Завтра 3.0. Трансакционные издержки и экономика совместного использования

1

«Трансакционным издержкам» посвящена обширная литература. Ключевой научный вклад в их понимание внесли Рональд Коуз (Coase, 1937; 1960; Коуз, 2007а; 2007б), Гарольд Демсец (Demsetz, 1966; 1969), Дуглас Норт (North, 1981; 1990; Норт, 1997) и Оливер Уильямсон (Williamson, 1975; 1985; Уильямсон, 1996). Особенно важной (и недооцененной) я считаю статью Дэниела Грэхема, Эдварда Джейкобсона и Роя Вайнтрауба, в которой признается условная оптимальность равновесия при наличии трансакционных издержек (Graham et al., 1972).

2

«Ученый по своему уму и способностям и наполовину не отличается так от уличного носильщика, как дворовая собака от гончей или гончая от болонки, или последняя от овчарки. Однако сила дворовой собаки ни в малейшей степени не дополняется ни быстротой гончей, ни понятливостью болонки, ни послушанием овчарки. Все эти различные способности и свойства, ввиду отсутствия способности или склонности к обмену и торгу, не могут быть использованы в общих целях и ни в какой мере не содействуют лучшему приспособлению и удобствам всего вида. Каждое животное, вынужденное заботиться о себе, защищать себя отдельно и независимо от других, не получает решительно никакой выгоды от разнообразных способностей, которыми природа наделила подобных ему животных. Напротив, среди людей самые несходные дарования полезны одно другому; различные их продукты благодаря склонности к торгу и обмену собираются как бы в одну общую массу, из которой каждый человек может купить себе любое количество произведений других людей, в которых он нуждается» (Smith, 1981, p. 14; Смит, 2007, с. 78).

3

Огнедышащий крылатый дракон из повести Дж. Р.Р. Толкина «Хоббит, или Туда и обратно», в пещере которого хранились сокровища гномов Одинокой горы. – Примеч. пер.

4

Разница между «предельными» и «средними» издержками имеет важные следствия. Если вы вдруг соберетесь зимой в январе побывать в одном из курортных городков Новой Англии и зайдете днем около половины первого в ресторан, то непременно заметите, что оказались единственным его посетителем. Возможно, вы зададитесь вопросом: «Почему они открыты даже в мертвый сезон?» Ответ заключается в том, что ресторан несет довольно крупные постоянные издержки, такие как арендная плата и коммунальные платежи (им приходится платить за отопление, иначе замерзнут трубы!). Владельцы ресторана несут эти расходы независимо от того, обслуживает их заведение клиентов или нет. Предельные издержки, издержки коммерческого запуска – это расходы на закупку продуктов, заработную плату повара и обслуживающего персонала, а также на электричество для наружной вывески «Открыто». Если ресторан способен покрывать предельные издержки и пусть даже небольшую часть средних издержек, он будет в выигрыше. Они не зарабатывают, но теряют меньше денег, чем в случае закрытия заведения. На аналогичном принципе построена работа Uber: до тех пор пока водители, благодаря коммерческим перевозкам, покрывают свои предельные издержки, необязательно устанавливать для пассажиров такой тариф, который целиком покрывал бы полную плату за пользование автомобилем. Поэтому Джереми Рифкина так волнует судьба традиционных моделей капиталистических рынков: переживут ли они переход к ценообразованию на основе предельных издержек или им на смену придут какие-то другие формы «совместного использования» (Rifkin, 2014).

5

Аристотель подробно излагает свою точку зрения: «В первой общине, то есть в семье, не было явно никакой надобности в обмене; он сделался необходимым, когда общение стало обнимать уже большее количество членов. В самом деле, в первоначальной семье все было общим; разделившись, стали нуждаться во многом из того, что принадлежало другим, и неизбежно приходилось прибегать к обмену. Такой способ обмена еще и в настоящее время практикуется у многих варварских народов. Они обмениваются между собой только предметами необходимыми и больше ничем; например, они обменивают вино на хлеб и наоборот. Когда понадобилась чужая помощь для ввоза недостающего и вывоза излишков, неизбежно стала ощущаться потребность в монете, так как далеко не каждый предмет первой необходимости можно было легко перевозить. Ввиду этого пришли к соглашению давать и получать при взаимном обмене нечто такое, что, представляя само по себе ценность, было бы вместе с тем вполне сподручно в житейском обиходе, например, железо, серебро или нечто иное; сначала простым измерением и взвешиванием определяли ценность таких предметов, а в конце концов, чтобы освободиться от их измерения, стали отмечать их чеканом, служившим показателем их стоимости» (Aristotle, Politics, book I, sect. 1257a; Аристотель, 1983, с. 389; курсив мой. – М. М.).

6

История денег и представлений об использовании абстрактной ценности векселей, выпущенных частными субъектами хозяйствования (которые могут, но не обязательно должны быть банками), очень интересно и подробно излагается в статье Джорджа Селджина и Лоуренса Уайта (Selgin, White, 1994).

7

Вспомним об «обстоятельствах времени и места» Хайека (Hayek, 1945, p. 520; Хайек, 2011, с. 67).

8

Возможно, оценка «сотни тысяч» слишком консервативна. Да и последствия революции в прядении и ткачестве имели более сложный характер. См. об этом книгу Эммы Гриффин, особенно первую и вторую главы (Griffin, 2014).

9

Это справедливо даже в отношении беднейших членов общества. Первоначально крайне дорогие инновационные товары быстро становятся массовыми, и их цена снижается на 90 % и более. В текущих ценах первые «домашние» компьютеры стоили около 30 тыс. долл. С момента первого появления в продаже проигрыватели цифровых видеодисков и телевизоры с высокой четкостью изображения «упали» в цене в реальном выражении более чем на 90 %. Не говоря уже о том, что тридцать лет назад не было ни смартфонов, ни социальных сетей. Конечно, не все продукты, предназначенные для продажи, «делают это». Первые образцы Google Glass (гарнитура для смартфонов, которая крепится на голову, с прозрачным экраном и видеокамерой) были очень дорогими (1,5 тыс. долл.), и эта гарнитура никогда не производилась серийно. Один из первых карманных персональных компьютеров Newton от Apple в текущих ценах стоил 2 тыс. долл. и был снят с производства, потому что никто не хотел платить за него такую высокую цену. В то же время цена на цифровые проигрыватели упала с более чем 500 долл. (в текущих ценах) за MPMan F10 до менее чем 50 долл. за продукт с существенно более высокой (более чем в 1000 раз) емкостью запоминающего устройства. (В MPMan F10 объем запоминающего устройства составлял 32 мегабайта – достаточно для того, чтобы вместить десять обычных песен или музыкальный альбом, если кто-то еще помнит, что такое альбом.)

10

Роджер Кларке показывает, что эти слова или скрывающееся за ними чувство были известны с глубокой древности (Clarke, 1999). Однако начало современного их использования в контексте программного обеспечения и широкого распространения информации обычно относят к 1984 г., когда состоялась беседа Стюарта Брэнда и Стива Возняка:

«Брэнд: Я думаю, мы можем обсудить пару любопытных парадоксов. ‹…› С одной стороны, информация хочет быть дорогой, потому что она высоко ценится. Нужная информация, полученная в нужном месте, способна изменить вашу жизнь. С другой стороны, информация хочет быть бесплатной, потому что со временем расходы на ее получение становятся все меньше и меньше. Таким образом, эти два желания ведут непрерывную борьбу друг с другом.

Возняк: Бесплатной должна быть информация, но не ваше время.

Брэнд: Но тогда в какой момент разработки ваше время вознаграждается так хорошо, что это становится странным, или вознаграждается настолько недостаточно, что это странно? Там есть проблемы с рынком».

Цит. по публикации Стюарта Брэнда и Мэтта Геррона (Brand, Herron, 1985).

11

Более подробно об этих различиях см. у Роджера Кларке (Clarke, 1999).

12

Ясно видел эту проблему и Дэвид Юм: «Но для образования общества требуется не только, чтобы это было выгодно, но и чтобы люди познали эту выгоду; однако, находясь в диком, нецивилизованном состоянии, люди никак не могут достигнуть такого познания при помощи одного лишь размышления и соображения» (Hume, 2004; Юм, 1996, с. 526).

Никто не может знать, какие из инноваций окажутся полезными ни в первоначальной, ни в последующих формах. Предложения об экспериментальной, осуществляемой методом проб и ошибок проверке инноваций, направленных на снижение трансакционных издержек и предусматривающих использование информации из открытого источника, как раз и относятся к тем, полезность которых невозможно предсказать «при помощи одного лишь размышления и соображения».

13

Чтобы источник был признан «открытым», он должен соответствовать большему количеству технических требований. См.: (Open Source Initiative, n. d.). Важно отметить, что речь идет об исходном коде, а не только о компилируемых программах.

14

Израэль Кирцнер пишет: «Для применения прибыльных методов производства с использованием капитала и накопления сбережений, необходимых для его приобретения, недостаточно будет технической доступности самих этих методов. Они лишь создают условия для межвременного обмена, который, быть может, никогда не будет использован, если никто не знает ни о нем, ни об условиях. Если в отдельно взятый момент времени такая возможность остается неиспользованной, возникают условия для получения предпринимательской прибыли. Предприниматель сможет заимствовать капитал, приобретать ресурсы и производить продукцию по рыночной стоимости, которая будет более чем окупать инвестиции капиталиста и приносить проценты, позволяющие убедить его в необходимости затрат на основные фонды» (Kirzner, 1971; курсив мой. – М. М.).

15

Отметим, что как «посредник» Uber может проверять предпочтения и предубеждения своих клиентов, даже если эти предпочтения не являются этически оправданными. В одном из недавних исследований изучались данные о поисках потенциальными пассажирами подходящих автомобилей (Ge et al., 2016). Как обнаружили исследователи, люди с именами, звучавшими как афроамериканские, гораздо чаще сталкивались с отменой поездок, независимо от того, были они водителями (узнав имя водителя, пассажиры отменяли поездки) или пассажирами (узнав имя пассажира, водитель отменял поездку). Мне могут возразить, что аналогичное поведение часто встречается в такси (см., например: (Ayres et al., 2006)), с той лишь разницей, что выбор предопределяется на расовой принадлежностью пассажира (или водителя) или районом, в который направляется такси. Но факт остается фактом: водители и пассажиры компаний Uber и Lyft являются проводниками этически оправданных или не имеющих оправдания предпочтений соединяемых друг с другом людей.

16

Нео: «Любовь – это… человеческая эмоция». Рама-Кандра: «Нет, это слово» (сцена из фильма «Матрица: Революция» (2003) режиссеров Ланы Вачовски и Лилли Вачовски).

17

Позже выяснится, что с точки зрения потребителя все издержки являются трансакционными. Но для нашего анализа мы принимаем определение, в соответствии с которым трансакционные издержки представляют собой разницу между производственными издержками изготовителя и совокупными издержками потребителя.

18

Вот что об этом пишет Марио Риццо:

«Когда говорят, что австрийская школа экономической теории – это экономика времени и неведения, имеют в виду, что она стремится преодолеть проблемы, возникающие в реальном времени в условиях полного неведения.

Эти проблемы не оказывают парализующего воздействия на индивидов, но люди не способны автоматически или полностью преодолевать их. Поведение, порожденное этим затруднительным положением, в котором обнаруживают себя люди, является источником рыночных феноменов и институтов. Оно также является источником пруденциальных ограничений для этих институтов. Люди – “пленники времени” (цит. по: (Shackle, 1970, p. 21)). С точки зрения австрийской школы это узилище действует не только как ограничение (имеются в виду аллокационные аспекты времени), но и как пространство приобретения опыта, порождая, таким образом, и ограничивая наши знания» (Rizzo, 1996, p. 2; курсив мой. – М. М.).

19

«Эти индивидуальные действия являются в действительности транс-акциями, а не индивидуальным поведением, и не “обменом” товаров. Именно смещение акцента с товаров и индивидов на трансакции и существующие правила коллективного действия характеризует переход от классической и гедонистической школ к институциональным школам экономического мышления. Признаком этого перехода является изменение базовой единицы экономического исследования. Экономисты-классики и гедонисты (неоклассики), с своими коммунистическими и анархистскими ответвлениями, основывали свои теории на отношениях человека с природой, а институционализм – на отношениях между людьми. Наименьшей единицей анализа для экономистов-классиков был товар, создаваемый трудом. Для гедонистов (неоклассиков) такой наименьшей единицей анализа был тот же или аналогичный товар, используемый конечными потребителями. Одни основываются на объективном, другие – на субъективном подходе к одному и тому же отношению между индивидуумом и силами природы. Результатом в обоих случаях стала материалистическая метафора автоматически устанавливаемого равновесия, по аналогии с океанскими волнами, как бы “ищущими своего уровня”.

В свою очередь, наименьшая единица для институционалиста – это единица деятельности, то есть трансакция и ее участники. Трансакции встают между трудом у экономистов-классиков и удовольствием экономистов-гедонистов (неоклассиков) просто потому, что именно общество контролирует доступ к силам природы, и трансакции являются не “обменом товарами”, а отчуждением и присвоением между индивидами прав собственности и свобод, создаваемых обществом, которые должны, следовательно, быть предметом переговоров между вовлеченными сторонами до того, как труд сможет что-то создать, потребители – потребить, а товары – быть обменены физически» (Commons, 1931, p. 653–654; Коммонс, 2012, с. 72).

20

Известно множество примеров действий, которые выглядят как «подарки»: цветы дарят свой нектар пчелам и другим опылителям; среди насекомых принято безвозмездно отдавать питательные «капсулы», содержащие в себе сперму. В то же время очевидно, что нектар является стимулом или подразумеваемым вознаграждением в обмен на услуги опыления. Если уж мы заговорили о насекомых, рассмотрим «подарок» в контексте: «У сверчков и зеленых кузнечиков довольно широкое распространение получило поведение, называемое “тремуляция”. Оно заключается в том, что перед спариванием самцы этих насекомых какое-то время вибрируют брюшком, что помогает самкам правильно ориентироваться. Самец не только предлагает самке капсулу со спермой (сперматофор), но и может “отблагодарить” ее “питательным подарком”, предназначенным для потребления во время спаривания. Во время спаривания ширококрылых древовидных сверчков, чтобы подготовиться к переносу сперматофора, самка “взбирается” (sic) на спину самца (это относится к большинству сверчков) и “лакомится” выделениями его спинных желез» (Song of Insects, 2017).

Все это звучит очень знакомо, не правда ли? Особенно если заменить «питательный подарок» на «коробку конфет». Но в действительности это ведь не подарок?

21

Некоторые ученые пошли еще дальше, утверждая, что кооперация и «взаимная помощь» образуют основу почти всех взаимоотношений в природе. По словам знаменитого анархиста Петра Кропоткина, поведенческие выгоды кооперации («взаимопомощи») настолько велики, что их использование в конечном итоге приведет к исчезновению необходимости в государстве. Будет достигнуто согласие, что кооперация всегда является наилучшим выбором, а выгоды обмана кратковременны и преходящи.

«Едва только мы начинаем изучать животных… как тотчас же замечаем, что хотя между различными видами, и в особенности между различными классами животных, ведется в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление, – в то же самое время в таких же или даже в еще больших размерах наблюдается взаимная поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, или, по крайней мере, к тому же сообществу. Общественность является таким же законом природы, как и взаимная борьба… [Кооперация] способствует развитию таких привычек и свойств, которые обеспечивают поддержание и дальнейшее развитие вида при наибольшем благосостоянии и наслаждении жизнью для каждой отдельной особи и в то же время при наименьшей бесполезной растрате ею энергии, сил» (Kropotkin, 1902, ch. 1; Кропоткин, 2007, с. 16–17).

22

Определение «добровольности» может представлять сложность. Один из способов решения проблемы состоит в выявлении условий, при которых обмен является действительно добровольным (Munger, 2011).

23

Хотя Юваль Ной Харари считает, что в некотором смысле пшеница одомашнила людей, а не наоборот:

«Давайте взглянем на аграрную революцию с точки зрения пшеницы. Десять тысяч лет назад это был всего лишь полевой злак, один из множества, ареал его распространения ограничивался небольшой территорией на Ближнем Востоке. Прошло всего несколько тысячелетий – и пшеница захватила весь мир. Если исходить из базовых критериев – выживание и репродукция, то пшеница окажется одним из самых успешных растений в истории Земли. В таких регионах, как Великие равнины Северной Америки, 10 тыс. лет назад не росло ни единого колоска, а сегодня многие сотни квадратных километров засеяны только пшеницей. Поля пшеницы покрывают около 22,5 млн квадратных километров земной поверхности – это в 10 раз больше территории Великобритании. Каким образом неприметное растение распространилось столь повсеместно?

Пшеница добилась своего, обманув беднягу сапиенса. Полуобезьяна жила себе счастливо, охотилась и собирала растительную пищу, но примерно 10 тыс. лет назад занялась культивированием пшеницы. Прошло едва ли два тысячелетия – и во многих уголках Земли люди с рассвета до заката лишь тем и занимались, что сажали пшеницу, ухаживали за пшеницей, собирали урожай.

Это нелегкая работа. Для земледелия требуются совместные усилия многих крестьян. Пшеница не растет посреди камней, так что сапиенсы, надрываясь, расчищали поля. Пшеница не любит делиться солнцем, водой и питательными веществами с другими растениями, так что мужчины и женщины день напролет под палящим солнцем выпалывали сорняки. Пшеница болеет – сапиенсам пришлось оберегать ее от вредителей, от фузариоза и прочих недугов. Пшеница не может защитить себя от животных, которые вздумают ее съесть, будь то кролики или саранча. Поэтому крестьянам приходилось строить заборы и охранять поля. Пшеница – водохлеб, и люди таскали воду из источников и ручьев, поливали свой будущий урожай. Чтобы утолить голод пшеницы, сапиенсы начали собирать экскременты животных и удобрять ими почву, на которой она росла.

Тело Homo sapiens не было предназначено для таких задач. Эволюция приспособила человека лазить на яблоню и гнаться за газелью, а не очищать поля от камней и таскать туда воду. Позвоночник, колени, шеи и стопы платили дорогой ценой. Исследования древних скелетов показали, что с возникновением сельского хозяйства появилось и множество болезней: смещение дисков, артрит, грыжа. К тому же сельскохозяйственные работы поглощали столько времени, что людям пришлось осесть, жить рядом со своими полями. Образ жизни радикально изменился. Нет, это не мы одомашнили пшеницу. Это она одомашнила нас. В слове “одомашнила” слышится корень “дом”. А кто живет в доме? Ведь не пшеница, а мы – Homo sapiens» (Harari, 2015, р. 80; Харари, 2016, с. 101–102).

24

Исследователи до сих пор не пришли к единому мнению о вероятной средней численности и значениях отклонений от нее первоначальных человеческих коллективов (первобытного человеческого стада). Одним из самых известных критериев является «число Данбара». На основе расчетов, учитывающих сложный характер взаимоотношений и способность коры головного мозга человека справляться с этой сложностью, британский ученый Робин Данбар пришел к выводу, что численность устойчивых человеческих групп составляет 100–230 человек (Dunbar, 1992). В то же время антропологи считают это число верхним пределом, включая родственные отношения. Согласно расчетам самого Данбара, более точная оценка размера устойчивой группы составляет примерно 50 человек. Исследователи попытались проверить или, возможно, подтвердить эти ограничения на размер устойчивой группы, используя данные о подписчиках пользователей Twitter (Gonçalves et al., 2011) и кланах в игре «World of Warcraft» (Ducheneaut et al., 2009). Поселения гуттеритов возникли в совершенно других условиях, но, как представляется, методом проб и ошибок более ста лет назад они пришли к собственному правилу о разделении своих членов. Когда численность группы достигает 125–150 человек, она делится пополам, и образуются две новые колонии (Ryan, 1977). По-видимому, это правило позволяет оптимизировать как максимальный размер группы (при его превышении совместное управление колонией становится слишком сложным), так и минимальную ее численность (для успешной деятельности колонии требуется не меньше 60–75 человек). В большей степени теоретическое исследование этого вопроса содержится в книге Малкольма Гладуэлла (Gladwell, 2000; Гладуэлл, 2012).

25

Мы должны быть осторожными и не допускать, чтобы в наше представление о племенах охотников и собирателей проникла идея о «благородном дикаре». Многие ученые все еще настаивают, что конфликты между племенами чаще всего влекли за собой только демонстрации угроз, а «перевороты» внутри групп происходили чаще, чем насильственное свержение власти, но, как считает Лоуренс Кили, некоторые соседние племена могли воевать друг с другом 60 % и более времени (Keeley, 1997). Кроме того, Кили утверждает, что в некоторых столкновениях потери убитыми и ранеными среди взрослых мужчин могли достигать 50 % и более. Другие ученые оспаривают эти цифры, но мы все понимаем, что получить достоверные данные о доисторических обществах очень трудно. О насилии в традиционных человеческих обществах и переходе к оседлому сельскому хозяйству см. в: (Barker, 2009; Braidwood, 1960; Diamond, 2013; Даймонд, 2016).

26

Юваль Харари идет еще дальше, называя переход от кочевой жизни к сельскохозяйственному укладу «величайшей в истории аферой»: «Аграрная революция отнюдь не стала началом новой, легкой жизни – древним земледельцам жилось куда труднее, а подчас и более голодно, чем собирателям. Охотники и собиратели вели более здоровый образ жизни, не так много трудились, находили себе более разнообразные и приятные занятия, реже страдали от голода и болезней. Благодаря аграрной революции общий объем потребляемой человечеством пищи, безусловно, увеличился, но больше еды – это вовсе не обязательно более полезная диета или больше досуга. Нет, в результате произошел демографический взрыв и возникла элита, но среднестатистический скотовод или земледелец работал больше, а питался хуже, чем среднестатистический охотник или собиратель. Аграрная революция – величайшая в истории афера» (Harari, 2015, р. 79; Харари, 2016, с. 100).

27

По словам Адама Смита, «разделение труда ограничивается размерами рынка» (Smith, 1981, р. 31; Смит, 1962, с. 30).

28

Впрочем, не следует воспринимать это утверждение буквально. Как считает Джеффри Хаммел, в некоторой степени объединению разрозненных групп могут способствовать чувство национальной идентичности или сплачивающая идеология (Hummel, 2001). Джеймс Скотт указывает, что некоторые группы готовы пойти на многое ради того, чтобы не допустить господства над собой других (Scott, 2010; Скотт, 2017). Однако если не принимать во внимание специфические идеологические или географические черты, в подавляющем большинстве случаев, по-видимому, выигрывают города, а впоследствии государства (Laet, 1994, р. 372–373).

29

С точки зрения увеличения численности населения история более сложна. Согласно выводам группы исследователей, приписываемый во многих случаях развитию оседлого сельского хозяйства и эпохе неолита прирост численности населения в действительности начался значительно раньше, еще во времена палеолита (по крайней мере 60 тыс. лет назад) (Aiméa et al., 2013). Но и в этом случае весьма вероятно, что переход к оседлому сельскому хозяйству был обусловлен ростом численности населения, а специализация, в свою очередь, способствовала развитию городов.

30

Дэвид Фридман не то в шутку, не то всерьез предлагает рассматривать в качестве решающего шага в развитии нашей цивилизации появление у людей их верных друзей – собак (Friedman, 2000, p. 118–119; Фридман, 2017, с. 206–208). Он утверждает, что приручение собак позволило снизить трансакционные издержки частной собственности, поскольку возникла возможность исключительного использования территорий. И до этого частная собственность была эффективным, выгодным для всех решением в случае, если все члены племени соблюдали обязательное к исполнению соглашение. Но обеспечение прав собственности в рассеянных по огромной территории плохо организованных группах требовало значительных ресурсов, куда больших, чем выгоды, проистекавшие из повышения эффективности системы прав собственности. Одомашнивание собак позволило добиться резкого снижения трансакционных издержек функционирования системы территориальной «собственности», так как друзья человека генетически «ручаются» за свои обязательства. Их чутье и слух невероятно хороши. Поэтому невозможным становится не только внезапный налет; очень дорого может обойтись простое нарушение границ. Собака не будет долго «думать», а бросится на злоумышленников, рискуя собой. Собака недостаточно умна, чтобы выполнять самые разные функции, но смелости ей не занимать. Фридман не ручается за достоверность этой истории, однако «si non è vero è ben trovato – может быть, это и неверно, но хорошо придумано».

31

Подробнее об этом см.: (North, 1981). Возможно, группа не «осознавала», что в условиях повторяющихся взаимодействий ночные набеги – плохая стратегия (и для самих разбойников). Традиция права собственности на имущество и уважение к собственности других, включая собственность и контроль со стороны государства или монарха, – один из возможных результатов. Норт не считает, что этот скачок происходил во всех обществах; скорее, имела место тенденция к более быстрому развитию и усилению военной мощи.

32

Однако запасы богатств, создававшиеся в оседлом сельском хозяйстве, могли привлечь внимание бродячих разбойников (Olson, 1982; 2000; Олсон, 2012; 2013; Olson, McGuire, 1996; Олсон, МакГуайр, 2010), что предполагает совсем другой подход к происхождению политической власти. За один день разбойники могли лишить земледельцев плодов многолетнего труда. Следовательно, честные труженики должны были выделять ресурсы на обеспечение безопасности своих владений. Однако они растрачивались впустую, поскольку расходы на защиту от разбойников не добавляли ни калорий, ни сколько-нибудь полезных продуктов; эти ресурсы позволяли лишь сохранить уже произведенные плоды земли и труда, а также сами ресурсы. Плата за защиту сельского хозяйства является своего рода трансакционными издержками: она не приносит никакой выгоды, но в случае, если верх возьмут разбойники, вы рискуете потерять все, что имели.

33

Об оседлом бандите см. также: (Skaperdas, 1992; 2001; Konrad, 2009; Kurrild-Klitgaard, Svendson, 2003).

34

Возможно, до этой трансформации общее распространение имели права на пользование охотничьей территорией и другими примитивными ресурсами, не создававшие сколько-нибудь заметных проблем с точки зрения эффективности. Локковское объяснение происхождения прав собственности основывается на совершенно разумной идее, что право (возможно, оно не является формально определенным или тем, которое можно было бы защитить) возникает в результате объединения труда и широкодоступного ресурса. В то же время более вероятно, что до тех пор, пока ресурс «высокого качества имелся в изобилии», права собственности оставались неоправданно дорогостоящим нововведением (Demsetz, 1967). Организация прав собственности с точки зрения интернализации внешних эффектов неэффективного чрезмерного использования начинает окупаться только тогда, когда ограниченность ресурса уже «кусается». В этом случае непосредственной причиной развития прав собственности и отхода от неформальных соглашений о совместном использовании был рост численности населения. Вследствие этого люди столкнулись с ограниченностью ресурсов, что вызвало переход к оседлому сельскому хозяйству и правам собственности. Теперь на одной и той же земле «теснилось» гораздо больше людей; неэффективность использования «общинных земель» (Hardin, 1968, p. 1243) означала, что те, кто отказывался от новшеств, обрекали себя либо на голодное существование, либо на насильственное уничтожение воинственными соседями, либо исчезали сами вследствие ухода и миграции общинников. Один из вариантов данного подхода представлен в книге Дугласа Норта, Джона Уоллиса и Барри Вайнгаста «Насилие и социальные порядки» (North, Wallis, Weingast, 2009; Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011).

35

Экономист Джон Хикс в своей «Теории экономической истории» подробно описывает, как эта система удивительно похожим образом и с удивительно небольшим количеством отличий на протяжении 3 тыс. лет функционировала в Европе, Японии, Китае и на Ближнем Востоке (Hicks, 1969; Хикс, 2003). Норт, Уоллис и Вайнгаст в книге «Насилие и социальные порядки» отмечают, что эта система продуцирует устойчивую, но проблемную обратную связь, которая закрепляет закрытый и эксклюзивный набор прав, ограничивающих совместное использование и обмен, но облегчающих специализацию (North, Wallis, Weingast, 2009; Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011).

36

Мы обязаны отдать должное Адаму Фергюсону, который писал: «Даже в так называемый просвещенный век каждый шаг и каждое движение множества людей совершаются с прежней слепотой относительно будущего; целые нации спотыкаются о те установления, которые представляют собой, несомненно, человеческое деяние, хотя и непреднамеренное» (Ferguson, 1996, p. 119; Фергюсон, 2000, с. 189).

37

Адам Смит, конечно, был знаком с памфлетом Анри Луи Дюамеля дю Монсо «Ремесло булавочника», который писал: «Низкая цена на булавки удивляет буквально всех; но вы будете просто изумлены, узнав, как много различных операций, большинство из которых являются весьма деликатными, необходимо для изготовления хорошей булавки. Сначала мы дадим краткое описание этих операций, чтобы пробудить у вас любопытство и желание узнать о них более подробно; это перечисление позволит нам узнать количество этапов, на которые будет разделяться эта работа… Первая операция заключается в получении калиброванной латунной проволоки, для чего используется волочильная доска» (Monceau, 1761, p. 41).

Высказывалось соображение, что Смит мог прочитать «разделение этой работы» («the division of this work») (как в книге дю Монсо) как «разделение труда по изготовлению булавок» («division of the work of pin-making»). Или нет. Это просто предположение.

38

Глубину понимания Адама Смита иллюстрирует его притча об «уличном носильщике и философе»: «Различные люди отличаются друг от друга своими естественными способностями гораздо меньше, чем мы предполагаем, и само различие способностей, которыми отличаются они в своем зрелом возрасте, во многих случаях является не столько причиной, сколько следствием разделения труда. Различие между самыми несхожими характерами, между ученым и простым уличным носильщиком, например, создается, по-видимому, не столько природой, сколько привычкой, практикой и воспитанием» (Smith, 1981, vol. 1, ch. 2; Смит, 2007, с. 78; курсив в оригинале. – М. М.).

39

Интересно, что способность заключать сделки и кооперироваться может проявлять себя и в области производства «общественных благ». Но, как заметил Тайлер Коуэн, эта способность также позволяет вступать в сговор и заключать соглашения об ограничении торговли (Cowen, 1999). Об этом же писал Адам Смит: «Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен» (Смит, 1962, с. 109; Smith, 1981, p. 148). По Смиту, воспрепятствовать стремлению к таким собраниям было бы трудно, но было бы неразумно пытаться снизить трансакционные издержки подобных соглашений посредством уменьшения трансакционных издержек встреч купцов или ремесленников. Смит имел в виду требование, в соответствии с которым члены гильдий или других групп хозяйственников должны встречаться для принятия стандартов или планов. Если при этом снижаются трансакционные издержки, то «планы» могут оказаться невыполненными.

40

Возможно и «происходит», но непосредственная этимология слова «саботаж» от «сабо» слишком сложна, чтобы поверить в нее. Во французском языке значение слова «sabot» ближе к «неловкости», «хорошо слышным шагам» или «неуклюжей ходьбе». Подробнее см.: .

41

Хорошо известен пример «шерстяной куртки», приведенный Адамом Смитом еще до начала промышленной революции, прекрасно иллюстрирующий дар его предвидения: «Присмотритесь к домашней обстановке большинства простых ремесленников или поденщиков в цивилизованной и богатеющей стране, и вы увидите, что невозможно даже перечислить количество людей, труд которых, хотя бы в малом размере, был затрачен на доставление всего необходимого им. Шерстяная куртка, например, которую носит поденный рабочий, как бы груба и проста она ни была, представляет собой продукт соединенного труда большого числа людей. Пастух, сортировщик, чесальщик шерсти, красильщик, прядильщик, ткач, ворсировщик, аппретурщик и многие другие – все должны соединить свои различные специальности, чтобы выработать даже такую грубую вещь. А кроме того, сколько купцов и грузчиков должно было быть занято для доставки материалов от одних работников к другим, живущим часто в весьма отдаленных частях страны! Сколько нужно было торговых сделок и водных перевозок, сколько, в частности, нужно было судостроителей, матросов, выделывателей парусов, канатов, чтобы доставить различные материалы, употребляемые красильщиком и нередко привозимые из самых отдаленных концов земли! А какой разнообразный труд необходим для того, чтобы изготовить инструменты для этих работников! Не говоря уже о таких сложных машинах, как судно, валяльная мельница и даже станок ткача, подумаем только, какой разнообразный труд необходим для того, чтобы изготовить весьма простой инструмент – ножницы, которыми пастух стрижет шерсть. Рудокоп, строитель печи для руды, дровосек, угольщик, доставляющий древесный уголь для плавильной печи, изготовитель кирпича, каменщик, рабочий при плавильной печи, строитель завода, кузнец, ножевщик – все они должны соединить свои усилия, чтобы изготовить ножницы» (Smith, 1981, p. 12–13; Смит, 2007, с. 74–75).

В продолжение своей мысли Смит допускает сравнение, которое кажется (и является) оскорбительным для ушей современного человека. Он сравнивает одежду, изготовленную на фабриках, с той, которую носят члены правящей семьи в обществе, не знающем разделения труда: «Без содействия и сотрудничества многих тысяч людей самый бедный обитатель цивилизованной страны не мог бы вести тот образ жизни, который он обычно ведет теперь и который мы неправильно считаем весьма простым и обыкновенным. Конечно, в сравнении с чрезвычайной роскошью богача его обстановка должна казаться крайне простой и обыкновенной, и тем не менее может оказаться, что обстановка европейского государя не всегда настолько превосходит обстановку трудолюбивого и бережливого крестьянина, насколько обстановка последнего превосходит обстановку многих африканских царьков, абсолютных владык жизни и свободы десятков тысяч нагих дикарей» (Smith, 1981, p. 14; Смит, 2007, с. 75). Это утверждение действительно является расистским, но мы должны понимать его в контексте. Согласно Смиту, вся разница предопределялась институтами. Изначально английский крестьянин ни в чем не превосходил «нагих дикарей». Но в Англии бедняк имел доступ к рыночным институтам и системе прав собственности, которые способствовали обмену и разделению труда. В принципе, этот успех должен был бы воспроизводиться повсеместно, и тогда важнейшей статьей экспорта были бы институты, а не шерстяные куртки. С точки зрения Смита, «богатеющим» и могущественным могло стать любое общество, использующее рынки для поощрения разделения труда.

42

Роберт Лукас, например, утверждает, что перемены, возможно, привели к небольшому снижению среднего уровня жизни, хотя увеличение численности населения и развитие производственного потенциала, позволявшего наращивать выпуск различных продуктов, означали, что плодами преобразований воспользовалось гораздо больше «живых» людей (Lucas, 2002; Лукас, 2013). Дело в том, что на первых порах положение отдельных людей ничуть не улучшилось, особенно если принять во внимание необходимость переезда в города и сопутствующее ему ухудшение здоровья и питания. Городское население было гораздо более специализированным, поскольку с точки зрения возможностей приобретения продуктов питания каждый горожанин полностью зависел от кого-то еще. Если в 1700 г. каждый сельскохозяйственный работник обеспечивал продуктами 1,82 человека, то к 1800 г. – 2,76 человека (Harris, 2003, p. 238).