами, кокосовые деревья, прекраснее, чем где-либо, освещенные сзади, ярко и свежо вырисовывались на темно-синем небе, производя неподражаемый эффект. По другую сторону тянулся лазоревый океан, а на взморье, которое казалось усыпанным золотым песком, беспрерывно лился каскад серебристых волн.

Коляски двигались в двух направлениях под прекрасными деревьями. Дамы в легких туалетах томно лежали в своих прелестных позолоченных или раскрашенных колясках с индусскими кучерами в белых одеждах. Попадались также носилки и паланкины, которые составляли другую линию, рядом с пешеходами; много индусских всадников, на изящных лошадях в блестящей сбруе, проносилось галопом в развевающейся белой одежде. Ниже, на самом берегу, двигалась толпа черных туземцев, матросов и разных чиновников, которые занимались нагрузкой, выгрузкой, переноской и записыванием товаров. Это было движение, лихорадочное оживление, суматоха цветущего торгового порта. Там и сям среди кишащих людей возвышались огромные фигуры рабочих слонов.

Море было покрыто судами, которые сновали взад и вперед; а дальше, на рейде, виднелось несколько кораблей, тонкие снасти которых вырисовывались на небе в виде кружев.

Теперь Кержан называл имена всех встречавшихся женщин, рассказывая о них множество анекдотов, которые Бюсси почти не слушал.

Вдруг вдали раздались восторженные крики и стали быстро приближаться. Все встали в экипажах; и между двух шпалер, образовавшихся по правую и левую сторону, быстрой рысью пронесся эскадрон гвардии, сопровождавший коляску губернатора. Она быстро приближалась, блестя позолотой, запряженная четверкой лошадей, убранных пурпурными тканями и золотом. На ее пути проносился как бы ураган криков: «Да здравствует наш великий губернатор! Да здравствует победитель набоба!» Дамы бросали цветы под ноги лошадям.

Дюплэ раскланивался с достоинством. Рядом с ним сидела бегума, а напротив — Шоншон. Она сидела выпрямившись и бледная от волнения. За коляской следовали двенадцать уланов со знаменами.

На возвратном пути молодые офицеры проехали городом, чтобы сократить путь; и Бюсси все еще с любопытством рассматривал этот город, с которым он уже начинал сродняться. Вдоль широких и прямых улиц стояли маленькие домики с хорошенькими палисадниками. Домики все еще были убраны флагами по случаю победы Дюплэ над армией набоба, которую жители не переставали праздновать.

Поднялся морской ветер, и народ во множестве высыпал на улицу. Простонародье, в белоснежных балахонах, которые отлично оттеняли темный цвет его кожи и голых ног, осаждало продавца жареной рыбы; и кипящий жир наполнял воздух едким запахом. Гуляющие, в богатых туалетах, толпились около торговки плодами, которая сидела на корточках между двух душистых пирамид своего товара, или останавливались подле продавцов прохладительных напитков. На верандах, среди цветов, сидели на коврах богатые индусы и спокойно смотрели на все это оживление, лениво покуривая гуку. Из кофеен, закрытых только занавесками, неслись звуки песен и музыки, прерываемые перемежающимся звоном колоколов, благовестившим к вечерне в церкви капуцинов. Видно было, как священники торопливо взбирались по ступенькам портала; дальше, из пагоды с пирамидальной крышей, вышла толпа баядерок под черными газовыми покрывалами, усыпанными золотыми блестками. Потом наши приятели поехали вдоль высокой, глухой стены ослепительной белизны, в которой были только одни величественные, сводчатые ворота, выложенные внутри цветными изразцами.

— Это дворец принца Салабет-Синга, — сказал Кержан.

Бюсси долго оглядывался назад. С обширной площади, куда они выехали, видна была башня с часами, которая стояла среди красивого сада, устроенного на возвышенности. Она была обнесена зубчатой решеткой, которая прерывалась широкими лестницами, украшенными индусскими статуями, изображавшими огромных двуглавых попугаев.

В то время как Бюсси любовался ваянием одной древней каменной колонны, с моря раздался пушечный выстрел и заставил вздрогнуть обоих друзей.

Кержан остановил экипаж.

— Это салют корабля, который идет из Франции, — сказал он.

С этой площади открывался вид на море. Они действительно увидали корабль, который только что бросил якорь на рейде. Спущенная на воду шлюпка, со множеством гребцов, была уже недалеко от берега.

— Как они спешат! — сказал Кержан. — Они, наверное, везут важные новости. Отправимся прямо во дворец губернатора: там мы узнаем их скорее.

Они быстро помчались и, проскакав канал, разделявший белый город от черного, ехали некоторое время среди индусских хижин, по великолепным кокосовым аллеям, затем через ворота Вильпур выехали из города и достигли местопребывания Дюплэ.

Новости из Франции были, действительно, важны, даже ужасны. Губернатора Индии извещали, что Англия решила предпринять нешуточный поход против Пондишери: она отправила восемь военных кораблей и одиннадцать перевозочных судов с войсками, под предводительством адмирала Боскауэна.

Опасность надвигалась вслед за известием; нельзя было терять ни минуты. Дюплэ был сражен.

Это уже была не борьба, хотя и неравная, но в которой надеялись одержать победу и которой раньше опасались. Приходилось стать лицом к лицу с силами, превосходящими все, что до тех пор появлялось в Индийском океане. А что посылали губернатору, чтобы противостоять врагу, чтобы поддерживать честь нации?.. Деньги, войска, боевые запасы? Нет, ему просто-напросто давали чуть ли не смешной совет — твердо держаться!

Одну минуту Дюплэ, сраженный ужасным ударом, невольно вспомнил великие разгромы древности.

Но он быстро поднял голову, успокоил смятение вокруг себя и поклялся защищать своими слабыми силами до последнего издыхания этот доверенный ему город, который под сенью французского знамени составлял как бы клочок отечества.

Тогда, со своей обычной энергией, не теряя ни минуты, он принялся готовиться к защите; он наблюдал за всем сам, вселял во всех доверие и мужество.

Благодаря его литейным заводам, которые работали без устали, у него была очень сильная артиллерия; и он мог вооружить вокруг города массу редутов и почти готовых окопов, которые доставят много хлопот осаждающим, принудив врага брать их шаг за шагом, прежде чем ему удастся напасть на самый город. Успокоенный, готовый на все, Дюплэ ждал событий.

Загрузка...